Тебе на память обо мне. Глава 16. Угадай-ка

Глава 16 «Угадай-ка»

- Ну, за что ты с ним так? Тема тебя любит!
- Ага, так любит, что теперь я домой - ни ногой! - Маня с досады топнула. - Понаставил тут улья! А что, если меня пчела укусит? Спектакль на спектакле! Уж лучше б цербера завел, чтоб, вообще, не дотронуться до калитки.

- Ты преувеличиваешь…
- Так и знай, помрут его пчелы! И поделом!
- Почему помрут-то?
- Да потому что по весне покупать надо! - всплеснула руками подруга.
- И что за пчеловод-любитель тебя консультировал? Выкладывай.

- У меня роман! - выдохнула Маня. С Барином. Ну, с которым я, позабыв о времени, прогуляла всю ночь. Представляешь, знает про все на свете, с ним так интересно! Ты только задумайся, звезда столичной величины. И теперь у нас в театре! Говорит, в Москве все осточертело, хочет пожить в провинции.
- Стало быть, Артем приревновал не без оснований…

- Считаешь, допустимы какие-то основания, чтоб муж бил жену? - повысила голос подруга. - Меня ударил муж! Разве для развода этого мало?
- Развод! А как же Алиса?
- На будущий год ей как раз в школу. Захочу - с собой увезу! -  угрожающе крикнула Маня, словно говорила сейчас с мужем.
- Ну, зачем так наказывать Тему?

- А, догадалась! Мой Артемон попросил вразумить меня, да?
- Не говори так, Артем не собака…
- Не могу больше жить с этим сторожевым псом! Сколько можно меня караулить? - подруга раздражалась все больше. - С ним и поговорить даже не о чем! Только умеет в земле ковыряться. Образования - ноль!

- Да разве Артем виноват? Ты ведь отлично знаешь, кому после смерти отца, пришлось на себя взять семью! А сколько было положено сил, чтоб обеспечить сестре образование? Да Тема собою пожертвовал!
- Боже, как благородно! - фыркнула Маня, - Вижу, что вы давно уже спелись!
Как всегда подруга наговорила много лишнего, но Она даже не слушала. Было понятно, отчего происходят все эти колкости. Элементарная оборонительная реакция: подруге хотелось, чтоб от нее поскорее отстали, поскольку для себя уже все решила. Да и к тому же, Она всегда жалела Маняшу за чрезмерную импульсивность, с которой ежедневно приходится уживаться подруге.
 
- Ну, извини меня! - через минуту Маняша висела у нее на шее. - Я так устала! И очень хочу быть с Барином.
- И что, прямо-таки, Барин? - переспросила Она.
- Это прозвище, фамилия Баринов.
- Имя-то у твоего Барина есть?

- Алеша, - вздохнула подруга, и по этому вздоху было понятно, что Маня увлечена не на шутку. - Взрывной темперамент, чертики в темных глазах и смоляные волосы! Кстати, чем-то похож на Машкина.
- Вообще-то, Артем тоже темненький, - вырвалось у нее.
- Не начинай! - оборвала Маня. - Как-нибудь в театр тебя отвезу, чтобы вас познакомить.

- Это еще зачем?
- Меньшик играл с Машкиным и Мироненко… - подруга взяла мхатовскую паузу и многозначно глядела.
- И что с того?
- А то, что за чашечкой кофе расспросить будет можно...
- Мань, ты что - спятила? - перебила Она.

- Просто подумала, тебе интересно… Ты ведь у нас журналист! - стала выкручиваться Маня, и было видно, что подруга затевает очередную интригу. - Ну, не могу же сама я расспрашивать о другом мужчине!
- Так, выкладывай, что задумала!
- Как что? - Маняша недоуменно вспорхнула ресницами. - Развестись! А Тема - настоящий мужик, сильный, все выдержит.

- Нет, Маня, мужики сильные только шкафы двигать… - попробовала еще раз заговорить с подругой Она.
- Значит, на том и порешили! - пропуская мимо ушей, Маня перевела разговор. - А как пишется твой роман?
- Ох, пока как-то вяло и по глоточку, - на ум пришли слова зловредной старушки, и скрюченный облик всплыл перед нею.

