Свободен

«А потом она меня под каблук и все. И прощай спокойная мужская жизнь»,- он в очередной раз убеждал себя, что Юля – такая же как все, обыкновенная баба, и ну не стоит, не стоит таких жертв.. Даже про себя ему сложно было произнести это ужасное слово «же-нить-ба». Выходило что-то страшное, фантазия рисовала какую-то буромалировую хреновину вылезшую из щели забора и манящую пальцем к себе. «Вот же хрень», - он выругался в слух.

«Хрен?», - переспросила Юля, - «Нет-нет, я просила купить имбирь, а не хрен. Имбирь, ну корень такой, его в чай кладут, полезный очень. Ты в супермаркет зайдешь, он там белый такой…»

Его как подбросило: «Юль, да пойми, меня задолбали эти твои ..хрены, имбирь, болтовня твоя.. Я мужик, и дела мои – мужские», – резюмировал он. «И, вобще, у меня такое чувство, что ты меня… приворожила! Чтобы я был к тебе привязан, и воздуха свободного глотнуть не мог!»

Повисла мрачная тишина. Юлька отложила нож в сторону. В глазах у нее, кажется, потемнело. Она качнулась. Так качаются иногда, когда мозжечок перестает координировать тело и, кажется, наша Юлька тоже перестала что-то координировать: «Приворожила, говоришь…»

«Ну да», - оправдывался он: «Наколдовала! Надумала себе «нас с тобой», нафигачила какого-нибудь чаю с твоим..имбирем, с хреном каким-то, дала мне выпить – я и привязался.. А теперь я это понял…»

«Колдовство, значит…», - подитожила Юлька.

«Ну да…», - уже немного робея признался он и осекся, потому что Юлька как-то недобро окинула взглядом все что находилось на кухне, включая его самого.

И тут произошло что-то и с Юлькой, и с кухней, и с миром, в котором они стояли. Юлька преобразилась в какую-то странную хламидину, наподобие той, которая вылезла в его фантазиях, и поманила пальцем. Перед ним стояла самая настоящая баба Яга. А кухня превратилась в самую настоящую и страшную избу с подкопченными стенами.

Прокашлявшись, Юлька, то есть, баба Яга, поинтересовалась: «Ну.. и как тебе такой оборот?» Но он как язык проглотил и стоял неподвижно.
Юлька, то есть, баба Яга, все еще говорила юлькиным голосом, мрачным, но, на удивление, спокойным. Она оперлась на стол и почти романтично закатила глаза к дырке под крышей – там виднелись звезды.

«Залатать бы…», - подумал он и инстинктивно стал глазами искать дранку.

«Знаешь, когда ведьма умирает, чтобы облегчить ее страдания и выпустить душу на волю, в потолке прорубают окошко…»,  - пояснила она.

«Мне что… тебе пошире его…это..того.. ?», - выдавил он и осекся. Нереальность происходящего ужасно давила на виски. Он потер их изо всех сил и ущепнул себя за руку. Но видение не пропадало.

«Для души! Душу выпустить.. Силая такая, что дом ходуном ходит, душа ищет выхода – такая она у ведьмы мощная, что подстать терракотовой армии императора Цинь Шихуанди..ааа…что говорить», - и махнула рукой в его сторону.

«Приворожила… околдовала.. опоила..обокрала..обогрела..подобрала..тьфу, как там..подобрала, обогрела..», - бормотала Юлька-Яга.

«Я же не неволю тебя. Ты свободен».

Он так рот и раскрыл.

«Если твое счастье в свободе от меня, то ты свободен.
Никаких заклинаний. Никакого, к черту, колдовства», - рассуждала юлькина старушенция.

«Никакого приворота, один отворот. Сво-бо-ден. Мать ити, иди-иди! Проходи, мил человек, не задерживайся! Пролетай, как париж над Фанерой. Мимо кармических петель, не попадай, пожалуйста. Греби, касатик, греби. Никаких узелков, чтоб мне по рукам, никаких больше венков и клятвенных слов, даже во сне. Даже не заикайся, попробовали и пора закругляться. Надоело. Надоела эта песня про свободу. Свободу от меня. Будь свободен – будь здоров. Проходим ровным строевым шагом, как по плацу, и мимо, мимо, шею не сворачивай, а я в платочек пошморкаюсь, уже аллергия прогрессирует на хлопецкую эту "свободу"».

Юлька в последний раз взглянула на него иссиня-васильковыми глазами, хмыкнула и, оседлав метлу, вылетела к черту вон через дыру в потолке.

Он еще с минуту слышал знакомую песню, которую Юлька дурниной напевала в верхних слоях атмосферы: «Яяя свободеееен!!!….»