Домик с видом на море

   Немного о себе

       Ох, сколько же приходится выслушивать, от творческой интеллигенции: «Я с детства знал, что буду великим скрипачом (ну, там, с вариациями). Я не играл в футбол, не бил стёкла, не тырил морковку и арбузы с овощных машин. Не лазил по садам, не собирал окурки у пивных, не подсматривал в дырки банных окон, не ругался матом, не пил портвейн, и т.д., и т.п.

       Cтерильный эмбрион, уложенный в пробирку, вместе со скрипкой!
Или другой, абсолютно противоположный отчёт: «Пить, курить, и говорить стал одновременно. Далее, всё что можно придумать плохого (да, травку курил, или что другое, это же круто). И всё это из-за проклятого прошлого, в знак протеста, хельсинский сходняк, прямо.

      Так вот, в диссидентах, не был чем и горжусь. А был в: октябрятах, пионерах, в ВЛКСМ. Кстати, когда встала одна отличница, и сказала, что мне рано ещё. Не заслужил. То я страшно обиделся, если бы не приняли, точно чернила ей на стул налил бы. Довольно долго был в ВЛКСМ, до двадцати семи лет, ну и партбилет не рвал, как некоторые, рвавшие жопы на партсобраниях.

      Это я к тому, господа, что просто приятно заниматься любимым делом, что на производстве, что в поэзии, что в прозе, что в фото, и в видео. И не надо повязывать нашейный шарф, это, - понты!
Даже, если он (платок): Аскот; Фуляр; или, даже, Пластрон!
Если что вспомню, о себе, предупреждаю, напишу! Аль не нать!?


    Домик с видом на море

    Новелла.  Место действия ЮБК.    Первая половина ХХI  века.

     Пролог:

      Создавалась Вселенная по Замыслу, Словом и Делом. По окончании строительства сотворили человека по образу и подобию Своему. И наделили Человека свободой, свободой выбора, выбора Добра или Зла, Любви или Ненависти.

     И заметался Человек, не зная как распорядиться своей свободой. Так и мечется, до сей поры душа его и тело, потому, что выбор дело не простое. Человечество взрослело годами, веками, тысячелетиями, но взрослость, это не возраст. Взрослость, это мера ответственности за свои дела, за которые приходится нести ответ, рано, или поздно.

     Но, как хорошо, если взросление наступает не в конце пути, а в лучшие годы, когда многое ещё впереди, и можно совершить много добрых дел для людей. Но, для этого нужно любить, а любовь человеческая, вещь странная и необъяснимая. Разве можно сказать уверенно и определённо, за что любишь. И если знаешь за что, то это не любовь.

                I. Разговор в море.

     В кафе, что находится на пляже, вошёл пожилой мужчина.  Он подошёл к стойке, поздоровался с девушками, которые ему заулыбались не по профобязанности, а из уважения.
- Вам как обычно, спросила загорелая русоволосая девушка.
- Да.
     Ответил мужчина, и направился к свободному столику на два места, стоящему у самого края площадки нависающей над галечным берегом. 
Мужчина поудобней устроился  на плетёном стуле с высокой спинкой. Он пришёл не на несколько минут, он проведёт здесь минут тридцать, затем плавание в море. После плавания зайдёт в кафе ещё раз. Так он делает это уже очень давно.

     Не жаркое утро сентября, волны тихо шепчут в полосе прибоя, чайки лениво парят над водой, высматривая добычу. Спокойный, не суетный мир. В это время года отдыхающих не так много, нет шума и гама. Море чистое, вода обретает свежесть и в ней находиться, одно удовольствие.
 - Пожалуйста, ваш заказ.
Голос молодой официантки вывел его из размышлений на тему одному ему известную.
-  Спасибо, Катюша, когда я буду уходить с пляжа, нальёшь мне бокал вина заранее, не холодного.
- Ну что вы, я всё помню, как всегда красного сухого. Кушайте, пожалуйста, рассчитаетесь перед уходом.
     Мужчина сделал глоток из бокала с высокой ножкой и не торопясь принялся за чебурек. В этом пляжном кафе делали прекрасные чебуреки вот уже несколько лет. Официантки знали о его вкусе, и всегда готовили ему с сыром и помидорами, один перед купанием в море, второй перед уходом с пляжа. Это была его привычка, или ритуал, дома он не завтракал.

     Минут через тридцать с вином и чебуреком было покончено, теперь в море. Далеко заплывать не было смысла, купающихся не много, и никто не помешает спокойно лежать на воде, заложив руки за голову, или разведя их в стороны.
Отплыв за черту волнореза, мужчина перевернулся на спину, головой к волне, развёл руки в стороны и закрыл глаза. Он спокойно лежал, покачиваясь на мелкой зыби, и слушал море.  Море пело свою вечную песню, которую слышит любящий это море. В звуковой гамме различались шелест прибоя, перекатывание мелкой гальки, голоса его обитателей, какие-то щелчки из глубин. Эту гармонию нарушали лишь звуки технического «прогресса», автором и исполнителем которых, был человек.

      Мужчина задремал. Дремать в этой морской колыбели, наслаждение. Кто не пробовал спать в море, тот вряд ли поймёт, это не передать на словах, это нужно почувствовать самому. Когда спишь на воде, то взаимно переплетаются биоритмы морской воды и тела, наступает то самое единение с природой. Главное, просыпаться через определённое время, иначе волна и течение занесут под пирс или волнорез.

      Когда-то, давным-давно, лет восьми, он купался в бухте Коктебеля. Отплывал от берега, держась за  автомобильную камеру, и нырял, стараясь достать дно моря. Ему было интересно, на какую глубину сможет нырнуть. Но случилось так, что после очередного нырка, всплыв на поверхность, обнаружил, что камеру отнесло ветром на несколько метров. Камеру бросать было жалко, и он поплыл за ней. В то время пловец из него был не ахти какой, и догнать камеру не получалось, ветер и течение гнали её в сторону Карадага.

      Если бы не местная девушка, заметившая, что мальчик не может догнать камеру, и практически выбился из сил, то неизвестно, чем бы это закончилось. Девушка мощными гребками догнала камеру и бросила ему на встречу, подплыла, и помогла выбраться на берег. После такого приключения он понял, что с морем не шутят, нужно хорошо научиться плавать и уверенно держаться на воде, для отдыха и накопления сил.

      С тех пор прошло много времени, он хорошо плавал, мог находиться в воде, пока не надоест, или не замёрзнет. В один из моментов, в расцвете лет и сил, эта закалка дала многое, возможно, жизнь.

