ДТП

    Пружина лопнула в кровати,
Тогда я, вроде как… родился, кстати.

Жизнь вот, друзья, только проходит, а так ничего у меня не случилось… ничего не произошло, кроме одного.
Звоночек мне был издалека. Нет-нет — не с Небес. С Вологды. От Варюхи. От кого-кого, а уж... от этой мармозетки, ну, никак не ожидал слов благодарности и приглашения приехать по грибочки в край северный, как самому дорогому и желанному гостю. А гостю ли… Сомнения что-то меня гложут и по сей день.
Как же в моей биографии много тёмных пятен. И надо же было такому со мной единожды случиться…

Бывает же так, скажу по секрету, что с утра хочется быть для всех добрым, хорошим, однако: походишь, разомнёшься, расслабишься, подумаешь… И отпускает.
Так было и в тот весенний день лихолетья, когда на глазах наших рушился фундамент коммунизма — светлого будущего всего человечества. Была весна во всех отношениях. Нежели бы…
Если бы… я в тот день не заруливал на своей машинке до своего дома, классно отдохнув в гостях у знакомых на бывшей заимке помещика Жулидова. Проехав поворот на лагерь, названного в честь маленького пионерского негодника Павлуши, сдавшего не за понюшку табаку ленинским голодранцам своего предприимчивого папаню Морозова, уже подъезжал к повороту на знаменитый в округе, после бомбёжки, птичник. (Земляки то знают.)

Тут-то… и почувствовав слева машины страшной силы удар, что я вздрогнул, не на шутку испугавшись и увидел, вдруг, прыгающее по встречной полосе трассы колесо, вроде как, радостно меня обгоняющее. Чёрт те что… скажу я вам.
А колесо катилось, да подпрыгивало; прыгало, прыгало… и двигавшейся навстречу мне иномарке «Hyundai»… накось — в морду. В облицовку.
И как ни старался водитель встречного автомобиля тормозить, как не хотел он от постороннего на дороге предмета увернуться — в мордень…
Так, верно, и было, но всё это произошло молниеносно, что я ничего толком не разобрал, сносно всё и понял. Что тут, братцы, вам объяснять, коль считал я всегда себя наездником, а не профи. Да не шибко, помнится, и ехал то… Поворот ведь впереди. Не более ста км, верно. А может и больше… пусть, больше, но это же, признайтесь, не скорость.
И откуда та машина вынырнула, откель выпорхнула, я лично ничего тогда не понял. Ведь, вроде как... и далеко она от меня была. Видимо, отвлёкся, спевая что-то из репертуара Ваенги: «Она не женщина, она — зараза… И мне теперь — чужого не надо!»…
Допелся… ети его мать.
И вся жизнь пред очами — в доли секунды. Тысяча вопросов: как, откуда, почто… Поволока в очах моих… Поволокло… и машину, помнится, тогда резко вправо, что и тормоза совсем не пригодились. Так, у края трассы, у самого обрыва сама и стала, аки вкопанная.
Глушу движок… Стоп-кран.
Выхожу из салона и что же я вижу. Да чуть, граждане, от чувств-с… не рухнул, завидев след диска от левого заднего колеса в асфальте такой глубины, будто Буратино пахал, и, не только носом. Вроде как, я его тащил на тросу за собой с тысячу вёрст… пятками вперёд. Так пропахал — по обе… скажу, ягодицы. Глубиной. (Сам мерил.)
Стою, чёрт бери, в одиночестве, рассматривая сорванные гайки вместе со шпильками с диска колеса, будто что-то понимаю, в то же время, любуясь и восторгаясь весенней, красочной вокруг панорамой.

А периферическим зрением всё же смотрю, что из недалече остановившейся сзади меня машинки уже бегут ко мне водила и, будто соскучившаяся по мне, вкупе с ним... дикая камарилья. И ведь совсем не с радостными возгласами ко мне они летели, а со своими, видимо, житейскими какими-то проблемами.
—И куда они всё едут!—удивлялся я очевидному.—И почто, скажи, дома то им на печи не сидится!—рассуждал я сам с собой, вспоминая свою бабу Нюру, которая так же проявляла своё неудовольствие в трамвае, когда её со всех сторон обнимали, да обжимали, что со стороны походило на совращение старушки сторонними типами.

