Повесть о юбилейном банкете ч. 1 Один файл

      
         ПОВЕСТЬ О ЮБИЛЕЙНОМ БАНКЕТЕ
            Часть 1. Адриан Лоусон

    Сентиментально-генеалогическая драма с криминальным уклоном
        и беседами на эзотерические темы




Глава 1.1  80-е годы 20 века.

   Врач жизнерадостно сообщил: «все в порядке, процесс идет, как по учебнику». Говорить он мог, что угодно, Норме происходящее представлялось концом времен. Но, слава Богу, теперь все позади, и на свет появился крупный, смуглый, горластый Адриан Карради.

   Имя для сына ей выбирать не пришлось, братья заранее решили: первых сыновей назовут Адрианами, первых дочерей – Сабинами в честь рано умерших маминых родителей. Норма не спорила, имена яркие, звонкие, ей нравились. Да и спорить было как-то неуместно. Допустим, семью она не «опозорила», не те времена, но и большой радости неожиданная беременность никому не принесла.

   Дети Марата и Марии Вишнек, Рене, Роберт и Норма, особыми школьными успехами не отличались, зато выделялись эффектной внешностью — высокие, светловолосые, с темно-синими глазами. Норма унаследовала еще и длинные черные ресницы. Все трое были похожи на мать, и не только внешне.
   В семье все решения принимал отец, Марат Вишнек. Мария, его юная жена, ушла из Палабрийской музыкальной академии с третьего курса. Небольшое, хотя и очень приятное сопрано все равно не позволило бы ей петь ни Тоску, ни Аиду. А преподавательская деятельность, по мнению мужа, отнимала бы нервы и силы, необходимые для поддержания мира, спокойствия и уюта в доме.

    С оперными именами для сыновей он согласился, коль скоро это король и герцог из «Иоланты», а не какие-нибудь вагнеровские Зигмунд или Зигфрид. Когда через два года после младшего, Роберта, родилась девочка, Марат Вишнек уже был слишком занят стремительно разрастающимся строительным бизнесом и не особенно интересовался, почему, собственно, Норма, а не Ванда, в честь его бабушки.

   Маленький, глубоко скрытый бунт остался незамеченным. И неожиданно повторился через два десятилетия. И снова Марат не уловил, что таким витиеватым способом теперь уже его сыновья предприняли попытку афронта отцовскому единоначалию. Он только искренне удивлялся, почему при таком разнообразии замечательных имен его родственников – Велко, Гродан, Лешек, Троян – все три внука носят одно имя, Адриан.

   Будущее сыновей Марат Вишнек предопределил заранее: Рене станет инженером-строителем,  Роберт — экономистом-бухгалтером с аудиторскими полномочиями. Это хорошо для семейного бизнеса, который мальчикам предстоит унаследовать и развить. Не имело никакого значения, что Рене писал песни и очень хорошо пел. Бог с ним, пускай пока играет: гитара, фортепьяно — для общего развития неплохо. Хотя спорт, конечно, важнее.
   И мечты Роберта о карьере профессионального военного — блажь. Палабрия страна нейтральная, сугубо мирная. Неужто он в Иностранный легион метит? Ха-ха. Адреналин можно расходовать в баскетболе или еще интереснее — в американском футболе. Он в Палабрии на подъеме, да и в колледже пригодится.
   А Норма может заниматься, чем угодно, хоть тем же футболом. Ха-ха.

   Норма и занялась. Не самим футболом, разумеется, но стала членом группы поддержки. С удовольствием разучивала акробатические этюды с подругами и махала помпонами.

   Симпатичная длинноногая блондинка в школе пользовалась заслуженным успехом: не сплетница, не зануда, еще и рисует неплохо. Училась она нормально, прекрасная память позволяла держаться на приличном уровне без особых усилий. При необходимости и братья, и мама помогали написать эссе или решить задачи. О будущем Норма не задумывалась. Ей все нравилось и ничто не привлекало.

   К концу последнего учебного года мама посоветовала сделать выбор. Может быть, педагогический колледж? Стать учительницей младших классов - это мило, необременительно, как раз для ее легкого, веселого нрава, детям с ней должно быть хорошо. Или школа медсестер. Очень серьезная профессия, востребованная всегда и везде, но учиться там непросто. Конечно, для стареющих родителей медицинская специальность дочери оказалась бы предпочтительней, но решать ей, Норме.
   Норма сразу согласилась стать медсестрой. Да ладно, «трудно учиться», она же не тупая, даром что блондинка!

   Вообще-то ей было все едино, как-то не до этого. Она уже год встречалась с тайлбеком школьной команды Леоном Карради. До последнего времени все было вполне невинно: совместные занятия, кино, велосипедные прогулки за город, долгие разговоры. Но сейчас что-то изменилось. Случайные прикосновения вызывали озноб, и хотелось их повторять и разнообразить. Леон уже пытался поцеловать Норму, но она со смехом уклонилась, и неуклюжий поцелуй пришелся куда-то в ухо. Какие колледжи, тут надо думать, как себя вести, до чего можно дойти, чтобы и удержать, и не отпугнуть!

   А на выпускном балу все и случилось. После четырех бокалов шампанского рассудок уступил желанию, и ничто уже не имело значения.
   Норма забеременела и из-за нерегулярного менструального цикла не сразу это поняла. Мама еще несколько лет назад объяснила, что такой цикл со сбоями - дело наследственное, неудобно, конечно, но не страшно. Когда Норма спохватилась, было уже поздно вообще о чем-то думать.

   Футболиста Леона Карради, сына владельца двух небольших типографий, красивым не назовешь. Очень темная кожа, густые черные волосы, крупные черты лица – все соразмерно, но не интересно. Наверное, все дело в близко поставленных глазах под широкими нависшими бровями. Рассмотреть выражение этих глаз было невозможно. От всей его могучей фигуры  веяло тревожной силой и сексуальным магнетизмом. Улыбался он хорошо, на левой щеке появлялась ямочка. Идти в колледж парень не собирался, изучать все необходимое, чтобы работать с отцом, можно на месте.

   Конечно, не идеальная пара для любимой дочери, но и явным мезальянсом брак тоже не казался.
   Марат Вишнек купил квартиру не очень далеко от собственного особняка, Карради старшие обставили ее, братья Нормы, Рене и Роберт, подарили оборудование кухни.
   Свадьбу сыграли нешумную, но веселую и без надрыва. Невеста совершенно очаровательна, жених, смуглой глыбой нависавший над ней, выглядел ошеломленным, но вполне смирившимся. В свадебное путешествие они поехали в Италию.

   Норма с азартом занялась домашним хозяйством. Ей удавалось все. Удачно подбирались ткани для чехлов и штор. Книги не выглядели элементом декора, но в то же время гостиную украшали. Чайный сервиз хоть и стоял за стеклом, но использовался отнюдь не только для гостей. О кухне и говорить нечего, царство чистоты при полной функциональности. Декоративные элементы присутствуют, но ни в коем случае не на рабочем столе.

   Леон работал в типографии с утра до вечера. К этому времени он, конечно, уже владел искусством управления, но отец планировал реорганизацию, и работы оставалось невпроворот.
И еще три раза в неделю Леон играл в футбол. Пятерых оставшихся в Армилоне членов бывшей команды-победительницы с удовольствием пригрел любительский клуб «Армилонская Армада». В общем, в домашние дела Леон не вмешивался.

   Норма сама обустроила детскую, пока все белое. Она уверена, родится мальчик, но покупку голубого (или все-таки розового) отложила до шестого месяца, когда можно будет однозначно определить — Адриан или все-таки Сабина. Ультразвуковое исследование уже широко распространено, в Армилоне его применяли во всех частных медцентрах и даже в поликлиниках больничных касс.

  Два белобрысых, белокожих Адриана уже осчастливили мир своим появлением на свет с интервалом в полгода. Сына Рене решили называть Энди, сына Роберта -  Эдри. Полные имена по совету Марии дали двойные: два Адриана Вишнека, рожденные в один год в одном городе – такое совпадение могло когда-нибудь привести к ненужным осложнениям. Поэтому Энди официально звался Адриан Неро, а Эдри – Адриан Радо.
   Норма тоже придумала для сына уменьшительное, она будет звать его Андо.
 
   Норма пыталась посвятить Леона в историю семейного микробунта против антидемократического правления отца, но встретила полное отсутствие интереса. Как к этой истории, так и к ее достижениям в области домоводства. Нет, конечно, он высоко ценил проявившийся кулинарный талант молодой супруги, замечал и подчеркивал образцовый порядок в доме. Ворчал, зачем  она сама вешает шторы и занавески… Но ни разу не предложил добавить или убрать цветовой акцент, переставить фикус на место герани или наоборот. Леону недавно исполнилось девятнадцать лет. Он был даже на два месяца младше жены.

   С рождением Адриана ничего не изменилось. Норма влюбилась в сына с первого взгляда, пересчитывала пальчики, всем желающим показывала, какие у него невообразимо прекрасные пяточки и огромное мужское достоинство.

   Леон любовался отпрыском издали, брать на руки опасался. Но со временем к сыну привык и даже ощутил некоторую гордость, первым из друзей став отцом. 

   Красивой девочке Норме удалось несколько улучшить породу. Глазки у Андо большие и круглые, только не синие, как у мамы, а черные, папины. И брови, пожалуй, широковаты.

   Андо рос здоровым жизнерадостным ребенком. Большую часть дня он проводил с мамой. Когда позволяла погода, они ездили на пляж, гуляли в парке. Норма без конца придумывала волшебные истории, в которых они с сыном играли главные роли. А однажды, когда Андо спросил, почему на драконе летают только они вдвоем, где же в это время папа, Норма ответила, что папе некогда на драконах раскатывать, он зарабатывает деньги и играет в футбол. Насчет футбола – истинная правда, а вот почти половину их семейного дохода составляла дотация от Марата Вишнека.

   Маленькому Адриану Карради нравилось помогать Норме на кухне. Ему доверяли облизывать ложку и даже лепить пирожки из обрезков. Папа, правда, отнесся к полной тарелке чего-то бесформенного достаточно равнодушно, зато мама похвасталась по телефону бабушкам, какой он молодец и какие у него ловкие пальчики.


   С тезками-кузенами Андо встречался редко, только на семейных торжествах и у деда на уик-эндах. Дядя Роберт, отец Эдри, построил виллу в пригороде Армилона, а дядя Рене,  папа Энди, вообще уехал работать в Голландию, жил с семьей в Роттердаме.

   На детских праздниках Андо, конечно, играл с соседскими детьми, но заметно скучал. В четыре года он попытался как-то пересказать одну из маминых сказок. Дети слушали ровно пять минут, потом разбежались. Андо не обиделся, он нашел Норму, пристроился рядом, попросил принести ему пирожное и мороженое и рассказать что-нибудь новенькое. Трудно сказать, как оценили этот пассаж остальные мамаши, о чем сплетничали в отсутствие Нормы, но при ней они восхищались юным философом.

   Норма решила, что пора Андо посмотреть, как папа проводит время, и они поехали на стадион. Ничего хорошего из этой затеи не получилось. Пошел дождь, поднялся пронизывающий ветер, Андо промок, простудился и прохворал целую неделю. Примерно через месяц Норма повторила попытку, и опять безуспешно: на сей раз она проколола колесо. Пока кто-то помогал ставить запасное, Андо устал, извертелся, начал хныкать. Норма почла за благо вернуться домой и больше не пыталась приобщить сына к единственному отцовскому увлечению.

   Армилон тем временем переживал строительный бум. На бывших окраинах закладывались целые районы вилл и коттеджей на все вкусы и на любой карман. Из небольших домов в центре города растущие семьи перебирались в новые, построенные по  высоким стандартам. В какой-то момент предложение на старые особнячки превысило спрос, и цены начали падать. Папа Вишнек не упустил момент и помог Леону и Норме купить такой дом почти рядом с их виллой. Квартиру решили сохранить и сдавать в аренду. Недвижимость в Палабрии всегда в цене.

   Новым домом и садом Норма занялась с еще большим энтузиазмом. Она отвозила Андо в обязательную группу детского сада – ему уже исполнилось пять, через год в школу – и отправлялась в дизайнерские салоны и мебельные магазины  «напитаться идеями». Вечером раскладывала на письменном столе эскизы и пыталась увлечь Леона. Тот делал заинтересованное лицо, со всем соглашался, ел и шел спать. В постели он ждал Норму, и после обязательных ежевечерних супружеских объятий немедленно засыпал.

   Норма не могла решить, как ей расценивать такую жизнь, как редкое везение или как сплошной кошмар. Она попыталась пожаловаться матери, но даже не смогла толком сформулировать суть претензий. Леона не интересует стиль новой гостиной? Чушь какая-то. Он не пытается привить сыну любовь к спорту? А разве это не мамина обязанность? К тому же Леон видит, как прекрасно ребенок развивается, здоров, хорошо плавает – ездили на пляж вместе в начале лета. А насчет спорта… Мария предложила проверить, нет ли у мальчика музыкальных способностей. Пять лет – самый правильный возраст. Вундеркинда уже бы распознали, а просто хорошие способности как раз сейчас и проявятся.

   Способности оказались даже выше средних, и слух, и чувство ритма, и музыкальная память. Действительно, Норма вспомнила, с каким удовольствием Андо подпевает ей, когда они возятся на кухне, выстукивает ножом ритм… Странно, как будто бы в сыне вся ее жизнь, а должного внимания не обратила. Норма некоторое время побыла собою недовольна, но быстро успокоилась и позвала Андо печь булочки с корицей.

   Мария решила сама дать  внуку начальное музыкальное образование. Посмотрим, как пойдет, а через год и решим, отдавать в специализированную школу или пусть попробует учиться параллельно в двух. Необходимо получить полноценное образование, не ограничивающее будущий выбор жизненной стези. Так сказала Мария. Леон безоговорочно согласился с тещей, тем более,она как всегда, права, и Норме опять не пришлось принимать серьезных решений. Ее это более чем устраивало.

   Норма скользила по поверхности будней, не досаждая себе глубокими переживаниями и не обременяя  окружающих рефлексиями. Адриан крепко держался за ее руку, но «скользить» у него не получалось. Он выделялся среди детей не только ростом.

    Спокойный, молчаливый Андо никогда не участвовал в шумной возне. Редко, но хорошо улыбался, у него появлялась ямочка на левой щеке. Учился без напряжения, участвовал в спектаклях и концертах. Детям с ним было скучно, а учителям легко. И никто никогда не смог бы угадать, о чем он думает. Да никто и не пытался.
 

   Адриану исполнилось восемь лет. Скоро каникулы, пляж, книжки. Можно будет больше смотреть телевизор, больше времени проводить на кухне, это тоже интересно. Задание на лето, конечно, немаленькое, особенно в музыкалке, но все успеется.

   В начале мая Леон пришел домой раньше обычного. Отодвинул подальше большое блюдо с коричным печеньем и тихо, без нажима произнес:
- Я уезжаю. Далеко и навсегда. – Он взглянул на лишившуюся дара речи жену. – Ты узнала первой. Я даже отцу еще не сказал. Ничего, он справится. А ты тем более.
 
  Норма смотрела на Леона с недоверием и явно ничего не понимала, только покачивала головой. Леон некоторое время с интересом наблюдал за ней, потом продолжил:
- Даже сейчас ты как заливная рыба, никаких эмоций. Хоть один раз разозлись по-настоящему! А впрочем, какая разница…

   Он встал из-за стола, открыл большой кейс, вытащил какие-то бумаги:
- Это документы на развод. Проблем не будет. Никаких претензий ни на дом, ни на квартиру. Все это купил Марат, то есть твое. Я возьму себе только половину наших денег, мне вначале понадобятся. Уезжаю в конце июня.