Бук-бук-бук…., в симфонию моря проник звук технического «прогресса». Можно было не открывать глаза, и не разворачиваться в сторону источника. За эти годы он запомнил, и различал тарахтелку Прагматика, от визга скутеров и водных мотоциклов.
- Эй, водоплавающий, послышался хрипловатый голос Прагматика, опять дрыхнешь в море, Философ. Ну что за люди, устроятся же, спят, едят, пьют, ковыряются в садах, стихи пишут. Нет бы, делами заниматься, пользу приносить и себе и людям. Так нет, коптят небо. Эх, толку от вас ни на грош.

* Прагматик — последователь, сторонник прагматизма, как философской системы. В бытовом смысле прагматик — это человек, который выстраивает свою систему поступков и взглядов на жизнь в аспекте получения практически полезных результатов. «То, во что для нас лучше верить — истинно», — утверждал основатель прагматизма У. Джемс.

      Философ перевернулся на живот, развернулся в сторону лодки.
- Прагматик, чего бурчишь, чего тебе неймётся. Опять фарватер измеряешь. А какой толк от твоей работы, жжешь топливо да чаек пугаешь, и всё ради чего. Молчишь, а я знаю. Всё ради того, чтобы дома не сидеть со своей старухой, да её прихоти глупые выслушивать. То веранду ей перестрой, то стиральную машинку новую купи. Так ведь.

- Ты что несёшь, Философ. Я занимаюсь только полезными делами. Вот, измеряю фарватер. А ты знаешь, что за двадцать лет его глубина увеличилась на семь сантиметров. А через двести тридцать лет сюда смогут заходить морские корабли.

** Философ - Человек, который разумно, рассудительно и спокойно относится ко всем явлениям жизни, к ее невзгодам. (Ожегов)

- Ну и что в этом полезного.
- Как это что, а то. Построят причал, порт. Грузы будут завозить, подведут дороги. Работа у людей появится, жить станет лучше.
- Так ты что, Прагматик, собрался ещё двести тридцать лет прожить.
- А что, телевизор смотришь, газеты читаешь. Слыхал, до чего медицина дошла, замораживают, а потом, когда нужно, размораживают. И как новенький, вперёд, к победе научно-технического прогресса.

- Слушай, прогрессивный ты наш, я с утра бокал вина принял, и чебуреком закусил. А ты, сколько уже успел заправить, да без закуски видно. Что, старая на чебуреки денег не даёт. Ты уж тогда и старуху свою законсервируй, а то она тебе устроит разморозку шваброй.

- Да иди ты,  куда подальше, Философ хренов. Злой ты стал, а всё потому, что жены нет. Живёшь бобылем, в своём гнезде с видом на море, на людей скоро бросаться будешь.

- Не знаю, буду или нет, на людей бросаться, а вот из ума не выжил, лишь потому, что вовремя свою старуху уволил с формулировкой: в связи с потерей доверия. Так то.

 -Давай измеряй свой фарватер, а то просчитаешься и сядет сухогруз через двести тридцать лет на мель. Не рассчитаешься потом с буржуями. Мне пора, там девчонки вино уже налили, и чебурек зажарили, а я тут с тобой треплюсь. 
Философ развернулся в направление пляжа и не спеша поплыл к берегу.

                2. Люси

                « Пьянство есть упражнение в безумстве»
                (Пифагор Самосский)

      Философ вышел на берег, растёрся махровым полотенцем и переоделся в пляжной раздевалке. Когда он поднялся в кафе, то на столике стояло всё что нужно.
      Делая маленькие глотки из бокала, и откусывая края чебурека, наблюдал за Прагматиком. Тот упорно забрасывал лот в море, продвигаясь галсами вдоль берега. Интересно, подумал Философ, в чём градуирован у него лотлинь, в метрах, или футах. И вообще, какая метрическая система будет через двести тридцать лет. Поймав себя на этой мысли, хмыкнул, какая ему разница, что будет через два с лишним века, а вот что будет сегодня, он знал. С утра наступил четверг.

      Расправившись с чебуреком и запив это дело последним глотком вина, посмотрел в сторону стойки бара. К его столику направилась Люси, молодая девушка, с каштановыми волосами, волнами падающими на  плечи.  По паспорту она  была Людмила, но все звали её Люси, и ей это нравилось. Так её звал и Философ.

      За расчётом всегда подходила именно она. Добрые, но с хитринкой официантки, знали, что Философ всегда даёт ей хорошие чаевые, которые они делили между собой, на мороженое. Философ положил на стол сто гривенную купюру.

      Люси взяла деньги и спросила: можно я зайду к вам после работы, ведь сегодня четверг.
- Да, радость моя, я буду тебя ждать и приготовлю на ужин что-нибудь вкусненькое.
Люси улыбнулась своей светлой улыбкой.
- Тогда до вечера.

      Философ встал, попрощался с девчонками, и направился по тропинке вверх, в сторону площадки санатория, где обычно парковались его друзья, таксисты. К пляжу он спускался пешком, по горной тропе, через лес, а вот подниматься в крутую гору ему было лень, терялось всё удовольствие после купания. Поэтому он выходил на парковку и его подбрасывали на верхнюю дорогу знакомые.

      Там, на верху, на крутом склоне был его домик. Домик он купил несколько лет назад, по случаю и не дорого. Сделал ремонт, кое-что перепланировал в дворике. Получилось весьма уютно. В домике были две комнаты, зал и спальня. Кухня с выходом на веранду и ванная комната, в которой он поставил перегородку между туалетом. В домике были все удобства, включая газ и горячую воду. Беседку обвивал виноград, оставляя свободным вид на бухту под горой.

       Когда не было срочных дел, он любил сидеть на веранде, неспешно потягивая сухое вино, глядел на море. Смотреть на море можно бесконечно, как и на огонь. Как,  несколько лет назад, когда он жил в городе Ценске, мог бесконечно смотреть на любимую женщину, если случай это позволял. На неё он любовался, не боле, ясно понимая, что нет никакой перспективы даже в отдалённом времени.

      Если она оказывалась рядом, случайно, то исчезали окружающие её люди, предметы, звуки. И только лицо, с тонкими чертами, глазами цвета июльского полуденного неба виделись ему. Да, это была пытка, от которой нельзя избавиться.

      Так продолжалось не один год. Душа его очерствела, в груди что-то сжалось. Он не мог даже заглушить свои чувства к ней ни вином, ни другими женщинами. Прав тот, кто сказал, что мужчина, влюблённый в женщину, становится похожим на овцу. То есть, он начинает совершать глупости, сам не понимая этого.