Видя же... ястребами летящую ко мне, и крепким словцом орущую ораву, застыл я в недоумении, аки водолаз в костюме ИДА-59 со свинцовыми, в штиблетах, стельками. Я не мог сдвинуться с места. В то же время… было дико смешно, будто Ангелочки у меня корявые пятки щекотали. Казалось, что надо мной смеялись в лесопосадке и сороки, замертво падая с дерев. Никогда у дружков моих не было такого, чтобы их машины сами на ходу разувались. Или всё мне это снилось…

Ага. До поры, до времени.
Когда безумцы подбегали ко мне, было уже не до рассусоливания.
—Ах, собачья печень! Как бы чего не вышло! – мычал я, ибо глаз мой острый не зафиксировал средь бегущих ни единой знакомой на периферии рожи. Вот она, весна, и видимо, сразу — в багровых будет для меня тонах!
—Уж, не Ladies Day ли празднуют мужички, сопровождая на природу бегущую с ними пышнотелую мамзель с крючковатым носом и таким, знаете ль, типично–брезгливым к окружающей действительности выражением лица. –рассуждал я, не замечая и капли доброты ни в одном их глазу. – Да, уж… Эти мужланы с девицей не только горы свернут… но и дров наломают! Готовься, – думаю, – братец, выслушать свой прижизненный от этой банды некролог!
А мамзель… Ах, мамзелька… Вместе с ребятушками ко мне подбегает и та фифа, вроде как... цыганских кровей. Это была, конечно, не Дева Мария. Полтора метра росточка, а вредности в ней, скажи, аки у мухомора в юбке. И стало мне тогда понятно, что для оной компашки я являюсь лишь инородным телом.
И весь пафос слетел с меня, и даже… не как осенняя листва, а как камнепад сошёл лавиной горной. И пейзаж тускнел... и день серел с каждой секундой, с каждым последующим прыжком мне навстречу этих братьев–христиан, чёрт бы их побрал… за то, что они думали обо мне всё, что угодно, но только не то, что я порядочен и благоразумен во всех отношениях.

Пистоля или поражающего ворогов комплекта, типа «Стингер»… у меня, естественно, с собой не было, а затевать драку, надеясь на два кулака и пару ног, обутых в штиблеты с дырочками — было бы глупо, так как не строевой уже жеребец, отбиваться копытом от этого агрессивно–настроенного пасмурного коллектива из пяти мрачных и воинствующих рыл.
Да и знал я прекрасно пословицу наших пращуров: «Против лома — нет приёма!»… Не было, на грех, и другого в багажнике моей машины лома.
Пожалел я о том, что не ночью возвращался. Где меня могли б… искать в ночи. Снял бы бегунки, ноги в руки… и ищи–свищи в степи. А как днём… За ладонями то и не спрятаться, как ни закрывай ты ими свои бесстыжие глазницы, яко иногда, набедокурив, делал мой мелкий в люльке.

— Едрить–колотить! – произнёс я, почувствовав себя одиноким, потерянным и никому на белом свете, вдруг, не нужным… И это истинная правда, как и то, что в балете не может быть толстушек–балерин.
Хреновые были у меня, граждане, на тот момент дела и я туточки ни сколь не приукрашиваю… ибо бежали ко мне с подсобными для слесаря–сантехника и мусорщика инструментами, как то: монтировки, лопата, разводной ключ и даже буксировочный трос, восклицая: «Ты почто же, это, стервец, машинку нашу убил! Почто ты, подлец, на путешествующий мирно по стране люд самым негодным способом покушаешься!»…
Явились пред моим телом эти новые лица, аки папуасы с бомбой и давай бесноваться, открывая рот, да суша на свежем воздухе свои клыки с бивнями. Или мне то уже казалась. Однако, каждый из оных обозлённых ребятишек примеривал уже кулак к моей, не всем довольной вывеске. А тут разом, скажи, схватили за оголённые мои рученьки и ватные ноженьки — на разрыв пахового кольца, и доставили тело к их разбитой «Hyundai»…

Верите ль, духовные мои братья и сестры, но такая машинка мне навстречу, вроде как, совсем и не попадалась. Это была, практически, груда цветного лома. Я не физик, но до сего дня не могу понять той траектории полёта колеса, кое, вопреки всем существующим в природе законам и правилам, прикоснулось кузова машины даже там, где оно совсем не должно было касаться. Гулять.

