Сюрпризы венгерской корчмы

Вопреки старинному изречению «когда говорят пушки – музы молчат», самые лирические названия в советской армии носили пушки, гаубицы и минометы. «Гвоздика», «Василек», «Гиацинт» и «Акация» – вполне официальные наименования артиллерийских систем. Почему расцвел именно цветочно-артиллерийский, а не какой-либо другой, букет – знают, очевидно, только креативщики из Министерства обороны.
А вот наименования автомобильной техники нашей армии были отданы на откуп народным массам. Особой любовью пользовался грузовик ЗиЛ-157. Этот поистине легендарный автомобиль почти полвека исправно таскал пушки и полевые кухни, доставлял на армейские склады боеприпасы и провизию, привозил в гарнизоны контейнеры с немудреными офицерскими пожитками, а в пору уборки урожая – зерно и сахарную свеклу в закрома Родины. Машина имела суровый вид, отличалась надежностью, высокой проходимостью и, мягко говоря, невысоким уровнем комфорта для пассажиров в кузове. Водители этих брутальных машин (видимо, чтобы не гневить автомобильных богов) ласково называли ЗиЛ-157 «ласточкой». Остальные прозвища были более ироническими: «колун», «бабай», «Захар»… А в Прибалтийском военном округе грузовик звался «шяшякойис крокодилас», что в переводе с литовского означало «шестиногий крокодил».

Вот как раз на таком «шестиногом крокодиле» офицеры и прапорщики нашего батальона возвращались однажды в полк. И хотя дорога впереди предстояла долгая, а деревянные скамейки в кузове не способствовали эпикурейскому расслаблению, настроение у всех было превосходное. И причин тому было превеликое множество! Во-первых, на сборах наш батальон показал лучшие результаты в дивизии. Во-вторых, выехав с грунтовых дорог полигона на абсолютно ровное шоссе, «колун» чудесным образом превратился в «ласточку». Ну, а в-третьих, командир батальона, (который в данный момент тоже пребывал в отличном расположении духа, вальяжно восседая в кабине на мягком, обтянутом коричневым дерматином сидении) обещал нам остановку на обед в «халасле-чарде» на берегу Дуная!
В роскошной венгерской кухне достойное место занимают блюда из речной и озерной рыбы. Заливной карп, сом с черносливом, форель, фаршированная гусиной печенью – одни названия блюд завораживают! Однако самым популярным блюдом, королем рыбного стола является густой ароматный и очень острый суп под названием халасле. Первая же ложка вызывает широчайшую гамму эмоций – от «как это можно есть» до «как я раньше без этого жил!». Поскольку венгры признают рыбу только «первой» свежести, блюдо это подают в специализированных заведениях, расположенных исключительно рядом с водоемами.

* * *

И вот – долгожданная остановка. Наш «шестиногий крокодил», напоследок сварливо поурчав компрессором, затихает и остается отдыхать в тени огромного каштана во дворе корчмы с названием «Изба рыбака», а «странствующие рыцари» неспешно направляются в «избушку» в предвкушении трапезы. По мере приближения к ресторану от умопомрачительных запахов сводит скулы. Но мы не подаем вида: где вы видели суетливых, подверженных низменным страстям, благородных рыцарей, которые возвращаются домой с победой?!
Под стать благородным рыцарям и хозяин заведения: вежлив, учтив, но подчеркнуто сдержан.