   Норма попыталась что-то сказать, горло перехватило, она откашлялась и только спросила:
- Куда?
- В Австралию.
- Давно ты решил?
- Давно.
   В комнате стояла тишина, от которой сворачивается пространство и останавливается время.
- Без нас? – еле слышно спросила Норма. – А, ну да, - она попыталась поднять лежащие на столе бумаги, но пальцы задрожали, листы выпали из прозрачной папки.
  Леон промолчал.
- Из-за меня?
  Леон поднял голову, посмотрел на красивую молодую жену, обвел глазами элегантную столовую, веселую, чистую кухню и усмехнулся:
- Не только. Из-за всего этого. Из-за того, что ты до сих пор не поняла, как я ненавижу корицу! И твои духи, «Пуазон» этот кошмарный. И обе типографии. Бухгалтерию. Заказы. Заказчиков…

   Он внезапно засмеялся тихим горловым смехом, отрывистым и очень неприятным.
- Я живу три раза в неделю по три часа! Поняла?! Ты вообще обо мне хоть что-нибудь знаешь? Я успел получить тренерскую лицензию, хоть это тебе известно?!
   Леон стремительно и легко двигался по комнате, останавливался, передвигал массивные деревянные стулья. Он продолжал кричать очень тихо, только убыстряя темп, это пугало. Норма с ужасом смотрела на мужа и вспоминала давний случай, когда она уже видела Леона Карради таким же. Только тогда она испугалась не его, а за него…

   Стояла теплая палабрийская зима. Норма Вишнек и Леон Карради уже уловили, насколько удобнее готовить домашние задания вдвоем, а после интенсивных занятий выйти погулять.
   Они шли по боковой аллее приморского Променада, c высокими липами с одной стороны и густым вечнозеленым кустарником с другой. Шум моря заставлял немного повышать голос, но разговаривать не мешал. Норма рассказала, что, скорее всего, будет учиться на медсестру в Армилонском университете. Школьный средний балл у нее должен быть достаточным, а собеседования она не боится:
- Как улыбнусь, так сразу и примут! - Норма обворожительно и кокетливо улыбнулась, склонив набок белокурую головку, и для полноты картины похлопала ресницами. – Как думаешь, устоят?

  Леон рассмеялся и покрепче обнял девушку за плечи. Потом вздохнул:
- А я уже все свои собеседования прошел. Буду помогать отцу. Ты ж понимаешь, старший брат у нас актер, а младший еще маленький. А то, что я хочу играть в футбол, во внимание не принимается. Я тебе не рассказывал, к тренеру уже подкатывались с разговорами из «Палабрийских Ястребов»!
- Да ты что! – искренне восхитилась Норма. – Неужели приглашают на смотрины?! Вот это да! Только тебя или
- Из нашей школы только меня, - раздраженно перебил Леон, - да толку-то! Я же о том и говорю! У нас, понимаешь, уже две типографии, отцу необходим реальный помощник! Какой тут контракт, даже не обсуждается…

  Леон шел спиной вперед, ожесточенно жестикулируя и объясняя, как же обидно упускать такой шанс, такой шанс! Конечно, никаких гарантий, но ведь даже не дают сделать попытку!
   Леон впервые так открыто и несдержанно изливал душу. Он не заметил, что у девушки изменилось выражение лица, сползла улыбка, брови взлетели до середины лба, и что она пытается его остановить. Только когда Норма схватила Леона за рукав и указала пальцем куда-то за  его спину, он развернулся. К ним, покачиваясь, приближались три высоких подвыпивших парня. Они подошли достаточно близко, чтобы написанные на лицах намерения стали очевидны.
   Леон левой рукой задвинул Норму себе за спину и быстро сказал:
- Отойди. Не бойся. Не мешай.

   Дальше события развивались стремительно и по стандартной схеме. Давно известную прелюдию «помощь не нужна?», «поделись», «такая телка – и тебе одному» Леон не слушал, он оценивал противников. Руки на виду, ножей нет, одна пивная бутылка, целая. Двоим лет 17-18, в середине – лет двадцати. Нападать первым Леон не собирался, но в момент, когда этот с бутылкой сделал шаг в сторону и попытался схватить Норму за рукав, драка без стиля, без правил, жестокая уличная драка началась. Леон намного крупнее и сильнее нападавших, и как оказалось, опытнее, но шакалов-то трое. Поэтому ему пришлось потрудиться.

   Норма оцепенела. Несколько минут были наполнены криками, затем  стонами. И вот один уже лежит без движения, второй пытается отползти. Третьего, старшего, Леон держит на вытянутой руке за скрученную на груди куртку. Придавил ботинком ногу уползавшего, не для того, чтобы размозжить, только удержать, перевел взгляд на старшего и тихо произнес:
- В следующий раз убью.
  И засмеялся тихим, горловым, неприятным смехом…

   К середине июня дело о разводе завершилось.
   Марат Вишнек заявил, что поскольку уговоры не привели к желаемому результату, а предложения Карради получил более чем щедрые, напрашивается вывод: сын и жена стали Леону абсолютно безразличны. Так и нечего их травмировать прощаниями. Как он себе это представляет? Ах, простите, вы мне осточертели, я сваливаю в Австралию, где буду играть в футбол? Сваливай. Вопрос материальной ответственности перед женой и сыном будет решаться адвокатами. Семь шкур спускать с Леона никто не собирается, но и отказываться от положенного по закону нет причин. Все желают ему скорейших успехов и бурного процветания. Адье.

   Норма и Адриан улетят  до конца августа в Голландию. У Рене кончается пребывание в Роттердаме, вот вместе и вернутся. В Бенилюксе есть где погулять, есть на что посмотреть. Один Мадюродам чего стоит. Мальчику пора увидеть небо другого цвета. Восемь лет, а дальше Французской Ривьеры не выезжал. 

    Леон Карради отвез бывшую семью в аэропорт, обнял и поцеловал сына. Никаких сомнений или угрызений совести не испытал, наоборот, четко представил, как он закрывает одну дверь, чтобы открыть другую. Но все-таки «еще увидимся» произнес.

   Как все происходящее воспринимал Андо, неизвестно. Он не был сильно привязан к отцу, тот не читал ему сказки на ночь и не интересовался, как прошел день. Кроме того, мальчика занимало предстоящее путешествие. К нему он готовился, читал журналы, штудировал Британику в переводе на палабрийский и даже по-английски. Организовав эту поездку, Марат Вишнек проявил себя знатоком детской души. А Норма? А Норма решила упрятать неприятности под лед и скользнуть по нему изящным пируэтом.


Глава 1.2  Бенилюкс

   Как Норма себя ни уговаривала, первые дни в Голландии она еще пребывала в растрепанных чувствах. Тепло встретились с братом – все-таки не виделись почти год. Но пришлось рассказывать, что произошло. А как объяснять, если сама не понимаешь?! Ничто не предвещало... Да, Леон с юности  «вещь в себе», интроверт в предельном проявлении, но не до такой же степени?!

   И Адриан удивил. В самолете он молчал-молчал, потом сполз с кресла, уткнулся головой Норме в живот и спросил:
- Мам, я теперь должен ненавидеть булочки с корицей?!
   Норма поцеловала сына в макушку, подняла ладонями его лицо и удивленно спросила:
- Почему же, сыночек? Почему ты так решил?!
   Андо обнял Норму за шею, понюхал блузку и продолжил:
- И духи твои мне нравятся, только название запомнить не могу. Их тоже нельзя больше любить?

   Норма задержала дыхание, закрыла глаза, досчитала до десяти.
- Андо, ты слышал тот разговор с папой?
- Ну да, я же в гостиной сидел, за пианино. Только еще играть не начал. Мне не хотелось. Я все ждал, когда захочется. А тут папа про корицу сказал. Потом про Австралию. Потом ты заплакала, я пошел в свою комнату и тоже заплакал. Глупо, наверное. Правда?

   Норма не могла произнести ни слова, дыхание перехватило. Адриан вернулся в кресло,  выпрямился и, глядя на мать, рассудительным тоном продолжил:
- Чего реветь-то? Ты же со мной! А папа будет играть в футбол. Сначала, конечно,  в Австралии, но потом его могут пригласить в «Филадельфия Иглз», мы тогда к нему в Америку в гости поедем…  Да, мам?
- Да, Андо, да, сынок! Главное, мы с тобой вместе, - Норма с трудом сдерживала слезы. -  И у нас есть дедушка и бабушка. И у тебя еще дяди, двоюродные братья, сестрички. Нас много, и мы – семья. Не пропадем. И будем пользоваться теми же духами. И еще какие-нибудь купим. Для пирога придумаем новый рецепт, там будут яблоки, изюм, корица…
- И, я думаю, мускатный орех. Немножко. Он здорово пахнет. Мам, я есть хочу! – Андо увидел, как по проходу повезли тележки с обедом и поставил точку в разговоре.

   Марат Вишнек дал поручение организовать путешествие по странам Бенилюкса, и его  выполнили тщательно и скрупулезно. Гостиницы в Амстердаме и Брюсселе, расписания поездов и номера автобусов для перемещений между Гентом и Брюгге, Гаагой и Мадюродамом, все подробно расписано и вручено Норме для изучения за несколько дней до отъезда. Учли даже Гентский фестиваль, когда город превращается в море разливанное пива и крепкого можжевелового ликера. В эти дни стоит оказаться подальше, например, в Люксембурге.
Норма заявила, что если она арендует машину, то ей придется работать водителем и штурманом одновременно, а не хочется. Лучше уж пусть возят. Ну поезд, ничего, корона не упадет.

   Зато Андо с удовольствием готовился стать для мамы гидом. Он уже свободно оперировал названиями музеев и именами «малых голландцев» и мечтал увидеть, наконец, «Ночной дозор». Только приставал к маме и бабушке, как же правильно произносится великая фамилия, РЕмбрандт или РембрАндт. Как ни странно, Андо достаточно равнодушно рассматривал фотографии Мадюродама, пренебрежительно назвав его игрушечной железной дорогой для маленьких. Но посетить, конечно, стоит. Он уже слышал в школе отзывы, пора увидеть самому.

   Когда Андо рассуждал таким образом и в таких или подобных выражениях, Норма и Мария только переглядывались. Иногда Андо казался слишком спокойным, совершенно невозмутимым, напоминая этим Норму. Но в прошлом году, когда он разучивал сонатину фа-мажор  Бетховена и у него не получалось подкладывать первый палец, Адриан со всего размаху швырнул ноты об пол и с грохотом закрыл крышку пианино. Встал, медленной походкой ушел в свою комнату и бесшумно прикрыл дверь.
   Норма не стала рассказывать об этом случае ни Леону, ни матери. Она не знала, как расценивать происшествие и почла за благо не вспоминать о нем.

   
  Но вернемся в Голландию. На этот день намечалась небольшая прогулка по Гааге и потом, наконец, посещение Мадюродама. Если останутся силы, на обратном пути можно будет заехать в Дельфт.
   Норма с интересом наблюдала за сыном. Уже на входе в парк у него широко раскрылись и глаза, и рот. Невозмутимый Андо как-то неправильно представил себе по фотографиям этот миниатюрный город. Он медленно шел вдоль каналов, рассматривая дома и парки, фотографировал. Опускал монетки, и фигурки на улицах начинали двигаться, оживали поезда и американские горки. Получил прямо в руки сошедшую с конвейера шоколадку «Марс». А когда он увидел крошечные «кубические дома», новую достопримечательность Роттердама, просто не мог сдвинуться с места.

   Дядя Рене, инженер-строитель, сам был увлечен этим проектом, он уже не раз ходил  туда с  сыном Энди, и теперь с удовольствием прогулялся еще раз с двумя Адрианами. Он подробно рассказывал, как изобретательно спроектированы эти дома, рисовал эскизы и обещал договориться с кем-нибудь из жильцов, чтобы позволили войти внутрь. Конечно, увидев симпатичные маленькие копии, Андо сначала застыл, потом начал снимать их со всех сторон.

   На последний день рождения среди прочих подарков он получил от Марата компактный легкий фотоаппарат Минолта  и, что еще важнее, книжку «Искусство фотографии для начинающих». Норма с удовольствием давала сыну практические уроки, и к началу путешествия Андо уже имел трехмесячный опыт съемки всех окрестных кошек. Во всяком случае, пользоваться экспонометром и выбирать кадр умел.

   Сама же Норма развлекалась с 8-миллиметровой кинокамерой Canon с автоматическим трансфокатором. У нее неплохо получалось, причем даже для десятиминутного сюжета она сначала продумывала если не сценарий, то уж последовательность сцен – обязательно.
И сегодняшние перемещения в пространстве тоже фиксировались осмысленно. Вокзал, поезд до Гааги, Андо в поезде, Андо покупает билеты в Миниатюрную Голландию, вот он стоит возле Ратушной площади и – подарок оператору – на башню садится вполне натуральная ворона, что вызывает бурный  восторг у зрителей…

   На третьем часу, когда они добрались до мини Роттердама, Норма увидела на отдаленной аллее скамейку и решила пять минут посидеть, просто снять с плеча сумку с зонтами, куртками, водой (палабрийская привычка).

   Андо выбирал кадр и не сразу заметил, как недалеко от него остановились две девочки. Он прислушался. Девочки внимательно следили за его действиями и негромко переговаривались:
- Ты думаешь, у него получится? – спросила старшая.
- Смотри, как он кувыркается с фотоаппаратом. Ну испортит пару метров пленки, так у  папы в запасе еще семь кассет, - фыркнула младшая. – Давай, Алиса, не тяни. Я уже устала.

  Десятилетняя Алиса оценивающе взглянула на Андо. Крепкий черноволосый мальчик, похоже, ее ровесник или чуть младше, в свободных брюках с карманами, в сине-зеленой майке с орлом команды Philadelphia Eagls, в пестрых кедах, вроде не лопух… Пожалуй, такому можно доверить кинокамеру.
- Джун, а вдруг он английского не знает? Мы чего, на палабрийском с ним объясняться будем? – с сомнением произнесла она.
- Го-с-с-поди,  - вздохнула восьмилетняя Джун, - дай сюда!
   Она решительно взяла из рук сестры любительскую кинокамеру и подошла к Андо еще ближе. Он уже закрыл объектив крышкой и молча смотрел на девочек.

   Возле него стояли две симпатичные, очень похожие друг на друга темноволосые девчонки с одинаковыми прическами - хвостиками. Младшая, в джинсах до колен и темно-розовой трикотажной маечке, держала в руках камеру. Вторая девочка, немного старше и выше, в длинных джинсах и дико-зеленой кофточке, придерживала висящий на плече пустой футляр.

- Sorry, can you help me? Ты вообще на каком языке разговариваешь? - обратилась Джун к мальчику.

Андо улыбнулся, продемонстрировав ямочку на левой щеке, и ответил на палабрийском:
- Здравствуйте. Адриан Карради, для друзей Андо, - он церемонно наклонил голову и подождал, пока девочки протянут ему ладошки. - Я живу в Армилоне, а вы?
- Правда?! Вот здорово! А мы-то гадали, на каком языке разговаривать, – защебетала младшая. – Меня зовут Джун, а мою сестру – Алиса.
- Мы живем в Яуншале, знаешь, где это? - сказала Алиса.
- Конечно, это же Северные озера, я там гулял с папой и мамой…

  Андо бросил взгляд на Норму и сменил тему:
- Джун, чем я могу помочь? Ты спрашивала…
- Адриан, ты мог бы снять меня с Джун и потом нас с папой? Только это кинокамера, ты умеешь? – Алиса решительно перехватила инициативу.
   Андо аккуратно уложил фотоаппарат в висящий на шее футляр, потом взял у Джун камеру, взвесил на руке, рассмотрел управление, двинул рычажок трансфокатора.
- У мамы другая, полегче, но эта проще. Конечно, сниму! Только здесь толкотня, пойдем на ту дорожку, - он показал на боковую аллею. – Отойдите метров на десять и двигайтесь на меня. Разговаривайте и машите руками. Ну как-то играйте, а я с камерой буду неподвижен. Все действия в кадре – ваши. Жаль, штатива нет…

   Андо с удовольствием повторял мамины слова и вовсю важничал. Норма не только научила его снимать, но и показала, какие смешные ошибки делают начинающие кинолюбители. Очень здорово пригодилось! Девочки ему сразу понравились.

