Послевкусие

           Все мы плоды любви. А какой разной она бывает, и какие разные плоды её, что не перечесть. А ещё любовь бывает придуманной. Герои с разных планет наводят невидимые мостики между собой, иногда прыгают на неизведанную планету, тонут и, коснувшись дна, отталкиваются и всплывают. Её величество новая любовь спасательным кругом является пред их глазами. Через все события этой истории, идёт нелепая карлица, с большой и умной головой, с большим и добрым сердцем выхватывает из людского водоворота только ей необходимых людей, переплетая их судьбы со своей судьбой, и закрепится на своей и только своей планете.

Коваль Галина

15 сентября 2010 г


Послевкусие



Послевкусие. Глава первая



           Хочу роман о любви. Вскружить голову себе и другому человеку. Чтобы сердца ёкали, чтобы каждый звук шагов за дверью был его шагами. Чтобы не спалось, чтобы потерять аппетит, а может наоборот есть в три горла, хлопая дверцей холодильника каждый час. Это у кого как бывает. В силу того, что я замужем и влюблена много лет, мой роман будет бумажный, на бумаге. Само слово бумага определит его тему и накал страстей. Бумага лёгкая, шелестящая, цветная, просвечивающаяся или плотная и грубая, но вся она легко поддаётся физическому воздействию. Можно легко сложить кораблик и мечтая уплыть в неведомые дали фантазий. Можно склеить конверт, вложить лист бумаги со словами любви и ждать ответа. Можно смять конверт со словами любви, порвать и выбросить в мусор или сжечь. Пепел такой любви развеется по ветру. Исчезнуть без следа, это уж совсем страшно. Может случиться так, что пролежав многие лета в темноте и пыли, бумажную чью-то любовь увидят и прочтут серые, карие, зелёные, или синие глаза. Прочтут…. Представят себе её, и нарисуют в мечтах свою любовь, свою историю. Бумага вещь серьезная.

           Родился человек, вот тебе бумага. Свидетельство о рождении будет с вами всю жизнь. Заменит его свидетельство о смерти. Его выдадут вашим потомкам. Ну а если они у вас есть, значит, был у вас любовный роман, хоть один, да был. Ах, Боже ты мой! На любви замешено всё. Построено, разрушено, завоевано, написано, создано, рождено. Буквально всё. Что-то вот такое, в таком плане, всё и будет происходить в последующей истории. Сейчас в голове нет ничего, но знаю, все герои и события придут ко мне, и я проживу их любовный роман вместе с ними. Присоединяйтесь.

           Две тысячи десятый год. Место действия Россия. Приволжский городок. Буднично, нетерпимо жарко так, что плавится асфальт, а он всюду. Что не положи в рот, вкус этого, перемешавшись с запахом расплавленного асфальта, приобретает вкус нагретого солнцем асфальта. Пусть это даже первая ягода. Она стоит в пластиковых ведёрках из-под майонеза, прямо на асфальте. И только принеся её в свой дом, дав ей возможность остыть и придти в себя, она порадует вас разнообразием вкусов.
           — Сколько стоит китайская вишня? —
           — …………… —
           — О, о, о…. —
           — А малина? —
           — …………… —
           — А, а…. —
           — Ваша черешня жёлтая, почём? —
           — ……….. —
           — Давайте всего по баночке. —
           — В один кулёк? —
           — Всё по отдельности. —
           Мужчина сердился. Он как все мы ждал, ждал лето, а когда оно пришло, не знал, что с ним делать, куда спрятаться от палящего солнца.
           — По молодости, как-то легче всё переносилось. —
           Размышлял человек, наблюдая, как ягоды из банок пересыпаются в целлофановый мешочек.
Если ягоды катятся одна за другой, значит недавно сорванные. Мужчине вспомнились студенческие отряды и вылазки с друзьями в чужие сады. Он любил первый зелёный крыжовник и молодой зелёный горошек. И куда они подевались из огородов в наше время.

           Повернулся мужчина и пошёл от бабушек стоящих вдоль тротуара. Мысли сердились в голове, и всё это с ним жара проклятущая делает. Она совпала с жаркими баталиями в семье, итогом которых была спешная покупка однокомнатной квартиры и переезд в неё. Вместе с ним в однокомнатной квартире поселилось одиночество вперемежку с обидами и надеждами. Человек шёл и разглядывал всё вокруг.

           Вот симпатичный чистенький ларёк на колёсах, рядом с его нынешним домом. В нём продаются хлебобулочные изделия. Дверь настежь открыта. Ветер колышет кусок старой занавески. На пороге, головой к влажной тряпке на входе, свернувшись калачиком, лежит стриженое тельце маленькой собачки. Ушки с благородной стойкой и чёлкой между ними, завязаны резинкой для волос с яркими камушками. Пока продавец бегала и меняла деньги для сдачи, мужчина стоял и разглядывал животное. Чувствуя взгляд, собачка подняла веки, и на него взглянул убитый горем скрюченный старичок. Боль и горе. Глаза слезились, и подёрнулись плёнкой. Собачка стыдилась своего положения, свернула тело калачиком и спрятала голову в его середину.
           — Порода дорогая, а кому не предложу, никто брать не хочет. —
           Продавец отсчитала сдачу.
           — Что ни дам, ничего не ест, а уходить не хочет. Боится. Я не гоню. И как только ночью терпит жару такую? Я же её закрываю тут…. —
           Продавец ждала ответа, в надежде поболтать с покупателем. Собачка ещё раз открыла глаза и посмотрела в глаза мужчины мутным взглядом. Отвернулась, подумала и, оскалив мелкие и некрасивые зубки, зло заворчала. Мужчина удивился.
           — С характером. —
           Продавец протянула пакет с хлебом. Окошко хлебного ларёчка небольшое, и видел мужчина только руки продавца, да голос слышал.
           — Тут ухо течь начало…. Клещ, наверное…. А когда мне лечить! —

           Мужчина направился к подъезду. У двери подъезда обернулся. Над калачиком поднялись ушки, собачка смотрела в его сторону. Температура в подъезде дома, градуса на два ниже, чем на улице, но какая благодать! Постоял, отдышался и направился к лифту. Дом новый, а потому маленькая металлическая коробка подъёмника ещё не загажена, и находиться в лифте приятно, ощущая прелести комфорта. В новой квартире душно, но это поправимо, мужчина включил кондиционер.
           — Ну и что, что сорок два года! Ну и что, что возрастной кризис! —
           Мужчина поднимал себе настроение и тщательно мыл в дуршлаге ягоды сильным напором холодной воды. Не подождал, когда вода стечёт, вывалил содержимое в вазу и принялся мыть следующий сорт. Когда вышел из душа, сел в кресло у телевизора и запустил пальцы в вазу за ягодами, они оказались в воде. Не глядя на вазу, задумался, такого не может быть. Скосил глаза на вазу. Всё так и есть, вода по самые краюшки. Аккуратно, что бы ни расплескать, понёс вазу на кухню. Снова ягоды в дуршлаге и пусть там стоят, какое-то время пока вся вода не стечёт. Уходя, бросает сердитый взгляд на вазу, потом на потолок. Сверху доносятся голоса людей, да так чётко, что мужчина может представить себя их собеседником. Голоса мужские, и они меняются. Женский всегда один и тот же. Каждое слово произносимое женщиной сопровождается смехом, и создаётся ощущение того, что она не в себе. Выпитая, или обкуренная, в общем неблагополучная обстановка у соседей сверху. Днём ещё терпимо, а вот поздним вечерами, когда весь дом погружается в сон, слышимость усиливается. Можно даже продолжить не законченную фразу, сказанную кем-то наверху. Нет смысла идти и ругаться, и взывать к совести. В половине первого, плюс или минус десять минут, наверху всё замолкает до утра. Утро в квартире наверху начинается в такое же точно время – половина первого дня, плюс или минус десять минут. Бессмысленная речь, хохот, шаркающие шаги и звуки двигающих стульев или роняемых предметов, хлопанье входных и балконных дверей раздражало новосёла. Каждое утро, мужчина отрывал изрядный кусок бумажных полотенец, и стирал с карниза своего балкона плевки, пепел и шелуху от семечек. Проходил день, ночь и карниз был вновь загажен.

           В один из вечеров в его дверь постучали соседи с предложением подписаться под коллективной жалобой на неблагополучных жильцов, только что описанной квартиры. Он подписался. Ещё через несколько дней, его пригласили в качестве понятого сотрудники милиции, при осмотре той же самой квартиры. Идти не хотелось.
           — Из соседей только вы дома. —
           Сказал милиционер в ослепительно белой рубашке с короткими рукавами.
Новшество в рядах милиции, очень приятное и белый цвет облагораживает. Мужчина дал своё согласие.

           Квартира куда он вошёл, не поддаётся описанию. Дышать нечем. Смотреть на окружающие предметы не возможно, до такой степени они неприличны. Матрасы времён бабушкиного детства, в широкую полоску и пятнами всех цветов и оттенков, лежат прямо на полу. Предметы мебели все с дефектами. Если стул, то расшатанный до такой степени, что сесть на него не рискнули даже представители власти, так и писали стоя на планшетках. Шкаф без створок, вешалок и одежды. С уверенностью можно сказать, что все предметы и вещи с помоек. Окна нараспашку и без занавесей. Стол завален банками, стопками, винными и водочными бутылками, пакетами молочной продукции. Рыбные консервы угрожающе распахнули пасти навстречу грустным взглядам присутствующих людей в комнате. Куски хлеба с зелёной плесенью, использованные чайные пакетики, на смерть присохшие к столешнице. Соль и сахар россыпью. Окурки, окурки и ещё раз окурки, на столе и на полу. Семечки и шелуха, жалобно трещат под ногами. Дверь от ванной комнаты лежит на ванне в ванной комнате. Под ней труп мужчины, трёхдневной давности. Судя по одежде, молодой. Следов насильственной смерти не обнаружено.
           — Спать негде было, вот он лёг туда…. —
           — Мы тут не причём. —
           Бубнило скрюченное и высохшее чудище, женского рода, сидящее прямо на полу.
Глаза у чудища полу прикрыты. Руки вяло лежат на согнутых коленях. Иссиня бледная кожа, сальные волосы. Ногти на руках и ногах устали отрастать и стали заворачиваться.
           — Мамой своей клянусь! Мы звонили в «скорую», там не поверили и не приехали. —
           Люди в штатской одежде, безмолвно ходили по квартире. Снимали отпечатки пальцев, фотографировали. Фотокамера нависла над головой пьяницы. Та оживилась и стала поправлять волосы, перевязанные мужским носком.
           — Не юродствуй! —
           Строго произнёс старший по чину.
           — Я не юродствую. Всех таких фотографирую. Издам альбом или выставку открою в трудные времена. Если настанут….—
           Ответил фотограф и сделал ещё снимок.
           — Уже настали, напишешь объяснение. —
           — Подумаешь…. —
           Обиделся сотрудник милиции и отошёл от женщины.

           К понятому подошёл дознаватель, что бы записать данные паспорта. В дверь неожиданно вломился мужчина, с явными признаками длительного опьянения. Очень обрадовался, увидев гостей, и стал предлагать выпить из принесённой им бутылки. Все отказались. Алкаш обиделся и сам пить не стал.
           — Не пью в одиночку. —
           С гордостью объявил присутствующим алкаш.
           — А с кем собирался пить? —
           Быстро среагировал дознаватель.
           — Так с другом…. —
           — Будем ждать друга. —
           Тут же отозвался старший по чину.

           Друг не заставил себя долго ждать. Входная дверь ещё раз распахнулась без стука и ещё один алкаш, чуть постарше, раскланиваясь, изображая галантность, стал приглашать кого-то из подъезда в квартиру. Пахнуло свежим воздухом. Было слышно, как присутствующие задышали глубже. Через порог переступила женщина. На мгновение замерла. Обвела присутствующих взглядом. Задержала взгляд на пьянице, сидящей на полу, и остановила глаза на трупе в ванной. Пошатнулась и привалилась к грязной стене коридора белоснежной блузкой. Сумочкой закрыла лицо. За ней следом, протолкнув, очередного алкаша в квартиру зашёл представительный мужчина. Всё, что было на нём, и то, как он держался, говорило о его состоятельности и высоком положении в обществе. Видимо его знала и милиция. Опустив руки по швам, все поздоровались. Он не ответил.
           — Моё терпение иссякло дорогая. —
           Тихо, вполуоборот, проговорил мужчина женщине у стены, после беглого ознакомления с местом преступления. Дверь за ним закрывать не стали, так легче дышалось.

           Пришедшая женщина, относилась к тому типу женщин, на которых мужской взгляд задерживается всегда. Выточенная, ухоженная хрупкость. Исполнять прямые обязанности, представители власти стали тише, не употребляя слов с ярко выраженной окраской. Старший по чину подошёл к ней со словами:
           — Опять Татьяна Владимировна, встретились…. —
           — Опять. —
           Она назвала его по имени отчеству.

           Наш герой услышал дрожащий, но такой приятный её голос. Она прошла мимо понятого к открытой двери балкона и осталась стоять там. Даже со спины было видно, как тяжело на сердце у человека. Пьяница с пола подала реплику:
           — Я тут не причём…. —
           Собутыльников её вывели из квартиры.
           — Вы можете идти. Большое спасибо, за проявленную сознательность. —
           — Вам придёт повестка. Постарайтесь придти в указанное в ней время и место. —
           Тихо, как на похоронах проговорил понятому старший по чину.
           — Постараюсь. —
           Понятой не вышел, а выскочил из квартиры.

           Осадок от происшествия был гадок. У себя в квартире мужчина стремительно смолол кофе и его запах оправдал надежды и перебил запах, который он принёс собой. Снял с себя одежду и забросил в корзину для белья. Кофе пил медленно, небольшими глотками. Кофе на этот раз вкусен, как никогда. Что значит контраст! Даже плетеные кресла, из Малайзии, перестали раздражать его. За них цеплялась одежда и кухонные полотенца. Как хорошо дома! Как уютно! Как можно так опустить свою жизнь, до уровня помойки?! Что бы ни думать о квартире сверху, Мужчина решил сходить за сдобой в ларёчек. В жару такую хочется потолочь ягод с сахаром, развести водой, будет морс. Да с булочкой его!

           Уже знакомые руки продавца, протянули булочки с заварным кремом. Он поздоровался с ними и вложил в руки деньги. Ветер закинул на плечо занавес, что висел на двери ларёчка. Свёрнутое в калачик тело собачки зашевелилось. Уши повернулись в его сторону. Блеснули глазки.
           — Это он на вас среагировал. Он всегда вам в след смотрит. —
           — Скажете тоже….. —
           Недоумевал мужчина.
           — Нет! Правда, правда! —
           Мужчине хотелось развеять плохое настроение, и он присел на корточки у раскрытой двери. Ларечек стоял на колёсах, потому собачка оказалась на уровне его глаз.
           — А вот мы проверим. —
           И зря сделал. Собачья тоска с родни человеческой и обида на всех, во все глаза смотрела на него. Не отрываясь и не моргая.
           — Я не такой. —
           Захотелось сказать человеку.
Вместо этого, он отвёл взгляд в сторону двора. Стало стыдно за чью-то оплошность. Уши собачки старались спрятаться в собственном теле.
           — До свидания. —
           Мужчина встал и пошёл домой.
У своего подъезда, прежде чем зайти в него обернулся. Собачка подняла уши и смотрела ему вслед.
           — Ишь ты…. —
           Толкнул дверь и столкнулся со старшим по чину, тот суетливо открывал двери, перед уже знакомой женщиной. Мелькнуло ухоженное красивое лицо. Тёмные волосы в короткой стрижке, делали его моложавым, но виски посетила седина, и она теперь никогда не расстанется с такой красивой головкой. От всех пахнуло запахом неблагополучной квартиры. Когда несвежую, наполненную пепельницу несут, что бы выбросить из неё окурки и помыть, запах содержимого обязательно коснётся всех. Так и люди, пробыв в такой вот пепельнице, насквозь пропитываются никотином. Мужчина проводил взглядом женщину и полицейского. В подъезде продолжил разглядывать женщину через подъездное окно, пока не подъехало такси. В такси женщина села вместе с дознавателем, чинно выпрямив спину, положила сумочку на колени. Мужчина постоял с ключом у своей двери, повернулся и поднялся этажом выше. Двери злосчастной квартиры опечатывали люди в форме.
           — Закончили? —
           Спросил он. Лишь потому, что надо было что-то сказать.
           — Только начинается! —
           Пошутили в ответ.
Всё-таки, как приятно смотреть на белые рубашки. Красивая летняя форма, у нынешней полиции.
           — Спасибо за помощь. —
           — Конечно…. —
           Он посторонился.

           Дома мужчину ждал сюрприз. Позвонила жена с предложением забрать мебель из квартиры, потомку как она не собирается строить своё будущее на останках прошлого. Как красиво сказала!
           — Мне мебель не нужна. Купил всё новое. —
           — Ну, надо же, как ты быстро! —
           Озлилась женщина. Она рассчитывала проявить свою, якобы доброту и душевность, а получила холодный отказ.
           — Ну да, ты же у нас самостоятельный и не бедный. —
           — Согласен. Тебе ли не знать. —
           — Извини, что побеспокоила. —
           — Можешь беспокоить ещё. —
           — Не подумаю. Не дождёшься. —
           Мужчина пожал плечами и положил трубку, что бы через минуту опять её снять.
           — Насчёт дочери помнишь? —
           — Помню. —
           Короткие гудки в трубке. Мужчина нашёл в себе силы улыбнуться воспоминаниям.

           Как-то ехали они в машине друга за город на отдых. В ушах жены были серьги. Крупный гранёный камушек висел на золотой цепочке, касаясь её плеч. День был солнечным. Серьги раскачивались из стороны в сторону. Невероятное количество солнечных зайчиков, забрызгали кожаную обивку кабины, так солнышко искрилось в её серёжках. Точно так же болтала и сыпала всякими глупостями жена, разговаривая с его другом. Любила она искриться, да блестеть и делала это самозабвенно. Милая трещотка. На что он только улыбался, видя в ней маленькую девочку, вечно капризную, с надутыми губками. Тогда же он и сравнил её, с этими серёжками. Шло время. Жена вдевала в уши, более дорогие и массивнее серьги. Речь её становилась более громкой и требовательной. Потому так радовала тишина офиса, куда он пришёл однажды в не рабочее время, по возращению из очередной командировки. Думал, разберёт корреспонденцию и поедет домой. Только расстегнул молнию на папке, раздался звук упавшей чашки в соседней комнате для менеджеров. Чашка упала и разбилась. Было очевидным, в комнате кто-то был.
           — Вот проказники! Раздал им ключи на свою голову. —
           Подумал он и решил удалиться, что бы ни оказаться в неловком положении. Такое уже было и ему, как руководителю, доложила уборщица о том, что в выходные дни менеджеры приводили своих подружек, под предлогом поработать. Дорогой сорт кофе, для электрической кофеварки исчезал неоправданно быстро.
           — До свидания. —
           Обронил он в коридоре той же самой уборщице и сделал это видимо в сердцах, рассердившись на своего своевольного сотрудника.
           — Поссорились с женой? —
           Ласково проинформировала его женщина и горестно покачала головой.
Мужчина по инерции сделал ещё несколько шагов к выходу и остановился. Ему не надо было переспрашивать, он сразу разгадал кроссворд. Вот только кто, из троих менеджеров? Хотя, какая теперь разница. Встретился с глазами уборщицы, полные вкусным ожиданием развязки.
           — Давно? —
           Откуда, мол, я знаю, хотелось сказать в ответ женщине. Она наклонилась, опустила руки в грязную воду, увидела в ней своё растрёпанное отражение, вспомнила холеную внешность его жены. Засмущалась, но ответила:
           — С полгода будет…. —
           — Кто? —
           Женщина махнула рукой, вздохнула глубоко:
           — Теперь другой, ухажёр вашей дочери. Только я имён ваших менеджеров не знаю. Полы мыть приходится в ваше отсутствие. Вы уж простите меня…. —
           — Теперь другой? Даже так….. —
           Он и она постояли немного рядышком, каждый осмысливал сказанное и услышанное. Уборщица пожалела, о том, что остановила его вопросом. Он решал, что ему делать дальше. Дочь поступала в этом году в политехнический институт и проживала теперь в городе Москва. Каждую свою последнюю командировку по заключению договоров, он совершал с заездом в столицу, что бы проведать дочь, оплатить съемную квартиру, передать гостинцы от матери и бабушки. Будучи ученицей десятого класса, влюбилась его дочь в парня старше себя на восемь лет. Толковый парень. Теперь он один из менеджеров в офисе.
           — Долго она с ним не задержится! Или это не моя дочь. —
           Сделала своё веское заключение жена, раскладывая карты на чёрном лаке столика. Настольная лампа, с абажуром чёрного цвета, скрывала лицо жены. Под абажуром лампы, в кругу света, мелькали только руки. Ногти покрыты чёрным лаком. Голос доносился от безглавого существа.
           — В чёрной комнате, на чёрном диване, сидела чёрная женщина, с чёрными ногтями. —
           В голову мужа залетело жуткое сравнение из детства.
           — У нас много чёрного цвета. —
           Забеспокоился мужчина.
           — На чёрном фоне, ослепительно смотрится белый цвет. —
           Жена встала. На ней оказался белый атласный халатик кимоно. Ноги придавили ворсу ковра белого цвета.
           — Похоже, что так. Всё равно чёрного цвета много. —
           — Когда я захочу сменить домашний гардероб на другой цвет, сменим, и диван и лампу и перекрасим стены. —
           — Чур, меня не втягивать! Сама, сама, сама…. —
           Муж на самом деле испугался обещанного ремонта.
           — Договорились. —
           Донеслось уже из соседей комнаты.

           Побывав в прошлом, мужчина вернулся в настоящее. Невыносимая жара вокруг, всё высохло и перегрелось, воздух сушил на вдохе глотку.
           — И что мне делать? —
           Обратился к уборщице. Во всём теле опустошенность. Нет, не во всём! Ноги, налились свинцом и не хотели двигаться.
           — Бог вразумит, на путь истинный наставит…. —
           Пообещала уборщица.
           — Иди в мою комнату. Там чайник теперь вскипел. Завари чаю. Успокойся немного. А то, до беды не далеко. —
           Она наклонилась к ведру. Обернулась, а его уже рядом не было. Дверь бытовой комнаты, слегка хлопнула. Домыла полы. Вылила грязную воду в унитаз, вымыла руки и пошла к себе. Мужчина не заварил чай. Он стоял посреди комнаты и смотрел в окно. Комната не большая. Уборщица ходила вокруг стоящего посередине человека, заваривая чай, касалась его, а он не реагировал.
           — Садись, в ногах правды нет. —
           Она потянула его за рукав рубашки.
Мужчина пил старательно, с остервенением хрустя сухариками.
           — Не стесняйся. Кроши…. —
           А он и не стеснялся. Крошил.
Стало легче немного. По крайней мере, воздух заполнял грудь полностью.
           — Что делать? —
           — Отпусти. Пусть летит, и у тебя крылья раскроются. —
           Град ударов кулаком обрушился на стену. Костяшки на руках мужчины побелели, затем покраснели. Фаланги указательных пальцев окрасились кровью.
           — Я ушла, Наталья Викторовна! —
           Раздался певучий голос жены за дверью.
           — Всего доброго…. —
           Откликнулась уборщица.
           — Повесится? Или убить? —
           О крышку стола звякнула связка ключей.
           — Сейчас напишу адрес. Отдохнёшь там, обдумаешь всё. Домой не ходи. —
           — Спасибо, я к другу пойду. —
           — Э, нет! Ни каких друзей. Иди, куда тебе говорят. —
           — Квартира моего сына, они всей семьёй на море вчера уехали. —
           — Ни кому не звони и не жалуйся. Сам разгребай свой мусор. —

           И человек пошёл. В тишине чужой квартиры, поостыл немного. Несколько раз его взгляд задерживался на телефоне, но сдержался и не позвонил, ни кому. Потом, его поглотила сама квартира. Разглядывая её в подробностях, утонул в этом занятии. Совсем иной мир окружал его. Вот полочка, видно рукотворная. На ней теснится дюжина фотографий в самодельных рамках. Смех и счастье так и льётся с них. Вязанные крючком салфетки на столе под вазой и на креслах, как подголовники. Ваза на ножке. Ножка склеена и виден клей на стыке двух краёв. Вазу это не портит. Она красавица и он, никогда таких ваз не встречал. Мужчина даже погладил её прохладные бока рукой. Оконные подоконники заставлены цветочными горшками. На стенах аккуратно пришпиленные канцелярскими кнопками, детские рисунки с автографами из детских каракуль. Долго читал детские послания и признания в любви родителям, школьные грамоты, дипломы о достижениях в спорте. Вспомнил минимализм своей квартиры. Каждый предмет в ней стоял продуманно, как на выставке. Без пыли и царапин, без отпечатков человеческих рук. Вместо живых цветов стеклянное дерево, светящееся в ночное время. Он мог сказать, что здесь, в чужом доме лучше, чем в его квартире. Здесь было не так, всё не так. Здесь можно было представить хозяев, в их повседневной жизни. Узнать о событиях прошедших и грядущих. Не надо мудрствовать, что бы понять – любовь тут живёт, и владеем каждым.
           — А где кошка? Столько фотографий с ней. —
           В дверном проёме одной из комнат появилась кошка. Сразу было понятно, что это девочка. Морда лица девичья. Хвост вокруг ножек, спокойные не мигающие глазки.
           — Я так рад, мадам. Я не один, а это вдвойне приятно. —
           Обратился мужчина к кошке.
           — Хотя меня не предупредили, но у меня есть чем вас порадовать. —
           Мужчина решил покормить кошку, он гость, с пустыми руками к дамам приходить не красиво. С удовольствием услышал собственный голос, обрадовался ему как кошке. Думал, что челюсти не разожмёт от злости, так свело. Ан, нет! Заговорил и не мог остановиться. Рассказал кошке о себе, жене, дочери, о бывшей квартире.
           — Но ваша квартира лучше. —
Рассуждая, вынимал из портфеля продукты, купленные себе на вечер и утро.
           Кошка оставалась в той же позе, в какой предстала перед гостем, но при звуке открываемой баночки с икрой мойвы привстала, обвила телом ножку обеденного стола.
           — Очень рад, вы не отказались составить мне компанию. —
           — Где же ваша миска? —
           Гость обвёл взглядом кухню. Кошка смотрела в сторону мойки. Мужчина открыл её створки. Там стояли две вымытые мисочки.
           — Понятно. Вас кормят один раз в день, на ночь, пока хозяева не вернуться. —
           — Пьёте вы где? —
           Кошка пошла в ванную комнату. Там, из неплотно прикрытого крана, капала вода в раковину. Прыгнула на её край, похлебала языком воду и вернулась.
           — Отставлять открытым кран опасно. Ну, да ладно! Давайте кушать. —
           У мужчины, пока он доставал и нарезал продукты, разыгрался аппетит. Он много ел, и всё что клал себе в рот, в малых дозах оказывалось в тарелке у кошки. Кошка всё обнюхивала, а ела выборочно.
           — Талию бережёте? —
           Кошка поглядела на человека долгим, не мигающим взглядом.
           — Ещё чего! Сам ешь эту отраву. —
           Оглянулась на то, что осталось в миске, подумала о чём-то. Затем старательно поскребла лапой линолеум, как бы прикапывая оставшуюся пищу.
           — Не поймёт ведь…. —
           Подумала кошка и посмотрела на человека.
           — Не съедобное? —
           Спросил тот.
           — Не глупый. Дольше проживёт. —
           Порадовалась за человека кошка и пошла к дивану.
           — Кто он? —
           Кошка обернулась и посмотрела на него. Длительно.
           — Я не навсегда у вас. Уйду завтра. —
           Человек подошёл к ней, поднял с пола и посадил на диван.
           — Это кстати. Ур-ур-ур. —
           Стал гладить кошку.
           — Это совсем не обязательно. Жарко. Ур-ур-ур. —

           Кошка старожилка и всего этакого на кошачьем веку, у неё было много и каждый день. Семья большая и добрая. Сейчас кошка отдыхала от семьи и их ласк.
           — Мне приглянулся этот диван. —
           — Ещё чего не хватало! В жару такую спать с кем-то! —
           Кошка спрыгнула с дивана и ушла в другую комнату. Мужчина потом заглянёт к ней. Она тут же поднимет голову. По её взгляду он поймёт, что некстати и оставит её в покое. Но ему будет приятно знать, что он не один в квартире.

           Позвонила уборщица по городскому телефону, а гость как мальчик в чужой квартире, не решался поднять трубку. Телефон всё звонил и звонил. Пришлось ответить.
           — Раз уж вы у нас, покормите кошку, горшок помойте, когда она нужду справит. —
           — Сделаю. —
           — Ну как вы? —
           — Стараюсь не думать, кошка ваша отвлекает. —
           — Я тут корю себя, за язык свой без костей. —
           — Только как не верти, всё равно бы вышло всё наружу. —
           — Оно конечно…. —
           — Спокойной ночи. —
           — И вам также. —
           Положил трубку на телефонный аппарат. Кошка щекой скользнула по руке.
           — Хозяйку узнала? —
           — Да он и в правду умный. Ур-ур-ур. —

           Дальше был немой спектакль, или его постановка. Смотрел ли гость телевизор, стоял ли у окна, разбирал привезённые с собой документы, не важно. Мыслями он рисовал сцены, в которых произносит умные и правильные слова, обличающую жену в измене. Голос его не дрожит, и сам спокоен, как никогда. Как он уходит и подчёркнуто мягко закрывает за собой дверь. Спина его прямая и глаза сухие. Пусть знает, он сильный.
           — Убью, гадюку! Как теперь работать? Как в глаза менеджеров смотреть? —
           — Что они от неё все с ума сошли? Да на рабочем месте! —
           — И какой я теперь начальник! Увольнять всех придётся. Может сами уйдут. —

           Когда за окном стемнело, а летом это происходит после девяти, он пошёл в ванную комнату. Принял холодный душ. Вытираясь полотенцем, чуть не наступил на кошку. Она отошла и присела у пластмассового корытца, вперив требовательный, если не сердитый взгляд на мужчину.
           — Что? —
           Спросил мужчина.
           — Ах, вы пописали. Убрать за вами? —
           Кошка в знак согласия удалилась.
          Мужчина, состроив недовольную мину лица, выплеснул содержимое в унитаз. Несколько раз промыл горшок холодной водой. Зачем-то понюхал. Испугался своих действий и опустил горшок на место. Увидел рулон бумажных полотенец. Понятно! Оторвал кусок и насухо вытер корытце. Зазвонил сотовый телефон. Высветилось имя жены, уже в который раз. Он прилежно выслушал позывные. Сигнал вызова увеличивался во времени, до автоматического отбоя. Видимо она звонила водителю и узнала, что он в городе. При следующем звонке, глаза сомкнулись и мужчина заснул.
          Больше жена не звонила, так как проснулся он утром. Не вставая, стал размышлять. То, что произошло, горем не назовёшь, и ожидать этого надо было. Последние три кризисных года, он из сил выбивался, из шкурки выпрыгивал, лишь бы удержать фирму на плаву. Урезал заработную плату сотрудникам. Сократил рекламу, переехал в офис с меньшей площадью. Перестал заказывать сезонный товар впрок. Закупки делались, только при исчезновении товарной единицы на складе, и по заявке. Стал практиковать личные контакты с покупателями, сам ездил в командировки по заключению договоров. Он пережил девяностые годы и собирался выстоять и две тысячи десятый и последующие года. Стоп! Вот, где собака зарыта! В памяти всплывает равнодушное лицо жены, встречающего его с работы. Он входил в квартиру, она тут же выходила, спешила по своим делам. Дневные тренировки в спортивном зале фитнес клуба перенесла на вечернее время. Бодрости в жене от этого не прибавилось. Всё время хотела спать, и выключал муж свет, когда жена лежала к нему спиной, разглядывая десятый сон. Выходит, сам виноват, прошляпил жену! Почему же он не помнит огорчений по поводу её вечерних занятий спортом и раннего отхода ко сну? Потому что огорчений не было. Выходит она ему по нулю и он ей тоже. И уже давно. И на кого теперь сердиться? На самого себя? Выходит….. Наверное, уборщица не соврала о жене. Вряд ли, у не порядочных людей, была такая порядочная кошка. Понял, что сказал глупость. Посмотрел на себя в зеркало. Да! Красавцем себя никогда не считал. Широкое лицо, широкий нос, хотя всё человечество считает свои носы большими или широкими или длинными. Спина широкая при росте ниже среднего, ноги кривые и короткие. Не страшно! Такие ноги через одного у мужчин. Волосы вьющиеся. Вот зачем они вьются?! А если дождь пройдёт, кучерявость волос возрастала. Иными словами, квадратный он, с кривыми ногами, с широким лицом и широким носом и кудрявой шевелюрой. Мужчина горько ухмыльнулся. Уходить из чужой квартиры не хотелось, но идти надо. Не стал звонить шофёру. Вышел из чужой квартиры, как из прошлого своего вышел и пошёл на работу. Шёл и продолжал думать, боковым зрением разглядывая удаляющеся прошлое.

           До того, как дочь пошла в школу, жена была жизнерадостной. Радовалась приходу мужу, радовалась, когда муж уходил. Радовалась приходу няни и возможности уйти из дома от вечно требующего к себе внимания ребёнка. Часто заезжала к мужу в офис в рабочее время, одна или с подругами, похвастаться покупками. Производила фурор на присутствующих своей ухоженной внешностью, нарядами, духами и исчезала. Когда она стала исчезать из его жизни? Да, Борис Николаевич, прошляпили вы жену.

           Борис Николаевич сел в маршрутку. Чувствовал себя непривычно зажатым. Утро, а воздуха в машине не хватает, даже при открытых окнах. Занавески хлещут по лицам людей, сидящих по её бортам. Открытые окна маршрутки, как открытые дверцы работающего духового шкафа. Бесконечные остановки. Хлопанье, давно уже не закрывающихся с первого раза дверей. Раздосадованные крики водителя, понукающие пассажиров повторять это многократное действие.

           Дочь росла, жена продолжала радоваться её отъездам на отдых в летнее время, потом ночёвкам у подружек и у бабушки. Меж ними не было привязанности и тёплых чувств. Разговоры велись в одни ворота. Мать рассуждала вслух, а дочь слушала. Может быть, и нет. Речь матери всегда была пронизана заносчивым сарказмом. Никто и никогда из друзей и подружек дочери ей не нравился. Во всех она находила изъяны. В конце беседы обязательно произносила, одну и тоже фразу:
           — Ничего страшного. Ни всем, же быть идеальными, как я и моя любимая дочка. —

           Судя по всему, начало конца тынулось чуть ли не первых лет совместной жизни. Борис Николаевич вздохнул глубоко и вошёл в офисное здание. Июль нестерпимо жаркий, а человеку необходимо быть сейчас мудрым и сдержанным. Отпусти, пусть летит! Как доходчиво сказал человек! А ведь уборщица виновница происходящего с ним сейчас, и в то же время она не причём! Борис Николаевич мог зайти в тот день в соседнюю комнату сам, но ушёл. Обстоятельства вернули его к тому, что суждено было ему узнать. В конце коридора только что упомянутая уборщица мыла пол. Увидев его, выпрямилась, кивнула головой в знак приветствия. Он ответил тем же.
           — С приездом, любимый. —
           В офисе, навстречу мужу поднялась радостная жена. Как всегда, безупречный макияж, маникюр и много золота, а ведь оно старит. Он вспомнил тётку из соседней квартиры, она и утром и днём обвешана золотом, коллекцию которого начала собирать ещё в годы своей юности. Кажется, она сама об этом говорила.
           — А кого я буду ругать? А где мы были этой ночью? —
           Жена подставила мужу щёку для поцелуя.
И он чмокнул, довольно звонко. Ей пришлось поморщиться. Зазвенело в ухе.
           — Все, у кого есть причина, по которой он должен встать и уйти сейчас, встанет и уйдёт.—
           — С моей стороны, выяснений отношений не будет. —
           — Трудовые книжки, заберёте позже. Могу выслать почтой. —
           Борис Николаевич не сел за свой стол. Стоял и ждал, разглядывая несносную жару за окном. Жена со странно выпрямленной спиной медленно опустилась на стул. После минутной тишины в соседней комнате раздались звуки выдвигаемых ящиков и шаги за его спиной. Прошли двое. Не соврала уборщица! Борис Николаевич сел на своё место. Делая вид внешнего спокойствия, переложил содержимое папки на рабочий стол. Слегка поворошил бумагами. Не глядя на жену, встал и заглянул в соседнюю комнату. За своим рабочим местом сидел молодой человек его дочери.
           — Почему ты здесь? —
           Сердце у мужчины покатилось вниз.
           — Борис Николаевич, здравствуйте. Это в первых. —
           — Так случилось, что и я, и Игорь, купили одинаковые вещи в «Спортмастере». —
           — Уборщица нас путает постоянно. Это во вторых. —
           Молодой работник стоял, как это бывает у военных, на вытяжку.
Как обрадовался этой путанице мужчина. Лёгкие заработали в полную силу. Рукой собрал капли пота со лба. Сел на стул. Фу…. Хоть перед дочерью мать будет чиста!
           — Я тоже сяду? —
           Вопрос сотрудника звучал как из колодца. Оттуда же он услышал собственный голос:
           — Садись. —
           Повернулся к жене.
           — А ты почему ещё здесь? Давай, давай лети за ними следом. —
           Дробно застучали каблуки туфель жены по кафельной плитке коридора.
           — Не поскользнитесь! Пол мокрый. —
           Обеспокоилась уборщица.
           — Сплетница! —
           Ответа не последовало.
           — Мне что делать? —
           Спросил менеджер.
           — Терпеть и работать. —
           Услышал ответ.
           — Что терпеть? —
           — Меня. —
           — Буду. —
           — Ну и молодца! —
           — Для замены кто ни будь, есть на примете? —
           — Есть…. —
           Ответил сотрудник.
           — Завтра жду. —
           День вошёл в своё русло. Руки перестали трястись где-то к обеду. В обед Борис Николаевич заказал пиццу в офис.
           — Составишь мне компанию? —
           Сотрудник молчал за стенкой, обдумывая ответ.
           — Войди в моё положение, одному в горло ничего не полезет. —
           — Я заварю чаю. —
           — Спасибо. —
           За немногословным обедом, начальник спросил у подчинённого:
           — Что не спросишь, о дочери? —
           —Я всё о ней знаю сам, даже время, когда она выходит из дома, на платные подготовительные лекции. —
           Руководитель рассматривал лицо сотрудника и жевал. Потом спросил:
           — Мне пора удивляться? —
           — Моей новости далеко до ваших новостей. —
           — Не начинай! —
           Руководитель проглотил кусок. Запил чаем.
           — Нет! Ты меня определённо радуешь. Выходит у тебя всё по-прежнему с моей дочерью и расстояние вам нипочём. —
           —Я вашу дочь люблю. —
           — О, как! Что за день сегодня! —
           И подумал:
           — И вчера. —
           — Отец узнаёт самым последним. —
           — Разногласия наши как произошли?! Ваша дочь зашла в офис в тот момент, когда ваша супруга была очень внимательной со мной. Решила, что у меня с мамой роман, как и у всех остальных. —
           — Я же сказал, не начинай…. —
           Помолчали.
           — Как же теперь протекают ваши отношения? Посредством телефона? —
           Руководитель придвинул коробку с пиццей к сотруднику.
           — В праздничные дни, я у неё. Своим ходом. —
           — Да ты что? На отцовских жигулях? Девятьсот километров без кондиционера? —
           — Да. —
           — Дочь не говорит, что опасно ездить одному в такую даль? И родители отпускают? —
           Изумился Борис Николаевич.
           — Говорит. Отец к маме тоже ездил в другой город. Пирожки купил у неё, на вокзале, пока поезд стоял. Он на нём в армию служить ехал. Состав стоял долго. Они и адресами обменялись, и поцеловаться успели. —
           Глаза у парня блестели. У руководителя мелькнула мысль:
           — Романтик. —
           Покачал головой. В дверях офиса появилась уборщица, Борис Николаевич вышел к ней.
           — Как вы? —
           — Давайте начнём с того, что мы с вами не друзья, и изливать душу я не буду. —
           Борис Николаевич немного переборщил с интонацией в голосе.
           — Просто беспокоюсь. —
           — Спасибо. Понимаю. Можно ещё одну ночь переночевать у вас? —
           — Ночуй. Мне не ходить по жаре к кошке. Как она вас приняла? —
           — Спокойно. Можно сказать равнодушно. —
           — Это она может. Я пойду. Простите ещё раз меня. —
           — Нет, нет…. У меня к вам, нет претензий. Может ещё, и благодарить вас придётся. —
           Женщина не ответила.
           — Ставь телефоны на факс. Иди домой. Хочу один побыть. —
Борис Николаевич допил из своей чашки, заглатывая ком горькой липкой обиды.
Парень прошуршал ещё какое-то время за рабочим столом, тихо прошёл мимо руководителя, вышел из офиса.

           Борис Николаевич в помещении остался один. Обвёл взглядом молчащие стены. Офис опустел и стал гулким. Даже шуршание бумаги на столе было куда выразительнее, чем в рабочее время. Попробовал мысленно представить, где и как его жена изменяла ему. Почувствовал отвращение от представленных картинок. Возненавидел себя, её и занял себя делом. Взял чистый лист бумаги, составил список неотложных дел. Потом, по мере их исполнения будет вычёркивать выполненное задание. Не станет рассказывать друзьям свою беду. Да, это беда! Прожить на свете сорок два года, из них почти двадцать в браке и оказаться холостым. Он откажется от бильярда, от бани с друзьями, ссылаясь на занятость. Будет завидовать, если кто-то из друзей поделится с ним хорошими новостями. За это время найдёт и купит однокомнатную квартиру с хорошим ремонтом, завезёт новую мебель, совершенно отличающуюся от мебели в бывшей квартире. Из бывшей квартиры не возьмёт ничего, даже свои личные вещи. Возможно позже, но не сейчас. Квартиру уборщицы будет вспоминать часто. Так же часто станет передавать кошке гостинцы от себя через неё. Будет верить в то, что кошка его помнит и знает от кого подарки. И кошка знала, ведь уборщица будет говорить от кого подарок каждый раз, открывая очередную баночку с кормом.

           Борис Николаевич шёл с работы. Водителя сократил. Машину оставлял на охраняемой территории офисного здания. Решил, что ещё одна статья расходов, если её закрыть, поможет возместить издержки, связанные с покупкой квартиры. Шёл и вспоминал, как тяжело переживал разрыв с женой один из его друзей. Уходил в запой, всё наработанное ушло с молотка. Остальное растащили легкомысленные девушки и женщины, как мотыльки, залетавшие на тусклый свет несчастья и одиночества.

           Развод Бориса Николаевича протекает совсем по другому, благодаря постороннему человеку. Уборщице. Правда жена бывшая, всё кусается по телефону, но это терпимо, даже развлекает немного. Он вспомнил, как добивался жену в молодости. Как торчал с цветами у подъезда, ожидая, когда очередной ухажёр привезёт её домой. Борис нравился её маме. Не нравился ей. Каждый раз она громко смеялась при виде его с цветами. Её ухажёры не обращали на него внимания, здоровались даже, пожимая руку, и произносили свои имена. После этого она могла посидеть с ним на лавочке, могла поболтать не о чём в подъезде у двери своей квартиры, если на улице ненастье. Иногда, предмет его вдохновения, был не трезв. Несколько раз несчастен и зарёван, это когда ухажер разрывал с ней отношения практически у него на глазах. Были случаи их совместного, почти семейного чаепития в её квартире, вместе с родителями. В эти дни, мама старательно пыталась раскрыть глаза дочери на рядом сидящего с ней человека. Отец намного старше матери. Поведение дочери доводило его до истерик. После долгого и мучительного времяпровождения за столом, с глупым молодым человеком и взбалмошной дочерью (по его мнению), отец вскакивал и говорил все те слова, что вы только что прочитали. Обвинял жену в слепом потакании дочери. Обвинял дочь в растлении, а молодого человека обзывал размазнёй. Уходя, Борис забирал забытые ею его же цветы на лавочке и нёс спасать их к себе домой. Его родители недоумевали, и что это за девушка такая! У них сложилось не лестное мнение о будущей невестке. Так и не подружились они, так и не получилось большой и крепкой семьи, как мечталось и хотелось всем. А ведь всё было предсказуемо! Сорок два года, и что? Семьи нет, любви тоже. Незаметно повзрослевшая дочь, разглядывая родительские отношения сквозь призму юношеского максимализма, спрашивала отца:
           — Ты маму любишь? —
           — Люблю. —
           — А она тебя и меня? —
           — Любит по-своему. Мы разные. —
           — А это как? Любить, а твою любовь никто не чувствует? Чудной ты папа, если не глупый. —

           Выходит так же о нём думали родители жены, да и его тоже. Теперь вот дочь. Друзья тоже так думали. На работе сотрудники, в доме соседи. О, Господи! И она сама тоже…. И всё это создал он сам, своими руками. Как она сопротивлялась его любви! Чья угодно любовь, только не его. Пусть временная, пусть не настоящая, пусть! И только очередная беременность, от которой ей пришлось избавиться, а потом долго лечить последствия, заставило её по-другому взглянуть на человека принимавшего участие в каждой её беде и царственно подать ему руку для обручального кольца, но не сердце.

           Прошло почти двадцать лет, а женщина так и осталась капризной и непослушной девочкой, даже родив и взрастив ещё одну. Подчиняясь грустным воспоминаниям, мужчина мучился, на него обрушился итог всех его дел и стремлений. А ведь он так старался, всё для семьи, всё для неё! Окружил стабильным комфортом, да таким, что жена и не заметила ни кризиса девяностых, ни нынешнего.
           — Здравствуйте! Что ж мимо проходите? А хлебца взять…. —
           Голос продавца из хлебного ларёчка, вернул Бориса Николаевича в действительность.
Сорок один градус в тени обещали на сегодня. Только один хлеб с яблочным соком и мог проглотить перегревшийся мужчина в такую жару.
           — Здравствуйте! Задумался. —
           — Вы откуда в наш дом приехали? —
           — Я местный, только с другого микрорайона. —
           — Один, без семьи? —
           — Один. Дочь в Москве учится. —
           — Вдовец? —
           А ведь точно! Как умерла!
           — Развожусь. —
           — Тоже не мёд пить! —
           — Да уж…. —
           Он взял шуршащий пакет в руки и собрался уходить. Посмотрел на порожек, лежит собачка.
           — Она что ж не гуляет совсем? —
           — Только по нужде. Она же комнатная. Таких собачек только на руках носят. —
           — Вот и я носил…. —
           Вырвалось нежданно, негаданно у мужчины.
Пошёл в сторону своего подъезда, обдумывая только что им сказанное. Рубашка прилипла к спине. Скорее домой, в прохладу создаваемую кондиционером. Зачем-то обернулся. Собачка, подняв голову, явно смотрела на него. Может ему кажется? Как бы опровергая его мысли, собачка приподнялась и села. Что это она? Я же чужой. Он пошел назад.
           — Как она на вас реагирует! —
           Буквально запела продавец хлеба.
Собачка, при его приближении, свернулась тугим калачиком.
           — Странно…. —
           Произнесла женщина.
Борис Николаевич присел на корточки у порога ларёчка. Колёса высокие, и тельце собачки на уровне лица. Ушки с кисточками тряслись мелко-мелко, а сквозь густую, давно нечесаную чёлку, сверкали глазки, прямо ему в глаза.
           — Ты чего? —
           Спросил он животное.
В ответ ему зарычали и показали мелкие зубки.
           — Не таких ещё уламывали! —
           Засмеялся мужчина и сгрёб собачку правой рукой. Видимо такое положение ей было привычным. Собачка не вырывалась, прильнула к мужскому потному телу. Продавец радостно реагировал на событие. Слава Богу, собачка пристроена!
           — Идём ко мне жить. —
           Предложил собачке мужчина.
В ответ, лизнули потную ткань рубашки.
           — До свидания! Мы пошли. —
           — Счастливо! —
В голосе продавца слышались слёзы радости и облегчения. Сегодня продавец хлеба будет спать счастливым человеком.

           В подъезд Борис Николаевич входил не один. В квартиру вошёл не один. Опустил своё приобретение на пол, пусть освоится. Но не тут было. Приобретение встало на задние лапки и, танцуя перед ним, запросилось на руки. Он взял. Приобретение, буквально вжалось в его грудь.
           — И что? Носить теперь тебя круглые сутки? —
           Ткань рубашки снова полизали.
           — Сегодня я тебя поношу, а завтра с утра придётся своими ножками ходить. —

           Весь вечер квартира будет наполнена его голосом. Мужчина говорил с новым другом, как говорил бы с дочерью или с соседом. Расстегнул рубашку одной рукой. Снял её с одного плеча. Переложил собачку в другую руку. Снял рубашку с другого плеча. Затем брюки и трусы. Зашёл в ванную комнату. Огляделся. Посадил собачку на раковину, предварительно убрав мыльницу. Не отнимая руку от тельца, переступил край ванны и включил душ. Стал мыться, отпустил руку. Собачка не могла встать на лапки, и всё время съезжала на дно раковины. Скулёж поднялся невероятный.
           — Вот мы тебя сейчас остудим. —
           Мужчина прижал слив и пустил тёплую воду. Раковина наполнялась водой. Словно что-то вспомнив, собачка перестала скулить и затихла. Она даже прилегла на бочок, что бы быстрее погрузится в воду.
           — Ты парень. —
           Мужчина посмотрел туда, куда в таком случае смотрят.
           — А мылом можно? —
           Намылил слегка новую игрушку, повозил руками по ней. Вода стала грязной. Шерсть на ушах намокла и повисла. Выглядел пёс уморительно. Мужчина смеялся и продолжал мыть собачку. Та показала ему зубки, но не рычала. Только зубки.
           — И что, что это значит? Ты улыбаешься? —
           Собачка продолжала показывать зубки, без рычания, не сводя глаз с мужчины.
           —Ты улыбаешься? У меня улыбающийся пёс! Как здорово! —
           Мужчина носился с собачкой весь остаток дня. Сушил, кормил, разглядывал и разговаривал. Собачка слушала и смотрела чёрным жемчугом глаз. В половине десятого, когда новости на первом канале подошли к концу, глаза собачьи закрылись до утра. Ночью мужчина просыпался, слушал лёгкое сопение нового друга. Собака проснулась всего один раз. Ей приснился едва уловимый запах потерявшейся хозяйки. Чистота тела, сытость желудка, прохлада вдыхаемого воздуха, чувство защищенности вернули ей состояние сна и покоя. Человек и животное спали бок обок до утра.

           Утро. Тишина. Квартира над головой пустует. Ни шагов, ни звуков в ней. Мужчина проснулся. Поискал глазами собачку. Нет нигде! Встал и пошёл на кухню. Вернулся. Из-под подушки на кровати выглядывал собачий нос.
           — Тебе холодно? —
           Мужчина пультом управления повысил градусы на дисплее Сплит системы. Лето в этом году аномальное, кондиционер практически не выключался.
           — Я пойду умываться. Ты как? —
           Собака вылезла из-под подушки. Прошла по кровати и первая вошла в ванную. Прошлась по ней трусцой, села на коврик и вопросительно посмотрела на мужчину.
           — Вот я балда! Куда же тебе писать и какать? Придумаем, что ни будь. —
           Он поднял крышку унитаза для себя. Собрался стянуть трусы. Собачка запрыгнула на унитаз, сбалансировала на его краях и, расставив ножки по обеим его сторонам, пописала. Мужчина оторопело смотрел на это действие. Собака смотрела на него. Видимо собачке показалась, что человек не доволен её поступком и, поджав хвостик, виновато ссутулилась.
           — Ну, удивил! Ну, порадовал! Уважаю. —
           — Сегодня ты ходишь ножкам сам. —

           На кухне он расскажет ей свой распорядок дня. Потом уйдёт. Дверь за ним закроется и принесёт много новых запахов из подъезда. Среди них промелькнёт что-то знакомое, едва-едва уловимое. Собачка столько перенюхала асфальта, лавочек, подъездных дверей, что тот единственный и любимый запах хозяйки, стал растворяться. Собачка пошла на кухню. Без еды человек не мог её оставить. На плоской тарелке лежало всё, что он ел сам, только в малых порциях. С удовольствием сжевала белый мякиш булки, проглотила пересоленный кусочек ветчины, полизала кусочек сливочного масла, но тот убегал от неё по тарелке и ей это надоело. Оскалив зубки заглотала кусочек масла целиком. Собачка любила остывший подслащенный чай, но мужчина не знал об этом. А его чай? Может быть, осталось немного в чашке? Ура! Осталось! Пришлось заскочить на стул, с него на кухонный стол и напиться сладкого чаю из чашки стоящей в мойке. Как вкусно! Как давно она не пила его! Собачка осталась сидеть на мойке, пока её взгляд не обследовал все предметы на кухне и чай не закончился. Затем спрыгнула и пошла в комнату. Осмотрела и её. Покосилась в сторону кондиционера висящего на стене, он оказался выключенным. Спать! Теперь только спать!



Продолжение: http://www.proza.ru/2016/06/09/1940

Послевкусие. Глава вторая



           Москва. Маша вошла в метро. Это её первое знакомство с огромным подземным миром. Девушка чувствовала над собой огромный пласт земли. Он давил на сознание со страшной силой, а в глазах отражалось неземное великолепие стен, пола, потолка. Малахитовая шкатулка захлопнула её в себе. Эскалатор! Оказывается, в мире есть силы, которые могут против воли подхватить тебя и унести только в том направлении, в котором движутся сами. И ты не сможешь, им противится, как бы страшно тебе не было. Как-то Маша услышала на улице родного города Волжского фразу от прохожих. Девушка делилась впечатлениями от поездки в столицу с подругой.
           — МОСКВА СТРАШНО КРАСИВАЯ! —
           И не надо много слов, сравнений, доказательств. Всего три слова.

           Маша - дочь Бориса Николаевича, шла и улыбалась мыслям, в которых представляла собачку, живущую теперь в новом доме отца. Он рассказал о ней в телефонном разговоре.
           — Обязательно поеду домой в ближайшее время. Познакомлюсь. —
           Взгляды, руки, плечи девушки касались чужиъх людей. Она находила в этом особую прелесть. Мимолётное прикосновение к чьей-то жизни.
           — Конечно, ничего хорошего нет, в разводе родителей. —
           Думала она.
По её мнению, это надо было сделать давно. Только вот кому должна принадлежать инициатива не знает. Мама зашла далеко в своём своеволии. Отец весь в работе, как робот по заданной программе. Девушка зашла в вагон. Двери закрылись. Сейчас люди, находящиеся в нём, были едины одним действием – движением состава.
           — Простите…. —
           Маша всегда произносила это слово, и не важно, толкнули её, или она кого-то. Она покачала головой, забыла спросить у отца, какого собачка цвета и пола. Всегда хотела иметь кошку или собаку, но мама всегда была против животных в доме.
           — Простите…. —
           Непросто сейчас отцу. Как он теперь будет жить один. Как теперь будет жить мама, без заботы и покровительства отца.
           — Простите…. —
           Да что это такое! Маша оборачивается. Видит перед собой очаровательную попу малыша в подгузнике, сидящего на сильной и волосатой мужской руке. Какая прелесть! Она подмигнула малышу. Тот расцвёл улыбкой во весь рот и мягко похлопал ладошкой по её макушке. Видимо малыш добивался внимания. Было приятно. Ребёнок положил руку на голову другой, рядом стоящей женщины и получил ещё одну порцию женского восхищения. И так далее…. О, какой малолетний сердцеед! Две женщины встретились глазами и уже вдвоём не сводили глаз с карапуза. Маша сделала полшага, что бы посмотреть на хозяина такого счастья, и лучше бы не делала этого. Серое, понурое, щетинистое лицо молодого мужчины, с потухшим взором, смотрело никуда, в самого себя, не слыша и не видя ничего вокруг. Потому малыш и искал то, чего ему не хватало. Маша поправила майку на ребёнке, удивилась отсутствию штанишек на подгузнике. Ещё раз посмотрела на мужчину – никакой реакции. Стоящая рядом женщина, пожала плечами, в ответ на Машин вопросительный взгляд. Другая отвернулась, так легче. Мы разные. Кому-то тяжело видеть неухоженного малыша и не надёжного папу, да так, что реакция на увиденное может преследовать и отравлять бытие долгое время, другой человек и не заметит этого. Маша порылась в студенческой сумке. Рука наткнулась на ярко жёлтый маркер. Достала и отдала малышу. Тот радостно увлёкся подарком.
           — Может он не сможет его открыть. —
           Понадеялась Маша.
Такого не случилось. Идя к выходу, она уже видела, как ярко жёлтые полосы расцветали на серой рубашке мужчины.

           День в стенах института прошёл на «ура». Возвращаться с занятий легче. Новизна вокруг и во всём приятно будоражит провинциалку в метро. В метро сейчас нет той утренней сутолоки, от которой люди, перестают ими быть. А вот и тот мужчина, который был сегодня утром с ребёнком. Она узнала его со спины, по серой рубашке с ярко жёлтыми полосками от маркера. Ничего не изменилось в выражении его лица. Стоял и не шатался, хотя руки были глубоко в карманах брюк. Маша прошла мимо, села и рассмотрела сурового молодого мужчину. Стильные сандалии на босу ногу, из хорошей кожи, ухоженные ногти на ногах. Синие узкие брюки достоверно обрисовывали спортивные ноги молодого мужчины. Серая рубашка с воротником стойкой на старинный русский манер. Четыре балла из пяти - такова Машина оценка внешности молодого мужчины, так как загвоздка с выражением лица. Человек отражался в оконном стекле, и было видно, оставался в том настроении, что и утром. Внешний досмотр, о нищенском существовании ребёнка не говорил. Девушка порадовалась за симпатичного малыша и мысленно пожелала ему здоровья, да и папе успехов во всём. Мужчина обернулся, поискал кого-то глазами по вагону. Неужели её мысли дошли до него? На последнем слове этой мысли, они встретились глазами. Маша непроизвольно вздрогнула.
           — Я испугал вас? —
           Мужчина машинально потрогал щетинистое лицо.
           — Нет. Вам идёт…. —
           Маша почувствовала, что сейчас икнёт и постаралась проглотить эти позывы.
           — Вы плохо себя чувствуете? —
           Вот те раз! Мужчина сам себя плохо чувствовал с утра, а беспокоился о ней.
           — Как дела у ребёнка? —
           Ей надо было разговаривать, иначе молодой мужчина услышал бы её икание.
           — Мишка? —
           — Да, Миша. —
           — Откуда вы знаете, как его зовут? —
           — Вы сказали только что. —
           — Ах, да! —
           Молодой человек закружился в словесной перепалке.
           — Спасибо! Он с бабушкой. —
           — Почему не с мамой? —
           Вырвалось у Маши. Ой, не надо было этого делать!
           — С мамой проблема. —
           Глаза молодого мужчины стали безучастными к девушке и продолжили рассматривать своё отражение в оконном стекле. Застывшее отражение безстрашно неслось в узком туннеле вместе с окном вагона. Маша каке-то время будет разглядывать профиль молодого человека, а потом выйдет на своей станции в дальнюю дверь, чтобы не проходить мимо мужчины.

           Да! Это здорово снимать однокомнатную квартиру в Москве. Да! Это дорого. И надо было настоять на том, что бы снять комнату. Но Москва, институт, оглушили Машу настолько, что она поняла – квартира будет ракушкой, а она улиткой в ней. В первое самостоятельное утро, долго не решалась открыть дверь и выйти из квартиры. Это означало, дойти до метро, спуститься в него, доехать до своей остановки не пропустив её и дойти до здания института. Стать самостоятельной. Господи! Как сейчас мама? Как ей тяжело, наверное, быть самостоятельной? И ведь не звонит, не жалуется…. С каким позором столкнулся отец, но держится молодцом! А сама то, сама…. Решила расстаться с Сергеем да духа не хватает. Не подтвердился факт его измены, но ушат грязи сделал своё дело и затушил костёр девичьей любви. Всё стало не так и не таким. Затем отъезд в Москву. Сергей приехал к ней на первые же выходные. Она так ему обрадовалась. Знакомое лицо в огромном людском потоке, рука в дружеской руке вернули ей за выходные дни уверенность. Приходил вечер, и она понимала, что не хочет отвечать на его поцелуи и поцелуйчики.
           — Это пройдёт. Это нервное. Мама с отцом, Москва, институт…. —
           — Ко всему надо привыкнуть. —
           Утверждал Сергей, и она верила и ждала его приездов.

           Сегодня Маша долго не могла уснуть. Надо подумать о чём-то хорошем. О чём? Папа теперь живёт с собачкой. Описывал её в разговоре по телефону, но представить её она не могла. Вспомнила малыша Мишку, ну до чего же уморительная у него мордашка! Как быстро открыл маркер и во что превратил рубашку отца! Такая кроха, а реагирует на окружающих людей. Совсем не боится! Пальцы рук ослабли, веки закрыли глаза. Девушка уснула.

           Мужчина, тот, что представлен в метро с малышом на руках, сердился. Он собирал с пола, с дивана, с подоконника, отовсюду игрушки, в основном машинки. Куда их сложить? Сколько крошек от печенья, исслюнявил и залапал вечно липкими пальчиками всю мебель! Пылесос включать нельзя, поздно уже. Придётся ложиться спать в бардаке. Сел на диван. Лампа шар на полу, в которой печально падали осенние листья, отражали их на потолке и на стенах. Листопад. Диван, покрытый рыжей кожей, вобрал в себя мужское тело, было удобно, но мысли не давали расслабиться.
           — Сколько мне ещё здесь жить? —
           Вопрос задан листьям. Листья продолжали кружить, стараясь закружить его мысли. Не получалось у них это. Молодой мужчина продолжил сердиться. Складка между бровями не распрямилась. Складка и щетина, прибавляли его внешности лишние года. Кстати! Он даже всей квартиры не видел за бесконечным потреблением его малышом.
           — Хочу! Не хочу! Дай! Отдай! —
           И всё слова сопровождаются плачем.

           Мишка тоже испугался изменений в доме. Куда-то исчезли мама с папой, няня не занималась им, а постоянно плакала. Звонил и звонил телефон. Потом бабушка с дедушкой открыли дверь и в неё, наконец-таки, вошёл папа. С ним произошли изменения, но это был папа. Как он был рад ему! Даже аппетит вернулся, вместе со сном. Мама долго не приходит, но вместе с изменившимся папой, он подождёт её. Это уже не так страшно. Мужчина встал с дивана. Голова закружилась. Когда он ел в последний раз? Не помнит. Похороны брата и его жены вытеснили всё.

           Лестница! Куда она ведёт? Шаги по лестнице на негнущихся ногах. Конечно на второй этаж. Квартира в два уровня. Он слышал о новой квартире от старшего брата теперь покойного, в разговорах по телефону, а сейчас представилась возможность разглядеть её. Ажурная ковка, лаковые поручни. Металлические листья и цветы, припылённые золотом, конечно не настоящим. Красиво! Но ступени, это опасно. Сами себе люди доставляют неприятности. Дерево стоит в кадке. Листья желтые. Засохло без полива? Нет, дерево искусственное, осеннее. Наверное, задумка такая была у жены брата. Странная женщина. Была…. Ковёр на полу странный. Круглый. По краю жёлтая широкая полоска, затем коричневая, потом зелёная и так по уменьшению к центру. Воздух холодный. Сплит система, безукоризненно делала своё дело. Стены изумрудно зелёного цвета. Две двери в коридорчике. В конце коридора стеклянная, раздвигающаяся дверь на террасу. Вздрогнул от неожиданно появившегося мужчины в спецодежде. Он зашёл с террасы.
           — Я могу быть свободным? —
           — Да идите. Скажите, вы всё время тут? —
           — Только когда в отъезде хозяева. Ну и вот, по этому случаю…. —
           — Да…. —
           — До свидания. Я закрою дверь. —

           Охранник спустился с лестницы. Проделал какие-то манипуляции в стеклянном щитке у входной двери. Дверь тихо щёлкнула за его спиной. Небритый мужчина обвёл второй этаж квартиры взглядом. Расхотелось делать экскурсию по комнатам. Прошёл к террасе. Раздвинул двери. Словно расплавленный сыр из микроволновой печи, воздух раскалённой Москвы прилип к горлу и лицу. Лето в этом году побило рекордную температуру одна тысяча девятьсот тридцать второго года. Ещё семьдесят восемь лет назад Москва вот так же, кипела. Только асфальта современного тогда не было, плавиться было не чему. Стены домов, дороги и дорожки, разогрелись и издают свои запахи. Прибавить транспорт, и заводские выхлопы….. Мужчина поспешно задвигает, стеклянные двери. Ад кромешный! Захотелось снять потную одежду и помыться. Ванная комната есть внизу. Проходя мимо одной двери второго этажа, толкнул её и заглянул внутрь. Оказалось это ещё одна ванная комната. Синие полотенца, синий мужской махровый халат на плечиках. Зачем на плечиках? Его халат всегда висит на крючке. Он и не помнит, когда им пользовался. Зато помнит подчёркнуто важное значение с которым мать дарила ему халат.
          Вода принесла облегчение. Чужой халат одевать не хотелось. Внимание привлекла одна из стен в ванной комнате. На ней полки заставлены огромными морскими раковинами и бра в виде стеклянных дельфинов синего цвета. Другая стена выложена, синей, белой и голубой мозаикой и не было в стене надёжности. Тронул рукой, почувствовал шаткость. Стена оказалась раздвижной. За ней комната с зеркальной стеной и круглой кроватью на пьедестале. Красиво, шикарно, но оставаться в ней, трогать, что-либо руками, не хочется. Как в магазине! Смотришь, но не покупаешь. Пойду на кожаный диван…. Вспомнил, что голый. Где мой чемодан? Куда его отнёс охранник? Зеркальный шкаф купе хранил в себе чемодан, но молчал. Видимо у человека сработала интуиция. Он открыл шкаф. Чемодан радостно смотрел ему в глаза. Ты тут? Я рад! Вытащил чемодан и положил на кровать. Расстегнул молнию. Неудобно стоять, ноги упирались в основание пьедестала, а руки приходилось тянуть далеко вперёд к чемодану. Сел на кровать. Почувствовал её томное притяжение. Откинулся на спину и замер, прикрыв глаза. Кровать мягко завибрировала под ним. Сначала сжался, что бы вскочить, но мысли в голове нашли объяснение этому феномену и успокоился. Успокоился так, что заснул и проспал до утра.

           Но утром это не было. Был полдень, судя по часам, которые держал синий дельфин на такой же стеклянной и высокой подставке. Рядом с ним ночевал чемодан. Когда приходит горе, и за сутолокой необходимых дел, горе отходит на второй план. Как бы в стороне горе стоит и наблюдает, всё ли правильно люди делают. А когда все дела связанные с этим горем переделаны, люди думают, лучше бы они никогда не кончались. Закроется дверь за последним, соболезнующим и человек, остаётся один на один с проклятущим горем. Вот когда оно и начинается по-настоящему. Мужчина встал. Увидел себя голым в зеркальном шкафе-купе. Ухмыльнулся.

           Спускаться по лестницы оказалось легко. Краем глаза заметил движение на подоконнике. Окна высокие, подоконники широкие. Шторы из тяжёлой парчи ложатся на пол. Сейчас они шевелились. Мужчина замер. В голове выстрелила мысль о грабителях. Пригнулся и спрятался за спинку дивана. Он же голый ко всему ещё!
           — Дур-р-р-ак…. —
           Донеслось от окна.
На что он вскочил и ринулся к окну. По широкому подоконнику бежала большая белая птица, мелко и дробно топая ножками. От одной шторе к другой, спрятаться. Ей удалось, а когда человек отодвинул ткань, что бы посмотреть на неё, она истошно заорала. Голый мужчина поспешно задёрнул штору. Осмотрелся. Своя или залетела, подумал.
           — Брысь…. —
           Заорала птица.
Какой противный и скандальный голос! Если птица вчера была здесь, почему молчала? Мужчина не мог найти объяснение. Взял и позвонил домой, бабушке Мишки и своей маме. Оказалось, что помощница по дому утром вернула попугая, так как он плохо вёл себя у неё дома и ничего не ел.
           — Корм на кухне где-то положила, найдёшь. Выспался? —
           — Выспался. Как Миша? —
           — Да как всегда…. —
           — Ну, тогда до вечера. —
           — Дай трубку Роме. —
           Молодой человек согласился и вместе с этим изумился. Как это делать? Он беспомощно огляделся. Птица по предметам мебели скакала в его сторону. Уселась на своё кольцо и стала энергично качать головой. Человек показал ей трубку.
           — Вас…. —
           — Тащи…. —
           Прошипела птица.
           — О Господи! Что за представление…. —
           Сказал он в трубку матери.
           — Ты поднеси к нему. Он меня услышит и успокоиться. —
           Трубка оказалась возле попугая. Голос мамы что-то говорил ей. Она слушала.
           — Всё? —
           Спросил мужчина.
           — Не ори…. —
           Получил в ответ.
           — Он на тебя сердиться, потому и использует ругательства. —
           Объяснила Мишкина бабушка.
           — А вообще он спокойный и умный. Много спит потому, что старый он. —
           Мужчина положил трубку телефона на место. Посмотрел на птицу.
           — Старик значит. Привет старик! —
           — Привет…. —
           Птица явно сменила свой гнев на милость.
           — Что ж так мусоришь? —
           Спросил мужчина. На что птица тут же слетела на пол и стала кружить и расхаживать по крошкам на полу собственного происхождения.
           — Сейчас уберу, потерпи. —
           — Хороший…. —
           Сказала птица и стала ходить по полу следом за ним. Вместе ушли на кухню, и было слышно, как там закипал чайник, как человек изредка переговаривался с птицей.
           — Мишка обижает? —
           Попугай закатил глаза и перевернулся вниз головой на вешалке для полотенца.
           — Кошмар…. —
           Заорал в ответ.
           — Прям таки и кошмар?! —
           Засомневался молодой человек и получил чувствительный щепок в плечо.
           — Вот те раз! Я дружить собрался. —
           — Рома друг…. —
           Заворковала птица и опустила крючком образный клюв в пустую чашку.
Так она показала, что хочет пить. Пока молодой человек готовил бутерброды, птица попробовала всё, что было на столе, но не ела, а просто так баловалась, как бы принимала участие в готовке. Потом, как-то сразу нахохлилась, заскучала, и глаза её заволокло плёнкой. Старательно стала громоздиться на человеческой руке. Мужчина отнёс её к кольцу, на которое она и перебралась спать.
           — Теперь можно распаковать чемодан. —
           Молодой человек смело поскакал по лестнице вверх. Птица немного развеяла его настроение.

           Маша в это утро проснулась намного раньше, чем молодой человек с попугаем. У неё другой ритм жизни, чёткий и по расписанию. Ей в институт надо. Дни в институте пролетают быстро. Вторая неделя пошла, после визита Сергея. Может быть, приедет на эти выходные, а то, что ей делать одной в совершенно чужом огромном и жареном мегаполисе? В кино с ним можно сходить на «Аватар» 3Д. Она его ещё не видела, хотя фильм собрал миллионные кассовые сборы. В родном городке Волжском она видела афиши, но сходить не успела за подготовкой к вступительным экзаменам. Маша дошла до метро и вошла в него.
           — А я иду, шагаю по Москве…. —
           Знакомая нам всем мелодия звучала у неё в голове.
Настроение приподнятое. Новые льняные брючки, хлопковая белая блузка с жабо и рукавчиком фонариком. Не большой рюкзачок за спиной. Два кожаных ремешка на «римских» сандалиях выгодно подчёркивают свежий педикюр на ногах. Розовой лак на пальчиках рук и ног. Она себе нравилась, и окружающим тоже. Встречая взгляды, улыбалась в ответ. Хорошо иметь таких родителей, как у неё! Люди не бедные и смогли оплачивать её учёбу в Москве в престижном учебном заведении. Она почесала за ухом и локтем коснулась горячего, чужого тела.
           — Простите…. —
           Что же всё-таки не хватало маме, почему ей стал неинтересен собственный муж. А что ей вообще было интересным в жизни? За ухом опять щекотно. Она почесала и опять до кого-то дотронулась.
           — Простите…. —
           Машу дёрнули за волосы. Она оборачивается. Уже знакомый малыш Мишка радостно улыбается Маше. Сегодня он в штанишках и на руках у дедушки. Это видно сразу. Мужчине где-то за шестьдесят и Мишка называет его «деда».
           — Здравствуй Мишенька! —
           Млыш лишь растягивает рот в улыбке, да прикладывает голову к плечу деда.
           — Внуку нравиться в метро, и у него уже личные знакомства. Приятно удивляет…. —
           Дедушка загордился внуком и добавил:
           — И у него хороший вкус. —
           — Спасибо. —
           Разговор прекратился.
Только Миша и Маша будут улыбаться друг другу. На своей станции она вышла. Мишка махал ручкой, дедушка кивнул головой.

           Маша начинала обрастать знакомыми в Москве. И это тоже радовало. Девушка подошла к месту назначения. Здание Института проглотило её до четырёх часов дня, где она старательно впитывает знания. Вечерами переписывает лекции с черновика на беловик. Крупными буквами выводит на обложке тетради имя и отчество преподавателей. Совсем скоро их сменят прозвища. Сейчас она их не знает. Девочки из группы на лекции ходят парами. Это те, кто проживают вместе в съёмных комнатах. Есть стайки из трёх, четырёх человек, они живут в общежитии. Есть такие же, как и она, одинокие, но страшно заносчивые, за ними приезжают машины по окончанию занятий. Одним словом, Маша ещё ни с кем не подружилась. В аудитории через два стола впереди неё сидит молодой человек, и ни когда не оборачивается. Перед глазами вечно его сутулая спина, и худые кисти рук на столе. Волосы слегка вьющиеся, лежат на ушах и шее. Мода сейчас такая, как во времена Высоцкого, обрастать и ходить мимо парикмахерской, под взглядами грустных мастериц. От сутулой спины молодого человека отлетает бумажный катыш. Ещё один! Никакой реакции. Преподаватель водит глазами по аудитории, ищет проказника. Маша оборачивается. У самой стены сидит озорница, её глаза сверкают смехом и счастьем, и не надо ломать голову, что бы узнать, кто кидает бумажные катыши. Маша жестом показала ей – мол, отошли СМС по телефону. Через минуту, бумажный шарик плюхнулся на её стол.
           — Если ты такая умная, дай мне его номер телефона. —
           Маша прочитала и обернулась, ожидая увидеть сердитое лицо проказницы, но лицо у проказницы было прежним, излучало мир и безмятежность. Маша улыбнулась и покачала головой, давая понять, что не знает номер телефона сутулого студента. Опять бумажный шарик упал, на Машин стол. Прочитала:
           — Он мой. —
           Маша думала:
           — Кто мой? Брат, сосед, парень? —
           И совсем не была против строгого предупреждения.

           В столовой, к Маше за столик села та же проказница. Юбочка как у пятилетней девочки, клетчатая, в складочку и такая коротусенькая, что её владелица садилась на пластиковый стул практически голенькой попкой.
           — На стуле крошки. —
           Предупредила Маша. Проказница махнула рукой.
           — Пусть. —
           Маша разглядывала маленькую девочку с большой головой и непропорциональным телом.
           — Я, Хельга. —
           — Я Маша. —
           — А почему ты не удивляешься? —
           — Я пытаюсь определить происхождение твоего имени. —
           — У меня дед с бабкой эстонцы. —
           — А-а-а…. —
           На подносе Хельги стояло две тарелки с рисовой кашей, и две тарелки с творогом со сметаной.
           — Люблю до не могу. —
           Пояснила новая знакомая и маленькая ручка заработала ложкой.
Маша кушала салат и рыбную котлету. Первая закончила, есть Хельга. Она порылась в рюкзачке и достала флакон со средством для укладки волос. Быстро, как белочка, откупорила его и распрыскала содержимое вокруг своей головки. Объяснила происходящее:
           — Не успела утром уложить. —
           Её ручки взбундучили короткие волосы в разные стороны. Захватывая не большие пучки волос, она скручивала их и вытягивала. Волосы застывали под действием химии, где стрелочками, где скрученными прядями.
           — Всё. Ну как? —
           — Необычно. Художественный беспорядок. —
           — Вот, вот, я такая. —
           И она не шутила. Не плечи, а плечики. Не лопатки, а лопаточки, коленочки, ножечки, ручёнки, лапочки. Подросток! Неестественно большой лоб и глаза.
           — Дед и бабка, цирковые лилипуты. Я их переросла, чуть-чуть. —
           — Здорово! —
           Только и нашлась, что ответить Маша.
           — А родители? —
           — Мать ушла за «гулевером» и сгинула, но прежде меня подкинула бабке с дедом. —
           — Сейчас живы здоровы? —
           — Их уже нет. Лилипуты живут мало. Мне надо спешить. —
           Маша начинала волноваться. Что ни скажет, попадает впросак. Во рту пересохло. Она замолчала.
           — Ты не будешь меня стесняться? —
           Спросил лилипут.
           — Не буду. —
           Ответ Маши прозвучал решительно.
За это она получила улыбку клоуна из далёкого детства. Клоуны её пугали, и она всегда плакала на цирковых представлениях. Мама сердилась, и папа увозил её домой.
           — А я тебе верю! —
           Обрадовалась Хельга.
           — Верь мне. —
           — Ещё больше верю! Сейчас я тебя поцелую! —
           Хельга вскочила со стула и коротко чмокнула Машу в щёку. Маша была уверенна, что сидящие люди за соседним столом, увидели цвет её трусиков. Мимо них прошёл впереди сидящий сутулый студент. Осторожно ступая, он нёс поднос. Столы в основном заняты, или заставлены грязной посудой. Студент осторожно стал двигать поднос по столу, сдвигая им в сторону, использованную посуду. Хельга вскочила и быстро переставила посуду с его стола на соседний стол, чем освободила место для подноса. Тут же ушла за свой столик. Парень, только посмотрел ей вслед, не успев сказать слова благодарности.
           — У тебя была возможность с ним заговорить. —
           Сказала Маша.
Хельга доедала творог и не оборачивалась в сторону парня, за которым только что ухаживала.
           — Так дела не делаются. —
           Ответила она, и стала рассуждать дальше. Суть её объяснения состояла в том, что парень должен сначала привыкнуть к ней, к её внешности.
           — Ты хорошо выглядишь. —
           Сказала Маша.
           — Я знаю, как я выгляжу. —
           Ответила Хельга и продолжила.
Привыкнет он, что она рядом, всегда выручит, поможет, позаботиться о нём. К хорошему люди привыкают быстро. Потом ему станет не хватать её заботы, на что она увеличит своё внимание. Там смотришь, а он без неё уже и обойтись не может. Эта единственная тактика, которая может привязать мужчину к такой женщине как она. Маше опять захотелось сказать ей комплимент, но та рукой остановила её. Парень ел и бросал взгляды на спину странного лохматого ёжика.
           — Он смотрел в мою сторону? —
           Спросила Хельга.
           — Да. —
           — Сколько раз? —
           — Я не считала. —
           — А ты посчитай. —
           Маша согласилась.

           На третью пару, девушки пошли вместе и сели рядом. Заметив, как старательно конспектирует Маша слова лектора, Хельга стала подрожать ей. Также старательно написала имя и фамилию преподавателя на обложке тетради, подчеркнула её фломастером. Бросила пару раз бумажный катыш в сторону своего избранника, что бы обозначиться в его сознании. На второй раз он обернулся. Улыбку Хельги нельзя не заметить. Встретившись с ней, сутулый студент машинально поднял руку.
           — Теперь, он знает моё местонахождение. —
           Обрадовалась Хельга и тут же забыла о парне. На сегодня хватит! Перебор, он тоже не выгоден, и погрузилась в прослушивание лекции. На удивление Маши, новая знакомая оказалась смышленой, с хорошей памятью, если Маша, что-то прослушала, она могла повторить за преподавателем всё им сказанное, слово в слово. Избранник Хельги оглядывался и смотрел на неё, и видел, сосредоточенную, вникающую в лекцию студентку. Вот только внешность у студентки странная.



Продолжение: http://www.proza.ru/2016/06/09/1943

Послевкусие. Глава третья



           Сергей занят сайтом «Тендер-Про». На нём выставлялись потребности предприятий в оборудовании и инструмента как механического, так и пневматического. Обрабатывал заявки, выставлял предложения своей организации. Если цены, предлагаемые им, соответствовали потребности покупателя, он проходил по некоторым позициям. Выставлял счета, выкупал товар у производителя и отправлял его транспортными организациями покупателю. Жара! Изнуряющая жара, превратила одежду во влажный целлофан. Из-под «целлофана» бежал пот. Недавно офис сменил адрес. В новом помещении не было Сплит системы. Хорошо хоть жалюзи вертикальные повесят сегодня, вон всё уже лежит на полу и лестница складная стоит за дверью.
          В дверь входит девушка. У Сергея ёкает сердце. А такого с ним не должно быть, ведь он любит Машу и ему нет никакого дела до вошедшей девушки. Только сердце продолжает ненормально стучать в грудной клетке. Девушка, полная противоположность Маше. Открытые плечи. Платье из тонкой белоснежной бязи. Ткань собрана широкой резинкой над грудью и под грудью. Светлые, абсолютно прямые волосы, закрывают спину и талию. Верхняя их часть, собрана белой заколкой на макушке. На ступнях, чуть выглядывающих из-под подола, две белые босоножки, на плоской подошве. Очаровательные пальчики, притягивают взгляд Сергея. Его стол находится напротив стола Бориса Николаевича. Девушка принесла документы на оплату жалюзи и их установке. Она склонила головку на бок и наблюдает, как их подписывают. Браслет из разноцветных шариков на руке. Они скромно перезваниваются между собой, при малейшем изменении положения руки. Заколка в волосах медленно с них сползает. Упругие волосы желают свободы. Не чувствовать этого, незнакомка не могла. Так оно и было! Девушка ждала развязки, когда заколка сползёт и волосы, раскручиваясь на глазах восхищённого парня, произведут эффектный нокаут. Маленькая женщина флиртовала. Украшение для волос упадёт на пол, она присядет поднять его. Подол платья ляжет ореолом вокруг неё, а на его белоснежном фоне, она с распущенными волосами, поднимет вверх глаза прохладой синевы и утопят в себе парня. Как хорошо тонуть ему в них! Как прохладно!
           — Сергей, возьмите и передайте документы бухгалтеру. —
           Голос Бориса Николаевича, за уши вытянул Сергея из прохладного водоворота глаз девушки.
Сергей приподнялся, что бы взять документы. Девушка поспешила передать их ему в руки. Бледные, холодные пальчики, коснулись потных и горячих рук парня.
           — Спасибо…. —
           — До свидания…. —
           Белое чудо направилось к выходу. Все присутствующие провожали её глазами.
           — Да! Женщины, это прекрасно! —
           Сказал вслух Борис Николаевич. Он знал, что мужчинам надо дать возможность, обменяться впечатлениями.
           — Загляденье…. —
           Тут же отозвался новый менеджер.
           — Как мороженное! —
           Произнес Сергей.
           — Тонко подмечено. —
           Подхватил бухгалтер.
           — Сохранить невозможно, растает. —
           Борис Николаевич задумался о своём. Остальные, увидев это, замолчали. Он понял их и поспешил объяснить:
           — О дочери думаю. Вылетела из гнезда и думай теперь…. —
           Сергей приготовился сказать, что на следующие выходные, он поедет к ней, но не сказал. Застряли слова в горле. В течении дня он будет мысленно возвращаться к прекрасному образу незнакомки. Полная противоположность Маше. Машу, он любит, но думает сегодня о Белоснежке, такой прохладной, такой притягательной. В этом нет ничего страшного! Один только день! Подумаешь….

           Борис Николаевич собирался съездить в ветлечебницу, получить информацию о своей собачке. Он ничего не знал о ней. Что за порода, чем кормить, чего опасаться. Дочь много наговорила ему по телефону, так много, что у него ничего не отложилось в памяти. Айболит ветлечебницы его давнишний друг, расскажет, поможет. Заполнил чековую книжку и поехал. Сначала заехал в банк, потом в ветлечебницу.
           — Боже ты мой…. —
           Борис Николаевич с удивлением рассматривал стерильную чистоту помещений. Красиво оформленные окна, дорожки по коридорам, картины на стенах, цветы в керамических горшках на полу по углам. Аптека, только для животных. Отдел с товарами только для животных. Чего там только нет! Работают кондиционеры, и воздух мёртв, но прохладен. Люди в бахилах на ногах, их питомцы рядом и ведут себя как прилично воспитанные дети. Кого здесь только нет! Собаки, кошки, птицы, хомяки, кролики. Женщина в кресле кутала больную кошку в пуховый платок. Характер у кошки видно был бойцовский и потому она, чувствуя рядом собак, всё время вырывалась из рук. Несчастное животное было лишено шерсти полностью, даже на ушах и хвосте. От того каждая мышца его тела, чётко прорисовывалась, и она казалась инопланетянином с огромными изумрудными глазами.
           — Какое несчастье! Что с ней? —
           Обронил Борис Николаевич вслух и испугался своего вопроса.
Он вовсе не хотел разговаривать с хозяйкой уродца, но удивление настолько было ярким, что невольно он вступил в разговор.
           — А мы здоровы, а мы любим, посещать врача, мы на прививку. —
           Интонация женщины была таковой, как если бы она держала в руках своего первенца, любовалась им, и призывала всех окружающих к этому.
           — Как здорова? Кошка выглядит, словно родилась в Чернобыле. —
           — Тьфу, на вас…. Это канадский сфинкс. —
           — Борис! Я сейчас выйду. —
           Из двери кабинета показалось лицо его друга.
           — Жду. —
           Машинально ответил Борис Николаевич, не сводя глаз с лысой кошки.
Её треугольная мордочка, как треугольная рамка, в которой только два огромных изумруда. И уши! Ах, что это были за уши! Ещё два вытянутых треугольника, насквозь просвечивающихся светом из окна. Как же это без шерсти быть кошке? Как её брать в руки? А, почем же гладить её? Заметив к себе внимание, кошка обратила на него свой взор. Томно полу прикрыла глаза и тут же широко их раскрыла. Стало понятно, почему такой уродец существует в природе и почему его заводят люди. Вот так посмотрят на тебя эти глаза, и вынет человек кошелёк и заплатит нереальную цену, за нереальные глаза. Впервые видит мужчина такое произведение природы, но сама ситуация, стара как мир. Мужчины любят глазами. Да! Мужчина глубоко вздохнул, что-то вспомнил, сопоставил, сделал выводы и заулыбался своим мыслям.
           — Вот видите! Она не может, не нравится! —
           Женщина с победоносным видом обвела взглядом всех присутствующих на приёме людей и животных.
           — Вы абсолютно правы, проходите, пожалуйста! Кошачий доктор освободился. —
           Его друг помог женщине подняться из кресла и проводил до двери кабинета.
           — Какой ты галантный! —
           Сделал комплимент другу Борис Николаевич.
           — А то! —
           Согласился тот и повёл его в свой кабинет.

           Помещение шикарное, по сравнению с приёмной. Как в кремле тяжёлая, миндального цвета мебель. Огромный полированный глобус, раскрывался на две половинки, в котором стояли бутылки с тёплым дорогим коньяком и тонко звенящие тяжелые хрустальные фужеры. Плотная ткань задвинутых штор не пропускала солнечный свет.
           — Жара! Я не буду. —
           Отказался Борис Николаевич.
           — Зря! Ты попробуй. Всего пятьдесят грамм и ты как юноша. —
           — Не уговаривай, я за рулём. —
           — А я, всё так же езжу на такси! —
           Вкусный глоток, вкусное чмоканье губ, вкусный вздох восхищения, а может быть облегчения. Второй вариант, не сулил ничего хорошего.
           — Я тут кошку сейчас видел…. —
           Начал Борис Николаевич, лишь бы перебить тему о коньяке.
           — Она в точности твоя жена! Не напоминает? —
           — Теперь она не моя жена, и ты знаешь это. Она, мать моей дочери. —
           — Фу! Как литературно! Ну, если всё так у вас запущено, может, ты позволишь мне, помогать материально матери твоей дочери. Она без тебя, а значит и без денег. Ты не находишь, что это жестоко, приучить женщину к роскоши и…. Нет! К достатку и бросить. —
           — Давно это у тебя к ней? —
           Борис Николаевич с грустью смотрит на друга.
           — Ты не можешь отрицать её привлекательность и женское притяжение! —
           — Нет. Когда-то сам утонул, да на берег волна выбросила. —
           — Ты сам выбросился, как те киты. —
           —Ты сменил профессию врача на адвоката? Твоя заинтересованность моей бывшей женой, продиктована одним местом, ты знаешь каким и не надо превращать это в благотворительность. —
           — Мы друзья, я не хочу терять с тобой отношения. —
           Заюлил выпитый Айболит.
           — Ты хочешь отношений с моей бывшей женой, или они у вас уже давно были? —
           — Скажем так, я ей всегда нравился. —
           — Прелесть, какая! Твоя жена узнает нечаянно, и ты останешься один, как я сейчас. —
           — Ты ей скажешь? —
           — Такое не водиться среди друзей. Люди это чувствуют сами. —
           — Что же ты, так долго ходил с рогами? —
           Доктор явно хотел поссориться и выставлял напоказ свою гордость за обладание чужой женщиной.
           — Стоп! Дорогой мой друг! Она не моя. Значит, она может быть, чьей угодно. —
           Борис Николаевич не чувствовал в себе ревности самца. Одна усталость от жары, от одного и того же. Развод, измена, одиночество!
           — Да?! А что мы с тобой тут…. —
           Искренне удивился и обрадовался Айболит.
           — Я пришёл к тебе за консультацией. —
           — Ах да! Ты же собачку завёл! Разве тебе за пятьдесят? —
           Доктор опять сел на волну величия.
           — Я пошёл. —
           Борис Николаевич поднялся из кресла, обвёл глазами кабинет. Представил свою бывшую жену в объятиях вечно пьяного доктора. Грустно улыбнулся.
           — Понимаю. Тебе неприятно. Пришлю коллегу. Она тебя проконсультирует. —
           С гордо поднятым подбородком, Айболит удалился.
Борис Николаевич с грустью смотрел другу в след. Как порой, мы необдуманно теряем друг друга. Минутное удовольствие от мнимой победы, вскружило голову другу. Он всегда облизывался при виде жены Бориса, а после рассказов собственной жены о любовных похождениях подружки, решил попробовать и свои мужские чары. Его ежедневная работа в окружении молодых, практикующих сестричек, приучила его к вседозволенности и вот вам результат! На кажущемся пьедестале успеха, айболит терял облик добропорядочного мужа, отца и друга.
           — Здравствуйте! Рада помочь вам…. —
           Вошедшая в кабинет женщина мягко присела на край кожаного кресла. Она была ухоженной, это бросалось в глаза в первую очередь. Но это не та ухоженность, что с накладными ногтями и наклеенными ресницами. Женщина пользовалось косметикой и ноготки рук и ног были покрыты бесцветным лаком, который скорее подчёркивал их длину и округлость. Косметика играла ту же роль. Тёмные волосы средней длины прилежно заправлены за ушки с одной стороны. Разглядывание затянулось.
           — Во мне что-то не так? —
           — Вы сели неудобно, или вы спешите? —
           Задал вопрос Борис Николаевич. Он где-то уже встречал этого человека.
           — У руководства не спроектированная мебель. Если я сяду так, что бы мне было удобно, придётся подогнуть под себя ноги, в противном случае я буду лежать, а не сидеть. Сиденье кресла очень глубокое. Очень! —
           Она с досадой оглядела кресло.
           — Большое, дорогое и бестолковое приобретение. —
           Дала свою оценку незнакомка.
           — Итак…. —
           Женщина вопросительно посмотрела на мужчину.
           — Поедемте со мной отсюда, выпьем, что ни будь, прохладного и фруктового. Мне хочется фруктового коктейля, но как будет выглядеть мужчина один за столиком и с фруктовым коктейлем? Времена сейчас разношерстные, люди могут неправильно понять. Выручайте! Душно мне в кабинете вашего руководителя. —
Душевная искренность поразила. Женщина задумалась. Оглядела еще раз кресло, шторы, беспомощную и разломленную пополам планету, торчащие из неё горловины бутылок. Встала и осторожно сложила две её половинки.
           — И мне захотелось того же, что и вам. Идите к своей машине, я скоро выйду к вам. —
           Как школьник, получивший нежданную пятёрку, выскочил мужчина из затемненного кабинета друга. Он не держал на друга зла, хотя тот думал, совершенно обратное. Сел в машину, осмотрел её, нет ли соринок на кресле. Понюхал воздух в ней. Всё в порядке! Вот только сам не свежий, весь потный. По рубашке чувствуется и даже видно. Но что за прок в возможности надеть свежую рубашку? Она тут же стала бы не свежей.

           Солнце закрыла фигурка женщины. Он поспешно вышел из машины и собрался обойти машину, что бы открыть для неё дверцу. Она мягким жестом остановила его и сама поухаживала за собой. Женщина ещё в кабинете почувствовала, что мужчина на взводе, потому и выпалил это длинное приглашение без запинки. Теперь они сидели рядом. Машина тронулась, мягко качнулся силуэт женщины. Заработал кондиционер в машине, стало легче дышать. Ушла внутренняя взбудораженность, пришла ненужность слов и яркое восприятие каждого, без разглядывания. Мелькали за окном дома, люди, светофоры, машины, а двое видели только себя, глядя прямо перед собой в смотровое стекло. Ни у мужчины, ни у женщины не возникали такие мысли, как, сколько ему или ей лет, а свободен ли он или она. И зачем они всё это делают? Так было надо им обоим.
           — Вот мы и приехали. В такое время, в кафе почти никого не будет. —
           Сказал он.
Она ещё какое-то время смотрела перед собой, потом повернула к нему своё лицо.
           — Жаль! Никто не увидит меня в обществе интересного мужчины. —
           Он наблюдал, как она вышла из машины. Оправила платье. Заправила волосы за ушки. Выпрямила спину, и опустила руку с сумочкой. Она была готова идти и знала, что он её разглядывает. Прошло несколько секунд. Достаточно! Она повернула голову в его сторону, он тут же выскочил из машины и оказался рядом с ней. Рука женщины мягко скользнула под мужской локоть. Как там и была всегда. Очень легко, очень свободно, они зашли в кафе «Шоколадница».
           — Фреш из свежей клубники со льдом. Два. Двойных. —

           Кафе «Жюльверн» в торговом просторе «Планеталето» открылось недавно. Всё свежее, не затёртое, не заляпанное. Скатерть на столе ещё не потеряла жёсткость новизны. Окна оформлены рыболовецкими сетями. Скафандры для подводного погружения, самых первых выпусков, стоят на подставках, как древние доспехи рыцарей. Модели шхун и кораблей задерживают глаза посетителей на мелких деталях. Чучела морских рыб отвратительно раскрыли пустые рты. Якоря и морские узлы из канатов висят на стенах. Приятное место, как для взрослых, так и для детей. Бравый морячок кинулся исполнять заказ. Тяжёлые двери на кухню с иллюминаторами, чуть его не прихлопнули. Он оглянулся на бегу, разглядывая их, было видно, что он еще не привык к ним.
           — Я здесь впервые. —
           Сказала она.
           — Я был несколько раз. Дочь перед отъездом в Москву водила, развлекала меня. —
           — Моя дочь меня развлекает по-другому. —
           — Привязанности и вкусы у всех разные. —
           Согласился Борис Николаевич.
           — Согласна. —
           Вздохнула собеседница и удобнее уселась в кресле.
          Принесли два высоких объёмных бокала из толстого стекла, на невысоких ножках с густой, ягодной массой со льдом. Ели ложечками с длинными ручками. Женщине было хорошо, всё нравилось и мужчине тоже. Не было скованности, желания построить глазки, говорить умные слова и кокетничать. А вопросы не задавались, наверное, потому, что не хотелось услышать не желаемый ответ. Например! Вдруг он женат и соврёт, что не женат. Кольца на правой руке нет. И что? Многие вообще их не носят. Всевидящий официант замечает пустеющие бокалы и спешит к их столику. Получив повторный заказ, довольный удаляется, что бы его исполнить.
           — Восхитительно! Как вовремя вы появились в нашем заведении. Такое облегчение! —
           Высказалась женщина.
Они заговорили о небывалой жаре и рекордных температурах нынешнего лета две тысячи десятого гда. В Москве сорок градусов! В их городе сорок три. Пятьдесят на солнце и никто не упоминает, ни в одном прогнозе.
           — Так что у вас за проблема с вашим животным. Кто у вас? И почему вы без него приезжали в больничку? —
           — У меня собачка. Подарок судьбы! Она здорова, ест, спит, но я ничего о ней не знаю.—
           — Заглянем в её паспорт. —
           Предложила женщина.
           — У меня его нет. —
           — Типичная ошибка. Нельзя дарить животных, без роду, без племени и документов. А порода? —
           — Я не знаю. Стриженная. Только уши и хвост лохматые. —
           — Так дела не делаются. Это же не шкаф. Можно сказать, что левая или правая дверца отвалилась или полки не держаться. —
           — Я согласен! Привезу её к вам, а сейчас я хочу поговорить о вас. —
           — Спрашивайте. Только я буду есть. Вкусно очень. —
           — Я рад. Вы замужем? —
           Женщина поводила глазами по сторонам.
           — ….Мой друг, меня оставил. Перестала соответствовать его требованиям. —
           — Дети? —
           — Дочь. Сын живёт во Франции с отцом. —
           — Мне важно, что бы вы были свободной от обязательств. —
           — Я намерен вас от себя не отпускать. —
           — Я намерен доказать свою необходимость вам. —
           — Я буду делать всё, что бы вам нравится и быть вам полезным. —

           Бокал с клубникой женщина подняла со стола и поднесла ближе ко рту. Ложка с содержимым бокала, так и мелькала у неё перед глазами. Нарастала серьёзность сказанного, увеличивалась подача сладкого в рот. Всё сказанное мужчиной не надо было переваривать, оно как-то сразу показалось ясным, правильным и доходчивым, как та клубника со льдом.
           — Я должна ответить сейчас? —
           — Прямо сейчас. —
           — И это будет нормально выглядеть? —
           — Если искренне, да! Вам столько же лет, сколько и мне, примерно. У меня немного времени, что бы сделать вас счастливым человеком. Сейчас и в старости. Молодой человек, подойдите, пожалуйста, к нам. —
           Позвал Борис Николаевич морячка официанта.
Тот угодливо подбежал и приготовился писать очередной заказ.
           — Записывайте! Я, Борис Николаевич…. Как вас зовут? —
           Обратился он собеседнице.
           — Татьяна Владимировна. —
           — Вы будите свидетелем, заключённого здесь и сейчас соглашения. Пишите! Обязуюсь чтить, любить, лелеять и жалеть Татьяну Владимировну, все оставшиеся годы, совместного с ней проживания. Признавать и оказывать действенную помощь её детям по жизни. Дата. Место действия. Ваше имя и фамилия. Ваша роспись, а потом наша. Всё кажется. —
           Борис Николаевич, прочитал исписанный лист расчётного счета. Строго посмотрел на ухмыляющегося официанта.
           — Будешь свидетелем у нотариуса, если возникнет надобность в этом. —
           — Какого нотариуса? —
           Женщина испугалась.
           — К нему мы сейчас заедем. —
           — Но это же шутка! Кто её заверяет? —
           — Шутки не заверяют, вы правы. А потому это не шутка. И ответ вы дадите не шутя. —
           — Мне пятый десяток пошёл. Через десять лет разменяю шесток десяток. Мне бы успеть совершить всё вам обещанное, а вы говорите, шутка! Нет, я не шучу. Что написано пером, то не вырубишь топором. —
           Вот тут, наш мужчина немного переусердствовал. Был, наверное, чрезмерно громкоголос, пафосен. Женщина встала и пошла к выходу. Официант спросил:
           — Мне вернуть её? —
           — Много на себя берешь! Возвращают своё. Это моя женщина. —
           — Простите. —
           —Прощу, когда подпишешь документы, оформленные у нотариуса, если в этом возникнет необходимость. —
           Борис Николаевич, смотрел на вертящуюся стеклянную дверь, в которую только что вышла его женщина. Расплатился. Подмигнул ошалевшему морячку и вышел. Официант постоял у стола немного и ринулся рассказывать о случившемся своим коллегам по цеху. Женский персонал выслушает его с раскрытыми ртами. Пожилая стряпуха всплакнёт потом незаметно у своих сковородок, а молодые девчонки, в течение рабочей смены, будут в задумчивости смотреть по сторонам, заглядывать в лица клиентов. Неужели такое бывает?!

           Борис Николаевич сел в машину. Открылась правая дверца автомобиля. Рядом с ним начала усаживаться Татьяна Владимировна. Она нарочно долго не попадала в замок страховочного ремня. Потом, отвернула пассажирское зеркальце, провела пальчиком по бровям, щекам и вокруг губ. Увиденное своё отражение не расстроило её ни чем, потому она облегчённо вздохнула и произнесла:
           — Напугали вы меня. Немножко…. —
           — Старался быть предельно честным. —
           — Ваша позиция, не поддаётся ни какой логике. —
           — Право существовать она имеет. —
           Мужчина обижен. Слегка.
Женщина заметила, и её это стало беспокоить.
           — Вы поймите меня правильно…. —
           Её прервали:
           — Я понятливый. Куда едем? —
           — К нотариусу. Сами предложили. —
           Руки мужчины замерли на руле автомобиля, но ненадолго.

           Вот он завёл мотор. Машина плавно тронулась и поехала. Через несколько кварталов находится офис нотариуса, услугами которого он пользовался всегда, по мере их возникновения. На ступеньках «взросла» искусственная газонная травка, в виде зелёного настила. Для того, что бы ни скользили ноги посетителей на скользкой плитке. Дверь, при открывании касалась висячих стеклянных палочек. Они издавали хрустальный перезвон, и отгоняли прочь грустные мысли у посетителей, если таковые имелись в наличии. Приёмная, полна народу. Никто не хотел стоять в такую жару на улице, а здесь кондиционер, прохладно! Борис Николаевич поспешно вышел на улицу. Набрал номер сотового телефона нотариуса, услышал его деловое:
           — Слушаю. —
           Ну, раз его слушают, он и рассказал ему о своём положении дел и услышал в ответ.
           — Если ты думаешь, что я повергнут в шок и изумление, то ошибаешься. Хотел бы я посмотреть ту, которую участвует в этой афёре. За вами выйдет моя секретарша через несколько минут. —
           Она вышла, строго, как первая учительница. Просмотрела бумаги в своих руках, и как бы найдя нужную ей фамилию, произнесла её громко, как на слушании уголовного дела в суде.
           — Шагаев. —
           Борис Николаевич встал, как нашкодивший школьник и потянул за собой женщину.
           — Я передумала! —
           Запаниковала та, но ноги её уже перешагнули порог кабинета. Дверь закрылась. Она обернулась и посмотрела, на сей факт.
           — Здравствуйте! Вы что-то сказали? —
           Встал им на встречу нотариус.

           Как кот разглядывает то, как режет его хозяйка мясо на кухонном столе, так нотариус стал разглядывать вошедшую с его другом женщину. За это время у Бориса Николаевича возникло опасение, вдруг его друг нотариус скажет о том, что они друзья и женщина запаникует. Он попытался жестами, за спиной своей спутницы, показать ему это.
           — Что не так? Что ты там размахался как Дон Кихот с ветряными мельницами? —
           —Борис Николаевич хочет предупредить вас о том, что меня легко спугнуть в сложившейся ситуации. —
           Ответила за Бориса Николаевича его спутница. Всё стало по своим местам.
           — Я не варвар. Я симпатичный и добрый нотариус. —
           — Это можно исправить. —
           Произнёс Борис Николаевич.
           — И вот, с таким бандитом, судьба привела вас ко мне. —
           Отпарировал нотариус.
           — Вы друзья. Я догадалась. —
           Нотариус понял свою оплошность и сменил раз весёлую любезность, на деловой тон.
           — Документы с собой? Итак, вы хотите…. —
           Его перебила Татьяна Владимировна:
           — Я хочу довести обещание вашего друга до логического завершения. Очень хочется узнать пути его исполнения. Прочувствовать их на себе. —
           Стало понятно, что женщина не хочет выглядеть ягнёнком на заклании.
           — Да мы с характером! Умны! —
           Мысленно отметил Борис Николаевич.
Девушка секретарь, старательно записала всё, что ей было продиктовано начальством. Они вышли в приёмную и подождали второго выхода секретаря.
           — Шагаев. —
           Совершенно спокойно, без бешеного стука сердца, без прерывистого дыхания, они завершили начатое дело. Им выдали на руки по бумаге, в которой были изложены слова Бориса Николаевича, в официальной форме произнесённые им в кафе. Нотариус пытался их сформулировать по-другому, но получил отказ. Листы тут же ламинировали, и они приобрели вид документов длительного хранения.
           — Теперь не истреплются по краям. —
           За чем-то указал на это качество Борис Николаевич.
           — Да, уж…. Теперь не истреплются. —
           Вздохнула Татьяна Владимировна и тут же взвинтилась:
           — Слова у вас какие-то не обиходные. Где вы их берёте? —
           — Я весь такой! —
           Озлился в ответ Борис Николаевич.
           — Отвезите меня домой. Жарко. —
           Потребовала женщина.
           — Как же мои обязательства? Они вступили в силу, я должен начать исполнять их. —
           — Только не сегодня. Давайте с завтрашнего дня. —
           Татьяна Владимировна пошла к машине Бориса Николаевича, но это была не его машина. Цвет был тот же, но модель другая. Типичная ошибка, определённого типа женщин, за которыми надо присматривать, как за малыми детьми.
           — Куда это вы? Вы моя, а перед вами другая машина, с другим мужчиной. —
           Татьяна Владимировна наклонила голову и посмотрела на сиденье водителя. В нём сидел парнишка и с любопытством наблюдал за происходящим.
           — Вам нравятся мальчики? —
           — А что в них плохого?! Кстати! Посмотрите данные моего паспорта. Я старше вас на шесть лет. —
           Она рисковала, ведь парень мог отказать ей:
           — Подвезёте меня? —
           Тот радостно согласился, предвкушая дальнейшее развитие событий.
В окно наблюдал за происходящим нотариус. За его спиной показались женские лица сотрудников. Он прогнал их. В кармане брюк зазвонил телефон. Борис Николаевич достал его и ответил.
           — Осёл! Вытащи её из машины! —
           В телефоне истерически забился голос друга нотариуса.
           — Не ори! Всю щеку забрызгал слюнями. —
           В окне было видно, как нотариус растерянно посмотрел на свой телефон и отключился.

