Месть

               
         Дом охал, стонал, скрипел — его резали по живому. Сначала корёжили левое крыло. Там, на шестом этаже, муж и жена развелись и  разбежались в разные стороны, прихватив по одному ребенку, чтоб не платить друг другу алименты. Трехкомнатную квартиру приобрела  «новая русская», красивая дама лет тридцати-сорока, которую жильцы сразу прозвали «банкиршей». Она немедленно начала делать «евроремонт»,  изменяя планировку квартиры для создания неповторимой  по размерам и отделке ванной комнаты.
         Потом глухо заохала правая половина  дома, застонала квартира на пятом этаже, которую у одиноких пенсионеров купила семья «кавказской национальности».  Их не устраивала   общая жилплощадь. Они увеличивали квадратные метры комнаты за счет лоджии.
          Лиха беда — начало. И вот  еще в восьми квартирах произошла смена жильцов. И новые хозяева  тоже  меняли габариты комнат: дробили капитальные стены, переносили переборки, взламывали полы, вырубали застывший  бетонный раствор. Почти на всех этажах зажужжали дрели, застучали отбойные молотки.
          Дом  безжалостно кромсали, выбрасывая бетонные внутренности во двор.   А ведь еще недавно, совсем недавно, эта четырнадцатиэтажная башня, возвышавшаяся среди пятиэтажек-"хрущевок" гордилась своей высотой, изяществом, прочностью  и заложенными  возможностями долгого существования. На ближайших улицах, не было домов, равных  по красоте и надежности.
          Страдал не только дом. Стонали, охали и  скрипели зубами  и его жильцы. Чертыхаясь, проходили мимо строительного мусора, который еще недавно   являлся частью их дома. Особенно плохо было тем, у кого над головой грохотал отбойный молоток или  жужжала дрель.
           Под «кавказцами» жили Зайцевы – семья из четырех человек. Очень терпеливые, очень боязливые люди — муж, жена, мать жены и школьник Витя. Он, в отличие от взрослых,   не  был боязливым и терпеливым.  Но это не в счет. Зайцевы не возникали, даже не чертыхались,  проходя  мимо наваленных кучей бетонных внутренностей дома.  И не обсуждали с соседями свое мучительное существование.
           А под «банкиршей» обитал  холостяк Иван по фамилии Жуан, по прозвищу  «Донжуан». Неоднократно женатый и столько же раз разведенный. И многократно менявший профессии. В его жизни  случалось много   взлётов и спадов, и неожиданных поворотов судьбы. Настоящим «доном», испанским дворянином, Жуан, конечно, не был. Он имел чисто русские рабоче-крестьянские корни.
           Шум ему  мешал. Грязь раздражала. Он тоже чертыхался, проходя мимо бетонного мусора. А если рядом не присутствовали дети и женщины, то отпускал и словечко покрепче. Но в разговорах с соседями подчеркивал, что терпит все это только потому, что симпатизирует женщине, поселившейся над ним. Соседи верили, так как страстная любовь Ивана к женскому полу  была  написана у него на лице.
           Изуродованный дом стал быстро стареть. По стенам поползли трещины. Нарушилась изоляция квартир. По зданию стали путешествовать не только звуки, но и запахи, сообщая о том, какой суп сегодня варили этажом ниже или выше, у кого подгорела каша, кто пил валерьянку и какие сигареты курили сосед или соседка. Дом затаил обиду и ждал удобного случая, чтобы отомстить за свои раны.
            * * *
            Месть его была неожиданной и изощренной. Это случилось 8 марта в самое обычное утро праздничного дня. Кто-то отсыпался после тяжелой рабочей недели, кто-то, по привычке проснувшись рано, шастал по квартире, не зная, чем себя занять. Одни прихорашивались ради праздника, другие колдовали на кухне, готовя оригинальное угощение.  Закашляли  и зачихали краны.  Дом наполнился шумом журчащей воды, стуком дверей, перекличкой смывных туалетных бачков и запахом сигарет, парфюмерии, лекарств и вкусных  праздничных блюд.
           Иван Жуан проснулся, лениво потянулся в кровати, готовясь встать, но вспомнив, что сегодня на работу идти не нужно, с блаженной улыбкой закрыл глаза и стал мечтать. Сначала — о сочном ароматном бифштексе,  потом  — о соседке, живущей этажом выше. Мечтать было легко и приятно:    запах бифштекса просачивался из нижней квартиры, а над головой журчала вода, наполнявшая ванну «банкирши»…     Потом наступила тишина, открыв, вообще, широкую дорогу полету   фантазии. Это были очень приятные минуты жизни, когда хоть и мысленно, но  Иван  получал все, что хотел. Он расслабился, достигнув кульминации своих мечтаний…
           А женщина, предмет его грёз,  находившаяся этажом выше, в это время,  приняв  расслабляющую, очищающую, пенистую ароматную процедуру  с кастильским мылом, спускала из ванны воду, мысленно представляя себе, как не только грязь, но и все стрессы, имевшие место  в ее жизни, уходят вместе с этой водой  в канализационную трубу.
