Мемуары разведчика. Глава 39 - Новая реальность

"Тихим-тихим шагом в замедленном кино,
К нам приходит время в тёмное окно.
Царственно садится задницей на трон,
Пусть тебе приснится самый светлый сон.
А я оставляю себе право на страшные сны,
Право гореть от весны и к небу идти по золе.
Если ты сможешь, возьми, если боишься – убей,
Всё, что я взял от любви, право на то, что больней".
Группа «Агата Кристи».
                Я поселился в дивной долине моих детских грёз, вдали от городской суеты и ощущения бесполезности каждого прожитого дня. Жизнь моя была тиха и размеренна. Небольшой двухэтажный дом, построенный кем-то на окраине леса, был вполне ещё крепким и комфортным. Воду я брал в колодце расположенным рядом с домом, тут же стоял дровяной сарай полный берёзовых чурбаков. В доме было печное отопление, и даже камин в гостевой зале, как я называл большую комнату на первом этаже своего жилища. Вставал с первыми лучами солнца, когда над лесом ещё зависал плотной шапкой ночной туман, а трава была мокрой от росы, но ранние птахи уже «выбивали зарю», приветствуя восход светила. Для разминки колол дрова, стараясь расколоть чурбак с первого удара колуном на длинной рукоятке. Это была игра на точность глаза и координацию. Затем я отправлялся на пробежку в лес. Бег по пресечённой местности под кронами могучих деревьев, а временами через густой подлесок доставлял мне истинное наслаждение. Цель моего кросса находилась на опушке леса, где располагалось красивое озеро почти идеально круглой формы. Над водой, подобно густому пару, клубился туман, весь уже пронизанный солнечными лучами, он был похож на золотистое облако. Раздевшись, я нырял с берега прямо в туман. Почти без всплеска падая в тёплую как парное молоко воду, и плыл вразмашку навстречу солнцу, которое было обозначено в облаке тумана весёлым жёлтым глазом. Озеро было небольшое, но глубокое. Если верхний слой воды, прогретый солнечными лучами, расслаблял не хуже парной, то, нырнув можно было отлично взбодриться, ибо на глубине били родники и тело «скручивал» свирепый холод. Поныряв и поплавав в своё удовольствие, выбирался на берег, обсыхал под уже набравшими силу лучами утреннего солнца и, одевшись, не спеша, возвращался в свой дом. На веранде меня всегда поджидал накрытый стол. Горячий самовар, топлёное молоко в крынке, мёд в сотах и булочки с корицей, всё было незатейливо, но вызывало аппетит и радовало своим вкусом. После завтрака по винтовой лестнице с резными балясинами я поднимался на второй этаж в кабинет, открывал окно, впуская в комнату аромат свежего утра и радости бытия. Затем садился за письменный стол и работал над рукописью своего романа до полудня, поскольку был большим любителем эпистолярного жанра.
                В полдень я выбирался на пешую прогулку по дороге петляющей через холмы, поросшие разнотравьем. Или бродил по вересковой пустоши, слушая пение жаворонка звенящего где-то в заоблачной выси и бархатное гудение пчёл собирающих нектар с цветов. Слияние с природой, неспешные мысли, покой и умиротворённость. Под вечным синим небом, я занимался китайской гимнастикой цигун и медитацией. Вернувшись около трёх часов по полудни, заставал накрытый на двоих обеденный стол и Гостя, ожидающего моего появления в кресле на веранде. Это был неизменный распорядок моего существования, и он меня вполне устраивал. «Гости» бывали разные. Некоторых я знавал когда-то лично.
