Сотник Лонгин Сын человеческий

Книга вторая. Преображение

Глава первая

Сын человеческий
Жизнь зародилась в воде. Эта истина, которую ученые века сего преподносят как свое открытие и достижение, была известна в далеком прошлом нашим предкам, которые, в отличие от их потомков, не обладали знаниями, а руководствовались мудростью, данной свыше. Основой их мудрости была вера, как всеобъемлющее знание. Они знали, что вода живая, что она одухотворена…
Дух и вода, соединяясь, образуют жизнь. Дух присутствует во всем, что дышит: животных и растениях, деревьях и травах, даже в земле, из которой они произрастают. И человеку дух дарует жизнь во плоти. Плоть – это та же вода, соединяясь с нею, дух полагает начало новой жизни. Без него зачатие невозможно, даже если муж часто познает жену свою. Когда же дух покидает тело, оно умирает. 
Жизнь – это круговорот рождений и смертей. После смерти плоти дух отлетает в иной мир, но в свой срок возвращается назад, чтобы получить новую жизнь во плоти. Однако соединиться с водою и образовать жизнь удается далеко не всем, - лишь тем, кому уготовано свыше. Многие невидимо бродят по земле, как тени, и улавливают живых в свои сети, чтобы обрести пристанище в их телах и вернуться к привычной жизни. Когда человек откликается на зов с той стороны, начинает прислушиваться, вглядываться в бездну, более того, руководствуется советами, которые ошибочно принимает за проявления своего разума, он, сам того не подозревая, приглашает гостя в дом, - в свое тело. А вслед за одним, званым, вскоре приходят другие… Непрошеные. Рано или поздно они начинают бороться друг с другом и обрекают своего хозяина на гибель.      
Те же духи, грехи которых не тяжки, - зачастую способны воплотиться в новых телах. И тогда чрез женщину, которую познал муж, в мир приходит дух, облеченный плотью, - человек… Он изначально несвободен, - от материнской утробы. Там он плавает в воде подобно рыбе и не знает горя, ибо мать питает его. Материнская пуповина привязывает человека к миру даже после ее обрезания. Но именно тогда, в этот самый миг, начинается жизнь, полная страха и страданий. Младенец, которому перерезали пуповину, делает первый вдох, причиняющий ему нестерпимую боль. Он кричит…         
Жизнь человека в мире начинается с боли и заканчивается ею. Она сопровождает его на протяжении всех дней земных, доколе дух пребывает в теле. И, тем не менее, души стремятся вернуться в мир, который они возлюбили, - мир, погрязший во тьме, и здесь они продолжают делать то, к чему привыкли. Зло порождает зло. Оно растекается, множится, становится повсеместным. Мало-помалу, шаг за шагом люди снимают запреты, объявляют черное белым и белое черным, - распутство позволительно, а скромность предосудительна, - они купаются в грехе, словно в роскошном бассейне, и не понимают, что, на самом деле, это грязная зловонная лужа, в которой прежде барахтались одни лишь свиньи.
На протяжении многих сотен лет не было в мире праведника, который бы творил добро и не совершал зла. И если бы не милость Всевышнего мир сей был бы уже уничтожен. Но пророки древности возвестили приход Спасителя, который возьмет на себя грех мира сего и принесет себя в жертву умилостивления, дабы кровью Его, - чрез покаяние, - могли исцелиться все поколения сынов человеческих.

***
Крохотный младенец, которого обмыли теплой водой, успокоился, прильнув к груди матери своей. Мириам, нежно глядя на него, переводила дух после тяжких родов, которые продолжались без малого двенадцать часов. Йосеф, все это время не находивший себе места, вбежал в спальню, где на постели лежала его жена, и остановился в растерянности посреди комнаты, заметив, что повитуха что-то рассматривает между ног у Мириам.
-Воды отходят, - обернулась к нему повитуха.
-Как? – не понял муж. - Разве это не должно происходить в начале?
-У вашей жены двойня, - сообщила повитуха.
Вскоре у Мириам начались новые схватки, которые, по счастью, продолжались теперь совсем недолго. Второй младенец мужеского пола вышел из чрева матери и был принят повитухой, которая перерезала ему пуповину. Тотчас крохотное красноватое тельце младенца, который судорожно сделал свой первый вдох, сотряслось от рыданий, а из его темных глаз-бусинок градом хлынули слезы.
Обмыв плачущего младенца, повитуха положила его на живот матери рядом с его братом. Йосеф бросился к жене, осыпая ее лицо поцелуями.   
-Я не могу поверить! Господь послал мне сразу двоих сыновей! – восклицал от радости мужчина. – Как праотцу Ицхаку! – он остановился и, взглянув на измученное, но при этом счастливое лицо жены, осведомился. - Как назовем нашего первенца?
-Я думала, что не вынесу страдания, - болезненно улыбалась Мириам, - но… хвала Всевышнему! Все обошлось. Потому я хочу, чтобы его имя было Иешуа, что значит «Спасение Господне».
Тем временем, повитуха, дождавшись выпадения последа, отозвала главу семейства в сторону и потребовала с него двойную плату – «за двоих детей». Йосеф на радостях не стал спорить и, отдав деньги, вернулся обратно. В спальне воцарилась тишина. Младенцы, насытившись грудным молоком, лежали по обе стороны от матери своей, и все трое дружно спали. Тогда он, осторожно прикрыв за собою дверь, вышел во двор и, взглянув на темное усеянное звездами ночное небо, вознес молитву Богу:
-Благословен Господь, дарующий милость рабам Своим!

На восьмой день, - а это была суббота, - по обычаю иудейскому, уходящему корнями во времена Авраама, состоялось обрезание младенцев. В тот день в синагоге собралось много людей, и сразу после утренних благословений был проведен этот весьма болезненный обряд, который стал праздником для счастливых родителей и приглашенных ими гостей. Несмотря на то, что родословные были утрачены много лет назад, плотник Йосеф, предки которого когда-то бежали из Бейт-Лехема, считался потомком царя Давида, а потому рождение двойни в его семье стало событием в жизни города Ципори. Даже некоторые старейшины, заседающие в малом синедрионе, почтили его своим вниманием и присутствовали на церемонии.   
Яхуд, - юноша, который накануне вернулся из Ерушалаима, где проходил обучение в школе фарисея Шамаи, - был удостоен чести держать на руках первенца Йосефа, нареченного Иешуа. Младенец, когда его передавали по цепочке из рук в руки, улыбался каждому, но едва он оказался в руках восприемника, а острое лезвие отсекло его крайнюю плоть, - кровь хлынула из раны на мозаичный пол, и крохотное дитя с надрывом зарыдало, оглашая своим пронзительным криком синагогу. Истечение крови быстро остановили, младенца вернули матери, а он продолжал захлебываться своими слезами и еще долго не мог успокоиться, жалобно постанывая от боли и отказываясь брать грудь. Объявив Иешуа своим первородным сыном, Йосеф приступил к обрезанию второго младенца, который был наречен именем Иегуда. Тот как две капли воды походил на Иешуа, однако уже в эти дни родители заметили разницу в поведении близнецов. Так, Иешуа был нетребователен, почти не плакал и мог часами спокойно лежать в колыбели с открытыми глазами, тогда как Иегуда, едва проснувшись, тотчас заливался слезами, поднимал крик и не успокаивался до тех пор, пока его не брали на руки. Вскоре для близнецов нашли кормилицу – женщину, которая недавно родила своего ребенка.
В те дни молодое семейство познало много хлопот. Но время летело незаметно. Близнецы мало-помалу росли, с полугода начали ползать. Йосеф, будучи плотником, вырезал из дерева несколько игрушек и тщательно отполировал их во избежание заноз. Однако близнецы вскоре потеряли к ним интерес. Они весело и как бы взапуски ползали по полу, или сидели, играя друг с другом, смеялись и разговаривали на каком-то странном детском языке, понятном только им двоим. Мириам со стороны наблюдала за своими сыновьями, не отрываясь от дел по дому. Но порой она, отдыхая, присаживалась возле близнецов и прислушивалась к щебетанью «птичек», как она их ласково называла. Впрочем, разобрать, что же они такое друг другу говорят и чему смеются, было решительно невозможно, и оставалось лишь дивиться тому, как эти крохи ладят между собой. Сердце матери трепетало от радости. Мириам возвращалась к своим заботам, оставляя близнецов наедине. Так они и росли, предоставленные сами себе, и, разговаривая друг с другом на «птичьем» языке, а потому довольно поздно постигли арамейское наречие, на котором тогда говорили в Галилее.   
 
Тем временем, Израильское царство вступило в эпоху перемен, и те потрясения, которые последовали за смертью Ирода, ворвались в спокойную область Галилею и отразились на жизни семейства Йосефа…
С Иегудой, сыном Хизкии Йосеф познакомился в Гамале лет пять тому назад, когда еще был жив его отец. Они, будучи среди приглашенных из Ципори мастеров (зодчие, каменщики, плотники), помогали местным жителям в условиях гористой неровной местности возводить синагогу. У торговца Иегуды, сына Хизкии в Гамале был большой дом, в котором по решению городских старейшин разместили пришлых мастеров. Иегуда запомнился Йосефу своим гостеприимством – он не скупился на угощения и не жалел елея для умащения гостей во время частых пиршеств, которые устраивал на собственные средства. Спустя несколько лет их пути снова пересеклись – на сей раз в канун празднования Песаха в Ерушалаиме. Это был тот самый день, когда началось восстание против римского владычества… 
 
Мириам была удивлена скорому возвращению своего мужа из Ерушалаима – еще дни празднования Пасхи не окончились, когда Йосеф прискакал обратно в Галилею на взмыленном коне. Она бросилась расспрашивать мужа о причинах его поспешности, но тот хранил загадочное молчание, и любопытство женщины долго оставалось неудовлетворенным.  Впрочем, однажды ночью ей все-таки удалось разговорить мужа.
-Помнишь, в прошлом году приезжал Мойше? – сказал он.
-Мойше? – переспросила Мириам, нахмурив лоб. Среди забот суетных дней многое из того, что произошло в последний год, стерлось из памяти.
-Он еще рассказывал о Машиахе, - напомнил Йосеф. – Так вот - мы нашли его…
-Кого? Мойше?
-Машиаха, - скривился от неудовольствия Йосеф.
-Неужели? – подхватила Мириам. - И кто же он?
-Это Иегуда бен Хизкия.
-Кто? – удивилась Мириам.
-Сын борца за свободу Израиля, которого убил Ирод. Так вот – он скоро будет здесь.
-Неужели?
-Да… Только, Мириам, - ты должна сохранить это в тайне, - предупредил Йосеф. - Никому ни слова…
-Я нема как рыба, - улыбнулась женщина. Однако на следующий день в разговоре с соседкой она ненароком обронила эту новость, которая за считанные часы облетела Ципори, и вскоре весь город только о том и судачил, что о явлении Мессии. А Йосеф, тем временем, как доверенное лицо Иегуды переговорил со знакомыми сановниками, которые оставались в городе и не ходили на праздник. Ими было решено тотчас по прибытии остальных старейшин собрать городской совет, чтобы на нем мог выступить Иегуда.
Однако, события разворачивались стремительно. Опережая печальные известия о гибели людей в Ерушалаиме, Иегуда с отрядом верных людей прибыл в Ципори уже в первый день недели, следующей за пасхальной. И он без промедления принялся за дело. Клич, брошенный толпе городских юношей, собравшихся в сумерках на площади, тотчас был подхвачен разгоряченной молодежью:
-Смерть Иродовым прислужникам!
Поход толпы на царский дворец обернулся чудовищной резней в верхнем городе…
Йосеф все это время находился в свите Иегуды и вернулся домой лишь поздно ночью. Думая, что все спят, он осторожно пробрался к спальне, но тут его встретила жена. В тусклом свете горящей лампы метнулась тень. Мириам, рыдая, бросилась к нему на шею и принялась осыпать его лицо поцелуями.
-Что с тобой? – удивился он, отстраняясь от нее.
-Милый мой, родной, я думала, что уже не увижу тебя, - всхлипывая, говорила она.
-Будет тебе, - нахмурился он. – Что это тебя такие мысли по ночам тревожат?
-А как же не тревожиться?! – всплеснула руками Мириам. - Там такое творится! Ты ушел, ничего не сказав. Я всю ночь на коленях простояла, взывая с мольбой к Всевышнему, чтобы Он уберег тебя…
-Напрасно волновалась ты, - мрачно отозвался Йосеф. – А теперь… ложись спать.
-Хорошо, милый, я лягу. Только ты пообещай мне кое-что, - Мириам пыталась поймать взгляд мужа, но он прятал от нее свои глаза. - Пообещай, что не будешь подвергать свою жизнь опасности…
Йосеф молчал. Мириам снова заплакала, и сквозь ее вздрагивающие рыдания он едва расслышал:
-Подумай… о детях наших. Если с тобой что-нибудь случится, что станем с ними?
-Тише, разбудишь их, - проговорил Йосеф, стараясь скрыть свое волнение, не выдать того, что слезы и слова жены тронули сердце его. Он разделся, погасил светильник и лег на постель, отвернувшись к стене. Мириам легла подле него. Он почувствовал ее прикосновение, но не ответил, притворившись спящим. Женщина, вздохнув, отстранилась от него и вскоре забылась сном. Йосеф же не сомкнул глаз в ту ночь, вспоминая слова Иегуды о продолжении борьбы. Несколько раз он подходил к колыбели, где лежали спящие близнецы. Борьба, и в самом деле, шла – но пока что лишь в душе его. Борьба между долгом перед Израилем и заботой о своем потомстве. В конце концов, он решил, что под любым предлогом останется в Ципори, полагая, что здесь будет безопаснее, нежели в Ерушалаиме…

***
После отъезда Иегуды в Ерушалаим, где он был встречен народом как долгожданный Мессия и помазан на царство, жизнь в Галилее понемногу успокоилась, вошла в обычное неторопливое русло, свойственное землям, далеким от стольных городов. По четвергам и понедельникам шумел торг. По субботам проходили службы в синагогах. Домохозяйки на досуге делились друг с другом сплетнями и слухами. Йосеф, который по настоянию Иегуды был введен в городской совет, свыкался с новой для себя ролью сановника, облеченного властью. В Ципори оставался небольшой отряд из новобранцев – местных юношей, которые по ночам охраняли город и в особенности - царский дворец, где, найдя винный погреб, предавались веселью. Жители города сходились во мнении: раз пришел Машиах, значит, Царство Божие настало, а, стало быть, можно жить в свое удовольствие, без забот и тревог… Ничто не предвещало беды. Но однажды посреди ночи Йосеф был разбужен шумом, который доносился с улицы. Собака соседа-пастуха заливалась лаем. Внезапно дом сотрясся от сильных ударов в дверь. 
-Что случилось? – спросонья осведомилась Мириам. В этот миг раздался детский плач. Это проснулся Иегуда.
-Стучат, - отозвался Йосеф, поднимаясь с постели. – Может, кто из совета. Пойду - посмотрю, а ты - успокой ребенка.
-Будь осторожен, - взволнованно проговорила Мириам. В углу над каменным сосудом с водой горела лучина, - Йосеф зажег масляную лампу и медленно пошел по коридору. Внезапно незваный гость крикнул из-за двери:
-Это я… Мойше. Открой, Йосеф, у меня для тебя важные известия.
-Мойше? – удивился Йосеф, признав его по голосу, и начал отпирать засовы. Дверь отворилась. Йосеф лампой посветил перед собой. На пороге, и в самом деле, стоял его сродник из Птолемаиды, который в прошлом году останавливался в его доме по пути в Ерушалаим.
-Проходи. Но… отчего в столь поздний час?
-Римляне в Птолемаиде, а значит, скоро будут здесь, - взволнованно проговорил Мойше и, с беспокойством вглядевшись в ночную темноту, не сразу переступил порог дома.
-Римляне? – изменился в лице Йосеф. - Их много?
-Два легиона под командованием наместника Сирии Квинтилия Вара, - отозвался Мойше.
-Постой… Я, видимо, еще не до конца проснулся, - проговорил обескураженный Йосеф. - Я ничего не понимаю. Ты пока пройди в столовую. Сядь, отдохни… 
Йосеф вышел во двор, метнулся к ручью, который тек посреди сада, и, зачерпнув руками холодной воды, умыл лицо свое. Это помогло ему собраться с мыслями. После чего он вернулся в дом и приступил к Мойше с расспросами. Тот отвечал:
-Римляне в Птолемаиде ожидают подхода арабской конницы и наемников из Себастии. Они прибудут со дня на день. Так что времени осталось совсем немного.
-Но… откуда ты все это знаешь? – удивлялся Йосеф.
-Так… - Мойше на мгновенье замялся. – Мой племянник из Антиохии служит пращником во вспомогательных войсках. Он приходил ко мне намедни, я устроил пир, и вино развязало ему язык… Но вот. Теперь ты все знаешь, а  мне пора возвращаться назад, - сказал он, поднимаясь с ложа.
-Ты разве не останешься? Передохни, Мириам накроет на стол, я вина лучшего тебе принесу, - говорил Йосеф, думая совсем о другом – он лихорадочно соображал, что делать дальше. - Да и, верно, загнал ты свою лошадь.
-Я на перекладных, - возразил Мойше. - Нет, не уговаривай меня, Йосеф. Мне надо быть дома…
Йосеф вышел во двор и взглядом проводил его, а, когда всадник, оседлав коня, скрылся в темноте, вернулся в спальню, где его встречала взволнованная Мириам.
-Кто приходил? – спросила она. Но Йосеф не услышал ее вопроса, пребывая в глубоких раздумьях, потом вдруг выбежал на улицу и устремился в верхний город, раскинувшийся на холме. Вскоре он, запыхавшись, оказался у ворот дома, в котором жил глава (наси) малого синедриона…

На рассвете старейшины собрались на внеочередное заседание. Чтобы не сеять панику среди горожан, они решили сохранить все в тайне, а в Ерушалаим к Иегуде направить гонца с призывом о помощи. Впрочем, тотчас по окончании заседания члены совета стали собирать пожитки, а ночью под покровом темноты вместе со своими семьями благополучно покинули город, оставив его жителей на произвол судьбы…
После собрания Йосеф вернулся домой и велел жене принести вина. Он наполнил кубок и опустошил его разом, потом налил еще.
-Что происходит? – спросила Мириам, с беспокойством глядя на мужа. – На тебе лица нет…
Йосеф, бросив на нее потерянный взгляд, тихо проговорил:
-Собирайся. Нам предстоит дальняя дорога. Бери только самое необходимое.
-Почему? Что с тобой? – проговорила Мириам, и в ее глазах блеснули слезы. – А дети… Они еще совсем…
-Скоро сюда придут римляне, - вскричал вдруг Йосеф. – Собирайся. Живо.
Мириам перепугалась – это был первый раз, когда Йосеф повысил на нее голос, - и бросилась исполнять его распоряжение. 
Нажитого добра оказалось столько, что имущество не уместилось на одной повозке, и пришлось нанимать другую. Отягощенное обозом семейство Йосефа двинулось в путь к Ерушалаиму, минуя Самарию, - и этот  путь растянулся на целую неделю… Когда они добрались до Святого града, Галилея уже пылала, а тысячи ее жителей были угнаны в цепях и проданы в рабство. Опасаясь гнева Иегуды, Йосеф решил бежать из страны в Александрию Египетскую, чтобы там, у дальних родственников своих, пережить это смутное время…
   
***
Мицраим, - как называли иудеи Египет, был той самой страной, откуда Всевышний некогда призвал сына Своего - народ Израиля (потомков Иакова), который долгое время томился в рабстве, пока не появился избранный Богом пророк – Моисей, освободитель и законодатель. Много воды утекло с тех пор, как иудеи поселились в земле Обетованной. Они познали власть судей и царей, пошли вослед иным богам и нарушением Завета с Господом обрекли себя на вавилонское пленение, где взамен разрушенного храма молились в первых синагогах, но однажды вернулись обратно в землю, в которой «течет молоко и мед», чтобы восстановить богослужение на святом месте – в Ерушалаиме, на горе Мориа. В храме, отстроенном заново, священники по-прежнему приносили жертвы Богу, пока алтарь не был осквернен греками. Маккавеи подняли народ на восстание, и в Ерушалаиме возобновились богослужения. С тех пор день обновления храма празднуется как Ханука. Израиль обрел свободу. Правда, ненадолго. На смену грекам пришли римляне, которых называли «киттимы». Вместо династии Хасмонеев, царей-первосвященников, воцарился ставленник иноземцев – Ирод, обложивший население многочисленными податями и жестоко пресекавший любые возмущения.
Однако верили иудеи, что придет освободитель, Машиах бен Давид (Мессия сын Давида), который не только спасет народ Израиля от иноземного ига, но и откроет Царство Божие, свершив суд над всеми нечистыми народами в ходе сорокалетней войны. Народ, избранный Богом, одержит верх над язычниками, истребит врагов своих, а Машиах воцарится над всем миром, воссядет на престол и будет править мудро как Соломон. Таким представлялось грядущее Царство иудеям, которые жили в эпоху Второго храма. Поэтому они охотно поверили Иегуде сыну Хизкии и откликнулись на его призывы о борьбе с захватчиками. Когда же он покинул Ерушалаим и удалился в пустыню, многие, последовавшие за ним, испытали жуткое потрясение, познали горечь несбывшихся надежд, упали духом и решили вернуться к прежней жизни. Одним из первых, кто понял тщетность происходящего, был Йосеф из Галилеи. Он вместе с семьей бежал в Египет.

Повозка въехала в ворота, над которыми возвышалась статуя Гелиоса, и медленно, в потоке транспорта, катилась по широкой каменной улице, среди высоких беломраморных колонн, сверкающих на полуденном солнце золочеными капителями. Александрия славилась своей красотой. Город блестел бронзовыми изваяниями, искрился бесчисленными фонтанами, убегал вдаль длинными вереницами портиков, под сенью которых текли людские потоки. Над величественными храмами парили крылатые богини и герои, разъезжающие на колесницах. 
Мириам пыталась объять все это великолепие взором, но глаза разбегались, а диковинок вокруг было слишком много, чтобы запечатлеть их в памяти.
-Какая красота! – восхищалась по-арамейски женщина. Йосеф же не глядел по сторонам, был мрачен и погружен в себя, а потому не разделял восторгов жены своей и, едва представилась возможность, повернул с шумного проспекта на улицу, где было не так многолюдно. Отсюда начинался квартал, где жила еврейская община. Вскоре повозка въехала на широкий гостиничный двор… Служители распрягли лошадку, отвели ее в стойло и помогли семейству Йосефа перенести вещи в гостиницу, хозяином которой был его родственник - внучатный дядя по матери. Правда, старик, которого звали Якоб, был слаб глазами и с трудом узнал своего племянника.
-Из Ципори? – переспросил Якоб, приподняв удивленно брови. – Ах, да Галилея… Ребекка! - зычно крикнул он. Вскоре занавеска, которая висела позади него, отдернулась, и появилась жена Якоба, пожилая женщина с добрыми лучистыми глазами.
-Принимай гостей, - сказал ей Якоб. – Это мой племянник из Галилеи… 
-А я тебя помню, - улыбнулась хозяйка, вглядевшись в черты лица Йосефа. – Ты однажды был у нас со своим отцом. Как ты возмужал с тех пор! Как поживает твой отец?
Йосеф вздохнул:
-Отец умер почти пять лет назад.
Ребекка помрачнела, но, увидев малышей, которые были с матерью, удивленно проговорила:    
-Какие прелестные детки! Близнецы?
Иегуду Мириам держала на руках, чтобы тот не плакал, а Иешуа неуверенно держался на ножках, прижавшись к матери. Ребекка оглядела детей, которые были удивительно похожи друг на друга.
-Надо же! Как Исав и Иаков, - заметила она, но затем спохватилась. - Вы, верно, устали с дороги. Идемте. Я покажу вам вашу комнату.
Ребекка окликнула своих сыновей – это были те, кого Йосеф принял за слуг, помогавших ему переносить вещи, и все вместе они поднялись наверх.
-Отдыхайте и обживайтесь, а вечером мы приглашаем вас на праздничный ужин. Завтра – суббота, - напомнила Ребекка, удаляясь. Мириам горячо поблагодарила ее и, когда они остались одни, обвела взглядом скромную обстановку комнаты, в которой была только кровать и еще кое-что из мебели. Вздохнув, она спросила у мужа:
-Как долго?
Йосеф понял ее с полуслова и, помрачнев, нехотя отозвался:
-Не знаю. Это как Бог даст… Пока все не уляжется, вернуться мы не сможем.