   Камера оказалась тяжеловата. Он взял ее «нижним хватом», прижал локти к телу, расставил ноги и махнул девочкам. Висящий на шее фотоаппарат немного мешал, пришлось сдвинуть его подальше набок. Алиса и Джун сначала просто шли на него, обнявшись и разговаривая, а последние метры протанцевали. Получилось так слаженно и  ловко, что кто-то даже зааплодировал.
- Снято! – с удовольствием воскликнул Андо. – Что дальше? Где ваш папа?
   Джун покрутила головой и показала на стоящую в отдалении скамейку, на правом краю которой сидела Норма, внимательно наблюдавшая за съемкой, а на левом – худой блондин в больших дымчатых очках. Все трое побежали к скамейке, а потом Андо и Алиса одновременно воскликнули:
- Мама, эти девочки живут в Яуншале!
- Папа, мальчик из Армилона!

   Высокий блондин и Норма встали навстречу детям.  Спустя минуту, когда гвалт утих, состоялось знакомство. Кеннет Лоусон слегка поклонился и представился; Норма, протянув руку и слегка запнувшись перед фамилией, назвала себя Нормой Вишнек.

   Шумноватая палабрийская компания выглядела весьма живописно. Высокие блондины - взрослые и трое темноволосых, темноглазых детей. Норма, в сидящих как влитые классических светло-голубых джинсах, красно-оранжевой трикотажной блузке без рукавов и ярких многоцветных кедах, только вошедших в моду, выглядела моложе своих двадцати семи лет.

   Разговаривая с детьми, Норма исподтишка разглядывала нового знакомого. Далеко за тридцать, худое усталое лицо, баскетбольный рост, но неспортивная сутуловатость. Мягкие, очень светлые волосы, отличная стрижка, глаза скрыты за притемненными диоптрическими очками в тонкой металлической оправе. Одет в темно-синие джинсы и черную с зелеными полосками рубашку-поло. Она заметила оценивающий взгляд Кеннета и автоматически поправила прическу. Взгляды встретились, и они улыбнулись друг другу.

   Норма забрала у Андо кинокамеру и велела господину Лоусону, хорошо, Кеннету, - Норма улыбнулась в ответ на предложение, - посмотреть на небо, недовольно нахмуриться и вытащить зонты из сумки, стоящей на скамейке рядом с ее собственной. Девочки зонты раскроют, и Лоусоны как будто двинутся дальше. Затем Норма сделает панораму мини Голландии с этой же точки, и voila, трех-, а то и пятиминутный сюжет будет снят.

   Потом Кен немного поснимал Норму с сыном уже ее камерой. Андо сделал десяток фотографий в разных группах и всех вместе. Кино- и фотосессия закончились, и дети вдруг вспомнили, что они устали и ужасно хотят есть.

Родители подхватили сумки, Норма сняла с ремня яркий шарфик «Hermes», одним движением обмотала его вокруг шеи и уложила на плечах. Красно-оранжевая майка – безрукавка стала выглядеть совсем иначе. Периферическим зрением Норма отметила одобрительный взгляд этого Кеннета Лоусона.

   Знакомство продолжилось в ресторане «Ватерланд». Они заняли столик на шестерых и сначала мальчики, потом девочки побежали в туалет. Норма проследила, чтобы девочки тщательно высушили руки, и вытащила «походную» косметичку. Она подправила помаду, промокнула лоб, нос и щеки бумажной салфеткой из маленькой пачки, тронула лицо пудрой. Обнаружила, что забыла расческу, улыбнулась отражению в зеркале и руками покидала пряди длинных светлых волос из стороны в сторону. И только теперь заметила Алису и Джун. Они не ушли, а стояли рядом, наблюдали за ее действиями и, похоже, чего–то ждали. Сестры увидели в зеркале, что Норма наблюдает за ними, переглянулись и выпятили губы. Норма намек поняла.

   Она снова открыла помаду и провела по бумажной салфетке, сняв довольно толстый слой. Мазнула тюбиком по мизинцу, обняла Джун за голову и совсем чуть-чуть накрасила ей губы. Полюбовалась. Вытащила другой тюбик и проделала те же операции для Алисы. Поставила девочек лицом к зеркалу, потрепала каждую по макушке, подтянула хвостики и  прокомментировала:
- Никогда не пользуйтесь чужой помадой. Или хотя бы как я снимите сначала толстый слой. Это раз. Два - для розовой и зеленой кофточек цвет помады всегда будет разный. Есть и третье правило, про блондинок и брюнеток, но тут уж ничего не поделаешь!
   Норма совершенно естественно объясняла девочкам собственные правила, не задумываясь ни о педагогическом эффекте, ни о производимом впечатлении. Они вернулись в зал.

   Старшая, Алиса, старалась сохранять невозмутимость, а Джун тут же подбежала к отцу и начала строить глазки, крутить головой и изо всех сил кого-то изображать. Но слой помады такой тонкий, что Кеннет никак не мог понять, в чем дело. Он посмотрел на Норму. Та поднесла палец ко рту и изобразила губами «му-му-му».
- Так, дамы обновили макияж, - наконец понял отец, - очень мило, и тон подходящий. – Он взглянул на Алису, которая с нетерпением ждала его реакции. – И вам обеим очень идет. Но обещайте лет до восемнадцати косметикой не злоупотреблять!

   Пока они опять-таки по очереди набирали себе полные подносы, стекла-хамелеоны в очках Кеннета совсем посветлели, и сидящая напротив Норма разглядела редкий желто-зеленый цвет его глаз. Это тоже ей понравилось.

   Разговор крутился вокруг достопримечательностей Голландии. Норма и Кеннет обменивались впечатлениями, сравнивали планы на ближайшие дни. Норма сообщила, что  в первой половине путешествия они гостят в Роттердаме у ее брата. Кен рассказал о свите в Гаагском «Хилтоне», где он живет с дочерьми.
  И тут обнаружилось совпадение: для обеих семей в Брюсселе на десять дней забронированы номера в гостинице «Ренессанс», да ещё и целая неделя совпадает по датам. Да, хороший, очень удобно расположенный отель. Для Лоусонов, впрочем, это не принципиально, они передвигаются на арендованном Опеле. Да, Опель Омега – большая машина, но он такие любит… «Table talk», приятная застольная беседа, легкая, ни к чему не обязывающая.

   Никаких вопросов никто никому не задавал, какая разница для новых знакомых, почему у Нормы Вишнек и Адриана Карради — для друзей Андо — разные фамилии, и существует ли мадам Лоусон. Хотя отсутствие обручальных колец каждый, конечно, отметил. Да мало ли, какая может быть для этого причина. Аллергия или артрит, наконец… Норма вообще почти без украшений, всей бижутерии – семь разноцветных браслетов на левой руке. О чем разговаривали на другом конце стола дети, Норма не слышала.

   Обед подошел к концу, заботливые родители начали копаться в сумках, доставать курточки, проверять, не нужны ли зонты, все-таки не Палабрия. При этом Норма и Кен советовались, стоит ли продолжить прогулку по мини Голландии или считать Мадюродам исчерпанным.

И тут Алиса заявила:
- Папа, мы решили: нам стоит объединиться. Вот только Дельфт мы-то уже посмотрели, а Андо едет сейчас. И этот, как его, Зансе-Схаанс, который с деревянными башмачками, тоже не получается. Но начиная с Брюсселя и уже до Парижа, вполне можем. Ты как считаешь?

   Норма сдержала смешок и с интересом посмотрела на Кена.
- Ну, если вы так решили, тогда, наверное, придется… - протянул Лоусон и взглянул на растерявшуюся Норму.
- Мам, а чего? – неуверенно начал Андо, – правда, было бы здорово, а?

   Норма молчала, пауза затягивалась. Норма вздохнула и виноватым тоном ответила, обращаясь не к сыну, а к Лоусону:
- Кеннет, у нас четко расписанный маршрут, с билетами, бронированием и вообще… Мне не так-то легко его изменить.

   Не будет же она рассказывать первому встречному, что Марат Вишнек, ее отец, все организовал и оплатил. Что, по его мнению, именно такое путешествие снимет стресс и у нее, и, главным образом, у его внука. Да вообще, о чем речь, она всего два месяца как с мужем развелась… 

Кен уловил изменившуюся атмосферу и сказал:
- Девочки, давайте не будем ничего ломать. До Брюсселя в любом случае почти неделя. Пока катаемся по старым планам. Вы еще в Волендаме угря не ели, а Адриан там уже все яхты перефотографировал. А мы с госпожой Вишнек тем временем проверим возможности и созвонимся. Получится – замечательно, не получится – ничего не поделаешь, значит, не получилось.
   Он внимательно посмотрел на чуть покрасневшую Норму.
- Так, Норма?
  Норма слегка замешкалась, потом отчаянно махнула рукой и кивнула.  Она как будто впервые в жизни приняла решение самостоятельно, и это чувство оказалось совершенно упоительным:
- По рукам. Брюссель так Брюссель!



Глава 1.3 «Пламя страсти»,  1993

   Вечером в пятницу семья Лоусонов в полном составе устраивалась в гостиной перед телевизором. Четырнадцатилетняя Алиса ушла со второго часа занятий в математическом кружке, пообещав выполнить все задания самостоятельно. Очень даже интересно, как она сама разберется в этих задачах «без алгебры».

    Для Джун пропустить балет вообще не проблема. Ей все эти глупые плие - батманы начали надоедать. Тем более, она недавно подслушала разговор учительницы с Нормой… с мамой. Так вот, «анатомическое строение бедренных суставов не обеспечивает хорошую выворотность. Увы, будущее девочки надо искать в других сферах, но для себя, для осанки и грации, конечно, может продолжать, мы не отчисляем никого»…  Джун, естественно, все запомнила, особенно ей понравилось про сферы. Интересно, о чём это.

   Кеннет обещал приехать не позднее шести часов и обещание выполнил. Успел принять душ и теперь полулежал в любимом кресле. Когда он откидывал спинку, его голова оказывалась в пределах досягаемости рук Нормы, и она могла массировать виски, лоб, темечко…

    Норма поставила на столик поднос с засахаренными орехами и цукатами для детей и сушеной вишней для Кена. Джун успела занять ее место на длинном диване с краю за отцовским креслом, и теперь Норма выпихивала на пол извивающуюся девочку. В конце концов, Джун оказалась на ковре рядом с Андо, сидящим на большой плоской подушке; сделала вид, что взбивает его плечо; приткнулась головой и, наконец, угомонилась. И как раз вовремя. 

   На огромном 32–дюймовом экране нового телевизора Sony появилась заставка журнала «Пламя страсти». Тележурнал о молодом поколении Палабрии не пользовался любовью в доме Лоусонов. Над претенциозным названием постоянно издевались,  вертлявый ведущий, пытающийся говорить на языке гостей студии, не вызывал уважения. А вот поди ж ты! Сидят и с нетерпением ждут начала! И все бабушки-дедушки, в Яуншале и Армилоне, может, даже и дяди-тети, все готовы потерпеть сорок пять минут, чтобы увидеть на экране одного из младших Лоусонов…



    …Норма Вишнек и Кеннет Лоусон поженились три года назад после целого года встреч, раздумий и становившихся все более откровенных долгих разговоров. У каждого существовали свои черные дыры, куда не хотелось заглядывать. Когда они поняли, что если не друг другу, то больше вообще некому, истории были рассказаны.
   
  С Габи, матерью Алисы и Джун, Кен прожил семь счастливых лет. Когда они поженились, он уже закончил бакалавриат в юридической школе в Армилоне, но предстояла еще учеба в Лондоне на степень LLM. Жена работала копирайтером в крупной рекламной фирме в Яуншале. Время пришло, и родилась Алиса. Через два года Джун. А еще через два черноволосая Габи заявила, что ей необходим сын, может быть, хоть он пойдет в отца и будет блондином. Сейчас самое время, все равно она не собирается работать еще лет пять-шесть. Зато потом все дети будут уже на ногах, и она опять начнет использовать нерастраченный творческий потенциал.

Крепкая, широкобедрая, никогда не болевшая Габи казалась природой предназначенной для деторождения. И все шло по плану. Но Габи подхватила грипп на исходе той самой палабрийской эпидемии, когда погибли девять человек. Двое из этих девяти – Габи и их не успевший родиться семимесячный сын. Трагедия произошла пять с половиной лет назад.

   Через полтора года Кеннет женился. Эту часть истории он проскочил, сказал только, что такую ошибку допустил впервые в жизни. Остается надеяться, девочки забудут тот довольно короткий период навсегда. Старшей тогда еще не исполнилось и пяти, Джун вообще была трехлетней клопышкой.

   С тех пор Кеннет один. Обет безбрачия не давал, но никому ничего и не обещал. У него есть подруга, которую ситуация вполне устраивает.

   Рассказ Нормы занял еще меньше времени. Она лишь сказала, что вышла замуж сразу после школы, прожила с мужем почти восемь лет, потом они развелись. Леон Карради уехал в Австралию, играет в американский футбол за национальную сборную. Да, Адриан с родителями бывшего мужа видится, они его очень любят. Нет, никто никому не изменял, никакой пошлости, просто слишком ранний брак, наверное.

   Марат Вишнек и Кеннет Лоусон встречались на форумах предпринимателей, на промышленных выставках. Сферы интересов у них разнились, секции для строителя Вишнека и производителя корма для домашних животных Лоусона, естественно, не совпадали. Но кулуары для того и придуманы, чтобы знакомиться. И мнение о молодом Лоусоне  у Марата  сложилось весьма благоприятное.

    Высокообразованный юрист Кеннет Лоусон, специалист по коммерческому праву, всегда знал, чем будет заниматься. Семейное предприятие «Алименгос», принадлежащее его отцу, процветало и расширялось, открывались филиалы, налаживался экспорт. Кеннету не пришлось брать студенческую ссуду, учебу оплатил отец. И теперь Кеннет входил в совет директоров объединения. То есть в материальном отношении жизнь лучше некуда. Необходимо добавить в комплект безотказную веселую подругу Элинор, замечательную домоправительницу Каролину…

   Казалось бы, чего еще желать?
   Да вот Алиса и Джун после возвращения в Яуншале обсуждали не столько красоты, запахи и вкусы Бельгии и Голландии, сколько наряды, косметику и аксессуары их новой знакомой, Нормы Вишнек. И как она здорово и легко улыбается. Еще бы, с такими зубами.
   Ну и заодно без конца вспоминали ее сына Адриана. Замечательные фотографии, которые он прислал еще до начала учебного года, классный фильм, где они танцуют в Мадюродаме, еще один длинный сюжет, когда хулиганка-Джун пристроилась к марширующему гвардейцу возле Люксембургского дворца с зонтиком на плече. И опять  о красавице Норме, «пап, правда, она на Барби похожа?»  Могло показаться, что семь дней в Бельгии - Голландии с Нормой запомнились лучше, чем десять во Франции, но без нее!

   Кеннет приезжал в Армилон по делам бизнеса достаточно часто и каждый раз встречался с Нормой. Через некоторое время она предложила останавливаться в ее доме.  Места много, они вдвоем с сыном. Одна из гостевых спален будет в его, Кена, полном распоряжении. Он сможет оставить какие-то вещи, это удобнее, чем даже в Шератоне…
Если, конечно, Кеннет Лоусон захочет.
Кеннет Лоусон захотел.