Мы располагаемся в просторном зале. Из окон, затейливо задрапированных рыбацкими сетями, открывается замечательный вид на Дунай. Помимо двух десятков столиков, в зале, в углу, находится чудо техники тех дней – музыкальный автомат, который за монетку в два форинта готов исполнить любое (в рамках имеющегося списка) произведение – от чардаша до популярных мировых хитов. Компанию механическому музыкальному устройству составляет пара игровых автоматов да диковинного вида высокий стол с двумя ручками, назначение которого нам не вполне понятно.
Ресторанный механизм приходит в движение: девушки-официантки, одаривая нас игривыми улыбками, приносят холодные закуски; повара начинают разделывать выбранных нами в огромном аквариуме карпов для приготовления халасле и других блюд; из запотевшего графинчика почти замерзшая палинка словно нехотя, тонкой струйкой разливается в небольшие стеклянные рюмки.
Во главе стола восседает командир батальона. На его лице умиротворение соседствует с напускной строгостью отца семейства, осознающего, что никто, как бы ни был голоден, не притронется к еде и напиткам без разрешения. Комбат поднимается, неспешно окидывает взглядом своих подчиненных и, выдержав паузу, провозглашает тост за наш коллектив. К нашему удивлению и большому удовлетворению, сегодня тост командира краток. Мы с воодушевлением отвечаем негромким троекратным «ура» и приступаем к трапезе.
Градус веселья постепенно повышается, слегка нивелируя различия в званиях и должностях, однако, не позволяя переступать черту, за которой начинается панибратство.
Наконец приносят халасле. Официантки с каким-то особым изяществом ставят перед каждым гостем пышущие жаром глиняные горшочки. Нас обдает новой волной изысканных жизнеутверждающих кулинарных ароматов. Тост перед халасле по определению не может быть продолжительнее выстрела.
Мы украдкой следим за новичками, впервые пробующими это блюдо. Сказать, что оно острое – значит, не сказать, по сути, ничего. Глаза «новопосвященных» округляются, лица становятся пунцовыми, а на лбу выступают крупные капли пота.
Один из них потом скажет:
– Я подумал, что мне в рот попал скорпион и укусил за… за всё.
Мы не спешим выражать нашим молодым приятелям сочувствие, поскольку знаем, что через минуту они вновь возьмутся за ложки с удовольствием и без всякого принуждения.

* * *

Тем временем мы замечаем, что зал постепенно заполняется людьми. Среди них выделяются мужчины атлетического телосложения, численность которых явно начинает превышать простую статистическую погрешность. Это не может нас не насторожить: мы чувствуем, что наша монополия на улыбки особ женского пола под угрозой. И хотя никто не подает вида, я отмечаю, что в жестах и фразах моих товарищей появляется некоторая скованность.
Еще несколько «качков», облаченных в сильно «декольтированные» майки, поигрывая мышцами, проходят мимо нас и присоединяются к своей компании. Они шумно здороваются друг с другом, что-то оживленно обсуждают. Мы не понимаем, о чем они говорят, но сам тон общения, смех и улыбки лучше любых слов свидетельствуют об отсутствии какой-либо враждебности по отношении к нам.
Наше застолье постепенно возвращается в прежнее русло. Анекдоты, разговоры «за жизнь», воспоминания дней давно (и недавно) минувших, незлая ирония, неожиданные откровения – все это органично вплетается в ткань нашего общения. Время, которое в будни бьется встревоженной птицей в клетке армейского распорядка дня, сейчас вальяжно и расслаблено. Оно великодушно одаривает нас редкой возможностью – никуда не спешить…
Между тем, посетители корчмы стали собираться вокруг того самого необычного высокого стола, оснащенного двумя ручками. Теперь нам становится понятно, для чего он предназначен. К столу подошли два крепких парня и, поставив локти на плоскость, крепко сцепили ладони. По команде коренастого, почти квадратного мужчины средних лет, облаченного в черную футболку, участники состязания пытаются уложить на стол руку соперника. Зрители громко подбадривают соревнующихся, а победителя приветствуют вовсе оглушительные крики и даже поцелуи местных красавиц.
Середина семидесятых годов двадцатого века была ознаменована бурными изменениями во многих сферах общественной жизни. Так, например, на смену субтильным фигурам хиппи приходила мода на атлетические торсы «а-ля Шварценеггер». Видимо, в связи с этим борьба на руках – старинная забава английских докеров и волжских бурлаков переживала ренессанс в Европе.