      Так и Философ, решил дарить ей по понедельникам букеты роз. Каждый понедельник он выезжал на работу пораньше, заезжал в цветочный магазин. Выбрав букет, заказывал его доставку на работу, на её имя. Это продолжалось некоторое время. Он никому не говорил о своей причуде, но она догадалась, вернее он ей проговорился. Зря. Через несколько дней получил от неё письмо по соцсети. Из её слов следовало, что  молодые друзья не понимают, что за отношения возникли, и ей трудно объяснять им, что она здесь ни при чём.
Философ пил несколько дней подряд. Ему хотелось выть волком. Разрушилась иллюзия, созданная им самим, но которая давала какое-то успокоение и разрядку энергии нереализованной мечты. И он выл, сидя на диване, сжав зубы, обхватив голову руками. Выл тихо и пил вино, стакан за стаканом, одурманивая свой мозг.  Через неделю взял себя в руки, но именно после этого стал с женщинами холоден, хотя вежливым быть не перестал, в силу своего воспитания.

       Очнувшись от послеобеденной дрёмы, Философ принял душ и поставил разогревать чайник. Пока не наступали холода он пил зелёный чай с печеньем и сливочным маслом. Намазывал на одну печенюшку масло, прикрывал его второй печенюшкой, и так ел. Такой бутерброд ему нравился с детства, это было действительно очень вкусно.

      До вечера было далеко, и чтобы скоротать время он решил зайти в гости к двоюродному брату. Брат жил километрах в двух, в Городке и обычно после обеда был в своём гараже. Правда, гаражом, его дом, был только на бумаге. В натуральном виде это было капитальное строение в четыре этажа, первым из которых был именно гараж.

      В «офисе» уже сидели друзья брата, пили пиво с бычками, курили и делились последними событиями. Философ поприветствовал всех, присел к столику, достал пару бутылок вина. Обстановка в «офисе» была демократичной, кому нравилась водка, тот пил водку, кому вино, пожалуйста, претензий не предъявляли.
       Компания была весёлой, выпивали в меру и с закуской. Так прошла пара часов, пора было идти домой. Философ поблагодарил товарищей за компанию и вышел из гаража. Вечерело.  Дул лёгкий ветерок, солнце зацепилось за плоскогорье Ай-Петри, как бы раздумывая, катиться дольше, или ночевать там.

      Вот и дом. Он открыл калитку и зашёл во двор. Осмотрелся, всё ли в порядке, не валяется ли  что на тропинке и на газоне, гараж закрыт. Пора приготовить ужин, скоро придёт Люси, потом будет не до готовки. Философ достал из кармана ключи, открыл дверь веранды и вошёл в дом.


                3. Танго «Чаир»

                «В парке Чаир голубеют фиалки
                Снега белее черешен цветы
                Снится мне пламень весенний и жаркий
                Снятся мне солнце и море и ты»
                (Из песни)

       На южные склоны Гряды легли вечерние тени. Солнце, немного посомневавшись, покатило дальше, на запад трезво рассудив, что и там люди ждут его заката. После дня всегда должен быть вечер, затем ночь. Иначе, когда людям отдыхать от трудов насущных, как делить дневные, и вечерние дела.

       Вечер, это не ночь. Вечером люди завершают дела, а ночь, она дана для сна. Если человек не спит ночью, то это плохо. Хотя, бывает и наоборот, бессонная ночь приносит радость.

       Философ достал из холодильника вино и фрукты, поставил всё на поднос, присовокупив к натюрморту пару хрустальных бокалов. В духовке газовой плиты стояли горшочки закрытые лепёшками из теста, а в горшочках, мясо, тушенное с грибами, картошкой, овощами и специями.  Но горшочки он достанет позже, когда придёт Люси.

      До её прихода оставалось минут сорок. Философ уселся в мягкое кресло, чтобы расслабиться в ожидании девушки. С ней он познакомился год назад, в том самом кафе, в которое заходит перед купанием в море, и после него.
Люси, хрупкая девушка, с грустными глазами, несла на подносе его заказ. Но неожиданно, то ли споткнулась, то ли её качнуло, и она уронила бокал и блюдо на пол. Посуда разбилась, вино растеклось по полу, и в этой луже плавал чебурек. Девушка всхлипнула и побежала за щёткой и совком.  Вскоре она вернулась и принялась подметать и вытирать пол. Майка на спине Люси задралась, и Философ заметил синие пятна на слегка загорелой коже.

Происхождение таких синяков известно, они появляются от ударов по телу.
Люси закончила уборку, и со слезами на глазах вышла из зала. Философ подошёл к стойке, сделал повторный заказ и положил на стойку деньги за два заказа, предупредив старшую официантку что то, что Люси уронила, оплачивает он. После чего подошёл к своему столику, сел на стул, и стал смотреть на море, вдаль. Через десять минут заказ принесла старшая официантка, её звали Катерина.
- А где Люси, поинтересовался Философ.
- Извините, но она приводит себя в порядок, спасибо, что вы оплатили ущерб за неё.
- Катюша, неужели она так расстроилась из-за этого случая, разве можно так реагировать на такие мелочи.   
- Да нет, пожалуй, она не из-за этого. Просто несчастная девушка связалась с одним подонком. Это известный отморозок по кличке Шерхан, он издевается над ней постоянно, бьёт. А защиты у Люси нет, сирота, да и связываться с этим уродом никто не хочет. Только прошу вас, никому не говорите о том, что я вам рассказала, а то и мне голову открутят.
- Не беспокойся, Катюша, этот разговор только между нами.
      Катерина посмотрела на Философа, на душе у неё похолодело. Вместо добрых, голубых глаз она увидела стеклянные, застывшие зрачки и плотно сжатые губы.
      Всю неделю Философ исправно заходил в кафе, купался в море, любезничал с официантками. После выходных разнёсся слух, что Шерхан с дружками ехал из Ялты в Форос, ночью, и на повороте слетел с обрыва, пробив ограждение. Машина сгорела, в живых никто не остался. Водители нескольких машин, ехавших в ту пору по верхней дороге, видели какую - то яркую вспышку света в горах, в районе серпантина, но что это было, никто толком сказать не смог. Других свидетелей и свидетельств милиция не выявила.

      В кафе все шло своим чередом, официантки обслуживали посетителей, Философ выпивал свою порцию вина, ел чебуреки и купался в море. Люси долго ходила с испугом в глазах, но синяки на её теле больше не появлялись.
      Через пару недель, когда Люси подошла к Философу за расчётом, он без лишних слов предложил ей встретиться у него дома, это был четверг. Люси смотрела на него долго и задумчиво, как бы пытаясь что-то спросить, но не решилась. Она просто сказала: я приду после восьми вечера.