   Пасхальные каникулы Норма и Андо провели в Яуншале, на вилле Лоусонов. Алиса и Джун были в восторге от встречи. Вот тогда Кен и Норма окончательно поняли: «объединиться», по той, еще голландской терминологии Алисы, - мысль правильная. Девочкам нужна мать, Андо – отец. И лучшего варианта им не найти. Да и Кен тоже очень нравился Адриану…



  …По напряженной позе, по выбранному месту перед телевизором – чтобы никто не видел его лица,- Норма поняла: Андо нервничает, и Джун ему мешает. Норма тихонько пощекотала девочку и, когда она обернулась, похлопала по дивану возле себя. Джун перехватила взгляд Алисы, та покрутила пальцем возле виска, показала на брата, прижала палец к губам. Джун, наконец, поняла, пересела к Норме и еле слышно спросила:
- Он волнуется, что ли?
   Норма обняла дочь и вместо ответа спародировала напряженную позу Андо. Джун тут же выпрямилась и выпятила нижнюю челюсть. Алиса с высоты своих четырнадцати лет только укоризненно покачала головой. Передача началась.


   За неделю до знаменательного события Норме позвонили из родительского комитета школы, где учились Андо и Джун. В одном из ближайших выпусков  молодежного тележурнала будут участвовать дети северного округа Палабрии, имеющие необычные хобби. В частности, из их школы приглашена девочка, складывающая оригами, и Андо с пирогами. Если, конечно, родители не против. Торт Адриана Лоусона, испечённый и День творчества в этом году, произвел сильное впечатление не только на детей.
 
И если — тысяча извинений — госпожа Лоусон еще раз подтвердит, что кондитер -  именно Адриан, он сможет украсить эту достаточно убогую передачу, вообще-то не делающую чести первому каналу палабрийского телевидения. Но у детей останется интересное воспоминание, как они выступали по телику. Не правда ли?
Норма рассмеялась, подтвердила и согласилась.

   В понедельник с ними связался редактор тележурнала, они обо всем договорились, и уже в среду Андо поехал на запись. Он вез с собой две банки домашнего варенья, отпечатанный крупным шрифтом рецепт и тщательно упакованный готовый пирог «Палабрийское пирожное». Все-таки почти четыре часа в дороге, не ровен час, потеряет вид.

   Вечером накануне поездки Норма сидела в гостиной и еще раз проверяла по списку, все ли готово. Основные ингредиенты, то есть муку, масло, яйца и сахар кондитеру предоставят, а какао, орехи и варенье надо привезти с собой. Рубашку Норма выбрала светло-голубую с белым воротником и длинными рукавами. Рукава Андо закатает, будет выглядеть мужественно и стильно. Фартук купила специальный, черный с синим кантом, как у шеф-повара на передаче «Вкусы народов мира»… Вроде все.

   Кен устроился в любимом телевизионном кресле и что-то писал.
Андо лежал на животе на другом конце дивана и читал книгу.

Кен встал, собрал листочки и позвал:
- Андо, пойдем, поговорим.
- Сейчас, до главы дочитаю,- буркнул Андо.
- Да куда твой всадник убежит, без головы-то! – Кен усмехнулся и потормошил Андо, - пошли, а то потом спать захочется.

   Они вошли в кабинет, сели в кресла напротив друг друга. Кен заглянул в сделанные записи. Помолчал. Медленно сложил бумажки несколько раз. Андо следил с возрастающим удивлением.
- Пап, что-то случилось?
- Нет, ничего. Понимаешь, не люблю я этого ведущего, да и весь этот журнал. Не зря же мы все перестали его смотреть! Даже Джун. С некоторых пор у них, у молодежной редакции, появился странноватый прием. Как бы сказать, ну, они считают интересным вогнать кого-то в краску, заставить растеряться и наблюдать, как человек выкручивается. Даже если человеку от роду двенадцать лет.
- Да ладно, ты думаешь, я не выкручусь? – ухмыльнулся мальчик.

Кен засмеялся:
- Еще как выкрутишься! На всякий случай я влез в голову сценариста и придумал десяток вопросов. Хотел тебя натаскать, - он помахал листочками, -  и передумал. Не существует неправильных ответов. Говори, что в голову взбредет. И помни: я очень, очень люблю твою маму и тебя. Ты когда в глаз кому-то въехал, нас в школу вызывали, я сначала обрадовался, представляешь?! Как же, мой сын нахулиганил, - Кен выделил голосом «мой сын». - Потом, правда, выяснилось, что прав-то был не ты…

   У Андо округлились глаза, потом сверкнуло понимание:
- А, так ты думаешь, этот Эрвин, ведущий, спросит про того отца, который уехал, так?
- Ну да, - Кен облегченно вздохнул. – Правильно понял! Лоусон и Вишнек – фамилии в Палабрии довольно известные. А тут такой случай, ты как представитель…

   Андо продолжил:
- …молодого поколения семьи…
- …обеих семей. Да еще с таким редкостным хобби. Конечно, заманчиво тебя потрепать, – объяснил Кен, - а через тебя и нас подкусить.
- Пап, не волнуйся, мама говорит, я тот еще типчик! – Андо встал, потянулся. – Знаешь, этот Кассиус Колхаун – такой козел! Но читать интересно.

   Кен привлек сына к себе, обнял, тот рассмеялся и вывернулся:
- Да ладно тебе, я же не маленький!
- Да уж, и довольно сильный. Ну, ни пуха. И вообще, в любом случае, не прямой эфир. Откровенную лажу перезапишут. Вопрос, что по их мнению окажется удачей… Развлекайся! Маме не рассказываем, это все между нами. Размажь Эрвина. Он хоть и просто проговаривает текст, но тоже козел. 
  - А то! - кивнул Андо.

   Норма и мама еще одной малолетней участницы, гимнастки-акробатки, ехали отдельно в Нормином джипе. Они везли все принадлежности, а детей заберут в Армилон  от ворот каждой из трех школ. Нетрудно представить, с какой гордостью Андо, девочка с оригами и джаз-оркестр садились в микроавтобус с изображением эмблемы телестудии Яуншале на бортах! На глазах всей школы!
   
   Андо держался в студии очень уверенно. Он легко управлялся с большим миксером, с кухонным комбайном. Четко, красивым голосом комментировал свои действия. Многочасовые репетиции дома с Нормой не пропали зря, но выглядело, будто он просто  рассказывает, как и что надо делать, и получает удовольствие от самого  объяснения.
- Для начинки я решил использовать малиновое и абрикосовое варенье, мама сама варила, - он взял в руки банки, поднял их и улыбнулся оператору.

   Норма ахнула. Она не присутствовала ни на прогоне, ни на записи, мамы нервничали отдельно в небольшом холле.

   Передача продолжалась, но Лоусоны пропускали и бумажных журавлей, и акробатический этюд, и даже школьный джаз, возвращаясь к экрану только на словах ведущего «теперь посмотрим, как там дела у нас  на кухне». Алиса и Джун восхищенно вскрикивали, Норма радостно смеялась, Кен и Андо ждали продолжения. И дождались.
   Вкрадчивый, медоточивый голос Эрвина прозвучал на фоне крупного плана рук Андо с большим ножом, которым он нарезал полоски теста для украшения:
- Адриан, я бы хотел поговорить о твоей семье, ты не против?
- Не против, - коротко ответил Андо.
- Лоусоны – большая семья. У тебя две сестры, тетя-балерина, так?
- Верно.
- Но в раннем детстве ты носил другую фамилию, не  Лоусон, так?

   Нож замер. Норма затаила дыхание. Какая дура! Как она не подумала, что Андо могут спровоцировать, глубоко, по-настоящему разозлить! О чем угодно подумала, корицу и ванилин прихватила, а о провокационном стиле передачи забыла!

- Да, - невозмутимо ответил Андо, - меня звали Адриан Карради. А теперь Лоусон.  Ну и что с того? Пирог от этого хуже не станет, вы не бойтесь!
- А где твой отец?
- Дома, в Яуншале. Надеюсь, смотрит телевизор. Да, папа? – И кондитер в нарушение всех инструкций посмотрел прямо в камеру.

   Кен сжал плечо сидящего рядом с ним Андо.
- Пап, больно же! – дернулся Адриан.
- Тише вы! – в один голос завопили Алиса и Джун, - не мешайте! 

- А господин Леон Карради тоже смотрит наш тележурнал «Пламя страсти»? – не унимался Эрвин.
- Не думаю, в Австралии, по-моему, сейчас ночь. Леон Карради уехал от нас с мамой четыре года назад в полном соответствии с личной парадигмой, если вас интересует именно этот аспект.  И вообще, Эрвин, ну что тут особенного? Вы  никогда не слышали, что люди могут развестись? – Андо уже не нарезал полоски, а смотрел на ведущего, подняв нож лезвием вверх, – и потом пожениться по-другому? И еще жить долго и счастливо?

   Андо любил длинные слова и самое смешное, правильно их употреблял. Но тут уж он превзошел самого себя. Норма смотрела на неподвижное лицо сына на экране,  у нее начала кружиться голова. «Если он сейчас тихо засмеется, я умру».

   Андо еще раз посмотрел на ведущего, криво ухмыльнулся, отложил нож и начал ловко закручивать длинную полоску теста. Эрвин захохотал и погрозил Адриану пальчиком.
   Мальчик-кондитер не смутился, не растерялся, то есть намеченное редактором не удалось. Однако напряжение в кадре чувствовалось, неожиданные реакции прозвучали, перезаписывать ничего не стали.
   Журнал продолжался, и Эрвин уже донимал следующую жертву - десятилетнего художника вопросами, кто ему позирует и собирается ли он отстаивать свое право на полемическое включение в социальное пространство.

   Норма вскочила с дивана, встала перед Андо, уперев руки в боки и заслонив собой экран:
- Поросенок, ты почему мне не рассказал?!.. Я сейчас чуть не умерла!
- Сама же говорила, я – типчик! – радостно ответил Андо. – Я еще «харизму» не использовал и «амбивалентность»!

   Норма уже поворачивалась к смеющемуся Кену:
- Ты тоже хорош! Предполагал? Подготовились?!
   Кен кивнул, не вставая, отодвинул Норму в сторону:
- Частично. В основном – самодеятельность. Мадам, вы мешаете любоваться поучительным зрелищем! Еще минут пять потерпи, потом будешь ругаться!

   И вот уже конец. Андо объявляет пирог готовым и вытаскивает из духовки тот самый, привезенный из дому. Все выглядело натурально, в том числе и восторг дегустаторов. А когда к столу подошли звукооператоры, ассистенты, словом, все, участвовавшие в записи, и Андо раскладывал куски пирога на подготовленные тарелочки, а оператор давал крупный план своих коллег, стало ясно, кто гвоздь этого выпуска.

- Я в студии на кухне пирог же приготовил, так его тоже в духовку сунули! И даже вовремя вытащили! А банки с вареньем кто-то стырил, там еще много оставалось… - добавил Андо.
- Не стырил, а взял себе в качестве гонорара, - назидательно произнесла Алиса. - Молодец, братик! Ты, оказывается, очень телегеничный!
   К Адриану подскочила Джун, подбоченилась:
- Ну уж не лучше меня! Андо, скажи ей!

   Ночью Норма услышала, как внизу кто-то бродит. Она сбежала в кухню и увидела Андо. Сын, ссутулившись, сидел на стуле и медленно цедил воду из ее чашки. Норма удивилась, Адриан никогда не вставал до самого утра. Она увидела его расстроенное лицо и испуганно спросила:
- Сынок, что с тобой? Где болит?

   Андо помотал головой. Прижался к матери:
- Мам, я запутался. Мой отец, настоящий, это ОН настоящий? Но я теперь Лоусон. И Кена люблю больше, чем Леона. Я его почти и не помню. Так что же получается, я предатель?!
   Он поднял на Норму измученные глаза. Норма вздохнула и очень спокойно ответила:
- Ну что ты! Какое предательство! Никто никого не предавал и никто ни в чем не виноват. Так у нас с Леоном получилось. Мы были молодые и, наверное, глуповатые. И не слишком подходили друг другу. Вот и все. Ты же все правильно этому Эрвину сказал, и про парадигму, - Норма потрепала Андо по волосам, - и про развод. Действительно, бывает. Внешне ты очень похож на Леона, зато характер - мой. И вообще, сейчас-то нам всем хорошо, правда? Я люблю Кена и твоих сестер. И жалею их, у них же мама умерла. А у тебя никто не умер. Тебе вообще беспокоиться не о чем. То, что у меня произошло с Леоном, это произошло у меня… И вообще, пустяки, дело-то житейское! Да, а Эрвин этот – козел!

   Андо, наконец, улыбнулся, Норма обняла высокого мальчика за плечи и проводила до самой кровати, чего не делала уже года два.



Глава 1.4  «Когда воротимся мы в Портленд…»

   Боинг 757-200, выполняющий рейс Париж-Армилон 14 апреля 2007 года, вылетал без опозданий. Эллис и Лиора Эвен заняли места в третьем ряду первого класса справа, Грег и Майк - через проход слева. Лететь три с половиной часа, не трансатлантика, конечно, но тоже немало, нужно устраиваться с комфортом.

   Через несколько минут место перед Грегом занял очень высокий, смуглый вежливый парень. Он убрал сумку, снял плащ, предварительно вытащив из кармана какой-то маленький предмет. Пристегнулся и закрыл глаза. Лиора и Эллис с интересом наблюдали за хмурым молодым брюнетом.
- Какой красавчик, заметила? – тихо сказала Лиора,- ресницы на полщеки!
- Я только фигуру оценила, когда он проходил, лица мне не увидать, - откликнулась Эллис. – А чего это он рукой шебуршит, или мне кажется?
  Лиора приподнялась, перегнулась вперед, вправо, наконец, разглядела:
- У него мячик, он его по подлокотнику катает. Я знаю, после травм так руку разрабатывают. Э, нашенькие все равно лучше!
   Дамы рассмеялись, к ним присоединился Грег, а Майк, не включившийся в игру, спросил:
- Вы чего? Еще даже не взлетели, кино не включили, выпить вам не поднесли, а вы уже радуетесь?
- Ну, а что я сказала? Красавцы!
   Это была семейная шутка, братьям – близнецам Майку и Грегу Эвен было уже за шестьдесят, но они и вправду выглядели молодо и почти не утратили сходства между собой. Только Майк, муж Эллис, за последний год немного располнел.

   Двадцатишестилетний Адриан Лоусон слышал весь этот диалог, произнесенный на американском английском (кажется, филадельфийское произношение), уловил смысл разговора о себе, но настроение у него не улучшилось. Андо возвращался домой, в Палабрию, после пятилетнего отсутствия, но, увы, не совсем так, вернее, совсем не так, как планировалось…

1999
   У Кеннета были назначены встречи в Армилоне, Норма любила навещать родителей и братьев, поэтому «общее собрание» Марат Вишнек предложил устроить у него. Андо сможет уехать домой в воскресенье дневным поездом, а Норма и Кен вернутся уже в среду, когда Кен завершит свои дела, а Норма нагуляется с мамой по столичным магазинам, салонам и послушает гастролеров в Опере. Марат понятия не имеет, кто там нынче поет, но билеты обеспечит.

   В субботу, 6 марта 1999 года, Лоусоны выехали из Яуншале рано утром, и в начале одиннадцатого уже были в своей «столичной резиденции». В небольшой вилле Нормы в центре Армилона постоянно никто не жил, но помощница ее матери, Марии, раз в неделю проветривала все комнаты, поливала цветы, в общем, поддерживала дом в рабочем состоянии.

   Андо бегом поднялся в свою комнату, она показалась еще более тесной, чем год назад. Через две недели ему исполнится восемнадцать, и он еще растет. В зеркале Андо не без удовольствия увидел высокого, хорошо сложенного юношу с твердым подбородком, широкими бровями, очень густыми, коротко стриженными черными волосами.  Он улыбнулся отражению, удостоверившись, что ямочка на левой щеке никуда не делась.

   К двум часам Лоусоны приехали к Вишнекам – старшим.
   Марат редко обедал дома, поэтому Мария, заранее обсудив меню с Адрианом, решила приготовить подчеркнуто домашние блюда, но с изысками. Так в овощном салате присутствовал голубой сыр и кедровые орешки, а котлеты из индейки с добавлением телятины тушились в остром томатном соусе с пряными травами. И запивать плотный, простой обед Андо предложил палабрийским пшеничным нефильтрованным пивом. Причем комнатной температуры. Бессменная помощница Марии мадам Тереза испекла фирменный ретеш с яблоками. Он будет подан попозже, к вечернему  чаю.

