Поиск пропавших дело несовершеннолетних... отрывок

 
 П О И С К    П Р О П А В Ш И Х

 Часть третья "Дело несовершеннолетних №...", глава шестая

    Все беды, как известно, случаются из-за женщин.  «Шерше ля фам!»-  говорят французы, когда несчастья сваливаются на их голову, как кирпичи с крыши.
 «Ищите женщину!»- говорят все народы мира, каждый на своём языке, когда на них обрушивается лавина бед и недоразумений.
«Ищите женщину!»- говорят сыщики и следователи всего мира, когда преступление не поддаётся раскрытию и объяснению.
В нашем случае искать таковую было необязательно. Она нашлась сама: Юлия Ельская, собственной персоной.

    Она была единственным человеком, который забил тревогу, когда не увидел одноклассников в школе, и не поверил, что трое  из неразлучной пятёрки с утра сдают какие-то  медицинские анализы. Её провести было непросто. Тем более, с утра ей хотелось срочно увидеть Ожерельева. Её кровь продолжала кипеть негодованием, ей хотелось продолжить уничижительный список его имён: он подлец, ничтожество и мерзавец! Юлия  должна сказать ему об этом. Она не простит ему того, что он лапал её руками в море.

    Ельская отменила запланированные на этот день опыты в своём макроаквариуме, к которому уже охладела. Она объяснила своему заместителю, влюблённому в неё десятикласснику Шевелёву Максиму, какие наблюдения провести  над семейством бычков, какие над черепахами, и установила личный негласный контроль над каждым шагом Сологуба Алексея и Величко Николая, которые после школы поехали на дачу к маме Але, где их почему-то уже ждала Берта, встретившая ребят ещё издали радостным лаем. Прозвонив по сотовому каждому из друзей домой, она узнала от их родителей, что все пятеро отпросились  с ночёвкой на дачу к Васанской Алевтине, чтобы перекопать дачный участок и подготовить его к зиме. О том, что кто-то из ребят проходит медицинскую комиссию и потому отсутствует  в школе, родители промолчали. «Значит, не знают!»- решила Юлия.

    Наблюдательный пункт девушка установила на соседней даче, спрятавшись в зелёной кроне старой алычи. Дачу перекапывал Величко. Он работал за пятерых, как трактор. Сологуб только наклонялся, выбирая из земли корни сорняков. Николай закончил копать при свете полной луны и включённых  фар  четырёх мотоциклов. Юлька долго ломала голову над этим  фактом: мотоциклы  Ожерельева и Скоробогатова на даче, где же сами владельцы  транспорта?
 Водитель  «Скорой помощи» привёз друзьям горячие бутерброды и напитки под видом, что это передача от мамы Али, у которой в этот день было ночное дежурство. На самом деле Юлька слетала с Покойником в город и, пустив в ход всё с воё обаяние, упросила шофёра  «Скорой» доставить продукты на дачу. Она решила во что бы то ни стало дождаться  приезда  остальных членов пятёрки. А в том, что они здесь появятся, девушка не сомневалась. Когда поздно вечером  юноши и собака зашли в дачный домик, Юля перебралась на участок и спряталась в беседке. Как ни старалась, она всё-таки уснула и не услышала, как к даче подъехала машина Рейна. Было часа три ночи.

    Без лишнего шума из машины вышел Андрей и неразлучная троица, потерянная Юлькой. Ожерельев не отпустил  Рейна домой, пока не смыл с джипа новороссийскую пыль, а заодно «ночным дождём» оросил весь участок. Простились они также бесшумно, как настоящие конспираторы.

-Ура!- воскликнул Кирилл в знак окончания успешного дела, переступая порог дачного домика, подняв обе руки вверх, символизирующие победу.
-Ура!- горланила компания друзей, торжествуя, ликуя, считая себя победителями, разливая в высокие стаканы холодный квас и малиновый напиток, глотая, почти не прожёвывая, бутерброды с колбасой, петрушкой и сыром, не подозревая, что с этой минуты начинаются их неприятности, что вся операция, так тщательно спланированная и выполненная, рухнет, как падает подкошенный сноп,  развеется их алиби, как пыль в вихре, как солома на ветру.