           Парень подождал несколько секунд, надеясь на неадекватную реакцию оставленного женщиной мужчины, и завёл машину. Борис Николаевич отвернулся и пошёл к своей машине. Нотариус снова стал вызванивать друга, но что-то у него не получалось и он махнул с досадой рукой. Борис Николаевич в прощальном приветствии поднял для него руку. Его машина выехала следом за машиной, в которой сидела его женщина.
           — Это что такое! За работу всем! Полный коридор посетителей! —
           Сорвался нотариус на работников, а сам подумал:
           — Вот гадёныш! С первой жил, очень даже интересно, и с этой завернул сюжет! Хорошенькая, но не зажигает. Как не зажигает? Ещё как зажгла с этим договором! О Господи! О, времена! О, нравы! Он попытался изобразить гневную скорбь по этому поводу, глядя на себя в зеркало, но смех перебил всё это. Человек смеялся.
           — Надо обязательно позвонить, узнать на досуге. —
           Девицы в соседней комнате, дружно вторили ему и тоже смеялись.
           — Работать! —
           Повторил он.
           — Ну, Борька бычок! Первая в нос кольцо вставила и водила. Вторую хочет сам водить. А что? Пусть попробует. —
           — Следующий. —
           Раскрыв входную дверь, обронила в коридор секретарша.

           Горит Россия. Лето две тысячи десятого года войдёт в историю. Лето две тысячи десятого года напомнит людям о своих обязанностях перед Богом. Самый маленький кусочек стекла под лучами солнца становится линзой и способен зажечь под собой сухую травинку. Столько битого стекла на планете, что полыхать пожары на ней будут, каждый год. Забыты противопожарные правила. Люди не исполняют законы, написанные самими же для себя. Мы вообще перестали читать. Теряем время и зрение перед телевизорами и компьютерами. Ещё курим. Осыпанная окурками, битым стеклом, окутанная целлофаном планета, воздаст нам сполна. Она не одноразовая, как наше отношение к ней. Она терпит, а потом уберёт со своего лица неугодное ей человечество, одним жестом и навсегда. Отдохнёт и начнёт всё с начала, пестовать и взращивать нас, надеясь, что в этот раз мы возродимся мудрее. И земле нужна вера. Маленький принц, каждый день начинал с того, что прибирал свою планету. Пусть отложатся эти слова ценным запасом в памяти каждого.

           Вернёмся к нашей сердитой героине. Она благодарит случайного молодого человека и выходит из машины в духовой шкаф своего двора. Идёт к подъезду. Боковым зрением видит машину Бориса Николаевича. Остановится или идти дальше? Если остановится, этот цирк никогда не закончится. Она скрывается за дверью подъезда. Хочется поплакать и она обязательно сделает это, когда будет у себя в квартире. А сейчас она стучит в одну из соседских дверей. За ней живёт тихая, маленькая старушка. Старушка боится мира, который находится за её дверью, потому только приоткрывает дверь на длину цепочки. Её ручка, похожая на лапку обезьянки, быстро и цепко выхватывает из рук Татьяны Владимировны, заказанное лекарство и сдачу. Благо всё сложено в маленький аптечный пакетик. Конечно, она благодарна за заботу, но там за дверью, где стоит соседка, всегда неспокойно и старушка захлопывает её тут же. Старый человек боится пауков и мёртвых мух в их сетях. Сетями завешаны стены общественного подъезда. Боится заторможенных молодых людей, после которых на ступенях остаются одноразовые шприцы и флакончики. Боится громкую и буйную молодёжь, топот и громыхание ног, которое они издают при спуске с лестницы. Боится врачей со скорой помощи, а вдруг они переодетые бандиты! Боится любого, кто постучится в её дверь, вдруг обманут, убьют. Об этом вещает круглыми сутками телевизор. Вот с какими мыслями живёт старый человек, который всю свою юность, молодость и зрелость отдал строительству города Волжского, строительству Волжской ГЭС. Тысячи деревьев и кустарников высажены её руками. Верхушки некоторых она видит каждый день за соседним домом, выходя на свой балкон. Она здоровается с ними, и желает им спокойной ночи. Больше у неё нет никого. Детдомовская она. Бог не дал ей детей, но они у неё есть. Это деревья. А ещё у неё есть память о своей единственной любви к молоденькому заключённому. К одному их сотни тысяч заключённых, которые таскали тележки с грунтом из котлована будущей ГЭС. Из коротких разговоров с ним, она знала, что и он детдомовский.

           Давным-давно, увидел мальчик забытую воспитателем гребёнку для волос. Была гребёнка неземной красоты, с цветными камешками. Камешки брызгали солнечными зайчиками по его лицу, когда он любовался ею. Не устоял мальчик перед неземным соблазном. Не смог с ними расстаться и потому до совершеннолетия находился в детской колонии. Потом строительство волжской ГЭС в качестве ЗЭКА. Так называло их местное население. Бесконтактная любовь! Что-то подсказывает, что была она в сотни раз ярче, чем у живущих бок обок людей. Она старалась подкармливать его, чем могла. Пайки у самой были маленькие. Родное его лицо превращалось в лицо старичка, а потом он не вышел на каторжную свою работу вовсе. Некоторое время от него приносили весточки товарищи. Потом и их не стало. Жизнь старушки началась с ощущения животного страха. Заканчивается им же.

           Татьяна Владимировна не обижалась на пожилого человека. Она знала жизнь соседки с её рассказов, когда психическое расстройство ещё так не прогрессировало. С великим облегчением женщина переступила порог своей квартиры. Сняла босоножки. Ноги устали. Сегодня день сложился так, что ей пришлось быть в обуви на каблуке непривычно долгое время. Старею. С этой мыслью она встала под тугие струи душа. Долго стояла, наслаждаясь ими, пока вода в ванне не дошла до середины икры. Легла. Итак! Что мы имеем? Это насыщенный необыкновенными ситуациями день. Имеем сумасшедшего мужчину, не лишенного привлекательности. Ну и какая же в нём привлекательность?! Роста нет, косолапый мужчина. Что же тогда цепляет? В Татьяне нарастала волна тревоги. Ой! Она ему верит! Всей его болтовне верит. Опять двадцать пять! Те же грабли. Немая истерика стекала по телу женщины вместе с водой, оставляя после себя гусиную кожу. С ненавистью к себе, растёрлась полотенцем. Подошла к зеркалу. Мокрая курица! Женщина повертится у зеркала какое-то время, принимая всяческие позы, меняя мимику лица.

           Необычный день, необычная ситуация вернула женщине давно утраченную романтику. Окна квартиры не выходили во двор, и она не знала, стоит ли там машина Бориса Николаевича или нет. Пусть катится туда, откуда явился! Но что удивительно! Появление необычного мужчины вытеснило мысли о дочери. Её дочь – двадцать один год, рост метр шестьдесят, волосы светлые, глаза светлые, кожа бесцветная. Вся она выцветшая, как газетный лист на солнце. Не работает и не работала. Не учится. Имеет однокомнатную квартиру. Наркоманка со стажем. В настоящее время находится в женской колонии строго режима.
           — Неужели это происходит со мной? —
           Женщина залила кипятком пол чашки гречневой крупы, поставила на огонь. Она любила отварную гречку, с маслом и сахаром. Что бы стакан молока стоял рядом, запивать. Одинокие дамы особо не заморачиваются с гтовкой.
           — Пятый десяток говорит, а сам завёл собачку. Больше дел на земле нет, как заводить собачек! —

           Зазвонил городской телефон. Подруга! Как во время! Она взяла трубку и, не отвечая, пошла назад на кухню. Ей надо было сесть удобнее, приготовится рассказывать в подробностях события сегодняшнего дня.
           — Ты как чувствуешь, что мне необходимо выговорится. —
           Сказала Татьяна Владимировна в трубку предполагаемой подруге.
           — Узнал ваш номер в больничке и сразу же набрал. —
           Это был Борис Николаевич.
           — Кто это? —
           Прикинулась не понимающей одинокая дама.
Вскочила и ринулась к зеркалу, держа трубку возле уха. Отражение своё понравилось, но на всякий случай она свободной рукой слегка взбила уже подсыхающие волосы.
           — Не мог уехать. Не узнав, всё ли в порядке. Несу за вас ответственность, вы не забыли?—
           — Всё дурачитесь? —
           — Договор дороже денег, вы его подписали. —
           — И что? —
           — Что, что? Выполнять надо. —
           — А вот сейчас возьму и выполню. Встречайте, выхожу! —
           Одинокой даме захотелось быть дерзкой.

           Ещё раз просушила волосы полотенцем, накинула на плечи тонкий палантин, не вышла, а выпорхнула из квартиры. По лестнице спускалась вприпрыжку, в кожаных тапочках на босу ногу. Шуточного веселья хватило только, что бы дойти до машины. Затем удушливая жара вернула её к действительности. Она смело взялась за горячую ручку дверцы автомобиля и, крутнувшись на пятках, собралась удалиться, но мужчина вплотную стоял сзади. Ей пришлось, так же браво сесть и держать беззаботную мину лица.
           — Ко мне? —
           Она молчала. Машина тронулась.
           — А…. —
           Начала, было, женщина.
           — А утюг вы выключили. Ты выключила. —
           Поправил себя мужчина.
           — Вы угадали. Ты угадал. —
           К женщине вернулось прежнее настроение. Она уже не думала о дочери, работе и аномальной жаре этого лета. Вперёд! В неизведанное! А это неизведанное, начинало становиться подозрительно знакомым. Машина ехала в знакомом направлении. Машина въехала в знакомый двор и остановилась у знакомого подъезда.

           Собачка нервничала. Новый хозяин задерживался. Съедены все «жданки»! Хотелось сладкого прохладного чаю. Новый хозяин так и не догадался о собачьем пристрастии к чаю. Его так долго нет. Вот кажется, пришел. Ура! За дверью шаги и его голос, и голос самого любимого на свете человека её потерянной хозяйки. Кошмар кончился! Сейчас самый главный и важный человек зайдёт! Как долго собачка ждала свою хозяйку! Силы оставили её. Она села на свой давно не стриженый хвостик и обмякла. Вот вставляется ключ в замочную скважину. Вот ключ проворачивается в ней. Вот ручка опускается вниз под нажатием руки нового хозяина. Вот дверь открывается. И вот любимый человек входит. Собачка ещё боится нового хозяина, потому не кидается навстречу своему счастью, да и силы душевные и физические покинули её. Счастье оглядывает стены потолки, зачем-то снимает комнатные, до боли знакомые тапочки, и шагает мимо неё в комнату.
           — Как ты тут без меня? Я задержался. Прости! Но у меня есть оправдание. —
           Новый хозяин заговорил с собачкой.
Счастье обернулось, и наконец, встретилась глазами с глазами собачки. Тут собачка совсем обессилела от нахлынувших на неё чувств. Она прильнула животиком к полу, и хвост её стал бить мелкую дробь. Тело мелко тряслось.
           — Джеки!? —
           — Да! Да, я Джеки! Где ты была? Я тебя искал! —
           Сил хватило на то, что бы перевернуться на спину и не сводить глаз с любимого и долгожданного лица. Женщина, буквально свалилась на колени подле лежащей на полу собачки. Подняла и прижала её тельце к своей груди. Радость была настолько велика, что она уложила женщину на бок на пол. Так она и лежала, прижимая к себе собачку прямо на полу. Борис Николаевич не знал, куда себя деть и что делать. Он стоял и смотрел на происходящее. Женщине совсем недавно хотелось поплакать, вот уж дала она волю слезам. Мужчина присел рядом. Осторожно потрогал рыдающую подопечную. Посмотрел по сторонам. Приподнял её вместе с собачкой и обнял. Язык животного поочерёдно лизал то его, то её щеки.
           — Ну и дела. Рад за вас! Не зря, тебя принёс в свой дом. —
           — Ну и сколько же мы будем сидеть на полу в коридоре? —
           Мужчина поднял с пола свою женщину. Собачка оскалила зубки в его сторону.
           — Это ещё что такое? —
           Ужаснулся Борис Николаевич. Собачка виновато лизнула ткань рубашки.
           — Прощаю. Стресс всё-таки! —
           Но собака всё равно будет в течение вечера и ночи скалить зубки в его сторону.
           — Чаю хочу! —
           Всем телом и глазами кричит собачка.
           — Моя дорогая! Моя хорошая! —
           Женщина уже хозяйничала на кухне, держа под мышкой собачку. Налила остывшую заварку из чайника в чашку, разбавила её водой из электрического чайника, сыпнула немного сахара.
           — Она теперь чаю хочет. Никто не знает, как она его любит. —
           Объяснила свои действия женщина.
Высморкалась в бумажную салфетку. Задумалась и присела за стол. Нахлынуло долгожданное облегчение. Нашлась любимица, списанная со счетов, но не покинувшая сердце и память. Женщина облегчённо вздыхала, буднично перебирала стоящие на столе предметы и мысли в голове.
           — Это знак? Как ты думаешь? —
           — Этот знак я принёс в дом собственными руками. —
           Подумал про себя мужчина, а вслух сказал:
           — Согласен. —
           — Ой, ты, наверное, голодный? Что у тебя есть? —
           Татьяна завертела головой по сторонам. Чисто женская логика.
           — Кроме клубники в животе ничего не было, за весь день. —
           Отозвался Борис.
           — Я успела дома забросить в себя несколько ложек гречневой каши.—
           — Надо было в магазин заехать. —
           Совсем по-домашнему заворчала на мужчину женщина. Ему это понравилось.
           — Давай заглянем в мини маркет. —
           Они направился к холодильнику.
           — И что может быть у холостяка в холодильнике? —
           Татьяна через его плечо заглядывала вместе с Борисом в царство холода.
           — Ого! Та тут придётся разбираться. Ты ждал гостей? —
           — Я тебя ждал. —
           Женщина подумала:
           — Я верю ему. —
           — Я верю тебе. —
           Повторила вслух.
           — Спасибо за доверие, не подведу никогда. —
           Борис неловко чмокнул Татьяну куда-то за ушко.
           — Давай поедим на скорую руку. И поговорим…. Где ты нашёл Джеки? —
           — Разговаривать будем завтра. У тебя руки дрожат. —
           Женщина растопырила пальцы перед своим лицом, посмотрела на них и снова разревелась. Душа попросила об этом. Мужчина не стал мешать, он резал ветчину, сыр. Разогрел в микроволновой печи замороженные булочки с клюквой из слоеного теста, расставил чайные пары, дал время человеку выплакаться. Хлюпая носом, женщина поела и запила чаем. Мужчина наблюдал. Где-то он уже любовался этим милым носиком.
           — Квартира, что сверху над тобой, принадлежит моей дочери. Наверное, слышал о событиях в ней произошедших? —
           Вот они и слёзы! Вот и их причина! Неожиданно. Борис Николаевич вспомнил, как зашла Татьяна с мужчиной в квартиру этажом выше, где он находился в качестве понятого. Вспомнил брезгливое лицо её спутника и вытянувшихся по стойке смирно, присутствующих людей в форме. Борис Николаевич не осуждал человека, сказавшего резкие слова его женщине и хлопнувшего за собой дверью. Выходит её дочь не была ему дочерью.
           — Слышал. —
           Он встал, перемыл использованную посуду. Убрал со стола продукты в холодильник. Женщина смотрела в окно на своё отражение.
           — Я старая? —
           — Ты теперь моя. Самая, пресамая прекрасная девушка и ей надо выспаться. Иди, прими душ, потом я. И спать. День перегружен эмоциями. —
           Она послушалась, хотя недавно основательно мылась дома. Было любопытно, как выглядит ванная комната холостяка. Горе горем, а женское любопытство никто не отменял. И как же она выглядит? Сама квартира улучшенной планировки. Кухня большая двенадцать метров. Квадратный холл с четырьмя дверьми, включая входную дверь, одного цвета и модели. Она толкает дверь и заходит в ванную. Ванная совместная с санузлом. Просторная. Плитка на полу имитирует камень. Стены до середины выложены искусственной галькой и напоминают одесскую кладку. Неожиданное решение. Большое зеркало в кружевной серебряной раме. Серые полотенца свёрнуты в рулоны на полке цвета металла. Интересный мужской дизайн. Коврик…. Нет! Коврик тут не ляжет, слишком уж всё лаконично. Лучше циновка из бамбука, тёмного цвета.
           — Разобралась с кранами? —
           — Я оглядываюсь…. —
           — Я захожу, включу для тебя воду. —
           Он зашёл, его женщина стояла у зеркала, а на крышке унитаза восседала собачка.
           — Правда, что их носят на руках всё время? —
           — Правда. Только Джеки сталсовсем другим, не просится на руки. —
           Вода полилась в ванну.
           — Все мы меняемся. Я разобрал кровать, переключил кондиционер на ночной режим. Делай свои дела и в кровать! А я немного посижу на кухне. Меня сегодня не было на рабочем месте, так что придётся поработать с компьютером. —
           — Можно мне посмотреть телевизор? —
           — Не можно. Минут десять не больше. —
           — Хорошо. —
           Татьяна стала раздеваться, Борис вышел.

           В кровати Татьяна вытянула из-под головы большую подушку, положив на её место поменьше, подвигала всем телом, что бы прочувствовать под собой чужой матрац и тут же поплыла в мир сна. Когда Борис Николаевич закончит шуршать бумагами и клацать по клавиатуре на кухне, Татьяна просмотрит несколько ярких слайдов и поплывёт дальше за утренней дрёмой. Собачка вскочит на свои тонюсенькие ножки в кровати и оскалит зубки навстречу мужчине, вошедшему в комнату.
           — Неблагодарная трясучка! Впрочем, на твоём месте я тоже бы показывал зубы. —
           Борис разговаривал с собакой и раздевался. Переложил собачку на другую сторону кровати.
           — Спать на кровати теперь ты не должен. —
           Собачка зарычала.
           — Тихо ты…. Спи. Согласный я. —
           И тоже провалился в сон. Собачка в течение всей ночи не сомкнёт глаз. Будет лежать, и созерцать в темноте очертания своего счастья на кровати. Что же делать с мужиком? Два огонька на «ветродуе», зелёный и красный, сольются в один, и она заснёт, когда в комнате станет светать.

           Утро. Восемь часов. Девять часов. Ни единого звука. В кровати спят двое, вернее трое. Собачка заснула совсем недавно и потому её сон крепок. Женщина открывает глаза. Странная люстра весит над головой. Как будто застывшую связку воздушных шариков, перевернули и прикрепили к потолку. Она сгибает ноги в коленях, переворачивается на бок, собачка скатывается с визгом на пол по натянутому одеялу.
           — Прости меня дорогая. Здравствуй дорогая! Здравствуй моя любимая! —
           — А я? —
           Раздаётся за спиной.
           — К тебе привыкать надо. —
           Татьяна понюхала воздух у его подмышки.
           — Запах твой мне нравится. —
           — Собачья привычка. —
           Он отмахнулся от зарычавшей собачки.
           — Хорошо, что сегодня суббота. —
           — Мне надо быть в больничке до часу. —
           — И мне нужно проведать офис. Надо вставать! —
           — Где ты нашёл Джеки? —
           — В нашем дворе стоит хлебный ларёк. Джеки к нему прибился. Я купил квартиру, стряпал дизайн, завозил мебель, обживался…. Он всё это время жил в ларёчке. Женщина там работает сердечная. Повезло твоему псу. —
           Борис Николаевич умывался, расплёскивая воду вокруг себя. Татьяна стояла рядом, искала глазами тряпочку, которой можно будет потом навести порядок в ванне.
           — Вечером купим. —
           Буднично решила она. Но Борис Николаевич открыл шкаф, достал из него маленькое полотенце и вытер насухо кран и кафель вокруг него и повесил на зеркальный змеевик сушиться.
           — Я же ещё не умывалась. —
           — Я и за тобой вытру. —
           — Ещё чего! —
           — Побурчи ещё. Мне нравится. —
           Они обнялись у зеркала, рассматривая себя.
           — Это моя дочь, назло мне, забрала Джеки ипотеряла его.—
           Джеки соеагировал на своё имя, жалобно повизгивая. Он сидел на крышке унитаза. Влажные глаза не сходили с лица хозяйки.
           — Ни каких рук! —
           Строго приказал собаке Борис Николаевич.
           — Не расстраивайся дорогой! Он скоро уйдёт. —
           — Ах, вот вы как! Сговор! Ты на работу собиралась. —
           — Передумала. Позвоню и придумаю, что ни будь. Надо же мне осмотреться здесь. Составлю список необходимых мне вещей, для совместного проживания. —
           Татьяна иронично подчеркнула голосом последние слова.
           — Не надо ничего придумывать. Скажи, так как есть. —
           — Как же у нас есть? —
           — Ты переехала к любимому мужчине. —
           — Так уж и любимому? —
           — К любимой собаке. Тебя это устроит? —
           Мужчина начинал сердиться.
           — Меня устраивает и первое и второе. —
           — Спасибо. —
           Пауза. Поцелуй. Не долгий. Пробный.
           — За три квартиры платить придётся, моя квартира трёхкомнатная, твоя и дочкина над головой. —
           Подняв глаза к потолку размышляла женщина.
           — Тема эта для глубокого анализа. Если навскидку, можно обменять на приличный дом. Раздолье для собаки! —
           — А-в-в! (Я здесь). —
           Обозначился Джеки.
Рука мужчины мягко сдвинула его с крышки унитаза. Сел на неё и женщину посадил на колени. Помолчали. Спрятал лицо на её груди. Она положила ладони на его голову. Замерли.
           — Нет! Тростниковый коврик сюда так и просится. —
           Женские глаза сканировали пол ванной.

           Спешить не куда, завтракали размеренно и чинно. Разглядывали себя, слушали друг друга, думали, говорили и всё это одновременно. Ей нравилось роль хозяйки. Ему нравилась новая хозяйка. Люди продолжали играть в игру, название которой – путь к совместному счастью. Пробник конечно, но вполне удавшийся. Они попрощались, как настоящие муж и жена у двери.
           — Ты осваивайся, не стесняйся. И смой за нашей собачкой. Приеду, отправимся по магазинам. —
           — У меня всё есть. —
           — Что ни будь, да нет. Пока. И ещё раз, спасибо за доверие. Оправдаю. —
           Борис сделал несколько шагов на лестничной площадке, а затем поскакал по лестничным пролётам, как в юности, прыгая через несколько ступеней. В кармане зазвонил телефон.
           — Слушаю. —
           — Доброе утро, милый! Дочь не может до тебя дозвонится. —
           — Отключил телефон. Хотел выспаться. Сейчас перезвоню. —
           — У неё заканчиваются эти дополнительные платные лекции, и она хочет до сентября вернуться домой. —
           — Пусть возвращается, я не против этого. Постой! А в чём дело? —
           — Милый мой бывший муж! Ты совсем не предполагаешь у меня личной жизни? —
           — Милая моя бывшая жена! Твоя личная жизнь как гейзер, ни на минуту не прекращалась никогда. —
           — Тебя завидки берут? —
           Борис Николаевич остановился рядом с хлебным киоском. Кивнул в знак приветствия головой продавщице. Было очевидным, что человек хочет спросить о собачке.
           — Я завидовал тебе, до вчерашнего дня. —
           — Ой! И что же случилось у нас вчера? Наверное, прекрасная принцесса поцеловала чудовище и разморозила. —
           — В чём суть сегодняшнего вопроса о дочери? —
           — Я не одна. —
           Три слова сказаны с большим значением.
           — Это твоё обычное состояние. —
           — Она взрослая, я не могу так. —
           — Я не один. Нас трое в однокомнатной квартире. —
           Борис Николаевич имел в виду Татьяну и собачку.
           — Свою дочь ещё в люди не вывел, а бабу с чужим взял? —
           — Взял. —
           — Дальновидностью ты никогда не отличался. —
           — Что скажешь дочери? Не приезжай, очередной ухажёр в этот раз у меня поселился. —
           — Что это мы всё обо мне, да обо мне. Давай о тебе! —
           Голос жены еще слышался, когда Борис отключил телефон. Повернулся к продавщице из хлебного ларёчка. Женщина вся подалась навстречу.
           — Ну как вы там? Прижилась? —
           Человеческое участие светилось на женском лице.
           — Прижилась. Свою хозяйку нашла. —
           — Да вы что? Как же это так вышло? —
           — Я познакомился с чудесной женщиной. Пригласил её в гости. Она оказалась хозяйкой. —
           — Хоть книжку начинай писать! Как интересно! Это знак! —
           Всплеснула руками продавщица.
Обдумывая знаковое событие, в приподнятом настроении, мужчина шел на работу. Жара в сорок градусов не раздражала, звонки бывшей супруги тоже.



Продолжение: http://www.proza.ru/2016/06/09/1948

Послевкусие. Глава четвёртая



           Маша ждала Хельгу. Человечек этот, перевернул все её представления о бытии человеческом. Оказывается, можно жить, зная о том, что век твой короток. Жить, по заранее выстроенной стратегии. Маша прониклась к карлице доверием. Ей захотелось брать с неё пример. Это понятно на словах, а в действии, ничего не получалось. Что значит оглядеться и выбрать себе парня? Огляделась она, вот кажется парень ничего, ну и что дальше? Кидать в его спину бумажные катыши, что бы он её заметил? Ходить кушать туда, куда он ходит? Забегать ему наперёд и открывать дверь? Такой стиль достижения цели понятен и потому лёгок для Хельхи. Но как-то грустно от всего этого. И родителей у неё нет. Может взять её с собой в Волжский погостить. Что ей оставаться до сентября в Московской жаре и угаре. Маша не набрала положенного количества баллов при поступлении и вынуждена была оплатить лекции и прослушать их всё лето, что бы быть зачисленной в ВУЗ. Ещё один легальный способ отымания денег у родителей, будущих студентов.

           Необходимо рассказать о Московском смоге. Нынешним аномальным летом ситуация настолько критическая, что смертность в Москве возросла в два раза по официальным данным. Известно, что цифры таких данных всегда занижены. Горят торфяники, коптятся, словно в аду жители Москвы. Душегубка! Беременные женщины и дети дышат ядами. Непреднамеренное медленное массовое убийство пенсионеров. Раздолье пенсионному Фонду. Раздолье серым риелторам. Шабаш!
В дверь стучали. Пришла Хельга.
           — Он мне звонил. Представляешь? Сам! Спросил, остаюсь я в Москве или уезжаю. —
           — Советовал уехать. Беспокоится! —
           Хельга счастлива, несмотря ни на что.
           — Поехали ко мне в гости. Денег на дорогу не надо. Сергей приедет за нами, а назад папа привезёт. —
           — Я не от чего не отказываюсь. Только сразу предупреждаю. У родителей моих подруг на меня негативная реакция. Моя внешность тому виной. От того есть небольшое условие. Ты позвонишь родителям при мне, что бы я удостоверилась в их согласии. —
           — Пожалуйста. —
           Маша набрала номер телефона отца. Он ответил, она рассказала о своём желании. Голос её был радостным.
           — Ты уже озвучила своё приглашение подруге? —
           Спросил отец.
           — Да. —
           Коротко ответила Маша и внутренне напряглась.
           — Боюсь, что тебе надо будет поставить в известность маму. —
           — Но содержишь ты меня. —
           — Я не живу с мамой, надеюсь, ты помнишь об этом, а маме несвойственно быть одной.—
           — И я приеду в дом, где уже живёт чужой дядя? —
           — Можно и так сказать. Ты можешь жить у меня. В Москве оставаться нельзя в любом случае. —
           — Я перезвоню, пап. —
           Маша смотрит на Хельгу, как в пустое место.
           — Я же говорила…. —
           — Ты здесь не причём. Моя мама, как это сказать, снова вышла замуж. —
           — И что? Жизнь продолжается. —
           — Я не буду жить с чужим дядей. —
           — О! Да ты эгоистка? А так не скажешь. —
           — Не тебе судить…. —
           — Жизнь короткая. Пусть твоя мама живёт, с кем хочет. Я хочу быть с Гошей. —
           — Ты его выдумала себе. —
           —У меня есть на то веская причина. Нет времени, что бы опробовать несколько вариантов. Главное хотеть жить! Давай останемся в Москве. Вдвоём нам неплохо. Зачем тебе ехать туда, где заведомо намечается «разбор полётов». —
Очень популярная сейчас фраза среди Россиян. Ею часто пользуется в эфире наш нынешний президент.
           — Ты бледная. —
           Пошла на уступки Маша. Напряжение от разговора с отцом прошло, да и подруга права.
           — Это от гари. Там где я живу, нет кондиционера, и в ближайшие сто лет не предвидится.—
           — Ты остаёшься у меня. —
           — А вот и, не откажусь! Что тогда будешь делать? —
           Но увидев обиженное лицо подруги, карлица поспешила добавить.
           — Нужно съездить за вещами. —

           Девочки вышли из дома. Москва изнывала. Люди сновали по улицам в масках из пятислойной марли, смоченной водой. Носили с собой воду в бутылочках, что бы марлю смачивать. Другие просто держали мокрую ткань у лица. Были смельчаки, носившие респираторы, всех образцов и видов, доселе существующих. Смог поднял уровень загрязнения воздуха до небывалых размеров. Всем миром надо молиться за Москвичей, что бы последствия ни оказались тяжёлыми.

           В метро, по сравнению с улицей рай. Раскрылись глаза, распахнулись лёгкие. Девушки присели на скамеечку, им сразу же всучили листочки каких-то реклам. Пришлось взять, что бы добросовестно выбросить их в урну, когда раздающих их человек отвернётся. Всюду измученные жарой и дымом лица людей. Не смотря ни на что, совершенно чужие, они делятся советами, которые остановят проникновение дыма в квартиру, что надо есть и пить в таких случаях, как надо вести себя при явном отравлении и прочее. Девушки к советам не прислушиваются. Они молоды, что бы закрывать свои лица масками, марлей и противогазами. Они будут терпеть. Говорят Москва, большой город! Наверное, не такой уж большой, раз Маша третий раз встречается с глазами смышленого мальчика Мишки.
           — Вот мой знакомый! Его зовут Миша. —
           Объяснила Маша Хельге, повышенное внимание к ней ребёнка. Сегодня ребёнок одет прилично и поверх подгузника нарядные шорты. Маша радостно дотронулась до протянутой к ней ручки.
           — Остываешь в метро, как и мы? —
           Спросила малыша Хельга.
Владелец сокровища, под именем Миша, обернулся. Он узнал Машу и кивнул ей.
           — Здравствуйте. —
За себя и за Машу ответила Хельга. Незнакомец счёл, что предыдущий кивок, будет достаточен для них обеих, но задержал взгляд на ней.
           — Мама. —
           Не с того, не сего громко сказал Миша. И сразу же спрятал лицо на груди у мужчины. Мужчина посмотрел на Машу, потом ещё раз и ещё.
           — Как дела? —
           Неожиданно спросил он.
Маша пожала плечами.
           — Спасибо. Терпим жару и смог, как все. —
           — Вы мне одного человека напоминаете, и Мишке тоже, наверное. —
           — Кого? —
           — Мою сноху. Покойную. —
           — Сочувствую. —
           На автомате ответила девушка.
Хельга в это время, доставала звонками своего избранника. Слово «доставала» точно отражает цель и средство её достижения.
           — Скажите подруге, что в метро, телефон может не работать. —
           — Бесполезно. Она будет звонить. —
           — Странно. Зачем? Если нет вызова. —
           — Это только ей одной известно. —
           — Упрямая? —
           Молодой человек, явно хотел сказать другое слово.

           Маша почувствовала желание говорить и говорить с незнакомым человеком. Бывает такое состояние, когда человеческое притяжение настолько велико, что раскрываешься как цветок. Пусть твой аромат дойдёт до него! Пусть!
          Молодые люди замолчали, но не перестали разглядывать друг друга. Стоят двое и смотрят в окно вагона, за которым штрихами мелькают стены туннеля. На самом деле, они смотрят на собственные отражения. И только шум движущегося вагона, и только они вдвоём в нём. Как притягательно их молчание! Будоражат звуки несущегося металла под ногами. Так бы и стояли вечность!
           — Мама. —
           Мишка снова дотронулся до плеча Маши и спрятал лицо на груди предполагаемого папы.
           — Вы напоминаете ему мать. У вас есть схожесть с ней. Я Мишке родной дядя. Отец и мать его погибли. Скоро сорок дней. —
           Парень не поворачивал лицо к девушке. Он говорил отражению в стекле.
Фраза:
           — Сочувствую вам. —
           Осталась на языке и прилипло к нёбу.
Маша молчала.
           — Наша станция. До встречи. —

           Мишка махал ручкой. Дядя уносил его из вагона. Они удалялись. Сейчас их не станет. Молодой человек спохватывается и бросается к вагону, но поздно, двери закрылись. Она смотрела, как он смотрит на неё через окошко вагона и уплывает вместе с перроном.
           — Если бы он сидел в нашей аудитории, я бы его выбрала. Хорош! —
           — Как все. —
           — Ну не скажи…. Я поняла, что вы не первый раз видитесь. —
           — Не первый. Да видно в последний. —
           — Встретитесь. Я телефон написала на товарном чеке из продуктового магазина и дала Мишке. —
           — Он взял, не выбросил? —
           — В его возрасте, у детей развит хватательный рефлекс. —
           — Вдруг он не заметит чек? —
           — Значит, встретитесь снова. Это судьба. Куда Серёгу из Волжского денем? —
           Они вышли из вагона, прошли по перрону и встали на порожек эскалатора.
           — Ты всегда так далеко глядишь? —
           — Всегда. —
           Отрезала Хельга.

           Вот и выход. Звонит Машин телефон. Руки девушки стремительно начинают искать телефон в сумке. И как всегда, в таких случаях, телефон не видно, а только слышно. Ещё одна пара рук нырнула в сумку. Это Хельха спешила на выручку подруге. Она выхватила первой телефон из сумчатого плена, и ответила:
           — Да…. —
           И передала телефон Маше, жестами показывая, что это наверняка тот, о ком они говорили. Сама от восторга приседает на ступеньку эскалатора, да так и едет до самого верха, снизу разглядывая подругу пытавшуюся расслышать говорящего с нею человека. Клетчатая юбочка еле прикрывает голенькие коленки. Хельга напоминает школьницу средних классов, ещё не развитую.

           Подруги выходят из метро прямо в раскалённый смог. Шум машин с проспекта лишил возможности девушкам разговаривать. Завернули за угол.
           — Теперь у меня два Сергея. —
           — Да ты что? Он тоже Сергей? Это судьба! Это знак! —
           Из Хельги так и плещет восторг и ликование.
           — Значит, не бросил бумажку. Я же говорю, инстинкт хватательный у детей развит. —

           Подружки по проспекту шагают быстро. Смог, как туман, постепенно поглощает их силуэты. Совсем недавно девушки были чужими людьми. Сейчас подруги. Если смотреть им вслед, то за Машину руку держится маленькая девочка, в полосатых гольфах и клетчатой юбочке, со странно большой головой и укороченными ручками и ножками. Впереди, в дыму, еле виден поднимающийся вверх проспект, со светофорами и рекламными щитами. Шуршат колёсами, гудят моторами и клаксонами машины и общественный транспорт. Сколько соблазнов вокруг, и надо научиться идти мимо всего этого.

           Борис Николаевич открыл дверь ключом и зашёл в квартиру. Бросил ключи в низкую вазу. Та жалобно звякнула, в ответ на фамильярное к ней отношение.
           — У меня дочь приезжает. —
           — Разобьёшь вазу, я только к ней пригляделась. —
           — Не нравиться ваза? —
           — Не то чтобы. Леопардовой раскраски ваза редко встречается. —
           — Мне встретилась. —
           Они обнялись. Постояли так.
           — Так с радостью тебя! —
           Пока Борис Николаевич раздевался и принимал душ, рассказал о сложившейся ситуации с бывшей женой и дочерью. Его новая женщина, так мысленно он называл Татьяну Владимировну, отреагировала мгновенно.
           — Переживём у меня. Джеки будет рад вернуться в свой бывший дом. —
           — Ав-ав! (Я тут.) —
           Взвизгнул пёс у ног хозяйки. Шерсть над глазами собрана в пучок резинкой с пластмассовой шляпкой. Глаза открылись, и Джеки уже не выглядел несчастным, а скорее вредным.
           — Тебя привели в порядок? Не могу сказать, что тебе так лучше. —
           Собаку потрепали за голову и за спину одновременно. Собака настолько маленькая, что мужская рука как не клади её, всё равно будет сотрясать всё её тело.
           — Мужлан. —
           Заворчала собака.
           — Она тебя уже любит. —
           Перевела женщина. На что собака от удивления и протеста, стала зевать.
           — Мой пёсик хочет баиньки…. —
           Переключилась женщина и, подхватив пса на руки, собралась отнести его в комнату.
           — Стоять…. Это что такое? Ни каких рук! Мы же договорились. Хочешь спать? —
           Обратился Борис к собачке.
           — Иди в кровать. Я хочу, есть, и беседовать со своей женщиной. —
           Рукой мужчина показал на кровать.
Женщина застыла в комнатном проёме, о чём-то раздумывая. Мысли были не в пользу хозяина квартиры. Здравый смысл восторжествовал, и женщина опустила собачку на пол. Обернулась с улыбкой на лице.
           — Прости. Я столько по ней плакала. Никак не привыкну, что она нашлась. —
           — И ты меня прости. К собачке ревную. Совсем сдурел на старости лет. —
           Они сели за массивный стол, цвета миндаля и такой же формы, над которым, нежданно- негаданно для хозяина, расположилась коллекция фигурок из цветного стекла. Стеклянные полки, на которых они стояли, подчёркивали хрупкость выставленных предметов, они парили в воздухе тонким и звонким разноцветьем, и совсем не раздражали мужской глаз.
           — Ух, ты! Как здорово и главное как тут и были. —
           Борис стал разглядывать и считать маленькие фигурки. Сбился. Начал снова и бросил.
           — Откуда они? Что только я не ставил на стекло! Ничего на стекле не смотрится. —
           — Привезла из дома. Как только увидела пустые стеклянные полки, поняла, что тут и стоять моей коллекции. Они здесь заиграли всеми цветами. Их стало видно. Я разглядела то, что не видела до сих пор. Ты не против моей инициативы? —
           — Нет. Борщ? Как пахнет! —
           Мужчина поднял крышку собственной кастрюли. Вид красивый, запах вкусный.
           — Можно я сегодня наемся лука с борщом? —
           — И я с тобой лука наемся. Я прихватила из дома большую белую луковицу, она не такая едкая. —
           Татьяна достала из холодильника луковицу и показала Борису.
           — Всё не могу! Давай наливай! —
           Кухня наполнилась ароматом наваристого борща. Женщина торжественно несла на стол тарелку с борщом. Несла осторожно, потому, как немного не рассчитала и налила по самые краюшки. Мужчина смотрел и не мог вспомнить, что бы в его бывшем доме, бывшая жена наливала бы полную тарелку борща. Всё какие-то пиалочки, мисочки, словно игра в дочки матери. Борис съел всё, Татьяна тоже, вприкуску с луком и салом. Лёгкая испарина покрыла его и её лоб.
           — Что со мной будет, через месяц? —
           Посетовал мужчина.
           — А мы продержимся месяц? —
           Женщина встала и промокнула полотенчиком его лицо и шею.
           — Надо держаться, из всех сил. А так, чего людей смешить! —
           Он прижался к ней.
           — Ведём себя, как супруги, прожившие вместе полжизни. —
           Выдохнула татьяна Владимировна.
           — Есть такое. —
           Согласился Борис Николаевич.

           Сытость манило тело в кровать. Борис лёг и включил «ящик». А в нём, какой канал не включи, репортажи с пожаров. Полыхает Россия. Вся! С небывалым размахом. С русской удалью и щедростью. Чего же не гореть, если все условия созданы. Что делать? Гибнуть, но спасать. Спасибо вам, пожарники и добровольцы, военные и студенты, за бескорыстие, за смелость, за труд, за подвиг. Более двадцати миллиардов стволов деревьев уничтожил огонь. Эта цифра озвучена в начале августа, сейчас его середина, а пожары всё полыхают. Более двух тысяч частных домов. Повторюсь, что цифры для обнародования, всегда занижаются. Раз есть низы общества, значит, есть куда занижать.
           — Давай скажем дочери, что знакомы мы давно. А то, как-то неудобно. —
           Заявил Борис Николаевич и получил ответ.
           — Я врать не буду, потом всё равно проговорюсь. —

           Что за человек его новая женщина, как она жила до него? Он разглядывает её лицо и понимает, что ему это неинтересно. Ему не хочется знать, что может спугнуть новизну ощущений. Не прав человек. Кое-что знает! Это её дочь, что жила этажом выше, прямо над ним. Дикая трагедия! Ещё он знает её профессию и место работы. Знает, что легко идёт на компромисс. Это заметно в ситуациях с собачкой. Не злоупотребляет косметикой, духами, не курит. Это хорошо. Готовит. Ура! Готовит! Что ещё? Видел её «бывшего». Звёздный товарищ. В смысле, при звании высоком и при погонах. Знает, где она живёт. Кажется всё! Нет не всё. Нравится ему эта женщина, греет изнутри.

           На кухне женщина предавалась своим мыслям. У неё такое ощущение, будто знает Бориса сто лет. Она помнит, как знакомились с ней мужчины раньше. Поток комплиментов, рассказов о себе и обещания, или туманные намёки на безоблачное будущее. Нельзя сказать, что это плохо или неправильно. Это не так. Оказывалось потом…. Она его ещё ни разу не назвала по имени. Борис! Грубое в произношении имя. Он ни разу не назвал её Татьяной. Она посмотрела на потолок. Села за стол. Опять посмотрела. Над ней пустая квартира дочери. К добру ли эти совпадения? Вздохнула. Собралась выйти из кухни. Борис шел на встречу. Поймал её взгляд на потолок.
           — Как она? —
           Показал глазами вверх.
           — Там, где и положено в таких случаях. —
           — Надолго? —
           — Надолго. Может, будет амнистия. —
           — Хочу по магазинам. —
           Капризным женским голосом пропищал мужчина.
           — Я тоже хочу. —
           — Хочу тебя сегодня радовать…. —
           Пропел мужчина.
           — Радуй. Я переоденусь. —
           Татьяна идёт в комнату. Борис смотрит ей в след, и как в той песне, ничего в ней нет похожего на бывшую женщину, а как греет душу, да глаз радует! Звонок телефона. Смотрит на экран телефона. Дочь.
           — Пап, я остаюсь в Москве. Скажи Сереже, пусть не приезжает. —
           — В Москве сейчас опасно. А Сергею сама позвони и скажи. —
           — Ну, пап…. —
           Заныла дочь в телефоне.
           — Слышу, понимаю, но личные дела решай сама. Наберись смелости. —
           — Пап! Я не умею…. —
           — Быть честной, ты не умеешь? —
           Повисла пауза.
           — Хорошо, пап, позвоню сама Сергею. Значит, я остаюсь в Москве. У меня же кондиционер в квартире. —
           — С мамой советовалась? —
           — Да. Мама много говорит. Я мало что поняла. —
           — Брошу на карточку деньги. —
           — Спасибо пап, транжиркой не буду. —
           Они попрощались.
           — У тебя рубашка несвежая. —
           Сказала женщина, когда мужчина прижал её к себе в лифте.
           — Спохватилась. Потерпишь. —
           Оба затаили дыхания, ощущая друг друга.
           — Ты маленькая. —
           — Ты сильный и горячий как утюг. —

           Вышли из подъезда. Солнце расплавилось, казалось, что оно прольётся сейчас на землю раскалённой, тяжёлой лавой. Семь часов вечера, а вокруг словно полдень. Когда долго сидишь в сухой парилке, то любое движение усиливает ощущение жара на коже. Потому всё, что растёт из земли, замерло намертво, не шевельнётся, не колыхнётся. Ни собак, ни кошек, ни птиц. Кое-где пробежит человек, по своим делам, да машина проедет. Сирены скорой помощи и пожарных машин, стали привычными. Подъездные двери из металла источали жар, им тоже было жарко.
           — Это тот ларёк? —
           Его новая женщина приставила ко лбу ладошку в форме козырька и смотрит в сторону хлебного ларёчка.

           Продавец, как всегда был любезен. Татьяна расспрашивала, а она отвечала. Обе находились в восторге, понятном только им. Мужчина ждал, когда женщины наговорятся, а в это время старательно разглядывал своё сокровище со стороны и остался доволен своими исследованиями и открытиями.
           — Вы его заберёте домой? —
           — Нет. Мы будем жить вместе. Все трое. —
           — Как интересно! Хоть книгу пиши! —
           Зашлась в чувствах продавец и, приложив руки к груди, собралась всплакнуть.
Борис тронул за локоть Татьяну.
           — До свидания. Мы ещё поболтаем как, ни будь. —
           Они пошли к машине, сели и уехали.

           Торговый центр города Волжского «ВолгоМолл» многолюден. В этом году его прохлада собирала людей в два раза больше, чем в прошлое лето. Бросались в глаза детские коляски, в которых спали младенцы. Вокруг много бегающих детей. Пенсионеры заняли все сидячие места, спасая себя от жары. Кто с любовью разглядывал детишек, кто шипел на них с досадой и злостью, но кондиционированной прохлады хватало всем. Сейчас торговые проходы напоминали бульвар, в каком ни будь французском городке, где улочки забиты туристами. Уборщицам с моющими машинами нет никакой возможности приступить к своим обязанностям и включить их. Делают они это перед открытием и закрытием, всё нынешнее аномальное лето.
           — Что бы ты хотела купить себе? —
           Мужчина ожидал кокетства от женщины и не ожидал чёткого ответа.
           — Блузку белого цвета и одежду для дома. —
           — Это из атласа и разлетающееся во все стороны? —
           — Нет. Если найду, ты увидишь. —
           Она всё время держалась за его руку. Это было непривычным, и он терпел первые полчаса, а потом перестал замечать.

           Пусть они бродят по торговым просторам, необходимо вспомнить Сергея, Машиного парня проживающего в городе Волжском. Не тот, что таскает Мишку на руках, а тот, что работает менеджером у Бориса Николаевича. Сейчас Сергей находится в этом же торговом центре. Как и все страдает от жары. От частой стирки рубашки его поблёкли, потому мама парня решила обновить гардероб сына, и повела по магазинам купить пару новых рубашек. Расцветку сын мог выбрать сам, а вот качество ткани и строчки его никогда не волновали, потому мама сегодня с ним. Она горда сыном и смело заходит в отделы, спрашивает, разглядывает, щупает то, что приносят услужливые продавцы. Сергей ждёт, когда надо будет идти в примерочную кабинку. Он не торопит мать, ему хорошо в прохладном общественном месте, окружённый вниманием молодых продавщиц. Сергей всегда хорошо выглядел, и это заслуга мамы. Мама всегда угадывала новые тенденции в сезонной моде и спешила преобразить сына.

           В бутик вошла девушка та, что приходила к ним в офис и ввела в транс молодого человека. И не только его. Она не спеша направилась к стойкам, где висит одежда белого цвета. Сама она одета, в тот же белый сарафан, в стиле «кантри». Волосы ниже пояса. Это её главное украшение и она ничего с ними не делает, в смысле укладки. Хрупкие ручки, бережно перебирают вешалки с одеждой. Полумрак. Освещены только стойки с одеждой. Браслеты в виде тонких колец тихо звякают на руках. В груди у парня, точно также звякает сердце. Кадык опускается и издаёт глотательный звук. Парню кажется, что все это слышат, но никто не слышит кроме него самого. Девушка оборачивается и смотрит на парня. А он на неё. Она слегка кивает ему головой. Парень осматривает помещение. В нём никого нет, кому бы девушка адресовала своё приветствие. Решается и делает несколько шагов в её сторону.
           — Вы меня помните? —
           — Да. —
           Девушка продолжает двигать вешалки на стойке. Тонко позвякивают браслеты кольца на руках. Нежно звякает сердце парня.
           — Хочу рубашку купить. —
           Говорит парень, потому как надо что-то говорить.
           — Да?! —
           Девушка переходит к другой стойке.
           — Никак не выберу. —
           — Что так? —
           — Сергей! Там женские вещи…. Иди в примерочную кабину. Я сейчас приду. —
           Это говорит мама Сергея. Она выходит из отдела.
           — Мама? —
           Спрашивает девушка.
           — Да. —
           — Строгая. —
           Девушка не проявляет эмоций, и слова её звучат, как бы в сторону, потому как глядит она на стойку с одеждой. Парень в нерешительности. Он не может уйти от девушки. Уйдёт мерить рубашки в примерочную кабинку, как велела мама, девушки не станет. Где тогда её искать? Руки вспотели, лоб тоже. Он смотрит в пол. Она разглядывает его растерянность. И вдруг:
           — Да иди же, куда тебе велели. —
           — А, ты? —
           — Что я? Я с тобой. Посмотрим, какой у твоей мамы вкус. —
           — Правда?! —
           — Да иди же ты, а то не успеем померить, мама вернётся. —
           К такому повороту дел парень был всегда готов. Он так привык, что бы им руководили. Постоянно оглядываясь на «Белоснежку», он идёт к кабинкам для примерки. По дороге, девушка зацепила ещё несколько рубашек, на свой вкус.

           Это были самые великолепные, счастливые, чудеснейшие минуты в жизни парня. Рубашки ею снимались с вешалок и подавались в расстегнутом виде со спины. Сергею было удобно, как снимать, так и надевать их. Затем парня разворачивали к себе, поправляли воротник и разглядывали. Точно как мама! Молодые люди успели померить только те рубашки, которые принесла с собой «Белоснежка», и тут штора отодвинулась и в кабинку попыталась войти мама Сергея. Не тут-то было. Некуда. Троим в примерочной кабинке тесно.
           — В чём дело? Думаю девушке лучше постоять за шторой. —
           Вперила мама строгий взгляд на «Белоснежку».
           — Конечно. Как скажите. —
           Девушка стояла по стойке смирно и только глаза её искрились смехом.
           — Ну и…. —
           — Я буду рядом. —
           Белоснежка чинно скрылась за тяжёлой шторой.
Парень ринулся посмотреть, осталась ли стоять за шторой девушка. Та стояла и улыбалась ему.
           — Что это на тебе? Совсем не плохо! Ты у меня умница. А это я не видела, тоже хорошо.—
           Она попробовала застегнуть пуговицу на вороте.
           — Принесите на размер больше такую же рубашку. —
           Обратилась она к Белоснежке.
           —Тогда рубашка не будет облегать силуэт, а это модно сейчас у молодёжи. Да и воротник летом никто не застёгивает. —
           — Да? Ты тоже так считаешь? —
           Мать смотрит на сына, а сын смотрит на девушку.
           — Она тебя смущает? Что ты молчишь? —
           — Оставим эту мам. —
           — Ну, конечно оставим. Берём все те, что ты выбрал. Умница моя! —
           Женщина хочет поцеловать сына, но вспомнив, что за ними наблюдают, сдерживается. Вскоре мать и сын расплатятся и им вручат пакет с покупками.
           — Сынок! Я погуляю здесь с подругой. У тебя планы не изменились? Может, ты не поедешь, к своей Маше, за тысячу вёрст? Ну что это за любовь такая, на расстоянии! Жара аномальная! Боюсь я за тебя. —
           Мать уже заглядывала за плечо сына и махала рукой подруге.
           — Может, и не поеду. —
           — Как я рада, сынок! Опасно, действительно опасно! Ну что, она не поймёт? —
           — Конечно, поймёт мам. Спасибо мам. —
           — Да за что? Сам заработал, сам выбрал. —
           Мама бросает оценивающий взгляд на продавца в белом сарафане. Отмечает у той восхительные волосы. У самой в молодости не хуже были. Может даже лучше. Она убегает, на ходу посылая сыну воздушные поцелуи. Ему пришлось стоять и ловить их, пока мама с подругой не скрылась в одном из отделов. Оглядывается назад, где должна быть его «Белоснежка», вокруг, а её нет! Какой кошмар! Прошляпил!
           — Ты не хочешь пить? Я хочу, очень. —
           Слышит он за спиной и его трогают за руку прохладные пальчики девушки.
           — Уф…. Слава Богу! —
           Парень взмок от напряжения.
           — Ты думал я ушла? Нетушки. Я пить хочу. Одной в «Шоколадницу» идти не прилично. Сходим? —
           — Сходим. —
           —Ты с кошельком? —
           — Обязательно. —
           —Это хорошо. Мужчина без кошелька не мужчина. Если не хватит, добавлю. Можно пополам. Там решим, пошли. —
           Парень под собой ног не чуял. Он вообще ничего не чуял вокруг. Весь окружающий мир, сконцентрировался на девушке, на руке девушки, её пальчиках, на звенящем браслете и шорохе платья. Её прекрасные волосы, это дурман, тот самый дурман, который вытеснит образ Маши из сердца юноши и заселит в него образ «Белоснежки».

           На Белоснежку смотрели все, мимо кого они проходили. Парни, мужчины, женщины и девушки. Он это видел. Она это видела. Ему это нравилось и немножко пугало. Она к этому привыкла. Без этого не представляла своего существования. Но смотрит на своё отражение, вместо того, что бы ловить на себе восхищённые взгляды. А отражалась она всюду, где бы они ни шли, благо отделка нынешняя предполагает глянцевые и зеркальные поверхности. Парень шёл следом, ведомый ею за руку, как щенок на поводке. Он соответствовал всем её требованиям. Большой, крепкий, модный, не красавец, но приятной внешности и послушный. О, да он ещё и воспитанный! Парень непринуждённо отодвинул стул, вовремя его придвинул, когда она присела на него. Снял с её плеча сумочку и повесил на спинку стула. Салфеткой протёр стол и доверчиво посмотрел на неё. Душка, а не парень!
           — Как тебя зовут? —
           — Сергей. —
           Сергею часто приходилось находиться в обществе мамы и её подруг. Вот здесь он и наловчился легко двигать стул, легко подозвать официанта, свободно с ним разговаривать и не смущаться от увиденной суммы в счёте. Здесь он поверил, что может нравиться женщинам. Он слушал их разговоры и мотал себе на ус всякие истины открывшиеся в них.
           — Меня зовут Илона. —
           — Ну и имечко! —
           Подумал парень. А вслух сказал:
           — Чудное имя, как и ты. —
           Парень взял себя в руки, и речь его стала уверенной.
           — Тебе, наверное, часто говорят об этом? —
           — Часто. —
           Илона кивнула прелестной головкой. Её волосы почти касались пола. Официант девушка подошла к их столику.
           — Чем вас порадовать? —
           Обратилась к парню. Глаза её словно карандашом вокруг предмета на бумаге, обвели мужской крепкий силуэт.
           — Фреш яблочно морковный. Двойной. С сельдереем. —
           Девушка официант и бровью не повела в сторону Белоснежки, но что-то черкнула в блокноте.
           — И…. —
           Снова смотрит на юношу. Как он хорош! В её понятии. Парень обладал той внешностью и манерами, которые сразу давали понять окружающим, что он чистоплотен, не многословен, вежлив и немного маменькин сынок.
           — А что бы вы взяли для себя в своём заведении? —
           Сергей даже не открыл лежащее перед ним меню.
           — Чискейт с творогом и вишней. —
           Не задумываясь, ответила официантка.
           — Два чискейта и два зелёного чая с лимоном. —
           Ни разу не взглянув на Илону, официантка пошла от их столика, с явными глазами на затылке. Она представляла, как парень смотрит ей в след и старательно держала прямо спину, делая при этом маленькие шашки. Необходимо было подольше оставаться в его поле зрения. Эффектный бант белого фартука, выгодно подчёркивал женскую фигуру сзади. Это совершенно точно! Она смотрела сегодня себя в зеркало так, что в шее хрустнуло. Сергей напротив, не посмел смотреть вслед официантке, так как успел почувствовать силу характера новой подружки.
           — Ты ей понравился. Мне тоже. —
           Громко, с лёгкой досадой сказала Илона.
           — Кстати! И парню моему ты понравился. Я показывала ему тебя. Он был со мной здесь.—
           Сергея обдало жаром, но краснеть он не стал. Подышал глубоко носом, прошуршал пакетом, в котором лежали новые рубашки. Достал одну.
           — Эту я надену, когда поведу тебя на летний каток. —
           Достал вторую.
           — Эту я надену, когда приглашу тебя в аквапарк. От хлора у меня краснеют глаза и становятся сухими. Но потерпим! —
           Достал третью рубашку.
           — Эту я надену, когда приглашу тебя к себе в гости. —
           — Нужно будет купить ещё одну, белую рубашку. —
           Сергей красноречиво молчал, ожидая объяснения.
           — Моя бабушка любит белые рубашки на мужчинах. И ты похож на моего дедушку в молодости. Я покажу тебе его фотографию. Ты удивишься! Вот будет сюрприз, для бабушки! —
           Глаза Белоснежки сверкали от удовольствия.
Сергей задержал взгляд на собеседнице. Собрался сказать что-то, но увидел направляющуюся к ним официантку со стаканами сока на подносе.
           — Всё сразу, пожалуйста. —
           Остановил он её жестом. Та виновато удалилась.
           — Ты мне понравилась. Я понравился тебе. Есть третий лишний, куда его денем? —
           — Какая прелесть! Казался таким паинькой. —
           Размышляла девушка. Илона сняла, теперь уже брякающие в ушах парня браслеты с руки и вертела их на пальце. Девушка взяла паузу. Любила она заводить парней, но Сергей не знал об этом и был рассержен не на шутку. И какие могут быть шутки, он третий лишний! Девушка официант, забыла о своих обязанностях, она следила за изменениями в лице, так понравившегося ей парня.
           — Вот стрекоза белобрысая! Взяться не за что и туда же! Вся из обглоданных косточек собрана, светится вся насквозь! Чего нашёл в ней? —
           Возмущённо говорит коллеге по работе.
           — Эта, которая? —
           — Та, что волосами пол подметает. —
           — А что? Хорошенькая. —
           — Вчера была с одним парнем, сегодня с другим. Доит она их! —
           — А ты, что с ними делаешь? —
           Девушки переглянулись, замолчали и занялись делом.
           — Я отвечу тебе. —
           Мягко сказала Илона.
           — Немного странно, что в нашей недомолвке затесалась посторонняя официантка. Вчера я была здесь со своим парнем. У нас договорённость. Пока у меня не появится новый парень, он будет сопровождать меня в общественных заведениях. Эти условия поставила моя бабушка. Видимо она ему подыгрывает, надеясь на то, что мы продолжим наши отношения. Мы расстаёмся по обоюдному согласию. Сегодня я сбежала. И от него и от обязательств, и от бабушки, и от жары. А вот что надо этой официантке от тебя? Ты когда-то обидел её? —
           Илона решительно надела браслет и приготовилась слушать.
           — Понятия не имею. —
           Сергей, почему-то сразу поверил в чужую бабушку. Он тоже не отпустил бы Илону одну в общественные места. Посмотрел в сторону официантки. Та положила руку себе на грудь, жестом направляя мужской взгляд. На грудь Илоны парень ещё не смотрел пристально, но она будет меньше груди официантки.
           — Наше знакомство началось с разборок. А разбирать нечего. Я не знаком с официанткой.—
           Заявил Сергей.
           — Сладкое делает людей добрыми. —
           — Будем, есть сладкое. —
           Сергей поднял руку, подзывая официантку. Та поспешила к столику с подносом. Всё выставленное ею на стол оказалось ближе к Сергею, и он придвинул пирожное на тарелочке к Илоне. Девушка достала из сумки, не поверите! Чайную ложечку, завёрнутую в носовой платочек.
           — Не получается есть пластмассовой вилкой. Всё роняю и крошу. —
           Девушка с отвращением отодвинула от себя столовые приборы из пластмассы. Увидев это, девушка официант, снова открыла фонтан красноречия, полный не лесных слов в адрес Белоснежки.
           — Цаца, какая! —
           — Чего это такое? —
           Спросила официантку подруга по цеху.
           — Не знаю. Отец так называл всех подруг мамы. Судя по его интонации, хорошими они не были. —
           — Называл? Его уже нет с вами? —
           — Нет. Отбивает очередную жену от её подруг. —
           — Ясно! —
           — Что тебе ясно? Ясно ей! Если бы мама жила с отцом, а не со своими подругами, был бы у меня неплохой отец. Я бы приходила с ним сюда по выходным, а ты нас обслуживала бы. Он красивый…. —
           — Ты сама ничего. —
           — То-то и оно, что ничего. А такие вот парни, сидят с другими девушками. —
           — Вас жизнь не свела. —
           — Вот с тобой она меня свела, а с хорошим парнем не сводит! —
           — Выходит так. —

           Лифт из стекла и зеркала, беззвучно распахнул двери, прямо напротив «Шоколадницы». Из лифта, вышел Борис Николаевич и его новая женщина. Они только что сдали пакеты с покупками в камеру хранения и решили перекусить. Татьяна купила спортивный велюровый костюмчик голубого цвета для дома и свободное платье из вискозы до пола. Блузку она ещё не нашла, а у Бориса Николаевича кончилось терпение и они пошли на компромисс, посидеть отдохнуть в японском ресторанчике. Оба удивлялись тому, что легко говорят друг другу всё, не опасаясь обид.
           — В самом начале ты заметила этот костюм, почему не взяла сразу, а обошла половину торгового центра? —
           — В другом отделе цена могла оказаться ниже. —
Борис Николаевич отметил скромность и практичность новой женщины. Не стал говорить, что бы она ни думала о деньгах, как он говорил ранее бывшей жене. Раз его новая женщина считает деньги, это хорошо.
           — Какие волосы у девушки! Посмотри, какая красота! —
           Татьяна теребит руку Бориса.
           — Отпускай свои волосы и носи на здоровье. —
           Татьяна вскинула удивлённые глаза.
           — Распускать волосы такой длины, позволительно только в юном возрасте. —

           Как Татьяне удавалось быть всё время к нему прижатой? Если мужчина переводил глаза на спутницу, то в его сторону, уже были обращены как лицо, так и глаза женщины. Она всё время заглядывала на него, слегка забегая наперёд. Ей требовалось постоянное подтверждение того, что её слышат, видят и ощущают. Борис вспомнил сидящую напротив него в кабинете ветврача Татьяну. Прямая спина, тихий голос, спокойный взгляд. Нельзя было сказать тогда, что в ней столько эмоций. Он чувствует довольно крепкий укус за руку ниже плеча.
           — Ты о ком задумался? —
           Это было неожиданно. Её лицо у его носа. Не надо опускать или поворачивать голову, стоит только опустить взгляд и вот она, всё время стремящаяся к нему навстречу.
           — Ты голодная, раз кусаешься. Пойдём я тебя покормлю. —
           — Должна признаться, я кусачая. Люблю это дело, конечно не до крови…. —
           Татьяна увидела вывеску «Шоколадница» и на треножнике перечень блинчиков и начинок к ним. Тут же забыла про ресторан.
           — Хочу блинов! У меня уже слюнки текут.—
           — Ты серьёзно? —
           Мужчина привык слышать и от жены и от других женщин, что блины они не кушают.
           —Серьёзно. Обожаю блины. У тебя проблемы, тебе нельзя?—
           — Да нет. Блины, так блины. —

           Сергей за своим столиком, не знал, куда ему деться. Отец Маши сейчас увидит его в обществе красивой девушки, тогда как должен он быть на пути в Москву к его дочери. После первой встречи с Белоснежкой, он не звонил Маше, и она не звонила ему. Тут ещё мама сыграла роль. Парень ищет себе оправдание, потому не будем на это обращать внимание.
           — Добрый вечер, Борис Николаевич. —
           Грустно и вяло произнёс Сергей. Привстал для приличия.
           — Здравствуй. Садись, ты не в школе. —
           — Я, должен был…. —
           Рука Бориса Николаевича, легла ему на плечо и слегка сжала, давая понять, что говорить ничего не надо.
           — Мы решили побаловать себя блинами. —
           — Мы уже наелись. —
           Весело отозвалась длинноволосая красавица.
Борис Николаевич вспомнил эту девушку.
           — Отдыхайте. До свидания. —
           Борис с Татьяной прошли чуть дальше и сели за столик под искусственными пальмами в кадках.
           — Ты их знаешь? —
           — Да, мой менеджер и думаю, теперь уже бывший парень моей дочери. —
           — Да ты что? Как же так? —
           — Разве устоишь перед такой красотой! Ты сама в восхищении от неё. Она приходила к нам в офис. Я ещё тогда видел, как он на неё среагировал. Остолбенел и глаз не сводил, говорить даже не мог. —
           — И что теперь? —
           — Трагедии не будет, уверен. Всё к этому шло. Она там. Он здесь. —
           Борис Николаевич замолчал.
Молчала и его новая женщина, блуждая взглядом по его лицу. Как она жила без него! Как он жил без неё! Двое смотрели друг на друга и мысленно произносили фразы одинаковые по смыслу. Женщина сидела напротив, но встала и села рядом с мужчиной, вплотную придвинув свой стул к его стулу. Рука в руке. Приятно. Сейчас будет праздник живота. И он начался.

           Мимо столика идут две женщины. Одна из них мать Сергея. Они набегались по отделам и устали. Им так же хочется присесть, перекусить вкусненьким. Первой замечает Сергея с девушкой подруга матери. Говорит ей об этом и показывает в сторону её сына с девушкой. Обе стремительно ныряют за искусственные пальмы и занимают столик рядом с ними.
           — Неужели зацепил продавщицу? Надо же! —
           Мать Сергея посадила подругу к себе лицом, спиной к столику сына, и ей было удобно, разглядывать сына с новой девушкой прячась за спиной подруги. А подруге тоже интересно, и хочется поглядеть на молодёжь, вот женщины и вертятся, не зная как приспособиться.
           — Пойдём к ним. —
           — О, нет! Пусть сближаются. А то спугнём, и он к своей Маше в Москву поскачет, как угорелый. Хорошенькая, хрупкая, как статуэтка! Правда? —
           Мать Сергея довольна внешним видом Белоснежки.
           — Чего ты спрашиваешь? Сделала из меня прикрытие! Мне же ничего не видно! —
           — Пересаживайся, давай. Они в сторону пальм и не смотрят. —
           Подругу не надо просить. На слове пересаживайся, она уже сидела в том положении, котором хотела и сверлила взглядом Белоснежку. Девушка официант та, которой так приглянулся Сергей, заметила чрезмерное внимание двух женщин к нему. Прямо держа спину, она подошла к их столику. Строго спросила подруг:
           —Что-то выбрали? —
           Какой выбор? Мать волею судьбы оказалась свидетелями новых отношений сына и забыла о голоде.
           — Нет ещё. Давайте минут через пять. —
           Промямлила мать, занятая разглядыванием собственного сына в экстремальной, по её мнению, ситуации.
           — У нас не положено…. —
           Начала была говорить официантка, но этих слов было достаточно, что бы завести женщин против себя.
           — Поговори мне ещё тут…. На свою территорию пожалуйте…. Вас позовут! —
           Гневные слова подействовали, именно так, как и хотели подруги. Официантка удалилась. Две женщины невольно отметили, весьма пикантный бант от фартука, провожая её глазами.
           — Господи! Сколько баб красивых и без…. —
           Мать Сергея задумалась. Ей не хотелось произносить слово «мужиков».
           — Без партнёра? Друга? Мужчины? —
           Попробовала подсказать подруга.
           — Без любимого. —
           Закончила свою мысль мать Сергея. Её подруга покачала головой.
           — Это сколько воды должно утечь, что бы любимым стать! —
           — Это у тебя так, а в их возрасте, именно с любви всё и начинается. —
           — Может и нам блинов взять? Смотри, как их уплетает за обе щёки дама напротив. —
           — Была, не была. В жару такую, мясо и рыбу нельзя, пирожные тоже. Давай блинов! —
           Подруги повернули голову в сторону официантки. Та мгновенно среагировала и притворилась занятой, повернулась спиной к ним. Подруги задержали другую официантку, бегущую мимо их столика.
           — Нам тоже, что и у них. —
           Глазами показали на соседний столик, где расположились Татьяна и Борис.
Сергей в это время, расплачивался. Девушка тоже достала кошелёк, стала предлагать ему деньги. Сергей отказался.
           — Молодец! Хотя мог бы и взять. Может, больше и не увидятся. —
           — Когда он успел её закадрить? Вышла всего на минутку из отдела, тебя встретить. В меня пошёл. Разлюбезный мой в его годы, совсем не таким был. —
           — А каким? —
           Подруги от любопытства перешла на шёпот.
Мама Сергея вертела чашку со сметаной. Старательно ворошила события двадцати пятилетней давности.
           — Уже не помню. —
           Призналась негромко.
           — Но не таким, это точно. —
           Подруга растерялась.
           — Так не бывает! Я всё помню. Каждое слово, мои ощущения, всё! Первый поцелуй. Первое свидание. Это самое, в первый раз… —
           — Ты серьёзно? —
           — Да. —
           Обиделась подруга.
           — Нет, я тоже помню, что в первый раз, это у меня с мужем было. Яркость ощущения проявилась после тридцати лет. —
           — Ты яркостью назвала оргазм? —
           Мать Сергея задержала взгляд на собеседнице. Ощутила подёргивание верхнего правого века, и произнесла абсолютно верные слова:
           — Но ведь и без оргазма, так хорошо было. —
           Замолчали. Ели вкусно. Каждая просматривала свои воспоминания. Каждая вернула свою юность в нынешний день. Если бы не блины, которые проглатывались вместе с нахлынувшими чувствами, размазали бы женщины слёзы вместе с косметикой по щекам.
           — Хорошо было. —
           Насытившись, вздохнули и согласились обе.

           Пара, так аппетитно евшая блины за столиком напротив, заказ которой скопировали подруги, встала и направилась к лифту. Мужчина и женщина держались за руки. Женщина на секунду прижала щеку к плечу мужчины.
           — Вот у них, отношения надолго. Возможно, и старится, будут вместе. Я такие пары уже наблюдала. Сходятся жить после сорока, от страха остаться одинокими, пережив один или два брака. Навыдумывают себе любовь и живут. И знаешь, живут долго, и счастливо. Она из шкурки не лезет вон, чтобы соответствовать новым веяниям моды. И ни каких тебе косметологов, стилистов, спортзалов. Ничего! Он живот отращивает, потом живот превращается в пузико. И всё у них хорошо при этом…. Всё потому, что все свои синяки да шишки, в первой половине жизни нахватались. —
           Мать Сергея грустила, провожая глазами пару.
           —Слишком гладко ты им постелила. Получается, если мы вышли замуж удачно с первого раза, то во второй половине жизни нас ждут синяки да шишки. —
           — Удачно! Чудно звучит подруга! Поживём, увидим. —
           Подруги пошли к эскалатору. Завидев невдалеке компанию приличных мужчин у отдела «Всё для отдыха», расправили плечики, вобрали животики и фривольной походкой прошли мимо мужской компании, забыв, что собирались спуститься этажом ниже. За что получили несколько комплиментов в свой адрес, вновь воспрянули духом и вошли в отдел нижнего белья, хотя совсем туда не собирались. Здесь их и оставим, потому как описывать выбор и примерки женского белья не хватит смелости.

           Летом две тысячи десятого года, люди воспылали любовью к торговым центрам. Чем больше градусов на термометре за окном, чем больше воспламенялись любовью к шопингу люди. В торговых центрах и каток круглый год, там тебе и кинотеатр, бильярд, боулинг. Есть где перекусить, маникюр сделать, да много чего есть. Главное прохладный и чистый воздух.
          Лифт бесшумно и мягко остановился. С тихим звоном открылся. Фонтан, зацементированный в мрамор, с ненастоящими цаплями и такими же плавающими лилиями, открылся на всеобщее обозрение. Звук льющейся воды, всегда положительно влияет на человека. Так и тянет присесть на затейливую скамеечку и онеметь на минутку. И пусть с тобой никто не разговаривает в этот момент! Вокруг фонтана много таких скамеек. Все они заняты людьми с окаменевшими на эту минутку лицами. Проходит минутка, оживляются лица. Шуршат пакеты, разглядываются покупки, надеваются очки, для прочтения чеков и этикеток.
           — Кого я вижу! —
           Навстречу Борису Николаевичу, распахнув руки, как бы для объятия, идёт нотариус. Тот самый! Он действительно рад видеть друга, рад узнать продолжение странной истории начавшийся в его рабочем кабинете.
           — Что за пекло этим летом! Как в Египте. Как дела Борис? Здравствуйте! —
           Нотариус кивает головой Татьяне Владимировне. За его спиной жена и дочь, с явными признаками ожирения первой степени. Дочь, можно принять за армянскую девочку. Этакая булочка, перетянутая кофточкой со стразами в трёх уровнях. Нижняя складка жирка, беспомощно свисает прямо на бриджи. Щёки девочки сравнялись с шеей. Десять сосисок, вместо пальцев, обгрызенные ноготки накрашены ярким лаком. Бриджи трещат по швам. Ступни ног больше и толще, чем у матери. А мама счастлива глядя на дочь. Постоянно её трогает, обирает, приглаживает чёлку. Ребёнок мрачен и не разговорчив. Ребёнок требует продолжение банкета, ребёнок желает в кафе есть фаст фуд, ребёнок не хочет ждать, пока её папа с кем-то наговориться. Счастливое лицо мамы, как и у дочери, ложится ей на грудь мягкой и тёплой шалью. Очень много счастья!

           Видимо жена нотариуса в курсе событий произошедших с Борисом Николаевичем и тоже рада удовлетворить своё любопытство, тут же начинает разговор с Татьяной. Они знакомятся. Дочь ещё больше не довольна и выказывает явные признаки раздражения, теребит руку отца, задаёт вопросы матери, заходя ей наперёд, дрыгает ногами. Отец вынужден предложить женщинам продолжить поход за покупками вдвоём. А самим, поиграть в боулинг, где мужчины накормят страждущее чадо, купив ему большую пиццу.
           — Вы давно знакомы с Борисом? —
           — Дату не помню. Кажется вот то, что мне надо! —
           Татьяна направляется к вешалкам с блузками.
Горячее тело новой знакомой преследует её.
           — Где вы живёте? —
           — В квартире Бориса. —
           — Выходит Борис не оставил жене квартиру? —
           — Подробности мне неизвестны. —
           Татьяна надела блузку и застёгивала на ней пуговицы.
           — Борис любит стройных женщин. —
           Татьяна удивлена.Та понимает свою оплошность, и спешит исправить положение.
           — В смысле вы стройная. Сколько вам лет? —
           — Сорок восемь. Я беру эту блузку. —
           Обратилась Татьяна к продавцу.
           — Вам ничего здесь не приглянулось? —
           Жена нотариуса лениво обводит взглядом помещение и отрицательно качает головой.
           — Тогда возвратимся к нашим мужчинам. —
           Женщины идут в боулинг.

           Там полумрак, освещены только дорожки. Борис Николаевич с другом нотариусом не играют, а сидят за столиком, где восседает и набивает свой живот фаст фудом «армянская» девочка. Ребёнок спокоен и счастлив. Завидев мать и Татьяну, передвигает тарелку с пиццей к себе поближе. Мужчины успели обменяться информацией о событиях, произошедших с ними за последнюю неделю, при появлении женщин ушли к игровым дорожкам. Ребёнок доедает пиццу. Он не нуждается в родителях. Он насыщается.

           Острая тема! Фаст фуд и дети. Рассуждать об этом нужно, только уж очень грустная тема. Толстые дети, это катастрофа. Если взрослый человек может, покончить с желанием есть, а это закрыть рот на замок, то ребёнок не обладает силой взрослого человека. Ему надо есть и надо двигаться и непременно есть то сказочно смачное и красивое, что мелькает целый день перед глазами в телевизоре. В условиях большого города, в котором ребёнок только двигается от стола компьютерного, к обеденному столу, или школьной парте, куда его чаще всего привозят, движение ограниченно, если не сведено к нулю. Что делать, когда делать нечего? Нет жизненного пространства. Ещё одна жизненная проблема это стройка, точечные застройки, бетонируют нас, вбирают нас в себя. Количество машин агрессивно растёт. Их столько, что выходя из дома, мы лавируем между ними, как в лабиринтах английского сада. Мы в автопарке, мы среди авто чудищ, пожирающих наш чистый воздух и наше пространство. Наш мир и мы сами принадлежит машинам. Это ли не посмешище над человеком! Толстые дети тому пример и доказательство. Бетон и асфальт зацементировал нас в себе. В нём есть маленькая дырочка, и проходящий сквозь неё кабель вещает нам о том, что происходит снаружи. Чаще о плохом вещает. О хороших событиях говорят мало, и какое-то это хорошее, совсем не похоже на хорошее. После шквала ужасов с телеэкрана дикторша, вещавшая о них, с очаровательной улыбкой предлагает нам на сладкое, посмотреть ролик, в котором чёрствые и тупые люди подняли живого ослика в небо на парашюте, что бы привлечь к своей услуге внимание отдыхающих на море людей. Как он орал?! Представители «зелёных» из Великобритании услышали и увезли его к себе, но это спустя какое-то время. Несчастный ослик и в небе побывал, и жить в Великобританию переехал. На кадрах видно, что в момент запуска ослика в небо, на пляже полно людей. Многие снимали происходящее на видео, хохот и визг. Да и в новостях это событие было представлено как весёлая шутка, напоследок. Что с нами?! Просидев в бетоне рабочий день, мы встаём и уходим в бетон собственного дома, а что бы развлечься, едем по цементу и асфальту в более цивилизованный бетон, с искусственно охлаждённым воздухом. И сами превращаемся в бетон. Это наша погибель и наше спасение, от нас же самих.



Продолжение: http://www.proza.ru/2016/06/09/1953

Послевкусие. Глава пятая



           Копчёная Москва, затаила дыхание. Жареное солнце! Эти слова из песни Земфиры, очень подходят к светилу на небосводе этим летом. Дышать полной грудью нельзя, отравишься. Исчезла видимость, в смоге, как в тумане прячется всё. Отсутствие привычного вида из окна, тяготит, давит на психику. Буд-то ватное чудище прижимается к стенам твоего дома и выдыхает яды, проценты содержания в воздухе которых, перечисляются каждые полчаса по телевизору. Цифры растут, растёт вой сирен скорой помощи. Как быть? Терпеть и верить, что ты не умрёшь. Страшно!
           — У меня грудь всегда была слабая. —
           Маша посмотрела в сторону кровати, где лежала Хельга. Удивительно! Как только карлица ложилась под одеяло, Маше начинало казаться, что там лежит ребёнок, а не студентка Московского вуза.
           — Давит и давит. —
           Руки ребёнка нервно теребили край лёгкого одеяла.
           — Я не могу в такую жару, чем ни будь накрываться. —
           Говорит Маша.
           — А я не могу не накрываться. Неуютно мне. —
           — Ты плохо себя чувствуешь? У тебя болит где-то? —
           — Итак, век короткий, а тут ещё травят нас. —
           Маша всегда реагировала на эти слова.
           — Тебе не страшно знать и говорить об этом вслух? Читала в интернете о лилипуте женщине в Индии, прожившей сто один год. —
           — Потому что её на руках носили и делали всё за неё. —
           Хельга меняет тему разговора.
           — Смотрела пожары по телику и поняла. У погорельцев время ограничено, они спешат вынести из горящих домов то, что кажется им нужнее всего на свете. Например, паспорт, а его вечно ищешь долго. А портрет бабушки и деда сгорает. Паспорт важен, но его можно восстановить. —
Девочки какое-то время молчат.
          Запах гари мелкими порциями проникающий каждый день в квартиру, с каждым днём усиливается без проветривания. Гарью пахнет всё, даже пища. Квартира напоминает бункер, потому как окна завешены мокрыми простынями. Маша встаёт и выходит на лоджию. Находит номер Сергея. Долго вглядывается в цифры, но звонит отцу и рассказывает ему о сложившейся ситуации. Все мы знаем, какая будет реакция у отца. Первая ночь у Бориса Николаевича с новой женщиной, мы знаем, как прошла. Начало второй ночи, ознаменуется сборами его в Москву за дочерью.
           — Может поездом всё-таки? Билеты достали бы. —
           — Когда это будет! —
           — Ты лучше обновки примерь, а я посмотрю. —
           — Кому то плохо, а я радоваться буду. —
           — Надо было сразу настоять на её приезде. Хочу увидеть обновки! —

           Борис Николаевич заливал кипяток в термос. В дверном проёме показалась его новая женщина в новом домашнем платье. Хлопок и загадочный крой. Если сложить палантин вдвое, прострочить по бокам не доходя до края сгиба, что бы там были рукава, затем сделать разрез на сгибе ткани для головы, то будет очень похоже. Насыщенный серый хлопок, отделан розовым кантом по краю. Затем Борису Николаевичу показали голубой велюровый костюм. Курточка на замке, низ в стиле шаровар.
           — А блузка? —
           — Мне не с чем её мерить. —
           — Слушай! У нас с тобой вторая ночь, а я уезжаю. —
           — Так надо. —
           — Но и ещё что-то надо. Ведь, правда? —
           Мужчина пошёл навстречу женщине. Собачка будет бегать по кровати в недоумении, как же ей вести себя? Собачка настолько невесомая, что её присутствие в кровати никто из двоих не почувствует.

           И поехал Борис Николаевич в дальнюю дорогу за тысячу километров. Будет ехать, и вспоминать образ новой женщины, и будут мурашки бегать у него по коже от этих воспоминаний. Дорога дальняя.

           Впечатления у Бориса Николаевича от Москвы гневные. Машине не проехать, дышать нечем, ничего не видно и смотреть невозможно глаза режет. Добрался до квартиры дочери злой от собственного бессилия изменить что либо. Расцеловал дочь, перетаскал сумки в машину, туда же усадил странное существо, что жило вместе с его дочерью. Даже передохнуть отказался. Скорее бы вывести дочь на чистый воздух. И поехали.
           — Почему правительство не решает эту проблему! —
           — Надо вывозить детей, беременных женщин, и стариков! —
           — Многовато будет! Но что-то, же надо делать! —
           Негодует Борис Николаевич.
           — Не кричи пап, итак голова болит. —
           — Вот, вот! Может уже отравление началось! Где аптека? —
           — Купить угля активированного, и выпить сразу штук пять. Ты сколько весишь? —
           —Одна таблетка на десять килограммов. И пить обезжиренное молоко будете всю дорогу, вместо воды. —
           — Хорошо пап. —
           Согасилась с отцом Маша.
           — Хорошо, пап. —
           Машинально повторила за ней Хельга, испугавшись мужской напористости.
Борис Николаевич посмотрел в зеркало заднего вида на подружку дочери. Та подняла колени, обхватила их ручками, и выглядывала за руками и коленками, как взлохмаченная, несчастная белочка.
           — Может, вы приляжете, а то выглядите не совсем здоровой. Вздремнёте. —
           Предложил он лохматой белочке.
           — Хорошо. —
           Услышал в ответ, и существо тут же перестало отражаться в зеркале.
Оно мешком свалилось на сиденье, и закрыло глаза. У ближайшего магазина Борис Николаевич остановился и вышёл. Вернулся с таблетками и пачками молока. Достал из багажника надувную подушку и шерстяной плед. Тихонько подложил подушку под голову странного существа и накрыл пледом. Существо, почувствовав на себе плед, тут же вытянулось во весь свой небольшой рост и кажется, заснуло. А росту не хватило даже на всю длину задних сидений. Кудряшки на непропорционально большой голове прилипли ко лбу.
           — Может не надо накрывать? —
           Спросил отец дочь.
           — Надо. Она не может спать без одеяла. —
           — Странно. —
           — Она вся такая. —
           — Какая? —
           — Из странностей вся собрана. —
           Шепотом пояснила дочь.

           Дорога длинная, отец и дочь не виделись давно, новостей много, вот они и принялись в полголоса разговаривать, да разглядывать виды за окном.
           — Пап, с кем собачку оставил? —
           — С её хозяйкой. —
           Дочь помолчала. Ответ огорчил её.
           — Значит собачка уже не наша? —
           — Наша она, только и хозяйка её теперь тоже наша. Зовут собачку Джеки, а хозяйку Таня.—
           Дальше последует рассказ Бориса Николаевича, из которого Маша узнаёт историю знакомства отца и с собачкой и её хозяйкой. Об новых отношениях отца, таких скоропалительных, казалось бы, но настоящих и он в этом твёрдо убеждён.
           — Хоть книжку о вас пиши! —
           Борис Николаевич на этих словах дочери улыбается во весь рот. Сколько раз он это уже слышал.
           — Мама как? —
           — Ты, наверное, знаешь как, даже больше, чем я. —
           — На что она живёт? —
           Борис Николаевич вздохнул.
           — Друзья помогают. —
           — А ты? —
           — Я не буду помогать, даже если ты с этим не будешь согласна. —
           — Ясно. —
           Теперь вздохнула дочь.
           — Сергею звонила? —
           — Да, и мне показалось, что сильно он не был огорчён. —
           — Это хорошо. Главное не держать зла. Всё ещё у вас обоих впереди. —
           Отец боднул плечом дочь.
           — Только у Хельги никогда нет неизвестности, она всё за себя знает. —
           — Знать то я знаю, а вот открыть пачку молока не знаю как. —
           Странное существо задышало в затылок Бориса Николаевича. Цепкие пальчики крепко держали пакет с молоком, и само существо почти протиснулось между двумя передними креслами в машине. Борис Николаевич остановил машину. Все напились молока. Есть никто не хотел. Остатки молока Хельга унесла с собой на заднее сиденье.
           — Допью. —
           — Я могу ещё одну открыть. —
           Предложил Борис Николаевич, стараясь не смотреть на Хельгу. Мужчину смущала необычная внешность. Остренькие локоточки, коленочки. Смешные гольфы, юбочка в клеточку. Чёрти что! Всё на ней топорщиться. И юбка и воротник у блузки, и волосы на голове. Бог создал эту голову явно не для её владелицы. Глаза, и те на выкате.
           — Вам там удобно? —
           — Спасибо. Мне хорошо с вами. —
           Ответ понравился Борису Николаевичу и расположил к себе Хельгу. Оставшуюся часть пути он будет заботиться о ней.

           Всё когда-то заканчивается. Пришло к концу и путешествие из Москвы в город Волжский. Вот уже проехали плотину Волжской ГЭС, старую часть города, площадь Ленина. Интересно, в каком большом городе, нет площади и проспекта имени Ленина? Есть в каждом. Так чего ж Ленина хаем, и говорим плохо в адрес покойного? Да так, от нечего делать, и так, есть возможность, возвеличится в собственных глазах. Попробуй это сделать в адрес соседа или друга, можно и в глаз получить. Тут тебе, в ответ ни слова, ни полслова. Топчись, не хочу.

           Борис Николаевич позвонил Татьяне, сказал что подъезжает. Он и до этого звонил, так что у Татьяны была возможность и время наготовить на четверых. Джеки счастлив, куда-то делся мужчина постоянно стоящий меж ним и его счастьем. Джеки подозревал, что это с ним его счастье болтает по телефону, но что он вернётся так скоро, никак не ожидал. Да не один! Привёз с собой свору дурно пахнущих дальней дорогой девиц. На всякий случай, пёсик скрутил хвостик плотнее и присел на него, дрожа и волнуясь. Если Джеки дрожа уставился на девиц, переводя глаза с одной на другую, то Татьяна уставилась на неказистого, даже корявого подростка, стоящего рядом с дочерью Бориса Николаевича. Она видела его дочь на фотографии и сразу узнала. Уродец выглядел вялым и болезненным. Можно добавить и бледным, если не зелёным.
           — Что это, и что с ним? —
           Закрыв за собой дверь в ванную комнату, спросила Татьяна Бориса.
           — Устала, плохо переносит дорогу, да ещё надышалась смога в Москве. —
           — Это понятно! Но почему она так выглядит? —
           — Дорогая моя, она лилипут. —
           — Что лилипут будет у нас делать? Что едят лилипуты? —
           — Она подруга Маши. —
           — Я понимаю. —
           Но по лицу Татьяны было видно, что человек в растерянности.
           — Я всё равно, не знаю как с ней себя вести. —
           — Обойдётся, дорогая. Мы же с ними не будем жить, уйдём к тебе. —

           Они вышли из ванны. Маша, как и положено приезжим людям сидела на стуле, положив руки на стол. Существо, коленками стояло на стуле, и ручками перебирала букет искусственных роз в вазе на столе. Торшер стоял у окна и волосы на голове странной девочки, просвечивались, обрисовывая и без того большой череп. На выход из ванны светящаяся голова повернулась в их сторону. Улыбка на лице была мягкой, и непомерно широкой.
           — Какие замечательные грустные цветы. Они замёрзли, правда? Но им хорошо с вами.—
           Когда Татьяна увидела их в магазине, она точно так же и подумала. Цветы были грустные, замёршие и очень красивые. Их никто бы не купил, решила Татьяна и забрала их к себе. В квартире, цветы смотрелись красивее и притягательнее. Странное существо думало и рассуждало как она сама.
           — Борис! Принеси из комнаты диванную подушку для гостьи на стул. Ей будет удобнее.—
           Куда-то делась непривлекательность девочки. Хозяйка улыбалась гостье.
           — Спасибо. —
           Хельга воспользовалась подушкой без всякого смущения. Ноги её в смешных гольфах, не доставали до пола, носочки ног смешно тянулись в низ. Маша находилась в сложной ситуации. Вроде у отца она, но не дома и рядом женщина совершенно чужая, живущая с её отцом. На «ты», на «вы»? Как с ней разговаривать?
Борис Николаевич разлил шампанское по бокалам.
           — За дочь, за гостью, за хозяйку в доме! —
           Все выпили немного из своих бокалов.
           — Ничего себе! —
           Подумала Маша.
           — Выходит папина квартира её, раз она хозяйка, а я кто же тогда? В мамином доме ухажёр поселился. Получается что он там тоже хозяин, а кто же я? —
           Стало грустно. Невыносимо хотелось озвучить свои вопросы и обязательно противным, и скандальным голосом.
           — Правда, на него Мишка похож? —
           Хельга протянула Маше через стол стеклянную фото рамку, с портретом малыша, конкретно смахивающим на Мишку. Милое лицо малыша, напомнило Маше о красивом и статном Сергее в Москве. Красивый и статный Сергей, оказался ещё и заботливым до занудства. Его беспокоило всё, в предстоящей поездке. Жара, пробки на дорогах, дальность поездки. Сесть Маше надо было непременно на сиденье что за водителем, оно самое безопасное место в машине. Зануда говорил много, пока Маша не напомнила, что её будет везти родной отец. Только тогда Сергей поутих немного.
           — Это мой сын. Он уже взрослый. —
           Пояснила Татьяна.
           — У моего знакомого есть племянник, очень похож на вашего сына. —
           Три женщины склонили лица над одной фотографией.

           Раздался звонок телефона. Татьяна ответила и долго стояла, слушала, затем ушла в другую комнату. Какое-то время её не было. Салаты попробовали, надо было разливать грибной суп. Борис Николаевич пошёл за Татьяной. Она сидела на кровати, сложив руки на коленях, со странно отрешённым лицом.
           — Что-то случилось? —
           — Нет ещё. Завтра прилетает мой сын их Франции. —
           — Так это же радость! —
           — Разумеется. Я много лет ждала этого. Что теперь делать с этой радостью, как мне себя вести, я ничего не чувствую в себе?! —
           На последних словах, женщина сорвалась на крик.
           — Муж вырвал сына из моей жизни совсем ещё маленьким, дочь увели наркотики! Я такая плохая? Почему у меня не как у тебя? И эти совпадения…. Взяла в руки фотографию сына эта странная девочка, а он в это время поехал в аэропорт. —
           — Его отец звонил? —
           — Да. —
           — Девочка тут не причём. Совпадение. Да не бойся, я с тобой! Справимся! —
           — Страшно! Столько лет прошло! Муж утверждает, что это желание сына. —
           — Вполне понятное желание. —
           — Я уже и не надеялась. Столько лет меня с ним не было! И нет слов себя, оправдать. —
           — Думаю, твой сын во всем разобрался, потому и едет на встречу. —
           — Всё равно страшно! —
           Они вышли из комнаты, и зашли на кухню.
           — Наливаем шампанского. Есть повод. Малыш с фотографии на пути в аэропорт, откуда прилетит к нам, но уже взрослым юношей. —
           Борис Николаевич, постучал пальцем по стеклу фотографии. Татьяна заплакала. Девушки ринулись её успокаивать, узнав, что сын рос без неё и на чужбине.

           Встал вопрос размещения гостей. Тут взяла слово Маша. По её мнению, отец и Татьяна как молодожёны, должны остаться в доме, в котором у них завязались отношения. Молодёжь пойдёт жить в квартиру Татьяны. Постепенно всё наладиться. Молодёжь там, молодожёны здесь.

           Ровный гул самолёта всегда клонил Жерара в сон. Сейчас этого не произошло. Всё было неудобным. Кресла узкие, плед колючий, подушка сползала из-под головы. Мыслей в голове нет. Одно раздражение. Стюардесса костлявая вся и длинная. Идёт к нему и смотрит на него. Ну, зачем? Кто её звал!
           — С вами всё в порядке? Я могу что-то сделать для вас? —
           Стюардесса слегка прогнулась над нервным пассажиром.
           — Я к маме лечу. —
           Произнёс молодой человек, как маленький и капризный мальчик. У стюардессы выгнулись брови. Она сделала вид, что заботливо поправляет плед, а сама закатила глаза и покачала головой. Это ещё не странный случай. Бывает и того хуже.
           — А к кому бы вы хотели лететь? —
           — К ней и хочу. —
           Уже другим голосом ответил парень. Он заметил мимические ужимки стюардессы и взял себя в руки.
           — Счастливого пути! —
           Услышал ответ.
           — Вместе с вами. —
           — Разумеется. —
           — И ходят они все и всегда одинаково. —

           Парень проводил стюардессу сердитым взглядом. Возможно, и не надо было этого делать - лететь к маме в Россию. Только не развернуть самолёт и не выпрыгнуть из него. На кого он сердиться? Отец не гнал сына к матери в Россию, это его личная инициатива. Удивительно то, что в раннем возрасте, сын не испытывал желания встретиться с матерью. Желание приходило вместо ушедших лет детства. Чем старше становился сын, тем сильнее было желание увидеть мать. Нужно ли это? Отец ни плохого, ни хорошего о ней не говорил. Раз в год маме отсылалась его фотография, с коротким письмом, в котором рассказывалось о его успехах в учёбе, увлечениях. Письма писала бабушка и никогда их не подписывала. Текст на листе бумаги и дата. В конце жизни, бабушка настоятельно рекомендовала внуку увидеться с матерью и русской роднёй.
           — Это только, кажется, что жизнь длинная и успеть можно, сделать всё. —
           — Не откладывай на потом вашу встречу. —

           Когда бабушки не стало, не стало и переписки, даже один раз в год. Из рассказов бабушки, он понял, что мама, живя с отцом, так и не свыклась с тяжёлым трудом виноделов. Сезонные наймы рабочих по уходу за виноградниками, по сбору урожая, и его отжиме предполагали большой круглогодичный труд. Три раза в день кормить рабочих, приготовить пищу, стирать одежду, постельное бельё и терпеть их вечерние развлечения. Шумно, многолюдно и нестерпимо одиноко при всём этом. Случилось то, что случилось. Сын пустил корни, вместе с виноградником отца и деда во Франции, а тоненький стебель пророс и цеплялся в памяти за размытые картинки и образы, рос и тянул его в Россию. Человек заснул.
           — Просыпаемся! Скоро посадка. Я заберу у вас плед и подушку. —
           — Забирайте. —
           Жерар покорно расстался с тёплыми вещами. Мама Жерара, по рассказам бабушки, была поклонница творчества французского актёра Жерара Ксавье Депардьё. Потому и Жерара, назвали Жераром. Прямая, как ручка от швабры стюардесса, снова задержала на себе его взгляд.
           — Циркуль. А ведь кому то нравится! —
           Рассуждал про себя нервный пассажир.

           Прошло несколько минут неприятных ощущений сопровождающих приземление, и вот двигатели смолкают. Аэропорт города Волгограда. Город герой. Исторический город. Он находил и читал литературу о нём. Полёт в Россию откладывался и неоднократно. Возможно из-за отца, и его страхов по поводу существующего в природе «зову крови». Проще говоря, отец боялся потерять сына. А тут, подружка Жерара, прониклась желанием познакомить его со своей матерью. Как же так, подумал он, я не знаю своей матери, а пойду знакомиться с чужой. И не пошёл, отложил это дело.

           Жерар сходит по трапу с самолёта, страхи исчезают. Небо и всё вокруг серое, скоро утро. Впереди асфальт, бетон и стекло. Его мать мало изменилась, если сравнивать по фотографиям, хранившимся у них дома, и её стоящую сейчас рядом с мужчиной на глянцевом полу аэропорта. Что-то заставило сына пройти мимо матери в толпе вновь прибывших, остановится невдалеке, и несколько минут наблюдать за тем как ждут его, как ищут глазами. Человеку необходимо было удостовериться в этом. Поток прибывших пассажиров иссяк. Его мать, беспомощно заглядывала в пустоту терминала, прижимая к груди побелевшие кисти рук.
           — Я здесь мама. —
           Сказал Жерар и не услышал себя.

           Жерар хорошо говорил на русском с явным акцентом. Голос прозвучал безлико и неэмоционально. Воздух раскалён за стеклянными стенами здания, а руки сына и матери ледяные.
           — Не плачьте мама, мне придется это делать. —
           Сын потянул руку из рук матери.

           Мать вздрогнула и цепко ухватилась за руку сына. Обняться они так и не смогли. Слишком уж солидным выглядел сын в свои двадцать семь лет. Мужчина, сопровождавший его мать, пришёл на выручку.
           — Прошу в машину. У нас жара этим летом стоит немыслимая, даже ночью тридцать градусов, а тут Татьяна разволновалась. —
           — Поедемте домой! Надо всем поспать ещё. Мы, так с ног валимся. —
           — Я приехал только что из Москвы. Ехал своим ходом. Привёз дочь домой. —
           — Вы всё понимаете, что я говорю, или я делаю это очень быстро? —
           — Всё. —
           Сказал француз и утвердительно кивнул головой.

           Мать не отрывалась от сына. Он хотел отпустить её руку и уже давно, но понимал, что его рука сейчас принадлежит матери. Только рука, мама ощущалась чужой, растерянной, беспомощной, цепкой и это раздражало. То, что сын рисовал в своём воображение, при встрече с матерью не произошло. Сны, в которых сын обнимал мать, не сбылись. Современная, красивая с виду женщина, как она жила без него? Он всегда хотел увидеть мать, он летел к матери и должен был встретиться с матерью, но рядом в машине сидела чужая, бледная женщина с очень холодными и влажными руками. Неприятно.

           Борис Николаевич сел за руль, обернулся посмотреть на Татьяну. Это была она, но с пустыми глазами и застывшей маской на лице. Никакой мимики. Человек застыл в собственном страхе и чужом отторжении. Её не хотели, её не чувствовал собственный сын, это очевидно! Несколько секунд Борис Николаевич разглядывал обоих. Татьяну, смотрящую на профиль сына, и Жерара, разглядывающего свои ботинки на машинном коврике.
           — Меня зовут Борис Николаевич. Ночь на исходе, все устали от ожидания встречи. Сейчас едем в дом вашей мамы, где вы выспитесь, соберётесь с мыслями. Таня живёт в моём доме, и ей тоже нужно поспать. Ей станет лучше, я уверен, и вам станет лучше. —
           Борис хотел спросить:
           — Вы согласны? —
           Но не успел. Ответ Жерара опередил вопрос:
           — Я согласен. —
           Рука Жерара нашла предлог и с облегченьем отпустила руку матери. Он поспешно протянул её Борису Николаевичу.
           — Жерар. Рад. Приятно. —
           Пожатие было крепким. Мужчины посмотрели друг другу в глаза, и никто из них, не увидел и не почувствовал по отношению к себе то, что висело сейчас тяжелым и холодным камнем на сердце матери и сына. Жерар обрадовался знакомству с Борисом Николаевичем, попросился на переднее сиденье, что бы лучше рассмотреть панораму города.
           — Я сюда. К вам. Можно? —
           Что мог ответить Борис Николаевич?
           — Можно. —
           Мать осталась одна на заднем сиденье. Высохло всё. Горло, язык, рот, глаза. Руки стали горячими. Щёки горели так, что скользящие слёзы из уголков глаз, высыхали тут же, оставляя короткий шершавый след на щеке. Татьяна начала икать. Хорошо, что её мужчина что-то говорил и говорил её сыну, и тот ничего не услышал.
           Мать читала про себя молитву. Сын разглядывал неизвестную ему страну из окна машины. Он молод, вокруг новое и неизведанное. Оно вытеснило на задний план детские обиды на мать. Сын обернулся только на секунду и сразу понял, что мать молиться.
           — Мы станем привыкать, мама. —
           Сын поспешно достал из кармана брюк крохотный мешочек из блестящей ткани.
           — Сам выбирал. Сам платил. Серьги для тебя, мама. —
           Подарок ещё был в руках сына, а мать уже сняла свои серёжки с ушей и положила рядом с собой на сиденье. Даже не разглядев подарок, тут же надела новые серьги. И, о чудо! Сын улыбался матери, и ему хотелось это делать.
           — Мама красивая. Очень идёт. —
           —Согласен на сто процентов. —
           Заявил Борис Николаевич и почувствовал, как запершило в горле и носу.

           Серьги сына тяжелее своих предшественниц. Форма вытянутая, они раскачивались, касались дорогим металлом шеи и щеки. Гул в ушах исчез. Татьяна почувствовала себя увереннее, но что-либо сказать сыну, поблагодарить его, так и не смогла. Борис рассказывал Жерару о том, мимо чего они проезжали. Тот внимательно слушал. У матери появилась возможность разглядывать сына, не смущая его этим. Жара, а он в костюме. Ткань лёгкая и красивая. Похоже, что это лён с добавлением шёлка. Не мнётся. Волосы лежат на плечах. Почти женская стрижка. Ухоженность чувствуется во всём. Цвет лица, состояние кожи, ногти на руках говорят об этом. Сложён красиво. Накаченные мышцы рук и ног, можно заметить и через костюм. Лёгкая волосатость на руках. Волосы русые. Странно! В кого? Родинка на щеке. У отца такая же родинка. Хорошо очерченные скулы и брови. Красивый у неё сын!

           Опять навернулись слёзы на глаза. В этот раз женщина быстро с ними справилась. Захотелось рассмотреть серёжки. Сняла одну, посмотрела и надела. Хотелось спать. Глаза просто слипались.
           — Устала, мама. —
           Спросил сын.
           — Перенервничала. —
           — Мы приехали. В квартире сейчас моя дочь. Для тебя она сводная сестра. —
           Борис Николаевич и Жерар вышли из машины в утренние сумерки двора.
           — Спокойной ночи, мама. —
           — До завтра, сынок. —
           Прошелестел голос матери из салона машины.

           Борис Николаевич пошёл в подъезд, за ним Жерар, с небольшим саквояжем в руках. Сын обернулся и помахал рукой матери. Татьяна, положив голову на спинку сиденья, смотрела сыну в след. Серьги приятно оттягивали уши и странным образом успокаивающе действовали на неё. Не было сил поднять руку и ответить на прощальный жест сына. Она закрыла глаза и стала слушать тишину. Как долго она ждала этой встречи, а кроме усталости, и приятной тяжести в ушах от серёг, ничего не чувствует.
           — Новые серьги, новый мужчина, новый сын, новый дом, новая дочь…. Лилипут! Сколько всего нового и всё сразу свалилось, скопом. —
           Женщина почти засыпала.

           Дверь в квартиру Татьяны оказалась не запертой. Мужчины переступили порог квартиры, вежливо уступая друг другу дорогу.
           — Устрою дочери завтра скандальчик по этому поводу. —
           Думал Борис Николаевич, пропуская вперёд себя гостя. Свет в прихожей и кухне горел. На столе в комнате, стоит что-то завёрнутое в кухонное полотенце. Рядом на разделочной доске половинка яблочного пирога. Борис Николаевич прошёл к двери другой комнате. Тихо приоткрыл дверь и посмотрел в комнату. Темно. Утреннего света от окна достаточно, что бы разглядеть спящую дочь на кровати и рядом комочек гостьи под одеялом. Видно, как разительно отличается эта девочка от его дочери. Работает кондиционер, горит зелёный глаз на дисплее.
           — Не дождалась тебя сестра. Уснула. Устала с дороги. Не обижайся! —
           — Нет. Нет. Это хорошо. —
           Жерар тоже хотел спать. Его ждал разложенный диван, предусмотрительно застеленный Машей. Осталась только показать гостью ванную. Есть гость не стал, сославшись на то, что его кормили в самолёте. Мужчины попрощались. Борис Николаевич ушёл, закрыв за собой дверь на ключ.

           Оставшись один, молодой человек и не думал, что-либо разглядывать. Он стремительно разделся, аккуратно повесил одежду на спинку стула и упал на диван вниз лицом, ища оправдание своему нежеланию принять душ. Приятно распрямиться во весь рост! Сознание затягивалось сном. Нужно накрыться простынею, сестра ведь… Что значит сводная? Будем, надеется, что сестра не жаворонок. Жерар уснул.

