Трое за МКАДом

Дядя Фёдор опустил тяжелые полиэтиленовые пакеты на пол. Придерживая подбородком батон хлеба, он разулся без помощи рук, проделывая почти акробатический трюк.
- Урааа! Дядя Фёдор приехал!
В прихожую вломились животные, скребя когтями линолеум, повиливая облезшими хвостами и зыркая голодными глазами на хозяина. Полосатый кот Матроскин, давно не охотящийся на мышей, атаковал пакет с яростью хищника и принялся изучать его содержимое. Более тактичный Шарик принюхался сухим носом, вычисляя среди покупок мясистую косточку.
- Замёрз как собака! - Дядя Фёдор отбросил зимний сапог на овечьем меху и ступил на пол дырявыми носками. Его пальцы окоченели, а всё тело покалывало от беспощадных московских холодов.
- Собаки не очень то и мёрзнут, - сделал заключение Матроскин, вытягивая веревку дешевых сосисок и закидывая на шею, словно бусы. – Ты у Шарика спроси, когда мы его в минус 25 на улицу выперли.
- Никто меня не выпирал, я сам ушел. Добровольно! - расстроено отгавкался Шарик, не унюхав косточки среди бесполезных продуктов питания. – В знак протеста против дискриминации собак в этом доме!
- В тебе Че Гевара пропадает, - остроумничал кот, разворачивая плёнку на сосиске, - твои таланты, да в правильных целях направить, а то совершенно никакой общественной пользы не приносишь, только лишай распространяешь.
- У меня нету лишая, - Шарик почесал задней лапой косматое ухо и сомкнув челюсти на пакете, утащил его на кухню.
- Хватит склоки разводить, скубётесь будто кот с собакой! – дядя Фёдор, как и всегда, пытался примирить своих сожителей.
В трёшке за Московской кольцевой автомобильной дорогой царили распри и скандалы. Выросшему, 32 летнему Дяде Фёдору жилось не так спокойно, как того требовала его интровертно-социофобная душа. Меланхоличный мужчина, проводил своё детство то в Простоквашино то в кресле психиатра, излечиваясь от «дромомании» - влечению к перемене мест и скитанию. Зато любовь к животным определила будущую профессию ветеринара, где контакты с социумом можно свести к минимуму. Сиди себе на кушетке, изучай пасть той-терьера или выясняй причину черепашьей икоты, главное – подальше от людей. Людей Федя на дух не переваривал, поэтому холостяковал в дружной компании кота Матроскина и кобеля Шарика. Женщин он не любил еще больше чем людей – болтливые и шумные, а еще лезут не в своё дело, галдят и пилят.
- Зачем тебе дядя Фёдор, баба? – часто размышлял Матроскин, проводя наманикюренными когтями по гитаре. – Баба, она же совсем не друг человека, она враг. Пользы никакой: мышей не ловит, дом не сторожит. Шарик и тот нужней, он хотя бы воров отпугивает.
- А я не бесполезный! – тявкает Шарик, вешая фотографии на бельевую верёвку. – Я фотограф и творческая личность.
- Вон, видишь, творческая личность! – повторяет Матроскин, - а баба? Она же не личность, а сплошная склочность!
Шарик не был столь категоричен к женщинам. Он, как истинный охотник, советовал дяде Фёдору изредка проводить разведку боем. Так сказать, тренировать инстинкты, не забывая о фотодоказательствах, которые пёс хранил на ноутбуке в папке «Бабы Дяди Федора 1.0.».
- Такую страну профукали!!!! Ироды!!! Сталина на вас нет!!! – раздавалось из соседней квартиры.
- Вторник. У Печкина «белочка», - вспомнил дядя Фёдор и прижался отмороженной щекой к батарее.
Развал совка поселил в душе Игоря Ивановича печаль, закрепив её алкоголизмом. Усатый почтальон ушел на пенсию и одновременно в запой, устраивая раз в неделю кордебалеты с тоской по СССР.
Как прожженный формалист, придерживающийся графика, усач напивался строго по вторникам. Причем не просто напивался, а с размахом, чтобы весь дом знал, какую великую страну спустили в клоаку. Остальные дни Печкин беспокойно лакал горькую, тихонько проклиная пиндосовских капиталистов.