О ком-то лишь приходилось слышать. Ну а кто-то уже много лет как не значился в списках живущих, но здесь, в этом удивительном мире грёз, всё развивалось по своим особым законам мирозданья. Каждый раз, возвращаясь с прогулки, я мечтал застать на веранде её. Мы так скоропостижно расстались тогда в университетском саду города Кантриманаама. Она внезапно исчезла, как и тогда много лет назад в глубинах космоса, не оставив ни проблеска надежды на своё возвращение. Звездолет, на котором находилась Ульчида, пропал во временном тоннеле Вселенной на пути следования к бете Ориона. Всё это произошло около пятнадцати лет назад, когда мы были молоды и посещали университет, желая стать космопроходцами, покорителями звёздных трасс. С тех пор я стал гораздо старше, циничнее и злее. Жизнь на планете Земля избавила меня от восторженных приступов сантиментального романтизма. Я стал более расчётлив в своих поступках и сдержан в изъявлении чувств и желаний. Циник это усталый романтик с атрофированным жизнелюбием, взгляд которого всё более устремляется в прошлое, где, как он считает, остались лучшие годы его жизни.                                А ещё там осталась Ульчида, по-прежнему юная с копной светлых волос на голове и манящим взглядом миндалевидных глаз, от которого на сердце печать светлой радости воспоминаний в ожидании несбыточного счастья. Но девушка до сих пор не появлялась среди моих визитёров. Временами меня охватывало беспокойство, что я стал просто жертвой навязчивой идеи. Но тогда мне слышался вкрадчивый внутренний голос, который мягко убеждал меня, что всё идёт своим чередом и нужно лишь проявить немного терпения. Наконец, возвращаясь однажды с прогулки, я ощутил внутренний жар от предчувствия, что сегодняшним Гостем будет именно она - моя Ульчида. Это была не просто интуиция, но твёрдая уверенность в этом. Как ни странно, но чем ближе я подходил к веранде, тем более становился спокойным и даже флегматичным. «Анестезия эмоций, анестезия чувств» - подумалось мне. Всё уже перегорело. Слишком много лет прошло в погоне за призраком счастья, эмоции притупились, чувства поистрепались с годами,  усталое сердце поизносилось. «Укатала меня всё-таки эта планетка, подумал я о Земле. Стою на пороге встречи, о которой мечтал столько лет, а хочется развернуться и уйти восвояси. Ну, о чём мы с нею будем разговаривать? Вспоминать молодость мою, поскольку был уверен в том почему-то, что Ульчида ничуть не изменилась со времени нашего последнего свидания?» В смятении, охватившем меня, остановился я у крыльца своего дома и, подняв взгляд на окно веранды, встретился глазами с девушкой.                Она стояла и немного грустно смотрела на меня сквозь оконное стекло. Момент «смыться» по-тихому был упущен. Ульчида действительно оставалась такой как запомнилась мне когда-то, молодой и красивой девушкой. Как будто не существовало в её измерении последних пятнадцати лет, как будто этот срок сполна отмотал только я один.
"Низкий дом мой давно ссутулился, старый пёс мой давно издох", будто припомнилось что-то неуловимо позабытое, и словно лопнула струна на гитаре. Девушка вышла на крыльцо и прошептала почти без голоса, одними губами:
- Что с тобой, Родион? Ты совсем не рад меня видеть?
Я стоял как изваяние, как статуя Командора в склепе и видел, что глаза Ульчиды медленно наполнялись слезами. Тогда меня словно молнией прошило, вся моя защитная броня осыпалась как чешуя. Blackout! Выйдя из ступора, обнаружил себя на крыльце, обнимающим вздрагивающие от сдерживаемых рыданий плечи девушки. При этом я осторожно вытирал тыльной стороной ладони потоки слёз на лице возлюбленной и приговаривал:
- Не плачь, Ульчи. Прости меня, любимая. Мой дух помрачился от разлуки с тобой, а сердце превратилось в ледяную глыбу. Это пройдёт…Я  ждал тебя все эти бесконечные годы и, вглядываясь в звёздное небо всякий раз, думал о том, как тебе должно быть холодно и одиноко среди звёзд без меня…
Плечи девушки понемногу перестали вздрагивать, и она затихла на моём плече. Затем, приподняв своё милое лицо, улыбнулась, глядя на меня сияющими глазами, и произнесла негромко:
- Прости и ты меня за то, что ждать пришлось так долго.