   Адриан немного волновался, он догадывался, о чем пойдет разговор. Марат продолжает гнуть свою линию, мол,  ему виднее. Ну, посмотрим, у Андо тоже характер не слабый, и он давно не ребенок. Через три месяца заканчивает двенадцатый класс. А там!.. Вот об этом, скорее всего, Марат и захочет поговорить.
   Дед, Марат Вишнек, —  крупный бизнесмен, сделавший капитал на строительстве жилых домов в столице. Два сына, Рене и Роберт, получившие по его настоянию соответствующее образование, работали с отцом и тоже преуспевали. Основания упорствовать, как ни крути, у деда имелись. Скорее бы уж закончился этот обед…

- Так какие у тебя планы? – наконец спросил Марат, когда все перешли в гостиную и расселись на диваны и кресла,- появилась четкость мысли необыкновенная?
- Давно появилась, - буркнул Андо, - дед, ты же знаешь!
- Не дед, а Марат. Попробуй еще Марию бабушкой назвать, я на тебя посмотрю, - улыбнулся Марат. – Да, знаю, но хочу услышать уже не общие рассуждения типа «хорошо бы», а как ты распланировал ближайшие пару лет, с целями, задачами и средствами осуществления.
- Ладно. Я предполагаю после экзаменов отдыхать не больше недели. Как только получу аттестат, напишу в «Ле Кордон Блю». Выясню, когда в этом году будут два ближайших цикла и точную сумму…
- Почему два? – спросила Норма.
- Ну, мам, я же не знаю, когда бумагу выдадут, когда выпускной и, главное, как скоро смогу получить студенческую ссуду. Хотя с папиной гарантией… - Андо взглянул на Кена.
- Да, с моей гарантией проблем не будет, - Кеннет внимательно слушал сына.
- Ну вот, - продолжил Андо, - я и говорю, получится отдохнуть неделю, хорошо, не получится – еще лучше. Я только колебался, куда ехать, в Парижскую школу или в Лондонскую. Выбрал Париж. Поеду к основоположникам. Получу полный диплом почти через год. Не исключено, возьму еще специализацию… Нет, это еще не допеклось, не скажу. Потом обязательная стажировка, но здесь у меня провал, я не нашел точно, где и сколько. Может быть, еще год. Выясню в переписке.

   Андо замолчал. Молчали и родители, и Марат с Марией. Но напряжения не чувствовалось. Мария любовалась внуком, Норма с гордостью поглядывала на мать.
- Все? – прервал молчание дед.
- Ну да, как раз года два ближайших, - ответил Андо.   
   Марат пошарил рукой на нижнем этаже столика, вокруг которого они сидели, достал большой блокнот и ручку. На чистом листе нарисовал два длинных узких прямоугольника, один горизонтальный, второй  вертикальный, в нижней части которого фигуры соприкасались. Марат повернул блокнот к Андо и спросил:
- Как ты думаешь, эти два блока соединены?
- Да, вроде, а что?
- Так дети конструкции рисуют.
   Марат точными линиями быстро дорисовал деталь крепления, шестиугольные гайки, окружности шайб, добавил линии поперечного сечения балок, штриховку. Детский рисунок превратился в технический эскиз.
- Понял метафору?
   Андо молча кивнул и начал заливаться краской. При его смуглой коже сам румянец просматривался только на шее, зато побелели сжавшиеся губы, нахмурились широкие брови, подозрительно заблестели глаза.
- Ну, Адриан! Это не в обиду! Просто констатация факта:  если тебе еще и восемнадцати не исполнилось, совершенно невозможно точно подготовить дорогу на всю оставшуюся жизнь! Если ты, конечно, не Моцарт…
- Так я и знал, что ты будешь возражать! Но я хочу заниматься гастрономией! Я люблю кулинарию и уже умею очень много! – не выдержал Андо.
   Сидящая рядом Норма вздрогнула и схватила сына за руку. Андо вырвался и вскочил, опущенные вдоль тела руки напряглись, сжались кулаки. Норма явственно ощутила, как Андо начинает терять самообладание.

- Сядь,- очень тихо произнес Марат.
   Андо замер, сел, обеими руками потер виски, виновато посмотрел на Кена.
- Извините, я как-то… Дед, ой, Марат, я не хотел…
- Принято. Водички? Пива? Бренди? Спокойно, это шутка, - Марат бросил взгляд на удивленную Норму. - Теперь я скажу, очерчу, так сказать. Слушай внимательно, есть вещи, о которых ты не подозреваешь… Мария, - обратился он к жене, - а кстати, у нас еще пивко есть?
   Мария кивнула.
- Принес бы кто, а? С миндалем. Есть у нас? До чая далеко, может, хоть сегодня можно  побаловаться?

   Мария притворно нахмурилась, но через 15 минут на столе стояли тонкие бокалы, стилизованные под пивные кружки, тарелочки с соленым миндалем, очень вредным, по мнению Марии, и не менее вредными присоленными фисташками, кешью и арахисом. Тереза поставила на стол два больших запотевших кувшина с пивом. Проходя мимо Андо, ласково провела рукой по черному ежику и что-то сказала на ухо. Адриан поднял голову и улыбнулся ей. Вот кто понимает и ценит его кулинарный талант! Не как некоторые… Он совсем успокоился, но на деда глаз не поднимал из-за острого чувства неловкости.

    Наблюдавший за ним Марат усмехнулся. «Ох, что сейчас будет!», - он мысленно потирал руки, но темпераментное поведение Андо ему не понравилось. Недостаток воспитания или, увы, генетика. Неважно, сын любимой дочери, и все.
   - Ну, поехали. Не перебивать! Всех касается! Все вопросы, дополнения и уточнения, только когда я закончу.
   Норма узнала металлические нотки в голосе отца, которые она, надо признаться, не любила. Но содержание предстоящей речи ей известно, можно и потерпеть. Реакция Андо Норму напугала, но он же быстро успокоился, значит, все хорошо. Норма погладила сына по руке и посмотрела на отца с извиняющейся улыбкой.
   - Андо, когда ты родился, мы уже были достаточно состоятельны. Поэтому для всех трех Адрианов – дурная идея с именами, скажу я вам! – я открыл специальные программы. Воспользоваться накоплениями ты сможешь уже через две недели. Сумма набежала значительная, спасибо бирже. Условия фонда – исключительно на получение образования. Поэтому от кабалы студенческой ссуды ты освобожден в любом, подчеркиваю, в любом случае. Тебе повезло родиться на небольшой, но все же куче денег…  Мария, у ребенка сейчас случится обморок, принеси нашатырь или что там у тебя для этих целей, - Марат наслаждался эффектом и потягивал пиво.
- Мне тоже глоток, - попросил Андо, - дед, это сюрприз. Я никак не ожидал…
- Да, но разговор только начался. Не радуйся раньше времени, и не вскидывайся! – отреагировал Марат на мгновенно изменившееся выражение лица внука, - глотнем и едем дальше.

   Марат выдержал паузу, дал всем передохнуть и продолжил, уже не прерываясь.
- Я считаю, ты должен поступить в колледж на факультет управления и за три года получить бакалавра. Более конкретно – гостиничный и ресторанный бизнес. И хотя бы  в качестве  факультатива изучить редакционный менеджмент. Академический междисциплинарный колледж в Яуншале вполне годится. Но можно и в университете Армилона. Заметь, я твои пристрастия никоим образом не критикую. Не требую, чтобы ты стал инженером, дизайнером интерьера или изучал экономику строительства. Это предназначение Энди и девчонок, Сабины и Сабрины.
    Тебе же, Андо, я просто предлагаю расширить горизонты и возможности. Кроме того, все каникулы ты сможешь работать в лучших ресторанах Палабрии, практически в любом городе. У нас с Кеннетом связей для этого, хе-хе, хватит. Так?

   Кен, внимательно слушавший тестя, кивнул. Кеннет Лоусон тоже открыл программу для Адриана на следующий же день после окончания процедуры усыновления. И увлечение сына кулинарным искусством приветствовал. Но когда месяц назад они обсуждали будущее Андо, Кен согласился с хорошо аргументированными доводами Марата. Да и личный пример уважаемого старшего родственника убеждал. В любом случае деньги из фонда Лоусона Андо сможет взять только в 21 год. И это тоже будет солидная сумма, о которой сын пока не подозревает. Воспитательные принципы Вишнеков и Лоусонов совпадали.

   Марат продолжал:
- Ты сможешь проверить себя. Одно дело накрыть с помощью Нормы и вашей Каролины стол на двадцать персон три-четыре раза в год и наслаждаться всеобщим восхищением. И совсем другая история - провести на кухне всю жизнь. Выходные, праздники… Конечно, после «Ле Кордон Блю» шефом ты, в конце концов, станешь. Но уж точно не в первый же день! Поработай, прочувствуй. Окажется, что ожидания тебя обманули, что  все не так, как представлялось -  так у тебя под пяткой широкая специальность! Хоть гастрономией, как искусством, занимайся, хоть собственный журнал создавай, вроде «Gourmet’s» или «Bon Appetit».  Не удивляйся, естественно, я знаком с такими изданиями!
   Итак, по МОЕМУ плану, - произнес Марат с нажимом, -  ты поступаешь в «Кордон Блю» не в восемнадцать, а в двадцать один. Думаю, в Париже. Пока совершенствуй оба языка, пригодится. Теперь стажировка. Я знаю в общих чертах, но до этого пока далеко. Могу предложить такую схему: год в Токио, год в Риме или Флоренции, там есть филиалы твоей «Голубой ленты». Потом возвращаешься в Париж на три-четыре года. И после всего этого кайфа получаешь очень хорошую работу в Палабрии. Посчитай, тебе еще и тридцати не исполнится! Можешь в Мадриде или Барселоне на год задержаться, небось, не ссылка…
 
  Марат перевел дыхание, отпил пива, сморщил нос, выплеснул в пустую кружку остаток, налил свежего из кувшина, выпил. Все ждали. Марат продолжил:
- Резюмирую. Я убежден, в твоем возрасте невозможно и некоторым образом опасно однозначно определять профессиональную судьбу на всю жизнь. Тем более в такой узкой и специфической области. Это тебе не гайка, которая и в Африке гайка.

   Марат неожиданно замолчал, улыбнулся, поднял палец:
- Позволю себе отвлечься. У меня восемь лет работает один русский, Игорь. Инженер-механик по образованию, окончил Авиационный университет в Москве. Пять лет конструировал что? Не догадаетесь, пусковые установки! Наместник Бога на Земле по гидравлике. И я не только постараюсь его удерживать, сколько смогу, я недавно принял по его рекомендации еще двух инженеров, в другие отделы. Вот это широкая подготовка! А у Адриана  после кулинарной школы - хоть «голубой ленты», хоть «золотой» - может оказаться выбор: борщ, котлеты или компот.  Поняла, к чему я клоню, Норма Маратович?
   Норма удивленно спросила:
- Как ты меня назвал? Пап, я тебя уже вообще не понимаю!
- Пардон, неправильно назвал, Норма Маратовна, вот так. Я раз услышал, как эти русские друг к другу обращаются, Игорь Алексеевич, Владимир Александрович, Татьяна Николаевна… Очень изысканно, как будто Толстого перечитываешь. Ладно, вернемся к нашей баранине. В остром соусе.
  Если есть возможность обеспечить более разностороннюю подготовку, надо этой возможностью воспользоваться. Это раз.
   Андо, если ты согласен с моим планом, материально мы с Кеннетом тебе его выполнение обеспечим. И с Божьей помощью, когда тебе стукнет тридцать, ты откроешь свой первый ресторан в Палабрии. Если, конечно, к тому времени не разочаруешься в выборе. И при этом будешь разбираться не только во вкусе фаршированных яиц, но и в том, как на этих яйцах деньги делать. Что такое конкурентоспособность и из чего она складывается. Это два.
   Если же ты тверд в намерении - в «Кордон Блю» сразу после школы - вперед. Но! У тебя будут только те деньги, которые ты сможешь раскупорить 22 марта. Их вполне хватит на полный курс и проживание в Париже в течение года, в достатке, но без роскоши. Твой курс и все вокруг обойдется примерно в сто тысяч долларов. Конечно, если Кен решит иначе, его дело. Но не мое. Это три. Ну, так. Я сказал все, что собирался.

   Андо заснул только под утро. Весь вечер они разговаривали с Нормой и Кеном.  Андо мгновенно уловил единственный недостаток дедова плана - сам факт, что Адриану Лоусону, по сути, предписывают программу жизни на 12 лет. Но, во-первых, полностью в русле его собственных предпочтений, во-вторых, с большой щедростью. И, в-третьих, когда сразу после окончания школы недоросли поступают учиться на пять, шесть, а то и больше лет, разве не размечают они жизнь, по крайней мере, на этот срок? А если специальность выбрали родители, как это случается во врачебных династиях или, например, актерских? А малютка - ребенок бесталанный и вообще с детства мечтает быть вулканологом? Почему же надо считать его собственную ситуацию унизительной? Ему, конечно, нравится экспериментировать на кухне, комбинировать новые приправы и специи, он любит работать с тестом, особенно дрожжевым. Собралась неплохая коллекция кулинарных книг, очень интересно готовить по старинным рецептам. Но на родной кухне и максимум на десять человек… Марат – мужик умный, это признано. Успешный, значит, умеющий мыслить системно и перспективно. Богатый, а самолета личного все-таки нет…

   Андо встал, подошел к окну. Ночные ароматы ранней палабрийской весны из сада врывались в открытую форточку. 21 марта день рождения. Здорово! И чего было психовать?

   Андо закрыл глаза. Он так и не научился предугадывать собственные реакции на «отрицательные раздражители». Пытался искать статьи в Интернете, но медленное соединение раздражало, вгоняло в тоску. Все же что-то нашел, почитал. Ничего подходящего. Никто не описал, как он мгновенно слепнет, стискивает зубы, как мелко дрожит каждая мышца. Да и не важно это. Хуже другое, он не понимает, что именно может привести его в такое состояние. Всего три раза Андо испытывал подобное. И каждый раз это была реакция на удар по самолюбию, несправедливость не вообще, а обращенная к нему, любимому. Но никакой закономерности вывести не удалось. Сегодня это случилось в четвертый раз. И ведь глупость-то какая! Из-за чего? Не дослушал деда, не понял ни хрена. Заранее себя раскочегарил, баран. Стыдобушки до глаз. Мама не дала разгуляться по-настоящему. А то пришлось бы бежать сто километров, чтобы сбросить вольтаж. Или по лестницам, как два года назад. Андо резко помотал головой, отгоняя воспоминание. Ладно, проехали, ничего не случилось. Мама только и заметила некоторый сдвиг по фазе. Остальные решили, что он… Он что? А, не важно.
   Стало холодно, и Андо вернулся в постель.

   Вообще-то не исключено, дед прав. Как же он сам не сообразил! Действительно,  сначала стоит поработать в настоящем ресторане или в клубе. Настолько уверен в правильности выбора, ни тени сомнения!  Ну и дурак.

   «Ле Кордон Блю» -  штука дорогая. А вдруг, и вправду, его собственное мнение  изменится? Захочется испытать себя на другом поприще? Да и что плохого в обычной студенческой жизни? Можно будет жить в Армилоне, в этом самом доме. Или в Яуншале, там тоже вполне нормально. Кухня даже лучше оборудована. В общем, есть варианты. Можно за три года в колледже наблатыкаться в фотографии и потом, после «Ле Кордон Блю», помещать в гастрономических журналах снимки авторских блюд. Нехилая идея. Ладно, бакалавр, так бакалавр, но потом  все-таки ресторан. И называться он будет… Андо задумался.