    И только Рейн сумеет без ошибок и приключений завершить свою часть операции. Он спокойно и буднично положит в почтовый ящик  Фёдоровых пакеты с изобличающими фотографиями и металлическим предметом. Дождётся, когда в шесть ноль-ноль во время утренней пробежки  начальник полиции лично достанет новороссийскую  «посылку». Через час по спецсвязи Фёдоров получит сообщение о ночном взрыве под Новороссийском  и чудом спасшемся человеке, а ещё  через час, сравнив сообщение с фотодокументами, поймёт, ЧТО находится у него в руках.

    С этого момента события начнут раскручиваться по сжимающейся  спирали, и когда они достигнут пика, спираль сработает и выстрелит. Её мощный удар придётся на Рейна и Ожерельева, он собьёт их с ног. Этого страшного удара судьбы они могли бы не получить, не окажись рядом Ельской Юлии, которая, когда всё стихло, выползла из своего укрытия после  ночного «ливня», внезапно обрушившегося на неё.

    Она была мокрая, жалкая и некрасивая, как общипанная курица, дрожащая от холода сентябрьской ночи. Стуча зубами и проклиная на чём свет стоит Ожерельева за его «душ», она вошла в дом, когда ребят уже свалил внезапный сон. Усталые, они спали, как убитые, не подозревая, что с напитками  и бутербродами приняли убойную дозу снотворного.

    В двухстворчатом платяном шкафу Юлька нашла тёплую пижаму мамы Али, кое-как натянула её на себя и решила сначала согреться, а потом уже завершить свою миссию возмездия, с какой явилась на эту дачу. От переохлаждения на неё напала икота. Она разозлилась и на Скоробогатова, который разлёгся на кровати, как у себя дома. Несколько раз пихнув его коленкой, она почти придавила его к ковру на стене, но всё-таки втиснулась между ним и Кириллом, спавшими на кровати. Прижатая с двух сторон, продолжая всё ещё икать, дрожать от холода и стучать зубами, она чувствовала, как тепло их молодых и горячих тел медленно переходит к ней. Согревшись, она незаметно для себя уснула, продолжая во сне вершить акт возмездия, не подозревая,  какую беду накликала на них.

    Искать ребят начали с утра, когда они не явились на занятия. Родители юношей забили тревогу. К ним присоединилась и Ельская Екатерина Львовна. Она не дозвонилась начальнику полиции, не подозревая, что его номер телефона по распоряжению господина Ельского после поездки на Карлык внесён в  «чёрный список», то есть, исключён из телефонной памяти. В отчаянии она обратилась к классному руководителю Рейн Нине Николаевне, чтобы та сама вышла на Фёдорова.

    Дмитрий Егорович, занятый расследованием полученной на рассвете от неизвестного «посылки», взорвался:
-Нина, у меня не частное сыскное агентство, работающее персонально на семью Ельских! Сколько можно ходить с носовым платочком?! У неё есть отец, почему я должен искать её?
       Тем не менее, положив трубку, он сказал в сердцах сидящему рядом Даниилу:
-Надо Юльку найти!
     Даниил возмутился:
 -Сколько можно? Она всем говорит, что я за ней бегаю! Из-за неё у меня неприятности с женой! Пошлите другого!

    Другого Фёдоров послать не мог, потому что это было сугубо личное дело. Просили от имени Екатерины. Сам господин Ельский заявления на  розыск дочери не делал. И Дмитрий Егорович сказал сам себе:
-Никуда она не денется! Сама найдётся!

    Директор школы Вера Ивановна считала по-другому. Призванная по долгу  службы заниматься воспитанием детей, она начала собственное расследование и нашла пропавших детей там, где они и должны были быть. Вместе с завучем Марией Ивановной, классным руководителем Ниной Николаевной  и преподавателем ОБЖ (у которого была личная машина и которую директор использовала как  персональную в служебных целях, найдя для этого нужную статью расходов и оплачивая за счёт государства все транспортные услуги), они прибыли на дачу к Алевтине Васанской.

    Картина, представшая их взору, повергла всех в шок. На столе стояла батарея пустых бутылок. Директор сразу дала завучу указание  составить по этому поводу акт: бутылки из-под кваса домашнего – три штуки, напитка малинового – три, коньяка армянского – три, водки «Российской короны» - три, французского «Шампанского» - три!