Покрыв лёгкими поцелуями щёки девушки, я ощутил на губах соль её слёз.
- Пойдём в дом, пригласил я, запалим камин, посидим при свечах, выпьем вина за встречу.
                Единодушно отказавшись от обеда, мы переместились в гостевую комнату, где я разжёг камин и свечи в канделябрах. Туда же перенёс с веранды вино и фрукты. Тяжёлую портьеру на окне я оставил закрытой, дабы уединение с Ульчидой от внешнего мира было более полным и совершенным. Разлив вино по бокалам, произнёс:
 - За встречу, за долгие годы ожидания её, за любовь и молодость, за тебя Ульчи!..
Мы выпили настоящей мадеры, что ж, букет был превосходен, отметил я про себя, а вслух добавил:
- Так странно, а ведь ты совсем не изменилась.
Девушка, покачиваясь в кресле-качалке, озарённая отблеском пламени от камина, улыбнулась несколько загадочно и, пожав плечами, ответила:
- Ты же знаешь, что наш звездолёт попал в аварию на гиперскорости. Мы оказались в точке временного парадокса, и время для нас остановилось, оно как бы законсервировалось, понимаешь? Поэтому мне, как и раньше - девятнадцать лет. Неужели ты предпочел, если бы я появилась перед тобой из океана световых лет, что нас разделяли, в образе глубокой старухи с седыми космами и вставной челюстью?
- Нет, конечно, ошеломлённый нарисованной картиной, произнёс я, зачем же такие крайности? Оставайся вечно молодой и прекрасной как сейчас, а моё удивление по  поводу этого – простительная слабость человека, который никогда не бывал в точках временных парадоксов.
- А ты помнишь?..- засмеявшись, спросила Ульчида.
                Воспоминания её были свежи и наполнены подробностями, как будто события, о которых рассказывала девушка, произошли вчера, а не пятнадцать лет назад. У меня разведчика со стажем создавалось впечатление о тщательно разработанной легенде. Не знаю почему, но я не верил ей. Слишком много подробностей!
- Слушай, а как звали проректора нашего университета, неожиданно и как бы невзначай, спросил я. Помнишь, у него ещё роман со студенткой был?
- Полный здоровяк такой, без заминки произнесла Ульчида. Его звали Магрибус Пинта. Странно, что ты забыл, ведь он был настоящей «притчей во языцех». Герой-любовник из анекдотов, так как не в состоянии был пропустить мимо не одной юбки.
- Да-да, покивал головой я, действительно Магрибус, любитель «розовых ланит и юных перси».
"На этом её не поймаешь, думал я про себя, разливая по бокалам мадеру, это то, что известно всем. Нужно пожертвовать каким-то сокровенным воспоминанием и спросить о чём-нибудь интимном, что знала только настоящая Ульчи". Протягивая девушке бокал с вином, я предложил тост:
- Давай выпьем за нашу с тобой последнюю ночь на Рапсодии накануне старта вашего звездолёта с планеты.
- Конечно, Родион, мягко проговорила Ульчида. Это было самое романтическое свидание в моей жизни. Впечатления от этой встречи поддерживали меня во время нашей разлуки и давали мне сил, чтобы не сойти с ума. До дна, милый, провозгласила она, поднимая бокал.
"Ловко, подумал я, приподнимаясь и чокаясь с девушкой. Всё помнит, а по существу ничего не сказала. Продувная бестия, такая слопает без соли. Спокойно, разведка!"
- До дна, за ту нашу ночь в Русалочном гроте. Как шумел ночной океан, как счастливы мы были, закончила тост девушка и, с мягким прищуром посмотрев на меня, лихо «замахнула» вино.
Последовал её примеру, а в голове был разлад. Неужели всё-таки я перемудрил и это настоящая Ульчи? О том, что мы провели последнюю ночь перед стартом в гроте, кроме нас не знала ни одна живая душа. Это было прощание и первая предстоящая разлука.