На тревожный звонок соседей, к бушующему Печкину приезжала скорая помощь, колола успокоительное и просила не чинить беспорядков. Экс-почтальон засыпал, видя прекрасные коммунистические сны, в которых рассекает на велосипеде по Простоквашино.
На старости лет ему казалось, что говорящие кот и собака - плод больного воображения, навеянный жизнью в полупустой деревне. Подтверждая догадку Печкина, Шарик с Матроскиным перестали говорить, когда с ним случайно сталкивались в подъезде. Дядя Фёдор, то ли боясь, что его сожителей сдадут в лабораторию для опытов, то ли от личной неразговорчивости, вообще помалкивал на эту тему.
Пока Матроскин беспощадно расправлялся с сосисками, забывая снять целлофановую обертку, а Шарик грыз старую кость, завалявшуюся под столом, дядя Фёдор через батарею слушал ругань старого коммуниста.
В квартиру позвонили…
- Не открывай, дядя Фёдор, - мурлыкнул полосатый кот, держа в лапе сосисочную попку, - это котроллеры пришли, счётчик проверять. - Ну и пусть проверяют, - отмахнулся дядя Фёдор, засовывая ноги в обглоданные Шариком тапочки.
- Я на счётчик поставил устройство одно, ну в целях экономии. Придёт инспектор и оштрафует нас. И будем всей семьей, до весны «Вискас» есть, - изрёк домовитый Матроскин.
- Как же ты своей экономией достал. На свалку отправлю, будешь помойных котов жизни учить, - разозлился дядя Фёдор и зашаркал к двери.
На пороге оказался никакой не инспектор, а молоденькая девушка в белом медицинском халате.
- Лидочка, здравствуйте, - дядя Фёдор смастерил улыбку на лице и обвёл взглядом стройную фигурку.
Лидочка работала медсестрой в скорой помощи и часто выезжала к «белочному» Печкину. Вежливая милая девушка лет 25-ти одалживала у дяди Фёдора вату и спирт, дескать финансирование в скорой помощи плохое, приходится попрошайничать. Иногда, в знак благодарности, Лидочка измеряла холостяку давление, а порою, они пили чай и обсуждали ненавистных людей. Лидочка относилась к той редкой породе интровертов-социофобов, что оказалось точкой соприкосновения с дядей Фёдором.
- Опять он с этой драной кошкой мурлыкает, - злился запертый в зале Матроскин.
- Да кому он нужен, такой угрюмый и нелюдимый… а от неё биточками пахнет...на косточке, - принюхивался Шарик, просунув нос в дверную щель.
- Тебе лишь бы пожрать! Уведут у нас хозяина, точно уведут, - сокрушался Матроскин и принимался истошно мяукать, вцепляясь когтями в обивку дивана.
На этом, сеанс задушевного лепетания прекращался, дядя Фёдор отправлялся выяснять причину кошачьего бешенства, а Лидочка убегала по вызовам.
В этот раз на лице медсестры не было ироничной улыбки, она нахмуренно смотрела на мужчину, сжимая чемоданчик.
- Нужна ваша помощь, - осторожно попросила Лидочка, - Печкин ведёт себя агрессивно. Милиция явится к ночи, поэтому необходима сильная мужская рука.
Дядя Фёдор согласился, но не оттого что Лидочка – человек или женщина, а потому как хотелось спокойствия в радиусе ста метров.
В жилье Печкина пахло распадом СССР и молекул воздуха, в плохо проветриваемом помещении невидимыми призраками носился перегар, смешанный с затхлостью.
Старый алкоголик обнаружился на подоконнике, наряженный семейные трусы с рисунком американских долларов. Что подвигло совкового патриота на покупку подобного белья, дядя Фёдор не знал, но подумал про акт мести. В руках, словно рыцарь тамплиер, Печкин держал красный флаг с серпом и молотом, завывая в окно:
- Как можно продать советскую колбасу за биг-маки и фаст-фуды? А сгущенку за джемы и смузи! Потре****и! Капиталисты! Дирижеры хаоса! Продали главпочтамт госдепу, а вместе с ним и Родину!
