4. 7. Мандатная комиссия

Из сборника «Страна, которую мы забыли»

Глава 4. Как я поступал в МГИМО (1969)

4.7. Мандатная комиссия

     Всех, кто набрал не менее 19 баллов, преподаватели на последнем экзамене поздравляли с поступлением в институт. Тем не менее, знатоки закулисных пружин предупреждали, что главное испытание еще впереди. Ведь бывали случаи, когда даже успешно сдавшие вступительные экзамены абитуриенты не были зачислены на первый курс, так как их не утвердила «мандатная комиссия».
     Так называли финальное заседание приемной комиссии института во главе с ректором. Всего за длинным столом восседало под его председательством человек двадцать. Пред их грозные очи и должны были предстать абитуриенты, набравшие проходной балл.
     Последние, и я в их числе, весьма слабо понимали суть происходящего. Все испуганно и беспрекословно подчинялись командам ребят из оперотряда, которые дирижировали процессом. Ведь им за несколько часов надо было прогнать через зал заседаний пару сотен человек.
     Никаких впечатлений от этого мероприятия у меня не осталось. Помню только недоумение от фразы, которой заканчивалось представление: «Будем рекомендовать». Кто, кого, кому, зачем?
     По результатам мандатной комиссии должен был быть издан приказ о зачислении на первый курс. В ожидании приказа будущие студенты были направлены на московские стройки. Я так понимаю, для сплочения коллектива, ну и, конечно, чтобы не очень задавались.
     Нам с Витей и Стасом выпал жилой дом на улице Гарибальди. Как говорится, возвращение к истокам. Ведь если пройти по улице Гарибальди до ее пересечения с Ленинским проспектом, обнаружится, что по другую сторону проспекта, взяв чуть правее, можно выйти на улицу Строителей. Да-да, ту самую Первую строительную!
     Дом был желтого кирпича. Из такого в стране всеобщего равенства строили для тех, кто более равен. Прораб явно мучился, придумывая задания для ненужной ему рабочей силы. Мы мучились от вынужденного безделья. До обеда пробивались мелкими поручениями, после обеда поднимались на верхние этажи и укладывались подремать. Сложенные штабелями деревянные двери, оказывается, прекрасно подходят для такой цели. Здесь мы не мозолили никому глаза, а разыскать нас в многоэтажном пустом здании даже при желании не так просто. В четыре часа можно было отправляться восвояси, так как по КЗОТу нам полагался сокращенный рабочий день.
     Кстати, про обед. У нас образовался мини коллектив из трех одноклассников (раз уж мы оказались на одной стройке, Стас естественным образом возобновил дружеское общение со мной и Витей). Еще к нам примкнул Валера Соловьев. Он отслужил два года в армии и поступил в МГИМО благодаря отдельному конкурсу для «производственников». Парень был неплохой, но потом все-таки вылетел из института из-за неизлечимой двойки по французскому. Сначала решили вскладчину покупать еду в продовольственном магазине рядом со стройкой. Хлеб, сыр «Российский», пресловутая докторская колбаса и по бутылке молока. На круг получалось около рубля с носа. Иногда у Валеры не было денег, но не поделиться с ним едой мы все равно не могли.
     Распался наш обеденный квартет не по этой причине. Каким-то образом распорядителем общих финансов в нашей компании оказался я. Поэтому именно меня Стас вдруг попросил при покупке продуктов предусмотреть 40 копеек на сигареты. Выглядело это не очень по-товарищески, если учесть, что мы с Витей не курили. Да и совместный бюджет регулярно такую нагрузку потянуть не мог. К чести Стаса он это и сам прекрасно понимал. Вскоре от него поступило предложение обедать в столовой, куда ходили все рабочие со стройки и большинство наших будущих однокурсников.
     Типовая столовая с кулинарией на первом этаже располагалась напротив строительства за оврагом (ныне по нему пролегла улица Архитектора Власова). Очередь с пластмассовыми подносами, алюминиевые ложки, комплексный обед из трех блюд, поиски места за столиком. Но главное - несъедобность двух блюд из трех. Компот или напиток не в счет. Зато можно уложиться в 50 копеек.
     Мне хватило одного пробного похода. Мы с Витей остались вдвоем.