Абсурд, но будто сам Дьявол направил слетевшее колесо на чуждый для меня объект. Мало того, что «фасад»… авто был разбит впрах, вдребезги, так то колесо, не подчиняясь никаким законам логики, прошлось ещё и по переднему капоту, крыше, грубо наследив там, а в завершение так ударило по крышке багажника, что смяло её, практически — в гармошку. Вывернув, к чёртовой бабушке, всё нутро наизнанку.
—Всё, – думаю, – на раз–два порвут… или закидают меня там же тапками, али утону я в луже их плевков и своей кровушке, но это, наверное, точно моя вина.
Колеса то нигде нет.
Я уже унял икоту, которая нашла на меня, когда явились эти люди, яко Бесы перед заутреней.
Увидев физическую картину разрушенного кузова, я соловьём стал заливаться в своё оправдание, что дескать, усталость металла, никудышная-де... работа ОТК завода–изготовителя; брак гаек и шпилек, мол, по вине какого-то лоботряса–бездельника Парамоши, но никак не по моей.
— Звиняйте! – говорю, – граждане–мужички, и милая миледи! Какого лешего!… Не могло простое колесо с такой мягкой резиной, на коей я катаю девчушек, так набезобразничать, не могло оно так изуродовать ваше иностранное средство передвижения! Вы только посмотрите на следы и вам всё без меня станет ясно, и понятно… Здесь же кировский плуг, вкупе... с ковшом экскаватора, прошлись по вашей кузовщине, по сей жестянке, не иначе.Здесь, братцы, – сказываю, –
 специальные познания эксперта–автомеханика требуются.
— К большому сожалению, не вижу я своей вины в том... и ничем не могу вам, господа, помочь! – сказал я и хотел уже было отставить путешественников с их проблемами... наедине. Но зря я так сказал, ибо стали опосля меня держать, аки ворога «Айдара»… и ни на сантиметр... не отпуская от себя.
И давай тогда допрос чинить…

— Плати, – молвит, – сучий ты сын, за причинённые неудобства и наши страдания! – перешла на крик крашеная та особа, которая строчила на языке азиатов–инаковерцев и со скоростью автомата Калашникова, что я мало что и понимал то.
Мадам поначалу была свежа и прекрасна, но наезжала так, что я желал ей лишь одного, чтоб её мама опять назад родила. Только головёнка их и варила, как на мне денежкой разжиться. Нет, бы сесть рядком, да поговорить ладком… а она орала так, будто с самим Кентавром вступала в первую стадию беременности.

— Безгрешных у нас не бывает! – высказалась в заключении эта обширная дамка, платье на которой шуршало, аки кузнечные меха, что и без того создавало траурную в душе музыку. Атмосферу. Дула, дула… стерва, на меня паром, пока я не сомлел. Я полагал, что был обречён. Оказывается, все они были озарены одним лишь знамением — срубить на мне бабло.
Прямо, скажи, как свихнулись на этой почве…
— Я оправдываться… что, мол, с природы катил, с шашлыков, а потому и денежку при себе не имею, да и, вообще, жемчугов-де... в портках не храню, а только и говею пустыми щами и то лишь — по выходным, да праздникам церковным.
— Ах, подлая твоя душа! – крикнул тогда и водила, совершая неспешный возле аварийной машины променад, сбивая меня с ног волной перегара... одеколона «Юность Максима». Как, – говорит, – сучий ты потрох, не виноват! Мы тыщу вёрст отмахали с Тобола и ни царапины! А тут, из-за одного какого-то кекса полная непригодность моей новой машины для движения на север.
А тут, скажи, как назло — ни души…
Ах, да… воскресный был денёк.
Когда же монтировкой стали молодцы поигрывать у моей носопырки пуще прежнего, испуг был таков, братцы, что сердце — чуть не рухнуло в мои сезонные штиблеты.
— Дык… и я мышкой компьютера тысячи км накручиваю за ночь колёсиком… и что с того! Чему дивиться! Эти же повреждения не могли быть причинены колесом и требуют глубоких познаний специалиста–физика, коим является эксперт, а не мы с вами — с улицы. Сами же... будто с Небес на мою голову свалились! – оправдывался я, боясь случайно обозвать кого-либо из них — татуированных козлом.
Видя нездоровую и напряжённую подле себя обстановку, как они коршуном фланировали, злобно выражаясь в мой адрес, и чересчур громко смеялись... матом, то стал я вызывать на помощь жандармов.
Главное было в моём тогдашнем положении — не дать до приезда наших полисменов обвести свою трепетную фигуру, по периметру… белым мелом.
Оказывается, что есть такой народец, от которого просто устаёшь. Эти же потерпевшие просто заполонили собой вокруг меня пространство. И от них хотелось бежать. И желательно никогда больше не видеть, не слышать, не общаться.
Ну, а недруги мои — на стакан, значит.
И по округе раздавались дикие возгласы, женский вопль в одной и той же октаве… и по всей степи это запомнившееся мне на всю жизнь эхо: «Буль… буль… буль!»…
У меня даже очи вышли тогда из орбит, как у филина, натянутого на глобус… А крупная фигура их спутницы Варвары никак не ассоциировалось моим мозгом с женским телом и я старался от страстной той дамочки в полном соку… и в своей весовой категории держаться поодаль, ибо с такого объёма и лифчик с панталонами снять — обладательнице того не заметить, а как поклёп на меня, донос или думка по пьяной лавочке и слушай тогда гимн: «Боже, землица ему пухом!»…

