Знаки Бога

Знаки Бога
     Родственники начали съезжаться с самого утра. Дядя Шломо с племянницей Биной, старший брат Йосеф, двоюродная сестра Мириам с тремя  малолетними хулиганами-сыновьями, школьный  друг Мишка по прозвищу «Шаровая молния» и множество других, чьих имен он не помнил. К полудню появились друзья отца по службе, соседи и совсем незнакомые люди. Все выражали соболезнования, говорили обычные в таких случаях слова утешения. К счастью, жена Бориса - Светлана, взяла на себя все хлопоты и общение с гостями. Борису хотелось, чтобы этот день поскорее закончился. Он очень устал за последний год. Отец уходил тяжело. Терминальная стадия рака неприглядное зрелище. Несмотря на уколы морфина, отец, находясь уже в беспрерывном забытьи, все время стонал, временами бредил. Тело последнюю неделю отвергало не только пищу, но и воду. Нанятая сиделка из больницы, как  казалось Борису, слишком грубо обходилась с умирающим, когда обтирала его губкой и меняла простыни,  но его уверили, что она опытный специалист и лучше не найти за любые деньги. Когда отец отошёл, Борис испытал облегчение.
      После кладбища большинство гостей разъехалось, остались только самые близкие. После воспоминаний о покойном завязалась общая беседа. Мириам, по обыкновению, жаловалась на мужа-неудачника, который опять прогорел. На этот раз он затеял изготовление украшений из финиковых косточек, уверяя, что глупые американцы, помешанные на экологии, будут их раскупать как горячие пирожки в голодный год. Снял помещение, нанял работников и все это на ссуду в банке. Теперь у нас из-за этого шлемазла, плакалась Мириам, финиковые косточки вываливаются отовсюду, я даже обнаружила их в постели, на которой мы спим. И еще непогашенная ссуда! Все кивали, не слушая ее.  Дети сестры мучили кота Мортимера на кухне и, судя по звукам, такое обращение его мало радовало. Мишигене Мишка затеял спор о молчании Бога с Йосефом и оба раскипятились.
     - Где был твой бог во время Катастрофы, или когда наши танкисты горели на Синае в шестидневную войну? - почти кричал Мишка, оправдывая свое прозвище,
- Где он был, когда взорвали дискотеку с подростками? Почему Он не сделал так, чтобы этот грязный козоеб (Миша, тут дети, - укорила Светлана) не сломал ногу, пробираясь через Стену? Или откуда он там пришел? Почему у него внутренности горлом не пошли от выпитого перед этим сладкого кофе с гвоздикой?
     Йосеф объяснял, что люди просто не замечают знаков, которые подает Бог. Может это был неожиданный телефонный звонок, или птица, севшая на ветку у дома. Каждому погибшему наверняка был знак.
       - А тем, кого Гитлер сжег, тоже знак был? - напирал Мишка.
       Йосеф, вспотев от напряжения, неуверенно проговорил, что штурмовики же рисовали звезды Давида на домах и заведениях, принадлежащим евреям, надо было уезжать.
- То есть они сами виноваты в своей смерти, это ты хочешь сказать? - не унимался Мишка.
     - Нет, конечно, - растерялся вконец Йосеф, - но ведь молчание Бога известный богословский вопрос, он веками обсуждается и люди поумнее нас с тобой не пришли к единому мнению на этот счет.
- Единственное истинное объяснение молчания Бога, это то, что его нет! Не умножай сущности без причины!
     Йосеф обиделся за своего Бога, но промолчал, желая закончить разговор.    
      Борис уже тяготился всем этим балаганом. Но тут выручила Светлана, пригласив всех к ужину. Мириам опять жаловалась на мужа, малолетние хулиганы плевались виноградными косточками друг в друга, а Бина кормила кота гефилте-фиш, отчего Мортимера стошнило прямо на ковер. Весь день молчавший  брат отца Шломо поднял бокал и предложил выпить за покойного брата, за его доброту и человечность, любовь к детям и верность друзьям. Мириам наконец заткнулась. Светлана уже вымоталась, но улыбалась всем и подкладывала лучшие кусочки детям.
     - О знаках, неожиданно проговорил Шломо.
      - Каких знаках? - не поняла Мириам, оттирая подливу с подбородка ближайшего к ней сына.