  Фирма Марата называется простенько: «Строители. Марат Вишнек и сыновья». Название кошачьих – собачьих деликатесов придумал еще отец Кеннета Лоусона, «Алименгос» - это сокращение от «еды для собак» по-каталонски, предприятие  так и называется.

   Андо некоторое время поиграл сочетаниями слов вроде «Звездный свет», «Страна гурманов Андоландия», просто «Андоланд». Потом усмехнулся в темноте и понял: ресторан, который он откроет через двенадцать лет и две недели, будет называться «Корица».

   Наутро Андо позвонил Марату и сообщил, что с огромной благодарностью принимает его предложение. Только вот колледж выберет сам. Можно?



Глава 1. 5  «…нас встретят родины объятья…» Несчастный случай

   Возле стоек паспортного контроля Эллис толкнула Лиору локтем и кивнула на высокого красавчика, которого они заприметили еще в самолете. Он подходил к стойке для резидентов Палабрии.
- Ну, если здесь все местные такие…
   И холеные немолодые американки захихикали, как школьницы.
   Получив багаж и выйдя в огромный зал прилета, они разыграли сценку «разочарование»: смуглого красавца встречала высокая худая блондинка. Эллис и Лиора не разглядели ее лица, но отметили крепкие объятия и теплый поцелуй в щеку. Пока дамы развлекались, Майк и Грег получили арендованные заранее две Тойоты Ярис. Любители дальних автомобильных пробегов, они давно поняли, насколько удобнее колесить вчетвером на двух машинах, нежели на одной, даже очень большой. Если, конечно, это не роскошный «караван», как у Роберта де Ниро в «Знакомстве с Факерами». Путешествие филадельфийских Эвенов по Палабрии началось.
   
   Норма еще раз поцеловала Адриана и прижалась к его груди. Она очень соскучилась, Андо уехал из Палабрии больше пяти лет назад. Они виделись в Париже, но давно, уже два года прошло. С тех пор - только телефон и прекрасное новое изобретение – "Скайп". Качество изображения, конечно, ниже среднего, но лучше, чем ничего. 
- Мы сегодня остаемся в Армилоне, так? А домой в Яуншале поедем, когда захочешь. Девчонки соскучились. У каждой полно новостей, сам понимаешь. Если захочешь, они сюда приедут. Хотя для Джун тяжеловато, восьмой месяц… Мы здесь уже два дня, нас с папой Сэм привез на моей машине. Сейчас они пересели на служебную, у Кена еще несколько встреч и совещание в Союзе предпринимателей.
   Норма говорила негромко, но не останавливаясь. Она очень боялась услышать, что же точно случилось в Париже, и неосознанно оттягивала начало рассказа Андо. Когда в аэропорту Норма увидела три больших чемодана, она поняла, что с Парижем сын расстался надолго. Они дошли до VIP стоянки, где Норма оставила кроссовер, Андо погрузил багаж, остановил мать:
- Мам, давай сразу, прямо сейчас разберемся, я же вижу, как ты нервничаешь! Со мной ничего плохого не случилось. Я не заболел. Меня ниоткуда не выгнали. Просто на какое-то время решил из Франции уехать. Как раз закончился второй годовой контракт. Через пару лет, наверное, вернусь. Но пока – я видеть этот Париж не могу. Устал. Окей? Езжай спокойно. А хочешь, я за руль? Машинка-то новенькая, дай покататься!
- Нет, сыночек, спасибо. Я на дороге отдыхаю.
- Я смотрю, ты осталась верна Вольво… Мам, ты потрясающе выглядишь! Давно пора сменить вэб-камеру! У тебя какое-то древнее безобразие на компьютере стоит! Куда папа смотрит? Точно он с тобой по скайпу не общается, если не знает, что ты вся в квадратиках.
   Норма рассмеялась и включила зажигание.
- У меня новейший мощный десктоп и к нему два отличных больших экрана. Камеру я просто так прицепила, она мне не нужна. А в твоем ноутбуке камера как раз в порядке. Вот мы тобой и любовались. До самого последнего времени.
   Норма опять помрачнела и бросила на Андо короткий взгляд.
- Ты на дорогу смотри! Ну и движение у вас стало! – Андо выгнулся, разминая спину. – Как же хорошо домой вернуться!
  И неожиданно пробормотал:
– Не было бы счастья… Это я так, фигурально, не вскидывайся! Давай я тебя лучше профессиональными байками повеселю.
- Ты забыл, я не люблю шутки про еду.
- Ну-у, мам, французские анекдоты про поваров - это другой жанр! Значит так...

   Сразу после обеда, состоящего из домашних блюд, любимых Андо с детства, Норма предложила сыну полежать в гостиной, она сейчас сварит кофе по-венски и принесет. Как раз пройдут положенные двадцать минут, можно будет и пирожные поесть, и поговорить.

   Рассказ Нормы оказался коротким: все эти пять лет, что Андо провел вне дома, он постоянно звонил, разговаривал по скайпу с родителями и сестрами, в основном все знал. Норма и Кен устроили себе отпуск в Италии, чтобы повидаться с сыном. Алиса и Джун вышли замуж в тот год, когда Адриан стажировался в Токио. Отсутствие на свадьбе сестер ему простили, зато когда он после возвращения в Париж два года назад снял квартиру на Аббе Гру, Алиса и Джун с мужьями прилетали «на новоселье».

   Ничего экстраординарного за последнее время, слава Богу, не произошло. Все тихо.
   Мария продолжает играть в гольф и бридж и выглядит лет на десять моложе своих шестидесяти семи. Отец все-таки настоял, и она теперь ездит с шофером. Садовник Петер работает уже давно, это не новость. Мама только срезает цветы для дома. Правда, недавно всех рассмешила: как, говорит, называется этот вид в легкой атлетике, «викторина»? Ну когда бегуны друг другу зонтик передают? Вылетело одно редко употребляемое слово, и на него навернулось продолжение…

  Марат работает и останавливаться не собирается. Носится с идеей нового города недалеко от Армилона, который он построит по каким-то невероятным стандартам. Слово «юбилей» пока слышать не желает.   
   
   Про Кеннета Андо и так знает во всех подробностях.

   Норма сидела на краю большого дивана, опираясь на широкий мягкий подлокотник и на спинку. Андо растянулся во всю длину, положив голову Норме на колени. Так можно разговаривать и при этом не сверлить друг друга взглядом. Именно в такой позе в детстве Андо признавался маме, что покрутил ее нарядные золотые часики, головка отвернулась и закатилась под кровать, и он ее не нашел. Или что он дал понюхать девочкам из класса мамины духи, а они начали брызгать друг на друга, и теперь там осталось совсем немного. Но флакончик темный, поэтому она пока не знает…  И диван другой, и занимал Андо тогда не больше половины длины…

   Норма чувствовала приближение момента истины, напряжение нарастало, паузы становились длиннее. Но пока они просто болтали.
- И про тебя я тоже все знаю, - сказал Андо, - в супермаркетах всегда и везде  делаю крюк к «Алименгосу», особенно, если пришел с кем-нибудь. И обязательно небрежно так, но очень громко говорю: «красивые какие коробки! Между прочим, это мамин дизайн!». Все ахают и тут же начинают интересоваться, я тогда и про Кена, и про Джун… Кстати, как она без своей «ямахи», с пузом-то?!
- Страдает, конечно же. Но эти двое ненормальных уже планируют, как они месяца через четыре после рождения, осенью, рванут на байках через всю страну на юг.
- С дитем?!
- С ним. Одна надежда, Кен притворится, что без нее связи с общественностью заглохнут, фабрика в Яуншале вообще остановится, и только поэтому в длительный отпуск Джун уезжать нельзя. Кстати, дизайн моим назвать можно с натяжкой. Я генерирую идеи, делаю эскизы, а рекламный отдел их доводит. Напомнишь показать тебе новинки, сага про паштеты для котят. Старалась не соскользнуть в слащавую сусальность, малышовую такую, но получилось неплохо.И самой нравится, и копирайтерам. Они твоего возраста, немного поигрывают в гениев. Разговаривают между собой забавно и слоганы пишут запоминающиеся…

   Норма погладила сына по густым, коротко стриженым волосам, с удивлением заметила несколько белых волос:
- Сынок, ты уже седеешь! Ничего себе!
   Андо резко поднялся, сел. Правой рукой он то сжимал резиновый шарик, то прокатывал его по бедру. Норма молча ждала. Наконец Андо с трудом заговорил, покачиваясь вперед-назад и пропуская слова. Норма осторожно взяла его руку, спрятала в ладонях, мягко отняв твердый мячик. Чувствуя полное понимание и абсолютное сочувствие, переходящее в сострадание, Адриан расслабился, откинулся на спинку дивана, закрыл глаза и стал рассказывать, связно, хотя и с остановками…


   В Токио Школа кулинарного искусства «Ле Кордон Блю» находится в фешенебельном районе Дайканяма. Этот район называют «маленькая Франция». Адриан Лоусон и Сильвио Бонатти  получили направление и рекомендации на стажировку в один из расположенных там же многочисленных ресторанов. Жилье в Токио очень дорогое, но им удалось найти нормальную квартирку с двумя спальнями по приемлемой цене, причем добираться  до работы очень легко, всего двадцать минут на поезде по линии Яманоте до станции Токиутойоко Дайканяма и потом десять минут пешком.

- Сильвио Бонатти? Это ведь тот итальянец, с которым ты учился в Париже, да? – спросила Норма.
- Ну да, мы вместе снимали на улице Боссе. Ты его видела, когда приезжала. А что? – переспросил Андо.
- Но ты же называл какое-то другое имя, ну когда мы разговаривали с Токио, разве нет?
   Андо с удивлением посмотрел на мать, потом понял:
- Сиро, что ли?
- Ну да!
- Мам, ты не перебивай, Сиро – так японцы Сильвио называли, у них же звука «л» нет. Ну и прилипло, Андо и Сиро. И вообще, не в нем дело. Хотя…

   …Каждое утро в одно и то же время Андо и Сиро садились в один и тот же поезд, в один и тот же вагон. Через месяц они заметили, что, во-первых, лица у японцев разные. И, во-вторых, компания в поезде почти постоянная. А еще месяца через два Андо и Сиро начали улыбаться двум постоянным попутчицам и даже здороваться легким кивком. Они прекрасно знали, насколько это неприемлемо по местным обычаям, но и отлично осознавали, что два высоких красивых европейца, смуглый брюнет-палабриец и блондин из Ломбардии, не остались незамеченными. О продолжении знакомства они даже не помышляли, у парней совершенно не оставалось ни сил, ни времени. Но девушки в ответ слегка улыбались и тут же отводили глаза, и это оказывалось приятным началом дня. Еще несколько минут по красивым тихим улицам – и дальше многочасовая изнурительная работа в непривычных условиях с совершенно невозможным этикетом и установленной глубиной поклонов.

   Через год с приобретенным опытом, рекомендациями и «о-сэмбэцу» - прощальными подарками - Адриан и Сильвио из Токио уехали. Бонатти полетел в Буэнос-Айрес, а Лоусон в Рим. Стажировка, план которой за каждого составил кто-то другой, продолжалась…

- Мне дед расписал когда - куда, попробуй, откажись! А для Сиро старший брат программу составил. Да ты знаешь, это я рассказывал.
- Да, я помню, - отозвалась Норма.
- Все очень похоже, это нас в начале учебы и сблизило. Только я уже получил степень по менеджменту, зато Сильвио – опыт работы в ресторане у этого брата. Ну вот, с моей Италией все ясно, после Японии - сплошной фестиваль. И когда я почти два года назад  вернулся в Париж, решил обосноваться в пятнадцатом округе.
   Норма хмыкнула:
- Отчего же не в шестнадцатом? Сноб…
  Андо улыбнулся:
- Нет, правда. Я ведь там целый год прожил, когда учился, воспоминания самые потрясающие. Захотелось вернуться на ту же улицу. Денег, спасибо вам с папой и Марату, мне вполне хватало. Кроме того, я и сам уже зарабатывал. Снял студию на Аббе Гру, недалеко от метро «Вожирар». Получил работу в ресторане «Le Poulet d’Or», «Золотой цыпленок». С мишленовской звездой!  С моими-то рекомендациями, как ты думаешь…  Уставал, как не знаю кто. Но мне все нравилось, сама кухня, ребята... Не разочаровывался, чего бы там Марат ни кассандрил. Именное блюдо уже имел, «антрекот а ля андолоусон». Звучит? Между прочим, шеф так назвал!

   Ну вот, прошлой весной, в начале апреля, в выходной я решил пройтись по Елисейским полям. Проветриться. Купить пару рубашек. Поесть где-нибудь, что не сам готовил. Останавливаюсь возле бутика, рассматриваю витрину, пытаюсь сориентироваться. Мне поровну, где покупать, я за модой не слежу, но хочу что-то соответствующее времени. Кто-то сзади подходит, ахает и говорит по-французски с японским акцентом:
- Не может быть! Сумимасэн га (извините, но…), неужели господин меня преследует?!

   Я оборачиваюсь, а это одна из тех двух девушек, с которыми мы два года назад в поезде ездили. В Токио! Представляешь? Она-то как раз не со мной переглядывалась, а с Сильвио. И тут же про него спрашивает, типа, может и мой друг-блондин здесь? Посмеялись, она десять раз поклонилась и извинилась, что заговорила со мной первая, но я бы ушел, и она бы уже никогда меня не увидела, ну и прочие любезности. Зашли в кафе, благо оказались в двух шагах. Ну, говорю, давайте, наконец, познакомимся! Я за год в Токио только и успел немного выучить обиходный язык, да и тот уже основательно подзабыл, только формулы вежливости остались. Ну и специальные термины, само собой.

   Андо рассмеялся, явно вспомнив что-то, потом, помрачнев, продолжил:
- Разговаривали по-французски. Короче, Саюри Ито в Париже меньше года. Сначала попала на курсы с проживанием в семье аборигенов. Ага, есть такая программа, называется «с полным погружением в языковую среду». Теперь продолжает углубленное изучение в Институте французского языка, бизнес-уровень, с упором на терминологию. Снимает с двумя подругами трехкомнатную квартирку в девятнадцатом округе, на улице Флориан. Они тоже японки, одна учится в консерватории, вторая работает в Научном центре Ля Виллет, близко от дома. Конечно, родители помогают, но она и сама подрабатывает в парфюмерном магазине на бульваре Распай. Разрешение получила с трудом, институт помог.
   А в Токио Саюри по «зеленой» ветке ездила в женский колледж Аояма Гакуен, она там работала в библиотеке и мечтала о Париже. Конечно, они с Рини сразу заметили двух молодых европейцев и даже поспорили, откуда они. Саюри сказала - французы, а Рини – один с Сицилии, второй датчанин. Сицилиец – это я.
   Поговорили, поели. Я немного про себя тоже рассказал. Ты представляешь, она про «Ле Кордон Блю» даже не слышала! Странно, конечно.

   Норма улыбнулась и погладила Андо по руке, еще раз удивившись большому количеству заживших мелких ожогов. Когда она увидела эти профессиональные отметины впервые, еще в Армилоне, пришла в ужас. Потом рассматривала их при каждой встрече и только вздыхала.

