Серебряный иероглиф

ПРОЛОГ. В КОТОРОМ ЧИТАТЕЛЬ НИЧЕГО НЕ ПОНИМАЕТ.

Смеркалось… На улице сплошной стеной шел дождь. Шум ветра и барабанящих по стеклам капель заглушал тихую музыку, доносящуюся из соседней комнаты.
У камина с догорающими осиновыми поленьями сидел Лысый Нюдь и плел из обрезков кожи фенечку. Его старые глаза устали от напряжения. Он положил недоделанную феньку на пол, встал с ящика из-под пива, на котором сидел, и подошел к окну.
Ничего не увидев там, кроме серой пелены дождя, проскрипел в седую бороду:
- Противный дождь! Кончится ли он когда-нибудь?!
Этот дождь, ливший с утра, нимало не досаждал никому из обитателей дома № 1 на улице Лесного-Бийского. Каждый занимался своим любимым делом или просто смотрел в окно. А за окном, не так уж далеко, стоял огромный современный Город, в котором жили миллионы людей. Но никто из них даже не догадывался, что на окраине Города есть затерянная улочка с одним-единственным домом, стоящим на берегу небольшой речки, вдали от шумных улиц и магазинов.
Может быть, этой улицы не было даже на плане Города, а, может быть, она там и была, но никто не обращал на нее внимания. Вполне вероятно, что никто, кроме старожилов, никогда не слышал о таком, некогда жившем здесь человеке – Лесном-Бийском.
А между тем, он жил в начале прошлого века именно на этой улице. Был он первым в нашей стране ЖЖистом. Во времена НЭПа открыл даже собственный телеграфный ЖЖурнал, но просуществовал он недолго. Вскоре Лесной-Бийский был репрессирован, а заодно – все его телеграфные френды и домашний козёл Фрэнк.
А лет десять назад первый ЖЖист был посмертно реабилитирован, и в честь его назвали улицу, на которой он когда-то жил. Обитатели дома до сих пор помнят как однажды явился к ним человек в сером мундире, дал и велел тотчас повесить на стену дома две таблички: “Улица им. Лесного-Бийского” и “№1”.
-     Зачем еще номер один? Ведь наш дом единственный на этой улице, - как всегда проскрипел Лысый Нюдь.
-     Это сейчас он единственный, - возразил человек. – Но очень скоро улица ваша будет благоустраиваться, на ней вырастут небоскребы. Дом ваш снесут, а на его месте поставят памятник самому товарищу Лесному-Бийскому!
Ввергнув всех в глубокое уныние, человек в сером мундире ушел, бормоча что-то в рацию. Но год шел за годом, и ничего не менялось. Человек этот больше не появлялся, и никто не трогал обитателей дома № 1.

ГЛАВА 1. В КОТОРОЙ ЧИТАТЕЛЬ ЗНАКОМИТСЯ С ЛЫСЫМ НЮДЕМ НЕМНОГО ПОБЛИЖЕ

Дом этот был совсем небольшой. В два этажа с мезонином. Было там пять комнат, одна большая гостиная с камином, маленькая кухонька и веранда. Жила в нем небольшая семья, или не семья, а так, компания. Жили они здесь давно, очень сроднились и не собирались разъезжаться.
Самым старым в доме был Лысый Нюдь. Он обитал “еще при старых жильцах”, как сам выражался и видел самого Лесного-Бийского.
-    Козел и старый болван! – отзывался Нюдь о нем. Хотя так он отзывался о каждом втором.
Что это за существо – Лысый Нюдь – трудно сказать. На первый взгляд он казался обычным домовым. Сам же Нюдь утверждал, что отец его был гномом, а мать – прекрасной феей, во что верилось с трудом, ибо, как известно, Лысый Нюдь был большим вруном. А еще он был страшный брюзга. По поводу и без повода ворчал, сердился и жаловался на свой радикулит, постоянно напоминая всем:
-    Помните, что это МОЙ дом! Я здесь хозяин. Я помню здесь каждый сучок в стенах!
Но все равно все его любили. Ведь он знал кучу самых разных историй, лучше всех плел фенечки из кожи и пек пироги с яблоками. Иногда давал мудрые советы и, кроме того, он действительно был хозяином этого дома и приютил под его крышей всех, кому некуда было идти.

