Письмо от немецкой матери

Мейсен. Германия

Дорогая Эльза!
Знаю, ты неоднократно просила не называть тебя этим именем, предпочитая американский вариант Элис. Но не забывай, что ты немка по происхождению! Для меня ты всегда будешь Эльзой… Всегда, слышишь? Настоящая мать не может назвать свою дочь каким-то чужим именем. Это дико и несуразно! Пожалуйста, Эльза, наберись терпения и дочитай моё письмо до конца. Дочитай, несмотря на все разногласия, которые возникли между нами в последние годы! Всё-таки я остаюсь матерью и, мне кажется, могу рассчитывать на какое-то внимание с твоей стороны.

Сегодня я решила открыть тебе правду. Правду о твоём настоящем отце! Да, Эльза! Генрих Штульц – не твой отец. Конечно, он любил тебя, как родную дочь, и много времени уделил твоему воспитанию. Безусловно, ты должна всегда помнить и уважать покойного Генриха! Он был хорошим мужем и отцом, интеллигентным и образованным… Мне очень трудно вспоминать о твоем настоящем отце. Он был чужим для меня, и вместе с тем, таким родным и близким человеком… Нет, я должна написать всё сначала! Слушай, Эльза…

В апреле сорок пятого русские плотно подошли к Берлину. Враги стянули свои войска к берегам Шпрее и Хафеля и готовили переправу. Начались длительные сражения на подступах к Берлину, но мы проигрывали. Многие говорили, что войне конец. Многие… Мерзкие трусы и предатели! Доблестные воины гестапо нещадно карали всех, кто проявлял слабость. Нам не нужны слабые! Смерть им! Не так просто взять Берлин! Солдаты фюрера не позволят врагу гулять по этим улицам!

Наши вожди подняли войска и задействовали народное ополчение. Все подступы к городу надежно защищены зенитными установками и пулеметными расчетами. Мы не намерены так просто отдать русским колыбель нашей армии, нашей идеи! Помню, с какой гордостью я вступила в ряды Фольскштурм - народного ополчения Германии. Ты думаешь, немецкие барышни только и делали, что плясали в госпиталях, да развлекали раненых? Нет, дочь! В те дни мы были такими же солдатами и намеревались исполнить свой долг перед Рейхом…

Так нас воспитали, Эльза! И мы верили в идеи нацизма… Верили!
Конечно, по истечении стольких лет, начинаешь задумываться о нашей неправоте. Наверное, многие немцы после войны стали анализировать свои поступки, идеи, мысли… Слишком мы были самоуверенны… И понесли за это достойную кару.

Это случилось возле набережной Хафеля, где стояла наша зенитная батарея. Народное ополчение занималось расчисткой и патрулированием города. В моей бригаде всего трое юнцов, вооруженных карабинами. Я немногим старше этих гитлерюгендов, но назначена командиром. Задача группы – осуществлять разведку вокруг батареи, и вовремя предупредить зенитчиков о наступающих частях русской армии. Авианалеты русских не прекращались ни днем, ни ночью! Ты не можешь себе представить этот ежедневный, изнуряющий труд под перекрестным огнем… Постоянное ожидание, что появятся русские. А нас слишком мало! Мы молоды, неопытны... Большинство из нас впервые держит в руках оружие, не говоря уж о том, чтобы стрелять из него… В другое время эта кучка, эти дрожащие от страха дети давно бы разбежались, как крысы, по своим норам. Но, поверь, это были достойные немцы… Мы спали по три-четыре часа, порой прямо на улице, возле разрушенных зданий. Мы ждали врага, и даже мечтали о встрече с ним. Мечтали! Хотелось доказать себе и нашим отцам, что мы преданы общему делу, во имя Великой победы!

До войны это был чистый, ухоженный район. Здесь проживали богатые люди, многие из них являлись выходцами из дворян. Старая аристократичная Германия… Моя бабушка жила здесь, мой отец… И я всё свое детство провела в этом районе, поэтому неудивительно, что меня назначили командиром группы. Я очень хорошо знаю эти улицы… Я всю жизнь буду помнить ту разрушенную церковь, в которой я повстречала твоего отца.

В тот день русские возобновили обстрел нашей территории… Я плохо помню. Был взрыв! Я потеряла своих мальчишек… Их разорвало в клочья… На куски, понимаешь! Живые недавно, улыбающиеся дети… Кровь! Я никогда не видела смерть так близко… Для чего всё это? Почему нам захотелось быть первыми? Кто совершил такую дикую, непостижимую мерзость, позволив двум братским народам воевать. Что мы делим в этом мире? Мир огромен! Мир был бы так прекрасен без войны, без злобы и зависти…

Оглушенная, я бродила по улицам, ничего не понимая, не узнавая родных мест. Боже, дай мне сил! Бог... Как давно я не была в церкви. Это из-за меня погибли мальчишки… Я должна была заботиться о них… Быть может, он простит меня?
Церковь! Тут была церковь… Возможно, Он услышал меня тогда. Я вышла к церкви. Мне еще хватило сил отворить тяжелую дверь. Полумрак… Я упала и потеряла сознание.

Пить! Очень хотелось пить… Я лежу на руках моего отца, он гладит мои волосы, что-то шепчет доброе. Он подносит к моему рту флягу… Вода! Сладкая, живительная вода. Я готова пить её бесконечно! Отец гладит меня по волосам, как в детстве. Его нежный, тихий голос. Что-то настораживает меня, но я гоню от себя все мысли.
Как хорошо лежать на руках отца и слушать его, слушать!