           Утро за окном лениво разбавляло тёмные краски светом. Тени от предметов на полу в кухне становились длиннее и отчётливее. Летом солнце встаёт рано. Хорошо, что шторы в комнатах на окнах плотные. Хорошо, что есть кондиционер. Пока всё хорошо. Ребёнок в трусиках, майке и носках проскакал в ванную комнату и не закрыл за собой дверь. Сидя на унитазе, писая уже, ребёнок увидел спящего человека на диване. Дёрнулся всем телом, что бы встать и закрыть дверь, но льющаяся струйка не позволила это сделать. Подросток нисколько не расстроился и продолжил опустошать мочевой пузырь и разглядывать висевший костюм гостья на стуле. Выйдет из ванной комнаты, пройдёт мимо стула, потрогает и понюхает пиджак. Обойдёт диван, заглянет в лицо спящего на нём человека. Постоит над ним, закручивая пальцем прядку волос на голове. Потом стремительно убежит на кухню, где отломит кусок пирога и старательно сжует его. Возьмёт нож, и сравняет неровный край. Соберёт кусочки и съест их. С опаской оглянётся, вспомнив, что спящий гость, может и не спать, а наблюдать за нею, но это будет не так. Гость не наблюдал. В полусне, в его сознанье промелькнёт странное существо, в пуховых носках не по размеру и исчезнет. На смену существу придёт просветлевший образ матери, в новых серёжках и радостная мысль:
           — Я сделал это! Я встретился с матерью. —

           Жерар проснулся, будто его включили. Он знал, где он, и знал что не один. Слышал шаги вокруг себя. Его разглядывали. Парень не раскрывая глаз, продолжал лежать, притворяясь спящим. Хорошо, что он накрылся простынею. Плохо, что не с головой накрылся, тогда была бы возможность подсмотреть. Можно чуть-чуть приоткрыть веки. Ну-ка, попробую…. Ему думалось, что сестра будет намного старше, чем этот подросток в пуховых носках. Девочка. Вон и грудь имеется, правда маленькая, но она и сама маленькая ещё. Может быть сестёр две? Точно две! Маша выходит из ванной и грозит пальцем девочке. Та обиженно уходит на кухню. Странная внешность. Может Даун? Нет! У них лица не такие. Надо вставать. Жерар прокрутил в голове несколько отработанных фраз, которые ему хотелось произнести во время знакомства с сестрой. Вчера выстроенные мысли казались вполне нормальными и правильными. Сейчас нет.
           — Привет. Я проснулся. —
           Привествие Жерара заставило девочек обернуться. Младшая так и не перестала жевать и скулы её заработали ещё быстрее. Она торопилась прожевать и ответить на приветствие да подавилась. Вместо того, что бы брату и сестре поздороваться, им пришлось заниматься странным подростком в пуховых носках, который стал синеть прямо на глазах. Вместо того, что бы стараться проглотить то, что застряло в горле и запить это водой, подросток не сводил глаз с парня и не слушал его подсказок. Пришлось Жерару, несколько раз довольно жёстко стукнуть подростка по спине, а затем отнести в ванную, что бы умыть, потому как была девочка вся в слезах и соплях. Обошлось. Жерар, присев подле девочки подтянул носочки на её ногах. Маша села на крышку унитаза и засмеялась.
           — Тебе бы так. —
           Огрызнулся подросток и чмокнул куда — то меж бровей Жерара, так как лицо его было прямо перед ней.
           — Спасибо. Ты меня спас. —
           Её ручки погладили волосы парня на плечах.
           — Не совсем так. —
           — Мне лучше знать, а мы тебя ждали. —
           — Это приятно. —

           Молодёжь стала знакомиться. Потом умываться по очереди. Потом пить чай со вчерашним пирогом. Всем было легко общаться, совсем не так как вчера в аэропорту было трудно общаться взрослым людям. Хельга принесла диванную подушку и забралась с нею на стул. Жерар проследил за этим. Он больше общался с сестрой, потому как она постоянно о чём-то его спрашивала, но глаза его как магнитом притягивала к себе необычная девочка Хельга. С ней снова стали происходить странности. То она съезжала с подушки, и Жерару пришлось встать и сажать девочку на подушку, то уронила чайную ложку, и Жерар поднял её, вымыл под краном и принёс назад. То чай слишком горячий и его невозможно пить. В этом случае Жерар предложил добавить в него молоко из холодильника, полезно и чай станет не таким горячим. Хельга млела от ухаживания молодого красавца, старалась переключить внимание брата от сестры к себе. Глаз не сводила с иностранного гостя, и всё время жевала, быстро и тщательно.
           — Что с тобой? Ты как хорёк изголодавшийся! —
           Рассердилась на карлицу Маша. Жерар в это время вышел из кухни, что бы поговорить по телефону с матерью.
           — Твой брат красив как бог. Подобного ему, я никого не встречала. Меня трясёт всю, будто то я экзамены сдаю. Что делать Маш, а? —
           Было ощущение того, что карлица клацает зубами о край чашки.
           — Сводный брат, не кровный. —
           — Так ты за него можешь и замуж выйти! —
           Удивилась открытию Хельга.
Она вскарабкалась на подушку, с которой постоянно сползала, от того, что постоянно двигалась. Потянулась за яблоком – надо же себя чем-то занять, когда «бог» вернётся. Тарелка с фруктами стояла далеко. Вместо того, что бы подвинуть её к себе за край, она наклоняет тарелку, в это время в дверном проёме появляется «бог», Хельга так и застывает, держа руку на краю тарелки, с которой скатываются по одному, все фрукты на стол, а потом к ногам «бога». «Бог» не гневается. «Бог» подбирает фрукты, моет и складывает на место. Потом обходит стол, поднимает носок с пола, который свалился с ноги Хельги и, как ни в чём не бывало, водворяет его на место. Замечает, что ножка холодная.
           — У неё и руки холодные, круглый год. И кончик носа. —
           Соглашается с Жераром Маша.
Жерар берёт в руки яблоко, садится рядом с Хельгой, чистит яблоко.
           — Яблоко хочешь? —
           Девочка хлопнула выпуклыми глазами и кивнула головой. Маленький человек, наконец-то почувствовал себя маленьким. Пропало стремление всё время что-то делать для кого-то, что бы обратить на себя внимание.
           — Порезать? —
           Глаза хлопнули, голова кивнула.
Брат рассказывал сестре подробности своей жизни во Франции с отцом. Изучал он земледелие, виноделие и журналистику. Зная русский язык, имеет стабильно оплачиваемые приглашения, в качестве переводчика, на разные мероприятия и праздники города. От сюда много друзей и связей. Живёт в провинции Шампань, в доме отца, имеет комнату в Париже. Он не женат, но в планы это входит. Жерар отрезал дольку яблока, и она тут же была выхвачена из его пальцев, рукой Хельги.
           — Не надо спешить. Подавишься. —
           Плечо молодого человека касалось головы карлицы, или это она старательно дотрагивалась головой до парня. Жерар такой тёплый, такой сильный, такой красивый! Такой, такой, такой….
           — Отец женат на хорошей, трудолюбивой женщине. У меня есть брат и сестра. —
           — Искать работу им не надо, она всегда есть в нашем доме и на нашей земле. —
           У плеча Жерара завозились. Жерар посмотрел в выпуклые глаза, вспомнил свои обязанности. Отрезал от яблока и отдал девушке. Вдруг отобрал, вырезал часть сердцевины, в которой оказалась семечка и снова отдал.
           — Рад быть в гостях. Буду рад, приезду сестры. —
           У плеча вновь завозилась Хельга, с обиженным лицом протянула яблочную дольку, в которой Жерар не заметил семечку. Жерар убрал семечку, положил дольку яблока прямо в рот девочки. Еле успел отдёрнуть руку – так активно работали её челюсти. Глаза Хельги сердились при этом.
           — Обрадуюсь приезду Хельги вместе с сестрой.—
           Жерар смотрел на странного человечка у своего плеча и чувствовал, что это не просто слова вежливости. В ответ, странная девочка, радостно заболтала ногами под столом. Парень заглянул под стол. На одной ноге Хельги вновь не было носка. Совершенно спокойно, молодой человек поднял носок с пола и снова надел его на ножку девушки. В знак благодарности, его ласково боднули большой головой в плечо. Жерар не заметил, как плотнее придвинулся к Хельге. Та ответила ему тем же.
           — Мне это кажется или парень воспитан и вежлив. Мне это кажется. —
           Решила Маша, разглядывая сводного брата и подругу.
Брат встал и вышел. Через минуту вернулся.
           — Купил и маме и сестре серьги. Маме дарил ночью. —
           — Сестре дарю утром. Помни обо мне. —

           Ещё один блестящий мешочек развязан. Ещё одни серьги нашли свою хозяйку. Они были точно такими же, как и подарок для мамы. Только камень был белым, а у мамы цвета табака. Что-то между коричневым и зелёным.
           — Это так красиво и так дорого, наверно! —
           Маша не рассчитывала получить дорогой подарок. Была растеряна.
           — Это непременно золото. Память сестре. —
           Жерар наблюдал, как сестра любовалась подарком, как сняла свои маленькие серёжки с ушей и убежала в ванную комнату с подарком. Там нет никого и много света. Жерар посмотрел на Хельгу, опасаясь увидеть обиженного человека, оставшегося без подарка, к тому же человек этот был женщиной. На него смотрели, как смотрит мать на только что родившегося ребёнка. Он собрался извиниться, сказать, что не знал о ней, и у него нет для неё подарка. Пообещать купить что-то. И услышал:
           — Красивее тебя на земле нет человека. —
           Сказала это Хельга без смущения, мягко с нежностью взрослой женщины. Мысли сказанные вслух. Сказала и сама задумалась о сказанном, не сводя глаз с Жерара. Тот стоял у стола и мысленно переводил её слова, а когда перевёл, понял, что сказал такие слова, с такой достоверностью, поистине сам красивый человек. Это не прозвучало как комплимент, нет! Это прозвучало как долгожданное открытие, чего-то очень светлого, почти божественного

            Жерар нравился женщинам и платил им той же разменной монетой. Франция, самая раскрепощённая во всех любовных проявлениях страна. Новым для него было то, что в данный момент никто, ни с кем не заигрывал.
           — Спасибо. —
           — И тебе спасибо. —
           Странное лицо подростка было сосредоточенно спокойным. Такой взгляд Жерар наблюдал у бабушки. Мудрый взгляд.
           — Мы купим тебе подарок, какой ты захочешь. —
           Жерар присел возле карлицы. Посмотрел на ручки, на крохотные пальчики. Осторожно подёргал за мочку уха, как бы давая понять, что он именно купит для неё. Она погладила его волосы. Но как она это сделала! Как гладит счастливый отец ребёнка, как гладит счастливая мать сыночка. Умиротворённо и нежно. Хельга любовалась Жераром.
           — Лилипутам не идут дорогие украшения. У нас детская внешность. —
           Жерар не понял смысл сказанного.
           — Кто ты? Откуда? Где твой дом? —
           — Я лилипут. Мама лилипут. Бабушка и дедушка лилипуты из цирка. И их родители тоже. Я всем говорю об этом сразу, что бы меня долго не разглядывали. Маша со мной дружит не как с лилипутом. —
           Жерар смотрел на необыкновенного человечка и наполнялся нежностью к нему. И далеко не жалостью. Он вспомнил значение слова лилипут.
           — Мы купим тебе тапочки, маленькие тапочки. —
           — В детском отделе. —
           Ответила Хельга. Невооружённым глазом видно сейчас духовное озарение двух людей, очень важно представить их именно такими. Истина, как свет, озаряет сразу же, впервые мгновения не имея названия.

           Маша остановилась в дверях, и от увиденной сцены, перестала чувствовать в ушах новые серьги. Ей пришлось подождать немножко, пока её заметили.
           — Красиво очень. —
           Это сказал Жерар, имея в виду новые серьги на сестре.
           — Я предлагаю обняться. —
           Они обнялись.
           — Как хорошо, что вы есть у меня. —
           Сказала Хельга, смотря, как обнимаются брат и сестра.
           — А ты у нас. —
           Сказала Маша.
           — Нас ждут. Скоро приедет папа. Надо одеваться. —
           Хельга ускакала в спальню. Маша убрала со стола и пришла к ней. Жерар просматривал телевизионные каналы в первой комнате.
           — Ты заигрываешь с ним? —
           Обратилась Маша к подруге.
Хельга разглядывала своё отражение в зеркале.
           — Заигрывать – это как бумажный бантик на ниточке. Помахал им перед носом котёнка, он и порвался весь. Нет, это совсем не то. Тут как обухом по голове, и я увидела себя со стороны. Мне не надо его приручать, быть служкой во всём и всегда, лишь бы он оценил мою заботу и остался со мной. Он делает это за меня. И видно бабушки ошибаются порой и говорят не дело совсем. Любовь и лилипутам нужна. Мать за ней и ушла к Гулливеру. —
Сердилась Маша, сердито произнесла и свою тираду Хельга.
           — Не смей одевать дурацкие полосатые гольфы. —
           Выпалила в сердцах Маша и получила в ответ рассудительный ответ.
           — Я без них, как червяк в юбочке. В гольфах, пусть по-детски, зато не безобразно выгляжу. Ты сама посмотри…. —
           Хельга доверчиво сняла гольфы и приподняла край юбки в складочку.
           — Мне прямую юбку нельзя носить. Полное уродство! —
           Маша сражена откровением карлицы и увиденным.
           — Я стерва. Прости меня. Что на меня нашло? —
           — Всё нормально, иначе ты не была бы женщиной. Жерар мне тапочки обещал купить. Придётся отказаться. —
           — Всё равно он уедет. —
           Парирует Маша.
           — Да уедет, а тапочки пусть останутся. —
           — Пусть. —
           Подругам взгрустнулось. Они обнялись на кровати и замерли, изучая собственные мысли в голове. Голос Жерара вывел их из этого состояния.
           — Уже идём. Как я выгляжу? —
           Маша спросила и ужаснулась тому, что Хельга никогда об этом не спрашивает.
           — Ты Маша всегда красивая, даже голая. —
           Подруги вышли к Жерару. Высокая, стройная сестра его в новых и дорогих серьгах, и странная мудрая девочка. Разные такие.
           — Красивые подруги у меня сегодня. —
           Сказал Жерар, и он нисколько не врал и не приукрашивал.

           Поразмышляем. Красота в каждом и она разная. Хочется привести не совсем достойный человека пример со смешными, уродливыми породистыми собачками. Как реагируем на них люди? Факт на лицо! Получается, что красота может быть и смешной и уродливой.

           Маша взяла Хельгу за руку и повела к выходу. Когда дверь закрыли на ключ, эстафету перенял Жерар. Теперь он повёл за руку карлицу по ступеням общественной лестницы. Во дворе у машины стоял Борис Николаевич и приветливо махал рукой. Подруга дочери уже не воспринималась им странным существом. Нормальный человек, только маленький.
           — Как мама чувствует себя? —
           — Спасибо Жерар. Хорошо. Вы родные люди, но в данный момент чужие. Ей тяжело, вину за собой чувствует. И тебе думаю, не очень легко. —
           Он вопросительно посмотрел на Жерара, опасаясь, понял ли он сказанное.
           — Понимаю. Хочу цветы купить. Это можно? —
           Жерар открыл дверцу машины. Девушки сели. Полдень. В обычное лето это самое жаркое время дня, а нынешним летом столбик термометра перевалил за цифру в пятьдесят градусов на солнце. Находиться долго на улице невозможно. Машина с кондиционером, потому в ней прохладно. В цветочном магазине после короткого пребывания на солнце ощущение холода. Холод позволяет дольше сохранить цветы. Жерару всё интересно, он на всём задерживает взгляд, часто задаёт вопросы. Он красив, вежлив, его произношение выдаёт в нём иностранца. На него обращают внимание, его разглядывают. Он выбирает для мамы бордовые розы, для сестры белые лилии. В каждом букете одиннадцать цветов. Стебли у цветов длинные и жёсткие. Ни фольга, ни целлофан ему не нравятся для упаковки цветов. Девушка продавец смущена. Ленты для оформления букета жёсткие и все ядовитых оттенков. Ну, всё иностранцу не нравится!
           — Я не посещаю сегодня кладбище. Это подарок маме, сестре и подруге. —
           Он оборачивается к Борису Николаевичу.
           — Хельга маленькая. Розы почти с её рост. Что купить? —
           Оба смотрят на герберы. Они напоминают Хельгу. Цветы головастые, лобастые с выпуклой серединкой, и без листьев на стебле.
           — Нет, их не надо. —
           Качает головой Борис Николаевич.
           — Да…. —
           Соглашается Жерар, блуждая взглядом по прилавкам.
           — Вот это, пожалуй. —
           И показывает на маленький букет, собранный из крохотных розовых бутонов. Весь в кружевах и атласных ленточках.
           — Это свадебный букет невесты. За ним должны приехать и забрать, букет дорогой. —
           — Продайте его мне. Я настаиваю. —
           Расстроился иностранец.
           — Вы сделаете ещё один, и продадите два букета. —
           Советует Борис Николаевич.
           — Могу не успеть. —
           — Так продавайте быстрее, не тяните время и делайте второй. —
           Стоят на своём мужчины.
           — Ну, хорошо! —
           Продавец назвала сумму.
Жерар поднял глаза к потолку, мысленно перевёл на евро, и выложил на прилавок цветные денежные знаки. Девушка продавец ещё больше растерялась. Борис Николаевич, достал бумажник и расплатился. Евро вручил обратно сопротивляющемуся Жерару.
           — Потом, потом сочтёмся. Продавцу надо работать. Делать свадебный букет. —
           С охапками цветов мужчины вышли на улицу.
           — Первые цветы, первый раз, для сестры. —
           Жерар открыл заднюю дверцу машины и положил белые лилии на колени Маши.
           — Спасибо братец. Ты меня балуешь. —
           — Как, как? —
           — Братец. Это уменьшительное, от слова брат. Ты же мне сводным братом приходишься.—
           — Уменьшительное…. Как это? Не надо меня уменьшать. Я старше тебя. —
           Все засмеялись.
Маленький букет для Хельги, прятался за большой охапкой роз. Жерар с цветами обошёл машину и сел на переднее сиденье. Машина тронулась.
           — А это для маленькой Хельги. —
           Жерар обернулся к девушкам и протянул свадебный букетик лилипуту.
Борис Николаевич бросал взгляды в зеркало заднего вида, что бы быть в курсе событий.
           — У меня тоже цветы! —
           Воскликнула Хельга так громко, будто Маша была где-то в другой комнате.
Все прониклись чужим восторгом и радостью. Уж как она не вертела букет перед глазами! Обнюхала каждый бутончик. Вывернула на свой лад кружево, перевязала по-своему ленточки. Положила его между собой и Машей на сиденье. Через мгновение выхватила его от туда, так как лилии касались её букета. Стряхнула только ей видимую пыльцу от лилий и уложила букетик на свои колени. Подняла глаза и увидела, что Маша и Жерар наблюдают за ней, и Борис Николаевич смотрит на неё в зеркало заднего вида.
           — Что? —
           Замерла девушка.
           — Ой! Спасибо! Спасибо! —
           Она встала, слегка прогнулась и обняла Жерара ручками вместе с подголовником и застыла. Было видно, что такую реакцию Жерар не ожидал. Он напрягся и ждал, когда его отпустят.  Похлопал руки Хельги у себя под подбородком и только тогда его отпустили и снова занялись созерцанием букета. Мужчины переглянулись. Ни у кого из них не было во взгляде осуждения или удивления, была нежность к маленькой женщине.

           Они приехали. Вошли в дом. Поднялись по лестнице. В дверях ждала Татьяна с собачкой на руках. Борис Николаевич сразу же забрал Джеки, так как сын вручал цветы матери. Большое количество незнакомых людей привело собачку в бешенство. Она тряслась всем телом и тявкала. У Маши зазвонил телефон, и она закрылась в ванной комнате. Борис Николаевич опустил собачку на пол, спешно ставил что-то разогреваться в кастрюльке на газовую плиту, исполняя приказ хозяйки. Все были чем-то заняты. Хельга осталась одна в коридоре. Собачка подле её ног вся извелась в бессмысленном лае.
           — Можешь не драть горло. Казаться хозяином, у тебя никогда не получится. Ты лилипут. Будешь всегда под ногами путаться, и смотреть на тебя будут свысока всегда. Ты маленький. Потому можешь быть только нужным, или не нужным, в зависимости от настроения людей проживающих с тобой. Сейчас ты, как и я, ни кому не нужен. Все заняты собой или кем-то. Как тебе тут живётся? —
           Собачка заткнулась. Только тряслась всем телом. Глаза навыкате, и мокрые, будто она плачет. Девочка присела возле неё на корточки и заглянула в собачьи мокрые глаза. Увидела в атласных пуговицах чёрного цвета своё отражение. Собачка повела носом в сторону её букета.
           — Можешь понюхать. —
           Благосклонно разрешила Хельга. Собака медленно приблизилась носом к букету.
           — Вот видишь совсем не страшно. Приобщайся к красоте! Хочешь, открою тайну? Мы с тобой похожи. —
           Собака моргнула.
           — Я вижу, ты согласна со мной. Давай дружить! Иди ко мне. —
           Собака оказалась на руках девочки.
           — Фу, какая ты пружинистая! Расслабься, а то брошу на пол. —
           Жерар с матерью стояли и слушали. Они вышли из кухни, вспомнив про гостью.
           — Хельга, проходите в комнату. Как вам спалось на новом месте? —
           Спросила Татьяна.
           — Хорошо спала. И приснился жених невесте! —
           Ответила за подругу Маша, вышедшая из ванны.

           Пришло время, садиться за стол. Кухня позволяет, стол большой на восемь стульев. Татьяна расстаралась и наготовила много чего. Борщ, котлеты, холодец, вареники с картошкой и вишней, и компот из свежих яблок. Салат селёдка под шубой, произвёл большое впечатление на Жерара своими размерами, стоял посередине стола. Как это салат, может стоять на столе такой горой?! Борис Николаевич принёс диванную подушку. Жерар взял её у него из рук, словно зная для чего она. Приподнял Хельгу и посадил на подушку. Потом, вечером, Борис с Татьяной обсудят все эти мелочи, замеченные ими в течение дня. Собака ютилась на коленях Хельги, стараясь удержаться, уж очень маленькой была девочка. Обед прошёл замечательно. Коньячные рюмочки, были такими крохотными, но два глотка, что помещались в них, позволили людям расслабиться и смело смотреть в глаза друг друга. Жерар не выпускал из поля зрения свою подопечную. Ей было достаточно на чём-то задержать взгляд, и тут же это накладывалось в тарелку. Ей позволялось кормить собаку с рук, запивать борщ холодной водой и есть зелёный лук вприкуску. Жерар поддержал ей компанию в этом. Коньяк и лук! Что поделаешь, и так бывает.

           Татьяна заметила серьги в ушах Маши. Они были точно такими же, как и её. Посмотрела ещё раз, что бы убедиться. Борис Николаевич и вопросительно посмотрел на дочь.
           — Да, папа! Это подарок Жерара. —
           — Купил одну модель серёг для матери и дочери. —
           Пояснил Жерар.
           — Мне Татьяна Владимировна не мама. —
           — Как не мама? Мам…. —
           Жерар повернулся к матери.
Все замолчали. Маша стала снимать серьги. Жерар жестом запретил ей это делать.
           — Маша дочь Бориса Николаевича, вместе живём совсем недавно. —
           — Моя дочь, твоя родная сестра сейчас не со мной. Она в другом месте…. —
           Татьяна вздохнула.
           — Купим третью пару серёг. Что расстроило тебя мама? Далеко - то место? —
           — Твоя сестра жила неправильной жизнью. По решению суда, она отбывает срок в женской колонии. —
           Никто за столом не проронил ни слова, все ждали подробностей.
           — Маме твоей на сегодня хватит воспоминаний, тем более что они грустные. —
           — Кто хочет кофе, а кто хочет чай? —
           Засуетился вокруг стола Борис Николаевич. Все выбрали чай.
Джеки свалился с колен карлицы. Хельга нырнула под стол поднять собачку. Жерар встал, подхватил карлицу под мышки и усадил на стул с подушкой рядом с собой. Внимательно оглядел её, ровно ли сидит. Девушка благодарно потерлась о его плечо головой.
           — Мой сын слишком ласков с этой девочкой. И Джеки туда же…. —
           Подумала Татьяна и прошлась взглядом по лилипуту. Та сделал вид, будто разглядывает рисунок на бумажной салфетке.
           — У вашего сына красивое имя. —
           Сказала просто так, лишь бы сказать что-то. Тем более что имя с двумя буквами «р», рычащее имя, по её мнению.
           — Мама поклонница Жерара Депардьё, я поклонник Эдит Джованни Гассион. Певица Эдит Пиаф. —
           Жерар ласково смотрит на соседку у плеча.
           — Ты на неё похожа. —
           Хельга хлопнула большими, выпуклыми глазами. Ресницы у карлицы редкие, но длинные и когда она поднимала глаза на Жерара, они касались её бровей. Подчёркивали и без того большой и выпуклый лоб.
           — Эдит мало жила, но много чудила. Ей многое проститься, ибо она много любила. Такие слова о ней я нашёл в книге Марселя Блистена «До свидания, Эдит!» и запомнил. У меня большая коллекция её снимков. —
           У Татьяны кольнуло в сердце предчувствие.
           — Неужели я могу быть на кого-то похожа, кроме как на лилипута. —
           Удивилась Хельга, слушая рассказчика. У неё тоже кольнуло в сердце. Только тут напроказничала стрела амура. Форточка, наверное, была открыта. Жерар посмотрел под стол, пощупал холодную ножку Хельги.
           — Мама! Одолжи нам свои носки. У тебя ведь есть носки? У кого-то лапки холодные, как у гуся. —
           Жерар улыбался Хельге. Его плечо и её голова снова соприкасались.
           — Не забудь, нам надо купить тебе тапочки. —
           Выпуклые глаза хлопнули в ответ. Большая голова кивнула.
Растеренная Татьяна ушла в комнату за носками. Покопалась в шкафу своего мужчины. Новых носок не нашла. Пришлось нести стираные. Она протянула их через стол Хельге, но забрал их сын и надел на ножки лилипута сам.
           — Хорошо? —
           Сын снова заглядывал в лицо лилипута.
Выпуклые глаза хлопнули. Большая голова кивнула. Хельга немела, когда за ней ухаживал Жерар. Онемение это было приятным.



Продолжение: http://www.proza.ru/2016/06/09/1956

Послевкусие. Глава шестая



           Молодёжи всегда тесно и душно в компании с взрослыми. Чувствуют это, но молчат. После просмотра фотографий привезённых Жераром, не стало тем для разговора.
           — Хочу исполнить своё обещание и купить Хельге тапочки. —
           Жерар потрепал волосы на голове Хельги.
           — Обойдётся! Татьяна, у вас в квартире, наверняка, что ни будь есть такое? Если нет, в носках походит. —
           — Обойдусь…. —
           Как эхо, отозвалась Хельга.
           — Дочь, ты не должна указывать гостью, что ему делать, а что нет. Потом это хорошая возможность показать Жерару город. Кстати, Хельга тоже гость. Я отвезу вас в торговый центр. По этакой жаре, много по городу не походишь. Асфальт плавиться. —
           — Мне с Татьяной делать там нечего, нагуляетесь вволю без нас. —
           Татьяну решение Бориса обрадовало. Наступит передышка в общении с сыном. Она целует своего мужчину в щёку. Мужчина прекрасно понял, за что его поцеловали прилюдно.
Вздыхая, плача и тоскуя все эти годы по маленькому мальчику, оставшемуся без мамы в чужой стране, Татьяне совсем было невдомёк, что страна эта ему родина, люди, живущие рядом с ним, родные люди. А женщина, живущая далеко в России, с каждым годом взросления сына, всё больше становилась таинственной незнакомкой по имени «мама». Мечтая о встрече с сыном, мать несла в себе невероятную любовь, тоску к ребёнку, а не к взрослому мужчине, хладнокровно окликнувшего мать в зале аэропорта. Всё это есть, всё это было, но никто, ни в чём, не виноват.

           Борис Николаевич вручил гостью советские купюры взамен на иностранные деньги. Квартира освободилась от нашествия родственников. Хозяин квартиры повёз гостей в торговый центр.

           Татьяна медленно бредёт к кровати. Ложится. Джеки тут же укладывается рядом. Тишина прилегла рядом.
           — Ни о чём думать не буду! —
           Решила женщина и тут же:
           — Как хорошо, что у меня есть Борис. Буквально на прошлой неделе, я была одинокой женщиной. Сегодня я с мужем, дочерью, сыном, собакой и лилипут в придачу! —
           Видимо женщина задремала, потому как разбудил её звук открываемой двери. Вернулся Борис Николаевич. Собачка не любила то, что называют кондиционером. Куда не ляг, он везде тебя достанет. Какая гадость! Она запрокинула голову и посмотрела на врага, висевшего на стенке. Зубки оскалились, собака зарычала.
           — Уймись. —
           Махнула на неё рукой Татьяна.
Та спрыгнула с кровати и убежала. На её место улёгся хозяин и прижался к женщине.
           — Ну, как ты? —
           — Как больная, поверишь? Всё тело болит, будто картошку копала. Всё не то, всё не так! Я не то себе представляла. —
           — Догадываюсь. —
           — Вот ты целуешь свою дочь, обнимаешь. А я, ни то, чтобы не могу, я ни хочу этого делать. И ему это не надо, может даже неприятно. —
           — Красивый у тебя сын, моя дорогая. —
           — Правда? Ты так считаешь? Мне тоже понравился. Он неприлично много уделяет внимания лилипуту. —
           Женщина оживилась. Напоследней фразе прорезались зло звонкие нотки в голосе. Мужчина услышал их.
           — Тише моя дорогая. Это нормально. —
           — Я и сам ловлю себя на том, что лилипут меня беспокоит. Не такая она, как все. —
           — Слабая, или маленькая…. Не знаю. Но человек она, хороший. —
           — Ты думаешь? —
           Мужчина и женщина притихли.Они ещё не нарадовались приобретением друг друга, а тут, как в корзинку грибы дети понаехали долгожданные и нежданные одновременно.
           — У него нет глаз? —
           — Ну, даже если и так, дело то молодое. —
           Мужчина закрыл глаза и затих, собираясь вздремнуть. Не получалось. Мешало что-то. Что? Он открывает глаза, спустя минуту, после сказанной фразы и видит, что его женщина смотрит на него возмущёнными глазами.
           — И что случилось? —
           Борис оглядел комнату.
           — Ты считаешь, что такое можно допустить?! —
           — Такое что? —
           Мужчина потерял нить разговора.
           — Что бы мой сын интересовался лилипутом. —
           — Да бог с тобой! Я имел в виду флирт, что там ещё бывает, не такое обязательное. —
           — Он француз. Только это они и умеют делать. Я не хочу этого! —
           — Кто же нас будет спрашивать. —
 Борис пытается обнять разгневанную Татьяну.
           — Я не допущу этого! —
           Напрасные слова, напрасный гнев. Если уж суждено прорасти волшебному чувству под названием любовь, то даже асфальт росткам любви не помеха. Да что там асфальт, плиты бетонные подымут.

           Оказавшись в торговом центре, молодёжь почувствовала себя свободно. Маша, как и подобает женщине, окрылённая новым и дорогим украшением, шла впереди всех. Может путь показывала, а может себя в дорогом украшении. Спина прямая, поступь лёгкая, взгляд играет и настроение искрится. Жерар добросовестно искал тапки для маленькой девочки. И они нашлись. Этакие носки из искусственного меха, с нашитой нескользящей подошвой и резинкой вокруг ножки. Ничего, что немного большие, резинка не даст им сваливаться с ног. Сколько людей, успело заметить странную пару! Красивый статный иностранец водил за руку смешную девочку, со странной внешностью. А сколько красивых женщин и девушек, одарили или проводили Жерар восхищенным взором. Не будем кривить душой и скажем, что Жерар успевал заметить и тех и других.
           — У вас красивые женщины, нарядные. —
           — Сегодня особый день? Праздник? —
           Спросил у Маши.
           — У меня праздник. Ко мне приехал брат из Франции. У женщин праздник, от того что они видят красоту моего брата. —
           Сказала Маша, а сама подумала:
           — Ух, как я ответила! —
           Жерар мысленно выстраивал сказанные сестрой слова в доступном для своего понимания порядке.
           — Моя красота праздничная? Я слишком ярко одет? —
           — Ты не так понял, забудь! —
           Маша демонстративно поцеловала Жерара в щёку и взяла его за руку. Она увидела компанию девушек, идущую прямо на них и явно разглядывающих Жерара. И что увидела компания девушек? То, что хотела им показать Маша. Красивого парня расцеловала красивая девушка и повела за собой в отдел женской одежды, а тот держал за руку, странного человечка, в клетчатой юбочке и полосатых гольфах. Пакет с тапочками в её руках касался пола и ласково шуршал при каждом прикосновении. Странный человечек поднимал голову, смотрел на парня красавца, потом на пакет, который шелестел по полу. Жерар среагировал и забрал у лилипута неудобную ношу.

           Маша передвигала в торговом отделе вешалки с одеждой, радостно ощущая приятную тяжесть новых серег, изредка поглядывала в сторону Хельги. Та присела на диванчик, пакет с тапочками лежал рядом. Жерар бродил по отделу, что-то брал в руки, читал состав ткани, затем подозвал продавца, им оказался парень, и они углубились в лабиринты стоек с одеждой, было видно, мужчины хорошо понимают друг друга.
           — Возможно, ищет подарки родственникам во Франции. —
           Решила Маша и позвала Хельгу с собой в примерочную кабину, но та отказалась и выглядела разбитой. Маша примерила сарафан длиной в пол. Самая популярная модель нынешнего лета. Взяла три модели, на бретелях, с закрытой спинкой и с широкой резинкой по талии. Вертелась в примерочной долго. Несколько раз выглядывала из примерочной кабины, что бы показать себя Хельге, но её на диванчике не оказалось. Длина сарафанов Маше понравилась, носить сарафаны такой длины решилась бы только в курортных зонах или на пляже. Слегка взлохмаченная и вспотевшая Маша вышла из примерочной кабины в торговый зал. Жерар был здесь, Хельги не было видно.
           — Где Хельга? —
           Обратилась она к Жерару.
Жерар жестом пригласил посмотреть Машу на подругу стоящую рядом с продавцом. Продавец старался спрятать за ворот новой туники висевшие этикетки. Это была совсем другая Хельга. Она стала выше, она стала стройнее. Появились пропорции тела. Девушка стояла в босоножках на высокой танкетке коричневого цвета. Верх босоножек цвета сливок. Шоколадного цвета брючки свободного кроя, отсроченные толстой бронзовой ниткой, слегка ложились ей на ступни ног. Толи блуза, толи туника сливочного цвета, с бронзовыми шариками вместо пуговиц была на ней. Блуза собрана чуть ниже груди, край блузы касался колен. В этой одежде Хельга не выглядела странной, и тем более лилипутом. Правда голову и лоб не изменить никакой одеждой, это понятно! Все трое, а это продавец Жерар и Маша, стояли в позе «вольно», перенеся вес тела на одну ногу. Одна рука у всех упиралась в бок, другая держалась за подбородок и все думали об одном и том же, рассматривая Хельгу.
           — Кажется, получилось всё наилучшим образом. Редкий размер ноги. —
           Произнёс продавец.
           — Какой? —
           Машинально спросила Маша.
           — Тридцать третий в Бразильском исполнении. —
           Ответил тот и вопросительно посмотрел на Жерара.
           — Я доволен. Теперь сумочка. Принесите сумочку из коричневой замши, или что-то ещё, на ваше усмотрение. Пожалуй, сюда подойдёт шёлковый шарф в полоску. В нём все цвета одежды. —
           Жерар обошёл вокруг Хельги. Лоб лилипута покрылся мелким бисером пота. Продавец принес на свой вкус небольшую квадратную сумочку из лака цвета слоновой кости, вложил в руку Хельги сумочку, воздушную ткань шарфа жестом фокусника положил на плечи. Ножницами срезал этикетки и унёс с собой. Комплект одежды выглядел восхитительно, Хельга в нём тоже.
           — Маша, как ты находишь свою подругу? —
           Жерар обнял сестру.
           — Потрясена. Модный приговор, да и только! Да посмотри ты на себя сама! Стоишь как вкопанная! —
           Маша повернула Хельгу к зеркалу лицом.
           — Я себя уже видела, только без сумочки и шарфика. —
           Прошелестела та. От прежней строгой и рассудительной подруги не осталось и следа.
           — Так посмотри себя с сумочкой. Все вещи хорошо сидят. Ты прелесть! —
           — У меня нет денег на всё это. —
           Прошептал испуганный карлик.
           — А то я не знаю. —
           Маша обернулась к Жерару с целью выяснить ситуацию, но тот уже расплачивался у кассы. Вещи Хельги сложили в пакет.
           — Он волшебник! Я красивая, Маша! —
           Лилипут стал приходить в восторг у зеркала. Руки сами поднимались и приглаживали волосы.
           — Это чек на пятнадцать тысяч, семьсот рублей. С этого дня у вас пять процентов скидки. Это, ваши следки. —
           Продавец протянул Жерару выше перечисленные предметы и полупрозрачные следки, выданные им для примерки обуви. Прозвучавшая сумма, было неприлично большой, что бы быть подарком для карлицы.
           — Она такая маленькая, как ты подобрал всё это? —
           — В бутиках всегда есть маленькие размеры. Брючки подвернули в поясе. —
           — Я восхищён мастер классом, который вы только что здесь показали всем нам. —
           Продавец сделал жест рукой в сторону своих коллег, которые наблюдали за происходящим. Те зааплодировали.
           — На ней всё было не так. Ты понимаешь меня, Маша. —
           Они подождали, разглядывая милые па лилипута у зеркала.
           — Понимаю. Но ты ведёшь себя как влюблённый. —
           — Да, я влюбился. —
           Лицо Жерара было спокойным и счастливым.
           — У Хельги парень в Москве. —
           — Меня тоже ждёт женщина в Париже. —
           Жерар как и Маша, смотрит на Хельгу.
           — Значит, ты не любишь эту женщину. —
           — Значит, не люблю. —
           Маша присаживается на диван и тут же вскакивает.
           — Глупая шутка. —
           — Хельга магнит. Не узнаю себя. Я праздник. Праздник нельзя отменить. —
           Жерар поворачивается навстречу, поистине новому человеку. Хельга держит сумочку в руках, а так как она на длинном ремешке, ей пришлось ремешок скрутить. Жерар забтрает сумочку и вешает её на девушку, так как раньше кондуктора носили сумки с билетами и деньгами, через плечо и грудь.
           — Освободили руки. Так удобнее, правда? —
           Карлица не ответила. Прислонилась к парню головой чуть ниже пупка и застыла. Спрятала лицо, по которому бежали слёзы, а платка носового у неё нет. Кожей живота Жерар почувствовал, что рубашка намокла.
           — Может и на голове ей, что ни будь, придумаем…. —
           Предложила Маша.
           — Придумаем. —
           Тихо сказал Жерар. Достал носовой платок и просунул его между собой и Хельгой. Платок приняли. Они постояли какое-то время, ожидая спада эмоций и вышли из отдела женской одежды. Вслед необычным покупателям смотрели продавцы.
           — Иностранец, кажется. —
           Сказал кто-то из обслуживающего персонала.
           — Лилипут, наверное. —
           Послышалось из примерочной кабинки, где шалил малыш и не давал маме спокойно рассмотреть себя в зеркало.
           — Кто это лилипут? —
           Спросил ребёнок маму.
           — Это маленькие и несчастные люди. —
           — Потому она и плачет? —
           — Именно поэтому. —
           Ответила мама из-за занавески.
Малыш поскакал к выходу из отдела и долго смотрел вслед уходящим взрослым людям, среди которых был взрослый маленький.

           Лилипут не шёл рядом с друзьями, а ощупывал под собой пол. Пол казался выше, чем на самом деле. Зрительное его восприятие было нарушено ощущением большой платформы на босоножках, тем более, что девушка никогда не носила обувь на каблучках или платформе. Лилипут вспотел от напряжения, правую ногу натирала босоножка.
           — Теперь отдыхать! Японский ресторанчик? Замечательно! Заходим дамы. —
           Жерар пропустил девушек вперёд. Походка Хельги поставила его в известность о возникшей проблеме. Как же он сам не догадался, обувь то новая. Проблему сразу же решили, воспользовавшись следками. Хельга повеселела. Щёки её алели. Рот расплывался до ушей. Она чопорно восседала за столом с японскими принадлежностями для принятия пищи и репетировала деревянными палочками, пока ещё не принесли еду. Стоило Жерару отвлечься, она тут же пристала к Маше с вопросом о деньгах, потраченных на неё Жераром.
           — Я уверена это подарок тебе. —
           — Но он не говорил этого, значит, я должна что-то говорить. —
           — Не думаю. —
           — А я думаю. —
           — А ты не думай. —
           Видимо Жерар что-то уловил из разговора подруг. Он отобрал у Хельги палочки, взял её ручки в свои руки. Продолжительно посмотрел в глаза, стараясь собрать её внимание на себе, так как она отводила глаза в сторону.
           — Не мог оставить тебя без подарка. Я привёз их всем, кроме тебя. —
           — Не надо думать о затратах. Мужчина исполняет свои желания. —
           Двое что-то увидели в своих глазах и, забывшись, разглядывали это.
Им принесли большую ладью с ролами ассорти, что бы можно было попробовать все ролы, перечисленные в меню. Пока несли обычную вилку для Хельги, она успела съесть несколько роллов руками.

           Внимание Маши приковывает девушка с распущенными, небывалой красоты волосами. И нет в том ничего удивительного, на неё смотрят все. Девушка словно сошла с обложки журнала. Вся в белом. Она шла в проходе между столиками, как по узкому подиуму, не обращая внимания на восхищённые взгляды присутствующих людей.
           — Здравствуй Маша! —
           Как то уж грустно и застенчиво произнёс парень, идущий с ней рядом. Его рука держала руку девушки в белом.
           — Привет Сергей! —
           — Мы тут…. —
           Замялся парень.
           — Мы тоже от жары спрятались. —
           — Это мой брат. Он вчера из Франции прилетел, где живёт постоянно. А это моя Московская подруга. Приехала погостить ко мне, пока в Москве не очиститься воздух. Твоя девушка? —
           Маша явно решила немного подтрунить над молодым человеком.
           —На днях познакомились. Решили быть вместе. —
           — Все мы немного знакомы. Так романтично! —
           Жерар встал и пожал руку Сергею.
Для девушки в белом отодвинул стул, ожидая, когда та сядет. А так как она продолжала стоять, он взял её за локоток и подвёл к стулу. Усадил напротив Хельги. От увиденной перед собой мужской красоты, у девушки в белом приоткрылся рот. Мой Бог!
           — Будем вместе. —
           Предложил Жерар. Ему хотелось общения с новыми людьми.
           — Давайте…. —
           Вяло согласился Сергей, потому как Белоснежка уже сидела за столом и явно любовалась иностранцем. Хельгу сочли за подростка. Белоснежку не насторожило смущение Сергея при встрече с Машей. Она всецело погрузилась в разглядывание иностранца. Подумать только, француз. Галантен. Красив. Мужчина её мечты! Выходит, бывают в жизни такие встречи, которые представляешь в своих мечтах. Сейчас она отдышится, соберётся с мыслями и постарается ему понравиться. Подросток напротив не сводит с неё глаз. Что-то с косметикой на лице? Белоснежка запускает руку в сумку. Сумка мешкообразная, большая и белая. Да где же зеркальце?! Лучше сходить в женский туалет. Она встаёт. Встаёт и Жерар, что бы отодвинуть для прохода стул.
           — Я на минутку. —
           Говорит Белоснежка.
Поворачивается и делает шаг в сторону. Наверняка француз на неё сейчас смотрит. Необходимо свести лопатки. Поднять руки и встряхнуть волосы, тогда они будут блистать во всей своей красе. Когда поднимаешь руки, талия обрисовывается, грудь приподнимается. А если сделать так, что бы сумка ненароком сползла с плеча и…. Сумка мягко ложится на плиточный пол к ногам девушки. Как бы удивившись этому, Белоснежка смотрит вниз. И вот, мужчина её мечты, у её ног. Сумка поднята и передана ей.
           — Простите. Со мной это бывает. Спасибо вам. —
           — Вас проводить? —
           Трудно представить себя со своей мечтой у двери женского туалета.
           — Не надо. Я скоро вернусь. —
           Белоснежка уходит.
          Всё то, о чём мысленно рассуждала Белоснежка, почувствовала сердцем девочка подросток. Жерар провожает взглядом крсавицу. Праздничное настроение Хельги улетучивается. Зато прорезался зверский аппетит. Она никогда не была в японском ресторане, и вообще в ресторанах не была. Роллы! Суши! Подумаешь, как дети играют в детскую посуду и накладывают туда маленькие порции, так и здесь. В животе урчащая лёгкость и злость. Так бы кинула квадратной тарелкой в след девушке в белом.

           Маша переговаривалась с Сергеем. К ним вернулось прежнее чувство дружеского участия в жизни каждого. Сейчас есть возможность взять и изменить сложившуюся ситуацию, только занято сердце у Маши Московским Сергеем, а сердце местного Сергея принадлежит белоснежке.         
           — Странная девочка. —
           Белоснежка усаживается рядом с Жераром.
Жерар словно проснулся, повернул лицо в сторону лилипута. Хельга тут же отвела глаза в сторону. Громко проглотила очередной ролл.
           — Она может так подавиться. —
           Изобразила участие на своём лице Белоснежка.
Жерар обошёл стол и сел рядом с Хельгой. Он вспомнил утреннее событие, произошедшее с карлицей, когда она подавилась пирогом.
           — Я не подавилась. Я заглотала рол целиком нечаянно. —
           Объяснила ему Хельга.
           — От тебя глаз нальзя отвести! —
           Рассердился Жерар.
           — А ты не отводи. —
           Выпуклые глаза хлопнули, большая голова с великим облегчением склонилась к мужскому плечу. Всё тело лилипута расслабилось и вздохнуло с облегченьем. Он рядом! Есть перехотелось. Захотелось пить. Как бы почувствовав это, Жерар пододвинул ей апельсиновый сок в высоком стакане с трубочкой и золотым бумажным зонтиком. Что бы воспользоваться такой красотой прямо со стола Хельге не хватало роста. Она забрала стакан со стола, и держа его над коленями, стала пить.
           — Что там у вас? —
           Спросила Маша.
           — Всё хорошо. —
           Ответил Жерар.
Белоснежка почувствовала себя в одиночестве. Иностранец переключил внимание на странную соседку. Она сделала последнюю попытку завладеть вниманием иностранца.
           — Что можно заказать здесь стоящее? —
           Громко и немного театрально произнесла она.
На её вопрос откликнулся Сергей. Он пересел к ней и взял в руки заказное меню. Стал что-то показывать спутнице. Той пришлось отвечать парню и заглядывать в книгу. Всё стало на свои места. Хельга вновь обрела плечо Жерара и его внимание. Утонула в его глазах. И пусть, пусть Жерар скоро уедет, карлица не станет отказываться от его внимания и заботы сейчас! Хельга на седьмом небе отчего-то нового доселе неизвестного. Боднула головой Жерара в плечо.
           — Что мой воробышек? Хочешь в салон красоты? —
           — Ты говорил, что я красивая. —
           — Нет передела совершенству. —
           — Соглашайся Хельга! Мне руки надо привести в порядок. —
           Вступила в разговор Маша.
           — Мы уходим! —
           Обратилась Маша к Сергею и его девушке.
Жерар встал, направился к киоску с цветами. Купил одну, ярко оранжевую герберу и вручил её Белоснежке.
           — Красота к красоте. Вы прекрасны! —
           Сказал он девушке. Зарделись щёки красавицы. Печально опустились ресницы. Красавица поняла, что новый знакомый, уходит из её жизни так же внезапно, как и появился. И он ушел, взяв за руку девочку со странной внешностью. Облик молодого иностранца остался сидеть напротив Белоснежки. Гербера в руках девушки таращилась на окружающих:
           — Где вода? Поставьте меня в воду! —
           Обладательница цветка, чувствовала себя точно так же. Ей не хватало воздуха, как цветку воды.

           Просторный зал парикмахерской сиял чистотой и новшествами в отделке. Зеркала на стенах, зеркала на потолке. Хромированный металл, сочетался с кожей на креслах. Шторы, вперемежку с нитями длинных бус. Белоснежный ухоженный кот на подушке с кисточками по уголкам, встретился с глазами нелепого подростка. Он счёл клиента за ребёнка и залез к нему на колени. Это его основная работа. За это его кормили и холили. За это взяли с улицы в салон красоты, заметив однажды эту его привычку. Детям было чем заняться, пока их мамы приводили себя в порядок. Кот честно отрабатывал свои шпроты. Нужду справлял на улице. Сыскал за это любовь всех работающих в салоне.

           Кресло под Хельгой подняли до упора. После изменений в одежде, Хельга и сама видела в зеркало то, что стоящие торчком волосы не вписываются в общую картинку. Парикмахер задумчиво разглядывал лилипута. Волосы касаются плеч, стрижены каскадом. Мастер мужчина о чём-то поговорил с Жераром, после чего волосы лилипута тонировали, вымыли и высушили. Верхнюю часть волос заплели корзиночкой вокруг головы. Выпустили тонкие пряди на лоб и виски. Все остальные волосы выпрямили утюжками. Лицо Хельги зрительно удлинилось. Скрылись диспропорции головы с телом. Мастер доволен своей работой и прочитал лекцию клиенту, как надо скрывать свои недостатки.
           — Ты тратишь деньги на постороннего человека. —
           Маша смело смотрит на Жерара.
После долгой паузы, когда Маша уже и не думала получить ответ на своё замечание, парень встал, радостно потянулся до хруста в костях.
           — Влюблён. Хочу делать много хорошего. —
           — Хельга человек с недостатками. Хельга карлик. —
           — Мне хорошо так никогда не было. Поверь. Так хочу. —
           — Принимайте работу. —
           Мастер был уверен в положительном результате. Хельга спрыгнула с кресла.
Кот, лежащий под накидкой на коленях Хельги, и видимо задремавший рухнул на пол.
Жерар метнулся к раковине и, намочив ладони водой, бережно собрал шерсть кота, с её брючек. Маша решила забыть все слова Жерара.
           — Тебе идёт. —
           — Я видела, я знаю.—
           Ответила Хельга и, задержав руку, ухаживающую за ней, прижала её к своей горячей от впечатлений щеке. Звонит телефон. Это Татьяна требует явиться молодёжи домой на ужин. Какой ужин!
           — Как ужин? Не могу, так много кушать. —
           Расстроился Жерар.
           — Тогда в «КиноМакс». —
           Предлодила Маша. Татьяна Владимировна получила отказ.

           Обволакивающий запах попкорна в прохладном, если не холодном зале кинотеатра, мгновенно действует на слюноотделение. Большой стакан в руках каждого. Какое наслаждение, быть в числе жующих людей. В помещении темно. Кресла удобные. Начался фильм. Через десять минут, красиво причёсанная голова Хельги, безвольно прислонилась к руке молодого человека. Карлица заснула без всякого стеснения. Организм, после стольких ярких переживаний нуждался в отдыхе. Жерар попросит Машу достать джинсовую курточку её подруги из пакета и накроет плечи своей подопечной. Будет стараться не шевелиться, так что вступит в спину и шею и ему придётся терпеть. События в фильме не волновали Жерара, он размышлял о карлице, ощущая тепло карлика.

           В это само время, его мама, Татьяна Владимировна со списком в руках ходила по квартире следом за своим новым мужчиной, перечисляя вслух то, что необходимо взять с собой на турбазу. Не след держать гостя в четырёхстенах. На дворе лето! Мужчина слушал и кивал головой в знак согласия. Напомнил ей о том, что уехав из цивилизации города, они приедут в цивилизацию загородного отдыха.
           — У твоего сына билет на самолёт в воскресенье. —
           — Я как-то упустила это из виду. Выходит, прошло столько лет, а он выкроил в своей жизни для меня всего неделю?! —
           Женщина скомкала лист бумаги со списком и швырнула его на пол.
           — Я даже не успею придумать, что подарить ему в ответ на его подарок. —
           Слёзы катились по щекам легко и капали на новое домашнее платье.
           — Ужинать не пришли. —
           Голос её надломился.
           — Что делаю не так, раз он спешит и старается быть от меня подальше? —
           Женщина уже забыла чувство облегчения, когда внезапно проявившийся сын в её жизни ушёл с дочерью Бориса Николаевича и её подругой из дома.
           — Татьяна Владимировна! —
           Официальное обращение заставило женщину обернуться.
           — Какие б ни были дети, далёкие, близкие, родные или нет, они не хотят проводить время с пращурами. Так они нас сейчас называют. —
           — Пращуры? Какой ужас! Я не слышала…. —
           Растерялась женщина, вытерла слёзы и присела на стул.
           — А что это такое? Что-то от динозавров? —
           — Встряхнись. Дети так себя вели во все века. И мы так себя вели со своими родителями.—
           — Не удивлюсь, если они прямо из кинотеатра, поедут в клуб, а оттуда, прямо в твою квартиру и заваляться спать. Деньги я ему поменял. Парень щедрый. Не даст себе скучать и девчонкам тоже. —
           — Разве он к ним прилетел из Франции? —
           Собака запрыгнула на руки хозяйки. Борис Николаевич не протестовал. Пусть! Может, это её успокоит немного.
           — Угомонись, пожалуйста. Давай подумаем об ответном подарке. —
           Они поужинали. Прибрались на кухне. Им было хорошо вместе. Они не мешались друг другу. Наоборот, старались быть рядом, касаться руками, плечами, губами. Что можно подарить молодому Французу, с которым воочию общаешься первый раз в жизни, к тому же он твой сын!?
           — Сумочку из натуральной кожи для денег и документов, ремень брючный в один тон с сумочкой.—
           Женщина ждала одобрения.
           — Он француз. Они такие все утончённые. Может быть запонки золотые? Его приглашают в качестве переводчика в высшие слои общества. Вот увидишь, они ему пригодятся. Потом, вполне, полновесный ответ на его подарок. —
           Звонок в дверь. Татьяна ждала, но вздрогнула. Вскочила, стала разглаживать покрывало на кровати, поправлять подушки.
           — Я же говорил тебе, угомонись. Ты хозяйка и в своём доме, а он гость. —
           — Да, да конечно…. —
           Согласилась женщина. Она уже стояла в коридоре, а Борис Николаевич открывал дверь. Собака тявкнула два раза, для приличия, боясь, что её спустят с рук. Молодежь вошла. Весёлая. Сын чмокнул мать в щёку. Маша последовала его примеру и приложилась к щеке Татьяны тоже, потом к отцу.
           — На сегодня развлечений достаточно. Наша крохотуля устала и хочет спать. —
           Заговорил Жерар, держа за руку лилипута.
           — Мы сытые. —
           Поддержала его Маша.
           — Тогда хоть чаю с пирожками. —
           Стала приглашать хозяйка гостей в кухню.
           — Нет, нет и нет…. —
           — Можно нам взять пирожки с собой? —
           Подала голос карлица.
Борис Николаевич и Татьяна посмотрели на неё. Потом друг на друга и снова на девушку. Удивление было велико.
           — Жерар меня переодел. Вам нравиться? —
           Лилипут сделал поворот вокруг себя.
           — Пап! Ну, разве тебе не нравиться? —
           Не выдержала Маша затянувшейся паузы.
           — Это намного больше, чем изменения. Ты совсем другая! —

           Татьяне тоже понравились изменения в девушке, вполне приличный человек стоял сейчас в её квартире, только маленький. Голова матери наполнялась вопросами. Что значит, мой сын переодел лилипута? Он купил ей все эти вещи на свои деньги? Может и услуги салона красоты он тоже оплачивал? С какой стати? Что происходит? И кто такая крохотуля, неужели она?
           — Можно? —
           Переспросила Хельга. Она имела в виду взять с собой пирожки.
           — Что? —
           Спросила Татьяна.
           — Пирожков можно взять с собой? Вы предлагали…. —
           Онемевшая хозяйка продолжает разглядывать карлицу. Какие радикальные перемены! Что может сотворить правильно подобранная одежда, обувь, и причёска. Да она премиленькая! Только росточка небольшого.
           — Конечно, конечно! Сейчас всё соберу. Борис вас отвезёт. Может быть, всё-таки поужинаете? —
           — Мои женщины устали. Да и я, признаться тоже. —
           Жерар присел, что бы погладить собачку, но та отскочила от него в сторону Хельги и прижалась к её ногам.
           — Насильно мил не будешь. Ваша поговорка. —
           Заулыбался парень.
Татьяна принесла из кухни нагруженный пакет. Борис Николаевич был готов служить молодёжи в качестве бесплатного такси.
           — Мама ревнует меня к тебе. —
           Отец и дочь спускались по лестнице. Жерар с Хельгой шли сзади, он что-то говорил своей маленькой спутнице. Та поднимала лицо навстречу его словам, что бы слышать и видеть говорящего их. Жерар смотрел только под ноги и старательно держал карлицу за руку.
           — Обязательно навести мать. —
           — Сегодня не успею. Как ты находишь изменения в Хельге? —
           — Удивлён, восхищён. Ты принимала в этом участие? —
           — Никакого. Жерар всё подобрал сам. Хельга сидела на диванчике, как мальчик с пальчик и ножками болтала. Я вышла из примерочной кабинки, а она стоит неузнаваемая. Мне хотелось бы иметь такого брата. Жерар пригласил меня в гости во Францию, ты меня отпустишь? —
           — Время покажет. К маме сходи. —
           Все вышли из подъезда и окунулись в городскую жару нынешнего аномального лета.
           — Пап, как мне вести себя у мамы, если в доме окажется посторонний мужчина? —
           Дочь сделал ударение на последнем слове.
           — Так, как ведёшь себя с Татьяной. —
           Посоветовал отец.
           — Поняла. —
           Молодёжь уселась в машину, и та выехала со двора.

           Татьяна сидела за столом на кухне, прижимая к груди собачку. Глаза женщины не моргая, смотрят в одну точку. Что ж это за напасть такая, свалилась на голову сына! Сутки как видятся! Что за привязанность у сына к карлице, и какого она характера? Нельзя же всё списать на французское воспитание. К Маше у него другое отношение. Ко мне тоже. Женщина опечалилась. Скорей бы закончилась эта неделя!
           — Давай приляжем и подождём твоего и моего спасителя. —
           Обратилась женщина к собачке.
При мысли о своём новом мужчине, женщина заулыбалась. Собачка гнездилась у её бока, прятала нос под подушку. Веки тяжелели, Татьяна проваливалась в сон.

            А молодёжь, вопреки жалобам на усталость бодрствовала. Каждый ждал свою очередь в ванную комнату. Со смехом и шутками все готовились ко сну. Хельга в новых тапочках и шортах с майкой опять превратилась в нескладного подростка. Развесила новую одежду на плечики. Сердито сдвинула хозяйские вешалки в шкафу с одеждой в сторону, что бы они ни прикасались к новым вещам.
           — Ты спи спокойно. Не волнуйся за причёску. Знай, что я не хуже чем в парикмахерской плету косы. —
           Маша стелила постель и разговаривала с Хельгой. Жерар принимал душ.
           — Спасибо, Маша. За всё, спасибо! За что мне такая радость? —
           — Каждый человек достоин радости. —
           — Что будет со мной без него? —
           Маша с удвоенной силой взбивает подушку. Присела. Собралась сказать что-то, но передумала. Несколько раз взглянула на печальную, так преобразившеюся подругу. Набрала в грудь воздуха и решилась.
           — Ты Жерара себе придумала. Столько внимания и подарков! Можно понять…. —
           — Жерар тоже всё это придумал? —
           — Видимо, с мамой у него не очень слаживается, переключился на тебя. —
           Хельга допила простоквашу. Пошла и вымыла кружку в раковине на кухне. Вернулась. Открыла дверцу шкафа. Потрогала рукой новую одежду. Вспомнила себя в ней.
           — Нетушки! Я ему нравлюсь. Он обо мне заботится —
           — Ты мне тоже нравишься, и я тоже о тебе забочусь. —
           Стояла на своём Маша и добавила:
           — Наверняка у него есть женщина, во Франции. —
           — У меня тоже есть парень в Москве. Посмотри сколько пропущенных звонков на телефоне! Э, нет! Здесь совсем другое. Как дверь желанную открыть. Долго подбираешь ключ, с трудом попадаешь в скважину, с трудом проворачиваешь в свою сторону. Что за ней, неведомо…. —
           — Тогда свыкайся с мыслью, что он уедет. —
           — Нетушки! —
           Ответил сердитый лилипут и плашмя свалился на кровать. Маша покачала головой, только от этого сердитые мысли не ушли.

           Когда все дела были переделаны, свет погашен по всеобщему желанию, к Маше пришёл на ум очередной аргумент, который она собралась высказать Хельге. Мысленно выстроила предложение в мягкой форме и собралась открыть рот проговорить фразу вслух, но в тёмную комнату осторожно вошёл Жерар. Приблизился к кровати со стороны Хельги. Не сел на неё, нет! Тогда бы колебание кровати было ощутимо Маше. Он наклонился и, по всей видимости, поцеловал Хельгу. Один раз. Коротко и нежно. Та что-то заворковала в ответ на его ласку, и он ушёл.
           — Караул! Светопреставление! —
           Маша зажмурила крепче глаза, старалась не дышать и не шевелится.
           — Пусть делают что хотят! Люди взрослые. —

           Утром, первые проблески сознания вернули Маше возмущение на ночное вторжение Жерара в комнату. Не открывая глаз, она лежала и сердилась. В квартире тихо. Хельги на кровати нет.
           — Начинается! Как мне выходить из комнаты? Стучаться? —
           Она приподнялась, что бы посмотреть время на часах. Хельга стояла у шкафа, в новой одежде, и разглядывала себя со всех сторон.
           — Ты уже не спишь? Смотри, причёска не помялась. —
           Хельга покружилась у зеркала.
           — Доброе утро! Жерар спит? —
           — Не знаю. —
           Хельга продолжила кружиться у зеркала.
           — Цветы мои и твои забыли вчера забрать у Татьяны. —
           — Забыли. А зачем их теперь забирать! Мы на турбазу едем. —
           Маше хотелось отчитать подругу за ночную вольность с Жераром, но она, же ничего не должна была видеть. Потянулась и осталась лежать в кровати.
           — Всё-таки одежда меняет человека! —
           — Улетит во Францию и ничего этого видеть не будет. —
           Горестно вздохнул лилипут.
Маша встала и отошла к окну. Постояла. Подумала.
           — Если я скажу, что бы ты сама во всём этом разбиралась, тебя это не сильно обидит? К тому же, его ждёт в Париже женщина. Он пудрит мозги тебе, скоропалительно, до не приличия.—
           — Откуда знаешь про женщину?! —
           — Молодой мужчина, красавец и без женщины? —
           — Нетушки! Нетушки! Нетушки! —
           Затопала ножками в пушистых тапочках Хельга.
           —Не вздумай реветь. Лицо распухнет. Переодевайся, давай.—
           Хельга послушно начала стаскивать с себя обновы.
           — Ну что мне ему всё это вернуть? Как быть? —
           В дверь постучали и тут же её раскрыли.
           — Доброе утро. Слышу, вы разговариваете. —
           Сама того не ожидая, Маша продолжила свои размышления.
           — Да, разговариваем. О тебе! Ты ведёшь себя как профессиональный обольститель. —
           — Всего один поцелуй на спокойную ночь! —
           Растерялся парень.
           — Хельга, обходи его с другой стороны! Сейчас мы ему покажем «всего один поцелуй»!—
           Девушки шутя, накидываются на парня и валят на кровать. Маша чмокает Жерара в голову и лоб, а Хельга, в плечи и грудь. Возня и хохот! Все устали и на мгновение затихают на кровати, что бы отдохнуть. Маша встаёт, поправляет волосы. Оборачивается, а Жерар целует её подругу по-настоящему.
           — Как об стену горохом! —
           — Как, как? —
           — Я хочу сказать, что ты, так ничего и не понял. —
           Махнув рукой, Маша бежит занимать ванную комнату.
           — Хорошо спал мой воробушек? —
           — Будто с тобой рядом. —
           — Попрошу разрешения у Маши, ночевать с тобой. —
           Жерар говорил это легко и просто, будто собирался сводить карлицу в кино.
           — Зачем? —
           Вырвалось у Хельги.
           — Что бы дольше меня помнила, что бы хватило до самого моего возвращения. Я приеду за тобой. Увезу воробышка к себе. —
           За спиной карлицы распахнулись крылья. Она замахала ими и тут же улетела к Маше. Ворвалась в ванную комнату и пересказала всё только что ею услышанное от Жерара. Маша, с зубной щёткой во рту замерла перед зеркалом. Смотрела на отражение подруги. Вынула щётку, сплюнула в раковину. Теперь в зеркале отразились трое. Жерар выглядел довольным и вполне правдоподобным.
           — Это у вас, у французов, так всё быстро происходит? —
           — Такое бывает со всеми. —
           Жерар улыбался.
           — Такое чувство, что ты ехал не к маме. —
           — Наверное. —
           Пожал плечами парень.
           — Ты наступаешь на грабли своего отца. —
           — Как, как? —
           — Твой отец привозил русскую женщину во Францию. Что из этого вышло ты занешь сам. —
           — Я думал про это. От начала, не видно конца. Надо сделать, что бы узнать. —

           Позвонил Борис Николаевич осведомиться, всё ли есть у гостя для отдыха на турбазе, если нет, то он заедет за ним и отвезёт туда, где это можно приобрести. На том и решили. Мужчины уехали.
           — Чего так радуешься? Как же учёба? А я? —
           — Можно я не буду об этом думать? Хотя бы сегодня! —
           Заныла Хельга.
           — Не думай. Наблюдая за вами, сама получаю такой заряд энергии, что готова, хоть сейчас уехать в Москву к Сергею. —
           — Ты его придумала себе. —
           Голосом Маши, сказала Хельга. Она жевала пирожок.
           — Жизнь странная штука. Твои родители разошлись. Мои разбежались. Родители Жерара не стали жить вместе. Что ждёт меня? Что ждёт тебя Маша? Как сделать так, что бы остаться вместе навсегда? Я буду бороться за Жерара, до последнего вздоха. —
Хельга подняла руку, сжатую в кулак.
           Маша покосилась на кулачок лилипута. Она знала, как может бороться её подруга за исполнение своих желаний.
           — Мама Жерара будет против ваших отношений. —
           — Какая Татьяна мать? Как моя. Оставила мальчишку отцу на воспитание, как меня оставили бабушке. Можно какое-то время скрывать, не рассказывать. —
           — Вы скроете! У вас на лицах всё написано. Вы как два транспаранта. —
           В ответ, Хельга заулыбалась и стала такой хорошенькой!
           — Ой! Мне ещё к маме надо сходить до отъезда на турбазу. —
           — Можно мне с тобой? Хочу посмотреть твою маму. —
           Ответа Хельга не получила, в дверь заходили Борис Николаевич и Жерар.
           — Папуль! К маме, когда поедем? —
           — Мама твоя, занята до выходных, улетела куда-то с другом. Только что звонила. Надеюсь, ты не сильно расстроишься? —
           — Могла бы и мне позвонить. —
           — Домой ехать всё равно придётся, мои вещи там. —
           — Тогда все выходим. Мне тоже есть, что взять дома из своих вещей. —
           Согласилась Маша.
           — Шорты и майки Жерару решили подобрать из моего гардероба. Ты улетаешь в воскресенье? —
           Обратился отец Маши к Жерару и получил ответ:
           — Я ненадолго улечу. —
           Борис Николаевич вопросительно уставился на гостя, ожидая объяснений. Тот понял.
           — Соберу необходимые документы для сочетания браком с иностранкой и вернусь. —
           Откровение Жерара было неожиданным для всех.
           — Заходим все обратно. —
           Борис Николаевич затолкал всех назад в квартиру. Закрыл дверь. Ногой придвинул тумбочку, куда кладут ключи, и сумки. Сел на неё.
           — Я так понимаю, иностранка Хельга, жених ты? —
           — Так. —
           Согласился Жерар.
           — Когда решил? —
           — Ночью. —
           Все ждали нравоучений и возмущений.
           — Так, так…. —
           Борис Николаевич расстегнул одну из сумок, заглянул в неё. Что-то достал. Повертел в руках, бросил назад
           — Я узнала об этом десять минут назад. —
           Пропищала в своё оправдание Хельга.
Борис Николаевич так посмотрел на неё, как звучала бы фраза:
           — Тебя не спрашивают! —
           — Я так решил. —
           Произнёс Жерари и закрыл собой карлицу.
           — Как раз это и понятно. —
           Вздохнул Борис Николаевич.
           — Смотри парень! Тебе жить! —
           Посмотрел внимательно нанелепую пару. Покачал головой. Что значит один день?! И мало и много! Порой очень мало, порой очень много.
           — Я так думаю. Ты осчастливил свою девушку, но ты можешь напугать мою женщину свою маму. Ты летел в Россию не жениться, ты летел к маме. Будь добр, проведи эти дни с мамой, как это положено сыну. Свою новость объявишь в следующий раз, когда прилетишь сочетаться браком. А ты, дорогая Хельга, сильно губы не раскатывай. Оно, конечно, шанс есть, но бывает всякое. —
           — Как, как? Губы что? —
           Забеспокоился Жерар.
           — Есть такая поговорка. Вроде у кого-то, аппетит разыгрался не вовремя. —
           — Мы попили чаю. —
           — Новость ваша, даже для анекдота не подходит. —
           Глубоко вздохнул Борис Николаевич.
           — От начала, не видно конца. Что бы узнать, надо сделать. —
           Повторился Жерар. Борис Николаевич поднялся, мужчины стояли напротив друг друга.
           — Понял. Буду больше общаться с мамой. —
           — Весело живёте, как я посмотрю! Смотри парень, не наломай дров! —
           Борис Николаевич слегка похлопал Жерара по плечу.
           — Как, как? —
           — Ни как…. Выходим все! Отвезу вас на турбазу, а затем на работу. Вечером вернусь.—

           Они подъехали к дому, где совсем недавно проживал отец и дочь. Хорошо, что бывшей жены и мамы Маши нет дома. Маша вставила ключ в замочную скважину и открыла дверь, но только на длину цепочку.
           — Что за фокус?! Мам! Ты дома? —
           — Да, я дома. —
           За дверью показалась её мама. Сердитая. С телефоном возле уха.
           — Удосужилась всё-таки, посетить мать! —
           Тут женщина видит своего бывшего. Широко распахивает дверь, жестом показывает на большие сумки, стоящие в коридоре.
           — Давно ждут. —
           — Спасибочко. —
           Борис Николаевич берет две и направляется вниз по лестнице.
           — Вернусь за остальным, не закрывай дверь. —
           Но женщина, с нервной злостью тащит оставшиеся сумки на лестничную площадку. Она хочет дать понять, что не намерена второй раз открывать ему дверь. С лестничного пролёта за её действиями наблюдает бывший муж. Ставит свои две сумки на пол и возвращается к двери бывшей квартиры, что бы помочь бывшей жене. Наклоняется за сумкой, слегка касается женщины.
           — Не лапай меня! —
           Шипит женщина.
           — У меня руки заняты. Нечем лапать. —
           Миролюбиво замечает бывший муж.
           — Все вы одинаковые! —
           Женское горе выливается наружу.
Из квартиры отца и мать грустно разглядывает дочь. Борису Николаевичу становится невыносимо тесно в рубашке. Жаль бывшую жену, себя, дочь и ещё что-то. Он готов сказать ей слова утешения, но не находит таких слов.
           — Держи себя в руках. Дочь смотрит. Всё будет хорошо, и у тебя и у меня. —
           Старается говорить так, что бы Маша ни слышала.
Женщина собралась нахамить в ответ, но глаза их встретились. Зашлось за грудью, сердце встало у обоих. Жена поверила словам бывшего мужа, и зацепилась за эту веру, как за спасательный круг.
           — Ты красивая женщина. Красота спасёт мир. —
           Пальцы бывшего мужа и бывшей жены соприкоснулись.
           — Стоят сумки давно. Может, что помялось уже. —
           Совершенно другим голосом виновато произнесла его бывшая и как-то вся обмякла. Головой уткнулась мужу в грудь и затихла. Борис Николаевич напрягся, руки заняты сумками. Две сумки дожидаются на лестничной площадке. На грудь давит голова бывшей жены непомерным грузом. Дочь округлила глаза и собралась уйти вглубь квартиры, но отец глазами запросил помощи. Та развела руками, мол, как! Сцена прощания грозила затянуться. Маша убегает в свою комнату, из неё доносится её возглас:
           — Мама! Ничего своего не могу найти! —
           Женщина поднимает глаза на мужчину.
           — Может быть…. —
           В ответ звучит нежное:
           — Нет. —
           — Ты же не знаешь, что я тебе скажу! —
           — Зато знаю, что отвечу. —
           — Ради дочери! —
           Женщина пытается заглянуть в его глаза и ещё раз утолить душевную жажду глотком веры. Мужчина старательно отводит глаза в сторону.
           — Скажи Маше, что бы долго ни копалась. В машине люди ждут. —
           Он начинает спускаться вниз по лестнице с сумками.
           — Я помогу тебе! —
           Бежит за бывшим мужем бывшая жена.
Что он слышит? Неужели это его жена? Халатик из белого атласа за что-то цепляется и тормозит движение женщины. Резкий рывок руки рвёт ткань. Женщина желает догнать мужчину во, чтобы то ни стало. Женщина не желает отпускать мужа.
           — Хочу быть с тобой! —
           Рвётся крик из груди.
           — Мам! Ну, где же ты? —
Доносится голос дочери из квартиры.
           Женщина оглядывается на раскрытую дверь своей квартиры. Оборачивается, а бывшего мужа рядом нет. И только поспешные шаги в гулком коридоре звучат отчётливее, чем всегда. Вверху её зовёт настоящее, внизу её прошлое отмеряет шаги человеческого отчуждения.

           За каждым человеком, изначально стоит его собственный выбор. Никто, в наших ошибках не виноват, кроме нас самих. Неси женщина свой груз, а то придавит. И понесла она, невидимый груз вверх, назад в собственную квартиру, под тяжестью которого, опустились плечи, стали подгибаться ноги.

           Через пятнадцать минут, Маша вышла из подъезда с мамой. Подошли к машине. Внешне женщина выглядела спокойной. То, что Машина мама красивая женщина, было очевидным. Гости видели её впервые. Впервые видел её и бывший муж. Такой! Без налёта ветрености, без переливчатого смеха по поводу и без него, без косметики. Что-то родное, правильное шевельнулось в сердце мужчины. Дочь стояла рядом с родной матерью, а он, родной отец сжимал руль автомобиля, который отвезёт его вместе с дочерью к чужой женщине. Так надо. Так он решил. Неси и ты свой груз ошибок, мужчина.
           — Моя мама. —
           Представила маму дочь.
Жерар вышел из машины. Назвал себя. Женщина по старой привычке, оценивающе окинула взглядом силуэт парня.
           — Мне дочь рассказала о вас. —
           Тут из машины выходит Хельга в шортах и маячке. Женщина смотрит на неё, затем вопросительно смотрит на дочку.
           — Это Хельга. Моя подруга по институту. —
           Женщина обдумывает полученную информацию. Ещё раз косится на несуразного подростка.
           — Пап, можно маме с нами поехать? —
           Добрая душа дочери, наполнена состраданием к одиночеству матери.
           — Мама совсем одна. —
           Дополняет она свою просьбу веским аргументом.
           — Было бы здорово! —
           Восклицает Жерар.
           — Бывшую жену привезём к новой жене! Анекдот! —
           Восклицает Хельга, да так громко, да так искренне.
Закипает кресло под Борисом Николаевичем. Доходит и до Маши, нелепость просьбы.
           — Мне так жаль…. —
           Произносит Жерар и садиться в машину, что бы скрыть свою растерянность. Хельга усаживается следом за ним. Захлопывает дверцу машины.
           — Удачи вам…. —
           Мать чмокает дочь в щёку и заходит в тёплый подъезд дома.



Продолжение: http://www.proza.ru/2016/06/09/1958

Послевкусие. Глава седьмая



           Нынешнее аномально жаркое лето иссушило землю всё из неё произрастающее. Унылая поблёкшая зелень на деревьях, сухостой вдоль дорог. Только в пойме реки Ахтуба преобладает зелёный цвет. Арендованный двух этажный домик с верандой расположен в тридцати метрах от реки. В доме есть всё, для комфортного проживания людей. На территории турбазы ресторан, баня, бильярд, волейбольная площадка, большой теннисный корт, площадка для дискотеки. По дорожкам, с брезгливым безразличием вышагивают нелепые страусы, мельтешат декоративные куры утки и голуби. На них равнодушно смотрят одуревшие от жары коты. Как убитые они валяются повсюду. Пара павлинов, с изрядно потрёпанными веерами хвостов, жмутся к плетёной ограде, там хоть какая-то тень. Ослик пришёл познакомиться с новыми постояльцами. Глаза его, как у актёров в индийских фильмах, очерчены чёрной сурьмой самой природой. Девочки мгновенно в него влюбились и позабыли про всё на свете. Жерар носит сумки в дом, постоянно о чём-то спрашивает мать, а та отвечает радостно. Настроение Бориса Николаевича, изрядно подпорченное новостью Жерара и встречей с бывшей женой, изменится в лучшую сторону, не обещало. Не выходя из машины, он разглядывает подругу дочери. Попытался найти в Хельге, хоть что ни будь привлекательное. Не вышло. На работе его ждали и он уехал.

           Река. Водная гладь неподвижна под раскаленным солнцем. Солнечный свет, как зеркало разбивается вдребезги о воду. Каждый зеркальный осколок высвечивает бликами поверхность реки. Блики, блики, блики. Задержишь взгляд на воде и начинаешь щуриться. На песок голой ногой ступить невозможно. В тени деревьев температурной разницы не ощущается. Птиц не слышно. Людей на пляже почти нет.
           — Что с тобой, воробышек? —
           — Грустно. —
           — Это от неизвестности. Я уеду, для того что бы приехать. Буду звонить. Я надоем тебе, вот увидишь! —
           — Не правильно всё это. У нас с тобой родится лилипут. —
           — Тебя же, мой воробышек, родили на свет. Что мы родим, то и вырастим. —
           Жерар по пояс в воде разговаривает с Хельгой, сидящей в тени дерева. К ним приближается Маша. Брат и сводная сестра желают поплавать. Хельга не умеет плавать. Побродила в воде, заставила себя окунуться по плечи несколько раз и села на мокрый берег, так, что бы ноги были в воде. Майка и шорты намокли и прилипли к телу. К ней подходит девочка лет десяти. Её сердитая мама занята младшим и постоянно орущим ребёнком.
           — Давай поиграем. —
           Девочка начертила палочкой на мокром песке решётку, для игры в крестики и нолики.
           — Давай. —
           Из воды вышел Жерар и Маша. На песке у воды играют две девочки, примерно одного возраста и комплекции. Одна из них Хельга. Машу снова посещает мысль о неправильности выбора Жерара. Она смотрит на него и понимает, что таких сомнений у него нет. Жерар смотрел на Хельгу с нежностью и заботой. Присел, стал что-то комментировать, забрал её волосы за ушко, пощупал майку и шорты.
           — Это не дело. Надо переодеться. Вставай, и пойдём в дом. —

           На идущего от реки сына смотрит Татьяна. Нравится ей сын. Красивый у неё сын. Ну а то, что живёт в далёкой и чужой стране, ничего не поделаешь. Случилось так, как случилось. На веранде витают запахи котлет, рыбы, курицы и чего-то ещё. Готовка, конёк Татьяны Владимировны. Хельга зашла в дом переодеваться. Жерар сел рядом с матерью. Плечо к плечу. Оба замерли, каждый впитывал тепло сидящего с ним человека. Сын высвободил руку и обнял мать. Татьяна тут же положила голову на плечо сына.
           — Прости меня. —
           Эту фразу, одновременно сказали и мать и сын.
           — Тебя то, за что?! —
           Восклицает мать.
           — В аэропорту, я прошёл мимо. Заставил тебя волноваться. Мне так надо было. Мой интерес к Хельге, тоже прости. Мне так надо, мама. У меня есть семья, дом, работа интересная. Ты есть. Благодаря этому факту, я прилетел сюда встретиться с тобой и узнал Хельгу. У неё нет ничего этого и никого. —
           Мать распрямляет плечи.
           — Встань рядом с карлицей у зеркала и посмотри внимательно, на себя, на неё. —
           — Всё вижу мама. —
           — Не твоё это. —
           — Время рассудит. —
           Мать поняла слова сына по-своему, и у неё отлегло от сердца. Чуть, чуть.

           Прибывание на турбазе пошло всем на пользу. Настроение на природе у всех героев замечательное, аппетит такой же. Маша окинула взглядом стол накрытый Татьяной. Готовит новая папина женщина отменно. И когда только успевает? Жерар ушёл в дом и утащил за собой лилипута. Татьяна и Маша на веранде одни.
           — Маша, надо же что-то делать! Кто она? Кто родители? —
           Маша ожидала расспросов.
           — Отца никогда не видела. Мать, с её слов, ушла из цирка за мужчиной по любви. Хельга росла с бабушкой. Бабушки нет в живых. —
           Монотонно, с расстановкой перечислила Маша то, что знала.
           — Кошмар. Лилипуты! Это же болезнь роста на генетическом уровне. Они и живут мало!—
           Татьяна горестно покачала головой.
           — Отец у Хельни не лилипут. —
           — Да? И кто же он? —
           — Не знаю. Росла в цирке, они там все родственники. — 
           Жерар и Хельга вынесли хлеб на веранду. На территорию домика въехала машина Бориса Николаевича. Все рады. Из машины выбегает, Джеки и летит к хозяйке стрелой. Поравнялся с осликом, опешил, поджал хвостик, обежал вокруг животного трусцой и снова набрал скорость. Татьяна раскидывает руки в стороны и ждёт. Собачка пролетает мимо неё, заскакивает на плетёный диван, запрокидывает голову и заливается яростным лаем. На перилах веранды спит местный кот, успевший первым придти к новым постояльцам. Не прошеный гость так дурно пахнет, что напрашивалась мысль о его частых ночных ухаживаниях за местными кошечками. Все смеются, приветствуют героическую защиту собаки.
           — Вернулся раньше. Не могу спокойно думать о твоей стряпне. —
           Борис Николаевич обнимает Татьяну.
           — Покушаем и поедем в город. Купим подарок сыну, а то дни пролетят, и не успеем. —
           — Я согласна. —
           Женщина протягивает полотенце мужчине.

           Машина пылит по дороге Ахтубинской поймы в сторону города Волжский. Джеки всегда холодно, если работает кондиционер. Татьяна расстегивает замок на хозяйственной сумке:
           — Джеки! —
           Зовёт собачку и показывает ей раскрытую сумку. Та мигом оказывается в ней. Замок застёгивают на половину, что бы поступал воздух, и было, куда высунуть голову.
           — Жерар больше не спрашивал о сестре? —
           Завёл разговор Борис.
           — Нет. И я рада. Во-первых, я не успею за такой короткий срок получить разрешение на свидание. Во-вторых, кого я ему покажу? Она ещё даже внешне не отошла от запоя на свободе, её жаргон может шокировать Жерара. И на свидание онане выйдет. —
           — Как это? —
           Борис удивлён.
           —Дочь считает, что я увела у неё поклонника. —
           — Как это? —
           —Мой бывший друг, ты его видел, будучи со мной ещё незнакомым, подвез её пьяную или обкуренную домой. Увидел на улице прилично одетую, не в себе девушку, и предложил довести до дома. Привёл прямо в квартиру ко мне. Дочь решила, что за ней приударил состоятельный дяденька с положением, и у них могло бы что-то получиться. Возможно даже и так, тогда она ещё человеческий образ не потеряла. Мы познакомились. Стали встречаться. Она сочла меня разлучницей. —
           Борис Николаевич слушал и смотрел на дорогу. Прошла минута.
           — Ты думаешь, о том же, что и я…. —
           Спросила Татьяна. Борис взглянул на неё коротко.
           — Могло быть и такое. —
           — Что делать? Как узнать! —
           Женщину охватила паника.
           — Узнать? Да что с тобой!? Забыть, и ещё раз забыть надо! Причём всё, до мелочей. Не было его! У тебя с ним ничего не было. У твоей дочери с ним ничего не было. —
           — А если я виновата перед дочерью?! —
           — Даже если и так, не вольно! Ты же ничего не знала! —
           — Борис, я не вынесу, всего этого! —
           Собака коротко тявкнула с заднего сиденья и завыла. Мол, я с тобой хозяйка. Женщина протянула руку и застегнула молнию сумки. Сумка заворочалась сердито и затихла.
           — Давай решим так! Если мы с тобой строим будущее, на кой ляд нам люди и их поступки из прошлого?! Ну, согласись ты со мной, женщина! —
           Голос Бориса набрал обороты. Женщина взглянула на него и осеклась.
           — Хорошо дорогой. —
           — Хорошо дорогой…. —
           Её поникшим голосом, передразнил Борис Николаевич.
           — Не кисни! Мы вдвоём горы перевернём! Собаку выпусти…. —
           Женщина расстегивает молнию на сумке и получает порцию собачьей признательности.
           — Ну, вот и приехали. —
           Женщина разглядывает вывески и витрины магазина.
Борис Николаевич вынул из бардачка влажные салфетки. Вытер руки, шею и предложил это сделать Татьяне. Та повторила его действия. Расчесала волосы, посмотрела на себя в зеркальце. Они вышли из машины и ступили в духовой шкаф, уже выключенный и остывающий. Пятьдесят на солнце! Тут же забежали в магазин. Охранник предложил свои услуги, протянув руки к собачке. Пёс не согласился и заявил об этом противным тявканьем и клацаньем крохотных челюстей.
           — Истеричка…. —
           Сказал вслед охранник так, что бы его ни услышали посетители. Зато собака услышала, и будет скалиться в его сторону, а тот будет корчить ей рожи.
           — Запонки. Что-то солидное и не сверкающее. —
           —Это такая редкость. Есть всего два образца, изумруды и брильянты. Итальянская коллекция!—
           Продавец повёл к стеклянному залитому светом куполу. Запонки выглядели космическими пришельцами. Отсюда и космическая цена. Борис Николаевич не смог представить их на рукавах рубашки Жерара. Татьяна, так же как и он с сомнением смотрела на мужской предмет роскоши.
           — Послушай, может быть, браслет. Его отец носил браслет, не снимая, причём…. —
           — Где у вас мужские браслеты? —
           — Сюда…. —
           Легким жестом приглашает продавец. Её напарница важно заскучала, разглядывая своё отражение в зеркальных витринах. Выбор оказался богатым. Они не сговариваясь, указали на один и то же браслет. Золотые прямоугольники с черным ониксом посередине, один к одному, соединялись с внутренней стороны. На чёрном бархате браслет лежал цельной полоской, и только когда его брали в руки, он как бы надламывался на составные свои части.
           — Красивая вещица. Жерару понравиться. —
           — Двадцать семь тысяч, недорого? —
           — Как раз столько ему лет. —

           Не станем кривить душой и говорить о том, что только сейчас женщина вспомнила об отсутствии своего кошелька. Она знала, что за подарок сыну заплатит её мужчина.
           — Теперь обручальные кольца. Ты хочешь с камушком или классическое кольцо? —
           — Классическое…. —
           Тут же отозвалась женщина, сердце её замерло на мгновение и затрепетало, как рыбка на столешнице. У женщины никогда не было обручального кольца. Так сложилось. Отец Жерара надел на её палец кольцо своей матери, с высоко поднятым небольшим бриллиантом. Камень цеплялся за всё и портил вещи, мешал работать, а работала она по хозяйству много. Пришлось кольцо снять и положить в шкатулку, в которой оно лежало до этого. Так и осталось кольцо лежать в шкатулке, когда татьяна уехала из Франции навсегда. Отцу дочери было некогда о кольцах думать и покупать их. Метался он между двумя семьями, пока каждая не узнала о существовании другой. Две женщины терпели, ожидая конкретного решения, но появилась третья, юная дева на высоченной шпильке, в короткой юбочке, и увела его за собой.
           — Размер знаешь? —
           — Нет. —
           Продавец достала связку металлических колец. Попросила её руку и быстро определила размер.
           — Восемнадцатый. Выбор за вами…. —
           Кольца выбрали быстро.
Мужчина попал на кругленькую сумму, но был готов к этому, и был рад своему поступку и счастливому лицу своей новой женщины.
           — Кажется, у меня давление подскочило. —
           Женщина села в машину и прижала к горящим щекам ладошки.
           — Что так? —
           — Ты удивишься, но мне никто не покупал обручального кольца. —
           — Как это? У тебя двое детей? —
           — Прими как факт. —
           — Буду просить у Жерара твоей руки. —
           — С какой радости? —
           Вырвалось у женщины.
           — Хотя, в этом что-то есть. Мамы моей нет в живых, отца тоже. Дочь в тюрьме. Остаётся сын. Да! Я хочу этого. —
           Собачка не сводит с разговаривающих людей влажных глаз.
           — Поздравь свою хозяйку, Джеки! Её замуж забрали навсегда. —
           Машина ехала в сторону выезда из города.
           — Я посмотрю ещё раз браслет и кольца? —
           — Смотри на здоровье. Это твоё. —

           Мужчина щедр, мужчина счастлив, мужчина рядом с любимой женщиной. На мгновение, в памяти мелькает лицо бывшей жены. Перехватывает дыхание, до боли в горле, он сглатывает противный комок в горле. Главное не останавливаться и верить себе!

           Половина седьмого. Для лета это ещё не вечер. Для очень жаркого лета, пиковая температура. Молодёжь подремала немного и хозяйничает на веранде. Достали сладкое, заварили чаю, нарезали лимон и ждут, когда чай остынет. Плетёное кресло прицепилось к юбочке. Хельга встала и потащила кресло за собой. Вот и повод для безудержного смеха. Юбка спустилась и оголила попку карлицы. Чистый подросток! Ни каких тебе там округлостей, как у Маши. Жерар пришёл на помощь. Хорошо на природе!
Слышится шум подъезжающей машины. Это приехала Татьяна и Борис Николаевич. Дверца открывается и к веранде со всех ног бежит Джеки. Стремительно обследует веранду на предмет присутствия чужого кота и забегает в дом. Кот наблюдает за его действиями, сидя на толстой ветке старой ивы, свесив вниз голову и уши. Кот явно что-то задумал. Узнаем об этом, когда задуманное произойдёт. Татьяна и Борис присоединяются к молодёжи. Вымыв руки, спешат утолить жажду и накормить, напоить себя и Джеки.
           — Татьяна встань рядом со мной. —
           Татьяна послушно встаёт. Борис стучит ложечкой и край бокала.
           — В присутствии наших детей, прошу Татьяну стать моей женой. Прошу у Жерара руки его матери. —
           Как и подобает молодёжи, молодёжь сорвалась со своих мест и с поздравлениями расцеловала молодую пару. Гвалт стоял несколько минут.
           — Это не всё! —
           Заявил Борис Николаевич. Все притихли.
           — Рассаживайтесь по своим местам. —
           Он достал обручальные кольца.
           — Татьяна! Берёшь ли ты меня в мужья? —
           — Беру. —
           Пропищала женщина. Она хотела сказать это громко и чётко, но не вышло. От волнения, голос осип.
           — Борис! Берешь ли ты меня в жёны? —
           Это Татьяна произнесла более внятно.
           — Беру. —
           Ответил Борис Николаевич, и они надели кольца.
Мужчины открыли шампанское. Фужеры в доме нашлись. Женщины повизгивали и прятали лица от предполагаемой пробки. Закрывали ладошками уши. Волшебное перешёптывание шампанского в бокалах восхитительно для ушей! Не каждый умеет пить шампанское. Его глотаешь, а оно поднимется внутри тебя обратно. Сейчас выпили все, даже Джеки дали понюхать брызгающий бокал. Ему понравилось. Он морщился, но слизывал вкусную влагу. Кот разглядывал сцену со спаиванием собаки, сидя прямо над головами брачующихся. Он копил в себе злость, а то с годами, его стала накрывать лень в самые ответственные моменты.
           — Можно мне сказать? —
           Раздался голос Хельги. В нём слышалась некая требовательность внимания к себе.
Все посмотрели в её сторону и примолкли.
           — Я всем Вам чужая. —
           Стало заметно, что лёгкое спиртное уже подействовало на карлицу. Вскинулись брови на лице Татьяны. Сошлись брови Бориса Николаевича.
           — Я, человек не нормальный. И внешне и внутренне. Три дня я с вами. Всего то! А столько всего приключилось. —
           — Что собственно случилось, кроме того, что кто-то, кем-то увлёкся?! —
           Перебила лилипута Татьяна. В голосе слышалась плохо скрываемая досада.
           — Жерар хочет, что бы мы были вместе. —
           —Ну и будьте! Никто вам не мешает. Тем более что быть вместе осталось, всего ничего.—
           Татьяна улыбалась, обвела всех присутствующих глазами, как бы ища их поддержки.
           — Я сделал предложение Хельге. Она не отказала мне. Я женюсь на ней в следующий свой приезд, когда для этого будут собраны все документы. Будь согласна мама. —
           — Не разрешаю. —
           Татьяна насупилась, вся скукожилась и опустила лицо. Она не могла смотреть на уродливую девушку, так уверенно завоевавшую любовь  сына.
           — Я буду с Хельгой. —
           — Будь! На здоровье! Не надо строить планы на такое далёкое будущее и их озвучивать!—
           Раздался хруст суставов пальцев на руках матери. Она от волнения, мяла пальцы.
           — Почему, мама? —
           — Ну, если вы такие откровенные сегодня, я тоже буду таковой. У вас родятся дети карлики, и у ваших детей будут рождаться карлики. Карликов так мало, что среди людей они не числятся. Для них нет школ, программ для обучения, их не знают, как лечить. Я могу перечислять до бесконечности…. Нет, нет и ещё раз нет! —
           Татьяна закрыла лицо ладонями. Джеки соскочил с рук на пол веранды. С ветки ивы, на головы сидящих за столом людей, посыпалась листва. Это кот, заметив, что собака сошла на землю, приступил к плану отмщения и стал спускаться вниз с дерева.
           — Я об этом знаю. Это важно, что вы тоже знаете, и нам страшно, как и вам. —
           Хельга говорила стоя.
           — И тебе не будет жаль этих несчастных детей? —
           Воскликнула Татьяна.
           — А не родиться совсем, не придти в эту жизнь, не увидеть и не узнать себя, это не страшно?! Пусть рождаются хоть какими, пусть на немного, но придут в наш мир и увидят себя и всё на этом свете. А вдруг он единственный, наш мир, наша земля. Пусть будут! Боюсь небытия! —

           Наступила тишина. Долгая и просветлённая. Маша вертела фужер на высокой ножке, обдумывая только что услышанное. Борис Николаевич смотрел в сторону реки, и желваки на его щеках, так и ходили. Жерар обошёл стол и встал рядом с лилипутом. Матери, не выносимо видеть их рядом.
           — Ты девочка, завела разговор, прося у нас совета, заведомо зная, что будешь отрицать любой совет. Зачем? —
           Татьяна старалась не смотреть в сторону карлицы.
           — Что бы услышать своё отрицание, что бы его услышали вы. —
           — Не правильное решение. —
           Вздохнула Татьяна. К ней подошёл Борис Николаевич. Проходя мимо дочери, слегка пожал её плечо, как бы прося внимания к себе.
           — Горько мне, моя дорогая! —
           — Что? —
           Переспросила Татьяна.
           — Горько! Нам всем горько! Вы что забыли?! Вы же кольца одели обручальные! —
           Поддерживает отца Маша.
Борис Николаевич поднимает свою женщину со стула и целует. Целует долго. За это время, в памяти женщины слайдами промелькнут важные события её жизни. Сколько было в её жизни отрецанияв, всего того, что ей советовали родители и близкие! А первый брак с иностранцем? Война целая! А вторая любовь!? Опять война. А события с дочерью? Снова война. Теперь с Жераром воевать? Нет уж, хватит! Пусть воюют сами, между собой и получат свой результат. Как хорошо ей целоваться с Борисом, как хорошо ей быть с ним просто рядом. Она счастливая женщина, она счастливый человек! И не будет она омрачать войной долгожданную встречу с сыном, который признал её как мать и прилетел к ней с другого конца планеты. Не будет!
           — Поздравляю мама! —
           Говорит её сын, и разливает по бокалам шампанское.
           — Просить прощения за свою реакцию, не буду. Сказала как есть. Думайте! Буду помогать, чем могу. —
           Жерар рад сбросить с себя напряжение. Он сажает к себе на колени Хельгу и прижимает к груди. Карлицу не видно за его руками. Только вихор волос торчит, как у воробушка.
           — У нас для тебя подарок! Да, Борис? —
           Вспоминает Татьяна.
           — Есть. Сейчас принесу. —
           Борис Николаевич направляется к машине и тут же раздаётся его громкий смех.
           — Вы только посмотрите! —
           Все оборачиваются и видят такую картину. Джеки лежит на спине, сложив на брюшке лапки, язык свисает на бок, хвост вяло виляет из стороны в сторону, а возле него сидит обескураженный кот и не знает, что ему делать с пьяной собачкой. Все смеются. Возвращается Борис Николаевич. Садиться за стол.
           — Прошу внимания. —
           Кладёт футляр с браслетом на стол ближе к его середине.
           — Кто будет говорить? —
           Спрашивает Татьяну.
           — Ты. —
           — Хорошо. А что говорить? —
           Все снова смеются.
           — Это ответный подарок Жерару от мамы и от меня с Машей. Расти большой! —
           Жерар берёт коробочку и открывает. Вещь красивая. Что бы застегнуть впервые браслет, нужна чья-то помощь. Татьяна встаёт и помогает сыну застегнуть застёжку. Затем заглядывает туда, откуда торчит сердитый хохол воробышка. Приглаживает его рукой.
           — Тебе должно понравиться, посмотри дорогая. —
           Воробышек не заставляет себя ждать. Её ручки уже теребят золотую вещицу на руке Жерара.
           — Мне нравится. —
           Говорит она.
           — Не таи на меня зла Хельга. —
           — Я понимаю. —
           Отвечает девушка, но с колен Жерара уходить не собирается.
           — Спасибо мама. —
           Татьяна присаживается рядом и обнимает сына. Впервые это желание возникло в ней, впервые она его исполнила. Сын недолго сидел без ответа, он склонил голову к плечу матери. Хельга, как зажатый воробышек, повертела головой туда - сюда, да и убрала её, прижавшись к груди Жерара.
           — Ну и имена у моих деток! Язык сломаешь. —
           Мелькнула в голове мысль у матери. Громко закричал страус в загоне.
           — О, Господи! Что это было? —
           Хельга выглянула из импровизированного скворечника.
           — Это те здоровые птицы, с ногами как у динозавров. Спать собираются. Я тоже хочу.—
           Сказала мать сыну.
           — Можно мне спать вместе с Хельгой? —
           Татьяна ворошит рукой волосы на голове сына.
           — У Хельги нет родственников. Значит, меня должны беспокоить возможные последствия, ваших отношений. Ты улетишь, насколько неизвестно. —
           — Я обещаю тебе…. —
           Тихо произнёс сын, на что мать помолчала и ответила:
           — Ну, если обещаешь…. Спокойной ночи! —
           — Отношения у вас, как блинчики от горячей сковородки отскакивают, того и гляди пригорят, глаз да глаз нужен! —
           Татьяна старается говорить негромко с толикой юмора, и у неё это получается.

           И снова день полон важных событий. Татьяне уже хочется остаться одной. Только теперь не получится, она замужем. Правый бок женщины ощущает тепло. Это старый кот прилёг ряом с ней. Нехорошо коту одному, стоит только подкрасться холодам. Он кот общественный, сезонный. Внимание людей такое же. Кот помнит случай, когда был молоденьким котом. Маленькая девочка провела с ним в обнимку целую неделю. В день отъезда турбаза огласилась криком девочки, она не хотела расставаться с котиком. Её плач волновал кота, и он заскакивал к ней в машину, но тут, же вылетал из неё и брякался о землю. Вскакивал и бежал в машину снова, и снова его вышвыривала из машины мужская рука. Котик недоумевал и продолжал бежать на плач девочки, пока машина не выехала с территории турбазы. Как ему было плохо, знает только он. Потом пришла его первая зима. Турбаза опустела. Еды стало мало. Питался только тем, что выбрасывали сторожа за дверь. Каждую ночь, он вспоминал маму, её тепло и сытость с ней. Кошка мама была небывалой красоты, а поступь! Все отдыхающие женщины замирали в восторге перед ней, пред её грацией и расцветкой шерсти. Мама была трёхцветная, но в отличие от других трёхцветных кошек, мама была большой и очень яркой. Одна из полных и крикливых дам, настолько восхитилась красотой его мамы, что увезла её с собой. Котик долго смотрел вслед и этой машине. Прошло лето, девочка не приезжала. Прошло другое, а затем ещё и ещё. Он уже и не помнит, сколько прошло лет в действительности. Буквально на днях приехала та же семья, с той же девочкой. Ого! Как она выросла, и он уже не котёнок. Кот обрадовался встрече с первой любовью к человеку и показал свою радость ей. Сверху на него смотрели оценивающие, холодные глаза монстра, обведённые чёрной краской. Чёрные брови на белом лице, и иссини чёрные волосы, перехваченные лентой розового цвета, выглядели зловеще. Коты не различают цветов. Так говорят. Пальчиком с черным лаковым ногтем, его потрогали, и тут же вытерли палец о подол чёрной юбочки с розовым пояском. Удар ногой в башмаке с толстой подошвой, был сильным. Кот отлетел от девочки метра на два. Пострадавший не успел удивиться, потому что надо было пугаться, так как девочка шла в его сторону, с жутким выражением на лице. Девочка гот! Кот побежал от неё что есть мочи. За ним летел смех девочки, обращённый в небо. Лицо поднято вверх, руки опущены, и вся она как бы играла чью-то, чужую, ей не свойственную роль. Кот забился под куст шиповника. Практика показала, что именно под этот куст, даже пьяные не лезут. Стал лизать ушибленное место. Собрался уже, и поплакать, но увидел испуганные глаза маленького котёнка, со сваленной шерстью. Тот открыл пересохший рот, пытаясь шипеть, но звук не шёл. Коту стало за себя стыдно, и он удалился.
Время обеденное. Из местного ресторанчика, отдыхающие выносили на салфетках то, что не доели или не понравилось, что бы отдать местным котам. Собак кормили сами работники пищеблока один раз в день, вечером. Есть после случившегося не хотелось, болел бок. Вспомнил жуткие глаза девочки и глаза котёнка в кустах шиповника. Сдохнет! Как пить дать, сдохнет! Раздвинув пасть шире, кот захватывает кусок пищи побольше, и несёт к колючим кустам. Так делала его мать, и он наблюдал за ней из этих самых же кустов. Кладёт пищу перед котёнком, прямо в мусор и листву. Ждёт. А тот не смеет взять дар от самца незнакомца, чревато это последствиями. Запах пищи будоражит желудок до спазм в нём. Забыв про всё на свете, котёнок хватает, заглатывает дар. Так - то вот! Довольный кот наблюдает за этим действием. Вечером, он отведёт котёнка к реке напиться. Всю дорогу будет потешаться над его короткими перебежками. На другой день кот повторит свой визит в кусты шиповника с очередным куском пищи. Ему не жалко, сейчас еды через глаза. Вот так и выживет одинокий котёнок, беззвучно мяукающий в шиповнике.

           Отец и дочь решили уединиться, поговорить, присели в ажурной беседке, за пластмассовый столик местного кафе. Никуда от цивилизации не деться!
           — Не быстро ты женился, пап? —
           Маша ощущает в себе обиду за маму.
           — И неуместно даже. Сын за столько лет приехал, а мама, именно в этот момент замуж выходит. Интересно, в какой раз? —
           — В третий. —
           Спокойно отозвался отец.
           — Что заказывать будем? —
           Ни отец, ни дочь, даже в сторону официанта не поглядели.
           — Два больших капучинно и сразу счёт. —
           Сделал заказ отец.
           — А чего же с мамой ещё раз не попробовать? Ты же видел, как она на твой приход отреагировала, как к тебе ластилась. —
           — Ластилась…. Слово, какое мудреное ты знаешь. Не меньше тебя удивился. Дверь в бывшем доме закрыл навсегда, потому что открывали её не только мне. Ещё не старость. Успею построить новые отношения. —
           Руки отца спокойно лежат на столе.
           — Я не хотел расставаться с твоей мамой. Никогда. Твоя мама человек с другой планеты и название этой планеты, она сама. Не как все, не такая, необыкновенная. За то я её и любил. Что же оказалось воочию, ты знаешь. —
           — Мужчины, не лучше. Думаешь, я поверю, что ты никогда не изменял маме. —
           — Согласен. На вопрос об изменах, отвечу – никогда! И убеждать не стану. Твой отец тебе ответил. —
           Мир между отцом и дочерью восстановился.
           — Что с Жераром? Ты, прости меня дочь….. его привлекают школьницы? —
           — Сама в растерянности. Меня это раздражает, а как посмотрю на них, верю. Верю в невозможное Она человек не как все. Может поэтому у неё будет, не как у всех. —
           Отец отхлебнул из чашки. Поморщился.
           — После Татьяниной стряпни, вкусным ничто не может быть. —
           — Это точно. Готовит она, умопомрачительно. —
           Согласилась дочь.
           — Мама даже смотреть в сторону кастрюль и сковородок не может. Я не против ваших отношений. —
           — Спасибо дочь! Выходит ты у нас только одна, не в паре. Так? —
           — Джеки, ещё! —
           Пошутила дочь, идя впереди отца в темноте по дорожке. Слева и справа сверчки тянут дрожащую звуковую нить прямо в уши и насквозь.
           — А кто звонит с Москвы? Студент? —
           — Он не студент. Он старше Жерара. —
           — Ух, ты! Это называется нечего рассказать? —
           Разница в возрасте была ощутимой для отца.
           — Вот только лишь это. У нас ещё и свидания настоящего не было. Увиделись в метро, потом ещё раз, потом опять увиделись, и я уехала домой, но уже как бы его девушкой. Мне хочется ею быть. —
           — Что тебе хочется? —
           Не понял отец.
           — Быть его девушкой. —
           — Так…. А ему хочется того же? —
           — Наверное…. Он же звонит. —
           — И только на это можно рассчитывать? —
           — Мы даже не целовались. Мне он очень нравиться. Красивый! —
           Дочь поднимает глаза к потемневшему небу. Звёзд ещё не видно.
           — Взрослый! Не один. —
           Добавляет.
           — Это как? Женатик? —
           Отец спотыкается о кота.
           — У него племянник от старшего брата. Двух лет нет ещё. Брат с женой погибли в автокатастрофе. Недавно. Он с братом внешне похож. Живёт с Мишкой, ребёнок считает его за отца. —
           Отец тоже, задрал голову к небу. Ему хотелось сказать то, что мы бы все сказали своим детям в такой ситуации. Сказать или не сказать?! Сказать или не сказать?! Отец набирает в грудь воздуха, выпускает. Крякает, качает головой.
           — Большое несчастье. Что тут скажешь? Пойдём. —
           — Пошли пап. —
           Отец и дочь идут к домику.
Кот бежит впереди, предвкушая и вечер и ночь в доме, доброжелательно расположенных к нему людей и прохладе. Тихо вокруг. Природа в солнечном нокауте. Аномальная жара этого лета лишила природу сил и соков.
           — Хозяюшка! Мы вернулись. —
           — Тише, пожалуйста, дети спят уже! —
           Навстречу выходит Татьяна.
           — Посуду помыли и спят как младенцы. —
           Борис Николаевич пытливо разглядывает женщину.
           — Ты о чём? Дети, младенцы…. —
           — О Хельге и Жераре. —
           — Ничего себе младенцы! —
           До мужчины доходит смысл сказанного его женщиной.
           — И как это понимать! Понятно, что молодёжь сейчас продвинутая, да и мы не хуже с тобой. Только Хельга гость, ребёнок ещё совсем, мы за неё в ответе…. —
           Борис Николаевич в растерянности.
           — Борь, сын попросил, обещал, что последствий никаких не будет. Да они в одежде легли и тут же заснули. Я смотрела уже! Что мне оставалось делать?! Ну, Борь…. —
           Женщина допустила оплошность, чем рассердила мужчину.
           — Ушлый у тебя, прости у нас, сыночек! И девку окрутил, и матери мозги запудрил! —
           Мужчина разошёлся не на шутку.
           — Он обещал мне…. —
           Её прервали.
           — Тебе ли верить этому глаголу?! Ты взрослая женщина! —
           — Он и тебя мог просить об этом и тогда бы тоже не смог отказать. —
           — Смог! В этой ситуации смог! Рядом дочь стоит точно такого же возраста. Дитё без роду и племени к нам приехало в гости! А твой, прости наш сынок, улетит и с концами! —
           — Боря, ну прости меня, пожалуйста! Что теперь делать?! —
           — Будить! —
           Борис Николаевич расхорохорился и пошёл вверх по лестнице. Женщины остались на первом этаже ждать. Обоим неловко глядеть в глаза друг друга. Не сговариваясь, Маша и провинившаяся Татьяна присаживаются на диван, сложили руки на коленях. Кровь стучит в висках у Татьяны, сердце выскакивает из груди. Неловко вышло. Что теперь будет? На втором этаже тишина. Была она и на первом. Тик так. Тик так. Это тот момент, когда время останавливается. В поле зрения на лестнице появились щиколотки Бориса Николаевича, затем колени. Рука его скользит по перилам, а пальцы отбивают незамысловатый такт. Он спустился с лестницы, постоял в раздумье и присел на диван к женщинам.
           — Спят. Как убитые. —
           Пожаловался он.
Не смог человек. Не посмел. И никто ему не судья.
           — Хвостатый! Пойдём со мной! —
           Позвала Маша кота за собой. Того, не надо было уговаривать. Входную дверь заперли. Крепко. На засов и цепочку. Что бы счастье, любовь и покой не вздумали вдруг прогуляться по ночам, да не заблудились, где ненароком.

