Весёлый экипаж

    Эта повесть является второй частью описания жизни и приключений обычных людей, членов экипажа самоходной баржи-рефрижератора, носящей название «Лили». Повесть о курьёзных и экстремальных ситуациях, в которых проявляется характер людей и их способность адекватно реагировать на неблагоприятные, а порой и опасные для жизни условия. Первая и третья части описания приключений, отражены в повестях «Простые истории» и «Месть».


Глава 1.

   Косматое солнце, выглядевшее сквозь снеговые тучи тусклым размытым пятном, клонилось к закату. В воздухе не ощущалось ни единого дуновения ветерка. Установилась мёртвая тишина, нарушаемая лишь ровным шумом водяного потока, стремительно несущегося по перекату горной речки. Громадные сосны и ели замерли в неподвижности, свесив тяжёлые хвойные лапы. Осеняя тайга, сбросив листья с кустарников, берёз и осин, приготовилась к снегопаду. Ничто, казалось, не могло нарушить наступившую умиротворённость дикой природы. Но вдруг, таёжная сойка, устраивающаяся на ночлег в густых ветвях ели, почувствовав опасность, взлетела, испугано вспорхнув крыльями, и скрылась среди деревьев. Белка, почуяв запах своего смертельного врага, тёмной молнией взметнулась вверх по стволу вековой лиственницы и тревожно зацокала. По тайге торопливо шел человек. Он почти бежал, поминутно оглядываясь. Лицо его было искажено болезненной гримасой. Его левая рука безвольно свисала вдоль тела. С кончиков пальцев капала кровь. На рукаве куртки у плеча, расплывалось кровавое пятно. Время от времени, он останавливался и болезненно морщась, пытался наложить повязку, используя обычное полотенце прямо поверх рукава. Ухватив зубами один конец полотенца, он затягивал правой рукой узел, но ему никак не удавалось зафиксировать повязку вторым узлом. Опасливо оглядев пройденный путь, он снова торопливо устремлялся вперёд. Он очень устал, ему хотелось пить, он был голоден. Но дикий страх, придавая ему силы, гнал его вперёд. Заставлял его убыстрять шаг и петлять, чтобы запутать след. Вот уже десять часов подряд, с раннего утра, за ним шла погоня. Дважды он останавливался не в силах идти дальше, надеясь на то, что преследователь, потеряв след, отказался от погони. Замерев, он до боли в ушах вслушивался в звуки тайги и молил Бога о том, чтобы этот страшный человек отстал от него. Но неизменно через некоторое время до его обострённого слуха доносился шорох шагов преследователя и хриплый окрик: 

- Стоять! Дёрнешься, стреляю!

Беглец с удвоенной прытью пускался наутёк. Следовал выстрел из карабина, свист пули и  страшно, в полный голос матерящийся преследователь оставался далеко позади. Беглец, вот уже в течение часа, пробирался сквозь кусты по берегу горной речки. Наступили сумерки. Человек по мелкому перекату, оскальзываясь на покрытых льдом камнях, перебрался на другой берег речки и, преодолев полосу густого кустарника, затаился за громадным стволом поваленной ветром лиственницы. Стиснув зубы, он, кряхтя от боли, сбросил тощий рюкзак и с трудом стянул с себя куртку. Вцепившись зубами в край полотенца и, помогая себе правой рукой, он оторвал от него узкую полоску. Затем, обмотав полотенцем рану, закрепил повязку полоской ткани, туго затянув узел. Осторожно, стараясь не причинять боли раненой руке, надел куртку, сел и обессилено, тяжело дыша, привалился спиной к поваленному стволу. Истерзанная болью рука и измученный бешеной перегрузкой организм, требовали покоя и отдыха. Человек оглядел стоящие вокруг стволы деревьев, чёрную в сгущающейся тьме полосу кустарника, отделяющего его от берега речки, и поднял голову вверх. С неба, испускающего белёсый свет, сыпались крупные снежинки. Начинался снегопад. В течение получаса беглец насторожено прислушивался и, не заметив ничего угрожающего, закрыл глаза и провалился в беспокойный сон, похожий на навязчивый повторяющийся кошмар. Перед ним представало осунувшееся лицо его друга Саньки, его глубоко ввалившиеся карие глаза и горячечный, полный смертельного ужаса, ослабленный болезнью голос:

- Дрёма! Спаси меня! Я не хочу умирать. Я же и не жил ещё. Я же молодой. Спаси, Дрёма!

    Очнулся беглец от холода. Все тело сотрясала крупная дрожь. Сильно болела рука, отдавая пульсирующей болью в голову. С трудом поднявшись, беглец огляделся. Выпавший снег, отражая слабый небесный свет, создавал достаточную освещённость для продолжения пути. Человек трясущимися пальцами, отстегнул глубоко врезавшийся ремешок часов на раненой распухшей руке и посмотрел на циферблат. Стрелки показывали четыре часа. Сунув часы в карман куртки, беглец забросил рюкзак на правое плечо и, с трудом, переставляя окоченевшие ноги, направился вдоль берега речки, вниз по течению. Он намеревался как можно дальше оторваться от преследователя, лелея надежду, что тот, потеряв след из-за снегопада, откажется от погони. Через два часа, почувствовав, что он вот-вот свалится от изнеможения, путник присел на ствол поваленного дерева. Рука горела огнём, и человек с трудом сдерживал стоны. Длительная ходьба согрела его, но он всё ещё ощущал озноб, хотя температура окружающего воздуха по его ощущениям, была примерно минус четыре-пять градусов. Было уже светло, но солнце ещё не взошло. Сняв с плеча рюкзак, беглец достал из него ломоть хлеба и кусок отварного мяса. Не ощущая вкуса, медленно сжевал пищу и, набрав в ладонь снега, утолил жажду. Посидев с полчаса, человек со стоном поднялся и пошёл дальше, оставляя на снегу неровный вихляющий след. Заметив на стволе сосны, заплывший смолой затёс, явно сделанный топором, он остановился и внимательно осмотрелся. В метрах десяти, среди стволов деревьев, он увидел точно такую же отметину. Такими затёсами охотники обычно отмечают путик, по которому расставляют капканы. Пройдя до второй затёски, беглец увидел поодаль следующую отметину. Приободрившись, беглец зашагал дальше, надеясь вскоре встретить людей, которые помогут ему избавиться от преследователя и смогут спасти его друга. Но уже через час, он с трудом переставлял ноги, поминутно рискуя свалиться. Сильно болела голова, адская боль ощущалась в раненой распухшей руке, глаза застилал серый туман. Преодолевая неглубокую ложбинку, беглец поскользнулся и рухнул, подмяв под себя больную руку. Сильнейшая боль пронзила руку и, громко  вскрикнув, человек перевернулся на спину. Серый туман в глазах начал быстро чернеть и через мгновение беглец потерял сознание.


Глава 2.

    Густой туман, образовавшийся над рекой в утреннем осеннем воздухе, накрыл посёлок Барсох. По единственной, но очень протяжённой улице передвигались люди, спеша на работу, шли дети в школу. Проезжали автомобили с включенными фарами. Начинался обычный рабочий день посёлка - административного центра громадного таёжного района.

    После того, как туман рассеялся, к причалу рыболовецкого колхоза подошла самоходная баржа-рефрижератор. На носовой части борта судна красовалась надпись «Лили», выполненная белой краской. С палубы судна на причал спрыгнул мужчина в очках с толстыми линзами, быстро и умело пришвартовал самоходку двумя канатами к металлическим кнехтам. Стащив с палубы деревянный трап, он установил его и вытянувшись по стойке «смирно», громко прокричал:

- Господин капитан! Судно пришвартовано, трап подан. Разрешите сойти на берег.

- А ты где стоишь, балбес? Не на берегу разве? – ответил капитан – И вообще, что ты орёшь? И с каких это пор я стал господином?

- Так, советская власть в стране десять лет как закончилась. Теперь мы все господа. А ору я потому, что настроение хорошее. Мы же двадцать дней были в рейсе и вот, наконец, мы дома.

- Что, соскучился по семье? Вот уже год прошел, как ты стал отцом, а ведёшь себя как ребёнок, всё дурачишься. Серьёзнее надо быть. Не завидую я твоей супруге, ведь у неё, если считать тебя, теперь два ребёнка, причём оба малолетние.

- Ну, Пётр Иванович, ты и скажешь! А всё время быть серьёзным, то можно и с ума сойти.

- Может ты и прав, Николай. Ну, веселись, пока молодой, только знай, что молодость быстро проходит.

- Кто здесь орал? – на палубе появился третий член экипажа, моторист судна.

- Николай веселится, требует, чтобы его господином называли – объяснил Пётр Иванович – Семён, как ты думаешь, что это с ним?

- Я думаю, что это мания величия, вызванная вынужденным, длительным сексуальным голодом. Это безнадёжно, больного невозможно вылечить. Его необходимо изолировать от общества добрых и порядочных граждан, коими мы с тобой являемся. Пётр Иванович! Ты назначь его дежурным по судну на всё время стоянки у причала. Такая мера воздействия должна помочь несчастному. А мы с тобой пойдём по домам, тем самым изолируем его от нас.

- Эх, Семён, Семён. Я думал, что ты мне друг, а ты оказывается приспособленец – с наигранным возмущением проговорил Николай и, поддёрнув вечно спадающие штаны, добавил - Лихо ты примкнул к этому эксплуататору. Он же сатрап и тиран. Где же твоя рабочая солидарность?

- Ты же сам сказал, что советской власти давно нет – парировал капитан - А это значит, что вместе с ней исчезли эксплуататоры и сатрапы. Теперь я, по новой терминологии, эффективный менеджер. Вот так вот, господин матрос.

- Кто? – округлил глаза Николай – Эффективный…. Кто?

Увидев сквозь толстые линзы очков, увеличенные в несколько раз глаза Николая, друзья громко расхохотались.

- Немудрено, что от тебя с твоими очками даже медведи шарахаются – сказал Петр Иванович – Ладно, пошутили и хватит. Я иду в контору, доложу директору о выполненной работе. Затем, к механику, насчёт ГСМ и запчастей. Семён! Ты сходи до заказчика, сообщишь ему о прибытии, пусть забирают груз. Николай! Ты остаёшься на судне, приготовь груз к разгрузке, ждёшь и никуда не отлучаешься. Всем всё понятно?

- Да, господин капитан! – дружно рявкнули подчиненные.

От неожиданности Пётр Иванович вздрогнул. Его подвижные брови возмущённо прыгнули верх, но услышав дружный смех, он лишь махнул рукой, спускаясь по трапу на причал. Проходя мимо Николая, который приставив ладонь к виску, изображал воинское приветствие, нахлобучил ему на голову свою капитанскую фуражку, сопроводив это действо словами:

- К пустой и бестолковой голове руку не прикладывают.

    Следом за ним борт самоходки покинул и Семён. Оставшись один, Николай занялся делом. Освободив крепёжные капроновые стропы, он свернул в аккуратный тюк полотнище грубого брезента, которым был накрыт груз, размещённый на верхней палубе самоходки. Затем, собрав все стропы, уложил их в небольшой носовой трюм, добавив сверху тюк брезента. Отстегнув карабины, Николай снял боковые леер-тросы, тем самым обеспечив свободный доступ к грузу, состоящему из картонных коробок с яблоками, бананами и апельсинами. Закончив работу, Николай сходил в кубрик за табуретом и, установив его на край палубы, присел отдохнуть. День выдался ясным и поднявшееся достаточно высоко осеннее солнце, хоть и нежаркое, всё же ощутимо прогревало окружающий мир. Николай снял кирзовые сапоги, размотал портянки и, подставив лучам солнца, белые, не загоревшие ступни, прикурил сигарету. Затянувшись пару раз горьким дымом, он прислонился спиной к штабелю из картонных коробок, вытянул расслабленно ноги и закрыл глаза, блаженствуя и впитывая тепло «бабьего лета». Мысленно он уже был дома, обнимал жену, тормошил годовалого сына и вручал подарки, но непонятный и надоедливый металлический лязг, доносящийся до его слуха, заставил Николая оторваться от приятных грёз и открыть глаза. Увиденная им картина, лишь вызвала досадливое покачивание головой. В метрах пятидесяти от Николая на перевёрнутой лодке сидел рослый тридцатилетний мужчина, одетый в рабочую спецодежду с большими накладными карманами. На голове у него была чёрная морская фуражка с большой сверкающей кокардой. В руках он держал старую помятую кастрюлю, которую время от времени встряхивал. Кастрюля из-за наложенных в неё камней, издавала тот самый надоедливый лязг, что приводило мужчину в неописуемый восторг. Этот мужчина являлся неотъемлемой достопримечательностью данного участка берега. Звали его Гошей. Так уж сложилось, что он застрял в своем развитии на уровне семилетнего ребёнка, причём существа избалованного и обидчивого. Жил он неподалёку от пристани рыболовного колхоза, в частном доме со своей матерью – пожилой, но очень властной женщиной. Большую часть времени, он проводил на берегу, занимаясь только ему понятными делами. Года два назад, какой-то доброхот подарил ему рогатку, и жизнь его приобрела новые краски. Целыми днями он обстреливал из рогатки чаек, ворон и воробьёв Он настолько поднаторел в этом деле, что стал практически снайпером.  Как-то раз, в процессе охоты на чаек он разбил иллюминатор  капитанской рубки на самоходке «Лили» и был застигнут на месте преступления капитаном судна. Во избежание повторения подобного непотребства, Пётр Иванович предъявил претензии его матери, на что получил в ответ такую бурную отповедь, что быстро ретировался и долго, сокрушённо качал головой. Подумав немного, капитан решил сменить тактику. Прибыв на судно, он пригласил Гошу на борт самоходки для проведения переговоров. После долгих капризов и выдвижения условий, наконец, Гоша согласился. В процессе длительных дебатов и после выпитой Гошей полуторалитровой бутылки кваса, стороны пришли к соглашению. В обмен на универсальный складной нож и старую капитанскую фуражку, Гоша принял на себя обязательство никогда не стрелять из рогатки в сторону самоходки. Надо отметить, что в последующие дни, Гоша неукоснительно соблюдал условия договора. Николай, зная не понаслышке о скверном характере Гоши, решил не обращать внимания на его действия. Закрыв глаза и расслабившись, он старательно пытался думать о приятных вещах, но усилившийся шум вынудил его раскрыть глаза. Представившаяся его взору картина, просто потрясала своей эпичностью. Вооружившись толстой палкой, почти дубиной, Гоша самозабвенно, от всей души, лупил по днищу перевёрнутой лодки. Видимо, в прошлой жизни он был звонарём в какой-нибудь церкви, иначе, как объяснить то удовольствие, которое Гоша получал от производимого им сатанинского грохота. Николай догадывался, что на его требование прекратить это непотребство, Гоша ответит увеличением интенсивности своих действий. Поэтому, Николай решил воздействовать на него лаской. Дождавшись паузы в какофонии звуков, он состроил умильное выражение лица и, максимально добавив елея в интонации в голосе, обратился к «звонарю».

- Здравствуй, Гоша! Как я рад тебя видеть! Мы всем экипажем по тебе очень соскучились – Николая аж передёрнуло, настолько это фальшиво прозвучало – Ты, наверное, устал стучать. Иди сюда, я тебе что-то очень вкусненькое дам.

- А не обманешь? – выразил недоверие Гоша.

- Разве можно такого хорошего парня обманывать? Конечно же, нельзя. А ты, Гоша, хороший?

- Хороший.

- Ну, тогда иди сюда. Я хороших парней не обманываю.

Не выпуская палку из рук, Гоша подошёл к трапу и, ожидая, уставился на Николая. Тот быстро вскрыл картонную коробку, достал два апельсина и подал их Гоше. Прижав локтем палку, Гоша быстро очистил от кожуры апельсин и, отделив половинку, положил в рот, замычав от удовольствия. Николай достал из другой коробки два лимона и со словами:

- А это отнеси матери. Пусть бабушка попьет чай с кисленьким – передал их Гоше, надеясь на то, что тот покинет пристань и перестанет музицировать на своих адских инструментах.

Но Гоша поступил иначе, чем предполагал коварный матрос. Он пропустил мимо ушей слова Николая и пока тот, отвернувшись, закрывал коробки, успел очистить от кожуры лимон и сунуть в рот. Услышав короткий сдавленный стон, Николай резко обернулся и, увидев страшно перекошенную физиономию Гоши, испугано отшатнулся, но разглядев у него в руке остатки лимона, зашёлся в приступе дикого хохота. Отсмеявшись и смахнув выступившие от смеха слёзы, Николай не предполагая, что совершает роковую ошибку, произнёс:

- Ну, и дурак же ты, Гоша! Лимоны ведь только с чаем потребляют.

Гоша переменился в лице, набычился и заявил:

- Гоша не дурак, Гоша умный. А ты плохой. Я тебе буду делать больно.

И повернувшись, отошёл метров на двадцать и оттуда, исподлобья, стал наблюдать за своим обидчиком. Николай, пожав плечами, повернулся и стал перекладывать коробки. Внезапно он ощутил удар, затем сильную боль в левой ягодице. Рефлекторно ухватившись рукой за больное место, он резко повернулся и увидел Гошу, который целясь в него, натягивал рогатку.

- Ты что делаешь, негодник? Нельзя в людей стрелять – возмущённо крикнул Николай.

Раздался свист летящего камня и Николай, зашипев, согнулся от боли. Снаряд попал в коленную чашечку. Увидев, как Гоша закладывает очередной заряд в рогатку, Николай, хромая, юркнул за штабель коробок. Сделав глубокий вдох, он заорал:

- Гоша! Я пошутил! Ты не дурак, ты умный! Я больше не буду называть тебя дураком!
Не дождавшись ответа, Николай снял очки, положил их в карман и, подслеповато моргая, осторожно выглянул из-за штабеля. Снова свистнул камень и, схватившись рукой за лоб, Николай присел на корточки, стараясь унять боль и брызнувшие из глаз слёзы. Осознав, в какое дурацкое положение он попал и, не находя никакого приемлемого для себя выхода, Николай решил дать Гоше достойный отпор. Нарастающая шишка на лбу лишь укрепила его решимость биться до конца. Сдёрнув со штабеля коробку с апельсинами, Николай вскрыл её, водрузил на нос очки и, собравшись с духом, один за другим, принялся метать в Гошу оранжевые шары, в чём весьма преуспел, трижды попав в него. Опешивший поначалу от такой бомбардировки, Гоша быстро пришёл в себя и открыл ответный огонь, точным выстрелом сбив фуражку с головы Николая. Битва шла с переменным успехом, противоборствующие стороны вошли в боевой азарт. Боеприпасов у обеих сторон было в достатке. Никто не хотел уступать вожделенную победу, но неожиданно в ход  происходящих событий вмешалась третья сила.

- Гоша! Гоша! – раздался громкий визгливый голос – Где тебя черти носят?
Боевые действия мгновенно прекратились.

- Здесь я! – ответил Гоша.

- Иди обедать. И давай побыстрее, борщ стынет.

- Иду, мама, иду! – сунув в карман рогатку, ответил Гоша.

И, оглядев поле битвы взором полководца, достал из бездонного кармана большой полиэтиленовый пакет и, подозрительно косясь   на Николая, деловито   собрал все разбросанные апельсины и с видом победителя триумфально удалился. Поднявшись на невысокий обрыв, он показал Николаю свой внушительный кулак и скрылся за высоким забором. Онемевший от такого нахальства, Николай не смог издать ни звука. Более одураченным, чем сейчас, Николай себя никогда не чувствовал. Он подобрал лежащую на палубе фуражку, надел её на голову и, задев околышем шишку на лбу, вскрикнул от боли. Сдвинув фуражку на затылок, он осторожно ощупал шишку. Хмыкнув, Николай направился в капитанскую рубку, где на стенке висело большое зеркало. Увидев в зеркале свое отражение, он содрогнулся. Шишка достигла размера с детский кулачок и отсвечивала нехорошим лиловым цветом. Разглядывая нанесённый врагом урон, Николай вполголоса проговорил:

- Метко стреляет, стервец. Хорошо, что у меня мозгов нет, иначе сотрясения было бы не избежать.

И, вспомнив перекошенную физиономию Гоши, он громко расхохотался. Несмотря на произошедшие бурные события, хорошее настроение, посетившее его с утра, нисколько не уменьшилось.

- Семён! Ты посмотри, как он веселится! – раздался голос капитана – Я думаю, что он с утра что-то нехорошее покурил. По-другому я не могу объяснить то, что он, находясь один в пустой рубке, беспричинно ржёт, как лошадь. Как считаешь, прав я или нет?

- Поддерживаю – отозвался Семён – У него как сын родился, так и начала проявляться подозрительная неадекватность. Пётр Иванович, ты не поверишь! Я уже как год не могу затащить его в пивной бар, все домой торопится. Как будто у него там мёдом намазано.

- Господин матрос! – повысил голос капитан – Где ты там потерялся? Выходи на палубу.

Николай снял фуражку, повесил её на крючок и, напустив на себя независимый вид, бодрым шагом, шлёпая босыми ногами, вышел на палубу. Пристукнув пяткой и вскинув ладонь к виску, он громко доложил:

- Господин капитан! За время вашего отсутствия, на судно было совершено разбойное нападение. Ответными действиями дежурного по судну, нападение было отбито. Потерь нет.

Капитан с мотористом, при эффектном появлении Николая, впали в ступор, открыв рты, они изумлёно разглядывали шишку на лбу матроса. Первым пришёл в себя Семён.

- Николай! По всем признакам выходит, что твоя жена тебе изменила – вкрадчиво выдал он.

- С чего ты взял? – возмутился Николай  – Какие ещё признаки?

- Ну, как какие? У тебя же на лбу рог растёт. Ты сейчас выглядишь, как единорог. А это признак того, что жена изменила тебе один раз. А если бы это было много раз, то рогов было бы два и они были бы ветвистые.

- Да пошёл ты… Ну, и шуточки у тебя!

- А ты расскажи толком, что здесь произошло. А то выскочил, как чёрт из табакерки со своей шишкой, что нас чуть «кондрашка» не хватила. Вон посмотри, Пётр Иванович, до сих пор отойти не может.

Подвижные брови Петра Ивановича достигли верхней точки, так и застыли там, придавая лицу глуповато-восторженное выражение, как у деревенского идиота. Друзья не смогли сдержаться и дружно расхохотались. Петр Иванович усилием воли привёл лицо в обычное состояние, откашлялся и заявил:

- Николай! Если ты сейчас же не доложишь, что здесь произошло, ты у меня до конца навигации будешь дежурным.

- А разве я против доклада? Я же начал доклад, но вы вдвоём повели себя, мягко говоря,  не совсем нормально. Уставились на меня, молча, как два идиота, я аж испугался.

- Ага, испугался он… Это мы испугались. Ты на себя со стороны посмотри. У тебя же на лбу то ли звезда горит, то ли, в самом деле, рог растёт. Ладно, хватит об этом, докладывай.

Следующие двадцать минут, благодарные слушатели, давясь смехом, внимали Николаю, который в красках описал предпосылки, причины и перипетии  случившегося, буквально час назад, вооружённого конфликта. При этом, Николай продемонстрировал слушателям, кроме шишки на лбу, ещё и синяки на колене и на левой ягодице. В это время подъехал грузовой автомобиль и грузчики, опасливо посматривая на бурно веселящийся экипаж, быстро переместили груз в кузов машины. После чего, бригадир грузчиков подошёл к экипажу и сообщил о недостаче товара:

- Одна коробка пустая. Что будем делать?

- Что, совсем пустая коробка? – удивился Николай.

- Нет, не совсем – ответил бригадир – Там осталось три апельсина.

Его ответ утонул в очередной волне хохота. Пётр Иванович, сквозь смех, всё вскрикивал:

- Ай да Гоша, ай да сукин сын!

Бригадир терпеливо и невозмутимо дождался тишины, получил деньги и отбыл восвояси. Успокоившись, Семён прикурил сигарету и, пуская кольцами дым, задумчиво произнёс:

- А вот мне хотелось бы знать, умеет ли Гоша читать?

- Зачем это тебе? – спросил Николай, наливая чай в жестяную кружку.

- Я в детстве читал книгу о сборе африканскими аборигенами съедобных плодов. В этой книге рассказывалось об одном оригинальном способе сбора бананов. Так, как бананы растут высоко, и добраться до них почти невозможно, аборигены придумали одну уловку. Они находили стаю обезьян, кормящихся бананами, и начинали кидать в них камни. Рассерженные обезьяны в ответ обрушивали на головы аборигенов град бананов. После этого, людям оставалось только собрать лежащие на земле плоды. Вот я и думаю, может быть, Гоша читал эту книгу.

- Ты на что намекаешь? – возмущённый Николай чуть не подавился чаем – Ты меня с обезьянами сравниваешь? Эх, я думал, что ты мне друг, а ты оказывается, камень за пазухой держишь, чтобы при удобном случае кинуть в меня.

- А ты в ответ в меня апельсины кидать будешь? – ехидно поинтересовался Семён.

Николай не нашёлся, что сказать в ответ. Он замахал руками, немо открывая рот и вращая глазами, но тут в разгорающийся конфликт вмешался Пётр Иванович со словами:

- Ребята! Хватит веселиться, а то я лопну от смеха. Послушайте, что я вам скажу. Директор дал нам пять дней на отдых и ремонт. Но матчасть у нас в полном порядке, поэтому, мы всё отпущенное нам время  будем отдыхать. Но и это ещё не всё. Моя супруга по работе выехала в командировку сроком на одну неделю, а я не вижу смысла сидеть одному в пустой квартире. Поэтому, я назначаю себя дежурным по судну на эти пять дней. Всем всё понятно?

- Да, господин капитан! – радостно гаркнули парни.

Петр Иванович уже привычно вздрогнул и сказал:

- Все свободны. Если случится что-нибудь срочное, то вызову.

Спустя пятнадцать минут, собрав вещи, Семён и Николай прощались с капитаном.

- Пётр Иванович! Может тебе вдовушку какую-нибудь привести, чтобы ты тут не скучал – шутливо предложил Семён.

- Да ты что? – изумился капитан – Ты же знаешь мою Лилию Львовну. Если она пронюхает, то, без всякого сомнения, она меня вместе с нашей самоходкой и утопит – и замолчал, заинтересовавшись странным поведением Николая.

Тот, вытянув шею, выглядывал из-за угла рубки, высматривая что-то на берегу. Семён окликнул его, но тот лишь махнул им рукой, подзывая. Заинтересовавшись, они подошли к Николаю и также как он, выглянули из-за угла. От представившейся их взорам картины, у них начался новый приступ смеха. На берегу, на привычном для него месте сидел Гоша. Сладко зажмуривая глаза, он ел апельсин. Рядом, на днище лодки стояла помятая кастрюля и лежала дубина.

- Смотрите! Вот он, супостат, террорист-рогаточник. И ведь жрёт мой апельсин без всякого зазрения совести. Шишку мне набил, синяков наставил, целую коробку апельсинов уволок и даже не поблагодарил – мрачным шепотом бубнил Николай – Смотрите, смотрите, он опять за кастрюлю взялся – и, услышав знакомый лязг, продолжил – Ну все, Пётр Иванович, скучать теперь тебе уже не придется. Через час ему надоест эта кастрюля, он возьмёт дубину и начнёт стучать по днищу лодки. А тебе, господин капитан, даже отстреливаться нечем. И, чтобы ты не остался безоружным перед этим террористом, тебе придётся дать мне денежку, а я сбегаю и куплю тебе коробку лимонов. Только так и никак иначе, ты сможешь победить это чудовище. Он лимоны не любит, я уже проверил опытным путем – и, вспомнив, как перекосило физиономию Гоши, рассмеялся.

- Николай! – задыхаясь от смеха, кое-как выговорил Семён – Замолчи, перестань смешить. У меня уже мышцы живота болят. Всё, хватит, пошли домой. Тебя уж, наверное, сынок твой заждался.

Пётр Иванович, обессилив от смеха, опустился на четвереньки и, содрогаясь всем своим крупным телом, только лишь мычал. Минут через десять, кое-как успокоившись, он заявил:

- Николай! Все твои сегодняшние неприятности случились из-за того, что ты нарушил народную мудрость. Нельзя, ни при каких условиях, называть дурака дураком.

- Да знаю я. У меня это сегодня случайно вырвалось.

- А я знаю, как надо разговаривать с такими людьми. Вот вы сейчас уйдёте, а я пообщаюсь с ним, и он перестанет шуметь.

- Ну-ну, Пётр Иванович. Успехов тебе желаю – недоверчиво усмехнулся Николай - Семён! Я вот тут подумал, что когда мы с тобой придём сюда через пять дней, то мы не узнаем Петра Ивановича.

- Почему? – Семён вопросительно уставился на Николая.

- А потому, что согласно другой народной мудрости, которая утверждает, что с кем поведёшься, от того и наберёшься, через пять дней наш Пётр Иванович ничем не будет отличаться от Гоши. Вот представь себе такую картину. Приходим мы с тобой  сюда, а они вдвоём дубинами долбят по днищу лодки. Страшно даже представить.

- Идите отсюда! – возмутился Пётр Иванович – Надоели вы мне со своими шутками. Устал я смеяться. Сейчас уговорю Гошу, чтобы он перестал греметь, да и завалюсь спать.

Николай с Семёном подхватили свои вещи, спустились по трапу на причал и, похохатывая, отправились по домам.


Глава 3.

    Роман Дрёмов не помнил родителей. В тот момент, когда его отец и мать погибли в лобовом столкновении автобуса и грузовика, маленькому Роме было всего лишь четыре года. Жил он с бабушкой, которая вырастила и воспитала его, в небольшом поселке на юге Иркутской области. Там же, после окончания школы он приобрёл профессию бульдозериста, пройдя обучение в местном профессионально-техническом училище. После службы в армии, которую Роман проходил в мотострелковом батальоне в Забайкалье, он, увлечённый романтикой, завербовался  на работу в золотодобывающую артель в Якутии. Контора артели находилась в поселке Барсох. Отработав один сезон, Роман увлёкся сестрой своего друга, с которой тот его и познакомил. Через полгода они поженились. С самого начала их совместной жизни, у Романа с женой сложились очень добрые и душевные отношения. Жили они в небольшой двухкомнатной квартире, любезно предоставленной им её родителями, которые, оформив пенсию, переехали в Краснодарский край. Роман был очень доволен женитьбой и когда он узнал, что жена забеременела, то счастье просто переполняло его. Вместе с женой они обустраивали свое семейное гнездышко, планировали покупки и поездки, придумывали имя будущему ребёнку. Они были уверены, что в жизненной перспективе их ожидает счастливое и безбедное будущее. Но все это рухнуло в один миг. Пьяный водитель на грузовике снес автобусную остановку, сбив при этом насмерть трёх человек. В числе пострадавших оказалась и жена Романа, находящаяся на восьмом месяце беременности. Жизнь нанесла Роману такой удар, что он потом абсолютно не помнил, как прошли похороны жены. После известия о смерти жены, у него как будто полностью отключился мозг. Он механически и односложно отвечал на вопросы родителей жены, срочно прибывших на похороны, так же механически выполнял поручения распорядителя из похоронного бюро, внешне равнодушно вёл себя на кладбище и на поминках. После похорон тёща с тестем попытались разговорить его, но у них ничего не вышло. Молча, в течение часа, послушав их, он удалился в спальню, где лёг на кровать и бездумно уставился в потолок. В последующие дни, он, после команды тёщи поднимался, съедал без аппетита то, что предлагали и молча, возвращался в спальню. После вторых поминок, чужие уже, в принципе, для Романа, родители его покойной супруги, пряча глаза, сообщили ему, что решили продать квартиру и, что собрали его вещи в два чемодана и сложили в пакет все его документы и деньги. Роман, молча, взял пакет с документами, вышел в прихожую, взял чемоданы и, не прощаясь, покинул квартиру. Пройдя по улице, он остановился у остановки в ожидании автобуса. Дождавшись, он сел в автобус, но проехав две остановки, вышел и сел на скамью. Через два часа, его окликнул проходящий мимо мужчина:

- Дрёма! Ты что тут делаешь?

- Сижу.

- А что сидишь? Ехать куда-то собрался?

- Не знаю. Некуда мне ехать.

- Не понял. А почему ты с чемоданами?

- Тёща с тестем квартиру продали. Вот и не знаю, куда теперь податься.

- Слушай, Дрёма! А давай ко мне? Живу я с дедом. Ты же знаешь, что я не женат. Да и дед не будет против этого. Ведь живём мы с ним в трёхкомнатной квартире, надоели уже друг другу. А втроём веселее будет. Всё, решено?

- Саня! Ну, не знаю. Что ещё твой дед скажет.

- Всё будет нормально. Пошли – и, подхватив один чемодан, Саня шустро зашагал, добавив – Не отставай.

Роман, взяв в руку второй чемодан, поплёлся следом за ним. Поднявшись на второй этаж трёхэтажного деревянного дома, они позвонили в дверь квартиры. Открыл им шустрый седой дед с орденской планкой на пиджаке.

- Дед! Знакомься. Это Роман Дрёмов. Мы вместе работаем в артели. А деда зовут Федор Силантьевич  – сказал Саня.

- Здравствуйте! – чувствуя неловкость, пробормотал Роман.

- Так, Дрёма, проходи – вталкивая его в квартиру, проговорил Саня – Проходи в комнату.

И, проводив Романа в комнату, он вернулся к деду. Роман, поставив чемоданы на пол, присел на диван и принялся рассматривать комнату. Тем временем, Саня, понизив голос, объяснялся с дедом.

- Дед! Ты должен меня понять. Дрёма попал в трудное положение. А я знаю, человек он хороший. Надо помочь ему. Ты же у меня старый и мудрый. Придумай что-нибудь.

- Ну, я же не против. Пусть живёт у нас.

- Ты не понял. У него как жена умерла, он, как будто с ума сошёл. Молчит и молчит. Даже на кладбище слезинки не проронил. И вообще, он сейчас какой-то замороженный. Боюсь, как бы у него окончательно крыша не съехала.

- Что тут сделаешь? – ответил Федор Силантьевич – Нужно, чтобы время прошло. Время лечит. Хотя, можно попробовать один способ. Ты вот что. Сбегай до магазина, купи три бутылки водки, а я сейчас ужин сварганю. Заселение квартиранта отметим.

- Тебе же нельзя спиртного, у тебя же давление.

- А кто тебе сказал, что это для меня? Пить водку будете вы оба. Ну, и я чуточку, для аппетита.

- Ох, дед. Ну, смотри! Ладно, я пошёл в магазин.