ГЛАВА 2. ПЕРЕД КОТОРОЙ ЧИТАТЕЛЬ ЗАКУРИВАЕТ СИГАРЕТУ,
А ЗАТЕМ УЗНАЕТ ДУШЕЩИПАТЕЛЬНУЮ ИСТОРИЮ ОДНОЙ МОЛОДОЙ ВЕДЬМЫ.

Однажды Лысый Нюдь сидел на скамеечке возле своего дома и с интересом рассматривал только что сооруженный им снежный сугроб. Он спокойно курил трубку, когда вдруг с неба свалилась прямо в этот сугроб старая метла, а за ней с проклятиями пролетела туда же весьма странная особа. Когда особа вылезла из снега, она оказалась довольно миловидной изящной женщиной в туфлях на высоком каблуке, длинном платье и с ногтями, накрашенными темно-зеленым лаком. В одной руке она держала потрепанную книжку, на обложке которой было написано: “Привораживающие зелья. Справочник начинающей ведьмы”, а в другой - потухшую сигарету.
-      А на фига ж вы ботик потопили?- строго спросила особа ошарашенного Лысого Нюдя. – Отец, дай прикурить! Посмотри, у меня глаза не размазались?
-   Нет, - ответил Нюдь. – А ты кто?
-   Я – самый несчастный человек!- сказала особа томным театральным голосом и многообещающе хлюпнула носом.
Лысый Нюдь всем телом почувствовал надвигающуюся грозу.
-    Послушай, пойдем наливочки хряпнем лимонной!
В процессе опустошения бутылки с наливкой Нюдь узнал печальную историю своей гостьи. Ее звали – Клавдией. Полгода назад в “Школе Трех Приматов” она получила диплом “ведьмы-пророчицы”, но была ею лишь на бумаге. Поступила она в Школу Ведьм случайно, потому что там был небольшой конкурс, всего 1,5 человека на место. Жизнь студенческая, как известно, весела, и думать о занятиях Клавдии было некогда. Семинары по ясновидению вгоняли ее в сон, особенно с похмелья. А практикумы по приготовлению приворотного зелья, где нужно было толочь и взвешивать на аналитических весах сухую лягушачью печень, она и вовсе не посещала.
Экзамены сдавала с третьего раза. Не выгоняли ее из Школы Ведьм только потому, что она в самые ответственные моменты умело притворялась больной то сапфическим синдромом, то бучевой горячкой.
-    Где же вы умудряетесь подцеплять такие редкие заболевания? – каждый раз удивлялась ее Наставница. – Ведь ими уже лет сто никто не болеет.
-    В вашем вонючем подвале еще и не тем заболеешь, - отвечала Клавдия и падала в затяжной обморок.
Так она и проучилась все пять лет. Старшие Ведьмы: Курская, Павелецкая и Савеловская – боялись ответственности (помрет еще где-нибудь в проходе!) и ставили ей, в конце концов, “трояк”.
Последние три года Клавдия была страстно влюблена в одну молодую прекрасную девушку, которую звали Дайк. Так что учеба для нее и вовсе отодвинулась на задний план. Жили они с Дайком счастливо и прожили бы так всю жизнь, если бы не страшный случай.
Однажды, Дайк поехала к Теплому Морю, проведать одного из своих многочисленных родственников. Это была обычная поездка и Клавдия, ничуть не волнуясь, собрала ей в дорогу бутерброды, вареную курицу и бутылочку домашнего вина.
Однако, прошла неделя, другая, вот и месяц миновал, а ее возлюбленная все не возвращалась. Клавдия без конца курила, мыла полы и прислушивалась к каждому звуку, но тщетно.
В конце концов она отправилась к Мудрому Цертлиху, прославившемуся в узких кругах благодаря своему уникальному дару темного просветления. Там Клавдия узнала, что ее милую заколдовал злой волшебник Вдовец, превратив её во влиятельную княжну и отправив на далекий Остров, снабдив в придачу гаремом в 777 душ и полностью вычеркнув из её памяти прошлое.
Прибежав домой, Клавдия соорудила на скорую руку нечто, вроде летающего помела, схватила несколько учебников, оставшихся со студенческих лет и полетела на Остров искать Дайка. Но пролетела она всего лишь несколько километров. Помело забарахлило, и она свалилась чуть ли не на голову Лысому Нюдю.
-    Да-а-а, - протянул Нюдь, дожевывая лимонную корочку, когда гостья замолчала. – Но подумай сама, куда ты сейчас полетишь? Зима на дворе, а ты в одном платье. Да и помело твое ни к черту. Оставайся у меня. Потренируешься пока на тряпочной, а там видно будет.

