Я служу в СС. Рассказ четвёртый. Обратная сторона

             Рассказ четвёртый. Обратная сторона медали.
    Всё-таки, работа с людьми – это счастье, когда они тебя понимают. Оборотной стороной медали являются девиантники. Их тоже немало. В весенний и осенний периоды, когда у них начинается обострение, мы морально готовы ко всему.
     И вот, погожим майским (апрельским, мартовским  – опять же, нужное подчеркнуть) днём уже в 10 утра к нам врывается в кабинет бывшая строительница светлого будущего. Остатки ярко красных волос взъерошены, а на лице явное желание поскандалить.
- Почему мне ничего не дали? – с налёту атакует она,- Всем каждый месяц чего-то дают, а мне ничего!
  Это она про продуктовые наборы, которыми занимаемся не мы, а коллеги из другого кабинета.
- А что Вам не дают? И что бы Вы хотели получить ? – вежливо интересуется наша заведующая отделением.
- Ничего мне от вас не надо! – тут же начинает орать вновь прибывшая, - да я умирать буду, а у вас куска хлеба не возьму!
В разговор вступает медсестра, любимица всех пенсионеров.
- Одну минуточку, извините , пожалуйста, если вам нужны продуктовые наборы, то Вам в 17 кабинет, мы этим не занимаемся. Пройдите, пожалуйста, туда. Там всё уладят.
       Бесконечные «Извините!» и «Пожалуйста!» не помогают.
Крашеная не слышит и продолжает бороться за свои права. Я в это время работаю за компьютером над сценарием, и судорожно затыкаю руками уши.
- Я на вас Путину жалобу напишу! Я в управу… я в депертамент! – доносятся истерические вопли аж до кабинета главной. Но главная занята важным делом: она тихо пьёт алкогольный коктейль, аж двухлитровую бутылочку, и осушить её - дело всего пары часов, а ещё целый рабочий день впереди!
     Вопли страдалицы в этот момент усиливаются, истерический невроз – это заболевание, которое сначала не замечаешь, потом начинаешь его любить и постепенно входишь во вкус. Упиваясь собой, крашеная дива уже голосит с переливами и хрипами, как волчица на охоте. Слова о том, что её вопрос не в нашей компетенции, и «дама, пройдите в другой кабинет» не действуют, она стоит напротив меня, медсестры и заведующей, а мы ждём, когда закончится первый акт спектакля, и начнётся второй. Клиент не заставляет себя ждать. Он дозрел.
    Вторая часть марлезонского балета: это уже не вопли с топотом ног и угрозами, а слёзы многострадальной русской женщины с полным жизнеописанием  и биографией. И вот мы слушаем страсти жития преподобной… имя рек, с ласковой участливой улыбкой, сочувственно кивая головой. Наконец в паузах, между всхлипываниями, мы умудряемся донести информацию про 17 кабинет, и начинается третье действие, только проходит оно уже по другому адресу.
    Дойдя до наших несчастных коллег, у которых дел по горло,  она снова истерит, но с вариациями.Ария «Да капо» с аллегро, анданте и снова аллегро доходит до финала. Выдав колоратурную каденцию на предельно высоких нотах, она заканчивает финальной репликой: "Всем на нас плевать! Я этого так не оставлю!"
      И противоречит самой себе: Если всем плевать, то кому тогда жаловаться? Всё равно ведь, наплевать! Так может, плюнуть и расслабиться самой? И не трепать нервы другим? Это не про нашего человека. Наш человек привык жить интересно, со страстями. По другому у него не получается.
   Другой, весьма полезный для науки случай: хмурым осенним днём к нам в кабинет входит  брутальный мужчина в кожаном черном пальто, изо рта запах перегара. Во всём его облике сквозит лёгкая немытость: денька эдак два или три, во всяком случае, запах нестиранных носков и пота проникает до конца коридора.   
- А вы знаете, - начинает он без всякого приветствия, - что сейчас все продукты есть невозможно? Я - консультант, я знаю, что говорю. Я могу у вас лекции по правильному питанию читать. Хотите?
   При этом у товарища абсолютно нереально узнать, какое у него образование, что он закончил, и на каких  основаниях он может читать лекции о питании. Эдакий самородок типа Малахов 2. Лицо «консультанта» напряжённо краснеет, шея надувается, а голос становится всё громче.