    Через два часа, сильно охмелевший Роман, пытался рассказать хозяевам о своей семейной жизни, о прекрасной жене и её беременности. И, когда его рассказ превратился в бессвязное бормотание, хозяева, подхватив с двух сторон, отвели его в комнату и уложили спать. Проснувшись ночью от жажды, Роман пробрался на кухню и залпом выпил подряд два стакана воды. Затем, вытряхнув из лежащей на столе пачки сигарету, он прикурил её и, сделав несколько затяжек, неожиданно ткнул ее в пепельницу. Охватив руками голову и уперев локти в колени, он беззвучно затрясся в рыданиях. Сильнейшее нервное напряжение последних дней, нашло выход. Сотрясаясь в беззвучном плаче, Роман оплакивал любимую женщину, не родившегося ребёнка и свое короткое, разбитое пьяным водителем, счастье. Саня, заглянувший на кухню, чтобы также утолить жажду, увидев трясущиеся плечи Романа, тихо скрылся в комнате. Просидев на кухне до рассвета, Роман, одевшись, стараясь не шуметь, вышел из квартиры и, пройдясь по улице, спустился с высокого берега к реке. Он присел на перевёрнутую лодку и, глядя на мощное течение величавой реки, задумался. Он понимал, что жизнь продолжается и, что теперь ему придётся как-то жить со своим горем. И справляться с ним ему надо одному.      

     Когда Роман вернулся в квартиру, он застал сидящих за столом перепирающихся хозяев. Дед, воинственно топорща седые усики, вопрошал:

- Где третья бутылка? Куда ты её засунул, щенок?

- Ну, что ты как дитя? Заладил одно и то же. Давление у тебя подскочит. Опять «неотложку» вызывать?

- Роман! Скажи ты ему, что нельзя над фронтовиком издеваться – запросил помощи дед.

- Саня! Надо уважить фронтовика – отозвался Роман.

Саня, махнув рукой, сходил в комнату и принёс бутылку. Поставил на стол две рюмки, налил доверху и сказал:

- Пейте. Если тебе, дед, станет плохо, пусть Роман с тобой возится. Сидите тут. А я в контору артели схожу. Через месяц промывочный сезон начнётся, надо спросить, когда приступать к работе.

  Собрав в пакет какие-то документы и, одевшись, он вышел из квартиры. Переглянувшись, квартирант и хозяин выпили, дед незамедлительно налил по второй порции и заговорил:

- Беспокоится о моём здоровье внучек. Боится, что помру раньше времени – и, опрокинув рюмку в рот, продолжил – Один он у меня. Больше никого не осталось. Сын погиб в Афганистане в восемьдесят пятом году. Офицером он у меня был. Через два года старуха моя умерла, болела давно. А смерть сына её доконала. Невестке шлея под хвост попала, молодость у неё, видишь ли, пропадает, оставила меня с пятилетним Санькой и уехала в Москву. Там и сгинула, ни слуху, ни духу. Вырастил я его, выучил на экскаваторщика. Проводил в армию, встретил из армии. Теперь женить осталось и можно помирать. Да вот не женится, говорит, что нам и вдвоём хорошо. Шутник, чтоб его. Ну, а ты крепись, Роман. Жизнь-то продолжается. О живых надо думать. Какие твои годы? Женишься ещё, и дети будут. Найдёшь ещё своё счастье. Уж поверь ты старому человеку.

- Силантьевич! – откликнулся Роман – А ведь я тоже сирота. Родители погибли, когда мне было четыре года. Воспитывала меня бабушка. Под Иркутском она у меня живёт. Осенью она ждёт меня с женой – и, осёкшись, замолчал, опустив голову.

- Ладно, ладно, успокойся – дед потряс Романа за плечо – Вот как судьба распорядилась. Свела двух сирот в одной квартире. Видимо, отныне придётся вам обоим держаться друг за друга. Ну, разливай остатки. Выпью, да пойду, полежу немного.

После ухода деда, Роман убрал со стола и помыл посуду. Затем, прошёл в комнату, распаковал чемоданы и уложил вещи в шкаф. Послышался звук открываемой входной двери и раздался голос Сани:

- Роман, ты где? Дрёма!

- Тихо! – вышел из комнаты Роман – Что ты орёшь? Дед спит.

- С ним все нормально? – обеспокоенно спросил Саня.

- Всё в порядке – успокоил его Роман – Что случилось?

- Новости у меня плохие. Артель наша ликвидируется. Банк не выдал кредит на новый промывочный сезон. А без него не будет ни ГСМ, ни запасных частей, ни металла и вообще ничего. Сейчас был в гараже. Ходят там покупатели разные. Мой экскаватор уже продали. К твоему бульдозеру присматриваются. Вот такие дела.

- И что нам теперь делать? – ошарашено спросил Роман – Где же мы будем работать?

- А нигде. Мужики говорят, что на других предприятиях вакансий нет. Да и откуда им взяться? Безработных одна треть посёлка. Разве, что у коммерсантов работу поискать, но тут дело такое. Они же нанимают на работу без оформления документов. Карточная игра, либо заплатят, либо нет. Бабушка надвое сказала.

- А нам деваться некуда, пойдём к коммерсантам. Без денег ведь не проживёшь.

    Спустя две недели, друзья, разочарованные безуспешными поисками работы, сидели на берегу реки и размышляли о дальнейших действиях. Прошла неделя, как река взломала лед и вздувшаяся от весеннего половодья вода, несла мимо берегов редкие запоздалые льдины.

- Дрёма! – заговорил Саня – Тут такое дело. Я жениться надумал.

-Да! – удивился Роман – Поздравляю! И когда? А дед знает?

- Нет ещё, не знает. Мы с Леной, два дня, как решили пожениться. Свадьбу хотели сыграть зимой. Ну, а без денег, какая свадьба? Поэтому, мне без работы никак нельзя.

- Ну, ты не расстраивайся сильно. Придумаем что-нибудь. И ведь у меня есть задумка. Хочу осенью к бабушке съездить, проведать надо старую. Может быть там и останусь. Родина моя, всё же. Не переживай, найдём мы работу.

- Эй, ребята! – окликнул их, откуда-то сверху, хриплый голос.
Друзья завертели головами и, повернувшись, увидели стоящего на краю обрыва мужчину.

- Вы не видели Дрёму с Санькой? Мне сказали, что они где-то здесь обитают – спросил мужчина.

- Ты их нашёл. Мы это – ответил Саня – И зачем мы тебе понадобились?

- Сейчас спущусь, и поговорим – ответил мужчина, ловко, в два прыжка, спустившись вниз, подошёл к друзьям. Пожав поочерёдно обоим руки, мужчина сказал:

- Зовут меня Антон. Я слышал, вы работу искали? А мне работники нужны.

- Что за работа? – спросил Роман.

- Копать, таскать, строить – ответил Антон.

- А конкретнее? – спросил Саня.

- Работа на пять месяцев. Разнорабочими. Я же говорю - копать, таскать, строить.

- Какая оплата? – спросил Роман.

- В полтора раза больше, чем вы зарабатывали в артели.

- А откуда ты знаешь, что мы работали в артели, и какая у нас была зарплата? – вклинился Саня.

- Люди говорят – развёл руками Антон.

- Почему ты обратился к нам? Ведь безработных в посёлке много, а ты искал именно нас.

- Всё просто. Работать надо в тайге, безвыездно до окончания всех работ. А вы люди одинокие, бессемейные. Тем более, что расчёт будет по выезду из тайги – и, сделав скорбное лицо, добавил -  Кстати, Дрёма! Приношу свои соболезнования. Жаль, что так получилось.

- Ты посмотри! Он и это знает – удивился Саня.

- Посёлок небольшой, а люди говорливые – пожал плечами Антон.

- Хорошо. Мы согласны. Но у нас условие. Оплата должна быть помесячной – сказал Роман.

- Не понимаю. Зачем вам в тайге деньги?

- Времена сейчас такие. Может быть, что по окончанию работ расчёта и не окажется.

- Не доверяете? Ну, может, и правильно делаете. Хорошо, будет вам помесячная оплата. А теперь о делах наших скорбных. Уезжаем на пять месяцев. Нытьё и претензии во время работы не принимаются. Повара у меня для вас нет, готовить обеды будете сами. Продуктами я вас обеспечу. Запаситесь зимней одеждой и обувью. Спальные мешки я вам выдам. Да, с вами будет ещё один работник. Через три дня будьте на этом месте в четыре часа ночи. За вами подойдёт лодка. Всё понятно?

Роман и Саня согласно кивнули. Антон, пожав им руки, быстро преодолел по тропинке подъём и скрылся в переулке. Саня, проводив его взглядом, спросил Николая:

- Дрёма! Ты заметил, что у него на левой руке двух пальцев не хватает?

- Да, заметил. И голос у него чересчур хриплый.

- Мутный он какой-то – сделал вывод Саня – Ну да ладно, лишь бы деньги платил.

Посидев ещё немного, друзья направились домой.

    В назначенный Антоном час, друзья, тепло одетые, сидели на берегу. Северная белая ночь позволяла рассмотреть всю ширь великой реки. По берегу, разбросанные в беспорядке, лежали лодки разнообразных  моделей и окраски. Кроме их двоих, на берегу не было ни единой живой души. Были слышны редкие крики речных чаек и плеск мелких волн, накатывающихся на галечную отмель. Зябко поёжившись, Саня проговорил:

- Ну и где, этот Антон? Мы уже здесь час сидим. Я же говорю, мутный он какой-то. Может, плюнем на  всё, да пойдём домой?

- Нет, не пойдём – ответил Роман - Смотри, лодка идёт.

- Ну и что, что идёт? Пока мы здесь сидим, три лодки мимо прошло.

- А эта к нам идёт. Смотри, повернула и к нам направляется.

Звук лодочного мотора сменился с высокого тона на низкий гул и лодка, сбавив скорость, вскоре ткнулась в берег недалеко от друзей. В ней находилось два человека и нагромождённый по всей длине лодки груз. С носа лодки на берег спрыгнул Антон и, подтянув лодку, сказал:

- Я вас приветствую! Грузите свои вещи и поехали. Дорога дальняя.

Друзья быстро погрузили свои вещи и, забравшись в лодку, разместились среди ящиков, коробок и мешков. Антон оттолкнул лодку от берега и, взяв в руки шест, упёрся им в речное дно и развернул плавсредство носом от берега. Взревели моторы и лодка, описав широкую дугу, понеслась по воде вниз по течению реки. Роман, примостившись на деревянном ящике с гвоздями, осмотрелся. Лодка была самодельной, длиной примерно шесть метров. Каркас корпуса лодки был изготовлен из стальных угловых профилей и обшит алюминиевыми листами. Корпус лодки, узкий спереди, оканчивался широкой кормой, позволявшей подвесить два мощных японских мотора «Ямаха». От штурвала, находящегося спереди, по обоим бортам лодки были проложены к моторам тросы управления. За штурвалом находился невзрачный небритый мужичок в замызганной телогрейке. Окинув взглядом, заставленное грузом пространство лодки, Роман пришел к выводу, что грузоподъёмность её составляет примерно одну тонну. Антон, сидящий рядом с рулевым, махнул рукой, привлекая внимание, и крикнул:

- Что сидите? Ложитесь на мешки и спите. Укройтесь брезентом. Нам долго ещё ехать.

Друзья вняли совету и легли на мешки с какой-то крупой, укрывшись брезентовым пологом. Минут через пятнадцать, друзья спали, убаюканные ровным монотонным гулом лодочных моторов.


Глава 4.

    В конце третьего дня отдыха, неожиданного в горячую пору навигации, Семён, сидя на кухне своей квартиры, чинил замок старого охотничьего ружья. Внезапно, дверной звонок издал мелодичный сигнал. Отложив замок, Семён направился в прихожую. Открыв дверь, он увидел стоящего перед собой мужчину, в котором с трудом узнал своего соседа, живущего этажом ниже. Звали его Иваном. Зарабатывал он на пропитание себе и своей семье охотой. Насколько знал Семён, получалось у него это неплохо. Человеком он был обстоятельным, хозяйственным и без подлости в душе. Семён был поражён изменениями, произошедшими в обличье соседа. Всегда пышущий здоровьем, ныне Иван выглядел очень скверно. В силу специфики своей профессии, Семен подолгу не бывал дома и поэтому, не знал о болезни соседа.

- Что с тобой, Иван? – спросил он – Выглядишь ты очень нехорошо.

- Семён, тут такое дело. Заболел я. Отправляют меня в Москву на операцию. Надо ехать, иначе смерть – ответил Иван.

- Так серьёзно? А что за болезнь?

- Желудок, онкология.

- Конечно же, езжай, с этим шутить никак нельзя.

- Семён! У меня к тебе серьёзное предложение. Ты же знаешь, что у меня есть промысловый участок на речке Харюзовая. Я подготовился к промыслу. В охотхозяйстве выдали мне аванс, и я полностью завёз в зимовьё все необходимое. Продукты, новые капканы, керосин и ГСМ для снегохода. Белки и соболя в этом году должно быть много. Поэтому я и патронами запасся. Ну, а болезнь-то не спрашивает, когда ей приходить.

- Ну, а от меня, что ты хочешь?

- Вот я подумал, может, ты меня заменишь?

- Как это заменишь? У меня же работа. Я что, её бросить должен?

- Ну, зачем же её бросать? Возьми отпуск.

- Кто же мне его даст? До конца навигации ещё месяц.

- Семён! У меня на тебя только надежда. Не могу я никому, кроме тебя, доверить свой участок. Тем более, что все припасы завезены, а аванс ведь возвращать надо. Неизвестно как пройдет операция и вообще, останусь ли я живым? И ведь расходы на лечение тоже большие. А если я помру, аванс, ведь семья будет возвращать, а откуда у них деньги. Я предлагаю, чтобы ты отработал вместо меня аванс и заработал денег. Промысловый сезон в этом году должен быть очень хорошим. Я, когда завозил припасы, то оббегал окрестности зимовья. Нынче богатый урожай кедрового ореха. Будет белка, будет и соболь. Так что, выручай Семён, по-соседски. Я же  знаю тебя, ты же хороший охотник. Я уверен, у тебя будет удачный промысел.

- Хорошо, попробую уговорить начальство. Но думаю, вряд ли это получится.

- Получится. Ваш директор приходится мне свояком, наши жёны родные сёстры. Я уже договорился с ним. От тебя требуется только заявление на отпуск. А вместо тебя он назначит моториста гаража.

- Но у меня своё начальство - капитан «Лили». А если он упрётся, то никто не сможет его уговорить и директор не поможет.

- Пойдём к твоему капитану вместе. Вдвоём-то мы любого уговорим.

- Нет, не надо. Я уж как-нибудь сам.

    Утром следующего дня Семён, прибыв на причал, застал там Николая, который стаскивал трап с палубы самоходки. Поприветствовав друга, он помог ему установить трап. Семён осмотрел лицо друга и констатировал, что шишка сошла, но синяк остался. Услышав шум и голоса, из кубрика показался Пётр Иванович.

- И какой это чёрт вас сюда принёс? – осведомился он и, воздев руки к небу, пафосно изрёк – О времена, о нравы! Испаскудился народ, потерял все нравственные ориентиры. То их работать не заставишь, отдыха требуют, то с рабочего места не прогонишь, возвращаются. О Великое Небо! Прости их, ибо не ведают они, что творят.

- Что это с ним? – испуганно спросил Семён.

- Я думаю, что это результат его общения с Гошей – ответил Николай.

- Поразительно, ведь всего три дня прошло, а какие изменения! – восхитился Семён.

- Я же говорил тебе, что мы его не узнаем. Если сейчас всучить ему в руки кастрюлю с камнями, то вряд ли мы его от Гоши отличим.

- Всё шутите? А я тут от скуки помираю. Приходили сюда, то ли кришнаиты, то ли адвентисты седьмого дня, чёрт их разберёт. Снабдили меня религиозной литературой. Я почитал немного, что запомнил, то и вам говорю. Теперь буду ежедневно читать вам проповеди, чтобы служба мёдом не казалась. Что припёрлись, ведь вам ещё два дня отдыхать? – приняв нормальный вид, высказался капитан.

- Я по делу – ответил Семён.

- А я за пастельным бельём, постирать надо – откликнулся Николай.

- Ну, тогда поднимайтесь. Проходите в кубрик, чайком побалуемся. Только, что вскипятил.

Разлив чай по кружкам, Пётр Иванович обратился к Семёну:

- Говори, Семён. Я слушаю тебя.

- Пётр Иванович! Мне нужен отпуск. Надо выручить хорошего человека, моего соседа, да к тому же свояка нашего директора. Он тяжело заболел и едет в Москву на операцию. Надо подменить его на охотничьем промысле. С директором мой отпуск согласован. На моё место он назначит моториста Сергея. Требуется твоё согласие. Подпиши заявление.

- Ну, если надо, а главное замена есть, то конечно подпишу – с этими словами Пётр Иванович размашисто расписался на заявлении.

В помещение вошёл Николай, держа в руках связанное в баул бельё и, обратился к капитану.

- Пётр Иванович! Ты не знаешь, что с Гошей случилось?

- Нет. А почему ты спрашиваешь?

- Да я, сейчас, в иллюминатор каюты за ним понаблюдал. Он спустился на берег и не пошёл к лодке, на которой он всегда сидит. Он выломал с куста тонкий прут и сейчас чертит какие-то линии на песке. Неужели учится буквы писать? Я же, три дня назад, ему апельсином в голову попал. Может, после этого какое-нибудь реле у него в голове щёлкнуло, и он начал умнеть. Да и любимая его кастрюля куда-то пропала и дубины не видать.

- Дубину я отправил вниз по течению реки, а кастрюлю я утопил вместе с теми камнями, которые в ней находились.

- Как тебе это удалось? У него же снега зимой не выпросишь, и отобрать не получится. Он же силён, как бык.

- Я сделал ему предложение, от которого он не смог отказаться.

- Что же ты такого ему мог предложить? Он с этой кастрюлей с начала навигации играется, а дубина у него чуть позже появилась. Никто не мог забрать их у него, даже его мать.

- Я научил его игре в «классики».

- В «классики»! – дружно возопили моторист с матросом и изумлённо уставились на капитана.

- Что вы на меня уставились? Не мог я вспомнить ни одной детской игры. А у меня дома под кухонным окном постоянно играют соседские девчонки в эти самые «классики». Поневоле все правила запомнишь. Да и какая разница в этих играх, главное здесь то, что Гоше понравилось. Он уже три дня скачет.

- Погоди, Пётр Иванович. Насколько я помню, в этой игре важно не только начертить клетки, но и надо как-то по-особому скакать – задумчиво произнес Семён – Не хочешь ли ты сказать, что ты его и скакать научил?

- Ну, а что вы бы делали на моём месте? Ведь гремит и гремит своей проклятой кастрюлей. Ни на какие уговоры не поддаётся. Минут через тридцать после вашего ухода, он взялся своей дубиной  охаживать эту несчастную лодку. У меня даже в голове что-то звенеть начало, но не мог же я биться с ним, вот как Николай. Вот и пришлось скакать вместе с ним. Но могу вас заверить, что никто этого непотребства не видел, я контролировал окружающую обстановку. Вы только представьте себе картину, офицер Тихоокеанского Флота Советского Союза играет в «классики», а партнёр у него круглый идиот. Но другого выхода у меня не было - Пётр Иванович воздел указательный палец к потолку и возвысил голос - Но зато, каков результат! Греметь перестал, про рогатку забыл, и четвёртый день непрерывно скачет, ети его мать за ногу. Чтобы ему пусто было.
Сказать, что члены экипажа смеялись – это ничего не сказать. Они рыдали, судорожно всхлипывали, конвульсивно корчились и катались по рундуку, на котором до этого сидели. Минут десять эмоции не стихали. Через некоторое время, когда они, успокоившись, пили чай, Пётр Иванович обращаясь к Николаю, сказал:

- Ты должен как-то помириться с Гошей. Он очень зол на тебя. Грозится расстрелять тебя из рогатки. Ты не шути с этим. Никто же знает, что он может сотворить в дальнейшем. Он же не осознаёт своих поступков.

- Куплю ему килограмма два апельсинов и наступит мир - легкомысленно отмахнулся Николай и спросил - Пётр Иванович! А какую бумажку ты недавно подписывал? Не пахнет ли здесь премиальными?

- Нет, господин матрос, не будет тебе премии. Вместо премии, ты до конца навигации будешь коком. Семён с завтрашнего дня будет в отпуске, а Сергей, который заменит его, обеды готовить не умеет. Вот так вот.

- Семён! Что-то случилось? - обеспокоился Николай.

- Сосед мой, Иван, тяжело заболел. Просит заменить его на промысле. Ты же знаешь его. Хороший он мужик, надо выручать.

- Понятно. Значит, мне придётся целый месяц глупости этого Отелло слушать. Да-а. Незавидная у меня перспектива.

- Какие глупости? О чем ты говоришь? - выразил недоумение капитан.

- А ты не знаешь? Повезло тебе. Помнишь, в те времена, когда ты был агитатором и пропихивал в депутаты нашего директора, Семён вместо тебя был капитаном?

- Ну, помню и что дальше?

- Так вот, мотористом вместо Семёна был Сергей. Семён отказался совмещать две должности. Как же, как же, мы же важные, так сказать, начальство! Это на меня безотказного и молчаливого можно навешать кучу обязанностей, помыкать и ещё премии лишать. И справедливости на этом судне не дождёшься. У нас же два капитана. Один настоящий, а второй подменный. А ворон ворону глаз не выклюет. Поэтому, во всём всегда я крайним остаюсь. Вот такая у меня тяжкая доля и никакого впереди просвета. Полная безнадёга - закончил Николай и прикурил сигарету. Глубоко затянулся дымом и стал пускать колечки, полностью уйдя в это занятие.

- Сказать-то, что хотел, молчаливый ты наш? - недоуменно переглянувшись с Семёном, спросил Пётр Иванович.

- Вам что, непонятно? Сатрапы вы оба.

- Ты же про Сергея начал рассказывать - напомнил Семён.

- Ах, да! Про Отелло…- Николай раздавил окурок о пепельницу и продолжил - После того, как он приступил к своим обязанностям, на четвёртый день он не явился на работу. Часов в одиннадцать пришла его жена. Женщина да женщина, ничего особенного. В своей жизни я встречал таких красавиц, что эта рядом с ними даже близко не стояла. Как-то раз, ещё в студенчестве, я встретил такую красавицу...

- Звали её Отелло? - ехидно вклинился Семён.

- Что-то я отвлёкся. Ну, так вот, приходит его жена. Женщина да женщина, ничего особенного...

- Тебя что, заклинило? - рявкнул Пётр Иванович - Или ты надо мной издеваешься?

Семён громко расхохотался и сказал:

- Пётр Иванович! Давай уж я расскажу, а то Николай часа на три шарманку заведёт, молчаливый он наш.

- Давно бы так - сказал капитан - И откуда у него это берётся? Говорит и говорит, а сути не дождёшься.

- Пришла жена и сообщила – продолжил Семён - Что Сергея забрали в милицию за то, что он, приревновав её к коллеге, три раза выстрелил в него и все три раза промахнулся. Человек не пострадал и написал заявление о том, что никаких претензий не имеет. Сергея выпустили через сутки, но ружьё конфисковали. Человек этот работает вместе с женой Сергея и подвёз её на своей машине пару раз до дома. Сергей стрелял вдогон отъезжающей машине и разбил заднее стекло. Ущерб он возместил. На этом конфликт был исчерпан. После всего, что произошло, у Сергея появилось прозвище Отелло. Вот теперь всё.

- Учись, Николай. Вот как надо, кратко и ёмко. Сразу видно армейскую закалку.

- Где уж нам, сирым да убогим. Со свиным рылом, да против орденоносца. Ну, так я продолжу. Отелло работал у нас два месяца. Пока ты, Пётр Иванович, ездил по району и вешал избирателям лапшу на уши, Отелло довёл меня до белого каления своими рассказами о многочисленных поклонниках его жены. Особенно в части того, как он планирует жестоко расправляться с ними. Он же садист и маньяк. Безнадёжно больной человек, но работник и специалист  он хороший. Ревность, оказывается, страшная штука.

- История с Сергеем имеет продолжение - ехидно улыбнулся Семён - и фигурирует в нём наш молчаливый и безотказный член экипажа.

- Ну, началось...- нараспев, разводя руки, протянул Николай - Только, только все начали забывать.

- Ну-ка, ну-ка, послушаем, что этот правдоруб натворил - потирая ладони, произнёс Пётр Иванович - Посмотрим, имеет ли он моральное право обвинять меня в обмане избирателей.

- Пётр Иванович! Тебе знакомо выражение "А не ерунду ли ты спорол?"- спросил Семён.

- Да, его довольно часто повторяют знакомые речники в разговорах между собой.

- Так вот, первым эту "крылатую фразу" произнёс наш, угнетённый сатрапами матрос.
Жена Сергея рассказывала о своем ревнивом муже не только мне с Николаем. В то время у причала стояло несколько судов. Поэтому, жену Сергея слушала толпа человек в двадцать. После её ухода началось бурное обсуждение случившегося. Кто-то поддержал поступок Сергея, кто-то однозначно осуждал его. Постепенно дебаты утихли, и вот тут громко заговорил наш сирый и убогий матрос: - Мужики! Я вот одного понять не могу. - Чего ты не можешь понять? - спросили мужики. - Ну, вот. Выстрелов было три. Стреляешь в человека два раза из двустволки, переламываешь ружьё, чтобы перезарядить. И вот тут бы и задуматься, а не ерунду ли ты спорол? Пока мужики осмысливали услышанное, твой коллега, Пётр Иванович, капитан буксира "Томь" ответил Николаю: - Ты плохо слушал женщину. Во-первых, это была не двустволка, а пятизарядный полуавтомат. Во-вторых, после двух выстрелов в человека, поздно задумываться. Толпа так грохнула смехом, что крутившийся рядом Гоша, испугавшись, убежал домой. Вот такая вот история - закончил рассказ Семён.

Пётр Иванович затрясся от смеха, стуча от избытка чувств по столу ладонью.

- Смейтесь, смейтесь - прикурив сигарету, заговорил Николай - Вы же смеётесь от того, что не можете понять тонкую и ранимую душу полуинтеллигента. Что ещё можно было ожидать от грубых и мерзких тиранов. Вот, что смешного в том, что я тогда сказал. Ведь задумываться о последствиях своих поступков должен каждый.

- Но задумываться надо до совершения поступка, а не после - возразил Семён - Ты мне объясни, почему ты назвал себя полуинтеллигентом?

- О, это очень просто. С одной стороны я, имея высшее образование, не могу руководить подчинёнными по причине неприятия насилия над личностью, ведь любая власть - это диктат в той или иной форме. Поэтому, я являюсь рабочим, произвожу материальный продукт и воспринимаю диктат любого начальства как неизбежное, но терпимое зло. С другой стороны, я, обладая высоким интеллектом и аналитическим складом ума, понимаю, что несовершенство нашей жизни проистекает от ошибок, совершённых на стадии принятия решений, а не в процессе их исполнения. Поэтому, как интеллигент, я нещадно критикую деятельность любого начальства, ничего не предлагая взамен. Логика простая. Если я не участвую в принятии решений, значит, я ни в чём не виноват, а это обстоятельство даёт мне право критиковать. Так во все времена поступала интеллигенция в нашей стране. Критикуя, предлагай - не наш принцип.

- Да, мудрёно ты задвинул и от скромности ты не умрёшь – сказал Семён.

- А не ерунду ли ты спорол! – сдерживая смех, ввернул Пётр Иванович.

Моторист с капитаном рассмеялись. Николай, выдержав паузу, ледяным тоном изрёк:

- Отвечаю Семёну. Что есть, то есть. Себя не похвалишь, кто же тебя вспомнит. А теперь тебе, Пётр Иванович. Ты должен гордиться тем, что умозаключение твоего матроса повторяют, как афоризм на всех судах речного флота.

- А я что делаю? Я и горжусь – ответствовал капитан.

- Ну и ладно. Что-то мы заболтались. Пора и честь знать - спохватился Семён - Мне ещё в контору надо забежать, отпуск оформить. Да и на промысел собираться надо.

- Да и я пойду, супруга, наверное, заждалась. С утра стирку затеяла, вот и отправила меня за бельём - поддержал его Николай.

- Николай! Через два дня придёт Отелло... Тьфу ты... то есть Сергей. Помни наш уговор, никаких прозвищ и ему накажи, чтобы нас по прозвищам не звал. Объясни ему, что за нарушение денежный штраф. Уяснил? - грозно свёл брови Пётр Иванович.

- Да понял я, понял - ответил Николай.

- Ну, тогда идите, с Богом, дети мои. Помните, что только покаяние спасёт ваши заблудшие души - торжественно напутствовал подчинённых Пётр Иванович.

Друзья, переглянувшись, дружно повертели пальцами у виска и с хохотом вышли из кубрика.


Глава 5.

    Проснулся Роман от громкого храпа Сани, лежащего рядом. За тонкими стенками палатки послышался разговор. Посмотрев на наручные часы, Роман выбрался из спального мешка и выглянул из палатки. В десяти метрах, у костра стояли Антон и Боцман, о чём-то разговаривая. У Антона на плече висел карабин СКС, а на спине небольшой рюкзак. Увидев Романа, они замолчали. Антон хлопнул рукой по плечу Боцмана, повернулся и пошёл вдоль берега ручья, отдаляясь от лагеря. Вскоре, он скрылся среди деревьев. Проводив его взглядом, Боцман повернулся к Роману и сказал:

- Ты чего не спишь? Сегодня же у нас выходной день.

- Не спится что-то – ответил Роман – Санька, зараза, громко храпит.

- Ткни его в бок, он и перестанет. Ты полежи немного, я сейчас быстренько что-нибудь приготовлю на завтрак.

- Может, помочь?

- Нет, не надо. Сам справлюсь. Ты ложись, отдыхай.

Роман лёг поверх спального мешка, укрылся тонким одеялом и ткнул в бок, лежащего на спине Саню. Храп мгновенно прекратился. Глубоко вздохнув, Саня повернулся набок и засопел. Улыбнувшись, Роман закрыл глаза и вскоре задремал.

    Прошло десять дней с того момента, как друзья высадились из лодки на этот берег. Прибыли они на закате солнца. Лодка,  стремительно несущаяся против течения реки, резко сбавила скорость и, развернувшись в обратную сторону, пристала к пологому берегу. Чуть поодаль от берега высились поросшие густым лесом отроги горного хребта. Из узкого, заросшего кустами распадка, вырывался бурный ручей с прозрачной водой, впадающий в реку. Недалеко от устья ручья стояла выцветшая на солнце одинокая палатка. Возле неё лежала груда всевозможных вещей и небольшой штабель толстых сосновых досок. Услышав шум лодочных моторов, из палатки выбрался коренастый пожилой мужчина с тёмным лицом, изрезанным морщинами. На голове его топорщились короткие седые волосы. Обращали на себя внимание его широкие лопатообразные ладони и широкие плечи. Весь вид его говорил о том, что он, несмотря на свой возраст, обладает внушительной физической силой. Антон, выпрыгнув из лодки на берег, пожал мужчине руку и громко произнёс хриплым голосом:

- Парни! Этого дядю зовут Боцман. Он будет у вас старшим. Настоятельно рекомендую слушаться его во всём. Ну, и меня, конечно.

- А у этого дяди есть имя? – улыбаясь, спросил Саня.

Лицо Антона неуловимо изменилось. Сверкнув глазами и неприятно ощерившись, он произнёс:

- Я сказал, что его зовут Боцман. Что непонятного?

Сказано это было таким тоном, что у Сани сползла улыбка с лица, и пропало всякое желание ещё что-либо спрашивать. Повисло неловкое молчание, которое нарушил Боцман:

- Вы, наверное, проголодались? Я пока вас дожидался, наловил рыбы и сварил уху.  Давайте поедим, а лодку потом разгрузим.

- Вот это верно ты говоришь – сказал Антон и, повернувшись, бросил через плечо – Ну, что встали? Пойдём, уху распробуем.

Во время ужина, Антон, достав фляжку и налив каждому изрядную порцию неразбавленного спирта, произнёс короткую речь, суть которой заключалась в пожелании фарта в предстоящем нелёгком промысле. Каждый из присутствующих это пожелание понял по своему и, выпив обжигающую жидкость, компания со зверским аппетитом принялась поглощать уху. Насытившись, достали сигареты и закурили. Антон с невзрачным хозяином лодки отошли в сторонку и завели разговор.

- Дрёма! Ты посмотри, он, оказывается, говорить может – удивился Саня – А я подумал, что он немой. Он же за целый день ни одного слова не сказал. И во время ужина молчал.

- Это вы про Молчуна говорите? – спросил Боцман – Тяжёлый человек. Меня же он, за два дня до вас, сюда доставил. Так вот, в начале пути я у него спросил, знает ли он дорогу сюда. Он молчит. Ну, я не стал переспрашивать. А когда сюда прибыли, он мне буркнул: - Как видишь, знаю. Я не понял его, поэтому и спросил: - Что знаешь? Он посмотрел на меня, как на дурака и промолчал. Разгрузили лодку и он уехал. Только потом до меня дошло, что он вечером, ответил на мой утренний вопрос. Вот такой он человек.

Парни громко рассмеялись. Антон, услышав смех, крикнул:

- Отдохнули? Выгружайте груз.

Друзья быстро разгрузили лодку и перенесли вещи к палатке. Молчун закончил беседу, пожал руку Антону и забрался в лодку. Антон оттолкнул плавсредство от берега, взревели моторы и лодка, неся за собой высокий пенный бурун, помчалась по реке. Вскоре, она скрылась за поворотом. Постепенно стих удаляющийся гул мощных моторов. Наступила оглушительная тишина, прерываемая тонким звоном, редких в эту пору комаров. Друзья установили вторую палатку и, забравшись в спальные мешки, заснули мёртвым сном.

    Утром их разбудил Боцман. Выбравшись из палатки, друзья увидели сидящего у горящего костра Антона. В руках он держал кружку исходящего паром горячего чая.

- Умывайтесь – сказал он – И пейте чай. Работы у вас сегодня много. Да и разговор серьёзный предстоит.

Умывшись, парни позавтракали. Всё это время, Антон внимательно наблюдал за ними. Выплеснув из кружки остатки чая на землю, он достал сигарету и прикурил.

- Закуривайте, ребята – сказал Антон – Покурим, поговорим.

- О чём говорить будем? – прикуривая, спросил Роман.