Все новые пары выходят помериться силой. Некоторые поединки отличаются большим упорством и длятся довольно долго. Я замечаю, что худощавый парень небольшого роста постоянно что-то собирает, а потом с виртуозностью фокусника раздает некоторым болельщикам. Понимаю, что знакомое лишь из книг слово «букмекер» впервые материализовалось в лице этого человека. Пачка денег в его руках, как азарт участников и зрителей, продолжает расти. Также отмечаю, что на этих соревнованиях начисто отсутствует допинг-контроль: участники и болельщики периодически присаживаются за столики, чтобы отметить победу (или неудачу) напитками разной крепости.
Нетрудно понять, что рано или поздно любой спортсмен стремится выйти на международный уровень. И этот факт находит подтверждение прямо сейчас. К нашему столу подошёл распорядитель соревнований и, широко улыбаясь, пожелал нам приятного вечера и пригласил желающих проверить свои силы…
И, несмотря на то, что свое предложение он начал словами «дорогие русские друзья», все снова напряглись, а комбат впервые посмотрел на часы, что не сулило нам ничего хорошего. (Мы-то втайне надеемся, что такой замечательный дружеский обед перерастет в ужин!)
– Товарищ майор! Разрешите мне попробовать! – твердо артикулируя согласные в соответствии с традициями северо-восточного белорусского диалекта, прервал повисшую томительную паузу прапорщик Колосов. Он недавно прибыл в часть и был назначен на должность старшины роты в нашем батальоне. Анатолий (так звали Колосова) не обладал внешностью супермена. Был он среднего роста, со скошенными плечами, переходящими в длинные, почти до колен, руки. На округлом широкоскулом лице – маленькие серые глаза, смотрящие исподлобья как-то настороженно; под мясистым носом – щетка жестких торчащих в разные стороны редких усов соломенного цвета.
Комбат со смиренной обреченностью подошел к прапорщику, зачем-то поправил ему сбившийся на сторону форменный галстук и еле слышным голосом сказал:
– Давай, попробуй…
Следом к нашему столу подошел невысокий худощавый парень и громко, да так, чтобы слышали все посетители корчмы, объяснил, что за участника нужно внести определенную сумму. Отступать было некуда – комбат первым достал из кармана купюру. Букмекер, хитро улыбнувшись, помахал нам пачкой наших денег и удалился. Этот факт, естественно, не улучшил настроение моих товарищей.
Появление нового участника у соревновательного стола было встречено бурно. Но наш обостренный слух, конечно, улавливает, что к одобряющим возгласам примешана изрядная доля иронического смеха. Соперник Анатолия – молодой, высокий, лет двадцати пяти накачанный блондин снисходительно, сверху вниз посмотрел на прапорщика. Сердце мое нехорошо екнуло, малодушно предрекая, что нашему Пересвету не под силу одолеть венгерского Челубея.

Противники взялись за руки, и судья начал обратный отсчет. Звучит команда «старт». Не успели болельщики набрать воздух в легкие, чтобы криками поддержать соревнующихся, раздался громкий звук удара: это Толя припечатал руку своего оппонента к плоскости стола!
Такого результата не ожидал никто. В повисшей тишине было слышно, как в аквариуме с рыбой булькает воздух, подаваемый компрессором. Наше громкое «ура» колыхнуло украшающие зал рыбацкие сети.
Через несколько мгновений та же незавидная участь постигла еще двух соперников нашего атлета: единоборства заканчивались, едва успев начаться. Нашему восторгу не было предела! Когда Колосов вернулся к столу, а комбат собственноручно поднес ему рюмку водки и по-отечески обнял, мы поняли: продолжению банкета – быть!
Через какое-то время уже знакомый нам букмекер подошел к нашему столу и без особой радости положил перед командиром батальона довольно внушительную стопку купюр. На лице майора отразился неподдельный ужас, он вскочил со стула и, сделав поспешно несколько шагов назад, замахал руками. Современный человек, наверное, удивится такой бурной реакции. Но в те времена весьма ограниченного распространения товарно-денежных отношений, получение офицером каких-либо денежных средств за пределами полковой кассы вызывало живой интерес у «компетентных органов»!
Напряжение, возникшее от предчувствия, что наши (или, почти наши) денежки могут уплыть, сняла фраза замполита батальона:
– Водки… на все!
Против этого никто не возражал и, более того, искренне приветствовал. Такая форма расчета не противоречила никаким общепринятым нормам. Повеселевший букмекер подхватил деньги со стола, и через пять минут официантка принесла на круглом металлическом подносе два десятка рюмок с палинкой.
Противники нашего героя никак не могли смириться с поражением. Несколько раз по приглашению распорядителя Толя покидал нашу компанию. О результатах новых схваток мы судили по громким вздохам разочарования венгерских болельщиков и все увеличивающемуся количеству рюмок с венгерской черешневой водкой на нашем столе. Прапорщик Колосов возвращался за стол во все более приподнятом состоянии: на его лоснящихся от пота щеках алели следы поцелуев, а выпить и пообщаться с чемпионом желали многие. В его взгляде появились (впрочем, пока мало различимые) предвестники того, что испытание медными трубами наш триумфатор может не пройти…




