Четвёртая соринка

Двоится, троится, змеится постель,
И Сашка с неснятой рубахой,
Как  конник дорогу теряет в метель,
Упавши в сугроб как на плаху.

Потом, приподняв одеяло, как щит,
Он морщится, друг привереда,
Нельзя ли случайности все исключить,
И  сор ненормального бреда.

И будто нельзя было падать в кровать,
Покуда соринки в простынке,
Лежат, образуя почти что квадрат,
И просят лекарства от свинки.

По лбу начинает Татьяна стучать:
– А череп пора на починку,
Иль ты суеверен, иль это печать,
Что пестик не хочет тычинку.

–А я лишь былинка, ко мне не пристанет,
Поток грязевой из былин,
А помнишь то утро, ты звал меня Таней,
И был для меня исполин.

На самых любимых, на первых свиданках,
И луг травяной, и загаженный пляж
Казались невидимым замкнутым танком,
Сверхчистым как сонная блажь.

А рядом угарно кипел антураж
И слышался голос придурков,
Затравленный лес и упавший гараж,
Пакеты, и море окурков.

Но нас омывало другою волной,
Не сексом иль попросту трахом,
А целой Вселенной, иной глубиной,
Сплошным обновлением праха.

А что здесь виною, то ль супесь, то ль спесь
Въедливая почва суглинка,
Везёт мне на психов и в прошлом, и днесь,
В грядущем стряхну  все пылинки.