ГЛАВА 3. НЕБОЛЬШАЯ, НО ПРАВДИВАЯ.
В КОТОРОЙ ЧИТАТЕЛЬ ЗНАКОМИТСЯ С АЗАМИ НИЗВЕДЕНИЯ СОПЕРНИЦ.

Так Клавдия и сделала. Она поселилась в одной из комнат на первом этаже. Заново перечитывала учебники по ворожбе и заклинаниям. Притащила откуда-то колб и реторт. Редкий вечер у нее в комнате ничего не булькало, не шипело, не взрывалось.
Вдовец, однако, оказался сильным противником. Клавдия никак не могла придумать заклинания, снимающего колдовство, и приготовить отвораживающего зелья. А без этого лететь за Дайком не имело смысла.
Как-то, в прессе она наткнулась на фотографию новоиспеченной молодой княжны, где рядом с ее любимой стояло, сидело и лежало (!) 777 девиц разных возрастов. Клавдия вырезала снимок и каждый вечер, более двух лет подряд, устраивала “казни” всех по очереди жен Дайка.
Она делала замысловатые пассы, тыкала в их изображения раскаленными булавками, рвала на мелкие кусочки, сжигала, а пепел спускала в унитаз или развевала по ветру.
Но жены по-прежнему были живы и здоровы. За исключением одной, которая умерла от старости в возрасте 97 лет. Факт этот вызвал у Клавдии бурю восторга, несмотря на то, что вместо усопшей тут же была взята новая молодая жена.

ГЛАВА 4. ДОКАЗЫВАЮЩАЯ, ЧТО ЕЩЕ НЕ ВСЕ НАШИ СООТЕЧЕСТВЕННИКИ С ПОНИМАНИЕМ ОТНОСЯТСЯ К ТЕАТРУ АБСУРДА.