     Почему прорабу взбрело в голову показать именно нашей четверке, как делается гидроизоляция в санузлах, да еще и доверить нам самостоятельно этим заниматься, осталось для меня загадкой. Но с этого момента пытка бездельем прекратилась. Самой неинтересной частью работы была уборка строительного мусора, который после себя в изобилии оставляли каменщики. Расчистив поле деятельности, мы разрезали рулонный рубероид на куски нужного размера и раскладывали их на цементном полу. На стройплощадке постоянно дымил дровяной котел, в котором побулькивал расплавленный битум. Мы ведрами зачерпывали из него горячую черную жижу и тащили ее на свой этаж. Загнутые вверх края рубероида с помощью битума приклеивали к стенам. Еще нужно было плескануть битума на швы между кусками, которые мы укладывали внахлест, и герметичное «корыто» готово.
     Трудовые будни – праздники для нас. Войдя в раж (прямо по Ивану Денисовичу Солженицына), я рванул прилипшую к ручке ведра брезентовую рукавицу, ведро дернулось, из него выплеснулся протуберанец жидкого битума и, извиваясь, заполз внутрь моей рукавицы. От боли я еще успел рефлекторно сдернуть с руки ядовитую защитницу, но черная нашлепка уже плотно облегала мою ладонь.
     Больница оказалась неподалеку. В сопровождении бывших одноклассников я добрался до нее на  трамвае. В травмпункте меня приняли на удивление приветливо и даже не скрывали откровенную радость по поводу случившегося. Дело в том, что для стажера из Африки мое появление предоставляло прекрасную возможность попрактиковаться в условиях, приближенных к боевым.
     Консилиум постановил сначала оттереть присохший битум. Для этого африканцу вручили бутылку с эфиром и деревянный шпатель, обмотанный ватой. Некоторое время он пытался макнуть слишком широкий шпатель в слишком узкое горлышко сосуда с эфиром. Поняв бесперспективность такой методики, он перелил эфир в эмалированную ванночку и стал макать в нее ватный тампон. Эфир испарялся, как ему и положено, весьма интенсивно. Атмосфера в комнате начинала напоминать кабинет анестезиолога. Тем не менее, моя рука из белой с черной полосой постепенно превратилась в нечто ровного коричневого цвета, так что вскоре я перестал отличать ее от рук африканского медика.
     Как все-таки мало надо человеку для счастья. Я, безусловно, был счастлив, когда с забинтованной рукой выбрался, наконец, из больницы и поехал домой.
     На этом мои трудовые подвиги закончились. Через несколько дней ко мне пришел Витя и выложил на стол заработанные мной на стройке деньги. Он не скрывал удовольствия, наблюдая мое изумление. 72 рубля! Это было раза в три больше, чем заплатили остальным ребятам почти за месяц труда. И это была первая полученная мной взятка. Совершенно очевидно, что таким образом покупалось мое молчание. А у меня и в мыслях  не было на что-либо жаловаться. В случае любого разбирательства я был готов упорно доказывать, что во всем виноват сам. Таким образом, все-таки это была не взятка, а признательность за благородство души.
     Явившись на общее собрание факультета перед началом учебного года с перевязанной ладонью, я еще некоторое время мог ощущать себя героем дня. Ответственные товарищи украдкой кивали в мою сторону, поясняя непосвященным, что это и есть «тот самый» студент. Забавно, что при этом все сокрушались, почему я не пользовался на такой работе перчатками. В конце концов, я смирился и перестал объяснять, что именно липкая рукавица стала причиной несчастного случая.
     Главное, что нам сообщили на собрании, это какой иностранный язык каждому из нас предстоит изучать в институте. Стас получил французский, Витя – испанский. Мне назначили венгерский. Нельзя сказать, чтобы я до этого момента не подозревал о существовании такого языка. Однако, когда я вышел из здания у Крымского моста, вид у меня был, судя по всему, озадаченный.
     Родители ждали меня возле института, так как мы планировали отметить официальное зачисление в МГИМО. В отличие от меня они приняли поразительную новость с воодушевлением. Их доводы были весьма убедительны. Язык трудный - назначен явно с учетом моего почти отличного аттестата. Язык редкий - конкуренция не такая жесткая. Язык соцстрановский – благодаря взаимоотношениям с братской Венгрией  его востребованность гарантирована. Да и сама страна – «самый веселый барак в соцлагере».
     Оставалось только обмыть полученный студенческий билет и на протяжении последующих двадцати лет постоянно убеждаться в правоте родителей.

     На фото три кооперативных дома по адресу: улица Гарибальди, дом 15, корп. 1-3. На первом корпусе из трех не хватает мемориальной доски в честь студентов МГИМО.

Москва, 2015