- Тебе необходимо срочно вдохновиться! На следующей неделе прямой эфир с Мироненко.
- Юбилей что ли? - наобум сказала Она.
Маняша молчала.
- Интересно, и сколько же стукнуло?
Маня загадочно улыбалась.
- И что ты молчишь?

- А я-то причем? Ты ведь у нас писатель! Твой прототип, вот и поведай мне все истины о нем.
- Ой, да пожалуйста! - выпалила спонтанно Она, хотя и думать о нем не хотела. В последнее время Она ловила себя на мысли, что делает какие-то противоположные вещи.

- Отлично! Тогда поиграем в игру «Угадай-ка», - вскочив на ноги, Маняша прищелкнула пальцами, это было признаком, что затея захлестнула подругу полностью. - Смотри, я задаю вопрос, ты отвечаешь. Но первое, что взбредет в голову!

- Какая-то ерунда!
- Обещалась, так сочиняй! Итак, вопрос: его возраст?
- Ну, предположим, что… - встав с места, Она зашагала по комнате, - …что для своих лет Он весьма хорошо сохранился. Выглядит лет на тридцать, тогда как ему уже за…

- …восемьдесят? - предложила Маняша.
- За тридцать пять.
- Молодильные яблочки по ночам, значит, трескает?
- Нет, просто с детства отставал от сверстников. В физическом плане. Был маленьким, худеньким, слегка заторможенным... Эдакий домашний хлюпик.
- Так, фантазия уже забулькала! - отметила Маня. - Сейчас доведем до бурления. Следующий вопрос. Он гордо именуется жителем столицы?
- Возможно… - протянула Она. - Но по своей внутренней сути был и остается закоренелым провинциалом. К примеру, запросто может явиться на встречу в кедах и пиджаке.
 
- Рассеянный с улицы Басейной!
- Нет, просто неизлечимо слеп к мелочам.
- А что Он обычно носит?
- Да ничего! - махнула рукой Она. - Может, уже хватит?
- Значит, костюм Адама! - не обращая внимания, засмеялась подруга.
- В смысле, ничего особенного, - поправила Она. - Ну, джинсы там… рубашку с расстегнутым воротом…
- Мирон брутальны?

- Совершенно не брутальный.
- Гламурный?
- Абсолютно не гламурный.
- Ох, тоска зеленая! - Маня тяжко вздохнула, призадумалась, но быстро оживилась. - А вот и следующий вопрос! Да будет тебе известно, звезде по статусу положено таить в себе загадку. Скажем, носить шарфы или шляпы…

- Ага, не снимая не зимой и не летом! - перебила Она.
- Ну, что-то вроде. Попытайся придумать эксклюзивный, загадочный бренд.
- Пусть сам себе вяжет шарфики и носит круглогодично! - усмехнулась Она. - Ну?
- Баранки гну! Сосредоточься.

- Попробую… Готово! Он без ума от татуировок. Носит тату на груди слева и на ягодице справа. Ну, как?
- Никак.
- Тогда, вот это! Расхаживает в высоком цилиндре, опираясь на утонченную трость с набалдашником из слоновой кости.

- Ну, честное слово… - Маняша воздела руки к небу.
- Ладно, не ходит Он ни в каком цилиндре! А с тростью - лишь в случае, если вывернет себе колено. А что? Ведь это завсегда пожалуйста: упал,  очнулся - гипс!
- М-м-м-да… И все ты к нему так по-доброму! Еще варианты?

- Он сексуально небрит, - выдохнула Она. - Ковыряет в зубах зубочисткой, сплевывая смачно на пол. Бренд, так бренд! Ну?
- Не бренд, а бред! Что-то тяжеловато с тайной…
- Да нет у него никакой тайны! - вспылила Она. - Занятой шибко, чтоб тратить время всякую на чепуху!

- Скукота… - закатила глаза Маня. – И как-то не вяжется, что это - звездный столичный мен.
- Далась тебе столица с ее звездными менами! Вообще, столицы - это города одиночества и одиночек. Людей там много, но чужих! Так что при сказочном таланте Он несказанно одинок. Точнее, так: одинок по вине своего таланта.
- И? - Маняша дернула бровями.