***«Твой человек не тот, кому «с тобой хорошо» — с тобой может быть хорошо сотне людей. Твоему — «без тебя плохо»».
(Эрих Мария Ремарк)

      Из дрёмы Философа вывел знакомый, ни с кем не сравнимый, лёгкий стук её каблучков. Дверь на веранде отворилась и в кухню вошла она. Каждый её приход он ждал как в первый раз. Нервная дрожь настигала его, когда он чувствовал её приближение, и отпускала, только после того, как она, прильнув к нему, шептала: а вот и я, мой добрый и ласковый спаситель.

Люси не знала точно, но чувствовала, что Философ мог иметь дело в избавлении её от кошмара связи с Шерханом. Но, на вопрос, почему она называет его спасителем, отвечала: что если бы он не взял на себя заботу о ней, то она могла  скатиться на самое дно. И после их сближения, уже никто к ней не приставал, и не унижал. Сам Философ никогда не дал даже ничтожного намёка на причастность к тому событию, никто и никогда не будет знать, что же произошло в ту ночь.

      А вот и я, мой добрый и ласковый спаситель. Я только что с работы. Сейчас приму душ и мы перекусим немного, интересно, что ты приготовил для меня в этот четверг.
      Люси потёрлась носиком о его гладко выбритую щёку и шмыгнула в ванную комнату.
      Философ достал из духовки горячие горшочки, поставил их на поднос, накрыл матерчатыми салфетками и отнёс на столик в веранде. Люси, очевидно, мылась горячей водой, из ванной доносились её повизгивания. Слушая это, Философ улыбался молодости и задору девушки, которая буквально преобразилась за время их встреч.
 
      Из ванной выскользнула Люси. Мокрые завитушки прилипли ко лбу, щёки разрумянились от горячего душа, глаза излучали искорки. Она вприпрыжку подлетела к столику, на ходу завязывая поясок на своём халатике.
Ну, что тут у нас, пропела девушка, и закрыла глаза. Давайте, ублажайте меня, кормилиц вы мой.

Философ снял лепёшку с горшочка, предназначенного для Люси. По веранде разлился запах тушеного мяса с картофелем, грибами, специями и овощами. Девушка втянула воздух ноздрями, заулыбалась, и, издав мурчание, открыла глаза. Как мне нравится мясо, тушенное в горшочке, воскликнула Люси, облизывая губы. Мне, пожалуйста, две ложки, самый лучший повар в мире, обращаясь к Философу, сказала она.

      Он положил в её тарелку две ложки блюда из горшочка, налил в бокалы вина, положил и себе горячего.
- Ну, радость моя, за что пить будем.
- Я хочу выпить за вас, чтобы вы жили долго-долго, и не бросили меня.
Лицо  Люси стало серьёзным, глаза смотрели на него в упор. В её взгляде виделся вопрос для неё очень важный и тревожный.

      У Философа защемило сердце. Он молчал и не знал, как ответить. Возраст был серьёзный, сколько там осталось. Что сказать этой девочке, ведь время многое меняет.

      Ну-ну, солнышко моё, откуда такое настроение, как можно отвернуться от такого счастья как ты. А за пожелание долгих лет, спасибо, ласковая ты моя. Философ нежно обнял Люси за плечи и прошептал ей на ушко: ты самая добрая, самая желанная. Ну, куда я без тебя. Глаза девушки засияли и повлажнели. Так, зайчик солнечный, только без мокроты, давай поужинаем, ты ведь  целый день на ногах, выпей немного винца, это успокаивает.
 
      Их близость, была не просто удовлетворением страсти. В моменты близости, Люси исполняла танец, который был как танго, танго «Чаир». Она исполняла его с закрытыми глазами, и улетала в эти моменты куда-то далеко, далеко. Её гибкое тело раскачивалось в такт мелодии, изгибалось тетивой лука, а в самый последний момент, растекалось по телу Философа как ртуть. После чего Люси скатывалась ему под бок, и, сжав кулачки, согнутых в локтях рук, прижималась к нему всем телом, как бы ища защиты от внешнего мира. Философ гладил её тело, по которому пробегали волны от живота к бёдрам. Через некоторое время Люси успокоилась и затихла. Её носик посапывал, губы чуть приоткрытого рта застыли в расслабленной улыбке.

      Милая, прекрасной души девушка, что с ней будет через несколько лет, как  продолжится её жизнь, ведь их союз не долог. Вот уже прошёл год, ровно год с того четверга, как она впервые пришла в его дом. Это был затравленный котёнок, вздрагивавший непонятно от чего, сжавшийся нервный комочек.  Теперь она превратилась в ласкового, доброго человечка, ставшим для него дорогим и желанным.
      Философ осторожно убрал её ножку со своего тела, высвободил левую руку из-под головки Люси, встал, накинул махровый халат и вышел на веранду.
Южная ночь, тёмная, полная невидимой жизни, насыщенная звуками и запахами. Стрекочут цикады, шумит внизу прибой, тихо так: шшш-шух, шшш-шух. Ещё тёплый, ночной бриз скатывается с крымской гряды к морю, неся аромат парков и садов горного Крыма. Звёзды на черном небе горят крупными светлячками, подмигивают, и поют свою песню, вечную песню вселенной. Мир дремлет после трудного дня, редкие огоньки уличного освещения видны в прибрежной полосе отелей и санаториев. Сказочная южная ночь окутала своим бархатным покрывалом чудесный край, Богом данный.

      Философ налил себе вина, сделал большой глоток, закусил сыром. Курить он бросил, очень давно, но поймал себя на мысли, что в данной ситуации положено курить, если следовать линии сюжета. Он не курил, и это позволяло ему  наслаждался чистым ночным воздухом, настоянном на соках уходящего лета.
Так он сидел долго, смотря вдаль ни о чём не думая. Он просто наслаждался вечером проведённым с Люси, южной ночью, жизнью. Ведь в прошлом было много чего, о чём не хотелось даже вспоминать.
      Рассвет не далёк, скоро заалеет горизонт за горбатой горой, и над морем поднимется солнце, выполняя предначертанный ему долг, светить и согревать.
      Философ убрал со стола, закрыл дверь на веранду и улёгся на диване. Нельзя будить Люси, ей утром на работу.