- О работе, о распорядке, о правилах.

- Мы слушаем тебя.

- Догадываетесь, какую работу вы будете выполнять?

- Смутно. Но я смотрю, здесь доски лежат, железо кровельное, гвозди и тачка. И самое главное – резиновые коврики и рулон сукна. Я так понимаю, что коврики и сукно для золота?

- А ты, я смотрю, догадливый очень. И что ты на это скажешь?

- Хочу тебя сначала послушать.

- Ну что же, разумно.

- Какие коврики? Какое золото? – вклинился в разговор Саня – Что-то я ничего не понял.

- Саня! Ты помолчи пока. Посиди, послушай – попросил друга Роман.

- В этом распадке, по ручью, есть рассыпное золото – заговорил Антон – Ваша работа заключается в том, чтобы взять его. Работать нужно до середины октября. Вам надо будет просто выполнять то, что скажет Боцман. Все предельно просто.

- А как это соотносится с законом?

- В тайге нет закона в том виде, в котором ты его понимаешь. В тайге есть закон джунглей. Выживает сильнейший.

- Ну, а всё же?

- Хорошо, поясню. У нас в стране в последнее время действует закон джунглей. Все богатства достаются сильным, наглым, циничным и хитрым. И все принятые Госдумой законы предназначены для ещё большего обогащения этих хищников. Иначе, откуда бы у нас возникли олигархи, которые продают природные ресурсы за бугор. Ты считаешь, что эти законы справедливы? Или ты считаешь справедливым то, что вы оба не можете найти работу и поэтому остаетесь нищими? Почему Ходорковский, нагло присвоив нефтепромыслы, является уважаемым человеком и неподсудным бизнесменом, а я, делающий то же самое, что и он, но в гораздо меньших объёмах, должен считать себя преступником? Ну, как тебе моя логика?

- Убедительно звучит. Но как-то неожиданно это для нас.

- Понимаю. Подумайте, обсудите вдвоём. Вечером скажете о своём решении. Ну, а сейчас за работу.

Антон поднялся, прошёл до палатки, сунул в неё руку и, вытащив карабин СКС, забросил его на плечо. Насвистывая простенькую мелодию, он направился в сторону распадка и вскоре, скрылся в зарослях тальника. Боцман залил костёр водой  и, взяв из штабеля три доски, понёс их следом за Антоном. Друзья, молча, переглянулись и последовали примеру Боцмана. Следуя за ним по берегу ручья вглубь распадка, друзья столкнулись с большими трудностями. Прутья тальника толщиной с большой палец взрослого человека, сплошной стеной вставали перед ними, препятствуя дальнейшему их продвижению. Роману было совершено непонятно, как удалось Боцману с тремя четырёхметровыми досками в руках, быстро преодолеть это препятствие. Пока Роман с Саней недоумевали и многословно дискутируя, разрабатывали план изничтожения тальника, послышался плеск воды и показался Боцман, шествуя по колено в воде по руслу ручья.

- Что вы здесь застряли? Замочиться боитесь?

Парни засмеялись и, подхватив доски, полезли в воду. Обойдя по воде заросли тальника и выбравшись на берег, друзья по следам Боцмана, по примятой прошлогодней траве добрались до места, где он оставил доски. Положив принесённые доски, друзья осмотрелись. Место представляло собой небольшую котловину, площадью примерно в пятьсот метров квадратных. С трёх сторон  котловины нависали крутые каменистые склоны, поросшие густым березняком, каким-то чудом произраставшем на такой крутизне. Дно котловины было ровным и поделенным руслом ручья на две неравные части. Примечательно это место было водопадом. Поток воды, падая с большой высоты с уступа на уступ, достигал дна котловины. Низвергаясь с пятиметровой высоты с последнего уступа в образованную им самим чашу, водопад создавал ровный и сильный шум. Мельчайшая водяная взвесь, висящая в воздухе, играла на солнце всеми цветами радуги. Место было очень красивым и друзья, чтобы полюбоваться им, присели на доски и закурили сигареты. Чтобы общаться между собой, им пришлось напрягать голоса, иначе из-за шума падающей воды обычный разговор не получался. Они настолько увлеклись разговором, что не заметили подошедшего Боцмана, и только грохот брошенных им на землю досок, заставил их испуганно подскочить.

- Что ребятки, устали? – прокричал Боцман.

- Нет, не устали. Место красивое, любуемся – крикнул в ответ Роман.

- Скоро оно вам надоест – ответил Боцман – До чёртиков. А сейчас у нас работы много. До вечера надо все материалы сюда перенести. Так что, хватит сидеть. Пошли работать.

Друзья согласно кивнули и пошли вслед за Боцманом. 

    Вечером усталая троица, поужинав, сидела у костра. Из распадка показался Антон, пропадавший где-то целый день. Подойдя к костру, он бросил на землю мёртвого глухаря и прошёл к своей палатке. Положив в неё карабин, он вернулся к костру и, взяв в руки котелок с тёплой мясной похлёбкой, принялся жадно и шумно поглощать её. Насытившись, он отложил в сторону котелок и, достав сигарету, прикурил её. Сделав несколько быстрых затяжек, он, обращаясь к Боцману, коротко бросил:

- Рассказывай.

- Перенесли на место все материалы. Завтра строить начнём. Парни работящие, думаю, сработаемся.

- Ко мне вопросы есть?

- По работе нет. Хотел только спросить о тех мужиках. Начали они работу или нет?

На лице Антона появилось знакомое хищное выражение.

- А оно тебе надо? – зловеще улыбнулся он – Меньше знаешь, крепче спишь. Неужели, ты эту истину на зоне не усвоил?

- Да я просто так спросил – оторопело ответил Боцман.

- Думай прежде, чем спрашивать – был ему ответ. 

 Роман с Саней, молча, наблюдали за этим разговором. Антон, докурив сигарету, бросил окурок в костёр и, обращаясь к ним, спросил:

- Ну, и что вы решили?

- Согласны мы – ответил Саня.

- Хорошо. В таком случае, выслушайте правила, которых вы будете обязаны придерживаться. Не задавайте глупых вопросов, и вы не услышите в ответ грубость. Рабочая смена двенадцать часов с двухчасовым перерывом на обед. Десять дней работаете, два дня отдыхаете. Для лучшего отдыха, вам на эти дни будет выделяться фляжка спирта. Неукоснительно выполняете все распоряжения Боцмана. Нельзя проявлять любопытство к результатам промывки, к ним вы не имеете никакого отношения. Ваша задача – добросовестно отработать до конца промывочного сезона и получить оговорённую сумму денег. Если здесь появятся случайные люди, с ними не разговаривать. Разговаривать с ними буду я. Всё понятно?

- Мы договаривались о ежемесячной оплате – напомнил Саня.

- Да, я помню. Через две недели приедет Молчун. Привезёт продукты. Ты передашь с ним письмо своему деду. В письме ты попросишь его открыть счёт в банке. Ваши деньги будут перечисляться на этот счёт. Надеюсь, вы сможете их поделить. С каждым приездом сюда, Молчун будет привозить подтверждение твоего деда о зачислении денег на счёт. Понятно излагаю?

- Всё понятно.

- Хорошо, коли так. Предупреждаю. За нарушение правил незамедлительно последует наказание. Я не только умею хорошо наказывать непослушных людей, но и очень люблю это делать. Запомните это – угрожающе проговорил Антон и, поднявшись, направился к своей палатке.

- Дрёма! – вполголоса проговорил Саня – Он, оказывается, и про деда моего знает.

- Он многое знает – сказал сидящий рядом Боцман – Ребята! Вы поаккуратнее с ним. Относитесь к его словам серьёзно. Он очень опасный человек. А насчёт денег. Я с ним третий год работаю, и он ещё никого не обманывал. Ладно. Ложитесь спать, а я тут глухаря ощипаю. Утром отварю и возьмём его с собой, чтобы на обед не возвращаться.

Поднявшись, друзья направились к палатке.

    Следующие два дня старатели потратили на строительство примитивного промывочного прибора. Они построили над руслом ручья наклонный, метровой ширины, лоток из сосновых досок с невысокими стенками из того же материала. Длина лотка составляла двадцать метров. Дно лотка на одну треть было обшито кровельным железом. Поверх листов железа, через равное расстояние, были прибиты поперёк лотка деревянные бруски, предназначенные для улавливания тяжёлых самородков. Вторая треть лотка была устлана резиновыми ковриками с мелкорубчатой поверхностью. Такие коврики обычно лежат у входа в любую квартиру. Здесь им нашли иное применение. Концевая часть лотка была покрыта полотном грубого сукна, служившего для улавливания мельчайших чешуек драгоценного металла. Все это сооружение возвышалось над бурлящей водой ручья на березовых кольях, вбитых в дно ручья. Боцман потратил два часа на то, чтобы опытным путём определится с углом наклона лотка, добиваясь оптимального варианта, при котором пустая порода смывалась бы потоком воды, оставляя более тяжёлые частицы золота в ловушках. Всё это время, друзья простояли по колено в холодной воде, по команде Боцмана, то поднимая, то опуская тяжелый лоток. Закончив с этим делом, друзья выбрались из ручья. Саня, растирая окоченевшие ступни, сказал:

- Боцман! Мне положено наркомовских сто грамм. Иначе, я заболею и умру.

- Типун тебе на язык, а не сто грамм – ответил Боцман – Что же ты, вон как Дрёма, сапоги резиновые не надел? Говорил же я тебе. Не дай Бог, заболеешь, где мы тебе здесь доктора найдём?

- Тяжело в них ходить, да и ноги потеют. Вон Дрёма, вечером, как сапоги снимет, так хоть из палатки беги. Это же натуральная газовая атака получается. Надо Молчуну противогаз заказать, иначе до конца сезона не проживёшь.

- Боцман прав – заговорил Роман – Лекарей здесь для нас нет. Я недавно аптечку нашу посмотрел. Там куча разных таблеток и никакой инструкции, что от чего. Не принимать же их все без разбора. Так что, беречься надо. Ничего, Саня. Походишь в сапогах, ноги не отвалятся. Боцман! И когда мы эту конструкцию испытаем?

- Завтра, с утра. Проверим твое новшество и, если всё будет нормально, то начнутся у нас сплошные земляные работы.

Новшество, о котором говорил Боцман, Роман придумал, когда старатели слушали объяснения старшего о предстоящей работе. Боцман, стоя на берегу ручья и размахивая руками, описывал предстоящий фронт работ. Внимательно выслушав пояснения, Саня спросил:

- Бункер лотка будет на уровне одного метра от воды?

- Да – ответил Боцман.

- Как я понял, мы засыпаем грунт в бункер и начинаем поливать его водой из ведра. Правильно я понял?

- Правильно – подтвердил Боцман.

- Это сколько надо ведер воды опрокинуть в бункер, чтобы размыть одну загрузку грунта? – упал духом Саня – Да у нас через неделю руки будут ниже колен, как у орангутанга. А через месяц, вообще отвалятся.

- А ты думал, золото легко даётся? Нет, Саня. Здесь жилы рвать придётся. Такова доля «черного» старателя. Так что, легко не будет.

Роман, с задумчивым видом прошёл по берегу ручья до водопада и, постояв там, вернулся обратно. Взяв в руки палку, он, с глубокомысленным видом, принялся чертить на земле какие-то линии. Боцман и Саня, заинтересовавшись необычным поведением Романа, подошли к нему и стали, молча, наблюдать за его действиями. Первым не выдержал Боцман, спросив у Сани:

- Что это он делает?

- Наверное, план побега с этой каторги разрабатывает – невинно моргая своими карими глазами, ответил Саня – Понял, что каторжный труд предстоит, вот и решил бежать. Дрёма! Меня с собой возьмёшь? Оставим здесь Боцмана с Антоном, и пусть пашут.

- Боцман! А наша конструкция обязательно здесь должна находиться? – спросил Роман.

- Не обязательно – ответил Боцман – Я её в центре котловины хотел расположить, чтобы грунт можно было подвозить на примерно равное расстояние, где бы шурфы мы ни били. А что ты предлагаешь?

- Я думаю, что конструкцию надо построить вплотную к водопаду. Сделаем короткий поворотный жёлоб из досок, по которому вода будет литься от водопада прямо в бункер. Не нужна вода – повернул в сторону жёлоб, нужна вода – повернул обратно. И не нужно будет черпать воду, и поднимать ведро вверх. А чтобы не стоять у лотка по колено в воде, сделаем помост из жердей.

- Ну, ты голова! – восхитился Саня.

- А я с детства такой – не стал скромничать Роман и, обращаясь к Боцману, спросил – Как тебе мое новшество?

После уточнения всех нюансов, Боцман одобрил предложение Романа и работа закипела.

    Утром следующего дня старатели приступили к промывке. Для начала они решили переработать осадочный слой, находящийся  на дне чаши водопада. Толщина слоя составляла сантиметров тридцать крупного песка, гальки и булыжников. Попадались и крупные валуны. Все это покоилось на скальном основании чаши. Старатели рыхлили ломами грунт на дне чаши и, зачерпывая вёдрами, опрокидывали их в бункер лотка. Боцман, стоя на помосте, отбрасывал крупные камни и направлял струю воды, текущую из жёлоба, на растущую кучу грунта, смывая её в лоток. Далее по лотку текла мутная вода, неся мелкие камешки и песок и достигнув конца конструкции, сливалась в ручей. К вечеру, старатели вычерпали из чаши весь осадочный грунт, оставив на скальном основании лишь валуны и крупные камни. Усталые, но довольные старатели выбрались из воды и разлеглись на берегу ручья, обсыхая на солнце. Боцман, смыв остатки грунта в лоток, спрыгнул с помоста, помыл руки и присоединился к друзьям. Из кустов тихо появился Антон и, подойдя к старателям, присел в сторонке, оставшись незамеченным. Из-за шума водопада старатели не услышали звука его шагов.

- Хорошо сегодня поработали – сказал Боцман – Если бы не новшество Дрёмы, мы бы этот объём грунта дня четыре промывали. Хорошую ты штуку придумал.

- Не надо благодарностей, заплатите лучше денег – не открывая глаз, отозвался Роман.

- Интересно, а сколько золота мы сегодня намыли? – также, не открывая глаз, спросил Саня.

- А вот это не твое дело – громко сказал Антон своим хриплым голосом.

От неожиданности старатели подскочили и, обернувшись, увидели Антона. Он стоял и мрачно смотрел на них. На его плече висел карабин, с которым Антон почти не расставался. Роман знал, что у него, кроме карабина, есть ещё кое-что. Как-то утром, Роман не найдя у кострища топор, вспомнил, что вечером Антон забирал его в свою палатку и долго чем-то стучал по нему. Подойдя к палатке Антона, Роман расстегнул полы и сунул голову внутрь. И тут же уткнулся взглядом в ствол пистолета Стечкина, направленного ему в лоб.

- Ты что-то хотел? – негромко спросил, сидящий на спальном мешке Антон.

- Топор мне нужен – заикаясь, произнёс Роман.

- Забирай, вон он лежит – был ему ответ.

Взяв в руки топор, ошарашенный Роман отошёл от палатки Антона. Перед глазами всё ещё была картина с направленным на него пистолетом и тяжёлым немигающим взглядом Антона. Роман тоскливо подумал о том, что принятое с Саней их общее решение остаться здесь, не является  чем-то хорошим.

Вот и сейчас, Антон смотрел на них немигающим взглядом.

- Саня! – сказал он – Ты нарушил правило. Что ты скажешь в свое оправдание?

- Я же просто сказал, не подумав.

- Ты проявил любопытство. А этого делать нельзя.

Антон быстро сделал два шага к Сане и коротко, без замаха, ударил его в живот. Саня, согнувшись, задохнулся от боли.

- Как он оклемается, идите к палаткам – бросил Антон остолбеневшему Роману – Боцман! Пошли снимать результат.

Боцман, суетливо размахивая руками, пошёл следом за ним.

    Прошёл первый десяток трудных и тяжёлых дней старательского труда. Друзья втянулись в ежедневную тяжёлую работу. Пробив несколько пробных шурфов в местах указанных Боцманом, старатели наткнулись на слой золотоносного песка на глубине чуть более одного метра. Выкопав траншею длиной пятнадцать метров и шириной в полтора метра, старатели выбрали золотоносный слой и переместили его тачкой к промывочному прибору. Боцман, забросав лопатой в бункер порцию песка, поворачивал жёлоб, и вода смывала содержимое бункера в лоток. Старатели, выкопав параллельно, вплотную к первой, вторую траншею, оголили золотоносный слой, попутно забросав вынутым грунтом, выработку. Вечером, с неизменным  карабином на плече, приходил Антон и, дождавшись ухода друзей, снимал вместе с Боцманом результаты дневного труда. После прихода в лагерь Боцмана, через полчаса появлялся и Антон. Друзья пришли к выводу, что это время ему было необходимо для доставки золота к тайнику. Вчера, также через полчаса после прихода в лагерь Боцмана, Антон, появившись, нырнул в свою палатку и вышел оттуда, держа в руках фляжку.

- Ребята! – сказал он – Завтра у вас выходной день. Вы хорошо поработали. То, что вы придумали с жёлобом, повысило производительность труда. При расчёте это вам зачтётся.

И, сунув в руки Боцмана фляжку, скрылся в палатке. Боцман, широко улыбнувшись, предложил ребятам выпить по маленькой, но друзья, сославшись на усталость, пошли к себе в палатку.

    Роман проснулся от толчка. Саня, выбираясь из спального мешка, случайно толкнул Романа локтем.  Откинув одеяло, Роман вслед за другом выбрался из палатки. У костра стоял Боцман, помешивая варево в закопчённом ведре, стоящем рядом с огнём костра.

- Что варишь? – спросил его Роман, проходя мимо.

- Тайменя отварил – ответил Боцман – Его вчера Антон поймал.

Помывшись, друзья уселись за шаткий, сколоченный из двух досок, узкий стол. Роман нарезал крупными кусками зачерствевший хлеб. Саня разлил по кружкам чай и, взяв в руки эмалированную миску, стал стучать по ней ложкой, приговаривая:

- Дедушка, дедушка, хрен тебе не хлебушка.

- Это ты про меня, что ли? – спросил Боцман.

- Нет, не про тебя. Это меня в детстве мой дед научил. Он, когда получал пенсию, то всегда покупал бутылку водки. А пенсию отдавал мне, чтобы я её спрятал. И если на следующий день он требовал у меня на бутылку, я должен был отвечать ему этими словами. Он всё боялся в запой уйти.

- И ты ему отвечал? – спросил Боцман, водружая на стол миску с парящими кусками тайменя.

- Да. Он обычно до обеда требовал, потом замолкал.

- Суровый у тебя дед – сказал Боцман и жестом фокусника достал фляжку – Сегодня гуляем, имеем право.

Разлив по кружкам спирт, старатели, резко выдохнув, выпили обжигающую жидкость. Шумно отдышавшись, принялись уминать вкуснейшую рыбу. После приёма второй порции спирта, закусив тайменем, Саня спросил:

- Боцман! Сколько тебе лет?

- Шестьдесят четыре в феврале стукнуло. А что?

- А как ты в этот промысел попал? Ты же пенсионер, а работа тяжёлая.

- Ну, ребята. Это долгая история.

- Так нам торопиться некуда. Сам же говоришь, мол, гуляем сегодня. И Антона нет. Ты не знаешь, куда он ушёл?

- Он мне не докладывает – сказал Боцман – И знаешь, Саня, если не хочешь неприятностей, тебе стоит поменьше интересоваться его делами. А история моя и в самом деле долгая. Если есть желание послушать, то расскажу. Секрета в ней большого нет, лишь бы Антон не узнал, что я вам сейчас расскажу. Но я думаю, вы языками трепать не станете.

    Изложенная Боцманом история, выглядела следующим образом. Рассказчик с восемьдесят девятого года отбывал наказание в местах не столь отдалённых. Осужден он был на четыре года. В девяносто втором году Боцман был условно-досрочно освобождён. Вернувшись домой, он занялся своим огородом, бегал на рыбалку, собирал ягоды и грибы, изредка выпивал. Словом, вёл обычную жизнь пенсионера, коим он стал ещё за месяц до того, как попал за решётку. С наступлением зимы у него появлялось новое занятие. Четыре месяца он находился в тайге, охотясь на пару со своим отцом на пушных зверей. Его отец, престарелый неугомонный старик, много лет охотился на обширном участке тайги, на котором сейчас располагался лагерь старателей. Макар, так звали отца Боцмана, в молодости был вольным старателем. До пятидесятых годов прошлого века вольное старательство было разрешено советской властью и Макар, зарабатывая на жизнь этим промыслом, приобрёл богатый опыт в отыскании месторождений россыпного золота. После запрета, наложенного государством на этот вид деятельности, Макар переквалифицировался в охотника-промысловика и охотился на выделенном ему участке вплоть до смерти, случившейся с ним три года назад, почти в девяностолетнем возрасте. С детства Боцман проводил всё свободное от учёбы время с отцом в тайге, но заядлым охотником он так и не стал. Макар несколько раз предлагал подросшему сыну пройти обучение старательскому делу, чтобы по разным признакам определять места залегания золота, но Боцман всё посмеивался, утверждая, что незаконными делами он заниматься не будет. Тем не менее, он исходил вдоль и поперёк охотничий участок и прекрасно изучил окрестную тайгу. Отслужив срочную службу на флоте, Боцман приобрёл профессию бульдозериста и, начав работать, лишь изредка помогал отцу в его промысле. Вскоре Боцман женился и вообще отошёл от дел отца. После того, как Боцмана осудили, Макар помогал семье сына, продолжая охотиться. И даже похоронив супругу, мать Боцмана, которая умерла за год до освобождения сына, Макар, несмотря на свой преклонный возраст, не бросил своего занятия. Освободившись из мест заключения, Боцман, беспокоясь за отца, пытался отговорить старика от его страсти, но все уговоры были тщетны. Поэтому Боцман был вынужден выезжать с отцом на промысел ежегодно. В девяносто шестом году в семье Боцмана случилась беда. У его дочери, проживающей в областном центре, сгорел дом. Срочно понадобились деньги на покупку дома или квартиры. Все сбережения Боцмана, накопленные за время его трудовой деятельности, были к тому времени обесценены реформами правительства. Муж дочери работал в школе учителем математики и надеяться на то, что он сможет изыскать необходимые средства, было глупо. Положение казалось безвыходным, но в очередной раз Боцмана выручил его престарелый отец. Придя в дом к сыну и, поворчав по привычке, он вручил сыну увесистый кожаный мешочек с самородным золотом. Отец, оказывается, не оставил вконец занятий своей молодости и видимо, время от времени, отводил душу, занимаясь  знакомым делом. Превратить золото в деньги, для Боцмана не составило особого труда. В то время, население посёлка из-за ликвидации предприятий и случившегося кризиса неплатежей, для того, чтобы элементарно выжить, стало искать пропитания в тайге. Кто-то занимался охотой, кто-то рыбалкой, а кто-то собирательством даров природы в виде ягод, грибов и кедрового ореха. Но были и те, кто занялся опасным ремеслом «чёрного» старателя. Их поначалу было много, и Боцман знал пару людей из их числа. Эти люди в своё время тоже были не в ладах с законом и отбывали срок вместе с ним. Он обратился к ним, с просьбой свести его со скупщиком золота, что они с большими предосторожностями и сделали, спустя неделю. Это была первая встреча Боцмана с Антоном. Вырученных  денег хватило на покупку двухкомнатной квартиры. В последующие четыре года, Боцман изредка встречал Антона в посёлке. Обменявшись приветственным кивком, они расходились. До Боцмана доходили слухи о том, что весь незаконный старательский промысел прибирают к рукам очень серьёзные и опасные люди и, что Антон играет в этом одну из главных ролей. Летом двухтысячного года умер отец Боцмана. Умер, никого не обременяя своей старостью, до последнего дня выполняя работу по дому. Вечером лёг спать и утром не проснулся. В последний их охотничий сезон, Макар показал Боцману места, где он путём пробных промывок находил золотые самородки. На «чёрный день», как выразился Макар. Таких мест оказалось шесть. После смерти отца Боцман понял, что он, каким-то образом, чувствовал приближение конца жизни. Когда Макар заставил сына весной вывезти всё имущество из зимовья, утверждая, что он сюда уже не вернётся, Боцман отнёс его желание к старческой причуде. Через два месяца после похорон отца, Боцман был вынужден искать встречи с Антоном. Ждать встречи пришлось до осени. Антон находился в тайге и, только после его выхода из неё, у них состоялась встреча. Встреча была необходима Боцману по причине острой нужды в большой сумме денег. Беда не ходит одна. К смерти отца добавилась еще одна беда. Врачи обнаружили у его десятилетней внучки трудноизлечимую наследственную болезнь. Необходимо было дорогостоящее лечение в Германии. Супруга Боцмана от безысходности целыми днями ревела, нагоняя на него лютую тоску. Боцман решил продать Антону информацию о месторождениях золота. Антон, выслушав его, заявил:

- Без проверки твоя информация ничего не стоит. Проверить её в это время мы не сможем, зима начинается. Приходи весной, вот тогда и поговорим.

- Не могу я ждать. Мне срочно нужны деньги. Ну, извини, что оторвал от дел – тоскливо проговорил Боцман, поднимаясь со стула – Пойду я.

- Подожди, присядь. Сколько лет твоей внучке?

- Десять – ответил Боцман.

- Вот и моей дочери было десять лет – нервно дернув щекой, произнёс Антон.

- Почему было?

- Умерла она.

- Извини, я не хотел тебя задеть.

- Ладно, проехали. А ты можешь показать эти места на карте?

- Могу, но не стану этого делать?

- Понимаю. Боишься обмана?  Хорошо. Я помню твои самородки и почему-то верю тебе. Я помогу тебе, но у меня есть три условия. После того, как я заплачу деньги, ты отметишь все россыпи на карте. Ты должен будешь отработать на меня три сезона.

- Раба из меня хочешь сделать? – усмехнулся Боцман.

- Нет. Я буду хорошо оплачивать твой труд. Мне в этом посёлке нужен свой человек. Зимой будешь заниматься подготовкой к сезону. Это подбор людей, закупка инструмента и материалов. Доставка по зимнику на место.

- Понял.

- И последнее. Если твоя информация не подтвердится, то твоя внучка умрёт.

- Ты охренел? Да я тебе… – Боцман вскочил со стула, но наткнувшись на прямой немигающий взгляд Антона, осёкся и безвольно опустился на место.

- Ну, и как? Согласен? – спокойным голосом спросил Антон.

- Согласен – выдавил из себя Боцман.

- Завтра занесёшь номер счёта и реквизиты банка. Всё, свободен. Привет внучке.

    Перед новогодними праздниками, Боцман отправил дочь с внучкой в дальнюю дорогу. Лечение проходило долго, но в апреле месяце родные люди уже были дома. Боцман съездил к ним в гости на неделю, пообщался с ожившей и энергичной внучкой, поговорил с восторженной от поездки дочерью и вернулся обратно. Со слов дочери он понял, что через два года необходимо будет пройти повторный курс лечения. С тех пор Боцман и его супруга перешли на режим жёсткой экономии, откладывая каждый свободный рубль. Хорошим подспорьем в этом деле было и щедрое, по местным меркам, вознаграждение, которым Антон оплачивал деятельность Боцмана. По указанию Антона, Боцман сформировал две бригады по четыре человека в каждой, обеспечил их инструментом, продуктами и материалами. Для доставки всего этого скарба, требовалось плавсредство достаточной грузоподъёмности. Кроме того, Антон поставил условие, что владелец лодки должен уметь держать язык за зубами, потому, что на него будет возложена обязанность оперативного обеспечения бригад всем необходимым. Боцман, перебрав в памяти всех, кого он знал, так и не смог определиться с кандидатурой. Как ни странно, помогла ему в этом непростом деле его супруга. Наблюдая второй день за мрачным и озабоченным мужем, она не выдержала и спросила его о том, чем он так опечален. Выслушав ответ мужа, она безапелляционно заявила:

- Тебе нужен Молчун.

- Вот старая дура! – рассердился Боцман – Как же я без тебя не догадался?

- Ты не понял. Тебе нужен муж моей знакомой. Я вместе с ней до пенсии работала. Вот она и говорила про своего мужа, что если за всю их совместную жизнь, он сказал пять слов подряд, то это значит, что он был пьян. Утверждала, что у трезвого мужа, слово и клещами не вырвешь. И лодка у него большая, самодельная. Он нас по ягоды на ней вывозил, двенадцать человек за один раз. Поэтому я и знаю.

Таким образом, проблема с транспортом и молчаливым лодочником, была благополучно решена. Было выполнено ещё одно указание Антона. Ни одна из бригад не должна была знать о существовании другой. Работников, которых Боцман выбрал из числа многочисленных безработных, отличало от других претендентов одно обстоятельство. Все они, по тем или иным причинам и в разное время, отбывали срок в местах заключения. Ни один из них, чтобы не случилось, не стал бы обращаться в правоохранительные органы, предпочитая лично решать возникшие проблемы. Это были битые и тёртые мужики, умеющие держать язык за зубами. После того, как бригады приступили к работе, и первые пробные промывки показали высокое содержание драгоценного металла, Антон стал лично контролировать промыслы, находясь, весь сезон в тайге. Изредка он, воспользовавшись услугами Молчуна, отлучался в поселок, для решения только ему ведомых вопросов. За два сезона бригады выработали всего две россыпи, указанные Боцманом. В этом сезоне, бригады начали осваивать новые места. Перед заездом бригад в тайгу, в последние дни, у Антона возникла идея создать третью бригаду. Но оперативно нанятые Боцманом обрадованные работники, решили отметить столь радостное событие и устроили очень шумное застолье на квартире одного из них. Соседи, возмущённые нарушенным покоем, вызвали милицию. В свою очередь, работники, не менее возмущённые вторжением милиции в их личную жизнь, оказали сопротивление сотрудникам правопорядка. Итог был закономерен. Все работники оказались в КПЗ местного отдела милиции. Антон не стал менять свои планы и решил лично заняться наймом работников.

- Вот так, ребятки, вы и попали сюда – этими словами Боцман закончил свой рассказ.

- Выходит, кроме нас, где-то недалеко отсюда находятся еще две бригады?- спросил Саня.

- Саня! Вот зачем нам это знать? Делаем мы свое дело, и давай не будем лезть туда, куда не просят – сказал Роман.

- Ну, теперь понятно, куда отлучается Антон – сказал Саня – Боцман! Ты говорил, что он опасный человек. Можешь пояснить?

- Ребята! Вы парни молодые, неопытные. По дурости можете влезть в нехорошее дело. Ответьте мне, зачем вы подрядились на это дело? Неужели вам было непонятно, что в тайге больших денег законным способом не заработаешь? Я пенсионер, мне деваться некуда, мне деньги нужны. А вы могли найти другую работу, на крайний случай, могли уехать туда, где есть работа.

- Так получилось – ответил Роман – Я уже очень жалею об этом.

- Я хочу предупредить вас – продолжил Боцман – Это незаконный промысел и командуют им люди, которые ни перед чем не остановятся. Я уже говорил, что поначалу много мужиков стало старателями. Их было так много, что все ручьи и речки на двести километров вокруг раскопали. Золото находили немногие, но были и фартовые старатели. Остальные создавали шум, мешались под ногами и привлекали внимание милиции. А когда за это дело взялись серьёзные люди, то в тайге началась весёлая жизнь. На старателей начали нападать люди в масках, вооружённые автоматами. Передвигались они на двух скоростных лодках с мощными японскими моторами. Появлялись всегда неожиданно. Избивали старателей, сжигали их палатки и имущество, дырявили их лодки и забирали добытое золото. Понятно, что золото было спрятано не в лагере, но они умели добиваться своего. Вряд ли кто сможет выдержать пытку огнём. За два сезона количество старателей значительно уменьшилось, но остались и те, кто не испугался. Они вооружились и продолжили заниматься промыслом. В девяносто шестом году одну такую бригаду перестреляли. Четырех человек убили. После этого, самостоятельных старателей не стало. Остались только такие, как мы. Да, и главное, что я хотел вам сказать. По слухам, которые до меня доходили, главарём у людей в масках, был человек с хриплым голосом, у которого не было двух пальцев на левой руке.

- Ты хочешь сказать, что Антон… - ошеломлёно, заговорил Роман.

- Я не утверждаю того, о чём ты подумал – перебил его Боцман – Я просто рассказываю вам слухи. Я хочу, чтобы вы поняли, что здесь мы полностью во власти Антона. Я повторяю, полностью. Он может сделать с нами всё, что угодно. В прошлом сезоне он жестоко наказал провинившегося старателя. Тот пытался выяснить, где Антон прячет добытое за день золото и поплатился за это. Антон заставил его полностью раздеться и принудил мужиков привязать его к дереву на три часа, на съедение комарам и гнусу. Может быть, наказание было бы долгим, но провинившийся старатель через три часа потерял сознание и мужики с трудом упросили Антона прекратить пытку. Поэтому, я вам и говорю, что он очень опасный человек и вести себя с ним надо предельно осторожно. Вы заметили, что он никогда не расстается с оружием?

- Да, я это заметил – сказал Роман – Трудно не заметить, когда тебе в лоб пистолетом тычут.

- Ну, так вот. Работаем спокойно, ничем не интересуемся, никуда без спроса не лезем, никому ничего не рассказываем. Договорились?

- Договорились – друзья одновременно кивнули.

- Ну, коли договорились – Боцман достал фляжку – Тогда гуляем в полную силу.

- У меня к тебе два вопроса – сказал Роман – Можно?

- Спрашивай.

- Ты говорил, что эти места являлись участком твоего отца. Где же зимовье?

- Оно находится в трёх километрах отсюда, в соседнем распадке. Если бы мы остановились в нём, то до места работы было бы долго добираться.

- То, что отчество у тебя Макарович, я понял. А зовут тебя как?

- Владимир я. Но я привык за сорок лет к прозвищу, так что зовите меня по прежнему. Меня, как я отслужил в морфлоте, так с тех пор и зовут Боцманом. Меня даже внучка так называет.
- А срок ты за что отбывал? – спросил Саня.
- За дурость, Саня, за дурость. Ладно, хватит вопросов. Дрёма! Наливай по полной.
Спустя два часа, дружная троица, сидя за столом, вовсю мочь, горланила песню «Владимирский централ». Рядом несла свои стремительные воды горная река, а вокруг стояла глухая девственная тайга, равнодушная к людским страстям и не прощающая роковых ошибок представителям рода человеческого


Глава 6.