           Борис Николаевич, после душа вошёл в комнату. На кровати, задержав дыхание, замерев сердцем, лежит Татьяна и ждёт продолжения неприятного разговора.
           — Ты на меня сердишься? —
           — Я не сержусь, я беспокоюсь за Хельгу. —
           — Вы все по ней с ума сошли, даже твоя дочь, настолько к ней привязана, что привезла едва знакомого ей человека в твой дом. —
           — В мой дом прилетел ещё один, едва знакомый человек. Вот и пара сапог! —
           — Давай не будем о них думать. Они спят, как два счастливых голубка, а мы с тобой ссоримся. —
           — Ты представляешь, он нацепил наш подарок ей на щиколотку. —
           — Зачем? Он подарил карлице наш браслет? —
           Татьяна собралась встать из кровати.
           — Не думаю. Так баловство одно. —
           Мужчина уложил женщину обратно.
В дверь постучали.
           — Пап, это я. Мама звонит. Она плохо себя чувствует, хочет, что бы ты привёз меня домой. —
           У Татьяны сузились глаза, но ласковым голосом жена предлагает мужу:
           — Отвези дорогой и возвращайся. —
           Борис Николаевич продолжительно смотрит на Татьяну. Встаёт. Одевается и выходит из комнаты. Дверь закрывается. Женщина падает спиной на кровать. Глаза наполняются солёной влагой и устремлены в потолок. Одна слеза уже бежит по правой щеке. Вот уж поплачет женщина вволю, когда машина уедет! Слышится звук машины. Ну и езжай к своей бывшей жёнушке! Женщина собирается перевернуться на живот и уткнуться мокрым лицом в подушку.
           — Надо выключить кондиционер. Как бы нам не простудится. —
           Раздаётся миролюбивый голос Бориса Николаевича.
Татьяна оборачивается. Её мужчина, садится на край кровати и раздевается.
           — Вы не поехали? —
           — Такси стояло свободным. —
           — А вдруг Машиной маме нужна помощь?! —
           —Ты намекаешь на высокие отношения? Я против них. Двигайся! Разлеглась новобрачная, во всю кровать! Кстати, как кровать, спать можно? —
           Всё разрешилось само собой.

           Маша не расплачивалась с таксистом, отец это сделал ещё на турбазе. Ночь, родной двор и не выносимая жара. Бегом из машины в подъезд. Дверь металлическая горячая. Поручни коридорной лестницы тёплые. Дверь квартиры не заперта. Маша вбежала в квартиру и сразу в спальню. Там никого! Она на кухню, там сидит мать, сама на себя не похожая. Она не пьяна, и от неё не пахнет дорогим коньяком. Она мажет кусок хлеба повидлом и ест, запивая холодным чаем.
           — Как ты? Что с тобой! Я сразу, после твоего звонка на такси приехала. —
           — На такси? Ну что ж, я же не рожала ему дочь, я же не жена ему теперь! —
           Женщина встала, с трудом подняв своё горе со стула, и понесла его в смятую кровать в спальне. Легла, и сама вся смялась. Стала ждать, когда придёт дочь в спальню, что бы продолжить разговор, но та не шла.
           — Неужели ушла! И она…. —
           Женщина плетётся на кухню. Дочь там. Оборачивается на шаркающие шаги матери.
           — Что мам? Я посуду мою, её тут много. —
           Мать возвращается на место. На ней белый халатик, из атласа порванный по краю ещё днём в подъезде, когда ей казалось, что догони она сейчас мужа и всё станет как раньше. Сваливается на кровать и смотрит в потолок, очень пристально, бут-то там написан ответ на все её вопросы. А ведь там есть ответ! Там пусто. Ненавистно блистают лампочки по краю натяжного потолка. Сколько их много! Раз, два, три, четыре, пять…. Вышел зайчик погулять….
           — И не вернулся. —
           — Что ты сказала, мам? —
           Маша вошла в комнату. Мать смотрит на дочь. Она не видела её два месяца.
           — Какая ты у меня красивая, Маша! Когда же ты росла…. —
           — Вот тогда и росла. —
           Ответила дочь и тоже посмотрела в потолок.
           — Когда тогда? —
           Заволновалась мать, чувствуя недосказанность в словах дочери.
Дочь вздыхает. Гладит руку матери.
           — Когда у тебя на меня не хватало времени. —
           Мать замирает. На слова дочери у неё есть не то что бы оправдания, а целое философское заключение. Щёки женщины заалели, от желания возражать и ещё раз возражать! Она провела по губам языком, и начала:
           — От чего ж не хватало?! Хватало! Раз выросла такой красавицей и не дурой. Ты, сама, как себя оцениваешь? —
           — Хорошо оцениваю. —
           Дочь насторожилась. Она знала эти высокомерные нотки в голосе матери. Если они появлялись, не жди ничего хорошего.
           — Моя мать, твоя бабка, всю жизнь простояла с тапками отца у двери, его ожидая, что бы подать, ему их, наклоняясь к полу, как бы кланяясь. И вот так, каждый божий день! Кроме этих старых, вонючих тапок, он ей ничего не дал. Так она и живёт с этими тапками, после его смерти. Блаженная…. —
           — Бабушка любила дедушку. —
           — Так кто ж против этого! Только где ж плоды этой любви? —
           — Ты, мама. —
           — Это не плоды, это последствия. Вот твой отец, сразу знал, что необходимо красивой женщине. А что ты так смотришь? Думаешь, я не ценила твоего отца? Ошибаешься. Только такими и должны быть мужья! А ты со своим парнем, где целуешься? На лестничной площадке, на лавочке, в кинозале, или на какой ни будь квартирной вечеринке?! Так, наверное? —
           Повисла пауза. Дочь смотрит на лампочки в потолке. Считает их.
           — Пока твой мужчина, не создаст для твоей красоты достойные условия, она не должна принадлежать ему. Это закон! Иначе и тебе уготовлены вонючие тапки. —
Как на лихом коне, мать села в кровати, уверенная в правоте сказанного. Она вспомнила юность и своё удивление, когда парни выбирали её подруг, а не её. Это так заводило! Пройдёт неделя, другая, и вот уже парень не сводит с неё глаз, забыв про её подружку.
           — Дед любил бабушку. По особенному…. Сейчас так не любят. —
           Дочь нашла  в себе ответ и озвучила его.
           — Забудь это слово. Как-то по-особенному это ни как! Достойно! Только достойно! И оценивать свои достоинства должна ты сама. И поверь, мужчины это чувствуют! Их завораживает твоё достоинство! Они всё сложат к твоим ногам! —
           — Мам! Я сейчас слышу звон доспехов, мечей и ржанье коней. И вижу, как к их копытам плавно опускается воздушный платочек, прямо в грязь и песок. Только ты не думай, что я тебя не поняла. Твои достоинства отец ценил, а ты вечно бежала от него куда-то, за чем-то, к кому-то. —
           После этих слов дочери мать вновь превратилась в несчастную женщину. Сникла, ссутулилась. И, вдруг….
           — Потому что дурой была…. —
           И заревела.

           Ревела долго, пока её не остановил звук пылесоса. Маша решила прибраться. Мать только ноги убрала на кровать. Водила глазами за щёткой пылесоса и думала о бесцельности своего теперешнего существования. Как права дочь! Погуливала она от мужа. Всё хотелось лишний раз убедиться в своей красоте. И ведь каждый раз зарекалась – это последний раз! Потом вошло в привычку, и однажды привычка перешла грань приличия. В конце концов, всё тайное, становиться явным.
           — Значит, не всё он мне дал в полной мере! —
           Раздался новый пафосный аргумент из кровати, да так, что его было хорошо слышно за рёвом пылесоса. Маша выключила его и присела на кровать.
           — Почему ты не уехала со своим бой-френдом? Это твоя очередная выдумка, он в действительности существует? —
           — Опротивело всё и все, одним разом…. —
           — И такое бывает. Мам, я всё равно вас люблю. И тебя, и папу. —
           Магическое слово любовь! Оживляет.
           — А кого ты любишь больше? —
           — Конечно же, тебя, мама! —
           — Правда? —
           — Правда. —

           Маша убрала пылесос на балкон. Вернулась, а мать спит. Решила позвонить Сергею в Москву. Ничего что поздно! Если после третьего звонка не ответит, отключусь сама, решила девушка. Прошёл только первый сигнал, а голос Сергея прозвучал, будто рядом. Маша даже вздрогнула.
           — Только что хотел тебе звонить, да что родители подумают! Ночь за окном. —
           Радовался парень звонку девушки.
           — Я вот думаю, почему ты, почему я? Внезапно так!—
           — Я так не думаю Сергей. —
           — А как ты думаешь? —
           — Есть человек, которому нужен ты, и мне кажется, я нужна тоже. Это Мишка. Он нас познакомил, теперь его одна рука будет в моей руке, а вторая в твоей руке. —
           Парень в Москве замолчал от неожиданности. Слова были правильными и шли от сердца, от души и произносились ровными твёрдым голосом. Только он представлял своё присутствие возле Мишки, как временное. Он вообще не думал об этом, в таком вот долгом жизненном русле.
           —Ты говоришь серьёзные вещи Маша. Разве что-либо похожее на это я предлагал тебе? —
           Маша застыла, лопатки свела вместе до боли и осталась в такой позе. Ладонь вспотела, телефон жёг руку. Голова мгновенно опустела от мыслей. Словно вошла она, не постучавшись в чужую дверь, в самую не подходящую минуту для хозяев. Или как в детстве забежала без разрешения далеко, далеко вперёд, обернулась, стала говорить о том красивом, что она видит впереди, а её ругают за это родители.
           — Алло…. Маша! Ты куда пропала? —
           Как что-то гадкое и ненужное, Маша откидывает телефон в сторону. Тяжело падает спиной на постель. Краем глаза видит свечение экрана телефона на полу, потом и оно исчезло. Пусть исчезнет всё! Пусть всё катится в тартарары! Теперь предстоит самое трудное. Это уснуть. Для этого не надо думать. А как не думать? Как распрощаться с мечтой! Удивительно то, что если человек не дополучил что-то в детстве, он обязательно будет стремиться к этому во взрослой жизни. Девочка не дополучила внимания матери и стремилась одарить своим вниманием маленького Мишку. Этим самым сломить стереотип, сформировавшийся в её семье и направить его в лучшее русло. Да, ей никто не предлагал этого, но она это предполагала. Конфуз! Маша, вскакивает и бежит к телефону. Сейчас Сергей будет ей перезванивать! Так и есть! Экран телефона засветился, и в тоже мгновение, Маша отключает его. Стоит, какое-то время посередине тёмной комнаты, потому как нет желания сесть, лечь, или поплакать. Срывается с места и бежит на кухню. Находит коньяк, а его особо искать и не надо! Он стоит в хрустальном кувшинчике, переливаясь янтарными бликами.
           — Ух, ты…. —
           У Маши скрутило горло. Воздух не вдыхался. Глаза наполнились влагой. На мгновение стало страшно. А вдруг она умрёт, вот так, с запахом алкоголя, как алкашка?! Выпила остатки чая с лимоном из чашки матери. Стало легче. Удивил Машу янтарный напиток! Прошло мгновение, другое, и мягкое обволакивающее внутри тепло распускает собранное в тугой комок тело девушки. Во рту появилось приятное послевкусие, но в горле ещё першило. Движения у девушки становятся плавными, и она уточкой на водной глади плывёт в свою комнату и укладывается в кровать. Как легко и здорово! Подумаешь, ляпнула незнамо чего! Нет! Знамо чего! Тяжёлые серьги, подарок придуманного брата тянут мочки ушей к подушке. Она снимает их, кладёт на чёрную лаковую поверхность прикроватной тумбы. Положила две серёжки, а стало четыре. Пара серёг нашла своё отражение на лакированной поверхности в свете ночной лампы, и залюбовались собой.
           — Всегда хотела иметь брата. —
           Сердечко женское успокоилось целительным действием качественного напитка. Маша засыпала. Спит её мать и отец, правда в разных домах. Спит смешной человечек, со смешным именем Хельга. Спят оба Сергея в разных городах. Спит сводный брат. Обожаю, когда все спят по своим кроватям и в своих домах. Страсти улеглись, люди отдыхают душой и телом. Как хорошо иметь свой дом! Вредная собачка тоже спит, изредка взвизгивая и дрыгая ножками во сне. Так она убегает, или наоборот догоняет противного пришлого кота. Спят подле каждого обиды, радости, мечты и стремления. Утром, что-то из перечисленного списка, начнёт уходить в прошлое, а что-то другое начнёт развиваться или сбываться.



Продолжение: http://www.proza.ru/2016/06/09/1959

Послевкусие. Глава восьмая



           Кот сводил, уже вполне освоившегося котёнка на водопой к крану у столовой. Какая вкусная вода! Не то, что в реке, там она пахнет тиной. Удивительная внешность у этого котёнка. Тёмно серый окрас, ровный. Очень даже возможно, что отцом его и является этот доброжелательный старый кот. Через всю мордочку, перекрещиваясь на переносице, пролегли две белые полоски. Ровненько так, крест- накрест. Как знак икс или римская цифра десять без верхних и нижних чёрточек. Интригующей его раскраски ещё никто не видел, так как котёнок живёт в кустах. На веранде домика стоит Жерар. Он проснулся первым. Старясь не шуметь, вышел из дома. Мимо домика не спеша идёт серый кот, временный их постоялец. За ним, прижимаясь животом к земле, перебежками, оглядываясь и шипя на невидимого врага, следует котёнок. Котище останавливается у куста шиповника, ложится на бок, дожидаясь котёнка. Через минуту тот скрывается в ветвях кустарника. Жерар раздумывает по этому поводу. Как же так, если старый кот, кот, то почему он ведёт себя как кошка с котятами. Он сходит с крыльца и направляется к кусту шиповника. Котище видит манёвр и уверен, что вреда этот человек ему не причинит.
           — Так ты кошка? И ко всему ещё, кошачья мама. И сколько же у тебя деток? —
           Спрашивает кота Жерар.
           — Ой, да нет у меня никого. А этот, так себе, приблудыш. —
           Зевает в ответ котище.
           — Посмотреть можно? —
           Продолжает молодой человек.
           — За погляд не берём. —
           Молча, отвечает кот.
           — Молчание – знак согласия. —
           Говорит Жерар, становиться на колени и заглядывает под куст. Всего котёнка он не увидел. Тот спрятал тело в листву. Видны только уши и морда.
           — Прелесть, какая. Мистер икс! Он у тебя один? —
           — Ага…. —
           Зевнул кот.
           — Э-э-эй…. Что за обращение?! Что ты себе позволяешь картавый! —
           Молодой человек, бесцеремонно схватив кота на руки, посмотрел ему под хвост.
           — Ты даже не кошка. Отдай его мне. Я скоро уезжаю, моя девушка остаётся одна. Ей будет грустно. Я даю шанс на хорошую жизнь твоему другу, а ты отдаёшь его мне, договорились? —
           Жерар отпускает кота.
           — Велика ценность, что бы так охальничать со мной! Да забирай. —
           Кот старательно прилизывает встрёпанную шёрсть.
           — Так я забираю. —
           Молодой человек резко выхватил из куста котёнка. Тот от страха и неожиданности, немного описался, вцепиться в руку человека всеми когтями успел. Так и прилип к руке, дрожащим и мокрым тельцем. А когти, как иголочки! Уже и кровяные точки появилась на руке парня. Терпит «картавый» и несёт котёнка к домику. На него с веранды, приставив ко лбу ладонь, как козырёк смотрит Татьяна. Она, как и полагается матери, среагировала на раннее пробуждение сына.
           — Что там сынок? —
           — Мистер икс. —
           — В каком смысле? —
           — А вот в каком! —
           Жерар изловчился и схватил котёнка за холку. Тот провис, как мешочек. Выше кисти, на руке Жерара, видны кровавые следы его когтей.
           — Брось его! Он же дикий! —
           Заволновалась мать.
В ответ, Жерар рассказал ей туже историю, что и коту.
           — Ты так думаешь? Да он вас всех перецарапает! Заразу ещё подхватите от него! Потом, Хельге придётся везти его в Москву, а там съёмная квартира, могут не разрешить хозяева. —
           Увидев раздосадованное лицо сына, мать поспешила сменить тему разговора.
           — У меня есть йод, сейчас принесу. —
           Она скрывается в домике. Жерар остаётся на веранде. Мать возвращается с йодом и пластмассовой перевозкой.
           — Пусть в ней посидит, обвыкнется, а то шипит как гусь взрослый. —
           Котёнка засовывают в пластмассовую перевозку, с решёткой. Мать обрабатывает царапины на руке у сына.
           — Ты заметила, какая у котёнка морда? —
           — Морда, как морда. —
           Немного сердиться мать.
           — А ты посмотри внимательнее. —
           Мать смотрит.
           — Какая прелесть! По линейке и то, так не нарисуешь! А цвет, какой насыщенный, серый. Может серый кот его мама? —
           — Нет, папа. Я смотрел. Но живут они вдвоём, сам видел. —
           — Отнеси котёнка назад. Заводить животное, большая ответственность. —
           — Я знаю, мама. —

           Коту надоело валяться одному под кустом. К тому же люди в домике уже проснулись, вон они по веранде ходят, скоро есть будут и его накормят. Полосатик не орёт, значит ему с ними не плохо, пусть и ему станет хорошо. Встал кот и направился к домику.
           — Явился спозаранку. —
           Приветствовала его Татьяна.
           — А, то…. —
           Кот плюхнулся на коврик верхней ступеньки и сладко потянулся.  У кота сегодня хорошее настроение. Жалостное мяуканье вывело его из этого состояния. Полосатик! А где это он? И чего жалится? Кот вскакивает и начинает рыскать по веранде. Пластмассовый домик с зарешеченной стенкой находит быстро. Он стоит на стуле. Кот встаёт на задние лапы и заглядывает в него. Ну, так и есть! Сидит там. А зачем? А почему? Он поворачивает голову в сторону людей.
           — Волнуется. —
           Говорит Татьяна.
           —Котёнок будет жить с Хельгой. В перевозке сидит, что бы привыкнуть к нам. Сейчас кормить вас будем. Понятно? —
           Объясняет Жерар и кот опускается на пол всеми четырьмя лапами.
           — А чего же не понять? Хорошее, оно лишних слов и не требует. —
           Рассуждает кот, лёжа на коврике в ожидании пищи.
На веранду противной трусцой выходит из дома собачка. Нервно и широко зевает. Слезящиеся глазки ещё не привыкли к такому количеству утреннего света. Она сажает трясущуюся задницу на деревянный пол веранды, что бы ни потерять равновесие. Кот наблюдает за ней.
           — Чудны плоды творения рук человеческих, Господи! —
           Возмущается кот, прикрывает глаза.
В это время котёнок издаёт короткий жалобный писк. У кота только ухо шевельнулось. Собачка же, распахнув глаза, застыла в ожидании его повторения, что бы быстрее ориентироваться на местности. Нервно сглотнула слюну, сама превратилась в кусок из нервов.
           — Истеричка…. Конченая. —
           Поставил диагноз кот.
А дальше поднялось невообразимое. Собачка, на следующий звуковой сигнал, стрелой метнулась к собственной перевозке. Свалила её со стула и давай безжалостно таскать по веранде. Мистер икс испытал то, что испытывают космонавты при подготовке полёта в космос, а может ещё и хуже. Кот не ожидал такого яростного представления и на всякий случай унёс свой хвост за территорию веранды и наблюдал за происходящим сквозь её обрешётку. Спасать котёнка кинулись и мать и сын. Жерар первым подхватил переноску и высоко поднял её над головой. Татьяна пыталась поймать разгневанную всё время прыгающую собачку. Нет ничего удивительного в том, что на такой кавардак вышли остальные обитатели домика.
           — И что там у тебя? —
           Спросила заспанная Хельга. На ней семейные трусы и майка Жерара. Не дать, ни взять – пацан, да и только!
           — Мой подарок для тебя. —
           — Подарок…. И он так не нравится собаке? —
           Хельга, подобно обезьянке, вскочила на лавочку, потом на стол и с его высоты стала разглядывать содержимое перевозки для животных в поднятых руках Жерара.
           — Там ничего нет. —
           Сделала она заключение. Но поймав руки Жерара и притянув ящик к лицу, увидела круглые от страха глаза котёнка, перечёркнутые крест на - крест белой краской чьей-то злой рукой. Её глаза стали точно такими же.
           — Отдай! —
           Потребовала она и выхватила из рук Жерара перевозку.
           — Заткнись! —
          Велела  собаке.
           — Снимите меня, со стола! —
           Спрыгнуть с занятыми руками карлица не посмела.
Жерар аккуратно поставил её с перевозкой в руках на пол веранды. Он ждал благодарности и радости со стороны подружки. А не вышло! Сердитый подросток ускакал в дом. Татьяна с улыбкой наблюдала за происходящим.
           — Мам! Я что-то сделал не так? —
           — Ты истязал бедного котёнка. —
           — Я? —
           — Конечно ты, дорогой. Ты же принёс его неведомо откуда, ты посадил его в перевозку.—
           — А перевозку принесла ты. —
           Засмеялся Жерар.
           — У моей маленькой подружки сработал инстинкт мамы. —
           — Сейчас она его реализует. Он же её поцарапает! —
           И Жерар кинулся следом за Хельгой. Та полулежала на диване в холле, поставив перед собой собачью перевозку. Гладила перевозку по крышке и разговаривала с содержимым. Завидев Жерара, вперила в него сердитый взгляд.
           — Такой большой ты, а издеваешься над крошечным существом. —
           Жерар остановился. Догадки мамы подтвердились.
           — Давай я расскажу тебе всё по порядку…. —
           И он рассказал.
           — А что у него с мордой? Кто это сделал? —
           — Природа. —
           — Ты серьёзно?! Это не краска? Так ровненько…. В цирке пони часто раскрашивают и лошадей. —
           — Мистер икс. Пусть его так зовут. —
           — Прекрасное имя. А вдруг это девочка, как и я? —
           — Не думаю. Природа не могла так агрессивно раскрасить женский пол. —
           — Меня же слепила уродом. —
           — Прекрасно слепила. Давай вставай, умывайся и завтракать на веранду пойдём. Котёнок пусть обвыкается. —
           — А искупать…. —
           — Нет, нет и нет. Это стресс! Сначала ему надо привыкнуть, принять нас, как своих друзей. Правда, присутствие собаки, этому будет мешать. Он должен начать кушать, пить, только тогда можно будет его искупать. —
           — Ну ладно…. —
           Немного разочаровалась в подарке Хельга.

            Утро в родительской квартире не принесло Маше облегчения. Родная комната была не родной. Вспомнился вчерашний неудачный разговор с Сергеем. Сейчас мама начнёт горевать под руку.
           — Заварила историю! —
           Опечалилась Маша.
Московский Сергей тоже думал. Как же всё это понимать! Всего ничего, как знакомы они. Зачем так глубоко копать? У Мишки есть дедушки и бабушки. Сергей лёжал на старинной перине в доме у Вологодских родственников, куда они переехали своим ходом всей семьёй, спасаясь от задымлённой Москвы. Какая благодать! Как дышится! Какой воздух! А кровать, какая! В другой комнате слышались голоса его родителей и Мишки. Их было видно в дверной проём.
           — Папа…. —
           Капризничал ребёнок и пытался зайти в комнату, где якобы спал Сергей. Дедушка вздохнл. Бпбушка начинала хлюпать носом. Сергей напрягся. Мишка называет его отцом, и обратное ему в ближайшее время не объяснишь. Но со временем, можно будет. В роли отца Сергей себя не представляет. Как сговорились с Машей! Сергей продолжил лежать и не шевелится.

           Маша тоже не шевелилась, она слышала шаги мамы по квартире, но не желала ни видеть, ни слышать её.
           — Ты не спишь, доченька? —
           Маше хотелось дерзить, огрызаться. И совсем не обязательно с матерью! Сошёл любой, кто подвернулся в этот момент.
           — Отвыкла от дома? —
           Мать появляется в дверном проёме. Её состояние от разрыва с мужем, сквозит во всём. И во внешнем виде, и в голосе и походке и во взгляде.
           — Мам! Неужели всё так страшно! На кого ты стала похожа? Тебя что, убили! Отец расцвёл весь, его избранница тоже была до него одинокой и ничего, охмурила же его. Охмури и ты кого ни будь! У тебя это так здорово получалось. Да! Ты ещё главного не знаешь! У тебя на меня времени не хватало, но я хоть жила с тобой…. —
           — Ты повторяешься. —
           Вяло перебила мать.
           — А новая пассия отца, родила сына во Франции, да и оставила папаше. И ничего! Парень вырос, замечательный. Ты его вчера видела. —
           — Ты тоже у меня красивая и замечательная выросла. —
           Шелестит за спиной голос матери.
           — Скоро и тебя мамой называть станут. Не за горами это время. А вообще, ни что не за горами. Пролетает время, будто его и нет вовсе. —
           — Мне так же не сладко от вашего развода. —
           Мать повернулась и исчезла, растворилась в своём горе, а дочь в своём.

           Борис Николаевич помнил о том, что отправил вечером дочь на такси к матери, которой, якобы стало вдруг плохо. Он уверен в слове «якобы» и «вдруг». И это не характеризует его плохо. Не мог он представить свою жену в слезах или истерике от любви к нему. Он оставил эту женщину, убедившись в её нелюбви к себе. А женщина, убедилась в собственной любви к мужу, потеряв его любовь. А Маша, как и свойственно всем женщинам в её возрасте, спешит построить песочный замок. Сколько не смачивай песок, долго песочные замки не держаться.

           Завтрак на веранде в разгаре. Электрический чайник, закипал в который раз. Хельга бесконечное количество, раз вскакивала и убегала в комнату, что бы отнести что-то из съестного котёнку и посмотреть как он там. Не обошлось и без царапин. Уже двое сидели и красовались боевой раскраской йодом.
           — Не звонила Маша? —
           Спросила Татьяна Бориса.
           — Нет. —
           — Ты так равнодушно это сказал! —
           — Я уже говорил, что против «высоких» отношений. Если была нужна помощь её матери, Маша позвонила бы. Может вам подружками стать с бывшей моей женой? Ты так печёшься о ней!—
           Борис Николаевич, смеясь, обнимает Татьяну.
           — А ведь ты мне жена! Ты хоть помнишь об этом, новобрачная? —
           Мужчина подхватывает женщину и начинает кружить. Та запрокинула голову, смотрит на ажур из листьев, сквозь которые просвечивает солнечный свет, и оказывается в далёком детстве, в руках отца. Льняной сарафан и сандалии новые с застёжкой на боку. Ручки обхватывают крепкую шею отца.

            Мать и дочь пребывали в плохом настроении. Квартира большая, дорого отделанная и дорого обставленная. А как тошно то, в ней двум женщинам! Как тошно!
           — Кофе или чаю? —
           Друг против друга сидят два родных человека. Каждый со своей бедой и обидой на жизнь. Маша боится пролить свою злость, а злится сейчас она на всех. Буквально. Мать молчит, боясь, что именно это и произойдёт с дочерью. У старшей женщины распалась семья, у младшей женщины распались представления о семье. Одни осколки! Собирать не кому.
           — Мам, так нельзя! Это отец тебя бросил. Я, тебя не бросала, а что ты знаешь обо мне? Сколько я буду дома, когда мне ехать назад в Москву, и как я буду до неё добираться и на что? Тебе хоть что-то интересно обо мне? —
           — Не начинай, доченька. —
           Попытается остановить нарастающий скандал мать.
           — Мы просто поговорим. Когда ни - будь, мы можем поговорить по душам! —
           — По душам? Я согласна. —
           Робко согласилась женщина.
           — Я уеду. Отец оплатит дорогу, даст денег с собой. Но тебе он не даст! На что ты будешь жить, оплачивать эти хоромы? Я не могу жить, спокойно зная, что тебе плохо. Если у тебя горе, значит оно и моё горе. —
           Мать и дочь смотрят в окно, за которым, судя по градуснику, уже тридцать градусов с утра. И когда это лето кончится!
           — Придумаю, что ни будь. —
           — Тебе ничего придумывать не надо. Основное у тебя всё есть. Надо стать самостоятельной. Без мужчины ты не останешься, это факт. Я придумывала себе недавно того, чего вовсе и нет. Взяла, да и повесила придуманное на другого человека, а спросить его, хочет он этого или нет, забыла. Теперь вот обижаюсь на него, да на тебе срываюсь. —
           — Правильно говоришь. Понятно. Только, всё равно, ничего не понятно! —
           Мать громко сглатывает слюну и еле сдерживает подступающие слёзы.
Дочери невыносимо жаль мать, и она пересела к ней поближе. Обнять не посмела.
           — Мам, так не разговора не получится. Сколько у тебя сейчас денег? —
           Мать называет сумму.
           — Приличная цифра. Сначала, мы идём с тобой и платим за коммунальные услуги на полгода вперёд. Надо не забыть услуги «ДиванТВ». Составляем список продуктов и всё это закупаем. С одеждой у тебя на текущий год, всё в порядке. При таком раскладе жить будешь спокойно и по не многу осматриваться вокруг. На месте ничего не стоит, всё меняется. Ты, у меня красавица! Кстати, намного интересней Татьяны. —
           — Её Татьяной зовут? Давно он с ней знаком? —
           Встрепенулась мать, но увидев, как изменилось лицо дочери, поспешила исправиться.
           — Ты всё это со мной сделаешь? Не знаю, где за всё это платят. —
           — Всё мы с тобой сделаем и совсем справимся, мам. Всё у нас будет хорошо! —
           Пообещала дочь. Мать воспрянула духом.
           — А о ком ты говорила мне только что? На кого ты повесила, что - то там…. —
           — Мам, везёт мне на Сергеев. Его тоже зовут Сергей. —
           — Кого, его? —
           — Сергея, зовут Сергеем, мам…. —
           — Перестань дочь…. Голова трещит. —
           — В Москве, я познакомилась с парнем. Тебе бы он понравился. Его тоже зовут Сергей. Родной его брат недавно погиб вместе с женой в автокатастрофе. Остался племянник Мишка. Двух лет. Сейчас Сергей живёт с ним, так как очень похож на брата. Мальчику, так легче переносить отсутствие сразу двух родителей. —
           — А что ты на него пыталась повесить? Ты беременная? —
           Маша обомлела и возмущённым взглядом уставилась на мать.
           — Доченька, я угадала! А отец знает? Надо сказать! —
           Заверещала женщина. Глаза её сразу просохли и стали осмысленными.
Дочь подумала и сказала:
           — Ты так спешишь повесить заботы о внуке на отца? —
           — Я в незавидном положении, ты в интересном положении, как иначе? —
           — Спешу тебя обрадовать. Я не беременная, я выдумщица, вся в тебя. —
           — Слава тебе, Господи! Рано тебе иметь детей. —
           — Сергей тоже так считает. —
           Явно намекая, на что-то своё, со значением произносит Маша.
           — Какой умный молодой человек! И говоришь, красивый? —
           — Красивый. А бывшего Сергея я видела в торговом центре, с очень красивой девушкой. Слишком красивой девушкой для него. Уверена его новая избранница ещё в поиске, и Сергей вовсе не её принц. Глаз не сводила с моего брата. —
           — Какого брата? —
           Быстренько так среагировала и изумилась мать.
           — Сын Татьяны, он теперь приходиться мне сводным братом. —
           — Что за чушь ты несёшь! —
           Возмутилась мать.
           — Твой отец за моей спиной хочет перетащить тебя в свою семью. Вот и всё! Ни какой он тебе не брат! Запомни это…. —
           — И заруби себе на носу…. —
           Договорила дочь, не досказанную, популярную у мамы, фразу. Встала и ушла, закрыв за собой дверь в комнату. Вот и поговорили! Мать скоро успокоиться, а за это время, дочь в своей комнате составит список дел, необходимых сделать в первую очередь. Они помирятся и займутся делами.

           В Вологде, в доме своих родственников решил встать с кровати Сергей. Как здесь спится! Как дышится! Не хочется открывать глаз. В комнате его мать и Мишка. Ребёнок встал на носочки. Вытянулся весь в струнку. Подбородок вверх тянет. Хочет заглянуть в лицо  Сергея.
           — Папа сплю. —
           — Нет уже. —
           Сергей подвинулся и мягкое тело ребёнка, прижалось к нему.
           — Хорошо здесь. —
           Сказал Сергей.
           — Ты ещё на дворе, в саду не был. И что мы в этой Москве чахнем, может подумать, да перебраться сюда? Ради Мишки…. —
           — Оно, конечно…. —
           Мать присела на кровать, сгорбилась. Сергей увидел складки кожи на шее, обвисшие щёки, волосы с проседью. Горе, состарило человека быстро.
           — На тебя только и надежда сынок. Ты вроде как, хмурый? —
           — О Мишке думаю. —
           — Он успокоится, ждать перестанет. —
           — Мишка будет получать за потерю родителей? —
           — Будет. Опёку надо оформлять. Он же сирота. —
           — Ни какой он не сирота! Мы у него есть! —
           Озлился Сергей.
           — Положено так…. Чего ж обижаться. —

           Дверь в комнату всё это время поскрипывала, а тут вдруг приоткрылась и кудлатая, белокурая голова не большой собаки появилась в поле зрения Мишки. И зря она это сделала. Минута не прошла, а собака уже рвалась назад, туда, откуда пришла. Счастливое лицо ребёнка, прижималось к морде собаки с такой силой, что ей приходилось закрывать глаза. Собака была мудрой и понимала, что это человеческий ребёнок и его обижать нельзя, но долго терпеть таких ласк она не намерена. Вот сейчас, руки человеческого ребёнка разожмутся, и она шмыгнёт за дверь. Руки разожмутся, но не так скоро, как это думает собака. И все последующие дни, она будет жить под крыльцом, есть и пить там. Сердобольные хозяева, будут носить ей туда еду и воду, так как возможности свободного передвижения по двору у собаки не станет. Если только ночью.
           — Отпусти пёсика, он писать хочет.
           — Давай собачку покормим.
           — А давай, она нам свой домик покажет.
           — Ты её задушишь!
           — Перестань мучить животное!
           — Ты что, русских слов не понимаешь!
           — Да разожмите же ему руки!
           — У него полон рот шерсти!
           — Да сделайте, что ни будь!
           Руки ребёнка намертво сжали ошейник собаки. Собака пятилась. Ошейник медленно двигался, сгребая за собой шерсть по направлению к ушам. Собаке как воздух нужна свобода. Из всех сил упираясь лапами в пол, она тянула тело, как можно дальше от ребёнка. Вот одно ухо, предусмотрительно ею прижатое проскальзывает под ремень ошейника, вот другоё ухо уже на свободе. Собака и ребёнок, падают в разные стороны. Мишка на спину, а мохнатый друг на собственный хвост. Смотрят друг на друга. При первом малейшем движении ребёнка, собака срывается с места и только её и видели. В руках ребёнка остаётся ошейник. Ошейник не был тугим, так как служил, исключительно для красоты. Мишка раздумывает - может поплакать. Но в руках ошейник, весь в клёпках и стразах, и он улыбается беззубым ртом.
Сергей вспомнил разговор с Машей. Мысль, высказанная Машей о Мишке так красиво, так искренне, не могла не оставить след в душе у молодого человека. Он постоянно думал об этом. Много раз набирал номер девушки, но тот был недоступен. Парень прокручивал каждое слово, сказанное им в последнем с ней разговоре. Ничего плохого не находил. Может быть, вообще ничего и не случилось. Может у девушки что-то с телефоном. Совершенно ясно, парень не хочет выходить на ту тропу, что робко проложила едва знакомая девушка.
           — Что собственно произошло?! —
Сергей наблюдал за Мишкой, обследующим крыльцо, на предмет исчезновения в нём собаки и рассуждал про себя. Маша сказала то, что сказала. Он сказал то, что он сказал. Никто никого ничем не обидел. Ни фамилии её не знает, ни адреса. Вот беда! Парень покачал головой.

           Эффект от первого, тесного контакта с ребёнком, поверг животное в шок. Собака дневала и ночевала под крыльцом. Куры вырыли под крыльцом подкоп, чтобы днём ковыряться в прохладной пыли, а собака его углубила и удлинила. Из глубины подполья, мелькали то нос, то глаза животного. Ребёнок даже голову пытался туда просунуть и для этого ложился на живот. Приходилось его отвлекать чем-то, но забывался он ненадолго, и опять возвращался к крыльцу. Ребёнку давали куски пищи, что бы он мог привлечь внимания собаки, но пища использовалась по назначению им самим и отдавать её собаке, он не собирался. Парень наблюдал за всем этим и думал о своём. Парень вновь набирает номер телефона девушки. Ура! Пошёл сигнал!

           Маша разговаривала с отцом по телефону. Она собиралась остаться у матери. Отец возражал, мол, привезла подругу и оставила.
           — Хельге сейчас нужен только Жерар. Я тут думала ночью…. Если делать всё в жизни, так как они, ориентируясь на самое первое ощущение, пользы гораздо больше будет. —
           Отец вспомнил первое свидание в кафе с Татьяной, где он сразу же предложил ей любовь и заботу. Вспомнил, как долго ухаживал за Машиной мамой, как долго ждал её согласия. Сопоставил всё это и заявление дочери. Забеспокоился.
           — Не желаю тебе столь скорополительного брака.—
           —Ваши с Татьяной отношения скорополительные. Я остаюсь у мамы.—
           — Не забывай, что послезавтра Жерар улетает. —
           — Думается мне, что улетит он ненадолго. —
           Маша отключилась.
Борис Николаевич задержал взгляд на реке. Он лежал в тени деревьев на песке. Водная гладь блестела и резала глаза. Он щурился от этого и от мыслей.
           — Когда приедет Маша? —
           Тень от лилипута дала возможность раскрыться глазам.
           — Завтра. —
           Борис Николаевич поймал себя на том, что сердит на карлицу.
           — Пойдём, прогуляемся чижик. —
           Предложил он Хельге и они пошли вдоль реки.
           — Мне интересно, есть у тебя своя точка зрения на всё с тобой происходящее? —
           — У меня всё в порядке…. —
           Борис Николаевич, продолжительно посмотрел на Хельгу. Та затихла.
           — Сейчас я буду говорить то, что ты сама знаешь. Мне хочется, что бы ты посмотрела на происходящее с тобой моими глазами. Сейчас ты уверена, что Жерар твой, друзья его – твои друзья. Его родные – твои родственники. Его дом – твой дом. И так далее….—
           — А разве не так? —
           Сощурилась девчонка, не то от солнечных бликов на воде, не то от собственной дерзости.
           — Не так. —
           Борис Николаевич нагнулся, набрал пригоршню камушков и стал кидать их в воду по одному. Девчонка дерзкая стояла и ждала. Мужчина набрал ещё одну пригоршню, и протянул камушки Хельге. Той пришлось взять их, а так как мужчина продолжал швырять свои камни в воду и молчать, ей пришлось повторять его действия. Прошла минута, другая…. Занятие так понравилось Хельге, что в реку полетела уже вторая пригоршня камней. Внутренняя её взъерошенность прошла, и она была вновь счастлива. Мужчина сел на песок, села и Хельга. Оба обтряхнули руки и посмотрели друг на друга более добрыми глазами.
           — Чтобы всё стало таким, каким ты себе предполагаешь, у тебя не хватит опыта, терпения, и умения прощать. Обида, на всё что не так, а там будет всё не так, сожрёт вашу любовь. Его родственники и друзья, будут его опорой. Такой опоры у тебя нет, даже здесь, у себя на родине. —
           Хельга открыла рот, что бы что-то сказать, но мужчина не дал ей этого сделать, положив свою ладонь на нижнюю часть её лица.
           — Есть выход, из создавшегося положения. —
           Продолжил он и опустил руку.
           — Я его не брошу…. —
           Тут же пискнула Хельга, даже не успев набрать воздуха.
           — И не надо. Ему нужно остаться в России с тобой. Здесь, ваши шансы равны. У тебя здесь нет родственников, или почти нет. Друзей мало. У него тоже, почти ни кого не будет. Давить на вас, что вы не пара, никто не будет. А вы не пара. Проверите свои чувства на прочность, без вмешательства извне. Родственники во Франции поймут, что он серьёзно к тебе относится, станут скучать и примут тебя в свои ряды, намного быстрее и радушнее. —
           — Я думала, вы нас разбивать будете. —
           — Ошиблась. Жить вам в Волжском есть где. Учиться можно заочно. Жерару работу, со знанием двух языков, найти будет не трудно. Подумай над всем этим. —
           — Я уже сейчас могу сказать, что вы правы. Главное, что бы он вернулся из Франции. —
           — Рад. Смотри, нас уже высматривают. —
           С веранды в их сторону смотрели мать и сын.
Они встали и пошли к ним.
           — Господи! Что он в ней нашёл!? Гадкий утёнок. Может ещё обойдётся. —
           Вздохнула татьяна, грустно посмотрела на сына. Лицо у сына радостное. Он побежал навстречу идущим, подхватил «утёнка» под мышку и понёс, шагая рядом с Борисом Николаевичем.
           — Мне пора уезжать. —
           Борис Николаевич увлёк за собой Татьяну к машине.
           — Маша у мамы остаётся до завтра. У меня есть к тебе разговор, но отложим на вечер.—
           Разве можно с утра интриговать женщину темой разговора на вечер!
           — Что ни будь, случилось? У Маши? У её мамы? —
           — Почему сразу, должно что-то случиться! Просто нет времени сейчас. Пока, пока! —
           Машина заводиться и мужчина, посылая воздушные поцелуи женщине, уезжает.

           Женщина огорчена этим. Ей не хочется ждать до вечера, что бы узнать, что случилось сейчас. Она возвращается к домику. Жерар и несносная девочка у воды. На сверкающей водной глади, их фигуры расплываются и колышутся. Смотреть на них не даёт солнце. К её ноге прижалось тёплое тело Джеки.
           — Ты у меня совсем от рук отвык. Стал самостоятельным. —
           Женщина гладит питомца. Подтверждая слова хозяйки, собака бежит в сторону куста шиповника. Кот вроде как спит, но слышит бег собачки. Глаза закрыты, уши подняты. Джеки бегает кругами вокруг лежащего на высохшей траве кота. Нынешнее лето зажарило траву в сено ещё в начале июля. Подвывая и повизгивая, собачка нервно вытягивает передние лапы, смешно оттопыривая ту часть тела, что с хвостом. Зовёт кота поиграть с ним.
           — Вот тварь убогая. Ты же собака и не должна играть с котом. —
           Кот только приподнял голову, и тут же получает поцелуй в шерстяную щёку, собачим языком.
           — Держись урод! —
           Всем своим видом кричит кот, и несётся на всех порах за ненавистной, лысой задницей собачки. У ступенек веранды тормозит, и степенно заходит на веранду, что бы начать нарезать восьмёрку вокруг женских ног, с определённой целью выпросить еды. Собачка же будет ещё бегать, какое-то время вокруг домика, думая, что её преследует кот, пока не устанет. Остановиться, что бы отдышаться, оглядится, а никого нет. Удивиться, станет искать объяснение этому, не найдёт и придёт на веранду, где кот мирно поглощает выпрошенную пищу. При появлении собаки, кот постарается закрыть еду телом. Джеки станет заглядывать со всех сторон и получит когтями по морде.
           — Эй! Мы так не договаривались! —
           Хозяйка собачки поднимает уродца на руки. Тот с высоты её роста будет сверлить мокрыми глазками, сгорбленную над едой кошачью спину. У кота, от его взгляда, шкура на спине будет ходить волнами.
           — Поесть не даст спокойно! —
           Сердится кот, спешит заглотать пищу, пока собака на руках женщины.

           Жерар и Хельга не купались, сидели рядышком на берегу уже долго. Татьяна часто смотрела в их сторону и отгоняла от себя назойливые горькие мысли. Не пара! Ой, не пара! С этими же мыслями зашла в домик надеть купальник. Мысль о том, что сын улетит, не выносима матери. Она зовёт Джеки и направляется к реке.
           — Вы не купаетесь? —
           Лицо девушки и сына не радостные.
Женщина не будет женщиной, если не проникнется состраданием к другому человеку. Мать чувствует, как тяжело на распутье сыну.
           — Разлука вам обоим пойдёт на пользу. —
           Молодёжь запротестовала.
           — Дайте договорить! —
           Прервала их Татьяна. Те понурили головы, ожидая слушать очередную мораль взрослого человека. Котёнок всем телом урчал в руках карлицы.
           — Мы знаем о вашем решении. Твои родственники во Франции тоже должны знать об этом. Только из-за этого тебе пришлось бы улетать. Они будут не согласны. В случившемся твой отец обвинит меня. Но… —
           Татьяна улыбнулась.
           — Вы можете жить здесь, в России. Жилья у нас с Борисом предостаточно, поделимся.—
           Татьяна говорила, а сама боялась говорить.
Жерар смотрел на воду и молчал. Чем меньше будет оставаться времени до его отлёта, тем больше будет молчать Жерар. Молчать и держать в своей руке, руку лилипута.
           — Борис Николаевич уже говорил об этом же, перед отъездом на работу. —
           Радостно сообщила Татьяне Хельга.
           — Разве? Не зря же мы муж и жена. Я пошла в воду. —
           — Потом вы подержите котёнка, и мы искупаемся. —
           — А куда от вас денешься…. —
           Засмеялась женщина, поняв тему обещанного Борисом разговора. Она счастлива, что может предложить сыну помощь, что её мужчина прозорлив и смотрят они с ним в одном направлении.



Продолжение: http://www.proza.ru/2016/06/09/1961

Послевкусие. Глава девятая



            Мать Маши представлена отрицательным героем. Есть желание сделать отрицательного героя положительным. Ну, не до старости же ей хороводиться.
           — Маша, я старая? —
           Мать изменилась внешне. Обида, страх, ненависть, ревность, ещё те штучки! Меняют человека до неузнаваемости. Привычный вольных дух и ритм жизни ушёл, провисли плечи, уголки губ. Обнаруженный седой волос поверг женщину в шок.
           — Ты меня не слышишь? —
           Дочь стоит позади матери и наблюдает за ней.
           — И, это пройдёт…. —
           Произносит дочь.
Мать вздрагивает и оборачивается.
           — Ты здесь…. Что значит пройдёт, седины ещё больше станет. —
           — Эти слова были написаны внутри перстня царя Соломона. К седине привыкнешь. —
           — Да не буду я к ней привыкать! Схожу в салон и тю-тю ей! —
           Выпрямила спину мать и пошла от зеркала.
           — Вот и прошло. —
           Поясняет Маша.
Мать останавливается, оборачивается и смотрит на дочь.
           — Как вы похожи с отцом. —
           — Я, вылитая ты. Так все считают. —
           — Вылитая?! Значит, вливать…. Вливать во что-то…. Внутрь. Ты одинакова с отцом изнутри! —
           — Хочешь меня обидеть или обвинить в чём-то? —
           — Я хочу сказать, что пришло время, я услышала тебя, а ты меня. И я рада этому. —
           Они обнялись и превратились в два соединяющихся сосуда. Любовь и сострадание в одном сосуде. Любовь и благодарность в другом сосуде. Они уйдут из дома и до самого вечера будут заняты делами по списку, составленным Машей. Вечером после ужина дочь скажет матери:
           — Мне нужно быть у отца. —
           — Ему и так весело. —
           — Всё не так просто. Я привезла подругу с Москвы и оставила на его попечение. Неудобно. —
           Маша теребит рукой новую серёжку.
           — К ним просится, такой же перстень на руку. —
           Мать разглядывает серьги на ушах дочери.
           — Интересный Француз. Каких только судеб не бывает на свете! Поезжай. Вызови такси.—
           — Деньги будем беречь, мамочка. Папе не трудно за мной заехать после работы и время уже подошло. Мой совет тебе - поставь в известность своего друга, о твоём временном денежном затруднении и не стесняйся! —
           — Попробую. —
           Откликается мать из своей комнаты, где достаёт из комода фирменный жёсткий пакет, в котором лежит платье из белого шифона. Шифона в юбке много. Верх облегающий, рукав три четверти. Вырез лодочкой. Шифон на подкладке из тёмно серого атласа. Сквозь прозрачную белоснежность проглядывает атласная серая гладь. Красиво. Платье оплатил друг матери, хотя не собирался в этот день делать подружке какие либо покупки. Но когда подруга вышла из примерочной кабинки в нём, он поразился изменениям в женщине, и согласился с покупкой. Но случилось так, что примерок было несколько. Платье одного размера стягивало грудь. Талия другого платья, была не на месте. Подобрали, но видимо, продавец положил в пакет то, что стягивало грудь и только придя домой, женщина обнаружила этот факт. Мать знала, что платье подойдёт дочери, и не поехала менять его.
           — Мам! Что это?! —
           Платье разворачивалось в руках матери и превращалось в шифоновое чудо.
           — Это тебе. Твой размер. —
           Сумка, которую дочь держала, не положили на место, а просто разжали руку, и та упала на пол.
           — Разве такие платья бывают? Скромное такое, а эффект! —
           — Оно предназначалось для тебя, свыше. —
           — Какие же туфли сюда подойдут? —
           — Тёмное серебро. Блестеть туфли не должны. У меня есть. Туфли, моя слабость, ты знаешь. Нога у нас одинаковая. Примерь! —
           Просить Машу не надо. Шорты и кофточка оказались там, где и сумка. Мать застёгивала замок на спине у дочери и чувствовала, как платье, словно вторая кожа облегало тело дочери.
           — Давай туфли! —
           Маша грёбёнкой с частыми зубцами, скрутила и подняла волосы на затылке. Отрылась шея, и уши, на которых тяжело покачивалось дорогое украшение. Не ведомо от чего, Маша так волновалась, что тряслись руки. Туфли и платье были в пору. У матери перехватило дыхание. Её дочь красавица!
           — Куда же мне в нём? —
           Ужаснулась Маша.
           — Найдёшь применение, не сомневайся. —
           Ласковая печаль сквозит в голосе матери.
           — Какая ты красивая! —
           Добавляет.
           — Я, твоя копия. Оригинал, всегда красивее и дороже. Ты не хуже, мам! —
           — Спасибо. И, это пройдёт…. —
           Мать обнимает дочь.

           К бывшему дому подъехал отец Маши, и сообщил ей об этом телефонным звонком. Устроился удобнее и приготовился ждать дочь.
           — Он, наверное, с ней. И это, кажется не пройдёт. —
           Говорит мать, разглядывая машину бывшего мужа под окнами.
           — Платье остаётся дома. Спасибо! —
           — Может, отцу покажешь? —
           Дочь останавливается в дверном проёме. Что сказать матери?
           — Не тот случай. Будний день. Удивлять, так удивлять! Повод найдётся, сама говорила. Вот тогда-то мы и блеснём, во всей красоте! Да, мам? —
           — Согласна. —
           Дочь бежит по лестнице.

           Сейчас откроется подъездная дверь, и она окунётся в раскалённое лето. Через один день наступит первый месяц осени, а за четыре предшествующих месяца, не было дождя, практически по всей России. Телевизор устал вещать пожарные сводки, ими полны все каналы. А наша жизнь, это сводки из личной жизни.
           — И что там? —
           Отец головой и бровями показал в сторону подъезда, из которого только что вышла Маша.
           — Интересно? Привет! —
           Маша села в машину.
           — Нет, наверное. —
           — Сам и ответил. —
           Отец заводит машину, заметил блистюнчики в глазах дочери.
           — И, что это с нами сегодня? —
           — То, чего не было вчера, зато будет теперь каждый день. Мать беспокоит дочь. Дочь, беспокоиться о матери. —
           — О, как! Такие приятные, долгожданные новости нельзя говорить в таком язвительном тоне. —
           Отец серьёзен.
           — Прости пап. Ты прав. Мне хорошо было у мамы, как никогда. —
           — Рад слышать. —
           Голос отца осип на мгновение.
           — Если, что там надо…. Ты говори, не стесняйся. По силе возможностей, я всегда готов помочь. —
           Помолчал и добавил:
           — На первых порах. —
           — Мама, сама справиться. —
           — И, ещё, дочь…. Я говорил уже об этом, но ещё раз скажу. Я не обижал твою мать. Я любил её. Очень и очень любил. Без любви к ней, я не добился бы в жизни того, что имею. Включая и тебя. Она – моя молодость. Полжизни с ней прошло сознательной. Жил для неё, работал для неё. Проглядел! Обида – обидой, а не куда от этого факта не уйти. —
           У Маши мурашки побежали по спине и рукам.
           — Может вам сойтись? Прощать надо близких людей. Сколько ты раз мне говорил об этом, оправдывая вечное её отсутствие!? Она совсем другая стала. —
           Маша кинула сумку на заднее сиденье машины и заплакала. Горько так. Пусть поплачет, станет легче.
           — Машенька моя! Я тоже стал другим. Новая женщина, новая жизнь, новые обязательства. Вспомни себя! Был Сергей, закончились отношения, появился другой Сергей. Кстати, что у тебя с телефоном все эти дни? —
           — А что с ним? Разве мы не разговаривали с тобой только что? —
           — Со мной разговаривала. А вот с Московским Сергеем нет. Он Хельге все уши прозвонил и ей ты не отвечаешь. От кого прячемся? Кто-то хотел быть его девушкой буквально вчера! —
           — Я не буду о нём разговаривать. —
           Маша хлюпает носом.
           — И я не должен о нём разговаривать, но он звонит и Хельге приходиться говорить с ним. Она подходит с вопросами ко мне. Ясность, прежде всего, ясность. Я прожил с твоей мамой неплохую жизнь. Я боялся смотреть на всё с ней происходящее ясно. Не хотел правды, но она нашла меня сама. Не хочешь разговаривать с парнем, так ему и скажи, да обоснуй ещё. Загнала себя в коробочку, в которую все стучат, а ты сидишь в ней с разбитой головой и помалкиваешь.—
           Отец говорил мягко, что бы расстроенная дочь, хоть что-то извлекла из разговора.
           — Что произошло? —
           Машина ехала на не большой скорости.
           — Не хочешь отвечать? Забудь. Не хватало мне с дочерью из-за какого-то парня испортить те несколько дней, что остались. —
           — Да не собираюсь я забывать! —
           Дочь говорила интонацией своей матери и стала ещё больше на неё похожей.
           — Платье новое мерила, а о нём думала. Такой красоты я ещё не видела! —
           Выпалила Маша.
           — Ты сейчас о нём или о платье? —
           Немного испугался отец.
Слово за слово и отцу становится ясной суть разногласия дочери с Московским парнем Сергеем.
           — За маленького ребёнка, решают взрослые люди. Ты сама ещё ребёнок. —
           — Я действительно, этого хочу. А он…. —
           Дочь повернулась и строго смотрела на отца.
           — Он этого не хочет. У него есть такое право – не хотеть. Есть другие родственники, более взрослые. Ты, этому ребёнку, никто. У тебя нет на него ни каких прав. —
           Маша обомлела. Как ясно всё растолковал отец. Она вся сжалась на сиденье автомашины.
Отец подождал, увидел посеревшее лицо дочери, решил сгладить ситуацию.
           — Что за платье? —
           — Мама мне купила. —
           Ответила Маша, лишь бы ответить.
           — Без тебя? На глазок? Какое? —
           — Скажем так, не на каждый день. —
           — Узнаю нашу маму. —
           — Зря язвишь, невероятно красивое платье. —
           — Разве у мамы есть некрасивые платья? —
           — Ели бы мама знала, сколько о ней мы с тобой разговариваем! Подъезжаем…. Смотри, как загорел Жерар! Сгорел скорее…. —
           Загар Жерару не к лицу. Так решила Маша. Стал похож на бригадира или прораба. Маша вспомнила его в льняном костюме, с красивой удлинённой стрижкой. Теперь, схваченные резинкой на затылке волосы, так не выглядели.
           — Привет, Робинзоны! Здравствуйте Татьяна. —
           — Как мама? —
           Откликнулась та.
           — Замечательно. Мы чудесно провели время. —
           Татьяна немного растерялась от напыщенного бравого вида и ответа Маши.
           — Это хорошо. —
           — Конечно. —
           Как отрезала Маша. Отец спешит на помощь своей женщине и своей дочери.
           — У Маши обнова. Мама купила её удивительно красивое платье. Я не видел. Но и такого восторга у дочери, ещё не видал. —
           Он обнял дочь за плечи и повёл в дом.
Они скрываются за дверью. Отец намерен сказать дочери, о её не достойном поведении, но не успевает.
           — Прости, пап. Я уже успокоилась. Всё будет хорошо. Ты иди, а то и так неудобно. Я умоюсь и выйду. —
           — Надеюсь на это. —
           Подчёркнуто строго и сухо, произносит отец и тщательно закрывает за собой дверь.

            На Жерара свалилась неожиданная радость. Рейс его самолёта откладывался на один или два дня. Во Франции шли массовые забастовки. Люди не согласны с повышением пенсионного возраста.
           — Ты ему позвонишь? —
           Хельгу интересовало дальнейшее развитие отношений подруги с Московским Сергеем, после их ночного разговора.
           — И заявить, что сказала чушь и мне нет дела до Мишки! —
           — Ты сгущаешь краски. Сергей, ничего страшного тебе не сказал. —
           — Стыдно. Как будто я призналась в любви ему и предложила руку и сердце. —
           — Разве может быть стыдно за хорошее желание? Человеческое. Богу угодное желание. А с мамой что? —
           — То же что и со мной, обида гложет и ревность. А ведь, сама виновата во всём и я свидетель тому. —
           — Обойдётся. —
           — Она у меня сильная и красивая, и отец у меня очень хороший. —
           — Я бы всё отдала, что бы иметь возможность вот так говорить или общаться со своей мамой и папой. —
           Две подружки рассуждали как старушки, умудрённые жизненным опытом. Кусты затрещали, к ним подошёл Жерар. Сел и обнял Машу.
           — Что, сестричка? Тяжёлый день выдался? Но он уже почти прошёл. —
           К нему на колени положила голову Хельга. Слышно было, как урчал котёнок
           — Если ты и в правду женишься на Хельге, она кем будет мне являться? —
           — Не знаю. Что такое «если»? Я женюсь, и возможно буду жить в России. —
           Ответил Жерар.
           — Как в России? —
           — Как муж Хельги. Твои родители предложили, на случай, если мои родственники будут против моей женитьбы. Они готовы делиться жилой площадью с нами. —
           Машино настроение заискрилось.
           — Молодец, Татьяна! —
           — Первым предложил твой отец. Потом только Татьяна. —
           Маша испытала гордость за отца.
           — Сколько хороших людей послал мне Бог, за такое короткое время. Вот ещё и Мистер икс! Блохи только у него, а купать Жерар не разрешает. —
           Напомнила Жерару о себе Хельга.
           — Ещё рано. —
           Отрезал парень.

           Двор родственников Сергея в городе Вологда заполнен живностью. Она буквально кишит под ногами. Куры, утки, кролики. Всех их выпустил на волю Мишка. Рука его достала до крючков и задвижек хозяйственных построек и загонов, ну а оттащить шаткие дверцы, ему не составило большого труда. Мишка счастлив. Живность, не привыкшая к дворовому пространству, потеряла голову. Куры шарахались от уток, кролики забились под лавочки, за двери, ящики, вёдра, стараясь спрятаться от неугомонного мальчика. Только Мишку не проведёшь! Он их везде видит. Утки быстрее всех адаптировались в новых условиях. У них сработал инстинкт постоянного заглатывания, и они принялись шарить своими плоскими клювами по земле двора. Утке необходимо всё время глотать песок, мелкие камушки, что бы пища могла перевариться в их желудках и тут же вывалиться из птицы на землю. Не очень приятное зрелище, но такие уж они есть. Всего этого, собака, прятавшаяся под крыльцом, вынести не смогла. Выскочив оттуда, она понеслась наводить свои порядки. Гвалт поднялся невообразимый! Удивлённый появлением долгожданной собаки, Мишка вышел из темноты сарайчика, издавая счастливые возгласы. Он приветствовал собаку. Та обернулась на его голосок, узнала и ринулась назад под крыльцо, на бегу клацая зубами в обе стороны, стараясь куснуть снующую туда-сюда птицу. Пух и перья зависли в воздухе. У самого крыльца, собака подпрыгивает и хватает зубами утиное перо и как трофей уносит его с собой под крыльцо.
Мишка решил плакать, но вокруг было столько интересного нового, что он передумал и стал собирать с земли перья и носить к крыльцу, дабы задобрить собаку.

           Во двор выходят хозяева и гостьи. Увиденная ими сцена не радует их. Сергей заговорился с кем-то по сотовому телефону, повиснув всем телом на калитке, лицом на улицу и проглядел Мишку. Слышать тоже не мог. С улицы машины гудят, а к уху телефон приставлен. Час ушёл на то, что бы собрать и рассортировать живность по сарайчикам. Зато сколько веселья было, уж и не помнят люди, когда вот так заразительно, до слёз, до мокроты нательного белья они смеялись. Ребёнок не мог усвоить столько смеха от взрослых, ведь это его привилегия шуметь и он заплакал. Взрослые заняты. Они не слышат его плача. Они бегают по двору и ловят живность. Посмотрят друг на друга и ещё сильнее смеются, приседают и хлопают себя по коленям. Это был первый смех после похорон, и говорило это о том, что людям надо жить дальше ни смотря, ни на что. Мишка устал плакать, а его всё не замечали, стал он подвывать, ожидая внимания взрослых. Глаза высохли, только сопли висят над нижней губой. Слизнуть не успел. Собака, слыша жалобное завывание ребёнка, вышла из укрытия и слизнула их. Мишка от такого ухаживания потерял равновесие и сел на попу прямо в пыль. Руки испачкал и пыльными руками стал тереть то место, куда лизнула собака. Собаке понравилось, и та принялась облизывать лицо ребёнка. Сначала Мишка терпел, зажмурив глаза и сомкнув рот, но дышать, стало трудно, и тогда он заорал, как полагается орать деревенскому пацану. Вот тут его услышали! Взрослые люди обернулись. Вокруг ревущего мальчика, скакала собака. Все бросились на выручку.
           — Она не кусачая! —
           Обещал хозяин.

           Собаку оттащили в сторону. Мишку подняли на руки. Собака прониклась заботой о маленьком человечке и рвалась к нему. Тот перестал ныть, свесил голову и наблюдал за ней.
           — Опустите его на землю. Собака явно хочет дружить с ним. Пусть познакомятся. —
           Посоветовал Сергей. Он чувствовал себя виноватым в случившемся. Мишку поставили на ноги и вот уже два друга, а не врага, прижимаются щеками. Ребёнка помыли, двор подмели, стало краше, чем прежде.

           В доме в это самое время, осваивался попугай. Сердитыми глазами сканировал помещение и каждый предмет в нём.
           — Что за дрань вокруг! Что за вкусы! Разве это мебель! Мало света. —
           Возмущалась отоспавшаяся после долгой и утомительной дороги птица.
           — Что за шум за окном! Что за манеры! —
           Птица водрузилась на подоконник. Её поразило огромное количество птицы и такой разной. Кошмар….
           — Это ещё не кошмар. А вот сейчас будет. —
           Молча, пообещал птице чёрный, пре чёрный хозяйский кот и схватил попугая за хвост. Крепко. Попугай дёрнулся, ещё раз дёрнулся, обернулся и потерял сознание. Вид у добычи стал совсем не аппетитный для кота. Лапки холодные и скрюченные, клюв как крючок на двери сарая, только поменьше будет. Чёрный, пре чёрный кот знал, что ни каких птиц хозяйских обижать нельзя. К тому же, эта дивная болтающая птица не шевелиться, не орёт и похолодела.
           — Уйду подальше, от сего недоразумения. —
           Кот ещё раз ударяет лапкой тушку птицы, удостоверяется в её не дееспособности и уходит из комнаты. Вчера сей диковины, не было в доме. Значит, приезжие завезли эту заразу.

           В дом заходят люди. Этим пользуется кот и выскальзывает на улицу. Жить в доме ему не разрешается. В тёплой кухне, пожалуйста. В ней кот редко бывает. У него, на редкость развит инстинкт продолжения рода. Потёртый, весь в шрамах от когтей молодых котов, старый кот не сдаёт позиций.

            Мишка первым замечает лежащую неподвижно на подоконнике птицу. Хвост её взъерошен. Он подходит к подоконнику, задирает подбородок, внимательно разглядывает птицу. Он знает её тяжёлый клюв, потому и не трогает руками.
           — Папа…ая-я-яй…. —
           Сергей оборачивается. Оборачиваются и остальные. Птица явно сдохла с первого взгляда. Мишкина бабушка и хозяйка дома стремительно кидаются к окну, берут птицу на руки, зачем-то прикладывают её тельце к уху, как будто можно услышать биение крошечного сердца птицы. Дуют ему в клюв. Водой даже спрыснули, как при глажке белья. Где-то рядом жил ветеринар, за ним они и побежали, положив птицу на место. Мужчины отошли в сторонку, недоумевая по этому поводу. Мишка осмелел и, взяв птицу за хвост, подержал да и шмякнул о стенку что есть силы. Шмякнул хорошо, так как Сергей услышал звук удара.
           — Миша, нельзя так! —
           Но дело сделано. Упавшая на пол, после удара птица зашевелилась. Выпуклые веки приподнялись как шторки, клюв открылся, птица перевернулась на живот и распластала крылья по полу веером. Мишка ретировался за спину Сергея. Попугай тяжело дышал раскрытым клювом. Вскоре ему полегчало, он встал на лапки и зашагал в сторону стола, на котором стояла клетка. Взлетел на стол, зашёл в клетку и взгромоздился на шесток. Закрыл глаза и заснул.

           Пришедший ветеринар, не стал беспокоить спящую птицу. Выслушал рассказ Сергея о том, как Миша ударил, якобы мёртвую птицу о стену, и сделал вывод:
           — У них всё как у людей. Возможно, плохо стало с сердечком, и удар о стену сердце завёл. Ваш мальчик, в этом случае, его спаситель. Вечером зайду. —
           И ушёл.

           Женщины в доме разговаривая шёпотом, как у постели больного, разглядывали спящую птицу в клетке. Удивлялись. Качали головами. Посмотрели на термометр. Не жарко в доме. Поправили платок на клетке и угомонились. Время послеобеденное, Мишке пора есть и спать. Его накормили и уложили в кровать. Собака породы баллон, так называла её хозяйка, легла рядом с его кроватью, на вязанный крючком коврик. Мишка долго будет смотреть на неё, пока глаза его не сомкнуться у собаки тоже, и они уснут вместе.

           Сергей и мать идут по саду. Мать говорит, что чувствует себя здесь как в раю, не смотря на горе. Разглядывает листья под ногами. Щуриться на солнце.
           — Им хорошо на небесах. Они вместе. Видят, что у нас всё хорошо. —
           Сергей молод. Представления матери о загробной жизни пока ему ни к чему.
           — У тебя есть девушка? —
           Мать светится любовью к сыну.
           — Есть. —
           — Как её зовут? —
           — Маша. —
           — Вы где? —
           Звучит голос Мишкиного дедушки. Он видит их и идёт к ним. Подходит. Садиться. Мать тут же ставит его в известность, что у сына есть девушка Маша.
           — Не сладко придётся твоей женщине. Чужой ребёнок, он завсегда чужой, как не прикидывайся матерью. —
           Дедушка опустил голову и разглядывал снующих по земле муравьёв.
           — Ты хочешь сказать, что чужих детей женщины не любят? —
           — Если умная баба, то прикинется. —
           — Как прикинется? —
           — Притворится, что любит. —
           — Но так, же нельзя? —
           — Почему же нельзя, если на пользу дела? Можно. Женщина, она завсегда так, сначала прикинется, а потом и привыкла. Ещё и не оторвёшь от неё потом. Только умную женщину ещё поискать придётся. Пока мы живы, будет Мишка жить с нами, но ты отцом ему будешь. Потом объясним, как вырастет. А ты гляди теперь внимательней на своих ухажёрок, не один ты теперь, не себе одному выбираешь. —
           Сергей слушал, удивлялся, и в вроде как всё правильно, но…
           — Послушайте, а меня спросил, кто ни будь, хочу ли я этого? —
           — А тут сынок, спрашивай, не спрашивай, от этого ничего не изменится. Он видит тебя, и считает отцом. —

           Отец встал и пошёл из сада. Спина его ссутулилась. Мать пошла следом. Не оглянулись. Раскинув руки вдоль скамейки, парень, запрокинув голову, смотрит в небо. В нём летают птицы. Свободно так. Парень злится, с Машей неразбериха, потерял любимую, хорошо оплачиваемую работу в МЧС. Вылеты за границу, конечно не кофе попить. Выброс адреналина на все сто. Друзья по работе не просто друзья, страховочный пояс. После работы отдых с красивыми женщинами. Кажется, что ни одной плохой и не встречал. Он знает семьи, которые усыновили детей, но эти семьи со стажем жизненным, нарожавшие своих детей. Сергей тяжело вздохнул. Женщины в таких семьях, не были похожи на тех женщин, с которыми он проводил время. Парень совсем сник. Столько дел на земле, а тут сиди теперь дома с Мишкой в игрушках ковыряйся.
           — Ой! Ой, как больно! —             Раздалось у него за спиной.
Голос был женским молодым и потому приятным. Сергей огляделся. Сквозь планки соседского забора, мелькала цветная ткань. Он встал и посмотрел за забор. Женская фигурка стояла к нему спиной, нервно перебирала ногами, даже топала. Девушка заметила интересного парня в соседском саду и пошла на уловку, желая привлечь к себе его внимание.
           — Вам помочь? —
           Девушка только этого и ждала, но надо было показать свою неприступность, да так, что бы и не переусердствовать ненароком.
           — Мы не знакомы. —
           — Ну и что? Я Сергей, а вы соседка. —
           Парень уже перепрыгнул забор и стоял рядом.
           — Так что с вами? —
           — Кажется, уже достала. Малину обрезала, да и загнала щепу под ноготок. —
           Для убедительности она взяла в рот раненный пальчик, пососала его и сплюнула.
           — Ловко прыгаете. Из прытких будете? —
           — Я буду таким, каким ты захочешь. —
           Сергей вовлёкся в словесную перепалку.
           — Неужели? Я ещё не определилась в своих пристрастиях. —
           — Так не должно быть. Попробую изменить сложившуюся ситуацию. —
           Заливался соловьём Сергей.
           — Папа…. —
           Мишку не было видно. За рейки забора держались маленькие ручки.
           — Мишка! Сейчас я тебя перетащу сюда. —
           Сказал Сергей и пошёл к забору. Встреча с девушкой подняла испорченное настроение, и он собирался продолжить знакомство. Вместе с ним к забору подошла и девушка. Разглядела Мишку, и он ей явно понравился, как и всем молоденьким девушкам.
           — Его зовут Миша. —
           Представил своего племянника Сергей.
           — Миша. Красивый мальчик. Передай своей маме, что твой папа кобель! —
           Смотрит прямо в глаза Сергею, держа во рту якобы раненый палец, поворачивается и уходит. Девушка старательно и красиво ставит ноги на траву сада, как ходят те, что на подиуме. Ах, как жаль, что она сейчас не в купальнике. Поглядел бы он на неё! Женатик, а хвост распускает. Всё равно приятный парень. Большой и маленький мужчина смотрят вслед девушке.
           — Папа…. —
           — Тут я. Как нас с тобой отшили! Красиво. —
           Сергей тем же манером преодолел забор.
           — Ну что, Мишка? Пошли горевать по этому поводу. —
           Он смеётся, подхватывает Мишку на руки и прячет своё лицо у него на животике. На что тот заливается смехом. Соседская «цаца» оборачивается и провожает взглядом отца и сына.
           — Все мужики, кобели! Только дай слабинку. —

           Девушка ошибается. Она ещё не встретила своего человека. Две судьбы разделёны забором. Со двора смотрит на сына и внука мать. Красивый у неё сын. Единственный. Ком подкатывается к горлу, женщина спешит к дворовому умывальнику сполоснуть лицо водой. Бог даст, переживёт человек горе, есть ещё чему радоваться и ради чего жить человеку.



Продолжение: http://www.proza.ru/2016/06/09/1966

Послевкусие. Глава десятая



           Тонированное стекло балкона не спасало от солнца, но выйти и посмотреть на горизонт, давало возможность. Мать Маши опустила рулонную штору на половину окна и присела. На балконе установлен кондиционер. На этом настоял Борис, потому как сторона солнечная и даже зимой, в ясный день, бельё на балконе сохло быстро, как летом. Хорошая квартира, удобная для проживания и всё это благодаря её мужу. Всё продумал, всё предусмотрел. Хороший у неё муж! Воспоминания водоворотом завертели память. Непривычные звуки вернули женщину в действительность. С верхних этажей что-то сыпалось неприглядного цвета. На такое невежество подоконник среагировал дробным звуком, но женщине было лень встать, что бы узнать, в чём дело. Сладкая грусть прижимало тело к креслу. Память, как телевизор выдавала яркие события совместной семейной жизни, одно за другим. И радостные и печальные, но все такие родные. По щекам ползут слезинки одна за другой. Капают на грудь. Краем халатика женщина утирает их. Как горько, как сладко ей. Атлас не собирает влагу, а лишь размазывает её по коже. Струя воздуха из кондиционера охлаждает влажные следы на щеках и эта манипуляция, действует как успокоительное лекарство, и не даёт женщине сорваться и упасть в горе горькое. Женщина улыбается воспоминаниям. Это тоже её наследство, оставленное мужем. Ценность утраченного оценивается в прошествии оного и не в денежном эквиваленте. Подруга у неё одна. Друзья держаться пока их воображение будоражит образ одинокой женщины. Удивительно! Горе может быть сладким и им можно упиваться бесконечно. Женщина вошла в образ, увидела себя со стороны, в белом, разорванном по подолу халатике, бледное лицо с пылающими щеками. Красиво… Растрёпанные волосы. Всё равно красиво. Отражение в тонированном стекле балкона нравилось. С неба сошедшая истина скромно зашла, присела рядом с заплаканной женщиной и не спеша завела беседу о самых простых житейских вещах, недоступных взору в суете жизненных увлечений.

           Через полчаса в дверях квартиры заворочался ключ. Это пришла помощница по дому. Женщина неопределённого возраста. Расторопная и молчаливая. Хозяйка квартиры так обрадовалась ей, что вышла на встречу с тёплыми словами приветствия. Человек удивлён приветливостью работодателя. Потому и на предложение попить кофейку ответил:
           — Я не кофе пришла сюда пить…. —
           И остановилась в растерянности.
           — Думаю, вы обо всём догадываетесь уже…. —
           Застеснялась хозяйка квартиры.
           — Да уж, не первый день на земле живу. —
           — Уплачено вашим мужем за месяц вперёд, значит дохожу до последнего дня. —

           Человек отказался пить кофе, значит, она не приятна ему. Хозяйка квартиры ссутулила плечи, повернулась и зашла в спальню. Помощница заметила порванный халатик, покачала головой. Переоделась и принялась за уборку. Зная вздорный нрав хозяйки, сделает всё быстро и качественно. Хозяйка сейчас проживает одна. В квартире только пыль. Нет заляпанного кафеля, жирной от готовки плиты и прочих следов жизнедеятельности совместно проживающих людей. Работать у этих людей ей не в тягость. Холодильник, поди, пустой. Ан, нет! Неужели померились? Женщина стоит у открытой дверцы холодильника и рассматривает содержимое. Мимо как тень проходит хозяйка, в порванном халате. Неужели дрались? Вот несчастье!
           — Я сварю вам супа лёгонького, без горячего плохо. —
           Предлагает домработница.
           — Поджарку на сливочном масле или растительном делать? —
           — С вами посижу. —
           Хозяйка квартиры стоит за её спиной.
           — Вы у себя дома…. —
           — Поджарку на чём делать? —
           — На сливочном. —
           — Вот и правильно. Весь мир с ума сошёл, бегает от холестерина. —
           Женщина принялась мыть и чистить овощи. Хозяйка квартиры достала сельдерей, сушёные белые грибы. Они не разговаривали. Хозяйка пыталась помочь домработнице. Подняла с пола упавшее кухонное полотенце. Зажгла плиту и поставила на огонь кастрюлю с водой.
           — Бил? —
           — Что? —
           — Я говорю, руки распускал? —
           — Что вы! Он не такой…. —
           — А какой? Мужик, если его променяли на другого мужика, обязательно бить будет. Халат вон порван. —
           — Это я за ним по лестнице бежала, зацепилась за что-то. —
           — Да ты что? Бежала? А он что? —
           Помощница, округлив глаза от любопытства, присела за стол и подпёрла рукой голову. Она собралась слушать откровение.
           — Догнала. Обнялись. Постояли. И ушёл. —
           — А сказал то что? А обнялись зачем? —
           — Я его сердце слышала, ой как стучало, и дыхание задержал. Родной мой… —
           Домработница впервые, вот так откровенно, с сочувствием смотрит в лицо хозяйке.
           — Чего тебе не жилось с ним? Ведь всё для вас. Всё в дом. Не любила? —
           — Да с чего вы взяли? —
           — А то я слепая и без ушей! Имён не знаю, но в лицо всех помню. —
           — Так это же просто так, без любви. Важно знать, что ты нравишься окружающим, мы же женщины. —
           Хозяйка квартиры залила растворимый кофе кипятком, в двух чашках.
           — Сучка ты. —
           Серьёзно и грустно так, сделала заключение помощница по дому.
           — Вы так считаете…. —
           Испугалась и одновременно растерялась хозяйка квартиры. Домработница кивнула головой:
           — Без обид, конечно…. —
           — Я понимаю…. —
           — Понимает она! Мужика прошляпила, хорошего, любящего, а не молоденькая сама уже! Выглядишь, правда, хорошо. Так чья заслуга? Посмотришь на себя лет через пять, да вспомнишь! Локоток то вот он, да не укусить его. —
           Сердитая помощница по дому увидела мокрые глаза хозяйки квартиры и поняла, что зашла не в свои дебри. Решила отступить и дать продохнуть человеку.
           — Дочь, зато у вас уважительная, хорошо школу закончила, на тебя похожа, но мозгами в отца пошла. —
           — А я, выходит, безмозглая? —
           — Ну, вот…. Сама и сказала…. Мы договаривались без обид. —
           Суп в кастрюле закипел. Помощница по дому, прикрутила огонь и принялась за поджарку.
           — Что же мне делать? —
           — Что и делала. Живи, как жила. По-другому же ты не умеешь! Родители живы? —
           — Живы. С отцом не общаюсь, не любит он меня. —
           — Значит, есть за что. —
           Отрезала домработница.
           — Вас послушать, так я хуже всех. —
           — А ты слушай…. Прозреешь…. —
           Домработница не заметила, как подняла голос на хозяйку, как стала поучать. Стояла перед ней подбоченись. Встала хозяйка и ушла в свою комнату, мягко прикрыла дверь. Удивилась, что не сорвалась, не нагрубила и не хлопнула дверью, не забилась в истерике. Аккуратно отвернула край покрывала на кровати. Погладила подушку. Спокойно, одну за другой, расстегнула пуговицы халата, аккуратно положила его в конец постели. Плавно села, прочувствовала мягкость матраца, чистоту белья, невесомость одеяла. Легла в комфорт где удобство горевать.
           — Спасибо тебе Борис за всё. —
           Сказала громко и отчётливо, как к Богу обращалась. Послушала звук своего голоса и не заплакала. Сдержалась.
           — Я люблю тебя. Наказание твоё правильное. —
           — Ты правильно сделал, что оставил меня. Когда бы я остановилась? —

           В это самое время Борис Николаевич брился. Его новая женщина стояла рядом, словно козлёнок, бодала головой плечо. У мужчины чуть не сорвалось с губ имя его бывшей жены. Она часто делала, точно так же. Больно защемило сердце воспоминание. Тоска замутила взор. Он протёр зеркало полотенцем. Нет, это не зеркало запотело, это глаза наполнились солёной влагой.
           — Прости меня, Борис. —
           Сказала новая женщина, снова «нечаянно» толкнув его под руку.
           — Прости меня, Борис! —
           В эту же самую минуту, точно такие слова произносит его бывшая жена у себя в кровати, согревшись под их когда-то общим одеялом, и засыпает, что бы проснуться совсем другим человеком.

           Помощница по дому сделает всё, что положено, и уйдёт. Проходя мимо комнаты хозяйки, громко скажет, что соседи сверху ведут себя не по-соседски. Прошлый раз счищала цветочный грунт с подоконника балкона, так сегодня опять столько насыпали, что смети она всё это в горшок, посадить цветок можно. Всего этого хозяйка квартиры не слышала. Она спала. И сон этот будет праведным и принесёт женщине душевное равновесие. Необходимо дать Машиной маме имя. Пусть будет Надеждой и пусть придёт к ней с этим именем надежда на правильные и хорошие перемены в жизни.

           Надежда проснулась. Вспомнила разговор с домработницей. Мысленно прокрутила его в памяти. Обиды не ощутила. Всё сказанное чужим человеком было правильным. В комнату проник аппетитный запах, настоявшегося супа из сушёных белых грибов. Захотелось налить тарелку, да со сметаной его и съесть. Пошла и налила. Чинно села за стол, отрезала ломтик хлеба, остальное накрыла салфеткой, что бы ни высох. Включила сотовый телефон. Несколько пропущенных звонков не заинтересовали, как это бы было раньше. Спокойно просмотрела сообщения. Желание ответить или перезвонить кому - либо не возникло. Приняла к сведению и всё. Стала кушать. Вспомнила, как её подруга, разрывая отношения с мужчиной, начинала переставлять мебель в квартире, перекрашивать стены в другой цвет. Надежде ничего этого не надо, ей хорошо в своём доме, доме, который построил для неё бывший муж. Даже выходить из него не хочется и жара не причём. Помыла за собой тарелку и ложку с половником. Положила в стол, без стука. Она не спешила, не колготилась как раньше. Женщине нравилось быть размеренной и не суетливой. Зашла в ванную комнату, почистила зубы. Посмотрела в собственные глаза строго и пристально, те, что в зеркале.
           — Будем меняться? —
           — Чем я хуже, какой-то там Татьяны!? —

           Звук, донёсшийся с балкона, прервал её самоистязание. Надежда ещё раз строго взглянула на себя и вышла из ванной комнаты. На балконе с первого взгляда всё было в порядке. Она повернулась, что бы выйти, но по стеклу, с обратной его стороны стало что-то сыпаться и греметь. Женщина обернулась. Кто-то ссыпал обычную землю, прямо на её подоконник. Она открыла створку окна, высунула голову и посмотрела вверх. Двумя этажами выше, показался цветочный горшок, и чьи-то руки уже переворачивали его. Надежда поспешила убраться и захлопнуть створку балкона. Постояла в раздумье и решила сходить к нерадивым соседям. Надела спортивные брючки и поднялась. Постучала. Ещё раз постучала. Собралась уходить, но за дверью послышалось шарканье ног. Дверь приоткрыли.
           — Добрый день. Я ваша соседка, двумя этажами ниже живу. Вы сыплете землю прямо на мой балкон. —
           Увидев старческое лицо, скрюченные подагрой пальцы, у подбородка, неправильно застёгнутый халат, смутилась своего назидательного тона.
           — Можно сделать по-другому. Хотите, я вам покажу как? —
           Её долго разглядывают слезящиеся глаза старого человека.
           — Ну, как хотите. Извините меня. —
           Надежда решила уйти.
           — Земля это не страшно. Все в неё уйдём. —
           Старушка утёрла уголки рта, воротником халата.
           — Это конечно. Но лучше живите долго. —
           — Она ж не спрашивает, когда ей приходить…. —
           Старушку качнуло, и она оперлась рукой о стену коридора.
           — Что хотела-то? —
           — Помочь. —
           Старушка не то что бы изумилась, нет. Она увидела, что пришедшая к ней соседка соврала и испугалась собственного предложения.
           — Так заходи…. —

           Запах старости. Кому он не известен? Лишь младенцам. Дети постарше, уже реагируют на него и воротят свои личики от своих прабабушек. Им не приятны слезящиеся глаза, поросшие седым пушком щёки и губы, дрожащие руки, окаменевшие ногти на пальцах. Взрослые люди, не смеют оказывать негативные свои ощущения от старости и терпят, стараясь быстрее закончить общение со старым человеком. Без должного ухода и присмотра старость сильнее пахнет и больше бросается в глаза. Дай Бог, что бы старость отражалась в глазах молодости сочувствием и состраданием, пониманием её неизбежности.

           Надежда зашла в чужую квартиру. Половички, которые выстирать, как следует старый человек уже не в состоянии, стали одного цвета с полом, хотя в прошлом они были ярких цветов. Мебель, предметы интерьера, искусственные цветы, люстра, шторы, несли на себе отпечатки не одного выросшего тут поколения. Они были изношены долгим использованием. Они устали быть нужными, и человек устал видеть их каждый день, долгие и бесконечные десятки лет. Китайские дети на картинках в рамочках, улыбались задорной коммунистической улыбкой. Надежду поразил и восхитил одновременно, изящный флакон, стоящий на тумбочке у зеркала на салфетке вязаной крючком. Его стеклянная гравированная пробочка, намертво присохла в горлышке флакона. Дно покрыто слоем высохших духов. Слой потрескался. Ни смотря на перечисленные дефекты, запах высохшего содержимого прекрасен, еле уловим. Зеркало перестало быть зеркалом. Лицевая его сторона приобрела богемный узор старости. Шкаф, словно афишная тумба на улице, весь покрыт переводными картинками советских времён, открытками, наклейками и современными магнитиками. Шкаф рукотворный, сколочен гвоздями, потому и держаться магнитики в тех местах, где гвозди. Надежда подошла к старушке, заново застегнула на ней халатик из фланели. Вышла на балкон. Он не был застеклён. Большое количество цветочных коробов, приваренных к балконному ограждению, висели по периметру. В коробах торчал сухостой. Старый человек не мог снять ящики и вытряхнуть землю и выковыривал её детской лопаткой. На полу балкона стояло несколько опустошённых горшков, лежала детская лопатка с деревянной ручкой.
           — У вас нет кондиционера? —
           — Чего? —
           — Да так…. —
           Осеклась молодая женщина, поняв неуместность своего вопроса.
           — Ты о ветродуе? Так я от него болею. Простынь мочу, обернусь, так и остываю. —

           Как ни старалась Надежда вынуть из железных оков хоть один ящик, не получилось. С досадой дёрнула в последний раз на себя ящик. Пара акриловых ногтей, как не бывало. Вот досада! Молодая женщина не видела, как с балкона рядом наблюдал за происходящим молодой человек. Не парень вовсе. Лет тридцать пять. Внешность не лишена мужественности, трёхдневная, тщательно ухоженная щетина на лице. Серебряное колечко в ухе. Брюки и рубашка в облипочку на нём.
           — Девушка! Вы мне дверь откройте, я вам и помогу. —
           — Спасибо! Большое спасибо! Я сейчас. —
           Растрепанная, немного взволнованная женщина, выглядела притягательно. Появление мужчины её обрадовало. Сама она не справится, это теперь ясно, а как же тогда уходить от старого человека, ничего не сделав.
           — Куда же ты? —
           Заволновалась старушка. Надежда рассказала ей о предложенной соседом помощи и направилась в коридор, что бы открыть входную дверь. Надо было хоть как - то решить эту проблему.
           — Не хозяйка ещё! —
           Пробурчала старушка, обогнала молодую женщину и сама открыла дверь.
Молодой человек обомлел.
           — Пардон…. —
           — Ну и имена сейчас дают молодёжи. Заходи…. —
           — Так думаю, я не к вам. —
           Из открытой двери веяло старостью. Парень сглотнул и повернулся, что бы уйти.
           — Вы же обещали! —
           Раздался за его спиной голос притягательной женщины с балкона.
           — Я уж подумал, что не правильно квартиры просчитал. —
           Стал объяснять свой уход парень, а сам недоумевал, как такая интересная женщина может жить в таких условиях. Вошёл. Запах старости вкусом лёг на язык. Попробовал не глубоко дышать. Из головы вылетело то, зачем пришёл. А пришёл он познакомиться с интересной женщиной, скукой гонимый.
           — Неужели вы тут живёте? —
           Вслух озадачился парень, глубоко вдыхая уличный воздух на балконе, легко вынимая деревянный ящик из проржавевшей металлической конструкции, который тут же разваливается у него в руках на трухлявые дощечки. Они вместе с землёй падают прямо на его ноги.
           — Мне так жаль…. —
           Восклицает, вместо ответа женщина.
           — А мне - то как! —
           Иронизирует молодой повеса.
           — А что, собственно, мы должны здесь сделать? —
           — Выбросить всю землю из цветочниц вниз, на землю. Это же не мусор. —
           Объяснила женщина.
Парень, весь из себя злой на себя, по очереди выдернул каждый ящик из металлического гнезда и скинул каждый на землю во двор. Некоторые ещё в воздухе разваливались на части, некоторые долетали до земли и разбивались с глухим стуком.
           — Земля на земле. Доски я спущусь, соберу и выброшу в мусорный бак. Всегда к вашим услугам! —
           — Спасибо. —
           Надежда чувствует нервозность парня и не понимает её, он же сам напросился помочь.
           — Так вы тут живёте, или нет? Вообще-то не похоже. —
           Ах, вот в чём оказывается дело!
           — Да я живу здесь. —
           — Не может быть. Сюда часто ходит дядька, сын старушки и вам он не пара. Вы не их поля ягода. —
           — Вы делаете мне комплименты? —
           — Не делать их вам невозможно! —
           Молодой мужчина отряхивает брючины, переступает мусор.
           — Надо собрать совком и запылесосить оставшуюся землю. —
           — Я так и сделаю. —
           — Тогда я ухожу к себе, варю кофе и жду вас. —

           Они заходят с балкона в комнату. Старушка чинно сидит на кровати, ровно посередине. Сетка почти касается пола. На голове свеженький платочек, со складками от долгого лежания в шкафу. Руки сложены на коленях.
           — Надела вот. Гости как-никак. —
           — Я уже ухожу. —
           Радостно сообщает парень.
           — А чай? А блины заболтать? —
           — Э, нет! Спасибо конечно, но я сыт. В другой раз. —
           Запах старости и неприглядный её вид, гонит прочь молодость.
           — А вас, прекрасная незнакомка, я жду с нетерпением у себя. Не заплутайте, моя дверь рядышком. —

           Женщине не привыкать к таким предложениям и знакам внимания. Это её стихия, в ней она как рыбка в воде. Только что-то не так в этот раз, не заискрилось. Старушка закрыла дверь. Надежда попросила совок и ведро. Такое добро в доме нашлось, и она быстро убрала балкон. Пылесос у хозяйки был.
           — А как же, есть. Всё имеется. Не хуже других живу. —
           — На антресолях он. Как подарил зять с дочерью дочь, так там и лежит. —
           — Не пользуетесь? —
           — Сильно шумный. После него шум в голове весь день стоит. Ему там лучше, сохраннее будет. —
           — Правнучке подарю на свадьбу. —
           — Понятно. Я свой принесу. —
           Старушка пожала плечами, видимо не уловила суть разговора. Встала и направилась на кухню. У неё всегда блины наболтанные стоят в холодильнике, на случай прихода зятя.
           — Алёшей зовут. Человек раз хороший. Дочь моя дура, дурой. Всё пропила! Память, и та усохла. А ты пьёшь? —
           Надежда любила принять дорогого напитка в небольшом количестве для искорки в глазах и румянца.
           — Нет. Я сейчас вернусь. —

           Старушка увлеклась блинами, и дело это у неё получалось великолепно. Сковородка-динозавр, а дело своё знает. Быстро так, выдаёт блинчик, один за другим. Да и пожилой человек себя таковым не чувствует за приятным занятием. Сколько же она их перепекла за свою долгую жизнь.
           — И-и-и…. И какая же она долгая? Совсем и не долгая! —
           Так старушке кажется, когда она хорошо себячувствует, когда есть для кого блины печь. Когда же одна из хворей обостряется то, кажется наоборот, как долго эта жизнь тянется.

           Старушка мельком осмотрела Надежду, идущую на балкон с пылесосом, да дверь на кухню прикрыла, что бы ни слышать вой техники. Надежда за несколько минут очистила поверхность балкона. Подняла глаза, а кругом паутина, да мухи засохшие в ней. Сняла насадку и пропылесосила трубкой стены, балконное ограждение, окно. Молодой повеса несколько раз выглядывал со своего балкона, даже окликнул её, но за шумом она его не услышала. Ещё у себя в квартире, придя за пылесосом, Надежда решила помыть старушке балконное окно в комнату. Нашла в запасах домработницы стеклоочиститель и принесла с собой. Разбрызгала его по стеклу и при помощи газет привела окно в порядок. Посмотрела. Окно благодарно улыбалось ей. Кажется всё! Молодая женщина выставила пылесос с балкона в комнату. Прямо в пыль у балконной двери. Задумалась. Снова вытянула шнур и вставила в розетку. Собрала пыль у двери и окна внутри комнаты. Обернулась, а она всюду лежит и раздражает глаз. Недолго думая об этом, женщина пробежала пылесосом всю комнату. Под шкаф, под кровать пускала хобот пылесоса. Перешла в коридор. Там по шланговой трубке, гремел и шуршал более крупный мусор. Отодвинула обувной ящик, прошлась за ним и внутри его. Подняла трубку и собрала пыль гирляндами висевшую по углам на потолке.
           — Ты чего там забыла? —
           Удивилась старушка.
           — Вам не видно, там паутины много. —
           — Скажешь тоже…. —
           Недоверчиво огрызнулась хозяйка.
           — Вымой руки, да иди на кухню. —
           Надежда перестала чувствовать запах старости, после первой, удивительно душистой чашки чая с блинчиком, посыпанным сахаром. Он хрустел на зубах.
           — Чисто стало. —
           Радовался пожилой человек.
           — Может, мне свой пылесос достать? Алёша придёт, покажет как да что…. —
           — Конечно, надо пользоваться. Вещи должны приносить пользу и деньги, которые были на них потрачены тоже. Швабра у вас есть? —
           — Есть. —
           Хозяйка ушла и принесла вполне приличную китайскую с отжимом швабру.
           — Так вы даже с губки целлофан не сняли! Тоже правнучке бережёте? —
           — Зря. Через каждые пять лет, выпускаются новое поколение бытовой техники. —
           — И швабра ваша высохнет и превратиться в камень, не размочите в век. И не нужна она будет вашей правнучке! И платочек носите каждый день. Кроме вас он ни кому нужен не будет.—
           Старый человек молчал. Мысли в её голове, творили давно не виданную работу, сравнивали, сопоставляли, принимали совет, приходили к выводу.
           — Оно, видать, так и есть. Старые люди, и старое, ни кому негоже. —

           Грустный вывод, а старый человек повеселел. Его заточение в собственном одиночестве дало брешь, гостья пришла, уважила, прибралась. Настрявшие в глаза засохшие цветы убрала с балкона и его весь вычистила. Стемнеет, выйдет она теперь на балкон, да посидит в чистоте на табурете. Всё как у людей у неё теперь.
           — Ешь, ешь. Молодцу соседскому ты приглянулась. Только кобель он…. —
           — На его балконе, каких только девиц не было. Лысая даже была. И одежда на ней красивая, и побрякушки всякие, а лысая головой. —
           — Мне скоро сорок лет будет. Что мне до этого молодца? —
           — Хорошо выглядишь! Моя дочь скурвилась совсем, а твоих лет будет. —
           Слово с ярко выраженной агрессией, в адрес собственной дочери из уст пожилого человека звучало дико.
           — Обойдётся. —
           Сказала, лишь бы что-то сказать Надежда.
           — Не обойдётся. Ноги уже отказали, под себя ходит. Второй год лежит. —
           — Так она больная у вас? —
           — Наркоманка она, тёмная…. Врачует её Алёша, да без толку. Угасает она. —

           Замолчали. Молодая женщина разглядывает лицо старушки. Всё, что есть на лице, обращено вниз. Крупные складки на лбу бежали в низ, касались кончиков бровей и вместе с ними спускались по вискам вдоль щёк. Ближе к подбородку закруглялись и сходились с носогубными, глубокими складками. Два обвисших мешочка вместо щёк. Дряблая шея пряталась за узелком и концами платка. Странно, но старушка казалась красивой, той красотой, что Надежда увидела во флаконе на кружевной салфетке.
           — Сколько вам лет? —
           — Ты ещё и половины моей жизни не прожила. Дочь в тридцать шесть лет родила. Счастье то, какое было! Она ни кому счастья не принесла, даже себе самой. —
           — Детей скидывала, мужа извела. Всю жизнь Алеша за ней ходит, как за дитём малым, да не разумным. —
           Пожилой человек слегка раскачивался на табурете, как бы сам себя успокаивал, заглядывая в прошлое.
           — Каждая копейка на неё тратилась. Всё надеялись…. А она всё из дома тащила, и душу всю вынесла и мою и свою. —
           Кончиком платка, старушка вытерла уголки глаз.

           В дверь постучали. Хозяйка встала и тихо побрела открывать. Надо было бы уходить и Надежде. Она встала, собрала чашки ложки, миску глубокую, перемыла всё и стёрла со стола. Надежда не удивлялась своим поступкам, её хотелось делать то, что она делала, и она не отказывала себе в этом желании. Женщина чувствовала в себе перемены, и они нравились ей.
           — Сосед приходил. Говорит, тебе кофе сварил. А я говорю – напоила уже. —
           — Мне идти надо. Спасибо вам за блины. —
           — И тебе спасибо. Ещё придёшь? —
           — Обязательно. —
           Надежда выходит на площадку.
           — Слава Богу, дождался! —
           Это говорит молодой повеса с серьгой в ушах.
           — Не поминай Бога всуе. —
           Говорит старушка и закрывает дверь.
           — Вам делать больше нечего? —
           Рассердилась Надежда.
           — О, да мы с характером! Уверяю, вас ждёт много приятного, я старался, и время для этого у меня было достаточно. Стол накрыт, прошу! —
           — Всё тот же сценарий. —
           Подумала женщина.
           — Сейчас он начнёт подходить. —
           Молодой мужчина сделал два шага в её сторону.
           — Сейчас возьмёт себя за мочку уха. —
           Мужчина двумя пальцами потёр мочку уха. Это потому, что руки тянулись к женщине, и их надо было чем-то занять.
           — Сейчас скажет, что я красивая или что-то в этом роде. —
           — Возле вас невозможно стоять спокойно, вы такая притягательная. —
           — А сейчас возьмёт меня за руку. —
           Мужчина кладёт свою ладонь, на её руку, лежащую на перилах лестницы.
Липкая и противная рука. И этот мерзкий и навязчивый запах чужих духов!
           — Сейчас как дам…. —
           Услышала женщина свой собственный голос и увидела свою поднятую руку.
           — Ненормальная! —
           Не замедлил отреагировать мужчина.
           — Я тебя, что, насиловать собрался, или душить? Я не маньяк. —
           Открылась только что закрывшаяся дверь.
           — Иди милок с Богом, иди. А ты пылесос свой забыла. —
           Старушка кряхтит, старательно выставляет бытовой аппарат на лестничную площадку.
Надежда спешит забрать его и спешит с ним вниз по лестнице. Молодой мужчина и пожилая женщина смотрят ей вслед. Если бы не было старушки, мужчина бы спустился по лестнице, что бы узнать, на какой этаж и в какую квартиру зайдёт женщина. А так, он стоит под пристальным взглядом старого человека и не смеет этого делать.
           — Из какой квартиры ваш гость? —
           Вежливым тоном спрашивает сосед старушку.
           — Из своей, мил человек, из своей. И чего так разошёлся? Не весна на дворе…. —
           — Так и вы про весну ещё помните! —
           Лукаво сощурил глаза молодой повеса.
           — Доживёшь до моих лет, узнаешь. —
           — Ну и ладушки…. —
           Уже миролюбиво соглашается с соседкой сосед и заходит в свою квартиру.

           Здесь стоит аромат, остывающего кофе. Коробка конфет и ваза с фруктами на столе. Красиво и томно свисают кончики гроздей винограда. И зелёный и красный. Смешно таращится в сторону окна желтый банан. Он выбился из общей картинки. Киви выглядит картошкой, только мохнатой слегка. Душистые мандарины, как всегда главенствуют. Хрустальный флакон с коньяком и такие же рюмочки для него. Мужчина оглядывает стол, глубоко вздыхает. Вспоминает лицо женщины, сердито пыхтевшей над ящиком с землёй на соседском балконе. Как она повернулась на его голос, и лицо её было сердитым, а глаза засветились радостью, поняв, что предлагают помощь. Словно мужу открыла дверь, запыхавшаяся и радостная, вся стремящаяся ему на встречу. Наверное, вот так открывают двери любимые жёны, любящим мужьям.
           — Да что такого я сделал! —
           Мужчина сел в кресло.
Почувствовал под собой журнал. Вынул его и сердито швырнул на диван. Тот раскрылся в полёте и шмякнулся о кожаную обивку. Выпуклые груди в кружевах и атласных ленточках, зрелой женщины, удивились хамскому обращению с их красотой. Мужчине показалось, что дама с картинки журнала сердито свела брови в его сторону.
           — Погляди у меня тут…. —
           Сердито погрозил женщине с картинки молодой повеса. И тут же рассмеялся сам над собой. Одновременно со смехом в его дверь позвонили.
           — Вот и мы…. —
           Довольно потёр руки мужчина.
           — И стоило так расстраиваться! —
           Он торопиться открыть дверь. Проходя мимо зеркала, напрягает мышцы рук, спины и живота. Делает мужественную стойку и выражение лица. Секунду, другую, разглядывает себя. Остаётся довольным своим отображением. Открывает дверь. Передним стоит старушка в платочке. В руках тарелочка. В ней блинчики, сахарком посыпанные. Смирно так стоит и смотрит на него.
           — Что такое? Это мне? —
           Забеспокоился молодой мужчина, потому что тарелочка упёрлась в его грудь.
           — За труд сердечный спасибо. —
           — Ой, да что вы ей Богу! Соседи должны помогать друг другу. —
           Мужчина смущён.
           — Всё, что могу…. Не откажи. —

           Что-то рванулось в левой половине груди у молодого человека. Стало горячо глазам. Что бы спрятать их от прозорливых глаз старого человека, он разворачивается и бежит в комнату. Кладёт коробочку конфет на фрукты в вазе и вместе с ней выносит всё это к открытой входной двери.
           — А это вам! Так сказать от вашего стола к вашему столу. —
           Глаза старушки превратились в глаза ребёнка, которые быстренько так, стали оглядывать содержимое вазы. Она даже рот облизнула, и отказываться не собиралась.
           — Так это много мне…. —
           Тихо так и даже растерянно как-то, произносит старый человек. И доверчиво, снизу, заглядывает в лицо молодого человека, у которого от этого до боли захолонуло в груди.
           — Тогда не возьму ваши блины. —
           — Много мне…. Не донесу, рассыплю…. —
           Сосед свободной рукой берёт тарелочку из старушечьих рук, ставит на высокий столик в коридоре.
           — Я сам отнесу всё это вам в квартиру. —
           Старушка послушно разворачивается и семенит мелкими шажками к своей двери. Вставляет ключ, проворачивает его в замке, а сама глаз не сводит с вазы в руках соседа. Уж больно красиво!
           — Сейчас пересыплю в свою посудину…. —
           Старушка торопиться, выносит глубокую эмалированную миску синего цвета. Буд-то кто кусал её за края, так выглядит она. Сосед смотрит на предмет кухонной утвари.
           — Так не пойдёт! Я поставлю вазу вам на стол в комнате, а потом заберу. —
           — Ага. —
           Соглашается старушка. Уж очень красиво и обольстительно то, что в руках соседа.
Сосед проходит в комнату, ставит вазу на стол. Коробку конфет кладёт рядом. Вроде и нет уже запаха старости. Оглядывается.
           — Я пошёл. До свидания! —
           В коридоре задерживает взгляд на флаконе причудливой формы. Мелькает в памяти грудь зрелой дамы в кружевах из журнала. Замечает потрескавшийся налёт на дне флакона. Поворачивается и видит такое же лицо старой женщины. Рука его непроизвольно берёт старушечью руку, мужчина целует её. Держит какое-то время в своей руке. Хорошо на душе у человека от совершённого им добра.
           — Я зайду за вазой и принесу вашу тарелочку, не беспокойтесь. —
           — Ага. —
           На него смотрят детские глаза.
Дверь за соседом справа закрывается. Состояние у мужчины, будто он сошел с беговой дорожки в тренажёрном зале и принял душ.
           — М-да…. —
           Произносит он и направляется в свою квартиру.

