Батя
Как обычно, я вышел из дома и направился привычной дорогой на работу. Должен сказать, что получасовой поход в любое время года доставляет мне большую радость. Зимой – это коридор из промёрзших кустов, присыпанных пушистым снегом; весной – жизнерадостные одуванчики и первая трава; летом – густые кроны деревьев и жужжание насекомых; осенью – всё то же, но победа желтого цвета над зеленым.
Я шел и вдыхал запахи сирени, слушая пение птиц. Однако идиллия была вскоре нарушена. Внезапно впереди показались мужские силуэты. Их было четверо. Не то чтобы я никогда не встречал прохожих на своем пути... Но этот случай оказался особым.
Они были очень похожи между собой: голые торсы, как у солдат на физзарядке, однако украшенные замысловатыми татуировками. Разрисованы были пальцы, руки, плечи, грудь. Узкие глаза на помятых лицах: то ли от выпитого накануне саке, то ли от бессонной ночи в компании гейш. «Якудза», – промелькнуло у меня в голове.
Я попытался их обойти, но они окружили меня плотным кольцом. Будучи большим поклонником Такеши Китано, я хорошо представляю типичных японских мафиози. Присмотревшись, я не заметил, однако, ни у кого из них отрезанных фаланг на мизинцах. Скорее всего, это были молодые, непосвященные якудза. «Сейчас они заговорят по-японски, а ведь я, кроме «аригато» и «банзай», ничего не смогу им ответить». Один из них (видимо, аники – старший брат) подошел ближе, приобнял меня и, сверкнув золотым зубом, вдруг заговорил со мной на родном языке Пушкина: «Как дела, батя?». Моему разочарованию не было предела. Наверно, потому я, не раздумывая ни мгновения, по-спартански лаконично выпалил: «Хорошо!».
Тут же последовал вопрос номер два: «Батя, а закурить не найдется?». «Нет, не курю. Давно бросил», – ответил я, понимая, что по русской традиции наш диалог на этом не закончится. Главарь разжал свои крепкие объятия. Банда что-то недовольно роптала, я понимал только некоторые слова, выражающие досаду: «Вот же бл…! …!» Аники повел бровью, купола у него на груди ожили и даже послышался звон. Он дыхнул мне в лицо перегаром и произнес долгожданное: «Батя, тогда дай 50 рублей». Чуть помедлив, уточнил: «Опохмелиться… Сам ведь наверняка выпиваешь, должен понять».
Даже не пытаясь разрушить сиюминутный образ алкоголика, созданный русским якудза, я предусмотрительно промолчал. Не стану же я им объяснять, что не пью, не страдаю похмельем, не хожу на работу с голым торсом, не прошу у прохожих денег.
«Батя, дашь денег и пойдешь куда тебе надо», – веско прозвучал последний довод из уст Аники.
Мне никогда не жалко давать денег тем, кто в них нуждается. Пожалуй, этих бедолаг можно было отнести к этой категории. Мысленно я разделил 50 рублей на четверых. Получилось двенадцать с полтиной на душу. Не так уж и много! Восемь глаз гипнотически смотрели на меня. Воцарилась тишина, и мне показалось, что даже птицы перестали щебетать в ожидании исхода.
Как назло, именно вчера я получил зарплату, и сейчас у меня в сумке в толстеньком кошельке среди хрустящих купюр лежала одна-единственная достоинством в 50 рублей. Главная задача теперь заключалась в том, чтобы, не доставая кошелька, найти под пристальным взглядом заинтересованных кодомо-сан (братьев) именно эту купюру.
В этот момент я ощутил себя Дэвидом Коперфилдом. Я волновался, публика ждала чуда. Я почти небрежно приоткрыл сумку. Пальцы правой руки ловко перебрали в считанные секунды все банкноты, пока, наконец, не нащупали заветный полтинник. Как нужная карта появляется в нужный момент из рукава фокусника, так и у меня, зажатая крестильными пальцами, возникла спасительная купюра.
Алле-оп!.. Аплодисментов не последовало, но глаза зрителей цирка шапито под ясным майским небом радостно заблестели, и из них, казалось, брызнули искорки праздничного фейерверка. Вновь защебетали птицы. Аники взял денежку из моей вспотевшей ладони, аккуратно свернул ее пополам и положил в карман. Потом еще крепче обнял меня, похлопал по плечу своей татуированной рукой. Я успел-таки разглядеть огнедышащего дракона у него на плече. «Спасибо, батя», – чуть не прослезившись, сказал мой визави. «Все нормально», – с облегчением произнес я. Осада была снята, путь вновь был свободен. Якудза, о чем-то невнятно переговариваясь, пошли своим путем. Некоторое время я еще стоял на месте и смотрел вслед удаляющимся незнакомцам.
Впереди была сказочная дорога из коридора зеленых кустов, ковра из желто-пушистых одуванчиков, пеньков спиленных тополей, прячущихся в зарослях крапивы.
Я шел и думал об этой необычной встрече. У меня два взрослых сына. С трудом вспоминаю, когда они в последний раз называли меня папой, отцом или хотя бы батей. «Надо было дать им стольник», – с жалостью подумал я и даже расчувствовался, будто случайно встретил еще четырех своих сыновей, о существовании которых не знал все эти годы. Как это трогательно, когда тебя кто-то называет батей…
Было солнечное жаркое майское утро…
P.S. Интересно, как по-японски звучит слово «БАТЯ»?
P.S.S. Отосан…
28.05.2016
Свидетельство о публикации №216053100391