     Уговор, о котором упомянул Пётр Иванович в разговоре с Николаем и Семёном, являлся, своего рода заговором членов экипажа, направленный на изменение традиции, издавна сложившейся в родном посёлке. Дело в том, что в поселке Барсох с незапамятных времен было принято в дополнение к обычным именам, присваивать меткие прозвища. Все жители этого населённого пункта, за редким исключением, носили прозвища и, доходило даже до того, что некоторые индивидуумы с трудом вспоминали своё настоящее имя. Были прозвища и у членов экипажа. Пётр Иванович стал «Подводником» после случая с утоплением им у причала, вверенного ему судна. Моторист Кричевский-Петров Семён Семёнович носил прозвище «КПСС», которое сложилось из заглавных букв его полного имени. После случая, когда матрос Николай, на глазах у многочисленных страждущих коллег, исходя из лучших побуждений, разбил об пол пятилитровую стеклянную ёмкость с чистейшим питьевым спиртом, к нему намертво приклеилось прозвище «Спиртобой». Предпосылкой для организации заговора, послужил случай, произошедший в середине лета прошлого года.

    Самоходка «Лили», после длительного рейса в низовья реки, вернулась к родному причалу. Капитан судна, собрав всевозможные товарные накладные, направился в контору на доклад директору. Семён с Николаем в приподнятом настроении в предвкушении отдыха и встречи с родными людьми, заканчивали дела и собирали личные вещи. Жена Николая находилась на последнем месяце беременности, и он очень переживал по этому поводу. Старший сын Семёна закончил в этом году школу и должен был вместе с матерью выехать в Иркутск для поступления в университет, так что, и у него тоже был повод  для беспокойства. Через два часа, пришёл Пётр Иванович. Выглядел он мрачнее грозовой тучи. Молча, пройдя мимо стоящих на палубе друзей в капитанскую рубку, он буркнул в открытый иллюминатор:

- Ну, что стоите? Заходите.

- Получил, наверняка, нагоняй от директора. Сейчас будет на нас душу отводить – предположил Николай.

- Нам не привыкать. В первый раз, что ли? – направляясь к рубке, ответил Семён.

Николай, понурив голову, заложил руки за спину и, шаркая ногами, побрёл вслед за ним.

- У меня для вас четыре новости и все они одна хуже другой. С какой новости начать? – спросил капитан.

- Может, не надо ничего говорить – предложил Николай – Может, мы отрубим тебе голову, как чёрному вестнику плохих новостей.

- Начни с худшей новости – подал голос Семён.

- Почему с худшей? Не надо – запротестовал Николай - Вот хватит нас инфаркт от первой новости, мы же три остальных не узнаем.

- Перестань трындеть – рявкнул Пётр Иванович – Вот же невозможный человек. И как ещё до сих пор тебя твоя жена терпит?

- Если бы ты любил меня, как любит моя жена, то тоже бы терпел, а не рявкал.

- За что любить-то тебя, балабола? Ты же рот не даёшь открыть – Пётр Иванович замолчал, моргнул два раза глазами и затем возопил - Ха, любить его… Как жена… Ишь, что удумал. Ты сам понял, что сказал? И как такое тебе в голову могло придти? Грязный извращенец.

- Я имел в виду отеческую любовь – нашёлся Николай – А ты что подумал? – и уставился на него с самым невинным видом.

Семён чуть было не свалился от хохота с высокого табурета. Пётр Иванович возмущённо пошевелив бровями и не найдя, что сказать, достал сигарету и закурил. Сделал несколько затяжек, выбросил окурок в открытый иллюминатор, засмеялся и сказал:

- Черти! Вот невозможно с вами быть серьёзным. Новости будете слушать или будете перебивать?

Друзья, сдерживая смех, преувеличенно бодро кивнули.

- Начну с не самой худшей новости – заговорил Пётр Иванович – Заработная плата снова задерживается на неопределённый срок.

- Всё, хватит. Не продолжай – возмутился Николай – Если эта новость не самая худшая, то про остальные даже слышать не хочу. Что может быть хуже не выплаты зарплаты. Я, может быть, и терплю ваше общество только потому, что здесь изредка выплачивают деньги.

- Вторая новость – не обращая внимания на слова матроса, капитан продолжил - Сегодня вечером мы отчаливаем.

- Как отчаливаем? – подскочил Николай – Куда?

- А вот это уже третья новость. Мы, вместе с нашей «Лили», трое суток будем изображать прогулочную яхту для очень больших людей. К нашему директору, сегодня, во второй половине дня приезжают гости. Соратники по партии, депутаты Государственной Думы от ЛДПР. Два человека. Отдохнуть, так сказать, от трудов праведных. К моему глубокому сожалению, уважаемого вами Вольфовича среди них не будет – Петр Иванович откашлялся и ядовито добавил – Вместо того, чтобы вместе с Вольфовичем мыть сапоги в Индийском океане, вы будете на побегушках у его подчинённых. Ведь вы же вдвоём ярые сторонники ЛДПР.

- Это что же, получается? – завёлся Николай - Мы теперь должны холуйствовать у двух депутатов?

- У трёх депутатов – подал голос Семён – Не забывай, что наш директор тоже депутат, только областного парламента.

- Вы! – сказал Пётр Иванович – Вы вдвоём будете холуйствовать. А я капитан, мне нельзя, не положено. А если серьёзно, то помочь установить палатку, развести костёр, научить их ловить рыбу и пожарить её на рожне, много усилий не потребует. Да и сами отдохнёте. Когда мы ещё с вами порыбачим с этой нескончаемой работой. Конечно, было бы лучше это время провести дома с семьёй, но мы люди подневольные. И ещё, директор пообещал после этого предоставить нам три дня отдыха.

- А ведь это ты, Пётр Иванович, будучи агитатором, затуманил головы избирателям. Они, как под гипнозом выбрали депутатом Кима Сергеевича, и теперь эта напасть свалилась на наши головы. Не зря ведь говорят, что ни одно хорошее дело не остается безнаказанным. Большое спасибо тебе от самой угнетённой части нашего небольшого экипажа – шутовски раскланялся Николай.

- Ну, а какая четвёртая новость? – спросил Семён.

- Не знаю уж, как и донести её до вас. Уверен я, что она вам очень не понравится. Учитывая, что гости у него столичные и не желая упасть перед ними в грязь лицом, Ким Сергеевич настоятельно просил вас в общении между собой в присутствии гостей, не употреблять своих прозвищ. Он опасается, что гости могут вообразить, что у него в подчинении находятся сплошь одни уголовники и бандиты.

- Это невозможно – вспыхнул Николай – Во-первых, это вмешательство в личную жизнь, что категорически недопустимо. Во-вторых, это ущемление прав и свобод гражданина, что подпадает под статью уголовного кодекса. В-третьих, невозможно в один день избавиться от многолетней привычки и наложенный директором запрет, можно расценить как насилие над личностью. В-четвертых…

- Ну, затараторил. И откуда он нахватался всего этого? – перебил его Пётр Иванович – Я считаю, что директор наш прав. Несолидно как-то, мы взрослые люди, а ведём себя как дети. Надо избавляться от плохих привычек.

- Ты неправ, Пётр Иванович – возразил Николай – Вот Важениных Николаев, только в нашем посёлке три человека, не говоря уж о районе, и когда речь заходит о ком-то из них, то непонятно о ком конкретно говорится. А так сказал «Спиртобой», то всем понятно, что речь идёт обо мне. А когда скажут «Шестивольтовый», значит, речь идёт о моём двоюродном брате. Да и с твоей фамилией людей в посёлке хватает, а скажут «Подводник», сразу всем понятно, что это тот капитан, который свой корабель по пьянке утопил. И «КПСС» у нас один.

- Вот ты язва! Забыл, что мы вместе его утопили, а пробоину ведь ты плохо заделал – возмутился капитан – Слушай, а почему «Шестивольтовый»?

- Он работает на шахте электриком и рост у него один метр сорок девять сантиметров. Ну, таким он уродился маленьким, так уж вышло. Поэтому и прозвище у него такое.

- А я поддерживаю Петра Ивановича – вступил в разговор Семён – Николай! Ты знаешь «Кешкевича»?

- Знаю. Это же твой сосед, охотник-промысловик.

- А знаешь, почему его так зовут?

- Нет, фамилия у него, наверное, такая.

- Люди так и думают. Один раз ему даже пригласительный билет на банкет вручили, в котором так и было написано «Кешкевичу Ивану Иннокентьевичу». У него два сына в школе учатся, так даже некоторые преподаватели их прозвищем к доске вызывают. А у них фамилия Иванов. И ребята злятся и обижаются. Это же никуда не годится. Отца Ивана звали Иннокентием. Жена и друзья звали его Кешей, а когда у четырнадцатилетнего Ивана спросили, как будет звучать его отчество, он ответил: - Не знаю, наверное, «Кешкевич». С тех пор он и носит это прозвище. Отвыкать надо от этих привычек. Вот скоро родится у тебя ребёнок и когда он пойдёт в школу, его будут там называть «Спиртобоем». Как ты думаешь, понравится это ему?

- Что-то я не подумал об этом. Что вы предлагаете?

- С этого дня обращаемся ко всем только по имени, никаких прозвищ. Может люди, глядя на нас, вспомнят, что обращаться по прозвищу неприлично. За нарушение уговора предлагаю взимать штраф в судовой фонд – озвучил условия Пётр Иванович.

- Поддерживаю – сказал Семён.

- Мне ничего не остаётся, кроме, как поддержать вас. Я в меньшинстве, но озвучьте размер штрафа, во избежание недоразумений в будущем. А то я вас знаю, сатрапов, вам бы только ободрать бедного матроса как липку.

- Штраф будет в разумных пределах – отрезал Пётр Иванович и грозно вперил свой взор в Николая, ожидая протестной реакции, но не дождался.

Вопреки его ожиданиям, на лице Николая расплылась широченная улыбка.

- Чему это ты так радуешься? – подозрительно спросил капитан – Пакость какую-то надумал?

- Анекдот в тему вспомнил. В точности повторяет нашу историю с прозвищами.

- Ну, что-нибудь доброе ты, конечно, не вспомнишь? Опять что-то похабное?

- Нет, вполне приличный. Вот, послушайте. Сидят два индейца, старый и молодой. Молодой говорит: - Слушай, Быстрый Олень! Почему у нас, у индейцев плохие имена? Кожаный Чулок, Серая Цапля, Большой Змей. Это же не имена, а прозвища позорные. Иное дело у ковбоев. Вот у них настоящие имена. А какие звучные! Джон, Билл, Гарри. Это же песня! Старый индеец раскурил трубку и ответил: - Нет, ты не прав, Бычий Член.

Посмеявшись, члены экипажа приступили к подготовке судна к отплытию.

    К концу рабочего дня к самоходке подъехал небольшой грузовичок. Невысокий, полный мужчина с лысиной во всю голову, одетый в тёмный костюм с отливом и ярко красным галстуком, шустро взбежал по трапу на палубу судна и спросил:

- Как мне найти «Подводника»?

- Ну, во-первых, не «Подводника», а Ткаченко Петра Ивановича - ответил ему Николай, оказавшийся в это время на палубе - Во-вторых, правила приличия подразумевают, что прежде, чем подняться на палубу, надо спрашивать разрешения. В-третьих, если народ избрал вас депутатом Государственной Думы, то это не даёт вам право оскорблять представителя этого самого народа неприличным прозвищем. Это в высшей степени возмутительно.

Ошарашенный холодным приёмом, посетитель застыл, наливаясь нездоровым румянцем.

- Николай! Что ты привязался к человеку? – с трудом сдерживая смех, спросил Семён, наблюдавший за ними из рубки – Это никакой не депутат, это баянист Боря по прозвищу «Лабух» из районного Дома Культуры.

- А какая разница? – ответил, нисколько не смутившийся Николай – Что депутат, что баянист, всё равно от них, дармоедов, пользы никакой.

Перегнувшись через борт, он заглянул в кузов грузовичка и, обращаясь к Боре, произнёс:

- Ты почему не сказал, что ты не депутат? Эх, а еще галстук надел.

- Я только спросил, а ты сразу напал. Принимайте груз, ваш директор отправил. Через час, он с депутатами будет здесь – сказал Боря - Кстати, я еду с вами. Меня привлекли для культурного обслуживания депутатов.

- Что и песни будешь петь? – живо поинтересовался Николай.

- Могу и петь и плясать. Могу и пить, в основном, на «халяву».

- Ну и ладно. Не совсем бесполезный человек – сделал вывод Николай – Надеюсь, сдружимся.

    Через час, приняв на борт груз, состоящий из всевозможных коробок, посуды и бутылок, а также разместив в кубрике пассажиров в количестве пяти человек, самоходка «Лили» под бравурные звуки марша «Прощание славянки», исполняемого Борей, отчалила от берега. Услышав первые звуки марша, Пётр Иванович впал в ностальгические воспоминания о былой военно-морской службе, едва не пустил слезу, но шмыгнув носом, мужественно переборол искушение. Выполняя распоряжение директора, самоходка совершила маневр поворота и направилась вверх по течению реки к протоке «Солёная», получившей своё название из-за баржи, затонувшей здесь в незапамятные времена вместе с грузом соли. На берегу протоки находилось излюбленное место отдыха районного начальства. Причалив к берегу, экипаж судна при активном участии Бори, без особой суеты, быстро установил две армейские палатки, заготовил дров, расставил туристическую мебель и приготовил рыболовные снасти. Привлечённый наравне с Борей предприниматель Гиви, разжёг мангал и, дожидаясь углей для шашлыка, готовил блюда грузинской кухни. Всё это время, три депутата, восседая на берегу в раскладных креслах и отмахиваясь от комаров, попивали виски и живо обсуждали важные государственные проблемы. Время от времени, с их стороны до экипажа доносились взрывы хохота. По прибытию на судно, Ким Сергеевич познакомил своих гостей с членами экипажа, но друзья по старой привычке незамедлительно присвоили им прозвища. Гости разительно отличались друг от друга. Если один был ярко выраженным блондином, то второй являлся жгучим брюнетом. Отличались они и темпераментом. Спокойный медлительный блондин и эмоциональный подвижный брюнет. Блондин  получил прозвище «День», а брюнет, соответственно, «Ночь». Закончив все дела по обустройству места отдыха, члены экипажа по настоянию Николая, выбрали удобное место поодаль, прикатили толстое бревно и уселись на него, приготовившись созерцать пьяные оргии высшей элиты государства. Услышав очередной взрыв хохота, Николай завистливо и восхищённо произнёс:

- Вот эта жизнь! Трепи себе языком, а тебе за это почёт, уважение и очень большая заработная плата. Зря ты, Пётр Иванович, отказался от депутатства. Попивал бы ты сейчас с ними виски, а не сидел бы с нами на этом грязном бревне.

- Ох, ты и трепло, Николай. Тебе сколько можно говорить, что это не по мне. Не нравится мне такая жизнь. И вообще, что мы здесь сидим? Что дел у нас мало? Пошли на судно.

- Подожди. Вон посмотри, Ким Сергеевич к нам идёт.

Подошедший директор пребывал в хорошем настроении. Улыбаясь и потирая ладони, он сказал:

- Ну и что вы тут расселись, как в театре?

- Хлеба, то есть зарплаты, нам не дали, остались одни зрелища. Вот хотим посмотреть, как депутаты пьянствуют – мгновенно выдал Николай.

- Ох, и язык у тебя, Важенин. Зарплата будет на следующей неделе. А сейчас, давайте за стол. Гиви всё приготовил.

Но экипаж дружно и категорично отказался.

- Ну, коли так, тогда идите на судно и чтобы мои гости вас не стеснялись, приставайте к противоположному берегу. Вот там и будет ваша стоянка. Всё, выполняйте – и, повернувшись, ушёл.

- Вот и зрелищ лишили – грустно произнёс Николай – Надо готовить новую революцию.

- Пошли отсюда, революционер – хлопнул его по плечу Семён.

Не успели речники поднять трап на палубу, как прибежал Боря и сунул в руки Семёна картонную коробку, сообщив, что это компенсация директора за лишение их зрелищ. Николай, заглянув в коробку, был приятно удивлён. В коробке, кроме фруктов, зелени и готового шашлыка, находились бутылка коньяка и бутылка виски.

- Эх, какой подарочек! С барского-то плеча! – воскликнул он – Спасибо, что не забываете про чаяния обманутого вами народа, слугами, которого вы являетесь.

    Отчалив от берега, самоходка быстро пересекла протоку, ширина которой составляла примерно сто двадцать метров. Пристав к берегу, экипаж надёжно пришвартовал судно к стволам сосен, стеной стоящих в десяти метрах от среза воды. Поужинав шашлыком, члены экипажа опустошили бутылку коньяка, и улеглись отдыхать, назначив дежурным Семёна. В обязанности дежурного во время ночной стоянки судна, входила функция полудрёмы в капитанском кресле в рубке. Ничем иным дежурный заниматься просто не мог. Любой стук или шаги, гулким эхом разносились по внутренним пространствам судна, прерывая сон спящих членов экипажа. Поэтому, продремав до пяти часов утра, Семён встал, не сходя с места, сделал несколько приседаний, помахал руками и налив из термоса в кружку кофе, уселся в кресло. Открыв иллюминатор и отпивая из кружки горячий ароматный напиток, Семён посматривал на противоположный берег, в то место, где находился лагерь депутатов. Депутаты спали, утомлённые обильным возлиянием и дегустацией блюд грузинской кухни, а также хоровым пением, исполняемым под  виртуозную игру Бори на баяне. Внезапно, Семён заметил какое-то движение недалеко от палаток. Взяв в руки бинокль, он поднёс его к глазам и с удивлением обнаружил небольшого молодого медведя, роющегося в вещах депутатов, оставленных ими недалеко от палатки. Привстав с кресла, Семён с тревогой принялся наблюдать за происходящим. Медведь, не найдя ничего интересного в вещах, принюхиваясь направился к ближайшей палатке. Семён отложил бинокль и, сорвав пломбу, открыл крышку металлического ящика, стоящего в углу рубки. Достал сигнальную ракетницу, зарядил её, схватил бинокль и вновь приник к нему. Медведь находился уже у самого входа в палатку. Всё также принюхиваясь, он осторожно сунул голову в щель между двумя полами палатки. Семён замер, держа палец на спусковом крючке ракетницы, короткий ствол которой, был направлен в открытый иллюминатор рубки. Зная о непредсказуемом нраве зверя, он не решался спустить курок. Несколько томительных секунд он наблюдал зад медведя, до тех пор, пока тот, испугавшись чего-то, резко отпрыгнул от палатки на два метра и замер, вздыбив шерсть на загривке. Семён выстрелил в сторону лагеря и снаряд ракетницы, пролетев метров сорок, с громким хлопком разорвался над водой. Звук сдвоенного хлопка достиг медведя и тот, вздрогнув, большими прыжками бросился в тайгу. Семён сходил до кубрика и, застав там проснувшихся встревоженных друзей, кратко объяснил причины переполоха, пожелал им спокойного сна и вернулся в рубку. Осмотрев в бинокль лагерь, Николай был немало удивлен царящим там безмятежным покоем. Три депутата и обслуживающий их персонал, как ни в чём не бывало, продолжали отдыхать от элитных оргий, так и не увиденных Николаем. Посидев некоторое время в кресле, Семён задремал.

    Разбудил его Пётр Иванович. Солнце поднялось высоко и, Семён, глянув на наручные часы, встал с кресла. Было уже девять часов.

- Иди завтракать – сказал капитан – Николай там уже всё приготовил.

- Какой у нас на сегодня план? – сладко потягиваясь, спросил Семён.

- Сегодня будем рыбачить. Тара пустая у нас есть, соли предостаточно. Если нужна свежая рыба, то заморозим. Но сначала переберёмся на ту сторону, оттуда белой тряпкой сигнал подали, зазывают что-то. Вот позавтракаешь и тронемся.

Через сорок минут, самоходка «Лили» пристала к противоположному берегу. Депутаты завтракали и экипаж судна, подойдя к ним, пожелал сидящим за столом, доброго утра и приятного аппетита. «День» и «Ночь» ответили ответным приветствием, а Ким Сергеевич, тоном, не допускающим возражений, пригласил их за стол. Члены экипажа, переглянувшись, были вынуждены принять приглашение.

- По давней традиции, придуманной не нами – сказал Ким Сергеевич, поднимая рюмку и  жестом предлагая сделать тоже действие остальным – Предлагаю выпить этот янтарный напиток за удачу в предстоящей нам рыбалке.

Выпив и закусив, компания приступила к неспешному обсуждению вариантов и способов ловли рыбы. После второго принятия горячительного, разговор плавно перетёк в плоскость воспоминаний о прошедшем вечернем мероприятии с взаимными подначиваниями и шутками.

- А ты помнишь, как я спас экологию этих благословенных мест, отговорив тебя переплывать эту протоку? – говорил «День», обращаясь к «Ночи».

- Помню, но причём здесь экология? – отвечал «Ночь».

- Ну, если учесть то обстоятельство, что ты плавать не умеешь, то ты обязательно бы утонул. Тем самым, отравил бы воды этой прекрасной реки на ближайшие десятилетия.

- А помнишь, как ты пел «Сулико»? - горячился «Ночь».

- Помню. А что здесь не так? – невозмутимо отвечал «День».

- Он ещё и спрашивает? – воздев вверх руки и закатывая глаза, говорил «Ночь» - Ты же нас чуть до инфаркта не довел. Гиви, не выдержав такого издевательства над песней, сбежал в палатку. Ты же не пел, ты же ревел, как медведь.

- Кстати, о медведе. У вас здесь ночью ничего необычного не происходило? – вмешался в дружескую пикировку Семён.

- Нет – ответил «День» - Если не считать того, что я минут двадцать не мог уснуть из-за храпа этого «пловца».

- Не придумывай, я вообще не храплю – возразил ему «Ночь» и, заметив ехидную улыбку своего коллеги, продолжил - Ну, разве чуть-чуть и не громко. А необычное… Под утро я проснулся от какого-то шума, потом послышалось сопение, затем, в палатку просунулась голова собаки. Судя по размеру головы, собака была крупная. Я замер, а собака начала усиленно принюхиваться. Я нащупал ботинок и запустил им ей в голову. Голова исчезла. Потом послышался какой-то хлопок и все стихло. Ну, я полежал немного, да и уснул. А почему вы так ржёте? – обратился он к экипажу.

- Ты ещё спрашиваешь? Смешал виски с коньяком и теперь рассказывает добрым людям свои галлюцинации. Лечиться тебе надо, желательно электротоком – развеселился «День».

- Нет – сказал Семён – Это не галлюцинации. Всё происходило так, как он и рассказывает. Только это была не собака, а медведь.

- Какой медведь? Вы это о чём? Что за шутки? – мгновенно возбудился «Ночь».

- Обыкновенный медведь, правда, молодой. Откуда здесь в тайге могла бы взяться собака? Да, там следы должны были остаться. Пойдём и посмотрим – ответил Семён.

Компания в полном составе выбралась из-за стола и возбуждённо галдя, отправилась к палатке. Узрев на песке медвежьи следы, «Ночь» побледнел и, заикаясь, произнёс:

- И вправду медведь. Что же это получается? Выходит, что я самого «хозяина тайги» ударил ботинком в нос – и зябко передёрнувшись всем телом, добавил – И остался, при этом, живой и невредимый. Фантастика!

- Нюхнул медведь твой ботинок и аж заколдобился. Пришёл к выводу, что если ботинок такой вонючий, то каков тогда его хозяин? Поэтому он тебя и не тронул, не стал связываться. Видимо, посчитал, что себе дороже – не смог промолчать «День», но увидев разъярённый взгляд своего коллеги, примирительно выставил перед собой ладони.

- Ну, ботинок здесь ни при чём. Это я выстрелил из ракетницы – проинформировал Семён.

- А он не вернётся? – обеспокоился «Ночь», опасливо озираясь.

- Я думаю, нет. Да и забрёл он сюда потому, что молодой и не опытный. Да и выстрел его напугал, посмотрите на размер прыжков, видите, как он улепётывал. Не скоро он сюда вернётся.

    Вечером, обработав богатый улов, привычный в этих почти нетронутых цивилизацией местах, экипаж готовился покинуть этот берег, чтобы пристать к противоположному. Вызвано это было тем, что столичным депутатам, да и Киму Сергеевичу, быстро наскучила рыбная ловля. После трехчасового беспрестанного вываживания всевозможной крупной рыбы, они побросали на берегу рыболовные снасти и перебрались за стол, накрытый расторопным Гиви. Нисколько не отставал от них и Боря, исторгая анекдоты и активно поддерживая, «на халяву», красочные грузинские тосты Гиви. В данный момент, они уже достигли стадии песнопений. Раздавались пробные звуки баяна Бори. В этот момент, к членам экипажа подошёл «Ночь». Помявшись, он, сильно смущаясь, попросил дать ему на ночь заряженную ракетницу. Члены экипажа, придерживаясь чувства такта, благоразумно промолчали, а Пётр Иванович сходил за ракетницей и также молча, сунул её ему в руки, не предполагая, чем это для них обернётся. Поблагодарив капитана, «Ночь» вернулся  к своим весёлым друзьям.

    Пристав к своему берегу, экипаж плотно поужинал, попутно ополовинив бутылку виски, и улёгся отдыхать. В эту ночь дежурным был Пётр Иванович. Разложив на штурманском столике разнообразные документы, капитан занялся нелюбимым делом – составлением отчёта о расходовании горюче-смазочных материалов. Звуки весёлой пирушки, доносящиеся с противоположного берега, постепенно стихли. Петр Иванович, щёлкая калькулятором и заполняя бланки отчётности, настолько увлёкся делом, что когда, разминая затёкшую поясницу, глянул на часы, то был сильно удивлён. Было четыре часа то ли утра, то ли ночи. Северная белая ночь не позволяла с точностью определять границы дня и ночи. Вот и сейчас, освещение ничем не отличалось от дневного, разве, что солнца не было. Пётр Иванович встал, взял с полки бинокль и стал осматривать окрестности. Поверхность протоки курилась легким туманом. Низко рядом с судном со свистом пронеслись две утки и с плеском опустились на воду, неподалёку от самоходки и незамедлительно принялись прихорашиваться. Осматривая лагерь депутатов, Пётр Иванович заметил, как распахнулись полы палатки и оттуда выбрался «День». Зябко поёживаясь, он трусцой направился к ближайшим кустам. Справив малую нужду, он также трусцой вернулся назад, но в десяти метрах от палатки неожиданно остановился. Воровато оглядевшись, «День» пригнулся и стал крадучись подбираться к палатке. Удивлённый столь необычным поведением депутата, Пётр Иванович хмыкнул и, приняв более удобную позу, принялся пристально наблюдать за происходящим. Добравшись до палатки, «День» ухватился за угловую стойку и принялся неистово трясти всю конструкцию временного жилища. Внезапно, отпрыгнув от палатки, он, споткнувшись, упал. Вскочив и отбежав на несколько метров, «День» пригнулся, широко расставив руки и стоя на полусогнутых ногах, уставился  на палатку. Палатка осветилась изнутри ярким светом, и до Петра Ивановича донёсся запоздалый громкий хлопок. Капитан издал удивлённый возглас и ещё плотнее прильнул к биноклю. Дальний от входа угол палатки вспыхнул ярким огнём, и пламя быстро и весело начало распространяться по брезенту. «День» бросился к входу палатки, сунулся туда, вытащил оттуда извивающийся спальный мешок и потащил его волоком к обрывистому берегу, подальше от горящего временного жилища. Из спального мешка на четвереньках выбрался «Ночь», очень быстро перебирая руками и коленями, стремительно достиг невысокого обрыва и свалился в воду. До Петра Ивановича донесся дикий, полный ужаса, продолжительный крик, похожий на предсмертное заячье верещание. С грохотом бросив бинокль на столик, капитан бросился к кубрику. Распахнув дверь, он оглушительно рявкнул:

- Полундра! Пожар! По местам стоять, со швартовых сниматься! – и ринулся назад в рубку.

Члены экипажа, не успев толком одеться, выскочили на палубу и, увидев горящую палатку, бросились по местам, расшибая о металл палубы голые пятки и колени.
Через пятнадцать минут, переплыв протоку и пристав к берегу, члены экипажа стали свидетелями удивительного зрелища. «Ночь», вооружившись кухонным ножом Гиви, с руганью гонялся вокруг оставшейся невредимой палатки за «Днем». Рядом, в одних трусах, с открытыми ртами и вытянувшимися лицами стояли Ким Сергеевич и обслуживающий персонал, ошарашено наблюдая за происходящим.

- Убью! – кричал «Ночь», страшно вращая глазами и матерясь – Зарежу!

- Я пошутил – забыв свою степенность, улепётывал «День» - Прости меня.

Неожиданно, споткнувшись, «Ночь» упал и, вскрикнув от боли, бросил нож и схватился за ступню правой ноги. Очнувшийся от изумления Гиви, быстро подобрал нож и отошёл подальше от «Ночи». Подоспевшие члены экипажа, применив пожарные вёдра, залили водой остатки пожарища.

Позже, когда столичные депутаты успокоились, Гиви предложил отметить наступивший мир и пригласил всех к столу. После принятия всей компанией второй порции коньяка, Ким Сергеевич спросил:

- Что же все-таки произошло?

- Пусть он расскажет о своём идиотском поступке – кивнул на «Дня» «Ночь».
- Когда мы ложились спать, он положил под изголовье ракетницу – заговорил «День» - Когда я спросил, зачем он это делает, он ответил, что на всякий случай, вдруг как прошлой ночью медведь придёт. Ну, я не стал его разубеждать и уснул. А когда я по нужде сбегал до кустиков, то возвращаясь, вспомнил про его боязнь и решил его попугать. Ну, я же не предполагал, что так обернётся. Только я начал трясти палатку и громко рычать, как раздался выстрел. Ну, я сильно испугался и отскочил в сторону. Слышу, шипение какое-то, а потом как жахнет и вспышка такая, что я её сквозь брезент увидел. Смотрю, палатка загорелась, я кинулся внутрь, а он спрятался с головой в мешок и лежит. Схватил я мешок и вытащил его из палатки. А он вылетел на четвереньках из спального мешка, и, видимо, от такой жизни решил утопиться, и ринулся в реку. Ты уж прости меня, бес попутал, но я не хотел ничего плохого – повернувшись к «Ночи», закончил «День». Затем обращаясь к Киму Сергеевичу, добавил - Ну, а дальше пусть он рассказывает – и во все горло расхохотался.

Компания дружно поддержала «Дня», но видя неудовольствие «Ночи», тактично поумерила свое веселье. Мрачный «Ночь» отпил немного коньяка, закурил сигарету и оглядел присутствующих.

- Вот вы смеётесь – заговорил он - Вы даже представить себе не можете, какой ужас я испытал. Я, когда проснулся от рычания и увидел, как шатается палатка, то даже и не помню, как схватил ракетницу и выстрелил. Снаряд ударил в стенку, отскочил и с шипением начал метаться по палатке. Ну, я и спрятался с головой в спальный мешок. Что мне еще оставалось делать? Потом так грохнуло, что я даже в мешке оглох. Не успел я придти в себя, как кто-то со страшной силой потащил меня из палатки. Что я мог подумать в этот момент? Конечно же, что это медведь меня тащит. Все как в кошмарном сне. Хочу выбраться из мешка, но не могу и кричать тоже не могу. Руки и ноги отказали напрочь. Потом голос прорезался, я заорал, руки и ноги зашевелились, и я так рванул из мешка, что очнулся уже в воде. Но плавать я не умею, тонуть начал. Молочу руками по воде, пока не поймал опору, за которую я и ухватился. Это он мне спальный мешок подал – «Ночь» кивнул на своего коллегу – Меньше, чем за две минуты, я чуть не был растерзан медведем, чуть не сгорел, и чуть было не утонул. Не дай вам Бог, испытать на себе такой ужас. Ну вот, вы опять смеётесь.
«Ночь» взял в руки бутылку коньяка, налил в кружку приличную порцию и залпом выпил. Прикурил сигарету и сказал:

- Вот после таких ужасов, начинаешь по-настоящему любить жизнь – и, раскинув широко руки, заорал – Эх, хорошо-то как! Лепота! Жизнь прекрасна!

Позже, при подсчёте нанесённого пожаром ущерба, выяснилось, что кроме сгоревших палатки, одного спального мешка и  двух надувных матрацев, пришли в полную негодность личные вещи столичных депутатов. Опасаясь повторного прихода медведя, «Ночь» занёс их в палатку, где они и подверглись высокотемпературной обработке и затем обильному поливанию водой экипажем судна. Депутаты были очень благодарны Киму Сергеевичу за то, что он настоял перед выездом на рыбалку, оставить документы и деньги в его сейфе, где они сохранились в целости и порядке. Члены экипажа, после длительных поисков ракетницы на пожарище, обнаружили её в спальном мешке «Ночи». В процессе длительного застолья, депутаты бурно и весело обсудили все нюансы произошедшего пожара и единогласно приняли решение прервать отдых на природе, чтобы продолжить его в особняке у Кима Сергеевича. Лагерь был свёрнут и спустя некоторое время, самоходка «Лили» под звуки «Венского вальса», исполняемого Борей, отвалила от берега и направилась к родному причалу.


Глава 7.

    Спустя неделю после оформления отпуска, Семён, сидя за румпелем моторной лодки, поднимался вверх по течению извилистой  горной речки Харюзовая. На дне лодки были сложены завернутые в брезент припасы, необходимые для промысла, а также оружие и охотничьи боеприпасы. Позади остались несколько бурных, со стремительным течением речных порогов и перекатов. Проходил их Семён на максимальных оборотах тридцатисильного лодочного мотора и при этом, лодка кое-как преодолевала бурлящее водоворотами стремительное течение реки. На носу лодки лежала собака. Стоящие вертикально острые уши и свернутый кольцом хвост выдавали в ней чистопородную лайку. Семёну она досталась ещё сосунком. Щенка ему подарил старый охотник  Василий Петрович, с которым Семёну довелось пережить некоторые драматические события.