-Вот, в чёрном хлебе что находится? – вопрошает он,- А в нём, между прочим, клей! Казеин называется!
    Далее следует лекция по органической химии с открытиями, неизвестными науке.
-Я почти медик! – орёт возбуждённый мачо с трёхдневным ароматом, - Я сам себя сделал! Я себе все болезни вылечил!
«Жаль, что с помощью питания нельзя вылечить шизофрению!» - думаем мы, вежливо кивая этому гибриду Поля Брега с Менделеевым. Заведующая мягко закрывает тему, сославшись на заполненность плана и напряжённость графика. Кстати, надо отдать должное нашей заведующей отделением, она сидит на своём месте. Всегда приветлива, доброжелательна и умеет себя вести с посетителями. Только начальство это не ценит. Более того - всё, что можно на кого-то взвалить, взваливают на неё. И Тофиковна, как мы её ласково называем, беспрекословно везёт. Это её единственный недостаток. Человек она мягкий и добрый, чем многие нагло пользуются.
    Медсестра, Галочка Никишина, ей под стать. Красавица – блондинка с ангельским характером. Нет ни одного пенсионера мужского пола от шестидесяти до ста лет, который бы не окинул бы её мечтательным взглядом и не захотел скинуть годочков двадцать. Так что мы сидим втроём в кабинете, две Галочки и я, ваша покорная слуга. Время от времени к нам забегают работники кухни – Татьяна и Наталья, симпатичные крепко сбитые дамочки с хорошим чувством юмора и философским отношением к жизни, что при их работе неудивительно. Что они вынуждены выслушивать от неадекватных клиентов, которые приходят на бесплатные обеды – это стоит записывать и снимать триллер. Но, терпение, терпение!
    Терпение – это то, что обязан иметь сотрудник сферы, в которой мне приходится работать. К сожалению, я не обладаю моральной стойкостью Тофиковны и Галочки. Я от людей требую не только взаимной вежливости, но и отдачи в процессе занятий. Когда ко мне приходят заниматься в студию, я сразу же информирую недогадливых: «Музыка и театр не терпят халтуры, придётся работать. В этой связи, уважаемые граждане, если Вы пришли сюда для досуга – это не по адресу. На мне досуг заканчивается, и начинается учёба. И кропотливая работа».
      Закончив эту тираду, я вижу глаза моих «учеников». Они все улыбаются. Потому что, им это нравится. Потому что ко мне в основном приходят люди, привыкшие работать над собой. Бывшие руководители в самых разных областях, научные работники, иногда профессора – контингент, прямо скажу, непростой. Но, слава Богу, они видят во мне специалиста. А потому слушаются. И у них всё получается. Несмотря на то, что занятия периодически прерываются самым бесцеремонным образом. Об этом стоит рассказать поподробнее.
    Помимо скандальных девиантников, мешающих своими криками, к нам в репетиционный зал рвутся тихие шизофреники, чтобы посидеть и послушать, нервируя при этом тех, кто занимается.  Вывешивать табличку с надписью, что идёт репетиция или занятия и просьба не беспокоить, бесполезно. Её никто не читает. А прочитав, со скрипом открывают дверь и бормочут: «Я на минуточку!».
- Вам что- нибудь подсказать? – Я усиленно сохраняю вежливый тон.
- Да я.. – клиент мнётся и опускает глаза.
- Да, да! Я слушаю Вас! – пока я с ним трачу время, мои вокалисты терпеливо ждут.
- А Анна Петровна случайно не здесь? – наконец-то рожает милейшее существо, прекрасно видя, что Анны Петровны здесь нет, и не может быть по определению, потому что это зал, и в нём идут занятия. Наконец, один из моих подопечных не выдерживает.
- Вы на дверях объявление видели? У нас занятия, и входить нельзя. Вы нам мешаете!
Милейшее существо тут же истерически взвизгивает.
- Как Вы со мной разговариваете? Да я… Я на Вас в управу!... Жалобу!...