    То, что они увидели в спальне, было равнозначно потрясению Евы, узнавшей от Змия, что ждёт их с Адамом в случае, если они  съедят плод с Древа познания. Завучу стало плохо от вида спальни. Мария Ивановна, как незамужняя женщина, сохранившая девственность до сорока лет, расплакалась. Она не могла поверить, что лучшие мальчики одиннадцатого класса, которых всегда всем ставила в пример, провели ночь в диком разгуле.
-Позвольте, да это же групповой секс!- возмутилась директор, увидев обнажённые торсы пяти юношей и поднимая небрежно двумя пальцами  нижнее бельё Юльки, сушившееся здесь же, на спинке стула.
-Позвольте вам не позволить!- возмутилась Рейн.

    В народе есть поговорка: две женщины – базар, три – ярмарка. Их женский диалог был непереводим на учительский язык. Молчали только  преподаватель ОБЖ, который на охрану безопасности жизни имел свою, мужскую точку зрения и терпеливо ждал, пока женщины выскажутся, и собака Берта, спавшая на одноместном диване в ногах у Сологуба  и Величко и чувствовавшая, что директору школы, где учится её хозяин, лучше не перечить. И ещё молчала Юлька. Она, конечно, проснулась от шума и крика, но делала вид, что спит, не желая попасть под горячую руку.
 
-Нина Николаевна, - возмущалась директор,- приказом по школе я  объявляю Вам выговор! Вы не получите премии за этот месяц! Вы не справляетесь с обязанностями классного руководителя! Эта наглая девица, которую Вы взяли под защиту, занимается  растлением  несовершеннолетних юношей! Я вызываю сюда начальника инспекции по делам несовершеннолетних! Пусть увидит всё собственными глазами, заводит на Ельскую дело и ставит её на учёт! Всё! Хватит терпеть её выходки!

    Всю эту тираду директор школы произносила, грозя Нине Николаевне  указательным пальчиком. Вера Ивановна считала, что чем строже она  будет держать Ельскую, тем сильнее  привяжет к себе её отца, господина Ельского. Кто-то дрожит перед ним, а он будет навытяжку стоять перед  ней!
    Нина Николаевна в свою очередь позвонила Фёдорову:
-Приезжай! Срочно! Это я прошу, а не Екатерина! Захвати с собой Ожерельева – отца!
    Пока приехавший Фёдоров отбивался от женщин из школы и начальника инспекции, пока доказывал, что эти парни вообще не пьют, Ожерельев – отец осмотрел всё: двор, дом, комнаты, ребят. Всё это он делал молча, без суеты, не привлекая к себе внимания. Отозвав в сторону  Фёдорова, Ожерельев – отец сказал:
-Спиртное они  не пили. Ими принята сильная доза снотворного. Сон я снял. Сейчас они просыпаются. Я останусь. У меня к ним есть несколько серьёзных  вопросов. Особенно к Кириллу.
-Они все приняли снотворное?
-Все, кроме Юлии. Она не спит. Притворяется.
-Вот стерва!- сорвалось с языка Фёдорова.- Значит, это она их усыпила?! С жиру бесится! Оставайся! Разберись с ними сам, по-отцовски. Всыпь, если надо! А мне недосуг, извини. Ждут в отделе. Прибывает краевая комиссия.

    Если бы Фёдоров знал или предвидел, как в дальнейшем будут развиваться  события, то, конечно, остался бы сам. Если бы Фёдоров знал или предвидел, что останься он сейчас, к нему в руки попадёт ценнейшее доказательство, так ему необходимое, что именно здесь, сейчас, он найдёт ответы на все интересующие его вопросы. Но Фёдоров спешил в отдел, не зная, что в этой спешке потеряет целых три дня.

    Пока взрослые разбирались во дворе дачи, проснувшаяся между тем пятёрка друзей, так и не прорвавшаяся в герои, сначала не могла понять, что случилось, а потом готова была казнить Юльку любым средневековым способом, вплоть до сожжения на костре. Ельская же разыгрывала из себя оскорблённого и разгневанного человека, в который раз изображая Марью Ивановну, учительницу по литературе, представившую её, Юльку, растлительницей добрых молодцев!