                IV. Письмо.

                «Письма, написанные от руки, теперь
                выглядят уже как поздравления из прошлого века»      
                (Торнтон Уайлдер)


      В полусне Философ услышал жужжание пчелы, это мобильник дал сигнал подъёма. Шесть часов тридцать минут, пора вставать. Нужно разбудить Люси, ей к восьми на работу. Философ подошёл к кровати, на которой она уснула вчера ночью.
      Просыпайся, радость моя, солнышко уже встало, птички чирикают. Давай, шлёпай в душ, а я приготовлю тебе завтрак.
Люси потёрла заспанные глаза кулачками, присела на край кровати, нащупывая ступнями тапочки. Нехотя встала, и, спотыкаясь, побрела в туалет. Философ посмотрел на её обнажённую фигуру, улыбнулся чему-то, вошёл в кухню. Набрав в кофейник воду, поставил его на плиту. Сам он не любил кофе, предпочитая чай, но для Люси готовил настоящий, молотый, со сливками, потому, что это любила она.
      Вода начала вскипать, он засыпал в кофейник кофе, убавил пламя и стал делать бутерброды для Люси. По утрам Философ ничего не ел, то есть, не завтракал, а просто выпивал чашку крепкого чая без сахара, и перекусывал только на пляже, когда был купальный сезон.

      Шум воды прекратился, из ванной вышла Люси в лёгком халатике, бодрая и свежая, она улыбалась своей тихой, светлой улыбкой и что-то прятала за спиной.
- Так, солнышко моё ясное, закрой глазки, и не открывай, пока я не разрешу.
  Люси заулыбалась ещё шире, обнажив белые, ровные зубки, но глаза зажмурила так, что сошлись бровки на переносице. Философ достал из кармана своего халата коробочку, раскрыл её.
- Можно смотреть, сказал он, протягивая коробочку к Люси.
Люси открыла глаза, смотрела некоторое время на коробочку, как бы ни веря тому, что видит.
-  Это мне?
Спросила она, лицо её стало серьёзным.
-Да, радость моя, это тебе, ведь вчера, в четверг, была годовщина нашей первой близости.
- Я помню, я не забуду тот вечер, но ведь это слишком дорого, разве я заслужила такого подарка.
      Люси, ты заслуживаешь большего, но я не в состоянии тебе этого дать, бери подарок и носи его, когда тебе этого захочется. Так, маленькая проказница, а что ты прячешь за спиной.

      Люси скромно улыбнулась, это тебе мой добрый и ласковый. Она достала из-за спины коробочку с туалетной водой, которая очень нравилась Философу, и которой он пользовался ещё со времени жительства в Ценске.
Милый человечек, она напомнила ему прошлое время, и настоящее, и недавнее. Как приятно бывает, когда тебе дарят именно то, что тебе нравится. Если женщина помнит, и знает твои пристрастия, то это говорит о том, что мужчина ей чем-то дорог, и она постоянно о нём думает. Если женщине становится безразличны привычки мужчины, то всё, это конец отношений, верный признак того, что ты ей уже не нужен, а её показное внимание, суть – лицемерие, которое она скрывает, и думает, что это не заметно. Великое заблуждение, отчуждение угадывается в мелочах, в одной фразе, в одном слове. Настоящие мужчины это улавливают, и молчат до поры, как бы оставляя шанс одуматься, но перешедшие рубеж невозврата, назад вернуться не могут.

      Философ прижал Люси к себе, стал гладить её по головке. Как ты меня тронула, радость моя, я очень тебе благодарен. Люси посмотрела ему в глаза, прошептала:
- Ты рад, действительно рад, я угодила тебе, правда.
- Да, солнышко, мне очень приятно, но самый дорогой подарок для меня, это ты. Садись за стол, выпей кофе и покушай, тебе скоро на работу.

      Но Люси вприпрыжку поскакала к зеркалу примерять подарок. Она ловко вдела серьги в мочки ушек, застегнула колье на шее, и стала крутиться перед зеркалом, принимая разные позы, то кокетки, то леди с холодным лицом, то дамы с романтичным выражением глаз. Природный артистизм, позволял ей входить в образ, не напрягаясь, играючи и естественно.

      Философ любовался игрой Люси. Какой счастливой выглядела эта молодая женщина. Нет, она не выглядела счастливой, она ей была. Её непринуждённая радость, стоила подарка и дороже.

Хватит крутиться перед зеркалом, симулируя строгость, произнёс он, кофе стынет. Люси сделала вид, что испугалась окрика, и с видом провинившегося ребёнка уселась за стол.  Как вкусно, произнесла она, смягчив «с» мягким знаком, и принялась завтракать.

      Вздремнув часок, Философ стал собираться на пляж. Погода пока позволяла поплавать и погреться на солнце, нужно этим пользоваться. Скоро пойдут дожди, вода остынет, и хотя будет по-прежнему тепло на улице, но купаться станет не комфортно.

      Вот кафешка, бокал тёплого вина с чебуреком, всё как всегда. Только девушки, работницы кафешки, бросали на него взгляды и улыбались. Видно Люси уже похвасталась, болтушка нетерпеливая. Ну и ладно, пора на пляж. Он переоделся и, выходя из кабинки, заметил Прагматика. Тот пришвартовался у разбитого штормом причала, и колупался в моторе лодки.

- Привет апологетам технического прогресса, произнёс Философ, как можно дружелюбнее.
- А, это ты, водоплавающий. Зря пришёл, вода не очень.
- Ничего, не замёрзну, буду больше плавать, меньше спать. Что случилось с твоим крейсером.
- Да вот, заглох и тю-тю, не запускается, на вёслах к берегу причалил.
- Да, «Ветерок» твой закапризничал, устал наверно, столько лет тарахтит.
- Да вот, видать оттарахтел.
- А ты кольца компрессионные давно менял, а, Кулибин ты наш.
- Да ещё ни разу, так поддымливал, но тянул потихоньку.
- Посмотри свечи, а лучше перебрать движок, да кольца заменить. Хотя, ремкомплекты к таким движкам не выпускают, разбери двигатель, может кольца закисли в канавках. Если так, то зачисти канавки поршней да отполируй потом рабочие поверхности.
 - Ха, Философ, с каких пор ты стал разбирать в двигателях "унутреннего" сгорания, ехидно произнёс Прагматик.
- А я и не переставал в них разбираться, снимай движок, а я пока окунусь в море, потом помогу дотащить до машины. Прицеп то лодочный, где.
- Да в гараже. Тогда мотай в гараж, приедешь, я помогу.
 
