Лагерь

                «Ну, споемте-ка ребята-бята-бята-бята,
                жили в лагере мы как, как, как,
                и на солнце как котята-тята-тята-тята,
                грелись эдак, грелись так, так, так»

       Анекдот. В автобусе мужик спрашивает у малыша,- Мальчик, как тебя зовут?- Алкаша. – И я алкаш! А откуда ты едешь?- Из лагеля. – И я из лагеря! А куда ты едешь?- К бабе. Мужик, с удивлением,- Хм! И я к бабе! А ты к какой?- К своей. - О, а я к чужой!
     Наших отцов и дедов гноили в концлагерях, жили мы с родителями в соцлагере, а отдыхали от родителей в пионерлагере. Сейчас эти лагеря называются детскими оздоровительными.
    Путевку предкам выдавали бесплатно, в профкоме, на работе. И  нам  в лагере безумно нравилось, несмотря на то, что городских удобств там не было никаких. Ведь нам предстояло  целый  месяц  жить  в  атмосфере веселья, задора, беспечности удивительных приключений,  а  иногда  и испытаний.
     ...Бузили, по ночам в окна лазили, подушками кидались! Пугали друг дружку рассказами про «синие ноги, летающие гробы и шерстяные руки в одной черной-пречерной комнате» - все это, естественно, после  отбоя, в темноте. При этом рассказчик, для пущей жути, обязательно подсвечивал себе лицо фонариком снизу.
      Воспитателей доводили! Игра – «Вскипяти вожатого!»  Один, (студент пединститута), отомстил. В одну из прекрасных лунных ночей, когда нам особенно долго не засыпалось, пришел и, художественно завывая, рассказал историю. Примерно такую,    
     "- Слушайте меня, маленькие человеческие червячки! Сегодня я расскажу вам историю, которая пронесет ваши души до пят ваших носков, до дна матрасов, где трясутся от жадности пауки – грызюки. Историю, которая будет колотить вас до кривых сосулек, от которой у вас сердце упадет в ужас и там застрянет, глаза вылезут на Луну и не вернутся, мороз пройдет по подоконнику, а подмышки скиснут! Слушайте, расстраивайтесь, трепещите!
     Недалеко от нашего лагеря есть ныне необитаемый старый дом. (Такой дом и в самом   деле   существовал)  В  нем  жила  одна семья – синий отец, черная дочь, бешеный Прихехек и безбашенный Прибабах. Отец дружил с Прибабахом, а дочка все прихихикивала. Однажды, когда девочка не хотела засыпать, папа разозлился, разлюбил её на куски и залюбовал в стены дома, а сам сначала прибабахнулся, а потом обвесился и улетел.
     С тех пор раз в год, в особо безлунную ночь, эта прихехекнутая девочка, сверкая желтыми клыками, и оставляя за собой ядовитый слюняво-сопливый след, наведывается в лагерь и отгрызает у деток какую-либо конечность. Например, голову. Хрумкает уши, высасывает глаза, чавкает язык и захлебывается кровью из носу. А мы, воспитатели, до утра стоим на посту, стараясь ее не пропустить"

     Подслушали, как пионервожатая взволнованно жалуется директору на девочек, – Захожу, а они все в перьях летают с кровати на кровать, как корибли! "– Так и звали ее между собой – «Корибля»      

     Одной из девчонок  родители на день рождения, кроме обычного провианта, привезли игрушку – большую плюшевую лупоглазую сову.  Отечественные дизайнеры-производители, для пущего эффекту, видать, в приступе творческой горячки присобачили сове глаза собаки Баскервилей, ну, т. е. с фосфором.  Светились они совершенно безумно, а на затылке был рычажок, который позволял поднимать и опускать  веки  и  вращать  глаза.  Пионеры сову спионерили. Вечером под рассказы о черных графинях, кровавых оборотнях и живых висельниках это впечатляло. Особенно помню строчку из одной страшилки – «Бегут, ползут по стенке зеленые глаза, хотят убить девчонку. Целых три раз;!»  Читалось это замогильным голосом, а в окно спальни просовывалась голова совы с огромными зелеными зенками. Кого-то из особо впечатлительных девочек это впечатлило настолько, что однажды, вернувшись со столовой, мы обнаружили нашу  совушку посреди комнаты, садистски выпотрошенную, в кучке опилок  и с пустыми провалами глазниц. Сами глаза бесследно исчезли.
     Продолжение воспоследовало не далее, как через несколько часов. Вопль, раздавшийся поздно ночью со стороны туалета, поднял на ноги весь лагерь. Сонная вожатая пошла по нужде в туалет. Взгромоздилась, пардон, на насест и надо ж было ей, прицеливаясь, заглянуть под себя! Я потом слышал, как она рассказывала – Темно! И в г..не подо мной горят недобрым немигающим огнем два голодных зеленых глаза. И тишина! Счастье, что я уже сидела!!!

Наши бедные желудки-лудки-лудки
были вечно голодны-ны-ны,
и считали мы минутки-нутки-нутки-нутки
до обеденной поры-ры-ры!
      
     Нет, не голодали, питания в столовке хватало. Однако разнообразием нас не баловали.   Да   и   общепит   воровал  всегда, и каша бывала невкусной, суп с пленкой жира на поверхности – тоже. Все равно после еды надо было хором сказать – Спасибо нашим поварам, за то, что вкусно было нам! - Мы скандировали, размазывая по тарелке кашу. Раскормленные тетки в поварских колпаках всплывали из недр кухни, смальцево улыбались, ласково шевелили в нашу сторону пухлыми пальчиками и, размашисто поводя плечистыми задами, тонули обратно.
     В связи с этим вспомнается пионерский эпос, (хорошо пелось по дороге в столовку).