    Два года назад, в разгар весны, Семён отправился на недельку на дальние озёра поохотиться на гусей. Добравшись к вечеру до озёр, он установил палатку в кустах дикой красной смородины, поодаль от берега. Быстро вскипятив чаёк и достав из рюкзака нехитрую снедь, Семён приступил к ужину. Тщательно пережёвывая кусочки вяленой оленины, он рассматривал гладь озера, с кормящимися у противоположного берега гусями. Наступившая северная белая ночь позволяла рассмотреть всё, как при дневном свете. Белая ночь практически ничем не отличалась от дня, разве, что солнца не было. Внезапно, суматошно замахав крыльями, стая гусей начала разбег по воде и с громким гоготом оторвалась от поверхности озера. Донёсся раскатистый звук выстрела. По звуку Семён определил, что стреляли из гладкоствольного ружья. Выстрел из нарезного оружия звучит более резко и опытным охотникам не составляет труда заметить разницу. Внимательно оглядев поверхность озера и, не заметив  ничего похожего на убитого гуся или подранка, Семён посочувствовал неизвестному охотнику из-за допущенного им промаха. Но гусь – птица очень осторожная и подобные промахи не являются чем-то необычным. Закончив с ужином, Семён выкурил сигарету и, сняв резиновые сапоги, полез в палатку. Забросив на рюкзак, гудящие от дневного перехода ноги, он попытался заснуть. Но надоедливый звон одинокого комара, летающего в пространстве палатки, заставил Семёна напряжено наблюдать за его полётом, дожидаясь удобного момента, чтобы прихлопнуть насекомое. Внезапно, за тонкими стенками палатки раздался шорох, затем, поскуливание и негромкий лай собаки. Семён высунулся из палатки и увидел перед собой небольшую лайку. Увидев человека, собака дружелюбно завиляла хвостом и заскулила. По низу живота собаки явно просматривались набухшие соски, что указывало на то, что скоро у неё появятся щенята. Семён вылез из палатки и огляделся, ища взглядом хозяина собаки, но никого не заметив, обратился к лайке:

- Собачка, ты чья? Кто твой хозяин? – и, присев на корточки, протянул к ней руку – Иди ко мне, не бойся. Я тебя не обижу.

Собака подошла к Семёну, лизнула его руку и, отбежав на некоторое расстояние, остановилась, ожидающе глядя на него и поскуливая.

- Ты куда-то меня зовёшь? Что-то случилось? – проговорил Семён – Где твой хозяин?

Собака взвизгнув, присела, нетерпеливо перебирая передними лапами.

- Хорошо, сейчас оденусь, и пойдём – сказал Семён, натягивая сапоги – Что же у тебя могло случиться? Неужели, что-то с твоим хозяином приключилось?

Застегнув на поясе патронташ, Семён забросил на плечо ружьё и направился вслед за лайкой, которая, время от времени, скрываясь за деревьями, возвращалась, чтобы убедиться, что человек следует за ней. Обогнув озеро по берегу, заросшему кустами красной смородины, Семён услышал лай, скрывшейся впереди собаки. Насторожившись поначалу, он снял с плеча ружьё, но по тональности лая определил, что впереди нет ничего опасного. Подойдя ближе, Семён увидел сидящего на земле человека, прижавшегося спиной к стволу лиственницы. Увидев Семёна, собака прекратила лаять и, помахивая хвостом, прижалась опущенной головой к хозяину, принимая от него скупую ласку. Человек поглаживал собаку и молча, смотрел на приближающегося Семёна. Тёмное обветренное, изборождённое глубокими морщинами лицо и узкие живые глаза, выдавали в нём представителя коренной национальности и человека почтенного возраста. Одет он был в суконную короткую куртку и штаны из того же материала. На ногах были кожаные ичиги, которые были подвязаны у колен ремешками. Левая нога человека, ниже колена, была неестественно изогнута. Бросив взгляд на ногу пострадавшего, Семён понял, что незнакомец попал в беду. Перелом ноги, по видимому, доставлял человеку неимоверные страдания, но незнакомец лишь болезненно морщился и покряхтывал.

- Что случилось, дед? Как тебя угораздило сломать ногу? – спросил Семён.

- Здравствуй, сынок! Видишь, как бывает? Охотничья удача бывает переменчивой. Охотился на гусей, а сам чуть было на корм медведю не попал. Хорошо, что собака со мной, она и выручила меня. Я уж было, с жизнью распрощался, но видно поживу ещё – морщась, ответил старик.

- Ладно, дед, потом поговорим. Сейчас, давай посмотрим, что у тебя с ногой, а потом будем думать, что делать.

Семён развязал под коленом старика кожаный ремешок и осторожно стащил обувь с покалеченной ноги охотника. Старик замычал, ухватившись обеими руками за бедро повреждённой ноги. С посеревшего лица охотника, скатывались крупные капли пота. Сильно сжав челюсти и закрыв глаза, старик превозмогал дикую боль. Семён, достав из ножен охотничий нож, осторожно распорол по шву штанину и меховой носок, сшитый из шкурок ондатры. Медленно высвободив ногу из носка, он невольно присвистнул. Нога ниже колена страшно распухла. Опухоль отливала сине-багровым цветом и выглядела очень угрожающе. Осмотрев ногу и убедившись,  что имеет дело с закрытым переломом, Семён приготовил шину из двух прямых обрубков тальника толщиной с предплечье взрослого человека. Затем, достал из кармана плоскую фляжку из нержавейки и обратился к охотнику:

- Дед! Тебя как зовут?

- Василий – тяжело дыша, ответил старик – А тебя как?

- Семёном меня кличут. А по батюшке тебя как величают?

- Петровичем.

- Ну, вот и познакомились. Слушай, Петрович. Я хочу наложить на ногу шину и думаю, что тебе будет очень больно. Поэтому, тебе надо будет выпить, всё-то полегче должно быть – и с этими словами Семён передал фляжку старику.

- Что это? – спросил старик.

- Спирт неразбавленный. Может, тебе водички принести?

- Нет, не надо. Зачем такой хороший продукт портить? Я смотрю, человек ты запасливый, предусмотрительный.

- Ну, уж какой есть. Сам же знаешь, что в тайге может случиться всякое. Ну, ты выпей и постарайся опьянеть, а я пока из голенищ твоей обувки ремешки нарежу. Ты не против этого?

- Режь, конечно. Я что-то сомневаюсь, что мне в дальнейшем эти ичиги пригодятся.

- Да брось ты эти мысли. Вот подлечат тебя, и будешь по тайге как сохатый бегать. Ты выпей, нога будет меньше болеть.

Петрович, резко выдохнув, приложился к фляжке и, сделав несколько глотков, глубоко задышал. Семёну по работе часто приходилось встречаться с представителями малых северных народов и, исходя из этого опыта, он знал, что они поразительно быстро пьянеют даже от слабых алкогольных напитков. Так уж вышло, что эти народности в прошлом не употребляли спиртного по причине  того, что культура виноделия у них полностью отсутствовала. Поэтому, у них не мог выработаться, как у других народов, своеобразный иммунитет против спиртного. Этим обстоятельством успешно пользовались в прошлом и пользуются в настоящее время любители легкой наживы, спаивая эти народности и приобретая  у них за бесценок добытую тяжким трудом пушнину. Отдышавшись, Петрович достал из кармана куртки украшенный бисером кисет, извлёк из него трубку и, набив её табаком, закурил. Лицо его порозовело, морщины слегка разгладились, постепенно исчезла гримаса боли. Изрезав голенище на ремни, Семен развёл костёр и, набрав в котелок воды из озера, придвинул его поближе к огню.

- Дед, ты выпей ещё и расскажи, что с тобой произошло – сказал Семён, засыпая в котелок соль из жестяной баночки, найденной им в вещмешке старика – А я пока соляной раствор приготовлю.

Василий, сделав ещё три глотка, окутался табачным дымом и, прокашлявшись, заговорил:

- Да, что рассказывать-то. Медведь на меня напал. Столкнулись мы с ним неожиданно. Я даже и не знаю, кто больше испугался, толи он, толи я. Я подкрадывался к гусям. Они кормились недалеко от берега. И когда я обошёл большой куст тальника, то увидел буквально в пяти метрах от себя медведя. Он, видимо, тоже никак не ожидал меня увидеть. Мы так и застыли друг против друга. Я медленно поднял ружьё и прицелился в него, но стрелять не стал. У меня же  ружьё было заряжено гусиной дробью. Вот, что можно было ещё делать? Не могли же мы вот так долго стоять. Ну, я и сделал два шага назад, а этого, как я сейчас понимаю, не надо было делать. Медведь бросился на меня. Я выстрелил почти в упор, но он успел ударить меня лапой по ноге. Ружьё в одну сторону, я в другую. Отлетел примерно метра на три. В горячке-то я вскочил, но нога подломилась. Выхватил я нож, а стоять уже не могу. Медведь то ли от ранения, то ли от других каких-то причин, вдруг закружился на месте. Вот тут и напала на него моя собака. Я не знаю, где она шаталась всё это время, но потрепала собачонка медведя знатно. Зверь сначала отбивался, но потом бросился в тайгу. Вот и всё.

- Петрович! А медведь большой?

- Средних размеров. Что-то с ним делать надо. Раненый зверь очень опасен. Не дай Бог, нападёт ещё, на кого ни будь. Вина на мне будет. Надо выследить его и добыть, иначе он может натворить много бед.

- Ну, это потом. А сейчас  наберись терпения, будем твою ногу ремонтировать.

Заметно охмелевший Петрович с готовностью кивнул. Приложив к повреждённой ноге самодельные шины, Семён туго примотал  их кожаными ремнями, стараясь  выпрямить сломанную голень. Все это время, Петрович, мотая головой и сжав челюсти, глухо стонал. Закончив операцию, Семён достал дрожащими пальцами сигарету и, прикурив её, с удовлетворением осмотрел результат своих действий. Докурив сигарету и бросив окурок в костёр, Семён обложил пластами мха больную ногу и полил сверху тёплой солёной водой. Затем, обернул ногу, взрезанной по шву штаниной. Подумав немного, обвязал штанину, разорванным надвое полотенцем.

- Петрович! – окликнул Семён, обеспокоившись  молчанием старика – Как ты себя чувствуешь?

- Нормально – открывая глаза, ответил Василий – Что-то меня на сон потянуло, да и боль уменьшилась.

- Ну, это же хорошо. Ты лежи, а я за своими вещами схожу. Собака будет у тебя охранником. Кстати, как её кличут?

- Дочкой я её зову.

- Умная она у тебя. Как ко мне прибежала, так я по её поведению понял, что что-то случилось.

- Помощница она у меня. И лося держит и по пушному зверю хороша. А в этот раз и жизнь спасла.

- Береги её, Петрович. Тем более, что ты теперь в долгу перед ней. Ну, ладно, пошёл я. Скоро вернусь, здесь недалеко.

    Спустя два часа, вернувшийся Семён установил палатку и осторожно перенёс в нее Василия Петровича. Старик тут же закурил свою трубку. Клубы ядовитого дыма почти мгновенно отравили пространство палатки. Семён начал кашлять, затем, откинул полы палатки, выбрался из неё и, протирая заслезившиеся глаза, спросил:

- Петрович! Где ты такой термоядерный табак взял? Ну, невозможно же дышать. Как ты его куришь?

- Самосад это. А курю его, потому, что привык. Помнишь те времена, когда курево было дефицитом? С тех пор и курю самосад. Старуха-то моя русская, огородница хорошая. Вот она его и выращивает. А что, хороший табак. Просто надо привыкнуть.

- Нет уж. Не нужна мне такая привычка, Петрович. Ты давай не кури часа три, мне надо немного поспать. А потом я пойду в посёлок за помощью. Надо же тебя в больницу доставить. Ты лучше выпей ещё спирта, да и я глотну немного и будем спать.

- Хорошо – согласился Петрович – Семён! Ты когда-нибудь охотился на медведя?

- Было дело и не один раз. А что?

- Надо было добрать этого подранка. Беспокоюсь я. Как бы он беды не наделал. Может, ты пройдёшь по его следу? Возьмёшь Дочку, она его заранее почует, предупредит тебя. Я не знаю, куда попал заряд, но стрелял я почти в упор. Если судить по крови на следах, то рана должна быть серьёзной. Я думаю, что он недалеко ушёл, где-то рядом отлёживается. А больница немного подождёт. Ногу ты мне поправил, почти не болит. А так, что я в больнице буду лежать, что здесь, никакой разницы. Что на это скажешь?

- Давай, Петрович, поспим немного. Устал я сильно. Утром разберёмся, что делать. Неизвестно ещё, как ты будешь утром себя чувствовать.

- Ну, коли так, залезай сюда. Дыма уже нет, проветрилось всё.
Отпив по глотку из фляжки, поворочавшись, они заснули.

    Проснулся Семён отдохнувшим. Осторожно, стараясь не потревожить сон Петровича, выбрался из палатки. Дочка, увидев его, вскочила с пригретой лежки, потянулась, прогнув спину и, широко зевнула. После чего, присела и, помахивая хвостом, стала внимательно наблюдать за действиями человека. Тем временем, Семён разжёг костёр, вскипятил чай и, налив обжигающую жидкость в кружку, отнёс в палатку Петровичу. Тот уже проснулся и сидя, вытянув ноги, прислушивался к своим ощущениям.

- Доброе утро, Петрович – поприветствовал его Семён – Ну, и как самочувствие?

- Здравствуй, Семён. Намного лучше, чем вчера. Побаливает, конечно, но терпимо. Спасибо за чай – ответил Петрович, принимая кружку – Ну, и что ты надумал насчёт медведя.

- Если ты в норме, то сейчас и пойду выслеживать.

- Вот это правильно – обрадовался Петрович – С Дочкой ты его быстро выследишь. Пулевые патроны есть?

- Есть, Петрович. И пулевые и с картечью.

- Ну, с Богом, коли так.

    Зарядив оружие пулевыми патронами, Семён направился вслед за собакой, которая, увидев у него в руках ружьё, вскочила и, принюхиваясь, пошла по следу медведя, часто оглядываясь на охотника. Следы зверя и молодая трава были покрыты  множеством капелек побуревшей крови. Внимательно осмотрев следы, Семён пришел к выводу, что у медведя тяжелейшее, почти смертельное ранение. Выстрел крупной дробью с близкого расстояния, зачастую бывает страшнее пули двенадцатого калибра. Пройдя примерно сто метров по кровавому следу, Семён обратил внимание на то,   что прыжки зверя сменились на шаг. Медведь из-за ранения терял вместе с обильно вытекающей кровью жизненную силу. У Семёна появилось предположение, почти уверенность, что зверя он найдёт уже мёртвым. Так и случилось. В отдалении раздался призывный лай Дочки. Опытные охотники, да и простые владельцы собак, по интенсивности и тональности лая достаточно легко определяют на кого лают их питомцы. Сейчас же, редкий лай Дочки помог охотнику определиться с направлением движения. Соблюдая осторожность, Семён приблизился  и понял, что опасаться нечего. Дочка лениво трепала за шерсть, лежащего ничком мёртвого медведя. Семён осмотрел тушу медведя, предварительно перевернув её на спину, и был поражён. Заряд крупной дроби вошёл в левую часть груди зверя, проделав отверстие, в которое свободно входили два пальца Семёна. Рука старого охотника в экстремальной ситуации не дрогнула. Ранение было смертельным и, Семён был удивлён тем, что кроме схватки с собакой, медведю хватило сил пройти ещё примерно сто пятьдесят метров. Сняв куртку, Семён вынул нож, быстро снял шкуру и разделал тушу. Времени это заняло примерно два часа. Семён вернулся к палатке, вскипятил чай и отварил в котелке часть медвежьей печени и кусок филейной вырезки. Пообедав вместе с Петровичем, Семён собрался в дорогу, но прежде чем отправиться в путь, решил осмотреть ногу старого охотника.

- Петрович! Надо осмотреть ногу. Вдруг доктор начнёт меня пытать о состоянии твоей ноги.

- Осмотри, конечно. Я думаю, что всё нормально. Она уже почти не болит.

Семён, развязав половинки полотенца, осторожно развернул штанину и убрал пласты мха. Соляной раствор выполнил своё предназначение. Опухоль спала, и нога приняла свой нормальный размер, только цвет кожи оставался прежним. Семён удовлетворённо хмыкнул и, завернув штанину, вернул половинки полотенца на место.

- Ну, Петрович, не скучай. Пошёл я. Жди вертолёт завтра утром.

- Счастливого пути тебе, Семён.

    Следующим утром, вертолёт, сделал круг над озером, и тем самым, подняв в воздух большую стаю гусей, приземлился в километре от палатки на небольшой поляне. Семён, с помощью штурмана на носилках доставил Петровича до вертолёта и затем, в два приёма они перенесли части медвежьей туши и шкуру. Петрович настоятельно потребовал у Семёна его адрес и, записав его на клочке бумаги, улетел.

    Спустя два месяца, Семён, возвратившись из рейса, застал во дворе дома своего младшего сына Витю. У сына на руках посапывал крошечный щенок.

- Витя! Тебе не жалко щенка. Ты зачем такого маленького забрал у матери? Он же ещё сосунок, ему же материнское молоко необходимо – строго спросил отец.

- Папа! Приехал! – обрадовался сын отцу – А это твой щенок. Приходил хромой дедушка с костылём и принёс щенка. Сказал, что он дарит его тебе. И ещё сказал, что зовут его Василий Петрович – и деловито спросил - Как мы щенка назовём?

- Мы назовём его Сарматом. Был в древности такой воинственный народ - сарматы. Вырастет наш щенок и будет таким же воинственным и храбрым. Как и его мать, он будет смелым охотником на медведей.

    Пройдя очередной стремительный и бурлящий речной перекат, лодка круто повернула к берегу и, сбросив скорость, ткнулась в берег. Семён спрыгнул с носа лодки на мелкий галечник и вытянул её до середины корпуса из воды. Сармат очутился на берегу раньше хозяина, и уже энергично обследовал и помечал новые для него места. Выгрузив весь скарб из лодки на берег, Семён забросил на спину тяжёлый рюкзак и, взяв в руки карабин, направился по тропинке к зимовью. Поднявшись по вырубленным в плитняке широким ступеням на край обрыва, Семён увидел небольшую поляну, окаймлённую стеной сосен. Расположенные на поляне добротное зимовье, небольшая банька и иные хозяйственные постройки были огорожены двухметровым забором из жердей. Семён нисколько не удивился этому обстоятельству. Зная основательную хозяйственность Ивана, он предполагал увидеть нечто подобное. Иван являлся потомком забайкальских староверов, которые, куда бы их ни забросила судьба и приверженность своей вере, всегда обустраивались на новом месте основательно и на века. Иван не придерживался жестких правил соблюдения устоев веры, но, видимо, с молоком матери впитал в себя трудолюбие предков и их способность выживать в почти любых условиях. Проникнув через калитку на огороженную территорию, Семён огляделся. Достаточно большую площадь занимал клочок возделанной земли, с которой уже был собран урожай картофеля. Были здесь и грядки с зелёным луком, салатом и укропом. Посреди участка, на четырёх близстоящих друг от друга соснах, на высоте четырёх метров, Иван построил крепкий лабаз для припасов, похожий на огромный скворечник, только вход в него был снизу. Внизу, на земле под лабазом, Семён заметил дверцу погреба, являвшегося ледником. Вырубленный в вечной мерзлоте и перекрытый сверху брёвнами с насыпанной на них землёй, он круглый год служил прекрасным холодильником. Вплотную к зимовью был пристроен большой навес из жердей, крытый берестой. Он служил стоянкой для снегохода и местом хранения бочек с ГСМ, пустой деревянной тары для засолки рыбы, мяса и пернатой дичи. Была тут устроена и коптильня. Со скрипом отворив дверь, Семён вошёл в просторное зимовье. Первое, что бросилось в глаза Семёну, была печь с чугунной плитой, расположенная посреди помещения. Это была не какая-то «буржуйка», а настоящая кирпичная печь. Обнаружить кирпичную печь в восьмидесяти километрах от ближайшего населённого пункта в глухой бездорожной тайге, было сродни маленькому чуду. Осмотрев печь, Семён убедился, что она сложена из кирпичей, обожжённых по заводской технологии. Для него так и осталось загадкой, как Ивану удалось доставить в такую глушь большое количество кирпичей, но наличие в зимовье такой печи его сильно порадовало. Такая печь, в отличие от «буржуйки», протапливается один раз в сутки и потребляет намного меньше дров. В зимовье находились четыре лежанки, изготовленные из широких плах, крепкий стол и две скамьи. Всё это выглядело добротно и надёжно. Полки на стенах с журналами и книгами, цветочные горшки с какой-то растительностью на широких подоконниках двух небольших окон, кухонная утварь, висящая на крючках в углу зимовья и наличие электрической лампочки, висящей под потолком, придавало помещению определённый уют.
- Сармат! Да у нас с тобой тут оказывается царские палаты. Да ещё электроосвещение от генератора. Комфортно тут проживает Иван. Жаль, что заболел. Ну, да ладно. Мы ему ничем помочь не можем, поэтому, сейчас обустроимся, отдохнём и завтра начинаем работать, как проклятые.

    Утром следующего дня, Семён проснулся рано. Приготовив похлёбку собаке, он накормил её, а сам позавтракал домашними пирожками и запил густым горячим чаем. Затем, надел высокие болотные сапоги и отправился на речку. Внимательно осмотрев речной перекат, преодолённый им накануне, Семён обнаружил вбитые Иваном в дно речки, через равное расстояние, обрезки металлических труб в виде стоек, едва торчащих над поверхностью воды. Поднявшись к зимовью, Семён обнаружил сложенные под навесом полотна мелкоячеистой металлической сетки и трёхметровую вершу, сплетённую из алюминиевой проволоки с каркасом из стальных прутьев. Семён за три раза переместил находки на берег речки и, вооружившись мотком проволоки, принялся перегораживать водяной поток, полотнами сетки, прикрепляя их к стойкам проволокой. Перегородив речку, кроме неширокого участка у берега, Семён в это место установил вершу, крепко примотав её к стойкам проволокой. Потом, долго бродил по перекату, закладывая крупными камнями, выявленные бреши в созданной им «плотине». Сармат, поначалу скачущий за хозяином по перекату, быстро усвоил, что в прогулках в ледяной воде нет ничего хорошего и теперь он, обсохший, лежал на берегу, наблюдая за Семёном. Охотник поднялся к зимовью, наскоро перекусил и принялся перекатывать рассохшиеся  деревянные бочки на берег речки к неглубокой заводи с почти стоялой водой. Через три часа все двадцать бочек, утяжелённые погруженными в них камнями, были притоплены в заводи. Семён, утомлённый перетаскиванием камней, поднявшись на обрыв, присел отдохнуть. Подрагивающими от усталости пальцами, он достал сигарету и прикурил. Ощущалась вечерняя прохлада. Стояли последние дни «бабьего лета», затянувшегося в этом году. Противоположный низкий берег, сплошь заросший кустарником, был расцвечен багряно-желтыми цветами осени, контрастно выделяющимися на фоне тёмно-зелённой хвои сосен и елей. Полюбовавшись осенней тайгой, Семён окликнул собаку и направился к зимовью. Первый день промысла прошёл.

    Утром, спустившись к реке, Семён обнаружил, что верша на две трети заполнена рыбой. Повинуясь инстинкту, рыба начала скатываться к устью горной речки, чтобы перезимовать в глубоких водах реки Лены. Процесс этот длится примерно три недели, но подступающая зима уже через две недели начнёт сковывать льдом речку и рыбная ловля вершей станет невозможной. Семёну предстояла непростая задача. За столь короткий срок, ему было необходимо засолить двадцать бочек рыбы, предназначенных для сдачи охотхозяйству по договору. Необходимо было заготовить рыбу и для продажи. Кроме того, часть выловленной рыбы предназначалась для привады в предстоящем пушном промысле и на корм собаке на весь период охоты.  Создание запаса рыбы для собственного пропитания и пропитания своей семьи на предстоящую зиму, Семён оставил напоследок. С трудом вытащив вершу на берег, он вытряхнул улов на галечник в небольшую ложбину. Крупные хариусы, несколько ленков и два небольших тайменя забились на камнях, немо раскрывая рты и подпрыгивая. Сармат восторженно взвыл и принялся скакать вокруг живой серебристой кучи. Вскоре, он ухватил пастью крупного ленка, отошёл в сторонку и принялся жадно уплетать рыбу.  Очистив вершу от приставшего мусора, Семён установил её на место. Затем, вытащил из заводи деревянную бочку и, убедившись в её герметичности, покатил тару к зимовью. Рыбак воспользовался большим капроновым боксом, перетаскал рыбу к зимовью и приступил к её засолке. Укладывая слоями рыбу, Семён пересыпал её крупной зернистой солью, и вскоре, наполнил бочку. Затем, положив сверху вырезанный из фанеры круг, взгромоздил на него, в виде гнёта, большой валун. Почистив и нарезав крупными кусками отложенного ранее тайменя, рыбак сварил в большой кастрюле вкусную ароматную уху. Пообедав, Семён отдохнул немного, затем, вооружившись совком для сбора ягод, взял ведро и отправился в тайгу. Не отходя далеко от изгороди, он за полтора часа набрал полное ведро крупной брусники. Вернувшись, Семён открыл дверцу ледника и спустился вниз по крутой, сколоченной из тонких жердей лестнице. Глубина погреба оказалась достаточной для того, чтобы Семён мог, не пригибаясь, перемещаться по нему. Он отыскал в полутьме большой фанерный ящик, ссыпал в него бруснику и, прикрыв крышкой, выбрался из погреба. Наскоро перекусив нескончаемыми домашними пирожками и остывшей ухой, Семён спустился на берег речки. Верша вновь на две трети была наполнена рыбой. Семён повторил весь цикл работ, выполненный им в первой половине дня, и закончил засолку рыбы уже при свете керосиновой лампы «летучая мышь». В первый день по приезду, Семён опробовал генератор, но уже через два часа его громкое постоянное тарахтение настолько надоело ему, что он решил впредь обходиться без электроосвещения. Поужинав, он накормил пса, усталый, но довольный результатом прошедшего дня, раздевшись, забрался в спальный мешок и провалился в глубокий сон. За стенами зимовья прошуршал первый порыв северного ветра. Небо начало затягиваться облаками. Заметно похолодало. Долгая северная зима начала медленно вступать в свои права.

     По-прошествии двенадцати дней, наполненных тяжёлым трудом, усталый и похудевший Семён, решил устроить себе выходной день. Спустившись на берег речки, он осмотрел вершу и пришёл к выводу, что через два-три дня рыбалку придётся прекратить. По берегам речки уже образовались ледяные забереги. Тёмная густая вода несла мелкую шугу, но ещё не могла забить ею вершу. В последние два дня, рыбы стало попадаться в вершу заметно меньше, что являлось признаком того, что большая часть рыбных косяков уже скатилась в низовья речки. Вот и сейчас в верше находилось три десятка рыбин. Семён решил не трогать вершу до следующего дня и довольный принятым решением, чуть не вприпрыжку направился к зимовью, тем самым настолько удивил Сармата, что тот даже взвыл от изумления и скачками бросился догонять хозяина. Открыв калитку и пропустив вперед Сармата, Семён вошёл во двор зимовья и направился к бане. Проходя мимо навеса, он оглядел результаты своего труда. Двадцать четыре бочки с солёной вкуснейшей рыбой, подготовленные к транспортировке, стояли в глубине навеса. После окончания охотничьего промысла за ними прилетит вертолёт. Здесь же под навесом, уложенный ровным слоем и источая характерный запах испорченной рыбы, хранился мелкий хариус, предназначенный для привады на промысле. Кроме этого, в леднике хранились двенадцать больших мешков замороженной деликатесной рыбы и полный ящик крупной брусники, собранной между делом. Семён теперь с усмешкой вспоминал свои проклятья, направленные в пустоту, когда не мог достать сигарету замёрзшими от ледяной воды пальцами, когда мёрз от холодного порывистого ветра, когда встав с рассветом, он заканчивал работу поздней ночью. Сколько раз ему хотелось бросить всё и отдохнуть. Эти бесчисленные штурмы обрывистого берега с капроновым боксом в руках, полным рыбы, её засолку, когда мокрые руки разъедает соль  и сбор ягоды во время холодного осеннего дождя.

- Поздно мы с тобой сюда прибыли, Сармат – обращаясь к собаке, сказал Семён - Надо было на две недели раньше. Всю работу мы могли бы выполнить не спеша и в тепле, а так пришлось жилы рвать и мерзнуть. Хотя, кому я это говорю? Это я работал, как проклятый, а ты жрал жирную рыбу и спал как сурок. Ишь, морду какую отъел, скоро и бегать не сможешь – и ласково потрепав Сармата, пошёл затапливать баню.

    Вечером, гладко выбритый, посвежевший после бани, Семён приготовил в печной духовке глухаря и отварил несколько кусков тайменя. Глухаря он подстрелил днём. Находясь после бани в зимовье, Семён услышал гавканье Сармата и, выглянув в дверной проём, узрел громадную чёрную птицу, сидящую на крыше лабаза. Глухарь, вытянув шею, с любопытством рассматривал Сармата, сидящего на земле и беззлобно гавкающего. Семён снял мелкокалиберную винтовку, висевшую на стене зимовья, зарядил её и, выставив ствол в дверной проём, прицелился. Щёлкнул выстрел, и глухарь безжизненным комом свалился на землю. Сармат подскочил к нему, обнюхал и, брезгливо чихнув, отошёл в сторону.

- Что не нравится? – спросил Семён – Пора, однако, посадить тебя на голодный паёк. Рвение к охоте появится.

Накрыв стол, Семён покрутил ручки радиоприемника «Спидола», отыскал радиостанцию, транслирующую какой-то эстрадный концерт и, прибавив громкость, уселся за стол. Он налил из фляжки в стакан водку, залпом выпил и принялся поглощать глухариное мясо. Утолив первый голод, Семён выпил ещё полстакана водки и, закусив, принялся подпевать неведомым артистам из «Спидолы». Через час, убрав со стола и собрав остатки ужина, Семён вышел из зимовья, чтобы накормить собаку. Было холодно, стояла мёртвая тишина.  С неба сыпались первые крупные снежинки. Зима окончательно вступала в свои права. Выкурив сигарету, Семён вернулся в зимовье.


Глава 8.

    Прошло короткое северное лето. Заросший кустарником таёжный распадок, заиграл красно-жёлтыми осенними красками. По утрам уже были заморозки, покрывающие инеем высокую густую траву. Исчезли тучи комаров и мошки, доводящие до исступления летней порой все живое. Прохладный воздух приобрёл особую прозрачность, характерную в пору «бабьего лета». В небе над тайгой всё чаще можно было увидеть большие стаи перелётных птиц. Доносились клики лебедей, кряканье уток, скрипучий крик журавлей. Птицы, повинуясь древнему инстинкту, сбивались в стаи, чтобы покинуть эти места, чувствуя приближение суровой северной зимы.  Заросли красной смородины, растущей по берегам золотоносного ручья, были сплошь усыпаны крупной переспелой ягодой. Было много и брусники. Небольшие мшистые поляны были сплошь покрыты тёмно-красной ягодой. На утренней и вечерней заре сюда на кормёжку слетались выводки молодых глухарей и рябчиков. Они почти не обращали внимания на трёх людей, копошащихся на дне котловины у водопада.

    Роман, загрузив тачку золотосодержащим песком, выбрался из траншеи и огляделся, ища взглядом Саню. Красивая в недавнем прошлом котловина, выглядела сейчас удручающе. Изрытая поверхность котловины напоминала поле битвы после основательной бомбёжки. Торчащие корни и срубленные ветки кустарника, разбросанные в беспорядке, придавали открывшемуся  пейзажу, апокалипсический оттенок. У водопада, стоя на помосте, работал Боцман. Увидев Романа, он приветственно поднял вверх руку и, отвернувшись, продолжил работу. Не найдя взглядом Саню, Роман громко окликнул его. Неподалёку, реагируя на окрик, с взрывным шумом взлетела стайка рябчиков, заставив Романа вздрогнуть.  Из-за ближайших кустов донесся отклик друга. Чертыхнувшись, Роман направился к нему. Пробравшись сквозь заросли молодого тальника, Роман вышел на небольшую полянку. Посреди поляны, на стволе поваленного дерева сидел Саня. Обняв себя руками за плечи, он тщетно пытался согреться под лучами нежаркого осеннего солнца. Все его тело, включая ноги, сотрясала мелкая дрожь. Лицо было покрыто неестественным румянцем, глаза лихорадочно блестели.

- Что хуже стало? – спросил Роман.

- Хуже – дрожащим голосом ответил Саня.

- Ну, говорили же мы тебе, останься, отлежись в тепле. Нет, не послушал нас.

Роман, вновь пробрался сквозь заросли и, окликнув Боцмана, призывно помахал ему рукой. Тот, тяжело спрыгнув с помоста, направился к нему. Роман вернулся обратно на поляну.

- Что делать будем? – спросил он у подошедшего Боцмана – Ему намного хуже стало.

- Отлежаться ему надо – ответил Боцман – Сделаем так. Вы вдвоем идите в зимовье, а я промою ту тачку, которую ты загрузил и подойду к вам. Будем лечить его народными методами, коли мы в таблетках не разбираемся. Пусть лежит и не встаёт, а я тут скоренько закончу и подойду. Эх, молодёжь, молодёжь! Не слушаете вы стариков, а от этого и все ваши беды.