- И предварительный диагноз - хронический трудоголизм! Именно по этой причине, помноженной на самое себя много раз, и разрослось его одиночество.
- Не забывай, по той же самой причине процветает талант! - заметила подруга.
- О, да! И потому у него столько наград и ролей, что и перечислять-то уморишься! - усмехнулась Она.

- И кто же из персонажей ему наиболее близок?
- Персонаж… Ну, конечно же, Гамлет! Так и представляю: держит в руке черепушку и, нервно кусая губы, где-то глубоко в себе решает «быть или не быть».
 - А вдруг судьба преподнесет сыграть эту роль?
- Начнет скакать от счастья! Ведь роли про ненормальных - его конек, - съязвила Она, думая о просмотренных фильмах, а еще о том, что дала себе слово ни о чем больше не думать.

- И за что ты его так жалуешь! Ладно, следующий вопрос: какие женщины ему нравятся?
- Такие, как Анна Каренина, - машинально ответила Она, наверное, потому что Анна нравилась ей самой.

- А как же блондинки? - хитро улыбнулась подруга.
- Как полагается, организованною толпой мчатся за ним!
- А Он?
- Он - от них! С женщинами смелый, разве что на съемочной площадке. Тогда как за пределами несобран, неуклюж, неловок. Зато в компании бабушек-актрис, в особенности вредных и со скрипучим голосом, - подняв кверху палец, уточнила Она, - чувствует себя в полнейшей безопасности!

- У тебя что-то совсем… - Маняша покрутила у виска, - воображение, так сказать, разыгралось...
- А что? Как хочу, так и сочиняю! - вспылила Она. - Сама себе писатель, вот!
- Значит, работа и бабушки… Круг интересов замкнулся! Но очутись Он вне привычного круга?

-  Ведет себя точно дитя! Теряется, становится стеснителен и замкнут. Ему некомфортно вовне, вот и воздвиг эту кирпичную стену. Но однажды… - Она прищурилась, будто пытаясь разглядеть что-то вдали, - искусственный мир станет тесен! Как старая куртка, которая поджимает со всех сторон. И Он вдруг поймет, что - вырос. Ну, или что растолстел! - закончив витиеватую мысль, Она плюхнулась в кресло и рассмеялась.

- Занятно! - причмокнула Маня. - Но только, упс, неувязочка вышла! Не кажется ли тебе, что застенчивость напополам с нерешительность, ну, просто не вяжутся вместе с актерством?
- По себе людей не судят! - возразила Она. – А может, как раз по причине стеснительности и решил стать актером. Чтобы узнать себя с другой стороны. Ведь в душе Он задира и хулиган, хочет кому-нибудь смазать по морде…
 
- Стоп! - перебила подруга. -  А эти святые глаза?
- Голубые с грустинкой, - поправила Она и воскликнула: - Ну, что за правдивый до неприличия взгляд! Экая душа-распашонка! Поэтому многие держат его за наивного простачка, а иные и вовсе водят за нос. Он плохо умеет врать, хотя понимает: быть абсолютно правдивым, как его мусульманин и князь - невозможно. И от такого противоречия часто краснеет. Ну, не одной же мне иметь эту досадную особенность! Скажи, Мань?

Подруга кивнула:
- Весь такой правильный, значит…
- Ну, да. В церковь ходит, благотворительностью занимается.
- Слишком уж приторно! Нужна ложка дегтя.
- Ну, пусть тогда… курит.
- Вот грех-то великий! - прыснула со смеху Маня. - Ты ведь курильщиков не переносишь…
 
- Вот-вот, пусть смолит просто, как паровоз! И в придачу ругается матом.
- Ай-ай-ай, куда только смотрит мама! - подыграла подруга.
- Точно! Пусть еще будет неисправимый маменькин сынок.
- И образ у тебя получается! Ну, исключительный…
- Идиот! - сказала Она.
- Хватит, - поморщилась Маня. - Давай, по существу. Говорят, что Мирон на чем-то играет...