                В Русалочный грот можно было попасть только на лодке со стороны океана. Отвесные скалы, представляющие собой береговую линию исключали иную возможность. По народному поверью в Ночь Всех Усопших русалки водят там хороводы и совершают свои таинственные ритуалы. Зажигались первые звёзды, мы на лодке добрались до зияющего входа в скальной гряде. Это была огромная пещера с высокими сводами, которые блистали в свете фонаря россыпью горного хрусталя. Дно же было покрыто сухим песком и кое-где сушёными водорослями, которые изредка забрасывал сюда океан во время шторма. А ночной океан вздыхал, волны лениво били в край парапета пещеры, в преддверие которой попадали лишь брызги. В небе Рапсодии горели газовыми фонарями три луны. Малая в розовой вуали – Валенсия, средняя цвета индиго – Синекура, и самая величественная из всех ярко-оранжевая и надменная – Платонида. Звёздный полог удачно дополнял панораму, будто театральная сцена. Своды пещеры были как кулисы, мы же с Ульчидой были в партере этого театра света и тени. На мягком песке, под нескончаемую песню и ритм прибоя мы любили друг друга и хотели в этот миг только одного, чтобы он длился бесконечно. Увы! Прошла и эта сказочная ночь. Я отвёз девушку на берег и проводил домой. Уже скоро состоится старт звездолёта и Ульчи покинет меня на время стажировки. Казалось бы обычное дело, но почему так тяжело на сердце?
- Не приезжай в космопорт, вдруг решительно сказала девушка. Долгие проводы – лишние слёзы. Просто я могу не выдержать и чёрт с ней с этой практикой. Тогда я никуда не полечу. Не хочу больше с тобой расставаться, никогда! Лучше приходи меня встречать. Точную дату возвращения звездолёта узнаешь в деканате. Придёшь?
- Конечно приду, любимая, нежно целуя девушку, прошептал я. А пока что стану счётчиком и начну отсчитывать часы дни и месяцы до нашей встречи. Не плачь, Ульчи, я люблю тебя!..
Тут я резко оборвал воспоминания и посмотрел на свою Гостью. Она, покачиваясь в кресле, казалось, наблюдала за мной сквозь полуопущенные веки с длинными ресницами, но, заметив мой взгляд, сказала, как ни в чём не бывало:
- А почему ты меня не целуешь как тогда? Или, может, за столько лет моего отсутствия полюбил другую, кто она?
                Поддавшись обаянию юной девушки, я подошёл и, склонившись, поцеловал её в губы. Ульчи ответила мне страстно, и крепко обхватив меня руками, соскользнула с кресла на пушистый ковёр, покрывающий пол в гостевой комнате. Далее борьба шла в партере с переменным успехом. С треском лопнула блузка, и в глазах моих потемнело от мраморных полушарий её грудей с торчащими розовыми сосками. Девушка застонала, я ласкал нежную податливую плоть, постепенно превращаясь в зверя. «Под левою грудью у неё раньше была родинка – вихрем пронеслось у меня в голове. Я это точно помню, а сейчас её нет. Это не Ульчида!» Мысль промелькнула и где она? Ищи-свищи, ушла за линию горизонта, в небытие. Но я то жив и хорошо понимаю, что сейчас важно по настоящему. Лихорадочно продолжая раздевать девушку, я вдруг услышал, как Ульчида сказала мне:
- Я не могу это снять, и дотронулась до моей груди, на которой под расстёгнутой курткой багрянцем полыхало что-то, может, сердце вырвалось на волю? Ан нет, что-то другое, но всё равно очень знакомое. Вспомнил! Это называется «Вспышка Бетельгейзе».
Ну и ладно. Какая разница, если девушка просит? Сниму, конечно, и протянул руки к ордену, который вспыхнул ослепительно белым цветом рождения Сверхновой, будто предупреждая о чём-то!..
- Остановись, Родион, не делай этого, услышал я вдруг почти позабытый голос.