* * *

Через какое-то время комбат окинул взглядом нашу компанию, и, выразительно постучав по часам на запястье левой руки, произнес:
– Двадцать минут.
Все, зная цену слову нашего комбата, восприняли это как должное. И лишь чемпион международных соревнований, выкинув вперед ладонь, неожиданно для всех произнес нетвердым голосом:
– Ещё часик!
Вмиг все разговоры за столом смолкли, а лицо командира застыло как на неудачной фотографии.
Короткая немая сцена была прервана подошедшей к нашему столу делегацией из доброго десятка человек во главе с директором ресторана и распорядителем соревнований. Девушки-официантки несли на одном подносе жареного фазана, а на другом – большую бутылку знаменитого токайского вина. На ломаном, но весьма понятном русском языке хозяин корчмы поблагодарил нас за визит, поздравил нашего непобедимого чемпиона и попросил старшего принять в знак уважения угощения.
– Мы бы хотели, – продолжил глава делегации, – чтобы русский чемпион окончательно закрепил свой успех!
В центре зала был установлен обычный стол, а два повара вынесли и поставили на него полуметровую фигуру католического монаха. Фигура была столь искусно сделана, что, казалось, этот служитель культа мгновение назад сошел со страниц бессмертного «Декамерона» Джованни Боккаччо. Черная ряса плотно облегала его далеко не аскетичное тело, лукавый взгляд обращен к небесам, а внушительной толщины шея с тремя складками и двойной подбородок наводили на мысль о том, что, по крайней мере, один порок ему победить пока не удалось. Шандор, корчмарь, рассказал, что старинная фигурка уже много лет служит мерилом силы, и за эти годы лишь несколько крепких мужчин смогли нажать на голову монаха так, чтобы она опустилась до третьей шейной складки.
Все посетители затаили дыхание и, показалось, даже рыбы в предвкушении зрелища прильнули к стеклам аквариума.
Прапорщик энергично размял крепко сцепленные ладони, и, сделав шумный вдох, что есть силы, надавил на голову монаха. Вопреки ожиданиям, при легком прикосновении ряса служителя культа распахнулась, и из-под неё, повинуясь действию невидимого нам механизма, взметнулся внушительного размера детородный орган и уперся в редкие пшеничные усы на верхней губе чемпиона.
От смеха в зале дрожали люстры и посуда на столиках, в аквариуме метались ошалевшие карпы, а наш триумфатор застыл и долго никак не мог догадаться убрать руки с головы монаха. На лице прапорщика блуждала обиженная улыбка ребенка, которому вместо долгожданного велосипеда подарили набор для вышивания.
Следующие – нет, не двадцать минут и даже не «часик» – почти два часа, наполненные тостами за советско-венгерскую дружбу, песнями, обменом адресами, пролетели как один миг. Уже в сумерках провожать нас вышли все посетители корчмы, включая хозяина. Они долго махали руками на прощание, пока наш «шестиногий крокодил» не скрылся за поворотом.


      


Рецензии
Здравствуйте, уважаемый Александр. Замечательный рассказ. Читается легко. Жму зелёную. Дальнейших творческих успехов. АЧ

Александр Черенков   01.10.2017 19:19     Заявить о нарушении
Владимир, здорово, Венгрия знакома, служил в Эстергоме, Будапеште, бывал в Хаймашкере, Веспреме, на Балатоне--не удалось побывать , со взводом работал на стройке метро в Пеште, был в Секешфехерваре. Добрые воспоминания , все расписал в повести ,, АЮК,, жму руку.

Павел Мисавин-Святкин   24.06.2023 15:40   Заявить о нарушении
На это произведение написано 18 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.