   Андо продолжал:
- В общем, обменялись телефонами. Мы с Сиро изредка поздно вечером трепались по скайпу. Он работает у брата, тоже очень занят и измотан. Почти нет свободного времени, даже девушка от него сбежала. Ее  такой режим не устраивает, она хочет замуж, дом, детей. А он даже не думает пока. У них там в ходу шутка, невеселая такая: «повар - или холостяк, или разведен, женатых не бывает». Я рассказал ему про эту встречу. Вспомнили Токио, посмеялись. И я практически Саюри забыл. А примерно через месяц она сама позвонила. Опять извиняется, красиво говорит о незабываемой встрече, наверное, я просто потерял номер телефона, ведь это такая незначительная для меня вещь… Короче, мы начали встречаться, если это можно так назвать. Мне положен один выходной день в неделю. И Саюри не полный день в бутике. Она после работы приезжала ко мне, на метро оказалось довольно быстро, с одной пересадкой на Монпарнас-Бьенвеню…

   Чего размазывать, в сентябре Саюри Ито переехала ко мне. И всем стало хорошо. Я не донжуан, но и не монах, хоть и повар. Ей компаньонки осточертели. Через весь город на Распай ездить тоже, знаешь…
- Японка… – протянула Норма, - Странно, у них же там правила-кодексы. И ты целый год ничего нам не рассказывал! 
- Так и нечего рассказывать! Партнерство, не более того. Я ж на ней жениться не собирался.
- Ты что, вот прямо так ей и сказал?!
- Мама, ну ты не старуха какая-нибудь, должна понимать. Никаких деклараций, всем все и так ясно. Девочке 25 лет, не ребенок.
- Подожди, как же так, Саюри эта встречалась еще с кем-то?! А жила она у тебя?!
- Успокойся, нет, конечно, это тоже по умолчанию. Типа пока мы вместе, без глупостей на стороне, это неопрятно.

   Адриан замолчал и опять нахмурился. Встал с дивана, принес воды себе и Норме. Пауза затягивалась. Наконец Андо тяжело вздохнул и заговорил так тихо, что Норме пришлось наклоняться к нему, чтобы расслышать. Да и повествование Андо изменилось, он отвлекался на несущественное, описывал неудавшиеся блюда, вдруг вспомнил, как в Токио по утрам приходилось приветствовать каждого «старшего по званию», то есть более высокого ранга. Но все же продвигался к чему-то, явно страшившему и его самого. 

- В конце февраля я как-то не специально упомянул, что мне в Париже остался год, потом уезжаю домой, в Палабрию. А, ну да, это я описывал Саюри, как выглядит план стажировки целиком. Год на мясе, горячий и холодный процесс, год кондитории, который как раз  заканчивается, остался год на рыбе. Она на секунду вытаращилась, представь, кстати, японка – вытаращилась, страшное зрелище! и спрашивает, так что, я совсем не француз?! Честно говоря, я обалдел. Она же слышала наши разговоры на палабрийском, знала, что вся семья где-то далеко, откуда у нее взялось такое впечатление, я не понял. Конечно, французский у меня без акцента, с письменными я ей тоже помогал. Кстати, в деловой переписке я наблатыкался именно благодаря ее домашним заданиям. Хоть что-то… Саюри была девушка очень сдержанная, почти как я, и это тоже, знаешь, способствовало…
   Норму кольнуло это неожиданное «была», но с таким же успехом оно может и не значить ничего. Она спросила:
- А ее имя, Саюри, у него есть значение? Японские имена очень поэтичные, я читала.
- Да, Саюри означает «маленькая лилия». А фамилия Ито – «щеголь». Фамилия простая, распространенная, а имя – редкое. Саюри очень высокая, всего на пятнадцать сантиметров ниже меня, она все время посмеивалась над несоответствием. А ее подруга, та, из поезда, Рини - «маленький зайчик», еще выше… Ну да, ну да. Вот мы и добрались. Давай уже закончим, я начал уставать…

   …Пятнадцатого марта, в четверг, Андо взял дополнительный выходной: накопились неотложные дела, от посещения зубного врача до захода в банк. Он освободился неожиданно быстро и вернулся домой. Потеплело, дождя не обещали, ветер стих. Они с Саюри договорились максимально использовать свободный день, погулять в парке Ситроэна. Проверить, может быть, в Черном саду уже расцвели черные тюльпаны, пересечь парк по диагонали и уединиться в уголке в саду Белом… Хорошо бы еще прокатиться на воздушном шаре. Потом, ближе к вечеру, поесть в каком-нибудь случайном кафе. В общем, полностью отключиться от ежедневных забот.

    Саюри убежала утром по институтским делам и обещала вернуться не позднее двенадцати. В половине второго Андо сделал большой сэндвич с кусочками омара, майонезом, зеленью и всем, что нашел в холодильнике, налил большой бокал белого сухого Мутон Каде. Идти уже никуда не стоило, небо начало затягиваться, да и настроение пропало. Может, вечером.

   Саюри пришла около трех. Андо спал на диване в неудобной позе. Сел, молча посмотрел на девушку, покрутил головой, разминая шею. Саюри чему-то улыбалась. Она бросила взгляд на Андо, улыбка мгновенно стерлась.
- Саюри-тян, ты ничего не хочешь сказать? – не выдержал Адриан. – У нас же планы, я тебя ждал.
   Саюри выдержала паузу, развернула кресло от купленного для нее компьютерного столика, села напротив. Скрестила руки на груди. Выглядела она настолько необычно, что у Андо поползли вверх широкие брови. Но теперь уже паузу держал он. Очевидно, назревал какой-то серьезный разговор.
- Сказать? Да, хочу, - наконец подчеркнуто спокойно, четко артикулируя, произнесла Саюри. При этом она то смотрела на Андо, то отводила взгляд на букет в углу комнаты. - Ты меня обманул…
- Как это, - не понял Андо,- почему обманул? Сэндвич, что ли? Так я есть захотел...
- Не перебивай! – зло продолжила девушка. – Да, обманул, надул, кинул, какие там еще синонимы в твоем французском имеются? Я потеряла на тебя драгоценный год…
- Из-за тебя, или потратила на тебя,- машинально поправил Андо. - Бред. Ты о чем говоришь, Саюри-тян?!
- Я была уверена, что ты француз! Имя, язык, красивый, брюнет… Возможно, не парижанин, а из далекой маленькой провинции где-нибудь на юге, но из богатой семьи. Если живешь в буржуазном квартале. А ты из какой-то Палабрии! Это не то-доо-фу-кэн, не префектура, черт знает, как это здесь называется, не регион во Франции! Это вообще какая-то другая  страна где-то! Я туда не собираюсь ехать! У меня цель жизни – Париж!
- Подожди, - Андо недоуменно помотал головой, - тебя никто и не зовет! Мы же договаривались: никаких совместных планов, ты будешь жить у меня, пока нам хорошо и удобно вдвоем, и не более того! Разве не так?
- Да, тебе-то хорошо,- язвительно хохотнула Саюри,- я под боком, всегда готова, ни платить, ни ухаживать не надо, да еще такая экзотичная! И интерьер тоже… Вон, - она показала на стену напротив входной двери, - какая токонома! Или какое. И всегда правильная икэбана, хотя ты ее не замечаешь…
- Саюри, что ты такое говоришь? – голос Андо звучал все тише и напряженнее, - о каком «платить»? Ты жила у меня, как дома. Убирала мадам Бойер. Если кто и готовил, то, естественно, я. Да, мы с тобой спали, но ты же сама захотела! И тебе нравилось, я тебя вполне устраивал. Так мне казалось, во всяком случае. Хотя я теперь ни в чем не уверен. Да и вообще, к сожалению, не очень часто. То ты слишком уставала, то я.
- «Не очень часто»?! Это называется «не очень часто»?! Да в каком-то старческом режиме!   

    Саюри вскочила, заговорила быстро, запинаясь, подыскивая слова. Акцент стал сильным и резким. Весь лоск, вся выдержанность испарились. Метаморфоза произошла поразительная, исчезла очаровательная, хорошо воспитанная, но при этом ультрасовременная японская девушка. Осталась какая-то торговка рыбой, какими их представлял себе Андо.
- Я все терпела, ждала, когда мы поженимся, и через четыре года я стану француженкой. Закон этот как специально для меня приняли! Это в Японии я уже «такирэйки», вроде старой девы, а во Франции вовсе и нет!

   Андо отпил вина, потер виски, потом уточнил:
- Если я правильно понял твой французский, ты собиралась, лицемеря и притворяясь, как-то протянуть со мной четыре года. Получить гражданство и тут же развестись? Сколько тебе исполнилось бы, двадцать девять? Действительно, не возраст. А ведь ты никогда от меня не слышала, что я «местный кадр». Это не я тебя обманул, подруга, это ты пыталась меня использовать. Каков облом, однако! – Адриан засмеялся тихим, издевательским, неприятным смехом.

   Саюри схватила бокал Андо, одним глотком допила вино.
- Я с детства ненавижу корицу! Как мама обожгла меня печеными яблоками, так и возненавидела, а ты весь этим запахом пропитан!

   Саюри раздевалась, автоматически аккуратно складывая одежду на стул возле большого шкафа и продолжая высказывать бесчисленные обиды и накопившиеся претензии. Она не задернула шторы, не надела халатик.
- Все, приму ванну, а потом за мной заедут. И прощай, палабрец, палабрич… а, не важно. Сегодня в шесть часов у меня начнется совсем новая жизнь! И я уже не ошибусь, будь уверен, повар-неудачник! Бакаяро…
  - Сама дура. И почему неудачник? Чушь какая-то… И ты могла бы не крутить голым задом перед всем Парижем?! Сто раз тебя просил!

   Саюри рассмеялась, помахала ручкой и грациозно удалилась. В дверях остановилась, подняла над головой руку c трусиками, выпрямила средний палец. Послышался звук воды, льющейся в ванну. Андо показалось, что он услышал что-то вроде «тикусемо». Перевод он вспомнил сразу, «сукин сын». Андо в два прыжка подскочил к шкафу, схватил лежащий на полке Саюри шелковый халат и влетел в ванную. Девушка сидела на бортике боком, в одной руке она держала большой флакон с фруктовой пеной, другой играла в наполняющейся ванне. Увидев Андо, Саюри, не выпуская из рук бутылку, вскочила на ноги и воскликнула:
- Что тебе надо? Синдзимаэ! (убирайся к черту)
- Французский забыла или так и не выучила? Халат наденешь!
   Адриан бросил халат на покрытую розовым пушистым чехлом крышку унитаза.

   Если бы Саюри хватило ума промолчать, если бы Андо сразу вышел, если бы он не расслышал или не понял, что пробормотала девушка…  Но, увы. Она сказала, и он понял.

   Андо молча повернулся на мгновенно одеревеневших ногах, схватил Саюри за плечи, прижав ее руки к бокам. Ароматная густая жидкость полилась из широкого горлышка на пол. Девушка резко выбросила обе руки вверх и в стороны, освобождаясь от захвата. Флакон выпал, шампунь свободно выливался на пол. Саюри попыталась обеими руками толкнуть Андо, левая нога поехала в скользкой луже вперед, правая – вбок. И вместо того, чтобы ударить тяжелого мужчину в грудь, она как бы оттолкнулась от него, получив дополнительный импульс, и потеряла равновесие. Андо  в последний момент потянулся к девушке, коснулся ее руки и со всего своего баскетбольного роста боком рухнул на пол. От боли он на мгновение потерял сознание.

   Придерживая поврежденную правую кисть левой рукой, он встал на колени в пенной луже. Саюри лежала на боку, и волосы закрывали ее лицо. В первый момент Андо показалось, что девушка не дышит. Ссора мгновенно потеряла актуальность, гнев улетучился. Даже боль в сломанной руке притаилась. Он окликнул девушку по имени, попытался понять, обо что она ударилась, почему молчит, не ругается. Дернулся, когда краем глаза заметил кровь на металлическом креплении мыльницы. Ему никогда не нравились эти хромированные крючки из изогнутых трубок, цепляющиеся за округлый бортик ванны. Андо осторожно убрал волосы со щеки девушки и увидел, как под головой Саюри белая пена окрашивается в розовый цвет.

    Он поднялся, оскальзываясь в этой проклятой луже, услышал звук льющейся воды, осознал, что вода продолжает наполнять ванну, закрыл кран и, прихрамывая, побежал к телефону. Забывшись, протянул к трубке поврежденную правую руку и застонал от боли. С трудом сообразил, как справиться одной левой, набрал 15. Ему велели ни в коем случае не пытаться передвигать пострадавшую из-за возможного повреждения позвоночника.

   Андо ногой отпихнул на место рабочее кресло Саюри. Отпер входную дверь. Зашел на кухню, выпил воды из под крана и прополоскал рот. Он все делал машинально, в голове осталась только гулкая черная пустота, и в ней – уже понимание произошедшего.

   Глубоко вздохнув перед дверью, Андо вошел в ванную. Нагота Саюри покоробила, и он одной рукой прикрыл лежащую девушку халатиком, подтянув его до подбородка. Осторожно, стараясь не двигать больной рукой, опустился на колени, попытался нащупать пульс на запястье, потом где-то на шее. Ничего не получилось. То ли пульса не было, то ли он не нашел. Дыхание перехватило, мягкий свет ванной комнаты померк. Андо зажмурился от ужаса.

   На то, чтобы прийти в себя, потребовалась минута. Адриан открыл глаза, осторожно встал. Пятно порозовевшей пены расползалось. Пятясь, он отошел к двери, осмотрелся, вернулся примерно на то место, где Саюри попыталась его оттолкнуть. Ему повезло, он не врезался головой ни в унитаз, ни в стену.

   Так что же произошло в последнее мгновение перед падением? Что он сделал? Попытался поймать Саюри или, ослепнув от бешенства, толкнул ее? Потянул за руку? А если бы не толкнул, не потянул, она упала бы как-то иначе? Ушло воспоминание, растаяло. А значит, не было этого. Ничего – такого – не было. «Скутер-кутер-кат».

   Андо поднял руки, как будто обнимал кого-то, правую резанула боль, он прижал опухающую руку к груди. Посмотрел на лежащий на полу возле Саюри большой пластиковый флакон с широким горлом и только теперь почувствовал сильный запах перезрелой айвы. Он потянулся к бутылке, примерился, как бы ее поднять, и, не тронув, оставил. В этот момент раздался короткий звонок, и в квартиру быстро вошли три человека. Адриан Лоусон покинул место происшествия, освобождая им место.

   Андо бездумно сидел на диване, боль в руке становилась все сильнее. Спустя несколько минут из ванной вышел один из парамедиков, мельком взглянул на Андо и позвонил куда-то с сотового телефона. Тихо произнес несколько слов, назвал адрес.
- Примите мои соболезнования. Полицию я уже вызвал, - с явным сочувствием в голосе произнес парень. – Теперь я могу заняться вашей рукой. Так, что у нас тут?..



Глава 1.6  «Да только в Портленд воротиться не дай нам, Боже, никогда»

- Я тебе все подробности рассказывать не буду, это длинно, и вспоминать не хочется. – Адриан Лоусон потянулся. Погрел левой ладонью правое запястье.- Мам, у нас фрукты есть? Яблочка хочется.
- Сейчас принесу, сыночек, только будут из холодильника. Ты пока сокращай рассказ, если хочешь. А может, чаю попьем? Уже время, и как раз слоеные яблочные по старому рецепту Терезы в исполнении молодой Милены.
- А давай, точно. И потом я тебе по-быстрому сформулирую, как у меня закончилась, – он невесело ухмыльнулся, - парижская стажировка.
   Норма встала с низкого дивана, легко поцеловала сидящего сына в макушку, потрепала по густым коротким волосам, и вышла.
   Андо нахмурился и вздохнул. Он опять оказался в Париже, в разнесчастный день пятнадцатого марта…

   …Весь последний разговор с Саюри, ссора, трагическое падение, все перипетии разворачивались в памяти по одному кадру, и каждый кадр тянулся бесконечно. В единицу времени происходило значительно больше событий, чем эта единица теоретически могла вместить. Андо изумился, нечаянно мазнув глазами по большим напольным часам. Невозможно поверить, но с момента возвращения Саюри домой и до приезда группы уголовной полиции прошло меньше часа! Да уж, но какого часа…

   Зато все дальнейшее скомкалось, спрессовалось в один бесконечный допрос, прерываемый только приемом болеутоляющих и физиотерапией.
   В чем-то Андо повезло, он отделался, как ему сказали, «переломом луча в типичном месте». Медик скорой помощи вколол что-то очень хорошее, наложил лангету и оставил таблетку на ночь. А потом начался «опрос очевидца».