После отдыха муж с женой, приглашенные на вечерю, спустились вниз, где вокруг стола собрались домочадцы Якоба. Они стояли, склонив головы, а глава семьи произнес, по обычаю иудейскому, молитву освящения субботы над чашей вина: «И благословил Бог седьмой день, и освятил его, ибо в оный почил от всех дел Своих. Благословен Ты, Господь Бог наш, царь Вселенной, сотворивший плод виноградный. Благословен Ты, Господь, освящающий субботу».
-Аминь, - дружно отозвались члены семьи и гости. Отпив немного вина из чаши, Якоб передал ее старшему сыну. Далее чаша с вином переходила по цепочке, пока не вернулась к хозяину дома.
Йосеф был приятно удивлен тем, что в диаспоре сохраняют обычаи предков, и, когда сели за стол, осведомился:
-В городе есть синагога?
-И не одна, - улыбнулся Якоб. – Завтра утром я тебе покажу ту, в которую ходим мы. Наша община многочисленна, занимает целый квартал…
-А работа? – подхватил Йосеф. – Здесь можно найти работу?
Якоб удивленно взглянул на него:
-Стало быть, вы сюда надолго приехали?
-На некоторое время, - уклончиво отвечал Йосеф и, заметив пристальные взгляды домочадцев Якоба, пояснил. - Мы бежали от войны, которая пришла в Израиль…
-Война? – переспросил Якоб, изменившись в лице. - Мы ничего не слышали о войне. Вести с Родины порой долго идут до нас. Йосеф, мы хотим знать, что происходит в Израиле.
Йосеф не сразу, а лишь собравшись с мыслями, заговорил. Домочадцы Якоба слушали его, затаив дыхание. Он, впрочем, умолчал о своем знакомстве с Иегудой и о той роли, которую сыграл в движении зелотов, но вовсе не из скромности, а лишь по причине угрызений совести, которые по-прежнему терзали его, доставляя нестерпимую душевную боль.
-Римляне сожгли Ципори, а нам пришлось бежать из Галилеи, - такими словами закончил Йосеф свой печальный рассказ. Якоб почувствовал, что гость чего-то недоговаривает, но не нашел нужным вдаваться в подробности и, поднявшись из-за стола, воздел руки ввысь и проговорил:
-Храни, Господи, народ Израиля, святой град Ерушалаим и Дом Твой на горе Мориа!
На другой день Йосеф вместе с Якобом и его сыновьями отправился на субботнее священное собрание. Синагога находилась неподалеку, и вскоре они вошли в дворик, в котором был выстроен портик для миквы. После ритуального омовения они вступили в просторный длинный зал собраний, разделенный невысокой перегородкой на две половины. Зал был полон мужчин, надевших тфилины, и женщин с покрытыми головами. Пройдя между рядами каменных скамей, Йосеф и его спутники нашли свободные места в самом конце. Якоб куда-то отлучился, а Йосеф, склоняя голову, принялся по памяти читать утреннюю молитву, состоящую из благословений Богу. Вскоре появились старейшины общины, хаззан взошел на возвышение, и началось субботнее богослужение. После молитвы «Шма», которая начинается со слов: «Внемли, Израиль! Господь, Бог наш, Господь один!» – хаззан, развернув свиток, читал на иврите Амиду:
-Благословен Ты, Господи, Боже наш, Бог предков наших, Авраама, Исаака и Иакова, Бог великий, всесильный и грозный, Бог всевышний, творящий благодеяния, владеющий всем, помнящий заслуги предков и посылающий спасителя их потомкам, ради Имени Своего, Царь помогающий, спасающий и щит! Благословен Ты, Господи, щит Авраама.
Едва закончилось первое благословение, все собрание многоголосым хором отозвалось: «Аминь».

Закончилось чтение Закона и пророков. Хаззан, ведущий собрание, вдруг громко объявил:
-Братья и сестры, до нас дошли печальные известия из земли, обещанной Израилю. Война…
Война - это слово было подхвачено собранием иудеев, и по обе стороны от перегородки пронесся взволнованный шепот, подобный гулу пчелиного роя.
-Я прошу выйти вперед Йосефа, который прибыл из Галилеи, - провозгласил хаззан, блуждая глазами по той части зала, где находились мужчины. Эти слова были произнесены на иврите, а Йосеф плохо воспринимал его на слух и, услышав свое имя, побледнел, не понимая, что происходит. Якоб прошептал ему на ухо по-арамейски:
-Тебя вызывают. Поведай всей общине, что рассказал нам вчера. 
Йосеф нерешительно поднялся со своего места и предстал перед собранием. Хаззан, уступив ему свое место на возвышении, отошел в сторону, где находился священный ковчег со свитками Торы. Глаза всех, кто был в синагоге, устремились на Йосефа, а тот некоторое время боролся с внезапно нахлынувшим волнением и, усилием воли овладев собой, наконец, начал свой рассказ. Вначале его голос дрожал, но затем вдруг все изменилось, его речь преобразилась, стала выразительной, наполнилась образами, которые оживали перед глазами слушателей. Они понимали его, несмотря на то, что он говорил на галилейском диалекте арамейского языка.
Йосеф не был очевидцем тех событий, о которых повествовал: о пожаре и разграблении Храма, об уничтожении Ципори и угоне в рабство жителей Галилеи, - но боль и горе родной земли он сумел передать так, что у людей на глазах наворачивались слезы. Когда же он окончил свой рассказ, в зале повисла тишина, лишь слышались вздохи и женские рыдания. Йосефу вдруг сделалось мучительно стыдно за себя. В этот миг он пожалел, что не сгорел в пламени пожара, не погиб вместе с жителями родного города. При мысли о своем трусливом бегстве из страны он густо покраснел и опустил свой взор, не смея поднять глаза на людей. Ему казалось, что все они его осуждают и презирают. Но внезапно с места поднялся один из старейшин иудейской общины Александрии, он подошел к Йосефу и обнял его.
-Брат мой, мы все благодарны тебе за эти слова, - сказал он со слезами на глазах. – Мы рады, что твоя семья спаслась от ужасов войны. Мы сделаем все, чтобы вы, будучи у нас в гостях, ни в чем нужды не испытывали. Ведь так, братья? – обратился он ко всем собравшимся. И те тотчас единодушно подтвердили его слова.
-Где вы остановились? – осведомился он у Йосефа.
-На постоялом дворе у моего сродника Якоба, - отвечал тот.
-Нет, - усмехнулся старейшина, - так не годится. Знаем мы эти постоялые дворы! Вы поживете пока у меня…
Вдруг посреди зала с места поднялся скромно одетый юноша, который громко сказал:
-Отец, я готов принять этих людей у себя. Ты знаешь, у меня много места.
Старец, окинув его недоверчивым взглядом, проговорил по-гречески:
-Филон, а если ты снова сбежишь к своим… терапевтам?
-Отец, я заслужил твои упреки, - вздохнул юноша. – Но я уже исцелился и пока не нуждаюсь в лечении. А эти люди… пусть они поживут у меня.
Йосеф ничего не понял из разговора отца и сына, но, едва окончилось собрание, юноша по имени Филон, краснея, подошел к нему и на корявом арамейском наречии убеждал принять его приглашение. 
-Не беспокойтесь – мы не потребуем с вас платы за постой, - говорил он с волнением в голосе. Галилеянин был немало удивлен тому, что совсем незнакомый человек, которого он видит первый раз в жизни, так настойчиво зовет его в гости, ничего не требуя взамен. «Нет ли тут какого подвоха?» - подумал Йосеф ненароком, но, взглянув в добрые честные глаза юноши, отмахнулся от этой мысли и повел его за собой. Возле гостиницы они расстались. Йосеф, проводив юношу взглядом, подивился и, пожав плечами, пошел к своей семье. Однако на другой день спозаранку Филон пришел в гостиницу и напомнил Йосефу об уговоре.   

Известие о переселении в чужой дом застало врасплох Мириам – она едва успела прибраться в комнате и кое-как там разложить вещи, привезенные из Галилеи. Юноша тотчас все понял, сбегал вниз, к Якобу, дал тому денег и вернулся назад с его сыновьями, которые помогли собрать, перенести вещи во двор и погрузить их обратно в повозку.
-Кто этот человек? – тихо спросила Мириам у мужа, кивая головой на суетящегося юношу. Йосеф недоуменно пожал плечами и шепотом проговорил:
-Не знаю. Но мы будем у него жить…

Йосеф посадил детей в повозку и залез в нее сам, Филон, словно заправский кучер, сел спереди и взял в руки вожжи. Мириам долго прощалась с Ребеккой, с которой успела подружиться, и Йосеф окликнул жену свою.
-Не беспокойтесь, - усмехнулся Филон. – Время терпит…
Наконец, Мириам разместилась возле мужа, и повозка тронулась в путь, выезжая с гостиничного двора. Вскоре, к удивлению Йосефа, они покинули иудейский квартал. Он беспокойно озирался по сторонам, разглядывая улицу, застроенную богатыми особняками. Повозка, которой правил Филон, остановилась во дворе одного из них. Здесь гостей встречала молодая женщина.
-Это спутница моей жизни, - улыбнулся Филон. – Ее зовут как жену Авраама - Сарра. Знакомься, родная, это Мириам. А Йосефа ты, конечно, уже знаешь.
Йосеф приветствовал хозяйку дома и с удивлением осведомился:
-Знаете? Но я вас прежде не встречал.
-Я давеча была в синагоге и видела вас, Йосеф, - улыбнулась Сарра.
-Вот оно что, - вздохнул Йосеф. – А я вас как-то не приметил.
-Ничего страшного, - ласково проговорила женщина и, заметив, что маленький ребенок порывается слезть с повозки, кинулась и подхватила его на руки.
-Благословен Господь! - воскликнула она. – Их двое!
Сарра, удивленная этим открытием, опустила ребенка на землю, и тот припал на коленки.
-Они еще только учатся ходить, - проговорила Мириам. – Этого зовут Иегуда, а тот – наш первенец - Иешуа.
-Вы идите в дом, - сказал Филон, - а я занесу ваши вещи.
-Я вам помогу, - с готовностью отозвался Йосеф.
-Ступайте – говорю вам, - усмехнулся Филон. И тогда Йосеф взял Иешуа на руки, а Мириам подхватила с земли Иегуду, и они оба пошли вслед за Саррой, которая поднялась по каменной лестнице, восходящей к портику из четырех мраморных колонн.
-Мне кажется, что я сплю. Ущипни меня, - прошептала Мириам на ухо мужу, когда они вошли в богатые покои дома, где было много греческих статуй и даже били крошечные фонтаны. Йосеф слегка кивнул головой – дескать, мне тоже так кажется. За ними с баулами в руках едва поспевал Филон, который, будучи хозяином всего этого великолепия, добровольно исполнял рабские обязанности.
-Милая, - обратилась Сарра к Мириам, - пойдем – я покажу вам ваши покои.
Они поднялись наверх, где была роскошная отделанная мрамором спальня с широким ложем, обтянутым черепаховыми панцирями и застланным периной из лебяжьего пуха.
-Это для нас? – не веря своим глазам, спросила Мириам. – Но… почему?
-Вы гости, - улыбнулась Сарра. – Разве этого мало?
-Госпожа, вы так добры, - сказала растроганная Мириам.
Сарра нахмурилась и строго проговорила:
-Не называй меня госпожой. Я такая же, как и ты, а, может быть, и меньше тебя…
-Но как же мне вас тогда называть? – удивилась Мириам.
-Называй меня просто по имени, - улыбнулась Сарра. - Пойдем – приготовим обед нашим мужьям.
На кухне хозяйка дома все делала сама, и Мириам, помогая ей, дивилась тому, что в столь роскошном особняке нет ни одного слуги. Тем временем, Филон распряг лошадь, определил ее в стойло и, всыпав в кормушку меру овса, вернулся в дом, где Йосеф присматривал за детьми, которые ползали по устланному персидскими коврами полу.
-Славные у тебя дети, - проговорил Филон, и Йосеф обернулся.
-А у тебя дом, - отозвался он.
-Дом? – поморщился Филон. – Разве это истинное богатство? – сказал он это по-гречески, а затем пояснил на своем дурном арамейском. – Извини, Йосеф, плохо я знаю этот язык. Привычка к эллинскому наречию с детства. Учителя были греки и научили меня всему…
-Вижу, ты ученый человек, - заметил Йосеф. – А твой отец… - осторожно добавил он. – Старейшина?
-Какая разница, кто мой отец? – нахмурился Филон. – Не суди по внешности, а только по поступкам, ибо чрез них открывается душа человека, которая есть истинная ценность. Дух - это величайшее богатство, которое, увы, заключено в чудовищной нищете.
-Ты молод, а слова твои мудры, - задумчиво проговорил Йосеф. – Ты можешь стать великим рабби (учителем).
-Величие, слава, - это все пыль, уносимая ветром. Поверь, Йосеф, не для того человек рождается в этот мир, чтобы стяжать тленное богатство или искать почестей. О, нет, мой друг.
-А для чего? – удивился Йосеф.
-Ради познания Всевышнего! – отвечал Филон, безмятежно улыбаясь. – И соединения с Ним, - он не стал продолжать свою мысль и, обернувшись, удивленно проговорил. – Смотри-ка. Дитя твое внимает моим словам…
Иешуа сидел на полу и внимательно разглядывал взрослых. У него был такой вид, что, казалось, будто он и впрямь понимает слова Филона Александрийского.

***
Первые дни, проведенные на новом месте, были похожи на сказку. Семейство Йосефа в доме Филона не знало забот. Мириам и Сарра быстро нашли общий язык, - они вместе ходили на рынок, готовили пищу и прибирались в доме. Филон, постоянно пребывая в размышлениях, бродил по шумному городу, потом вдруг появлялся с сияющим выражением лица и, выкрикивая: «Эврика!», - уходил в свой кабинет, где переносил на пергамент мысли, посетившие его. Все были счастливы в этом доме, - все, кроме Йосефа, который, присматривая за детьми, не находил себе места.    
-Как хорошо, что мы сюда приехали, - говорила Мириам мужу однажды ночью. – Филон, Сарра – это такие люди… Они настоящие. Ты понимаешь меня?
Йосеф кивнул головой.
-Я и не думала, что такие бывают, - продолжала Мириам. - Как я хочу, чтобы наши сыновья были похожи на Филона… Знаю, рано или поздно мы покинем этот дом. Но… отчего ты молчишь? В последнее время ты будто сам не свой. Что тебя гнетет?
-Ничего, Мириам, все в порядке, - вздохнул Йосеф. – Я согласен с тобой. Они – люди, а потому я не желаю быть им в тягость.
Йосеф на другой же день отправился на поиски работы. Памятуя о том субботнем собрании, он думал, что братья-иудеи его в беде не бросят. А потому первым делом наведался в плотницкую мастерскую. Однако там внезапно получил отказ.
-Вы сомневаетесь во мне? – побледнел Йосеф. - Так проверьте мои навыки. 
-Йосеф, я верю, что ты хороший плотник, - говорил хозяин мастерской. – Но скажи – зачем тебе это?
-Я вас не понимаю, - мрачно отозвался Йосеф. - Мне нужна работа. Вот и все.
-Зачем? Ты живешь на всем готовом. У человека, который дружит с язычниками. А потом ты уедешь. Или, быть может, ты намерен поселиться здесь?
-Нет. Я вернусь в Галилею.
-Вот видишь. На время я не могу взять тебя даже подмастерьем.
Так и ушел Йосеф оттуда ни с чем. Он долго бесцельно бродил по городу, зашел в какой-то кабак, где выпил вина… Что было потом, он помнил с трудом. Спустя два дня Филон нашел его в египетском квартале, - избитого, еле живого, лежащего без сознания посреди грязного узкого переулка. Он положил его в повозку и отвез к знакомому лекарю-греку, который вскоре поставил больного на ноги.
-Почему Мириам не приходила ко мне? – осведомился Йосеф, когда они возвращались домой.
-По моему совету, - не сразу отозвался Филон. – Тебе надо было побыть одному. Болезни плоти проистекают от душевных недугов. А единственное лекарство от этих, последних, - уединение… - он умолк на мгновенье, а потом добавил. - Мириам говорит, что тебя как будто что-то гнетет. Расскажи, и, быть может, тебе станет легче. Доверься мне – я сохраню все в тайне.
Первым желанием Йосефа в этот миг было предаться гневу, вскричать: «Со мной все в порядке! Не лезьте в мою душу!», - но, заглянув в печальные искренние глаза юноши, он внезапно залился слезами:
-Тысячи людей угнаны в рабство. И они обречены на муки по моей вине. Я бросил их, я бежал оттуда, ничего никому не сказав. Я… я думал только о себе. И еще, быть может, о своих детях. Я хотел, чтобы они выжили… - говоря это, Йосеф дрожал, словно в ознобе. – Я недостоин жизни. Как я хочу умереть!
-Не смей так говорить, - вдруг выпалил Филон. - Тем самым ты хулишь Бога, который сотворил человека.
Они ехали по шумному проспекту, но испытывали такое чувство, будто, кроме них, в этом мире больше никого нет.
-Я знаю, как тебе помочь, - объявил Филон, поворачивая лошадь. Вскоре повозка выехала из городских ворот.
-Куда ты меня везешь? – беспокойно озираясь по сторонам, проговорил Йосеф.
-В пустынное место, - отвечал Филон, - где ничто и никто не помешает твоему уединению. Там живут люди, которых неспроста называют терапевтами, - они в совершенстве познали тайны исцеления человеческих душ…

***
Шесть месяцев спустя.       
Мириам с детьми, по-прежнему, жила в доме Филона. О муже она знала лишь то, что он жив и здоров. Телесно, но не духовно, а потому нуждается в лечении. Так говорил Филон, и она верила ему. Впрочем, сердце женщины все равно часто изнывало от тоски и предавалось грусти. Занимаясь с детьми, которые делали первые шаги, она отвлекалась от тягостных мыслей. Мириам теперь часто бывала рядом, когда они играли и забавлялись, разговаривала с ними. И однажды услышала от Иешуа такое долгожданное и трогательное слово:   
-Имма (мама – арам.).
Своею радостью она тотчас поделилась с Саррой и ее мужем. И те устроили в честь сего знаменательного события праздник, на котором, впрочем, не было вина. Ибо, как говорил Филон, вино – яд безумия.

В Александрии зимой дождей выпадает меньше, а ночи теплее, чем в Галилее. И, тем не менее, Мириам однажды занедужила и слегла в горячке. Филон вскоре привел знакомого лекаря, а тот принес снадобья и настои, которыми Сарра отпаивала больную. На другой день жар спал, и Мириам пошла на поправку. Она еще была слаба, но уже порывалась встать с постели и, более того, заторопилась в обратный путь.
-Мы и так чересчур загостились у вас. Пора и честь знать. Я тоскую по Галилее. И, кстати, ничего не знаю о судьбе сестры моей из Каны. Это недалеко от Ципори. Мы так поспешно уезжали, что… - она не докончила и вдруг заплакала. – Филон, верните мне мужа. Прошу вас…
-Мириам, вы еще очень бледны, - с волнением говорил мужчина. – Давайте сделаем так. Завтра в городе будет праздник. Мы с вами прогуляемся. Вы развеетесь, окрепните. А на другой день я поеду за Йосефом в обитель терапевтов. Обещаю – я верну его назад.
-Праздник? – переспросила она. – Какой? Языческий?
Филон кивнул головой и слабо улыбнулся:
-Мириам, вы же знаете, что я придерживаюсь всех обычаев предков и почитаю своим священным долгом соблюдать заповеди Господа нашего, ниспосланные Моисею на Синае. Да, те, кто поклоняется кумирам (истуканам, изображениям), заблуждаются. Но, сами того не подозревая, они почитают Всевышнего. Ибо все, - весь видимый мир, - сотворено Им - Его Словом, которое греческие мудрецы называют Логосом. Нет ничего выше Откровения, ниспосланного Моисею. Но, обращаясь к философии эллинов – к Платону, Сократу, Зенону, - можно познать скрытый смысл Священного Писания. А потому прошу вас – слепо не отвергайте чужих верований и не почитайте нечистыми тех, которые, как и вы, живут в этом мире по воле Творца.

Вскоре после римских Сатурналиев в Египте праздновали день рождения солнца. Это было веселое торжество, которое начиналось на рассвете мистериями культа Исиды. С первыми лучами солнца над городом разносился глас:
-Радуйтесь! Пречистая родила. Свет победил.
Длинная, растянувшаяся на целую милю, процессия шла от ворот храма по мосту, соединяющему остров Фарос с материком, и хлынула на улицы Александрии. Тысячи людей выходили поприветствовать богиню, родившую сына – впереди на золоченых носилках несли изваяние, изображавшее женщину с младенцем на руках. Статуя из белого мрамора была столь искусно выточена, что богиня казалась живой, кормящей свое дитя обнаженной грудью…
-Кто она? – спрашивала Мириам у Филона.
-Это Исида, мать Гора, бога солнца, - отвечал тот, пытаясь перекричать ревущую от восторга толпу. – По поверьям именно сегодня, 25 декабря, она родила своего сына.
Мириам, вдыхая благовония, которые струились из бесчисленных курильниц, заворожено глядела на эту статую, которая медленно плыла по городу, среди волн бурлящего моря людского. Она была не в силах оторвать своего взора от ее плаща, усыпанного звездами, любовалась змеями, которые венчали ее голову, поднимаясь кверху. «Богиня», - шептали ее уста.
Филону большого труда стоило вывести зачарованную женщину из толпы. Они шли к морю, откуда им навстречу несся ветер. Но Мириам все еще оборачивалась назад, продолжая искать глазами Исиду.
 
Она не знала и не могла знать, что настанут времена, когда ее саму вознесут, словно эту богиню, а смертные люди будут почитать ее статуи и молиться ее изображениям…
-Радуйтесь! Пречистая родила. Свет победил.