Не может быть! Отец умер в сорок втором! И этот голос… И тут я поняла, что меня тревожило. Чужой язык! Эта странная речь! Это не немецкий язык! Это… это русский язык! Господи, я попала к русским! Я вырвалась из этих рук и отскочила в сторону, панически забившись в угол… Русские! Враги! Как я могла принять этого чужого за моего отца! Русский солдат что-то говорил мне, я не слышала. Страшно! Сейчас меня убьют. Убьют! А мне всего лишь семнадцать… Я даже не была с мужчиной! Позорная, кабацкая девка, думала я про себя. Идет война, а ты мечтаешь об удовольствиях. Дрянь! Какая я дрянь… Вот и поплатись за свои мысли… Я закрыла глаза и ждала смерти. Он должен меня убить, мы враги… А зачем тогда он дал мне воды, держал меня на руках? Помучить перед смертью? Нет, не может быть!

Постепенно страх отступил, и я начала разглядывать моего спасителя. Высокий, сильный… Голубоглазый блондин. Чисто выбрит, подтянут… Настоящий немецкий офицер! Точнее, унтер-офицер. Он был одет в форму унтерштарфюрера СС.
Около тридцати лет. Мужчина! Голос тихий, но властный… Неудивительно, что я вспомнила об отце, когда лежала на этих руках…

Скорее всего, это был разведчик, который собирал сведения для предстоящей атаки русских. Не знаю, почему он оказался в церкви. Не молился же он там? А вдруг? Они же православные! И тут я вспомнила, что говорил нам учитель в школе. Русские тоже христиане! У нас даже праздники общие с ними, только отмечаем по разным календарям. Недавно у нас была пасха, а вскоре православные будут отмечать свою. А может, этот русский, действительно пришел в нашу церковь молиться? Я бы зашла в православный храм, будь я на чужбине, вдали от родной церкви. Зашла бы! Когда душа ищет Бога, пойдешь в любую церковь… Это же не мечеть какая! Христианский дом!

Никогда не видела русских так близко! Оказывается, мы так похожи с ними! Теперь я точно уверена, что немцы – братья русским. Мы были одним народом, который судьба расколола и столкнула лбами… После войны я много читала про славян и германцев. Арийская кровь! Она у нас общая… А мы, немцы, буквально, купались в этой самой крови, давя и уничтожая человечество, особенно славянские народы. Концлагеря, сожженные деревни, повально расстрелянные жители… Во имя призрачной идеи! Наверное, много лет еще немцы будут стыдиться своего прошлого… Простят ли нас народы всего мира?

Между тем, русский что-то говорил мне и показывал. Что он хочет от меня? Я отрицательно помотала головой. Не понимаю! Тогда он поднял несколько кирпичей и отбросил их в сторону. Бросать кирпичи? Зачем? Куда? И в это время мой взгляд упал на вход, вернее на то место, где раньше был вход в церковь. Нас завалило! Наверное, еще одна бомба взорвалась в тот момент, когда я была в беспамятстве. И этот солдат расчищает проход.

Неужели он думает, что я встану с ним рядом? Помогать врагу? Раньше я думала, что не смогу… Но в тот момент я пошла помогать этому странному солдату. Там, на улице, где рвутся снаряды и улицы затянуты дымом, там мы враги! Здесь – два человека, которые оказались под завалом, но хотят жить и могут выжить, если будут держаться вместе… И мы разбирали эти камни!

Несколько дней мы таскали эти ужасные обломки, расчищая проход. Мы ели холодную тушенку, передавая единственную ложку друг другу. Мы пили из одной фляги… Ночами было холодно, и мы спали на каменном полу старой церкви, тесно прижавшись друг к другу… В одну из таких ночей все и произошло! Этот русский и есть твой отец, Эльза! Я даже не знаю его имени…

Мы одолели завал и вышли наверх… Снова враги! Я больше не хочу воевать… Но и оставаться с русским я не могла. Война! Проклятая война… Я не знаю его судьбы, не знаю его имени. Я ничего не знаю о нем. Я лишь помню его добрые глаза, его руки и голос, который так похож на голос моего отца…

Русские победили! Германию раскололи на две части. Многие немцы начали покидать родную землю. Я познакомилась с Генрихом Штульцем, мы уехали в Аргентину, а потом в Америку, где ты и родилась… Генрих был очень хорошим мужем! А я тосковала по Германии. Я не могла жить вдали от своей страны. Пусть она поделена, пусть! Это земля моих предков! Моя Германия! Когда Генрих умер, я уехала сюда, в Мейсен… Маленький город, который мне так напоминает мой милый, разрушенный район… Здесь даже церковь похожа! Но я не хожу в церковь! Слишком много воспоминаний…

В клинике доктора Ханса Гейтля мне поставили страшный диагноз. Рак! Болезнь быстро прогрессирует, и у меня нет никаких шансов. Я ни о чем не жалею и готова принять смерть, как истинная немка… Уверена, это моё последнее письмо к тебе!
Ни в коем случае не смей приезжать ко мне, пока я жива! Я не хочу, чтобы моя дочь видела меня слабой…

Прощай, Эльза!

Твоя мать, Ирма Штульц, урожденная фон Трайденхельм