Однажды в автобусе. 9. Тут как на передовой

                На остановке военный в чине майора пытается внести в автобус лист фанеры. Фанера явно не входит.

                В глаза бросалось её довольно интересное  прошлое – скорее всего она была перегородкой: сохранились обои в голубенький цветочек, видны полустёртые рисунки какого-то художника, любителя малевать на стенах, записи номеров телефонов, имен-фамилий, названий  предприятий.

                Майор и так и сяк  вертел лист в дверях, никому не давал зайти, ему бросали раздражённые реплики, но он был по-военному упрям и победил таки.

                Фанерина,  ко всеобщему удивлению пассажиров, водителя, нетерпеливо поглядывающего в зеркало, кондуктора, которая не представляла себе, что ЭТО  можно внести,  -  была затолкана  и установлена так, что правая сторона салона получилась отгороженной от левой, да ещё закрыла выход. Ехали,  как в отдельном кабинете.

                Майор помалкивал,   на реплики людей не отвечал, бережно поддерживал  лист рукой,  его вообще  не было  видно. Люди, находившиеся  в этом отрезанном пространстве, тоже замолчали. Выходить на ближайших остановках  из  закутка никто не собирался.

                Везёт человек необходимую вещь -  ну и пусть везёт. Завтра, может быть, и я окажусь в такой же ситуации. Не будешь же из-за листа фанеры КАМАЗ заказывать.   Все знают, какие проблемы в армии.  Да хоть пушку пусть перевозит. Вчера загружали  походные котлы, неделю  назад  пол-автобуса тюками с  солдатским бельем  завалили.

                Недавно  пенсионерка на дачу шкаф везла, так ей всем автобусом помогали вносить-выносить-тащить.  Жалобами и слезами дорогу  проторила.

                Майора не видно. Но  спутники его остались на другой стороне фанерины. Вскоре они   начали шутить, пересмеиваться,  переговариваться  друг с другом – одни там, другой здесь.
                Народ входил, выходил, а эти, с фанерой, всё ехали  и ехали.               
                Вдруг военный  услышал, как его спутница по другую сторону перегородки завозмущалась, закричала:

                - Да он ко мне в карман залез! Вот этот, этот! Он у меня кошелёк вытащил!
                Неприятно гундявый голос оправдывался:
                - Да не брал я у вас ничего. Чего вы несёте?
                - Брал, брал! Да я же сама твою руку поймала! В  своем кармане!
                - Женщина, парень уже передал своим подельникам деньги. У него вы ничего не найдёте. – Сказал кто-то возбуждённо на предложение обыскать этого «курвеца».


                Военный привстал и  из-за листа фанеры спросил встревоженно:
                - Ирина, что у тебя там?
                - Да кошелёк у меня парень вытащил!
                Майору хотелось  самому посмотреть, самому разобраться, но нет, чёртова фанерина не сдвигалась, не пропускала, загородила  весь проход, и нет возможности  осмотреть позиции.


                А шум нарастал:
                - Да мы в милицию их сейчас отвезём.  Давай этого блондина проверим.
                - Проверяй! – гундяво тянул блондин.
                - Да что его, вот этого, рядом с ним надо!
                Военный ёрзал, подпрыгивал, и так и сяк крутился.  Разглядеть  ничего не получалось. В сердцах пнул  лист ногой.

                Но фанерина, знаете ли, оказалась не из тех, кого легко сбить с пути. Видимо,  про себя она уже решила, раз досталась ей роль перегородки, будет и дальше её с честью играть. А от владельца она уже успела перенять  черту – стоять насмерть. И сколько бы её не толкали, не двигали, и не пинали, и не дергали, она так  и осталась стойкой перегородкой.

                А как её потом  выносили - почти всем автобусом!
                Пассажиры, оказавшиеся по одну сторону с военным,  смеялись:

                - Спасла нас ваша фанерина,  так бы и по нашим карманам и сумкам прошлись.

                Военный молчал, злился. Жену обокрали,  а он  сделать ничего не мог, хоть и рядом. Только повторял виноватым голосом:

                - Ирина,  ты не переживай…  не переживай… Я же рядом…
                - Да помолчи ты там! Сидишь в своём окопе!  А тут - как на передовой!

              Народ хохочет.

1997-98 г.