      Остатки крика уже тонут в коридоре, где страждущую душу успокаивают девочки из 17 кабинета. Радует только одно: жалоба в управу не возымеет никакого действия, поскольку мы подчиняемся не ей, а департаменту. Так что, в невежестве населения  сила государственных учреждений. Иногда это радует.
    В зале же ещё двадцать минут уходит на то, чтобы успокоить несчастного тенора, которому надоели все эти «визиты». Он нервный и не может заниматься в такой обстановке. Когда же, наконец, удаётся восстановить рабочий процесс, во время арии герцога из «Риголетто» Дж. Верди, перед взятием высокой ноты в финале, дверь распахивается и без стука влетает сотрудница из соседнего отдела с воплем: «Каринэ Андреевна! На совещание, к заведующей!».
     После того, как я с безумным лицом и тысячей извинений перед подопечными, бегу к главной, и, выяснив, что вопросы ,обсуждаемые сегодня к моей компетенции никак не относятся, но меня зачем – то позвали, имитирую кишечные колики и убегаю обратно в зал, потому что, говорить начальству: «Меня ждут люди!»  нет надобности.  Обычно на эту фразу ответ один: «Подождут!». Ибо нет ничего важнее для культорга, то есть для меня узнать о нынешней предвыборной политике и способов опроса населения, за кого они будут голосовать.
      Задыхаясь, я бегу на рабочее место в зал и занятия продолжаются. Начинаю работать с сопрано. У Риммочки, коренной Ленинградки, прекрасный слух и приятный голос. Но она сильно стесняется, и потому зажата. Усиленно пытаюсь её раскрепостить и вытащить из неё звук, который мне нужен. Начинает получаться. Приступаем к  работе над ньюансами в Аве Мария Шуберта. Показываю человеку, как надо брать ноту piano, то есть тихо. Римма собралась, она уже готова и дыхание её на опоре. Вдох!  И…
    В этот момент дверь снова с грохотом распахивается и в зал влетает социальный работник с сотовым телефоном, выдавая текст:« Блин, поговорить не дают! Я ж, на работе! … Да.. Сейчас можно, я перебралась, где спокойнее. Ну, и что он?»
     В зале воцаряется гробовая тишина. И становится ещё спокойнее. Тётка наслаждается своим голосом.
- Ха! …Ну ты даёшь!... Серьёзно?
      Я и пятеро моих учеников внимательно наблюдаем, что будет дальше. Та машет рукой назад.
- Закройте окно! Дует!
      Ворвавшись в зал, она решает свою личную жизнь и ей при этом дует. А пожилые уважаемые люди и педагог стоят и ждут. Я, не выдержав, рявкаю ей в лицо всё, что о ней думаю, добавив в конце, что врываться в зал во время занятий неприлично. И слышу ответ:
- Здесь не консерватория!
Тогда я ей добавляю: «Это Вы скажете людям, когда позовёте их голосовать!». Срабатывает. Тётка, возмущённая, что ей не дали поговорить, уходит. Они, видите ли, привыкли входить в зал и использовать его для телефонных переговоров. Социальный работник у нас вип персона. Они, не предупреждая, могут занять зал без спроса, когда там идёт репетиция согласно расписанию. На просьбу покинуть помещение ответят: А мы тут никому не мешаем!».
     Ещё один интересный вариант: как в комедии Рязанова «Служебный роман».  Во время театральной репетиции врывается завхоз с ремонтниками, и перекрывая фразы из пьесы Чехова, орёт: «Замерил? Ну и сколько? Два пятьдесят восемь? Так, теперь розетки считай! Сама не слепая, вижу, что пять штук! Отлично, шкафчик взяли и понесли!». Ремонтники делают своё дело, не обращая на нас никакого внимания. Мы им абсолютно не мешаем. Хорошо ещё, что не с дрелью или отбойным молотком.
      Я до сих пор не могу понять, как я ещё чему-то умудрялась научить людей. И вообще, борьба за репетиционное помещение – это моё перманентное состояние.  Зал вечно занят. Заниматься негде. А концерты и спектакли от меня требуют регулярно. Чтобы потом в департаменте отчитались за хорошо проделанную работу и получили свою зарплату с премией и надбавками. А мы потом получим своё: истрёпанные нервы, подорванное здоровье и трудовые копейки, чтобы расплачиваться за ЖКХ и покупать продукты.