           Знаем, что он сейчас сделает. Мужчина нальёт рюмочку коньяка и выпьет за здоровье старого человека, живущего с ним по соседству. И мысли его сегодня будут далеки от праздной жизни, но они будут именно о ней.

           В это же время в своей квартире, Надежда, приняв душ после такой необычной и не привычной для неё работы, присядет на пуфик у туалетного столика. Включит яркий свет. Отражение в зеркале её же глазами строго посмотрит прямо в лицо. Свет ярок, спешить женщине, как это было всегда не куда. Уверенная в своей неотразимости, имея ежедневное сему подтверждение, женщина не задерживалась у зеркал, доверяясь специалистам в косметическом салоне. Что же мы имеем сейчас? Надежда сидит напротив себя. Их двое. Видит на втором лице мелкую паутину вокруг глаз. Две морщинки от уголков рта, направляются в низ. Ещё две над каждой бровью. Поры на коже стали более явными. Над верхней губой едва уловимый заборчик из морщинок, и так называемый пушок. Это всё становиться видимым в зеркале увеличенного вида как сейчас, при более тщательном осмотре. Себя таковой она не знала и не чувствовала. В зеркале отразилось время и то, что оно делает с нашими лицами. И что бы время ни делало, как не старалось показать свою власть, меняет оно только внешность. Вечно молодая душа остаётся внутри каждого. Мы молоды всегда, пока живы. В последние секунды жизни, мы видим себя юными и вспоминаем родителей молодыми. Собственное отражение в зеркале, бессильно убедить нас в обратном. Так что в какой-то степени мы властвуем над старостью.
           — Неужели, развод с мужем так отразился на мне? —

           Женщина вспоминает настойчивого соседа сверху. Мужчина так искренне хотел взять её за руку в душном подъезде. Так восхищённо смотрел на неё. Выходит мужчина не видит, что сейчас женщина увидела на лице той, «второй»? Мы многого не видим, когда увлечены внутренними ощущениями. Внутренняя приятность далека от действительности, вспыхнула внутри, дала импульс инстинкту, а сознание и анализ как всегда опаздывают.

           Строгость в лице женщины не проходит. Спина выпрямлена. Лицом к лицу с действительностью. Женщина созерцает первые признаки своего увядания. Лицо старушки возникло рядом с её вторым лицом. Милый, добрый, одинокий человек! Когда – то и она станет такой. Надежда встаёт, идёт в спальню. Приносит тонкий палантин и торжественно так, стоя перед зеркалом, покрывает им голову, закрывая лоб до бровей, заворачивает края и сводит под подбородком. Палантин накрыл плечи и опустился почти до колен. Замерла. Из глубины зеркального отражения на неё смотрела бабушка, мамина мать. Никогда владелица палантина не думала, что она похожа на этого человека. Возникло желание броситься и позвонить маме и рассказать о своём открытии, да ноги не шли. Тяжело опираясь рукой о край туалетного столика, женщина присела на пуфик, словно играя роль старого и немощного человека. Ещё раз, долго и пристально рассмотрела не себя. Потом разжала руки у подбородка, и палантин соскользнул на пол. Что это было? То была её, мамина и бабушкина старость. Попробуйте и вы. Закройте лоб платком, загните края вдоль щёк и сведите их у подбородка. Оставляю Вас с вашими мыслями. Пора вернуться и посмотреть как дела у Маши, её отца Бориса Николаевича с Татьяной и их гостей проживающих на турбазе.



Продолжение: http://www.proza.ru/2016/06/09/1967

Послевкусие. Глава одиннадцатая



           На тёплом деревянном полу веранды лежит серый котище. Он сыт. Мыться лень. Несколько раз вяло проводит лапой от уха, по всей мордочке. На последнем взмахе лапа его застрянет за ухом. Кот заснул. Осень в золотой своей середине прекрасна, не смотря на высокую цифру уличного термометра. Ветерок подхватывает и несёт жёлтый лист прямо к веранде. Это не случайно! Осень тоже может скучать и ей тоже может захотеться поиграть с кем-то. Лист плавно опускается на голову кота. Он дёргает ухом, один раз, второй. Кончик хвоста нервно шлёпает об пол. Лист лежит как приклеенный. Ветерок подул коту на нос и улетел хихикать за угол дома. Открылся один глаз у кота, по всей видимости, и второй тоже, но его не видно, он под листиком. Кот переворачивается на спину, поджав лапки. Подбородок задрал так, что уши легли на доски пола. Сейчас лист отпадёт сам, думает кот, ему лень шевельнуть лапой. Лист не падает, как шляпка устроился на голове кота. Приоткрыв рот и открыв глаза, кот лежит какое-то время, ожидая, что лист всё-таки свалиться. Вьють…. Вьють…. Смеётся ветерок над собственным безобразием. Листок был выбран им не простой, а липкий, чем-то испачканный.

           Кот вскакивает на все четыре лапы. На веранду выскакивает котёнок, мистер Икс. Он вполне освоился в огромном пространстве, привык к человеческим рукам. Немного понял своё назначение и уже пользуется им, легко взбираясь каждому на колени по их собственной одежде, как по стволу дерева. Хитёр братец! Он ещё помнит свой пыльный куст шиповника и часто поглядывает в его сторону. Раздаётся дробное постукивание когтей об пол. Это Джеки. Он совсем забыл о том, что по своей породе должен быть носимым на руках. Видит кота с листиком на голове. Зачем коту лист? Знаю! Чтобы закрылись его противные глаза. Котёнок пытался лапкой достать загадочный предмет на голове старшего друга, чем страшно его раздражал. Котище отворачивался, ходил кругами по веранде. Чьи-то ноги возникли перед котом, и он тут же воспользовался ими, стал тереться о них с одной целью, снять с головы лист.
           — Ты так меня любишь? —
           Голос Бориса Николаевича. Он смотрит с высоты своего роста на кота у своих ног.
           — Что это на тебе? —
           Наклоняется и отдирает лист.
Кот трёт липкую голову о брючину Бориса Николаевича.
Выходит Маша, ни минуты не раздумывая, подхватывает кота на руки и уносит в дом. Там наш кот переживёт минуту дикого кошмара, когда его голову подставят под кран с водой и с мылом вымоют. Вынесут его обратно на веранду с торчащими лапами от напряжения и растопыренными когтями по той же причине. Голова его уменьшилась в размере и выглядит смешной. Глаза выпученные, и весь он ошарашенный, стоит перед котёнком и Джеки.
           — Кто это? —
           Котёнок стал отступать задом.
           — Вот урод. —
           Констатировала факт собака. Уж эту процедуру она знает не понаслышке. Коту от их реплик легче не стало. Вкус и запах мыла парализовал его. В ухе булькало. Не знаю, чем бы это кончилось, но Маша вышла снова и не свежим полотенцем, бесцеремонно просушила голову и уши кота, после чего зашвырнула полотенце в корзину для грязного белья. Процедура с водой и мылом коту запомниться на всю оставшеюся жизнь. Жаркий воздух быстро просушит шерсть кота, но запах мыла будет преследовать его не один день.

           На веранду вышли Борис Николаевич и Татьяна. У них одна забота, стол накрывать, да убирать потом. Молодёжь выказывает своё желание помочь, но взрослые люди знают, что молодым людям делать это не хочется, потому и не принимают помощи. Татьяна ставит сумку с овощами, начинают их чистить. Вьётся стружка из картофельной кожуры, падают прямые дольки морковной кожуры. Потом будет лук, но это потом, а сейчас мужчине и женщине хорошо вместе, как и молодёжи резвящейся у реки.
           — Маша взвинчена, за маму переживает. Как она? —
           Борис Николаевич продолжительно смотрит на реку.
           — Ты должна знать, каково женщине в подобной ситуации. —
           Строгость в голосе Бориса, дала понять Татьяне, что нельзя теребить чужие раны без спроса. Гадкая, тягучая, ревность, стала заполнять сознание женщины. Защищает! Оправдывает! Выходит, ему она не безразлична.
           — Ты пережила подобное и она переживёт. По молодости у бывшей жены был азарт, кружить голову каждому. У меня был азарт, отбить её у всех и заполучить себе. Долго старался и из всех сил. Получилось! Мой азарт утих, а её нет. И ведь не видел, как слепой от счастья жил. Узнал – разбежались. Устал доказывать свою любовь. Любить и доказывать, совершенно разные вещи. —
           — Она тебе изменяла? —
           Немного картинно ужаснулась его новая женщина и приложила ладони к щёчкам. Этот жест, был знаком мужчине. Кажется, им пользуется каждая, кем-то любимая женщина.
           — Ах ты, ласковая стервочка моя…. Как ты догадалась, не понимаю! —
           Мужчина от души смеётся.
           — Ты над, чем смеёшься? —
           — Не над чем. От счастья. Мы вместе. —
           Женщина бросила очищенный картофель в воду так, что бы обрызгать мужчину. Ей это удалось, но через секунду и она стала мокрой.
           — Вот вы все такие мужчина! Нельзя потерпеть, да? —
           Надула женщина губки. И снова, мужчина увидел в этой мимике бывшую жену. Прогнал эти мысли.
           — У Маши ситуация с молодым человеком, куда интереснее будет. Сама не своя ходит. А ты беспокоишься о её матери! —
           Женское любопытство открыло свой ненасытный ротик, да так и осталась стоять перед мужчиной в мокром переднике.
           — А где он? А кто он? А, что натворил? —
           — Если бы натворил, я бы ему голову оторвал. —
           Сказал мужчина дежурную фразу отца на такие вот случаи в жизни.
Мужчина поделится со своей женщиной тем, что знает. А мы сходим на реку, проведаем «не пару» и Машу. Маша включила телефон и уже не отключала. Ждала звонка от Сергея, но тот не звонил. Были ранее им посланные сообщения.
           — «Ответь мне», или «всё равно буду звонить». —
           Их писал Сергей, когда телефон Маши был отключен.
А вот последнее:
           — «Не честно так». —
           Маша сидит на качелях в тени старой ивы. Ствол её прогнулся к земле, на нём кто-то из отдыхающих соорудил качели из грубой верёвки. Красивое и потаённое место в тени. За Машей от реки наблюдает Хельга. Что-то пришло ей в голову и та стремглав бежит в сторону подруги.
           — Дай позвонить. Жерар, куда-то спрятался и не выходит. Сейчас я его обнаружу…. —
           Она делает звонок и ждёт. Подруги не слышат звонки с телефона Жерара.
           — Ну и ладно. Всё равно найду. Ты придешь купаться? —
           Хельга отдаёт телефон подруге и убегает. Жерар выходит из воды на берег.
           — Зачем она его тут искала, если он в воде? —
           Размышляет Маша.
Звонит её телефон. Не глядя на дисплей, Маша прижимает телефон к уху. Она уверена, что это Хельга звонит.
           — Иду уже, иду…. —
           Говорит она в трубку. В трубке тишина. От неожиданности, что ему ответили, Сергей растерялся и проглотил все слова. Маша слушает тишину. Смотрит на дисплей.
           — Это ты Серёжа? —
           Почти шепотом спрашивает тишину в телефоне.
           — Это я. Ты здорова? У тебя всё в порядке? Как Хельга? Я по вас соскучился. —
           Пока он говорил, Маша сообразила, что подруга брала у неё телефон, набрала Сергея и сбросила. Тот тут же перезвонил. Вот поганка, какая! Радостно пожурила подругу Маша. Ногой подцепила кучку песка вместе с листвой и подбросила высоко в воздух. И как только песчинки стали касаться земли, возвращаясь с полёта над ней, осыпалась к ногам и обида с души молодой девушки. На кого? На что? Да к чему теперь такие подробности! Девушка, держась одной рукой за качели, откинулась назад и стала раскачиваться. Дух захватило, от ощущения полёта и счастья.

           На веранде Борис Николаевич и Татьяна продолжают разговор. Горка чищеных овощей на столе растёт на глазах. До лука руки ещё не дошли.
           — Ты должен был сказать о приезде Московского Сергея раньше. —
           Сердиться Татьяна.
           — Зачем? Я сам вчера вечером узнал. —
           — Я бы голову вымыла, уложила волосы. —
           — Дорогая…. Сергей второй не к тебе едет. Всё это затеяла Хельги, а я пошёл у неё на поводу. —
           — Интересно, какой он? —
           — У меня есть способ, как гасить интересы зрелых женщин к молодым парням. Показать?—
           Мужчина, смеясь, тащит женщину в комнаты. Та упирается и хватается руками за дверной косяк входной двери.
           — Нарезать надо сыр, колбасу. Открыть оливки. Как мы будем разогревать поросёнка?—
           — Кто в жару ест разогретую свинину! —
           И вдруг!
           — Борис! Может, маму Маши пригласим? Вроде как жених дочери едет. —
           Мужчина отпускает женщину. Та оправляет на себе одежду и ждёт ответа. Мужчина садиться.
           — Порося едят холодным с хренком свёкольным. Купил вчера у бабушек на базаре. —
           Мужчина берёт нож, разделочную доску и начинает резать сырокопченую колбасу. Режет осторожно и тонко, что бы в тарелке потом лежало красиво. Борис Николаевич не повысил голос, он просто сказал слова.
           — Что будет делать за общим столом бывшая жена с двадцатилетним стажем совместной жизни? Она как айсберг, о который мы можем разбиться, или поранить друг друга. Нам всем будет неловко от собственного счастья подле несчастного человека. Мы все тут счастливые на данный момент. Айсберг – несчастен. Он холодный. —
           На последних словах интонация голоса у мужчины всё-таки становится высокой и почти злой. Женщина вскакивает и кидается ему на шею.
           — Ты прав Борис, ты прав. Тогда Маше давай скажем! —
           — Зачем?! —
           Чуть ли не стонет мужчина.
           — Головку помоёт, посушит, уложит…. —
           Растерялась Татьяна.
           — В чём же тогда будет заключаться сюрприз? —
           Разозлился Борис.
           — Ой! Ой! Прости меня, пожалуйста. Я сама не своя. Жерар уезжает, кто-то ещё приезжает…. —
           Мужчина обнимает женщину.
           — Пойдем в дом, выпьем по пятьдесят грамм коньячку. —
           — А можно мне Мартини? —
           — Валяй…. —
           Они заходят в дом. На кухонном столе стоит блюдо с запечённым поросёнком и источает приятные запахи. Поросёнок обложен черносливом, клюквой, зеленью.
           — Красавчик. —
           Говорит ему мужчина.
           — Всё равно жалко. —
           Вздыхает женщина.
           — У пчёлки. —

           Мужчина вдыхает запах конька из своего бокала. В руках его женщины бокал с Мартини. Крепкие напитки помогут людям снять напряжение. Они садятся на диван рядышком. Мужчина делает глоток. Женщина опускает кончик языка в содержимое своего бокала. Нюхает. И залпом выпивает.
           — Не надо так на голодный желудок. —
           — Мой Мартини, что хочу, то и делаю. —
           Женщине кажется, что она уже пьяная. Так всегда бывает. Человеку не пьющему интересно наблюдать на трезвую голову за людьми выпившими. Стоит только начать открывать бутылки, как у не которых тут же проявляются признаки опьянения, как блеск глаз, покраснение щёк, звонко голосье и резвость, присущая только в девичестве. И бокалы бьются, чаще всего, в эти минуты. Звонит телефон. Борис Николаевич слушает, с кем-то здоровается.
           — То, что вы описываете, говорит о том, что вы уже подъезжаете. Выхожу встречать к воротам. —
           — Уже?! —
           Татьяна кидается в ванную комнату.
           — Смотри, ревновать буду…. —
           Обещает мужчина, проходя мимо ванной.
           — Я к воротам…. Не волнуйся. Для тебя он просто гость. —
           — Наше с тобой знакомство, сразу переросло в приём бесконечных гостей. —
           Раздалось из ванной.
           — Не бурчи. Зато как интересно всё, захватывающе даже. —
           — И ни каких, совместных кроватей! Ты меня поняла? —
           В ванной промолчали.
Серебристая машина, Таёта РАФ четыре подъехала. Номер 011. Дверца открылась. Вышел парень. Мужчины сразу понравились друг другу, но шли, навстречу не улыбаясь. Это же мужчины. Восторг у них проявляется совсем не так как у женщин.
           — Как добрались? Устали? —
           — Устал. Маша на вас совсем не похожа. —
           — Копия мамы. —
           — Значит у вас красивая жена. —
           — Значит. По дорожке, к самому крайнему домику. Я за вами…. —
           Остальную часть пути до домика мужчины идут молча.
С веранды на них смотрит Татьяна. Под действием Мартини, женщина само обаяние.
           — С приездом. —
           — Это Татьяна, моя жена. —
           У женщины слегка зашлось сердце. Она уже и не помнила, когда её так представляли кому-то. Парень отметил явную не схожесть матери с дочерью.
           — Ну и кашу вы заварили. Маша на пляже с друзьями. —
           Покачал головой Борис Николаевич.
Лицо парня, озарила тёплая улыбка.
           — Каша. Маша. Складно. Я бездействовать не привык. —
           — А кем вы работаете? —
           Вклинилась в разговор Татьяна.
           — Спецназ МЧС России. Семь лет. —
           — Какой ужас! —
           Слегка опьяневшая женщина, прикрыла рот рукой.
           — Я пошёл…. —
           Сказал парень и направился в сторону реки. Рука Татьяны перекрестила спину уходящего молодого человека.
           — Такое чувство, что он пришёл навсегда. —
           — Ничего! И для них есть квартира. —
           Мужчина смотрит на женщину с прищуром и глубоким интересом.
           — Добрая ты наша…. —

           На территории турбазы есть ресторан, и кафе, поэтому людям не составило большой сложности, украсить стол зажаренным поросёнком и двухкилограммовым толстолобиком. Кажется, всего хватает! Котище идёт по направлению к домику. Кот носом чувствует, что в доме назревает застолье. На дорожку выходит незнакомый ему молодой мужчина, перешагивает кота и идёт к реке. Навстречу парню бежит Маша. Без восклицаний, слов и слёз, бежит человек к своему счастью. Ноги вязнут в песке, она припадает как хромая уточка, но спешит, будто парень может внезапно исчезнуть, так, же как и появился. Повисшую на шею Машу, парень взял на руки, постоял так, покачивая как ребёнка, и пошёл со своей ношей к Хельге и Жерару. Не спуская с рук ношу, умудрился протянуть руку Жерару для знакомства. Кивнул Хельге. Той показалось мало. Она запрыгнула на Сергея со спины и уткнулась ему в затылок. Зажмурилась и собралась пустить слезу. Да другие мужские руки, не менее сильные, чем те, что держали её подругу, отодрали Хельгу от чужой мужской спины незамедлительно. Прекрасна любовь в молодости. Прекрасна она и на склоне лет. Разные они и прекрасные.

           Борис Николаевич на веранде стоит спиной к реке специально. Зато Татьяна специально смотрит на реку. Пусть смотрит, потом ему расскажет. Неожиданно женщина виснет у него на шее.
           — Что с тобой? —
           — Я тебя люблю. —
           И ну, поливать мужскую футболку слезами.
           — Это старое открытие, или новое? —
           Обнял свою женщину Борис Николаевич, а для этого ему пришлось развернуться лицом к реке. На берегу стояли два парня и держали на руках своих девушек. Недолго думая, мужчина подхватывает свою женщину на руки. Сергей и Жерар идут к домику. Трое мужчин держат в руках собственных женщин. Собачка, словно шарик на резинке подскакивает без устали, пытаясь снять сланцы с ног девушек.



Продолжение: http://www.proza.ru/2016/06/09/1970

Послевкусие. Глава двенадцатая



           Алёша шёл к тёще. Шёл по территории больницы номер три имени Фишера города Волжского мимо морга, что бы сократить путь. Аккуратно обогнул микроавтобус ритуальных услуг, покосился на стайку людей, жавшихся в тени забора. Никто не хотел стоять близко к стенам печального заведения. Опустил глаза, что бы ни встретиться, ни с чьим взглядом. Его окликнули. Он продолжал идти. Мало ли на свете Алёш! Чьи-то шаги догнали его, и его тронули за руку.
           — Алеша, мы Наташку хороним. —
           — Здравствуйте. —
           Алёша назвал человека по имени и отчеству. Это был отец подруги его жены.
           — Следовало ожидать…. —
           — Твоя как? —
           — Скоро за подружкой уйдёт. —
           — Тоже совсем плохо? —
           — Не встаёт уже…. —
           — Как и не жили. Короткая жизнь у наркоманов. —
           — Мне жизнь такой не показалась. —
           — Понимаю. Держись. —
           Ответил мужчина. И направился к толпе родственников. Из морга вынесли гроб. Родственники у забора зашевелились и гуськом потянулись к нему. У Алёши мелькнула мысль остаться, но он не стал этого делать и ускорил шаг в своём направлении. За спиной не слышалось, ни плача, ни причитаний. Только зной, да суховей шевелит рубашку. Алёша не старый, но выглядит, бут-то всю жизнь провёл под суховеем.

           Тёща открыла дверь. Платочек свеженький на голове, румянец слабый играет на дряблых щёчках. Глазки мерцают в полумраке коридора.
           — Ни как в гости кто приехал? —
           Спросил тёщу Алёша, разглядывая вазу на столе полную фруктов и коробку конфет. Чашка тонкого фарфора, неведомо кем и когда даренная, красовалась душистым парком перед разглядывающим её мужчиной.
           — Соседи заходили. —
           Старушка бодренько прошла мимо него на кухню, за второй чашкой для зятя.
           — Мне вас огорчить придется. Зою забрали в больницу, в отделение интенсивной терапии. Ничего не обещают. Давление падает и падает, гемоглобин ноль. —
           Он тяжело сел на стул. С вазы на него таращился желтый банан, и мужчина почувствовал его запах. Рот наполнила слюной. Тёща принесла для него красивую чашку. Поставила перед ним на стол, наполнила чаем, насыпала сахару и ложечкой помешала.
           — Бери блинчики. Конфеты, прямо тают во рту. —
           — Я говорю вам, Зоя плохая, совсем…. —
           — Слышала я. Хорошей она не была. Последняя её подружка померла, мать мне её звонила. —
           — Знаю. Видел всех у морга. —
           — Ну, вот. Скучно ей там не будет. —
           — Что же вы так! —
           Мужчину покоробило материнское равнодушие. Скрипнули зубы, заиграли желваки на щеках.
           — А ты меня постыди ещё! Пора ей туда. Пора тебя освободить и в жизнь выпустить. Ты ещё родить сможешь, а то так, пустоцветом возле неё и прожил. И ей, нетерпёж уже на этом свете. Сгнила ведь вся. А меня суди не суди, только нет ничего у меня к ней за душой и на сердце. Тебя, как родного держу. За твёрдость духа, за терпение, за труд твой. Это ничего что не жил, ты ещё всё наверстаешь. Дай Бог и я порадуюсь этому. —
           Старушка сердито прихлёбывала из блюдца, наклоняясь к самому столу лицом. Пить по старинушке, держа блюдце на растопыренных пальцах, она уже не могла. Подагра проклятая!
Захолодело в груди у мужчины, но тут, же и оттаяло. Прав старый человек. Алёша пил чай, откусывая от конфеты. Тягучая начинка растянулась от одной половинки конфеты, которая была в руке, к другой, которая была во рту. Мужчина замешкался. Старушка пальцев оборвала тянкую нить и облизала его.
           — Ешь мой родной и не горюй. Скоро похороним, и начнёшь ты жить совсем по-другому. Долг свой отдал с лихвой. И человек найдётся тебе хороший. Ты сам, как считаешь?—
           Зять отхлебнул чаю, свернул блинчик и положил в рот. В желудке согрелось. Когда он ел в последний раз, вот так с желанием? Кашки, супы, бульоны, даже это перестало усваиваться в желудке больной жены. Когда было готовить для себя? Доедал сам. А сейчас он наестся блинов. Узнав, что у тёщи есть окрошка, поест и её, добавив в неё горчицы и чеснока. По привычке отнесёт посуду со стола в мойку и всё перемоет. Тёща присев на табурет будет рассказывать ему, о какой-то соседке, наводившей в её квартире порядок. И кольца обручального у соседки на руке нет. И была бы за мужем, на кой ляд ей идти с пылесосом к чужой бабке, муж не пустил бы.
           — Хорошо иметь добрых соседей. Я прилягу у тебя? Не хочу домой. —
           — Заночуй родной. —
           Звонит телефон. Мужчина достаёт его из кармана брюк. Слушает.
           — Спасибо. —
           — С больницы это. Зоя умерла. —
           Старушка встала у стола по стойке смирно.
           — Вот так всегда. Вроде ждёшь, а оно всегда неожиданно…. —
           Идет мимо зятя в комнату. Подходит к шкафу, обвешанному всем, чем можно. Разглядывает вырезки из открыток, переводные картинки. Многие из них приклеены рукой, теперь уже покойной дочери. Открывает дверцу. Достаёт чёрный платочек. Она не ищет его, он лежал приготовленный с краю, на видном месте. Снимает с головы платочек весёленький, и надевает платочек чёрненький. Поворачивается к зятю лицом.
           — Отмучилась, грешная. —
           Креститься.
Дверца шкафа со скрежетом перекашивается, сорвавшись с нижней петли. Старушка не пугается, а вдумчиво смотрит на сломанный предмет мебели.
           — Вот на дверцу и положим. Завернём простынею, и пусть полежит у матери. —
           — Да что вы такое говорите. Сейчас никто так не хоронит, и в дом не заносят. Жара! Из морга заберём уже в гробу. Одежду, я знаю какую нести. Она приготовила. Всё сделаю, как положено. —
           Старый человек задумался.
           — Стыдно ей было перед матерью, вот и гнала меня от себя. Иди Алёша домой. Я горевать буду одна. —
           — Нельзя одной. —
           — Я разговаривать с ней буду. Мне много ей надо сказать. Иди. —
           — Похороним, вынесем всё из квартиры, ремонт сделаем. На фабрику «Ермана» съезжу, мебель новенькую вам куплю. Там не так дорого. —
           Посмотрели друг на друга. О чём он? О чем она? Тёща засеменила в его сторону и прижалась к зятю, как дитё малое.
           — Спасибо тебе за всё, за всё…. Кто ж я теперь тебе? Никто…. —
           — Я вас не брошу. Никогда. —
           Мужчина уходит. Дел у мужчины теперь много. Грустных дел.

           Московский гость оглядывает стол. Ну и стол! Свадьба! И почему мы русские, всегда хотим не порадовать, не восхитить, а обязательно поразить каждого иностранца. А те ещё снимать начинают на видео, что бы было чем подтвердить свои рассказы у себя на родине. Отходит от веранды и присаживается на поваленное дерево. К Сергею подходит Маша.
           — За столом сегодня будут люди, к каждому из которых недавно пришла любовь. —
           Девушка привалилась спиной к дереву, скользя по его стволу телом, присела. Обвила руками колени. Голову положила на колени.
           — Какая я умная! Какие слова тебе говорю! Знаешь почему? —
           — Почему? —
           — Потому что я пьяная…. —
           Девушка откинула резко голову и стукнулась ею о ствол дерева. Громко стукнулась.
           — Точно пьяная! —
           Удивился парень.
           — Ты же не пила, а нюхала свою рюмочку. —
           — Значит, этого было достаточно. —
           Сверчки верещали, комары пронзали ночь возле уха игольчатым писком. Парень смотрел на пьяное своё сокровище, улыбался и верил ей. Верил её словам, верил себе.

           За царским столом, никто не пытал его о цели приезда, не расспрашивали о родителях, планах на будущее. Всё были заняты Жераром и его предстоящим отъездом. Взволнованная Татьяна часто прихлёбывала из своего бокала и всё косилась на блюдо с раскромсанным поросёнком. Ей его было жалко.
           — Это не твоя мама. —
           — Нет. —
           — А где твоя мама? —
           — Дома. —
           — Я увижу её? —
           — Зачем? —
           — Я должен быть знаком с мамой будущей жены, так положено. —
           — Тогда конечно…. —
           Не вникая особо в смысл сказанного, ответила Маша.
           — Спать будешь со мной. В этом доме, только в моей кровати спит один человек. Сегодня будут спать по парам все. —
           — Спать я буду в гостиной на диване. Борис Николаевич уже сказал мне об этом. —
           — Хи-хи…. Какой хитрец! А ты не уедешь? —
           — Нет. —
           — А я маме сейчас позвоню, и расскажу всё…. —
           Маша стала искать телефон, ощупывая себя. Сидит на земле пьяная девушка. Сидит в летнем сарафанчике, на тонких бретельках и ищет на себе телефон.
           — Правда, пьяненькая. Надо уложить её спать. —
           Думает парень и протягивает ей свой телефон. Маша смотрит в тёмное небо, вспоминает номер маминого телефона. Потом, так же старательно набирает номер и ждёт.
           — Мамулечка, это я. А я не одна. Угадай с кем? —
           Абонент вызываемого номера, вся напряглась, вслушиваясь в голос дочери. Это была она, но совсем не она.
           — Что с тобой? —
           — Я пьяная от любви. —
           — С кем ты, где ты? Я немедленно звоню отцу! —
           В это время, по дорожке в их сторону идёт Борис Николаевич.
           — Пап, тебя зовёт мама…. —
           Борис Николаевич оторопел на мгновение. Пришлось телефон взять и ответить.
           — Боря! Ты? У Маши голос странный. Говорит, что она пьяная. Звонит с чужого телефона. Что с ней? —
           — Опустила клювик в бокал пару, раз и этого ей хватило, что бы слегка опьянеть. Здравствуй Надежда! —
           — Здравствуй Борис. —
           — Был повод открыть бутылку хорошего вина, у нас все в порядке. —
           — Она про любовь говорила. Маша имеет в виду твою новую любовь? —
           — Маша имеет в виду, свою новую любовь. —
           Борис говорит в телефон, а сам смотрит на Сергея.
           — Поверь мне, с Машей все в порядке, но ей есть о чем тебе рассказать при встрече. Спокойной ночи! —
           — Ты тоже с ней приедешь? —
           Борис Николаевич напрягся.
           — Да приеду. —
           — Сергей с дороги, ему нужно отдохнуть. По количеству людей у нас, в каждой кровати по два человека получается. Можно разделиться по половой принадлежности, но я не хочу спать, ни с Сергеем, ни с Жераром. Спите вместе, но вольтом. —
           — Так и будет. —
           Отозвался на отцовское разрешение Московский Сергей.

           Надежда большую часть дня лежала в кровати. И аномальная жара нынешнего лета и осени, в том не повинна - кондиционер в каждой комнате. Произошедшие события, будто вывернули женщину наизнанку, вытряхнули, как следует всё изнутри. Опустел человек. А сеанс встречи со старостью у зеркала, просто добил. Ночь на дворе, а сна нет. Женщина встаёт, надевает спортивные брюки и маячку. Выходит из квартиры, поднимается на этаж дневных событий. Лестничная площадка пуста, как и голова женщины пуста от мыслей. Она чувствует только одно, нельзя быть одной. Справа две квартиры и слева две. Справа живёт молодой мужчина, слева бабушка. Мужчина в это время, скорее всего не спит. Старики идут в постель вместе «с курями». Так куда пойдёт женщина? Надежда шагнула направо. За спиной раздался звук открываемой двери. На лестничную площадку выходит старушка с мусорным ведром и направляется к мусоропроводу. На ней чёрный платочек и она сгорбилась.
           — Добрый вечер! У вас что-то случилось? —
           Надежда, как к старой знакомой метнулась в сторону старушки, чем испугала её. Та смотрит на неё, угадывает.
           — Дочь померла. —
           Женщина стоит истуканом. Её поразил ответ. У неё дочь Маша. Невозможно представить такое! Старушка вытряхивает мусорное ведро. Скрюченными пальчиками выбирает что-то оставшееся в нём. Смотрит на соседку.
           — Чего напугалась то вся? —
           — Так дочь же…. Страшно! —
           — Дело житейское. Ей надо было умереть, уж очень мучилась от болезней. Чего тут стоишь? —
           — К вам шла. —
           Ответ был на кончике языка.
Старушка выпрямилась. Оправила рукой узел платка под подбородком.
           — Ступай впереди меня. Открыто там. —
           Открывается дверь лифта. Из него выходит сосед справа. Он разговаривает по сотовому телефону.
           — Так не скоро?! Возьми такси. —
           Сосед справа громко уговаривает невидимую собеседницу, тянет разочарованно слова. Увидел Надежду и старушку.
           — Ну, смотри сама. —
           Кладёт в карман телефон.
           — Помощь не нужна, свободного и сильного мужчины? —
           Старушка оборачивается. Надежда скрывается в квартире старушки.
           — Ночь на дворе. Ступай к себе мил человек. —
           Пожилой человек закрывает за собой дверь.
           — Сорвалась…. —
           Мужчина достаёт ключи. Нервно вертит их в руке. Подходит к соседской двери, прислоняет ухо. Он хочет знать, нет там того высохшего мужика, что наведывается к старушке. Ничего не слышит. Уходит к себе, но отступать ненамерен. Мужчина проникся симпатией к старому человеку, его волнует соседка снизу, он обязательно что-то придумает.

           В квартире старушки, женщины присели за стол. К графину с квасом прислонена фотография молодой женщины и мужчины. Их лица улыбаются.
           — Рядом с дочерью Алёша, её муж, мой зять. —
           — А что с дверцей у шкафа? —
           — Так дочь умерла! —
           — И что? —
           Удивилась соседка.
           — Среагировала. —
           Немного картавя, старушка еле выговорила сложное в произношении слово.
           — А-а-а…. —
           Озадачилась ответом Надежда.
В дверь звонят. Старушка идёт открывать дверь, и словно подружке, бросает через плечо:
           — Похоже, твой ухажёр шастает. —
           — Скажите…. —
           Пожимает плечами Надежда и не чувствует ни какой заинтересованности в этом.
За порогом стоит Алёша.
           — Так поздно? —
           Радуется старушка.
           — Не могу один. —
           Алёша заходит, разувается.
           — Вот и хорошо! Вот и хорошо! —
           — Добрый вечер. —
           Навстречу гостю из-за стола встаёт женщина. Возникло ощущение того, что это уже было когда-то в её жизни, и вот точно так же она вставала из-за этого стола навстречу этому человеку.
           — Мы знакомы? —
           — В первый раз вас вижу. —
           Мужчина растерян.
           — Обмишурилась…. —
           Подсказывает старушка.
           — Я вам клюквы мороженной принёс, морса себе сделаете. —
           — Толкушку…. Сейчас и сделаю. —
           Старушка забирает пакет и уходит на кухню.
           — Я Надя. —
           — Алексей. —
           — Мама ваша, ласково так, называет вас, Алёшей. —
           — Вы рядом живёте? —
           — Да. —
           — Иметь хорошего соседа, всегда большая удача. —
           — У вас горе…. —
           — Столько дел переделал сегодня! Набегался! Ноги гудят…. —
           — Успели. —
           — Всё, кажется. —
           Из кухни доносятся металлические звуки. Это старушка толчёт в кастрюльке клюкву с сахаром.

           Давно замечено, что сам момент смерти, как бы отпускает горе. Заботы, связанные с похоронами оттесняют горе на второй план. Горе по-настоящему обрушивается потом, когда твой дом покинет в последний путь тело покойного, вместе с провожающими его людьми. Когда человек умирает в старости в своём доме, и есть, кому совершить последний обряд над ним, это горькая неизбежность. Когда умирает человек, прервав свой жизненный путь, по какой либо другой причине, это горе горькое. Надежда понимает, что её визит некстати. Но все мы, по большому счёту эгоисты и она не хочет встать, сказать слова благодарности и уйти и не сделает этого. У неё тоже горе, пусть совсем из другой оперы. Не может она сейчас быть одна. Лишь бы слышать чей-то голос, шаги, звуки. Как было бы здорово, если перенести их в её квартиру. Тогда бы звуки чужих людей убаюкали её.

           Сосед справа весь в раздумьях. Ему не сидится на месте, он меряет шагами квартиру. Когда ходишь, мысли яснее. Если ему собрать вкусности на поднос, думает он и пойти в гости – это нормально в такое время суток? Была, не была! Мужчина ставит на поднос открытую, но не начатую бутылку красного вина. Режет сыр, веером укладывает его по тарелочке. Долго смотрит на баночку с красной икрой. К ней нужен хлеб с маслом. Это лишнее! Рвёт упаковку на пачке с печеньем «Юбилейное». Высыпает печенье в вазочку. Красиво, но она не полная. Достаёт из холодильника финики. Горкой укладывает их на печенье. Совсем другое дело! Надо заметить, что наш герой, большой специалист по ухаживанию за женщинами. Холодильник вновь нараспашку. Что бы ещё? Помела! Замечательно! Чиститься сей фрукт сложно. Это не останавливает мужчину и он тщательно, отделяя дольку от дольки, разделывает фрукт. Укладывает его в неглубокую вазочку. Можно задаться вопросом, откуда у молодого мужчины столько вазочек? От родителей. Родительская это квартира. Мама его, хлебосольный человек и рос он в доме наполненный гостями, соседями и мамиными подружками чуть ли не ежедневно. Почти каждый вечер, таскал он вот такие же, наполненные чем-то вазочки из кухни на стол в комнату. Укладывал сыры и колбасы по тарелочкам. Мама была рада. Был рад он. Из всего этого можно сделать вывод, что мамино хлебосольство поддерживалось материальным достатком и вечным отсутствием кормильца. Родители теперь живут в другой квартире, где мама продолжает вести «светский образ жизни», а сын продолжает вести его в бывшем родительском доме.

           Последний взгляд на поднос. Салфетки забыл. Кладёт салфетки. Ставит три пузатых хрустальных стакана. Всё! Теперь сменить рубашку на футболку. Так будет по-домашнему, будет располагать людей к нему. Перекрестился и вышел из квартиры.
           — Не вставай Алёша. Я открою. —
           Алёша удивлён. Кто может так поздно придти к его тёще?
           — Не кисло? —
           Обращается он к женщине, та пробует на вкус приготовленный старушкой клюквенный морс.
           — Нет. Терпко, немного язык вяжет. —

           Надежда в доме, где у людей горе, покойник лежит в морге, но ничего этого ею не ощущается. Как в родительском? Нет! Как в собственном? Нет! Она чувствует себя умиротворённо, как в церкви, когда в ней нет прихожан. Только ты, твои шаги и мысли.
           — И чего это?! —
           Старушка вновь перевоплотилась в ребёнка, и оглядывает нагруженный поднос в руках соседа справа. Опять гостинчик. Сосед неприятно удивлён чёрным платочком на голове старушки.
           — У вас беда, какая? —
           — Да какая она беда, конечно чёрная. Тебе чего? —
           — К вам в гости. Две женщины и без мужской заботы! —
           Старый человек задумался. Секунды тикали, старушка молчала.
           — Так горе у меня. —
           — Тем более, нельзя одной быть. —
           — Да….? —
           Опять задумался, старый человек.
           — Добрый вечер. Вы к кому? —
           За спиной старушки появился тот самый, побитый молью мужик, так говорил о нём сосед справа. Как на автомате, сосед справа выпалил ответ:
           — Не к вам. —
           — И это очевидно. —
           Ответил побитый молью мужчина.
           — Алёш, что делать будем…. —
           Растерялся и огорчился старый человек, ведь гостинцы могли уйти.
           — Приглашать, мама…. Входите. —

           Алексей, не знамо почему, сразу связал появление соседа с подносом и появление тёплой уютной незнакомки в квартире его тёщи воедино. Заметьте! Он воспринял, нашу героиню, как тёплого и уютного человека, каким она отродясь не была. Видимо, жизненная передряга, вытрясла из неё стрекозиный способ прожигания жизни, а она об этом ещё не догадывается. Со стороны, да свежему взгляду, всегда виднее. Хозяева отступили вглубь коридора квартиры, и соседу справа пришлось заходить. Он уже не хотел этого, но озлившись на себя, на неуловимую незнакомку, на мужика, побитого молью, вспомнил, что и сам мужик. Так с подносом, он появился перед соседкой снизу.
           — Вы думали, я забыл о вас?! —
           Сосед справа храбро поставил поднос на стол. Хотел сказать, это для вас, но передумал.
           — От нашего стола, вашему столу. —

           Старушка расторопно, переставила с подноса угощения на стол. Сам поднос отнесла в коридор и, сдвинув флакон духов на комоде в сторону, оставила его там. Вернулась. Спохватилась. Заспешила на кухню. Вынесла вазу на высокой ножке ту, на которой лежали дарёные соседом фрукты, и отнесла в коридорчик. Поставила на поднос. Будет гость уходить, заберёт с собой. Задержала взгляд на флакончике. Это не просто флакон из-под духов. И это был не просто взгляд. Во флаконе хранился запах. Запах прошлого. Всё радостное, да счастливое, сопровождалось им - запахом. И если покрытый пылью альбом с фотографиями хранит лица, детали, то запах вобрал в себя всю мощь чувств и ощущений. Они настолько живы, что от них кожа старого человека покрылась мурашками, кровь забилась в жилах так, что в доли секунды, в старом человеке вспыхнула и прогорела вся его жизнь. Вот родная мать, склонилась к её руке и зубами выгрызает занозу из пальчика. Вот деревянная школьная парта, и за ней сидит девочка с заплаканными глазами. Весь класс пишет ручками с перьями, осторожно макая их в чернильницы непроливайки, а ей ручка не положена, она ещё плохо выводит крючки и палочки карандашом. У правого плеча сидит мальчик. Ему жаль девочку. Он забирает из её рук карандаш и ставит перед ней свою, только что полученную чернильницу и ручку. И указ строгой учительницы, ему не указ. У него своя, правда. Вот эта же повзрослевшая девочка, выносит из родильного дома свёрток с крохотной девочкой в байковом одеяле. Вот она своим языком, вынимает соринку из её глаза на улице. А вот, эта крохотная девочка, уже повзрослев, корчиться который раз на больничной койке под капельницами. А вот, она лежит в морге. Там холодно, грязно и сыро! Старушка тихо опускается на пол, придерживая себя руками о комод. Ваза на ножке начинает качаться и падает на пол. И не разбивается. Это хорошо. Пожилой человек, мог пораниться об её осколки на полу. Вместе они приземляются. Ваза делает два полукруга, взад и вперёд по полу и останавливается.
           — Целёхонькая! —
           Отмечает сознание старого человека и тухнет.
На звук упавшего предмета, сидящие за столом люди, устремляются в коридор. Мужчины склоняются над старым человеком. Рисунок её морщин на лице, напоминает растрескавшийся запах на дне флакона. Кружевная салфеточка, забитая пылью времени сливается с цветом седых волос старого человека.

           Потом был вызов скорой, затем её приезд. Была оказана медицинская помощь, сделана кардиограмма сердца. Прозвучало предложение о госпитализации и отказ от неё. В комнате запахло лекарствами. Уходя, врач или фельдшер, неодобрительно покосился на бутылку вина на столе и покачал головой.

           Старушке явно стало легче. Соседка снизу и сосед справа решили уходить и стали прощаться.
           — Плесните в мой бокал глоток вина, а то я и запах его забыла. —
           — Себе тоже налейте. Бог всё видит, и не зря вас всех прислал ко мне сегодня. Помянем!—
           — Кого? —
           Подумал про себя сосед справа, но спросить не решился. Фотография на столе рассказала ему об этом. Улыбающийся на ней мужчина здесь, значит отсутствующая сейчас женщина с фотографии и есть человек, которого предлагает помянуть старушка. Не смотря на все негативные события в доме, соседу справа было хорошо в этой компании. Участие в чьей-то беде, любая помощь немощному человеку, делает нас в собственных глазах добрыми и благородными. А сидящая рядом женщина притягивает как магнитом, не смотря на явную разницу в возрасте и неуместную ситуацию чьей-то смерти.

           Алексей занят мыслями о завтрашнем дне, но краем глаза видит манипуляции соседа справа. Тот несколько раз вставал, что-то подать старушке и забрать. Каждый раз он придвигал свой стул ближе и ближе к стулу, на котором сидела соседка с низау. Старушке понравились финики с сыром. Лёжа в кровати, она только нюхала, да мочила губы в вине. Сам факт того, что дом полон гостей, что стол не пуст, заставил сердечный приступ передумать и отпустить свою жертву. Когда сосед справа, положил руку на спинку стула соседки с низу, она встала и стала прощаться.
           — Твоя, правда, соседка. Идите с Богом! Порадовали меня вниманием, спасибо. —
           — Выспаться нам надо с Алёшей. День, то какой, завтра…. —
           — Надя, ты сложи ейновы вазочки на поднос. —
           Надежда исполнила. Алексей наблюдал, как соседка снизу выходила вместе с соседом справа.
           — Надя, откройте мою дверь? Руки у меня заняты. Ключи в кармане. —
           Женщина недоумённо смотрит на брючный карман соседа, но вместо её руки, в брюки мужчины скользнула рука Алёши.
           — Я открою вашу дверь. —
           Зять старушки шел и дышал в затылок соседа справа. Открыл его дверь и пропустил в квартиру.
           — Наденька, подождите меня! Я отнесу поднос и провожу вас. —
           Скороговоркой протараторил сосед с подносом в руках, оглядываясь на соседку с низу.
           — И это я сделаю. Спокойной ночи. —
           Мужик, побитый молью, плотно прикрыл соседскую дверь.
           — Горе у него! Ловелас! Ещё жену не схоронил, а уже хвост распушил. —
           Сосед справа вспомнил фотографию на столе. Сорок пять лет, как мало! Выходит и мужику столько же или чуть больше. Симпатия к старушке не прошла и при мысли о ней, он улыбнулся. Права поговорка, старый, что малый. Как она радовалась, что первому, что второму его гостинцу! Мужчина потеплел душой и мыслями. Он был сердит на себя, на мужика, но нисколько не жалел о гостинцах отнесённых в соседскую квартиру старушке. Надо будет проведывать иногда старого человека.

           Отнёс поднос на кухонный стол. Протёр вазы и расставил по своим местам. Всё делал, как делала его мать каждый день и почти каждый вечер. Ему всегда было намного интереснее в кругу подружек матери, соседок, бывших её одноклассниц, чем в кругу своих сверстников. Дворовые мальчишки, кликали его маменькин сынком. Было обидно, но он тут, же забывал об этом, потому как в доме его встречали положительные возгласы в его адрес от присутствующих гостей, и он ещё старательнее ухаживал за ними. Прошли годы, и маменькин сынок вырос, и вырос довольно привлекательным парнем. Привлекательность, плюс нежное отношение к женскому полу, стала притягивать к нему внимание девочек. Сменилась кличка. Его стали называть бабским угодником. Правда вслух и вслед ему, никто не кричал эти слова. Они произносились за его спиной или в его отсутствие. Парню было всё равно, ему нравилось им быть. В двадцать пять лет он сделал предложение девушке, которую выделял из всех. Избранница вела точно такой образ жизни, что и его мама. Была из благополучной семьи, где много жарилось и выпекалось, где мама и дочь выглядели точно так же, как их кулинарные произведения. Девушка устраивала его всем, даже пахла как сдоба. Уморительные ямочки на щёчках, заливчатый смех, отсутствие плохого настроения всегда его устраивали. Папа девушки полковник, после смелого заявления о женитьбе долго глядел на жениха мокрыми и красными от натуги глазами. Папа поперхнулся в момент коленопреклонения жениха у ног дочери. Затем, как отару овечек, он загнал своих женщин в соседнюю комнату, закрыл дверь. И тогда только, перечислил жениху его качества не подобающие настоящему мужчине. Говорил командным голосом, не позволяющим, каких либо возражений. Что было с бабским угодником!! Не сказать, не описать словами. Он поделился с мамой. Та поделилась со всеми подругами. Её жалобы впитала в себя, находившаяся в этот вечер в их доме сердобольная подруга подружки. Она была младше мамы и соответственно, старше бабского угодника. Как она возмущалась! Как она потом жалела его в своей кровати! Как он был благодарен ей за это! И так ему это всё понравилось, что по сей день, он рассказывает про себя скромные и грустные басни собственного сочинения, после которых женщины постарше, проникаются к нему сыновей симпатией в его кровати. Сегодня жалеть его некому. Осталась басня не рассказанной. Мужчины охотники, он будет ждать в засаде. Сосед справа спешит к входной двери. Прижимается к дверному глазку. Ага! Скачет обратно сайгак бесцветный через ступеньку, как молоденький. Лифтом не пользовался, значит, через этаж или два живёт незнакомка.

           В квартире старушки тихо. Лицо старого человека в чёрном платочке на белой подушке, напоминает старую чёрно белую фотографию.
           — Алёша, что это я прямо закатываюсь…. Всё внутри спит, а сама ещё нет. —
           Старушка разглядывает темноту собственной квартиры.
           — Лекарство так действует. Спокойной ночи. —
           Отвечает ей Алёша.
           — Боюсь завтра. —
           — Я тоже. —
           — Переживём родной? —
           — А куда деваться…. —

           Вот и наступило завтра. Отдыхающих на турбазе уменьшилось. Борис Николаевич и Татьяна уехали в аэропорт провожать Жерара. Хельгу не взяли, так решил Жерар. Татьяна не возмущалась по этому поводу, и не настаивала. Молодёжь сидит в одиночестве за столом на веранде. Животные, словно чувствуя настроение Хельги, все возле неё. Котёнок на коленях и тянет лапку к коту, сидящему рядом. Тот делает вид, что принимает участие в игре, подёргивая ухом, да лениво помахивает хвостом, вокруг хвоста на полу скачет Джеки, прядая на передние лапы. Кот терпит эти приставания ради грустной девочки. Стрый кот, мудрый кот.

           Одна пара рассталась, другая, воссоединилась. Сергей постоянно тянет руки к Маше. Маша как бы сторониться его, ведь у подруги плохое настроение. Незачем выставлять свою радость на показ.
           — Наверное, когда меня не было здесь, Жерар не сидел, сложа руки? —
           Обиделся Сергей.
Еды в холодильнике столько, что не видно света от лампочек внутреннего освещения. Но никто есть не хочет. Сказывается вчерашнее вечернее изобилие.
           — Так реально зацепил тебя? —
           Сергей разглядывает поникшую Хельгу.
           — Выходит. Буду рада, если пройдёт…. Не пара я ему. —
           — Любовь не спрашивается, когда заселяется в нас и начинает хозяйничать. Хорошо, что уехал. Найдёт ответ на вот такие вопросы, и ты без него разберёшься в себе. —
           Своей рассудительностью, Сергей сейчас напоминал Маше отца.
           — Ты как папа…. —
           — Я и есть папа. В один день стал им. А сказала мне об этом первая Маша. —
           Маша о Мишке не говорит. Она помнит, тема эта может привести к неприятностям. Молчит, да крепче прижимается к парню, молчит и улыбается.
           — Чего обещал? —
           — Обещал вернуться. Карлесон, тоже обещал. —
           — Но он, же вернулся. —
           — У него пропеллер за спиной был. —

           Старый кот ушёл, его не видно нигде. Котёнок прижал лапой осенний лист. Рядом опустился ёщё один. Стремительно прихлопывает и второй лист другой лапой. Перед его глазами плавно опускается третий лист. Прыжок ему на встречу, а тут порыв ветра наметает множество листьев, и все они буквально сыплются на котёнка. Котёнок шипит на ветер, на листья, на шорох от них, и пятиться под лавочку. Лавочка прибита к полу у самой стены веранды. С неё свисает одним углом тяжёлый плед и образует убежище, куда котёнок и прячется. Со стороны видна одна половинка усов и кончик носа. Котёнку страшно, но он намерен держать ситуацию с листьями под контролем.
           — Котёнок всё, что осталось от Жерара…. —
           Хельга с грустью наблюдает за Мистером Икс.
           — Не говори глупостей! И иди к столу. —
           Это Маша. Она сердито размешивает сахар в своём бокале с чаем.
           — Евгений больше не звонит тебе? —
           — Нет. У меня всегда так. Стоит только мне оставить парня без своего внимания и заботы, ему тут же откроют на меня глаза его друзья на то, что он не видит во мне и не замечает. И становиться человеку стыдно за меня, за свои отношения со мной. Я привыкла уже. —
           Хельга накручивала себя, и голос её становился тоньше и острее. Она как бы втыкала, каждое слово в невидимую ткань, словно иголку, растягивала до дребезжания в голосе нить жалости к себе. Не следует в таких случаях успокаивать людей своей правотой видения ситуации якобы со стороны виднее. Пусть пройдёт время, хотя бы день и ночь и человек начнёт смиряться со своим положением.

           Жерар молчит в машине. Татьяна тоже. У парня перед глазами удаляющаяся, и уменьшающаяся в размерах неказистая фигурка Хельги. Парень тяжело вздыхает. Мать начеку:
           — Что сынок? —
           — Волнуюсь. Хельге жить без меня. —
           — Она жила и до тебя. Она не одна. Ты мой сын, значит, она моя невестка и только от тебя зависит, останется ли она ею. —
           — Если бы только от меня…. Право не знаю, хватит ли у меня смелости дома произнести слово «лилипут» рассказывая о ней, ведь она не лилипут. —
           Мать отвернула лицо к боковому стеклу.
           — Она моя невестка. Я буду о ней заботиться в твоё отсутствие. —
           — Буду высылать деньги. —
           — Мы будем ждать тебя! —
           Целуя сына в аэропорту, твердит Татьяна.
Сыну искренне не хочется расставаться с матерью, но вернуться домой, хочется больше. Перила трапа тёплые, руки холодные. Совсем не слышно сердца в груди. Может это из-за нарастающего звука двигателей? Самолет взлетел. Всё, Жерара нет на Волгоградской земле, он в воздухе. Вместе с ним летят сомнения парня. Вот бы заснуть и не о чём не думать.
           — Вам удобно? —
           Женское лицо с явными признаками восточного происхождения, улыбалось ему. Вообще стюардессам положено улыбаться.
           — Казахстан? Узбекистан? —
           Сосед Жерара задал вопрос стюардессе и бесцеремонно обвёл рукой вокруг своего лица. Жерару стало интересно, и он ждал ответа.
           — Татарка я. —
           Простодушно ответила стюардесса.
           — Лилипутка…. —
           Отозвалось в сердце молодого человека. Сердечная боль видимо отразилась на его лице.
           — Как вы себя чувствуете? —
           Обратилась к Жерару стюардесса.
           — С вами чувствую себя замечательно. —
           Ответил за Жерара сосед и весь устремился к стройной фигурке стюардессы в красивой униформе. Ничуть не смущаясь, он почти лёг на колени Жерара, это послужило толчком для выхода его плохого настроения.
           — Мне пересесть, что бы вы были ближе к даме? —
           Ласково и почти зловеще произнёс Жерар.
           — Ревнуешь? —
           Не испугался сосед.
           — У меня есть невеста. —
           — И что с того? —
           Искренне удивился мужчина.
           — Выглядишь клёво, а рассуждаешь как динозавр. Самому не противно? Где ты, а где твоя невеста? Ты в воздухе, парень…. —
           — И что? —
           Теперь удивился Жерар.
           — Пользуйся…. —
           — Чем? —
           Сосед внимательно смотрит на него.
           — Иностранец? —
           — Француз. —
           — И ты спрашиваешь? Ну, всё! И во Франции мужики перевились…. —
           — Невеста где? В России или во Франции? —
           — В России. —
           — Вот всех красивых баб от нас вывозят. Я слышал, француженки, ну ни какие, а? —
           — Никакие, какие?! —
           Переспросил Жерар.
Сосед заржал.
           — Вот Бог послал соседа! —
           — Что не так? —
           — Ты всю дорогу будешь ядом плеваться? —
           — Я не плевал! —
           Жерар беспомощно оглядел пол под ногами.
Сосед хлопнул себя по коленкам и согнулся от смеха пополам. Смех дело заразительное. Жерар смотрел, смотрел на развеселившегося соседа и сам стал смеяться.

           Дальше их беседа полилась в добром русле. Проходящей стюардессе, они вместе «делали ручкой» и сворачивали головы ей вслед по проходу. Попутчик! Великое дело попутчик. Если каждому из нас доведётся путешествовать одному, хороший попутчик как бальзам на душу. Где как не здесь, в тесном купе, или в креслах самолёта, которые ещё теснее сближают людей из-за скудности пространства, пролить дождём накопившиеся душевные эмоции?! Только здесь! Их беседа лилась и лилась.
           — Ну не верю! —
           Звучит знаменитая в театральном мире фраза.
           — Ты и лилипут. Не верю! —
           Жерар достаёт камеру, включает её и доверительно передаёт соседу. Тот берёт её с лёгким опасением, осторожно. Смотрит в неё, Жерар на него. Передаёт обратно. Откидывается всем телом на спинку кресла. Думает. Лицо его проясняется.
           — Может тебя забрало! Маленькая она, всё маленькое у неё. —
           Вопрос сопровождается красноречивым жестом рукой.
           — Мы не были близки физически. —
           — Ты чокнутый француз! —
           — Что значит это? —
           — Можно вас на минутку. —
           Ухватил сосед рукав стюардессы и опять, чуть ли не лёг Жерару на колени.
           — Слушаю. —
           Девушка улыбается общительному пассажиру.
           — Вот скажите мне! Вы бы влюбились в лилипута? Мог вам понравиться лилипут мужчина? —
           — Вы это серьёзно? —
           — Вопрос жизни и смерти! —
           Стюардесса подумала. Видимо что-то вспомнила и улыбнулась воспоминанию.
           — Я бы его не чувствовала. Лилипут маленький, почти невесомый. —
           — Вот слышал. Хочешь знать моё мнение? Блажь всё это. —
           В глазах француза немой вопрос.
           — И что нам на сей раз непонятно? Блажь? Так это ж дурь. —
           — Одним словом, не дури парень! Тебе нужны дети лилипуты, или внуки лилипуты? —
           От слова «лилипут» разболелась голова. Два часа как Жерар уехал от Хельги. Два часа! А слово это звучит и звучит, и заменить его ни чем нельзя. Принесли обед. Сосед кропотливо снимал фольгу, нюхал каждую коробочку с едой и поглядывал на Жерара.
           — Ты прости меня, если что сказал обидное. —
           — Всё правильно. Если все так будут правильно рассуждать, то кто тогда будет с ней?—
           Еда из коробочек напоминала папье-маше. Вкус пище придавали усилители вкуса.
           — С кем? —
           Потерял нить разговора сосед.
           — С лилипутом. —
           — Да кому она нужна! —
           — Мне. —
           Сосед с расстройства бросил не доеденный кусок рыбы обратно в коробочку.
           — Мочало, начинай сначала! Буду биться до конца…. —
           — Не надо. Всё знаю и рассуждаю, как вы. Только ей без меня будет плохо. —
           — С чего ты взял? Женщины как кошки…. —
           Жерару снова непонятно.
           — Проживёт как, ни будь! В нашей стране, основная масса так, и живёт как, ни будь. —
           — Я не хочу, что бы Хельга так жила. —
           — Нехочуха! Мы все живём как, ни будь. И только пастухи, те, что пасут всех нас вокруг нефтяных и газовых скважин, живут, как должен жить человек в двадцать первом веке. Что-то я разговорился…. Давай помолчим и подремлем. —
           Сосед с досадой бросил салфетку на поднос и отвернулся к окну, о чём-то своём переживая.
           — Русские, такие импульсивные. —
           Отметил про себя Жерар.
           — Всегда начинают во здравие, а заканчивают за упокой. Сопереживают всем и всему, да так ярко, и себя жалеть не забывают при этом. Тоже, ярко. —
           Стюард чинно, почти не наклоняясь, забрал подносы с остатками обеда. Привёл в вертикальное положение столики.
           — У вас нет пива? Расстроился я…. —
           Обратился к стюарду сосед.
           — Что ни будь, придумаю. —
           Пообещал стюард и удалился.
           — Чем они стирают свои рубашки?! Белые как в рекламе. —
           Жерар не ответил. Он думал. Тяжело жить на свете Хельге. Маленький изгой. Жерар всё изменит, обязательно изменит. Сосед громко и ровно задышал. Заснул, значит. Может, повезёт и Жерару.
           — Мне страшно. —
           Текст такой СМС был отправлен на номер телефона Жерара Хельгой.
           — Мне страшно. —
           Доверительно произнесла Хельга вслух, и так же доверительно заглянула подруге в лицо.
           — Каким бы не был результат ваших отношений, у тебя есть я и моя семья. Вон папа мой, за тебя горой. Татьяна жить вам предлагала в её квартире. —
           Маша собирала посуду со стола на веранде и ставила на поднос.
           — Жерар уже в воздухе. Папа звонил. —
           Хельга задрала кудлатую голову в небо. На небо смотреть приятно. Особенно тёплой и созревшей осенью. Синь такая, будто прольётся она на тебя сейчас, великим счастьем, добром человеческим и вечной верой в торжество любви. Как сладко поёт душа, как тревожно бьётся сердце.
           — Жерар перевернул все мои представления о жизни. Да что там! Я собой перестала быть. Я новая, во всём новая, только теперь мне страшно жить без него. —
           — Если хочешь плакать, поплачь…. —
           Раздалось из открытой двери домика.
           — Не хочу я плакать. Мне страшно жить, но я страшно счастливая! —
           Сергей, не принимавший до этих слов участие в разговоре, встал и взял на руки котёнка.
           — Когда я потерял брата, было страшно. Когда я осознал, что Мишка может оказаться на моём попечении, ведь родители мои уже в годах, стало ещё страшнее. Ехал я сюда к Маше, страшно счастливым человеком. Ты на правильном пути и я тоже. —
           Они пожали друг другу руки. По-мужски получилось как-то, но искренне.



Продолжение: http://www.proza.ru/2016/06/09/1971

Послевкусие. Глава тринадцатая



           Люди пишут друг другу СМС, пропуская буквы, знаки препинания, а значит, не доносят свои чувства и эмоции. Обкрадывают себя, становятся духовно нищими. Интонация, с какой произносятся слова, может поменять смысл сказанного полностью. А сколько тепла несёт взгляд, или неповторимый тембр голоса любимого или любимой? От таких, казалось бы, мелочей, мурашки бегут по телу, сладкая слабость в ногах и человек буквально пропитывается своей второй половинкой, словно сиропом, и засахаривается на всю оставшуюся жизнь. Вот это консервация чувств!

           Надежда вяло взяла в руки телефон. Почти тридцать тысяч стоит. В руке плоский срез от кирпича, напичканный функциями, которые за всё время его существования у хозяина или хозяйки, могут быть не использованы вовсе. О них могут просто не знать. Зачем тогда такие денежные траты? Лет пять назад молодёжь сворачивала головы, разглядывая марки телефонов в чужих руках, и меркантильность их млела, если свой телефон оказывался круче. Сегодня им наплевать и на это. Всё чаще можно услышать, что телефон нужен, для того что бы разговаривать, часы должны показывать время, в удобном для нас месте (на руке, на стене), фотоаппарат только снимать. Мы слились с телефоном воедино. Крестик нательный не носим, а телефон всегда с собой. Сколько новых видов преступлений создал сей предмет роскоши! Телефон не может быть роскошью, если его покупают в кредит или родители детям на последние деньги.

           Надежда просмотрела сообщения и пропущенные звонки в телефоне. Их становится всё меньше и меньше. Она заметила, что стоит только отказаться один, два раза от тусовочных мероприятий, как предложения перестают поступать. Никакого сожаления по этому поводу не испытала. Скорее облегчение. Духовная усталость придавила её в кровати.
           — Какая я была убогая…. —
           Постельное бельё, за время её добровольного заточения, впитало слёзы, размышления, горькие выводы и источала их при малейшем шевелении под одеялом. Несвежим стало бельё.
           — Со мной жил замечательный, лучший человек на свете…. А что я? —
           Надежда обрадовалась тому, что сейчас расплачется, хоть чем-то будет занята. Звонок в дверь заставил её вздрогнуть всем телом. Испарина покрыла лоб. Ох уж, эта дверь! Только подумайте, сколько неприятностей, или наоборот радости, своевольно перешагнули порог и вошли, не просясь в ваш дом, в вашу жизнь. Шаг! Всего один шаг, отделял вас от всего этого. Большое значение имеет то, откроете вы дверь в этот момент или сделаете вид, что вас нет дома. Родилась новая жизнь, её внесли через порог в дом. Закончилась! Всего лишь шаг через порог и её, как и не было, одна память, словно на виселице по стенам развешена в виде фотографий. Точно так же и с чувствами и отношениями с противоположным полом. Зашёл, вышел! Зашла, вышла! Правда в этом случае, есть возможность после ухода подрисовать усы, бороду с рожками на фотографиях предавшего вас человека.
           — Кто бы это мог быть?! —
           Надежда выбирается из постели. Спешит. Ногой цепляется за разрез в пододеяльнике, теряет равновесие и падает мягко возле кровати. Опёрлась руками об пол, оглядела бардак в комнате, представила себя и как она выглядит сейчас на полу.
           — Меня нет дома. —
           Решила она. Сразу как-то успокоилась, пришла в себя. Повернулась лицом к кровати, а та звала назад доступностью и уютом, как гнёздышко. Последнее время, только кровать и была ей другом, обволакивающим, притягательным, убаюкивающим.
           — Меня нет. —
           Брякнула вслух женщина, услышав повторный звонок.
Тут же звонит сотовый телефон. Женщина косит на него глазом. Вместе с ней на пол упал и телефон. Сейчас он светился и дрожал от негодования, ведь он лежит на полу. Женщина всмотрелась в экран дисплея. Дочка. Радость, то какая! Хватает телефон и буквально кричит в него:
           — Иду доченька, иду Машенька! Почему ключами не пользуешься? —
           — Мамуль, мы взрослые женщины…. —
           — И что? —
           — Мама, я не одна, вдруг ты не одна. Ты заболела? —
           Ну конечно мама заболела, и болеет уже больше месяца, собственной совестью. Нет от этого лекарств. Есть средство. Это воздержание, пост и молитва. Затем в церковь на причастие и не один раз.
           — Зайти позже или завтра? —
           — Не надо так говорить. Это твой дом, он всегда тебя ждёт. —
           Дочь достала ключи из сумочки.
           — Ты уверена? —
           Борис Николаевич пытается остановить Машу.
Дочь, почувствовав намёк отца на то, что мама может быть не одна.
           — Пап! Ты же живёшь с другой женщиной. Это нормально. Чем от тебя отличается мама?—
           — Разговорчики в строю…. —
           Немного шутя, немного сердито ответил отец. Сергей стоял рядом и впитывал информацию.
Маша открывает дверь своими ключами.
           — Мамуль, мы вошли! —
           Надежда, как была в помятых штанишках и маячке, так и предстала перед гостями. Бывший муж видел сейчас до сердечной боли знакомого и одновременно незнакомого человека. Сердце Надежды при виде бывшего мужа упало и покатилось к его ногам. А это кто?!
           — Мама, это Сергей. —
           — Надежда. Мама Маши. —
           Представил Сергею бывшею жену, Борис Николаевич.
           — Ты не предупредила меня. —
           — Я СМСила. —
           Раздалось из кухни.
Маша спешила свалить грязную посуду в мойку и привести в порядок каменную столешницу и обеденный стол.
           — Есть ощущение, что не закрыл машину. Сейчас вернусь. Надежда, приглашай гостя….—
           — Не надо Борис ходить в магазин. Мы с Машей забили холодильник. Я ещё ничего не брала из него, не хочется…. —
           — Лишнего не принесу. —
           Дверь за ним закрылась. Женщина смотрит на парня. Он на неё. Молод, красив, спокойный взгляд.
           — Я пройду? —
           Женщина посторонилась. Сергей прошёл в комнату. Отметил редкий дизайн интерьера. Контраст белого и чёрного.
           — Мам, у тебя холодно. —
           Маша разглядывает пульт управления от кондиционера.
           — Так у тебя девятнадцать градусов! —
           Рука дочери поспешно настраивает кондиционер.
Женщина присела в кресло. Слабость в ногах заставила.
           — Мам, что с тобой? Пойдём на кухню. —
           — Я только встала и не была в ванной. —
           — Так иди. —

           В ванной комнате, Надежда забыла, зачем пришла. Тёплый пол грел ноги. Даже в аномальную жару нынешнего лета, это приятно.
           — Борис знал, что делал. —
           Она присела на крышку унитаза и вся ушла в восприятие ногами тепла от напольной плитки.
           — Мам! Папа вернулся. Ты не заболела? —
Ну конечно она болеет, разве это не видно! Только молодость не терпит, посягательств на своё счастье, ни в каком виде. Так что будьте так добры, встаньте мама и идите мама на кухню. Там вас ждут, а свои эмоции мама можете смыть в унитаз, на котором вы сейчас сидите.
           — Иду доченька. —

           Мать споласкивает лицо холодной водой. Неприятно! Добавляет горячей. Так лучше. Расчёсывается. Заколкой собирает волосы. Снимает мятые штанишки. Из гардероба достаёт сатиновую цветную юбку и блузку с коротким рукавом. Переодевается. Разглядывает себя. Не видит никаких изменений. А всё дело в выражении глаз! Хоть рот будет до ушей, глаза не станут улыбаться. Она выходит и идёт на кухню. На столе горячие кулебяки с капустой и грибами, с печенью и картофелем, лежат и издают фантастические запахи. Чай с бергамотом, старается из всех сил напомнить о себе и перебить запахи соперников.
           — У тебя изменились пристрастия. —
           Не то спросила, не то, как факт изрекла Надежда.
Борис Николаевич помедлил с ответом.
           — Хочу, что бы ты поела с аппетитом, а сладкое, не всегда его вызывает. —
           Маша обрадовалась заботе отца о матери, так как до сих пор лелеяла надежду на их перемирие.
           — Выкладывай маме новости. После них, она сметёт со стола всё. —
           Борис Николаевич нервно потёр руки и подмигнул Сергею.

           Вместо Маши заговорил Сергей. Он рассказал про всё. Как первый раз нагрубил Маше в метро, как Маша раскрыла ему глаза на Мишку. Рассказал о Мишке и его родителях. О своих родителях не забыл. Вспомнил дорогу долгую в город Волжский, и как покупал кольцо. Спина у Маши выпрямилась, и щёки предательски заалели.
В голове осой повисла мысль:
           — А где тогда кольцо у него? А какое оно кольцо? —
           Сергей рассказал и о своей работе, сколько видел людей, в каких странах был. Озвучил сумму денег на своём счету в долларах, тут же пояснил, зачем он это сделал.
           — Хочу, что бы вы знали, что ваша дочь ни в чём не будет нуждаться. Если только во мне, так как я могу часто отсутствовать. Но со мной, ничего плохого не случиться. Не может так быть, что бы у Мишки ещё и дяди не стало. Жить мы будем в квартире брата, правда она наследуется Мишкой, но жить кому-то в ней сейчас необходимо. —
           — Где у него кольцо? —
           Продолжала разгадывать кроссворд девушка.
           — Я право не знаю, где и когда я могу сделать предложение вашей дочери. Можно сейчас? —
           Борис и Надежда переглянулись. Мать ни сном, ни духом вообще, а отец собирался просто познакомить их. Ну, раз родители молчат, значит можно. Так решил парень и достал из мужской ручной сумки яркую коробочку.
           — Маша! Будь моей женой! —

           Маша не разбиралась в бриллиантах, как её мать, но кольцо ей сразу понравилось своей простотой. Тонкий обруч вокруг пальчика белого золота и небольшой сверкающий прозрачный камень на высокой подставке. Дорогая простота. Мать и отец кольцо оценили. Бывшие муж и жена стояли рядом, плечо к плечу и тепло каждого плавно перетекало из одного тела в другое. Какую прекрасную дочь они вырастили! Спасибо тебе родной! Спасибо тебе родная! Рука Бориса обняла Надежду. Встряхнула её за плечи, мол, видишь, как всё здорово. Та в ответ коснулась щекой его плеча с робкой надеждой на изменения в их непростых отношениях.
Пока Маша тарахтела что-то Сергею на ухо, разглядывая на пальчике обнову, Надежда спросила Бориса.
           — Ты Мишку видел? Не быстро ли всё это у них? —
           — Нет, не видел, но, кажется, я его уже люблю. —
           — У меня тоже такое ощущение. Я бы, могла им заниматься…. —
           Борис Николаевич отвёл глаза в сторону.
           — У Сергея нестарые родители. Молодёжь преувеличивает свою значимость в судьбе Мишки. Хочу есть. Давай ухаживай за мной. —

           Бориса Николаевича одолевали мысли о самом себе. Близость бывшей жены, её перемены, волновали бывшего мужа, как кулебяки на столе. Звонит телефон Бориса Николаевича. Это Татьяна.
           — Борис! Джеки украли! Машина синяя. Жигули. Может, успеешь перехватить их. Дорога в город одна. Запоминай номер машины…. —
           — Куда смотрела?! Выезжаю. —
           Буквально взревел в телефон отец Маши. Не ждал человек, что кто-то вмешается и прервёт его маленький семейный праздник. Сообщение вывело его из себя. Сергей уже стоял в коридоре. Мужчины выскочили из квартиры. Мать и дочь остались одни у ароматного стола. Прошлая совместная жизнь, наваждением висела в комнате, заполнила память обеих женщин. Женщины принялись, есть, и пить, впуская в себя приток свежих сил и надежд на светлое будущее.
           — Мам, тебе понравился Сергей? —
           — Мне сегодня понравилось всё. —
           — Ты имеешь в виду папу? Я всё видела! —
           — А как он выскочил, по её указке, ты пропустила? —
           — Так это же Джеки, беспомощное существо…. —
           — Не скажи…. Он наорал на неё. —
           Две женщины искали затравку для надежды.
           — Мне кажется, у вас всё наладиться, таких случаев много в жизни. —
           — Сглазим! Давай поговорим о тебе. Понимаешь, какую обузу берёшь на себя? У тебя не было сестры и брата значит, нет и опыта в общении с детьми. —
           — Теоретически да. —
           Сытость располагала дочь к миролюбию.
           — Мам! Я всегда буду тебя любить. —
           — После Сергея да папочки, мне ничего не достанется. —
           — Это совсем другие люди. —
           — Вот именно! И буду я вечно стоять в очереди за ними. —
           Дочь сердито двигает от себя пустую чайную пару.
           — Я знаю, что это такое…. Я стояла в такой очереди за твоим вниманием. —
           И отвела глаза в сторону окна. В комнате повисло тягостное молчание. Прервала его мать.
           — Давно была у бабушки с дедушкой? —
           — Давно, и там ничего не изменилось. Дед всю жизнь на тебя зуб точит, отсюда и на меня смотрит косо, говорит, что яблоко от яблони далеко не падает. —
           — Навещать всё равно надо, тем более, у тебя новости вон какие. —
           — Они за мной заедут, или как?! —
           Вспомнила Маша и стала набирать номер. Отец за рулём значит, звонить надо Сергею.
           — Останься. —
           Просит мать дочь. Села женщина за изысканный стеклянный стол, уронила голову на край высокой резной спинки стула. Она знала, какой ответ услышит от дочери. Не нравятся мне стеклянные столы. Смотришь в свою тарелку, а краем глаза видишь чужие ноги. Хорошо, если они в тапочках, а если в носках? Не приживётся долго это новшество среди людей.

           История с собачкой Джеки закончилась благополучно. Борис Николаевич с Сергеем, не разминулись с похитителями. Машина остановилась по первому их требованию. Инцидент объяснили тем, что собачка показалась им бездомной или заблудшей, потому как порода известная и дорогая. Джеки с вытаращенными глазами и мокрым интересным местом, благополучно пересадили в машину Бориса Николаевича. На турбазу приехали мужчины во влажных рубашках, так Джеки благодарил людей за своё спасение. Досталось от Бориса Николаевича и Хельге и Татьяне. Таким его они ещё не видели. Борис Николаевич сел с Сергеем в машину и уехал обратно, якобы за Машей, да и в офисе, видите ли, дела накопились.
           — Лихо ты закрутил сюжет Сергей. Вёз тебя знакомить с матерью Маши, а ты, оказывается, ехал знакомиться с тёщей. —
           — Так вышло. —
           — Спешить необязательно. Маше нет и восемнадцати. —
           — Дело сделано. Я не отступлюсь. —
           — Дерзай парень! Я, только «за». —
           — Спасибо. Вы мне сразу понравились. И мама Машина тоже. Давно не живёте? —
           — Можно сказать, только что. —
           — Это и видно, как родные смотрелись. —
           — М-да…. Вот даже за собакой углядеть не может! —
           Неожиданно сменил тему и вновь рассердился Борис Николаевич.
           — Ну, нашли же…. —

           Второй раз за сегодняшний день машина въезжала в родной двор Бориса Николаевича. Как и прежде, Борис Николаевич, краем глаза наблюдал свои бывшие окна. Там, как и раньше шевельнулась занавеска в комнате дочери.
           — Мам! Папа приехал. —
           Надежда встала рядом с дочерью и посмотрела во двор. Каким родным, и каким желанным был сейчас для неё бывший муж. Нестерпимо захотелось каждый день встречать его именно так – стоя у окна. У женщины перехватило дыхание. Она подошла к туалетному столику. Посмотрела на своё отражение в зеркале. Прямо в свои глаза.
           — Я состарилась, Маша. —
           — Ты стала другой. —
           Раздался звонок в дверь. Дочь остановила мать.
           — Я папе дала ключи, он сам откроет. Пусть вспомнит. —
           Они обнялись. Стояли и слушали тишину в квартире. Вот раздались звуки от ключа в замочной скважине, вот открылась дверь. Мужчины радостно разговаривали между собой. Никто из женщин и не пытался поймать суть разговора. Им было достаточно того, что мужчины просто вернулись и заполнили собой пространство квартиры. Ключи не звякнули о лак итальянской мебели. Их оставили в замочной скважине с внутренней стороны квартиры.
           — Хочу завтрашний день провести у мамы. Пап ты не против этого? —
           Дочь смотрит на отца. Мать расцвела от слов дочери.
           — Ты снова забыла о Хельге. —
           — И ей место найдём. —
           Обещает радостная Надежда.

           Борис Николаевич и Сергей ели всё подряд, женщины только успевали подливать им чай в чашки. Борис выспрашивал, Сергей отвечал. Надежде хотелось угождать мужу, гостю. Ею мгновенно вытиралось нечаянно пролитое, убиралось просыпанное, добавлялось выпитое, убиралось лишнее со стола. Она хлопотала, и ей хотелось хлопотать. Она находила себе занятие и чувствовала свою значимость за столом, от которого она убегала раньше, посылая воздушные поцелуи мужу и дочери от двери. Пришло время, убежали они.
           — Сегодня мы вернёмся на турбазу, соберём вещи, а завтра с утра мы у тебя. —
           Дочь и мать, как никогда, были близки и любимы друг другом. Борис Николаевич любовался своими женщинами и грустил сердечной памятью.
           — Они у меня красавицы. Правда? —
           Повернулся он к Сергею.
           — Правда. —
           — А ты, как в Американских фильмах. Кольцо с камушком! Потом обручальное надо будет покупать. —
           — Камушек! Это же бриллиант, отец. —
           Весело вставляет Надежда.
           — Подишь ты, брильянт…. Может, сходим куда, гостья развлечём?! Как смотрят на это мои женщины! —
           — Я плохо выгляжу…. —
           Отказалась Надежда.
           — Узнаю тебя. —
           Добродушно загудел Борис Николаевич.
           — Я, и не забывала…. —
           — Я, как бы тоже, пока при памяти…. —
           Бывший муж, и жена игрались словами.
           — Ваше решение для меня закон. Так всегда было. Тогда встаём и едем на турбазу. —
           Маша ликовала. Она видела и слышала. Она понимала отца и мать. Она радовалась и надеялась.
           — Буду ждать вас. До свидания…. —
           Мать целует дочь в прихожей. К правой её щеке прикасаются губы Бориса Николаевича. Его рука пожимает её руку. Надежда успевает ответить ему тёплым взглядом. Гости шагают через порог, а ей хочется следовать за ними. Что-то говорят ей на лестничной площадке. Она улыбается им, всем видом показывая, что она их слышит, а на самом деле, ничего женщина не слышит, она чувствует мощное внутренне притяжение к мужчине, совсем недавно именуемым её мужем. На лестничном пролёте появляется бабский угодник. Крупный, как кочан капусты георгин на мощном стебле с такими же листьями в руках.
           — Здравствуйте! —
           Маша, Сергей и Борис Николаевич оборачиваются.
           — Этажом промахнулся…. —
           Бабский угодник разворачивается, и поднимается по лестнице.
Борис Николаевич буквально взвился изнутри. Глаза сощурились. Руки нырнули в карманы брюк.
           — Видимо к вам…. —
           Едко улыбается бывший муж бывшей жене.
           — Куда же вы? Мы уже уходим! —
           Голос Бориса Николаевича догоняет бабского угодника с нелепым георгином в руках.
           — Сергей, вы моложе. Сможете догнать? —
           — Пап, ну чего ты! Мало тут людей ходит? Сергей, никуда не ходи…. —
           — Я и не собирался. —
           Невозмутимо отвечает парень.
Бывший муж сверлит жену глазами. Рука женщины тяжело поднялась и тяжело легла на дверь. Та стала медленно закрываться.
           — До завтра мам! —
           — До завтра доченька. —

           Тягостное молчание в машине давило на сознание каждого. Маша мысленно строила умные и красивые фразы для отца, но сказать их вслух не позволил Сергей, сжимая её руку. Он видел отрешённый профиль Бориса Николаевича. Его не было с ними в машине, он мысленно, как и его дочь произносил правдивые и умные фразы бывшей жене её обличающие. Да что там произносил! Борис Николаевич швырял их ей в лицо! И все они казались ему убедительными.

           Осень. Дни укорачиваются. Приехали люди на турбазу, когда день посерел. С таким же серым настроением и приехали. Джеки радостно лаял, вилял хвостом, стоя у ног своей хозяйки. Был на поводке, потому и не бежал навстречу.
           — Совсем другое дело, а то, распустила совсем собаку. —
           Пробубнил себе под нос Борис Николаевич, глядя на руль и не снимая с него своих рук.
           — Поеду я дочь. Совсем работу забросил. Хоть электронную почту просмотрю. Татьяне объясни. —
           — Сам объясни. —
           — Мне некогда. —
           И уехал.
           — Что ни будь, случилось? —
           К Маше и Сергею подошла Татьяна.
           — Да ну его. На работе дела какие-то. —
           — Мужчина и работа, это неразделимо. Мы тут по вас соскучились. Да Джеки? Безобразник! Сколько переполоху наделал! Рассердил папочку! Кушать будете? —
           Татьяна взяла собачку на руки.
           — Нет, нет и нет. Мы сыты. —
           Сергей и Маша шли следом за Татьяной. На веранде стоит Хельга с котёнком на руках.
           — Привет! Завтра к моей маме едем, а от неё в Москву. Вы не против этого? —
           Маша смотрит на Татьяну.

           Против? Женщина рада слышать это. Чего греха таить, устала она. Как бы там не было, а люди, из-за которых она тут находилась, были ей чужими, даже сын в какой-то степени. Она желала тишины и покоя, к которому так привыкла за последние годы. На работу хотела, и хотела остаться один на один со своим мужчиной. Вон и Борис, тоже устал от гостей и уехал. Женщина тащит за собой в дом Джеки. Тот упирается. Вид Джеки на поводке поразил кота. Ужас, какой! Так и голову оторвать можно. Всё-таки, быть ничейным во сто раз лучше! Котов на поводке он не видел никогда. Хотя нет! Была, какая-то отдыхающая с русской голубой кошкой. Выгуливали кошку на тоненьком поводке. Только кошка не гуляла. Она ползала по земле брюхом и отчаянно озиралась по сторонам. Глаза её, казалось, вот, вот выкатятся и упадут на траву. Умора! Кот повернул голову и посмотрел на молодёжь. Всем, почему-то сегодня грустно. Уедут! Точно завтра уедут. Так всегда себя ведут люди. Вначале спешат, есть, пить, купаться в речке, даже спать бегом забегают в дом. Перед отъездом успокаиваются. Всё больше сидят на веранде, меньше едят, меньше пьют, меньше разговаривают. Точно, уедут!

           Тридцать минут прошли быстро. За это время можно доехать от турбазы «Пересвет» до города Волжского, ну ещё по нему немного. Вот и родной двор, дом, подъезд.
           — Георгин принёс! Ишь! Засунуть ему его в одно место! Что это за цветок со стеблем для подсолнуха. Только на похороны и годится. —
Сердитые мысли в голове Бориса Николаевича играли в чехарду. Лифт тёплый. Хотелось прохлады, что бы ни закипеть. Вот и дверь бывшей квартиры. Мужчина озирается, нет ли где мужика с незатейливым цветком. По морде бы его этим цветком. По морде! Нет никого. Пусть скажет спасибо, что не встретились! Дверь открылась. Он не помнит, что звонил. Теперь это не важно. Всего шаг через порог и он достигнет желаемого. Подумайте! Только шаг через порог и всё переворачивается с ног на голову. А всего-то порог перешагнул.

           Никогда не описываю постельные сцены. Домысливайте сами. Как трескучий огонёк бежит по тоненькой дорожке просыпанного пороха, бежит до точки большого взрыва. Взрыв! И всё разнесено в пух и прах. И не собрать кусочки в одно целое больше никогда. Огонь горит, пока бежит! Бежал мужчина гонимый горячим желанием. Достиг цели, взорвалось желание. Лежит, человек, достигший желаемого, вроде счастливый, а вроде и нет. Гадай теперь! Рядом женщина лежит счастливая, лопочет что-то, давит своим телом на плечо, руку и ногу. Ярка и прекрасна была эта близость, как в молодости! Вот и ответ, и гадать не надо. Была! И это тоже в прошлом. Встать и уйти невозможно. Уж больно счастлива женщина. Не чужая она, мать его дочери.
           — Я знала, я верила, я чувствовала. Кто первый пойдёт в ванную. Как всегда ты. —
           — Как всегда. —
           Машинально отвечает мужчина.
           — А почему лежишь? —
           — А что, я должен делать? —
           — Иди мыться первым, как раньше…. —
           — Я ходил мыться первым? —
           Женщина внимательно рассматривает мужчину.

           Ядовитая змейка, малюсенькая и гадкая, с узким жалом скользит в женской душе, подыскивает закоулочек тёмный и слова, такие же гадкие, как и она сама. Сейчас она найдёт место и остановится, и слова сами по себе выйдут наружу. Не надо этого делать женщина! Ты же стала другой, мудрой стала. Татьяна откидывается на спину. Вместе с Борисом разглядывает потолок собственной квартиры.
           — Что за хмырь с георгином под твоими дверями шлется? —
           Лучшая защита, это нападение.
           — Он не ко мне шёл. Кто-то умер в нашем подъезде. —
           Надежда ясно почувствовала, что она тоже «умерла» для бывшего мужа.
Мужчина тяжело вздохнул. Он так и думал, георгины носят только на кладбище. Захотелось спать, так захотелось, что он не дождался возвращения бывшей жены из ванны. Татьяна подошла к кровати с его стороны. Долго разглядывала бывшего мужа, всего, потому как тот заснул и не прикрылся. Человек растворился во сне, сняв с себя нервное напряжение. Добрый, родной человек! Порылась в себе, послушала реакцию сердца, не щемит, не стонет. Что тогда это было? Воспоминание о прошлом. Взрыв, разнёс всё в щепки. Не собрать! Дикая усталость навалилась на женские плечи. Она ложиться, обнимает отца своего ребёнка, ложка в ложку, и тут же засыпает. Над ними в ночи ангел хранитель зажжёт свечу за здравие. Пламя свечи будет мягко мерцать, не отбрасывая тени на стены, потому как нет её в действительности. Огонь очищает. Так что проснуться наши герои новыми людьми, без капли сомнения и чувства вины. Есть у них вот такое право.

           Молодёжь на турбазе, до поздней ночи ждала Бориса Николаевича. Потом сообразила, что это не прилично и разбежалась по комнатам. Может человек и в правду заработался. Маша извелась вся. Никак не могла отделаться от желания позвонить маме. Решила не звонить, вдруг отец у неё. Было бы здорово, если они помирились.

           Ночью, Борис Николаевич проснулся. Лежал и думал. Много думал и не шевелился, что бы ни разбудить Надежду, потому и вздрогнул когда услышал её голос.
           — Тебе надо ехать. У нас дочь на выданье, что Сергей о нас думать будет. Рано ей, конечно, замуж выходить, только советы наши им не нужны. Поставили в известность и на том спасибо. —
           — Сказали бы им «нет», ничего бы не изменилось. Парень хороший. Ребёнок вот чужой. Его мать и отец люди не старые, будут им заниматься. Я так думаю. —
           — Скажи своей женщине, что свадьба, дело серьёзное. Задержался мол, обсуждали. —
           — Скажу. Ты как? —
           — Нормально. —
           — Прости. —
           — И ты прости. Прямо наваждение какое-то. —
           — Ёмкое слово. Пойду я. —
           — Дверь закрой, ключи Маше отдай. —
           — Обязательно, родная. —
           Женщина поверила в то, что она для него родная. Она лежала в кровати и улыбалась. Ей нравилось быть родной. Родная мать для родной дочери, родной зять, родной бывший муж. Жизнь только начинается! Мужчина переступил порог бывшего дома, и закрыл на ключ дверь. Несколько раз проверил замок на прочность. Там его родной человек живёт.

            Дорога назад заняла меньше времени, потому как летел человек на турбазу, пренебрегая всеми дорожными правилами. Благо ночь, машин мало и ГАИ тоже. Автомобиль оставил у ворот турбазы и до съёмного домика шёл быстрым шагом. На веранде кот свернулся, лежит как шапка попрошайки на улице. Тихо поднялся по лестнице. Тихо открыл дверь в прохладную комнату. На миг замер. Только что он перешагивал порог другого дома. Задохнулся от стыда.
           — Борис, это ты? —
           Услышал шёпот Татьяны.
           — Это что ещё за вопрос!? Кто кроме меня сюда может зайти? —
           — Прости, прости…. Иди быстрее, я соскучилась. —
           Джеки заворчал для приличия.
           — Молчи псина. Чего в чужие руки ходишь? —
           Пёс поджал хвост и на всякий случай ушёл на край кровати.
           — Столько почты накопилось…. —
           — Я понимаю…. —
           — Все остальные дома? —
           — Дома все…. Давай спать. У меня глаза слипаются. —
           — У меня тоже. —

           Утро придёт обязательно, если наступила ночь. Оно пришло. Осветило окошки отдыхающих. Собрало щебечущих птичек на ветви деревьев растущих вокруг домика. Назеркалило яркими бликами воду в реке.
           — Доброе утро Борис Николаевич. —
           — Привет молодёжь! —
           — Мы собираемся. —
           — Мы тоже. —
           — Жерар звонил. Долетел. Поехал в провинцию к родителям. —
           — А куда бы он делся! Я так понимаю…. Две свадьбы намечается. Совмещать будете?—
           Хитро сощурился Борис Николаевич.
           — Совмещать! Совмещать! Как здорово…. Если Жерар вернётся…. —
           В начале фразы Хельга хлопала в ладоши, конец получился невразумительным.
           — Даже в этом случае, жизнь не заканчивается. —
           Борис Николаевич подхватил Хельгу под мышки и покрутил вокруг себя.
Хельга улыбается. Она пока ещё верит. Джеки скачет вокруг них, пытаясь дотянуться, до какой ни будь части тела Хельги летающей в воздухе.

           Татьяну не видно. Она в комнате, складывает вещи. Равномерно так, не спеша. Каждую встряхнёт, осмотрит, сложит пополам, скатает трубочкой и в сумку кладёт. Можно взять на заметку. Объём уменьшается в два раза и не так сильно мнутся вещи. Сегодня ночью, её мужчина пах другой женщиной. Для неё было странным, что новый запах не раздражал, не нёс агрессию. Может, показалось? Сгребла ладонью в косметичку всё, что лежало на прикроватной тумбочке.
           — Расшвыряем детей и уедем в Крым, на неделю. Хочу быть с тобой наедине. —
           Раздалось сзади. Женщина роняет на пол сумочку. Оборачивается. Смотрит на вошедшего мужчину и понимает, что если не скажи он этого сейчас, было бы всё совсем по-другому.
           — Правда? —
           — Правда. —
           Они обнялись.
           — Останемся одни, ой, что я с тобой буду делать! —
           От мужского обещания, тело женщины покрывается мурашками.

           Мимо комнаты идёт Маша. Она не подглядывала, нет. Она просто их увидела. Плохо это. Но разве может быть любовь плохой?
           — Вы тоже свадьбу будете делать? —
           Вопрос звучит с явной ехидцей.
К Маше подходит Сергей с сумкой в руках. Отец не разжал объятий. Он повернулся вместе с Татьяной к дочери.
           — Мы подумаем. Это у вас горит. А мы в церковку в этот раз пойдём. —
           — В церковку, только через регистрацию брака. —
           Сделал разъяснение для всех присутствующих, Сергей.
           — Так сбегать туда завсегда можно! —
           Борис Николаевич махнул рукой и пнул ногой дверь своей комнаты. Та закрылась.
           — Хельга собралась уже? —
           — Ей собраться, как голому подпоясаться. —
           Рассердилась на весь мир Маша и тут же поправилась.
           — У неё вещей почти нет. Котёнок теперь есть. —

           Через час, вся компания загрузилась в машину. Джеки извёлся от волнения. Он всегда себя так ведёт, когда предстоит пользоваться машиной. Женщины сидят внутри, а мужчины, складывают сумки в багажник.
           — Кот пришёл нас проводить. —
           Говорит Сергей, усаживаясь в машину. Все четыре двери её распахнуты. Люди поворачивают головы в сторону кота. Кот привстаёт и начинает тереться о ствол дерева. Осень. Грустный ветерок. Сухая трава и листья на ней. Одинокий кот. И отъезжающие.
           — Заберём его с собой. А что? Отмоем, проведём глистогонные процедуры. —
           Говорит Татьяна, а сама точно знает, что предлагать это не надо было. Реакция на её предложение оказалась не предсказуемой. Все стали звать кота, хвалить его и обещать ему золотые горы. Татьяна с ужасом смотрела на молодёжь и своего мужчину. Что она наделала!
Кот смотрел на зовущих его людей. Вскакивал, делал оборот вокруг ствола дерева и садился на прежнее место.
           — Не придёт…. —
           — Придёт…. —
           — Куда он денется…. —
           Кот поднимается и направляется к ним. Подходит к машине. Руки людей затаскивают его в салон. Двери захлопываются. Все взбудоражены своим и его поступком, радуются.
           — Ура! Наша взяла…. —
           — Теперь ты наш! —

           Кот понимает слова людей. Он бодает головой их ладони, которые его гладят, а глаза его смотрят на куст шиповника. Как куст без него?! Это его родина. На нём ягоды, которые ни кому не нужны, как и он. Ну, если только самому кусту. Весной куст зацветёт. А эта дура трёхцветная, снова родит на белый свет котят. Кто её выживших дохляков на водопой водить будет? А зимняя пойма, а мыши?

           Татьяна открывает в сердцах дверь машины. Она жалеет о своём предложении, ей не хватает воздуха. Кот срывается с её колен и выскакивает из машины. Отбегает недалеко и садится. Люди смолкают и смотрят на кота.
           — Что друг? У каждого свои ценности? —
           Борис Николаевич зауважал кота.
Кот выгибает спину и трется о ствол дерева.
           — Ну, бывай здоров! —
           Машина двигается с места и едет к воротам турбазы. Едет медленно. К коту подбегает трёхцветная кошечка. Она не ластиться к коту. Он этого не любит. Она садиться рядом. Вдвоём они смотрят вслед отъезжающей машины. Теперь кошечка может общаться с котом. Когда кот на попечении отдыхающих, он терпеть не может её вторжения на свою территорию. Кот мысленно прощается с котёнком. Повезло ему, хоть природа и поставила на его морде крест.



Продолжение: http://www.proza.ru/2016/06/09/1978

Послевкусие. Глава четырнадцатая



           Алёша, сидит у постели тёщи. Как-то так получилось у него по жизни, что тёща стала сродни матери родной. Когда он познакомился с будущей женой, он знал, что она употребляет наркотики, но счёл себя добрым и сильным рыцарем, который обязательно спасёт заблудшую душу. До него с этой напастью боролась тёща и безрезультатно. Тёща прямо сказала ему о том, что его подвигу не суждено сбыться. Не бывает бывших наркоманов! Есть случаи и с экрана телевизоров можно увидеть людей, вполне состоявшихся, говорящих о своём наркотическом прошлом с лёгкостью шансонье. Это потому, что людям этим взамен наркотиков судьба дала занятие по их интересам и пристрастиям. Увлекательная работа, плюс богатый доход от неё и есть ещё один наркотик. Один наркотик, превзошёл другого. Всем так не фартит. Стали они вдвоём нянчиться с ней. Потом Алеша один остался в квартире с женой. Тёща состарилась и перестала ходить к ним. Детей не было, по понятной причине. Пришло время, жена стала понимать свою никчемность, только стёрлись тормоза да атаковали болезни. Она слегла и больше не встала, до самой смерти. Друзья и родственники, сторонясь неблагополучную семью, потихоньку забыли о ней. Так же поступили соседи. И остался человек один, совсем один в целом свете. Была у него работа, которая спасала его. Директор музыкальной школы. Зарекомендовал он себя, человеком положительным, сдержанным, грамотным. Дети его любили, и их родители тоже. ГОРОНО закрывало глаза на наличие жены наркоманки, к тому же она давно числилась тяжело больным человеком.
           — Теперь и мне пора…. —
           Изрёк старый человек и с надеждой посмотрел на Алёшу. Сейчас он скажет, что она ещё крепкая и что она ему нужна. Это старушку всегда успокаивало.
           — Вы мне нужны мама. Не говорите так. Вам ещё и за дочь пожить надо. —
           — Правда? —
           — Конечно. —
           — Тогда я обязательно…. Тогда я непременно ещё поживу. —
           — Живите мама! Умереть всегда успеем…. —
           — Как сейчас хоронят! Ни каких тебе хлопот! В квартиру поднимать не надо. Обмывать и одевать тоже. Готовки, ни какой тебе в доме, и толкотни ни какой. Как в кино сходила, да посмотрела похороны собственной дочери. И меня так схоронишь? —
           — И вас так схороню. —
           — Нравится мне так…. —
           — Да ну вас! Спать хочется? —
           — Нет. Вспоминать буду. Если хочешь, иди домой. Хочешь, тут оставайся. —
           — Я останусь. —
           — Тогда ступай в другую комнату, а то будешь мешать мне, вспоминать. —
           — Вас это не расстроит? —
           — Нет, это меня радует. Я же её наркоманкой не вспоминаю…. —
           — А-а-а…. —
           — Можешь сходить в гости к соседке сверху. —
           — Мама! —
           — А что? Если мне надо пожить за доченьку, то тебе пора пожить за себя. —
           — Хорошая женщина. —
           Говорит Алёша.
           — Вот, и я говорю об этом. —
           — А с чего вы взяли, что она одна? —
           — А с чего ей ходить к старухе? От одиночества. —
           — Логично…. —
           — Сходи к ней, попроси аппарат для давления. —
           — Это обязательно? —
           — А «скорая» по телефону спросит, какое давление? Что ей отвечать будешь? —
           — Какая скорая? —
           — Если вызывать будем. —
           — Скорая сама и померяет. —
           — Я знать хочу. —
           — Потерпеть нельзя? —
           — Не буду терпеть, сам говоришь, мне пожить надо. —
           — Ну, хорошо. А аппарат у неё есть? —
           — Да нет у неё никого, я уже говорила тебе. —
           Алёша смотрит на тёщу, и удивляется.
           — Иди, иди…. Нечего тут смотреть умными глазами…. Директор…. —

           Дверь тёщиной квартиры Алёша оставил не запертой. Посмотрел на дверь соседа справа и пошёл по лестнице вверх. Навстречу ему спускались парень с девушкой и девочкой подростком в шортах. Подросток ни хотел куда-то идти и дома оставаться с чужой мамой тоже не хотел. Они обговаривали эту проблему. Алёша пропустил их и пошёл дальше. Через секунду подросток проскакал мимо него и направился прямо в ту дверь, к которой и шёл Алёша. Нажал на кнопку звонка, ему тут же открыли дверь.
           — Здравствуйте Алёша! А ты, всё-таки передумала идти в кино? —
           Подросток замер. Обернулся. Увидел мужчину стоящего за собой на площадке, понял, с кем здоровалась Машина мама, и скрылся в квартире.
           — Добрый вечер! У мамы давление. Ей так кажется. Аппарат для давления просит. У вас есть? —
           — Есть. Проходите…. —
           — Я подожду здесь…. —
           — Ни в коем случае! —
           Женщина буквально заводит мужчину за рукав рубашки к себе в квартиру.
           — Руки помою, а вы проходите. Схоронили? Как всё прошло? —
           Надежда скрывается в ванной.
Из комнаты появляется подросток. Алёша ждёт появление Надежды из ванной, а та не выходит. Пришлось отвечать головастому подростку.
           — Схоронили. Хорошо всё прошло. Спокойно. —
           — Как это? Похороны, а хорошо и спокойно. —
           Возмущается подросток женского пола.
           — Вы предпочитаете рвать волосы на голове и посыпать себя пеплом? —
           — У вас есть крематорий в городе? —
           — Нет. —
           — А где брать пепел? —
           Подросток всем своим видом требовал ответа. Мужчина не хотел давать его. Подросток ждал, заглядывая ему в лицо снизу. Надежда не выходила. Что она там делает?

           Надежда сполоснула руки. Перед приходом Алёши вытирала пол у двери и обувь, как это делала её домработница и страшным это не показалось. Спешно стала причёсываться. Ей стало нравиться своё отражение без макияжа. Она привыкла к нему. Оправила одежду и шагнула в коридор.
           — Всё проходит. И это пройдёт. —
           — Хорошие слова. Спасибо. —
           Надежда принесла аппарат.
           — Умеете пользоваться? —
           — Разберёмся. —
           — Хотите, я пойду с вами? —
           — Хочу. —
           Она шагнула к нему. Он посторонился, открыл дверь и они вышли.

           Хельга активно обсасывает чупа-чупс во рту. Язык стал фиолетовым, и она предположительно знала об этом. Выскакивает котёнок. Он занят обследованием квартиры и не задерживается в коридоре. Надо придумать ему горшок. А чего его придумывать? Его покупать надо. Значит надо звонить Маше, что бы в кошачий магазин зашла за горшком и наполнителем. Уехал! А мне тут горшки ищи, думай о прививках! Может поплакать, пока никого нет? Она садиться на пол у стенки, обхватывает руками остренькие коленки. Ждёт. А слёз нет. Ну и ладно! Сделаю себе бутерброд. Она подходит к холодильнику. Громадина! В такой можно корову спрятать. Хельга чувствует, что не одна. Опускает глаза на пол. Рядом с ней стоит котёнок и, задрав голову, внимательно разглядывает айсберг. Вот откуда он узнал, что в нём пища?
           — Мяу…. —
           Тихо и ласково спрашивает он Хельгу.
           — Угадал. Конечно она там, твоя пища…. —
           Дверь холодильника распахнута. Хельга берёт котёнка на руки и поднимает его, что бы он видел содержимое холодильника. Зачем столько еды одному человеку?
           — А я? —
           Перечит ей котёнок и тянет лапу в холодное пространство.
           — Отковырну от всего по кусочку, тебе через глаза хватит. —
           Говорит ему Хельга.
Делать бутерброд перехотелось. Девушка строит себе гнездо из диванных подушек, устраивается в нём и включает телевизор. Котёнок тут же укладывается рядом. Через минуту он спит. Он маленький, ему много спать необходимо.