    Неистовствовал Скоробогатов,  самый равнодушный к персоне нон грата. Как лев в клетке, он метался по комнате, осыпая Юльку бранью и убеждая всех, что надо срочно что-то предпринять, иначе они подставят Рейна.  Его раздражало Юлькино одеяние, из-за которого он не мог сосредоточиться на приличных мыслях: пижама  мамы Али была Юльке мала ровно на два размера. Наконец, его осенило, и он предложил Юльке попозировать перед фотобиноклем. Не спрашивая, зачем это надо и сгорая от любопытства, Юлька немедленно согласилась, потому что поняла, что сделала шаг конём и угодила  на минное поле. На первом кадре её так и запечатлели в старенькой пижаме мамы Али. Женька забраковал эту фотографию: для разгула, который тут был ночью, кадр недостаточно сексуальный. Юлька проявила творчество. Она сразила всех присутствующих, когда переоделась и предстала перед ними в нижнем белье, в том самом, которое шокировало директрису. Скоробогатов заверил, что это именно то, что это самый смак, что иного доказательства для ночного разгула и не требуется, и дал команду фотографировать.

    Кирилл, как и все, а может и более, потому что смотрел на Юльку в бинокль, автоматически устанавливающий нужное расстояние, также был  сражён. Он впервые так близко видел её в красивом нижнем белье, один вид которого, в отличие от купальника, дразнил, манил и притягивал. Девушка умело себя рекламировала, нисколько не стесняясь присутствия пятерых лиц мужского пола, с которыми вместе росла с ясельной группы. Кирилл долго искал нужный ракурс, подсознательно избегая излишне откровенных Юлькиных поз, пока она не возмутилась:
-Ты там что, под микроскопом меня разглядываешь?! Если ищешь изъяны, то напрасно! У меня их нет!

    Ожерельев щёлкнул кнопкой. Кадр получился великолепным! Однако фотографировать её дальше он отказался. Друзья впервые видели его расстроенным.
    Ожерельев – отец пригласил ребят в беседку, на воздух, если они уже готовы к разговору. Когда парни вышли, Кирилл задержал Юлю в доме. Он смотрел ей в глаза и ощущал, как некстати между ними медленно поднимается и встаёт тот поцелуй, которым он одарил «японку».
-Юля, ты подставила меня и Рейна. Сейчас ты ссоришь меня с отцом. Из-за тебя вынуждены будут лгать отцу и ребята. Предел терпению есть и у меня. Я не смогу тебе простить того, что ты сделала.

    Юлька уже поняла, что ночью ребята где-то были, и если они сейчас все добровольно соглашаются  на  «разгульную ночь с ней», значит,  произошло  что-то серьёзное. Но она, как всегда, настроена была воинственно и оптимистически:
- Очнись, горе-герой! Можно подумать, что я не знаю, как ты каждый день сказки ему про себя рассказываешь! А с Рейном я сама разберусь!
-Юля, ложь бывает разная. Есть такая, которую не прощают. По крайней мере, отец не простит.

    Ожерельев-отец не верил Юльке, которая самоотверженно лгала, принимая  на себя  всю  инициативу и вину, особенно в той части, что вся фотобумага ушла на неё, что фотографии ей не понравились и поэтому она их порвала, потом сожгла, пепел хотела развеять по ветру, но Кирилл шлангом разметал его по земле.  На память она оставила две фотографии, которые может подарить Илье Николаевичу. И ничего криминального нет в том, что её всю ночь фотографировали,  и только в одежде, и что обнажённую её не снимали, и что эта ночь была для неё важной, потому что она решила стать фотомоделью. И вообще, готова компенсировать все материальные убытки!
-У меня такое чувство,- сказал Ожерельев – отец,- что нахожусь на судебном процессе, где пятеро подзащитных, претендующих на звание великих ораторов, добровольно лишили себя слова, вручив свою судьбу в руки начинающего адвоката с начальным юридическим образованием. Вы мне хотите что-нибудь сказать?- обратился он к сыну и его друзьям, своим ученикам.
-Нет! – был хоровой, скупой, с паузой ответ.
-Что ж, и на этом спасибо,- холодно  сказал Илья Николаевич, отец и тренер.

    Все пятеро закрылись от него, поставили энергетический заслон, чтобы он не смог прочитать их мысли. Этому он научил их сам. Илья Николаевич мог снять заслон, разрушить его и проникнуть внутрь, в голову всем пятерым, но не стал этого делать. Не хотят говорить, значит, не считают нужным.  Наверное, это закономерно, когда в семнадцать лет  у детей появляются тайны от родителей.  "Обидно,  что я не стал им другом. Вдвойне обидно, что так считает и мой сын».