Начиная с жены № 413, в экзекуциях стала принимать участие новая жительница дома № 1 на улице Лесного-Бийского, по имени Мумбо. Родом она была из Африки, с дельты реки Лабрис, где дед ее работал шаманом. В Городе Мумбо оказалась после того, как ее списали на берег за разгильдяйство с судна, на котором она девять месяцев ходила в качестве кока.
Мумбо с удовольствием “шаманила” на казнях жен Дайка: пела какие-то таинственные заклинания, лупила по пустому ведру вместо там-тама, орала благим матом, скакала и плясала на изображениях жен, но те, как ни странно, все жили и процветали.
Не раз Лысый Нюдь пожалел о том, что приютил эту негритянку, перешагнувшую порог его дома дождливым осенним вечером. Одета она была тогда в набедренную повязку, явно с чужого плеча. На ногах не было ничего, а в волосах красовалось страусовое перо.
Негритянка долго чихала, кашляла, сморкалась, наконец, произнесла сиплым простуженным голосом:
-    Веселим! Развлекаем! Шутим!
Лысый Нюдь и Клавдия не успели и глазом моргнуть, как девица смахнула все со стола, а сама, взгромоздившись туда, запела проникновенным голосом “Так здорово, что все мы здесь сегодня собрались”, а затем сплясала Чунгу-Чангу.
Мумбо накормили, напоили и оставили ночевать, а на следующий день у нее поднялась температура. Лысый Нюдь ухаживал за ней, поил настойкой из лечебных трав, приготовленных в лаборатории Клавдии. Когда Мумбо поправилась, оказалось, что идти ей некуда и она осталась со своими новыми друзьями, пообещав им вкусно готовить карпов по-арабски.
Мумбо была удивительным человеком. В ее черной кудрявой голове постоянно рождались, жили и умирали тысячи разнообразных идей. Она постоянно была занята очередной кипучей деятельностью. Лысый Нюдь, привыкший за многие годы к покою и уединению, не мог понять откуда у этой негритянки столько бьющей через край энергии.
Началось с того, что однажды вечером Нюдь никак не мог уснуть и лежал у себя в кровати, глядя в темноту и размышляя, не пора ли уже перекладывать репу, сложенную на зиму в погребе, сухим мхом.
Вдруг он услышал в коридоре шлепающие шаги, которые быстро приближались к его комнате. Затем дверь распахнулась, и в проеме двери появилось привидение в белом одеянии с белыми сверкающими глазами. “Лесной-Бийский пришел по мою душу!” – была его первая, леденящая кровь мысль. Сердце Нюдя бешено заколотилось.
-    Послушай, старик! – проорало привидение бодрым голосом. – Я только что поняла как спасти мир!!!
У Лысого Нюдя аж дыхание перехватило от такой наглости. Врываться к нему в час ночи, вопить какие-то глупости! Это уже слишком! Только услышав голос Мумбо, он понял кто это, а потом смутно начал различать в темноте черты ее лица. Но был так напуган ее внезапным появлением, что еще не скоро смог вымолвить хоть слово.
А тем временем Мумбо, приняв позу памятника вождю, вытянув вперед руку, начала призывным голосом излагать свою идею спасения человечества:
-    Вот, представь, что ты – звезда в далеком космосе. Перед тобой бесконечность. Присмотревшись, ты вдруг замечаешь вдали маленькую, какую-то вшивенькую планетку, а на ней – каких-то букашек и думаешь…
Тут, наконец, Лысый Нюдь оправился от шока и, набрав в легкие побольше воздуха, закричал, держась за больное сердце:
-    Во-о-он!!! Вон отсюда! Ты что, с дуба рухнула?! Это что за фокусы?! Я здесь хозяин! Я помню в этих стенах каждый сучок!..
-   Эх ты… Я тебе про спасение мира, а ты мне про сучки свои…
И Мумбо ушла в развевающейся простыне, унося с собой свою гениальную идею. Но через полчаса уже совсем не сердилась на Лысого Нюдя. Она была отходчива.
На следующее утро Мумбо ушла, как она сказала, “в народ”. Вернулась поздно вечером, уставшая и голодная с тридцать шестым томом Ленина под мышкой.
-     Ну как, народ воспринял твою идею спасения мира? – Спросил Нюдь, наливая ей чай.
-    Какую идею? А-а-а-а… Ну ее! Это все детский лепет. Я вот решила, что надо строить коммунизм. Надо быть стойким и непоколебимым ленинцем и сталинцем. Ты знаешь о том, что Сталин был замечательный человеком? Сейчас я тебе это докажу.
-    Э, нет… Что-то не хочется мне про это слушать. Мне это пофиг. Пойду лучше в саду покопаюсь. – Ответил Лысый Нюдь и ушел в сад, где Клавдия уже возилась на своей грядке, скрещивая сон-траву с перекати-поле.
После изучения пяти страниц тридцать шестого тома Мумбо расхотелось быть стойким ленинцем и она занялась прямо противоположной деятельностью. Завалила весь дом подпольной литературой, но тут ее полностью захватила идея создания собственной, совершенно новой Партии. Мумбо вошла в раж. А через пару дней вышла оттуда и больше никогда не входила.
Потом она подвизалась в гангстеры и придумала план ограбления банка. Идя “на дело”, Мумбо побрызгала подошвы своих кроссовок Клавдиным лаком для волос, чтобы не взяли след собаки, и сложила в большую хозяйственную сумку грабительский инструмент: молоток и маникюрные ножницы. Возвратилась через час с баночкой грима и париком синего цвета.
-    Как, это все, что было в банке? – Удивилась Клавдия.
-    Да нет. Я туда не дошла. Просто заглянула по пути в театральный магазин и подумала: а не организовать ли нам театр абсурда.
Лысый Нюдь и Клавдия еще долго содрогались при воспоминании об ужасе, который охватил их при виде того, что Мумбо изобразила на своем лице при помощи грима. Фреди Крюгер просто отдыхает.
Она заявила, что идет честно зарабатывать свой хлеб искусством и облагораживать людей через подмостки театра абсурда. Но вскоре примчалась домой без парика и никому никогда не рассказывала о том, что с ней тогда произошло.