***
На другой день Филон, держа свое слово, поехал к Мареотидскому озеру, где в уединении жили отшельники, отрешившиеся от мира и через аскезу познающие Творца. Назад он, как и обещал, вернулся с Йосефом. Тот за истекший период настолько изменился, что Мириам с трудом узнала в пришедшем человеке своего мужа. Осунувшееся лицо, длинная неухоженная борода, грязный плащ, отрешенный взгляд и уста, непрерывно что-то шепчущие на иврите… Увидев его таким, Мириам зарыдала, но Сарра коснулась ее руки и вполголоса проговорила:
-Не волнуйся, милая. Это все пройдет. Мой муж пришел оттуда точно таким же…
Тем временем, Филон провел Йосефа в одну из комнат дома и вернулся к женщинам.
-Он отойдет. Пусть пока побудет один. Ему надо привыкнуть, - смущенно проговорил он, пряча свои глаза от Мириам.
-Вы говорили, что его там вылечат, - сквозь рыдания сказала женщина. – А он совершенно безумным вернулся оттуда…
Филон вздохнул:
-Мириам, разве я вас когда-нибудь обманывал? Я поговорил с ним – он более не страдает унынием. А то, что вы сейчас видели… это не сумасшествие. Это следствие прикосновения к божественной силе. Ваш муж познал мудрость, недоступную большинству людей, живущих в мире грез. Но он сможет вернуться к обычной жизни… Даю вам слово, - сказав это, Филон отошел от нее и больше не заговаривал с нею. 
Мириам всю ночь не смыкала глаз и, стоя на коленях, молилась Богу, чтобы Он вернул ей мужа. Прежнего мужа. И, словно по молитве жены, на другой день Йосеф встал спозаранку и, совершив омовение, собственноручно остриг бороду и волосы на голове, а потом принялся готовиться к отъезду. Впрочем, он поначалу не изменял привычкам, приобретенным в общине, - к пище до захода солнца не притрагивался, а по ночам питался лишь хлебом одним, приправленным солью. В спальню к жене своей он вошел почти сразу, однако, за все последующие дни так ни разу не коснулся ее, - тотчас засыпал, а она тихо лила слезы…

Наконец, настал день отъезда. Йосеф хлопотал во дворе, а Мириам собирала детей в дорогу. Мальчики за это время заметно подросли. В первые египетские дни они ползали, теперь же научились ходить, резвились и понемногу начинали говорить.
Дети выбежали во двор, играя наперегонки. Хозяева вышли проводить гостей. Прощаясь, обе женщины рыдали. Йосеф и Филон тоже были растроганы, едва сдерживая слезы.
-Может, мы еще встретимся? – сказал Йосеф с надеждой в голосе.
-Непременно, - слабо улыбнулся Филон. – Ты же знаешь…
-Я понял тебя, брат мой, - сказал Йосеф, потупив взор.
-Это тебе, - Филон протянул ему свернутый свиток из папируса. – На память. Одна из моих работ. Поверь – ничего дороже этого у меня нет. Здесь написано по-гречески, но, может быть, ты когда-нибудь овладеешь этим языком…
Йосеф улыбнулся:
-Благодарю, брат. Увы, у меня для тебя подарка нет.
-То, что вы жили с нами все это время, - разве может быть больший подарок? – возразил Филон.
Они обнялись. Йосеф посадил детей в повозку и окликнул жену свою, которая никак не могла расстаться с Саррой. Наконец, Мириам, рыдая, залезла в повозку, но еще долго махала рукой на прощанье. Повозка выехала со двора, унося их все дальше от гостеприимного дома, где жили поистине добрые, настоящие люди…
Филон и Сарра стояли на улице до тех пор, пока повозка совсем не исчезла из виду.
-Какие славные у них детки, - вздохнула Сарра, вытирая слезы. – Может, и нам…
-Нет, - качнул головой Филон. – Ты же знаешь, что это невозможно. Прошу – не искушай меня. Иначе… ты же все понимаешь.
-Прости, мой милый, - спохватилась женщина. – Только не покидай меня…

***
Зимою возвращались беженцы в родные края… Дождями заливало повозку, ее пронизывало ветрами. От холода не спасали даже несколько шерстяных покрывал, надетых поверх обычных одежд. Близнецы мерзли и часто плакали. Мириам тревожилась за своих детей. Когда добрались до Ерушалаима, она купила на рынке в долине Тиропион корень имбиря и на постоялом дворе, где они остановились, приготовила настойку из него. В дальнейшем Мириам поила детей этим снадобьем, подслащая его медом. Иешуа терпеливо выпивал то, что давала ему мать, Иегуду, который ворочал нос, приходилось заставлять. Ребенок впадал в истерику, и Мириам осыпала его бранью. Отец нехотя заступался за сына:
-Оставь его. Не хочет – пусть не пьет.
Иегуда отдалялся от строгой матери и неизбежно тянулся к отцу, который ничего не заставлял его делать. В повозке он сидел рядом с ним и, молча, наблюдал, как тот правит лошадью, тогда как Мириам возилась с Иешуа. То рассказывала ему сказки, то пела песенки, то отвечала на излюбленный детский вопрос: «Это что?» - когда ребенок доставал что-нибудь из вещей и показывал матери.
-Ложка. Чашка. Нож… Дай сюда. Это не игрушка. Кремень и огниво. Это тоже. И где ты только все находишь? – удивлялась Мириам. Она постоянно прятала от него опасные предметы, но всякий раз, едва мать отворачивалась, ребенок отыскивал их. Другим излюбленным занятием Иешуа в дороге было рассматривать окрестные пейзажи. Однако, чтобы добраться до высокого окошка, ему приходилось вставать на цыпочки и вытягивать шею. В этот миг его взору открывались дальние холмы, бурные потоки, которые сбегали вниз по ущельям, широкая гладь реки, несущей свои шумные воды. Вокруг простирался огромный мир, полный смертельных опасностей. И ребенку становилось страшно. Он прижимался к матери. Но вскоре любопытство снова толкало его выглядывать наружу. Иегуда, напротив, ничуть не боялся – сидя подле отца, он озирался по всем сторонам и спокойно наблюдал, как сбегающие с горных круч потоки низвергаются в Иордан.
Повозка ехала по восточному берегу реки, изредка замедляя ход, чтобы преодолеть водные препятствия, от которых, как знал Йосеф, к лету ничего не останется, кроме пересохших русел - вади. Под вечер они добрались до Салима, городка, расположенного вблизи переправы, и остановились на ночлег в гостинице, где были встречены как дорогие гости (в это время года постоялый двор пустовал, и хозяин был несказанно рад появлению путников).
Наутро семейство Йосефа продолжило путь, двигаясь навстречу водной преграде – разлившемуся Иордану. В том месте, где обычно путники переходили вброд, теперь простиралась полноводная река, что делало переправу весьма опасным занятием. Йосеф вел под уздцы лошадку, которая тянула за собой повозку, где сидела Мириам с детьми. Приходилось бороться с сильным течением, которое уносило в сторону. Когда они достигли середины реки, вода хлынула в повозку. Оттуда вырвались испуганные крики и детский плач. Йосеф невозмутимо продолжал движение вплавь, вытягивая за собой лошадку, которая, под стать хозяину, отличалась удивительной выдержкой. По счастью, Йосефу недолго пришлось проплыть, вскоре он снова ощутил под ногами дно, и стало легче. Преодолев, наконец, водную стихию, промокшие насквозь путники выбрались на противоположный берег, где, обсохнув под лучами по-весеннему яркого солнца, двинулись дальше, - вдоль долины и мимо знаменитой горы Табор (Фавор). Остаток пути прошел без происшествий, и вскоре они добрались до родного края, который назывался Галилея…

***
Почти год назад семейство Йосефа покидало большой красивый дом и заботливо тремя поколениями взращенный сад, а вернулось на пепелище… Сад погиб в пламени пожара. Дом, сложенный из тесаного камня, уцелел, но не весь. Теперь он представлял собой печальное зрелище. Крыша рухнула. Ни окон, ни дверей. Темные от копоти стены. Внутри – почерневший каменный очаг, обугленные перегородки комнат и горы пепла, - это все, что осталось от добротной обстановки дома.
Ципори лежал в руинах. Жестокий враг не ведал пощады, все предал огню – и синагоги, и рынки, и дворец на вершине холма, который теперь нависал над городом какой-то черной бесформенной глыбой. Вокруг стояла мертвая тишина, подобная той, какая бывает на кладбище. Ни привычного шума с торга, ни крикливых голосов разносчиков, ни приветствий соседей. Пустота. Безмолвие. Среди обгоревших руин, лишенных кровли, бродили голодные псы.
Мириам растерянно рассматривала развалины собственного дома. По ее лицу, испачканному в саже, безудержно текли слезы. Йосеф, тем временем, сходил к ручью и наполнил мехи водою. Вернувшись обратно, он полил жене на руки, и она умыла лицо свое.
-Поехали, - спокойно сказал Йосеф.
-Куда? – всхлипывая, спросила Мириам.
-В Кану. Посмотрим, что там. Будем надеяться, что… - он, не договорив, вздохнул и закончил, - поживешь пока у сестры, а я займусь восстановлением дома.
 
По счастью, римляне, которые рвались к Ерушалаиму, предав огню столицу Галилеи и захватив пленных, не пошли дальше, вглубь страны, а повернули назад, и потому городок Кана, который лежал восточнее, в сторону озера Кинерет, избежал злой участи Ципори.
Повозка неспешно катилась среди невысоких зеленеющих холмов и вскоре остановилась на окраине Каны Галилейской, - возле дома, в котором с мужем своим жила сестра Мириам…
Йосеф, не глядя на рыдающих женщин, спустил с повозки детей и выгрузил вещи, а затем, ни слова не говоря, поехал на городской рынок, чтобы купить древесину. Ему предстояла большая работа…

В последующие недели он трудился не покладая рук. Первым делом расчистил завалы, затем принялся за восстановление кровли дома и, когда появилась крыша над головой, приступил к дверям и воротам. В те дни он питался лишь хлебом. Пил воду из источника. И, тем не менее, трат было немало. Все деньги уходили на покупку древесины, которая в Палестине ценилась почти как золото. 
Работы он рассчитывал закончить к Пасхе, но, увы, не поспел к этому сроку. К тому времени, когда вернулась из Каны Мириам с детьми, внутри дома было пусто. О прежней обстановке напоминала лишь кровать в спальне, впопыхах сколоченная из дубовых досок и покрытая жестким тюфяком. Ни обеденных лож, ни столов, ни стульев.
-Это дело времени, - обнадежил жену муж. – Главное – дом восстановлен. Почти. Правда, еще кое-что осталось доделать, но это уже мелочи… 
-А как мы будем принимать пищу? – вздохнула Мириам.
-Сидя на полу, как наши предки делали, - усмехнулся Йосеф. – Бери пример с детей – их временные неудобства не смущают, - сказал он, кивая на мальчиков, которые резвились во дворе.      
Жизнь понемногу налаживалась. В обновленном доме отпраздновали Пасху. Скромно, без сэдера (агнца, приносимого в жертву только в Храме Ерушалаима). И, тем не менее, удалось воспроизвести атмосферу торжества в соблюдении традиций, - в зажжении свечей, в благословении над чашей вина, в преломлении пресной лепешки (мацы). Дети радовались сладостям, которые из Каны привез Йосеф. Мириам была в светлом платье и впервые за долгое время улыбалась. Она глядела на свою семью, которая собралась за праздничным столом, и ее глаза излучали теплый свет надежды…

После Пасхи в Ципори появились люди Ирода Антипы, который вместо завещанного отцом царства, как мы помним, получил тетрархию – Галилею и Перею. Они принялись восстанавливать разрушенный римлянами дворец в верхнем городе. Йосеф по собственному почину явился к царедворцу Ирода, который руководил работами, и предложил ему свои услуги. Нанятый рядовым работником Йосеф вскоре был назначен начальником плотницкой артели. С тех пор дела его пошли в гору…
Летом в восстановленный дворец приехал сам тетрарх. Антипа был не один – с новой женой, которую звали Иродиада. Красота этой женщины свела с ума не одного мужчину, в том числе и брата Антипы – Боэта, который женился на ней. Под власть ее чар попал и Антипа, когда по пути в Рим заехал в гости к своему безземельному брату. Юноша поддался преступной страсти, вспыхнувшей в его груди, и вскоре она поработила его. Разлука с Иродиадой стала для него невыносимой мукой. Он, не переставая, думал о ней все время своего морского путешествия, а на обратном пути из Рима, когда уже было известно о назначении его тетрархом Галилеи, не преминул снова заехать к Боэту и под покровом ночи тайно увез жену брата своего. Иродиада, которая недавно родила от Боэта дочь, нареченную Саломеей, забрав малышку, последовала за Антипой в Ерушалаим. Так, ими обоими был грубо попран Закон Моисея, - с одной стороны, женщина, не получив разводного письма, не могла оставить своего мужа, с другой, - мужчине запрещалось брать жену своего живого брата (подобное поведение осуждалось, хотя и не было наказуемо). Как бы там ни было, Антипа женился на этой женщине, которая приходилась ему родственницей, и привез ее в обновленный дворец своей столицы - Ципори.
Сверху он взирал на город, который обезлюдел. И тогда молодой правитель принял весьма мудрое решение. Он издал указ о раздаче земель вокруг города всем желающим и объявил о постройке за счет казны жилья поселенцам (для получения средств на обновление столицы прочему населению Галилеи были повышены подати). Вскоре развернулась грандиозная стройка. Рабы, пригнанные с невольничьих рынков Ерушалаима, добывали в окрестностях Ципори камень, который на телегах доставляли к городу. За считанные месяцы вокруг него выросла высокая стена. Вскоре в город издалека начали прибывать подводы, груженные древесиной ценных пород. Восстановление перекрытий и кровель домов, изготовление дверей и окон, перегородок, мебели, - всем этим занимались плотники, возглавляемые Йосефом. Работы было так много, что он, приходя домой, валился от усталости на постель и тотчас забывался сном, а порой и вовсе ночевал на стройке. 
Тем временем, со всей Галилеи, Переи и Голанских высот в Ципори стекался народ, привлеченный посулами Антипы. Они селились в восстановленных домах, прежние жильцы которых были угнаны в рабство, обрабатывали и засевали полученные на 49 лет земельные наделы. Вместе с поселенцами в город хлынули торговцы со своими товарами. К празднику поставления кущей открылась одна из городских синагог.
Город стремительно отстраивался заново, в нем возрождалась прежняя жизнь, хотя и с другими людьми…

***
Мир, в котором мы живем, подобен пышной женщине, страдающей кровотечением. Мужчина, привлеченный ее красотой, стремится обладать ею. Достигнув желанной цели, он думает, что она - в его власти. Его ослепляет красота, он в ней купается, а, тем временем, женщина, как искусная паучиха, плетет тонкую неосязаемую нить, которой мало-помалу, шаг за шагом опутывает свою жертву. Однажды мужчина прозревает. С его глаз вдруг ниспадает пелена. И он видит, что его возлюбленная больна, нечиста и даже некрасива. И тогда он пытается вырваться из ее объятий, но поздно осознает, что оказался в ловушке, из которой нет выхода. Он уже слишком запутался в паутине, которая медленно убивает его…
Йосеф, будучи в общине терапевтов, испытал подобное прозрение. Он осознал, в каком мире живет. Пелена пала с его глаз. Он возненавидел все, чем прежде дорожил, даже детей своих. Он радовался своему прозрению как ребенок. Правда, осознать – это еще не значит освободиться. Мир так просто не отпускает порабощенных людей, привязанных к нему многочисленными невидимыми, но прочными цепями. Разорвать их удается немногим. Это сделать было не под силу Йосефу, иудею, познавшему плотскую любовь и семейную жизнь. Он вернулся в мир…, конечно же, давая самому себе слово, что с этих пор его жизнь изменится. Он будет соблюдать воздержание, посты, молитвы и продолжит свои духовные упражнения в толковании Священного Писания. Однако прошло всего несколько лет, и от этих его благородных помыслов не осталось и следа… Став начальником и разбогатев, Йосеф довольно быстро забыл о прежних устремлениях своей души, направив их теперь всецело на приобретение мирских благ.
Он съездил в Тир и привез оттуда саженцы деревьев ценных пород, тем самым, положив начало новому саду взамен того, который был сожжен римлянами. Вскоре пришли подводы с древесиной, которую он заказал там же, в Финикии. Теперь, работая на досуге дома, он обновил всю обстановку, чему Мириам была несказанно рада. С тех пор, как в их доме поселился достаток, многое изменилось и, как ей казалось, в лучшую сторону. Муж уже не обделял ее своим вниманием. Даже, более того, приносил в дом не только деньги, но и дорогие подарки. Украшения. Серьги с подвесками. Золотые браслеты и кольца. Однако в бочке меда была и ложка дегтя. После рождения двойни Мириам долго не могла зачать снова. В те дни, когда она не знала мужа, это ее не смущало, но в дальнейшем, особенно после того, как дела в семействе пошли в гору, все чаще ее стали посещать печальные мысли…
С одной стороны, она мать двоих сыновей, наследников, но с другой, - в иудейских семьях принято иметь много детей, а, когда женщина не может их родить, ей либо быстро находят замену, либо мужчина женится во второй раз. В те времена к женщине не относились как к единственной и неповторимой. В Торе особых предписаний на этот счет не содержалось. И мужчина мог иметь столько жен, сколько позволял его достаток. Так что Мириам действительно было, о чем задуматься. А вскоре выяснилось, что ее опасения не напрасны.
По мере того, как Ципори восставал из пепла, один за другим в город возвращались старейшины, которые, как и Йосеф, бежали из него накануне нашествия римлян. У одного из них, почтенного Шмуэля, была юная дочь-красавица, которую тоже звали Мириам. Он как-то заметил, что Йосеф за последнее время сильно возвысился и стал вхож даже во дворец Ирода, - с тех пор Йосеф сделался желанным гостем в доме Шмуэля.
Однажды Йосеф возлежал у него на вечере, - за столом прислуживала юная Мириам. Отец не уставал расхваливать свою дочь: она и красавица, и хозяйка, знает все правила кашрута, прекрасно готовит, а еще умеет прясть, ткать и шить. И вообще – счастлив тот человек, женой которого она станет. Йосеф, конечно же, сразу смекнул, к чему клонит хозяин дома. Да он и сам уже оценил достоинства девушки, прислуживающей гостям в довольно коротком платьице греческого покроя, которое при ходьбе распахивалось, чуть обнажая ее бедра.
Поздно вечером он вышел из дома Шмуэля. На небе рассыпались мириады звезд, и лила на землю тусклый свет луна. Йосеф, немного выпивший вина, пребывал в глубоких раздумьях, а ноги сами несли его по направлению к дому. Он думал о том, что рано или поздно придется принимать какое-то решение. От Мириам, родившей ему близнецов, отказываться он, само собой, не собирался, но вправе был привести в дом вторую жену. Она родит ему столько детей, сколько было у праотца Якоба, прозванного Израилем.
-Зачем же откладывать? – вдруг прозвучал в его голове чей-то вкрадчивый голос.
-И в самом деле. Зачем? – вслух проговорил Йосеф, рассуждая сам с собой. - Шмуэль четко дал понять, что я для его дочери подходящий жених. Завтра же составим договор и ударим по рукам. Только… как же об этом сказать Мириам? 

Он постоял немного у ворот дома, словно собираясь с духом, наконец, коснулся мезузы и решительно устремился вперед. Жена встречала его в столовой, залитой светом масляных ламп. Она была бледна, но ее глаза сияли от радости.
-Родной мой, у меня для тебя хорошая новость, - сказала она.
-Что, сестра твоя приехала? – усмехаясь, осведомился Йосеф.
-Лучше. Кажется, нет, я более чем уверена, - у нас с тобой снова получилось… - улыбалась Мириам. Йосеф изменился в лице и приблизился к ней.
-Ты хочешь сказать… - он запнулся, вспомнив о том, что собирался сделать давеча.
-Да. Я беременна, - сказала Мириам и вдруг зарыдала.
-Что ты? – муж заключил жену в объятья. – Это же какая радость, а ты… в слезы.
-Я думала, что этого уже никогда не произойдет, - всхлипывая, говорила Мириам. – Но я молилась. Каждую ночь, пока ты спал. Я молилась. И вот Господь услышал меня и призрел рабу Свою…
-Но… - растерянно проговорил Йосеф. – Ты это знаешь наверняка?
-Меня тошнило с самого утра. Так было только тогда, когда… Но ты прав – надо удостовериться. Завтра пойду к повитухе. Что она скажет?   
В ту ночь Мириам быстро уснула, Йосеф же долго не спал, обдумывая то, что произошло. В конце концов, он решил повременить со сватовством и подождать еще – а вдруг Мириам сказала правду?
На другой день повитуха подтвердила ее догадку, однако и это не вполне убедило Йосефа. Последние сомнения у него отпали, только когда начал расти живот…

***
Наутро после родов близнецы захотели проведать мать. Мириам спала. Возле кровати была колыбель. Тихонько на цыпочках братья подкрались к ней и заглянули вовнутрь, - там лежал крохотный спеленованный ребенок.
-А что это она такая красная? – удивленно проговорил Иегуда, вглядываясь в лицо своей сестренки.
-Тише, - предупредил его Иешуа, оборачиваясь к матери. В этот миг Мириам открыла глаза. 
-Что вы тут делаете? – строго спросила она.
-Мы… - нерешительно начал Иешуа и запнулся, за него договорил Иегуда. – Мама, мы волновались за тебя. И не спали всю ночь. А потом папа сказал нам, что родилась она, - он кивнул на колыбель, где лежал ребенок.
Мириам слабо улыбнулась и спросила:
-Вы ели что-нибудь?
-Да, мама, ты не беспокойся за нас. Тебе нельзя волноваться, - сказал Иешуа.
-Сейчас уже можно, - сказала с улыбкой Мириам. – Ну, ступайте. Пусть Ханна спит.
-Мама, - внезапно остановился Иешуа. Мириам снова открыла глаза:
-Что, родной?
-Теперь ты будешь нас меньше любить? – спросил он.
Мириам прыснула со смеха и ничего ему не ответила, только махнула рукой и, проводив взглядом сыновей, забылась сном. Она спала до тех пор, пока маленькая Ханна своим плачем не разбудила ее…

Летняя жара спадала. Приходила осень – время сбора урожая и веселых праздников. За осенью подкрадывалась дождливая ветреная зима. А там и Пасха не за горами… Всецело посвящая себя заботе о новорожденной дочке, Мириам не замечала, как летит время. Теперь она меньше внимания уделяла старшим сыновьям, полагая, что те уже достаточно большие и не нуждаются в постоянном присмотре.
Близнецы по-прежнему были неразлучны. Они сторонились соседских детей, играли одни, но никогда не скучали, придумывая все новые забавы. Бывало, ссорились, но долго дуться друг на друга не могли, вскоре мирились и забывали обиды. Отца своего они видели редко, иногда лишь по субботам и праздникам.
После того, как распалась артель, созданная на время восстановления города, Йосеф открыл свою собственную мастерскую, где трудился сам вместе с несколькими наемниками. И хотя работы в последнее время поубавилось, он по-прежнему приходил домой поздно вечером, когда дети уже спали. Вскоре Мириам снова забеременела и в положенный срок родила вторую девочку… Так, у братьев появилась еще одна сестренка. Йосеф приуныл. Заметив холодность во взгляде мужа, Мириам поняла, что он недоволен ею. Хотя в чем же она виновата? На все воля Божья…
Вскоре Йосеф вернулся к мысли о повторной женитьбе и однажды поделился ею со своей женой. В ту ночь он пришел домой пьяным. Она отстранилась от него, когда он лег в постель и полез к ней.
-Не пей так много, - тихо сказала Мириам. – Я беспокоюсь за тебя.
-Кто ты, чтобы поучать меня? – вспылил он.
-Я мать твоих четверых детей, - заметила она и возмущенно проговорила. - Чем ты недоволен? Что я делаю не так?
-Мне нужна жена, которая рождает сыновей, - повысил голос Йосеф. – А ты одних только девок умеешь плодить…
-А как же Иешуа и Иегуда? – напомнила ему Мириам, трясясь от страха. – Разве они не сыновья тебе?
-У Якоба было двенадцать сыновей, но Рахиль родила ему только двоих… - сухо обронил Йосеф.
-Ты хочешь взять вторую жену? – побледнела Мириам. – Теперь я понимаю, почему ты так часто бываешь у этого Шмуэля, - все из-за его дочери…
-Да хотя бы и так. Это не твое дело. Знай свое место, женщина, - огрызнулся он и, отвернувшись к стене, вскоре захрапел. Она же не сомкнула глаз в ту ночь, - тихо молилась, стоя на коленях, а утром, покормив детей, направилась в синагогу. Там, совершив омовение, она вошла в пустой зал и опустилась на скамью. Мириам сидела, не сводя блестящих глаз со священного ковчега, раз за разом повторяя про себя одну и ту же фразу:
-Господь всемогущий, пошли мне сына. Клянусь, что он будет посвящен Тебе. И бритва не коснется головы его. Господь всемогущий…
Так, она молилась, не замечая течения времени. Ее губы двигались, а голоса не было слышно. Яхуд, фарисей, который держал на руках Иешуа в день обрезания, заметил женщину, которая долго глядит в одну точку и водит губами, и, думая, что она пьяна, подошел к ней:
-Сестра, - строго сказал он, - не подобает в таком виде находиться в Доме собрания. Ступай себе…
Мириам очнулась как бы от долгого забытья и переспросила. Он, присматриваясь к ней, повторил свой приказ. Она печально улыбнулась:
-Господин мой, я не пьяна. Просто горе у меня. О помощи взывала я к Всевышнему в своей молитве. Простите…
Она вышла из синагоги, а фарисей, проводив ее удивленным взглядом, направился по своим делам.