           Алёша и Надежда смотрят на аппарат для измерения давления. Сейчас он покажет конечный результат, а пока мелькают цифры на убавление. На их склонённые головы смотрит старушка, ей совсем не важен результат измерения её давления. Она любуется зятем и женщиной стоящей рядом с ним.
           — Писаные оба…. —
           — Не разговаривайте мама. Отразиться на показаниях. —
           — Низкое у вас давление. —
           Надежда снимает манжет с дряблой руки старого человека.
           — Подишь ты…. Чаю мне сладкого надо, да шоколадку. Уважь…. Завари мне сама. На кухне есть всё, кроме шоколадки. —
           — Мама, не задерживайте человека. Сам заварю и в магазин схожу. —
           Алёша встаёт, намереваясь проводить соседку.
Надежда заметила, как руки мужчины оправили плед на теле старушки, расправили рукав кофточки. Ей захотелось того же. Лежать в кровати, и пусть он вот точно так же поправляет плед, или что ещё делает для неё. Пусть!
           — Вы что-то сказали? —
           Мужчина отошёл от кровати.
           — У меня дома гора коробок с конфетами. Вы какие любите? —
           — И-и-и…. И названия уже не помню. Да их сейчас столько! А какие конфеты у тебя есть? —
           — Я названия не читала. Но коробки красивые. —
           — Коробки красивые…. Тогда неси…. И не перечь ей! Давление низкое…. —
           Увидев возмущение на лице зятя, старушка поспешила остудить зятя.
           — И чего расхорохорился! По-соседски оно завсегда приятнее чаи гонять. —
           И доверчиво посмотрела на Надежду, ища в ней поддержку.
           — Алёша! Я сейчас приду, а вы ставьте чайник. —

           Как приятно произносить его имя. Именно так - Алёша. Оба застопорились у кровати старого человека. Он шагнул в сторону кухни, она шагнула в сторону прихожей. Они сталкиваются. Извиняются и расходятся. Каждый по своим делам. За их заминкой зорко наблюдает старушка. Мимо неё ни что не ускользнёт. Какие же конфеты принесёт? Столкнулись они, хорошая примета. Сошлись бы и жили…. Как хорошо было бы! Разве она кому зла хочет?! Нет, не хочет! Вдвоём завсегда веселее. Глаза старого человека наблюдают за действиями зятя на кухне. Тот ополаскивал бокалы, вытирал сахарницу от налипшего сахара, резал лимон. Дверь открылась, потому, как никто её не запирал за соседкой. Она вошла, неся в руках сразу три разноцветных коробки. На одной, даже ленты были не развязаны.
           — Куда столько? —
           — Все попробуем. Вкусы у нас разные у всех, может что-то своё и отыщется. —
           Старушка забрала коробочку с лентами. Развязала аккуратно, разгладила помятые в узлах ленты.
           — Красота, глаз не оторвать! А как пахнут! —
           — Да что же вы их нюхаете, кладите в рот и кушайте. —
           — Мамы, а вы встанете или вам в кровать принести? —
           — Конечно, встану…. Как не встать…. —
           Старый человек заворочался в постели, выпростал ноги из одеяла. Стал ими шарить по полу в поисках тапочек. Нашёл, надел и направился к столу. Надежда поймала себя на том, что ей захотелось нагнуться и надеть тапки на ноги старушки. От чего же она не испытывает таких эмоций к своей матери? Откуда взялась между ними эта каменная отчуждённость? Длится годами и не проходит. Мама её моложе соседки и современнее по образу жизни, но она тоже пожилой человек. На пенсии. Отец тоже на пенсии. Интересно, сколько у них выходит? Хватает ли им? Повышения были с Нового года.
           — Спасибо. —
           Алёша поставил перед Надеждой чашку с чаем.
Себе тоже принёс. Старый человек свой чай разбавил холодным молоком.
           — Кальций, он всегда нужён…. —
           Коробки конфет не лежали в холодильнике, потому были мягкими и особенно приятными.
           — Откуда столько то? —
           Старушка ныряла рукой в коробки с постоянным усердием.
           — Накопились…. Друзья, подружки…. —
           — Друзья, подружки…. Лет то сколько? —
           — С вашим Алёшей почти ровесники. —
           Растерялась Надежда.
           — А это хорошо…. Сходитесь да живите! —
           — Куда сходить? —
           — Вместе вам надо ходить, вместе вам надо жить. Я это ясно вижу. —
           Старушка дула на чай, потому и допила быстро, и быстренько так встала. Развернулась и ушла в кровать. Из кровати уже, обирая край отогнутого одеяла перед собой, сказала:
           — Оно конечно, как снег на голову…. Только не в том возрасте вы, что бы раздумывать. В вашем возрасте пробовать надо, сходиться и жить. Я и благословить могу. —
           Алёша смотрел на тёщу и диву давался. Как у неё всё просто, как у детей, хочу и всё тут. А ещё он понимал, что она говорит истину, как и все дети. Дряблые щёчки порозовели, глаза поблёскивали довольством. Старушка занята творением судьбы зятя, это не пирожок слепить да на сковородку бросить.
           — Такие мужчины, как мой Алёша на дороге не валяются. Большенькая уже, сама соображать должна. —
           Алёша перевёл взгляд на Надежду. Та со строгостью в лице слушала старого человека.
           — Мама вас сватает за меня. —
           Алёше стало тепло и весело.
           — По-настоящему. —
           Добавил он и весело потёр руки.
           — И вам от того весело? —
           — Меня сватают за хорошую, красивую женщину. Причины волноваться нет. —
           — Вдруг я откажу! —
           Надежда тоже развеселилась.
           — Конечно, откажете. Потому я и спокоен. Мама, я убираю всё со стола? —
           Он взял два бокала, сахарницу и шагнул в кухню.
           — Ошиблись. Я вам не отказываю. —
           Услышал он спиной и остановился. Постоял не поворачиваясь. Потом прошёл быстро к столу кухонному, поставил на него ношу. Упёрся руками о край стола, вздохнул глубоко и опустил голову на грудь. Конечно, в его положении шутки такого плана не очень уместны, но жизнь продолжается, ни смотря, ни на что. Отсутствовать долго было неприлично, и он вышел. Надежда стояла у кровати и вынимала одну из подушек, что была под головой старушки. Та спала, подборок упирался в грудь, и старый человек стал похрапывать.
           — Приглашаю вас к себе. Вы как на это смотрите? Мне надо готовить, овощей кучу перечистить, мясо порезать. Честно скажу, давно этим не занималась. Поможете мне? —
           — Помогу. —
           Они направляются к выходу из квартиры, стараясь ступать как можно тише. Дверь так же, прикрыли тихонько и ключ в замке провернули мягко.
           — С Богом, идите…. —
           Проговорила им в след старушка и повертела седой головой из стороны в стороны, укладывая её удобнее на подушке.

           Чупа-чупс стал крохотным. Хельге захотелось его сгрызть. Хруст во рту лишил её возможности услышать, как вошла мама Маши и нервный сосед, приходивший за аппаратом для измерения давления. От того их появление возле неё было неожиданным.
           — Как ты смотришь на помощь мужчины при готовке? —
           Очень даже жизнерадостно проговорила Машина мама. Причём ответа от лилипута она не ждала, и прошла, вместе с нервным соседом прямо на кухню.
           — Положительно…. —
           На всякий случай ответила Хельга.
           — Моя помощь нужна? —
           — Если тебе скучно, иди к нам. —
           Ответила Надежда, но видеть чужую девочку ей не хотелось.
           — Что нужно делать? —
           Голос чужой девочки раздался за спиной. Надежда достала мясорубку и разогнулась.
           — Умеешь обращаться? —
           — Нет…. —
           Ответила Хельга.
           — Это работа для меня. —
           Сосед умыкнул мясорубку и стал доставать из коробки. Коробка была абсолютно не повреждённой. Это говорило о том, что её редко открывали, а может быть и совсем не открывали.
           — Я режу мясо, лук и морковь. А чеснок у нас есть? —
           Надежда достала миску с оттаявшим мясом и овощи.
           — Если нет, принесу от мамы. —
           Пообещал сосед.
           — Должен быть. Сейчас найду. —
           — У мамы, он всегда на дверце лежит. Ух, какой богатырь! —
           Сосед залюбовался двух дверным гигантом.
           — Такое впечатление, что меня нет. —
           Подумала Хельга, и спросила, специально громче обычного.
           — Может, я просто посмотрю? —
           — Конечно можно. Алёша, ты разобрался с мясорубкой? —
           Машина мама так и не повернулась лицом к Хельге.
           — Всё ясно. Я не нужна. —
           Сделал грустное заключение грустный подросток, и побрёл к тёплому дивану, к тёплому котёнку.

           У двух, не случайно оказавшихся вместе людей, всё спорилось и получалось. Мясо резалось и с мягким хрустом выходило из мясорубки. Громко трещали овощи. Мякиш белого батона беззвучно прошёл сквозь мясорубку. Посолили, поперчили и перемешали всё это тщательным образом. Душистый фарш хочется кушать в сыром виде.
           — Вы формуйте котлетки, а я почищу овощи для рагу. —
           — Согласна. —
           Женщина в фартучке всегда выглядит красиво, если не больше. Мужчина оценивающе, пробежал глазами по женской фигуре. Как не предсказуема жизнь! Только что похороны прошли, а он на чужой кухне, разглядывает чужую женщину. Всё верно, не хорошо это. Только похороны были предсказуемыми давно, им надо было состояться, и они состоялись. И не надо казнить себя за то, что должно было, случится. У женщины мелькнула похожая мысль. Тыльной стороной руки она поправила волосы и украдкой посмотрела на мужчину. Срезает кожуру тонко, режет ловко, на одинаковые кусочки. И совсем он не выцветший, уставший скорее. А цвет рубашки, это поправимо. Ему сейчас плохо. Мне плохо. Разве дружить соседям запрещено, даже если у него умерла жена?!

           В комнате раздаются посторонние звуки. Женщина вздрагивает. Ах, это же чужая девочка! Совсем забыла! Она, наверное, голодная….
           — Тебе хочется, что ни будь проглотить на скорую руку? —
           Обращается Надежда к ней, выйдя их кухни.
Хельга отрицательно помахала рукой в ответ и, прижимая телефон к уху, ускакала на балкон. Прикрыла за собой дверь. Котёнок поднял голову, посмотрел на женщину в фартуке мутным сонным взором. Они встретились глазами.
           — Сколько людей вообще? Их всё больше и больше. Лишь бы не обижали. —
           — Лишь бы о диван не точил когти. Вообще, ни обо что не точил…. —
           Женщина, инквизиторским взглядом прошлась по дивану. Кажется, пока всё в порядке. Ушла назад в кухню. Алёша на кухне, как и был там всю жизнь. И смотреть на него приятно и мыслей заводных в голове при этом, ни каких нет. В доме Надежды сейчас чужая девочка и новый знакомый. Дочь с женихом ушли в кино, но она их ждёт и готовит ужин. Когда это такое было? Никогда. Она присела на стул. В новом знакомом ничего не раздражало. Не пахнет дорогим одеколоном. Не носит дорогую обувь, наверняка не имеет машины. Жизнь Надежды оказалась безрезультативной по её мнению. Ничего хорошего для матери, отца, дочери, мужа не сделала. Несостоявшаяся жена, мать и дочь каменеет на стуле.
           — Вам плохо? Нужно воды…. Не надо молчать. Зачем вы на меня так смотрите? Что с вами? —
           Алёша страшно разволновался, увидев посеревшее осунувшееся лицо Надежды. Только что с ней всё было хорошо.
           — Маму надо проведать. Давно не была у неё. —
           — Фу ты господи! Напугали как…. Я отвезу вас, куда скажите, хоть в другой город. Эта проблема решаема. Не пугайте меня так больше, договорились? —
           — Можно я представлю вас маме, как своего мужа? —
           Надежда плакала беззвучно, слезами. Слёзы текли сами по щекам сами по себе. Им было легко, прокладывать себе дорогу по женскому лицу. Лицо обращено к чужому человеку. Мужчина бумажной салфеткой собрал слезинки с женского подбородка. Было видно, что он обескуражен, таким поведением человека.
           — Алёша. —
           Как приятно ложиться на слух его имя.
           — Мне тяжело предстать перед мамой, хуже, чем моя дочь, хуже, чем мой бывший муж и, в конце концов, хуже, чем эта смешная девочка в моей квартире. Их всех любят. Меня тоже можно любить. Я буду стараться, я буду другой…. —
           Мужчина взял стул, поставил его рядом со стулом женщины. Обнял её стул рукой. Другой рукой положил голову женщины себе на плечо. Голова с трудом поддалась. Она скорее прикасалась к нему, нежели лежала у него на плече.
           — Как женщина скажет, так и будет. —
           Голова женщины, после этих слов плотно прилегла к мужскому плечу. Буквально прилипла.

           Часто привожу примеры, когда запах одного человека приятен другому. Это не красивая выдумка. Это проверено временем и людьми. И если сей факт происходит между кем-то, эти люди навсегда остаются вместе. Сейчас этот факт произошёл.
           — Он вас обидел? —
           Некрасивая девочка стоит в дверном проёме.
Надежда, не поднимая головы с мужского плеча, шмыгая носом, ответила:
           — Отвёл беду. —
           Глубоко вздохнула. За грудью утихала боль. Только слёзы, текли и текли, не переставая. Светлее становились мысли у женщины. Она представила себя в родительском доме. Алёша хороший. Мама и отец изменят мнение о ней. Она поцелует маму и не надо будет ничего выдумывать, приукрашивать и нести чушь. Хорошо будет. Она с благодарностью смотрит на чужого мужчину. Бог снова послал Алёше заблудшую овцу. Бог знает, кому посылать испытания, тому, кто их вынесет.
В чугунной кастрюле поспело рагу. На сковороде, пожарились котлетки. Запах вернул Надежду в реальность.
           — Алёша, отнесите в маме пару котлет и рагу. —
           — Спасибо! Ей будет приятно. —
           — Можно с вами? —
           Хельге наскучило быть одной.
           — Вам так скучно здесь? —
           — А то…. —
           Девочка с котёнком, всю дорогу вертелась под ногами. Руки мужчины заняты кастрюлькой, и он сильно рисковал.
           — И-и-и, иди сюда маленькая. Я думала, соседка наша постарше будет, но раз такое дитё малое…. Сколько, же ей лет? Алеша, а? —
           — Это гостья Надежды. Зовут Хельга. —
           — Как, как…. —
           — Хельга. —
           — Имя басурманское. Отец, каких кровей будет? —
           — И неказистая вся какая-то…. —
           — Мама! Кто так гостей встречает…. —
           Укоризненно качает головой Алёша.
           — И то верно…. Старая я…. Ты уж прости меня! В лото поиграем? —
           — Поиграем. —
           — Иди вон к той тумбочке…. Так! Открывай и бери мешок с завязкой. Отпусти кота на пол, пусть с тараканами играет. —
           — У вас есть тараканы…. —
           Гостья села на стул и поджала ноги.
Старушка выбралась из кровати и чуть ли не вприпрыжку подошла к столу. Она радовалась, неожиданно свалившемуся на неё развлечению.
           — Так моя мать говорила. А коты их ловили и ели со страшным хрустом. И были тараканы большими. Не то, что нынешние…. А может быть, это я была маленькой. —
Старушка задумалась. Она путешествовала во времени.
           — Это вам, а я пошёл ужинать к Надежде. —
Алёша вынес две тарелки, на которые наложил горячее ещё ругу и по котлетке. Чем-то они были похожи, эти две склонённые над лото головы.

           По лестнице Алёша скакал, как мальчишка, и есть хотел зверски. Уже и не помнит, когда испытывал такой аппетит. Мысли все о соседке. Что-то натворила она в жизни. Тёща, когда не могла объяснить себе или окружающим, какую-то склонность или странность в человеке, всегда произносила фразу:
           — Кто, на что учился…. —
           Задумчиво так, на выдохе, проникновенно. Только не имела она в виду, какие либо учебные заведения. Выходит, выучился Алёша на поводыря для людей без ориентира. А ещё он играл на саксофоне. Как давно это было…. На что выучила жизнь соседку?

           Дверь открыла Надежда. Она стояла через порог от него. Женщина отступила, а мужчина переступил порог. Свершилось начало нового в жизни каждого из них. На столе два прибора, осталось наполнить тарелки едой. Постояли оба у стола, посмотрели на всё это и чинно сели.
           — Обещайте мне больше не плакать. Покойная жена последние полгода, только смотрела на меня и плакала. Говорить не могла уже. —
           — Не буду. Больше не буду. —
           Надежду так испугал короткий, но яркий рассказ мужчины о покойной жене, что у неё тряслись руки, когда она стала накладывать еду в тарелки.
           — Тогда и я вас попрошу. Не исчезайте из моей жизни. Из неё то и дело, кто-то исчезает последнее время. —
           Придвинула к себе тарелку. Попыталась, есть, но не смогла, ждала ответа.
           — Я вас услышал. У меня умерла жена. Только что. —
           Надежда набила в рот рагу и жевала.
Сжевать то сжевала, а сглотнуть не смогла, а говорить и говорить этому человеку очень хотелось. Говорить мешала пища во рту, она её выплюнула, как что-то ненужное в салфетку.
           — Я тоже умерла. Ту, что вы видите сейчас перед собой, я ещё не знаю. Со всем этим новым во мне, надо учиться жить. От той, которой нет, ушёл муж. Хороший муж ушёл от плохой жены, и правильно сделал. Жена была плохой хозяйкой, плохой матерью и дочерью плохой оказалась для своей матери. Она не была мужу другом, неверной ему была. Была…. —
           Женщина громко высморкалась в салфетку, ничуть не смущаясь, Алёши.
           — Раздвоилась я. Смотрю на себя прошлую, и осуждаю за всё. Видимо я сошла с ума….—
           Она подпёрла левой рукой голову. Со стороны было видно, как тяжела её голова, глаза наливались слезами.
           — У меня столько мыслей сейчас. Мне даже кажется, что они сыплются из меня прямо на пол и ходят следом за мной. Я не хочу думать…. Они сами за меня думают…. —

           Несчастную свою голову, женщина положила на две руки. Теперь лица её не было видно вовсе. Предвещало это худшее развитие события. Что мужчина? А мужчина долгое время не слышавший голоса жены, слушал и понимал, что больше слушать это он не хочет и не может. Отвык. И слёзы эти! Он только что, простите за каламбур, закопал немые слёзы жены, и вот те раз, сразу же новые слёзы, да ещё и со словами. Хотелось уйти из гостей. Повернуть время вспять, что бы отказать соседке в помощи при готовке ужина. Но ужин готов и он на столе!
           — Давайте поедим. Есть хочется. Приятного аппетита! —
           Что бы скрыть смущение, мужчина стал есть. Ел красиво. Держал вилку в левой руке, а нож в правой. Старался не смотреть на женщину. Та, наоборот, не сводила с него глаз.
           — Я вам не приятна? —
           Мужчина положил вилку и нож на край тарелки. Вытер салфеткой рот.
           — Вы мне нравитесь. Что касается всего остального? Его так много случилось, и сразу…. Разберёмся…. Думаю…. —
           — Правда? Я рада…. Вы кушайте…. —
           — Нет. Сначала вы начнёте кушать. —
           И подумал про себя:
           — Займете рот едой. —
           И продолжил вслух:
           — И только тогда, я стану доедать своё. —
           Мужчина требовательно посмотрел на женщину.
           — Я ем…. Я обязательно всё съем…. —
           Женщина заторопилась, убрать волосы с лица. Ещё раз воспользовалась салфеткой и придвинула к себе тарелку. Теплая пища согрела желудок и помогла ей расслабиться. Она ела, не поднимая глаз на мужчину. Слышала звуки его ножа и вилки о тарелку. Они убаюкивали её «тараканов в голове» и саму её угомонили. Поток слов и слёз прервался.
           — Что будем пить? —
           Гость постарался сказать эту фразу, как можно беззаботнее, и тут же вспомнил, что игривость за столом неуместна. Женщина распахнула душу, а он в неё с гармошкой «в растягай». Поспешил исправиться.
           — Я не у себя в доме, но я буду за вами ухаживать. Вы мне подскажете, где и что у вас лежит. Буду заваривать чай по-своему. —
           — Мне хочется сделать это самой. —
           — Вы всегда перечите мужчине? Со мной так нельзя. Я, знаете ли, директор. —
           — Какой директор? —
           — Директор бывает один, а остальные замы. Я смешной директор. Директор музыкальной школы. —
           Женщина раз улыбалась.
           — Я же говорил, смешной директор. —
           — Вы работаете с детьми? —
           — Я работаю с взрослыми тётями и дядями, стараясь улучшить их работу с маленькими детьми. —
           — Как здорово! —
           — Вы так считаете? Где у вас заварка? —
           Надежда показала.
           — И что это? —
           Алёша разглядывал прозрачную банку, в которой лежали неприглядного цвета шарики.
           — Это чай такой. Шарик в кипятке распуститься цветком, и это будет зелёный чай. —
           — Посмотрим, посмотрим…. —
           Заурчал Алёша и запустил руку в банку. Он любил всё новое и незнакомое. Сейчас, он напоминал свою тёщу.

           Скоро в дверь должны позвонить, вернувшиеся Маша и Сергей. Изменим ситуацию, и отправим их за горшком для котёнка и наполнителем. Супермаркеты работают допоздна и в них можно найти всё.
           — Про горшок совсем забыли…. —
           Восклицает Маша, и парень с девушкой меняют направление и убыстряют шаг в направление супермаркета.

           В квартире двумя этажами выше, на полном серьёзе, доставались из мешочка деревянные кадушки с цифрами, и эти цифры озвучивались вслух. Старушка и девочка играли в лото. Хельга то и дело бросала взгляд в сторону комода, на котором стоит флакон на кружевной салфетке.
           — Вокруг горловины и пробки металл? —
           — Серебро это почерневшее да постаревшее, как и я. —
           — А что случилось с дверью у шкафа? Сын не хочет починить? —
           — Зять…. Не до неё было…. Барабанные палочки! —
           — Дочь представилась…. Смотри, как следует! Вон, у тебя одиннадцать цифра есть….—
           — Чья дочь? —
           — Моя дочь. —
           — Так он вдовец? —
           Старушка задумалась, руки замерли в мешочке.
           — Выходит так…. —
           — У Маши мама тоже одна. —
           — Надежда? —
           — Да. —
           — Пусть живут вместе, я согласная. —
           — Я просто так сказала, я не сватала. —
           — А я сватаю. Маша кто? —
           — Дочь Надежды —
           — Сколько лет? —
           — Восемнадцать скоро будет. —
           — О! Своя дорога уже глаза застит…. Пусть живут вместе. Чего по одному маяться? —
           — Машина мама недавно одна. Не намаялась ещё она. —
           — Не можешь ты знать этого! А я вижу…. Устала баба. —
           — А-а-а…. Тогда, конечно. —
           Хельга слегка оторопела от такого натиска и поспешила согласиться со старым человеком.
           — А ты им кто? —
           — Подруга Маши. Вместе учимся, вернее, начинаем учиться в Московском институте.—
           — Ты ж ещё маленькая. —
           — Да удаленькая! У меня квартира вышла…. —
           — Устала я играть. Пойду, прилягу, и ты ступай. Да Алёше, не вздумай мешать там. Сиди себе смирно. —
           У старого человека слипались глаза.
           — А дверь не захлопнется? —
           — Захлопнется. Ключи висят на крючочке у двери. Алёше отдай. —
           — До свидания. —
           — И-и-и…. До завтра бы дожить…. —
           Ключей Хельга не нашла. Забрал видно Алёша. Тихо прикрыла дверь и пошла туда, откуда пришла.

           Общественный подъезд жилого дома наше собственное лицо. Какое состояние этих помещений, такое наше лицо. Всех проживающих в нём. И не след валить всё на ЖО. Да, они плохо себя ведут, тогда и нам не след им уподобляться. В моём детстве, в каждом подъезде существовал график дежурств и что самое главное, он исполнялся. Разве мы не те, разве мы хуже своих родителей? Выйдите и подметите, соберите мусор, раз в год вымойте стены и окна. Наденьте перчатки, если брезгуете. Только кого? Самих себя брезгуем. Тема эта, без начала и конца. Резиновая тема.

           Дверь в Машину квартиру не заперта. Это видно невооружённым глазом. Дверь не приходится плотно к косяку. Хельга не стала звонить и вошла самостоятельно. Эти двое, были на кухне. Их силуэты просвечивались сквозь матовое стекло раздвижных дверей. Пахло хорошим чаем.
           — Можно мне с вами чаю попить? —
           Лицо Машиной мамы заплакано, а настроение радостное и взволнованное.
           — Алёша сегодня ухаживает за мной. —
           Объявила она.
           — Только сегодня? —
           — Буду смотреть на поведение хозяйки. —
           — Я буду хорошей. —
           Откликнулась хозяйка мгновенно. Звонят.
           — Это Маша с Сергеем…. —
           Хельга срывается с места и скачет в прихожую. Оттуда несётся повторная трель звонка. Молодёжь буквально вваливается на кухню. Видимо карлица успела шепнуть подруге о присутствии в доме мужчины, ухаживающего за её мамой. Дочь вошла в комнату с уже округлившимися глазами. В доме полно гостей, её жених, а мама не постеснялась, на ночь, глядя зазвать ухажёра! Опять во все тяжкие пустилась?!

           Сергей поздоровался. Надежда представила его, как жениха своей дочери. Мужчина мыл тарелки в мамином фартуке. Он разглядел недоумение дочери Надежды.
           — Сегодня я ухаживаю за вашей мамой. Добрый вечер! —
           Легко, но с достоинством объяснил свои действия.
           — Только сегодня? Здрастье….. —
           Как и Хельга съязвила Маша.
           — Это решит ваша мама. —
           Маша осмотрела мужчину. Приличный рост и лицо доброе. Как у большой собаки, которая живёт у дворника.
           — Лоска нет. А что тогда он делает в нашем доме? —
           Она думала. Мать усадила Сергея за стол. Мужик с мокрыми руками что-то стал говорить ей, и только тогда она поняла, что стоит как отрешенная. Ну да Бог, с ним…. Ухаживает и пусть ухаживает! Не ворует же.
           — Пахнет вкусно! Что едим? —
           — Сейчас попробуете. —
           Мужчина наложил еду в тарелки и поставил их перед ними.
           — А Хельге? —
           — Я поела у мамы Алёши, она двумя этажами выше живёт. —
           — Так вы сосед? —
           Явно с облегчением произнесла Маша.
           — Можно и так сказать. Алексей Васильевич…. —
           — Я дочь вашей соседки, за которой вы сегодня ухаживаете. —
           Представила себя Маша.
           — Остепенись. Дядечка хороший, вежливый. У него только что умерла жена. —
           Шепчет подруге Хельга.
           — Чем же мы занимаемся, в свободное от ухаживаний время? —
           Маша отмахнулась от подруги как от мухи.
Мужчина отвёл глаза в сторону окна. Что-то разглядывал там. Маша подумала, что он уже и не ответит.
           — В свободное время? —
           А было ли у него свободное время? И что это такое? Наверное, это сегодняшний вечер. Он не погож на все остальные.
           — Тоже ухаживал…. —
           — Узкая специализация? —
           — Очень узкая. —
           Не то согласился с ней, не то пожалел о чём-то человек и покачал головой.
           — Мне нравиться, это понятие…. Хочу зайти в магазинчик, а там только сыры, и чтобы и овечий был, шариками. И французские сыры. Мне о них Жерар рассказывал. Молдавские, грузинские сыры…. Не нравиться мне, заходить в пыльные ангары с просроченными товарами всяческого назначения. Где можно вместе с сыром купить отраву для моли. —
           — И горшок для котёнка. —
           Печально добавила Надежда.
           — Купили. —
           Отозвался Сергей. И тут же из комнаты доносится истерическое попискивание. Все вскакивают и бегут на помощь котёнку, кроме Надежды и Алёши.
           — Кусачая…. —
           Ласково произносит Алёша и показывает глазами на стул где только что сидела Маша.

           В ванной комнате, забившись в угол, тщетно пытался что-то нарыть из пола котёнок. Он так пронзительно пищал, поджимая хвостик. Всем было понятно, что котёнок искал себе место для туалета.
           — Несите быстрее горшок! Сыпьте в него наполнитель! —
           Даже и не знаю, кто дал эту команду.
Котёнка за шкирку сажают в наполненный горшок и, затаив дыхание ждут результата. На несколько секунд он замолкает, потому, как под лапами ощущает чёрт, знает что вместо земли. Котёнок рос на земле, а не на искусственной почве. Понюхал…. Гадость! И снова заметался, теперь уже по горшку. Потом закатив глаза в потолок, что бы видеть склонённые к нему лица и как бы спрашивая у них разрешения, робко перешагнул бордюр горшка и с великим облегчением поставил мокрый пятак на кафельную плитку. Вскочил и старательно стал скрести вокруг лужицы. А она не исчезала. Старательнее скребёт. Понюхает, а лужа на месте.
           — Какая мерзость…. Сколько же раз в сутки, он это делает? —
           Мысль Надежды ещё не закончилась, а Алеша, оторвав кусок туалетной бумаги, промокнул ею лужицу. Бумагу бросил в унитаз и смыл. Огляделся…. Взял с полки очиститель для стекла, распылил его содержимое на место происшествия и вытер химическую влагу новым клочком туалетной бумаги. Это для того, что бы котёнок не нашёл запах своих испражнений, и не повторил свои действия. Вымыл руки. Котёнок с облегчением принялся скакать и прыгать. Когда все сядут за стол, он осторожно вернётся в ванную комнату и старательно исследует лоток и его содержимое. Через небольшой промежуток во времени, часть содержимого горшка, окажется на полу, чем очень порадует мистера Икса, и он продолжит разметать его лапами по всёй ванной. Но, пока об этом никто не знает. Людей объединяет стол и вкусная пища, а ещё любовь. Она присутствует в каждом. И люди разные такие и мало знакомые, но они вместе сейчас.

           После ужина молодёжь, из вежливости сделает робкую попытку оказать помощь по кухне, и естественно получит отказ, довольная удалится из кухни.
           — Пора проведать маму. —
           Уход Алёши был не желательным для Надежды.
           — Пошли вместе. —
           Алёша, неожиданно перешёл на «ты».
           — Пошли. —
           Обрадовалась женщина
Они выходят из квартиры, забыв предупредить детей.

            Старушка спала. Алёша и Надежда решили выйти во двор. Теплый воздух лениво распахнул горячий кокон и впустил их в себя. Они обошли «круг почёта» вокруг дома. Шли рядышком. Она разглядывала собственный двор, как будто видела его впервые. Оказывается, со стороны дороги растут довольно взрослые каштаны. Присели на лавочку у своего подъезда. Говорить ни о чём не хотелось. По тротуарной дорожке, размеренно помахивая хвостом, шла собака. Она как бы говорила им:
           — Вечер добрый. У вас ничего нет для меня? —
           Села, прямо напротив лавочки.
Алёша достал пакет, в который собрал остатки ужина, зашуршал им, развязывая его. Пёс встал. Хвост ускорил помахивания. Когда Алёша вывернул пакет наизнанку, и его содержимое мягко вывалилось на асфальт, подбежала кошка и, выхватив самый большой кусок, потащила его только ей одной известном направлении. На животе раскачивались отвислые сосцы. Собака даже зубами не клацнула для порядка.
           — Понесла кормить детёнышей. —
           Объяснил Надежде Алеша.
           — Она всегда так делает. —
           Согласилась с ним собака и нервно зевнула. Коротко тявкнула в сторону воровки.
           — Знаю, а ничего сделать не могу. У неё дети. —
Собака быстро проглотила оставшееся угощение.
Надежда протянула, как все женщины к ней руку с намерением погладить пса.
           — Не надо. Собака ещё не поела. Слизывать будет. Нельзя трогать собак, когда они едят.—
           Алёша перехватил её руку и не отпустил потом. Они посидели вот так, какое-то время.
           — Надо идти. Гостей укладывать спать. А вы, где сегодня ночуете? —
           — Здесь. —
           — Ты придёшь ко мне завтра? —
           Как-то уж совсем по-детски задала вопрос женщина.
           — Приворожила нас тёща…. —
           Улыбнулся Алёша.
           — И впрямь…. —

            Алёша не её круга мужчина. Он появился в свете новых событий, в момент анализа и выводов Надежды не в свою пользу, и находились мужчина и женщина под крышей одного дома, потому и задержала на нём женщина внимание. Конечно и она, не его поля ягодка. Надежда экземпляр штучный, мужчины западали на неё с первой минуты. Алёша пополнит их ряды, но может стать и замыкающим.

           У двери квартиры Надежды, теперь уже два добрых соседа постояли минутку, первой зашла в свою квартиру женщина. Закрыла за собой дверь плотно. Прижалась к ней спиной. Она не одна! У неё есть Алёша! И дом её не пуст. Отношения с дочерью стали доверительными, лучше даже, чем когда она жила с её отцом. Жила! Горькая усмешка прошлась по лицу женщины. Женщина перестала ворошить непутёвое своё прошлое. Пора спать.

           Через полчаса Надежда и Алёша будут лежать каждый в своих постелях. Между ними два этажа. Надежда представила свой девятиэтажный дом как бы в разрезе. В спальнях спят люди и она вместе с ними. Стало удивительно покойно. Сегодня она заснула без снотворного. Так уж устроена женщина, обязательно найдёт в чём-то своё спасение, а не найдёт, то придумает и разукрасит в любимые цвета и оттенки. Примерно этим же в полудрёме занималась карлица.

           Если все перечисленные люди заснули недавно, то Жерар проснулся в родительском доме. Окно его комнаты пропускало утренний молочный, приятный глазу свет. Мыслей, ни каких не было. Был тягостный осадок от просмотра с отцом видеозаписи его отдыха на турбазе в России. Жерар встал, открыл окно. Слегка подался вперёд, стал как бы наполовину на улице. Нижняя половина тела ещё хранила тепло кровати, когда как верхнюю часть обняла утренняя прохлада. Перед ним тянулись ровные ряды виноградника к светлеющему горизонту. За спиной дом, наполненный тёплой тишиной и спящими родными людьми.

           Комната Жерара в Париже сейчас пуста. Она ждёт хозяина. Она таит его детский секрет. Это любовь к куклам клоунам. Редкая кукла. Но он обязательно находил их, и покупал. Женщины, посетившие его комнату, пугались кукол с ярко разукрашенными лицами или вовсе без них, некоторые из них были в масках. Впечатлённые свиданием с Жераром женщины присылали ему потом куклы клоуны, и их становилось больше. Если открыть окно в Парижской комнате и взять в руки швабру, можно потрогать кирпичную стену соседского дома. Но лучше этого не делать, кто-то обязательно услышит или увидит эти действия. В Париже много не спящих людей. Раз они не спят, значит, они издают звуки. В Париже не услышать звенящей тишины. В Париже можно только уснуть среди звуков и проснуться среди них.

           В родительском доме Жерар слушал и ощущал именно звенящую тишину. Рядом с ним стоит любимый лилипут в ночных штанишках. Он даже знает, какого они цвета. Он видел эту пижаму в салоне детской одежды и обязательно купит её Хельге. Пусть и она видит как красиво у него за окном. Правда, красиво? Пойдём, пройдёмся. Пойдём! Он накидывает фланелевую рубашку ей на плечи, и они идут по лестнице вниз. Двор встречает их разнообразием запахов. Дневные запахи совсем другие, в солнечном соусе и горячие. Запахи ночью исходят от всего, и они настоящие. Запахи издают цветы на клумбах, кусты, деревья, живность в сарае. Возможно, сарай в Парижской провинции называется как-то по-другому. Виноград в чанах, кадушках, в ящиках, стопами уложенных друг на друга и стеной стоящих вдоль забора. Техника необходимая для сбора урожая и его переработки. Совсем забыла! Земля. И трава на ней влажная. От того, что утро раннее и росы много, она упругая и топорщится. Мягко пружинит под голыми ступнями. Приятно! И Хельге тоже приятно. Он рад этому, но не спрашивает её саму, потому как нет её, но она рядом. Двор заканчивается, вот и забор. Дальше виноградник. Виноград терпкий и вяжущий, но вино из него созревает вкусное и ароматное. Столовое вино. Виноградные ряды бегут по земле прячутся за край горизонта. Они как бы сходятся вместе. Много роз. Обычных чайных роз. Красного, белого и желтых цветов. Их много. Они в каждом ряду и вдоль них. Сейчас розы, отдохнув после жаркого дня, благоухают и красуются под лунным светом. Служат розы индикатором. Если розы начнут чахнуть и болеть, это значит надо звать виноградного доктора, который будет лечить весь виноградник.

           Отец Жерара, наблюдает за сыном из своей комнаты. Сын у него красивый. У кого хотите, спросите! Вон он стоит на дворе, в накинутой на плечи фланелевой рубашке. А разумный какой?! В городе его знают много важных, значимых в обществе людей. Вместе с ними его можно увидеть на снимках в газетах и журналах. Нет, о сыне не пишут, ведь он только переводчик. Жерар разительно отличается от других его детей. Чем? Отец думает. Думает долго. Вспоминает Жерара маленьким совсем, в школе, в церкви, в гостях, на винограднике, в праздники, в болезни. Крякает. Вздыхает громко. Да всем и во всём отличается! Засовывает руки в карманы брюк. Собирается выйти к сыну и поговорить, но что-то держит отца на месте. На руке отца золотой браслет, давнишний подарок матери Жерара. Столько лет прошло! А он не помнит случая, что бы снял его с руки. Сейчас на руке сына тоже золотой браслет, подарок одной и той же женщины. Вчера сын показал отцу видеозапись пребывания его в России у матери на турбазе, не приглашая больше никого. Татьяна мало изменилась. Нынешняя его жена моложе её, но выглядит хуже. Труд на земле, окрашивает и жизнь, и внешность работающего на нём человека в свои оттенки. Удивил сынок! В начале просмотра, отец уже знал, что ему покажут среди отдыхающих людей на турбазе избранницу сына. Время просмотра увеличивалось, а сын молчал и не указывал на неё. Он вместе с отцом смотрел на экран. Жерар думал, что постоянное и тесное его общение с Хельгой на экране послужит отцу ориентиром.
           — Что за ребёнок возле тебя постоянно? Чей? —
           Не выдержал и спросил отец.
           — Это Хельга, папа. —

           Хорошо, что сын встал и вышел, чем дал возможность придти в себя от шока отцу. Сначала у того был стопор. Потом сознание отца приняло такую версию, как шутку, или розыгрыш. Испарина покрыла лоб. Отец добросовестно досмотрел всё оставшееся. Но разглядывал, только отдельно взятую девочку в проектируемом видео. Очень внимательно. Легче не стало. На отца обрушилась злость. Не красивая такая злость, как и эта девица. В их семье не принято кричать. Французы громкие в радости, в счастье, в любви. Возьми цветок, он красив разной красотой. Яркой и ослепляющей, или скромной и притягивающей. Что это? Что породит на свет, это существо?! Разве оно может быть невестой, женой, мамой, снохой? Да нет же, нет! Смеющийся большой рот подростка, так и мелькал в его сознании. Клоун какой-то, бесполый! Видеозапись закончилась, экран снежил и снежил…. Отец сидел и ни о чём не думал. Как в прострации. Но он нашёл в себе силы встать, и как положено отцу сказать своё заключительное слово.
           — Ты же сам её стыдишься…. Уже…. —
           И прошёл мимо входящего в комнату сына. Плохо было обоим.
           — Сходи к доктору. Ты не в себе! И не смей, показывать это ещё кому ни будь! —
           И вышел из дома.
Наёмные рабочие негромко пели под навесом. Скоро взойдёт солнце. И греть оно будет всех одинаково. Красивых и не красивых, больших и маленьких, отцов и детей. У солнца одна задача – светить! Во Франции светить. В России светить. Везде и всюду, светить!

           Джеки с визгом зевнул. Испугался собственного звука, прижал уши и посмотрел мокрыми, выпуклыми глазами на спящую хозяйку. Пёсик повернулся на спину, сложил ножки на груди, повернул голову с высунутым на бок языком и ждал. Сейчас хозяйка откроет глаза и прольётся чувством любви к нему. Расцелует и потащит на «горшок». Он сделает это виртуозно и красиво. Её это восхитит, как всегда. Потом они вернуться в кровать, где продолжат нежиться. Она станет его заворачивать как ребёнка в платок и, заглядывая прямо в мокрые глаза, говорить и говорить ласковые слова. Джеки нервно и протяжно зевнул ещё раз. Мочевой пузырь распирал во все стороны, он вынужден спрыгнуть с кровати и бежать по своей нужде сам. Дверь в ванную не закрывают плотно и крышка никогда не опускается. Пёс думает, что он один проснулся. Нет! Не спит уже и мужчина. Остро и ярко вспомнилась стремительная близость с бывшей женой. Воспоминание распирало его внутри так, как будто кто-то надувал в нём воздушный шарик. Требовался выход всему этому.
           — Ты сегодня нетерпеливый и новый какой-то…. —
           Чуть позже замурлыкает подмышкой у мужчины взбудораженная спозаранку им женщина.
           — Ты так меня сильно любишь? Да? —
           Мужчина не смотрит женщине в глаза и не отвечает. Они отдыхают. Она переживает полученные эмоции. Он сравнивает эмоции, полученные только что, с пережитыми эмоциями прошлой ночью. Кого он сейчас возжелал? Татьяну или Надежду? Прошлой ночью, он до умопомрачения желал бывшею жену. Сейчас воспоминания об этом, произвели эффект сочного фото из мужского журнала «Максим». Напряжение в мужчине ушло, и он погрузился в дрёму. Прервала дрёму, милая болтовня его женщины с собачкой.
           — Это что такое? —
           Борис Николаевич выхватывает собачье тело из женских объятий и перебрасывает в кресло. Джеки оскорблён и обижен. Оскорблён и обижен Борис.

           Вы думаете, я шучу? Нисколько! Жизненный опыт сейчас подскажет многим из вас, точно такие же ситуации, произошедшие с вами или на ваших глазах. Да, мужчины ревнуют и к собачкам. Факт! Когда сердятся на себя и вас, одновременно. Мужчину необходимо прощать, каждый час, каждый день, всю жизнь, если хотите прожить её именно с ним. В этом смысле, Борису Николаевичу повезло с бывшей женой. Он не видел того, за что надо было прощать. Он был не зрячий. Кормил, поил, одевал, лечил, держал в тепле и во вседозволенности. Духовности не было. Созерцание двоими небес обетованных не было, заката и восхода, как начало и конец жизненного пути тоже не было. Многого чего не было! Созерцание лица напротив. Созерцание лица отцом и матерью, первенца и последующих детей. Созерцание Бога в душе и в церкви на иконе. Свидание с первым снегом и каплями дождя. Именно свидания не было, потому как эти явления быстротечные, как и ревность мужчины к собачке.
           — Зачем ты так? Ему же больно! —
           Надежда услышала звук упавшего в кресло тела собачки.
           — Ему нельзя быть там, где только что был я. —
           — Он же не виноват в том, что ты его место занял. —
           — Место возле тебя моё, по сущности этого мира. —
           — Тебя кто-то обидел, и ты вымещаешь обиду на нас. —
           — И кто бы это мог быть? —
           Губы мужчины сузились и глаза тоже.
           — Тебе лучше знать…. —
           — Ты на что намекаешь? И не смей уходить! —
           — Могу понять твою бывшую жену и её похождения. —
           Татьяна запахивает на себе халат, и отрешённо смотрит на кресло с трясущейся собачкой.
           — У тебя есть подробности её похождений? —
           Вяло отреагировал Борис.
           — У меня есть подробности твоих похождений. На мне отражаются последствия этих похождений. —
           Татьяна уходит из комнаты. Борис смотрит ей вслед. Они такие разные! Его жена и сегодняшняя женщина. Собака, напуганная грубым обращением, с тревогой смотрит на него с кресла.
           — Не ушёл за ней…. Молодца…. По-мужски….. Прости меня! —
           Джеки приподнимает трясущееся тельце, спрыгивает с кресла и семенит к мужчине. Останавливается у его ног. Задрал голову, смотрит на только что обидевшего его человека.
           — Больше никогда не буду! Пойдём мириться с мамочкой. —
           Они появляются за спиной умывающейся женщины, отразившись в зеркале. Двое. Когда женщина распрямиться, в зеркале отразятся трое. Лицо мужчины будет виноватым. Морда собаки на руках мужчины излучает радость.
           — Я попросил прощения, Джеки меня простил. —
           Радостно сообщил Борис зеркалу.
           — Вот так и сказал, я тебя простил? —
           Съязвило женское отражение.
           — Я его понял. Мы мужики, понимаем друг друга без слов. —
           Мужчина как доказательство, прижимает к щеке собачку. Та лижет его нос.
           — А мы женщины, верим вашим словам. —
           — И пусть так будет всегда. —
           — Скорее, так будет вечно…. —
           Грустит женщина.



Продолжение: http://www.proza.ru/2016/06/09/1980

Послевкусие. Глава пятнадцатая



           Вернёмся в Вологду. Осень сухая, изнуряющая. Ветер и тот обессилел и заблудился среди деревьев. Затих и присел на землю у крыльца, ожидая, когда в доме проснуться люди.
           — Папа де? —
           — Папа скоро приедет. Что привёзет? Правильно, машинку. —
           Мишка проснулся и смотрел на кровать стоящую у противоположной стены. Там проснулись бабушка и дед. Клетка с попугаем накрыта платком, но птица не спит. Окно находиться за клеткой, и свет из него обрисовывает сквозь ткань платка силуэт птицы. Птица шевелиться. Птица слышит голоса людей.
           — Пивет пица. —
           Мишка машет рукой с кровати в сторону клетки с попугаем.
           — Иди к нам. —
           Предлагает бабушка.
Мишке хочется оказаться у деда и бабушки в постели, да лень идти. Он поднял согнутые в коленях ножки, обхватил их ручками и раскачивается. Он знает, что такая поза не оставит равнодушной бабулю, и та сама встанет и перенесёт его к себе на кровать. Дед? Не, дед не встанет, но будет рад его прибытию. Вот, она уже встаёт. Уже несёт.
           — Пивет, деда. —
           — Здорово внучек! Как спал? —
           — Папа…. —
           — Папу видел во сне? —
           Дед смотрит на бабушку.
           — Какого только…. —
           — Не начинай! —
           Сердито махнула рукой на деда бабушка
           — Яйко кочу…. —
           — Сейчас тебе будет яичко. —
           — Вставай, одеваться, и пойдём в курятник кур гонять. —

           Сколько радости у Мишки в предвкушении посещения курятника, и сейчас он их получит. Надо только вытерпеть умывание и одевание. По утрам стало прохладно. За дверью скреблась собака. Она полюбила мальчика. Через дверь собака слышит, что он не спит и требует к себе его внимания.
           — Ишь…. Разошёлся! Сейчас выйдет. —
           Говорит дед двери.
           — Держи мальца, а то она его сейчас свалит от радости. —
           И точно! Только Мишка оказался на крыльце, тут же лапы собаки упёрлись ему грудь. Мишка прядает прямо в руки расторопной бабушки.
           — Я же говорил…. —
           Подытожил дед и вернулся в дом, в тёплую постель.
           — Позовёшь тогда…. —
           — Тогда, когда? —
           — Когда за стол садится. —
           Дедушка Мишки стал квёлый от местного воздуха. Угарное лето в Москве не могло пройти без последствий. Спать деду хотелось постоянно. Проснётся по нужде, и то вставать не хочет, что бы её справить. По утрам одолевает сладкая дрёма, будто и не ложился вовсе. Как пьяный! Вот он и старается зоревать как можно дольше. Бабушка сердиться, но любя. Наработался её муж за их совместную жизнь предостаточно. Пусть понежится.

           А у Маши и Сергея по два крыла за спиной появились. Сборы в дорогу, сборы в Москву, сборы в новую совместную жизнь. И не страшно нисколько! И сомнений, ни каких нет!
           — Как поступим с Хельгой? —
           — А что с ней такое? —
           — Она в подвешенном состоянии. Нет ясности в отношениях с Жераром. —
           Маша раздосадована тем, что её молодой человек даже не подозревает об этом. Маша стоит перед Сергеем, выставив вперёд ногу и подперев руками бока.
           — Нам необходимо о ней заботится, проявлять больше внимания. —
           — Менять подгузники, как и Мишке? Если ты хочешь взять в Вологду Хельгу, так и скажи. Согласуем с моими родителями и пусть едет. —
           Выражение Машиного лица становится мягче.
           — И пожалуйста, не стой в такой позе. Ты излучаешь агрессию. —
           Они целуются. Входит Хельга с котёнком на руках.
           — Сергей приглашает тебя в гости к его родственникам в Вологду. —
           Маша не собирается слазить с колен Сергея.
           — Я этого ждала и хотела. —
           Радуется Хельга.

           Молодёжь начнёт собираться, упаковывать в сумки Машины вещи с учётом осени. Хельге, как ранее было сказано, собраться, как голому подпоясаться. Все её пожитки вмещал в себя детского вида рюкзак. Теперь прибавился фирменный пакет с обновками. Ещё перевозка с котёнком и его горшок.
           — Богатею…. —
           Ухмыльнулась своим мыслям девушка и покосилась на телефон. Чувствуя растерянность в голосе Жерара, и краткость разговоров пребывала в растерянности. Лучше бы он вообще не звонил! Котёнок, разогнавшись по идеально гладкому полу, как не старался остановиться не смог. Прижимая передними лапами какую-то бумажку, так и въехал в складки занавеса ниспадавшие с окна на пол. Завертелся в них, обматывая тканью тельце, одна голова осталась на свободе, и та не могла успокоиться, всё пыталась рвать ткань острыми зубками.
           — Наделает затяжек. —
           Мелькнула в голове Хельги вялая мысль. День за окном серый. Настроение такое же. Взяла телефон, нашла номер Московского студента Евгения и сделала вызов. Стала придумывать бравую фразу, которую сейчас произнесёт ему, но не успела даже первое слово сказать.
           — Ты где? —
           Раздался в трубке голос Евгения.
           — Ещё не накаталась по России матушке? —
           — Я так устала от всего этого, что…. —
           — Не вздумай реветь! —
           — Тебе легко советова-а-ать…. —
           Захлебнулся собственной влагой лилипут.

           Без приветствия, без вопросов, Московский студент не жалел, не ругал её, и ни о чём не спрашивал. Оставшись без назойливого внимания Хельги, парень обрадовался сначала, прошло немного времени и ему стало не хватать этого внимания и её самой. Всё, как и предполагала Хельга.
           — Перестань реветь! Приезжай скорее! Как без рук, без тебя. Скоро занятия начинаются. Ты хоть помнишь об этом, лягушка путешественница? —
           — Я еду уже-е-е…. —
           Лилипут сморкается прямо в подол рубашки.
           — Правда? —
           — Конечно, нет. На диване сижу. Рано утром выезжаем. —
           Хельга глубоко вздохнула, дышать стала ровнее, и заулыбалась во весь свой «клоунский рот».
           — Улыбаешься? —
           Раздалось в трубке. Парень представил лицо подруги.
           — Да. —
           — Ну и хорошо. Я жду. Пока. —
           Евгений отключился, потому что его переполнило чувство радости, вдруг Хельга поймёт это. Надо посердиться немного, для солидности. Сам, чуть ли не вприсядку станцевал незатейливый танец импровизацию.
           — Евгений не видел меня в обновках. Вот удивится! —
           Звонок телефона.
           — Чего забыл? —
           Осведомилась Хельга.
           — Девочка моя любимая, я скучаю. Через час озвучиваю экскурсию с итальянцами. Иногда мне кажется, что если мне дать в руки пылесос, я вычищу весь Париж. Столько времени провожу на его улицах! Сейчас приму душ, переоденусь. Как настроение? Что делаешь? —
           Хельга остолбенела. Необходимо было переключаться на другого человека.
           — Я голову мою. —
           Соврал лилипут.
           — Не буду мешать. Перезвоню вечером. —
           Хельга, словно контрастный душ получила. Стояла и смотрела на телефон и котёнка истязавшего чужие шторы.
           — Сейчас как тресну…. —
           Крикнула она в сердцах котёнку и замахнулась на него телефоном.

           Такое обращение с собой, котёнок испытал впервые. Зашипел от страха и выкатил глаза.
           — Веди себя прилично в гостях, а то я тебя во Францию отправлю жить. —
           Настроение у девушки снова поменялось. Жерар скучает о ней. Евгений ждёт её приезда.
           — Бла, бла, ла-ла. Бла, бла, ла-ла…. —
           Пропела девушка несуразицу и пошла в ванную, мыть голову. Страхи покинули человека, и душенька его возликовала. Мир не так страшен, жизнь прекрасна.

           Надежда смотрит на старого человека за столом, напротив неё. Старушка в платочке напоминает птичку. Усыхающее от времени личико, пальчики, ручки, плечики. Женщина была от роду не высокой и мелкой кости. Ломала булочку маленькими кусочками, глотала кисель мелкими глотками.
           — Совсем после похорон сил не стало. Одно желание лежать, да лежать. —
           — Ты скажи…. Искра меж вас пробежала? —
           Уж и не знаю, какую искру имела в виду старушка, но в глазах её заполыхал огонь любопытства. Надежда, как и я, увидела это. Взяла паузу. А что ей таиться? Это же не подружка, которая может тут же легкомысленно разнести секреты всему свету.
           — Пробежала. —
           Твёрдо так, произносит Надежда.
           — Вот радость то, какая. —
           — Я бы так не говорила, ваша дочь только что умерла. —
           — Да давно она умерла, так давно, что отгоревать уже все успели. —
           Старушка согнутым указательным пальцем, тщательно очистила стенки чашки от остатков киселя, и облизала палец.
           — Зачем вы так? Я ещё принесу. —
           — Так вкуснее. Наелась я, больше не надо. —
           Старушка встаёт. Настраивается на равновесие и мелкими шажками идёт к кровати. У кровати стоит, отдыхает. Отворачивает край одеяла и садиться. Снимает платочек с головы, складывает его, вешает в изголовье кровати. Надежда отмечает, что человек слабеет прямо на глазах. Совсем недавно старушку можно было встретить на лестничной площадке с мусорным ведром. На балконе, какие-то дела находила.
           — Когда сходиться будете? —
           — Да что ж так быстро! Должно быть решение мужчины. Может это в его планы и не входит. Подружим…. —
           — И-и-и…. Подружит она…. Какая ж из голодного мужика подружка! —
           Надежда промолчала. Уж очень откровенной становилась старушка.
           — Чего смотришь? Покойная лет пять, как пролежнями мучилась. Какая личная жизнь с ними? Сама понимаешь…. —
           — Да может, у него и в голове таких мыслей нет, а мы тут женимся. —
           — Не хочешь, так и скажи…. Всё от бабы зависит! А то не знаешь? —
           А то знает, и ещё как знает! Горькая усмешка, мелькнула на лице Надежды. Только не хочет она уже так. По-другому хочется человеку.
           — Честное слово. Нечего мне вам ответить. Знаем, друг друга недавно…. И была я замужем…. Совсем недавно разошлись. Я виновата в разводе. —
           — Это хорошо… —
           — Что ж в этом хорошего? —
           — Хорошо, что вину свою знаешь и признала. Навёрстывать надо Алёше жизнь упущенную. И тебе, такой вот красотке, разве можно одной быть? —
           — Спасибо. —
           — За что? —
           — За комплемент. —
           — Ишь, чего надумала! Красотка - одиночка! Чего в этом хорошего? —
           — Я пойду, наверное…. —
           Надежда испугалась прямолинейных высказываний и так часто меняющегося настроения хозяйки.
           — И иди! Дверь открой сначала, Алёша звонит. —
           Действительно это был Алёша. Только уж очень по-другому сегодня он выглядел. Официальный костюм, глянцевый блеск на ботинках, светлого тона рубашка с галстуком, и как всегда пакет с продуктами.
           — Приятно видеть вас у нас! —
           Вместо приветствия обратился он к женщине.
           — Вас не узнать…. —
           Надежда разглядывала Алёшу. Тот принялся оправдываться.
           — Так сентябрь начался и новый учебный год. Родители, дети, цветы, банты и прочее. —
           — Поздравляю. —
           — Вы уходите? —
           — Да. Так надо. —
           — От чего так строго? —
           Женщина пожала плечами. Лицо её было не очень приветливым. Мужчина посторонился. Женщина вышла и ушла.
           — Мам, это я. Что опять сватала Надежду? Пугаешь женщину только…. —
           Он разулся, снял пиджак и прошёл с пакетом в комнату.
           — Какой ты у меня красивый. Вот пусть посмотрит! А пугать её надо, а то заиндевела вся, как не живая. Возле неё мужик, вон какой вертится, а она ему даже глазки не строит! —
           Старушка старательно обирала вокруг себя пододеяльник на одеяле, складывала и раскладывала носовой платочек. Алёша, смотрел на неё с беспокойством.
           — Не волнуйся. Давления не чувствуешь? Ты ела? —
           Он берёт руки тёщи, слегка сжимает в своих руках. Зятю не нравится, когда тёща обирает вокруг себя постель. Так делала покойная жена перед смертью.
           — Это как же не волноваться? Вас не толкни, будете сиднем сидеть возле меня. А я не вечная, помру и не увижу тебя счастливым. Думаешь, мне там легко будет? —
           Старушка продолжительно смотрит в потолок.
           — Что принёс? —
           Теща выпростала ноги из одеяла и намеревалась идти к столу, на котором красовался пакет с продуктами.
           — Мама, там всё в морозилку уложить надо. Мне показалось, что Надежда сердитая или обиженная от нас уходила. —
           — Раскладывай, а я вздремну. Глаза так и закрываются. А что Надежда? На обиженных воду возят. —

           Интерес к пакету прошёл. Алеша унёс продукты на кухню. Возился у холодильника, а сам, вспоминал раздосадованное лицо Надежды. Надо подняться к ней и спросить. Среди дня, без приглашения, без причины, было неудобно. А, всё равно он сходит!
           — Мам…. Я дверь не захлопываю. Сейчас вернусь. —
           Быстро спустился и позвонил в дверь Надежды. Открыла сама. Надежда, женщина не из робкого десятка, и всегда была ведомой страстями и настроением. Тут дети уезжают в Москву. Предстоящее одиночество гнётом ложится на сердце.
           — Я детей собираю. Уезжают рано утром завтра. —
           — Бог в помощь…. Хочу пригласить вас вечером, куда хотите, где вам нравится больше всего…. Посидим…. Одни…. —
           У Алёши приглашение вырвалось, не то что бы через силу, а как будто, это кто-то сказал за него, а он не собирался этого делать. Ах, какое это привычное для слуха женщины предложение!
           — Не хочу «одни». —
           Женщина точно передала интонацию голоса Алеши. У неё мелькнула мысль, которую она тут же озвучила.
           — Возьму подругу. Давно не виделись. Вы не против? —
           — Отпразднуете первое сентября, я отпраздную своё предстоящее одиночество. —
           Женщина чувствовала себя полноценной матерью, озабоченной проводами детей. Всем видом старалась показать свою занятость, значимость в происходящем в её квартире. Такая вот запоздалая игра в маму.
           — Если нужен повод, пусть это им послужит. —
           Алёша слегка обескуражен пафосным поведением Надежды.
           — Так я звоню подруге? —
           — Право ваше…. —
           — Вы заходите за мной или встретимся в «Юности»? —
           — Как вы хотите? —
           — Хочу в «Юности». —
           Наша Надежда снова в седле, а конь без уздечки. Таким женщинам, как Надежда, нельзя говорить фразу «как вы хотите».
И вдруг.
           — Алеша, мне туда нельзя. —
           Словно вспомнив о чём-то, заявляет Надежда.
           — Что вы такое говорите? Только туда и можно вести таких как вы женщин. —
           — Я там другая совсем буду. —
           — Что значит совсем другая? —
           — А вот, увидите…. Время? —
           Заискрила глазками соседка.
           — Без двадцати два. —
           Как солдат ответил Алёша.
           — Да нет же…. Во сколько встречаемся в «Юности»? —
           И вновь звучит эта, услаждающая слух женщины фраза:
           — Как вы хотите. —
           — Хочу в восемь. —
           — Не поздно? —
           — В это время только все приличные люди и начинают собираться. —
           — Ну, если так…. Будь, по-вашему. —
           — До встречи! —
           Произносит до неузнаваемости новая женщина и странно так улыбаясь, захлопывает дверь, возле которой, мужчина постоит какое-то время. Еще раз посмотрит на дверь, за которой живёт такая разноликая женщина, пожалеет о сделанном предложении и начнёт подниматься по лестнице. Уже не так быстро и радостно, как спускался.
           — Здравствуйте! —
           Перед Алёшей стоит сосед справа.
           — Можно поздравить с налаженным контактом? Как я понял, вы от нашей очаровательной соседки? —
           — Можно. От неё. —
           В тон соседа, ответил Алёша.
           — В таком случае, удачи вам! Брависсимо! —
           — Спасибо. Удача никогда не помешает. —
           Алёша зашагал дальше.
           — Даже завидую вам, немного. —
           Раздалось у него за спиной.
           — Бывает. —
           Вздохнул Алёша, вспомнив метаморфозные преображения с женщиной, покачал головой. Ему не хотелось идти сегодня в ресторан. Он не был в таких заведениях давно. В первой половине жизни, приходилось захаживать в поисках жены. Покойная жена была по знаку зодиака водолей, и как никто другой соответствовала ему. Наливай, заедай, запевай, завлекай и многое ещё, что заканчивается на «ай». В то время, у неё водились собственные деньги, чем она и бравировала перед ним и своими подругами. Сновала челноком с сумками, перевозя из Прибалтики косметику и трикотаж. Была смелой, выносливой, дерзкой и неуёмной в своих желаниях. Мужья её подруг, заглядывались на неё и ставили в пример своим жёнам. Мол, вот ваша подруга не ждёт от государства и мужчин милостыни и сама может, кого угодно умилостивить. Сначала она растеряла своих подруг. Первыми ушли подруги детства те, что были замужем. Молодые и новоиспечённые подружки держались подолгу. Держала их кормушка бесплатная и ресторанная. Только хлопай в ладоши да хвали старшую подругу. Вот и всё, что от них требовалось. Ещё не смотреть на тех мужчин, что ей любы на короткое время. Не могла её душенька без третьих лишних. Приходя в музыкальную школу к Алёше, когда он работал учителем сольфеджио, она как школьница строго шла по коридорам к его классу. Хватало этой строгости, только лишь на то что бы дойти до места назначения. Лишь только дверь класса закрывалась за ней, она весёлой проказницей вскакивала на колени мужа и говорила, говорила, целовала, и снова говорила. Могла приносить подарки, будто у них нет дома и они любовники. Когда леденец на палочке заканчивается, останки его, непременно хочется сгрызть. Так и жена, под конец нежностей, укусит мужа до синяка впоследствии, и чинно закроет за собой дверь класса с обратной стороны. Алеша вздохнёт с облегчением – ушла. И она вздохнёт с облегчение, по тому же поводу. И надо же! Сегодня Алеше идти в ресторан «Юность», любимый когда-то его покойной женой.

           Ресторан «Юность» сегодня заполнен наполовину. Много изменилось в нём. Евро ремонт, натяжные потолки, плоские экраны телевизоров. Изменился внешний вид официанток. Сейчас они, как пионерки, чёрный низ, белый верх и яркие, шёлковые шарфики на шее. Ни каких высоких каблуков! Мягкие лодочки на ногах, даже шелеста не издают. У входа в зал несколько молодых людей, одинаково сложенных, в тёмных костюмах и галстуках. Отсутствует громкий смех, не употребляется нецензурная лексика. Не возникают разборки и драки, как это было в далёкие девяностые годы. А уж щипнуть официантку за мягкое место, это и вовсе нонсенс! Алёша, не без душевного трепета, прошёл по залу и сел за любимый стол покойной жены. Зачем он это сделал? Ноги сами его принесли. Стол, конечно, был не тем столом, но стоял на том, же месте. Алёша сел вполуоборот к входной двери, что бы увидеть входящую Надежду с подругой. Сегодня вечером он надел на себя тонкий джемпер, тёмно синего цвета. Льняные брюки тёмно серого цвета не мялись, благодаря присутствию в составе ткани щёлка. Мужская сумочка из рыжей кожи и такие же туфли.
           — Красивый дядечка —
           Отметила одна из официанток и показала коллеге глазами на одиноко сидящего мужчину.

           Так и просится вопрос, почему красивый дядечка в начале рассказа, выглядел побитым молью? Покойная жена имела отменный вкус, и вещи выбирала для него толково и с любовью. Он должен был хорошо выглядеть. Директор! На людях всегда. Только когда горе, да болезни, не до них и не до того.
Коллега подняла голову от компьютера и посмотрела в сторону Алёши.
           — Да. Никогда у нас не видела. А ты? —
           — Тоже не видела. —
           — Один? —
           — Сказал, будет ждать друзей. —
           — Предложи кофе. —
           После остановки, заработал кондиционер над головой с правого плеча Алёши. Захолодело затылок и плечи.
           — Надо будет пересесть. —
           Подумал Алёша и посмотрел на входную дверь.
           — Кофе? —
           — Пожалуй…. И с сахаром и со сливками…. —
           Опередил мужчина вопросы официантки.

           Алёша смотрел на дверь. Как это бывает при долгом взгляде в одну точку, дверь колыхнулась в затуманенном взгляде, и ему показалось, что она открывается. Ему захотелось, и тут же показалось, что сейчас зайдёт его жена. Только не зачем живым общаться с мёртвыми, но как мучительно хочется иной раз, хотя бы на миг, одним глазком взглянуть на утраченные, милые сердцу черты. Пожалуйста!
           — Пожалуйста, ваш кофе…. —
           Как некстати. А вдруг вошла бы?! Пусть в воображаемой памяти, но как наяву.
           — Спасибо…. —
           — Что-то не так? —
           — Сегодня у меня всё не так. —
           — Вы пришли к нам. Разве это плохо? —
           Официантка явно втягивала его в разговор.
           — И это, не так. —
           Официантка поняла по - своему.

           В зал с постоянной периодичностью заходили пары и группы людей, и нельзя было сказать, что одна молодёжь. Женщины сейчас выглядят значительно моложе своих лет, и не только выглядят, но соответствуют моде и достойны своего времени. Часто можно увидеть пары с маленькими детьми, а в ходе вечера, дети оказываются внуками. И это хорошо! Но вот курение…. Как отучить людей курить?! Как оградить не курящих от курящих?

           Приятно когда, пользуешься тканевой салфеткой, а не бумажным треугольником. Если на столе, разрезанные на части бумажные салфетки, с уверенностью можно сказать, что хорошего вас в этом заведение ничего не ждёт. В «Юности» этого никогда не было. Салфетки клиентам подавались тканевые, в тон скатерти. На столе фарфор, а не импортный пластик. Возле каждого прибора три фужера на высокой ножке, для воды, вина и водочки. Несмотря на комфорт и уют, Алёша чувствовал беспокойство и совсем не поводу того, придёт его соседка или не придёт. Послевкусие прошлого, наваждением кружилось вокруг его столика. Можно было предположить, что предстоящий вечер пройдёт неудачно, или не состоится вовсе. Что-то вроде паники, пришло и навалилось всей тяжестью на человека. Запах кофе обратил на себя его внимание. Алёша, торопливо сделал глоток из чашки, потом другой и стал приходить в себя. И вовремя. Дверь в зал ресторана открылась. Вошла Надежда с подругой. Больно резануло по глазам Алёши, сходство двух женщин. Почему больно, сейчас объясню. Такое сходство чаще всего встречается среди девушек или женщин лёгкого поведения. Так скажет любой обыватель, каким и является Алёша, но обывателем его сделали те обстоятельства, в которых он так долго находился. На женщинах хищные, вызывающего вида высокие лаковые ботфорты, с раскачивающимися сзади кисточками со стразами на шпильке. Притягивающее глаз глубокое декольте. Колготы сеточкой. Блестящие, обтягивающие только бёдра юбочки, оставляли далеко внизу давно созревшие коленки женщин. Маленькие сумочки на цепочках забитые стразами, болтались через плечо и ударяли по бедру владелиц при каждом их размашистом шаге. Красиво уложенные локоны волос кончиками своими струились в ложбинку между высоко поднятой грудью. Одинаковый в своей яркости макияж на лицах. И неестественно свободная, бравая поступь от бедра по залу двух женских взрослых налитых тел. Взгляды присутствующих в зале обратились в их сторону. Это дало вошедшим дамам достаточную долю адреналина. Теперь они знали, что их заметили мужчины свободных взглядов, и их последующего внимания им хватит на весь вечер и его продолжение. Пара породистых «кобылиц» гарцуя, приближалась к столику, за которым сидел Алёша. Женщины приближалась и он приподнимался. Они подошли, он встал.
           — Алёша! Я знала, что удивлю вас, но и вы меня удивили. Вы хорошо выглядите. С каждым днём…. Нет! С каждым часом. Я вас видела несколько часов назад. —
           Алёша стоя слушал и продолжал разглядывать подруг.
           — Моя подруга Натали. Ты уже пьёшь кофе? Я тоже хочу начать вечер с чашки кофе. Закажи, пожалуйста. —
           Подруги стали рассаживаться. Именно рассаживаться. Двигали кресла, громко смеялись, громко говорили, что-то разглядывали, что-то поправляли друг на дружке. Алёша стоял и смотрел. Удивлён? Поражён? Скомпрометирован? Нет. Нет и нет. Алёша сконфужен, бут-то он пукнул в присутствии дам. И не буду извиняться за это сравнение. Оно как никогда подходит к ситуации. Надежда, привыкшая производить всегда и везде именно такой эффект, и лишённая этого столь долгое время, буквально наслаждалась всеобщим вниманием зала. Дамы, как по сценарию, шумно рылись в сумочках, шумно и весело обсудили свои заказы. Вспомнив, что надо блюсти талии в их возрасте, поменяли заказ на блюда, с наименьшим содержанием калорий. Что отличает вот таких дам, от таких же девиц? На девицах яркая и крупная бижутерия. На дамах, скромное сияние бриллиантов. Суть одна! Вот от этой сути, и не знал, куда деться Алёша.
           — А надо ли? —
           Подумал он.
           — Посмотрю, пообщаюсь…. Интересно даже. —
           И человека стало отпускать. Он сумел расслабиться и заговорить с велико возрастными девицами.

           Акриловые ногти. О, это отдельная тема! Постукивание (клацанье) их о корпус телефона, о фужер или чашку с кофе, край стола выводит из терпения. Ногти Алёшиных дам слишком длинные и острые. На ярком лаке искусно наклеены стразы. Алеше было на что смотреть, пока подружки обирали друг друга куриными лапками.
           — Мы долго не виделись. —
           Объяснила Надежда.
           — Ушла в спячку и надолго. Испугала даже. —
           Пояснила Натали.
           — Меня все звонками замучили, что да как у неё. А она на самом деле и ничего, вон как выглядит! Похудела. —
           Алёша взял за руку Надежду. Посмотрел на её маникюр.
           — Нравиться? —
           — Не знаю ещё…. У вас его не было. —

           Надежда с удовольствием смотрит на Алёшу, он всё больше ей нравился. Принесли кофе. Подруга Надежды ведёт прицельный огонь глазам по залу. Скоро заиграет «живая музыка» и надо успеть, взглядом завести пару мужчин, что бы ни сидеть за столом, как все остальные «бурёнки». Надежда, понятное дело, уже с кавалером, а ей надо побеспокоиться на свой счёт. Принесли кофе и приняли заказ. Алеша заказал рёбрышки ягнёнка, а что заказали дамы, он не слушал. Вино принесли сразу же, как и положено. Алеше было предложено дегустировать вино, тот отказался.
           — Дамы знают, что им нравиться. —

           С Алёшей поздоровались люди с соседнего столика. Родители, одного из учеников его школы. Щекотливое положение! Злое веселье посетило Алёшу. Когда заиграла «живая музыка», он поднял Надежду из-за стола, и так откровенно и жёстко прижал к себе, что грудь женская и без того сжатая корсажем, запросила пощады. Он бесцеремонно заставлял её делать, далеко не скромные «па», легко и вольно крутил что есть мочи. Надежда поспешила освободиться из его рук и сесть на место. Тогда он выхватил из кресла подругу и завертел Натали до головокружения. Натали понравилось. Она вся раскраснелась и с жадностью выпила остывающий кофе. Её тут же увёл на середину зала жаждущий познакомиться кавалер. Алёша перевернул свою чашку вверх дном, поставил на блюдце. Молчал. Молчала и Надежда, ошарашенная его фривольным поведением.
           — Зачем вы так со мной? —
           Первой не выдержала она.
           — Зачем вы, так со мной? —
Повторил её фразу Алёша, но в своём значении, запустил указательный палец за легкомысленное декольте дамы, притянул к себе.
           — Как ты смеешь?! —
           Плавно убрав его руку, прошипела Надежда.
           — А как смели вы, придти ко мне на свидание в неглиже? У меня умерла жена, и вы решили повеселить меня? Прилюдно, откровенно так! Я похож на того «орла», что лапает вашу подружку посреди зала? Как вы, так и я. —
           Алёша разглядывал дно в чашке и говорил как бы в неё.
«Орёл» подвёл к столу и усадил Натали на место.
           — Какие цветы любишь, красавица? —
           С придыханием и явным акцентом, громко спросил он.
Красавица так натурально опустила глазки и сложила на коленях ручки так, что казалось, прозвучит ответ:
           — Ромашки. —
           Сама скромность! На этот трюк, «орёл» мгновенно среагировал и встал на колено. Видимо вспомнил свою мать, сестру или жену и родину. Соскучился видно. И получил на это заливистый смех. Порцию смеха, потом ещё одну, зажатую ладонями, и от того смех был похож на хрюканье. Лицо кавказкой национальности растерялось, оно недавно спустилось с гор и прибыло в этот город, и стало злым. Причём, натурально злым! Лицо ко всему ещё было выпитым.
           — Лилии. Только не морковные…. —
           Пропищала слегка испуганная Натали.
Кавалер громыхнул стулом.
           — Это ты морковка, сама…. —
           И гордо удалился в полумрак зала, к своему столику.

           Долго будут сверкать глаза орла оскорблённой гордостью и злостью, в её сторону. Сама Натали, тут же забудет эту историю, начнёт глазами припаивать к себе очередного кавалера. В её понятии неприлично долго сидеть за столом, и быть не приглашаемой на танец. На этот раз, она встретилась с глазами владельца скуластого лица, и крупной головы с короткой стрижкой под Спартака. Красиво рассечённая шрамом бровь. На белой рубашке кожаная жилетка черного цвета с золотыми пуговицами. Чёрные с блеском брюки, и чёрные с блеском туфли, со странно загнутыми вверх узкими носками. На запястье руки полновесное золотое изделие в виде золотой цепи. Ворот рубашки, специально отвёрнут, и старательно поддерживается владельцем в стоячем состоянии в течение всего вечера. Голову свою он вертит аккуратно, что бы ненароком воротник не лёг ему на плечи. С виду лет тридцать пять ему. Блондин, глаза бездонно светлые и это даже в полумраке зала видно. Скулы мужественные, ноги длинные и крепкие, ну точный ариец. Натали занята поисками заинтересовавшимися ею глаз, возвращаемся к Алёше и Надежде.
           — Или зонт или гриб. Что бы это могло обозначать? —
           Вполне миролюбиво произнёс Алёша, разглядывая кофейную жижу на блюдце. К столу подходит полный мужчина с красным и потным лицом. Он так толст, что ему тяжело держать свой вес в вертикальном положении, он сразу же опирается руками о крышку их стола. Сосисочные пальцы поросли рыжими волосками. Точно такая же копия, один в один, только в уменьшенном размере, посещает музыкальную школу, директором которой является Алёша.
           — Лексей Лексеич…. —
           Гость проглатывал заглавные буквы не специально. Ему тяжело говорить и одновременно дышать. Полнота и наполненность желудка в данный момент, подняли его диафрагму до предела. Пот так и лился по лицу. Щёки лежат на воротнике, подбородок на груди, грудь одно целое с животом, а живот свисает, закрывая дорогой ремень, и ширинку брюк. В целом картина неприглядная, но, то добродушие, которое излучают его глаза, его голос, манеры, всё характеризовало его положительно.
           — Васильевич я. —
           Откликнулся Алёша.
           — Пжалте за наш стол. Жена уж очень желает. А как женщине не угодить в её день рождения! —
           — Мы только что с ней виделись, на родительском собрании. Она у вас активная. Деньги собирает со всех понемногу, хочет сменить шторы в классах. Не знаю, как и остановить её! —
           — Да я сам эти шторы куплю, чего людей беспокоить…. Пжалте к нам…. —
           Потная, горячая влажность исходит от стоящего человека и касается сидящих за столом людей.
           — Думаю, моя дама отпустит меня на минутку к вам, и проведёт ту минутку на своём месте. —
           Со строгим давлением на последние слова, произнёс Алёша.
           — И не подумаю. —
           Тихо отзывается Надежда.
           — Дама не хочет оставаться одна. —
           Суфлирует её ответ Алёша.
Встаёт и буквально выдёргивает из-под Надежды стул так, что ей приходиться встать. Крепко берёт её под локоть, и они шествуют так за толстым человеком к его столику. Навстречу им устремлены несколько пар глаз. Разглядывают основательно, как раздевают.
           — Добрый вечер? И кто же тут именинница? —
           Бодро и весело спрашивает присутствующих Лексей Лексеич.

           Именинница надула губки. Её не узнали. Значит, её не помнят. Значит, её не замечали и не выделяли среди родителей на родительских собраниях. Ей казалось наоборот, что только для неё директор музыкальной школы и говорит на собраниях, ведь краше, стройнее её никого нет среди родителей.
           — Это я…. —
           Именинница, как школьница за партой на уроке, подняла руку с выпрямленной ладошкой вверх.
           — Как жаль, что вы меня не помните. —
           — Жалеть не о чем. Вы сегодня настолько красивы, что не мудрено вас не узнать вовсе.—
           Груз сомнений упал на пол, и женщина расцвела.
           — С красотой вашей дамы, никто не сравниться. —
           Сделал комплимент Надежде муж виновницы торжества и тут же испугался, вытягивающегося лица жены. Кто-то из гостей, что бы исправить ситуацию, вскочил и стал переставлять стулья от свободного столика, что бы посадить Алёшу и Надежду. Внешний вид Надежды рознился с наружностью присутствующих за столом женщин, и те принялись без зазрения совести её рассматривать да хаять.
           — Да она наших лет, примерно. —
           Тихо так, раздалось справа.
           — Я и в девчонках так одеваться несмела. —
           — Ну и зря. —
           Послышалось слева, и диалог смолк.
Перед пришедшими поставили бокалы и наполнили их.
           — Придётся выпить и сказать что-то красивое и запоминающееся. Вы умеете? —
           Алёша спрашивал Надежду.
           — Я не пью. Сегодня… Красивые слова, участь мужчин. Вы до них большие специалисты. —
           — А какое вы мастерство оттачиваете? —
           Ответить Надежда не знала что, и ей помог кто-то из присутствующих дам.
           — Они ссорятся! Как прикольно! Так говорит моя дочь. —
           Все засмеялись.
Алёша стал говорить хвалебные слова в адрес виновницы торжества. Надежда не слышала их. Зато слышала тихие высказывания гостей за столом.
           — Говорят жена у него наркоманка со стажем. —
           — Да нет её уже, умерла недавно. Я точно знаю. —
           — До последнего дня с ней был. Ухаживал. Редкостный экземпляр. —
           — А что за выдра рядом с ним? —
           — Никто не знает. —
           — От какой избавился, такой и обзавёлся. —
           — Похоже…. Вкусы у мужчин не меняются. —

           Алёша сел. Свой стул придвинул вплотную к стулу, на котором сидела Надежда. Она была готова укусить его за плечо от обиды и злости.
           — Так что за мастерство вы оттачиваете на мне? —

           Надежде хотелось уйти от ответа, уйти от мужчины, уйти из-за стола из зала ресторана. Выйти на воздух, остаться одной, собраться с мыслями. Вот удивила, так удивила человека! Теперь он готов, буквально съесть её с потрохами, за один только внешний вид. Как быть, что делать? И вообще, что она здесь забыла? Стресс от развода с мужем, некрасивейшая ситуация, которая толкнула мужа на развод, остудили не в меру разыгравшийся пыл вольной красавицы. Защищённая слепой любовью мужа, лишённая всяческих забот о ком-то о чём-то и обязанностей по жизни, обеспеченная всем и всегда, женщина не жила, а играла в жизнь праздную, в жизнь лёгкую. А таковой наша жизнь не является. Ослеплённая вседозволенностью, наша героиня только, только стала прозревать, как котёнок после десяти дней жизни, да снова сорвалась с пути истинного в момент предстоящего одиночества. Прошлое потянуло обратно, и захотелось похвастаться Алёшей перед подругой. Захотелось показать ему себя, какой она может быть яркой и притягательной. Женщина привыкла к мгновенной реакции мужчин на неё, именно в таком виде, в каком она была сегодня в ресторане. А так как Алёша вёл себя первые дни знакомства, как не впечатлённый ею мужчина, она решила, покорить его старым способом. Видите, что из этого вышло.

           Надежда слышала вопрос Алёши о мастерстве. За чужим столиком не было салфеток для них. Она взяла чужую салфетку и разложила на своих коленях, чем и закрыла вызывающе открытые бёдра. Она не хотела терять Алёшу, её пугала его холодность. Женщина увидела себя со стороны глазами мужчины. Юбка не выносимо короткая, ногти птичьи, открытая грудь заледенела, и пришло желание чем-то накрыться, что бы согреться. Женщину стало знобить. Почувствовал беспомощную неловкость Надежды и Алёша. Спесь мужская ушла, так как был человек с ясным взором, что бы разглядеть, и добрым сердцем, что бы пожалеть и согреть.
           — Что не так Надя? —
           — Всё не так! Домой хочу. —
           — Да вы замёрзли ещё за нашим столиком! Я собирался пересесть, да забыл. Сейчас пересядем. Голодная к тому же! Сейчас поедим, выпьем, согреешься. Всем до свидания! Был рад встрече! —

           За столиком именинницы не огорчились их уходу. Именинница вкусила хвалу и комплименты в свой адрес и была эмоционально сыта. Остальные гости потеряли интерес к не ординарной спутнице директора музыкальной школы.

           Натали не одна. Новый кавалер, с взглядом кобры стоит за её спиной. Но, это далеко не кавалер! Это хищник, который скалит зубы, в момент обладания жертвой. Он не может быть нежным любовником, ни на разовую встречу, ни на более долгие отношения. Его желания, как отточенное лезвие! Особенно ярки и сладки, когда он делает своей жертве больно. У него много женщин и девушек, но они исчезают из его жизни, после первой близости. Он ещё никого не убил, и серьёзно не покалечил, но это вопрос времени. Глупая Натали всего этого не знает и не чувствует, но мужчины чувствуют агрессию другого мужчины интуитивно. Почувствовал и Алёша, нездоровую агрессию во взгляде «кобры», со странно поднятым воротником рубашки.
           — Натали, это ваш мужчина? —
           У той округлились глаза. Если каждого, кто будет подходить к ней за вечер, называть её мужчинами, это явный перебор.
           — Нет. Конечно, нет. —
           — В таком случае, я ваш мужчина на сегодняшний вечер. Я забираю вас, и мы пересаживаемся подальше от кондиционера. —
           Уже описанным выше способом, Алёша выдёргивает стул из-под Натали и уводит обеих женщин. Вслед им шипит кобра не добрые слова. Официантка потеряла клиентов из виду, но вскоре нашла.
           — Нам холодно стало. —
           Объяснил ситуацию Алёша, глазами указывая на Надежду.
           — Принесу своё пончо. Оно тёплое…. Я в нём холодильную комнату хожу за продуктами. —
           — Спасибо большое. Коньячку принесите, пожалуйста. —

           Алёша чувствовал себя виноватым. Такой он человек. Надежда вначале возмущённая поведением Алёши передумала сердиться, и ей всё стало нравиться. Женщинам импонирует, когда мужчины берут инициативу в свои руки, когда мужчины собственники, когда на свою территорию не пускают чужаков и так далее. Вернулась официантка. На плечи Надежды легло тёплое пончо. Надежда в нём спряталась, как в кокон, вся. Алёша налил в самые маленькие фужеры согревающей янтарной жидкости.
           — Натали, рад знакомству с вами. —
           — Мне тоже приятно… —
           — Не пью я сегодня. —
           Надежда не взяла рюмочку с коньяком.
           — Давай представим, что сегодня, это завтра или какой-то другой день. Сделай мне приятное, всего один глоток…. Один…. Ну…. —
Алёша ждёт. Наконец-таки! Надежда буквально проталкивает в себя содержимое рюмочки. Эффект не заставил себя ждать. Мир стал добрее. Человек расслабился и согрелся.
           — Надя! Вы как конфетка в фантике! —
           Та уже улыбается Алёше в ответ.
           — Быстро начинаем кушать. Натали, вас это тоже касается! —

           Словно школьницы, женщины послушно заработали вилками, ножами и скулами. Словно две большие белки. Правда одна из белок, не переставала стрелять глазами вокруг себя.
           — Натали! Зачем вы обидели кавалера с лицом кавказкой национальности? —
           Заговорил Алёша. Натали перестала жевать, она думала.
           — Обидела? —
           — Женщина не должна смеяться над ухаживаниями мужчины. —
           Натали смотрит на Алёшу, потом на Надежду.
           — Он в правду школьный директор! Ругайте меня! Мне нравится это…. —
           — Жаль, что нельзя вас отшлёпать! —
           Посетовал Алексей.
           — Ой, как это заводит! Отчего же нельзя? —
           Натали сопровождала свои слова игривыми ужимками и придвинулась всем телом вместе со стулом к стулу Алёши.
           — Девочки! Милые! Вы меня попутали со своими мальчиками? Я готов притвориться им, но предупреждаю, ненадолго. —
           Алёша убрал у Надежды опустевшую вазочку, в ней был салат «Нежность». Поставил тарелку, где лежал жареный лосось, половинка лимона, листья салата, крупно порезанные помидоры и болгарский перец. Своей вилкой и ножом, как ребёнку, измельчил овощи, что бы удобнее их есть, хотя об этом его никто и не просил. Пока он всё это делал, Надежда ждала и не перечила. Как только он закончил, она прилежно стала поедать всё, что было им порезано. Натали с иронией разглядывала обоих.
           — Ох, я и забыл о вас, Натали! Позвольте… —
           Алёша потянулся к тарелке Натали.
           — Нет уж, я сама. —

           Подошла официантка. Она прониклась здоровым любопытством, в хорошем понимании этого слова, к клиентам этого столика. Ей был симпатичен мужчина, его подруги, как будто не его совсем.
           — Я заберу вино и отнесу на розлив в бар. У вас же коньяк на столе? —
           — А так можно? Не в ущерб вам? Буду вам признателен. —
           Алёша с благодарностью посмотрел на девушку.

           Белый низ, чёрный верх, аккуратно забранные волосы, не большой длинны ногти. Открытое, без бросающегося в глаза макияжа лицо. У Надежды заныло сердце. Она почувствовала свой возраст, как тогда, перед зеркалом с платком на голове.
           — У нас хороший аппетит сегодня. —
           Алёша тепло улыбался официантке и глазами показывал на Надежду.
           — Я рада. —
           Ответила та, и отошла от их столика, унося бутылку с вином.
           — Чем вам помешало вино? —
           Осведомилась Натали.
           — Дамы не должны смешивать спиртные напитки. Чревато! —
           — Мне вы нравитесь. Никогда не была в обществе школьного директора. —
           — Вот нам и чаю несут! Сейчас станет ещё лучше. —
           — Надежда, что с тобой сегодня? —
           Натали начинала сердиться на немного вялую подругу. Она откинулась на спинку стула, руки завела за спинку и соединила кисти в замок. Коленки её слегка приподняты над сиденьем стула, из-за высокой шпильки. Края ботфортов торчат над ними, бедра в красивых колготах, а край юбочки спрятался от посторонних взглядов в концах шифонового шарфа, они ложились даме на колени и закрывали юбочку. Только вид с боку мог показать край злосчастной юбочки, на которую смотрел сейчас Алёша. Грудь сдавленная и поднятая корсажем выглядела на миллион. Дама зрелая, есть что показать!
           — Вам бы меховые наручники и эффектное фото готово! —
           — Вы ещё и с фантазиями! Как здорово! —
           Откликнулась Натали.

           Из глубины зала лицо кавказкой национальности сверкнуло глазами в сторону Натали. Молодой мужчина с поднятым воротником рубашки, прокашлялся в кулак, напоминая о себе. Кавказец пошёл к музыкантам. Было ясно, он закажет музыку, что бы иметь возможность ещё раз ощутить в руках манкое женское тело. Пока он платил, и разговаривал с музыкантами, мужчина «Кобра» подошёл к Натали. Музыка полилась, мужчина «Кобра» пригласил даму на танец. Кавказец остался, как говорят в народе с носом и налитыми кровью глазами.
           — Опасный тип, скажу я вам…. —
           Алёша смотрит на танцующую пару.
           — Как это…. Вы о чём? —
           Надежда потихоньку превращалась в прежнюю соседку снизу.
           — Беспокоит меня ваша подруга. Она где живёт? —
           — Закажем такси. Отвезут. —
           Надежда заревновала подругу и не захотела говорить её адрес. Она видела, как Алёша смотрел на колени подруги.
           — Отвезём вместе. —
           — Она живёт совсем недалеко. —
           — Значит, прогуляемся. —
           — Я вас удивила сегодня? —
           Сменила тему Надежда.
Лёгкая, и горькая усмешка показалась на лице Алёши.
           — Шокировали, и одновременно восхитили. Ваше право! Мне не следовало так реагировать. —
           — Хотелось показать себя. Вам…. —
           — Вы хотели мне понравиться? —
           — Да. Вы так вяло реагировали на меня…. Всегда…. Почти ни как…. А только что с восхищением смотрели на Натали. —
           — Да, Бог с вами…. Ни на кого я не смотрел! Хотя нет, смотрел, конечно….. Так если всё это перед тобой, куда смотреть прикажете? Мы о чём, вообще? И зачем, вы так смотрите на меня, будто заплакать хотите? —
           — Хочу…. —
           Женщина тихо позвякивала чайной ложечкой о стенки чайной чашки.
           — Как так!? —
           Искренне возмутился Алёша.
Он делал всё, что бы Надежде было хорошо.
           — Да вот так…. —
           Прошелестели губы. Закапали слёзы. С минуту Алёша смотрел в зал глазами, а ушами слушал всхлипывание Надежды. Промелькнула мысль:
           — Что я тут делаю! Пасу двух, как теперь говорят, тёлок. Да и не тёлки они. Бурёнки уже. Родителей ученика встретил. Жену похоронил только что…. —
           — Если вы не перестанете плакать, я уйду. —
           Это подействовало. Женщина большими глотками допила чай из чашки. Громко звякнула ею о блюдце. Глубоко подышала, похлопала ресницами, что бы скатились слезинки, промокнула их салфеткой.
           — Вы же сами пришли и пригласили меня в ресторан. —
           Холодные нотки в голосе женщины неприятны мужчине.
           — Пригласил вас. Пришли не вы. —

           За разговаривающей парой наблюдает официантка. Сейчас такое время, когда закуски и салаты съедены, горячее подано, можно и расслабится. Не будем осуждать её за это. Единственное развлечение в замкнутом пространстве ресторана. Всё равно ей ничего не слышно. Немое кино.
           — Ну и вали! Те….. В таком случае. —
           В напускной независимости Надежды сквозила истерика.
           — Не могу, дорогая соседка снизу…. Несу ответственность за ваше тут нахождение. —
           — Совершеннолетние все. —
           — Теперь я знаю, что у женщин не бывает возрастных ограничений. —
           — Что ты хочешь сказать этим?! —
           — Где взял, туда и положу. Возражения не принимаются. —
           Повысил голос директор.

           Прав! Ох, как прав мужчина. И женщина это понимает. И вид свой ей не приятен. И изменить его нельзя. Вот беда!
           — Расчёт! —
           Слегка переиграв в гневе, Надежда зовёт официантку. Подняв руку, нелепо щёлкает пальцами.

           Музыка стихла. Мужчина «Кобра» что-то говорит на ушко Натали посередине зала под градом беззвучных оскорблений в свой адрес от лица кавказской национальности. Мужчину «Кобру» давно зарезали, и не один раз причём, выпустили всю кровь, а он стоит себе и балаболит с женщиной. Так огнедышащий кавказец расправлялся с соперником в своём воображении.
           — Натали! Мы уходим. —
           — А что так? —
           Спрашивает Натали подругу из зала.
           — Директор спешит на родительское собрание. —
           — Да неужели…. —
           Натали подходит столику с мужчиной «Коброй». На спину мужчины «Кобры» прыгает кавказец и перерезает ножом ему глотку. Так лицо кавказской национальности в своём воображении, пытается остудить свой гнев. Кобра не разговаривает, не распускает руки, а только смотрит. Гипнотизирует жертву со спины издалека.
           — Мы уходим. —
           Говорит Алёша подошедшей официантке.
           — Спасибо. Всё понравилось. —
           — А вы, понравились мне. —

           Эти слова официантка произносит тихо и предназначены они только для Алёши. Приятно. Это всем приятно. Подобного рода ситуации Алеша уже не помнит. Да и были ли они вообще?! Скорее нет, чем да. С лёгкой грустью Алёша смотрит вслед официантки. Слова официантки слышит Надежда. Она становится как пружинка, стянутая и дребезжащая. Алёша понимает, что сейчас прольётся женский гнев на его голову. В какой форме? Вот она уже привстала со стула. Вот она гордо выпрямилась.
           — Надежда! Что собственно произошло? Ваша подруга Натали нравится молодому человеку? Нравится. Вы нравитесь мне. Я понравился девушке нас обслуживающей. —

           Портмоне никак не хотело помещаться в карман Алёши. Руки владельца стали не ловкими от неловкости ситуации, в которую он попал. Фраза «вы нравитесь мне», произвела на Надежду эффект холодного душа. Женщина медленно опустилась на стул.
           — Как оказывается можно легко и непринужденно объяснить женщине свою заинтересованность в ней. —
           Заворковала Натали вокруг взъерошенной изнутри подруги.
           — Пронесло…. —
           С облегчением подумал Алёша. Дикая ревность Надежды испугала его как в юности. Надежда тянет Алёшу за руку, пытаясь поднять со стула. Во что бы то ни стало ей нужно увести Алёшу из ресторана, именно сейчас, ни минутой позже. Не просто увести, а идти под руку, прижимаясь головой к его плечу, заглядывая в глаза. Впервые Надежде тесно и душно там, где она чувствовала себя как рыба в воде всегда. Он подчиняется и идёт за ней, не забыв крепко ухватить под локоть Натали.
           — Мне ещё рано. В отличие от своей подруги, я отпросилась у родителей, товарищ директор. —
           Натали пыталась вырваться из рук директора.
           — Натали! Кстати, почему Натали? Можно, Наташа или Наталья. —
           Школьный директор спешит за Надеждой и пытается шутить с её подругой.

           Двое мужчин следуют глазами, за Натали, уходящей из зала ресторана. Мужчина страсть, и мужчина хищник, вечер испорчен, желанный объект исчез.
           — С этой минуты вы для меня Наталья. —
           Они вышли из ресторана. Мужчина «Кобра» вышел вслед за ними. Сделал вид, что прикуривает. Алёша, заметил его манёвр.
           — Прогуляемся. Все мы живём рядом. —
           Предложила Надежда.

           Алёша не согласился с ней. Если идти пешком, мужчина «Кобра» пойдёт следом и узнает, где живёт Наталья. Странен ухажёр, для восприятия его Алёшей, как положительного героя.
           — Я вызываю такси. Всем стоять на месте. —
           Приказывает он и достаёт телефон. Такси в городе, как комаров в Ахтубинской пойме. Прибывает мгновенно. Только захлопнув дверцы машины, Алёша назовёт адрес. Отражаясь в глазах кобры, долго светятся, уменьшаясь в размерах огоньки фар такси. Почему существуют, такие люди? А Бог их знает…. Но они есть. И это большое везение, что их червоточину кто-то чует.

           Все вышли из машины. Такси уехало. Осень, сладко печальная осень, легла на плечи. После шумного ресторана, намёки осени всем понятны. Люди, случайно оказавшиеся вместе, ровесники осени, потому и загрустили вместе с ней.
           — Вы правы, товарищ директор, мне пора домой. —
           — Всем пора. —
           Ответил тот.
Натали пошла к своему подъезду. В дверном проёме, помахала им рукой. Свет подъездной лампочки, выгодно обрисовал её фигуру. Сейчас женщина казалась моложе осени.
           — Как вы ходите на такой шпильке? —
           Надежда не ответила. Шла рядом, держа мужчину за руку.
           — Если бы я не знал ваш возраст, я бы не спросил. Смело и молодо выглядите. —
           — Опоздали с комплиментами. Осень уже…. Внуки уже…. —
           — Да, ну? У вас есть внуки? —
           — Есть внук. —
           — Врёте. —
           — Вру. Так заметно? —
           — Поразмышлял…. Из имеющейся информации сделал вывод. —
           — Информация меняется каждый божий день. Моя дочь привела жениха знакомиться. Вы его видели. Старший брат жениха разбился в автокатастрофе вместе с женой. У них двухлетний сын. Возможно, он будет сыном моего зятя и моей дочери. —
           — Печально. Но с внуком поздравляю! Так трудно ходить на шпильках, или нет? —
           — Да конечно трудно! Хоть тапочки носи с собой…. Я не буду ходить на шпильке, если вы будете рядом со мной. —
           Шаги…. Шаги…. Шаги…. Шелест сухих листьев…. Шёпот прохладного ветра.
           — Не сразу это может произойти…. —
           Слышит осень, ответ мужчины.
           — Я знаю. Важно знать, что произойдёт. —
           Шаги…. Шаги…. Шаги…. Шелест сухих листьев. Шёпот прохладного ветра. Осень скромно ликует вместе с женщиной.

           Маша сердилась, бегая из комнаты в комнату. Нужно укладываться спать перед дальней дорогой, а матери нет дома. Как это ей знакомо!
           — Ух, ты…. —
           Вырвалось у Сергея, когда он, выйдя из комнаты несколько часов назад, увидел будущую тёщу в ботфортах на высокой шпильке, проверяющей содержимое сумочки у двери. Он был сражён её видом. Нельзя было сказать, что ей всё это не шло. Скорее, вид её не подходил под такое определение, как тёща.
           — К подруге я…. Ненадолго. —
           Будущая тёща, зябко пожала плечами, немного смущаясь взгляда жениха дочери.
           — Мам, ты что это? —
           Позади Сергея появилась Маша.
           — Натали звонила, решили встретиться. —
           — Обязательно так одеваться? —
           — Что-то не так, дорогая? —
           — Мама! —
           — А мне нравится…. —
           Сказал Сергей, и был искренен. Выглядела женщина сногсшибательно, почему бы и не сказать об этом. Маша замерла на мгновение, но только на мгновение. Затем резко повернулась и зашла в комнату.
           — Желаю хорошо провести время! —

           Сергей понял, что между дочерью и матерью пробежала кошка по его вине. Пошёл в кухню, на ходу придумывая, что бы такое соорудить вкусненькое и принести Маше прямо в комнату, что бы подлизаться. Допустил ошибку Сергей, нельзя восхищаться женщиной в присутствии своей женщины. Как сложно у женщин, думал парень, стоя у открытого холодильника и разглядывая его содержимое. Невероятных размеров холодильник у одинокой женщины. Зачем? За спиной входная дверь издала вполне определённый звук, это ушла Машина мама. Сергей, мужчина с опытом. Спешу исправиться и сказать, с хорошим опытом. Женщины в его личной жизни были. Не будем скрывать, были и такого «фасада», какой сегодня имела будущая тёща. Краткость пребывания таких дев и дам в обществе Сергея не давала возможности их именам закрепиться в памяти. Парень водил глазами по внутриутробному содержанию чужого холодильника. Вон смотри, упаковка нежирного творога лежит. Опускай глаза ниже, бананы! На дверной полке мята, в пластмассовом стаканчике, а замороженные ягоды найдёшь в морозилке. И начал парень действовать. Миксер на виду. Небольшую порцию ягод залил тёплой водой. Пусть мороз выпустят. Взбил в миксере творог с бананом. Выложил массу в три розётки. Положил ягоды на взбитый творог. Листики мяты пару раз ударил ножом, что бы отдали свой запах и водрузил на ягоды. Отошёл. Посмотрел. Красиво, и вкусно пахнет.
           — Девочки! —

           А девочки, поджав ноги, сидят на кровати. В порыве возмущения, дочь обсуждает мать с подругой. Наверное, это не правильно. Больше того, слово «наверное» нужно убрать. Душевный порыв! Не вдохнёшь глубоко и вот он уже наружи.
           — Мама всё делала, что бы нашей семьи ни стало! —
           Маша поднимает глаза к потолку, стараясь не пустить слёзу из глаз.
           — Все ошибаются. Возьми Татьяну, нынешнюю пассию твоего отца. —
           — А что Татьяна? Держится за моего отца, как за родного папочку! —
           — Сын во Франции, дочь в тюрьме который раз. Две мамочки вели себя по-разному, а результат один и далеко не положительный. Моя тоже была не паинька. —
           Подруги смотрят друг на друга.
           — Вот бы заглянуть в своё будущее. —
           — Будущее в щёлку не подсмотришь, его строить надо. Лепи из сегодняшнего дня, завтрашний день. —
           Хельга говорила монотонно, почти равнодушно и себе под нос, как умудрённый жизненным опытом человек. В комнату зашёл Сергей с подносом. Поставил поднос на кровать. Настроение Маши, заиграло как грани алмаза. Гордость перед подругой за Сергея переполнила её. Сейчас Маша счастлива, и проступок матери ушёл на второй план.

           Счастлива была и её мать, обманутая ложным чувством свободы, и предвкушением ложного праздника. Всё новое, это хорошо забытое старое. Так что мать Маши, ожидая новое, окунётся с головой в старое. О чём мы уже знаем.



Продолжение: http://www.proza.ru/2016/06/09/1983

Послевкусие. Глава шестнадцатая



           Ночь погрузила людей в сон. Во сне люди, как и в жизни, бывают, счастливы и не счастливы. Но просыпаются все с вопросом, а что сон может значить, если память о событиях во сне, не ушла вместе с пробуждением. Сны обязательно о чём-то нам вещают. Например, если мне снится мой единственный и любимый зять, на другой день у меня обязательно будет не планируемая, но приятная обнова.

           Отцу Жерара снится сон. Бут-то идёт он вдоль виноградника, радуется сильным стеблям, новым побегам и завязям. Видит куст пожухших роз. На колючих ветвях висит корзинка. Заглядывает в неё, а там лежит уродливый ребёнок, с большим как у клоуна ртом и головой. Ручки, скрюченные, к нему тянет. Проснулся весь в липком поту. От ужаса онемел и долго лежал в постели, разглядывая люстру, плафоны которой как воду удерживали в себе лунный свет из окна. Заснуть снова не смог. Встал. Накинул на плечи фланелевую рубашку и вышел во двор. В свой, собственный двор! Наличие собственного двора, дома, земли и виноградника, который даёт стабильный заработок это счастье. Трудное счастье. Он пел о трудном счастье для своей матушки, после рабочего дня, аккомпанируя себе на аккордеоне. Мать слушала простое пение сына и верила в его и своё счастье. Пел, когда привёз из России загадочную русскую жену. Пел отцовские песни. Пел дедовские песни. После рабочего дня пел с наёмными рабочими. Русская женщина не поверила его песням. Всё грустила и грустила, даже когда родился сын. Видимо по этому, сын много плакал до года. Совета, как обращаться с младенцами, женщине из России спросить было не у кого, а когда муж спрашивал о причине плача ребёнка, ей нечего было ответить. Так появилось мнение о нерадивой матери, потом и плохой хозяйке. Ком негатива по отношению к чужеземке рос и раздавил её, в конечном счёте, как мать, как любимую женщину. Мы ищем виновных, что бы оправдать свои проступки. Нашёл оправдание и отец Жерара своим проступкам. Виновница уехала, а сын остался. Один Бог знает, как тяжело было отцу отрывать мать от сына. Надуманная оскорблённая мужская гордость взяла верх над простым человеком. Домочадцы считали его правым, и поддерживали во всём. Но каждый раз, при мысли о разлучении дитя с матерью, отца Жерара грызла совесть так, что никакие уверения нынешней жены и родных в правоте его действий, не приносили облегчения.

            Отец смотрит со двора на окна комнаты сына. Не светятся. Спит, значит. Тяжело вздыхает. Трёт рукой грудь.
           — Отец! Неважно себя чувствуешь? —
           Сын, буквально в двух шагах от него, глаза у отца ещё не привыкли к темноте, он и не видел сына.
           — Да, что-то давит за грудью. —
           — Кардиограмму давно делал? —
           — Да никогда и не делал. —
           — Отец! Всё изнашивается, и мы тоже. Если мы чиним одежду, ремонтируем технику, значит и себя надо поддерживать. Мама должна знать об этом, и тебе напоминать, и за собой следить тоже должна. —
           — Разговорился. Татьяна научила, она же врач? —
           И почувствовал отец ревность ту, что не позволила когда-то отпустить сына с матерью.
           — Столько времени прошло! Неужели нельзя простить? А что собственно прощать?! Татьяна не изменяла тебе. Она была одна, ни друзей, ни подруг, ни родственников, ни привычных соседей. Вообще, никого! А тебя целый день нет дома, на винограднике пропадал.—
           — А я что, там с девками гулял?! —
           — Мы оба знаем, что разорвали сердце Татьяны на части. —
           — Её ты жалеешь, а меня ты не жалеешь! —
           — Я люблю тебя отец. Мне не безразлична мама по имени Татьяна. Я люблю девушку по имени Хельга. —

           Отец Жерара тоже любил своё прошлое, как любят все. Люто любим! И никого не пускаем в сердечную память. При странном для слуха женском имени Хельга вздрогнул и скрипнул зубами отец.
           — Ты завтра где? —
           — В городе до выходных. —
           — Тогда, до выходных, сынок…. —
           Тяжело слышать отцу подтверждение ошибок в прошлом. Тяжело говорить об ошибках сына в настоящем. Он спешит зайти в дом.
           — Отец! Я видел куст розы, совсем засох. Второй ряд с северной стороны. Ты посмотрел бы…. —
           Догоняют отца слова сына.
           — Мне никто не говорил об этом. —
           — Я же сказал…. Спокойной ночи отец. —

           Сын смотрит в след отцу. Не произошло того, что должно было произойти. Жерар не рассказал семье о своих намерениях в отношении девушки, с которой познакомился в России. Просмотр видео привёл отца в тихую ярость, после чего тот запретил ему сообщать об этом домочадцам. Так и жил теперь Жерар как колба наполненная содержимым, которое нельзя выпить, нельзя вылить.

           Жерар ехал в город на рейсовом автобусе. Костюм надел из шерстяной ткани, рубашку оставил прежней, из тонкой ткани. Осень! Утро холодное, вечера прохладные. С удовольствием зашёл в тёплый салон автобуса и сел в кресло. Покрутил колёсико с боку кресла, опустил спинку сидения ниже, откинулся и приготовился осматривать окрестности за окном. Решил не думать о раздоре с отцом. На работе должно быть хорошее настроение. Люди чувствуют, когда с тобой что-то не так. Его друг, юрист из той же компании, в которой он работает, с радостью согласился подсказать ему проволочки и обходные пути при оформлении документов, как на переезд, так и на регистрацию брака с иностранкой. Чем это всё кончится и когда? Всё, всё, всё! Он будет созерцать природу из автобуса, и думать о предстоящей работе. Сегодня он курирует группу итальянцев, пять человек. Люди смешливые, громкоголосые на отдыхе, да такие, что голова к вечеру раскалывается пополам, а им хоть бы что. Зато часто и много перекусывают, всё так же громко смеясь и жестикулируя.

           Лёгкое прикосновение к затылку, вывело Жерара из раздумий. Он подождал немного. Прикосновение не повторилось. Виноградники, одни виноградники вокруг. Его Франция красивее России. Она компактная, каждый кусок земли обработан, и закреплён за кем-то. Чище. Дороги лучше. Россия, совсем недавно стала заполняться, магазинами супермаркетами. Это плохо. И во Франции был такой бум, но прошёл. Супермаркеты, это огромное царство, качественных и некачественных товаров. В этом царстве товаров живут миллионы способов, не ведомых обывателями, как сделать не качественные продукты, вновь качественными. Во Франции эти громадины теряют популярность. Вернулись милые сердцу, маленькие в одну комнату магазинчики. В них тебя помнят в лицо, знают по имени и ждут. Что-то оставят для тебя важное, если оно заканчивается. Там дверной колокольчик, там улыбка пожилого продавца, как визитная карточка этого заведения. Перед глазами Жерара возник клоун. Кукла клоун. Куклу, перед его лицом держала детская рука и, по всей видимости, это была девочка. Клоун покачался из стороны в сторону. Жерара приглашали поиграть, и это было очевидно, а так как клоун любимый персонаж Жерара, он решил посмотреть его владелицу.
           — Ты любишь клоунов? —
           Жерар повернул голову и посмотрел назад.
           — Да. А мама их боится. —
           Ответила маленькая красавица с серыми глазами и светлыми кучерявыми волосами. Глаза её, словно прилипли к лицу Жерара.
           — Почему мама их боится? —
           Девчушка задрала подбородок и заглянула в лицо матери. Та безучастно смотрела в окно.
           — Потому…. У них два лица, на первом лице рисуют белилами второе лицо, но только у одного есть глаза. Какое лицо смеётся? —
           Она показала ему куклу, с нарисованной яркой краской улыбкой до ушей.
Жерар разглядывал маленькую красавицу и размышлял. Неужели дети, так глубоко думают и анализируют!
           — И вот так всегда…. —
           Произнесла мама сероглазой девочки и нажала на кнопку «остановка». Мать и дочь шли по проходу к выходу, и девочка махала ему куклой клоуном.
           — Я тоже люблю клоунов. Я их собираю. —
           Сообщил Жерар девочке вдогонку. Девочку тащили к выходу. Мама спешила. Маленькая красавица протянула в его сторону руку с клоуном.
           — Нет, нет, не надо…. У меня их много, у тебя один. —
           Девочка опустила руку и разжала кулачок. Кукла мягко легла на дорожку. Мать и дочь вышли. Жерар смотрел им в след в окошко автобуса. Девочка махала ему рукой.
           — Я думаю, она его вам подарила. —
           Сказал водитель.
           — Да, да…. Подарила! Какая прелесть! Вам придётся его взять, молодой человек! —
           Сделала вывод из увиденного и услышанного женщина с переднего сиденья. Её рука опустилась, подняла клоуна с дорожки и передала другим рукам, те передали следующим. Вот так кукла клоун и добралась до Жерара. Он взял его, рассмотрел. Действительно, рот до ушей, хоть завязочки пришей, а глаза ему вставили в глазницы, грустные, грустные.
           — Вот и ещё один жилец в мою комнату, хорошо, что без прописки. —
           Жерар сказал это вслух и все в автобусе дружно рассмеялись.