      Прагматик побрёл на стоянку, почёсывая затылок, а Философ нырнул в море. Он поплавал минут двадцать, вышел на берег, переоделся и зашёл в кафешку, традиции менять нельзя.
На повороте, дороги идущей к пляжу, появился автомобиль Прагматика с прицепом. Апологет технического прогресса вылез из кабины и закрутил головой, ища Философа.

      Эй, Кулибин, иди сюда, отдышись от трудов тяжких. Прагматик поднялся на площадку кафе и присел рядом с Философом. Девчонки мигом принесли ему чебурек и большой стакан сока.
      Давай, подзаправься, пока я допью вино, не стесняйся, всё оплачено. Прагматик немного поёрзал на стуле, видно ему было неудобно. Давай, давай, хомяч, потом как-нибудь сочтёмся.

Перекусив, приятели направились к машине, подкатили прицеп к лодке и, кряхтя, вдвоём, кое-как затолкали лодку в прицеп. Они медленно поехали по извилистой дороге вверх, в сторону посёлка, болтая по дороге о превратностях судьбы, дороговизне на технику и тому подобные темы. Философ помог выгрузить двигатель из прицепа в гараж  и направился домой.

      Слышь, сосед, может, зайдёшь ко мне в гараж, вечером, у меня тут баночка винца домашнего, молодого, заныкана от старухи, бахнем за содружество родов. Философ улыбнулся, эко Прагматик раздобрел. Понял, зайду, часиков после восемнадцати, пока ты движок переберёшь.

      Пройдя по узкой улочке посёлка, философ подошёл к своему дому, открыл калитку и прошёл к двери веранды. Через щель почтового ящика просматривалось что-то светлое. Почтовый ящик был выкрашен в ярко-синий цвет и на нём нанесен номер дома. Ящиком Философ давно не пользовался, в смысле, туда ничего не вкладывали почтальоны, за исключением казённых писем с требованием заплатить за что-нибудь. Но сам по себе, ящик напоминал старые, добрые времена, когда почтальоны вкладывали в него газеты, журналы, письма…

      Как давно это было. Философ приподнял крышку ящика и достал конверт. Он ожидал увидеть казённую печать уведомления об очередном платеже, но это оказался обычный почтовый конверт, только вот на нём было наклеено много марок и страна отправления – Россия.

      Его охватило чувство тревоги, адрес отправителя был не знаком. Философ зашёл в дом, положил конверт на стол в гостиной, и прилёг на диван. Его взгляд несколько раз обращался к конверту, хотелось немедленно его вскрыть, но его воля была парализована. Он понимал, что в письме что-то важное, нужное ему, может то, о чём он думал перед отъездом из Ценска.

      Философ встал с дивана и стал ходить из угла в угол. Мысли роем кружились в голове, Ценск, она, надежды, отчаянье, горечь неудачника, и минуты радости. Всё это осталось там, далеко, и вот письмо… .

                V. Не отрекаются любя

                «В мечтах, в бреду, и наяву вдыхаю
                горькую полынь
                И сон, с обрывками картин, тревожный
                с ночи до утра
                В каком столетьи, иль вчера, как вспышка,
                молния с небес
                Твой образ, потерявший вес, фантомом
                окружил меня
                Так долго, долго ждал тебя, душа раскрылась
                в пустоту
                Бегущий прочь, по потолку, осколок солнца,
                зайчик света
                Всю жизнь идти нам без завета, не дотянуться,
                только даль…
                В тебе вся радость, счастье, боль,  печаль….»
                (В.А. Мартьянов)

      Философ не стал распечатывать письмо, не мог собраться с духом. Он решил идти простым, незамысловатым путём: сходить в гараж к Прагматику, а там, что будет. Прагматик был на месте, вытирал руки ветошью, лицо у него было довольное.

- Ну, как успехи, мастеровой ты наш.
- Да вроде нормально, точно, кольца закисли в канавках. Давай пусканём, для чистоты эксперимента, и бахнем по стаканчику.

      Прагматик и Философ принялись запускать мотор. Некоторое время мотор чхал, пыхтел и наконец, заурчал, выбрасывая в атмосферу гарь от остатков смазки в цилиндрах.

      Так, хватит, вроде устойчиво работает, завтра испытаю на воде, приходи смотреть, сказал Прагматик, заглушая двигатель. Всё, моем руки и за стол.
Приятели уселись на табуретки у старого, видавшего виды столика, вынесенного за ненадобностью из веранды в гараж. Прагматик достал из-под столика банку вина, открыл крышку, и разлил по стаканам. Вино было молодое, тёмно-красного цвета. Философ достал из пакета фрукты, сыр и кусок копчёной колбасы, нарезал закуску на газету. Ну, давай, хозяин, чтобы не ломался твой «крейсер».

      Приятели стукнулись стаканами, выпили, через минуту закусили.
-  Нормальное вино, сосед, чувствуется мастерство, похвалил Философ Прагматика.
- Спасибо, приятель, мастерство, как говорится, не пропьёшь.
После второго стакана, пошёл неспешный разговор, который обычно ведут мужики в гаражах, вдали от своих «перепелих», «кобр», и старых «мымр».
      Разговорились за жизнь, о ценах на бензин, продукты, ЖКХ. О тупых туристах, жмотах и халявщиках, и о многом другом, включая бытие и смысл жизни.
      Налили по третьему, как полагается. Вино было лёгким, прохладным, раскрепощающим мысль и красноречие, но не отупляющим, а просветляющим мозговое вещество.

- Вот ты, Философ, мужик образованный, с жизненным опытом большим, а что ты скажешь о смысле жизни. Рождаемся, учимся, женимся, детей рожаем, растим. Чего-то суетимся, ищем, упираемся из последних сил. Всё нам мало, не так, завидуем тем, кто богаче и удачливее. Вот, старая моя. Давай, говорит,    беседку снесём, помидорами засадим, чтобы отдыхающим продавать. Цены в сезон хорошие, можно копейку сколотить. Я её спрашиваю, а зачем, ведь беседка красивая, как в ней приятно вечером посидеть, воздухом свежим подышать. Она мне и говорит, воздуха и так навалом, один воздух вокруг, а денег много не бывает. Вот, сыну машину нужно новую покупать, а то перед сватами стыдно. А может, сваты своей дочке помогут, а не мы одни, а, старая. Так она как понесла, пожалел, что сказал. Бухать будешь меньше со своими дружками-алкашами, родному сыну помочь не желаешь, ирод, всю жизнь мне загубил. Ну, разошлась, швабра старая, гляжу. Плюнул, и пошёл к морю.

