Больше, чем просто дружба. Ноябрь

Она

Питер-Москва, Москва – Питер. Этот маршрут ты проделывала столько раз, что тебя кажется знают в лицо все проводники «Северного Сияния». Но в это раз все не так. Ты привычно сходишь на перрон Ленинградского вокзала, краем сознания предвкушая знакомое чувство дежа-вю, словно не приехала в другой город, а передумала и зашла обратно в Московский вокзал Питера. Вот только непривычно не видеть в жидкой толпе встречающих его радостных глаз. Непривычно сказать «да, а Динамо, пожалуйста» первому попавшемуся таксисту, вместо того, чтобы сесть в уютное тепло его машины. Непривычно тащить самой сумку и молчать.
Ноябрь. Ты больше всего любишь ноябрь в Москве. Еще с тех стародавних времен, когда вы с мамой приезжали сюда во время школьных каникул, потому что она «ну, просто терпеть не может Пулково, и вообще надо проветриться». С того времени ты не пропускала ни один год: приехать, погулять под моросящим дождем, подышать именно московским осенним воздухом и посмотреть на вечерний город, прикрытый пеленой измороси. В последние 5 лет в каждом ноябре с тобой был он. И в январе, если ты приезжала к нему на день рожденья, и в августе, когда на работе собиралась конференция, и в том злосчастном июле, когда ты привычным маршрутом – через Домодедово – возвращалась с отпуска. Он тогда в первый раз говорил о любви, а ты не нашла что ответить. Перед самым отъездом ты неуклюже клюнула его в щеку, а он махнул рукой и пошел прочь, не дожидаясь, пока поезд тронется, как делал всегда. И только не увидев его привычную ладонь, прижатую с другой стороны стекла, ты начала понимать.
Что-то важное вдруг исчезло из твоей жизни, какой-то стержень. Пусть не всегда видимый, но очевидно существующий. А теперь вынутый и ставший вдруг таким нужным.
И вот ноябрь, Москва и ты. Без него.
Через полтора часа пробочной маеты ты с облегчением вылезаешь из душной, пропахшей бензином Волги и радостно идешь к офису. Радостно-суетливые командировочные будни, такие дни никогда не были заняты им. До шести бешеный круговорот дел, а после – милое буйство с коллегами, заканчивающееся частенько далеко за полночь.
Пятница. Через 3 часа – вокзал, в Питере - дом, кот и ноутбук. Но почему-то ты сдаешь билет и оплачиваешь еще двое суток в гостинице. Со странным чувством заказываешь в номер креветки и бестолково ищешь в телевизоре мультики. Суррогат. Еда приготовлена кое-как, вместо диснеевских полнометражек без перевода на экране – Симпсоны, а рядом нет такого привычного тепла. Почему-то хочется выть.
Суббота. Едешь на Киевскую, но Европейский, доставлявший тебе обычно столько удовольствия, кажется еще более бестолковым и суетливым, чем все питерские торговые центры. После всего трех магазинов неожиданно покупаешь билет в кино. Почему-то кругом одни парочки, они шушукаются, обнимаются и в шутку дерутся за поп-корн. Как вы когда-то. Выходишь из зала с опухшим от слез лицом. Нет, с фильмом все в порядке, только модная комедия почему-то не показалась тебе смешной. И совсем пусто от мысли, что никто не возьмет тебя за руку, и не скажет: «Ну как?», не станет выслушивать твои восторги, или критику, или все вместе.
Садишься в такси. Площадь трех вокзалов, вечная пробка. Не выдерживаешь – знакомый номер и всего несколько слов: «В Москве странно без тебя».

Он

Бумаги, бумаги, кажется от них никуда не деться. Субботний вечер как-то до боли напоминает вечер обычного рабочего дня. Под очередной грудой макулатуры затрясся припадочной дрожью телефон, возвещая о новом сообщении. Ты с хрустом тянешься, разминая затекшую спину и начинаешь изыскательские работы. Увидев отправителя – вздрагиваешь и , почти разламывая тонкий пластик корпуса, сжимаешь в руке телефон. . А прочитав сообщение, ты начинаешь размышлять, нервно щелкая ручкой. Четыре месяца, четыре бесконечных месяца. Ты сумел, ни письмом, ни звонком, ни самой короткой смской не выдал своей боли. Вгрызался в работу, как сумасшедший. Брал самые провальные проекты, ездил на машине, как самый распоследний псих, игнорируя правила и неслышные за стеклом возмущенные возгласы. А потом купил себе мотоцикл, только на нем, казалось, ты можешь спастись от нее. И от боли.
Почему-то ничего не помогало. Ты сделал перестановку в квартире, выкинул старый диван и шкаф, навел идеальную чистоту – впустую. Становилось почти невыносимо жить возле площади трех вокзалов – все слишком болезненно напоминало о ней, и ты стал заезжать домой с Проспекта Мира. Но вот только работу рядом с Киевской ты не мог поменять, и каждый раз проезжая мимо сияющего огнями торгового центра, ты отчетливо ощущал тяжесть слева, там, где все еще билось растерзанное на кусочки сердце.
Сколько раз ты думал – а нужна ли она тебе? Знакомился с девушками, ходил на более или менее бессмысленные свидания, вот только не сходились детальки механизма. Ни одна душа так идеально не подходила к твоей. Со всеми чертовыми капризами, язвительными комментариями, детской любовью к мультикам и тонким чувством английского слова.
Ты отбрасываешь ручку и торопливо нажимаешь на кнопки телефона.

Она

Ты сидишь в такси, неестественно выпрямив спину и до хруста в пальцах сжимая в руке телефон. Секунды убегают вместе со стуком сердца, проходит минута, потом еще одна, еще и еще – бесконечно долгое время. А ты никак не можешь понять – почему не движется картинка за окном – то ли потому, что вы все еще стоите в пробке, то ли потому, что твои глаза наконец-то застилают слезы. Телефон оживает в руке, завибрировав двумя короткими сигналами, а потом еще раз и из плохоньких динамиков ты слышишь мелодию, кажется уже и забытую за эти месяцы. «Мы не ангелы, парень, нет, мы не ангелы». Господи!
- Привет
- Привет. Где ты?
- Я рядом, еду на такси.
- Через сколько ты будешь?
- 15 минут
Судорожный щелчок захлопнувшейся крышки телефона словно вывел тебя из оцепенения. Слезы, слезы, слезы, беспрерывным потоком, потому что надо прореветься и не устраивать при нем истерику.
У подъезда – он, в тонком джемпере, зябко ежащийся на ветру, в руке – сигарета?

Я

С козырька крыши вижу, как она бестолково сует какие-то купюры таксисту и практически вываливается из машины. Разделяющее их пара метров. Стук сердца: раз – два. Сигарета – маленькой кометой в лужу. Щелчок! Вставшие на место шестеренки, идеально подходящие друг другу, слишком близко прижимающиеся тела и еле слышный шепот:
- Я тебя больше никуда не отпущу.
Взмахиваю пушистыми крыльями и знаю, что не оглянусь.
Теперь правильно.