    Накануне у старателей был второй день очередного, после рабочей десятидневки, отдыха. Саня, воспользовавшись свободным временем, постирал все свои вещи и развесил их у зимовья. Старатели, уже как три недели после наступления холодных ночей, жили в зимовье, перебравшись сюда с берега реки, и теперь ежедневно преодолевали пять километров до места работы. Во второй половине дня, прибыли Молчун с Антоном, которые доставили двухнедельный запас продуктов. Четыре дня назад, Антон ничего, как обычно, не объясняя, собрав в рюкзак небольшой запас продуктов, забросил на плечо карабин и, перейдя вброд по мелкому перекату речку, скрылся в тайге. Убедившись, что заведённые им порядки старатели соблюдают неукоснительно, он часто покидал лагерь, исчезая на два-три дня в тайге. Разбросанные по укромным таёжным уголкам бригады, так же нуждались в его контроле. Дважды за лето, он на неделю выезжал с Молчуном в посёлок для решения каких-то неотложных вопросов, требующих его личного присутствия. В отсутствие Антона, в конце каждого рабочего дня, Боцман, выполняя его указания, отправлял друзей в лагерь, а сам в одиночестве снимал результаты промывки золота. После появления Антона, Боцман давал ему подробный отчёт о произведённых работах и передавал ему добытое золото. Роман с Саней, твёрдо, усвоив предостережение Боцмана, старались не вникать в происходящие события, тем более, что из письменных подтверждений Фёдора Силантьевича, регулярно доставляемых Молчуном, им было известно, что на их счёте в банке скопилась вполне приличная сумма денег. Иными словами, Антон добросовестно исполнял условия договора, и друзья в ответ делали тоже самое. Вот и сейчас, Антон, коротко перебросившись с Боцманом словами, отдал друзьям распоряжение разгрузить лодку, а сам вместе с собеседником отправился в тайгу. Саня, натянув на себя непросохшую одежду, приступил вместе с Антоном к разгрузке лодки и переноске продуктов до зимовья. После того, как продукты были перенесены в зимовье, друзья загрузили в лодку пустые бочки из-под горючего, а затем долго развлекались, задавая Молчуну безответные вопросы, пытаясь разговорить его. Через час, добившись того, что Молчун коротко послал их в неведомые дали, друзья вернулись в зимовье. За это время, Саня сильно продрог на лёгком, но холодном осеннем ветерке. Держа в трясущихся руках кружку горячего чая и отхлебывая из неё, он кое-как согрелся. Вскоре, вернувшийся Боцман, разогрел консервированное мясо и накормил им Антона и Молчуна, после чего, те уселись в лодку и, разорвав таёжную тишину гулом лодочных моторов, умчались вниз по течению реки. Оставшаяся троица, проводив гостей, продолжила отдых. К вечеру у Сани разболелась голова и поднялась температура. Роман, порывшись в аптечке, отыскал таблетки аспирина и Саня, приняв две из них, трясясь от озноба, забрался в спальный мешок. Боцман, приготовив отвар из листьев и ягод брусники, налил в кружку и насыпал в неё две чайные ложки черного молотого перца. Затем, подумав немного, добавил туда же добрую порцию спирта и тщательно перемешав, предложил эту адскую смесь Сане. Тот категорически отказался принимать её внутрь и когда к уговорам Боцмана подключился Роман, то вообще заявил, что коллеги, пользуясь его слабостью, хотят отравить его, дабы поделить причитавшиеся ему деньги. Коллеги обозвали его идиотом и, поделив по-братски содержимое кружки, посмеиваясь,  дружно выпили. Утром следующего утра, Саня, чувствуя некоторую слабость, снова не поддался на уговоры товарищей остаться в зимовье и отлежаться, регулярно принимая таблетки аспирина. Но когда, отстав от старателей, он преодолел расстояние до места работы, состояние его резко ухудшилось. Тело начала сотрясать дрожь от сильнейшего озноба и, не желая отвлекать товарищей от работы, он уединился на этой полянке.

    Добравшись до зимовья, Роман помог Сане раздеться и забраться в спальный мешок. Того сильно трясло, слышался дробный стук зубов. Роман дополнительно укрыл его одеялом и напоил вчерашним брусничным отваром, попутно заставив принять две таблетки аспирина. Дожидаясь Боцмана, Роман приготовил обед и попытался накормить, переставшего дрожать Саню, но тот вяло похлебав мясной супчик, откинулся на изголовье, закрыв глаза. Через несколько минут, он заснул. Взяв в руки котелок с супчиком, Роман тихо вышел из зимовья.

- Ну, как он там? – спросил подошедший Боцман - Ел он что-нибудь?

- Так, поел всего ничего – ответил Роман – Серьёзное, что-то с ним. Я никогда не видел, чтобы человека так трясло. Когда проснётся, надо у него температуру замерить. В аптечке есть термометр.

- А что это нам даст? Ну, узнаем мы температуру и что? Дальше-то что?

- Ну, не знаю. Должны же мы что-то делать.

- Подождём, может, полежит немного и пройдёт. Организм молодой, должен с болезнью справиться. Сделаем так. Пока он болеет, ты находись рядом с ним. Мало ли что, попить подать, накормить или ещё чего. А я поработаю пока один. Да, не вовремя он заболел, но что тут поделать, болезнь ведь никого не спрашивает, когда ей приходить. Мне Антон сказал, что через две недели он вывезет нас отсюда. Всё, сезон заканчивается.

- А он в посёлок выехал или как?

- Не знаю. Может и в посёлок, а может и дня через три-четыре появиться. Кто же его знает.

Пообедав, Боцман вернулся на место работы.

    Прошло два дня. Погода изменилась. Третий день дул холодный порывистый ветер, затягивая небо тёмными снеговыми облаками. Кустарник у зимовья из-за опавшей листвы выглядел непривычно голо. Речка у берегов покрылась ледяными заберегами. Затянувшееся в этом году «бабье лето» закончилось. Роман, время от времени, заглядывая в зимовье, занимался хозяйственными делами. Натаскал валежника, нарубил дров и наполнил водой, стоявший в зимовье  большой бак. Всё это время, Саня спал. За двое прошедших суток ему стало значительно хуже. У него появился хриплый кашель. Временами он заходился в продолжительном приступе кашля, а потом долго и взахлёб пытался отдышаться. Он почти ничего не ел, перестал вставать с лежанки. Тихо лежал в полутьме зимовья и молчал. Вечером, готовя ужин, Роман услышал тихий стон друга. Роман разжёг керосиновую лампу и, держа её перед собой, подошёл к лежанке. Вглядевшись в осунувшееся лицо друга, он заметил выступившие у него на лбу крупные капли пота. Мотая головой из стороны в сторону, Саня тихо стонал. Поставив лампу на полку, Роман стёр пот с лица друга и намочив полотенце, положил ему на лоб. Затем, оттянув ворот влажной от пота футболки, сунул ему в подмышку термометр. Вернувшийся с работы Боцман, застал Романа в состоянии близком к абсолютной панике. Он, не находя себе места, метался по зимовью. Увидев Боцмана, он присел на лежанку и заговорил:

- Боцман! Надо что-то делать. Доктор нужен срочно. Саня уже бредит. Температура у него за сорок. Что будем делать? Куда бежать? Где этот чёртов Антон?

- Подожди, успокойся. Куда ты побежишь, на ночь глядя? Успокойся, посидим, подумаем. Может, и надумаем что-нибудь. Дай мне передохнуть немного, да и есть я хочу, проголодался.

Поужинав, Боцман закурил сигарету и заговорил:

- Я надеялся на Антона. Думал, что он вот-вот появится, но, видимо, он всё же, в посёлок уехал. Я думаю, что пока мы его дождёмся, Саня помереть может. Хотя Антон строго настрого запретил покидать это место без его ведома, придётся нарушить его запрет. Я знаю, что он обязательно накажет меня, но надеюсь, что убивать меня он не станет. Дрёма! Утром пойдёшь за помощью. Примерно в сорока километрах отсюда находится зимовье Кешкевича. Он должен быть уже там. Охотничий сезон начался, а он недели за три до него заезжает на свой участок. Так что, он должен быть на месте. Мужик он хороший, не болтливый, да и Антон его знает. Имели они как-то совместные дела. У него есть моторная лодка. Объяснишь ему, что нам нужна его лодка, чтобы доставить больного в посёлок. Он обязательно поможет. Чтобы не заблудиться, пойдёшь по берегу речки. Там есть тропа для снегоходов, но ты можешь сбиться с неё. Зимовье находится на берегу речки, так что, мимо не пройдёшь. А сейчас ложись отдыхать, дорога дальняя, а километры таёжные можно только навскидку определять. Сорок там километров или шестьдесят, никто не знает. А я здесь за Саней присмотрю.

Утром, ещё затемно, Роман тепло одетый и готовый к походу, выслушивал последние перед дорогой наставления Боцмана. Тот собирал путнику небольшой рюкзак, укладывая в него продукты. Роман, услышав тихий голос друга, подошёл к лежанке и наклонился к нему. Саня пришёл в себя и смотрел на Романа осмысленными глазами. Он всю ночь бредил, бессвязно произносил слова и настойчиво звал своего деда.

- Как ты себя чувствуешь? – спросил Роман.

- Плохо – прошептал Саня – Мне очень плохо.

- Потерпи, Саня. Я пошёл за помощью, скоро она будет здесь. Доставим тебя в больницу, и ты будешь здоров.

- Дрёма! - напрягшись,  произнес Саня – Спаси меня. Я не хочу умирать. Я же и не жил ещё. Я же молодой. Спаси, Дрёма! – и, обессилив, замолчал, закрыв глаза.

- Ну, а теперь иди – сказал Боцман, протягивая Роману рюкзак – Держись берега реки.

    Спустя час после ухода Романа, когда рассвело, в зимовье вошёл Антон. Прислонив карабин к стене, он скинул рюкзак и огляделся. Посмотрев на стоящего столбом посреди зимовья, молчащего Боцмана, он обратил внимание на лежащего Саню.

- Утро наступило, а он лежит. Почему до сих пор не на работе? – спросил он – И где Дрёма?

- Антон! – промямлил Боцман – Здесь такое дело. Саня тяжело заболел. Два дня уже бредит. А тебя нет и нет. А его в больницу надо везти. Короче, я подумал и недавно, буквально час назад, отправил Дрёму к Кешкевичу, за лодкой.

- Каким местом ты думал? – зло сощурился Антон - Ты нарушил правило. Это первое. Второе, в том зимовье нет Кешкевича, он уехал на лечение в Москву. Сейчас там находится другой человек, и я его не знаю. Мимо зимовья мы проезжали всегда ночью, чтобы лишний раз не светиться. В-третьих, русло речки, особенно низовья, сейчас перехвачены льдом. Как ты считаешь, поможет тебе лодка доставить больного в больницу?

- Я не знал, что Кешкевича нет. Но что-то надо было делать. Он же умереть может.

- Все мы рано или поздно умрём. Ты из-за какого-то пацана поставил налаженное дело под удар. Если Дрёма дойдет, то тот, кто сейчас заменил Кешкевича, доставит его на рыболовецкую базу. А там рация. Значит, будет санрейс вертолёта и «ментам» о нём обязательно доложат. Возможно, с врачами прилетят и «менты». Теперь ты понимаешь, что ты наделал, старый дурак?

- Тебя же не было здесь. Что я мог сделать?

- Ждать. Ты должен был ждать. Собери мне продуктов. Дрёму нужно догнать и вернуть обратно. За час он не мог уйти далеко. Шевелись!

Боцман быстро сложил в рюкзак Антона две булки хлеба и несколько банок консервированного мяса. Антон забросил рюкзак на плечи, взял в руки карабин и, выходя из зимовья, сказал:

- Проводи меня.

Боцман, сделав шаг за порог зимовья, наткнулся на страшный удар прикладом карабина в грудь. Утробно охнув, он рухнул на крыльцо зимовья, с трудом хватая ртом вмиг загустевший воздух.

- Думай прежде, чем принимать решение – процедил Антон – Еще раз нарушишь правила, убью.

Повернувшись, Антон отправился в погоню за Антоном. Боцман с трудом заполз в зимовье и, закрыв дверь, долго лежал на полу.

   Выйдя на берег реки, Антон быстро обнаружил рубчатые следы от подошв армейских ботинок Романа. Преследуя старателя, Антон через час обнаружил, что беглец, не зная местности, совершил ошибку, осознание которой, заставит его вернуться к тому месту, на котором сейчас находился преследователь. Антон знал, что впереди у беглеца непреодолимым препятствием встанет скалистый отрог хребта, отвесной стеной обрывающийся в реку. Перейти на противоположный, более низменный берег реки в том месте невозможно из-за бурного порога со стремительным течением. Обойти по тайге препятствие беглец вряд ли решится, из-за боязни заблудиться, да и времени он потеряет слишком много. Поэтому, Роман должен был вернуться обратно, чтобы перебраться на другой берег по мелкому перекату, у которого его ждала неожиданная и нежелательная встреча. Оглядевшись, Антон выбрал место для засады. В десяти метрах от берега реки находилась глубокая, прорытая весенним половодьем промоина, густо заросшая прутьями молодого тальника. Она отлично подходила для этой цели. Укрывшись в ней, Антон приготовился к непродолжительному ожиданию. Вскоре, шелест опавшей листвы и треск мелких сухих веток под ногами беглеца, подтвердил правильность умозаключений Антона. Роман, кляня себя за неосмотрительность, из-за которой он потерял много драгоценного времени, спешил изо всех сил. Когда в пяти метрах перед ним неожиданно возникла фигура Антона, появившегося из промоины, Роман, вздрогнув, остановился. Держа наперевес карабин, Антон смотрел на Романа немигающим давящим взглядом.

- Не ожидал? – ощерился Антон – Ну, что молчишь? Подойди ко мне. Ты должен понести заслуженное наказание. А потом мы пойдём обратно к зимовью, и ты продолжишь работу, согласно нашему уговору.

Антон чувствовал свое превосходство и не предполагал какого-либо противодействия со стороны Романа, в чём и просчитался. Понуро опустив голову, беглец поплёлся к нему, но приблизившись на расстояние двух метров, резко пригнувшись, бросился на Антона и сильно толкнул его в грудь. Взмахнув руками, Антон выпустил из них оружие и свалился в промоину. Следом за ним, описав в воздухе дугу, в заросли тальника рухнул карабин. Роман спрыгнул с невысокого обрыва, скачками преодолел перекат и бросился бежать по галечной косе, протянувшейся вдоль обрывистого берега на километр, стараясь удалиться, как можно дальше от Антона. Он пытался найти место, где можно было бы подняться на крутой склон берега и скрыться от него в тайге. Антон, скатившийся на дно промоины, лихорадочно мотаясь среди зарослей, отыскал карабин и выбрался из ямы. Он был разъярён вероломным, по его мнению, поступком Романа и, увидев вдалеке удаляющегося беглеца, не раздумывая, вскинул карабин к плечу. Совместив мушку карабина с прыгающей спиной беглеца, он плавно нажал на спуск. Грохнул выстрел и, увидев упавшего Романа, Антон торжествующе вскрикнул. Забросив карабин на плечо, он не спеша спустился к реке, перепрыгивая с камня на камень, преодолел перекат и, поднявшись на галечную косу, увидел Романа, карабкающегося по крутому откосу берега. Удивлено хмыкнув, он вскинул карабин к плечу, но через мгновение опустил его. Беглец успел скрыться в зарослях красной смородины. Антон забросил карабин на плечо и пошёл следом за ним. Началась изматывающая обоих,  смертельная погоня. Антон, привычный к дальним таёжным переходам, накануне, воспользовавшись полнолунием, преодолел большое расстояние ночью. И, отдохнув у костра всего три часа, он теперь чувствовал сильную усталость, но дикая злость на Романа, затмевающая его разум, заставляла его двигаться по следу беглеца. Роман, как испуганный заяц метался по тайге, постоянно меняя направление своего движения. Дважды за день, Антон подбирался к нему на расстояние выстрела, но Роман, почувствовав его приближение, срывался с места и исчезал среди деревьев. Громко звучал выстрел и пуля, выпущенная от бессильной ярости, минуя жертву, впивалась, в попадавшийся на её пути ствол дерева. В сумерках подступающей ночи, Антон потерял след беглеца и, отойдя подальше от берега, нашёл укрытие в виде громадного выворотня толстой лиственницы, поваленной сильным ветром. Вывернутые вместе с землей узловатые корни дерева, образовывали закрытый с трех сторон навес и Антон, наломав лапника, устроил под ним вполне сносную лежанку. Перед открытой стороной укрытия он разжёг костёр и подогрев консервы, жадно поел. Навалив на костёр толстый ствол валежника, Антон, чувствуя смертельную усталость, прилёг на лежанку и мгновенно  заснул. 


Глава 9.

    Прошедший ночью снегопад накрыл зимнюю тайгу и берег горной реки, поросший тальником. Тяжёлые хвойные лапы сосен и лиственниц провисли под тяжестью снега над крышей таёжного зимовья, стоявшего на берегу горной реки. Тёмная стылая вода стремительно неслась мимо ледяных заберегов, покрытых снегом. Из жестяной печной трубы, закручиваясь спиралью, поднимался верх синеватый дымок. У двери зимовья, под навесом, нетерпеливо перебирая лапами и поскуливая, сидел пёс. Из зимовья доносились вкусные запахи и голос хозяина собаки. На стене зимовья на деревянных штырях, забитых в трещины бревен, висели связки капканов, карабин СКС и двустволка двенадцатого калибра. Скрипнула дверь и, запнувшись о высокий порог, чертыхнувшись, из зимовья вышел Семён, неся в руке котелок. Пёс, увидев хозяина, громко взвыл и неистово завилял хвостом, приседая.

- Что, Сармат, есть хочешь? А ведь ты ещё ничего не заработал – улыбаясь, произнёс мужчина, вываливая содержимое котелка в деревянную лохань – Так что, пока ты дармоед.

Сармат с жадностью стал поглощать пищу, продолжая вилять хвостом, вскидывая острые уши и прислушиваясь к голосу хозяина.

- Вот и снег выпал, скоро охотиться начнём. Вот и посмотрим, на что ты способен. Может и кормил  я тебя зря – продолжал Семён – Ты давай уж не подведи меня. Мы с тобой должны не только отработать  аванс, но ещё и заработать. Недели через две начнём охоту, а пока заготовим дров, разнесём капканы, снимем с речки вершу. Так что, готовься, зверюга.

Семён огляделся, вдохнул полной грудью прохладный, настоянный снежной свежестью воздух и, слепив снежок, запустил им в ствол ближайшей сосны. Несколько раз, энергично взмахнув руками, он схватил широкую фанерную лопату и взялся очищать от снега площадку перед зимовьем. Вылизав лохань, Сармат, завернув хвост крючком, принялся с лаем носиться по свежему снегу вокруг хозяина. Закончив с площадкой, Семён очистил от снега тропинки до берега речки и до лабаза, в котором хранились съестные припасы. Затем, раздевшись до пояса, он, вскрикивая, обтёрся снегом и, подхватив одежду, скрылся в зимовье.

    Через некоторое время, Семён вышел из помещения, подхватил под навесом капроновый квадратный бокс и направился к берегу речки. Отбив подобранным булыжником намёрзший на верше лед, он вытащил её на берег и вытряхнул пойманную рыбу. За три приёма перенеся улов к зимовью, Семён снял со стоек полотна сеток и сложил их на берегу. На все эти работы Семён потратил часа три. Присев на вершу, он прикурил и принялся рассматривать противоположный берег. Его внимание привлекла свара двух ворон, устроивших нешуточную борьбу из-за небольшого хариуса, уворованного ими у Сармата, когда Семён относил часть улова к зимовью. Ухватив клювами рыбёшку, они, громко хлопая крыльями и издавая невнятное бормотание, тянули её в разные стороны. Борьба продолжалась минут пять, и закончилась внезапно. Лежащий у ног Семена пёс, вдруг вскочил и громко гавкнул. Вороны, бросив рыбёшку, взлетели на ветку близстоящей сосны. Но Сармат, не обращая на них внимания, смотрел в сторону зимовья, время от времени гавкая.

- Кого ты там увидел? – спросил Семён – Колонок опять пакостит?

Сармат сорвался с места и с лаем понёсся к зимовью. Взгромоздив на себя вершу, Семён пошёл следом за ним. Поднявшись к зимовью, он увидел Сармата, стоящего у изгороди и лающего в сторону леса. Свалив вершу под навес, Семён вышел из-за ограды и подошёл к Сармату.

- На кого ты лаешь? – проговорил он – Там же нет никого.

Семён вдруг насторожился. До его слуха донесся далекий рёв мотора снегохода.

- Странно – пробормотал он – Соседей у меня не должно быть. Кто же там катается?

Звук усилился. Снегоход явно приближался. Через десять минут среди деревьев замелькало ярко красное пятно и, спустя немного времени, на поляну выехал снегоход «Буран», таща за собой грузовые нарты. На лица седоков были надеты маски и ветрозащитные очки, что придавало их фигурам  зловещий вид. Когда снегоход подъехал вплотную к Семёну и остановился, Сармат отбежав в сторону, зашёлся в неистовом лае. Пассажир снегохода, сняв шапку, стянул с головы маску вместе с очками и Семён, от изумления открыв рот, узнал в нём Петра Ивановича.

- Рот закрой, это я – рявкнул Пётр Иванович – Собаку успокой и ничего не спрашивай. Николай! Ты что, уснул там? А ну, вылезь!

Бесформенный груз на нартах вдруг зашевелился. Откинув брезент, из нарт вывалился Николай.

- Семён! Открой пошире калитку, так, чтобы «Буран» смог въехать – продолжал командовать капитан – Яков! Заезжай!

Снегоход, испуская синий дым и ревя мотором, въехал во двор зимовья и остановился у самой двери жилища.

- Что происходит? – спросил Семён, обращаясь к Николаю  – Вас каким ветром сюда занесло?

- Раненого мужика привезли. По дороге подобрали. Пойдем, занесём его в зимовье.

Недоумевающий Семён подхватил угол брезентового продолговатого свёртка и вчетвером они занесли его в зимовье и положили на лежанку.

- Яков! Николай! Раздевайте его – скомандовал Пётр Иванович – Семён! Согрей ведро воды и приготовь аптечку. Спирт есть?

- Вон, на плите стоит. Тёплая уже давно. Аптечка на полке. Спирт есть – ответил Семён.

Когда раненого раздели, Семён увидел рослого молодого парня с кучерявой бородкой и распухшей левой рукой в бессознательном состоянии. Было лишь слышно его тяжёлое дыхание. Николай, протерев очки, вгляделся в лицо парня и заявил:

- А я знаю его. Видел его один раз. У него весной жена погибла. Помните, пьяный водила снёс вместе с остановкой трёх человек? Вот его жена там и погибла. А жил он у дедушки фронтовика. Как я понял, он там комнату снимал. Супруга моя перед Днём Победы, по поручению районного начальства проводила опрос ветеранов войны. В чём нуждаются и тому подобные вопросы. Ну, и я с ней забрёл к этому дедушке. Вот там я и увидел этого мужика. Дедушка рассказал про смерть его жены и называл его имя, но я не запомнил.

Яков, осмотрев парня, попросил друзей повернуть его на правый бок. Внимательно изучив рану, Яков хмыкнул и несколько раз нажал пальцами на её края. Из раны обильно потекла кровь. Яков быстро сделал ватный тампон и накрыл им рану.

- Николай, подержи – сказал Яков и, уступив место Николаю, отошёл к столу.

Вывалив содержимое аптечки, он быстро рассортировал упаковки лекарств, ваты и бинтов. Отложил в сторону жгуты, пинцеты, шприцы и еще какие-то блестящие предметы. Затем, обращаясь к капитану, сказал:

- Пётр Иванович! Ранение у парня огнестрельное. Пуля застряла в кости. Стреляли, по всей видимости, сзади. Вот такие дела.

- Не может быть – изумлённо переглядываясь с членами экипажа, проговорил Пётр Иванович – Что у нас здесь, Чечня, что ли?

- Ну, Чечня не Чечня – ответил Яков – Но факты, вещь упрямая. Ладно. Надо извлечь пулю, то есть нужна операция. Аптечка хорошая, всё необходимое в ней есть. Пётр Иванович! Если ты крови не боишься, то оставайся. Будешь у меня ассистентом, а остальные на выход. Семён! Я вижу тут электролампочку. Она должна гореть.

- Понял – ответил Семён и, пропустив вперёд Николая, вышел из зимовья.

Запустив генератор, друзья отошли от тарахтящего источника электроэнергии, и присели на два чурбака. Николай достал пачку сигарет, угостил Семёна и, прикурив от одной зажигалки, друзья задымили. Николай, удивлёно покрутив головой, сказал:

- Ты посмотри! Яков-то наш, как заправский доктор ведёт себя. Еще и огнестрел определил.

- Ты что не знаешь? – удивлённо посмотрев на друга, спросил Семён.

- А что я должен знать?

- Странно, я думал, ты знаешь. Пётр Иванович рассказывал мне о Якове. Он разве не говорил тебе о нём?

- Нет, не говорил.

- Ну, тогда понятно. Яков является каким-то дальним родственником Петра Ивановича. Лет пятнадцать назад, он работал хирургом в нашей районной больнице. Люди говорят, хорошим специалистом был. Жена у него долго и тяжело болела. Куда он только её ни возил, ничего не помогло. Умерла она. Похоронил он её и с горя запил. Пётр Иванович говорил, что в запое он был полгода. С работы, конечно, выгнали, но Пётр Иванович каким-то способом его из запоя вывел. А потом попросил нашего директора и тот принял его на работу сторожем. С тех пор Яков не пьёт спиртного и живёт в тайге, базу охраняет. Отшельником стал. Зарплата сторожа небольшая, но он пушнину добывает, ягоды собирает и сдает. Кроме того, ещё и рыбачит, рыбка тоже деньги приносит. Пётр Иванович говорил, что у него сын офицер, с большими звёздами. Изредка приезжает проведать отца. Хотел увезти его с собой, но Яков категорически отказался. Вот и вся история. Ты мне лучше расскажи, как вы сюда попали и где вы парня нашли?

- В низовьях в этом году, что-то рыба плохо идёт. Квоту не выбираем. Вот директор дал нам задание перебросить с низовьев бригаду к Якову. А у него на базе находятся рыбаки с первой бригады. Сейчас у Якова людей, как на ярмарке, все помещения заняты. По вечерам, когда рыбаки с реки возвращаются, там такой шум и гам, что никакого покоя нет. А Яков привык к одиночеству, его эта суета раздражает. Поэтому, он к нам на судно перебрался. У нас ночует. Ну, а нам директор приказал дождаться, когда рыбаки выберут квоту, тогда и надо будет вывезти всех в посёлок. Да, ты же не знаешь. Наш экипаж директор за хорошую работу премировал лицензией на отстрел сохатого. Лучше бы денег дал. Можно подумать, что кто-то для нас сохатого привязал у ближайшей сосны. За ним же по тайге бегать надо и не факт, что ты его догонишь. Хотел я претензии директору предъявить, что это не премия, а издевательство изощрённое, но Пётр Иванович сказал, что дарёному коню зубы не смотрят. А я говорю ему, что подарили нам не коня, а сохатого. И чтобы посмотреть его зубы, надо прежде найти его в тайге. Пётр Иванович рассердился и сказал, что он сейчас мои зубы будет смотреть.

- Стоп, стоп – прервал Николая Семён – Про сохатого потом. Ты на мои вопросы ответь.

- Без сохатого никак нельзя. Пётр Иванович попросил Якова помочь добыть сохатого, а тот сказал, что надо ехать к тебе, потому, что сохатые водятся на этой речке. Тем более, что лицензия и твоя тоже. И вот вчера, как пошёл снег, Яков сказал, что рано утром поедем на «Буране» и, что он здесь не раз бывал и знает тропу. Оставили мы дежурным по судну Сергея. Кочевряжился он, хотел с нами ехать. Но Пётр Иванович прикрикнул на него и он успокоился. Выехали мы в шесть часов, а приехали сюда в двенадцать. Шесть часов в пути. И примерно в пяти километрах отсюда мы наткнулись на этого парня. Лежит на спине в ложбинке, но сразу было видно, что жив. Пар из ноздрей шёл. Рукав обмотан тряпкой и кровь на ней. Яков сразу проверил его руки и ноги, сказал, что не поморожены. Загрузили мы его в нарты, обвернули брезентом, я сел впереди его, так и доехали.

- Как этот парень здесь оказался? И кто в него стрелял? Вот загадка.

- Ну, если Яков сейчас его не зарежет, то очнётся и расскажет.

Скрипнула дверь и из зимовья вышел Пётр Иванович. Увидев его, друзья подошли к нему и молча, с  немым вопросом уставились на него. Пётр Иванович не спеша достал сигарету, прикурил, с видимым наслаждением вдохнул в себя дым и, выдохнув, сказал Семёну:

- Останови ты эту тарахтелку – и ткнул пальцем в сторону генератора. После наступления тишины продолжил – Пулю извлекли. Пуля выпущена из автомата или карабина СКС. Яков говорит, что наверняка стреляли с большого расстояния, иначе пуля прошла бы навылет, раздробив кость. А так, пробила рукав, вошла в руку и застряла в кости. Ну, а кость не раздроблена.

- Стреляли, конечно, из карабина – сказал Семён – Откуда здесь автомат возьмётся. Ты правильно, Пётр Иванович, говоришь. Наши места - не Чечня. У наших охотников, через одного, карабины СКС. Вон посмотри, на стенке мой СКС висит. Вот только у Якова «Тигр», да ещё с оптикой. Этакий крутой сторож он у нас.

- Ну, а с парнем, что? – спросил Николай.

- Всё также, без сознания. Яков говорит, что это даже к лучшему. Он долго пулю извлечь не мог. Расковырял рану, пока пулю доставал. Был бы парень в сознании, вы представляете, как бы у него рука болела? Семён! Яков тебя хвалит, говорит, что аптечка у тебя богатая.

- Ну, это он не по адресу. Мне её Иван перед отъездом в Москву принёс.

- Всё, покурили? А теперь идём в зимовье, подписывать акт. Мы втроём теперь свидетели извлечения пули из этого парня. Яков настаивает на этом. Говорит, что так положено.

Войдя в зимовье, Семён почувствовал сильный запах спирта. Яков, сидя за столом, что-то быстро писал. На лежанке, укрытый по пояс одеялом, лежал пострадавший. На белой повязке, наложенной на руке, расплывалось красное пятно. Он продолжал все также тяжело и шумно дышать. Дописав акт, Яков взмахом руки подозвал Николая и сунул ему в руку авторучку. Тот не читая, поставил подпись и уступил место Петру Ивановичу. После него, стараясь не шуметь, к столу подошел Семён.

- Где здесь ставить подпись – шёпотом спросил он у Якова.

- Ты почему шепчешь? – громким голосом произнёс Яков.

- А можно говорить громко? Ведь больной здесь находится.

- Но не покойник же. Если ты боишься его потревожить, то напрасно. Сейчас у него хоть под ухом стреляй, не очнётся. Температура у него высокая. Вполне возможно, что рана инфицирована. Может быть, что состояние его усугубилось ещё из-за простуды. Мы же не знаем, сколько времени он пролежал в снегу. Но ничего, все необходимые инъекции я сделал. Теперь остаётся только ждать, когда он очнётся. Пётр Иванович! У меня такие мысли. Пациента надо срочно доставить в стационар. Как мы это сделаем? Везти пациента на снегоходе нельзя, дорога дальняя и ухабистая. Даже если довезём, то потом на судне твоём почти день добираться до посёлка. Остается один выход. Вызывать вертолёт. А рация есть у меня на базе и у тебя на судне. Мне надо присматривать за пациентом, Семён хозяин зимовья, Николая с его очками не погонишь на ночь глядя, в дальнюю дорогу. Придётся тебе, Пётр Иванович, собираться в дорогу. Что скажешь?

- Что тут скажешь? Надо, значит, надо. Поеду, куда же я денусь. Я думаю, что и с милицией надо связаться, сообщить им о происшествии.

- Конечно, надо их в известность поставить – поддержал капитана Семён – Я тут подумал, а может быть тот, кто стрелял в парня, находится где-то рядом? Ведь парня вы нашли недалеко отсюда.

- Всё может быть – сказал Яков – Надо будет сопроводить Петра Ивановича, километров десять. И дать ему оружие. Бережёного, Бог бережёт.

Через два часа, уже в сумерках, два снегохода, включив фары, выехали из-за ограды и, ревя моторами, проскочили поляну и скрылись в тайге. Спустя два часа, Семён вернулся, заехал во двор и, оставив снегоход под навесом, зашёл в зимовье. Николай, сидя за столом, при свете керосиновой лампы читал старый журнал «Вокруг света». Яков расположился у печки и сидя на скамье, чистил свой карабин «Тигр».

- Все, проводил – сообщил Семён – Надеюсь, к утру доедет. Техника не подвела бы.

- Доедет, не беспокойся. Снегоход у меня надёжный – откликнулся Яков.

- Хорошо, коли так. Вот только с погодой у нас не всё хорошо. Снегопад начинается. А он может затянуться дня на три. В этом случае, мы долго будем ждать вертолёт.

Яков, отложив в сторону карабин, встал, подошел к двери зимовья и широко открыл её. С неба сыпались редкие крупные снежинки. Яков закрыл дверь и вернулся на место.

- Как он? – спросил Семён, кивнув на раненого.

- Без изменений – ответил Яков - Температура не спадает. Но я, всё же, думаю, что он должен скоро придти в себя. А насчёт снегопада, будем надеяться, что он ненадолго.

Их разговор прервал короткий смешок Николая. Роман с Яковом удивлённо воззрились на него. Заметив их недоумение, Николай пояснил:

- Вот сейчас про африканских слонов прочитал и подумал, жаль, что мы в Африке не живём.

- А что там  может быть такого, что тебе в Африку захотелось? Голым хочешь ходить? – спросил Яков.

- Ну, жили бы там, работали. И Ким Сергеевич премировал бы нас лицензией на отстрел слона. А он, то есть слон, достигает веса в двенадцать тонн. Вы только представьте, это же полный самосвал мяса. Наш сохатый по сравнению с ним, жалкий карлик.

- Тьфу ты – в сердцах, сплюнул Яков – Вот кто о чём, а ему лишь бы посмеяться.

И услышав стон, отошёл от смеющихся друзей к своему пациенту. Раненый очнулся. Открыв глаза, он оглядел потолок жилища, затем перевёл взгляд на Якова и прошептал:

- Где я?

- В безопасном месте – ответил Яков.

- Вы кто? – оглядев всех троих, вновь прошептал мужчина.

- Не беспокойся, здесь никто не причинит тебе вреда. Здесь все хорошие люди – сказал Яков.

- Пить хочу. Сильно.
Семён налил из кастрюли в кружку тёплой ухи и подал её Якову. Тот, приподняв голову пациента левой рукой, поднёс к его губам кружку. Послышались шумные жадные глотки раненого. Опустошив кружку, он закрыл глаза. Яков осторожно опустил его голову на изголовье.

- Как ты себя чувствуешь? – спросил он.

- Мне очень плохо. Что со мной? – не открывая глаз, тихо проговорил пациент.

- Ты ранен в руку. В тебя кто-то стрелял.

Пациент открыл глаза и резко дёрнулся, пытаясь сесть, но болезненно скривившись и издав стон, откинулся на изголовье.

- Саня! Там Саня умирает. Ему в больницу надо – сдавленным голосом проговорил он – Он молодой, ему нельзя умирать. Его невеста ждет.

- Ты успокойся. Лежи спокойно и не дёргайся. Я же тебе говорю, что ты ранен. Будешь дёргаться, будет больно. Ты сейчас будешь спокойно лежать. А я буду задавать вопросы, и ты будешь на них отвечать. Итак, как тебя зовут?

- Роман. А фамилия у меня Дрёмов.

- Хорошо. А кто такой Саня и почему он умирает?