Мириам вернулась домой в крайне подавленном состоянии духа, в спальне упала на кровать и зарыдала, уткнувшись лицом в подушку.
-Мама, - прозвучал звонкий отроческий голос.
-Что тебе, Иешуа? – сказала Мириам, украдкой вытирая слезы. 
-Почему ты плачешь? – спросил отрок.
-Где твой брат? – не ответив на его вопрос, проговорила Мириам.
-На улице. Его позвать?
-Нет. Ступай.
-Но, - возразил Иешуа, - как же ты?
-Со мной все в порядке, - не глядя на него, отозвалась Мириам. – Сынок, иди же.
Семилетний отрок вздохнул и внял просьбе матери. Он вышел во двор, где его ждал брат.
-Что там? – спросил Иегуда.
-Как ты думаешь, почему взрослые все время врут? – проговорил вдруг Иешуа.
-Что? – удивился Иегуда.
-Да нет, ничего, - качнул головой Иешуа и улыбнулся, сверкнув глазами. – Спорим, я добегу до городских ворот первым?
Братья бросились бежать без оглядки по улице, да так припустили, что едва не сбили дочь соседа, девочку лет шести отроду, у которой были короткие заплетенные в косички волосы. Иегуда вырвался вперед, а Иешуа остановился, вернулся назад и помог ей подняться с земли.    
-Ты как? – спросил он. А у девочки была кровь на коленке.   
-Это пустяки, - улыбнулась она. 
-Нет, - сказал Иешуа. – Надо промыть ранку. Пойдем. У нас в саду течет источник – его вода целебная…
В этот миг подскочил Иегуда, который, толкая брата в бок, радостно заголосил:
-Я первый, я первый!
-Ты первый, - мрачно отозвался Иешуа. – Смотри, что мы с тобой наделали, - он кивнул на разбитое колено девочки.
-А что она стоит на дороге? – попытался оправдаться Иегуда.
-Идем, - обратился к девочке Иешуа и повел ее в сад, к ручью. Набрав воды в ладони, Иешуа полил ее на ногу девочки, смывая кровь. 
-Ай, - сказала она.
-Что, больно?
-Вода холодная, - пожаловалась девочка и тотчас заторопилась домой. Иешуа проводил ее взглядом, а та вдруг остановилась и звонко крикнула:
-Меня зовут Ребекка.
-Я Иешуа, - отозвался отрок, - а это мой брат Иегуда.
-Да я вас знаю, - прыснула со смеха Ребекка. – Кто не знает братьев-близнецов?

Пока Мириам лила слезы, Йосеф в тайне от нее обручился с дочерью Шмуэля. Впрочем, весть о предстоящей свадьбе Мириам встретила, на удивление, спокойно. Более того, взяла на себя обустройство брачной комнаты и приготовление брачного пира, а на вечере отдавала распоряжения служителям, нанятым для этого празднества.   
На свадьбе той было много гостей, среди которых - немало людей знатных, сродников Шмуэля, в том числе фарисей Яхуд, который доводился ему племянником. Невеста в дом жениха пришла в фате, открылась в брачной комнате, где они ненадолго уединились, и вышла к гостям, блистая красотой своего лица, накрашенного сурьмой и пурпуром. Они сели во главе стола, однако Йосеф не глядел на нее и жадно, вопреки обычаю, налегал на вино. Играли музыканты. Гости пели и плясали. Все были веселы, - все, кроме жениха. Йосеф сидел мрачнее тучи, то и дело ища глазами Мириам, - накануне она сообщила ему о своей беременности. И хотя было неизвестно, кто во чреве ее: мальчик или девочка, - он чувствовал, что допустил ошибку.
Последующие месяцы дались Мириам нелегко. Тяготы беременности усугублялись душевными переживаниями. Мириам делала вид, что смирилась со своей судьбой, и более, чем обычно, заботилась о своих детях. Это помогало ей забыться, не думать о том, что Йосеф все ночи проводит с молодой женой своей. Она старалась не думать и о своей счастливой сопернице, которая с постели поднималась поздно и ничего не делала по дому. Вскоре выяснилось, что эта, другая Мириам, даже готовить не умеет, поскольку в доме ее отца были слуги…
Поручая сыновьям заботу об их младших сестренках, Мириам, как старшая жена, все делала сама, - и готовила обед, и прибиралась, и стирала одежду всей семье. Даже на поздних месяцах беременности она стояла у очага. А та, другая Мириам, тем временем, сплетничала с подругами своими. Так продолжалось довольно долго. Но однажды Йосеф пришел домой пораньше и застал свою новую жену пребывающей в праздности. Он прогнал всех ее подруг и повелел ей приготовить ему вечерю.
-Так все уже готово, - возразила женщина.
-Я знаю, как готовит Мириам. Сегодня я хочу отведать твоей стряпни, - повысил на нее голос Йосеф.
-А почему ты кричишь на меня? – бросилась в слезы женщина. – Я твоя жена!
-Если ты моя жена, исполняй свои обязанности по дому, - выпалил Йосеф и, мельком глянув на живот Мириам, ушел в столовую. Та подошла к своей сопернице и тихо сказала ей:
-Не плачь. Слезами горю не поможешь. Я помогу тебе… Но и ты впредь помогай мне.   
Они вместе приготовили ужин. Йосеф поел и ничего не сказал, а ночью, вопреки своему обыкновению, пришел в спальню первой жены своей. Мириам была удивлена его появлению.
-Ты же знаешь, что я не могу быть с тобой сейчас, - сказала она, кивая на свой выдающийся живот.
-Я не для того пришел к тебе, - сказал он, с любовью глядя на нее. – Я хочу послушать тебя, насладиться звучанием твоего голоса…
Мириам внезапно побледнела и застонала.
-Что с тобой? – испугался муж.
-Кажется, началось, - сказала она и снова застонала. Йосеф, вскочив с постели, оделся и выбежал из дому, а вскоре вернулся с повитухой…
   
В ту ночь Мириам родила мальчика, которому дали имя Иаков (Якоб). А с другой своей женой Йосеф вскоре расстался. С разводным письмом отослал ее обратно к отцу. Старейшина обиделся на него. С тех пор зародилась вражда между семействами Шмуэля и Йосефа.

***
Десять лет минуло с тех пор, как Ципори подвергся разгрому, а Квинтилий Вар ввел свои победоносные легионы в Ерушалаим и распял на Масличной горе две тысячи человек. Столица Галилеи была отстроена заново, а о тех событиях Йосеф старался не вспоминать, как о страшном сне, и никогда бы не подумал, что однажды призрак из далекого прошлого постучится в его дом. Теперь у него была большая семья, - после рождения Якоба Мириам подарила ему еще двух сыновей: Иосию и Шимона. Старшие - подходили к тому возрасту, когда мальчиков представляют общине, и они получают право принимать участие в собраниях. Теперь он старался уделять им больше времени и внимания, обучая основам своего ремесла. Близнецы, наконец, были допущены в «святая святых» своего отца – его мастерскую, где они наблюдали за рабочими, как те пилят, строгают и шлифуют. На первый взгляд, все было легко, но едва они сами взялись за дело, оказалось, что без необходимых навыков даже ножки табуретки выточить не так-то просто.
-Терпение и труд – все перетрут, - поучал их отец, с улыбкой разглядывая бракованный материал. – Продолжайте, только будьте внимательны. На что вам дана линейка? Три раза отмерь – один раз отрежь… Работать с умом надо, как и беречь материал. Древесина в наших краях стоит недешево. Вы понимаете, что это значит?
-Ин, абба (Да, отец – арам.), - дружно отвечали близнецы. Они тотчас, как бы наперегонки, принимались за дело, втягиваясь в него через игру: «Кто быстрее?» Иегуда был проворнее, Иешуа не поспевал за ним и возился дольше, но его изделия получались более качественными, и отец удостаивал его хвалебными отзывами. Так они, поглощенные своим мальчишеским соревнованием, трудились в отцовской мастерской, обретая навыки плотницкого ремесла.

-Йосеф, Йосеф, проснись, - Мириам теребила своего мужа за плечо, а тот спал как убитый.
-Что тебе? – спросонья проговорил мужчина. Глаза его слипались, а сладкий сон не торопился оставлять его. 
-Стучат… - встревожено сказала она. – Кто-то пришел. Я боюсь, а вдруг это лихие люди…
-Да пусть себе стучат, - отозвался Йосеф и снова захрапел, но во сне вдруг блеснули молнии и раздались раскаты грома. Он испугался и вскочил с постели, прислушиваясь к шуму за окном. Незваные гости не уходили. Их облаивали пастушеские собаки.
-Кого это нечистый дух принес? – возмущенно проговорил Йосеф. – Пойду, открою, а то они чего доброго дверь выломают…
-Только будь осторожен, - послала ему вдогонку Мириам. Йосеф зажег лампу и двинулся к выходу. Из детской комнаты ему навстречу вышли близнецы.
-А вы чего встали? – недовольно буркнул он.
-Мы подумали, что тебе нужна помощь, - сказал Иешуа.
-А то как же! Без вас не справлюсь. Помощники тоже нашлись, - усмехнулся Йосеф. – Ступайте в свою комнату и ложитесь в постель.
-Кто? – спросил он, подойдя вплотную к двери.
-Йосеф, - раздался грубый мужской голос с той стороны. - Это Иегуда…
-Какой Иегуда? – недоверчиво переспросил Йосеф.
-Бен Хизкия, - отозвался гость нежданный. - Открывай. Разговор есть к тебе.
Йосеф, услышав это имя, остолбенел от неожиданности, потом затрясся и дрожащими руками отодвинул засовы, отворяя дверь. В тусклом свете лампы, которую Йосеф держал в руках, мелькнули быстрые тени. Йосеф пригляделся и с трудом признал в одном из вошедших человека, который некогда выдавал себя за Мессию.    
-Ты дверь-то прикрой, а то прохладно по ночам бывает, - заметил Иегуда, сын Хизкии.
-Где ты пропадал так долго? – затворяя засовы, осведомился Йосеф. - Мы думали, что римляне тебя убили…
-Как видишь, - жив, здоров пока, - мрачно усмехнулся Иегуда.
-Если ты пришел с меня взыскать за прошлое… - обернувшись, дрожащим голосом проговорил Йосеф. 
-Что было, то быльем поросло. Может, хотя бы к столу пригласишь? А то мы устали с дороги. Моего Шимона, чай, помнишь? – Иегуда кивнул на своего спутника, стоящего рядом.
Йосеф повел гостей незваных в столовую. Они скинули свои плащи, сняли пыльные сандалии и возлегли на обеденные ложа.
-Могу предложить вам хлеба и вина, - суетился вокруг них Йосеф. - Еще рано, а жена моя спит и приготовит завтрак только утром.
-Чего ты оправдываешься? – остановил его Иегуда. - Ты знаешь меня. Я всегда был неприхотлив в быту. А в общине ессеев научился и вовсе довольствоваться малым.
-Ессеи? – удивленно проговорил Йосеф. – Ты был в их общине?
-Почти десять лет, - мрачно отозвался Иегуда. – Зря только время потратил… Будь неладен тот дрянной мальчишка, которого они почитают за Мессию.
-Какой мальчишка? – переспросил Йосеф.
-Неважно. Давай сюда свое вино, - угрюмо бросил ему Иегуда.
Йосеф принес хлеба и разлил вино по кубкам.
-За жизнь! – произнес тост Иегуда и выпил залпом. – Что ж, недурное вино, - заметил он и оглядел Йосефа с ног до головы. – А ты со времени нашей последней встречи изменился. Возмужал, даже обрюзг. Видать, сытой была твоя жизнь…
-Зачем вы здесь? – мрачно спросил Йосеф.
-А ты разве не догадываешься? – бросил с вызовом Иегуда.
-Если учесть, что в последний раз, когда мы виделись, - отрывисто проговорил Йосеф, - ты поднял восстание. Значит… - он запнулся. А Иегуда громко рассмеялся:
-Вот, за что я тебя ценю, так это за твою сообразительность! Впрочем, я думал, что до вас дошли уже какие-то слухи из Ерушалаима…
-Что случилось в Иудее? – без интереса осведомился Йосеф.
-О, брат! – усмехнулся Иегуда. - То, что и должно было произойти. То, что я предсказывал еще десять лет назад. Нет уже более Иудеи…
-Как это? – изменился в лице Йосеф.
-А вот так. Римская провинция Сирия поглотила ее… - сообщил Иегуда. Он налил из кувшина вина в свой кубок и тотчас опустошил его. Йосеф опустился на обеденное ложе напротив гостей, слушая Иегуду.
-Римляне свергли своего же ставленника - Архелая, - продолжал Иегуда, - а вместо него прислали правителем некоего всадника Копония. Ему поручено провести перепись имущества, чтобы обложить податями население Иудеи, Идумеи и Самарии. Все, Йосеф, теперь римляне будут брать с нас дань…
-Подожди, - пытаясь понять сказанное, проговорил Йосеф. – А что Галилея?
-Галилея, - поморщился Иегуда, - остается тетрархией Антипы, но это не должно вводить в заблуждение. Антипа, эта хитрая лисица, князек, всецело зависимый от Рима, который обложил сугубыми поборами население области и постоянно посылает Кесарю дары, что ничуть не лучше переписи, проводимой наместником Сирии. Да, еще говорят, что будут пошлины с товаров взимать в пользу римской казны. Так что жди, скоро и здесь появятся мытари…
Йосеф задумался и, выпив вина для храбрости, проговорил:
-А отчего ты приехал ко мне?
-Потому что мне нужны верные и преданные люди, - тотчас отозвался Иегуда. – Я ведь могу рассчитывать на тебя, не так ли?
Он пристально взглянул на Йосефа, но тот молчал, отвернувшись в сторону.
-Что такое? – нахмурился Иегуда.
-Я тебе ничем не смогу помочь… - тихо проговорил Йосеф.
-Почему? Помню, в прошлый раз ты весьма охотно последовал за мною.
-С тех пор многое изменилось…
-Что же?
-Я тогда был молод и глуп.
-Даже так! - протяжно отозвался Иегуда, он усмехнулся, но потом вдруг изменился в лице и грубо заявил. – Ты в долгу перед Израилем, ты мне должен…
-Тебе? – переспросил Йосеф и устремил на него глаза, которые сверкнули гневом. – Тебе я должен? Тогда мы все пошли за тобой, потому что верили, что ты тот самый, кого так долго ждал народ Израиля. Но ты покинул нас, ты бежал… И вот теперь, после стольких лет ты являешься и призываешь опять все бросить и последовать за тобой!
-Яркая речь! - мрачная усмехнулся Иегуда. – Я рад, что у тебя хорошая память, но отчего бы тогда тебе не вспомнить, что ты бежал раньше меня. Я не покидал страны, и я не бросал людей, чтобы спасти свою семью, в отличие от тебя… - он вздохнул и сменил тон. – Йосеф, послушай. Все мы делаем ошибки. И я тебя ни в чем не виню. Поверь, я проделал этот долгий путь не для того, чтобы ссориться с тобой. Нам надо объединиться, только так мы принесем свободу народу Израиля. В конце концов, тогда мы не были побеждены, а теперь… накопили силы. Я возглавляю движение зелотов, и в наших рядах уже тысячи ревностных юношей, воспитанных в школе Цадока, - и они готовы идти на смерть во имя свободы… - он остановился, услышав чьи-то шаги в коридоре. В этот миг в столовую вошли близнецы.
-Отец, кто эти дяди? – спросил Иешуа.
-Пошел прочь, - рявкнул на него Йосеф.
-Я его знаю, - спокойно сказал Иешуа, кивая на Шимона, сына Иегуды. – Он был там…
-Что ты несешь? Где ты его видел? – возмутился Йосеф.
-Во сне, наверное, - отозвался отрок, которого за рукав дергал брат. Они вместе удалились в свою комнату.
-Славные у тебя сыновья, - усмехнулся Иегуда. – Это из-за них ты тогда бежал из страны?
Йосеф промолчал. Внезапно Иегуда поднялся со своего места.
-Вижу, напрасно мы сюда приехали. В этом доме нам не рады, - обратился он к Шимону. – Пойдем в гостиницу, а завтра двинемся в обратный путь…
-Останьтесь на ночь, - нехотя выговорил Йосеф.
-Вежливость твоя теперь не к месту, - мрачно отозвался Иегуда, выходя в коридор, и уже в дверях он сказал ему. – Может, тогда ты и был молод и глуп, но теперь ты просто трус… Идем, Шимон.
Иегуда вернулся в Ерушалаим, где снова призвал народ на борьбу, но вскоре он был убит, а его люди рассеялись…
***
-А какой он этот Ерушалаим? – допытывался Иегуда у отца.
-Скоро узнаешь. Впрочем, вы ж были там…
-Когда?
-Лет десять назад.
-Десять? Я не помню. А ты помнишь, Иешуа?
Отрок отрицательно качнул головой. Йосеф хлестал плеткой лошадь, которая тяжело шла в гору, и усмехался. В тот год впервые он повез своих старших сыновей на празднование Пасхи в Ерушалаим. Многодневный путь, в котором было все: и переправы через быструю реку, и полуденный зной, и ночные разговоры у костра, и остановки на постоялых дворах, и высокие горы, и пальмовые рощи, и вкус свежих фиников, - этот насыщенный событиями путь подходил к концу. Вот, повозка взобралась на гору, с которой взорам удивленных отроков открылся вид на город Ерушалаим. Они долго не могли произнести ни слова, будучи не в силах оторвать своих глаз от одетого в мрамор Храма с крышею, пылающей, словно в пламени пожара.
-Это дом Господа нашего, - сказал с улыбкой на губах Йосеф, заметив их восторженные взгляды. – Там пребывает Его благодать – Шехина, там приносят в заклание пасхальных агнцев…
-Мы пойдем туда? – осведомился Иегуда.
-А как же! - усмехнулся Йосеф. - Для этого мы и проделали столь долгий путь. Но только не сразу. Прежде надо найти гостиницу, где остановимся на время праздника, завтра совершим омовение в микве, а послезавтра пойдем на рынок покупать агнца… Ох и народа будет там!
Он слегка стегнул лошадку, и повозка покатилась с горы в долину, называемую Кедронской. По мере приближения к Ерушалаиму городские стены вырастали перед ними, словно горы, и стало казаться, будто эти каменные глыбы достигают самих небес.
В преддверии праздника в святой город отовсюду стекались волны паломников. Такого множества людей братья в своей жизни еще не видели. Повозка медленно катилась по долине Тиропион посреди бушующего моря людского и скопления транспорта. В гостинице, в которой Йосеф останавливался в прошлые годы, теперь весь двор был сплошь заставлен телегами и повозками, и даже лошадку негде было пристроить на ночь, - не то, что людей.
-Да что ж, за столпотворение такое. Вавилон! – мрачно восклицал Йосеф, поворачивая назад. В других местах было то же самое. Лишь поздно ночью они добрались до караван-сарая, где обычно останавливались иноземные гости, и там нашлись свободная комната и стойло для лошади. На широком мощеном дворе пылали костры, которые служили очагом тем, кто пришел на праздник из дальних мест. Люди грелись у огня и готовили пищу… 