ГЛАВА 5. В КОТОРОЙ ЧИТАТЕЛЬ ЗНАКОМИТСЯ С ТЕМИ,С КЕМ ОН ДАВНО ЗНАКОМ.

Как-то теплым летним вечером Лысый Нюдь спустился к реке половить рыбки на ужин. Он сидел на берегу с удочкой и наслаждался красотой заката. Ослепительно красное солнце садилось за верхушки елей в дальнем лесу и освещало последними лучами водную гладь, отчего та казалась насыщенно-розового цвета.
Не было ни ветерка. Нюдь прислушался к тишине и вдруг услышал песню, доносящуюся издалека:
Встань у реки,
Смотри, как течет река.
Ее не поймать ни в сеть, ни рукой.
Она безымянна,
Ведь имя есть лишь у ее берегов.
Забудь свое имя и стань рекой.
“Что за удивительная песня?” – подумал Лысый Нюдь.- “Откуда она?” Он оглянулся кругом, но никого не увидел. Музыка доносилась из-за излучины реки. Нюдь встал и пошел на звук.
В это время песня закончилась и началась другая:
Танцуем на склоне холма,
И ветер поет как свирель.
Тебя называют Зима,
Меня называют Апрель.
Наконец, за поворотом реки Лысый Нюдь увидел песчаную отмель, а на ней – двух девочек, лежащих на песке и смотрящих в быстро темнеющее небо. Рядом с ними валялись гитара и магнитофон, из которого и звучала эта необыкновенная музыка.
Лысый Нюдь подошел к ним и, тихонько усевшись неподалеку, слушал одну за другой песни, рассматривая незнакомцев. У одной из них были короткие светлые волосы, а у другой – до пояса и темные как ночь. Обе были одеты в потертые джинсы, кеды и майки. После того, как кассета кончилась, Нюдь разговорился с ними и узнал, что одну из них зовут Франсуа, а другую – Фемочка, и что они только что вернулись из Амстердама, где присутствовали на празднике со знаменитыми радужными эффектами, что в Городе у них есть родные, но идти к ним не хочется, а хочется пожить немного здесь, на берегу этой тихой речки.
Лысый Нюдь пригласил их жить к себе, и они поселились в двух смежных комнатках в мезонине. Франсуа в свободное время писала стихи и сочиняла к ним музыку, а Фемочка изучала древнекитайский язык.
Таким образом, все комнаты дома № 1 на улице Лесного-Бийского оказались занятыми. С мезонина почти все время звучала музыка, и скоро обитатели дома полюбили эти песни и вполголоса подпевали их.

ГЛАВА 6. “КАЖДОМУ СВОЕ”
ПОСЛЕ КОТОРОЙ ЧИТАТЕЛЬ НАДОЛГО ЗАДУМЫВАЕТСЯ “О СВОЕМ”
И ДОКУРИВАЕТ, НАКОНЕЦ, СИГАРЕТУ, НАЧАТУЮ ПЕРЕД ГЛАВОЙ 2.