«Смело мы в бой пойдем
за суп с картошкой,
и повара убьем
столовой ложкой!»

     Положение спасали гостинцы, которые сердобольные родители сумками возили своим чадам.
Мы ходили строем и жили по расписанию. Нам давали команды, и мы не задумывались о том, нужно ли их выполнять. Но были ли мы от этого несчастливы?
      
     ...песни звучали у пионерского костра. Ошеломительная тишина в безветренные ночи. Только потрескивание сучьев в костре и изредка тоскливое перепелиное «подь-полоть, пить-полоть» с колхозного поля. Чистое небо, яркие звезды и запах горелой картошки.      
     Петь про пионерское детство быстро надоедало, и кто-то приносил    заветную   тетрадку – песенник,   где    аккуратным девичьим почерком в обрамлении цветочков-розочек-василечков хранились слова взрослых песен про любовь.
      Дядя хмурится, вертит тетрадь, и по его взгляду видно, что современную эстраду он не уважает, но заказ есть заказ… И вот над лагерем несется что-то про «вечные муки убитого сердца, подлую измену и кровавую месть».         
      Пионерские вожачкИ и вожАчки, бывало, кучковались у своего костра и оттуда доносился глухой звяк  стаканов и какой-то незнакомый грудной смех той самой пионервожатой Валечки, - белая рыхлая ноздреватая плоть в тугом, упругом, выпуклом румяном купальнике и глаза, глаза…Скорее, это были узкие прорези, напоминающие щель дота. Из этих щелей выглядывала в мир ее хищная и, в то же время, страдальческая душа, которая, конечно же, хотела любви. И голос был у нее вовсе не такой, как после рокового туалета или утром на линейке – Пионер! К борьбе за дело партии Ленина будь готов! – Всегда готов!
Раз в три дня был так называемый трудовой десант. Полчаса убирали лагерную территорию. Директор узрел в тулете обгорелую спичку и устроил соревнование – кто больше обгорелых спичек обнаружит. Немаловажная деталь – территорией лагеря было огромное 4-х или даже пятиэтажное здание.
     Победить должен был тот отряд, кто насобирает больше спичек. Наши проявили пионерскую смекалку и смотались в ближайший магазинчик, где на рубль купили 100 коробков спичек, быстренько превратив их в горелые и сдав оторопевшему директору лагеря шесть  тысяч   горелых   спичек.  Однако  тот  отыгрался, - меня, как члена какой-то там  дурацкой  санитарной  комиссии,  вывели  ругать  перед строем за то, что я не  согласился с тройкой нашему отряду. Выяснилось, что идея купить спички исходила от меня. А она была не моя. Я ее вычитал в книжке Ю. Воищева и А. Иванова «Пираты неизвестного моря»
     Забрали меня из лагеря на неделю раньше срока.

     И все же, и все же…
    
     Пубертирующие подростки, мы болели друг за друга на всяких конкурсах и матчах, по парам смотрели кино в открытом кинотеатре на берегу речки, накрывшись одним одеялом. Было не столько холодно, сколько  здорово,  сидеть  рядом,  накинув  на  плечи  это  общее  одеяло,  которое  приносилось специально. И, бывало, в автобусе потом домой ехали парами. Всё было абсолютно невинно и очень романтично
     Всем отрядом ходили в лес за ягодами. Ромашковые необъятные поля и полные комаров леса, где собирали землянику, малину и чернику. От комаров были крем «Тайга» и одеколон «Гвоздика»
     Раскаленные, потные бежали на реку, где и отдыхали и обедали. Что может быть лучше варёного яйца со свежим огурцом вприкуску и дурмана земляники на десерт сразу после купания? Это вам не «гамбургер» с картошкой!
     Вкусное детство, пахучее. Прогретое солнечными лучами и любовью. Первой любовью, когда казалось, что при разлуке разорвётся сердце. - Гори костёр подольше, гори, не догорай, а завтра лагерю мы скажем: прощай, прощай, прощай! – и   смотрели   на   пляшущие  искры  и клялись на следующий год непременно снова приехать, как только начнутся летние каникулы.    
       Пора по домам! Фото на память у входа в лагерь. Обмениваемся адресами и обещаем писать. Пытаемся сфотографировать понравившихся девчонок «по-шпионски» фотоаппаратом «Смена». Те выпендриваются и отворачиваются, «смазывая» снимки. Прощальные рукопожатия. Робкие поцелуи в щечку…. 
      
       Кто-то скажет, что это уже не детство, а юность. Не соглашусь. Ведь ещё не было подлости взрослых измен и кухонно-коммунальной ненависти, сопровождающих каждое вступление во взрослую жизнь. Хотя  кто  его  знает,  когда  именно оно кончается, наше детство. Знаю одно, я всегда могу туда вернуться, ведь всё это спрятано в далёком уголке моей души, куда я заглядываю за утешением, когда мне грустно или просто хочется немного летнего солнца.
       Толпа друзей, пионерский галстук, исписанный пожеланиями на память новыми приятелями, новые адреса. Счастливое советское лето советского пионера.
     Казалось, оно не кончится никогда, и детство не умрет никогда, да и жить мы будем вечно.










(с использ. Сети)