           Группа из пяти итальянцев, ждала его у входа гостиницы. Вернее четверо мужчин. Огляделся.
           — Раз, два, три, четыре…. Где пятый? —
           Итальянский разговорный Жерар учил не долго. Итальянцев много в Париже, причём круглый год и они всегда желают иметь при себе переводчика и жаждут с ним много разговаривать.
           — Пятый застрял у той витрины. —
           Туристы указали где. Жерар посмотрел в ту сторону, но не увидел там итальянца. Возле витрины не было мужчин. Была, красиво плотно обрисованная трикотажным полотном платья женская попка. Голова владелицы и её верхняя часть низко склонилась. Голова таращилась на бесчисленное количество гребёнок для волос в витрине. Кстати, очень старинный предмет украшения. Сейчас его не носят, или редко носят. Жерар оценил достоинства женщины и отвёл глаза. Вдруг, кто-то из присутствующих мужчин её муж, или брат, или жених. Присутствующие мужчины радостно ему улыбались и продолжили смотреть на попу женщины.
           — Что будем делать? —
           Спросил Жерар.
           — Наблюдать…. —
           Весело и почти хором, ответили итальянцы.
           — Время…. —
           Жерар показал на ручные часы.
           — Платим…. Платим…. —
           Загалдели мужчины.
           — Вы её первый раз сегодня увидели? —
           — Вот так, в первый. —
           И тут же, одновременно развернулись к Жерару лицом. Это женщина распрямилась у витрины и шагнула в их сторону.
           — Какая чудесная кукла. Это клоун! —
           Жерар смотрит на итальянку. Она стоит рядом. Как клоун у неё оказался в руках? Он потрогал карман, куда засунул игрушку, там её не было. Зато она была в руках маленькой женщины. Та прижимала её к своему лицу и чмокала, чмокала, чмокала….
Теперь Жерару нужно было сказать что-то вроде:
           — Он ваш…. Если он вам так нравиться! —
           Но Жерар так не сказал. Он прогнал эту мысль, как и подобает коллекционеру. Платье на женщине плотного трикотажа, телесного цвета. Выглядело как ажурный чулок. Прямо таки влитое, как если бы на вазу натянуть что-то резиновое. Длина приличная, за колено. Рукав, три четверти. Вырез лодочкой. Всё перечисленное вам, читается скромно, а выглядит так, как будто на женщине ничего нет. Бюстгальтера нет точно! Несколько бусин, огромных, рыжего янтаря, подвешены на шее за рыжий кожаный шнурок. На руке ещё пара янтарных шариков, на таком же шнурке. Ноги покоятся в рыжих, мягких, замшевых мокасинах. Но это только мягко сказано, покоятся. Ничего они и не покоятся! Они живут отдельно от хозяйки, и когда она, например как сейчас, смотрит на Жерара, в надежде услышать ту самую фразу «кукла клоун ваш», её ноги принимают различные позы, делают шашки, встают с пятки на носок и наоборот. Безобразничают, в полном смысле этого слова. Рыжие волосы только касаются женских плеч и их так много! Они в короткой стрижке, цвета её бус. Растрёпанные! Но как-то красиво, растрёпанные…. Глаза зелёные и бесстыжие, как у избалованной кошки, проживающей у одинокой и пожилой женщины.
           — Да, это мой клоун. —
           Жерар старается не сбиться, говоря это. Он любовался маленькой женщиной, а как скрыть это не знал. Остальные четверо мужчин, делали тоже, что и он.
           — Я знаю! Кукла из вашего детства, или талисман наудачу. —
           Сделала таинственное заключение женщина, понизив голос.
           — Нет! Э-э-э…. —
           Жерар задержал вопросительный взгляд на лице женщины.
           — Я Ляля. —
           — Нет, Ляля! Мне только что её подарили. —
           — Но он уже потрёпанный…. Не стесняйтесь и признайтесь. Это так романтично! —
           Женщина, буквально пританцовывала на месте.
           — Давайте сделаем так…. Вы можете оставить куклу у себя. После экскурсии, я заберу её у вас. —
           Жерар не хотел расставаться с клоуном.
           — Как жаль…. Я его полюбила. —
           Наигранно загрустила женщина, и носком своей туфли начертила предполагаемый полукруг на асфальте.
           — Какая наглость и какое упрямство! —
           Рассердился про себя Жерар.
           — Мы купим вам точно такого, а может быть даже и лучше. —
           Окружили и загалдели вокруг рыжей бесстыдницы мужчины.
           — Правда?! —
           Засияли бесстыжие и зелёные глаза.

           Жерар по пунктам пересказал туристам прогулку по городу. Спросил о пожеланиях. Ну конечно, это был игрушечный магазин, или другой какой, в котором можно было купить куклу клоуна.
           — Её бы завести в магазин женского белья…. Только она туда и не просится. —
           Жерар не знал, как реагировать на слова одного из туристов. Турист понял это и добавил:
           — Впрочем, ей и так красиво. Как вы находите? —
           Жерар подумал, прежде чем ответить.
           — Даме так нравится. Мы не можем диктовать даме условия. Дама на отдыхе. —
           — Вы совершенно правы. —
           — А вот и наш транспорт. Прошу всех садится. —
           Жерар указал рукой на подъезжающий автобус. Дама заходила в микроавтобус первой. Водитель свернул шею в сторону рыжей бестии, в шее щёлкнуло. Потом будет растирать шею какое-то время. Ища удобное место для себя рыжая бесстыжая «дама» усаживалась на каждое кресло. Обследовала весь салон. Проходя мимо Жерара, сердито сунула ему в руки клоуна.
           — Как будет угодно. —
           Мысленно раскланялся с ней Жерар, стараясь, что бы на лице, ничего не отразилось.

           Я не была в Париже. Посему, лишаю вас описания красот этого города. Я лишаю вас, а Ляля лишит всех четырёх мужчин. Бурно реагируя на всё увиденное за окном, пересказываемое Жераром. В течение маршрута женщину можно будет увидеть и в конце салона автобуса, и в начале, и попеременно на всех свободных креслах, стоящей на коленях и опирающейся руками на спинку сиденья. Водитель автобуса все глаза проглядел в зеркало заднего вида. Выражения его лица, было счастливым как у ребёнка. Увидев магазинчик с игрушками, бестия была готова выпрыгнуть на ходу из автобуса, благо двери автоматические. На удивление, игрушка клоун нашлась. В два раза больше того клоуна, что был у Жерара. Игрушка была с такими же, как и у его новой владелицы, шаловливыми глазами, только вот беда, на шляпе, и на носках его импровизируемой обуви, были пришиты бубенцы. Не кисточки, а металлические бубенцы, внутри которых вложены железные шарики. Их перезвон было весело слушать в магазинчике, где все мужчины, включая продавца и других покупателей, радовались неподдельной радости очаровашки Ляли. Радость прошла, как только все снова сели в микроавтобус. Звук колокольчиков, будет сопровождать каждое слово и движение Ляли, а слова из сопровождающей лекции Жерара будут тонуть в звоне бубенцов. Хаос! Первому надоест мужчине, который желал завести Лялю в магазин женского белья, и он попытается забрать у неё куклу.
           — Я понянчу вашего клоуна, а вы отдохнёте. Позвольте? —
           Он потянул игрушку за одну ручку к себе. На что две руки женщины захлопнулись как створки морской ракушки.
           — Вы думаете, ему плохо со мной? Тогда я возьму у нашего гида для него товарища. —
Она встала, пошла по проходу, слегка согнувшись, так как микроавтобус не предназначен для свободного хождения. Жерар забеспокоился. Он не знал, что от этой активной женщины можно ожидать. Зато она знала, зачем шла. Выхватила у него из кармана дарёную девочкой игрушку, и вернулась на место, воркуя над двумя клоунами.

           Автобус подъехал к ярмарке. Ежегодная ярмарка продажи трюфелей. Проходит всю осень и длится до самого марта. На неё съезжаются как местные плантаторы, так и производители трюфелей других провинций. Удивительно, что весь товар одного продавца порой может уместиться в одной корзинке или лотке. Есть продавцы, у которых товар занимает багажник машины. Как правило, это плантаторы, которые имея достаточное количество земли, занимаются высадкой саженцев дуба, ждут пять и более лет, что бы в корнях подросших деревьев грибницы начали давать урожай трюфелей. Трюфели бывают белые и чёрные. Чёрные, ценятся дороже. Намного дороже! В прошлом году, они стоили шестьсот евро за килограмм. В этом году, урожай богаче, предложение опережает спрос, и цена четыреста пятьдесят евро. Вид у трюфелей неприглядный. Цвета земли, неровной округлой формы. Запомнился рассказ французского повара о том, как нужно кушать трюфель. Кстати, подаются трюфели крохотными порциями. Так вот, он сказал, что сначала необходимо насытится запахом, издаваемый блюдом. Затем положить кусочек гриба на язык, и почувствовать его вкус, затем прижать гриб языком к нёбу и держать его так, пока не выйдет из него сок, и не растечётся по всему рту, и только после этого можно начинать кусочек гриба жевать. Осторожно так, продлевая удовольствие. Сладострастие, прямо таки, какое-то! Сложно представить совет в действии, запах трюфелей ещё тот! Конечно, никто из группы долго не задержался на ярмарке. Так, пробежались по его небольшой территории, раз приехали. Сразу же направились в кафе, где готовят, эти самые трюфели. Для французов любителей трюфелей, тут приятный и дорогой запах. Допускаю мысль, что есть люди, не приемлющие запах трюфелей. Ляля скорчила гримасу на лице. Долго разглядывала свою тарелку, потом стала заглядывать в тарелки на соседних столиках. Заметив, как окружающие люди реагируют на поданное кушанье, сообразила, что и ей надо выглядеть знатоком этой диковинки. Она начала махать ладошкой над своей тарелкой и вдыхать в себя воздух. Охать и ахать, якобы наслаждаясь им. Но отвращение взяло своё, и рвотные позывы сковали её живот. Она побелела лицом, пот заблестел над верхней губой, и что самое удивительное, стала обыкновенной женщиной, которой в данный момент нуждалась в чьей-то помощи. А мужчины ели, мужчины любят поесть, и нет им дела в это время до рыжей бестии.
           — Встаньте и идите за мной. —
           Велел Ляле Жерар.
Она встала и опёрлась на руку Жерара. В туалетную комнату Жерар зашёл с Лялей вместе. Открывал и закрывал кран с холодной водой. Подавал бумажные полотенца.
           — Тут тоже пахнет этим же…. —
           Печально прошелестела женщина, загробным голосом.
           — Мне так не кажется…. —
           Жерар подышал глубоко носом.
           — Значит, я погибну…. —
           — Я вас спасу. Мы сейчас пойдём в другое заведение. Буквально в двух шагах. Там вы выпьете горячий, крепкий кофе, съедите пару булочек. Вам станет легче. —
           — Там тоже будет пахнуть этим…. —
           — Не угадали. Запах кофе, перебивает все запахи на свете. —
           — Это правда. Пойдёмте…. —
           Они перешли дорогу. Подошли к маленькому кафе. Большущий кот спрыгнул со стула, специально для него поставленного с подушкой и пошёл им навстречу.
           — Привет, кися…. —
           Слабо помахала ему рукой Ляля.
           — Показывай дорогу, хозяин. —
           Велел Жерар.

           Кот трусцой побежал к стеклянной двери. На улице стояла пара столиков, но Жерар решил, что даже отдалённый вид торговли трюфелями, может напомнить их запах женщине и завёл её внутрь. Внутри совсем по-другому. Ляля успокоилась, к ней вернулся аппетит и жажда. Пирог с рыбой и луком пореем, ушёл за милую душу. Большая кружка кофе, наполнилась второй раз.
           — Как хорошо. —
           Совершенно другим голосом, другой интонацией, без ужимок и лишних движений, произнесла женщина и с благодарностью посмотрела на Жерара.
           — Рад. Очень рад. —
           Женщина старательно утёрла рот салфеткой.
           — Ты бука. —
           Жерар, немного удивлённый, переходом их общения на твёрдое «ты», помедлил с ответом.
           — Ты ведёшь себя, как развращённая отчимом школьница. —
           — И тебе неприятно? Зато это приятно моим спутникам и они становятся щедрыми. Я несу им радость, мужчины вспоминают, что они мужчины. Ты так не считаешь? —
           Осведомилась Ляля.
           — Я не думаю о тебе. —
           — Ты не щедрый и…. Голубой! Я поняла! —
           Сделала для себя открытие Ляля. Жерар не был таковым.
           — Я могу быть всякой, разной…. —
           — Не сомневаюсь. —
           — Проведи со мной сегодняшний вечер. Не могу же я приехать домой, не попробовав француза. —
           Жерар не выдержав, засмеялся. Легко и радостно так! Даже слёзы выступили на глазах.
           — Так ты и в этом плане голодная? —
           — Я так себя накрутила перед поездкой, намечтала…. Наверное, умру, если не сделаю это с тобой. —
           — Может до вечера, ещё кто подвернётся? —
           — Нет? Пусть будешь ты…. Сразу как увидела тебя, так и решила. —
           — Будь, по-твоему. —
           Согласился Жерар. Что должен был ответить столь дерзкой молодой женщине молодой француз? Отказать? Это не возможно в сложившейся ситуации.
           — У тебя есть жильё? —
           — Не думай об этом. Разглядывай Францию, а то всё пропустишь. —

           Я не была в Париже. Если сказать, что Жерар поступил как настоящий француз, это будет неправдой.

           Вернувшимся в автобус мужчинам после сытной еды, хотелось зрелищ. А одна, на всех женщина, притихнет у окна, прижав к груди двух клоунов. Будет старательно таращить свои зелёные глаза в окно. Слушать каждое слово гида, даже переспрашивать о чём-то его и прикрикивать, на окликающих её мужчин в салоне автобуса.

           Остаток дня прошёл именно так, как хотел Жерар. В прослушивании его лекции, с созерцанием маленькой и уютной Франции в лице Парижа, всеми членами группы. На одной из остановок, мужчина, желавший завести проказницу в магазинчик женского белья, всё-таки завёл её туда. Вышли они оттуда, как муж с женой, под руку. Он степенно вёл успокоившуюся женщину с цветным пакетом в руке, слегка поглаживая другую её руку своей рукой. Усадил её в автобусе и поцеловал в щёчку. Видимо, это всё на что он мог рассчитывать в свои годы. Потом, наверное, ему было приятно, делать приятное женщине материально.

           День подошёл к концу. Четверо мужчин зашли в гостиницу. Жерар и Ляля, держа в руке по кукле клоуну, взявшись за руки свободными руками, шли по узкой улочке. Их вёл за собой древнейший, наисильнейший инстинкт рода человеческого.

           В комнате Жерара, Ляля снова превратилась в рыжую бестию, которой была в начале их знакомства. Куклы клоуны, рассаженные на полках, привели женщину в восторг, и она забыла, зачем пришла сюда. Каждая кукла была снята с насиженного места, скрупулезно изучена. Была расправлена каждая складочка, воротничок. Она дула на их лица, что бы убрать пыль. Женщина взялась за влажную тряпку и перетёрла полки, на которых игрушки сидели. Не заметив как, и Жерар взялся ей помогать. Так, разглядывание экспонатов его коллекции, превратилась в генеральную уборку. Гостья даже кровать отодвинула от стенки, чтобы вымыть пол под ней и за ней. Прошло два часа. Они так устали, что привалившись спинами, сидели на кровати. Она смотрела на окно, и думала:
           — Нет. Мыть окно я не буду. И зачем я вообще затеяла всё это? —
           Он смотрел на люстру и думал:
           — До люстры никогда не доходят руки. —
           — Кофе! Варим кофе! —
           Вскочил Жерар.
           — Можно? —
           Ляля держалась за ручку холодильника.
           — Давай. —

           Как там говорится? Женщина из чего угодно сотворит салат, шляпку и скандал. Посмотрим. Ляля обнаружила в холодильнике копчёные куриные грудки. Долго разглядывала, нюхала. Съедобные! О! Банка сладкой фасоли в томатном соусе. Сойдёт. Слегка привядший болгарский перец. Туда же! Листья салата…. Выбросить! Открытая банка с маринованными грибочками! Интересно давно открыта? Туда же! Что режется, порезано. Что выкладывается, выложено и всё перемешено. Семена кунжута пришлись кстати. Женщина кладёт первую ложку в рот. Вкусно!
           — А у меня кофе готов! —
           — Я нашла тостерный хлеб. —
           Разорвал упаковку, Жерар посмотрел на женщину, та уже ела. Он присоединился. Потом пили ароматный кофе.
           — Утомила меня Франция. Полежим? —
           — Давай. —
           Накрылись одеялом.
           — Хорошо поработали. —
           — Хорошо. —
           — Прохладно у тебя. —
           — Сейчас согреемся. —
           Но женщина, что-то вспомнив, выскальзывает из-под одеяла.
           — Отвернись! —
           — А что? —
           — Потом увидишь! —
           Жерар накрывается одеялом с головой. Ждёт.
           — Можно! —
           Выглядывает.
Ляля стоит в новом белье. Корсаж с лифом, подтяжками для чулок и трусики. Василькового цвета, с множеством тоненьких рюшек вокруг ног и груди.
           — Ты вся пупырышками покрылась, а так красиво. Беги под одеяло. —
           Женщина на ходу снимает всё с себя и забирается в кровать.
           — Бр-р-р…. —
           — Сейчас согреешься. —

           Ночь прерывается позывами мочевого пузыря. Вот они то и разбудили рыжую женщину. Темно. Тесно. Где это я? Тут же вспомнила.
           — Слава Богу, не маньяк… —
           Крадётся к двери. Мелькает мысль:
           — Может уйти? —
           Куда она пойдёт? Ни дороги в гостиницу, ни номера вызова такси не знает. Мочевой опорожнён. Что же делать?
           — Ты скоро там? —
           Это Жерар пришёл по той же нужде, что и женщина.
           — Я уже…. —
           Она торопливо выходит из туалета. Стоит и ждёт.
           — Ты чего босиком на холодном кафеле? Быстро в кровать! —
           Ляля убегает.
Хорошо в кровати под одеялом. Тепло, темно и, кажется не страшно.
           — Ты как? —
           Спрашивает Жерар, утыкивая вокруг себя и женщины одеяло.
           — Я спать…. —
           — Я тоже…. —
           — Ты в гостиницу меня отведёшь? —
           — Утром? Конечно. —

           Утро. Всем куда-то надо. То и дело Жерар и Ляля сталкиваются плечами с прохожими. Зябко. Осень же. У Жерара руки в карманах. Ляля держится за его локоть, периодически отпуская, что бы пропустить встречного человека, и снова ухватится за него. Пройтись пешком была её идея.
           — Ты разочарованна? —
           — Нисколько. Я спала с французом, а детали в рассказе подругам, будут по моему вкусу.—
           Молодые люди смеются. Это знак, хорошего начала дня.
           — Ты забыла у меня клоуна. Такси! —
           Жерар машет рукой проезжающей машине.
           — Я не забыла его. Я оставила его в твоей коллекции. Там не было такого. —
           — Ты мне ещё и подарки делаешь…. —
           Качает головой Жерар.
           — Что хочу, то и делаю! —
           — Я тебе нравлюсь? —
           — Очень! Ты прелесть…. А ты женат? —
           — Да…. —
           Жерару так хотелось быть женатым, что он соврал и тут же испугался, что обидел Лялю.
           — Ты не представляешь, как это здорово. Как интригующе звучит! У меня был в Париже любовник! Женатый! —
           Ляля согрелась. Её согрели собственные эмоции. Она вертелась и постоянно спотыкалась. Он наблюдал за ней и горевал даже, что нет у него такой женщины. А чем плоха зеленоглазая бестия? Он поймёт чем, когда за ней закроется дверь гостиницы, и она, прижавшись носом к дверному стеклу, покажется в нём, что бы состроить ему на прощание смешную рожицу. Жерару станет легко и свободно шагать по улице. Никто не мельтешит перед глазами, не забегает наперёд, не теребит за рукав и сам он не натыкается постоянно на снующую туда- сюда женщину. Совсем другое дело Хельга. Её возьмёшь за руку, как лёгкую, удобную сумку и ведёшь за собой. Она не только не вырывает руку, она старается держать свою руку в его руке тихо и смирно, и смотрит на тебя снизу, не требуя ответного взгляда.

           Сегодня у Жерара встреча с другом, который познакомит его со всеми нюансами вступления в брак с иностранкой. Маленькое кафе, в маленькой узкой улочке. Крохотный круглый столик, что локти поставить не куда. Полуподвальное помещение. В узком окошке парад разнообразных ног и туфель перед глазами. Очень хорошо думается здесь. И о чём-то, и ни о чём. Стулья венские, холодные и скрипучие. Им столько же лет, сколько хозяйке кафе. Посетители есть всегда. Ходят сюда из-за булочек. Булочки печёт сама хозяйка. Она точно знает, сколько штук надо булочек, и точно знает, кто придёт к ней сегодня. Мало того, она знает все даты рождения, своих клиентов, их проблемы и помогает советами. Сама она похожа на булочку. Не стара и не молода. Лет так, пятьдесят с чем-то. Шесть крохотных столиков. Меню скудное, это её булочки, но какие булочки! А какой чай с травами! Если в другом заведении, вы покупаете булочное изделие, здесь вы покупаете, корзинку полную булочек. Они не большие и булочек много. Вы просто, не глядя, запускаете руку в корзинку и кладёте себе в рот кусочек детства, если у вас была бабушка, или кусочек ожидаемого наслаждения. Кладёте и кладёте, пока корзинка не опустеет. И цена здесь не за булочку, а за корзинку. Цена не кусается, и если вы случайно сюда зайдёте, вы обязательно придётё ещё раз.

           Жерар спустился по ступеням лестницы и сел за свой столик. Он пришёл рано, ему придётся ждать друга. Нисколько не жаль! Он успеет насладиться булочками, и чаем, разглядит обувь прохожих за окном, соберётся с мыслями перед встречей с другом. Осень заставляет нас немного грустить, совсем немного, чуть – чуть, и много думать. Глаза парня, смотрящие в окно, как бы стекленеют, он ушёл в себя…. В помещении прохладно, еще не согрелось после осенней ночи. Пар от стакана с чаем тонкой змейкой завивается над каждым и поднимается к потолку. Что это? Уже знакомые, рыжие мокасины, вытворяют за стеклом, незамысловатый танец нетерпения. Вроде бы парень, совсем недавно завёл именно эти мокасины в гостиницу. Жерар приподнимается. Снова садится. Нет! С меня достаточно и вчерашнего дня. Человек приехал в Париж, и гуляет. Пусть себе гуляет. К рыжим мокасинам подходят мужские брюки с ботинками. Ботинки, так себе…. Мокасины, стали на носок, потом на пятки, потом стали как бы тормозить об асфальт, как если бы человека тянули за руку. Что это значит?! Жерар встаёт, взбегает по ступенькам наверх и выходит из кафе на улицу. Дверь мягко открывается, пустив на секунду в кафе звуки города, и мягко закрывается за ним. Да, это Ляля! Её тянет за руку мужчина в одну сторону, а та показывает рукой в другую сторону. Ляля видит Жерара и буквально вешается ему на грудь.
           — За мной пришли, спасибо. Я больше не нуждаюсь в информации. —
           Мужчина спешно уходит.
           — Что ты ищешь? —
           — Твой дом. А почему он сиреневого цвета? —
           — Зачем тебе мой дом? —
           — Чтобы зайти в свою комнату в гостинице. —
           Жерар вопросительно поднял брови. Женщине нужен его дом, что бы зайти в номер в гостинице. Он берёт её под руку.
           — Идите за мной, и не сопротивляйтесь. —
           — Мне это только что предлагали…. —
           Жерар буквально затолкал её в подвальное помещение. Ароматное тепло коснулось женских плеч. Руки ледышки расслабились и заскользили по перилам. Жерар посмотрел на хозяйку, та поймала его взгляд и сразу же подошла.
           — Всё тоже для дамы. —
           Хозяйка вернулась быстро. Накинула мужской вязаный жакет большого размера на плечи Ляли и выставила перед ней корзинку с булочками.
           — Спасибо! Так любезно…. —
           Методично, как здесь и заведено, ЛЯЛЯ подносила руку ко рту с очередной булочкой, запивая их горячим, душистым чаем. Радостно улыбаясь вкусу на языке. Жерару пришлось подождать, пока зеленоглазая бестия насытится и согреется. Ждал и разглядывал. Он любил наблюдать за женщинами, потому ему никогда не было скучно в их обществе, если они не встряли в глаза и не вертелись под ногами. Сейчас его любимым занятием занимался не один он. Его друг, недавно вошедший в кафе, задержался на верхних ступенях лестницы, и разглядывал иностранку, сидящую с его другом за крохотным столиком.
           — Доброе утро, Жерар! Доброе утро… —
           Он сделал паузу, что бы услышать имя девушки сидящей с Жераром.
           — Угу…. —
           Произнесла иностранка, потому что жевала. Её глаза остановились на лице друга Жерар, потом пробежались по нему всему. Ляля впала в тихое восхищение.
           — Ляля. —
           Ответил за неё Жерар. Заметил реакцию Ляли на друга. Ещё интереснее стало. Друг сел. Ляля поглотила друга вместе с булочкой. Перестала жевать, друг перестал дышать.
           — Вы кушайте…. Мне сейчас принесут. Я здесь завсегдатай…. —
           Наконец-таки, выдохнул адвокат из себя.
           — Угу…. —
           Рыжая бестия поняла, что с ней разговаривают и что пришедший человек тоже восхищён ею. Она бы не была собою, если не почувствовала этого.
           — Она иностранка. Так что, лучше жестами…. —
           Посоветовал Жерар другу и усмехнулся.
           — Где ты откопал это чудо? Вы чудо! Вы знаете об этом? —
           — Угу…. —
           Взлохмаченная рыжая голова кивнула.

           Жерар должен был выяснить появление Ляли на улице, после того, как сам лично отвёл её в гостиницу. О чём он и спросил её на родном для неё итальянском языке. Оказалось, что ключ от номера она повесила на клоуна. Клоун остался в комнате Жерара. А так как шли они до гостиницы не долго, в каком направлении она помнила, то и решила она найти его дом самостоятельно по сиреневому цвету.
           — И как бы ты вошла в комнату? —
           У Ляли округлились глаза.
           — Попросила бы консьержку, открыть запасным ключом. —
           — На чистом итальянском языке? —
           Жерар сердился.
           — Почему ты на неё орёшь? —
           Вмешался друг адвокат.
           — Ты, как всегда, преувеличиваешь. —
           Жерар рассказал другу историю их знакомства.
           — Я всегда опаздываю…. Что ж так не везёт?! Она уже твоя…. —
           Скорее возмутился, чем посетовал друг.
           — Ты, снова преувеличиваешь. Я с ней не спал. Просто оставил у себя на ночь. —
           — Просто?! —
           Теперь уже основательно возмутился друг.
           — Тебе придётся поверить. —

           Адвокат потёр руки, забрал у женщины пустой её стакан, заменив его своим, только что принесенным хозяйкой. Этот его манёвр хозяйка заметила и поспешила налить новый стакан и подать его клиенту. Ляля согрелась. Пылала щеками, ушами, и кончиком миленького премиленького носика. Пришедший мужчина ей нравился. Коленки Ляли под столиком сведены. Ноги приподняты на носочки. Она хоть сейчас могла скакнуть к вновь пришедшему мужчине на колени. Да! Это тот, которого она представляла в своих фантазиях. Жерар тоже подходил под его описание, но не сработало, не вспыхнул огонёк, так бывает. Жерар наблюдал за рождением новой и скорее всего короткой любви. Понял, что разговора о делах его сегодня не получится.
           — Своди её ко мне за ключом. Консьержка тебя знает. Мне идти надо, узнать есть ли на сегодня работа. —
           — Ты настоящий друг… —
           — Буд-то не знал! Долго не задерживай её, всё-таки иностранка, в гостинице зарегистрирована. —
           И обращается к Ляле:
           — Ляля! У меня дела. Передаю вас в надёжные руки друга. Сходишь с ним, заберёте ключ, потом он проводит тебя в гостиницу. Человек он порядочный и надёжный, как я. —
           — Что ты ей говоришь? Как жаль что она иностранка. Хотя нет! Наверное, это и есть самое интересное в ней. —
           Волнуется друг.
           — Два сапога – пара! —
           Жерар лукаво погрозил им пальцем и ушёл из кафе.

           Жерар не забывал о Хельге ни на минуту. Сердце неприятно щемило в груди. Горько как-то и безнадёжно, понёс он свою горечь, подальше от нежданно возникшего костра любви, между его другом и Лялей. Странные имена у его женщин последнее время. Горькая усмешка посетила его лицо. Руки в карманах брюк. Немного сутулится. И нет никаких предположений на его счёт. Нечего пока рассказывать вам о нём о них…. Если даже подсматривать в замочную скважину, ничего нового мы не увидим. Всё старо, как мир!



Продолжение: http://www.proza.ru/2016/06/09/1987

Послевкусие. Глава семнадцатая



           Давно в рассказе не возникал образ соседа справа проживающего в доме Надежды в городе Волжский. Того самого дамского угодника. Посетим его. Не хочется оставлять его в забвении. Возраст у человека поджимает. Нужна семья, нужны стабильные отношения. Дети нужны. Сколько ему можно уже взбитые сливки слизывать? Пора иметь своё.
           — Вы живёте здесь? Не могли бы вы открыть мне подъездную дверь своим ключом. Моя подруга дома, я только что видела её на балконе с обратной стороны дома. Телефон не берёт, видимо не слышит. Если вы конечно из этого подъезда. —
           Женщина, говорившая эти слова, обращалась к мужчине, сидевшему на лавочке, а сама сосредоточенно что-то выискивала в закромах огромной спортивной сумки. Женщина только что из спортзала. Вся взбодрившаяся, горячая и помолодевшая. Ей ответили:
           — С одним условием! Вы скажете мне своё имя. —
           Женщина дунула поверх верхней губы, что бы убрать прядь волос с лица и лучше рассмотреть парламентёра, ведь только они ставят всевозможные условия.
           — Я могу назвать любое имя, просто так, от «фонаря». —
           — Вы не такая! —
           На что-то намекая, ответил мужчина.
           — Вот в этом вы правы! Я, не такая…. —
           Женщина тоже явно на что-то намекала.
Мужчина подошёл к женщине вплотную.
Что это с ним? Вроде осень….
           — Откройте, наконец, дверь! Простых слов не понимаете? —
           Мужчина через её плечо протянул руку и прижал магнитный ключ к двери. Она сработала, с известным всем пиканьем.
           — Я вами любуюсь. Вы вся такая естественная и не естественная одновременно. —

           Они вместе пошли по лестнице. Женщина открыла почтовый ящик подруги, вынула его содержимое, перетрясла, а в наше время есть чем потрясти, пихают туда, что не попади! По-хозяйски так! Засунула всё в соседский ящик.
           — Вы здесь живёте? —
           — Здесь живёт моя подруга. —
           Мужчине нравится женщина. Женщине нравится мужчина.
           — Ваша туалетная вода вам не подходит. —
           Подтверждая свои слова, женщина втягивает в себя воздух с недовольным лицом. Соседу справа, впервые не хочется врать и фантазировать. Сам тому, не веря, он говорит так, как есть.
           — Эта женская туалетная вода. Я ночевал у женщины. —
           — А трусики вы её не надели? —
           Женский смех заполняет подъезд. От всей души смеётся женщина со спортивной сумкой.
Мужчина прошёл свой этаж, и не заметил этого. Магнитом прилип к женщине и следовал за ней и смотрел только на неё.
           — Не уходите так…. Расскажите о себе…. —
           — Я не пользуюсь чужим парфюмом. Мало того, я не люблю чужой парфюм. —
           — Я не буду больше так делать. —
           На одном выдохе пообещал сосед справа.
           — Я не ночую в чужой кровати. —
           — Я больше туда ни ногой. —
           Ещё одно обещание слетело с мужских губ.
           — Я иду к своей подруге. —
           Женщина остановилась у двери Надежды.
           — Я, кажется, знаю к кому вы. —
           Сообщает сосед справа.
           — Надеюсь, вы ещё не ночевали в её кровати! —
           Незнакомка звонит в дверь.
           — Нет. —
           Твёрдо так, произносит мужчина.
           — Натали! Как я рада…. Проходи! —
           Это голос Надежды. Тут она видит соседа справа и сверху.
           — Доброе утро! Вы откуда и куда? —
           Весело так спрашивает его.
           — Он ночевал у женщины, и только что прибился к дому. —
           Доносится голос Натали из глубины квартиры Надежды. Она снимает красавки, согнувшись пополам, но, не согнув колени.
           — Ты не можешь знать этого. —
           Смеётся Надежда. Не смотря на отъезд дочери и будущего зятя, у неё прекрасное настроение.
           — Он сам сказал. —
           Уверяет подруга. Голос ей становится глуше. Она зашла в ванную комнату.
           — Что она сказала? —
           Беспокоится сосед справа.
           — Вы знакомы? —
           — Я только пытаюсь….. —
           Сосед справа сам на себя не похож.
           — Тогда прошу вас зайти и познакомится. Подруга! Ты согласна знакомится? —
           Шлёт Надежда вопрос в ванную комнату.
           — Я, только «за». —
           Доносится из ванной.
           — Проходите. Что вы как мальчик топчитесь? —
           — Спасибо. —

           С соседом справа, действительно произошли серьёзные изменения. Он даже забыл о наборе джентльмена. Чуть ли не крадучись он прошёл в комнату, и сразу же присел в белое кресло. Лишь бы его не прогнали, лишь бы он снова увидел эту женщину, спортивного телосложения, свежим лицом и весёлыми глазами.
           — Мою подругу зовут Натали. —
           Многозначительно произносит Надежда. «Парализованный» сосед справа кивнул головой.
           — Натали…. Как прекрасно…. Как соответствует ей…. —
           Сосед справа, наблюдает в открытую дверь ванны как Натали, сушит феном волосы. За ним, с тёплой иронией, наблюдает Надежда. Она знает, какой эффект производит её подруга на незнакомых мужчин.
           — Да что с вами? Я, не узнаю вас! Вы такой галантный, смелый всегда, а сегодня, как мальчик перед учительницей. —
           — Надя…. Я сражён…. Честно…. —
           Шепотом отвечает сосед справа и сверху.
           — Разве так бывает? Утро на дворе, ни каких ухаживаний и прочее! —
           — Значит бывает. —
           Разводит руками сосед справа.

           Надежда заливается смехом. Ей вторит подруга. Через секунду смеётся и сосед справа. Смех, это признак симпатии. Смех, это такое явление, которому нет цены. Это средство от всякой болячки. Казалось бы, что делать чужому мужчине, в чужой квартире, с чужими женщинами? Оказывается, есть что! Смеяться….

           Это утро, в квартире, двумя этажами выше, было не таким весёлым. Старушка слабела. Меньше вставала. Меньше разговаривала. Меньше ела и больше пила. Она не горевала о покойной дочери, она радовалась за неё, что та отмучилась. Она думала за Алёшу. Не хотелось оставлять его одного на этом свете. Умирать человек собрался, так просто, будто для этого и чемодан уже давно собран и билет куплен. Соседка Надежда по её мнению подходит Алеше в жёны. Чего тянут? Люди взрослые уже. Так нет! В свиданки играют, как детвора! Старушке часто хочется спать и засыпает она быстро. Сразу же появляется маленькая девочка, стриженная под горшок, в старой отцовской рубашке, с выпоротым воротником и закатанными рукавами. Выбеленные солнцем волосы, ореолом пушатся вокруг её головы, и вся она, бут-то выцветшая от времени фотография в альбоме. Девочка смотрит на старушку так пристально и так призывно! Мурашки по телу! И так хорошо старушке от того, что они встретились. Кто она?
           — Так это же я, маленькая ещё…. —
           Сердито объясняет старушка самой себе, и снова с безграничной любовью разглядывает девочку. А чего это я так себя люблю? Разве в детстве любят себя? Конечно, нет. Нас любят родители. Незачем нам любить себя, тратить на это энергию, ворошить в головке мысли. Нам некогда, мы познаём мир и свои желания в нём. Старушка волнуется, разглядывая девочку. Чувство любви к ней растёт и распирает грудь. И тут, старушка понимает, девочка она сама, а смотрит на неё с великой любовью её мама, и смотрит сейчас, в её сне родными до боли глазами. Боже мой! Как сильно меня любила мама! Она пробует посчитать, сколько бы сейчас маме было лет. Не получается. 
           — Куда ты?! —
           Кричит она девочке. Та легко бежит от неё по песку и оглядывается. Старушка спешит за ней. Невозможно тяжело идти по песку ногами, такими тяжёлыми, бут-то в них тот же песок. И песок, горячий, горячий. Девочка стоит у воды. Вода голубая, голубая! Прозрачная вода и прохладная, как на открытке, что приклеена к шкафу. На ней море и пальма. Девочка заходит в воду и садится на панцирь большой черепахи, и они плывут в синюю даль, туда, где сходятся воедино вода и небо. Старушке тоже туда хочется. Ой, как хочется! Много лет она смотрела на эту открытку, засыпая и просыпаясь. Только вот ноги горят от песка горячего, и нет возможности дойти до края воды, что бы остудить их и помахать рукой девочке на прощание.
           — Мама, проснитесь, вы низко лежите и вам трудно дышать. —
           Алёша пытается приподнять старого человека и подложить ей под голову ещё одну подушку.
           — Да и пора завтракать. Ишь, распалась…. Скоро обед уже. —
           — Алёша, как хорошо спать. Теперь я понимаю, почему младенцы так много спят. Сил у них нет. Вот они и делают то, на что сил у них хватает. Тебе моя дочь не снится? —
           — Нет, мама, не снится. —
           — И то верно…. При жизни нас так намучила…. Как ноги горят! Огнём…. —
           — Врача вызову на дом. —
           — Сама знаю за себя всё! Без твоего врача. Надежда не заглядывала? —
           — Куда, в глазок дверной? —
           Смеётся Алёша. И старушке от того весело.
           — Наверное, съем кусочек чёрного хлеба с зелёным луком, а сало у нас есть? —
           У Алёши рот раскрылся от удивления.
           — Да где ж его взять? —
           — Сыщи для меня! Уважь…. К Надежде поднимись, авось и найдёшь. —

           Звонок в дверь прервал общее веселье в Надеждиной квартире. Хозяйка взяла себя в руки и пошла открывать.
           — Алёша!? Надеюсь, ничего не случилось? —
           — Ну как же! Случилось…. Мама, сала хочет с зелёным луком. У вас нет маленького кусочка сала? —
           — Есть! Только чем-то красным посыпано, я соскабливаю ножом. И лук есть! Дети окрошку делали. —
           — Уехали? —
           — Уехали. —

           Так, разговаривая, они оказались в комнате. Сосед справа привстал, что бы поздороваться. Алёша обомлел внутри себя. Вот это номер! Сосед справа мог ночевать у Надежды. Но вчера вечером Алеше казалось, что Надя была расположена к нему и расположена серьёзно. Тут дверь ванной комнаты распахивается и от туда выходит Натали. Перед ней стоит вчерашний школьный директор, такой необычный и такой приятный. Теперь-то они уже знакомы, почти приятели, потому она ласково кладёт руку на его плечо и целует в щёку для приветствия. Конечно, вся эта картина пишется для соседа справа, и каждое движение, поворот головы, предназначено для его созерцания.
           — Алёша! Хорошо, что ты зашёл! —
           У сидящего на диване соседа справа, сердце покатилось вниз. Неужели Алёше было здесь назначено, и Натали его ждала? Тогда что ему тут делать? Надо искать причину и уходить. А вот возьму и не уйду! Тут две женщины! И если разобраться, всем хватит! Его мыслимые мучения прерывает Натали. Она игриво так, просит соседа справа, распутать её волосы, они закрутились с золотой цепочкой на шее. Не веря своим ушам, сосед справа кидается на выручку женщине. С облегчением, вбирает в себя воздух и пришедший за салом Алёша. Его уводит за собой на кухню Надежда. Она рада, очень рада, его приходу. За салом за чем-то другим, не важно! Важно, что он будет приходить. Они соскребают ножом с куска сала, ярко оранжевую присыпку. Паприка называется. Он режет сало. Она достаёт лук. Лук по-весеннему топорщится в её руках. Она откусывает от него стебелёк и жуёт. У обоих начинают течь слюнки.
           — А что, если нам отварить картошки и покушать её с салом и с луком? —
           — У меня есть бородинский хлеб. Я принесу. —
           Тут же соглашается Алёша.
           — Натали! Хочешь, отварю картошки? Сало и лук, ещё горчичное масло. —
           — Правильно! Сначала спортзал, потом сало! —
           Надежда смотрит на Алёшу и шёпотом сообщает ему.
           — Представляешь?! Мужчина, после нескольких подъездных пролётов, которые они прошли вместе, готов, объяснится Натали в любви. —
           — Не представляю. —

            Алеша берёт лук, кусочек сала и уходит. Границы обозначились. Обоим мужчинам можно дышать свободно.
           — Ты что так быстро вернулся! —
           Возмущается старушка.
           — Неужели, совсем потерял сноровку? —
           — Вы о какой сноровке сейчас говорите, мама? День на дворе. У Надежды гости. Она картошечки отварить собирается. Вы ждать будете? —
           — Нет. Картошки не хочу. Только хлеб, лук и сало. —
           — А тебя пригласила? —
           — Пригласила. —
           — Чего стоишь? —
           — Я только что пришёл. —
           — Всё равно иди! Я поем и спать опять буду. Хорошо спать. —

           Загостились Московские родственники в Вологде. Ждут возвращения сына Сергея из далёкого города Вожский Волгоградской области. А вот и он. Маленький мальчик, стоит посередине двора и смотрит на идущего к нему папу. Вернулся!
           — Пап пиехал. —
           Ребёнок хочет бежать папе навстречу, но что-то остановило ребёнка. Рядом шла тётя. Чужая. Может, нет? Нет, чужая. Тогда почему ему так хочется смотреть на неё и смотреть? Наверное, потому, что он уже это делал когда-то. А зачем он на неё смотрел? Значит, так нужно было. А зачем было нужно? На чужих сначала смотреть не очень хочется. Хочется спрятать себя за спину отца, или за ноги. Но отец ещё не дошёл до него, и продолжает идти вместе с тётей. С чужой. Может, нет? На всякий случай, Мишка плюхается попой о землю. Сидя спокойнее и надёжнее.
           — Ой, упал! —
           Восклицает чужая тётя. Может, не чужая?

           Можно будет встать и спрятаться за ноги отца. Маленький мальчик впервые почувствовал своё сердце. В груди оно, слева. Гулко так стало биться и медленно. Он даже на мгновение забыл о папе и чужой тёте. Глаза его остановились, где-то в пространстве, не дойдя до папы, ребёнок слушал своё сердце. Моргнул. Возле его носа ладошки тёти протянутые ему. Чужой. Может, не чужой? На всякий случай он их понюхал. Чужая тётя желала с ним общения. Может не чужая? Сигнал тревоги в голову не поступил. Отец стоит и улыбается, но странно как-то. Бабушка спрятала лицо на груди у дедушки и плачет. Собака друг рядом. Она скалит зубы в сторону отца и чужой тёти, но не гавкает. Собаку потряхивает от женского фамильярства. Не успела зайти во двор и тут же суётся своими руками к его другу. Он, на что? На то, что бы охранять! Собака не должна зря есть свой хлеб. Я тут, я рядом, я спасу! Мишка рукой отслоняет от себя собаку. Упирается ладошками в землю, поднимает попу к верху, выпрямляется и встаёт. Чужая тетя, беспомощно оглядывается и тоже распрямляется. Мальчик ещё раз, снизу, внимательно всматривается в знакомые, и так волнующие его черты лица. Так это же мама! Я знал, я вспомнил, я просто забыл…. Радость так и возликовала в маленьком тельце, что и произносить забытое слово «мама» не было сил. Что есть мочи, мальчик распахивает ручки и обхватывает чужую тётю за ноги. Запрокидывает лицо к небу и, не видит лица мамы. Солнце оказалось за её головой, и слепит. Есть у солнца вот такое свойство.

           Через полчаса, Маша звонит маме. Та долго не берёт трубку. Наконец ответила.
           — Мама! Я мама! —
           — И большая задержка уже?! —
           У Маши, как и у Мишки, в момент их встречи, глаза зависают в пространстве. Потом она моргает.
           — Ну, мама! Ну, о чём ты? Опять ты не о том…. Совсем. —
           — Что доченька, что? Что-то не то сказала? Прости…. —
           Надежда прижимает плечом телефон к уху, а глазами спрашивает соседа справа, мол, хватит класть в тарелку картошки или ещё.
           — Мишка, назвал меня мамой! Ты представляешь?! —
           — В этом смысле…. —
           Тянет слова мать.
           — Разве это плохо? —
           — Для Мишки хорошо, наверное. А для тебя? Такая ответственность…. —
           Надежда шмыгает носом и начинает плакать. Дочь молоденькая у неё. Жалко.
           — Ты сама ещё ребёнок! Мне было некогда тебя любить. Ой, что я говорю! Я, конечно, любила тебя. Только мне некогда было! Ой, опять не то…. —
           Замолчали. Дочь слушает, как плачет мама. Плачет, не стесняясь присутствующих за столом людей. Плачет, за будущие горести и трудности, которые принесёт её дочери жизнь. Натали покраснела глазами, первая слезинка проложила себе путь по её щеке. Мужчины переглядываются, уйти или остаться. Алёша забирает из рук Надежды кастрюльку с отварным картофелем. Натали ищет салфетку, которые стоят перед ней.
           — Наверное, это событие, но я не знаю, поздравлять ли тебя с ним. —
           Надежда бросает телефон и убегает в ванную комнату. Секунды слились с ударами сердца.
          Все молчат. У всех есть сердце. Оно слева.
           — Картошка стынет. Чего сидим? —
           Раздаётся за их спинами голос хозяйки.
           — Может в другой раз? —
           Спросил сосед справа.
           — Я остаюсь. —
           Заявляет Алёша.
           — Умник! —
           Думает сосед справа.
           — И правильно! —
           Говорит Натали.
           — Чего это мы оставим Надежду со слезами на глазах одну? —
           — Мишка назвал мою дочь мамой. —
           Сосед справа ничего не понял, но он и не собирался забираться в чужие джунгли. Его интересовали джунгли Натали.
           — Подруга! Дай хлеба. —
           Натали жеманничая, приподнимает попу со стула и тянет руку вдоль стола к подруге. Сосед справа, загляделся на то, что приподнялось со стула. Сжимает пальцы рук под столом. Пару суставов хрустнули. Натали тут же перевела свой взор на него. Подняла вопросительно бровь.
           — Пальцы хрустят…. —
           — Не делайте так больше. Терпеть не могу этого! —
           — Не буду. Больше…. Никогда. —
           Натали нравится его смущение. Женщина чувствует себя королевой бала. В ней всё подтянуто, живот вобран, грудь выставлена вперёд, ноги сложены в коленях и приподняты на носочки. От таких манипуляций, икры ног напрягаются и вырисовываются. Сейчас, она само совершенство, как в его глазах, так и в своих собственных.
           — Смотрите у меня! —
           Натали шаловливо грозит соседу справа пальчиком.
           — Даю слово! —
           Уверяет её сосед справа, и тут же забывает о произнесённых словах, остановив глаза на женских напряжённых икрах.
           — Мы с вами ровесники? —
           — Вы меня постарше будете. —
           Не подумав, брякает сосед справа.
           — Долго считал? —
           Ноги Натали плотно встают на пол. Лицо стало сердитым. Соседу справа нехорошо от тяжёлого взгляда Натали. И это ему знакомо! Он панически ищет в своей памяти сходство. Так это же мама на него так смотрит! Его родная мама! А раз мама, так ничего и страшного не произойдёт. Мама, она всегда отходит, прощает и забывает. Надо только найти объяснение. А его и искать не надо! У соседа справа все женщины были постарше.
           — Натали, я обожаю, я восхищаюсь женщинами старше себя, они мой источник вдохновения. Если есть истинная красота в этом мире, то она в женщинах вашего возраста. —

           Эффект от сказанного, не замедлил себя ждать. Носочки вновь приподняты, грудь выпячена, щёки покрываются румянцем.
           — Вы настоящий ценитель красивого, а хотите уверить, что младше меня. —
           Женское лицо проясняется, от глаз разбегаются весёлые морщинки.
           — Во Франции это считается нормой. —

           Пронесло. Сосед справа, расправил плечи. Что за женщина! Какая женщина! Газель горная! Речь его с этой минуты будет ровной. Дрожь в голосе, в руках пройдёт. Останется неуёмное желание быть рядом с газелью, рвать для неё траву, приносить воду и гладить, гладить по шёрстке. И пусть взбрыкивает, так даже интереснее. Надежда ест рядом с Алёшей картошку, а думает об ужине. У неё есть фарш в морозилке, надо будет достать его, что бы оттаять успел. Кстати, готовили фарш с Алёшей вместе. Вечер занят. Одиночество сегодня ей не грозит. По всей видимости, Натали тоже сегодня занята.

           Город Волжский не перестал изнывать от жары, он свыкся и уже не ждёт изменений в погоде. Расплавился асфальт, бетон горячий и днём и ночью. Травы нет, вместо неё готовое сено. Джеки прячется за кухонную дверь. Ему не хочется выходить из дома вместе с хозяйкой. Он так нагулялся на турбазе, что ему этого хватит до следующего лета. Татьяна же, хочет взять его с собой, что бы чувствовать себя не принуждённее с Борисом. Между ними пробежала кошка. Потому и тащит за собой Джеки.
           — Оставь его дома. Разве тебе мало моего общества? —
           Борис Николаевич достаёт ключи и вставляет их в замочную скважину со стороны квартиры. Ждёт.
           — Это тебе мало моего общества. —
           Подражая его интонации голоса, отвечает Татьяна.

           Сейчас, к большому сожалению, произойдёт катастрофа. Мужчина запрограммирован на терпение, но время программы кончилось. Борис с тоской смотрит в окно подъезда. То короткое путешествие в своё прошлое, неизвестно Татьяне, но она чувствует, огрызается и ершится. Если женщина о мужских проказах только догадывается, то мужчина испытал на своей шкуре. Ему противно от двойственного ощущения настоящего и прошлого в себе. И если настоящее воспринимается нами на автомате, то прошлое затягивает нас как в омут анализа своих поступков. В слёзную и вязкую тоску, как по покойнику. Мы смотрим назад и ясно видим свои поступки, проступки и знаем, что можно было сделать или наоборот не делать. И начинаем заниматься самобичеванием. Человек уходит в себя, и как говорится в шутке, вернётся через десять минут. Как на железнодорожном вокзале себя чувствуешь, и по громкоговорителю объявляют, что твой поезд ушёл. Знаменитая фраза! Вам никто не бросал её в ваше разбитое сердце, прямо в трещину, с холодным и вызывающим лицом? Когда-то, таким родным оно было, лицо это…. Мне говорили их однажды. Вам хочется знать, что случилось дальше? Случилось то, что их сказали, а я вам сейчас об этом рассказываю! Никто не умер. Побиться в истерике пришлось. Как без этого?! Сейчас вот, улыбка во весь рот, при воспоминаниях об этом. Но каково детям, от истерик мамы? Родителям мамы?

           Борис Николаевич ждёт Татьяну, смотрит в подъездное окно, а сам далеко и не с ней. Окно расплылось и качнулось перед глазами. Татьяна бросает короткие взгляды на своего мужчину. Она взрослый человек и понимает, что обозначает у мужчин задумчивость и взгляды никуда.
           — Борис, тебе что-то хочется мне сказать. Я права? Только не в коридоре! Я же не подъездная кошка, что бы услышать в подъезде «брысь». —
           Он смотрит на неё, как сквозь туман из мультфильма «Ёжик в тумане». Ох уж эти женщины! Как у них всё заточено на самое яркое восприятие, как от рождественской открытки, или от салюта на городской площади!
           — О чём ты?! Разве я сказал тебе, хоть что-то похожее на твои намёки? —
           — Я остаюсь дома. —
           Женщина открывает дверь и перешагивает порог квартиры. Мужчина остаётся на лестничной площадке. Ему хочется закрыть дверь и не видеть женщину, вытягивающую из него свои собственные фантазии. Они не похожи на реальность. Зачем она толкает его в прошлое? Не любит? Ревнует? Может быть, зря он всё это затеял с ней?

           Практически каждая женщина, в своей личной жизни, поступала вот так же, как и Татьяна. А потом, кидалась в след уходящему мужчине и висла на его шее, или хлопала дверью, перед его лицом, что бы разрыдаться за нею и остаться одной.
           — Ты отпускаешь меня одного? —
Женщина молчит, делает вид, что ищет плечики для плаща. Находит, вешает, оборачивается, а Бориса нет, лишь подъездное окно пялит в её сторону давно немытые стёкла. Не просто пялит, а как бы говорит ей, о свободном просторе за окном, куда ушел её мужчина.

           Джеки, всё это время разглядывал двор, сидя на подоконнике. Он догадливый мальчик, и знает, что его хозяйка сейчас уйдёт из дома со своим мужчиной. Собака опустила голову и наблюдает, за идущим по двору Борисом Николаевичем. А где мамуля?! Собачка спрыгивает с подоконника и бежит в коридор, к плачущей на полу женщине. Конечно, Татьяна не лежит на полу, а присела у стенки, уткнув лицо в колени. Голова втянута в плечи и издаёт хлюпающие звуки носом.
           — Ай-гав, ай-гав…. —
           Собака взволнована, и трясясь, поднимает передние лапки, как маленькая лошадка, но поставить их на хозяйку боится. Ей придётся долго, вот так гарцевать вокруг Татьяны, а ей будет стыдно даже на собственную собаку взглянуть. Одна! Опять одна! Она встаёт, берёт на руки собачку и слезами, да хлюпаньем, рассказывает о своём горе. Джеки неприятно, от того, что его спина мокрая. Он старается вырваться из рук хозяйки.
           — Даже ты меня не любишь…. —
           С чего это взяла хозяйка? Вот фантазёрка! Ему больше некого любить, она у него одна во всём свете. Влажные, выпуклые оливки, беспомощно ворочаются в глазницах собаки.
           — Уйду от вас…. —
           Бросает в сердцах женщина, нелепые слова.
Джеки горбится на полу, не уходит. Татьяна встаёт, идёт в ванную комнату, вставляет пробку в ванну и пускает тёплую воду. Выхваченные с полок шкафа личные вещи, будут буквально влетать в распахнутую пасть большой дорожной сумки. Застёжка молния издаст омерзительный звук, достигнув конечной цели. Сумка глухо шмякнется об пол наполненная вещами до отказа и раздутая. Нога женщины бесцеремонно сдвинет её в сторону, когда она отправится в ванную комнату. За то время, что женщина провела у шкафа, ванна наполнилась водой. Горсть соли придаст воде хвойный цвет и запах. Женщина желала согреться, расслабится, забыться. Вот ноги её уже в тепле, колени тоже, сейчас её тело привыкнет к температуре воды, и полностью погрузится в ванну. Она вкладывает в уши бируши и погружается в воду полностью, оставив на поверхности воды лицо. Дверь в ванную закрыта.

           В это самое время в квартиру заходит Борис Николаевич. Вернулся человек, успокоившись. Не разуваясь, проходит в комнату, затем на кухню. Открывает дверь в ванную, и находит то, что искал. Сейчас он займётся распаковыванием дико раздувшейся сумки. Вещи в неё кидались абы как, потому она и выглядит как свинья раздутая.

           Расскажу, как провёл время мужчина, пока сумка наполнялась. После того, как Джеки увидел его идущим по двору, Борис Николаевич сел в машину, и поехала она по очень знакомому пути, к дому Надежды, к дому, который построил он сам, где родилась его дочь, выросла и повзрослела, где он, как ему казалось теперь, когда-то был счастлив. А что если взять и прокрутить время назад? Да запустить ролик по-новому! Его рука так давила дверной звонок своей бывшей квартиры, что кнопка звонка провалилась в своё гнездо и осталась в нём. Надежда бежала к двери думала, сердце выскочит, от предчувствия чего-то не хорошего. Не прекращающийся звук звонка бил по ушам и застревал гвоздём в голове. Да что же это такое? Неужели как в детстве, кто-то из соседских детей залепил звонок жвачкой и убежал?!
           — Привет! —
           Как ни в чём не бывало, сказал бывший муж.
Посмотрел, как удивление на лице бывшей жены, сменилось недоумением и растерянностью.
Сделал вид, что старается исправить дверной звонок, и это у него не получалось. Он звонил и звонил. За спиной Надежды появился Алёша. Борис не видел его, он, что бы скрыть своё смущение, ковырялся в звонке.
           — Нож принеси…. Не получается! —
           Легко, будто муж жену, попросил будничным голосом.
Надежда посмотрела на Алёшу так, будто он должен был принести этот проклятый нож.
           — Может у меня получится, если вы позволите…. —
           Алеша шагнул за порог. Надежда оказалась за его спиной в квартире. Борис Николаевич, отпрянул головой назад и уставился на Алёшу, тот одет был, вполне по-домашнему.
           — Ты кто? —
           Спросил сердито и коротко.
           — Друг. А ты кто? —
           — Муж. —
           — Простите. Не знал…. —
           Алёша отступает от двери. Глаза его опускаются в пол, и ему становится нестерпимо стыдно. Взрослый человек, и ума и опыта жизненного хоть отбавляй, и на тебе, вляпался. Ох, эти женщины!
           — Бывший муж…. —
           Звучит из-за спины Алёши голос Надежды. Очень робко. Но этого достаточно, что бы Алёша пришёл в себя от шока. Звук звонка, всё это время, сопровождает их общение. Хрясь…. Это Борис Николаевич ударяет кулаком о звонок и притолоку. Открывается соседская дверь. Пожилая супружеская пара, с любопытством таращит две пары слезящихся глаз на происходящее на лестничной площадке.
           — Здрастье! —
           Говорит им Борис Николаевич, и даже слегка кланяется.
           — Вот звонок у жены сломался. Бывшей! Чиню! —
           Он ещё раз ударяет, уже по еле пищавшему звонку и тот благополучно выскакивает из западни. Трель звонка смолкает. Тишина тревожно обступила всех присутствующих в этом действии. Соседи тихо прикрывают свою дверь, но пожилая женщина, наверняка постоит ещё какое-то время возле неё на своей территории и послушает звуки и голоса на лестничной площадке. Надо же! Бывший муж вернулся к бывшей жене, а у неё новый сожитель. Чем всё это закончится?!
           — Заходи Боря…. Маша звонила…. Новости есть. —
           — Новости это хорошо! Хорошие новости? —
           Борис Николаевич нарочито весело и храбро ступил за порог собственного дома.
           — Здравствуй, Борис! —
           Это Натали подаёт голос, что бы обозначится.
           — Привет Натали! Рад тебя видеть. —
           Борис Николаевич обрадовался присутствию в квартире подруги жены.
Сосед справа быстро оценил ситуацию и стал шептать на ухо Натали предложение сходить к нему в гости. Предложение было, как никогда кстати.
           — Надежда! Мы уходим…. Ненадолго…. —
           Подруга машет хозяйке рукой, за другую руку её торжественно ведёт за собой сосед справа. Он горд собой, вон какая женщина, идёт за ним и так послушно. У него от этого млеет, скажем, так, всюду. Бывшие муж, жена, и третий лишний остались одни на кухне. Борис Николаевич попытался взять ситуацию в свои руки. Стал изображать из себя хозяина, хлопать дверцами шкафов, варить себе кофе, доставая его из кухонных закромов и этим показывая третьему лишнему лицу, что он здесь хозяин, хотя и бывший. И не просыпал ничего, хотя руки дрожали, а в глазах стелилась пелена. Кофе тоже удержал у самого края турочки, лишь пенка поднялась, покачалась угрожающе и обсела.
           — Я не предложил вам…. —
           Спохватился Борис Николаевич.
           — Спасибо, спасибо…. Думаю, мне надо уйти…. —
           Алёша встал.
           — Ну что вы! Я ненадолго. Наденька новости расскажет, я и уйду. —
           Борис Николаевич окинул взглядом непритязательный вид мужчины.
           — Он сосед сверху. —
           Как-то равнодушно и тихо проговорила Надя.
           — А мне как-то по барабану! И подробности ваши мне не нужны! Пусть хоть с луны свалился! Они все у тебя оттуда сыпались…. —

           Всё-таки вылилась злость из человека. Собравшийся уходить Алёша развернул стул спинкой к себе, крепко оседлал его, и поставил локти на спину стула. Похоже оставлять женщину одну нельзя. Наступила долгая, долгая пауза. Бывший муж пил свой кофе. Пил обжигаясь, отфыркиваясь. Напиток взбодрил и помог протолкнуть внутрь себя и спрятать несвойственную человеку ненависть и злость. Бывшему мужу уже не хотелось перевернуть стол со стеклянной столешницей, но ревность продолжала душить. Именно та ревность, которая не пролилась в юности, когда он ждал подвыпившую Надежду и нагулявшуюся не с ним у подъезда дома. Именно та ревность, причины которой, он не видел, проживая с ней. Именно та ревность, которая не нашла выхода, когда он застал жену в собственном офисе с очередным менеджером. Опоздал он, и наказан! Как в той песне из репертуара «Песняров»:
           — Опоздали мы, и наказаны
           — Что слова любви были сказаны
           — Что совсем другим доверялись мы, за полчаса до весны.
           Мелодия песни плавала в голове Бориса, искала слёзы.

           Надежда сидела, выпрямив спину, руки на коленях, глаза как у Мишки, застряли в пространстве. Если посмотреть на неё с боку, можно заметить, что она слегка покачивается всем телом. Алеша? Алёша просто ждал.
           — Борис, это Алёша. Алёша, это Борис. Машины новости я тебе расскажу позже, или позвоню вечером. Сейчас я расскажу Алёше о себе при тебе, что бы он в это поверил. Алёша! Я жила много лет с очень хорошим человеком. —
           Рука Надежды легла на руку бывшего мужа.
           — Я жила и не замечала этого. Как с мамой и папой в детстве жила. Захотела это, пожалуйста! Захотела что-то ещё, на тебе! Изменяла я мужу…. Часто изменяла…. Как в карты играла и это затягивало. Борис не вытерпел этого и ушёл от меня. Всё! —
           Надежда взяла чашку с остатками кофе у Бориса и одним глотком выпила. Борису Николаевичу пить было нечего, он взял чашку и вымыл её. Мыл долго, пока Надя не встала и не отобрала её у него.
           — Пойду я. —
           Сказал вслух совсем другой Борис Николаевич.
           — Иди Боря. —
           Сказала совсем другая Татьяна Владимировна.
           — Значит, вечером позвонишь, о Маше расскажешь. —
           — Позвоню Боря. —
           — До свидания Надя. —
           — До свидания Боря. —
           Бывший муж, мягко ступая по полу, вышёл в коридор. Он не попрощался с соперником, он был, как всегда, третий лишний. К этому ему было не привыкать.
           — Как начал, так и закончил. —
           Подумал он про себя, закрывая дверь бывшей квартиры.

           Но вот что удивительно! Как рассвет встретил! Глаза широко открылись на всё с ним происходящее и душа, душа его запела. Почувствовал человек дорогу домой, как та лошадь ямщика, и заспешил человек, заторопился в свой новый дом, где оставил в сомнениях женщину и обидел к тому же. В подъезде через ступеньку прыгал, так спешил.

           Татьяна в ванне согрелась, расслабилась, слезы сами по себе бежали из глаз. Она их не чувствовала. Вода в воде. Но знала, что плачет. Сердито стала тереть себя, да бросила мочалку в раковину. Борис Николаевич в это время зашёл в ванную, взял мочалку и принялся с усердием тереть спину Татьяны. Женщина вздрогнула, рванулась от него прочь, да не тут-то было! Мокро, скользко…. Раз! И оказалась на руках мужчины.

           Джеки терпеть не мог купаться с мылом, потому и прятался, когда его хозяйка начинала набирать ванную. Когда звуки в ванной прекратились люди перешли на кровать, он ушел в ванную и благополучно справил нужду. Вышел из ванной комнаты, испугался возни на кровати и сам себя спрятал за тяжёлую ткань шторы на окне. Хозяин и хозяйка будут ворковать, как голуби на крыше, причём долго очень. Потом они вздремнут, и собака благополучно заберётся к ним на кровать под одеяло и вздремнёт тоже.

           Квартира соседа справа светилась неземным светом. Всё в ней преобразилось с появлением Натали. Оттенки стали тонами. Так сказал бы художник о настроении хозяина.
           — Бывает же такое! Борис не беспокоил, не приходил. И на тебе…. —
           Говорит Натали, расхаживая по квартире соседа справа, размышляя о случившемся у подруги, при этом, не забывает рассматривать окружающие предметы. Ощущение того, что в квартире нового ухажёра живёт женщина лет шестидесяти. Нет пыли на подоконниках, грязной посуды, наполненного доверху мусорного ведра. Гантелей, каких ни будь. Замусоленных тапочек. По-женски чисто и прибрано. Женщина мимоходом заглянула в шкаф, приоткрыв одну дверцу. Там, как в мореходке, ровные стопки из одежды и белья. Присвистнула. Мебель шестидесятых годов заполнена хрусталём и книгами. Репродукция «Три медведя» в одной комнате и «Неизвестной» в другой.
           — Здесь живёт твоя мама? —
           Спросила нового знакомого, который на кухне заваривал чай. Им не пришлось напиться чаю у Надежды после картошки с салом, и теперь организм требовал горячей влаги.
           — Нет, я живу один. Мама с отцом живёт в другой квартире. Купили в новом доме, а мне оставили эту квартиру. —
           — Мама была у вас сегодня! —
           Радостно догадалась Натали.
           — Нет. С чего вы взяли? Она не ходит сюда. Я хожу к ним. Проведать…. —
           Мужчина зашёл в комнату с подносом.
Натали снова присвистнула. На своей территории, наш кавалер, был в своей тарелке.
           Женщина водила глазами по подносу.
           — Вам не нравится здесь? —
           — Я бы сменила мебель. Нет, сначала ремонт, а потом уж…. —
           Мужчина остановился напротив женщины, поднос в руках, с нежностью разглядывает гостью. Ему нравится эта женщина. Нравится, как- то по новому, с нежностью нравится.
           — Займитесь ремонтом! Или нет! Займёмся ремонтом вместе. Один мужчина беспомощен в этих вопросах. —
           — Так это вы наводите здесь почти армейский порядок!? —
           — Я. И только я! Ни чьих женских рук, тут не было. Вы первая! Правда. —
           Мужчину тронули собственные слова, и он дрогнул голосом. Он только сейчас почувствовал осень. Свою наступающую осень.
           — Конечно, я могла бы дать пару советов…. Вы обратили внимание на дизайн квартиры Надежды? Без лишнего бахвальства, могу сказать, что это моя заслуга. —

           Женщина потянула за язычок молнию спортивной курточки на груди. В щекотливых случаях всегда становится жарко. Это послужило сигналом мужчине к атаке. Да, какая там атака! Он пал ниц перед богиней. Какая женщина! Богиня, положила руку на голову мужчины, упавшего к её ногам, пальцами стала перебирать его волосы, а глазами водить по квартире. В женской головке уже вырисовывались наброски будущего ремонта. Ей по-доброму было хорошо здесь, ей по-доброму нравился этот мужчина. Он ещё и помладше. Надька рядом. Да хорошо и всё тут!

           Надька, в это самое время, сидела за столом напротив Алёши и плакала. Так плакала, что мужчина нервничал. Он вставал, снова садился. Открывал и закрывал форточку. Как и ушедший Борис, по-хозяйски переворошил все ящички, отыскивая успокаивающие женские капли. Нашёл по запаху, выдвинув самый нижний ящик. Накапал тридцать каплей, предложил Надежде. Та отмахнулась. Он пошёл выливать лекарство в раковину. Она его вернула и всё выпила. Алёшу всего передёрнуло. Как легко это пьют женщины! Как много, таят в себе женщины! Почему жизнь приводит его к сложным женщинам? По идее, мужчина, должен был встать и уйти от чужих сложностей, потому как только что похоронил свои многолетние сложности. Второе свидание с Надеждой, как и первое в ресторане, ничего не принесло.
           — Мне надо вернуться домой, узнать как мама. Спасибо за всё! —
           Надежда вместо ответа метнулась в ванную комнату и, склоняясь над раковиной, ополоснула лицо холодной водой. Вытерлась полотенцем. Расчесала волосы и перехватила их резинкой.
           — Я готова. —
           Вышла она из ванны. Алёша не понял её, но на всякий случай сказал:
           — Рад. —
           — Идёмте. —
           Потребовала женщина.
           — Конечно…. —
           Они пошли к выходу из квартиры.
В подъезде, неотступно шагая за Алёшей по лестнице, Надежда извиняющим тоном объяснит ему свою назойливость.
           — Не могу и не хочу оставаться одна. Можно мне с вами? —
           — Я понимаю. —
           Ответит Алёша без особого энтузиазма, настроение которого испорчено вконец. Так они дошли до его квартиры. Он пропустил женщину вперёд, извинившись, зашёл в туалет. Постоял там, хотелось быть одному. Сел на крышку унитаза, совсем не думалось, не шли в голову мысли. Посидел, посидел, поднялся. Разглядел себя в зеркало. Помыл руки. Засунул их в карманы. Зачем-то вывернул карманы наизнанку и вытряхнул не видимые ему крошки. Заложил руки за голову, потянулся до хруста. Но выходить надо. Он и вышел. Вернее открыл дверь, а женщина ему наперёд сразу шасть.
           — Вы что тут стояли?! —
           — Мне одной в комнате страшно. Ваша мама умерла. —
           А саму, всю потряхивает до заикания.

           Алёша чувствует, как холодеют руки и одновременно запотевают. Как становится пусто и равнодушно на душе. Почти не реагируя на известие, он направляется в комнату. Подходит к кровати. На ней, как будто её умыли, убрали и причесали, да ещё и руки сложили как нужно, лежит в чистом, выглаженном платочке его тёща. Помолодевшее лицо. Лёгкая улыбка на губах. Покой и умиротворение во всех чертах лица.
           — Зачем же вы без меня, мама…. —
           Алёша тяжело садится на стул у кровати.
           — И в выходной день. —
           Думает Надежда. Крадучись, женщина подходит к стоящему недалеко от Алёши стулу, тихо присаживается. Нюхает воздух в комнате.
           — Не пахнет. А говорят, покойники пахнут. —
           Алёша оборачивается к ней.
           — Вам надо идти домой, у меня дел много теперь. —
           — Я не уйду. —
           — Вы же боитесь покойников. —
           — Вы же не покойник. Я не уйду от вас. —
           Вот и вернулось тёплое чувство благодарности у мужчины к женщине.
           — Ты квартиру закрыла? —
           — Закрыла. —
           Женщина показывает ему ключи.

           И начались у Алёши, все те же самые дела, которые были переделаны совсем недавно, когда он хоронил жену. Надежда по списку обзванивала родственников. Её спрашивали, вы кто? Она отвечала, соседка. Так незаметно пришёл вечер. Затем поздний вечер.
           — Вам пора спать, Надя. —
           — Вам тоже. —
           — Давайте удерём от бабушек ко мне, и вы переночуете у меня. Ваша кровать пригодится кому-то из родственников. Кто-то устанет, захочет вздремнуть. А? —
           — Неудобно…. —
           — Иди, иди Алёша…. Мы тут без тебя…. —

           Ох уж эти вездесущие старушки, они ещё и всё слышат! Надежда незамедлительно тащит Алёшу за руку за собой. Алёша успевает накинуть на плечи свитер и надеть ботинки. В подъезде он предлагает:
           — Посидим во дворе на лавочке? —
           — Посидим. —

           Ночь прозрачная. Небо тяжёлое и словно набитое яркими звёздами. Если подняться на крышу дома, подпрыгнуть, то можно их достать рукой.
           — Ты мужу обещала позвонить. —
           — Обещала. Но мне, как и при жизни с ним, снова некогда. —
           Женщина печальна, но серьёзна.
Мужчина смотрит на неё и молчит. У него есть к ней вопрос? Вопрос внутри человека. Она отвечает ему на него.
           — Да. Всё что я говорила про себя за столом, это правда. И то, что говорил Борис, тоже, правда. —
           — Да он вроде ничего плохого не говорил. —
           — Ну как же? Вы забыли уже. —
           — Надя! Перешли на «ты», значит «ты». —
           — Хорошо. —
           Соглашается женщина.
           — Я устала. Ты устал. Пойдём домой. —
           Он привычно, как бут-то не в первый раз, встаёт и предлагает ей свою руку. Они заходят в подъезд. Надежда вспоминает про подругу.
           — Какой ужас, Алёша. Я забыла про Натали. —
           — А что с ней? —
           — Не знаю, но моя квартира закрыта. Она не знает где я, а в квартире её сумка, обувь. —
           — Поднимемся и узнаем. —
           Они поднимаются, подходят к двери соседа справа, звонят. Ещё раз. Ещё один раз. В двери проворачивается ключ и открывается. Сосед в трусах выглядит забавно.
           — Натали у вас? —
           — У нас. Спит уже. —
           — Она на меня не сердится? —
           — Сердится? Не заметил. —
           — Ну и славненько. Спокойной ночи! Утром увидимся. —
           Сосед закрывает дверь.

           Алёша и Надежда спускаются в её квартиру. Там они по очереди примут душ. Что-то куснут на кухне. Выпьют кефира. Он будет ждать, что ему предложат спать в комнате дочери, но ему разберут постель в спальне Надежды. С этого момента, он будет думать, что Надежда пойдёт спать в комнату дочери, но опять ошибётся. Она мышкой скользнёт ему под одеяло и станет греться всем телом о его тело. Осень! Отопление ещё не включили. Усталость была, и была она шоковой.
           — Нам в постель никто с луны не упадёт? —
           Алёша не оговорился и не пошутил, повторяя слова бывшего мужа. Он желал знать.
           — Я готова поклясться в этом, Машкой и Мишкой, которого я не видела даже. —
           — Ты мужу не позвонила. —
           — Мне некогда. —
           Надежда погружалась в сон. Не одна.
           — Алеша. —
           Бормочет она.
           — Если от туда ещё никто не вернулся, значит там не так уж плохо? —
           — Откуда? —
           — С того света. —
           — Есть второй вариант ответа, этого «там» вовсе и нет. Два варианта ответа. Но посередине, всё равно остаётся надежда. Куда без неё? —
           — Как моё имя…. —
           — Куда теперь без тебя…. —
           Женщина замирает от сладостного восприятия обнадёживающих слов.



Продолжение: http://www.proza.ru/2016/06/09/1990

Послевкусие. Глава восемнадцатая



           Жерар идёт по осеннему парку. Ему некуда сегодня спешить. День прекрасный. Сколько чудных красок вокруг положила осень на природу. Смотри, да любуйся! Утренняя и вечерняя прохлада застёгивает на все пуговицы курточки, плащи, пиджаки и жакеты. А утренние лучи солнца, гладят каждого по голове плечам и лицу, успокаивая и обещая тёплый полдень. Собаки забывают сходить по нужде на утренней прогулке, их отвлекают шуршащие под лапами листья. Листьев много и они всюду, сознательно просыпанные на землю природой для красоты человеческого глаза. Домашние кошки на руках женщин пожилого возраста, не гуляющие самостоятельно, щерят розовые пасти с белоснежными зубками и вертят головами во все стороны, реагируя на сбесившихся собак. Те, что гуляют сами по себе, заскакивают на спинки лавочек, на нижние ветви деревьев и, свесив головы, наблюдают за собачьей беготнёй. Голуби, то и дело, шумным облаком поднимаются над асфальтовыми дорожками. Их тоже спугнули взбудораженные собаки. Воробьи табунами пасутся в низкорослой травке. Прекрасно вокруг! Даже думать о чём-то, не представляется возможным. Только созерцание глазами и восприятие ухом. Ярко рыжая собачка, выскочила из остановившегося ярко крссного автомобиля. Этакая крохотуля собачуля. Пока её владелица собиралась выйти, брала сумочку, рассматривала лицо в зеркало заднего вида, вынимала ключи из замка зажигания, собачка обнюхала каждую ножку у лавочек, уткнулась мокрым носиком не в одну пару гуляющих ног. Седой старик, обмотав шею клетчатым шарфом, в беретке цвета бордо, читает газету, сидя на лавочке. У его ног, в расслабленной позе лежит неимоверно большая собака. Её голова, больше моей и вашей головы вместе взятых. Собаке хорошо. Она дремлет. Что это собака, просто она вот таких невероятных размеров, рыжуха поняла лишь, когда обежала её кругом. Собака достаточно крепко пахла и рыжая собачка расчихалась. Часто и звонко. Псина открыла глаза. Повела ими в разные стороны, но ничего не увидела. Тогда она вздохнула и села. Если только что, собака была очень большой, то сейчас она стала ещё и очень высокой с огромной башкой где-то там наверху. Оцепенение нашло на рыжую собачку. Она вся просела от страха, расползлась по асфальту, уши свесились вниз, замерла. Великан разинул пасть и зевнул. Звук был внушительный. Рыжая собачка взвизгнув, как перед смертью, кинулась бежать, а вернее, тряпкой ползти по асфальтовой дорожке, только очень уж быстро. Её хозяйка, в неестественно узком платье футляре и шерстяном палантине поверх него, стояла посередине дорожки, явно демонстрируя всем свой стройный силуэт. Жерар отметил его идеальность. Предсмертный визг псинки вывел женщину из мысленного модельного показа. Она стряхнула с себя налёт фантазий и нашла глазами пушистую собственность. Боже мой! Что с ней? А что это за чудище недалеко от неё? Это оно обидело её прелесть?! Что за дурацкая идея заводить таких больших собак? Быстро идти на высокой шпильке тяжело, потому она заторопилась, заковыляла навстречу своей любимице. Любимица спряталась за ноги Жерара и кажется, уписалась. Длинная шерсть на её хвосте стала мокрой. Это было очевидно, она оставляла характерные мокрые следы на сухом асфальте.
           — Вы видели? Вы подтвердите? —
           Женщина как птица с подбитым крылом доковыляла до Жерара. Край палантина волочился по дорожке вслед за ней. Она торопливо его подхватила, стала обтряхивать, вместо того, что бы взять на руки свою прелесть. Жерар наклонился и поднял псинку, а так как она была мокрой, то держал её на вытянутых руках. Женщина сделала все свои неотложные дела, одёрнула платье, что бы оно снова легко по телу как перчатка, подняла глаза на Жерара и свою собачку.
           — Что? Что это такое? Зачем вы её так держите? —
           — Возьмите так, как считаете нужным. —
           Женщина наклонила головку, рассмотрела мокрый хвост своей собачки.
           — Наверное, так и надо держать. —
           Женщина и не думала забирать её у мужчины. Она ринулась в скандал со старичком, владельцем великана и забыла о Жераре и собачке. Успела провизжать только одну фразу, остальное заглушило короткое и громогласное «гав», хранителя покоя старичка в берете. Тот тут же поднял лицо от газеты.
           — Что случилось, дорогой мой? —
           Мягко и ласково спросил старик собачьего друга.
Женщину он не замечал. Старик вообще ничего не замечал. Его лицо улыбалось, морщинки бежали по нему в разные стороны. Подбородок приподнят. Лицо обращено к солнцу, которого он не видел, но чувствовал. Пёс, на вопрос хозяина, приподнял тяжёлый зад, завилял хвостом, и всем показалось, что пёс улыбался старику.
           — Всё хорошо моя радость? —
           Огромная псина взвизгнула по щенячьи.
           — Пойдём тогда. —
           Старик в беретке цвета бордо, встаёт и, не опуская подбородка, ждёт. Собака подносит спину под его руку. Он берётся рукой за торчащую рукоятку на загривке собаки, и та осторожно делает первый шаг. Следующие шаги будут смелее. Старик слепой, собака поводырь и его сторож. И его друг. Жерар и визгливая женщина, и все окружающие, провожают слепого старика и огромную собаку добрыми глазами.
           — Какая прелесть! Правда? —
           Женщина смотрит на Жерара и требует ответа.
           — Но он, же читал газету…. —
           Тут же растерянно вспоминает женщина, она снова возмущена. Не ждёт ответа на свой вопрос и задаётся следующим, и опять, этот требовательный взгляд на Жерара.
           — Человек стесняется своего недуга, сделал вид, что читает газету. —
           Жерар разъяснил свои догадки женщине и опустил собачку на землю.
           — Этого не надо стесняться! —
           Как бы занимаясь нравоучением, рекомендует женщина.
           — Согласен. —
           Жерар старается обойти женщину.
           — Куда вы дели мою собаку? —
           Взвизгивает та. Оба вертят головами по сторонам.
           — Я опустил её на землю. —
           — Кто вам разрешал? —
           — Я мог её вообще не брать на руки. —
           — Могли! Но взяли! Где она? —
           Собачка уже бежала на визг своей хозяйки, подметая шерстью асфальт под собой, захватывая ею кусочки листьев.
           — Всего доброго. —
           Жерар поспешил откланяться.
           — Ты хотела посмотреть Париж, а заглядываешься на разных «дебилов». Нельзя так, моя дорогая! —
Делает наставления своей воспитаннице взбалмошная женщина.

           Интересно, что сама собачка думает по этому поводу? Жерар спиной прослушал диалог женщины с собачкой, улыбнулся. Вспомнил рыжую бестию Лялю. Она тоже приехала посмотреть Париж, а заглядывается на разных «дебилов». Вот и он, приехал в Россию, и загляделся на….  Жерар глубоко вздыхает, трёт виски и ему становится стыдно, что он позволил себе такое сравнение. Возвращается к лавочке, на которой сидел слепой старик. Садится. Закрывает глаза и подставляет лицо лучам солнца. Впитывает его тепло и тепло от лавочки оставленное стариком. Наполняется им. Нет! Не вытеснить ему из своей памяти образ корявого подростка. А вот звонить Хельге не хочется. Сказать нечего, нет ничего определённого. Необходимо разрешение на выезд Хельги хотя бы самых дальних родственников, родных у неё нет. Совершеннолетия можно просто подождать. Как быть с другими страшными «но»? В России страшные «но» не казались страшными. Влюблённость застит глаза. Что Хельга будет делать в Париже? Когда она обучится французскому языку, хотя бы разговорному? До этого надо дожить, и жить немым и не понимающим ничего вокруг человеком. Права была сводная сестра Маша, с Хельгой произойдёт то, что произошло с его матерью, она будет отвергнута его родными, возможно друзьями. Любовь - спасательный круг, но руки за него устают держаться. Жалость к Хельге сжала горло, запершило в нём, он закашлялся. Спал Жерар с Хельгой в одной кровати, а близости не допускал. Как ребёнка жалел. Разве такие у него были отношения с женщинами? Конечно, нет. Ещё, какими активными они были! Жерар вытянул ноги, разомлел на солнце. Звонок друга юриста был некстати, хотелось, вот так, посидеть на солнышке, поразмышлять ещё.
           — Ляля и я хотим тебя видеть. —
           — Мы совсем недавно были все вместе. —
           — Через два часа, на старом месте. —
           Друг не стал разглагольствовать и отключился. Жерар пожал плечами. Дошёл до офиса, но там его особо не ждали, заявок не было. Поймал такси, вернулся домой. В комнате заметны следы присутствия Ляли и его друга, не было ключей на шее подаренного ею клоуна. Кровать не тронута. Лёг. Вскочил как ужаленный. Звонил телефон. За окном серело, и только беглый взгляд в зеркало на своё заспанное лицо, сказал ему о том, что он долго и сладко спал. Так бывает осенью.
           — Только бы не Хельга! —
           С этой мыслью Жерар взял телефон.
           — Ты, наверное, уже приходил, а мы задержались. Но сейчас мы на месте. —
           Друг говорил извиняющимся голосом.
           — Без меня никак нельзя? —
           — Ляля хочет тебя видеть. —
           Отчеканил друг.
           — У тебя с ней всё уже было? —
           Напрямик спросил Жерар.
           — Ляля считает, что спешить не следует. —
           Жерар отвёл трубку от уха, посмотрел на неё. Ответа не увидел.
           — Буду, через десять минут. —

           Что могла Ляля сотворить с его другом юристом, раз он стал таким рассудительно послушным. Не знаю тоже, зато точно знаю, что булочки в любимом кафе Жерара свели рыжую бестию с ума. Она желала их есть и есть и есть. Ещё узнать рецепт их приготовления и рассчитывала на помощь Жерара в этом вопросе. А ещё, она решила, что именно юрист, друг Жерара и снился ей перед поездкой в Париж.
           — Это судьба! —
           Ляля закончила перечислять аргументы. Между передышками в жевании булочек, она успевала брать за руку поглупевшего лицом друга Жерара и спрашивать:
           — Правда, же, любимый? —
           Тот кивал головой, как большой и послушный ослик. Деловая папка, из дорогой тесненной кожи, лежала у него на коленях. Вещь дорогая, это видно с первого взгляда, как и оправа на его очках, часы, ремень и туфли. Друг считал, что это неотъемлемый атрибут хорошего юриста.
           — Тебя опоили? —
           Громко и смело спросил послушного ослика Жерар.
           — Кто его опоил? —
           Испугалась Ляля.
Два друга одновременно уставились на неё.
           — Ты говоришь на французском? —
           — Я же никого не убила! Я просто не сказала вам об этом. Поиграла немного…. —
           Защищая себя, озлилась маленькая итальянка. Пожала, как бы в недоумении плечиками и кошкой прилегла на грудь друга юриста.
           — Жерар, я влюблён. —
           Юрист обмяк лицом и телом и стал похож на собаку поводыря в парке. Заметил некое уныние в лице Жерара, добавил:
           — Тебе можно влюбиться, а мне нельзя? —
           Итальянку тут же сдуло с груди юриста.
           — Жерар влюблен? В кого? А где она? А кто она? —

            Обстановка кафе, уходящий день, осень за окном всё располагало к откровению. Да и пора уже было молодому человеку излить душу, поделится с кем-то. Жерар начал говорить короткими фразами. Видя, что его рассказ интересен Ляле, а подробности интересны другу, так как общую картинку тот уже знал, разговорился, разоткровенничался! Рассказал всё, что вам уже мною рассказано. Даже фото показал. Ляля разглядывала фотографию. Выражения её лица было совсем не таким, к какому привык Жерар за время их короткого знакомства. Сосредоточенная и размышляющая итальянка встала, отошла от столика и завела с кем-то разговор по телефону. Друзья, каждый из которых сегодня практически исповедовался друг перед другом, молчали, думали каждый о своём. Ляля вернулась.
           — Если я скажу, что мой брат, известный театральный постановщик, который давно ищет то, что есть у тебя, ты мне поверишь? —
           Обратилась она к Жерару.
           — А я должен верить? —
           — Я была легкомысленна, но не будем об этом! Это игра. Играть интересно. Мой брат ищет карлицу. В его постановке главная героиня карлица. Я много делала набросков к его спектаклю и знаю, какое лицо ему нужно. Ты был в России и немного поиграл там, как я поиграла с тобой в Париже. В обоих случаях это захватывающее действие. Хельга! Какое удивительное имя! Мы перепишем сценарий на это имя. Она должна уехать из России и попробовать себя в нашей постановке. Это шанс к новому! Её предки были артисты цирка. Это тоже игра, иногда на грани с опасностью. В ней должно было остаться что-то от них. Это судьба! Я верю в успех! Я не зря приехала сюда. Мой брат даст твоей карлице возможность найти себя и освоится как в Италии, так и во Франции. Карлица будет занята делом. Она будет самостоятельным человеком. На неё другими глазами станут смотреть твои родственники и друзья. И вы, как равные, сможете решать свою судьбу. Ты всё понял? —
           Перед друзьями сидел взрослый человек, уверенный в правоте сказанных слов, знающий своё дело. Человек грамотный и целеустремлённый. Пока эта речь лилась из уст повзрослевшей вдруг Ляли, два молодых мужика чувствовали себя мальчишками на прослушивании лекции.
           — Ты неплохо владеешь французским языком. Слово игра, хорошо кладётся на слово фальшь. Моя карлица настоящая. Хельга не сможет притворяться на сцене. —
           Жерар не ожидал от себя такой умной фразы.
           — Ей не надо будет играть карлицу. Она сама карлица. И все внутренние страхи, стыд за свою внешность, одиночество в огромном обществе, всё это в ней есть и оно натуральное. И если она умненькая девочка, ей не придётся играть, она просто будет искренне рассказывать. Она смелая в выражении своих мыслей? —
           — Да. Этого у неё не отнять. Есть в ней это. —
           С уверенностью ответил Жерар.
           — Ты радуешь меня, всё больше и больше! —
           — И ты, мой любимый! Сколько полезного принёс мне Жерар, в качестве друга. —
           Женщина урчащей кошечкой льнёт к груди юриста. Всей собою, она обнимает придуманную новую любовь. Новое, не значит навсегда. Если бы у женщины был хвост, кошачий конечно, он обвил мужчину несколько раз.
           — А начнём мы с того, что подробно расскажем обо всём брату. Он на днях прилетает в Париж. В Москве есть друзья, театралы профессиональные, со стажем. Карлицу найдут, посмотрят, поговорят…. Потом всё закрутится само собой! Главное, сказать карлтце, что её родина, всегда открыта для неё, у нас она будет работать. Если ей удастся слиться с нашей героиней, будет успех, тогда уже она будет диктовать свои условия, как актриса, как и подобает в таких случаях. —
           — Столько информации…. —
           Жерар горит лицом. Щёки пунцовые. Столько новостей, что в голове их складывать некуда. И что странно во всём этом, новости воспринимаются правдоподобными.
           — Можно тебя попросить? —
           Ляля царственно кивает головой.
           — Не называй её карлицей. Она лилипут. —
           — Что это за слово такое? Лилипут! Есть книжка детская о лилипутах. Лилипуты это миниатюрные, почти крохотные люди с детскими лицами. Твоя Хельга карлица, и это её самая главная роль в жизни, быть тем, кем она есть. —
           Как мальчик перед школьной учительницей, взрослый мужчина сидел и впитывал надежду на светлое будущее своей любимой. Теперь Жерар знает, как относится, к Хельге. Как к карлику, которого он любит. Было бы здорово, если Хельга смогла это принять и стать на самостоятельный путь.
           — Хочу спать! Вы меня утомили! —
           Рыжая итальянка, театрально заломив руки за голову, потягивается. Молодые мужчины переглянулись, им казалось, что это она утомила их.
           — Хочу спать! —
           — Ко мне нельзя…. У меня мама…. —
           Испуганно зашипел на ухо Жерара друг юрист.
           — А что с номером в гостинице? —
           Осведомился Жерар.
           — Там работает наш родственник…. Мне туда нельзя. —
           — Твоя мама узнает, что тебя лишает невинности заезжая итальянка? —
           — Я говорю серьёзно. —
           — Тогда отпусти её в свой номер. —
           — Этого я не хочу! Вдруг я её больше не увижу! —
           — Мальчики, я могу заснуть и посередине вас. —
           Мужчины вскакивают и, расталкивая стулья, направляются к лестнице. Женщина, перебирая очаровательными ножками, поднимается по лестнице впереди мужчин, демонстративно, повиливая аккуратненьким задком прямо перед их носами. Ляля снова прежняя. Игра! Опять игра!

           Идти не далеко. Ляля держит мужчин под руки, позволяет себе виснуть на них, поджав ноги. Или зайдя наперёд, декламировать неизвестные им стихи, возможно даже и её собственного сочинения. Так они и дошли до дома, в котором у Жерара комната. В ней Ляля была, потому ей легко ориентироваться на лестничных пролётах, да и в самой комнате. Сразу же сбросив с ног мягкие мокасины, она ускакала за клеёнчатую штору, где стоял поддон для душа. От туда проскакала мимо напряженно сидящих мужчин прямо в кровать. Зарылась в одеяло и отдала команду:
           — Теперь ваша очередь. —
           И пока они мылись, она сохла и грелась под одеялом.
Сначала один «мальчик» робко прилёг рядом, потом второй по-хозяйски продавил матрац с другой стороны кровати.
           — Мальчики! Не шалить! Сладких вам снов! Мне хорошо и тепло с вами. Какой удачный день! —
           И без зазрения совести, маленькая интриганка, не замедлит заснуть, посередине двух мужских тел, лежавших с открытыми глазами рассматривающие перед собой темноту ночи. Мужчинам сстыдно. Стыд лишит их желания обсуждать итальянку и поносить ругательными словами. Ночь длинная если не спать, потому им придётся заснуть.

           Жерар проснулся от женского воркования. Действительно, тепло спать втроём озябшей осенью. Ляля, распластавшись на волосатой груди друга, скручивала пальчиками волоски в жгутики и распускала, и говорила, и говорила. Жерар приподнялся, посмотрел в лицо друга. Глаза у того закрыты.
           — Я не сплю…. —
           Проурчал друг, почувствовав колебания кровати с его стороны.
           — Он не спит…. —
           Стремительно подтвердила его слова, итальянка.
           — В таком случае, всем здравствуйте! Встаём? —
           — Не хочется, будет холодно. —
           Промурлыкала женщина.
Жерар вспомнил, что у Ляли одно платье, и оно больше подошло бы к летнему дню, чем прохладному осеннему утру. Палантин или курточка не помещали бы ей сегодня.
           — Я дам вам свой свитер. —

           Свитер оказался ниже колен. Край его захватывал под себя подол платья женщины, и казалось со стороны, что она вообще без платья, а только в этом мужском и не по размеру свитере. Идущие навстречу люди, бросали на Лялю не одобряющие взгляды, некоторые мужчины с улыбкой оборачивались вслед. Им хотелось, что бы вот такая, проказница теребила их за руку и вела за собой. А вела Ляля своих мужчин в булочную. Она ещё не насытилась её запахом и местной выпечкой.
           — И брата сюда приведу…. —
           Ляля торопливо спускалась по ступенькам в цокольное помещение булочной, источающее восхитительные запахи. Кивала головой и махала рукой, улыбающейся хозяйке заведения. Стул оказался холодным, и ни как не согревался. Женщина устала ждать, когда стул станет тёплым и перебралась на колени нового любимого. К сожалению, Ляля могла любить, как правильно так и не правильно. Она не могла не любить. А это уж потом разберётся, как, да что…. Сейчас она дышит запахами булочной, она хочет булочек, она хочет, есть и любить. Ну а заставить любить себя, на это она мастер, даже сама того не подозревая. Ляля встретила прекрасных людей, которые пересекались с её интересами и проблемами семьи. Возьмите совпадение с карлицей. Прямоё попадание в десятку! Неужели, сработает?! Ляля радовалась и волновалась. Она почуяла удачу свою и брата. Она предвкушала ещё один успех их семьи, и свою заслугу в нём.

           Раз прилетает в Париж брат Ляли, необходимо придумать ему имя. Пусть будет Филипп. Филипп собирался в Париж. Одна раздутая сумка стояла у кровати и ждала чемодан. Сестра волновала Филиппа часто, но и радовала не скупясь. Ляля не могла долго жить на одном месте, не отличалась усидчивостью, но часто и подолгу могла оставаться на лавочке в парке одна. Сидеть и разглядывать играющих детей, вместо того, чтобы играть вместе с ними. Сестра росла взбалмошным, отзывчивым на ласку ребёнком. Брату казалось, что мозг сестры устроен как-то по-особенному. Всегда казалось, что Хельга не слушала говорящего с ней человека, в момент разговора она рассматривала его рот, нос, брови, губы, мимику лица, жесты. Могла прервать на полуслове вопросом о рассеченной брови или родинке на чужом лице. Человек решит, что его не слушали, а через какое-то время, Ляля обязательно ответит и исполнит то, о чём её просили. Да удачно как! Вот и в этот раз, Филипп исколесил всю Италию, в Китае даже был. Редкость, что ни говори, эти люди карлики, но он их находил. Да всё не то! Всё не то! К одному лицу вроде пригляделся, а заговорил, не то совсем. И причину даже понял. Голоса у них все тонкие, писклявые, а у мужчин, часто встречается неестественная хрипотца. Вроде бы ну и пусть, реалистичнее будет. Нет! Со сцены, слышится ужасающе. Не слышится в трагической фразе трагизма, а в восклицание восхищения или удивления. Находка Ляли русскоговорящая, это хорошо. Постановка может идти ещё и на русском языке, и у неё будет время и возможность изучить английский, а может она его и знает в той или иной степени. Введём в спектакль переводчика, как в жизни бывает. Филипп сновал от гардероба до чемодана, раскрывшего голодный рот. Сколько же в него можно класть? Он всё не наполняется! Сначала он носил в него аккуратные сложенные вещи, потом уронил что-то на пол, и уже не стал складывать, а кинул вещь от гардероба, прямо в раскрытую пасть чемодана. Попал! И пошло дело быстрее. Где остановилась его сестра? Может и ему туда же поселится? О, нет! Лучше подальше от сестры! Замучает знакомством с новыми друзьями. Брат и сестра, разные люди. Есть одно потрясающее сходство. Это когда ему что-то претит, или раздражает, он вместо того, что бы возмущаться, замолкает и смотрит на предмет своего негодования, точно такими же глазами, как у сестры. Сестра, в подобных ситуациях, таращится на своего возмутителя спокойствия глазами брата. Зелёными, зелёными и злыми. Вот такие они получились зеленоглазые.

           Ляля наконец-то насытилась. Умиротворённо посмотрела на своих мужчин. Во рту осталось восхитительное послевкусие. Сытость, или скорее пресыщенность сдобой, запросилась в кровать.
           — Разбредаемся по своим делам, а когда освободимся, созвонимся. —
           Жерар расплатился.
           — У меня через полчаса встреча. —
           Адвокат словно проснулся.

           Всё-таки рыжая женщина обладает гипнозом или чарами, потому как только её прямой интерес к мужчинам пропал, они сию минуту вернулись к полноценной жизни. Каждый подарил ей «чмоки-чмоки» и заспешил по своим делам. Даму на такси отправили в гостиницу. Таксист принял пассажирку в нелепом свитере «за ночную бабочку», стал отпускать в её адрес непристойные шуточки. Рыжая бестия слушала их сидя на заднем сиденье, поджав под себя ноги и натянув на коленки свитер Жерара. Стоило таксисту на секунду закрыть рот, как на него обрушился град итальянской ругани. От неожиданности, тот затормозил. Потом он будет трепетно открывать дверь своего такси у гостиницы перед женщиной оказавшейся иностранкой, с лилейной улыбкой и добрыми пожеланиями в её адрес.

           В номер позвонит брат, скажет время своего прилёта в Париж. Встречать брата Ляля не будет, в их семье не принято женщинам ездить по аэропортам в одиночестве. Она задвинет шторы в номере, но те будут пропускать свет. Устроит скандал по этому поводу. За полчаса в номере привинтят рулонные шторы. Она не позволит прибрать номер после вторжения в него стольких людей, выгонит всех, захлопнет дверь и с наслаждением начнёт гнездиться в кровати, выискивая удобное положение. Ей, за чем-то снова позвонит Филипп, и получит то, что получил таксист в машине. Выслушает и сделает заключение:
           — Ты заболела. Померь температуру. —
           Брат любил сестру и чувствовал её на расстоянии.
Ляля бросила телефон, куда-то в ноги и снова забилась в гнездышко из подушек, подушечек и одеял. Согреться не получалось. Потребовала в номер градусник. Вложила его под мышку. Тридцать восемь и шесть.
           — Я не умру?! —
           Ляля представила, как приедет брат, а она лежит бездыханная в постели, но очень красивая. Как всем будет жалко, эту красоту! А как ей самой жалко себя! Нос и глаза наполнились солёной влагой. Это были её обычные фантазии, но сейчас они её напугали. По её требованию принесли в номер аспирина и чаю с мятой, попросили страховку для вызова врача. Конечно, страховка была, брат строго следил за этим, потому как его, вечно разгуливающая по городам сестра, как та коша по крышам, была у него единственной и горячо любимой. Брат старше сестры, но если они стояли рядом под прицелом софитов и камер фотографов, их можно было принять за близнецов. Слегка опустив подбородки на грудь, периодически встряхивая рыжими кудрями, что бы те свисали на лоб и, вперив четыре зелёных и злых глаза навстречу вспышкам, они были одинаковыми. В нём проглядывалось, что-то неуловимое женское, в ней, неуловимо мужское. Её величество эмансипация, шагает по планете! Обоюдная привязанность брата и сестры доходила до абсурда. Ссоры, следующие одна за другой, были похожи на скандалы супругов, где присутствуют женские слёзы, швыряние предметов вдруг друга и моменты счастливого перемирия. Сестра никогда не задирала его женщин и не ревновала их к нему, брат всегда окружал заботой и вниманием всех её подруг и мужчин. Все перечисленные достоинства и недостатки, говорили об одном - дети выросли, и живут в семье состоятельных и самостоятельных родителей. В семье, где каждый занят своим делом. Никто из членов семьи не вмешивается в дела другого. Взаимопомощь и поддержка, только приветствуется.

           Нарисовала картинку! Это потому, что мне очень хочется, что бы такие семьи существовали. Чтобы все семьи, были такими семьями! Но, к сожалению, ещё никто не отменял распределение благ сверху и донизу. Пока до низа скатится крошка, от неё ничего не останется. При таком раскладе распределения общественных благ, состоятельные и самостоятельные семьи можно будет пересчитать, что делается каждый год известными аналитическими изданиями. И так, на чём мы остановились? Ляля остаётся бороться с простудой в номере гостиницы. Жерар и его друг юрист на работе. Филипп, где-то между Италией и Францией в небе. Проведаем Хельгу, ведь скоро она станет главной героиней сего повествования.



Продолжение: http://www.proza.ru/2016/06/09/1994

Послевкусие. Глава девятнадцатая



           Сергея перевели в МЧС по Московской области, чтобы не терять славного парня, смелого работника и оставить его в своих рядах. В заграничные командировки, в связи с его сложившейся ситуации в семье, пока посылать не будут. Общение с Мишкой у Маши как игра. Кормёжка и засыпайка ложатся на плечи бабушки с дедом. Стирает машинка, остаётся только развесить во дворе по верёвкам мокрые вещи для сушки. Но, не смотря на всё это, Маша устаёт к вечеру, скорее от самого старания. Не похожая на всех Хельга Мишке не приглянулась. Он подолгу задерживал на ней взгляд, а отведя его в сторону, тут же забывал о её существовании. Хельга предоставлена сама себе. Купила гамак, и повесила в саду. Наслаждалась поздней осенью, а мы знаем, что осень ещё та волшебница! Лежит карлица в гамаке, закрыв глаза, старается проявить в своей памяти осколки образа матери, бабушки. Соседка через забор, та, что положила глаз на Сергея, заметила нового человека, и его странности во внешности. Поведала об этом своим родителям, те своим друзьям. У друзей внуки, а те ой какие любопытные! Стали дети прибегать к их двору, да в щели забора разглядывать смешное существо. Их перешёптывание и шушуканье слышны Хельге. За заборное присутствие детей не давало ей в полной мере насладиться осенним солнышком и вздремнуть после обеда. Дети знали, что помимо этой странной девочки во дворе находиться накаченный парень, работающий в МЧС. Три заглавные буквы, вызывали у них уважение к нему, потому они не задирали Хельгу, а только разглядывали. Как то всё утряслось немного, и Хельга уже без какого либо надрыва, думала о Жераре. Прекрасно осознавала всю сложность ситуации, не пыталась ему звонить и теребить душу. Да и дорогое это занятие! Жерар оставил ей все свои наличные деньги, и она их не трогала, берегла. Сергей относился к ней как к гостье, и ни о каком возмещении её нахождения с ними не было и речи. На днях они вернуться в Москву. В институте начинаются занятия. Сергею необходимо появится на месте новой работы. Бабушка и дедушка Мишку им отдавать не собираются. Сами ещё в состоянии за внуком смотреть, и считают это своим долгом. Маша несказанно рада и благодарна им. Ведь это только кажется, что ничего нет сложного в воспитании Мишки. На деле, так утомительно, так сложно быть привязанной к малышу, и ходить за ним буквой «Г» целый день по двору. И рассердится, нельзя, бабушка глаз не сводит. Её легко понять. Приехала посторонняя девушка, а внук взял, да и назвал её мамой. Хотя дед и утверждает, что у Маши есть сходство с покойной снохой, но бабушка его не видит, и всё тут. Не отдаст она маленького Мишку ни кому, пока её ноги сами ходят. Пусть будет, как будет! Время покажет и плюсы и минусы.

           Хельга зашла в дом, становилось жарко. Клетка с попугаем закрыта. Птица увидела нового человека и направилась к дверце. Клювом, затем лапой подёргала её. Закрыта крепко. Это хорошо. А то ходят тут всякие.
           — На двор хочешь? Там солнышко. —
           Конечно, хочет. У людей на попугая время не хватает. Вон вода скоро протухнет. Только Мишка у всех на уме. И чего смотрим? Чего не выносим клетку? Птица повисла вниз головой.
           — Пошли…. —
           Клетка снялась со стола и поплыла к выходу.