Прошел год-другой…
В тот вечер вся компания сидела в саду и пила пиво, провожая Мумбо в поход по Европе, куда она уходила на два месяца “с миссией мира и добра”. Был прекрасный весенний вечер. Цвели яблони и груши, распространяя вокруг тонкий аромат. Небо, словно бокал, наполненный голубизной, опьяняло и радовало так, как умеет это делать только весеннее небо.
-    Представляете, - сказала Мумбо, - в Австралии плотность населения один человек на квадратный километр. Сидишь себе на своем километре и попиваешь пивко из баночки. Красота… Тишина… Хотела бы я жить в Австралии, - она мечтательно вздохнула. – А ты, Клавдия, хотела бы?
-    Нет. Я хочу жить со своей любимой в нашем старом доме. И хочу, чтобы у нас была черноглазая вредная девчонка и мальчик с голубыми глазами. И корова…
-    А корова с какими глазами? – ворчливо поинтересовался Лысый Нюдь. – Я вот, например, больше всего на свете хочу быть молодым и здоровым и совершать светлые подвиги на земле моих предков – гномов. Да, подвиги! – Он яростно зыркнул на всех глазами, видя, что народ собирается смеяться. – Я вам пироги яблочные пеку, а голове у меня только одно: хочу к своим. Хочу, как в старых преданиях, что я вам рассказывал, жить в борьбе и лишениях, петь наши старинные песни, побежать драконов и гнусных гоблинов. Но это уже, видно, не для меня. Моя участь – лишь читать старые книги, да феньки вам плести.
-    Ну что ты, Нюдь! – ответила ему Франсуа. – Ты у нас молодец. Фенечки твои самые клевые. И потом, ведь старые книги тоже нужно кому-то читать. В них есть скрытые Знаки. Правда, милая?
-    Конечно. – Фемочка помолчала и добавила: - Если бы я научилась хорошо читать на древнекитайском, я тоже могла бы прочесть кучу прекрасных книг. Но у меня пока не очень-то получается…
-     А мне ничего не нужно, - сказала Франсуа. – Вообще, что может быть лучше, чем сидеть вот так, с друзьями в саду, пить пиво и ни о чем не волноваться?! Бросьте-ка грустить. Давайте лучше споем нашу песню про “единственного друга” и станцуем джаз.

ГЛАВА 7. В КОТОРОЙ ЧИТАТЕЛЮ ПРИХОДИТ НА УМ ПОГОВОРКА:
“СКОЛЬКО ВОЛКА НЕ КОРМИ, А ОН ВСЕ В ЛЕС СМОТРИТ”,ХОТЯ, МОЖЕТ БЫТЬ, И НЕКСТАТИ.