Переночевав в крохотной комнатке, - на грязных циновках, Йосеф повел своих сыновей в город. Путь к источнику Шилоах, рядом с которым находилась известная купальня Силоам, пролегал по широкой оживленной торговой улице. Иегуда все время останавливался, разглядывая прилавки, манящие восточными сладостями, фруктами, орехами, свежими лепешками, посыпанными кунжутом, и вдыхая пряные ароматы специй. Глаза разбегались от всего этого изобилия. Слюнки текли при виде вкусностей. Отец и брат, увлеченные разговором, уходили далеко вперед, и он бросался вдогонку за ними.
-Зачем нужно совершать омовение в микве? – спрашивал Иешуа.
-Чтобы очиститься… - отвечал Йосеф.
-Чтобы не быть грязными? – переспросил Иешуа.
-Это тоже. Но, главным образом, речь идет о ритуальной чистоте. Чтобы войти в Храм и принести жертву, нужно очиститься. Есть много предметов, которые оскверняют… Так, если ты прикасался к мертвому…
-А если я не прикасался?
-Ты не можешь знать этого наверняка, ведь всего не упомнишь. И потом - есть и другие источники нечистоты… Прикосновение к нечистым предметам, людям…
-Люди? – удивился отрок. – Какие люди?
-Прокаженные, страдающие кровотечением…
-Прокаженный, - задумчиво проговорил Иешуа. - Я видел одного человека. У него были руки, покрытые белой коростой, и лицо страшное, как бы изуродованное.
-Где ты его видел? – покосился на отрока Йосеф.
-В Ципори. Он живет на окраине города в жалкой лачуге…
-Надеюсь, ты не касался его, - строго проговорил Йосеф.
-Нет, отец, – отозвался отрок. - Но… мне жаль его. Он такой одинокий, никто не приходит к нему. Я… - он хотел рассказать отцу о своих беседах с прокаженным, но понял, что лучше этого не делать.
-Держись от него подальше, - посоветовал отец сыну. Повисло неловкое молчание. И в этот миг к ним подбежал запыхавшийся Иегуда.
-Отец, здесь столь всего продается! - радостно воскликнул он. - Давай мы что-нибудь купим…
-После, Иегуда, после, - мрачно отозвался Йосеф. – Потерпи немного.
-Отец, - сказал Иешуа, продолжая прерванный разговор. – Ты упоминал, что осквернены страдающие кровотечением. Что, всякий, кто поранится, нечист?
-Я имел в виду женщин, которые… - Йосеф запнулся, тщательно подбирая слова. – Дети, вы должны знать, что у девочек, когда они вырастают, открываются истечения…
-Как это? – удивился Иегуда.
Йосеф замялся и, понимая, что назад дороги нет, продолжил:
-Это значит, что они могут родить. И вот прикосновение к женщине, у которой кровотечение, оскверняет, потому что она нечиста.
-И у всех… бывает это? – осведомился Иегуда.   
-В-общем, да, - обескуражено проговорил Йосеф.
-Стало быть, и у Ханны с Мириам это будет? – улыбнулся Иегуда.
Йосефа начинал раздражать этот разговор, и он поспешил прекратить его:
-Все, хватит уже об этом…
-А язычники? – сказал вдруг Иешуа.
-Что? – не понял его Йосеф.
-Они тоже нечисты?
-Кто тебе это сказал?
-Так, один человек… - Иешуа запнулся, вспомнив слова того прокаженного: «я для них хуже язычников».
-Закон Моисея повелевает любить ближних, то есть сынов Израиля, - к иноземцам это не относится. Так что, да, они считаются нечистыми… Хотя избежать общения с язычниками едва ли возможно, особенно в Галилее и диаспоре.
-То есть оскверняет не только прикосновение, но даже общение? – удивился Иешуа.
Йосеф устал от вопросов своего сына и мрачно проговорил:
-Все, хватит на сегодня. Мы почти пришли… Осталось только выстоять очередь к купальне…
Народа у подножия горы Офель, где с древних времен возвышалась каменная башня, было море, - люди с раннего утра занимали место в очереди, которая теперь растянулась на несколько стадий. Лишь к полудню Йосефу с сыновьями удалось приблизиться к купальне Шилоах (Силоам), которая представляла собой крытый портик, разделенный перегородкой на две половины (одна для мужчин, другая – для женщин). Когда, наконец, они оказались внутри этого сооружения, раздался крикливый голос левита: «Следующий!» Иешуа увидел, как люди обнажаются и затем, один за другим, входят в крохотный бассейн, наполненный водой, несколько раз окунаясь в нее с головой, а потом выходят из воды, одеваются и покидают купальню через другую дверь.
Совершив омовение, Иешуа спросил у отца своего:
-Теперь мы чисты?
-Еще нет. Вы очиститесь после захода солнца и появления первых звезд на небе. Так что в Храм мы сможем пойти только завтра.
На обратном пути отец купил своим сыновьям сладостей и фруктов, чему особенно обрадовался Иегуда, который вскоре съел свою долю вкусностей и с тоской смотрел на то, что оставалось у Иешуа. Тот, взглянув на страдающее лицо брата, поделился с ним. И оба остались довольны.
На другой день Йосеф спозаранку разбудил сыновей, и они вместе отправились на рынок выбирать праздничного агнца. Солнце вставало над зубчатыми башнями мрачной Антониевой крепости, озаряя ярким светом долину Тиропион. Щурясь, отроки с отцом шли вдоль высокой каменной стены, местами поросшей мхом, пока не свернули за угол, где перед ними выросли железные ворота, у которых дежурили легионеры, вооруженные длинными копьями и высокими щитами.
-Отец, кто эти люди, которые так странно одеты? – спросил Иегуда, кивая головой.    
-Замолчи, - грубо одернул его Йосеф, ускоряя шаг. – Поторапливайтесь…

Они миновали тех солдат, поднимаясь по каменной лестнице на холм, откуда доносился шум Овечьего рынка, - там, несмотря на ранний час, шла оживленная торговля жертвенными животными. Впрочем, в канун Пасхи на рынке продавали только агнцев, - за молодняком выстраивались огромные очереди, больше похожие на беспорядочные толпы, - ягнята были нарасхват… 
Очередь подвигалась медленно, солнце висело над головой и припекало, - покрывало от жары не спасало, и Иегуда начал жаловаться отцу. Йосеф дал ему мехи с водой.
-Она горячая, - отхлебнув, вспылил Иегуда.
Йосеф, едва сдерживая подступающий гнев, одернул сына:
-Успокойся. Не позорь меня перед людьми! Лучше бери пример со своего брата. Думаешь, ему сейчас легче, чем тебе? Но он терпит…
Иегуда косо глянул на Иешуа, который потупил взор, и умолк надолго. Наконец, Йосеф смог протиснуться к тому месту, где продавали ягнят. Все они были стреножены и жалобно блеяли.
Он выбрал одного агнца и долго рассматривал его со всех сторон.
-Обижаете, - возмущался торговец. - Мы поставляем овец для ежедневной службы! В Храме нам доверяют…
-Доверяй, но проверяй, - усмехнулся Йосеф, вынимая кошелек с деньгами. – Получи свое…
Он поднял ягненка и, взвалив его себе на плечи, понес в сторону Храма. Сыновья последовали за ним. Иегуда припустил и вырвался вперед, Иешуа шел рядом с отцом и украдкой гладил белого пушистого ягненка, а потом спросил:
-Отец, отчего ты так долго выбирал?
-Торгашам доверять – себя не уважать, - мрачно отозвался Йосеф. - Им бы только продать, а для пасхального сэдера пригоден лишь агнец без порока…
-Это как?
-У него не должно быть недостатков. Ни одного. Если выбит зуб или порезано ухо, - это животное уже не годится. А что говорить о слепом, больном или паршивом животном!
-А что это? – спросил Иешуа, кивая головой на большое высокое каменное здание, мимо которого они проходили.
-Это Бейт-Тесда, что в переводе означает «Дом милосердия».
-А почему – так?
-В этом доме больные люди иногда находят излечение.
-Там живут лекари?
-Не совсем. Там находятся два бассейна, один из которых иногда наполняется бурлящей водой кровавого цвета. Существует поверье, будто ангел сходит и возмущает воду. Она-то, как говорят, обладает целебной силой… Бывали случаи, что расслабленные вставали на ноги…
-Отец, давай сходим туда и посмотрим, - оживился Иешуа. – А вдруг ангел сойдет при нас!
-Не стоит этого делать, - поморщился Йосеф. – Мало ли, какие люди там лежат. Чего доброго, заразу какую-нибудь подхватишь… А где твой брат? - спросил он, оглядывая округу, запруженную народом. Они остановились возле входа в Овечью купальню.
-Я займу очередь, - сказал Йосеф, - а ты пока найди своего брата и приведи его сюда.
Иешуа бросился искать Иегуду, громко выкрикивая его имя, а тот стоял у подножия Храмовой горы, возле высокой каменной лестницы, и лил слезы…
-Наконец-то, я нашел тебя, - обрадовался Иешуа, но, заметив, что брат плачет, осведомился. – Ты чего это?
-Я хотел зайти в Храм, а они… - всхлипывая, говорил отрок. – Они меня выгнали…
-Кто тебя выгнал? – удивился Иешуа.
-Люди с мечами на поясе, - пожаловался Иегуда.
-Идем. Нас ждет отец, - сказал Иешуа, беря брата за руку.

В Овечьей купальне был большой бассейн, в мутной воде которого храмовые служители, имеющие лишь набедренные повязки, отмывали от грязи жертвенных животных. Когда отроки подошли к отцу, он как раз рассчитывался с левитом за его услугу.
-Вот, за что я не люблю этот город, - так это за то, что здесь за все надо платить, - мрачно выговорил Йосеф. – Идемте… А это что такое? – он увидел красные от слез глаза своего сына. – Ты плакал?
-Они меня не пустили в Храм, - пожаловался Иегуда.
-Тебе не надо было торопиться, - сказал Йосеф, выслушав сбивчивый рассказ сына. – Ладно, идемте, разберемся.
Йосеф взвалил на плечи мокрого ягненка и вышел из Овечьей купальни. У подножия Храмовой горы он остановился, чтобы снять обувь.
-Перед входом в Храм принято разуваться. А ты, - обратился Йосеф к сыну, пряча улыбку, - верно, рванул в сандалиях?
-Да, отец, - сказал потрясенный Иегуда.
Йосеф покачал головой с укоризной:
-Эх, теперь Господь накажет тебя…
-Накажет? - испуганно проговорил Иегуда.
-Отец шутит, - поспешил успокоить его Иешуа. – Господь не наказывает за невольные грехи…
-Если бы это было так, не приносились бы жертвы в Храме, - мрачно заметил Йосеф, устремляясь вверх по лестнице.
-Отец, - догнал его Иешуа. – Неужели Всевышний наказывает людей, совершивших грех по незнанию?
-Послезавтра, - улыбнулся Йосеф, - мы с тобой принесем такую жертву, которая освобождает от невольных грехов.
Иегуда, приуныв, шел за ними следом, но, услышав слова отца, оживился:
-Это правда? И меня Господь не накажет?
-Если больше не будешь торопиться и все время ныть как…, - Йосеф не договорил. В этот миг они подошли к высоким блистающим золотом воротам, возле которых стояла храмовая стража, проверяющая внешний вид паломников. Иегуда покосился на воина, который давеча не пустил его в Храм, но Йосеф решительно двинулся вперед, и сыновья последовали за ним, вступая в крытую галерею, поддерживаемую тремя рядами массивных мраморных столбов.
Отроки растерянно озирались по сторонам, - люди были повсюду, и все несли блеющих ягнят на плечах, - они оказались внутри бескрайней как море толпы, которая медленно подвигалась вперед, к воротам внутреннего двора Храма.
-Отец, а мы успеем до вечера вернуться назад? – забеспокоился Иешуа. Йосеф поднял глаза к небу – солнце уже клонилось к западу.
-Успеем, - сказал он, ободряя, скорее, себя, чем своих детей.
-И так каждый год бывает? – осведомился Иешуа.
-Оказывается, я тебя зря в пример брату приводил, - строго проговорил Йосеф. – Или вы теперь поменялись местами? Терпи, мой мальчик…
Иешуа вздохнул, увидев торжествующую улыбку на лице брата. Вскоре продвижение немного ускорилось. Они поднялись по каменным ступенькам и оказались во внутреннем дворе Храма, иначе называемом Женским двором. Иешуа видел спины людей, идущих впереди, ягнят, ведомых на заклание, и, опуская глаза, разглядывал разноцветные мраморные плиты двора.
-Подождите меня у боковых ворот. Там меньше народа. Или хотите посмотреть на заклание агнца? – осведомился Йосеф у сыновей, когда они приблизились уже к подъему во двор Израиля.
-Я хочу посмотреть, - тихо сказал Иешуа.
-Какой же ты кровожадный, братец! - усмехнулся Иегуда. – Я останусь здесь…
Йосеф с Иешуа поднялись по ступенькам наверх, где их взорам открылся вид на храмовое святилище, одетое в белый и зеленый мрамор, высокий алтарь из нетесаных камней, к которому вел покатый пандус, и широкая открытая площадка, - там, где резали жертвенных животных.
Когда они подошли к каменной перегородке, отделяющей двор Израиля от двора священников, Иешуа увидел дюжину ягнят, привязанных к кольцам, выходящим из-под каменной мостовой, изрядно политой кровью предыдущих жертв. Левиты с навыками шохетов приступили к ним с острыми, как бритва, ножами без единой зазубрины. С одного взмаха руки они перерезали горло жертве, которая, вздрагивая, опускалась на землю и вскоре затихала… Мертвого агнца отвязывали, относили в сторону, где с него сдирали кожу, а тушу вешали на крюк, отрезая часть мяса, которую заворачивали в кожаный лоскут и отдавали хозяину (все остальное считалось святыней, принадлежащей священникам Храма). 
Иешуа не сводил глаз с того ягненка, которого купил его отец. Он видел, как из раны на его шее струится кровь, - несчастный агнец умирал, но до последнего цеплялся за жизнь, - судорожно дергались его копытца, - он еще издавал звуки, слабо похожие на блеяние, но вскоре все было кончено, и дыхание жизни покинуло его. Отрок вздохнул, отворачивая глаза. Он оставил двор Израиля и присоединился к брату.
-И как? – спросил у него Иегуда. Иешуа ничего ему не ответил. Вскоре появился отец, который держал в руках сверток с мясом:
-Идемте скорее. Нам еще надо приготовить пасхальный сэдер.
Они вышли через боковые ворота и спустились с Храмовой горы. Минуя Антониеву крепость, пересекли долину Тиропион и вскоре достигли караван-сарая, в котором остановились. Из заготовленных накануне дров разожгли костер, на котором зажарили куски мяса, извлеченные из того самого ягненка.

Тем временем, солнце садилось на западе, и на небе заалела вечерняя заря, а со стороны Храма донеслись первые предупреждающие звуки шофара. Это значило, что скоро наступит Пасха…
Йосеф и его сыновья собрались в своей комнате. Расстелили на полу циновки. Зажгли свечи. Наполнили четыре чаши вином (дополнительная чаша по обычаю предназначалась для Машиаха, приход которого иудеи постоянно ожидают – прим. авт.). Выглянув в окно, Йосеф увидел, что на небе зажглись первые звезды. Теперь сомнений не осталось – Пасха пришла, и можно приступить к освящению праздника.
-Благословен Ты, Господь, освящающий Израиль и дни пасхальные! - обратив лицо в сторону Храма, торжественно провозгласил Йосеф и, взяв в руки чашу с вином, добавил. – Благословен Ты, Господь Бог наш, царь Вселенной, сотворивший плод виноградный.
Он отпил немного вина и передал чашу Иешуа, как своему первенцу, - тот, отхлебнув, протянул ее брату. Иегуда вернул чашу отцу. Тогда они, скрестив ноги, сели на циновки и приступили к праздничной трапезе. Йосеф преломил пресную лепешку и, возблагодарив Творца, раздал ее сыновьям.

-Как я рад, дети мои, что, наконец, мы вместе собрались в святом граде Ерушалаиме на празднование Пасхи. Это значит, что вы отныне признаны мужчинами. Да у вас еще нет бород – этого верного знака мужского достоинства, и вы пока не женаты. Но все впереди. Главное – теперь вы стали частью народа Израиля, как бы заново родились! А потому вам разрешено отныне пить вино. Но, - улыбнулся он, - только не переусердствуйте в этом. Вино – это… яд безумия, - непроизвольно слетело с уст Йосефа. Перед глазами его всплыли хорошо забытые образы. Но тотчас он отмахнулся от внезапно нахлынувших воспоминаний и, пригубив этого самого вина, добавил: 
-Ешьте, дети мои. Ничего нельзя оставлять до утра.         
-Отец, - сказал Иешуа. – Можно спросить?
-Спрашивай, - благосклонно отозвался Йосеф.
-Почему мы в дни праздника едим опресноки? – осведомился отрок. - Разве обычный хлеб не вкуснее пресного?
-Вопрос твой вполне уместен, - усмехнулся Йосеф. - Думаю, язычники ломают голову над многими нашими обычаями, в том числе и над этим… А все очень просто. Мы празднуем Пасху в память о том времени, когда народ Израиля порвал цепи рабства и, последовав за Моисеем, покинул Египет. Наши предки в спешке покидали свои дома и, чтобы не ждать квасного хлеба, напекли пресных лепешек. С тех пор в продолжение семи пасхальных дней мы едим только опресноки. Я ответил на твой вопрос, сын мой, а теперь давай – ешь, пей, веселись. Нет ничего лучше этого для сынов человеческих…
Настала ночь. Ерушалаим праздновал Пасху. На небе, усеянном звездами, светила полная луна.

***
Два дня спустя они снова отправились на Храмовую гору, где принесли трех козлов в жертву за грехи. На обратном пути Иешуа не переставал засыпать отца вопросами.
-Отец, стало быть, Господь теперь отпустил нам все грехи?
-Нет, не все, - вздохнул Йосеф. – Только грехи невольные…
-А как же остальные? – удивился отрок. – Надо принести в жертву других козлов?
-Боюсь, это не поможет, - усмехнулся Йосеф. – По крайней мере, так говорят мудрецы.
-Это значит, что от греха нельзя освободиться? И нет спасения?
-Смертные грехи очистить нельзя. С человека, который преступил Закон с умыслом, будет спрошено в день суда…
-Какого суда?
-Когда придет Мессия, Он воссядет на престоле царя Давида, покарает язычников и будет вершить суд над грешниками. Поэтому надо вести добродетельную благочестивую жизнь…
Отрок долго молчал, а потом заговорил вновь:
-Отец, а как же Он будет судить тех, кто уже умер?
Йосеф вздохнул:
-В одном пророчестве говорится, что все мертвые восстанут из своих гробов.
-Мертвые оживут? – удивился отрок и снова умолк. Йосеф, уже с опаской глядя на него, подумал про себя: «Что еще ему в голову взбредет?»
Иешуа долго молчал и заговорил снова:
-Отец, я видел там, в Храме, под колоннадою, почтенного старца, и люди собирались послушать его, но он говорил на незнакомом наречии, и смысл его слов остался сокрыт от меня. Отец, почему он говорил на чужом языке?
-Это не чужой язык, - возразил Йосеф. - Это иврит, язык наших предков.
-Отец, ты знаешь этот язык?
Йосеф помрачнел и неохотно выговорил:
-Когда-то я читал и говорил на нем свободно, но с тех пор порядком позабыл его.
-Научи нас тому, что знаешь, - просил Иешуа.
-А на что вам этот язык? – нахмурился Йосеф. - В нашей синагоге, хоть и читают Писания на иврите, но есть переводчик. Лишь для того, чтобы раз в год слушать проповеди на Храмовой горе? Иешуа, не забивай себе голову всякими пустяками… Если хочешь познать Закон, внимай тому, что тебе говорят в синагоге. И больше не задавай мне глупых вопросов…
Когда окончились праздничные дни, Йосеф со своими сыновьями вернулся в Галилею.

***
Несколько лет спустя.
В семействе Йосефа назревали перемены. Девочки Ханна и Мириам подрастали, и им вскоре предстояло стать невестами на выданье, а пока что они помогали матери по хозяйству и возились со своими младшими братьями: Якобом, Иосией и Шимоном. 
Близнецы вместе работали в отцовской мастерской, однако в последнее время они заметно отдалились друг от друга. Теперь все чаще Иешуа после работы уходил за город в пустынное место на холме и оставался там до позднего вечера, - он лежал на траве, глядя на овец, что мирно паслись на лугу, любовался закатом и темнеющим небом, на котором зажигались звезды. Однажды там его нашла Ребекка, и между ними состоялся такой диалог:
-О чем ты грустишь все время?
-Ты хочешь знать, думаю ли я о тебе?
-Вообще-то, да. Скажи.
-Да, иногда.
-Иногда?
-Есть один человек, которого все презирают. О нем я думаю чаще.
-Это девушка? Кто она?
-Да нет же. Это тот несчастный прокаженный, о котором я тебе рассказывал.
-Ты, по-прежнему, навещаешь его?
-Иногда. А еще я думаю о своем брате. Постоянно о нем думаю… Я вижу, что причиняю ему боль одним своим присутствием.
-Ты поэтому уединяешься здесь?
Иешуа промолчал, потом вдруг сказал:
-Иегуда любит тебя.
-Я знаю.
-Знаешь?
-Да, он говорил.
-Значит, жди. Скоро придем с отцом сватать тебя.
-И ты так просто говоришь об этом? Разве я тебе совсем не нравлюсь?
-Нравишься. Даже очень. Но…
-Что?
-Я не пойду против своего брата.
-Но я выбрала тебя, а не его… Взгляни же на меня. Ты говоришь, что думаешь обо мне лишь иногда, но я не могу в это поверить.
-Думаешь, я лгу тебе?
-Нет. Просто ты из-за любви к брату бежишь от своего счастья… Ты сам себе причиняешь страдание. Я давно знаю тебя, Иешуа. И все это время ты говоришь это слово «мы», когда имеешь в виду себя и брата. Забудь это слово. Разорви эту связь… 
-Я не могу. Он брат мне, и я люблю его. Мы…
-Опять это «мы». Есть ты, и есть он. И вы разные люди. Ты должен смириться с этим. Подумай о своем будущем. Мы с тобой можем быть счастливы.
-Счастье? А что это? Я не понимаю…
-Счастье – когда двоим людям хорошо вместе. Как мне с тобой. Счастье – это дети. Счастье – это большая семья… Я знаю, ты не умеешь врать. Скажи, что не любишь меня. 
Иешуа молчал. Ребекка взяла его руку и, распахнув свою одежду, положила ее на свою девичью грудь.
-Возьми меня здесь, пока никто не видит… - страстно прошептала она.
Он изменился в лице и оттолкнул ее в сторону:
-С ума сошла? Опомнись, Ребекка! Ты хочешь своего позора?
Она зарыдала, вскочила с земли и бросилась бежать. Он проводил ее печальным взглядом и вскоре вернулся в город. Тем временем, на небе взошла луна. Мириам встречала его во дворе. Он поприветствовал матерь свою и хотел пройти мимо, но она его остановила:
-Постой, Иешуа. Ты ничего не хочешь мне рассказать?
Он отрицательно мотнул головой, не глядя в ее сторону.
-Сынок, - вздохнула Мириам. – Где ты все время пропадаешь? Отчего стал избегать брата своего? Вы же всегда были неразлучны…
-Мама, я не избегаю его, - тихо возразил Иешуа.
-Пусть так… Скажи, что между вами произошло?
-Не могу. Прости. Я устал, мне надо отдохнуть, - он коснулся дверного косяка и, тихо ступая, вошел в дом. В комнате, которую он занимал вместе с Иегудой, горела тусклая масляная лампа.
-Отчего ты не спишь? – обратился Иешуа к брату.
-Тебя ждал, - отвечал Иегуда. – Поговорить надо…
-Спи. Завтра поговорим, - отозвался Иешуа, снимая с себя одежду.
-Нет. Завтра будет поздно.
-Что это значит? – осведомился Иешуа, ложась в постель.
-Мы с отцом завтра пойдем сватать Ребекку, - сообщил Иегуда и умолк.
-Я рад, - улыбнулся Иешуа.
-Неужели? – усомнился Иегуда. – Разве ты не любишь ее?
-Люблю. Как и тебя.
-Я совсем о другом говорю.
-Нет. Это то же самое. Любовь – либо она есть, либо ее нет. Вы мне оба дороги. И я рад за вас, - сказал Иешуа и, улыбаясь, добавил. - Тем более, что мне еще не доводилось пировать на свадьбе.
-Но… - начал, было, Иегуда и запнулся от растерянности. – То есть ты не против нашего брака?
-Отчего мне быть против? – засмеялся Иешуа. - Ты же брат мой! Мы с тобой появились на свет с разницей в четверть часа! Помнишь, когда мы были детьми, нас родная мать часто путала? Есть ли что-нибудь крепче тех уз, которые связывают нас?
В один и тот же миг братья поднялись со своих лож и заключили друг друга в объятья, а на другой день после работы вместе направились в дом отца Ребекки, - как говорят в наши дни, - просить ее руки. 