- На нервах у режиссера! - не унималась Она. - Ему все мерещится, что проработал роль недостаточно хорошо. И от этого не может никак заснуть, и образы являются ему ночами, раздражая без того воспаленное воображение.
- Он у тебя расстройствами, что ли страдает?
- И пусть себе страдает! - буркнула Она, и, опасаясь, что эта странная история начнет затягивать снова, решила придумывать самые невероятные вещи.

- Нервный?
- Хуже. Взрывоопасный! Постоянно вынашивает в себе некий взрыв, так что, время от времени к нему прикатывает карета скорой помощи.
- Давай серьезно, соберись! Повторяю вопрос: на каких инструментах умеет играть?
- А Он играет на гармошке у прохожих на виду… - пропела Она. - А еще саксофонист, пианист…

- … гитарист, кларнетист и виолончелист! - осадила ее недовольная Маня. - Ты издеваешься специально, да?
- Ну, ладно, ладно… - покраснела Она и как можно жалостливее протянула: - Мне надоело, Ма-а-а-ня…

- Хорошо, тогда последний вопрос! - подруга на удивление быстро сдалась, и сразу почувствовался подвох. - Хотелось бы знать про эту твою, тьфу ты, его грустинку. А все-таки в жизни глаза веселятся или грустят?
- Конечно, грустят! - махнула рукою Она, как будто вопрос был решенным.
- И какова же причина?
- Откуда мне знать! - возмутилась Она.

- Не принимаю никаких возражений, - отрезала Маня.
- Грустинка… грустинка… - потерла виски Она. - В ней словно неотступное возвращение к некой мысли или мечте, там одиночество… и даже любовь…
- Отлично, давай про любовь! Знакома ли ему любовь?

- Ну, кому же, как не настоящему актеру, писателю, художнику и музыканту дано понять это чувство? Само искусство избрало их, чтоб выразить эту пытку, и вместе с тем жизнеутверждающую силу любви! Но жить этим чувством - дано, увы, не каждому… Тут ставить вопрос нужно иначе: а испытал ли Он всю полноту счастья в любви? Нет, нет и нет! Но если спросить его самого, осознает ли неизмеримую силу этого чувства, тогда Он ответит: да и аминь.
- Аминь, - повторила сбитая с толку Маняша.

- Мне ясно вдруг стало! Его мечта, ну, конечно, не быть одиноким! Вот только б решиться… Разжать только пальцы, чтобы мечта… - чуть слышно сказала Она и крепко стиснула руки.
- Некоторых вполне устраивает, что мечта просто есть и ее можно мечтать, - подруга смотрела на ее руки.

- И кто же эти некоторые? - спросила Она, наверняка зная, что речь теперь о ней.
- Пальцем показать что ли? - Маня подняла указательный палец и взмахнула в воздухе.
Ей сделалось плохо: внезапно представилось, что это - зловредная старушка трясет костлявой рукой. И весь недавний «киношный» диалог проплыл перед нею.

- Это уж слишком! - взбунтовалась Она. - Сперва поучает ехидная бабушка, потом Он, затем Машкин… А теперь ты туда же! Вы сговорились что ли?
- Пожалуйста, успокойся! Я это нарочно затеяла, - призналась Маняша и взяла ее за руки. - Чтоб как-то растормошить насчет твоего романа. Точнее, твоей мечты! Не пора ли разжать пальцы?

- Так, значит, мы закончили с «Угадай-кой»? - спросила, высвобождая руки, Она.
Захлопнув за Маней калитку, устало присела на лавочку. Злая! Какая же Она только что была злая, совсем нехорошая. Зачем говорила в такой вот насмешливо-едкой манере? Будто бы ей и впрямь до всего этого было дело!

В общем, после Маняшиной «Угадай-ки» чувствовала себя разбитой, как старое корыто и выжатой, как два лимона. Нет, Она, конечно, ценила благие намерения подруги вытащить, как говорится, из творческой спячки… Но весь тот редкостный бред, который столь вдохновенно несла - никак не давал покоя. И все из-за этого Мироненко!

Она взглянула в небо.
- Привет, Мишка! А ты что скажешь об этом непонятном человеке? С высот тебе все видно… Нет, не рассказывай, справлюсь сама. Теперь ведь я писатель! - Она наподобие Мани вознесла руки к небу и, усмехнувшись, пошла в дом.