Два месяца прошло незаметно. В доме № 1 скучать было некогда. Днем у каждого было полно дел, а вечерами все собирались в саду или, если шел дождь, на веранде. Пели песни, слушали музыку и рассказы Лысого Нюдя. Накануне приезда Мумбо из похода все почувствовали, что ужасно по ней соскучились. И, когда она перешагнула порог дома, кинулись к ней, радостно крича хором что-то невразумительное. Даже Лысый Нюдь, вскочив со своего любимого кресла у камина и быстро перебирая маленькими ножками, улыбался, подбегая к Мумбо.
-    Никогда не думал, что буду так скучать по тебе, - признался он. – Казалось бы, такая спокойная жизнь. Живи да радуйся. Но чего-то все время не хватало.
-    А я вам подарочки привезла! Вон сколько! Во-первых, для всех – лучшее баварское пиво и “Данхил”. Тебе, Нюдь, новую трубку и самый лучший табак. Клавдии – серебряные сережки. Франсуа – немецкую блок-флейту. Фемочке – словарь древнекитайского языка… А это что?
На дне сумки лежал небольшой сверток. Мумбо осторожно развернула бумагу. В ней оказался черный платок с бахромой. В центре платка был вышит серебряными нитками иероглиф, а по краям шла какая-то китайская надпись.
-    А! Вспомнила! Это мне один чудак подарил. Я его чем-то насмешила, вот он и подарил. Тысячу лет, говорит, так не смеялся. А это, говорит, тебе и твоим четверым друзьям… И откуда он только узнал про вас? Странный такой… И одет был странно... В какой-то балахон и деревянные башмаки. И борода у него была белая и длинная-длинная. Какой красивый платок! Возьму его завтра с собой на телестудию. Меня пригласили сниматься в передаче “Поделись впечатлением”.
На следующий день Мумбо пришла с передачи несколько ошарашенная. Она села на стул у двери, обвела всех квадратными глазами и произнесла дрогнувшим голосом:
-     Народ, я в Австралию еду…
Нависла гнетущая тишина. Только Лысый Нюдь проворчал:
-     Ну вот… Опять новая затея!
-     Это не затея, Нюдь! Представляете, подходит ко мне после передачи один чувак и говорит, что Австралия просто задыхается без таких людей как я. Я удивилась и говорю, что я, собственно, ничего не умею, кроме как прикалываться. А он ответил, что мне ничего другого и не придется делать. Обещал поселить на личном километре с видом на океан. И билет дал на самолет. Вот он. На сегодня. Буду в Сиднее в 11 вечера по нашему времени. Ой! Мне уже пора выходить!
Когда до всех дошел, наконец, смысл сказанных слов, поднялась жуткая суматоха. Все бросились помогать Мумбо собираться в дальнюю дорогу. Сама она моталась от одного к другому, без конца повторяя:
-    Не могу поверить! Какая удача! Неужели это не сон?
На прощание Мумбо всплакнула на плече Клавдии и пообещала всем писать письма.
-    Дорогие мои! Я прощаюсь с вами и, может быть, навсегда. Не поминайте лихом. На тебе, Клавдия, на память мой платок. Он подойдет к твоим новым серебряным серьгам. Прощайте, друзья!

ГЛАВА 8. В КОТОРОЙ ЧИТАТЕЛЬ НАЧИНАЕТ СМУТНО О ЧЕМ-ТО ДОГАДЫВАТЬСЯ,
НО НЕ ЗНАЕТ ПОКА О ЧЕМ ИМЕННО.

Несколько дней спустя Клавдия варила в своей комнате очередное отворотное зелье. Она сидела над ним вот уже битый час, постоянно помешивая в колбе и подсыпая туда различные компоненты. Взор ее был затуманен, а мысли улетели далеко-далеко. Вдруг зелье закипело и начало переливаться через край. Клавдия поискала глазами чем бы побыстрее снять колбу с плиты. Под руку ей попался черный платок. Она схватила его.
-    Черт! Опять не получилось!
Клавдия, поставив колбу на стол, с ненавистью посмотрела на нее, сжимая в руках платок.
-    Проклятое зелье! Неужели оно никогда у меня не получится!? Неужели я никогда не увижу больше свою любимую!
Она горько разрыдалась, промокая слезы платком и повторяя как заклинание: “Дайк!” “Дайк!” “Дайк! Где же ты?”
В этот момент в дверь позвонили.
-    Какого дьявола там еще принесло?
Клавдия отшвырнула платок и пошла открывать.
А через несколько секунд старый дом до основания сотрясся от нечеловеческого вопля. Лысый Нюдь, Франсуа и Фемочка в страшном испуге выбежали в прихожую и увидели Клавдию, рыдающую в объятиях прекрасной девушки, одетой в парчовый халат. От девушки пахло хорошим вином и французскими духами.
Клавдия обернулась к своим друзьям и сказала:
-    Познакомьтесь, это ОНА!
-    Привет компании! – крикнула Дайк. – Но, дорогая, что ты делаешь здесь? Почему ты не дома? Знаешь, мне приснился странный сон. Пока я шла от калитки до двери, помнила его, а сейчас забыла… Но пойдем домой, нам уже пора. Дети тебя заждались! И наша буренка еще не подоена.
Клавдия посмотрела на всех сияющими заплаканными глазами:
-    Да, действительно, нам пора!
Когда они ушли, Лысый Нюдь проворчал:
-    Странные вещи происходят в последнее время в этом доме. Все куда-то уезжают. А у меня вот опять радикулит разыгрался. Эта тоже… Свалилась как снег на голову и также внезапно исчезла… А в комнате, небось, кавардак оставила.
Все также ворча и кряхтя, он зашел в комнату Клавдии.
-    Так я и знал! Бросила все… ускакала… Как же, не до того ей! Склянки всякие… Банки… Фу, какая гадость…Платок на пол швырнула… Шерстяной, однако… Завяжу-ка я им себе поясницу, уж очень что-то разболелась. И пойду спать. Завтра все уберу.
На следующее утро Франсуа и Фемочку разбудила песня, когда-то ими уже слышанная. Внизу пели бодрым молодым голосом:
В поход, беспечный пешеход,
Уйду, забыв печаль, -
Спешит дорога от ворот
В заманчивую даль,
Свивая тысячу путей
В один, бурливый, как река.
Хотя, куда мне плыть по ней,
Не знаю я пока!
Спустившись вниз, они увидели Лысого Нюдя, одетого по-походному и деловито укладывающего в рюкзак вещи. Но странно…
Лысый Нюдь больше не был лысым. И морщин на его лице не было заметно. Он быстрыми, ловкими движениями, весело напевая, складывал в рюкзак шапку, шарф, варежки, фонарик, моток веревки и свою любимую складную удочку.
-    Друзья! – Сказал он звонким голосом. – Час пробил. Я ухожу. Я полон желания совершить что-нибудь светлое и прославить свое имя в веках!
-    Но что с тобой, Нюдь? – Спросила Франсуа. – Ты так помолодел.
-    Э-э-э! Главное – не распускаться и держать себя в руках. Я решил: хватит ныть и ворчать! Пора-таки жить в полный рост!