Девушка, бледная как мел, сидела, потупив взор, украдкой поглядывала на Иешуа, лелея в сердце своем надежду, что тот в последний миг встанет и скажет решительное «нет», но Иешуа, как ни в чем не бывало, возлежал за столом, ел и пил вино. Обманувшись в своих ожиданиях, девушка задрожала, и глаза ее заблестели от слез. После застолья отцы семейств ударили по рукам, назначив день свадьбы. Жених преподнес в дар невесте золотые украшения, и обручальное кольцо оказалось на тонком девичьем пальце… После ухода гостей Ребекка бросилась отцу в ноги, умоляя его отменить свадьбу.
-Что ты, негодная, несешь? Как ты смеешь перечить мне? – закричал на нее глава семейства. – Или хочешь всю жизнь проходить в девках?
-Нет, отец. Но я люблю другого…
-А, стало быть, этот жених тебе негож, - усмехнулся отец. - Кого ж тебе надо?
-Иешуа.
-Кого? – удивился отец девушки.
-Брата Иегуды.
«Правильно говорят, что все бабы – дуры», - подумал про себя мужчина и сказал вслух:
-Какая тебе разница? Они ж близнецы! И похожи как две капли воды…
-Нет, отец, - с жаром возразила девушка. - У моего Иешуа голос другой, - тихий, ласковый, у него глаза добрые, понимающие, он говорит то, что думает, и нет в нем лукавства. Нет, отец, они совсем разные…
-Все это бабий вздор, - рассердился на нее отец. – Ты что, негодница, хочешь опозорить меня, запятнать мое честное имя?
-Нет, отец, - затрепетала девушка, дрожа от страха.
-Долой с глаз моих! - рявкнул он на дочь, и та, заревев, спаслась от отцовского гнева в своей комнате.   
 
После субботнего собрания Иешуа подошел к фарисею Яхуду и осведомился у него:
-Господин мой, как помочь прокаженному?
-Бен Йосеф, отчего ты спрашиваешь? – с подозрением посмотрел на него фарисей, на всякий случай, отступая назад.
-Нет, господин мой, - улыбнулся Иешуа, заметив движение Яхуда. - Я не болен.
-Прокажен кто-то из сродников твоих?
-И сродники мои, хвала Всевышнему, здоровы!
-Тогда с чего вдруг ты задал свой вопрос?
-Я знаю одного прокаженного, - он живет на окраине. Одинокий человек, потерявший надежду. Ему можно как-то помочь?
-Он нечист – держись от него подальше, - поморщился фарисей.
-Вы не беспокойтесь так. Я его не касался. Видел лишь издалека, - улыбнулся Иешуа и настоял на своем. - Все-таки… Я давеча ходил к лекарю – он говорит, что прокаженному помочь может только чудо. Поэтому я и пришел в синагогу.
-А что ты так хлопочешь об этом человеке, если он тебе не сродник?
-Сродник – не сродник. Какая разница? Он – человек, более того, сын Израиля. 
-Проказа, мой друг – верный признак греховности. Он наказан свыше за свои преступления. Так что забудь о нем…
-Преступления? – удивился Иешуа. - Стало быть, те, кто не страдает проказой, - они здоровы не только телесно, но и душевно? Получается, они все без греха? Но разве это возможно?
-Что ты хочешь от меня, сын Йосефа? – начиная выходить из себя, грубо отозвался фарисей. – Если бы было лекарство от проказы, исцелился бы твой прокаженный…
-Но постойте… - остановился в недоумении Иешуа. - Вы же сами давеча читали главу из Левита, где сказано, что надлежит делать тому, кто исцелился от проказы. Стало быть, есть какое-то средство от этой болезни…
-Что тебе сказал лекарь? – повысил голос фарисей. - Чудо… Придет Машиах и исцелит прокаженных. Считается, что это одно из трех мессианских чудес.
-Чудо, - задумчиво повторил Иешуа, собираясь уходить. Яхуд вздохнул с облегчением, но настойчивый юноша вернулся и спросил:
-А какие другие чудеса?
-Ты это о чем? – нахмурился фарисей.
-Вы только что сказали, что Мессия должен совершить три чуда. Первое, как я понял, исцеление прокаженного, а два других?
-Изгнание немого беса и исцеление слепорожденного… Слушай, зачем тебе это?
-Просто так. Вы – учитель Закона, и все знаете. А я… - вздохнул Иешуа, - даже читать не умею.
-Ступай уже, сын Йосефа. У меня от тебя голова болит, - поморщился Яхуд, провожая юношу взглядом, потом усмехнулся и направился по своим делам.

В связи с предстоящей свадьбой Йосеф с сыновьями взялись за обновление дома, который и так был тесен для патриархальной семьи, состоящей из десяти человек, а теперь надо было думать о будущем – о внуках, детях Иегуды и Ребекки. Из камня они сложили пристройку к дому с видом на сад, - получилась комната, в которой поставили брачное ложе, изготовленное в плотницкой мастерской.
По окончании работы братья совершили омовение в микве, вырытой в саду у ручья, и к вечерней трапезе вернулись в дом. Мириам с дочерями прислуживала мужчинам, уставшим от трудов своих, и радовалась, глядя на сыновей, которые возлежали рядом и весело беседовали. Младшие сидели напротив старших братьев.
-А мама говорит, что нельзя пить вино, - сказал вдруг Якоб, обратившись к Иешуа, который как раз в этот миг наливал себе в чашу из кувшина. Иешуа улыбнулся:
-Мал ты еще, чтобы вино пить.
-Нет, - возразил отрок, - мама говорит, что я никогда не буду пить вина, потому что посвящен Богу.
-Якоб, не произноси имени Господа нашего всуе, - предостерег его Иешуа и обратился к матери:
-Как так? Почему посвящен Господу? Он же не первенец…
Мириам, вздохнув, присела на край скамьи и рассказала сыновьям о своем обете, который дала еще до рождения Якоба.
-Стало быть, он – назорей от чрева матери как Шмуэль или Шимшон, - задумчиво проговорил Иешуа, выслушав ее. - И бритва не коснется головы его… Отец, - он перевел взгляд на Йосефа, который напряженно молчал все то время, пока говорила Мириам. – Раз Якоб посвящен Господу, его надо бы направить на обучение к мудрецам, знающим Закон.
-Это еще для чего? – нахмурился Йосеф.
-Чтобы он мог возносить за нас молитвы на иврите в Храме, будучи посвященным Господу, - пояснил Иешуа. - Надо же, чтобы хоть один из нас был сведущим в Писании!
-Иешуа, ты хоть знаешь, сколько стоит обучение в Ерушалаиме? – проговорил Йосеф, исподлобья глядя на сына. – Поверь, это дорогое удовольствие, которое доступно лишь богачам. Надо ли напоминать, что в последнее время дела наши идут не самым лучшим образом? Забыл, что мне пришлось уволить двоих работников, потому что нет денег на оплату их труда? Заказов мало… Времена изобилия прошли, безвозвратно прошли… И вот теперь ты, - вдруг повысил голос Йосеф, - указываешь мне, что делать… Ты забываешься, сын мой, - пока что я хозяин в этом доме и только мне решать, как воспитывать своих детей! Иешуа, ты меня понял?
-Да, отец, - потупив взор, смиренно отозвался юноша. – Прости мне, отец, мою дерзость. Я виноват пред тобой и Господом…

После первой брачной ночи Иегуда радовался, как ребенок, заполучивший долгожданную игрушку. Ребекка, перешедшая после свадьбы в дом своего мужа, будучи с детства работящей, охотно помогала Мириам по хозяйству, - она со всеми была вежлива и почтительна, поладила даже с девочками, сестрами Иегуды. Прислуживая за столом возлежащим мужчинам, Ребекка украдкой поглядывала на Иешуа, который упорно не смотрел в ее сторону, - даже, когда по утрам приветствовал ее. С некоторых пор он снова стал удаляться за город, где проводил все больше времени в уединении. Ему не хотелось идти домой, а потому часто, теплыми ночами, он оставался там, на холме, - лежал с открытыми глазами, глядя в безоблачное небо, усеянное мириадами звезд, пока сон не одолевал его.
В ту ночь Иешуа едва задремал, как вдруг какой-то шорох вспугнул его сон. Приподнявшись, он разглядел в тусклом лунном свете темный силуэт. 
-Как ты нашла меня? – спросил он, тотчас отведя глаза в сторону.
-Я знаю твои привычки, Иешуа, - сказала Ребекка, приближаясь к нему.
-Зачем ты здесь? – не глядя на нее, спросил Иешуа.
-Я вижу, как ты мучаешься, - вздохнула она. - Милый мой, родной… Зачем же ты отдал меня ему?
-Ты не вещь, которую передают из рук в руки, - тихо заметил он.
-Но он относится ко мне как к вещи… - возразила она.
-Не надо хулить моего брата, - сердито проговорил Иешуа. - Я…, - голос его дрогнул, - тебе запрещаю.
-Запрещаешь? Но я тебе не жена, Иешуа, - повысив голос, заметила она и тотчас тихо добавила. - Правда, еще можно все исправить…
-Нечего исправлять, - сухо возразил Иешуа. - Все так, как должно быть. Каждому – свое. Кому-то уготована долгая жизнь и счастливая старость, иным – воинские подвиги и слава, а таким как я… Не знаю. Порой меня не покидает ощущение, будто то, что происходит со мной, это уже было. Мне кажется, что я постоянно прохожу через одно и то же испытание, или, быть может, проживаю одну и ту же жизнь много раз… Не знаю. Фарисей Яхуд говорит, что души благочестивых людей после смерти воплощаются в новых телах. Верно, мои переживания - это отголоски прежних жизней? Но зачем же рождаться заново? Быть может, мы все время допускаем какую-то ошибку, делаем неверный выбор и возвращаемся назад, чтобы все исправить? Ребекка, я, еще будучи ребенком, твердо решил для себя, что не стану совершать ошибок и, наконец, пройду это испытание… Не переживай за меня – я справлюсь. Ступай к своему мужу – он ждет тебя… 
Ребекка ушла. Иешуа остался один и в ту ночь более не сомкнул глаз, а утром пришел в мастерскую, где его уже поджидал брат.
-Отчего ты стоишь и не надеваешь передник? – спросил у него Иешуа. – Разве нет работы?
-Как я могу работать, зная, что ты спишь с моей женой?! – тихо, но с угрозой отозвался Иегуда.
-Брат, что с тобой? – возмутился Иешуа. – Как ты можешь бросаться такими обвинениями?
-Могу, - заревел вдруг Иегуда. - Сегодня я проснулся среди ночи и не нашел ее в своей постели. Она вернулась лишь под утро. Признайся, что она бывает с тобой по ночам…
-Как ты мог подумать обо мне такое? Ты же брат мой! – с укоризной качнул головой Иешуа, и в его глазах блеснули слезы. – Да, она приходила ко мне этой ночью, и мы поговорили. Между нами ничего не было… Разве я тебя когда-нибудь обманывал?
-Значит, вы просто поговорили? – недоверчиво переспросил Иегуда. - И о чем же?
-Я ей объяснил, почему не могу быть с ней…
-Она тебя любит. Да, тебя. Я это знаю, - тихо всхлипнул Иегуда, отвернувшись в сторону. 
-Но она твоя жена и верна тебе. Это главное. Об этом думай. И не забывай – я соблюдаю Закон, который запрещает обнажать наготу брата своего, - сухо отозвался Иешуа. 
-Ирод же взял жену брата своего, - робко напомнил Иегуда.
-Тоже мне нашел пример для подражания, - мрачно усмехнулся Иешуа. - Поверь - я перед тобой ни в чем не виноват! Твое имя не обесчещено. Ты можешь спать спокойно… 
-Не будет мне покоя, пока я в этом доме, - тихо, почти шепотом сказал Иегуда, так что Иешуа не расслышал его слов. Они приступили к работе, а вечером вместе шли домой. Всю дорогу Иегуда сдержанно молчал. Но его глаза были полны решимости. Выражение лица брата пугало Иешуа, и он не решился заговорить с ним.

На вечерней трапезе за столом долго висело тягостное молчание. Тишину нарушали лишь хруст преломляемого хлеба и плеск наливаемого вина. Мириам с беспокойством вглядывалась в сосредоточенные лица сыновей, которые сидели и не глядели друг на друга, - недоброе предчувствие терзало материнское сердце.
-Где Ребекка? – осведомился Иегуда, не сразу заметив отсутствие жены.
-Она почувствовала себя нехорошо и прилегла, - отвечала Мириам.
-С ней все в порядке? – забеспокоился Иешуа.
-Это обычное дело, мой мальчик, - улыбнулась ему Мириам и, обратив свой взор на Иегуду, добавила. – На то она мужняя жена…
Иегуда, погруженный в себя, не уразумел слов матери и вдруг проговорил, обратившись к Йосефу:
-Отец, я долго думал и, наконец, решился… - он остановился, чтобы выпить вина. Глаза всех домочадцев вмиг устремились на него.
Йосеф же мрачно осведомился:
-На что решился ты, сын мой?
-Мы с Ребеккой покинем этот дом и будем жить отдельно, - потупив взор, тихо, но внятно проговорил Иегуда.
Мириам ахнула, - кувшин с вином, который она держала в руках, грянулся на пол и разбился. 
-Ты забываешься, - сурово начал Йосеф, но вдруг его голос дрогнул. – Ты не можешь этого сделать. Я еще жив пока, и ты в моей власти…
Иегуда поднял глаза, которые были полны решимости, и твердым голосом заговорил:
-Прошу, отец, раздели имение и выдай, что причитается мне. Поверь – так будет лучше для всех…
В столовой внезапно повисла напряженная тишина. Мириам растерянно переводила свой взгляд с мужа на сына, затем, опустив глаза, бессмысленно уставилась на красную лужицу разлитого вина. В этот миг в столовую вошла Ребекка. Она была бледна и дрожала как в лихорадке. Заметив ее присутствие, Йосеф велел младшим детям разойтись по своим комнатам и, когда в столовой остались они впятером, сказал Иегуде:
-Это же все из-за нее. Не проще ли дать ей разводное письмо?
-Йосеф, она беременна, - подала голос Мириам. – Побойся Бога…
-Беременна? – растерянно переспросил Иегуда. Он тотчас бросился к жене и подвел ее к обеденному ложу.
-А ты что молчишь? – обратился Йосеф к Иешуа. – Скажи же что-нибудь! Видишь, брат твой нас покидает. И меня он слушать не желает. Вы всегда были неразлучны, и ты старший…
Иешуа до сих пор сидел на ложе, потупив взор, а теперь поднял глаза, в которых блестели слезы, и, вздохнув, проговорил:
-Отпусти их, отец, пусть идут… И я отказываюсь от своего первородства. Пусть Иегуда получит двойную часть наследства…
-Иешуа! - всплеснула руками Мириам. Йосеф побагровел от гнева и, поднявшись с ложа, прокричал громогласно:
-Да вы что, обезумели все? Из-за какой-то женщины вы рушите то, что я выстраивал долгие годы! Прав был Проповедник, говоря, что нет ничего горше женщины, ибо она сеть, а руки ее оковы…
-Не говори так, отец, прошу тебя, - тихо сказал Иешуа. – Ребекка ни в чем не виновата. Это все из-за меня и, если по правде, то уйти должен я…
На некоторое время в столовой воцарилась тишина, в которой вдруг раздались тихие всхлипыванья. Иешуа увидел, как по лицу отца его скатилась слеза. Сдерживая подступающие к горлу рыдания, плаксивым голосом Йосеф проговорил, глядя на старшего сына:
-Ты, как и брат твой, тоже хочешь преступить заповедь о послушании родителям? Ты – мой первенец, ты – начаток силы моей…
Иешуа, никогда прежде не видевший своего отца плачущим, поднялся с ложа и упал пред ним на колени, рыдая как дитя и целуя его ноги. Отец дрожащую руку возложил на голову сына:
-С тобой мое благословение. Да хранит тебя Господь, - сказал он и тотчас поспешно покинул столовую, ни на кого не глядя.
После ухода Йосефа снова воцарилась тишина. Как вдруг подал голос Иегуда, долго молчавший.
-Иешуа, брат мой! - воскликнул он. - Я недостоин тебя! Ты ради меня пожертвовал всем, - своим счастьем, своим правом первородства… Знай, я всегда хотел быть первым, во всем стремился превзойти тебя. Только теперь я осознал, как виноват пред тобой… Прости меня, брат мой. И прошу – не оставляй родителей. Уйдем мы с Ребеккой… Так будет лучше для всех.
Братья-близнецы стояли друг напротив друга. Оба были взволнованы как никогда прежде. У обоих слезы лились из глаз. Оба одновременно сделали шаг вперед, чтобы заключить друг друга в объятья… Но Иешуа внезапно остановился. Он взглянул на свои руки и увидел отверстия в запястьях, как бы раны от гвоздей. Тотчас он услышал потрясенный голос брата своего:
-Господин мой и бог мой!
Это видение длилось единый миг, но было столь ярким, что юноша мертвецки побледнел и жутко перепугался.
-Что с тобой? – удивился Иегуда.
-Все в порядке, брат мой, - тяжело дыша, отозвался Иешуа и обратился к Мириам. - С твоего позволения, мама, я пойду в свою комнату…

Два дня спустя Иегуда запряг лошадку в повозку, погрузил на нее вещи и деньги, - отцовское наследство, - чтобы вскоре со своею женою отправиться в путь. Йосеф не подходил к сыну и со стороны наблюдал, как прощаются братья.
-Где вы будете жить? – спрашивал Иешуа. - Скажи, чтобы мы могли хоть изредка навещать вас.
-В первое время поживем у тетки в Кане, - сообщил Иегуда. - Ты же знаешь, - с тех пор как она овдовела, не перестает звать нас в гости. А потом, надеюсь, я построю дом для своей семьи…
-Ты можешь рассчитывать на меня. На нас, - Иешуа обернулся в сторону отца.
-Я это знаю, - слабо улыбнулся Иегуда. - Но позволь мне самому все сделать. В крайнем случае, найму работников…
-Прощай, брат мой, - смущенно сказал Иешуа, отступая от повозки. - Я знаю, мы еще увидимся с тобой…
Расставаясь с Мириам, Ребекка, плача, просила у нее прощение.
-Дочка, не вини себя ни в чем, - обнимая ее, говорила Мириам. – Лучше думай о ребенке. И береги моего сына. Будь ему верной женой.
-А вы… берегите Иешуа, - опустив глаза, сказала Ребекка. – Я буду до конца дней своих молиться за него…
-Я это знаю, - печально улыбнулась Мириам. – Да хранит тебя Господь, девочка моя.
Обе женщины зарыдали и напоследок обнялись. Потом Иегуда окликнул жену свою, и Ребекка залезла в повозку. Он хлестнул плеткой лошадку, и та резво побежала, унося повозку со двора. Оглядываясь назад, Ребекка в последний раз встретилась глазами с Иешуа, и ее губы прошептали:
-Прощай, любимый мой. Прощай навсегда…

***
Прошло еще несколько лет… Дом, в котором раньше было тесно большой семье, с каждым годом становился как бы просторнее. Йосеф выдал замуж старшую дочь и подыскивал жениха для младшей. После отъезда Иегуды он долго ходил с потерянным видом, только в вине находя утешение для себя. Он стал много пить и дольше спать, часто вставая с постели лишь к обеду, а ведение дел в мастерской возложил на плечи Иешуа. Перемена в настроении мужа не нравилась Мириам, но перечить ему она не смела.      
Однажды, когда Иешуа был на работе, а Йосеф возлежал на вечере, донесся шум со двора. И кто-то крикнул:
-Мир вам и дому вашему!
Йосеф выглянул в окно. На небе сгущались сумерки, и он с трудом в потемках разглядел седую бороду старца, который опирался на посох.
-Никак к нам гости пожаловали, - усмехнулся Йосеф.
-Кто бы это мог быть? – удивилась Мириам.   
-Сейчас узнаем, - сказал Йосеф, выходя во двор.   
-Шмуэль? – удивился он, рассмотрев лицо гостя вблизи. – Вот так встреча! В кои веки ты пожаловал ко мне, а ведь когда-то клялся, что не переступишь порога дома моего…
-Я бы и не пришел, если бы не дело, - мрачно отозвался Шмуэль.
-Что же тебя привело ко мне?
-Позволь нам войти в дом, - сказал Шмуэль, оборачиваясь на человека, скромно стоящего позади него. - Там мы все обсудим.
-А кто с тобой? Кажется, я понял. Яхуд… - Йосеф узнал племянника Шмуэля. - Будь по-твоему. В моем доме гостям завсегда рады, - улыбнулся он и тотчас добавил, - даже незваным…
Хозяин провел гостей в дом. Дети Йосефа поднялись со своих мест при виде вошедших господ.
-Продолжайте вечерять, - сказал им отец. - А вас я прошу разделить с нами сию скромную трапезу, - обратился к Шмуэлю Йосеф. - Если, конечно, наша бедность вас не смущает…
-Напрасно ты так, Йосеф, - с обидой в голосе отозвался Шмуэль. - Мы пришли к тебе с миром.
-В таком случае отведайте хлеба-соли, гости дорогие! - воскликнул Йосеф. - Мириам, - кивнул он жене, - налей господам вина. И принеси елея, - они ведь привыкли умащать свои власы…
-Мы к тебе по делу, Йосеф, - качнув головой, сказал Шмуэль. – Я не буду ходить вокруг да около, скажу прямо. Твоя Мириам, - он кивнул на дочь Йосефа, - приглянулась моему племяннику. Он желает взять ее в свой дом…
-У Яхуда есть жена, - мрачно заметил Йосеф, искоса поглядывая на фарисея.
-Да, но она бесплодна, - возразил Шмуэль. – Он даст ей разводное письмо, как когда-то и ты сделал с моей дочерью…
Йосеф, проглотив обиду, взглянул на Мириам, дочь свою, – та была бледна и выглядела растерянной.
-Ты же знаешь, - продолжал Шмуэль, - что ей пора выходить замуж, а мой племянник – не последний человек в этом городе. Знает Закон, служит в синагоге. Народ слушает его. Так что же ты решишь?
-Дети, вы поели? Ступайте к себе, – сказал Йосеф младшим сыновьям и, когда те вышли из столовой, обратился к гостям. - Может, все-таки выпьем вина?
Чувствуя, что дело выгорит, Шмуэль улыбнулся и, кивнув Яхуду, проговорил:
-Отчего бы и нет? Пора бы уже положить конец той вражде, которая была между нами, и породниться нашим домам…
Он возлег на обеденное ложе вместе с племянником, который не сводил глаз с дочери Йосефа, - та сидела, потупив взор.
-Устройство брачного пира я беру на себя, - деловито заговорил Шмуэль, макая ломоть хлеба в блюдо. – У Яхуда ближе меня нет сродников, тем более, что брат мой, умирая, поручил мне заботиться о его сыне. Так что не беспокойся – свадьба будет пышнее той, которая… - его голос осекся.
-Ты хотел сказать – лучше той, которую устроил я, когда женился на твоей дочери, - договорил за него Йосеф и усмехнулся. – Отчего мне беспокоиться? Приданое для Мириам готово, так что следующий шаг за вами…
-Стало быть, на том и порешили? – недоверчиво переспросил Шмуэль и взглянул на своего племянника. Яхуд достал сверток с подарком для невесты – это было ожерелье из дорогих самоцветов, которое вскоре оказалось на груди девушки. Потом он взял ее дрожащую ледяную руку и надел ей на палец серебряное колечко, которое, будучи велико, соскользнуло и упало на пол. Девушка вдруг, зарыдав, вскочила с места и бросилась бежать.
-Мириам, ты что? – понесся ей вдогонку гневный окрик отца.
Она выбежала из столовой и в дверях столкнулась с братом, пришедшим с работы.
-Иешуа! - воскликнула Мириам, повисая на шее у него.
-Сестренка, что с тобой? Кто тебя обидел? – смутился юноша. – Пойдем…
Он привел ее в свою комнату, посадил на кровать и сел рядом:
-Теперь рассказывай…
-Меня хотят выдать замуж за нелюбимого человека, как Ребекку, - всхлипывая, проговорила девушка. Услышав это имя, Иешуа невольно вздрогнул, - воспоминания о недавнем прошлом нахлынули на него волною, открыв едва затянувшиеся душевные раны.   
-Отец нашел жениха для тебя, - вздохнул он. – Но что ж, поделаешь, милая? Так устроена жизнь, что жена следует за мужем своим и покидает отчий дом. Это рано или поздно случилось бы…
-Я знаю, Иешуа, - сказала девушка. - Но этот человек… Не нравится он мне. Он не такой как ты, - последние слова непроизвольно слетели с ее губ. Она остановилась и так испугалась, что даже перестала плакать. Иешуа, сделав вид, что не слышал этого, спросил:
-А кто же он? 
-Яхуд, племянник Шмуэля.
-А разве он не женат? – удивился Иешуа. - Впрочем, он может взять вторую жену.
-Шмуэль сказал, что он разведется с той… Потому что она бесплодна.
-Да, теперь все понятно. Ты не волнуйся, сестренка. Я знаю Яхуда. Он хороший человек, образованный, в отличие от меня… А, кроме всего прочего, богатый – за ним ты будешь, как за каменной стеной.
-Может быть, - неуверенно отозвалась Мириам. – Но отчего-то мне страшно… Иешуа, можно я сегодня останусь здесь? Помнишь, как в детстве, когда я была еще совсем маленькой, ты лежал рядом со мной и рассказывал мне сказки… О царице Эстер, кажется.
-И ты запомнила? – удивился он. – Ты же тогда еще совсем крохой была! А теперь ты взрослая девушка…
-Мне уйти? – печально проговорила она.
-Да нет же, милая, - улыбнулся он. – Ложись, вот я тебя укрою. Тебе будет тепло. Ты согреешься и забудешь обо всех своих тревогах… Сладких снов, Мириам, - сказал он, глядя на засыпающую сестру, которая прильнула к его груди. Вскоре и он забылся сном…
 