Русские женщины — поклонницы здорового питания, они такие… Сначала шарахнут сверхтяжёлым предметом, как следует, по тыковке… а потом будут лечить, называя свои выходки — жертвенной любовью.
Да, за все удовольствия, оказывается, надо платить. Здоровьем, угрызениями совести… или треском в голове. А в этой залётной компании каждый старался выхватить из рук другого бутылку водки и с горловины несколько смягчить своё дорожное горе. Соску бы им сосать… да наперёд думать о том, что по факту ДТП полицейской дружиной в обязательном порядке будет составляться протокол.
А патруля, скажи, всё не было… и не было. Все глаза вдаль проглядел.

И приходилось мне держаться, как шкоднику, сотворившему ДТП и прятавшего тогда свои бесстыжие окуляры где-то у земли. В общем, достаточно было поводов, чтобы раскиснуть. Что я и делал... Мне, здоровому мужику, была нужна сила духа.
Вдруг, кто-то вспомнил о колесе. Ведь его никто из нас так и не видел. И давай по открытому полю в репейниках и верблюжьих колючках искать. Нет, и всё. Будто испарилось.
Пока искали колесо, тут-то, на мою удачу, и наряд явился… А у моих недругов, после употреблённой водочки, уже морды, как у древних шарпеев.
Это и натолкнуло меня на мысль, что я ещё немножко поживу.
Мне даже пришлось выручать водителя, дабы хоть с документами на вождение машины он остался. Нашли, наконец, и колесо в трёх км от места столкновения его с иномаркой, которую также поставили на ход движения, отжав ломиком вентилятор от радиатора… или радиатор от вентилятора. Не видел я того действа, но что-то подобное они спереди творили... вытворяли.
Поставив кое-как на место колесо, я собрался уезжать, говоря при этом, милой раскрасневшейся мадам, что я-де… заслуженный юрист Таджикской, Узбекской и ещё нескольких республик… и всегда смогу в суде им оказать любую правовую помощь.
— Я желаю вам счастливого дня и приятных мелочей, от которых так радуется сердце! – сказал я при прощании. – Звоните, мол. Буду рад помочь. Короче, целую в дёсны… стервецы расчётливые. Только нашу денежку им и подавай! –пробубнил я.

И вот такой, вдруг, издали звонок Варвары, которая сообщала, что по пьяной лавочке, да вкупе с давней на них обидой соседа, взорвал тот тип всю спальную часть их дома, свалив всё на свою неосторожность пользования бытовым газом… и никто из них в ту ночь, когда они должны были вернуться, не уцелел бы.
А вы говорите, что это случайность.
Я же смею утверждать, что это прямая закономерность, ибо всё в нашей жизни взаимосвязано… Не случись тогда этого дорожного с нами всеми происшествия — гореть бы моим знакомым заживо в огне. Ноне только и остаётся надеяться хоть на какую-то в жизни медальку, скажем — «За спасение россиян от взрыва!»…