- Это друг мой. Фамилия у него Попов. Он простыл и заболел. Он ничего не ест, только пьёт и лежит. Совсем не встаёт. Бредить начал. А я пошёл за помощью. Антон мне запретил, но я всё равно пошёл.

- Кто в тебя стрелял?

- Антон. Фамилию его я не знаю. Он за мной целый день гнался. Сане доктор нужен. Срочно, иначе он умрёт.

- Откуда ты шёл? Где сейчас Саня?

- В зимовье. Я шёл по берегу реки. Я целый день шёл и ещё полночи.

- Кто такой Антон?

- Страшный человек. Он у нас был надсмотрщиком.

- Чем вы занимались, и сколько вас было?

- Четверо, вместе с Антоном. Мы там, на ручье золото мыли.

- Как зовут четвертого?

- Владимиром, но мы звали его Боцманом.

- Хорошо, Роман. Есть хочешь?

- Хочу. Саню надо спасать. Он совсем похудел. Он два дня уже не встаёт. Я поил его разными таблетками, но ничего не помогает. Он не должен умереть.

- Хорошо, хорошо. Сейчас Николай тебя накормит, я тебе сделаю укол, и ты постараешься заснуть. Насчёт своего друга не беспокойся. Мы вызвали санитарный вертолёт, и он скоро прилетит. Заберёт и тебя, и твоего друга.

    Спустя час, когда Роман уснул, Яков, сидя у печки, тяжело вздохнул и сказал:

- Да, ребята. Пропала наша охота на сохатого. Прилетит вертолёт, привезёт милицию, и она нас допросами замучает. Когда мы этого Романа нашли, я сразу подумал, что дело тут в «чёрных» старателях. Просто так в человека не стреляют. А за золото прихлопнут человека, как муху, не задумываясь.

- Я слышал, что есть такие старатели, но даже не предполагал, что они в наших местах завелись – сказал Николай – Семён! Ты слышал про них?

- Да – ответил Семен – Ходят такие разговоры.

- В наших краях они стали появляться после девяносто третьего года – заговорил Яков – В стране начался бардак, безработица и безденежье. Что говорить, сами же всё помните. А я ведь живу в таком месте, что мимо меня не проедешь незамеченным. Ведь устья трёх горных речек, куда они стремятся, находятся недалеко от базы. Некоторые заезжали ко мне поговорить, вызнать про места и как до них добраться. Я же все места в радиусе ста километров знаю. Особенно много их было в девяносто пятом и девяносто шестом годах. В девяносто шестом году, осенью, на речке Мая кто-то перестрелял старателей. Четырех мужиков убили. Ну, и видимо, золото забрали. На их трупы случайно наткнулись эвены - оленеводы. Сообщили в милицию. Убийц до сих пор не нашли, да и искал ли их кто. С тех пор старателей стало намного меньше. Доходили до меня слухи, что за этот промысел очень серьёзные люди взялись, и это убийство было предупреждением. Быстро отвадили простых мужиков от этого занятия. Сейчас, видимо, этот промысел хорошо организован. Даже с надсмотрщиками, такими, как этот Антон. Да и с милицией, наверняка, у них отношения налажены. Большие ведь деньги крутятся. А Боцмана, про которого говорил Роман, я хорошо знаю. Он ещё до вас работал бульдозеристом в рыбколхозе. Хороший был работник, да и как человек неплохой. Он в пятьдесят лет вышел на пенсию и буквально через месяц его посадили в тюрьму за убийство. А убил он своего соседа. Сосед его почти всю жизнь не работал, привлекался за тунеядство, а когда подошёл возраст, то каким-то хитрым способом оформил себе пенсию, да такую, что размер её был точно таким же, что и у Боцмана. Как-то раз выпивали они, а сосед всё подначивал Боцмана, дескать, дурак ты, всю жизнь горбатился на тракторе, даже орден заработал, а пенсия такая же, что и у меня. А я всю жизнь жил в своё удовольствие, плевал на государство и смеялся над твоим орденом. Ну, и довел Боцмана до белого каления. Схватил он лежащий на столе нож и ударил соседа в шею. Когда опомнился, то вызвал «неотложку» и милицию, но было поздно. Соседа до больницы не довезли, помер он по дороге. Боцмана осудили на четыре года. После того, как он освободился, я видел его два раза, но даже не догадывался, что он в этом промысле участвует.

- А почему его Боцманом зовут? – спросил Николай.

- Служил он срочную в морфлоте и татуировка у него на руке в виде якоря. А зовут его Владимир Сельнягин. Зимовье, где больной Саня лежит, находится на этой самой речке, в верховьях. Примерно в тридцати пяти километрах отсюда, если по прямой. Роман говорит, что шёл по берегу, тогда понятно, что шёл так долго, речка-то извилистая. Если бы шёл по тропе, то часов за семь-восемь дошёл бы. Это зимовье принадлежало отцу Боцмана. Он там много лет охотился. Года три назад он умер. С тех пор зимовьем никто не пользовался. В соседнем от зимовья распадке протекает ручей. Он впадает в Харюзовую. Неужели в этом ручье Боцман золото нашёл? Вернее всего, золото нашёл его отец. Себе на уме был старик, из староверов. Хитрый был, но не подлый. Если милиция возьмётся за них, то загремит Боцман опять в тюрьму. Жалко мужика и, что ему пенсионеру дома не сидится. И на деньги, насколько я знаю, он не был жаден. Что тут скажешь? Чужая душа – потёмки. Ну, ладно. Что-то заболтался я, старею, наверное. Давайте спать, но один из вас должен дежурить, присмотреть надо за Романом. Мало ли, вдруг пить захочет или ещё что. Если утром будет вертолёт и заберёт Романа, то мы с Семёном пойдем добывать сохатого. Так что, дежурить до утра придётся тебе, Николай.

- А я не против. Журналов здесь много, не скучно будет – ответил Николай.

- Ты только про негритянок не читай, боюсь даже представить, чего тебе захочется – улыбаясь, сказал Семён.

- Ты на что намекаешь, нехороший ты человек?

- Да я просто подумал, что не дай Бог, проснуться утром и увидеть тебя с ложкой в носу, как у папуаса.

Семён и Яков, посмеиваясь, разошлись по лежанкам. Николай, взяв с полки журнал, углубился в чтение. Минут через десять послышалось дружное похрапывание спящих мужчин. Николай улыбнулся и продолжил чтение.

    Утром, Яков, выйдя из зимовья, с большим неудовольствием осмотрел окрестности. Шёл густой снегопад. Видимость составляла не больше тридцати метров, и ожидать прилёта вертолёта до окончания снегопада не имело смысла. Войдя в зимовье, Яков сказал:

- Семён! Собирайся. Ехать надо. Вертолёта не будет, видимости нет. Снег всё валит и валит. А больной ждать не будет. Не дай Бог, помрёт ещё. Судя по тому, что рассказал Роман, он находится в тяжелейшем состоянии.

- Ну, мне собраться, только подпоясаться – ответил Семён.

- А мне, что делать? – запаниковал Николай – Роману ведь хуже стало и опухоль у него не спадает. А если он сознание потеряет? Что я буду делать?

- Как потеряет, так и найдёт – ответил ему Яков – Ничего с ним не будет, видишь, лежит и улыбается. Для него сейчас главная задача – есть и спать. Все необходимое я уже сделал. Так что, корми пациента.

- Вы осторожнее там – слабым голосом произнёс Роман – Антон очень опасный человек.

- Ничего, мы тоже не сахар – ответил ему Семён.

Спустя полчаса, снегоход, управляемый Яковом, таща за собой нарты, выехал из-за ограды и углубился в тайгу.


Глава 10.

    Проводив Семёна с Яковом, Николай накормил сидящего на привязи Сармата и занёс в зимовье охапку дров. Аккуратно уложив всю охапку в топку печки, он при помощи бересты разжёг дрова и закрыл дверцу. У него от бессонной ночи слипались глаза и, посидев немного с очередным журналом, пытаясь уловить смысл сливающихся строк, Николай, потянувшись, зевнул и заговорил:

- Роман! Как ты себя чувствуешь?

- Терпимо – ответил Роман.

- Спать хочу. Я сейчас вздремну немного. Ты толкни меня ногой, если что. Я в ногах у тебя лягу. Дверь на засов закрою, мало ли что. Слышишь, Сармат что-то разлаялся.

- Отдыхай, я и сам сейчас засну.

Николай, не раздеваясь, лёг и через минуту он уже похрапывал. Роман тоже попытался заснуть, но ноющая боль в руке и надоедливый лай собаки, не способствовали сну. Особенно его беспокоил лай собаки. У Романа появилось подозрение, что Антон находится где-то рядом. Ну, не может же собака лаять без причины. Но посмотрев на запертую мощным засовом дверь и на двустволку, висящую на стене, он успокоился.

    Проснулся Николай от толчка. Нашарив и надев очки, он поднялся и спросил:

- Что случилось?

- Вертолёт летит? – ответил Роман.

Николай прислушался и, услышав нарастающий гул вертолёта, заметался по зимовью.

- Что ты ищешь? – спросил Роман

- В самом деле – остановившись, растеряно произнёс Роман – Что я ищу? Это я спросонья.

Николай надел куртку, нахлобучил на голову шапку и посмотрел на часы. Стрелки часов указывали на шестнадцать часов.

- Это что, я семь часов проспал, что ли? – пробормотал он.

- Так и есть – подтвердил Роман.

Удивлённо покачав головой, Николай вышел из зимовья. Вертолёт, взметнув тучу снежной пыли, приземлился на поляне. Когда снежная пыль рассеялась, Николай увидел, как из вертолёта вышли несколько людей. Четверо сразу направились к нему, а остальные засуетились вокруг вертолёта. Двое, из подошедших пассажиров вертолёта, оказались сотрудниками милиции. Они были вооружены автоматами и старший из них сразу взял быка за рога, засыпав опешившего Николая вопросами:

- Вы кто? Где потерпевший? Кто в него стрелял? Что вы молчите?

- Подождите, майор Шаповал – вмешалась женщина – Что вы напали на человека? – и, обращаясь к Николаю, сказала – Проводите нас к раненому.

Николай, оглядываясь на агрессивного майора, проводил женщину и сопровождавшего её мужчину с квадратным кофром в руках до зимовья и, пропустив их в жилище, остался снаружи. Тут на него снова с вопросами напал агрессивный майор. Но допрос продолжался недолго. Ревя мотором, во двор зимовья въехал снегоход и, подъехав к зимовью, остановился. С него спрыгнул Пётр Иванович и спросил у Николая:

- Ну, живой наш найдёныш?

- Живой – ответил Николай – И даже разговаривает. Ты как здесь оказался?

- С ними прилетел – кивнув на майора, ответил Пётр Иванович – Еле уговорил. Не хотели меня брать со снегоходом. А где Семён с Яковом?

- У нас ещё один больной обнаружился. Друг нашего найдёныша. В зимовье, в верховьях реки лежит. Семён с Яковом, не дождавшись вертолёта, туда поехали. Вот это я майору и объясняю.

Скрипнула дверь и из зимовья вышел помощник врача. Он предложил майору пройти в жилище, а сам направился к вертолёту. Вскоре он вернулся с носилками в руках и скрылся за дверью зимовья. Николай с Петром Ивановичем отошли к поленнице и присев на чурбаки, задымили сигаретами. Вновь скрипнула дверь и высунувшийся из зимовья майор, взмахом руки позвал своего сотрудника. Через полчаса дверь зимовья распахнулась и показалась процессия с носилками. Роман, лежащий на носилках, увидев Николая, попросил носильщиков остановиться.

- Когда ты спал – сказал он подошедшему Роману – Ваша собака почти целый день пролаяла. Я вот подумал, не Антон ли здесь поблизости находится? Осторожнее вам надо быть.

- Да не беспокойся ты так. Нас много здесь и мы в тельняшках. Отобьёмся, не переживай. Ты, главное, лечись и выздоравливай.

Процессия направилась к вертолету. Пётр Иванович, придержав за руку майора, сказал:

- Майор! У меня к тебе просьба. Дай, пожалуйста, команду экипажу, чтобы они доставили сюда наших мужиков.

- Ты в своём уме – возмутился майор – Мы и тебя-то взяли из-за того, что в вертолёте не было больных. А сейчас их двое будет. На этот раз не только экипаж будет возмущаться, но и врач крик поднимет. А оно мне надо? Даже не думай. Уехали на снегоходе, вот и приедут на нём же.

Закончив отповедь, майор быстрым шагом направился к вертолёту. Вскоре, раскрутив свои винты, вертолёт взлетел и, взяв курс на верховья речки, скрылся за вершинами деревьев. Оставшись вдвоём, друзья завели беседу, в ходе которой Николай многословно и обстоятельно поведал Петру Ивановичу, обо всех происходивших в его отсутствие событиях.

    Поздно ночью прибыли уставшие Семён с Яковом. К большому удивлению встречающих, из нарт выбрался молоденький старший лейтенант, сопровождавший днём майора. Николай сразу же пристал к ним с расспросами, но Пётр Иванович пресёк его тягу к знаниям, шикнув на него. Поужинав, мужики закурили.

- Ну, что там с больным? – сгорая от любопытства,   спросил Николай.

- В очень тяжёлом состоянии – ответил Яков – Тяжелейшая пневмония. Во всяком случае, симптомы болезни ярко выражены, а какой будет диагноз, я не знаю. Там и второй больной был. У Боцмана либо сломаны, либо погнуты два ребра. Травма достаточно серьёзная, но угрозы жизни нет, чего не скажешь о Сане. С ним всё намного хуже, но он молодой, должен выкарабкаться. Ну, и как лечить ещё будут. Я думаю, что всё обойдётся благополучно, терапевт в больнице опытный, давно работает.

- Ну, а злодей этот, Антон. Вы не видели его?

- Нет. Боцман говорил, что он как погнался за Романом, то обратно не возвращался. Майор устроил ему жёсткий допрос, но особого результата не добился. Боцман так и не выдал, где находится тайник с золотом. Забрал он Боцмана с собой. Теперь в отделе с ним будут разбираться. Так что, осталось зимовье без хозяина. Как я понял, дня через два они сюда на снегоходах прибудут, будут облаву на Антона устраивать. А чтобы он на нас не напал, нам майор телохранителя назначил. Миша! Сколько у тебя патронов? – обратился Яков к старшему лейтенанту.

- Два магазина – ответил тот.

- Шестьдесят патронов. У меня с собой десять, у Семёна штук сто, да на двустволку штук восемьдесят наберётся, и это не считая патронов для «тозовки». С таким арсеналом мы не только от Антона, мы от целой банды «отморозков» отобьёмся.

- А ты не смейся – подал голос Пётр Иванович – Роман перед вылетом отсюда сказал, что пёс целый день лаял, и у него возникли подозрения, что Антон может быть где-то рядом.

- Пуганая ворона и куста боится – заявил Яков – Ему ещё большие страсти могли померещиться. Я бы на месте Антона, бежал бы отсюда, как можно дальше. Вряд ли он где-то рядом. Семён! Что ты на это скажешь?

- Не знаю. Но пешком отсюда до посёлка ему придется дней пять добираться. Разве, что кто-то приедет за ним на снегоходе. По реке на лодке уже не пройдёшь. Они же планировали как-то выбираться отсюда.

- Их кто-то должен был вывезти через две недели – сказал Миша – А кто конкретно, ни Боцман, ни Роман не говорят. То ли боятся говорить, то ли, в самом деле, не знают. Ну, ничего, приедут наши сотрудники, обследуют всю округу и все станет понятно. Снег выпал, а на нём все следы видны. Найдут следы, найдут и его. Далеко не уйдёт. Хотя, есть сведения, что он опытный зверюга. Непростой бандит.

- А вот это интересно – заёрзал Николай – Поделись сведениями или это секрет?

- Секрета большого тут нет. Если есть желание, то слушайте. Полное его имя Гаркавцев Антон Константинович, тысяча девятьсот шестидесятого года рождения, вдовец, не судим. Бывший капитан пограничных войск. Последнее место службы, таджикско-афганская граница в должности начальника заставы. Имеет боевые награды. Уволен со службы в связи с сокращением численности пограничных войск. Вот такие сведения.

- И это всё – разочаровано протянул Николай – Я думал, что он монстр какой-то, а он боевой офицер, награды имеет. Как это он в число преступников попал?

- Ты думаешь, что преступниками только монстры бывают? Это не так. Что касается Антона, то с ним не всё так просто. Наш майор дважды его задерживал и оба раза его выпускали. Нет улик и свидетелей. Поэтому, мы хорошо изучили его биографию. Служил он отлично. Боевыми наградами зря не награждают. Задержал он как-то крупную партию наркотиков, а контрабандисты в отместку закидали его квартиру бутылками с зажигательной смесью. Заживо сгорели его жена и десятилетняя дочь. После этого он перестал задерживать наркоторговцев. Он их стал просто расстреливать, докладывая начальству, что они были убиты при перестрелке. После того, как он за один раз расстрелял шесть контрабандистов, Антона арестовали, долго шло следствие, но потом дело закрыли, а его выпустили, но со службой ему пришлось расстаться. Вмешались влиятельные люди, так я это понял. В наших краях он появился в девяносто четвёртом году. Появляется весной и осенью исчезает. Задерживали его два раза по подозрению в скупке золота и убийстве четырёх человек на речке Мая. Ничего доказать не смогли. А вот в этот раз майор в него вцепится, у него какие-то личные счёты к Антону. Вот теперь всё – закончил рассказ старший лейтенант.

- Да-а… задумчиво протянул Пётр Иванович – Вот как жизнь иногда поворачивает. Недавно он границу оборонял от нелюдей, а через два дня, его по тайге, как дикого зверя гонять будут. Что-то неладно в нашем государстве. Ну, да ладно. Давайте отдыхать. Утром нам своего сохатого надо догонять.

- Вы ложитесь, а я посижу до утра – сказал Миша.

- Я буду дежурным – заявил Николай – Я днём выспался. Но предупреждаю, если залает собака, то вы все будете по тревоге подняты. Я не намерен вступать в бой со злодеем. Я пацифист и отвечаю на любое зло непротивлением. Только доброта спасёт этот несовершенный мир. Если меня ударят по правой щеке, то я обязательно подставлю левую. Вот мой главный жизненный принцип.

- Не обращай внимания – сказал Пётр Иванович, открывшему от удивления рот Мише – У него начался очередной приступ словесного поноса. С ним часто такое бывает. Ложись спать – и, сокрушённо  покрутив головой, добавил – Ха, щеку он подставит, дождёшься.

- Ну вот, и поговорить не дал – тяжело вздохнул Николай.

- Иди с Сарматом поговори, не мешай нашему отдыху.

Ещё раз тяжело вздохнув, Николай выбрал на полке журнал и углубился в чтение.

    Утром, вкусив завтрака, приготовленного Николаем, охотники погрузились на снегоход и отбыли на охоту, сопровождаемые Сарматом. Николай, выйдя за ограду, проводил охотников и, закрыв калитку, прошёл в зимовье.


Глава 11.

    За отъездом охотников наблюдал не только Николай. С противоположного берега речки за ними следила ещё одна пара глаз. Укрывшись за стволом лиственницы, за всем этим действом, пристально наблюдал Антон. Увидев, что за охотниками увязалась собака, Антон удовлетворёно хмыкнул. Обстоятельства для него складывались очень удачно. После всех произошедших в последние дни неприятностей, его откровенно радовало, что всё удачно складывается.

    После того, как он потерял след Романа, Антон, переночевав под выворотнем, хорошо отдохнул. Проснувшись поздно, когда солнце находилось уже над вершинами деревьев, Антон решил не разыскивать утерянный след, а двигаться прямиком к зимовью, к которому стремился Роман. Чувствуя прилив сил, он двинулся в путь. Зная, что зимовье находится на противоположном от него берегу, Антон не стал перебираться через речку, не желая оставлять следы на свежевыпавшем снегу открытого пространства русла. По его расчётам выходило так, что до зимовья Роман добрался глубокой ночью и, ему требовалось время для отдыха, после чего он должен был продолжить путь. Антон надеялся, что Роман двинется в дорогу один, он всё ещё рассчитывал на то, что ему удастся заставить его вернуться в то место, откуда он бежал. Если он откажется или попытается вновь сбежать, его придётся убить, а если при этом будет посторонний человек, то стрелять надо будет и в него. Допуская возможность убийства двух человек, Антон относился к этому равнодушно, как к неприятным рабочим обязанностям. Сколько их было, погибших от его руки, Антон не считал. Были среди них разные люди. Были откровенные бандиты, которые стреляли в него и он в ответ стрелял по ним. Были наркоторговцы, с боем прорывавшиеся через границу и Антон стрелял по ним. Были криминальные разборки, в которых Антон участвовал и стрелял по конкурентам. Всякое было. Равнодушным его сделали обстоятельства, при которых он потерял родных людей, которых очень любил и обожал.

    Весной восемьдесят девятого года, Антон, служивший в звании капитана на советско-финской границе, получил назначение на должность начальника заставы на афганской границе в Таджикистане.  Жена Антона, не желая расставаться с мужем, поехала вместе с ним. Семилетнюю дочь они оставили на попечение бабушки в Петрозаводске. Целый год родители прожили, скучая по дочери. Летом, побывав в отпуске у бабушки, они вернулись на заставу уже втроём. Тем временем, огромная страна, границу которой охранял Антон, разваливалась. В Таджикистане начались межклановые разборки, которые к девяносто второму году переросли в ожесточённую гражданскую войну между «вовчиками» и «юрчиками». «Вовчиками» называли ваххабитов, а «юрчиками» были сторонники светской власти. Прорывы через границу всевозможных банд происходили чуть не еженедельно. Засады, перестрелки и погони стали обыденной действительностью заставы. Участились случаи прорыва границы афганскими наркоторговцами, имеющих пособников из числа местных таджиков. Осенью девяносто второго года, застава, которой командовал Антон, перехватила крупную партию героина. Тут же от наркоторговцев последовали предложения о выкупе захваченного груза, но получив отказ, они перешли к угрозам. Через два дня после этого, пограничники пресекли очередную попытку прорыва границы, уничтожив в перестрелке трёх наркоторговцев. В отместку преступники забросали ночью квартиру Антона бутылками с зажигательной смесью. Жена и дочь Антона погибли страшной смертью. Антон испытал сильнейшее нервное потрясение, но внешне он остался прежним. Похоронив в Петрозаводске родных ему людей, Антон вернулся на заставу. Через неделю после его приезда, в близлежащем ауле пропали два молодых таджика, которые особо и не скрывали свою причастность к наркоторговцам. Их обезображенные трупы, нашли через три дня в пещере, недалеко от аула. Было понятно, что умирали они страшной мучительной смертью. Через несколько дней, такой же смерти подверглись ещё два человека. Серия убийств закончилась со смертью главаря местных наркоторговцев. Он погиб на горной дороге в собственном внедорожнике вместе с женой и тремя детьми. Машина была расстреляна из гранатомёта. Таким образом, Антон отомстил за смерть жены и дочери. Сослуживцы, близко знавшие своего командира, заметили то, что Антон замкнулся в себе, перестал, как прежде, быть душой компании. Он старался участвовать в каждом боестолкновении. Количество задержанных наркоторговцев значительно уменьшилось. Антон не брал их живыми. При попытке очередного прорыва, его бойцы задержали шестерых афганских наркоторговцев. Антон приехал на место задержания вместе со своим заместителем. Выйдя из машины, Антон оглядел задержанных афганцев. Волчий взгляд исподлобья, черные густые бороды, вызывающий вид - все как обычно. Высокий афганец с усмешкой сказал с лёгким акцентом:

- Командир! Зачем задержал? Нас всё равно через пять дней выпустят.

Антон передёрнул затвор автомата и хладнокровно расстрелял всех шестерых. Его заместитель, поражённый его поступком, доложил командиру погранотряда. Через три дня Антона арестовали и переправили в Россию. Полгода Антон просидел в следственном изоляторе и был освобождён, благодаря своему дальнему родственнику. Дело было прекращено из-за отсутствия состава преступления. Сколько денег потратил родственник на хлопоты по его освобождению, Антон не знал, но догадывался, что сумма значительная. С тех пор, Антон верно служил родственнику. Владельцу нескольких ресторанов, супермаркетов и крупной дорожно-строительной фирмы. Родственник являлся депутатом областного парламента и был весьма влиятельной фигурой, имеющей надёжные связи во властных и правоохранительных структурах.  Был он известной личностью и в криминальной среде. В преступном мире он носил погоняло «Король». Он никогда не сидел за решёткой, не был преступным авторитетом, просто фамилия его была Королёв. Когда масса народа, обездоленного реформами правительства, занялась «чёрным» старательством, ему пришла идея установить контроль над незаконным промыслом. Заниматься осуществлением этой идеи, было поручено Антону. За два года Антону удалось упорядочить промысел и предпринятые усилия стали приносить хозяину значительные доходы. Вот уже семь лет, незаконное предприятие успешно действовало. Все возникающие проблемы оперативно решались, конкуренты, тем или иным способом, ликвидировались и до правоохранительных органов доходили незначительные крохи информации, из которых невозможно было составить полную картину происходящего. И вот теперь,побег Романа грозил разрушить с большим трудом налаженное дело.

    Спустя два часа, скорым шагом, привычного к таёжным переходам человека, Антон добрался до зимовья. Скрываясь за деревьями, он подобрался поближе к берегу реки и внимательно огляделся. Зимовье находилось на противоположном высоком берегу. У воды, под обрывом, копошился с вершей мужчина, вытряхивая из неё крупных хариусов. Заметив лежащую рядом собаку, Антон напрягся, но пёс лежал спокойно. Из-за ровного шума переката, он вряд ли бы услышал скрип снега под ногами Антона. Он видел, как пёс резко вскочил и, гавкая, умчался к зимовью. Видел он и то, как мужчина направился вслед за собакой. Наблюдал Антон, как подъехал снегоход и четверо мужчин занесли брезентовый продолговатый сверток в зимовье. Досадливо скрипнув зубами, он стукнул кулаком о ствол лиственницы. Антон понял, что вопреки его расчётам, Роман не дошёл до зимовья и, что он упустил шанс расправиться с обессилившим беглецом, отказавшись разыскивать его следы. Антон видел кровь на следах Романа, но та прыть, с которой тот уходил от погони, заставляла думать о незначительности ранения. Ситуация резко изменилась. Антон обдумал варианты своих действий и принял решение ждать. Попытаться отбить Романа у четырёх вооружённых охотников, он посчитал невозможным действом. Оставался вариант с устройством засады на пути следования снегохода, когда охотники надумают переправить Романа на рыболовецкую базу. Всадить пулю в человека, перемещающегося на снегоходе, для Антона не составило бы никакого труда. Он отошёл от зимовья на два километра по своему следу и по перекату, прыгая с камня на камень, перебрался через речку. Не подходя близко, к чётко отпечатавшемуся на снегу, следу снегохода, Антон выбрал место в густых зарослях красной смородины и, обломав несколько веток, привычно определил сектор обстрела. Затем срезав ножом несколько мешающих проходу стволиков, устроил себе путь отхода. Очистив от снега небольшой пятачок земли, уложил на него срезанные ветки и уселся на них, приготовившись к длительному ожиданию. Наступили сумерки и вскоре, Антон услышал звук приближающегося снегохода. Поднявшись с насиженного места, он встал на одно колено и приложил карабин к плечу, прильнув щекой к прикладу. Показалась мелькающая среди деревьев фара снегохода. Подпустив ее ближе, Антон прицелился в пространство над фарой, рассчитывая поразить седока снегохода в грудь. Задержав дыхание, он плавно начал нажимать на спусковой крючок карабина, но внезапно резко опустил оружие и зло выругался. Среди деревьев замелькала фара второго снегохода. Не ожидая ничего подобного, Антон растерялся и пока он лихорадочно искал выход из сложившегося положения, снегоходы с рёвом, один за другим, пронеслись мимо его. Вскинув им вслед карабин, он медленно опустил его. Антон понял, что он безнадёжно проиграл. Охотники предусмотрели то, что он мог устроить им засаду и были настороже. Отсюда и два снегохода. Утром они осмотрят окрестности зимовья и обнаружат его следы. И тогда начнётся охота на него. Уйти от них, с его умением ходить по тайге, ему вряд ли удастся. Этим умением они ничем не уступят ему. Они с легкостью обнаружат засаду, и стрелять они умеют не хуже его. Тем более, у них была собака. Оставался один выход. Уходить, как можно дальше. Но куда? Вернуться в зимовье к Боцману не получится. Завтра там будут «менты». То, что они завтра прилетят, у Антона не оставалось никаких сомнений. Продуктов у него осталось на два дня. Бригады старателей Молчун вывез, оставалась бригада Боцмана. За ней он должен был приехать через две недели на снегоходе. Так что, и запас продуктов ему пополнить негде. Мучительно размышляя, Антон перебрался через речку и по своим следам направился к месту предыдущей ночёвки. Послышался рёв снегохода и Антон увидел за речкой, мелькающую среди деревьев фару снегохода, возвращающегося к зимовью. Он ещё больше утвердился в мыслях, что охотники просчитали его действия и ещё неизвестно, чем мог обернуться для него его выстрел по ним. Отложив решение о своих дальнейших действиях на утро, Антон направился дальше.

   Рано утром, Антон, выбравшись из-под выворотня, с удовлетворением осмотрелся. Шёл сильный снегопад. Начался он ещё вечером и, постепенно усиливаясь, шёл не переставая. Ещё ночью, глядя на падающий снег, Антон принял решение вернуться к зимовью охотников. Снег засыпал его  старые следы, скроет и те, которые он оставит после своего визита. Антон решил захватить снегоход, чтобы выбраться на нём из тайги. Способ захвата Антон собирался определить на месте. Наломав сухих веток, он развёл небольшой костёр, растопил в котелке снег и подогрев консервы, поел. Забросав прогоревший костёр снегом, Антон, взяв в руки карабин, пошёл в сторону зимовья. Шёл быстрым шагом,  не соблюдая осторожности. Вряд ли кто без особой нужды, стал бы прогуливаться в такую погоду по заснеженной тайге. До места наблюдения он дошёл быстро и то, что он там увидел, его разочаровало. Устроившись под густой кроной ели, он приступил к наблюдению, и прошло совсем немного времени, как он услышал голоса людей и взревевший мотор снегохода. Антон с трудом разглядел очертания двух людей и промелькнувшее сквозь снегопад ярко-красное пятно снегохода. Вскоре отдаляющийся рёв снегохода постепенно стих. Объект захвата уехал и, когда вернётся, можно было только гадать. Другого выхода, кроме как ждать, у Антона не осталось. Срезав ножом несколько мохнатых ёлочек, он воткнул их полукругом в незамёрзшую ещё землю, добившись подобия стен шалаша. Крышей этого сооружения служила густая крона ели, под которой он устроился для наблюдения. Срезав с двух ёлочек ветки, Антон устроил из них отличную лежанку. Осмотрев со всех сторон убежище, он остался доволен своей работой. Забравшись в убежище, Антон удобно устроился на лежанке. Вскоре падающий снег укрыл все следы, и обнаружить человека можно было, только подойдя вплотную. От зимовья доносился лай собаки. Она, либо услышала его возню с ёлочками, либо учуяла его запах из-за изменения направления воздушных потоков. Лай не был злобным и Антон не допускал мысли, что охотники заинтересуются причиной лая. В тайге много живности и мало ли на кого может лаять собака. Антон был тепло одет и не чувствовал холода, да и температура окружающего воздуха, по его ощущениям, составляла примерно минус два-три градуса. Пригревшись, Антон задремал. Долгая служба в пограничных войсках приучила его обходиться малым, долго и терпеливо ожидать супостата в секретах и засадах, чуткому сну и мгновенной реакции на грозящую опасность.

    Нарастающий рокот вырвал Антона из состояния дрёмы. Очнувшись, он прислушался. К зимовью приближался вертолёт. Напрягшись, Антон привстал с лежанки
и посмотрел в сторону зимовья. Снегопад прекратился и перед ним предстал прекрасный обзор зимовья и окрестностей. Из зимовья вышел человек и остановился у изгороди в ожидании. Вскоре на поляну у зимовья приземлился вертолёт и первым, кого увидел Антон, был майор милиции, дважды задерживающий его.  Антон был сильно обеспокоен прилётом вертолёта. Его удивила быстрая реакция милиции и, когда из вертолёта выехал снегоход, то Антон окончательно уверился, что вся эта экспедиция организована для его поимки. Чувствуя себя в засыпанном снегом убежище в относительной безопасности, Антон продолжил свои наблюдения. Он лихорадочно просчитывал варианты своего спасения и, у него даже возникла шальная мысль захватить вертолёт. Но увидев у вертолёта вооружённого автоматом сотрудника милиции, он отбросил её. Когда из зимовья к вертолёту пронесли носилки с лежащим на них человеком, Антон едва не взвыл от глубочайшей досады. Он был разъярён тем, что Роман почти весь день находился поблизости от него, под охраной невзрачного мужичка в очках, а он об этом даже не догадывался. Его затрясло от злости, и он долго не мог успокоиться. Тем не менее, Антон продолжал ломать голову в поисках выхода. Ситуация вновь изменилась, добавив ему разочарования. Но судя по всему, пока никто не собирался устраивать на него немедленную облаву. Объект захвата в виде снегохода вновь появился, но к невзрачному мужичку в очках добавился крепкий высокий мужчина и, судя по его поведению, Антон решил, что тот обладает решительным характером. То, что в зимовье есть оружие, Антон не сомневался и был уверен, что попытка забрать нахрапом снегоход, обернётся для него вооружённым отпором. Антон решил дождаться ночи и под её покровом каким-нибудь способом обезвредить собаку и заблокировать дверь зимовья. Успокоенный этими мыслями, он снова задремал.

     Но наступившая ночь обернулась для него новым разочарованием. Дождавшись ночи, Антон достал из рюкзака кусок хлеба, которым он хотел расположить к себе собаку, чтобы подобраться к ней поближе. Проверив, свободно ли выходит нож из ножен, он достал пистолет из наплечной кобуры, дослал патрон в патронник и, поставив на предохранитель, сунул обратно. Выбравшись из укрытия, Антон пошёл вдоль берега, намереваясь пересечь речку подальше от зимовья, чтобы подобраться к нему с тыла. Но сделав несколько десятков шагов, он остановился. До его слуха донесся далекий рёв двигателя снегохода. Вскоре, среди деревьев замелькала фара снегохода. Антон быстро вернулся на прежнее место. Снегоход, достигнув ограды, въехал во двор зимовья. Послышались голоса, весёлый лай собаки и хлопанье двери зимовья. Антон, вне себя от ярости от невозможности осуществить задуманное, скрипел зубами. Спустя несколько минут, он шагал вдоль берега речки, кипя от злости. Сейчас у него не было никакой цели, и шёл он только потому, что не мог оставаться на одном месте.