- Что, сосед, невод забрасывать, что ли. Хихикая, откликнулся Философ.
- Да какой в задницу невод, вечно ты подкалываешь, отдохнуть хоть, самому побыть.
- А чего тогда на меня шипел, бобыль, мол, злой стал.
- Да это я так, ты ведь тоже ещё тот.
- Слушай, Прагматик, а может тебе старуху проще поменять, чем рыбку золотую тиранить.
- Да я уже думал, не раз. Да вот жалко, старую, куда ей, без меня. Она без меня и машинку-автомат включить то не может.
- Ну, тогда терпи.
- Да куда деться, терплю.
      Налили ещё по стакану, закусили, помолчали каждый про своё.
- Говоришь, смысл жизни. Да я и сам толком перестал понимать. В молодости всё было просто, ясно, и понятно. Семья, учёба, карьера служебная. Как говорится, вперёд и прямо. Всякое было, и взлёты, и падения. А вот любви настоящей, наверно не было.

      Так бывает, живёшь, встречаешься, женишься, а была ли любовь. А потом, на склоне лет, на тебе. Нежданно, негаданно, вдруг понимаешь, что женщина тебе не просто нравится, а ты любишь её, да так, что при встрече в глазах темнеет.

- Философ, так это хорошо, я думаю.
- Хорошо-то хорошо, да ни чего хорошего, как говорится. Есть такое понятие в авиации, точка возврата. В этой точке экипаж принимает решение, лететь дальше к цели, или вернуться. Перелетев эту точку возврата нет. Так и со мной случилось, точку прошёл, возврата нет, а цель недосягаема.
- Как так, не досягаема, это почему, приятель, разъясни-ка мне подробней.
-  А что тут не ясно, полюбил женщину, которая по возрасту мне в дочери годится. И ведь понимаю, что глупо всё, безнадёжно, а поделать с собой, ничего не могу.

- А она что. Что, она нормально, намекнула вежливо, мол, дяденька не в тот поезд сел, да и идущий не туда, куда я хотел. Думал, не вынесу я этого, стал замкнутым, нервным, гордыня смириться не позволяла. Потом, правда понял, что зря сердце рву, не моя планка поставлена, но понял и ещё одно, понял, что я счастлив, я люблю женщину по-настоящему. Смысл жизни, я думаю, в любви, пусть без взаимности, но в любви. Без любви, человек лишён смысла жизни. Вот так, мой прагматичный друг.
      Поэтому, давай выпьем за смысл и понимание. Короче, за баб. Ох уж, эти бабы, сколько крови нам портят, а без них скучно жить. Давай, и за мужскую дружбу.
      А, алкаш, опять со своими собутыльниками пьянствуешь. Смотрите, люди добрые, пьют, вкусно закусывают, дел больше нет. Ироды проклятые.
      Философ чуть не подавился, он давно отвык от такой дипломатии, он на генетическом уровне не мог терпеть, когда на него повышают голос. Прагматик, видно привыкший к таким тирадам,  допил вино, и послал старуху куда-то в Пицунду. Старуха не согласилась туда идти, схватила банку с вином и кинулась к раковине умывальника. Прагматик впал в ступор, и застыл с раскрытым ртом. Его благоверная стала выливать солнечный нектар в раковину. Отвлекшись на мгновение от экспроприации, и затем, повернувшись к раковине, тоже впала в ступор. В раковине умывальника находилась голова Прагматика, рот головы был открыт во всю ширь, и в него лилась мощная струя вина. Голова не глотала вино, оно лилось туда самотёком. Лишь когда банка почти опустела, старуха пришла в сознание, но было поздно, удар ниже пояса не состоялся.

Этот, поистине, цирковой номер Прагматика привёл старуху в неописуемую ярость. Она что-то мычала, глаза выкатились из орбит, наконец, сознание к ней стало возвращаться, и она, издав звуки индейцев идущих в бой, запустила банку в Прагматика, но промахнулась. После чего, отборно матерясь, вылетела из гаража, и побежала в сторону дома.
 - Ну, что, сосед, видать ночевать тебе в гараже, хорошо, что не холодно.
- Да пошла она…, видал я и не такое, мне и в гараже нормально, все удобства есть. А завтра с утра уеду в бухту.
- Ну, тогда до завтра, спасибо за вино, оно действительно настоящее. Пока, бедолага, до встречи в бухте.
      Философ встал, распрощался, и отправился домой. На улице были сумерки.
Дома Философ решил, что письмо вскрывать нет смысла, так как там что-то серьёзное должно быть, а серьёзные дела делаются днём, и на трезвую голову. Поэтому, попив минералки, расстелил постель и улёгся спать. Утро вечера мудренее.

                VI. Встреча.

                «К твоим ногам красоты юга
                Не брошу, тихо постелю
                И Родину, мою, как друга
                Я бескорыстно подарю»
                (В.А.Мартьянов)


      Философ и Прагматик сидели в пляжной кафешке и пили. Пили они давно и основательно. Официантки принесли уже четвёртую бутылку вина и настороженно смотрели на них, мужики явно входили в разнос. Они что-то громко доказывали друг другу заплетающимися языками, размахивали руками, периодически восклицая: ты пойми..., да я всё понял…, да ни хрена ты не понял, и тому подобное.
      Из-за занавески выглядывала Люси. Она смотрела в сторону Философа и Прагматика, в глазах ёе было удивление, смешанное с беспокойством, таким, Философа, она ещё не видела.
      Девчонки, пива нам по кружке, холодного и раков, для прояснения мысли.
К столику подошла Люси, поставила пиво и раков на салфетки. Философ поднял голову, посмотрел на её лицо, глаза Люси были влажными и готовы были пустить слёзы ручьём. А, Люси, ты что это, плакать собралась, в честь чего. Люси не ответила и, всхлипывая, убежала из зала.

Вот, Прагматик, видишь, ничего не сделал, а она уже обиделась, какие мы нежные. Ну что я сделал плохого, пью, сижу с другом, беседуем культурно, и на тебе. Друг, давай выпьем ещё, ты что будешь, вино, или пиво. Давай пиво допьём, а вино потом, вино на пиво это диво, а пиво на вино, это…, сам знаешь.

       Ха, вот дают, ветераны сексуального фронта, мужики, вы что, решили уничтожить все запасы массандровских погребов.
Философ повернулся в сторону голоса, на входе в кафешку стоял его знакомый, Серёга. Серёга был из числа его молодых приятелей, мужик тридцати лет отроду, мастер отделочник, золотые руки.
- О, Прагматик, смотри, кто явился, Серёга. Серёга, заходи, девчонки вина нам и чебуреков. Серёга, садись, выпей с нами за компанию.
- А с чего компания так круто квасит, что в мире случилось необычного.
- Да так, просто отдыхаем, за жизнь беседуем, вернее о смысле жизни. А тебя чего занесло в наш уголок, а, Серёга.