   Какая разница, как это действие называлось, беседа, опрос, допрос... Андо подробнейшим образом рассказал, как ждал подругу, как уснул. Он очень устает на работе. В отличие от Саюри Ито, инспектор знал, что такое «Ле Кордон Блю». А его молодой коллега даже имел представление о работе стажера в кондитерской секции модного ресторана.

   Девушка вернулась домой и пошла в ванную, он проснулся, прихватил ее халатик и поплелся за ней. Из крана текла вода, и Саюри-сан наливала айвовый пенный шампунь. Естественно, стоя лицом к ванне, а как еще? Саюри-сан правша, бутылку держала в правой руке. Он положил халат на крышку унитаза и обеими руками обнял ее сзади за плечи…
- Поцеловал? – уточнил инспектор.
- Нет, - виновато ответил Андо.
   Он съел большой бутерброд с омаром и каперсами, запил вином и сразу заснул. Естественно, Саюри целоваться не захотела. Он отступил на шаг-два, девушка начала поворачиваться к нему и попала ногой в лужицу на полу. Наверное. Он в тот момент никакой лужи не заметил, он же не на пол смотрел. Саюри покачнулась, флакон из руки выпал. Вот теперь-то он точно видел, как жидкость широко выплеснулась на пол.  Девушка переступила, поехала куда-то вбок, нелепо и высоко выбросив одну ногу. Кажется, правую. Да, поехала на левой, завернув ее под поднявшуюся правую. Он рванулся вперед, пытаясь поймать подругу, сам поскользнулся на уже большой луже, беспорядочно замахал руками, его развернуло, и он очутился на полу. Нет, он ничего не трогал, только убрал волосы с ее щеки. Тогда и заметил, что откуда-то идет кровь. Да, конечно, в ванную комнату потом заходил, уже после того, как позвонил 15. Как зачем, проверить, может, Саюри-сан уже очнулась. Да, еще кран закрыл.

    Андо попросили полностью переодеться, причем с лангетой до середины ладони выполнить это оказалось довольно трудно. Забрали одежду, включая промокшие, скользкие домашние туфли, которые, как оказалось, он так и не снял.
   Приехавшие криминалисты сфотографировали все, включая аккуратную стопку одежды Саюри на стуле. Упаковали бокал. Долго возились в ванной. Забрали оба компьютера и мобильные телефоны.
   Инспектор расспросил Адриана о его семье, о работе, о занятиях Саюри. Его очень заинтересовала история их знакомства. Андо казалось, что всему этому не будет конца. Боль утихла, но очень тянуло поспать.

   Спустя месяц Адриану сообщили, что ограничения передвижений отменены. У следствия больше нет причин сомневаться в том, что несчастный случай  произошел именно так, как он его описывает.

   Андо не представлял, сколько кропотливой работы стоит за счастливым для него завершением расследования. Группа из семи человек, которой досталось это дело, расспросила их нынешних соседей, бывших компаньонок Саюри по квартире, ее соучеников по Институту и подруг по бутику. Девушки с нескрываемой завистью рассказывали, как была счастлива Саюри-сан, какой красавец и умница ее богатый, но такой работящий любовник. Жених? Нет, кажется, со свадьбой они не торопились.

   В компьютере нашлись письма Саюри к матери, она рассказывала об успехах в изучении французского языка и постоянно благодарила за предоставленную возможность жить в Париже, где она совершенно счастлива. Без подробностей, чтобы не затруднять своими ничтожными заботами глубокоуважаемых родителей.

   Факт регулярных разговоров Адриана с родственниками в Палабрии свидетельствовал о нормативных отношениях в семье.

    Коллеги из Токио нашли Рини, «маленького зайчика», а полиция Милана расспросила Сильвио Бонатти. И в этой части, не очень существенной для расследования, но важной для оценки правдивости, Адриан Лоусон против истины не погрешил.

    В тот роковой день  Саюри и Адриан пили из одного бокала. Девушка спокойно разделась, аккуратно сложив одежду. Все так, как вновь и вновь рассказывал сдержанный и очень расстроенный обладатель «голубой ленты». Он иногда вдруг вспоминал какие-то новые детали, («реминисценция», - глубокомысленно произнес молодой инспектор), и очевидно, перед мысленным взором каждый раз разворачивается одна и та же картина. Парень не изображал «глубокое горе», не актерствовал, и это только подчеркивало его искренность.

   Два сотрудника, наиболее подходящие по росту и весу, провели эксперимент. Действительно, одно дело  строить мысленную и даже компьютерную модель события и совсем другое – скользить и падать, падать и скользить.
   Когда «повар» обнимал девушку, подойдя сзади, густая жидкость из пластиковой бутылки с широкой горловиной, которую она держала над ванной, выплескивалась на пол под ноги. Объем жидкости зависел от того, насколько энергично «японка» уворачивалась от дурно пахнущего поцелуя. Но скользкая лужа образовывалась каждый раз.
   Девушка все три раза поскальзывалась при повороте и падала одинаково. «Ито» сильно ударялась височной костью о «металлическую деталь крепления мыльницы», сдирая кожу о ее нехорошо направленную вперед и вниз торцовую часть. Когда же она чуть не попала на это донышко левым глазом, - «да, мягкая модель, ну и что, сам попробуй!», -  эту часть эксперимента сочли завершенной.
   «Повар» оказывался на полу в разных позициях, в зависимости от площади лужи и от того, какой ногой он в нее попадал и какой рукой взмахивал. Нет причин, почему бы Лоусону не упасть именно так, как он описал и показал.

   Что ж, не зря уголовная полиция Парижа славится тщательностью, вдумчивым подходом и полным отсутствием поспешности в расследованиях.
   Положительные и, прямо скажем, очень славные иностранцы, влюбленные в Париж и друг в друга, поскользнулись на фруктовой пене для ванн. Бывает.

   Что должно было измениться в жизни Саюри Ито, к кому она собиралась уйти от Адриана Лоусона в шесть часов вечера пятнадцатого марта, на какую карту ставила, осталось тайной. Рыцарь-миллионер на белом коне и с французским гражданством не объявился.

   Андо закончил лечение, рука теперь побаливала только при северном ветре. Он завершил работу в знаменитом «Золотом Цыпленке», получив очередную пачку блестящих рекомендаций. Все необходимые формальности выполнены. Вещи, принадлежавшие Саюри Ито, давно забрали сотрудники консульского отдела. Адриан попросил передать соболезнование родным. От друга. Его собственная одежда, не поместившаяся в три больших чемодана, передана мадам Бойер для раздачи нуждающимся. Подарки куплены. Андо возвращался домой…

   …Норма внесла большой поднос с чаем и слоеными яблочными плюшками, но Андо перехватил ее в дверях, забрал поднос и предложил остаться на кухне. Они устроились в любимом уголке для завтрака, и Норма ждала продолжения рассказа.
- Все кончилось весьма печально. Не вздрагивай! Все уже позади. Я не звонил с середины марта, так? Не считая двадцать первого, конечно, – начал Андо.
- Ну да, и мы тебя не дергали, понимали, как ты занят и как утомлен. Твой отец предложил расценивать молчание по принципу «no news – good news». Мы ошибались? – Норма внезапно охрипла.
- Саюри умерла.
- Что?!!!
- Пятнадцатого марта мы поскользнулись на мокром полу в ванной. Я сломал правую руку. Саюри-сан повезло меньше, она очень неудачно ударилась головой. Это называлось «оскольчатый перелом височной кости с обширным кровоизлиянием…» и так далее, я не заучивал.

   До этого момента Андо говорил спокойно, но теперь он вскочил, забегал по кухне. Остановился, оперся сначала обеими руками о спинку кресла, поморщился, убрал правую за спину.
- Когда я был маленький, у нас тоже висела такая штука на ванне, два толстенных крючка блестящих и что-то вроде длинной миски с дырками, с отделениями, помнишь? Мыло, губки…
   Норма кивнула. Говорить она не могла и только с ужасом смотрела на сына.
- Саюри со всего маху ударилась об этот крючок, причем не сверху, а как-то сбоку, где к трубке донышко приварено, понимаешь? Получился как бы острый край. Как они сказали, сила удара получилась большой, а площадь ее приложения маленькой. Скорую помощь я вызвал сразу, но пока они приехали, все кончилось. То есть они входят, а в квартире труп.
   Норма вздрогнула и прикрыла рот руками.
- Мне руку в лангету упаковали и уехали, только полицию дождались. Все правильно, никаких претензий. В доме двое, один из них медленно остывает…
- Андо, как ты можешь?..
- Мама, я за этот месяц отпереживался. Ты не представляешь, сколько раз мне пришлось мусолить одно и то же. Опрос-допрос. С начала до конца. С конца до середины. Как познакомились, как делили расходы, и бац! зачем я ее убил…  А ты говоришь, начал седеть. Их можно понять, они же несчастный случай со смертельным исходом расследуют. К тому же иностранцы, консульства в деле, надо быстро…  Все равно, такие вопросы… «Молодой инспектор вырабатывает собственную манеру, мы его пожурим», - издевательски процитировал кого-то Андо.

   Норма видела, насколько неприятен сыну пересказ подробностей, но не останавливала его. Она предполагала, что если Андо выговорится, ему будет легче освободиться от гнетущих воспоминаний. И, кроме того, очень  хотела знать как можно больше.  Адриан помолчал, потом продолжил:
- Так, что еще тебе рассказать… Использование  детектора лжи во Франции проблематично, многие ответственные лица не приемлют, но они и это испробовали. Аргумент убийственный: в Палабрии допросом с полиграфом пользуются как методом оперативной работы, значит, вполне легитимно применить ко мне. Применили. Консул, или кто он там, не возражал. Он вообще не вмешивался. Как приехал тогда, пятнадцатого, так с тех пор и молчал. Но присутствовал.
- Не поняла, разве в его обязанности не входило тебя освободить, или нам сообщить, или я не знаю…
- Не в этом случае. Во-первых, расследуется смерть, во-вторых, чего вам сообщать, я совершеннолетний, вид на жительство десятилетний, работаю. Я свидетель, не арестован, от чего освобождать? От подписки о невыезде? Не покидать Париж? Знаешь ли, оно и не ссылка…  А вообще, мам, оставь,- Андо досадливо поморщился, - я ничего не требовал, на все соглашался, только бы скорее все это закончилось. Саюри жалко, конечно, хотя особой любви между нами и не было.
   Рука у меня заживала нормально, только сильно чесалась, - Андо неожиданно улыбнулся, - я даже проволочку приспособил, подлезать внутрь и почесывать! Ничего, через три недели лангету сняли. Видишь, мячиком до сих пор развлекаюсь, разрабатываю. И пока на болеутоляющих, конечно…
  Получилось, что я больше месяца разговаривал только с хирургом и уголовной полицией в разных ипостасях. Отменил третий этап стажировки, чтобы на какое-то время уехать из Парижа. Честно, я французский слышать не могу. Но самое забавное – удалось отоспаться!

   Андо вернулся за стол и, не поднимая глаз на мать, стал пить чай.
- Слойка отличная. Я что-то подобное выпекал в товарных количествах.
   После паузы, заполненной подливанием чая, собиранием крошек от сыпучего слоеного теста и похвалами мадам Милене, сменившей Терезу, Андо перевел разговор:
- Ну вот, тебе рассказал, еще папе, и все. Хорошо бы на море съездить. Ты что-то говорила про дом Энди. Достроили они, что ли? Я не понял.
- Я, конечно, уловила не все. Если очевидно, что произошел несчастный случай, зачем такое углубленное расследование? Тебя все-таки подозревали? В чем? Странно… Думаю, когда папе будешь рассказывать, он задаст те же вопросы, - Норма задумчиво грела ладони на чашке с совершенно остывшим чаем. - Ладно, о чем ты спросил, дом Энди? Практически закончили, возятся с садом. Не сами, конечно. Для Энди копаться в земле, как же – корона упадет! У них вообще образ жизни совсем иной, Яна на кухню не заходит и где химчистка находится, не знает! А может, и не пользуется: сразу покупает новое…
   Андо рассмеялся:
- Ох, мам, как же я по вас соскучился!
- Сможешь со всеми увидеться. Двадцать второго новоселье: Эдри, ты и друзья. Кузины твои не приедут: Сабина гуляет по Южной Америке, дочка в будущем году идет в школу, вот они и решили «последний раз не в каникулы». А Сабрина сидит с сыном, воспаление легких умудрился схватить. Старшее поколение будет осматривать новую достопримечательность «Орешника-2» отдельно. Нам, понимаешь, полработы показывать опасно!
- Ты как-то упомянула, что Эдри в армии. Он же магистр по компьютерам и информационным технологиям, точно знаю! Как его занесло? – спросил Андо.

   Он чувствовал большое облегчение, предстоящий разговор с родителями его здорово беспокоил. С отцом будет легче, все-таки «рапорт» уже сформулирован и один раз произнесен.
- А завербовали! Пришли в университет, отобрали лучших, хорошо поговорили. Уже два года наш Адриан Радо в форме.
- Да ты что! Он хоть похудел? Или остался пончиком? - воскликнул Андо. – И в каком он звании? Дегенерал?
 Норма засмеялась:
 - Смешно. Нет, он капитан. Похудел, конечно, хорошо выглядит, стал очень похож на отца, на Роберта. Форма ему очень идет. Но важный, не подъедешь! Мама, моя мама, Мария, - пояснила Норма, - спросила, с какой это радости он в мирное время постоянно ходит вооруженный. «Я носитель секретных сведений». О как! Только подробности меня не спрашивай, не знаю. Что-то по специальности, служит в Армилоне, живет пока с родителями, но дома не бывает, постоянные командировки по всей стране.

   Норма опять замолчала, задумавшись. Спросила осторожно, будто крадучись:
- Сыночек, эта трагедия с Саюри… Ты ведь ни с кем ее не обсуждал? До меня? С Эдри-Энди, с девчонками?..
   Андо удивленно поднял брови:
- Конечно, нет! Хвастаться тут нечем, история тяжелая…  С даблЭ мы связывались ровно два раза в год с каждым, на их дни рождений и на мой. А почему?...
- Да ты понимаешь, мама около месяца назад позвонила во внеурочное время специально спросить о тебе. Числа двадцать пятого - двадцать шестого. Как дела, здоровье, все ли благополучно. Мы разговариваем каждый вечер, касаемся всех семейных новостей, сплетничаем. А тут – утром после завтрака, перед выездом уж не помню куда. И только о тебе. Странно, не находишь? Я тогда решила, это старческая сентиментальность, все же маме 67. А оказывается, у нее интуиция посильнее моей! Я и не подозревала, какой у тебя тяжелейший период! Прилетела бы немедленно! Но мы же не знали…

  Глаза у Нормы повлажнели. Андо с жалостью посмотрел на нее, взял руку, поднес к губам.
- Мам, видишь, как ты реагируешь постфактум, а если бы вы узнали  в процессе? Нет, я правильно сделал. Давай лучше о Пончике. Я про его подозрительные делишки все через неделю узнаю, и про пистолет тоже. Тебе расскажу. А как там Энди? Кроме виллы? Детей, как я понимаю, они с Яной не завели, иначе ты бы с этого начала!
- Не завели. Но он хотя бы женат! В отличие от вас обоих, оболтусов.
- Мам, ну так мы же младше!
- Ага, отроки юные, на полгода!
- Не, я почти на год…  Теперь давай про наших девчонок, во всех деталях. Про Джун с пузом я понял, а что гениальная Алиска? Не поглупела? Я за нее беспокоюсь: когда у тебя столько лет мозг - объект исследований, глядишь, собственным пользоваться разучишься!

   Ох, как же здорово дома! Вдвоем с мамой. В любимой с детства кухне. Андо чувствовал, как постепенно тает ледяной ком в груди, прочно угнездившийся там с вечера пятнадцатого марта. Дальше все пойдет по плану, все будет хорошо.