Игорь Иванович кричал, его усы вздрагивали, а «уши» коричневой меховой шапки смешно расходились в стороны, сиротливо свешиваясь затертыми ниточками. В знак протеста, Печкин размахивал валенком на тощей волосатой ноге и вопил:
- Кроссовок и сникеров захотелось? А попробуйте пройтись по русской зиме в кедах! Потре****и!
Дядя Фёдор удивился подкованности Печкина, было видно – почтальон подошел к вопросу иностранной ненависти с глубиной, досконально изучив потребительскую корзину современного россиянина.
- Игорь Иванович, спуститесь к нам, мы укольчик успокоительный сделаем, - сюсюкала врачиха в кандибобере на редких крашеных волосах.
Печкин посмотрел на неё тем непонимающе-порицающим взглядом, коим демократы косятся на Ким-Чен-Ына, затаившего ядерную боеголовку в Северно-Корейских ангарах тоталитаризма.
- Фиг вам, а не укольчик, - Печкин показал «кандибоберу» пролетарский кукиш, - хотите меня обернуть в свою проклятую веру? Не бывать тому! Союз нерушимый республик свободных, сплотила навеки великая Русь! Да здравствует созданный волей народною, единый могучий Советский Союз…
- Печкин, прекратите, - Федя схватился за край бурого пальто, пытаясь стянуть почтальона с подоконника, - слезайте, все уже поняли, какую великую страну просрали!
- Партия Ленина, сила народная нас к торжеству коммунизма ведёт!!! – запевал Печкин, прижимая знамя к серой майке. – Уйдите! Оставьте наедине с горем. Не трогай меня, Федя, уйди, - Печкин брыкался ногой и не подпускал к себе дядю Фёдора.
Прошёл час. Почтальон не сдавал позиций и толкал пламенную речь о том, как хорошо было в Советском Союзе и как нынче отвратительно живётся. Усач не поддавался на уговоры врачевателей и дяди Фёдора, угрюмо оборонявшегося стулом.
В момент, когда казалось, победы не одержать, раздалось мяуканье и собачий лай, переходящий в человеческую речь.
- Совсем сдурел, алкоголик старый, я из-за тебя сосисой подавился! – Матроскин гневно потряс перед лицом Печкина когтистой лапой. – Ты так горланил, что я аж подпрыгнул, - кот начал шипеть, демонстрируя своё презрение.
- Товарищ Печкин, будьте другом собаки, - проговорил Шарик, присев перед подоконником. – Я свои работы не могу отфотошопить, на шум отвлекаюсь.
- Они говорят! Я так и знал! Я не сумасшедший… - заорал Печкин и грохнулся в обморок, присоединившись к Лиде и врачихе-кандибоберу.

***
- И привидится же такое, - Лидочка улыбнулась и приложила к шишке кусок льда.
- Они у меня очень человечные, - дядя Фёдор погладил Шарика за ухом и провёл рукой по шерстке Матроскина.
- Вы прямо трое за МКАДом, - улыбнулась Лидочка, охнув от боли в затылке, - а животные у вас хорошие, лучше, чем люди.
- Послушайте, Лида, мы ведь с вами толком и не пообщались, может, в театр сходим? Или по городу прогуляемся? – предложил дядя Фёдор, затыкая пасть Матроскину, желающиму выказать протест.
- С удовольствием, только пойдемте туда, где людей нет. Раздражают очень.
- Я же говорил, уведут нашего хозяина, а ты всё «кому он нужен, кому он нужен». Надо было не фотоаппаратом щелкать, а бдить, - возмутился кот, подняв голову. – Теперь поженятся, один лишний рот в доме. На такую сосис не напасёшься!
- Да что ты размявкался. Поженятся, я им фотосессию устрою на фоне Москвы-реки, - ответил Шарик, завиляв хвостом.
- Ой, они у вас действительно говорят…- удивилась Лидочка, держась за край табуретки, в страхе снова оказаться на полу.
- Угу, говорят, но лучше бы молчали!

КОНЕЦ

© Маргарита Волкова