           Но тут дом  вдруг завибрировал, затрясся, как паралитик. Это происходило с ним и раньше, когда рядом проезжали большие груженые машины.  Но сегодня дрожание особенно ощущалось. Раздался жуткий треск, затем глухой удар. Покалеченное здание , мстя за свои раны, выплюнуло кусок изуродованных  внутренностей с шестого этажа на пятый.
           «Банкирша» же в это время,  выходила из ванной комнаты, которая теперь, после   «евроремонта», стала значительно больше, чем раньше, и находилась частично над спальней Жуана.
           Раздался пронзительный женский крик…   И тут же, приличный по размерам,   кусок пола-потолка  оказался около кровати обалдевшего от неожиданности Ивана. И на этом древесно-цементном уродце, как на ковре самолете, приземлилась женщина, о которой он  только что мечтал.
           - О- о- ой! - воскликнула она, пытаясь руками и каскадом русых волос прикрыть свою наготу. Голос был приятный, нежный. Таким себе его Жуан и представлял, хотя еще ни разу не разговаривал с этой женщиной.
           Своей неестественной изломанной позой и потоком струящихся по цементному обломку волос,  она напоминала скульптуру Родена «Даная».   Такого подарка, да еще не к своему празднику, Жуан не ожидал.
            — Даная…  —  прошептал он изумленно, не веря своим глазам. Не то, чтобы Жуан хорошо разбирался в искусстве, но скульптуры  и картины   великих мастеров с изображением  голых  женщин  знал наперечет.
           — Даная…  —  еще раз повторил  он, широко улыбаясь.  И добавил с придыханием:
           — Моя,  Даная… 
           А свалившаяся с потолка женщина была, действительно, прекрасна. К тому же — не из мрамора, а настоящая,  живая. Магия ее ниспадающих  волос завораживала. А в глубине испуганных  зеленых глаз мерцал загадочный огонек, готовый в считанные минуты превратиться в яркое пламя.
           Ее обнаженность и незащищенность  вызвали у Ивана сильный прилив нежных чувств, с которыми он не хотел, да и не смог бы  бороться. К тому же у Жуана был свой жизненный девиз, который звучал  примерно так:  «Все, что само дается в руки, упускать нельзя». И он не упустил. Что-что, а уж с женщинами Иван  обращаться умел.
          Мгновенно вскочив с кровати,  он бережно укрыл своим халатом свалившееся  с потолка «чудо», свою почти осуществленную мечту. Теперь это была уже его  «непорочная дева», и упускать ее из своих рук Иван не собирался.
          Встав на колени, он  обнял и крепко прижал к себе испуганную дрожащую женщину. Голова приземлившейся «Данаи» беспомощно  склонилась к нему на плечо.  Губами Иван почувствовал  атласную  кожу  ее щеки. И ему это так понравилось, что он не удержался и нежно поцеловал ее. Потом еще раз, — чуть ниже. И еще раз,— еще ниже.  Вспомнил тут Иван  и «Данаю» Тициана, и миф о золотом дожде, на сюжет которого картина  была написана художником. До Зевса ему, конечно, было далеко. Но уловка с золотым дождем Жуану просто не понадобилась.
          * * * 
          Мимо проезжали гружёные машины,  дом трясся,  содрогаясь, теперь уже от смеха:
          — «Отомстил! Отомстил! Отомстил!» 
          Но он плохо знал людей. Ох, уж эти живые сгустки белковой материи! В любых, самых ужасных обстоятельствах, они умели находить  выход из создавшегося положения,  отыскать нечто такое, что даже в катастрофических условиях делало их жизнь лучше и счастливее.      
          Дырку между  этажами долго не могли  заделать.  Но Иван  был мастер на все руки. Для удобства передвижения  смастерил лесенку,  которая  вела  из спальни квартиры на пятом этаже  в ванную комнату квартиры, расположенной  выше... И в многострадальном доме  в декабре   появился еще один житель — маленький Иван Иванович Жуан.
          * * *
          Дом старел, покрываясь глубокими морщинами, гулко охал, пугая по ночам жильцов.    Он планировал следующий удар по нарушившим его мирную жизнь беспардонным обитателям.
          А они,  с замиранием сердца, ждали  новых неординарных событий и гадали: "Если на пятом этаже у «кавказцев» провалится пол в комнате, сделанной из лоджии, станет ли Витька Зайцев лазить с четвертого этажа через этот пролом  к своей однокласснице Алинке Асланбековой.
          Но это будет уже другая история.