Баба Фрося

Из цикла "Подарите ребенку звонкий смех"


Литровая банка молока одиноко стояла на кухонном столе, покрытом старенькой рваной клеёнкой. От молока исходило лёгкое амбре навоза и недомытой коровы.
- Доченька, выпей молочка.
- Мам, ты же знаешь, что я не пью бабкино молоко.
- Не смей так называть бабу Фросю. Она вам с сестрой заменила бабушку.
- Не надо нам никого заменять. Сами справимся.
- Мне так спокойнее. Хоть кто-то за вами присмотрит, пока я на работе.
- Ну, зачем за нами смотреть! Уроки учим, хлеб покупаем, яблоки через соседский забор не тырим. Ну, разве только штук пять-шесть. Так это по три на каждую.
- Может, выпьешь?
- Нет.
-Я и спрашивать больше не буду. Пей, сказала!
Вперемешку со рвотным рефлексом я отпила прямо из банки молоко и с брезгливостью вернула на стол.

Аппетита  не было никогда. И в чем только душа хранилась? Почему-то вся домашняя еда была безвкусной. Хотелось картошки «пюре», но туда надо было класть много дорогих вкусностей. Поэтому – в мундирах. И никаких гвоздей. Если суп, то без мяса. Жареная картошка всегда с мелко нарубленным луком. Фу, мерзость.
Самым вкусным был хлеб. Отчекрыжишь ломоть потолще, окунешь его в ведро с питьевой водой, а затем этот мокрый шмат – в бумажный пакет с сахаром. Мммм. Объедение. 
Вкуснее хлеба в детстве не было еды. Разве что – плов. Это редкое блюдо возвещало о каком-то семейном торжестве. Мама никогда не рассказывала о причинах таких «всплесков домохозяйки», но это было настоящим праздником желудка. Тем более, что я, вечно безаппетитная, могла есть его руками, как настоящие узбеки.

Как-то мама сказала, что уезжает на пару дней в командировку, а присмотрит за нами с сестрой баба Фрося.
- Только не это! - в два голоса взмолились мы.
- Вопрос решен. Кто-то же должен за вами присмотреть.
Натушив кастрюлю капусты и наварив молочного супа, мама со спокойной совестью, что холодильник наполнен продуктами,  умчала по делам в другой город. Но кто будет есть эту противную капусту?! Благо, хлеб был в неограниченных количествах, а разнообразие начинок для бутербродов превышало любую фантазию:  хлеб с сахаром, с повидлом, вареньем, солью, постным маслом.

- Вы что-нибудь ели? – просунула в дверь голову баба Фрося.
- Да! – в два голоса ответили мы с сестрой.
- Пойдемте, я вас борщом накормлю.
Ну, чем она могла нас удивить? Борщ, как борщ. Мы пошли, подчиняясь скорее не ей, а своим пустым желудкам.
В летней кухоньке на столе стояла банка с молоком, две алюминиевых кружки и две тарелки с горячим борщом.
Как есть чужую пищу, если я и своей не ем? Отказать было неловко. Я отхлебнула из ложки бульон, и…
Что это? Аромат навоза? Корова? Что это было? Я была ребенком, поэтому ничего не понимала в поварских премудростях, но то, что соседская бабка провоняла всё навозом, - осталось в голове навсегда. Урок послужил важнейшим аргументом – мыть всё и всегда тщательно. Фобия? Не знаю.

Баба Фрося была нормальной соседкой, иногда присматривающей за нами во время маминых отъездов. Она входила в дом вечером, бросала у порога ватник, укладывалась поперек и мгновенно начинала похрапывать. Через ее грузное тело было трудно пробраться к выходу: она слышала каждый звук старых половиц.

Смешно было наблюдать за старушкой во время грозы. Дома она не могла высидеть от страха. Прибегала к нам, сбрасывала с себя теплую кофту, падала у кровати на колени и что-то шептала. Постепенно она - таки закатывалась под кровать молча, без единого звука. Каждая гроза приносила старухе невероятные испытания. Пожалуй, это единственное, чего она боялась в жизни. Жаль, что в редкие дни отъезда мамы не было грозы. И лежала бы себе под кроватью. Мы были не вредными девчонками. Но если баба Фрося завалилась у порога, ее никаким бульдозером не сдвинуть. А утром, с гордостью выполнив миссию надзирателя, она жаловалась маме на нас и с важным видом удалялась к себе во двор.

Наверное, эта неприязнь так бы и осталась во мне навсегда, если бы…

*
- Толик утонул! – кричала какая-то соседка во всю глотку, барабаня в калитку бабы Фроси.
Баба Фрося родила сына слишком поздно. Он бы ей во внуки годился, но жизнь распорядилась иначе. Единственный сын, единственная отрада в жизни…
Молодежь, как всегда летом, отдыхала на ставке. Была жара, хотелось пить. Раньше мальчишки бегали на шахту за газировкой с отцовскими фляжками. Вот и сейчас у некоторых были с собой фляги. И тут одна девчонка попросила пить. Фляги были пусты, до шахты и обратно – далеко и долго. И тут Толик решил показать свою удаль – достать воды из заброшенного колодца.
Как ни отговаривали его друзья, он никого не хотел слышать. Самая красивая девчонка улицы попросила пить.

Что колодец давно заброшен, знали многие. Что на дне всегда была вода, могли знать только вездесущие пацаны. А вот то, что колодец был загазован, об этом рассказали только спасатели, прибывшие на место трагедии.
Толик оказался первой жертвой. Когда за ним в колодец опустился друг, его тоже никто не слышал. В колодце стояла глубокая тишина…
Второго парня вытаскивали первым. Ему повезло. Толик слишком долго дышал газом.

*
Баба Фрося осталась на белом свете совсем одна. Она легла на чистую кровать в чистой рубахе и до утра решила умереть. Смерть не приходила. У нее своих проблем было без этой бабки. И тогда горем убитая мать решила умереть от голода. Это ей постепенно удавалось. Оставалось совсем немного подождать, и встреча с сыном состоится.

Но тут за дело взялась наша мама. Оказалось, только ее слова дошли до сердца бабы Фроси. Она пила жидкий бульончик, поглядывая со злостью на соседку.
Горе совсем согнуло бабушку, но и озлобило. Теперь она не могла переносить того, что по нашему двору бегали приблудные котята и щенки. Особенно морские свинки своей вонью ее доставали. Но куда животные девались по ночам, - оставалось вечной загадкой. Мы с сестрой в слезах и соплях шарили по траве и кустарникам в поисках своих любимчиков. Но всегда все поиски были тщетны. Никто бы никогда не заметил соседкиного  пристрастия к истреблению всего живого в нашем дворе, если бы не один случай.

Она думала, что во дворе никого нет. Она в этом была уверена, подойдя к собаке, привязанной к будке. Жучка страдала от лишая. Раздирала себя до крови, вырывала шерсть клоками. Никакое лечение не помогало. И тогда баба Фрося решила остановить мучения соседской собаки. Накинув петлю на шею, она поволокла псину к реке топить.
Но тут оказались мы…

Больше мы с бабой Фросей не дружили. Больше к нам в дом она не приходила. Никогда. Больше в нашем доме никогда не было никакой живности. И не будет. Детский урок сделал свое дело. Не хочешь терять друзей, - не заводи.