ГЛАВА 9. ПОСЛЕ КОТОРОЙ ЧИТАТЕЛЬ ВЫБЕГАЕТ НА УЛИЦУ,ХВАТАЕТ ТАКСИ
И МЧИТСЯ К АВТОРУ, ЧТОБЫ ПОЖАТЬ ЕГО ТЕПЛУЮ ДРУЖЕСКУЮ РУКУ.

После того как Нюдь ушел, Франсуа и Фемочка остались одни. Они поговорили о том, как странно, что все в такой короткий срок ушли из дома кто куда, и как скучно будет теперь без них.
-    Что ты будешь делать сейчас, Франсуа? – Спросила Фемочка.
-    Не знаю… схожу, наверное, в Интернет, посмотрю что там нового.
-    А я попробую все-таки перевести, что же здесь написано.
Она взяла платок с китайским иероглифом, висевший на спинке стула и пошла в свою комнату. Там, сев на пол и открыв словарь, подаренный Мумбо, взглянула на надпись и вдруг, совершенно неожиданно для себя, свободно прочитала по-китайски:
“Исполнение желаний.
Для пяти людей
Исполнит платок пять сокровенных желаний.
Но для этого, взявший в руки его
Не должен знать, что он волшебный.”
“Боже мой!” – Фемочка перечитала надпись заново. “Так вот оно что! Вот почему все так странно происходит в последнее время! Точно! У всех исполнились их самые сильные желания. У четверых… Мумбо живет теперь в Австралии, Клавдия – с Дайком и детьми, Нюдь отправился совершать подвиги, я научилась читать по-китайски. Осталась только Франсуа...”
Фемочка едва сдерживая волнение, спустилась в сад и подошла к Франсуа, сидевшей на траве под старой яблоней с ноутбуком в руках.
-    Посмотри, Франсик, какой красивый платок, - сказала она.
-    Да, конечно. Я его уже видела, - ответила Франсуа, взяв протянутый платок, - Ты перевела что здесь написано?
-    Частично… Послушай, Франсик, у тебя есть сокровенное желание?
-    Конечно есть!
-    Какое?
-    Я ОЧЕНЬ ХОЧУ, ЧТОБЫ МОИ ДРУЗЬЯ ВСЕГДА БЫЛИ РЯДОМ!