Иешуа поднялся на рассвете и вышел в коридор, где в потемках едва не столкнулся с матерью. Вместо обычных утренних приветствий она учинила сыну допрос. 
-Ночью я зашла в комнату Мириам, но там ее не оказалось, тогда я пошла ее искать и нашла ее в твоей комнате. То, что я увидела там, мне очень даже не понравилось. Иешуа, как все это понимать?   
-Что? – удивился он.
-Ты еще спрашиваешь? – повысила голос она.
-Ты о том, что она ночевала на моей кровати? – улыбнулся Иешуа.
-Ты мне объясни, как она там оказалась, - потребовала женщина.
-Мама, - изменился в лице Иешуа, - как ты могла подумать… - он запнулся и растерянно проговорил. - Что здесь такого? Сестра спит рядом с братом. Поверь, у меня и в мыслях не было ничего дурного… 
-Иешуа, вы оба уже давно не дети, и все ты прекрасно понимаешь… - строго отчитывала сына мать. - Если бы отец увидел это, он бы тебя убил и… правильно бы сделал.
-Мама, я же тебе сказал, - возмутился Иешуа, но тотчас, опомнившись, проговорил. – Прости, прости меня… Да, наверное, нельзя было позволять ей остаться у меня на ночь. Этого больше не повторится… 
Мириам вздохнула:
-Наверное, я слишком нападаю на тебя. Но… тебе надо жениться. Не пристало мужчине быть без жены!
-Сейчас не время, - усмехнулся Иешуа. - Пусть сначала Мириам выйдет замуж. Да и потом – на ком жениться-то?
-А что, девок мало? – возразила мать. - Кого хочешь – выбирай… Ты у меня мужчина видный и работящий. За такого любая пойдет.
-Прямо-таки любая, - улыбнулся Иешуа. – Ты – главная женщина в моей жизни, мама.
-Подхалим, - весело засмеялась Мириам, уходя на кухню.

***
В тот год был брак в столице Галилеи, на который собралась едва ли не половина города. Многочисленная родня Шмуэля, старейшины, начальники синагоги, фарисеи, - в общем, немало знатных людей, и все они - со стороны жениха. Родных невесты было на порядок меньше. Кроме домочадцев Йосефа и его дочери Ханны, приехала тетка Мириам из Каны, - она принесла матери весточку о «блудном» сыне – Иегуде. Тот извинялся за свое отсутствие на свадьбе сестры, ссылаясь на занятость – он достраивал дом в Кане…
Процессия, возглавляемая женихом, увенчанным диадемой, и невестой в ослепительно белом платье с покрывалом, скрывающим ее лицо, растянулась на несколько стадий и медленно поднималась в гору, где находился верхний город Ципори, сидящий на холме подобно птице.
Широкий двор большого дома, выстроенного предками Яхуда неподалеку от царского дворца, был заставлен множеством низеньких столов, окруженных мягкими обеденными ложами, - столов, которые ломились от изобилия кушаний, приготовленных по всем правилам кашрута и разложенных на серебряных блюдах. Был там, во дворе, даже огромный аквариум с диковинными краснобородками, которых тут же вылавливали из морской воды и готовили на огне искусные повара. Пристрастие к подобным кушаньям в Палестину пришло из Рима. Так что даже Галилее не удалось избежать иноземного влияния…
Когда из брачной комнаты во двор вышли жених и невеста, открывшая свое лицо, гости встретили их дружным ликованием и шумно приступили к пиру. Несколько десятков человек прислуживали им, - они наполняли кубки вином и, не давая пустовать столам, приносили все новые и новые блюда.
Йосеф в тот вечер пил много, даже больше обычного, - служитель не успевал подливать вина в его кубок. Рядом с ним возлежал Иешуа, который с беспокойством поглядывал на отца, но, будучи не вправе одернуть его, переводил глаза на мать, которая в ответ лишь печально улыбалась. Мириам, дочь Йосефа, раскраснелась от выпитого вина и пошла плясать со своим мужем под звуки флейт. Женщины, сидящие возле своих возлежащих, глядя на счастливых молодоженов, хором затянули гимн любви из «Песни песней Соломона».
Служители принесли очередную, должно быть, уже десятую перемену блюд. Брачный пир был в самом разгаре. Йосеф снова поднес к губам кубок с вином, как вдруг в глазах его потемнело… Выронив кубок и пролив вино на землю, он ухватился рукой за грудь, и с уст его слетело глухое стенание. 
-Что с тобой, отец? – встрепенулся Иешуа.    
-Сердце прихватило… - сообщил Йосеф. - Ничего страшного. Это скоро пройдет. Я знаю, - он отдышался и слабо улыбнулся. – Ну, вот… Я же говорил.
-Тебе легче? – с тревогой осведомился Иешуа. – Только не пей больше. Тебе уже хватит.
-Не учи меня, - внезапно вспылил Йосеф, и в его глазах зажглись огоньки ярости.
-Что с тобой, отец? – испугался Иешуа. - Ты сам на себя не похож! Ради Господа – успокойся… 
Он увидел лицо человека, которое потемнело и как бы искривилось, сделалось страшным и уродливым.
-Молчать, молокосос, - рявкнул Йосеф. – Или я убью тебя… - он протянул уже руки к шее своего сына, но тот отпрянул от него в сторону и вскочил на ноги. Йосеф поднялся с ложа и сделал, было, шаг, но тотчас грянулся наземь с сердечным приступом. Многие гости подумали, что человек просто напился, и встретили это падение улыбками, а то и смехом.
-Отец! - воскликнул Иешуа. Дочь Йосефа - Мириам, обернувшись на крик брата, оставила мужа и устремилась к нему. Яхуд последовал за нею и подошел посмотреть, что случилось. Йосеф, который распластался посреди двора, с посторонней помощью поднялся на ноги и озирался вокруг неосмысленным взглядом.
-Что с ним? – спросил Яхуд.
-Не видишь? – сказала Мириам. - Ему плохо.
-Меньше надо пить… - сухо обронил племянник Шмуэля.
-Яхуд, - одернула жена мужа.
-Хорошо, хорошо, - спохватился тот. - Я распоряжусь. Позовут лекаря. А пока ему требуется покой. Иешуа, помоги мне…
Йосефа, который с трудом держался на ногах, они, поддерживая за руки, повели в дом, где уложили на постель. Яхуд вернулся на праздник и рассказал дяде о случившемся, - тот решил не останавливать брачного пира и велел племяннику оставаться на месте.
Тем временем, у одра Йосефа рыдала Мириам (мать Иешуа):
-Муж мой… Как ты? Прошу – не оставляй меня…
Йосеф долго силился что-то сказать, и, наконец, из его груди вырвалось:
-Иешуа… Где он?
-Я здесь, отец, - наклоняясь над постелью больного, проговорил юноша, который и сам дрожал, как в ознобе.
-Иешуа,- тяжело выдавил из себя Йосеф и заговорил отрывисто. – Сын мой… Начаток силы моей… Теперь ты - хозяин… Домовладыка… Позаботься о матери, люби братьев своих. Пусть Якоб учится… Он посвящен Богу от чрева матери… Господь мой, Отец мой. Помилуй меня! – прохрипел он из последних сил, и тотчас в его глазах окончательно померк свет. Сердце мужчины остановилось. И дух жизни покинул мертвое тело. Вбежавшая в дом Ханна припала уже к неподвижной отцовской руке… Женские рыдания огласили дом…
Когда отца не стало, Иешуа от горя разорвал свои новые одежды, а Мириам белое платье невесты тотчас сменила на мрачную власяницу и покрыла голову (одежду она нашла в доме своего мужа). Яхуд, увидев свою жену в траурном одеянии, рассказал об этом дяде. Шмуэль вошел в дом и растерянно посмотрел на мертвое тело своего заклятого… друга. «Вот это семейка», - мрачно подумал старик, качая головой. Он вышел к гостям и объявил об окончании праздника, потом вернулся назад и сказал, обращаясь к Иешуа:
-Похороны я беру на себя. Все-таки твой отец многое сделал для города, да и породнились теперь наши семьи… Держись, бен Йосеф. Он был достойный человек, и ты по праву можешь им гордиться.

На другой день состоялись проводы покойного. Если накануне праздничное шествие под звуки флейт поднималось на гору, то теперь погребальная процессия, сопровождаемая толпой плакальщиц, спускалась вниз, за город, где было иудейское кладбище. Четверо слуг Шмуэля несли на носилках обвитого пеленами мертвеца. Мириам, которая безутешно рыдала всю ночь над телом мужа, вел под руку Иешуа, весь обсыпанный пеплом. За ними следом шли сестры – Ханна и Мириам, погруженные в траур и ступающие босыми ногами по камням. Многие люди, наслышанные о столь чудовищной скоропостижной смерти человека из рода Давида, выходили из своих домов и, покрывая головы, присоединялись к печальному шествию…
На кладбище уже была вырыта могила, в которую на веревках опустили мертвеца. В ходе прощания каждый из присутствующих кинул в яму горсть земли, сказав при этом такие слова:
-Да упокоится его душа с миром…

Мириам, которая первую брачную ночь провела у тела покойного, вернулась в дом отца своего на время семидневного траура, как и ее сестра Ханна. Общее горе собрало вместе всю семью, - одного лишь Иегуды не хватало. Неделю они жили взаперти, и соседи приносили им еду. После чего сестры вернулись к своим мужьям, а тетка Мириам уехала в Кану Галилейскую. Спустя некоторое время на могилу Йосефа пришел плакать человек, как две капли воды похожий на Иешуа, плотника, сына Йосефа…

***
В те дни Ирод Антипа, угождая новому правителю, решил основать город в честь Кесаря – Тибериада… Подходящее место для города вскоре было найдено – на берегу пресноводного озера Кинерет в окрестностях селения Эммаус, известного своими горячими серными ключами. И все бы хорошо, да только одна загвоздка. Дело в том, что в этом живописном месте находилось древнее кладбище, которое делало землю нечистой и непригодной для заселения.
Зная иудейские обычаи, Антипа, тем не менее, не отступил от задуманного и повелел разрыть могилы, а, чтобы привлечь поселенцев, объявил о бесплатной раздаче земель и постройке жилищ. Этот указ тетрарха положил начало новой столице Галилеи…
Заманчивое предложение Антипы однажды было озвучено в синагоге. Иешуа, не пропускавший субботних собраний, услышав об этом, призадумался. И было над чем. Дела в мастерской шли все хуже. Теперь он работал там в одиночку. И новых заказов в ближайшее время не предвиделось. А на его плечах лежало бремя ответственности за семью, - мать и троих братьев. А, кроме того, он мечтал осуществить свою давнюю задумку и направить Якоба на учебу в Иудею, - отроку тогда уже исполнилось двенадцать лет, а это был тот возраст, когда принимали в иешиву.      

Мириам налила сыну вино в чашу, но к питью он так и не притронулся.
-Что случилось? – спросила она, заметив, что Иешуа не весел. И он, не глядя на домочадцев, объявил о своем решении:
-Поеду в Тибериаду, где сейчас идет большое строительство. Думаю, плотники на несколько лет вперед там обеспечены работой… 
-А как же мы? – побледнела Мириам.
-На первое время деньги есть у вас… - тихо заметил Иешуа. - Если все получится, дом новый выстрою и вас всех туда перевезу.
-Соседки говорят, что это место нечисто и селиться там нельзя, - несмело возразила Мириам.
-Пойми, мама, - вздохнул Иешуа, - оставаясь в Ципори, я не смогу прокормить семью…
-Я с тобой, брат, - подал голос отрок Якоб, который возлежал подле Иешуа. – Я буду помогать тебе…
-Нет, Якоб, - слабо улыбнулся Иешуа – Не забывай, что ты – назорей от чрева матери и тебя нельзя оскверняться… Ты останешься здесь за старшего. Позаботься о матери и работай в мастерской.   

На другой день Иешуа отправился в путь. Дорога проходила через Кану. В этом городке он остановился у тетки, сестры матери, и узнал от нее, где находится дом, выстроенный Иегудой.
Маленький мальчик в рубашонке выбежал ему навстречу. Иешуа подхватил его на руки и, улыбаясь, осведомился:
-Ты, верно, племянник мой. Как тебя зовут?
-Микаэль, - отозвался ребенок.
-Ребекка хотела, чтобы я так назвал сына, - вдруг раздался знакомый голос. Иешуа, обернувшись, увидел своего брата-близнеца. «Иегуда!» - воскликнул он от радости. Братья обнялись.
-Какой ты стал! - рассматривая брата, говорил Иешуа. – Когда уезжал, еще пушок на щеках рос, а теперь борода. Скоро седеть начнешь…
-Кто бы говорил! – усмехался Иегуда. - Отчего власы на главе не стрижешь? Или дал обет назорея?
-Нет. В нашем доме только один назорей – это Якоб…
-Как он? Как мать? Впрочем, пойдем в дом. Негоже во дворе братьям разговаривать.
Иегуда привел брата в крохотную столовую, где были стол и одно обеденное ложе. Ненадолго отлучившись, он вскоре вернулся с едой и кувшином вина. Иешуа возлег на ложе и, оглядываясь по сторонам, осведомился:
-А где Ребекка? Ты ее прячешь от меня?
-Ребекка умерла при родах, оставив мне сына… - вздохнул Иегуда, не глядя на брата. 
-Что? – переспросил Иешуа, поднимаясь с ложа, и в его глазах блеснули слезы. – Умерла… - он отвернулся в сторону, скрывая свое волнение, и тихо осведомился. - Но почему я узнаю об этом только сейчас?
-Я держал это в тайне. Прости…
-Стало быть, ты с тех пор один?
-Почему - один? С сыном! – слабо улыбнулся Иегуда, кивая на ребенка, который в углу играл с деревянной лошадкой, выточенной отцом.
-Славный мальчуган, - сказал Иешуа, пряча глаза, полные слез. - Он так похож на нее…
-Зачем ты приехал? – вдруг проговорил Иегуда дрогнувшим голосом.
-Я в Кане проездом, - украдкой вытирая слезы, отвечал Иешуа. - Держу путь в Тибериаду…
-В Тибериаду? – удивился Иегуда. – Это место осквернено. Там нечего делать иудею… - он остановился и, подумав, добавил. - Неужели дела так плохи у вас, что нет другого выхода?
-Выход, брат, всегда есть, - слабо улыбнулся Иешуа. - И в данном случае – это Тибериада… Ну, а у тебя как с работой?
-Я обрабатываю земельный надел, который приобрел за городом. Есть у меня и овцы. Иногда бывают заказы. Денег на жизнь нам с Микаэлем хватает. Соседи вроде уважают… Так что все у нас хорошо, - сказал Иегуда бодрым голосом.
-А тогда почему не женишься? – поднял на него глаза Иешуа. – Не можешь ее забыть?
-А ты?
-Что?
-Разве женат?
-До женитьбы ли мне теперь после смерти отца? – вздохнул Иешуа. - Братьев надо на ноги поднимать, о матери заботиться… Впрочем, - он взглянул на Микаэля, - у тебя и своих забот хватает. Прости, что говорю об этом…

Несколько лет спустя.
Тибериада разрасталась, словно оазис посреди пустыни. Теперь там, где прежде возвышались одни каменные надгробья, стоял оживленный город, опоясанный стеною, - с дворцом, возведенным на холме, - и спускающийся к озеру удобной пристанью, к которой подходили рыболовецкие корабли. Со всей Галилеи Ирод Антипа собрал мастеров для строительства города, которые объединились в артели. У Иешуа, нанявшегося плотником в одну из тех артелей, в те годы было много работы. Он настилал кровли домов, вставлял окна и двери, потом трудился в гавани, осваивая ремесло постройки судов, которое в те времена было верхом плотницкого мастерства. Не забывал Иешуа и о своей семье, оставшейся в Ципори. Когда за две недели до Пасхи работников отпускали по домам, он, запрягая лошадку, отправлялся в путь, чтобы заехать за родными и вместе отправиться на праздник в Ерушалаим, где их ждал Якоб, который второй год обучался у мудрецов фарисейской школы Гиллеля и уже свободно говорил на иврите. Иешуа оплачивал не только обучение, но и проживание отрока в Ерушалаиме, - тот снимал комнатку в одном из доходных домов, вроде римской инсулы, - там семейство останавливалось в праздничные дни…

Однажды Иешуа обратился к меньшему брату с просьбой:
-Научи меня читать на иврите, дабы я мог познать Закон.
-Но разве ты его не знаешь? – усмехнулся Якоб. – Сколь помню тебя – не пропускал ни одного субботнего чтения…
-Это другое,- не согласился Иешуа. – На слух всего не запомнишь и трудно размышлять, не видя перед глазами текста.
-А зачем это тебе? – удивлялся Якоб. – Или хочешь фарисеем заделаться, чтобы поучать народ в Тибериаде?
-Не спрашивай, брат, - вздыхал Иешуа. – Я не знаю, как тебе это объяснить… Но мне хочется знать о Господе больше…
-Мы о Господе знаем только то, что Он – Сущий, - задумчиво проговорил Якоб. – Раз ты настаиваешь, я попробую тебе преподать основы грамматики, но так просто язык ты не освоишь. На это уходят годы…
 -Благословен Якоб Праведный! - обнимая брата, от радости восклицал Иешуа. В другой раз он показал ему свиток с незнакомыми письменами и спросил:
-Что здесь написано?
Развернув свиток, Якоб остановился в недоумении:
-Откуда это у тебя?
-Я нашел его случайно, когда разбирал вещи отца. Мать говорит, что это подарок от некоего человека из Александрии…
-Здесь написано по-гречески, - задумчиво проговорил Якоб. 
-Этот язык вы не изучаете в иешиве?
-Изучаем, но весьма бегло… Я попробую перевести, правда, на это уйдет время.   
Как вскоре выяснилось, свиток содержал трактат Филона Александрийского, который назывался «О созерцательной жизни», - в нем описывался быт общины терапевтов.
Иешуа был немало удивлен, когда услышал перевод греческого текста.
-Отшельники, живущие на берегу озера. Аскеза… Что это за слово такое?
-Не знаю, - пожимал плечами Якоб. – Должно быть, что-то вроде нашего назорейства. Гляди – не едят кровавого мяса. Вина не пьют…
-Прямо как ты, - беззлобно усмехнулся Иешуа.
-Молитвы, - заглядывая в текст, продолжал Якоб. - От рассвета до заката посвящают себя толкованию Закона. Особо почитают седьмой день. У них нет рабов. Собираются вместе, поют гимны в пятидесятый день…
-Это похоже на тех ессеев, о которых рассказывал отец, - задумчиво проговорил Иешуа. - Они тоже удалились в пустыню…   
-Ессеи сторонятся женщин, - возразил Якоб. - А здесь сказано о терапевтидах, старых девах, которые держат аскезу наравне с мужчинами.
-А причем тут наш отец? Как он связан с египетскими отшельниками? – задался вопросом Иешуа и обратился с ним к матери. Однако Мириам тотчас замкнулась и постаралась уйти от прямого ответа на вопрос, - он же продолжал настаивать, и тогда женщина сдалась, открыв сыну тайну о человеке, который много лет назад пригласил их, беженцев, в свой дом, и шестимесячном пребывании Йосефа в секте терапевтов.
-Надо же! - удивлялся Иешуа, поглядывая на Якоба. – Кто бы мог подумать?! Отец наш был отшельником… Вот бы поговорить с автором этого трактата. Наверняка, это весьма умный и добрый человек.
-Это весьма странный человек, - мрачно возразила Мириам. - Иешуа, лучше забудь о нем… Что, разве других забот у тебя нет, что ты копаешься в чужом прошлом?
-Мама, но почему ты до сих пор скрывала это от нас?
-А зачем вам это знать? – повысила голос Мириам. - Тебе давно пора жениться, а не всякими глупостями заниматься.
-Нет, это не глупости, - возразил Иешуа. - Конечно, странным образом живут эти люди, но жизнь их отнюдь не бессмысленна…
-А тебе-то что до них? – парировала Мириам. - Пусть себе живут, как хотят. Они чудные все, и отец твой был бы таким же, если бы я не вернула его, - опрометчиво сказала она и, вспомнив, как было на самом деле, осторожно добавила. - Если бы мы не вернули его…
-Я понял, мама, - слабо улыбнулся Иешуа. - Прости, если своими вопросами я обидел тебя.
По окончании пасхальных дней они вернулись в Галилею, - Иешуа отвез мать и братьев в Ципори, а сам отправился в Тибериаду, по пути заехав к Иегуде, который не ходил на праздник, присматривая за малолетним сыном. Он рассказал брату о том, что узнал об отце.
-Ты помнишь те дни?
Иегуда отрицательно покачал головой:
-Нет, тогда мы с тобой были еще совсем маленькими.
-Хотел бы я повидать того человека, который приютил у себя незнакомых людей, - с блеском в глазах проговорил Иешуа. 
-Наших родителей приняли как беженцев. Что ж тут особенного? – пожал плечами Иегуда.
-Нет, - с жаром возразил Иешуа, - он живет иначе. Он написал книгу об исцелении душ. Он и сам, должно быть, состоял в этой общине…
-Отчего ж тогда покинул ее и вернулся обратно?
-Может, его вернули, как нашего отца? Впрочем, не знаю…
Иешуа умолк, задумавшись, а Иегуда налил брату вино из кувшина и спросил:
-Что ты теперь собираешься делать?
-Я хочу перевезти семью в Тибериаду. Там сейчас строится дом, в котором мы будем жить…
-А кто строит? – удивился Иегуда.
-Работники, нанятые царедворцем Антипы. Каменщики, плотники, в том числе и наша артель… 
-Слышал, в этой Тибериаде поселилось немало эллинов, - усмехнулся Иегуда.
-Да, - подтвердил его слова Иешуа, - на горе для них возвели языческий храм, а рядом, у подножия холма, строится какое-то круглое сооружение для игрищ. Театр или амфитеатр…
-Стало быть, ты живешь среди язычников, - заметил Иегуда. - Да еще и на проклятом месте. Не боишься оскверниться?
-Оскверняют дурные поступки, Иегуда, и лживые слова, - возразил Иешуа, - а люди, которые, не зная страха пред Господом, творят неправду, живут повсюду, - и не только среди язычников…
-Красиво говоришь, брат. Словно, не Якоб, а ты обучался в школе мудрецов, - улыбнулся Иегуда. – Впрочем, ты был всегда таким. Помню, в детстве я часто не понимал твоих слов…
-А теперь – понимаешь? – взглянул на него Иешуа. Вместо ответа Иегуда поднялся с места, подливая брату в кубок вина.