    Остаток ночи Антон провёл у костра в глубокой ложбине. Обдумав сложившееся положение и проанализировав множество вариантов своего спасения, вплоть до фантастических, Антон пришёл к выводу, что компания, находящаяся в зимовье, приехала на несколько дней поохотиться и рано или поздно уедет. Не может быть, чтобы такое количество людей охотилось весь охотничий сезон на одном участке. Пушной живности на всех не хватит. А это значит, что в зимовье останется один человек, у которого забрать снегоход не составит большого труда. Что же касается милиции, то выпавший снег скрыл все его следы, а искать его у зимовья, если он будет вести себя осторожно, вряд ли кому придёт в голову. С голоду он не умрёт, но если прижмёт, то кто может помешать ему, сдаться этим людям. «Король», конечно, за такой поступок по головке не погладит, но и ему можно объяснить, что ситуация была безвыходной. Боцман будет молчать, в этом Антон был абсолютно уверен. Ему нужны деньги для лечения внучки. С Романом и Саней поговорят люди «Короля» и они изменят свои показания. Ранение Романа можно списать на что угодно. Адвокаты «Короля» постараются. Антону очень не хотелось попадать в лапы майору Шаповалу. В прошлом, после безуспешных попыток майора уличить его в убийстве четырех старателей, Антон при освобождении, издевательски потребовал у него извинений. Майор налился багровым цветом и, глядя на Антона ненавидящим взглядом, пробормотал извинения. Антон понял, что отныне у него появился упорный и смертельный враг. 

    Утром Антон был на прежнем месте. Когда охотники, вывалившись из зимовья, громко обсуждали на каком из двух снегоходов им ехать, Антон напрягся, когда один из них предложил ехать на двух. Когда трое охотников всё же взгромоздились на один снегоход с прицепленной нартой, Антон облегчённо выдохнул. После отъезда охотников, он проводил взглядом невзрачного мужичка в очках, который набрав охапку дров, скрылся в зимовье. Ситуация сложилась самым благоприятным образом. Особенно его радовало то, что охотники взяли с собой собаку. Выждав полчаса, Антон спрыгнул с невысокого обрыва, быстро перебрался через речку и, достигнув забора, огляделся. Не заметив ничего угрожающего, он быстро, стараясь не шуметь, переместился к двери зимовья, подойдя к ней сбоку. За дверью слышалось лёгкое позвякивание. Антон поскрёб стволом карабина дверь зимовья и замер. За дверью раздался громкий голос.


Глава 12.

    Проводив охотников, Николай надумал приготовить блины. Он затопил печку, взгромоздил на печную плиту большую чугунную сковороду и сидя на лежанке, зажав между колен кастрюлю, готовил мучную болтушку для блинов. Подсыпая в кастрюлю муку, он интенсивно перемешивал ложкой болтушку, издавая лязг. Миша сидел за столом и просматривал газету «Спид-Инфо», неведомо как оказавшуюся в этом таёжном зимовье. Услышав, что в дверь кто-то скребётся, Николай, не прекращая своего занятия, сказал:

- Ха, Сармат прибежал. Ну, так и должно было случиться. Я хотел его утром накормить, но Семён запретил. Говорит, что собака на охоте должна быть голодной. А Сармат что, дурной что ли, голодным по тайге носиться. Вот и сбежал он от Семёна. Миша! Вынеси ему котелок, вон у двери стоит.

Миша отложил газету и, подхватив котелок, открыл дверь. Наклонив голову, он шагнул через высокий порог. Вдруг неведомая сила, схватив его за воротник форменной куртки, рванула его вперёд. Миша, стараясь сохранить равновесие, описал полукруг и врезался со всего маха в бревенчатую стену зимовья, расшибая лоб. Раздался громкий стук, лязг отлетевшего в сторону котелка и Миша, откинувшись назад, упал на спину, потеряв сознание. Услышав шум, Николай крикнул:

- Миша! Ты что, поскользнулся?

Не дождавшись ответа, Николай отложил кастрюлю и вышел из зимовья. Представшая его взору картина, привела Николая в полнейший ступор. На снегу неподвижно лежал на животе Миша. Его руки за спиной были скованы его же наручниками. У его головы образовалось пятно из подтаявшего покрасневшего снега. Рядом с ним стоял мужчина, держа в руках карабин, направленный в живот Николаю.

- Откуда здесь взялся этот мент? – хриплым голосом спросил незнакомец.

Николай с трудом проглотил загустевшую слюну и промолчал.

- Не слышу ответа – прохрипел незнакомец.

- Ты Антон? – был встречный вопрос. Николай постепенно приходил в себя.

- Не важно. Когда этот «мент» появился здесь?

- Вчера, поздно ночью.

- Странно. Как же я его не заметил – пробормотал Антон – Ну, да ладно. Повернись кругом! – повелительно скомандовал он.

Николай повернулся и застыл, мучительно ища выход из сложившейся ситуации. Миша жив, лихорадочно соображал он, иначе Антон не надевал бы на него наручники. В меня он не выстрелил, значит, не будет убивать. Но что ему от нас надо?

- Канистры под навесом видишь? Что в них?  – спросил Антон.

- Бензин – ответил Николай.

- Загрузи их в нарты снегохода – отдал команду Антон.

Николай замешкался, осмысливая команду, но мощный удар ногой в нижнюю часть туловища, заставил его забегать, выполняя приказ. Загрузив шесть канистр с бензином в нарты, Николай застыл в ожидании, косясь на лежащего Мишу.

- Надо было занести его в зимовье – сказал он, глядя на Антона.

- Заноси – ответил Антон.

Пока Николай, ухватив Мишу за куртку, волок его, Антон вошёл в зимовье и осмотрелся. Увидев лежащий на лежанке автомат, он сокрушённо покачал головой и, взяв за ремень, забросил оружие себе на плечо. Затем, сняв со стены, висящую на гвозде «тозовку», вытащил из неё затвор и повесил винтовку обратно. Николай с трудом уложил, приходящего в себя Мишу, на лежанку и повязал его голову полотенцем, пытаясь остановить сочащуюся со лба кровь. Тем временем, Антон достал из кармана пистолет Михаила, разрядил его и, сунув обойму в карман, быстро разобрал оружие, раскидав части в разные стороны под лежанки. Затем, он также быстро разобрал автомат, извлёк затвор и, открыв дверь зимовья, зашвырнул его во двор в снег. Следом он отправил два магазина от автомата, обойму от пистолета и затвор от «тозовки». Сняв с плеч рюкзак, Антон бросил его на стол и сказал Николаю:

- Положи в него продуктов побольше и отнеси к снегоходу.

Николай собрал с полок консервные банки и положил в рюкзак, добавил два каравая хлеба и сверху положил два куска вяленого тайменя. Затянув и завязав тесёмку рюкзака, Николай поднял его и, прижав к груди, вышел из зимовья. Антон, держа наперевес карабин, вышел следом за ним. Прижимая рюкзак к груди, Николай почувствовал, как что-то, находящееся в нагрудном накладном кармане рабочей куртки, причиняет ему боль. Наклонившись, он положил рюкзак в нарты и ощупал карман. Из-за того, что Николай обнаружил там, его бросило в жар. Он вспомнил, что у него в кармане находится перцовый баллончик. Появился он у него после случая, произошедшего с ним летом этого года. Находясь в областном центре, он возвращался от родителей жены, у которых засиделся допоздна, к самоходке, стоявшей в ожидании груза у причала в грузовом порту. На автобусной остановке Николай подвергся разбойному нападению. Трое молодых людей, угрожая складными ножами, забрали у него бумажник, в котором находились деньги, приготовленные Николаем для покупки холодильника. После этого, жена Николая купила баллончик и настояла на том, чтобы он всегда носил его с собой. Сунув это несерьёзное, по его мнению, средство самозащиты в карман рабочей куртки, Николай напрочь забыл о нём. Он машинально отстегнул клапан кармана и замер, не зная, что предпринять дальше. Решение пришло спонтанно. Достав из кармана баллончик и зажав его в кулаке, Николай повернулся в сторону ничего не подозревающего Антона.

- Антон! – сказал он предательски подрагивающим голосом  – Ты ведь не сможешь уехать далеко.

- Это ещё почему? – подходя к Николаю, спросил Антон.

- Снегоход не совсем исправен – проговорил Николай, кивая на транспортное средство.

Антон повернул голову к снегоходу. В этот момент Николай резко вскинул руку и нажал на клапан баллончика. Струя едкого газа ударила в лицо Антона. Тот выронил карабин, схватился руками за лицо и, согнувшись, зашёлся в сильнейшем приступе кашля. Николай, трясущимися руками схватил за ствол, лежащий на снегу карабин и, действуя им как дубиной, ударил Антона по шее. Кашель мгновенно прекратился, и Антон рухнул ничком на снег. Отбросив в сторону карабин, Николай растеряно застыл на месте, глядя на неподвижного Антона. Из зимовья послышался стон и Николай, сбросив оцепенение, бросился к Михаилу. Тот, сидя на лежанке и дёргая плечами, пытался освободить руки.

- Руки освободи – простонал Миша – Ключ в брючном кармане.

Николай достал ключик и, с трудом сдерживая дрожь в руках, отстегнул наручники. Миша сразу же обхватил голову руками и застонал. Схватив наручники, Николай выскочил из зимовья и, заведя руки Антона за спину, обезвредил его. Затем, на подкашивающихся ногах дошёл до зимовья, сел на порог и затрясся. Минут пять у него стучали зубы, дрожали ноги и руки, во рту возник неприятный кислый привкус. Кое-как обуздав себя, Николай зашёл в зимовье и вышел оттуда с рулончиком скотча. Подойдя к Антону, он связал ему ноги и, схватив за одежду, заволок его в зимовье, после чего, тяжело дыша, улёгся на лежанку и опустошённый, уставился взглядом в потолок. Миша, сидя с закрытыми глазами, обхватил голову руками и раскачиваясь, страдал от сильной головной боли и головокружения. Вскоре его стошнило. Николай поднялся с лежанки, убрал рвотные массы с пола и занялся Мишей. Убрав с его головы окровавленное полотенце, он неумело забинтовал её, найденным в аптечке бинтом. Глаза Михаила распухли и превратились в узкие щелочки. Тем не менее, он разглядел лежащего у двери Антона.

- Кто это? – спросил Михаил.

- Антон – ответил Николай, стирая кусочком бинта пятна крови с лица Михаила.

- Где мой автомат? – вскинулся Михаил и, ощупав пустую кобуру, добавил – И пистолета нет.

- Сиди спокойно – прикрикнул на него Николай – Никуда твоё оружие не делось. Правда, лежит оно в разных местах.

- А что с ним? Он живой?  – спросил Михаил, показывая на Антона рукой.

- Живой. Просто он без сознания после удара по шее.

- Ты обыскал его? – проснулся «мент» в Михаиле.

- Нет. Сейчас обыщу. Ты давай ложись, полежи немного.

Уложив Мишу, Николай принялся обыскивать Антона. Он удивлёно присвистнул, обнаружив большой пистолет и, вытащив красивый нож из ножен, проверил карманы. В них Николай обнаружил паспорт, небольшую сумму денег, зажигалку и помятую пачку сигарет. Положив добычу на стол, он отыскал в снегу карабин и занёс его в зимовье. Затем, подошёл к лежащему с закрытыми глазами Мише и спросил:

- Как себя чувствуешь?

- Голова сильно болит и кружится – ответил тот – Слушай, а кто его ударил?

- Я.

- Ты! – удивлёно воскликнул Миша и, вскинув голову, застонал от боли.

- Лежи спокойно, не дёргайся. А что мне было делать? Выхожу из зимовья, вижу, ты лежишь, как дохлый. А этот кадр, карабин мне в живот наставил. Ну, я и отобрал у него карабин и вдарил ему по шее. Видишь, до сих пор очухаться не может. Он тебя прикладом ударил?

- Нет. Он схватил меня за воротник, крутанул вокруг себя и я врезался в стену. Я даже понять ничего не успел.

- Да, крепкий у тебя череп. Удар о стену был сильный. Зимовье аж зашаталось. Надо проверить то бревно, об которое ты ударился. Может, треснуло оно.

- Я чуть не помер, а он смеётся – обиделся Миша.

- Но есть хорошая новость для тебя. У тебя есть мозги. Иначе, ты бы не терял сознания от сотрясения мозга.

- Да иди ты, знаешь куда! – возмутился Миша.

Послышался стон. Николай с Мишей обратили внимание на Антона. Подтянув ноги к животу, Антон перевалился на бок и принялся, задыхаясь, надсадно кашлять. Из закрытых глаз у него текли обильные слезы, из-за чего всё лицо было мокрым.

- О, очнулся зверюга – проговорил Николай – Я, когда ударил его, то подумал, что убил. Пригляделся, вижу, дышит. Вот и затащил его сюда. Ты когда валялся в снегу, то он позволил затащить тебя в тепло. Вот и я поступил по справедливости. Вот делать мне больше нечего, как таскать вас туда-сюда.

- Что это с ним? – спросил Миша.

- А это последствия газовой атаки. Я в него из перцового баллончика прыснул, как в таракана.

Миша засмеялся, но тут же, застонал, схватившись руками за голову. Минут через двадцать, кашель у Антона прошёл, и Николай подтащил его к стене, усадив на пол. Затем, он вытер своему пленнику лицо полотенцем. Антон попытался открыть глаза, но моргнув пару раз, больше не пытался этого делать. Лицо у него было красным, и он продолжал покашливать. Действие содержимого баллончика постепенно проходило. Миша встал, покачиваясь, дошёл до бака с водой и, зачерпнув кружкой воду, напился. Николай, поглядев на опухшее лицо Миши, хохотнув, сказал:

- Ну и рожа у тебя, Шарапов. Ладно, ты ложись и поглядывай за ним, а я блинами займусь. Да и сварю, что-нибудь. Приедут мужики с охоты голодные как волки, будет им, что пожевать.

    Приготовив блины и сварив уху из позаимствованного из запасов Семёна тайменя, Николай вышел из душного зимовья выкурить сигарету. Попыхивая дымком, Николай дошёл до калитки в изгороди и посмотрел на речку. Ледяные забереги увеличились и почти перекрывали русло реки выше переката. Но стремительное течение на перекате не сдавалось лёгкому морозу, и здесь почти не было льда. До слуха Николая донёсся приближающийся рёв снегохода. Докурив сигарету, Николай вдруг хитро улыбнулся и быстро пошёл к зимовью. Дождавшись, когда снегоход заедет во двор зимовья, Николай, широко распахнув дверь, вышел из помещения и выстрелил в воздух из пистолета. Охотники дружно вздрогнули и, застыв на месте, уставились на него округлившимися глазами. Потеряв дар речи, охотники ошарашено рассматривали Николая. Им было чему удивляться. На груди Николая висел карабин, а в руках он держал большой пистолет и длинный сверкающий нож. Первым опомнился Семён.

- Откуда у тебя пистолет, чучело? – спросил он.

- Сам ты чучело – ответил довольный произведённым эффектом Николай – Это мои боевые трофеи. Пока вы на охоте развлекались, убивая беззащитного сохатого, я с боем отстаивал ваше имущество, рискуя жизнью. Пока вас не было, на зимовье было совершено вооружённое нападение. Но я, применив нестандартные методы боя, нападение отбил и взял врага в плен.

- Перестань паясничать – рявкнул Пётр Иванович – Что ты людей пугаешь? Ну, что за человек! Ты можешь толком объяснить, где ты взял пистолет и карабин? И где Михаил?

- Михаил, сражённый бандитским ударом из-за угла, лежит в зимовье. У него голова так распухла, что даже шапка на неё не налезет. А оружие я в бою добыл. И не кричи на меня, я теперь заслуженный человек, меня уважать надо. Не верите мне? Спросите у Миши. Что встали? Заходите в зимовье. Я не только воевал тут, но и обед вам приготовил. А вы орёте и чучелом меня обзываете, не понимая, что оскорбляете скромного героя – и, воздев руки к небу, добавил – Прости их, Господи, ибо не ведают они, что творят.

Охотники, проходя мимо Николая, стали заходить в зимовье. Последним проходил Семён и со словами:

- Герой недоделанный – нахлобучил шапку Николая ему на глаза и скрылся за дверью зимовья.

Поправив шапку, Николай прошёл к поленнице, сел на чурбан и прикурил сигарету. Через две минуты, охотники, вывалившись из зимовья, засыпали Николая вопросами. Через полчаса, выслушав многословные красочные ответы Николая, охотники замолчали, обдумывая произошедшее происшествие. Тишину нарушил Пётр Иванович.  Ехидно улыбнувшись, он задал вопрос:

- А как же твои принципы?

- Какие принципы? – откликнулся Николай.

- Ну, как какие? Ты же говорил, что если тебя ударят по правой щеке, ты подставишь левую.

- А он не бил меня по щеке. Он просто пнул меня в зад.

- Но у тебя же, две ягодицы – влез Семён.

- Ну, две. И что это значит? – недоуменно спросил Николай.

- Пнул-то он тебя в одну ягодицу, значит, надо было подставить вторую.

Охотники разразились диким хохотом. Дождавшись конца веселья, Николай заявил:

- Весело вам? А у меня для вас есть пренеприятное известие. Антон покидал вон в тот угол детали оружия. Вам до наступления темноты надо отыскать их. Кроме этого, он же разбросал детали Мишиного пистолета под лежанками в зимовье. Их тоже надо отыскать. Миша, по состоянию здоровья, не может участвовать в поисках, а мне не
положено, я нынче герой. Не отыщете все детали, обеда вам не будет. Желаю удачи – и, задрав нос, гордо удалился в зимовье.

Войдя в зимовье, он обратил внимание на Антона. Тот смотрел на него, часто моргая глазами. Лицо по-прежнему было красным, но кашель прекратился.

- Есть хочешь? – спросил Николай.

- Да, очень – ответил Антон.

Николай вручил пистолет Антона Михаилу и, повозившись, снял наручники с рук пленника. Затем налил большую миску ухи, отрезал два больших ломтя хлеба от каравая и, положив всё на табурет, отнёс к Антону. Тот принялся жадно поглощать пищу. Вскоре пришли охотники, привели в порядок автомат с «тозовкой» и, сквернословя, нырнули под лежанки разыскивать детали пистолета. Минут через двадцать, пистолет был собран и он уютно разместился в кобуре на поясе Михаила. Охотники уселись за стол, и Семён достал фляжку с водкой. Выпили по первой за удачную охоту и принялись шумно закусывать. Налили они и Антону. Тот уже поел и по настоянию Михаила, Николай надел на его руки наручники.

- Семён! Как себя Сармат сегодня вёл? – спросил Николай.

- Молодцом – ответил Семен – Нам даже много ходить не пришлось. Слышим, залаял и через полчаса он прямо на нас выгнал здоровенного сохатого. Яков выстрелил, лось сразу же рухнул. Вот и вся охота. Да, голова сохатого на нартах сверху лежит, можешь сходить посмотреть его зубы.

Посмеявшись, компания продолжила обед.

    Вечером во двор зимовья въехали два снегохода с нартами. Прибыли три сотрудника милиции. Встречать их вышли Семён с Яковом. Сотрудник с погонами старшего лейтенанта, поприветствовав встречающих, спросил:

- Кто из вас Яков Анатольевич?

- Я это – откликнулся Яков.

- Вот вам записка от вашего директора.

Яков развернул свёрнутый листок бумаги, прочёл и, хмыкнув, сказал:

- Директор просит меня быть у вас проводником, но мои услуги вам уже не нужны.

- Не понял. Вы что, отказываетесь?

- Нет. Так уж вышло, что тот, кого вы собираетесь искать, находится здесь, в зимовье.

- Не понял – повторил сотрудник – Вы какими-то загадками говорите.

- Нет никаких загадок. Вы зайдите в зимовье, и вам сразу всё станет понятно. Да и ещё. Вы же должны были завтра приехать?

- Наш Шаповал прилетел от вас сильно злой и погнал нас, на ночь глядя. Даже запас бензина сам лично доставил и записку от вашего директора привёз. Сегодня утром мы доехали до базы рыбаков, отдохнули немного и к вам.

    Спустя два часа, выяснив все обстоятельства, обрадованные сотрудники, поблагодарили Николая, попили чаю и, забрав с собой Антона с Мишей, уехали. В зимовье сразу стало просторнее. Охотники посовещавшись, решили с утра до отъезда на базу, четыре часа поохотиться на молодых глухарей и рябчиков, выводки которых во множестве кормились в окрестной тайге. Николай на принятое решение отреагировал своим особым мнением:

- Ну, вы идите, а я поваляюсь тут, журнальчики почитаю. Какой из меня охотник, с моим-то зрением.

- А тебе и не нужно хорошее зрение – сказал Семён – Рябчики стаями летают. Мы тебе дадим двустволку двенадцатого калибра. Направишь ружье на стаю, и бабахнешь из двух стволов. Это такой калибр, что при выстреле из стволов ведро дроби разом вылетает. Даже если захочешь, то никак не промахнёшься. Так что, не бойся, будешь с добычей.

    Утром, позавтракав, охотники вышли из зимовья и, договорившись встретиться у зимовья через четыре часа, разошлись в разные стороны. Николай решил не отходить далеко от зимовья и, пройдя немного по берегу речки, свернул в заросли красной смородины. Снег под кустами был весь отмечен крестиками птичьих следов. Николай остановился, достал из кармана носовой платок и протёр очки. Затем, он двинулся дальше, но сделав с десяток шагов, вскрикнул и чуть не упал от испуга. Рядом, почти под ногами Николая, с громким фырчанием взорвался снег и стая рябчиков, мотаясь в неровном полете, пролетела небольшое расстояние и скрылась за кустами. У Николая перехватило дыхание, задрожали руки и ноги. Он разом вспотел, сердце готово было выскочить из груди. Трясущимися руками он достал сигарету, прикурил и уселся прямо в снег. Докурив сигарету, он прикурил следующую. Всё время, что Николай сидел, до него, то с одной, то с другой стороны, доносились звуки выстрелов его друзей. Выкурив подряд три сигареты, успокоившись, Николай решил не искушать судьбу и вернуться в зимовье. Он встал, взвёл оба курка и, направив ружье в сторону улетевших рябчиков, выстрелил из обоих стволов. Приклад ружья больно ударил его в плечо. Николай оглох, и ему понадобилось немного времени, чтобы слух восстановился. После чего, Николай забросил ружье на плечо и вернулся к зимовью. К приходу друзей он пожарил полную сковороду лосиного мяса, разумно посчитав, что поесть перед дальней дорогой будет нелишним.

    Первым пришёл Пётр Иванович. Положив в нарты, подготовленного к отъезду снегохода двух глухарей, он зашёл в зимовье. Следом за ним пришёл Яков, так же с двумя глухарями.

- Ну, можно поздравить тебя с первой добычей? – спросил он у Николая – Я слышал выстрел с твоей стороны.

- Промахнулся я – ответил Николай – И ведро дроби не помогло. Я же говорил, какой из меня охотник.

- Ну, это ты зря. Не у каждого с первого раза получается. Когда-нибудь и у тебя получится.

Скрипнула дверь и в зимовье вошёл мрачный Семён. Повесив карабин на стену, он прошёл к баку с водой. Подняв крышку бака, он заглянул в него и с громким грохотом закрыл бак. Друзья удивлённо воззрились на него.

- Николай! Ты же давно пришел – зло сказал Семён – Мог бы и воду с речки принести.

- Так в баке же есть вода – ответил Николай.

- Я хотел попить свежей воды, а не этой, застоялой.

- Хорошо, сейчас схожу.

Николай взял в руки две капроновые канистры и вышел из зимовья. Семён пакостливо улыбнулся и снял со стены двустволку. Переломив ружье, он, хмыкнув, вынул из стволов стреляные гильзы и, вставив новые патроны, уселся на лежанку. Старшие товарищи, молча и удивлённо, наблюдали за ним. Николай, обиженный замечанием друга, шёл к речке, как вдруг заметил впереди в метрах тридцати, выделяющееся на белом снегу чёрное пятно. Он остановился и внимательно приглядевшись, распознал в чёрном пятне, сидящего на тропинке глухаря. Большая птица сидела, перекрыв тропинку, и совершено не обращала на него внимания. У Николая внутри что-то ёкнуло, древний охотничий инстинкт заставил сердце биться чаще. Адреналин чудовищной дозой хлынул в кровь и Николай, поставив канистры в снег, осторожно отошёл назад и, скрывшись от глухаря за кустами, бросился к зимовью.

- Что происходит? – спросил Пётр Иванович у Семёна – Ты почему такой злой?

Семён не успел ответить на вопрос. Послышался топот, распахнулась дверь и, в зимовье ввалился Николай с ошалевшими глазами.

- Глухарь – прохрипел он – Там на тропинке глухарь сидит.

- Держи ружьё, оно заряжено – быстро сказал Семён и сунул его в руки Николая.
Тот, схватив оружие, выскочил из зимовья. Старшие товарищи, открыв рты, молча, наблюдали за происходящим. Послышался выстрел и вскоре ликующий Николай вошёл в зимовье, держа в руках мёртвого глухаря. Радостно возбуждённый, он оглядел товарищей и, положив глухаря на стол, восхищёно сказал:

- Вы посмотрите, какой он матёрый!

Пётр Иванович взял в руки глухаря, попробовал его на вес и, положив обратно, сказал:

- Да, красавец! Поздравляю тебя с первой добычей – и, продолжая осматривать глухаря, вдруг ткнул пальцем и спросил  – А это что такое? Орнитологи окольцевали?

Яков с Николаем придвинулись поближе и уставились туда, куда указывал перст Петра Ивановича. На лапке глухаря был намотан и закреплён суровой ниткой клочок бумаги. Пётр Иванович развязал, кокетливо завязанный бантиком узел и снял с лапки бумагу. Посмотрев на сгорающих от любопытства друзей, он развернул бумажку и громко прочитал:

- Меня убил Николай – и, бросив быстрый взгляд на застывших в недоумении друзей, добавил – Что за чертовщина?

Послышались булькающие звуки. Друзья повернули головы в сторону источника звуков и увидели, лежащего на лежанке и дрыгающего ногой Семёна. Он задыхался от смеха. Через несколько мгновений гулко захохотал Яков. К веселью подключился и Пётр Иванович. Николай постоял немного у стола и вышел из зимовья, громко хлопнув дверью.

    Спустя десять минут из зимовья вышел Семён и, увидев сидящего у поленницы Николая, подошёл к нему.

- Ты что, обиделся? – завёл он разговор – Я же не со зла. Я же просто пошутил.

- Да пошёл ты – сказал Николай и отвернулся.

Семён наклонился и охватил руками плечи Николая.

- Ну, прости дурака. Я и в самом деле не хотел тебя обидеть.

- Ты хуже дурака – сказал Николай и вдруг хохотнул – А я то, я то! Знал же, что ты обязательно что-нибудь подстроишь, но нет, все равно купился. Ну, надо же придумать такое. Меня убил Николай – и расхохотался в полную силу.

Скрипнула дверь и из зимовья выглянул Пётр Иванович.

- Идите обедать – сказал он – И нам уже ехать пора.

Друзья, обнявшись и посмеиваясь, направились к зимовью. Обед прерывался взрывами хохота, охотники весело обсуждали детали произошедшего розыгрыша.

    После обеда, выкурив по сигарете и собравшись, охотники вышли из зимовья. Каждый из отъезжающих прощаясь, погладил Сармата. Заняв свои места на снегоходе, они надвинули маски на лица и нацепили ветровые очки. Взревел двигатель и снегоход, таща за собой нарты, тронулся в путь. Семён, проводив друзей, потрепал Сармата за загривок и зашёл в зимовье. Впереди его ожидали три месяца одиночества и тяжёлая работа охотника- промысловика.


Глава 13.

    Наступила весна. Мощная река взломала лед и унесла его в холодные воды Ледовитого океана, открыв взорам всю ширь своего просторного фарватера. Ярко светило ласковое весеннее солнце. Кусты тальника, которыми зарос обрывистый берег у причала рыболовецкого колхоза, покрылись бледно-зелёной листвой. Воздух достаточно прогрелся, и было тепло. У причала, пришвартованная к кнехтам толстыми канатами, покачивалась на воде, сверкая свежей краской, самоходная баржа «Лили». В метрах тридцати от неё, по начерченным на земле клеткам, самозабвенно скакал Гоша. На палубе судна копошились три человека, готовясь к первому, в эту навигацию, рейсу.

- Пётр Иванович! – глядя на скачущего Гошу, заговорил Николай – Ты совершил большую ошибку, научив Гошу играть в «классики». Он, играя в эту игру, затрачивает столько энергии, что даже жалко его. Вот если бы ты научил его другой игре, было бы больше пользы.

- Например, какой? – спросил Пётр Иванович – По моему мнению, и эта игра хороша. Гоша не пакостит, не стреляет из рогатки, не гремит кастрюлей. Скачет да скачет. Чем плохо? Что не так?

- Научил бы ты его в шахматы играть. С его-то упорством он быстро научится. В этом году он ещё по снегу начал скакать. Так и скачет не останавливаясь. А начнёт в шахматы играть, глядишь, и чемпионом станет. Чем чёрт не шутит. И стал бы ты, Пётр Иванович, с ним по мировым столицам ездить в качестве его тренера. А мы бы с Семёном за вами шахматные доски таскали. Заграницу на «халяву» посмотрели бы.

- Вот тебе надо, ты и учи его.

- Я бы с большим удовольствием, но у меня преподавательского таланта нет.

- Идёт кто-то к нам – сообщил из рубки Семён.

К самоходке подошли два молодых парня с объёмными пакетами в руках и беременная молоденькая женщина.

- Здравствуйте – сказал один из парней.

- Ха, Роман! – воскликнул Николай – Ты откуда здесь взялся?

- Мы в гости к вам пришли. Вот Саню из больницы выписали, а я через четыре часа на родину улетаю. Вот и решили с вами повидаться.

- Поднимайтесь на палубу, коли в гости пришли, чего на причале-то стоять – подал голос Пётр Иванович – Николай! Проводи их в кубрик.

Поднявшись на палубу, парни познакомили членов экипажа с женщиной. Она оказалась женой Сани. Звали её Лена. Войдя в кубрик, Лена сразу же взяла бразды правления в свои руки. Быстро убрала со стола остатки завтрака экипажа, протёрла стол и помыла посуду. Прогнала на палубу, закуривших сигареты мужчин и принялась накрывать стол, доставая приготовленную заранее снедь из пакетов. Через несколько минут стол был накрыт, и мужчины были приглашены в кубрик. Роман разлил из тёмной пузатой бутылки коньяк по кружкам, и Лена обратилась к членам экипажа с речью:

- Дорогие Пётр Иванович, Семён и Николай! Я очень благодарна вам за спасение этих двух оболтусов. Я была против того, чтобы Саня ехал в тайгу заниматься непонятно, чем, но он меня не послушал. Спасибо вам за то, что у моего будущего ребёнка будет живой отец, а у Сани будет живой друг. Спасибо, что вы есть на этом свете. Такие добрые, красивые и мужественные.

Лица Петра Ивановича и Семёна слегка порозовели от таких приятных слов, но Николай, сохраняя невозмутимый вид, в ответ заявил:

- Не стоит благодарностей. Нам не впервой выручать попавших в беду людей. На нашем счету таких случаев с десяток. Так что, случится с вами ещё нечто подобное, обращайтесь к нам. Всегда поможем.

- Вот, что ты мелешь? – набросился на него Пётр Иванович – Ну, что за человек, лишь бы языком трепать.

- А не ерунду ли ты спорол? – поддержал его Семён.

- А что вы тут сидите серьёзные, как на похоронах – ответил им Николай – Веселиться надо. Люди спасены, живы и здоровы, это же всем радостно должно быть. Тем более, за нашим столом находится красивая женщина, хоть и беременная.

Компания дружно рассмеялась и, выпив коньяк из кружек, приступила к весёлой беседе. Из дальнейших разговоров выяснилось, что спасённые уголовно не преследуются, Антон выпущен из следственного изолятора под подписку о невыезде, но уже выехал в областной центр. Вместо него «Король» прислал нового человека. Об этом спасённым сообщил Боцман, который отказался от дальнейшего участия в незаконном промысле. Уголовное дело, стараниями адвокатов «Короля», успешно разваливается и по всем признакам, скоро будет закрыто. Об этом говорит тот факт, что Роману разрешено выехать на родину. Саня долго и тяжело болел, но месяц назад он был выписан из больницы и они с Леной оформили свой брак, отметив это событие скромной свадьбой.

    Спустя полтора часа, члены экипажа, стоя на палубе, прощались с гостями.

- А кто это? – спросила Лена, глядя на скачущего Гошу.

- Лучший друг нашего капитана – ответил Николай – По вечерам после работы, Пётр Иванович подключается к нему и они до ночи играют вместе с ним в «классики».

- Вот что ты мелешь? – возмутился Пётр Иванович – Что люди обо мне подумают? Ну, совсем сбрендил. Не слушай его, Лена, он ещё не то может наговорить.

- Я понимаю, что он шутит – сказала Лена – Пётр Иванович! У меня к вам просьба. Разрешите нам оставить у вас на судне знак нашей благодарности. Мы его здесь разместим – и, показала на переднюю стенку капитанской рубки.

Получив разрешение, молодые люди достали из пакета картонный трафарет и баллончик с краской. Приложив трафарет к стенке над иллюминатором, они распылили на него краску, предварительно взболтав баллончик. На белой поверхности стенки, появились две красные пятиконечные звезды.

- И что это значит? – спросил Николай.

- А это означает, что в активе экипажа этого судна, числится две спасённых человеческих жизни.

- Вон оно чё, Михалыч! – глубокомысленно изрёк Николай.

Молодые люди спустились по трапу на причал и пока шли по берегу, оборачиваясь, прощально махали руками.

    Во второй половине дня, на причал прибыла рыболовецкая бригада. Погрузив скарб бригады и, разместив рыбаков, экипаж встал по местам и самоходка «Лили» отчалила от причала. Совершив маневр поворота, самоходка, бодро урча дизелем, отправилась в низовья великой реки Лена. Навстречу новым приключениям.

Продолжение: Повесть "Месть". http://www.proza.ru/2016/05/31/1670