      - Я хочу рассказать о знаках, которые подает нам Бог. Когда мы с вашим отцом были детьми и жили в России, то ходили в обычную русскую школу. Я на класс старше Ильи, потом мы сравнялись, так как я просидел два года в одном, но это не важно. В нашем классе был задира и, как я сейчас понимаю, обычный школьный садист Олег.  Отец его был строителем и по обыкновению пил запоями, мать забитая женщина, работала у нас же в школе уборщицей. Так что рос он на улице и воспитание имел дворовое. Развился он рано и уже в шестом классе прижимал девочек, как это тогда называлось. Ну, задирал юбки, лапал за грудь, если удастся, то и ниже. Ребят послабее себя он избивал, отнимал деньги, отбирал вещи. На него жаловались, конечно. По большей части родители. У мальчишек же была глупая круговая порука и все молчали. Нас с Ильей он изводил с особенным наслаждением, мы ведь были не только слабы, но еще и иные. «Вонючий жид» было самое мягкое, что мы слышали от него каждый Божий день. Меня он еще немного опасался, для своего возраста я был крупным мальчиком, хоть и рохлей, а Илью он преследовал с остервенением. Особенно, когда меня рядом не было. Брат постоянно ходил с синяками. Долго так продолжаться не могло, Илья стал заметно хуже учиться. Родители, прознав в чем дело, пошли к директору, но тот развел руками и сказал, что давно бы выгнал негодяя, но где он найдет хорошую уборщицу? И посоветовал сменить школу нам. Подумав, наш отец сказал нам с Ильей, что нет никакой гарантии, что в новой школе не будет своего такого же урода или нескольких и велел решить дело самим. Мы понимали, что справиться с Олегом в драке не сможем даже вдвоем и придумали заманить его в какое-нибудь уединенное место, а  там убить. Отцу, понятно, об этом не сказали. Мы были детьми, не слишком хорошо понимали, что такое смерть и нашли, что этот выход не только наилучший, но и единственно возможный. Обнаружив, что дверь в школьный подвал не запирается, мы обследовали его и пришли к выводу, что это идеальное место. Заранее приготовили железный пруты и выкрутили все лампочки в подвале, кроме одной. Так что, зайдя с улицы, человек оказался бы в темноте. В один из дней, когда садист набросился на брата, Илья неожиданно ударил Олега и бросился бежать. Удар был несильным, конечно. Что мог сделать болезненный мальчишка, но изверг купился, рассвирепел от неожиданного отпора и стал преследовать Илью с настойчивостью гончей, почуявшей зайца. Я ждал в подвале с прутом наготове. Первым забежал брат, юркнул в угол и затих. Вслед, тяжело дыша, ввалилась туша Олега. Я с размаху ударил его по затылку раз, потом еще раз. Олег упал, в тусклом свете лампочки было видно, как темнеет бетонный пол вокруг его головы от вытекающей крови. Подошел Илья и я передал ему прут, чтобы он его добил.  Закусив губу, брат замахнулся, но тут Олег пришел в себя и заскулил:
- Мамочка, мамочка... Не убивайте меня, пожалуйста!
     Брат отбросил прут в сторону, взял меня за руку и мы вышли.
     Поначалу мы думали, что дело раскроется, но Олег всем рассказал, что упал с лестницы. Отлежав  с сотрясением  в больнице, он вернулся попритихшим. Больше он нас с братом не трогал, а когда мы стали постарше и перешли в девятый класс, даже делал попытки подружиться. После школы  он сразу запил, вскоре попал в тюрьму за грабеж, а потом на зону где то в Сибири. Освободившись, писал нам письма и звал добывать золото. Мы ему не отвечали. Потом, по слухам, сгинул, не то замерз пьяный, не то погиб в  драке. Мы к этому времени уже паковали вещи, границу только открыли.
      - А знаки? - спросил в нетерпении Миша, ты же говорил, расскажешь о знаках.
     - А знак был простой, Бог отвел руку брата, кто еще это мог быть? Поэтому мы не попали в спец заведение для малолетних преступников и не взяли на себя грех, убив  засранца. Брат вырос добрым и человечным, а не озлобленным на весь мир, как могло бы выйти. Так и с Катастрофой, евреи погибли, оттого, что никогда не теряли надежду на человечность человека, поэтому сохранили себя. Мы до последнего верили, что в человеке не скрывается зверь, мы ошибались. Но эта наша вечная ошибка. которая позволяет нам оставаться евреями и людьми.
     Шломо замолчал и заслушавшиеся гости, спохватившись, что уже поздно, стали расходиться. Пока Мириам объясняла вопящим сыновьям, отчего нельзя взять кота с собой, Борис потихоньку пожал руку жене, она в ответ погладила его по плечу. Наконец все ушли и супруги остались вдвоем.
      - Твой отец был замечательным человеком, проговорила она.
      - Но готовил он отвратительно, вспомнил Борис, - этот вечный запах подгоревших котлет у них с мамой в доме? Этот запах преследовал меня с детства.
     Они рассмеялись и дневное напряжение спало.