Иешуа вернулся в Тибериаду и приступил к делам своим, а, когда дом был окончен, приехал в Ципори за семьей. Его решение Мириам приняла спокойно, братья же были недовольны.
-Мы не хотим жить в этом языческом городе, выстроенном на кладбище, - сказал Шимон. – Пусть все остается, как было. Мы - тут, ты – там…
-В Тибериаде живут не только язычники. Там немало иудеев, - возражал Иешуа спокойным голосом.
-Какие иудеи? Преступники? Каторжники? Ссыльные? – возмущался Шимон.
-Многие знатные люди из Ципори перебрались в Тибериаду, - увещевал его Иешуа.
-А причем тут они? – подал голос Иосия. – И пускай уезжают эти Иродовы прихвостни… Город стал чище без них… 
Теперь и его принялся убеждать Иешуа:
-Брат, там найдется работа и для вас.
-Нам и здесь неплохо. Как-то справляемся, - грубо отозвался Иосия.
 Осознав безуспешность попыток переубедить упрямцев, Иешуа прибегнул к последнему средству – власти, переданной ему отцом.
-Не забывайтесь, братья! Вы не только старшему брату выражаете свое непочтение, вы дерзите отцу, который перед смертью назвал меня главой семьи. И пока я жив, вы будете подчиняться мне, - гневно проговорил он. – Решение принято… Даю вам два дня на сборы. Послезавтра мы уезжаем…
Иешуа поднялся с обеденного ложа и, мельком взглянув на мать, покинул дом… Перед отъездом он решил проведать своих сестер и сначала пошел в гости к старшей - Ханне. Та как будто была не рада его появлению и вышла ему навстречу в покрывале, надвинутом на лицо.
-Ты что, Ханна? – удивился Иешуа. - В доме мужа своего покрываешь голову? Ну-ка, дай мне взглянуть в твои глаза, - он попытался отдернуть покрывало сестры, но она отстранилась от него. Впрочем, все, что нужно, Иешуа увидел.
-Что у тебя с лицом? – встревожился он.
-Ночью случайно ударилась головой о дверной косяк, - не глядя на него, отозвалась женщина.
Иешуа вздохнул и, помедлив, тихо, едва слышно, проговорил:
-В детстве я много думал о том, почему взрослые постоянно врут. Я вырос, но до сих пор не понимаю этого. Неужели нельзя жить без лжи?
-Тебе легко говорить – у тебя нет детей, - всхлипнула Ханна.
-А причем тут дети? – повысил голос он. - Детьми оправдывать собственные грехи? Ложь – это грех. За каждое слово неправды придется нести ответ пред Всевышним и Его Помазанником. Помни об этом, сестра. А теперь скажи мне – что, на самом деле, случилось?
Ханна разрыдалась и отрывисто заговорила:
-Мой муж… Он приходит домой как будто пьяный. Я не знаю, где он бывает и что делает. Но вид его совершенно безумный. Он все время груб со мной, он бьет, насилует меня… Постоянно. И в его руках какая-то нечеловеческая сила… Я не знаю, что с ним такое происходит.
Иешуа, выслушав сбивчивый рассказ плачущей женщины, задумался: «Обычные семейные ссоры или что-то большее? Она, конечно, его жена… Но я не позволю никому обижать мою сестру». В тот день он остался в доме Ханны и дождался ее мужа. Тот появился поздно ночью. И, войдя в столовую, освещенную масляными лампами, взглянул на непрошеного гостя и гаркнул на свою жену:
-Кто это с тобой? Любовника себе завела? Шлюха…
-Да ты что, Абрам, не признал брата моего? – всплеснув руками, заголосила Ханна.
Иешуа поднялся ему навстречу и приветствовал его:
-Мир тебе и дому твоему.    
-Братец, значит. Явился – не запылился, - ухмыльнулся Абрам. – Что тебе здесь надо?
-В гости пришел, - спокойно отвечал Иешуа. - Посмотреть, как вы живете.
-Посмотрел? Так, проваливай отсюда! - был краток хозяин дома.
-Что с тобой стало, Абрам? – вглядываясь в его лицо, спросил Иешуа. - Раньше ты так не вел себя!
-Это не твое дело! – рявкнул Абрам. – Пошел вон отсюда…
-Я не уйду, пока не пойму, что у вас произошло, – смело заявил Иешуа. Абрам тотчас разъярился, как бык при появлении красной тряпки, двинулся вперед, подхватил его, словно пушинку, и швырнул в сторону с такой силой, что юноша вылетел из столовой и, упав, ударился головой о каменную стену…

-Иешуа, Иешуа, - раздавался встревоженный голос Ханны. Юноша открыл глаза и тотчас зажмурился от потока яркого света – это была лампа, которую женщина держала в руках.
-Слава Всевышнему, ты очнулся, - сказала Ханна. - Уходи, Иешуа. Он уснул…
-Сестра, я не могу оставить тебя одну, - поднимаясь на ноги, проговорил Иешуа.
-Ты уже получил свое… Уходи. Ради Господа.
-А как же ты?
-Я справлюсь, - печально отвечала Ханна. - Он ведь муж мой. Я должна терпеть…
-Но… он не здоров. Ты это понимаешь? Он даже меня не узнал… Идем со мной.
-Это невозможно. Ступай, брат. И прошу – ничего не говори матери, - она ведь думает, что у нас все в порядке… 

Иешуа покинул дом Абрама и устремился в верхний город, где жил другой его зять – фарисей Яхуд.
Посреди ночи слуга разбудил своего господина, который, накинув домашний халат, вышел в гостиную.
-Иешуа? Откуда ты? – удивился Яхуд, спросонья протирая глаза.
-Мне нужна твоя помощь, - поспешно заговорил Иешуа. - Ты – человек ученый и должен знать, как изгнать нечистого духа…
-Что? – исподлобья взглянув на него, Яхуд повысил голос. - Ты из-за этого поднял меня с постели посреди ночи? Не пьян ли ты? Ступай – проспись…
-Постой, Яхуд. Дай мне объяснить. Мой зять… Другой. Муж Ханны. Он одержим…
В этот миг послышался радостный крик: «Иешуа!», - и из спальни в одной сорочке выбежала Мириам, которая бросилась в объятья брата, но вдруг отстранилась от него.
-Что это? – она испуганно посмотрела на свои руки, испачканные в крови. – Ты ранен?
-Это сделал Абрам, муж Ханны, - пояснил Иешуа. - Ох, и силен же он! Я и не думал, что кто-то из людей способен на такое. Именно поэтому я и пришел сюда… Боюсь, он одержим. Помоги, Яхуд. Прошу тебя. Я боюсь за сестру. Он бьет ее и грубо обращается с нею.
-А это не могло подождать до утра? – сердито осведомился Яхуд.
-Не могло, - возразил Иешуа. - Надо спешить, пока Абрам дома, потом он уйдет…
-Яхуд, прошу – помоги моей сестре, - повисла на шее у мужа Мириам, прошептав ему на ухо какие-то ласковые слова.
-Ну, хорошо, - позевывая, проговорил Яхуд. – Подожди, оденусь…

Небо светлело, звезды гасли, предвещая скорый восход солнца. Они спускались с холма. Иешуа расспрашивал фарисея о бесноватости.
-Что это такое? Если болезнь, то как ее лечить?
-Бесноватость – одержимость нечистым духом. Есть некоторые способы, чтобы изгнать его…
-Они тебе известны?
-Да, нас этому обучали в школе фарисеев.
-Но… откуда берутся эти нечистые духи?
-Ты читал книгу Еноха? Впрочем, не отвечай – знаю, что не читал. Так вот - в этой книге сказано, что потомки падших ангелов, - Сынов Божьих, - исполины в наказание за свои грехи после смерти, то бишь потопа, были низвергнуты на землю, где невидимо бродят до сих пор. Так это ли не так – не знаю, книга не вошла в канон, но, тем не менее, мудрецы к ней подчас обращаются…   
-Стало быть, те исполины и есть нечистые духи? – задумчиво проговорил Иешуа. - Это многое объясняет. Но я все равно не понимаю… Зачем они вселяются в людей?
Фарисей вздохнул:
-Они наказаны, страдают и ищут покоя. Домашнего покоя. Понимаешь? Ты в своем собственном доме чувствуешь себя защищенным, не так ли? Вот и они точно так же…
-Если я правильно понял, - улыбнулся Иешуа, - они подвержены многим страхам, а в людских телах пребывают, словно у себя дома, и обретают покой?
-Что-то вроде того, - мрачно отозвался Яхуд.   
-А разве много людей бесноватых? – не унимался Иешуа.
-Зачастую люди скрывают одержимость, но рано или поздно она все равно прорывается наружу и тогда – жди беды…      
-Боюсь, что в дом Ханны беда уже постучалась… Но что ты будешь делать, Яхуд?
-Для начала поговорю с ним. И по его поведению определю, прав ли ты. Может, он вообще не бесноватый?
-Думаю, это не самый лучший способ, - усмехнулся Иешуа. - Я уже пробовал поговорить с ним, и он меня отбросил в сторону как пушинку.
-Ты сомневаешься во мне, сын Йосефа? – скривился от неудовольствия фарисей.
-Может, его для начала связать? – предложил, подумав, Иешуа.
-Если ты прав, боюсь, это не поможет. Бесноватые обладают чудовищной непостижимой силой…
-Это точно, - согласился Иешуа. Они, наконец, добрались до цели и, прикоснувшись к мезузе, вступили во двор дома Абрама, - как раз в тот самый миг, когда солнце начало свое восхождение.
-Мир вам! - крикнул Яхуд. – Хозяин дома сего выйди вон.
-Что ты делаешь? – испугался Иешуа. – Я думал его застать врасплох.
-Не мешай мне, - одернул его Яхуд и снова кликнул хозяина дома. Озлобленное лицо Абрама вскоре появилось в окне.
-Что вам надо? – неистово закричал он.
-Мы хотим поговорить с тобой.
-Подите прочь с моего двора.
-Ты разве не помнишь меня? Меня зовут Яхуд сын Птолемея, - представился фарисей. - Я пришел, чтобы пригласить тебя к себе в гости. Идем, друг мой. У меня большой дом там, наверху, - он кивнул в сторону горы. - Мои слуги омоют ноги твои, нальют тебе вина. Дорогого хорошего вина! Умастят твою главу елеем. И ты возляжешь на удобном ложе. Будешь есть, пить и веселиться…
Лицо Абрама исчезло из окна, но вскоре отворилась дверь, и грузный мужчина, сжимая кулаки, выскочил во двор.
-Что теперь будет? – испуганно прошептал Иешуа. Однако Абрам внезапно присмирел и даже заулыбался.
-А на твоем пиру будет баранина? – осведомился он.
-Даже свинина будет, - усмехнулся Яхуд. – Пойдем, друг мой.
Абрам сделал шаг в их сторону, Иешуа остолбенел, а фарисей вдруг спросил у Абрама:
-Как имя твое? Скажи, чтобы я знал его.
Абрам остановился и растерянно проговорил:
-Меня зовут… Меня зовут…
-Ты забыл имя свое? А, может, имя веельзевула тебе знакомо? Ведь так зовут хозяина сего дома, в котором ты живешь, не так ли?
Абрам изменился в лице, побагровел и вдруг заговорил глухим утробным голосом:
-Мое имя Рафаэль. И я слуга веельзевула, который скоро грядет… А за это знание вы оба поплатитесь своими жизнями…
Иешуа вдруг увидел, что лицо Абрама потемнело и как бы искривилось, сделалось страшным и уродливым. Он ринулся на них. Но фарисей не сдвинулся с места и, обратив взор к небу, быстро прочел молитву на иврите:
-Адонай Элохим Саваоф, Господь и Повелитель воинств небесных. Именем твоим повелеваю нечистому духу по имени Рафаэль выйти из сего сына человеческого и низвергнуться в бездну. Благословен Ты, Господь Бог наш, Царь Вселенной. Аминь.
Едва он произнес последнее слово, как Абрам остановился, рухнул наземь и, пронзительно вскричав, сотрясся в припадке… Через некоторое время он притих, а Иешуа даже показалось, что он мертв. В этот миг во двор выбежала Ханна. С плачем она бросилась к мужу, распластанному на земле. Вскоре тот пришел в себя и, растерянно оглядываясь по сторонам, спросил:
-Где я? Что со мной?      
-За ним нужно будет понаблюдать некоторое время, - обратился Яхуд к Иешуа. - Дух мог причинить вред ему… А ты был прав, - заметил он, выходя со двора. – Ладно, будь здоров.
-Постой, Яхуд, - остановил его Иешуа. – Я не понимаю, как ты это сделал?
-Духи – они довольно глупы, - усмехался фарисей. - Ты заметил? Он поверил мне, не задав ни одного вопроса! Хотя, в общем-то, странно, когда незнакомец приходит спозаранку и приглашает в гости. Как говорится, сила есть, ума не надо…
-Стало быть, ты его обманул…
-Главное - он клюнул на эту приманку.
-Я заметил кое-что странное, - задумчиво проговорил Иешуа. - Лицо Абрама как бы искривилось, стало уродливым…
-Ты это о чем? – нахмурился Яхуд.
-Мне однажды уже доводилось видеть такое обличье… - сказал Иешуа, и его голос осекся. Он вспомнил тот день, когда умер его отец.
-Верно, тебе показалось. Я этого не видел, - мрачно отозвался Яхуд и распрощался с ним.
 
***
Десять лет спустя.
Иешуа по вечерам удалялся за город и оставался в уединении на холме в окрестностях Тибериады. В последнее время его, - мужа, давно перешедшего в пору зрелости, - не покидало чувство тревоги, - неясное, безотчетное и мучительное беспокойство. Ни дома, ни в мастерской, ни в синагоге, - нигде в городе он не находил себе места. И лишь в созерцании природы ненадолго забывался и обретал покой… Лежа на холме, он прислушивался к трелям цикад, вдыхал запахи трав, вглядывался в звездное небо, - такое высокое и далекое, которое подчас, как казалось, приближается к нему и даже что-то нашептывает на ухо на незнакомом наречии, - наблюдал за рыбаками, которые ночью выходили в море, освещая себе путь жаровней, закрепленной на носу корабля…

Однажды привычное уединение Иешуа было нарушено. Он возлежал в траве на вершине холма и едва задремал, как вдруг послышался шорох. Тотчас открыл глаза и вгляделся в темноту. В потоке лунного света вдруг мелькнула тень восходящего на холм человека. Иешуа протер глаза и, когда идущий приблизился к нему и остановился, в изумлении ахнул: 
-Иегуда? Брат, ты?
-Я. Здравствуй, Иешуа.
Близнецы обнялись. 
-Как ты меня нашел? – не отпуская из объятий брата, говорил Иешуа.
-Мать подсказала, где тебя искать, - улыбался Иегуда.
-Не думал тебя здесь увидеть, - все еще не веря своим глазам, говорил Иешуа, разглядывая брата. – А не сон ли это?
-Нет. Наяву я приехал, а не во сне. Ты же звал меня в гости, - с усмешкой напомнил Иегуда. – Давай присядем. Устал я с дороги… Еще тебя искал по всей округе.
-Как я рад, что ты, наконец, принял мое приглашение! - восклицал Иешуа. - А ведь не был даже на свадьбе Якоба…
-До сих пор удивляюсь, - усмехнулся Иегуда. - И как ему удалось жениться на дочери священника?
-Он умен, знает Писание, говорит на нескольких языках. Ходит только в льняных одеждах. Беспрестанно молится в Храме, стоя на коленях. Он чист от рождения! – с любовью перечислял заслуги брата Иешуа. - Не пьет вина, не ест мяса, не бреет волос… Однажды тесть провел его даже в храмовое святилище. А ведь такой чести никто из мирян еще не удостаивался, кроме, пожалуй, пророков минувших времен! 
-Я знаю, ты его называешь Праведным. Можно подумать, что лишь для него сотворены небо и земля! – засмеялся Иегуда.
-А, может, так оно и есть? – сухо отозвался Иешуа. – И праведники наследуют землю…
-На самом деле, брат, я сюда приехал не просто так, - вздохнул Иегуда. - Приходит конец моей жизни…
-Что? – переспросил Иешуа, вздрогнув.
-А ты отчего побледнел так, брат? – засмеялся Иегуда. – Я имел в виду, что приходит конец моей жизни холостяка, вдовца…
-Ты, наконец, решился? – обрадовался Иешуа. – Женишься?
-Да, - подтвердил его догадку Иегуда. – Осенью, когда соберем урожай, свадьба. Я вас всех приглашаю на брак в Кане Галилейской… - он поднялся с земли и сказал. - Пойдем.
-Куда?
-Мне поручено привести тебя домой. 
-Я не хочу, - вздохнул Иешуа.
-Да что у вас такое случилось? – нахмурился Иегуда.
-Ничего, - слабо улыбнулся Иешуа. - Просто хочу побыть один. Ты ступай. Завтра увидимся.
-Нет, брат, так не годится. Я ради тебя приехал, я нашел тебя. Да они ждут тебя…
-Кто ждет?
-Мать и братья. Они хотят поговорить с тобой. Да и прохладно все-таки спать под открытым небом в эту пору. До лета еще далеко… Иль заболеть ты хочешь?
Иешуа, вздохнув, поднялся с земли и, молча, последовал за братом…

С тех пор, как Иешуа с матерью и братьями перебрались в Тибериаду, они жили на окраине города, близ рыболовецкой гавани, в стороне от центрального квартала, заселенного иноземцами и выстроенного в греческом стиле: там был акрополь с храмом Зевса и агора с портиками.
Мать и братья возлежали в столовой в ожидании возвращения близнецов. Когда скрипнула входная дверь, Мириам поднялась с места и вышла в коридор, встречая старших сыновей своих. И прямо с порога она начала:
-Иегуда, очень хорошо, что ты приехал. Может, он хотя бы тебя послушает. Нас он слушать не желает…
-А что такое? – снимая обувь, осведомился Иегуда. 
-Расскажи все своему брату, Иешуа, - обратилась женщина к сыну.
Тот молчал.
-Ты меня тревожишь, Иешуа. Объясни Иегуде, отчего ты не захотел в этом году идти на праздник? Что вообще с тобой происходит? – настаивала Мириам.
-Мама, я устал. Оставь меня в покое, - тихо произнес Иешуа, порываясь пройти мимо столовой в свою комнату. 
-Постой, Иешуа. Ради Господа! Останься и выслушай нас, - дрогнувшим голосом проговорила Мириам. Иешуа, обернувшись, увидел слезы в глазах матери и нехотя прошел в столовую, где сел на ложе, опустив глаза. Мириам что-то шепнула на ухо Иегуде в коридоре, после чего они заняли свои места вокруг стола. Тускло горели светильники. Никто не решался заговорить первым.
-И что? – улыбнулся Иегуда. – Теперь мы будем играть в молчанку? Никто ничего не хочет мне сказать? Что у вас тут происходит? Отчего вы избегаете друг друга? Поссорились? Из-за чего?
-Мы не ссорились, Иегуда. Дело во мне, - вздохнул Иешуа.
-Поясни, - потребовал Иегуда. И вновь натолкнулся на стену молчания. Наконец, заговорила Мириам:
-Иегуда, просто ему давно пора жениться. Он ведь ни одной женщины так и не познал…
-Мама, перестань. Прошу тебя, - проговорил Иешуа.
-А что, это неправда?
-Я говорил тебе, мама, что пока не женю своих братьев… - начал, было, Иешуа, но тотчас его голос осекся. Он вздохнул и снова умолк.
-Твои братья все женаты. Даже Якоб, - возразила Мириам. 
-Иегуда вдовцом живет, - напомнил матери Иешуа.
-Но он скоро женится…
-До осени еще есть время, - мрачно усмехнулся Иешуа. 
-Это тебя спасет? – возразила Мириам. 
-Кстати, о спасении, - заговорил вдруг Иегуда. – Мы с сыном и невесткой на днях вернулись из Ерушалаима. Пасху праздновали… На обратном пути слушали проповедь некоего Йоханана, которого называют га-Матбил (Окунатель).
-В городе о нем все только и говорят, - внезапно подхватила Мириам. – Его называют Мессией…
-Еще один? – мрачно осведомился Иешуа. – Кажется, свежо в памяти предание о временах Иуды Галилеянина, а народ все тешится мечтами о Спасителе…
-Мне кажется, здесь совсем другое, - возразил Иегуда. – Он призывает народ к покаянию и добродетельной жизни. И сам похож на отшельника – из одежды на нем одна набедренная повязка и волосяная накидка… Я видел, что он делает.
-И что же? – внезапно оживился Иешуа.
-Люди приходят к нему, исповедаются в своих грехах, и он, вознося молитвы Господу, окунает их в воду. Они выходят из воды очищенными от всех грехов своих…
-От всех грехов? – удивился Иешуа.
-Так говорит проповедник, и люди ему верят, потому что считают его человеком Божьим, а, может, потому что хотят верить в чудо…
Мать и братья сказали Иешуа:
-Йоханан га-Матбил совершает омовения в Иордане для отпущения грехов, пойдем и мы очистимся.
-Какой грех я совершил, что должен очиститься от него? – спокойно возразил он. - Разве только эти мои слова есть грех по неведению…