- Едим с другом из Кореиза, виллу отделываем. Там один буржуй построился, платит нормально. Жажда прихватила, решили соку холодного попить, до Алушты далековато терпеть.
- Ну, тогда выпей прохладного сухарика, лучше нет ничего, когда сильно пить хочется, а кто у вас за рулём. 
- Мой напарник рулит, ему сока, ну а я бокальчик за встречу приму.
Приятели налили вино по бокалам, чокнулись за встречу, и выпили, кто сколько желал. Философ, а что это за лапочка от вашего столика ушла, с мокротой под глазами, спросил Серега, глядя в сторону барной стойки. Вы что приставали к девушке, а, эротоманы и сексолюбы.
- Серёга, а что тебе до этого. Философ посмотрел на Серёгу, пристально и холодно, лицо его стало трезвым, будто он только что присел выпить пивка.
-  Удивительная девушка, Философ, а ты с ней что, знаком.
- Ну, допустим, знаком.
- А как её зовут.
- Людмила, её зовут, ты что, на неё глаз положил, смотри, Серёга, не балуй, обидишь, не посмотрю что мы с тобой приятели.
- Да ну, что ты старина, просто, что-то в ней такое, чего я не вижу во многих женщинах, что-то притягивает, и настораживает одновременно. Чудесная девушка.
-  Сирота она, Серёга, нет у неё близких людей, кроме меня, но жениться на ней я не могу, чрезмерная разница в годах, а она во мне защиту и поддержку нашла, да вот, придётся наверно расстаться, появился один нюанс.
- Уезжать мне нужно в Ценск, не знаю, на какое время, но ехать нужно. Если не уеду, то может, не прощу себе до конца дней.

- Что за такие дела, срочные, Философ. А с кем я буду душу отводить после ссор со свое фурией, кто мне стакан вина нальёт, когда душа просит.
-  Прагматик, прости, но дело серьёзное, давнее, и я вину чувствую свою, хотя вроде и ничего плохого не делал, а вот в мыслях…. Так бывает, что не ты виновник, а вина тебя коснулась.
- Слушай, Серёга, а давай, я тебя с Люси познакомлю. Честное слово, если бы тебя давно и хорошо не знал, хрен бы ты к ней подошёл на выстрел.
Девчонки, где Люси, попросите её нас рассчитать. Через некоторое время появилась Люси, глаза у неё были красные, но видно было, что немного успокоилась.

      Люсенька, познакомься, это Сергей, мой молодой товарищ, он в Алуште живёт, хороший человек, и мастер – золотые руки, а это его напарник, Виталий.
- Философ, ну ты и рекламу мне сделал, даже неудобно перед девушкой.
Очень приятно с вами познакомиться. Сергей встал со стула, пристально посмотрел на Люси, и улыбнулся. Люси на мгновение задержала взгляд на Сергее, взяла деньги, и, пожелав всем приятного дальнейшего отдыха, вышла из зала.

          Эпилог:



      Через неделю, попрощавшись с Люси и друзьями, Философ уехал в Ценск. Что он там делал, чем занимался, никто не знал. Адрес для связи был только у его брата, но он никому, ничего не рассказывал. Через три года, Философ объявился.

      Посетители пляжа, стали замечать далеко не молодого мужчину, с седыми висками. Мужчина каждое утро подъезжал как можно ближе к морю, помогал выйти из машины женщине, и сопровождал её к лежаку под пляжным зонтом. Женщина шла, опираясь на его руку и палочку, у неё была травма ноги, и самостоятельно передвигалась с большим трудом.

      Мужчина помогал ей снять пляжный халат, и сопровождал к воде. Зайдя в море по пояс, укладывал женщину на спину, отплывал на глубину доходившей ему по плечи. Затем они плавали рядом, женщина на спине, а мужчина рядом, лёгким брасом, не выпуская женщину из виду, не давая ей заплыть далеко от берега.

       Когда женщина уставала, мужчина помогал ей выйти из моря, доводил до лежака под зонтом, доставал из пакета махровое полотенце, осторожно вытирал её тело. У мужчин, наблюдавших эту пару, лица становились мужественней, а их спутницы, непроизвольно прижимались к их плечам, инстинктивно ища опору и надёжность.
      В один из дней, когда женщина лежала под зонтом, и отдыхала после плавания в море, услышала голос маленькой девочки. Та, пропуская и путая, по-детски буквы, заговорила с ней:
- Привет, тётя, как тебя зовут?
      Женщина сняла солнцезащитные очки, открыла глаза. Перед ней стояла девчушка, только начинавшая разговаривать предложениями. Женщина назвала своё имя, и улыбнулась ребёнку.
 
- А меня зовут Тата, мама так назвала. Тётя, а у тебя ножка болит, да.
- Да, моя маленькая, болит.
- А когда у меня болит ножка, или ручка, то мама поцелует больное место и больше не болит.

      Девочка наклонилась, и поцеловала женщине коленку. Лицо женщины дрогнуло, глаза повлажнели.
 
- Спасибо, милая девочка, у меня ножка тоже, уже почти не болит. А где твои родители?
- Мороженое едят.  А я не захотела, вот гуляю.
Со стороны пляжного кафе донёсся голос: Тата, иди сюда, ты чего без спроса убежала? Девочка обернулась на зов, вздохнула, приподняв плечики.
- Мама зовёт, я пошла.  Ты, тётя, не болей.
- Постараюсь, моя  хорошая, постараюсь, иди, маму нужно слушать.

      Девочка побежала к матери. Из кафе вышел молодой мужчина, посмотрел по сторонам.
- Люси, куда убежала наша егоза?
- Да вот, разговаривала на пляже с женщиной, которая лежит под зонтом. Серёжа, что ты там задержался?
- Да еле сдачи наскребли с тысячерублевой купюры, вечно у них сотенных не хватает.
- Серёжа, ты только не ругай Тату, она лечила ножку той женщине.

      Эту картину, происходящую на пляже, наблюдал плавающий в море Философ. Он не стал участвовать в этом событии, трезво понимая, что сейчас это ни к чему. Всему своё время.

      Через полгода он отвёз женщину в институт травматологии, подошло время для операции. Женщина снова смогла нормально ходить, и добиралась, до пляжного лежака, опираясь лишь на руку мужчины. В её глазах светились искорки тихого счастья, и уверенности. Счастья полной жизни, уверенности в настоящем и будущем.