           Сухой, тёплый воздух двора окружил и вскружил птице голову. Теперь она, хотя бы перья свои просушит. Отсырел попугай в помещении частного дома совсем. И дела до этого ни кому нет. Хорошо корявая девица о нём вспомнила. Ну, хватит уже, ставь клетку и оставь птицу в покое. Птица сушиться будет. Хельга огляделась. Может клетку на дерево повесить, к природе поближе. Точно! У гамака!
           — Куда тащат?! —
           Заорала птица. И тут же, из-за угла дома, по завалинке прибежал кот. Задрал голову и с земли следит за действиями Хельги. Птица замолчала и сгорбатилась.
           — Тебе плохо на улице? Тебе не нравится? —
           Девушку взволновали перемены с птицей.
           — Тебе бы лице зреть свою гильотину! Каково было бы? —
           Птица спрятала голову в перья.
Хельга с клеткой в руках спотыкается о кота. Тот у неё под ногами.
           — Это ты блохарик напугал птицу? Двор большой, иди, гуляй. —
           Ногой Хельга мягко пинает кота под зад. Для пущей надёжности замахивается рукой.
           — Молодая, а нервная…. —
           Кот уходит. Оглядывается. Он будет отслеживать их дальнейшее перемещение по двору.
Хельга пытается водрузить клетку между двумя ветвями дерева. Та перекашивается. Повесить не за что. Тогда она укладывается в гамак и ставит клетку себе на грудь.
           — Давай подремлем вместе. —
           Это же совсем другое дело. Кот на человека не запрыгнет, птица в безопасности. Ура! Птица расправилась, огляделась и начала перебирать пёрышки.
           — Осваивайся. Я порадовала тебя? —
           Хельга приблизила лицо к летке.
           — Ну и голова у тебя. —
           Птица резко ударяет клювом о решётку. Лицо девушки отдаляется.
           — Злая. Птица злая! —
           Говорит Хельга попугаю.
           — Знаю…. —
           Продолжительным взглядом и молчанием отвечает птица.

           По двору бредёт Маша с Мишкой. Видно, что девушка устала ходить вслед за ребёнком.
           — Сергей говорил, что попугай говорящий. —
           Обращается к ней Хельга.
           — Его недавно чуть кот не сожрал. Вот он и замолчал. —
           Мишка пытается стянуть клетку с птицей на землю. Нет птице покоя.

           Солнце тёплое, но нет, нет, да подует холодный ветерок, побегут мурашки по телу. Стихнет ветер, снова солнце греет горячо. Сергей с отцом на рыбалке. К обеду вернутся и принесут кроме рыбы ещё и новости для Хельги. Жерар посвятил в свои планы Сергея и попросил его быть с Хельгой на протяжении встречи и разговора её с итальянцем. Объяснить суть дела, хотя бы вкратце. Подробности Хельга узнает от новых знакомых. Если бы Жерар позвонил сам Хельге, пришлось рассказывать о встрече с Лялей, разговор мог перейти в другое русло. Мужской разговор всегда, предельно краток и результативнее. Сергей не был сторонником великой женской миграции, особенно из Украины. Безбашенную молодую украинку можно встретить и в Италии на уборке урожая винограда, и в Испании в доме состоятельных людей в качестве прислуги, и в Ливии, перевязывающих раненых повстанцев, а так же во многих других местах планеты, мающихся в увеселительных заведениях. Сознательно опускаю насущную тему рабства и сексуального рабства, в которое многие их них попадают, далеко не по своей воле. Потому Сергею не понравилась новость для Хельги.
           — Если ты хочешь знать моё мнение, я против всего этого. Женщина не должна быть одна в чужой стране, без мужчины. Это не прилично даже. —
           Закончил рассказ Сергей о разговоре с Жераром. Маша от удивления прикрывала рот ладошкой. Хельга слушала без особого интереса.
           — Всё. —
           Сказал Сергей и развёл руками.
           — Я как лишний балласт. Жерар сбросил меня с воздушного шара, который сам и надул.—
           Хельга смотрит себе под ноги. У Маши округлились глаза от такого заявления.
           — Ты не должна так говорить. Мы все видели, как развивались ваши отношения. Мы верили вам. Мой отец, Татьяна тоже. —
           Маша сердилась искренне.
           — Какая из меня актриса? Почему мной должны заниматься чужие люди в чужой стране? Я здесь ни кому не нужна. —
           — Не забывай, ты с нами, ты у нас, ты наш друг. —
           Обида душит карлицу, и не даёт доброму и светлому чувству проступить на свет божий.
           — Встреча с талантливыми людьми, это всегда опыт. Да отпусти ты попугая! —
           Птица под рукой Хельги дремала, она её гладила, та отвечала на ласку, перебирая лапками ткань шортов. Сергей собрался что-то ещё сказать Хельге, но та его перебила.
           — Буду решать сама за себя, как делала до Жерара. И Жерар мне больше не указ. В одном ты прав, новые люди всегда интересны. Спасибо тебе Сергей. —
           — Всегда на твоей стороне. —

           Раз заварилась такая вот каша, надо её расхлёбывать. Встреча Хельги с театралами назначена на субботу, а сегодня среда. Москва ещё не совсем пришла в себя, после катастрофической жары и торфяных пожаров, потому родители Сергея остались у родственников в Вологде. Молодёжь снова в свободном полёте! Путешествие само по себе захватывающее действие. Скорость, простор перед глазами и мечты о будущем! Ехать можно куда угодно и бесконечно! Сейчас они едут в Москву. Сергею необходимо встретится с новым начальством. Хельге предстоит встретиться с неизвестностью. Девушкам пора посещать институт. Точек преткновения в Москве много, а тут ещё и иностранцы появились на горизонте.

           Квартира брата Сергея произвела на девушек эффект первичного просмотра художественного фильма формата «3Д». Каждая, отдельно друг от друга растворились в её просторах, рассматривая и обследуя содержимое квартиры. Птица попугай, не верила своим глазам. Она снова дома! Сергей, затащив сумки в квартиру, исчез по своим делам, изредка напоминал о себе Маше телефонными звонками.
           — У Мишкиной мамы был хороший вкус! —
           Девушки вышли из разных комнат и встретились на лестнице второго уровня квартиры.
           — Ковёр восхитительный…. Где такие вещи вообще берут? —
           — Везут из-за границы. —
           — Может быть…. А это осеннее дерево! Как его в самолете, или поезде везти? —
           — Может быть, оно как-то разбирается? —
           — Может быть…. —
           Девушки спустились по лестнице на первый уровень квартиры. Попугай расхаживал по полу у одного из окон. Играл со шторой. На ней видны следы его предыдущих игр. Хельга ловит птицу в надежде посадить в клетку.
           — Попугай здесь живёт в свободном полёте. Клетка для сна и всегда открыта. Серёжа рассказывал. —
           — Так вещи же портит. Гадит кругом. Посмотри! —
           Хельга указала рукой на белоё пятнышко, засохшее на раме гобелена.
           — Принято так у них. —
           Пожала плечами Маша.
           — Надо сварить борщ, после дороги самое то. —
           — Из чего? —
           Хмыкнула Хельга.
           — Сережа звонил какой-то тётке, и она должна была загрузить холодильник. —
           — Что за тётка? —
           — Домработница. —
           — Живут же люди! Так пусть птица хоть всё тут загадит, ведь кто-то вымоет за ней! Это что ж получается, у тебя домработница? —
           Маша остановилась, не доходя до холодильника. Вопрос подруги новость для Маши. Девушку наполняет гордость за себя и Сергея. Но Маша знает, что такое домработница. В первых это раздражающий и лишний человек в доме. Во-вторых, этот раздражающий человек, может быть, как жилеткой для жаждущего поплакать хозяина, или хозяйки, так и неким мечём, который может снести эту самую плачущую голову. Он может стать другом детям семьи, в которой работает, а в самый неподходящий момент недругом. Он может свести и развести. Он может настроить ребёнка против родителей. Перечислять можно целую вечность!
           — Получается…. —
           Вяло отреагировала на новость Маша. Она распахивает дверцы холодильного шкафа. Примерно так, как вы бы распахнули задние двери «Газели». Стоит. Смотрит. Подходит Хельга.
           — Ну, и кому это всё? У вас завтра свадьба? —
           Хельга не скрывает раздражения в голосе. У неё даже поза соответствует настроению.
           — Может мне сместить эту домработницу и считай, жизнь удалась! Прощай Италия! —
           Маша чувствует сарказм подруги, но и боль её тоже чувствует. Подруги начинают выискивать и доставать из глубин холодильника всё, что требуется для варки борща. На куске охлаждённого мяса записка приклеенная скотчем – баранина. Предусмотрительно!
           — Происходящее и с тобой и со мной, напоминает спектакль. Неправдоподобно. —
           Вздыхает Маша. К её настроению подключается Хельга.
           — И ведь Жерар не позвонил мне, а через Серёжу передал. —
           Маша сочувственно качает головой. Свекла, морковь, картошка, лук и наконец, капуста, небольшой кусок. Кажется всё.
           — Начнём подруга? —
           Девушки принялись чистить овощи. Птица тут же переместилась к ним на столешницу. Стала по ней расхаживать и расшвыривать очистки. Что-то дробила и заглатывала. Маша трогает пальцем попугая за голову.
           — У меня подруга, тоже проблемы…. —
           — С Мишкой, я понимаю. Чужое, оно всё одно чужое. —
           — Да нет, всё не так…. —
           Маша трёт висок.
           — Если бы я его родила, я бы и легче всё переносила. Инстинкт матери многое подсказывал бы, а так, одно раздражение. Постоянно боюсь, что не так взяла, не так одела, недоглядела и прочее. Только неловкость и чувствую. Мама Серёжи глаз с меня не сводила. —
           — Я заметила. Она же бабушка, боится за внука. —
           — Ну и давайте все будем бояться! Что из этого выйдет? —
           Маша повышает голос.
           — Ты кричишь Маша. —
           — Прости…. —
           Подруги замолчали. Только стук ножей о разделочные доски, да ворчание довольной птицы на столе.
           — Как я поняла, бабушка не намерена отдавать вам Мишку. —
           Хельга кладёт нож на стол. Отряхивает руки. Поворачивается к подруге.
           — И правильно делает. Мишку обмануть можно. Ты будешь знать об обмане всегда. Правда всё равно всплывёт. Как Мишка её воспримет, неизвестно. Бабушка хочет, и будет растить Мишку сама. Это очевидно. А вам надо жить свою жизнь, вместе с ними. —
           Маша согласна с подругой, но смахивает скатившуюся слезу по щеке.
           — Какая сложная штука жизнь…. Никогда не думала, что маленький ребёнок, это так трудно и обременительно. —
           — Томатная паста, или будем тереть свежие помидоры? —
           — Свежих полно. Вон сколько привезли. —
           — А в остальном тебе повезло! Сергей парень замечательный! Оглянись! —
           Маша машинально исполняет просьбу подруги и обводит взглядом квартиру.
           — Смотри, какое жилище у вас! В Москве! Вспомни нашу съёмную квартиру. Ну? Есть и положительные стороны вашего союза. Вот только птица, зараза, гадит кругом. —
           Хельга пытается стащить птицу со светильника под кухонными ящиками, но опасаясь за его целостность, оставляет это занятие и только грозит птице пальцем. В ответ на такое с ней обращение, птица орёт истошным голосом и, распахнув крылья, шумно ими хлопает по кафельной плитке.
           — Что? Обижают тебя женщины? —
           Сергей, открыв квартиру своим ключом, зашёл и разувался у порога. На его голос птица, перескакивая с предмета на предмет интерьера и мебели, добирается до хозяина и ласково воркуя, перебирает клювом волосы у него за ухом.
           — Мой хороший…. А ведь вначале ты меня невзлюбил! —
           Птице страшно стыдно. Она закатывает глаза.

           Сергей переводит взгляд с попугая на свою Машеньку. Интересно, когда они останутся одни? С самого начала их знакомства, они с кем-то, где-то, у кого-то. Маша устремляется навстречу Сергею. Какой он у неё красивый! Обхватывает руками парня за талию, голову кладёт ему на грудь. Сергей подбородком трётся о её макушку и расплывается в довольной улыбке. Птица разворачивается на его плече, как на светофоре, и со всего размаху клювом ударяет о макушку девушку. Маша приседает от неожиданности.
           — Кто это его так разозлил? —
           Удивляется Сергей.
           — Может я…. Только что старалась оторвать его от светильника. Он так орал! —
           Хельга разглядывала влюблённую парочку, и сердечко её щемило и обливалось тоской по ушедшему лету и отдыху на турбазе, по Жерару.
           — Для Хельги есть новости! —
           Сергей достал телефон, что-то там сверил.
           — В восемнадцать тридцать к нам придёт гость. Вернее два гостя. Первый, это наш Московский театральный критик, а второй Филипп, итальянец, режиссер и постановщик. Филипп прилетел прямо от Жерара из Парижа. Жерар, показывал ему видеозаписи с Хельгой, он так впечатлён Хельгой, что сегодня вечером будет у ваших ног, мадам. Аэрофлот творит чудеса.—
           — Выходит это всё правда? —
           У Хельги ослабли ноги. Карлица присела прямо на пол, скрестив их в коленках. Сергей и Маша уставились на неё. Птица тут же соскочила с плеча Сергея и почти бегом дошла до сидящего на полу человечка. Запрыгнула Хельге на плечо, и жалобно воркуя, стала перебирать волосы. Хельга думала. Жерар показывает её чужому человеку, мало того, он хочет отдать её ему. Не спросился, не посоветовался! Вот придёт чужой человек, и ты его слушайся! А ей хотелось слушаться Жерара, исполнять только его просьбы. Зачем ей чужой дядька? Странное во всём этом то, что всё происходящее не правдоподобно, но сбывается.
           — Тебя никто не заставляет ничего делать против воли. Мне самому не нравится эта затея, но я должен исполнить просьбу Жерара, я обещал. —
           Сергей смотрит на разнесчастную карлицу.
           — Потом, Жерар сын Татьяны, она живёт с отцом Маши. Не занимается же он похищением людей! Нам нечего бояться. —
           — Похищением? Особенно таких людей, как я…. —
           — Если ты хочешь, что бы тебя жалели, я не стану этого делать. Мне не за что тебя жалеть! Ты ещё та тёмная лошадка и можешь дать фору кому угодно. За это я тебя уважаю. За это тебя любит Жерар. Возьми телефон и позвони ему. Скажи, что не хочешь никого видеть, и я всё отменю. Я на твоей стороне. —
           Сергей протягивает руку с телефоном. Хельга опираясь на неё, встаёт.
           — Да не буду я никому звонить. Пусть всё идёт, как идёт. Даже интересно становится, что нужно таким людям от таких людей, как я? А мы тут борщ варим…. —
           — Тогда я в душ, а вы накрывайте на стол. —
           — Я мясо выну из кастрюли и просто положу на тарелку. Резать не буду, оно горячее. —
           Заявила Маша, направляясь к плите.
           — Мне что-то нужно с собой делать? —
           — А когда ты что-то делала с собой? Ты губную помаду, если она вкусно пахнет, и если тебя не предупредить, на хлеб намажешь и съешь. —
           — Скажешь тоже…. —
           — Тогда прими ванну, это успокоит тебя, соберёшься с мыслями…. —
           — Сначала поем. —

           Маша хотела сказать, что лежать в ванной с набитым желудком вредно, но зная подругу, промолчала. Господи! Ещё сама не хозяйка, а уже встречать гостей надо. Надо идти к Сергею и поспрашивать его об этом. Маша сорвалась с места и бросилась к Сергею. Сергей, как будто ждал её за дверью в ванной. Что поделаешь! Любовь! А как же борщ? А ему настоятся, надо.

           В ванной комнате на втором этаже Хельга села прямо в пустую ванну, открыла кран, настроила воду, насыпала мятную соль. Вода взбунтовалась радужными пузырями. Пузыри касались друг о друга и лопались, в каждом была маленькая ароматная радуга. Хельга замёрзла. От того было ещё приятнее чувствовать медленное погружение тела в тёплую воду. Кисло ухмыльнулась своим мыслям. Глазами пробежала по своим «мосолочкам», наполовину покрытые водой.
           — Как у ребёнка, который плохо кушает. —
           Нервно зевнула. Не заложена в человека такая программа, что бы взять и выключить собственные мысли. Как жаль. Хельге необходимо встретится со студентом Евгением. А когда? Вечер сегодня занят. И зачем она приехала сюда? Надо было сразу ехать на квартиру, и начинать снова заботится о Жене. Нормальный парень. Конечно, не сравнить с Жераром. Так и её с Машей, на одну полку не поставить. А Жерар, он во Франции…. А был ли мальчик? Хельга погрузилась в воду полностью. Полежала расслабленно, воздуха стало не хватать и, вынырнула. Помыла голову. Сполоснула. Вытерлась, намотала полотенце тюрбаном на голову, надела майку и шорты.
           — Что ты сегодня наденешь? Наряд от Жерара? —
           Раздался счастливый голос Маши за дверью.
           — И не подумаю…. —
           И тут же голос Сергея:
           — Гости уже пришли, звонят снизу от консьержки. —
           Слышно было, как охнула Маша. Как сбежала по лестнице к Сергею. Сергей ждал гостей, но встав перед фактом, растерялся. В опущенной руке трубка от домофона. Маша прикрыла рот рукой и присела на стул. У Хельги в груди, гулко, замедляя ритм, бьётся сердце. Она спускается по лестницы, берёт у Сергея трубку и говорит в неё:
           — Проходите. Мы ждём. —
           Сергей щёлкает замком и приоткрывает дверь. Первый уровень квартиры благоухает борщом. Борщ с бараниной. Баранина пахнет по-особенному, сколько лаврового листа в него не клади.
           — Может, успеешь переодеться? —
           Пискнула Маша. Сергей и Хельга посмотрели на неё. Та прокашлялась и сказала:
           — В горле першит, что-то…. —

           На воздух из коридора, поступавший из приоткрытой двери, среагировал попугай. Быстренько так, перебирая лапками по паркету, заспешил ему навстречу и наткнулся на мужские ботинки. Две пары. Одни рыжие, прошитые крупными стежками толстой нитью, большого размера и тупорылые, дышали дорогим комфортом. Вторые, вполне нормального размера, узконосые, блестели лаком так, что птица незамедлительно их попробовала. Владелец лака, дрыгнул ногой. Птица не умела смотреть вверх, ей было куда удобнее, свешивать голову и косить глазом за происходящим. Птица попыталась уцепиться за штанину брюк. Брюки были настолько узкими, что когти птицы стали беспокоить владельца лаковых ботинок. Не раздумывая, владелец лаковых туфель ловко ухватил птицу за одно крыло и поднял к лицу. Второе крыло птицы раскрылось веером, провисло беспомощно на мгновение и тут же забилось в истерике. С ней так никто не поступал, никогда. Хлопанье не помогло, и птица на секунду притихла, что бы собраться с силами. На неё в упор, смотрели зелёные глаза удивительной прозрачности. Брови над ними и ресницы, словно попробовали татуашь в салоне красоты.
           — Красавчик. —
           Восхитилась птица и снова провисла в руках человека, так ей понравившегося.
           — Позвольте забрать…. —
           Сергей шагнул к обладателю редкостных глаз.
Гость свободной рукой сложил веер из перьев птицы, прижал её к своей щеке осторожно. Носом потёрся о клюв птицы. Та в ответ, запустила клюв в его рот и, по-моему, даже, хлебнула человеческой слюны.
           — Ах, оставь птицу в покое! Ты готов всех в себя влюбить! —
           Обладатель дорогого комфорта в обуви, был человеком тучным, но приятным.
Владелец лаковых туфель присел, осторожно опустил птицу на пол. Одурманенная птица не уходила, продолжала жаться к узконосым ботинкам. Молодой мужчина гладил птицу по перьям. Хельга наблюдала за действиями зеленоглазого человека без особого воодушевления. Тот поднял голову и снизу вперил зелёный взгляд на карлицу. Буд-то взял в руки куклу клоуна и повертел со всех сторон. Пощупал волосы, нашёл и разглядел уши. В фас, и в профиль, разглядел лицо. И возрадовался! Его ликование было таким же искренним, как и общение с птицей. Он шагнул к карлице, обнял за плечи, прижал к себе, как свою собственность и не думал отдавать. Как реагировала на эти объятия Хельга, не было видно. Француз так низко склонился к голове девушки, что закрыл её руками и кудрями. Сергей забеспокоился:
           — Позвольте …. —
           Одна рука француза освободила правое плечо Хельги, обняла Сергея за плечи и так же притянула к себе. Теперь гость обладал и Хельгой и Сергеем.
           — Как долго я вас искал! —
           На вполне приличном русском, заговорил француз.
           — Как вкусно у вас пахнет! Что это? —
           Филипп оборачивается к тучному человеку.
           — Борщ. Это слово у тебя хорошо получится. —
           Ответил тот.
           — Борщ! —
           Восклицает Филипп, позволяет Хельге развернуться лицом к остальным и отпускает Сергея.
           — Будем знакомиться! —
           Птица взлетает и садится на плечо Француза. Филипп незамедлительно поворачивает лицо навстречу птице, человек и птица целуются, тут же чмокает влажные волосы Хельги, в макушку, но отпускать не собирается и вместе с ней идёт по квартире.

           Сейчас начнутся пожатия рук и перекличка имён. Тучного мужчину будут звать Семён Фёдоровичем. Филиппа, Филиппом, а про остальных всё известно. Семён Федорович, это образ, или скорее подражание, всеми известному обладателю редкостного тенора, певцу Демоса Руссиса. Семёну Фёдоровичу это идёт, очень. Филипп описан выше. Вспоминайте.
           — Удача! —
           Восклицает Филипп.
           — Поплюй через левое плечо, а только потом радуйся. —
           Отвечает ему толстяк.
           — Тьфу, тьфу, тьфу! —
           Трижды произносит француз.
           — Не захотел даже переодеться и передохнуть от полёта. Сразу к вам и только к вам…. Так что кормите! —
           Заговорил с хозяевами толстяк.
           — Нахал…. —
           Подумала Маша.
Хельга искала ответ на своё восхищение зеленоглазым гостем. В дверь позвонили. Принесли огромную сумку Филиппа.
           — Забыл в машине такси. Так спешил к вам! Буду одаривать. —
           Выхватил из сумки коробочки с духами «Шанель №5» для женщин. Сергея буквально заставил взять лаковую коробку с брючным ремнём. Узкий фанерный ящичек порвал подкладку сумки, но появился на свет. В нём, в соломе, перемешанной с блестящей мишурой, покоилась бутылка вина с изогнутым горлышком. Гость радовался подаркам больше, чем те, кому они предназначались. Последним, в его руках появилась кукла клоун. Очень яркая, дразнящая воображение игрушка.
           — Привет Жерара! Для любимой. —
           Сердце лилипутки екнуло, сладко, сладко. Но кукла не понравилась. Филипп нёс куку к ней, и смеющийся, неестественно красный рот, вызывающе увеличивался в размерах. Почему клоун? Зачем клоун?
           — Спасибо. —
           Холодная ткань атласа шаровар куклы, неприятно воспринималась руками. Металлические бубенчики тоже холодны. Фарфоровое лицо, покрыла застывшая бледность.
           — Ещё пальто. Жерар желает тебя согреть. Жерар любит тебя. Скоро холодно. Пальто завтра придёт с багажом. —
           Как кстати, Филипп произнёс добавочное известие о любви и заботе Жерара, в противном случае, сердце лилипутки могло заледенеть совсем от мёртвой улыбки игрушки клоуна.
           — Пальто? Мне? Как же не меряя. —
           — Так…. —
           Улыбается француз. Он уже влюблён в карлицу, по своему, театральному.
           — Жерар знает вас, глазами, руками. Женщина помогла. —
           — Какая женщина? —
           Растерялась Хельга.
           — О-ля, ля! Любая! Проходящая…. —

           Сергей приглашает гостей за стол, где Маша не очень справлялась с ролью хозяйки. Всё время оглядывалась на гостей, не видят ли они её неловкость. Человек впервые на этой жилой площади. Где что лежит, не знает. А тут ещё гости из Франции! Этот Филипп! Оказывается, на свете есть мужчины, красивее, чем её Сергей. Нельзя так думать. Но взгляд сам по себе, с тихой восторженностью, снова и снова возвращается к Филиппу. Как в музее, или галерее, не хочется отводить глаза от выставленного предмета или картины, и ты тонешь в его разглядывании.

           Наконец приборы расставлены, салфетки разложены, бокалы с высоты своей, довольно оглядывают стол. Они всегда, как бы над всем на столе стоящем! Их наполнят сегодня необыкновенным вином. Бокалы, как женщины, стоят на столе в ожидании нового платья.

           Сергей отказался открывать бутылку. Его отпугнуло странно изогнутое горлышко. Оказалось, что в нём всё уже предусмотрено, и Филипп быстро справился. Квартира произвела должное впечатление на гостей. Удивила подача еды на стол. Пока борщ разливался по тарелкам, мясо резалось на куски, Филипп осматривался, но когда бы Хельга не бросила на него свой взгляд, она встречалась с его взглядом.
           — За красоту моей избранницы! —
           Сказал тост Филипп и уставился зелёными глазами на Хельгу.
           — Как его понимать? —
           Думал Сергей и, видимо мысли отразилось на его лице, а Филипп, в свою очередь прочитал мысли Сергея.
           — Сказал так? —
           Зеленоглазый француз вопросительно смотрит на Семёна Фёдоровича.
           — Так, так. Филипп имеет в виду красоту выбранной им актрисы. —
           — Да какая же из меня актриса? —
           — Вы полностью соответствуете требованиям к главной героине спектакля. —
           Толстяк, уютно заворочался среди больших и мягких подушек дивана.
           — Филипп от меня что-то будет требовать? —
           — Да. Очень многого. —
           Руки говорящего покоились на округлости живота. Живот колыхался, в такт каждого сказанного им слова.
           — Со мной так нельзя. —
           Быстро проговорила Хельга.
           — Видите ли, деточка. Требования Филиппа пойдут вам на пользу. Так всегда бывает и со всеми…. Мясо вкусное! Что это? —
           — Баранина. —
           — Будем кушать, и вкушать вкус! Вам предстоит долгий разговор, и долгие объяснения с Филиппом, но не сейчас. Я, простите, устал, но восхищён таким прицельным открытием сестры моего друга. Вы даже не знаете того, что вы собой представляете сейчас для Филиппа!—
           — Не знаю —
           — Пока, деточка. Пока! —
           Толстяк начал есть, до не приличия громко, но так вкусно, что ему все это простили и заулыбались. Он оторвался от тарелки. Обвел всех добрым взглядом.
           — Пардон…. —
           И снова принялся издавать те же самые звуки.
           — Скоро будет звонить Жерар и моя сестра. —
           Объявил Филипп.
           — Вы родственник Жерара? —
           Обрадовалась Хельга.
           — Нет. Моя сестра, подруга Жерара в Париже. —
           — Час от часу не легче! —
           Сергей смотрит на Хельгу. Волосы карлицы подсыхали и понялись над головой одуванчиком. Рука Филиппа ласково потрепала их. Для наших мужчин, это плохая фамильярность. Сергей предпочёл подняться со своего места и сесть между Хельгой и Филиппом. Семён Фёдорович укоризненно посмотрел на молодого друга.
           — Я брат своей сестре. Буду братом Хельге. —
           Обеспокоился Филипп.
           — Посмотрим…. —
           Ответил Сергей.
           — Куда? —
           Филипп.
           — Вам ещё налить половничек? —
           Маша.
           — О нет! Мне достаточно. —
           Филипп.
           — Филипп ест маленькими порциями, но часто. Я ем большими порциями, но тоже часто. Результат на лицо! —
           Семён Фёдорович любовно оглядел себя, потом Филиппа.
           — Люблю Филиппа, он меня окрыляет! —
           — На что? —
           Сердито спросила Хельга.
           — На лёгкость восприятия бытия. Глядя на Филиппа, я становлюсь не весомым, бабочкой! Я не чувствую свой вес. Видите ли…. Филипп, есть воплощение меня самого, в моём воображении. Я, такой как он, внутри себя. Я могу разглядывать происходящее с ним, слушать сказанное им, и оно будет соответствовать тому, как поступил бы я, как сказал бы я…. Вот деточка! Сами поступки, к сожалению, мне совершать уже трудно. —

           Сергей прослушал ответ и засомневался в правильности присутствия гостей в его доме. Хельга же, напротив, ясно всё так представила себе и поняла и пожалела тучного человека. Маша прижималась к боку подруги, и молчала. Она была занята разглядыванием француза. Филипп ел и целовался с попугаем, да любовался Хельгой новым своим приобретением. Все думали, что поев, Филипп станет рассказывать о своих планах и намерениях по отношению к ней, но он вёл себя, как маленький мальчик, осчастливленный родительским подарком. Подарок, естественно, Хельга. Неожиданно для себя, карлица не чувствовала потребности задавать вопросы Филиппу, она ждала личного контакта с глазу на глаз, с необыкновенным зеленоглазым человеком. Почему необычным? Всю свою короткую сознательную жизнь, карлица не соответствовала её канонам. Шокировала буквально всех, с кем впервые вступала в контакт. Своей внешностью, своими взглядами, целями и методами их достижения. В случае с Филиппом, всё наоборот! Вошёл необыкновенной красоты человек, но уже за дверью, и даже в полёте по небу, он нуждался в ней, в её не соответствии. И если ей доселе приходилось приручать к своему несоответствию людей, то в случае с Филиппом, хотели приручить её, именно такую, какая она есть. И виновница в происходящим с карлицей, её не состоявшаяся любовь к Жерару.

           Предчувствие вселялось в карлицу. Да, да! Это всё предчувствие, которое больше нас знает и видит наперёд. Не надо гнать от себя предчувствие, лишь потому, что оно не отвечает вашим мечтам и желаниям и от того горько на душе. Человеческому организму всегда не хватает горького. Это подтвердит любой врач диетолог. Вкусите горечь, прочувствуйте, от чего она исходит. Бог даст, и выйдите на верный путь.
           — Вы прилетели из Парижа, что бы есть борщ, целоваться с птицей и разглядывать меня? —
Карлица буквально бросила слова в тарелку зеленоглазого гостья. Всё в ней натянуто как струна. Вот, вот лопнет. А это чавканье толстого гостья, и поцелуи с попугаем зеленоглазого француза! Раздражают до истерики. Всё это увидел и понял Филипп.
           — Я был точно таким, как ты, весь путь сюда. Увидел и понял, что нашёл. Мытарства позади! Всё во мне согрелось при виде тебя и после борща…. —
           Он встал и поцеловал Маше руку.
           — … Такого вкусного борща. —
           Подошёл к стулу, на котором сидела Хельга. Не касаясь, карлицы, наклонился и заглянул ей в лицо.
           — Ты не можешь как я. Ты ещё в пути. —
           — Я тоже готовила борщ вместе с хозяйкой. —
           Француз взял и её руку, поцеловал и оставил держать в своих руках.
           — Позвольте нам уйти и оставить важный разговор на завтра. Хочу спать, как никогда!—
           — А компот? Компота не будет? —
           Очаровательный толстяк после горячего мяса и борща вспотел лицом.
Маша вскочила и стала предлагать кофе, колу, минеральную и соки.
           — Я пошутил. Жидкость после принятия пищи, потребляется через час. Не менее! —
           И как в том анекдоте про тёщу, Маша спрашивает:
           — Так вы что, даже чаю не попьёте? —
           — Даже чаю…. —
           Толстяк выкарабкивался из-за стола.
           — Сегодня я сплю у тебя в номере. —
           Неожиданно так заявлет толстяк Филиппу. Тот радостно закивал головой. Видимо, Семён Фёдорович, любил интриговать окружающих.
           — Прежде чем Филиппу разговаривать с вами, мы должны наговориться сами. Деточка! В общих чертах вы знаете цель нашего визита, а вот мелочи мы отточим с ним наедине, перед сном и после сна, соберём в кучу и вывалим эту кучу на вас завтра. —
           Он сделал потешный полупоклон в сторону карлици, в сторону Маши. Сергею пожал руку.
           — Где ваш кроха сын? —
           — С бабушкой и дедушкой. —
           — Завтра и для него придёт подарок от Жерара. —

           Филипп целовался с птицей. Глядя на него, можно было подумать, что он у себя дома и со своей птицей. Две пуговицы у рубашки расстегнуты. Узел тонкого галстука в мелкую клеточку, съехал на бок. Кудрявые локоны, то и дело закрывали глаза и брови. Пиджак мятый. Владелец пиджака вальяжно полулежал на диванных подушках. Диван из рыжей кожи, бережно держал на себе доверенное ему тело и как птица был влюблён в зеленоглазого француза.
           — Птица меня любит. Я это чувствую! —
           — Ах, ты мой любвеобильный…. Пора уходить. —
           Толстяк стоял у двери в ожидании друга.
           — Хорошо тебе тут живётся? —
           Вопрос от Филиппа к птице.
           — Мы его по субботам порем, непременно розгами…. —
           Это Сергей ответил за птицу, как хозяин он уже не терпел присутствие гостей и ждал их ухода.
На что Филипп вопросительно повернул голову в сторону друга тостяка. Сёмён Фёдорович понял хозяина и потребовал от Филиппа:
           — Быстро встал и вышел! —
           — Я вам не понравилась. Я знаю. —
           Холодно, без выражения, но громко сказала карлица.
На лице улыбка-маска, как у куклы клоуна. Рот до ушей, хоть завязочки пришей, а глаза без выражения.
           — И нам на это наплевать! Я позволил себе продолжить недосказанные вами слова. —
           Филипп поднялся с дивана. Он преобразился. Застегнул пуговицы, поправил и затянул галстук. Надел пиджак, как мы предполагали, совершенно помятый, и ему, как видно было на это тоже наплевать. Взял в руки со стола бокал вина, стоящий напротив Хельги.
           — Я вёз вино тебе. Выпей два глотка. —
           — Не пью. —
           — Я сказал, сделай два глотка. —
           Строгим голосом приказал ставший совсем другим Филипп.
Хельга выпростала из-под себя ноги и тоже встала дивана. Дерзкий подросток ненавидел сейчас всех, а больше всего себя. Он взял бокал и стал делать быстрые, маленькие глоточки. Ощутил приятность напитка:
           — Вкусно…. —
           — Я просил два глотка. И слушай, слушай вино в себе…. Его послевкусие…. —
           Хельга вытаращила на Филиппа выпуклые глаза. Облизала губы. Почувствовала во рту томный, терпкий вкус вина и его лёгкую горчинку. После этого пришла тёплая сладость, которая тут же пролилась в желудок летним солнцепёком. Грудь согрелась, потом пришла очередь рукам, ногам и кончику злого носа. Подросток согрелся и подобрел, да так, что забыл зло на пришельцев и радостно сообщил своим друзьям:
           — Здоровское! И чего вы его не пьёте? —
           Филипп допил из своего бокала.
           — Идём гулять. Отвезём Семёна в гостиницу, а сами будем гулять. Ну как?! —
           Хельга вприпрыжку ускакала по лестнице на второй этаж.
           — Ни за что не пропущу этого…. —
           Семён застёгивал пуговицы на обширном вязаном жакете, в предчувствии осенней прохлады на улице. Пуговицы были большими, как женские.
           — Я не уполномочен отпускать её с вами. Был разговор с Жераром, в котором меня просили присутствовать при вашей встрече. —
           Сергей нервничал. Ему не нравилось всё и все.

           Филипп достал телефон. Соединение произошло не сразу. В его ожидании он присел у порога, водил пальцем по голове птицы. Птица жалась к его ногам. Далее следует разговор на французском, хотя Семён Фёдорович жестами просит его говорить на русском языке, только француз рассматривал руки друга, как нечто отдельно взятое. Телефон передают Сергею. Тот здоровается и слушает. В это время спускается Хельга.
           — Это Жерар. —
           Объявляет ей Сергей.
           — Жерар? —
           — Да. Он разрешил тебе погулять с Филиппом. —
           — Разве я его спрашивала об этом? —
           После выпитого вина, Хельге было легко и вольно. Жерар за тысячи километров. Причём здесь его разрешение на прогулку, ведь он сам прислал этого человека? И кукла его, мерзкая и мёртвая. Карлица чувствует озноб, глядя на неё. Вот возьмёт и отправит куклу обратно ему с Филиппом. Хельга оборачивается и смотрит на куклу, оставленную в одиночестве на диване. Та отвечает ей немигающим взглядом.
           — Жаль нельзя угостить клоуна глотком вина. —
           Филипп и Семён Фёдорович обмениваются взглядами.
           — Тебя ждут…. —
           Глазами Сергей показывает Хельге на телефон.
           — И здесь ждут. —
           Карлица вкладывает горячую ладошку в руку Филиппа и доверчиво поднимает на него широко расставленные глаза.
           — Спасибо Лили…. —
           Филипп открывает дверь, и они выходят.
           — Почему Лили? —
           — Многие карликов называют лилипутами. Отсюда и Лили. Так зовут тмою героиню в постановке. —
           — Не могу быть Лили. Меня мама назвала Хельга. —
           Твёрдо заявляет карлица.
           — Пусть так…. —
           Соглашается Филипп и задумывается.
           — Реклама, вывески, программки…. В них Лили хорошо читалось, произносилось и ложилось на слух. —
           — Я Хельга, Филипп. —

           Лифт остановился. Двери открылись. Они вышли. Обернулись на Сёмёна Фёдоровича. Тот задумался, его глаза из кабины лифта прилипли к карлице. Дверь лифта стала закрываться, и толстяку пришлось поспешно открывать дверь вручную, что бы выйти.
           — Всё что она сказала, можно смело, вписать монологом в текст нашего сценария. —
           Сказал он отдуваясь.

           Я смотрю на трёх человек. Они идут по улице. Оплывший, как потаенное мороженое, вкусный и симпатичный толстяк. Молодой мужчина, словно сошедший с обложки журнала «Максим» и карлица. Востребованная карлица, карлица кому-то нужная, карлица, идущая в своё будущее и будущее этих двух, таких разных людей. Через какое-то время, душевный разговор так сблизит этих разных людей, что уже две руки карлицы будут в руках новых друзей. Подробности их разговора опускаем, из-за его продолжительности. Скажу, что будут они долго кататься на прогулочном пароходике. Долго будут говорить, и выспрашивать, заглядывать внутрь друг друга посредством глаз. Замёрзнут. Много Хельга узнает о себе, о них. Много поломает их задумок и представлений о придуманной ими героине, и никто жалеть об этом не будет. И злость на Филиппа уйдёт в не бытие, и все сомнения уйдут туда же.
           — Мне двадцать второй год. —
           Неожиданно заявит Хельга.
           — Как так? Жерар говорил о восемнадцати. —
           — В паспорте моём видел. —
           — Там не правда? —
           — Там, правда. Горькая. Лилипуты стареют быстро. Бабушка, как-то там уменьшила года, что бы я дольше в цирке работала, а свидетельство о рождении правильное. —
           — Как всё это облегчает! Вот на это сославшись, мы и поменяем паспорт. —
           Обрадовался толстяк.
           — На что сославшись? —
           — На ошибку в паспорте…. —
           Толстяк потирал руки, будто он это уже сделал.
Прогулочный кораблик плыл и плыл. Люди на нём продолжали общаться. Москва река баюкала на своих водах трёх невероятно разных, совсем недавно познакомившихся людей.

           Сергей набирал номер телефона Хельги и сердился. На всех. Особенно на себя, за то, что допустил развитие этих событий.
           — Едут в Россию, все кому не лень! Так и норовят, что-то или кого-то вывести. Весь генофонд летит в тартарара! —
           — Ты усугубляешь. —
           Маша сама чувствовала в себе нервозность.
           — Нисколько! Всё лучшее обязательно…. —
           — Ты о Хельге? —
           Сергей останавливается, уловив иронию в голосе невесты. Ему что-то не нравится.
           — Она твоя лучшая подруга, раз ты её возишь за собой? —
           — Лучшая. —
           — Замечательно. Значит, я не сказал ничего не правильного. —
           — Значит…. —
           — Тогда почему это сокровище нации, не отвечает на мои звонки? —
           Входной домофон сработал.
           — Кто? —
           Сергей по инерции задал вопрос в той же интонации, в которой разговаривал до этого. Получилось сердито.
           — Это я. Пустите переночевать! —
           Голосом козлёнка проблеяла Хельга. Шутя конечно.
Стоящие рядом с ней толстяк и француз задались вопросами. Что, да как? Ей могут отказать в ночлеге? Их взволновал сердитый голос Сергея.
           — Ну, наконец-то…. —
           Вздохнул домофон нормальным голосом Сергея. Только после этого, мужчины попрощались с карлицей. Подъездная дверь с попискиванием закрылась. Двое друзей повернулись друг другу лицами.
           — Ну что? Как тебе? Я в восхищении! —
           Толстяк зябко ёжился. Осень в Москве.
           — Экземпляр. —
           В голосе Филиппа слышится грусть.
           — Притягивает как магнит. Хочется слушать её и слушать. А говорит как! Фразы короткие, точные, словно выстрел. —
           Толстяк протягивает руку другу.
           — Поздравляю! Закончились твои поиски. —

           Мужчины ловят такси и уезжают в Московскую ночь, переливающуюся разноцветьем рекламных щитов, вывесок, окон и фонарей. От этого скудеет Москва, как и многие другие города земного шара. Скудеет красками осени. Их всё меньше и меньше. Значит меньше и меньше деревьев и кустарников. Меньше чистого воздуха. Меньше открытой земли и растительности на ней. Лишь огни, кругом огни большого города.
           — Явилась, не запылилась. —
           Хельга шутя, взяла под козырёк.
           — Мне чаю и спать. Вымоталась…. —
           — Тебя никто не заставлял этого делать. —
           Сергей ушёл за кухонную стойку. Там включил электрический чайник. Дождался его кипения. Залил кипятком чай в заварочном чайнике, ставит на поднос с чашками и сахарницей. Вынес поднос девушкам, сидящим на диване.
           — Я за вами ухаживаю. —
           — Ты самый лучший! —
           Лицо Маши светится счастьем. Как она могла только, что сравнивать Сергея, с каким-то там французом?! Она с восхищением, обводит взглядом своего жениха. ОН ладен, силён и мудр. Редкие слова! Они редко или почти не встречаются в оценке мужских качеств. Сейчас говорят, красив, богат, образован. Эти три слова под большим вопросом. Красоту в наше время можно состряпать с помощью пластики. Богатство многие стряпают незаконными способами и дипломы тоже.
           — Не сердись на меня. Жерар оставил тебя под мою ответственность. —
           — Оставил как ненужную вещь. Ты помнишь слова из мультфильма? Что бы продать, что-то не нужное, надо купить что-то не нужное. Жерар продал меня, забыв купить. Я не принадлежу ему. —
           Маша в это время открыла сахарницу и застыла с крышечкой в руках. Покачала головой.
           — Ты говоришь чушь подруга. —
           — Сказала, образно! Мне двадцать один год. Со мной заключат договор, и раз Жерар заварил эту кашу, он и будет присутствовать при его заключении со своим другом юристом. И вовсе не потому, что он мой жених, а потому, что больше у меня никого там нет. Есть второй вариант, к которому я склоняюсь больше всего, это заключить контракт в Москве до отъезда, в вашем присутствии и с вашими паспортными данными и подписями. В Москве у меня тоже, кроме вас никого нет. —
           — Тебе двадцать один год? Ты старше меня? —
           — Да. —
           — Ты не говорила. А Жерар знает? —
           — Теперь узнает. —
           — Мне рассказали всё. Всё поняла. Свою задачу ясно вижу. —
           — Ты сможешь стоять на сцене? Сможешь играть роль лилипутки? —
           — Я карлица. Я ничего играть не буду. Я расскажу со сцены всем смотрящим на неё, что я карлик, как мне жилось и живётся. Расскажу о тебе и Сергее, Мишке, о себе и Жераре, о маме и бабушке, о больших и маленьких на этой земле. —
           — Ты действительно уедешь с Филиппом в Италию. А учёба? —
           — С учёбой я и так опаздываю. Мне это было нужно для того, что бы ни быть похожими на своих сородичей. Выбиться из стаи. Филипп считает, что можно будет перевестись в их учебное заведение, когда я освою итальянский или английский языки. —
           — Филипп считает…. А как ты считаешь? —
           — Мне выпал шанс и я им воспользуюсь. Каким бы не был результат, он принесёт опыт, реализацию меня в новой жизни. Мир посмотрю, наконец! —
           — Но как-то надо обезопасить себя! —
           — Жерар выступает гарантом. Он сын твоей мачехи. —
           — Скажешь тоже…. —
           — Хорошо. Он сын своей матери, живущей с твоим отцом. Они есть люди, подтверждающие его чистоплотность. Что связывает Жерара с сестрой Филиппа? Филипп вышел на меня через неё. Жерар разболтал француженке о моём существовании и отношениях с ним. Представь только себе! Он и она разговаривают обо мне в кровати. —
           — Он ищет способ, перевезти тебя к себе. Потом, он мужчина…. —
           — Я зря заваривал чай? Его кто-то просил даже! —

           Попугай в клетке превратился в старичка на жердочке, ждёт, когда клетку накроют платком и птица перестанет чувствовать движения воздуха в помещении и заснёт. Птице приснятся зелёные глаза француза. От него будет пахнуть свежестью. Наверное, француз умеет летать. Интересно, придёт ли он снова? Птица будет ждать.

           Наконец-то все поли спать. Хельга открыла первую дверь от осеннего дерева на странно радужном цветами осени ковре. Все женщины в детстве, рисовали в фантазиях будущую свою комнату, и твёрдо верили, что она будет, и что сделают её именно такой, какой представляли. Хельга не мечтала о своей комнате. Росла она в большой цирковой семье, где даже не родственники, были самыми близкими и ярыми родственниками. Где у каждой семьи карликов мог быть только закуток в общей комнате, а сама комната в общей квартире. Да и не надо комнатам быть больше, можно, что бы потолки были пониже. Карликов могли заселить в один номер всем коллективом, в случае перегруженности гостиницы. Свои закутки в общей комнате карлики любят больше всего на свете. Этому есть объяснение, какой-то там синдром, встречающийся только у карликов. Хочу напомнить, что наша карлица рождена от нормального человека, потому и ростом выше сородичей.
           — Почему покойная хозяйка квартиры выбрала цвета осени? —
           Хельга глазами обследовала комнату и раздевалась, что бы надеть пижаму. В интерьере преобладали все оттенки охры, золота и бронзы. Бирюзовые шторы, покрывало и безделушки на туалетном столике. Именно таким бывает небо осенью, в период бабьего лета. Два торшера, вместо настольных ламп. Подставки, на которых держатся плафоны торшеров, имитируют стволы деревьев из бронзы. Женское лицо на фотографии в бронзовой рамке улыбалось ей, как бы соглашаясь с выводами карлицы.
           — Если бы я могла иметь свою личную комнату, я сделала её точно такой. —
           Женские глаза с фотографии потускнели.
Хельге невдомёк, как не нравится женщинам, когда их копируют. Успокойся, ушедший безвременно от нас человек! Это только мысли. На деле, всё будет иначе. Включатся собственные фантазии и представления.

           Хельга подошла к окну и слегка потянула в сторону тяжёлую парчу. Сердце екнуло, вся она вздрогнула и тело пошло мурашками. На неё смотрели пустые глаза куклы клоуна, а обведенный ярко краской рот откровенно смеялся над её мечтами. Клоуна принесла и посадила на подоконник Маша.
           — Кукла меня не любит. —
           — Потому что ты, не полюбила меня. —
           — Как тебя любить? Ты весь холодный, бубенцы и те металлические. Ты даже ребёнка испугаешь. —
           — На себя посмотри…. —
           — И посмотрю…. —
           Карлица идёт вместе с куклой к зеркалу, отражается в нём в рост. Исчезли мысли. Ватная, безвольная глухота поглотила сознанье. В зеркале стоял второй большой клоун. Пижама куплена в детском отделе, резинкой собраны рукава и низ штанишек, одежда карлицы схожа с одеждой куклы клоуна. Ноги стали слабеть, и карлица вынуждена была присесть на королевский резной стул, весь в позолоте. Рука подняла куклу на уровень лица.
           — Шут! Истинный шут! На королевском стуле, королевский шут. —

           Кукла довольна оценкой карлицы, выражения её лица смягчилось. Зеркала видно и созданы, что бы показывать нам, скрытое от наших глаз. Что может быть скрытым, раз мы всё вокруг себя видим до самого горизонта? Мы сами. Мы есть точка, от которой и начинается взгляд.

           Хельга спрыгивает со стула, устремляется к окну, открывает его и… Выкидывает куклу вон из комнаты. Вон из своей жизни! Вон! Вон! Делает шаг от окна и закрывает лицо руками. Шмяк! Это кукла ударилась об асфальт на улице. Она слышит звук кукольного падения и приходит в ужас от совершённого поступка. Кукле больно, она могла разбиться. Карлица кидается к окну и смотрит вниз. Прохожий человек наклоняется и поднимает куклу клоуна. Стоит человек в свете падающим из её окна, как артист в луче прожектора на арене цирка. Разглядывает куклу, её необычность. Поднимает лицо вверх. Он расстроен. Какое знакомое лицо! Кто это? Да это же папа! К нему подходит маленькая женщина, осматривает куклу вместе с ним, поднимает клоунское лицо к верху, что бы посмотреть, откуда же упала кукла. Женщина радуется и старается объяснить Хельге, что кукла цела. Великое облегчение приходит к Хельге. Она отступает от окна и с облегчением садится, потом откидывается спиной на кровать. Какая радость! Спасибо, маме за подсказку. Она спит. Давно карлице не снилась мама.

           Когда приходит утро, просыпаются не только живые существа. Просыпается дома, в которых они живут, мебель в них, посуда, окна, двери. Вещи и предметы не могут спать, если люди уже не спят. Улицы вдоль домов наполняются звуками проснувшегося авто транспорта, шагами людей, звуком ветра. Голоса вокруг. Детские, взрослые, сердитые и весёлые…. Мне даже кажется, что и у солнечных лучей, есть свой, проникающий сквозь стены, сквозь тебя голос.

           Карлица проснулась. Полежала с закрытыми глазами. Перевернулась на живот. На минуту вновь погрузилась в сон и проснулась по-настоящему. Память тут же вернула её к открытому окну.
           — Я не спустилась и не забрала куклу! —
           Она вскакивает и бежит к окну. Оно закрыто. Кукла клоун, видя её волнение за него, меняет выражение своих глаз, и когда девочка встречается с ней глазами, на неё смотрит добрый, старый клоун. Старый клоун много знает. Старый клоун любит детей. Карлица не выкинула клоуна. Она выкинула себя из своего прошлого. Она не будет помнить прошлое? Она будет помнить его всегда. Горечи от воспоминаний не будет.
           — Ура! Это мне всё приснилось! —
           Хельга хватает куклу и кружится с ней по комнате.

           Хочу сказать одну вещь. Ваше дело, верить или нет. Вещи, предметы, камни, деревья, цветы могут иметь душу, но только в том случае, если вы их любите всей душой. Ну и что, что треснутая ваза. Ну и пусть, так раздражающе вдруг заблестит лак на новой мебели. Мебель не виновата, что её такой сделали, и вы её купили, а потом она не пришлась по вкусу. Всё вокруг должно быть наполнено нашей любовью. Тогда могут свершаться чудеса, и вещи будут вам помогать жить, и дадут вам терпение и силы преодолеть невзгоды и трудности. Они живут с нами, и невольно становятся свидетелями нашей жизни, значит и хранителями её. Когда-то и я, живя в большой родительской квартире, мечтала о своей комнате. В силу своего возраста, хочу дом. Что есть сил хочу. Маленький дом. Большое дерево и белую козочку возле него. Разве это много? Что бы желтели листья, падая на землю, что бы распускались вновь. Что бы было, на что ложится снегу, и скатываться каплям дождя. Что бы обязательно знать и верить, что никогда это не закончится на земле, на которой, даже после меня, будут жить люди и хотеть маленький дом, большое дерево и белую козочку возле него. Не думайте, что мне сейчас грустно. Я мечтаю. Какая тут грусть. Если только осенняя….

           Женщина с фотографии, рада видеть и принимать странного подростка в своём доме и комнате. Она смотрит на свой дом и свою комнату её глазами. В нём всё хорошо, всё как она сделала при жизни, по-прежнему всё. Умершие люди продолжают жить в своих потомках.

           Номер Московского отеля, в который заселился Филипп, безмолвствовал. Горничная несколько раз робко шевелила дверную ручку в надежде, что постояльцы проснутся. Ей сегодня нужно пораньше вернуться домой. С первыми похолоданиями воздуха, у её детей перестают нормально дышать носы. Сезонная аллергия. Надо сводить их к доктору, а номеров ею обслуживаемых, ох как много ещё! Филипп слышал манипуляции с дверной ручкой, но не реагировал на это. Глаза его раскрыты. Он смотрит перед собой, а это значит в потолок, раз он лежит в кровати на спине.
           — Ф-ю-ю-ть…. —
           Издаёт носом толстый и спящий Семён Фёдорович.
           — Ням, ням…. —
           Шлёпают его губы во сне.

           Филипп улыбается звукам. Звуки не раздражают, он выспался. Потом, толстяк, самый любимый и надёжный друг. Для многих из нас иметь друга за границей невозможно, и конечно люди в этом номере отеля другого класса. Они свободны в своём перемещении по земному шару в силу своей обеспеченности. Вернувшись вчера в номер, Филипп долго записывал скачущие впереди печатающихся слов на мониторе мысли. Его друг с доброй улыбкой на лице наблюдал за ним, да так и заснул с этим выражением. Он и сейчас так выглядит. Много нового вчера узнали они о главной героине спектакля. Придётся переписывать сценарий. Менять практически всё! Француз поймал себя на желание снова слышать и видеть это создание Божье. Филиппу хочется к карлице. А там Сергей - сердитый хозяин квартиры. Чего ему надо от карлицы, если при нём его женщина? Вот фигу ему! Всё равно увезёт с собой! С её внешностью в Москве делать нечего. Карлица милый уродец, хотя проблемы во внешности те же, и определение её как карлицы явно видны. За дверью номера кто-то стоял, дверная ручка снова шевелилась. Багаж пришёл? В нём пальто для Хельги. Что за имя! Он встаёт и голым идёт через всю комнату к двери.
           — Вот создал же Бог такую красоту в твоём образе! А кого-то и обделил…. —
           Семён Фёдорович проснулся и сонно любуется обнажённым другом.
Филипп не открыл дверь, а распахнул её.
           — Раз ты так считаешь, чего красоту прятать! —
           Говорит на родном языке. Горничная изумилась, но даже бровью не повела. Наши, отечественные горничные, самые стойкие горничные на всём белом свете.
           — Пришёл ваш багаж. Поднять в номер? —
           Женщина глядела сквозь иностранца.
           — Русских женщин, может повергнуть в шок, только толстый кошелёк. —
           Разочарованно качает головой Филипп. Горничная разворачивается на двести семьдесят градусов и уходит.
           — Сунься с кошельком к нашей карлице. —
           Филипп громко захлопывает дверь ванной комнаты.
Лежащий в кровати толстяк зевает. Он видит только верхний наличник двери, за которой скрылся Филипп. Саму дверь ванной закрывает живот. Толстяк ласково и печально его гладит. Живот колышется в ответ.
           — Что ты сейчас имел в виду? —
           Спрашивает толстяк Филиппа, и так как за дверью мочат, повышает голос.
           — И зачем ты молчишь? —
           Никакого ответа.
Толстяк начинает выталкивать своё тело из кровати. С третьей попытки ему удаётся это сделать. Опираясь на широко расставленные руки сзади, он сидит на кровати и сверлит дверь ванной глазами.
           — Только не говори, что собираешься и её влюбить в себя. —
           — Не буду говорить. —
           Филипп выходит из ванной.
           — Тогда что за намёки? —
           — Какие намёки? Я всегда с тобой честен и меня это устраивает. —
           — Чего приходила горничная? —
           — Багаж пришёл, сейчас принесут. Где будем завтракать? Хочу с карлицей. —
           — Придётся мне её удочерить, что бы избавить от твоих домогательств. —
           — Это мысль! Детей у тебя нет. Будь опекуном, хотя бы…. —

           В той же, описанной чуть выше позе, Семён Фёдорович закрыл глаза и мгновенно нарисовал в своем воображении образ счастливого отца, восходящей необыкновенной театральной звезды на итальянской сцене. Потом можно фильм снять по спектаклю и запустить в прокат. Что-то украсть у Гюго.
           — Ей это не понравится. Имя ей не понравилось. —
           — Пусть будет, как она хочет. —
           — Всё будет, как она хочет? —
           — Так реалистичнее. Мы будем видеть мир её глазами. —
           — Что у карлицы с Жераром? —
           — Со слов сестры…. Что замер, как статуя? Тебе дать руку? —
           — Дай…. —
           Филипп, буквально вытаскивает друга из кровати.
           — Со слов сестры была у них любовь во время его поездки в Россию. —
           — Давно? —
           Толстяк попытался забросить покрывало на кровать, но ему не удалось. Он махнул с досадой рукой.
           — Да только что…. —
           — Тогда, надо брать тёпленькой и увозить, пока ей хочется к нему. Так, где мы завтракаем? —
           И сам себе ответил:
           — Наверное, там, где вчера ужинали. Мы же повезём карлице пальто и подарок ребёнку.—
           — Неудобно! Второй раз и снова за стол. —
           — У русских так принято…. Пришли, значит садитесь за стол. —
           — Давай пригласим её куда-то. —
           — Это хорошая идея. Ответный шаг. Тогда всех приглашать надо. И перестань ходить голым, я уже нагляделся. —
           — Не голый, а нагой. —
           — Это ты своим цыпочкам объясняй! —
           В дверь постучали и на громкое разрешение войти, стали заносить багаж. Занесли.
           — Вызовите такси, а вот это будет его ждать внизу. —
           Филипп указал на большой ящик. Его вынесли.
           — Грузчики всюду пахнут одинаково. Правда? —
           — Я их не нюхал. —
           Толстяк почему-то обиделся, за своих отечественных грузчиков.

           Такси доставило дрзей по месту назначения. Консьержка запомнила экстравагантных посетителей жильцов вверенного ей дома. Она не ударит в грязь лицом перед иностранцами. Она будет идти впереди них до лифта. Вызовет его, дождётся и нажмёт кнопку нужного им этажа. Мужчины будут внимательно за ней наблюдать. Это им поднимет настроение. Весёлыми балагурами предстанут гости перед строгим взглядом Сергея.
           — Мы к вам с приветом! —
           Объявил толстяк.
           — Как точно сказано. —
           Подумал Сергей и жестом, отойдя в сторону от дверного проёма, пригласил гостей зайти.
           — Я вынужден уйти. Дела…. —
           Так как Жерар дал добро на общение Хельги с этими людьми за пределами его квартиры, Сергей мог с чистой совестью отпускать карлицу с ними.
           — Сначала подарки от Жерара. —
           Сергей шагнул за порог и вместе с Филиппом перенёс ящик в квартиру.

           Принимать подарки всегда приятно. Маша и Хельга стоят в ожидании сюрприза. Гости расселись. Одного из них, и мы знаем кого, тут же и с дикой радостью оккупировал попугай Рома. Птица топтала мужское плечо, клювом ворошила волосы. Ящик вскрыли, он был неоправданно большим, все пустоты заполнены шариками из пенопласта. С верху, в целлофановом мешке с молнией, лежало пальто.
           — Никогда не носила пальто, только курточки. —
           Думала Хельга.
           — Такого фасона в природе нет, что бы сшить по нему пальто для Хельги. —
           Так думала Маша.
           — Ой, заберу я тебя с собой. —
           Послышалось с дивана. Желание Филиппа пришлась по вкусу Сергею.
           — Это можно обговорить. —
           Полу шутя, полу серьёзно отозвался он на реплику Филиппа. А вдруг и в правду заберёт. Сергею есть, чем оправдаться перед родителями. Скажет мол, не мог оставить француза без ответного подарка. Достал его попугай, своей неряшливостью в еде и развлечениях. Филипп направился с птицей на руке к открытому ящику. Свободной рукой поднял за вешалку запакованное в целлофан пальто и посмотрел на Хельгу.
           — Примеряй. —
           — Я в комнате это сделаю. —
           — Но ты, же покажешь нам себя? —
           — Ещё не знаю. К-хе, к-хе…. —
           Хельга откашлялась.

           Предстоящая примерка взволновало карлицу. Одежду она покупала сама, и обязательно только верх и низ. Платьев, пальто, плаща, у неё никогда не было. Конечно, она представляла себя в этих одеждах. Купила даже ночную рубашку длинной до пола и рассматривала себя в зеркало. То по талии заберёт ткань за спиной рукой, то подол приподнимет до колена или за колено, но отражение не нравилось никакое. Хельга берёт в охапку чехол с пальто и уходит по лестнице на второй этаж.
           — Продайте мне эту птицу. Не могу с ней расстаться. —
           Филипп роняет себя на диван.
           — Необходимо согласие родителей. Разве у вас не продают попугаев? —
           С серьёзным лицом Сергей ликовал внутри себя.
           — Продают, но его там не будет. —
           — Пока ничего не могу сейчас сказать. Птица принадлежит родителям. —
           Дал согласие Сергей.

           Запретное всегда притягивает. Пусть француз жаждет подольше, а то ещё передумает. Толстяк всё это время сопел, пыхтел, но, ни как не мог освободить из ящичного плена автомашину, предназначенную в подарок неизвестному малышу. Машины для мужчин, в любом виде притягательны, даже игрушки. Пришлось ломать обрешётку. Маленькая копия джипа без верха, с аккумулятором, предстала на общее обозрение. Трое мужчин принялись её разглядывать, вертеть руль, зажигать фары и бибикать. Оставим их, тем более что мужчины так же не любят, когда за ними подсматривают.

           Описать пальто легко. Трудно описать словами преображения человека в новой одежде. Попробуем. Норка чёрного цвета. Пласты меха большие, не видно стыков. Пальто прямое реглан. Рукав три четверти. Воротника нет вообще. Вырез об горло. Застёжка скрытая. Одна большая лунная пуговица у горла. Длина пальто над коленом. Очень лёгкое. Из-под пальто выглядывают брючки, зауженные и слегка укороченные. Не ярко выраженные серые полоски на ткани чёрного цвета, удлиняют силуэт. Шарф вокруг шеи повторяет полоски ткани брючек, украшен серой бахромой и серый, глубокий берет на голове карлицы.
Маша рассмотрела всё и воскликнула:
           — Он любит тебя. Только этим можно объяснить такое попадание. —
           Зашла наперёд подруги и посмотрела ей в лицо. Та плакала. Не зная почему, заплакала и Маша. Девушек ждали внизу, пришлось прекращать это мокрое дело. Хельга завернула брюки в поясе и трижды набрала полную грудь воздуха. Маше трудно стоять на месте от нетерпения. Ей хочется спуститься вниз и показать подругу всем и Сергею. Потом попросить у него, такое же пальто и всё остальное. Ах, нет! Всё это летело из Парижа. А тут, где такое сыщешь? Маша немного поутихла в своём восторге, но она не права. В Москве есть всё.
           — Иди уже. Нас ждут. —

           Филипп занят птицей, но выход Хельги не пропустил и захлопал в ладоши так громко, что толстяк вздрогнул и даже хотел озлиться на друга. Птица на плече зеленоглазого француза распахнула крылья и вцепилась что есть сил когтями в его одежду. Толстяк пытался поднять своё тело с пола, где занимался игрушкой. Сергей так и замер со счастливым выражением лица от возни с машиной, которое совсем не относилось к появлению Хельги, но соответствовало.
           — Как я? К-хе, к-хе…. —
           У девушки, снова першило в горле.
Ей никто не ответил. Мужчины разглядывали. Смешно выглядели, из-под всей этой красоты, домашние тапочки искусственного меха. Их купил Филипп в первый день своего знакомства с Хельгой.
           — О, ля-ля! Брависсимо! —
           Филипп захлопал в ладоши. Сергей искал слова и не нашёл, а сказать что-то было надо. Он взял и присоседился к Филиппу, захлопал в ладоши. Вспотевший лицом и телом толстяк наконец-то поднялся с колен.
           — Приглашаю дам на завтрак. Обеих дам. Мужчина пусть работает, а мы будем охранять, и развлекать женщин. —
           — Норковое пальто, это дорого. —
           Пугается карлица.
           — Хельга неправильно реагирует на подарок. Зачем отпускать радость, думая о цене подарка. Прислали радость, а не расчёты за эту радость. —
           Семён Фёдорович пошел навстречу девушке и подал руку, и когда та вложила свою в его ладонь, поднял руку, чем заставил девушку, покружится.
           — Так мы идём завтракать? —
           Спросил он подруг.
           — Можно? —
           Маша посмотрела на Сергея.
           — Будь на телефоне! —
           Сергей направляется к двери. Оборачивается.
           — Спасибо за машину. Мишка будет в восторге. Мы же ещё увидимся? —
           — Обязательно. —
           Обещает толстяк. Он занят «прогулкой» по квартире с Хельгой. Делая вид, что они якобы идут по улице, важно водит её по гостиной и та идёт, посылая ему, счастливые улыбки большим ртом. Шла карлица, и представляла зиму, что идёт она вся такая, страшно красивая и люди оборачиваются ей в след.

           Маша размышляет. Как можно шить и продавать народу пальто с капюшонами и воротниками, одновременно предлагая неимоверно огромный ассортимент шарфов и шапок? Куда шарфы наматывать? Если под воротник и капюшон, то невыносимо тесно и неудобно. Проблема эта легко решена в этой модели.
           — Давайте завтракать здесь. —
           Предлагает Маша.
           — Нет, нет, и нет. В отель! —
           Филипп отправляет женщин переодеваться, а сам, буквально укладывается на диване, что бы поиграть с птицей.
           — Хо-р-р-ро-ший…. —
           Толстяк оборачивается. Филипп удивлён не меньше друга.
           — Попугай разговаривает!? Почему тогда молчал вчера? —
           — У попугая была клиническая смерть. Так нам Сергей рассказывал. Кот его напугал до смерти, он и замолчал. —
           Откликнулась Маша сверху из комнат.

           Филипп явно расстроился за своего нового друга. Он вертелся на диване и оглядывал помещение, хотел найти кота и дать ему под зад. Перед ним предстала Хельга. Если несколько минут назад в шубке Хельга выглядела маленькой девушкой, то сейчас стоял карлик. Гольфы ногах, юбочка в складочку и крупную клетку, да курточка джинсовая. На голове пушистый одуванчик из волос. Филипп возликовал.
           — И грима никакого не надо! Два увиденных и разных человека за пять минут. Карлица, и девушка, которую можно полюбить. —
           Толстяк поморщился.
           — Не кричи так. Испугаешь человека. —
           — Ты мой самородок! —
           Филипп полез обниматься к карлице. Хельга исчезла в мужских объятьях, лишь детские ножки, приподнятые на носочки. Маше, как и Сергею не нравится эта радостная привычка Филиппа. А что сама Хельга? Как она реагирует на это? Как бездомная потерявшаяся кошка. Знает, что такое человеческая ласка, но потеряв её, стремится обрести. Все направились к входной двери.
           — Оставь попугая. —
           — Ах, да! Прощай моя птица! Скоро ты будешь моей. —
           Птицу отнесли и посадили на кольцо.
           — Ро-м-м-ма, хо-р-р-ро-ш-й. —
           — Ни секунды не сомневаюсь. —
           Человек и птица целуются. У Маши возникает неприятное ощущение. Птица клювом, перебирает перья, ходит везде, где ей заблагорассудится, не гигиенично это.
           — Взрослый ребёнок. За это и люблю его. —
           Семён Фёдорович за порогом квартиры наблюдает за сценой прощания.
           — Птица меня полюбила. Тяжело оставлять любящее тебя существо! —
           Филипп продолжает стоять рядом с птицей.
           — Любвеобильный итальяшка! Мы тебя ждём! —
           Для пущей важности, толстяк, топнул ногой.
           — Иду…. —
           Филипп пятится задом к выходу, посылая прощальные, воздушные поцелуи птице.
           — Ты мой, а я твой. —

            У каждого свой взгляд на вещи. Театральные постановщики воспринимают реальность, будто рассматривают картину только для них нарисованную. Используя театральные приёмы, переносят свой восторг на сцену, чем заключают восторг в рамки сцены, а не реальность. В театре всё театральное и быть другим не может. Тому есть ежеминутное подтверждение. Сцена освещена направленным ярким светом, но ограниченным пятном предстаёт перед глазами каждого, кто на неё смотрит. Много отвлекающих факторов. Костюм на актёре не по размеру, несуразный парик рассмешил, пыль на подмостках, клубящаяся в свете прожектора. Скрип досок. Мелкие детали, оторвались от костюмов актёров и лежат на полу сцены. Часто театральная реальность повторялась и износилась. Затаскали театральную реальность изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год. Вот потому и спешит записать свежую реальность из уст карлицы толстяк. Для этого на груди его висит блокнот с ручкой. Наши герои позавтракают в ресторане отеля, а затем в номере отеля Маша будет забыта всеми. Мужчины попытаются компенсировать это гастрономическими вкусностями. Разговор унесёт их из реальности в воображаемый мир воображаемых событий, как это делаю я сейчас. Забыв про всё на свете, Хельга будет говорить о себе, Филипп слушать, а Семён Фёдорович писать и писать в блокноте, с верхней стороны которого свисал веер уже исписанных и перевёрнутых страниц. Хельга перешла с дивана на стул, забылась и встала на стул коленями. С дивана толстяку открывался не вполне приличный вид карлицы сзади. Та постоянно приподнималась на стуле и нечаянно показывала ему то, что не показывают взрослым дядям.

           Сможет ли карлица смотреть в темноту зрительского зала, словно в стену, одновременно обращаясь к стене? Если нет, то она обречена на провал. Может сразу замутить фильм? Но как это дорого! Когда еще он начнёт окупать расходы и начнёт ли? Даже с изменениями, которые произойдут в сценарии, спектакль обещает быть интересным и интригующим. Толстяк любил предшествующую спектаклю лихорадку. Толстый человек не только любил вкусно поесть, но и вкусно работать.
           — Через неделю будет готов паспорт с изменениями даты рождения, загранпаспорт тоже. Сразу полетим в Рим! Ты не была ещё за пределами родины? —
           — Не была. Я спать хочу. —
           Филипп смотрит на часы. Он удивлён.
           — Три часа дня…. —
           — Ну и что? —
           — Значит, мы сегодня не увидимся больше? —
           — Значит, не увидимся. Маша, поедем домой. —
           Маша рада, что о ней вспомнили. Хельга устала, ей действительно нужно поспать. Маша знает прямолинейность подруги, не знают театралы, свалившиеся на голову карлицы, потому и раздосадованные таким вот её поведением.

           Филипп отвезёт девушек на такси домой. С надеждой во взгляде будет смотреть вслед карлице.
           — Что с тобой? Ты категорична, если не резка в разговоре с Филиппом. —
           — Заболела я, кажется. —

           Хельга действительно сляжет в постель с высокой температурой. Приедет скорая помощь, ей сделают жаропонижающий укол. В горле чисто, в лёгких тоже, живот мягкий.
           — Посетите своего участкового. —
           Скажет, уходя фельдшер.

           Температура спадёт часа на два, а потом вновь станет подниматься. В семь часов вечера, снова возникнет необходимость в скорой помощи. Сергей заставит Машу раздеть Хельгу и растереть спиртом. Задыхаясь от испарения спирта, отворачивая лицо, Маша сделает это. Пройдёт десять минут и температура медленно, но верно начнёт снижаться. Сидя возле Хельги, Маша будет удивляться самой себе. Ещё совсем недавно, она и представить не могла, как это жить без папы и мамы, а посмотри на неё сегодняшнюю! Она живёт, еще и заботится о ком-то, знакомится с новыми и неожиданными людьми и всё получается, и не за что стыдится. Это приятно осознавать.

           Филипп, узнав о нездоровье карлицы, в буквальном смысле слова, затребует её себе, и чуть было не поругается с Сергеем.
           — Как это взять себе! —
           Возмутился Сергей.
           — Я могу сделать для неё куда больше чем вы. —
           На эту фразу Филиппа Сергей захлопнет входную дверь, иностранный гость останется стоять по её другую сторону на лестничной площадке. На этом история не закончится. Перед сном, Сергей пойдёт выносить мусор в мусоропровод и обнаружит итальянца в общественном коридоре. Он будет сидеть на подоконнике, даже не встанет ему на встречу. Сергей заговорит первым:
           — Ты ни ей, ни нам, никто! Чужак! Понимаешь меня? —
           — Да. —
           — Ну как я тебе её отдам в отель? —
           — Отель не хуже вашего дома. —
           — Согласен…. Заходи! —
           И так как гость будет продолжать сидеть на подоконнике, повторится, более в вежливой форме:
           — Проходите Филипп, пожалуйста. —
           И откроет широко дверь.
Гость помедлит немного, но зайдёт. И сразу с порога:
           — Я ни куда отсюда не уйду, пока Хельге не станет лучше. —
           — А ей уже лучше, только причину болезни не знаем. —
           — Семён утверждает, что это нервное перенапряжение. —
           — Очень даже может быть. —
           Соглашается с Филиппом Сергей, вспомнив, что после пережитого стресса, у людей в экстремальных ситуациях, такое наблюдалось. Хельге тяжело, она без корней как перекати поле, ей нечем держаться даже за родную землю. Тут явились, не запылились два дядечки и ну её «сватать» на новые земли, да жизнь обещать сладкую.
           — Я не обещал ей сладкую жизнь. Я говорил всё как есть. —
           — А как есть? —
           Осведомился Сергей.
           — Мне вот не понятно, и ей, наверное, тоже. —
           Филипп подумал.
           — Твоя, правда. Только Хельгу никогда не брошу! —
           — Тебе так кажется. Зачем тебе отработанный материал? —
           — Что значит отработанный?! —
           — А то и значит! Ни что не вечно под луной. Даже если ваш спектакль и получится, его время тоже пройдёт. Не думаешь ли ты, что такой типаж, ещё кому ни будь понадобиться? —
           — В ней разовьётся актриса! —
           — Не востребованная. —
           Оба замолчали и молчали долго.
           — Ночевать у нас останешься? —
           — Можно? —
           — А куда от вас денешься. —
           — В Хельге я вижу слабого человека и буду защищать. —
           — Вот как раз этого, я в ней не вижу. —
           Сергей почесал голову и повел устраивать гостья на ночь.

           Возмущённая луна, враждебно упрётся в Филиппа огромным оком через окно комнаты.
           — Что тебе? —
           Возмутится француз.

           Мысли будут обуревать человека художника, но он не откажется от намеченной цели. А то, что Сергей прав, ой как прав, француз согласен. У русских есть пословица, лес рубят - щепки летят.
Придётся Филиппу рубить по живому и даже выкорчёвывать карлицу из родной земли. Он помолится и пообещает Богу, что не обидит и не оставит его создание.
           — Может женится на ней? —
           Вспомнив Семёна, подумает Филипп и, испугавшись, и засмущавшись собственной мысли, заснёт.

           Через стенку, у изголовья его кровати, стоит кровать Хельги. Она в это время будет спать, и спать очень крепко. Без сновидений. Под утро её посетит сон. Во сне противный Филипп начнёт стягивать на свою сторону одеяло, а она будет тянуть одеяло к себе и сердится. Проснётся Хельга с лёгкой болью в голове и неприятным привкусом во рту от лекарств.



Продолжение: http://www.proza.ru/2016/06/09/1998

Послевкусие. Глава двадцатая



            Город Волжский наконец-то остыл. Пятидесятиградусная жара на солнце спала. На ночных улицах появились коты, собаки и пьяные. Вчера состоялся телефонный разговор Татьяны с отцом Жерара, и это было так странно обоим. Как в прошлом побывала женщина, словно в прошлом побывал мужчина. Слышимость прекрасная, словно рядом стоял бывший муж и сердился на бывшую жену. Как он и предполагал, ничего хорошего сын, от своей поездки к матери, не почерпнул. Пусть как хочет, но прекратит быстротечную связь Жерара с карлицей и больше её сын никогда в Россию не приедет. Куда её глаза глядели?! А куда они глядели действительно? На Бориса. Всё свалилось в одну кучу, и приезд сына и его знакомство с карлицей, и чужая дочь, и его бывшая жена. А тут ещё подошло время, ехать на свидание с дочерью в колонию. Если бы можно было заменить личную встречу посылками! Письмами они никогда не обменивались. Мать так и не научилась вести разговор с дочерью заочно. Сядет перед листом чистым бумаги, посидит и рвать нечего, потому как не единого слова не будет написано. Даже слово здравствуй, рука не выведет, так отяжелеет. Подумать только, вторая «ходка» у дочери. Как говорят на зоне, рецидивист. Кошмар! Это она, в свои двадцать пять лет, и пятьдесят килограмм?
           — Боря! Не хорошо мне что-то…. —
           — Полечить? —
           Легко и весело откликнулся её мужчина.
           — Одно на уме! —
           Подумала, но не сказала вслух женщина. А вдруг поможет? Была, не была. Много чего упустила в жизни женщина. Зато сейчас можно и нагнать упущенного, вдруг и вправду поможет. И вы знаете, помогло.
           — Как ты думаешь, Джеки тоже в этом нуждается? Он реагировал на соседскую собачку, когда у неё была течка, и готов был сидеть перед её дверью часами. —
           — Вот тебе и ответ. —
           — Значит, я его ущемляю в собачьих правах. —
           Борис Николаевич стал смеяться и делал это долго, пока его женщина не надула губы.
           — Надо найти ему самочку. —
           — И нам дадут щенка за это…. —
           Обрадовалась его женщина, и лицо её приобрело глуповатое выражение. Женщина представила тёплый комочек у себя на груди.
           — Разве нам нужна вторая собака? —
           — Подарим, кому ни будь…. —
           — Ты говорила, что противница таких подарков. —
           — Хочу цикория со сливками. —
           — Слушаюсь. —
           — Не смей, голым варить цикорий! —
           — Он не видит. —
           Татьяна снова представила щенка и снова заулыбалась. Вспомнила, что он будет плакать по маме, и передумала брать плату щенком.
           — Моя бывшая супруга обожала цикорий. По её мнению от него худеют. —
           Слышит Татьяна из кухни.
           — Ты мне расскажешь о ней? —
           Сама от себя, не ожидая, спросила женщина и стала выбираться из постели.
           — Расскажу. —
           Без иронии в голосе, и обещающих сенсаций, ответил Борис.
           — Ну…. —
           Татьяна запахнула халат, завязала пояс, подтянула носки на ногах и приготовилась пить, есть и слушать.
           — Ой, подожди. —
           Она срывается с места и убегает в комнату. Вернётся с шерстяными носками в руках. Присев, наденет их на своего любимого мужчину. Тот будет смотреть на неё с высоты стула и наполнятся благодарностью. Именно такими мелочами проявляется истинная забота. Женщина сядет на прежнее место и, подперев лицо руками, приготовится слушать.
           — Спрашивай. —
           — Да побойся Бога! Мы что на допросе? Если есть что рассказать, так рассказывай. —
           Мужчина помолчит немного, а потом начнёт говорить.
           — Странная она у меня была. Ни на кого не похожая. Любил её, как палец в кипяток окунал. Страшно, но знаешь точно не опасно. В очереди долго стоял…. —
           — Это как? —
           — А так и есть. Она гуляет с мужчиной, а я жду, пока вернётся домой. Жду возле дома. Терплю. Родители её диву давались. Меня размазнёй считали. Мать, правда, была на моей стороне, но думаю, что  такое моё поведение, было и ей в диковинку. —
           — Она тебе изменяла, а ты ждал и терпел? —
           — Да нет…. Мы не встречались. Я добивался её расположения. Она была вольна делать что хочет. Будешь перебивать, не буду рассказывать. —
           — Прости, прости…. —
           — Мне казалось, что никто кроме меня не знает её и не понимает, потому и бросают часто. Она, что бы насолить очередному, бросившему её мужчине, тут же кружила голову другому. И делать она это умела, и делала до тех пор, пока здоровье не подкачало. —
           Татьяна прикрыла рот ладошкой. Хотела спросить, не венерическое ли заболевание случайно, да попридержала язык.
           — Избавилась от ребёнка, да неудачно. Долго болела потом. Я был рядом. Мать ли уговорила, или сама уже подустала, но вышла она за меня замуж. Возраст детородный как раз, сражу же и родила. Испугалась забот о ребёнке и ну прятаться за всякими отговорками…. Так и выросла Маша со мной, да с её матерью. Няня была, да не одна…. Старался, как мог. Делал всё, как ей хотелось. Во всем потакал, в надежде, что хоть это её удержит возле меня и дома. Не вышло…. Вот, кажется и всё. —
           Замолчал мужчина, разглядывая в водовороте цикория в стакане свои жизненные события.
           — Сколько ты слов использовал, что бы рассказать всё это? Слов сто пятьдесят, да? Половина жизни уместилось в них. —
           — Последняя встреча с бывшей женой вскружила голову…. —
           Женщина внутренне напряглась. Неужели мужчина сознается, в том, что спал с бывшей женой? В голове у мужчины щёлкнуло. Он чётко осознал, что он не в купе поезда со случайным попутчиком и откровения не уместны.
           — Да, я был у неё, но мы не ложились в постель. Только воспоминая и разговоры о Машиной судьбе. Надо оставаться родными людьми. Как ты считаешь? —
           У женщины камень свалился с души.
           — Что ты решила, едешь на свидание с дочерью? —
           — Конечно, поеду. И она не выйдет, как в прошлые разы. Я приезжала, а она не выходила. Оставляла, что привезла и уезжала домой. —
           — Но ехать надо. Дочь будет знать, что есть мать, которая, ни смотря, ни на что, к ней едет, а значит любит. Да и не выдержит она там, без «передачек». —
           — Я тоже, проблемная женщина, да? —
           — Да. —
           Неожиданно согласился Борис Николаевич.
           — И я готов решать твои проблемы, потому что и у меня их полно. У кого их нет? Я обещал это делать, и мои обещания заверены нотариусом. —
           — Спасибо. —
           Мужчина и женщина понимают, о чём говорят, так понимают, что по спине каждого бегут и бегут мурашки.

           Хельга проснулась. Голова тяжёлая. Словно бидон с квасом или пивом. С квасом пожалуй. Кислятина во рту от лекарств. Утро или день? Карлица ищет глазами часы. Не находит. Рукой проводит под подушкой. Телефона нет. Может на полу? Точно, там и лежит. Десять часов, двадцать минут. Вот бы горячего кофе, с молоком. Дверь приоткрывается. Хельга хочет сказать Маше, что она уже проснулась и не надо подглядывать, но на двери рука явно не женская. Не может быть! Филипп! Вот уж кого не хочется видеть и слышать, так это его. Не помнит, что бы, её когда-то охватывала такая паника. Она закрывает глаза, в тот момент, когда Филипп заглядывает в комнату.
           — Спит. —
           Сам себе шёпотом объясняет Филипп и закрывает дверь. Внизу его встречает Маша.
           — Доброе утро. Вас ждёт Семён Фёдорович. —
           — Слышу. —
           Филипп спускается по лестнице, подставляет руку и двое мужчин, делают серию фигурных хлопков, только им понятную. Садятся. Молчат с минуту.
           — Как? Что? —
           Спрашивает толстяк.
           — Я намерен сегодня получить ответ. Да или нет. У меня, как и у всех людей, дела и планы. Рассказано всё, добавить нечего. Здравствуй птица! Здравствуй новый друг! Сергей! Что с птицей? Вы разговаривали с родителями? —
           — Она ваша, Филипп. Родители согласились. Птица требует к себе любви и внимания, именно такого, которое исходит от вас. —
           — Бесконечно рад! Если бы Хельга поверила мне, как эта птица. —
           Иностранец вздыхает.
           — Я улечу. Дам время Хельге подумать и принять решение. Не могу, не работать. Не могу обещать человеку полный успех. Успех зависит от самого человека, его труда. —
           Говорил всё это Филипп Сергею, смотрел на него сидя на диване спиной к лестнице, на которой появилась карлица и всё им сказанное услышала.
           — Полетим вместе. Буду вас слушаться. —
           Филиппа пробивает скупая мужская слеза. Мужчины в Италии чувствительные мужчины. Что бы скрыть это, он продолжает общение с птицей. Семён Фёдорович уходит. Дел много, если Хельга дала согласие, нужно начинать работать с документами, визами, билетами.

            Париж от лета остыл давно. Ему уже зябко. Ляле давно пора возвращаться в Италию. Деньги на карточке закончились. Посещая родителей, Ляля могла получить в подарок от них роскошное украшение. Могла сменить имеющуюся у неё машину, на новую модель. Да многое что могла! Но что бы позвонить и попросить денег, это было не принято. Она имела ежемесячное содержание, которое в этот раз растворилось быстрее, чем обычно. Последние дни Ляля жила у Жерара, а встречалась с его другом адвокатом там же. Друг не имел возможности оплачивать номер в отеле и водить её в привычные заведения, но именно отсутствие всего этого так импонировало девушке. Нравилось варить пшеничную кашу с сухофруктами в комнате у Жерара. Есть тёплым черный хлеб, гуляя по набережной. Мёрзнуть без колготок на ногах. Бывает такое у женщин, но проходит, обязательно. Сработает женский инстинкт самосохранения и женщина переведёт взгляд на того, кто по её чутью, сможет кормить, лечить, учить и отправить в жизненное плавание, в непотопляемой лодке рождённых ею детей. Ляля выросла именно у таких родителей и только такой, как они человек, мог быть возле неё. Но сейчас она об этом не, то что бы, не знает, а задёрнула шторку, что бы, ни испортить намеченное свидание с французом.
           — Тебе хорошо было? —
           Самый непродуманный и нелепый мужской вопрос на всей планете. Друг Жерара находится в состоянии, которого не испытывал, всю сознательную жизнь. Даже не бритым он нравился этой женщине и волновал её. Надо же! Необыкновенная! Восхитительная! Глаза его буквально полируют голенькое тельце рыжеволосой красавицы.
           — А тебе? —
           — Спрашиваешь…. —
           Шалунья подняла над собой ноги и крутит ступнями. Сначала в одну сторону, потом в другую.
           — Почему твой брат и твои родители так мало с тобой общаются? Совсем не звонят. —
           Глаза мужчины устали наблюдать за женскими пяточками и носочками.
           — Они много работают. Филипп знает, что я не одна. Нет повода для беспокойства. —
           — А вдруг я маньяк! —
           Рыжая бестия опускает ноги и упирается ими в мужской бок.
           — Тогда я, тебя столкну. —
           Мужчина расслаблен и не ждёт подвоха и вот он уже на полу и на него сели сверху.
           — Не смей обсуждать действия моего брата. Мои действия. Действия моих родителей. И мне и тебе, далеко до них. —
           Ляля пытается связать его руки, чем попало. А попался в руки шнур от утюга. Она повизгивает от удовольствия. Такой большой и такой послушный мужчина распластался под ней на холодном полу!
           — Мне о тебе родителям рассказывать нечего. Только время отнимать…. —
           Мужское тело под женщиной застывает и начинает холодеть.
           — Ты что умер? Так совсем не заводит! Сопротивляйся! —
           Но мужчина уже поднимается с пола.
           — Как это, нечего рассказать? —
           — Рассказывают то, чем можно удивить, поставить в пример…. —
           Подружка не договаривает, так как видит изменения в лице друга.
           — Я не подхожу тебе? —
           — Ну что ты! Ты мне очень даже подходишь! Разве ты не чувствуешь? —
           Наивные глаза женщины бегают по мужскому лицу.
           — Мы говорим о разных вещах. Совершенно, разных! —
           Печально произносит мужчина.
Ляля пытается заглянуть в его глаза. Тот хмурится и вертит головой.
           — Я так серьёзно отношусь к тебе. —
           Говорит.
           — Знаю! И мне это очень нравится, но причём здесь мои родители? —
           Искренне удивлена женщина.
           — Мы же не женимся! —
           — А что мы тогда делаем? —
           — Мы замечательно проводим время. —
           Рыжая кошечка сворачивается на мужских коленях. Поднимает чистые, детские, ядовито зелёные глаза. Он смотрит в них и кроме странного и редкого цвета, ничего не видит.

           Оскомина сбита. Женщина ещё греется в новых отношениях, потому как осень, а мужчина желает заполучить права на неё, или как говорит молодёжь, застолбить. Мужчина смотрит за порог этой комнаты и видит шикарный, большой дом, дорогую мебель, прислугу, подающую ему шляпу и его дорогой портфель. Он спешит на работу. Рыжая бестия, с рыжим ребёночком на руках стоит на мраморной лестнице. Она провожает его. Родители её не позволят, что бы их зять имел одного или два клиента в месяц, как адвокат и найдут ему достойное место.
           — Нам хорошо вдвоём. —
           Издалека, до мечтателя долетают слова подруги.
           — Конечно! Потому я и хочу, что бы наши отношения длились вечно. Для этого отношения надо узаконить. —
           — Ты делаешь мне предложение? —
           Загробным голосом вопрошает Ляля. Ей бросается в глаза, и неприятно воспринимаются, складки на боках адвоката, обросшая шея и потерявшая форму стрижка на голове.
           — Конечно! Это логическое завершение каждых серьёзных отношений между мужчиной и женщиной. —
           В мужском воображении возникает белоснежный костюм с атласными лацканами, в котором он стоит среди многочисленных гостей. Скромно поблёскивают бриллианты на шее его рыжей жены и запонки на рукавах его рубашки. Мужа и жену целуют и поздравляют их с бракосочетанием. По всей видимости, это мать и отец Ляли.
           — Бельё постельное несвежее. Давай сменим. —
           — Ты уходишь от темы…. —
           — Такие темы, в доме моих родителей обсуждаются после тридцати лет. Мне до них ещё жить и жить. Так рано, у нас никто не женится. Это дурной вкус! —
           Ляля разглядывает сидящих на полках клоунов. Человек собирает клоунов! Редкая кукла. Редкий человек. Женщина ответила и закрыла тему. Мужчина настолько обескуражен ответом, что открыл рот как рыба и разглядывает её. А она кукол Жерара.
           — Значит у меня дурной вкус? —
           — Нет. Ты же выбрал меня. Нам с тобой хорошо. —
           С губ девушки чуть не сорвалось слово, было.
           — Не надо всё портить. —
           — Я порчу?! —
           Голос влюблённого сорвался и перешёл на сип.
           — Я пытаюсь защитить тебя, от случайных связей в чужих городах! Быть тебе мужем!—
           — Ты не случайный, ты мне понравился. —
           — Так в чём же дело? —
           Теперь мужчина стоит на коленях на полу. Склонил голову на колени рыжеволосой женщины.
Её руки бережно гладят его волосы.
           — Ты давно стригся. Сходи в парикмахерскую. —
           Предлагает Ляля.
           — Нет. Я должен получить ответ. Я строю наше будущее, а ты о какой-то там парикмахерской рассуждаешь! —
           Но на всякий случай поискал глазами зеркало, но оно было далеко. Перевёл глаза на лицо любимой.
           — Я уже маме всё рассказал…. —
           Голос мужской стал тише. То, что он разглядел в лице возлюбленной, остудило пыл.
           — Ты меня не любишь? —

           Ах, эта осень! Её начало, сопровождается буйством красок в природе, разнообразием фруктов и овощей, а значит притоком витамином в организме. Человек полон и краюшки играют. Конец осени, это серый вид за окном, сырость, понижение температуры в помещениях и в сердцах человеческих. Не во всех конечно! Те, кто уже определился в выборе, с приходом холодов, лишь крепче прижмутся ко второй половинке.
           — Мне кажется, рано нам использовать такие ответственные слова. Я желала тебя, так сильно, что оказалась с тобой в кровати. Только кровать, не может быть поводом для серьёзных и ответственных решений. Мало того, именно это и говорит о временности всего происходящего с нами. Ты мужчина, странно, что ты не сделал таких выводов, а делаю их я. —
           — Мы развлекались!? —
           Вопрос звучит на выдохе. Адвокат откидывается спиной на кровать, широко раскинув руки.
           — Тебе необходимо подстричься. С тобой интересная женщина, ты должен быть таким же. —
           Женщина вертится у зеркала. Настроение её испорчено, но она героически держится.
           — Я мёрзну, у меня нет тёплых вещей. Купи мне, пожалуйста, плащ, свитер и колготки.—
           — И после этого я должен что-то покупать тебе? —
           Вяло прошелестел мужчина с кровати.
           — Люди должны, заботится, друг о друге. Мне холодно, меня необходимо одеть. Это же так очевидно! —
           — Ты мной пользовалась…. —
           Шелест из кровати наполнялся истерическими нотками. Такими противными! Женщина поморщилась.
           — Да упаси Бог! Я же не знала, что встречу тебя и потратила деньги практически все на нижнее бельё. Если бы ты его видел! —
           — Представляю…. —
           Резюмировал жених в отставке.
           — Что мне делать теперь? —
           Мужской голос окреп.
           — Одеть меня. На улице холодно. Жерар купил своей девушке пальто. Брюки, шапочку и всё это отправил с Филиппом в Москву. Ты был в Москве? —
           Ляля мягко ступая, направляется к кровати.
           — Брату не понравится, если я простыну и заболею. Он намерен, появится здесь со своей карлицей. —
           — Ты сумасшедшая? —
           — Да. Я такая. —
           Ляля ползёт по кровати к нему.
           — Давай не будем ссориться. —
           Ляля мягко бодает его головой.
           — Ты женщина, а тебя моё предложение даже не взволновало! —
           — Зачем волноваться!? Я же не приняла его. Давай купим мне плащ, я видела один, здесь не далеко…. —
           — Ты, действительно меня не любишь? —
           — Не люблю. Что в этом такого? —
           Ляля пожала плечиками и решила, что пора обижаться.
           — Ты разбила мне сердце, и в отместку ещё и плащ просишь? —
           Мужчина рвал и метал, но держал себя в руках.
           — Мне холодно! —
           — И я с тобой замёрз. Откланиваюсь…. —
           Мужчина выбрался из кровати, очень быстро оделся и направился к двери. Обернулся.
           — Понадоблюсь, звоните! —

           Рыжая бестия сощурила на минутку зелёные глаза и представила уходящего человека в одежде тореадора. Вот он стоит вполуоборот к ней в белых лосинах, золотой жилетке с погонами! Вот он закидывает золотой плащ за плечо! Вот он выходит и закрывает за собой дверь.
           — А как же мой плащ!? —
           Девушка падает на кровать и заливается смехом. И вовсе не злым. Сосредоточила взгляд на потолке, пытается вспомнить и посчитать, сколько раз ей уже делали такие вот предложения? Прошла минута. Женщина вспоминала. Потеряла интерес к этому вопросу, вскочила и ринулась в сторону шкафа. Огромный, старомодный, но тем и привлекательный шкаф, давно намекал ей о своём существовании. Потопталась с ноги на ногу перед ним и распахнула створки. Разговор с несостоявшимся женихом уйдёт прочь из её памяти тут же. Перед ней висели платья, сарафаны, юбки, шали, меховые палантины, слегка побитые молью и временем. Туфли на каблучках рюмочках, с многочисленными ремешками и завязками, натуральных цветов, как и всё остальное, тронутое временем. Ляля резко оборачивается. Она в той самой комнате, принадлежащей её другу Жерару? Вон и клоуны сидят! Тогда чьё это всё и зачем ему это сокровище. Ткани умопомрачительные… Старинные. Натуральные. В те времена, когда их носили, синтетику ещё не изобрели. Открытия за открытием! Сначала источающий сладкие запахи постельных утех юрист. Затем карлица из далёкой России. Теперь этот шкаф. Шкаф её! Ни кому не отдаст его!

           Жерар возвратился домой. Доставая ключи, понял, что в комнате ещё находится влюблённая парочка. Было слышно, как в ней чихала Ляля. Нельзя сказать, что Жерар огорчился, просто его настроение было далеко не прекрасным, что бы делить его с кем-то. Звонок Филиппа застал Жерара в автобусе, полным туристов. Естественно, что шум двигателя, разговоры в салоне, были помехой разговору но, даже не смотря на это, он буквально ощущал счастливое ликование брата Ляли. Говоря о Хельге, тот захлёбывался собственным восторгом и призывал разделить его радость. Именно эта радость омрачило настроение Жерара.
           — Ч-хи…. —
           Снова доносится из его комнаты. Затем идут звуки, означающие высмаркивание ненужной влаги из носа. Жерар входит и видит. У шкафа стоит его прабабушка в молодости. Та же шляпка, зонт, перчатки, плюшевое пальто, что на старых фотографиях.
           — Можешь ничего не говорить, я знаю, что похожа на неё. —
           Ляля показывает на чёрно белую фотографию, увеличенную и вставленную в рамку. Рамка стоит рядом на комоде.
           — Антиквариат! Богатство! Брат всё купит! Этому реквизиту будут завидовать все театралы Рима и Милана. —
           Жерар молчал. Он любовался образом из старины глубокой. Как красиво одевались женщины в те времена! Даже на вешалках одежда его завораживала. Перевёз он шкаф из отцовского дома после смерти бабушки. Это был её шкаф и вещи её бабушки. В своё время бабушка Жерара, так же как и он, не смогла расстаться с вещами его прабабушки. Свои вещи Жерар в шкаф не вешал. Как-то бросил в впопыхах рубашку поло и забыл. Долго искал её, пока не вспомнил где она. Достал и больше никогда не надел. Запах человека, мускусный запах, настольно силён, что не исчез после стирки, и не одной. Рубашка пахла бабушкой, и прабабушкой.
           — Запах того времени? Ты чувствуешь? Не было тогда современных стиральных средств, не было химчисток. —
           Ляля, взглядом бабушки, строго на него посмотрела.
           — Молчишь? Зачем? Тоже будешь, на меня сердится, как твой друг? —
           Мужчина заворожен почти сценичными действиями, происходящими в комнате.
           — Мой друг умеет это делать? —
           Жерар прошёл мимо женщины и зарылся в комоде, ища фотоаппарат.
           — Стой на месте! Не отходи от шкафа, и вся не поворачивайся ко мне, оглянись на меня…. Сделай так. —
           — А что мне за это будет? —
           — Я выслушаю всё, касающееся твоей размолвки с моим другом. —
           — Фу…. —
           — И накормлю тебя любимыми булочками. —
           Ляля повернулась к шкафу, рукой взялась за дверцу.
           — Позови меня…. —
           — Зачем? —
           — Ты сам сказал, чтобы я обернулась. —
           — Ну и оборачивайся. —
           — Нет, так будет реалистичнее. —
           — Ляля! —
           К нему поворачивается лучезарное лицо с искрящимися глазами, обрамлённое старинным кружевом и бархатной ленточкой. Лицо радуется предстоящим поеданием булочек.
           — Можно я так и пойду? Человек из прошлого! Ты не захватил в объектив современные вещи? —
           Жерар подумал немного и махнул рукой.
           — Иди! Там обстановка под старину, я тебя там ещё раз сфотографирую. Запах от одежды тебя не шокирует? —

           В Париже можно всё, но так и хочется добавить, только осторожно. Наша Ляля не одна и славу Богу. Шлёт ей ангел хранитель покровителей, в лице мужчин, порядочных и добрых.

           Улыбаться им люди начали ещё на общественной лестнице дома Жерара. Заметьте! Улыбаться…. Думается мне, что если бы это действие проходило в моём городке, то люди шарахались б от странной пары, оглядывались и перешёптывались бы. На улице же, по которой сейчас идут наши герои, встречные мужчины, шутя, изображая людей из прошлого, делают полупоклон Ляле, якобы снимая шляпы. Ляля из прошлого отвечает им на полном серьёзе кокетливым кивком головы и не глубоким реверансом. Люди с фотоаппаратами просили разрешения сфотографировать, и Ляля с большим энтузиазмом позировала им. Кто-то даже денег пытался дать, и она брала, смеялась, но брала. Жерар заметил, что находясь в обществе итальянки, сам становился похожим на неё. Не в смысле внешности, а в лёгкости созерцания и восприятия происходящего с ними. Так они дошли до булочной в подвальном помещении. Осторожно ступая по скрипучей лестнице, Ляля спускалась в низ, к заветным булочкам. После активно проведённого вечера и крепкого сна, женский организм требовал еды. Присутствующие в булочной посетители, повернули головы в их сторону. Какая-то дама взвизгнула от восхищения. Схватилась за фотокамеру и принялась снимать.
           — Вы не могли бы отойти от женщины. Лестница, стены, всё соответствует костюму, а вы, ну ни как! —
           Дама ждала и уставилась на Жерара вместе с объективом фотоаппрата.
           — Не мог бы. Лестница крутая, узкая…. Даме необходима моя рука. —
           Дама не обиделась и продолжила съёмку. В маленькой тёмной булочной, смех и аплодисменты посетителей потеснили дурманящий запах горячей выпечки. Но это только на минутку.
           — Сегодня вы завтракаете за счёт заведения. —
           Хозяйка булочной осталась довольной их приходом. Её клиентам доставлена радость, а значит, они непременно ещё раз посетят булочную. Ляля от радости захлопала в ладоши. Громко сглотнула.
           — Кажется, мы и не ужинали…. —
           — Что так? —
           — У меня закончились деньги. —
           Жерару пришлось думать над этой фразой, прежде чем что-то сказать.
           — Давно? —
           — Три дня. —
           Жерар разглядывает подстаканник.
           — И? —
           — Мы скушали все твои припасы. Крупу, сухофрукты, домашнюю сметану, консервы….. Ты на меня сердишься? —
           — Конечно, нет. —
           Что бы прокормить одну женщину много денег и не надо. Что с его другом? Или мы никогда не знаем до конца своих друзей, детей и так далее?
           — Ляля! Кто платил всё это время, ты или он? —
           — Я…. Но это не значит, что он плохой. Он настолько восхищён мной, что забывал про всё на свете. Ваш друг хороший! Он даже маме своей рассказал обо мне. —
           — Почему он не с вами сейчас? —
           — У меня так бывает…. —
           — Как так? Он оставил вас в моей комнате без денег, голодную…. Что может сделать женщина такого, что бы её оставили в таком положении! —
           — Я отказала ему. Он сделал мне предложение….. —
           Радостная хозяйка поставила на их стол большую вазу с булочками и две большие чашки какао с молоком. Приветливо потрепала Лялю за плечо.
           — Что с вами? Вы изменились в лице? —
           — Она нарвалась на альфонса, а когда деньги кончились, он бросил её. —
           Жерар швырнул на стол скомканную салфетку.
Хозяйка осмотрела его с ног до головы серьёзным видом.
           — Это вы? —
           Жерар поднял на хозяйку глаза. Не высокая, полная женщина стояла у их столика в воинственной позе.
           — Можно сказать и так. Это мой друг. —
           Хозяйка булочной захотелось сказать, что бы они и завтра приходили на утреннюю чашку чая с булочками за счёт заведения, но передумала. Накладно уже получается.
           — Можно я буду есть? —
           — На здоровье…. —
           Уходя, произносит хозяйка.
           — В моей семье не принято занимать денег. У меня ежемесячное содержание от родителей. Я должна была рассчитывать. Вы знаете, что скоро Филипп и ваша подруга будет здесь? —
           — Уже знаю. —
           — Вы не рады? —
           — Ты перешла на вы, и мне не очень уютно…. —
           — Это от неловкости моего положения. —
           — А какое у тебя положение? С тобой молодой человек, приятной наружности. За ним ты, даже хотела приударить, да перебил друг. Ты со мной и всё с тобой будет в порядке. А одежда всё равно пахнет и её надо будет снять как можно скорее. —
           — Жерар, купи мне, пожалуйста, плащ и сапожки…. Шарф у меня есть. Ещё колготки. Филипп возместит расходы. —
           Она сняла шляпку, так как какао её согрело, и положила рядом на свободный стул. Наклонилась и понюхала её.
           — Всё из шкафа необходимо вынуть и сдать в химчистку. Запах исчезнет. —
           Дама с фотокамерой, тут же оказалась подле них.
           — Позвольте мне примерить на себя вашу шляпку. —
           — Берите. —
           Строго ответил ей Жерар. Та зразу же исчезла, кажется даже и из самой булочной. Вскоре она вернётся с предложением продать ей шляпку и объяснением:
           — Моя сестра имеет шляпный магазинчик в Милане. Шляпку можно распороть и снять крой. —
           Ляля продолжительно смотрит на шляпку в чужих руках.
           — Мне жаль вам отказывать, но крой шляпки уже запатентован. —
           Дама опечалилась. Повертела в руках шляпку, а вернее капот. Было видно, что ей не хочется с ней расставаться. Ляле пришлось взять шляпку за край и потянуть её к себе. Дама ушла.
           — Я украла у этой дамы идею. Все вещи твоей бабушки реликтовые вещи. Их можно копировать и продавать в качестве достоверного реквизита, их можно выставлять на обозрение и брать за это деньги. Они не должны просто так висеть в шкафу. Даже этот мешочек, что висит на поясе, это не мешочек, а сумочка. —
           Жерар смотрит на странный предмет. Мешочек собран на резинку, ткань забита бисером.
           — Напоминает кисет для табака. —
           — Кисет не вышивают бисером. —
           — Ты уже что-то присмотрела себе, или пойдём по магазинам наугад? —
           — Присмотрела, когда выбирали пальто для Хельги, но можно и наугад. Не пугайся, это не дорогой магазин. Там не продают пальто из норки. —
           — Будем надеяться…. —
           Жерар улыбнулся.

           Было стыдно за друга и верить в то, что произошло, не хотелось. Наверное, всему найдётся объяснение. Так думал он, отодвигая стул, на котором сидела Ляля и пропуская её вперёд. Подойдя к лестнице, им пришлось обернуться, так как присутствующие люди, стали аплодировать, провожая их. Ляля махала рукой всем, хозяйке сделала полупоклон. Тёплое и влажное помещение заставило вещи на ней пахнуть ещё сильнее, так, что и Ляле стало неприятно. На улице она улыбалась, в ответ на чьё-то внимание, послала воздушный поцелуй, повертелась перед камерой фотоаппарата, не отпуская локоть Жерара. Присела в реверансе, взъерошив многочисленные юбки. Жерар терпеливо ждал.
           — Фу…. —
           Сморщила Ляля носик.

           В магазинчике, два юных продавца откровенно уставились на странную пару. В Париже много странного, и их любопытство быстро переместилось на Жерара. Перед ним стали трясти вешалки с пиджаками, разворачивать свитера, до него дремавшие на полках. Вынесли металлическое колесо с галстуками, и не успел он слова сказать против, как сей обруч был одет на него одной девушкой, а вторая ловко так и быстро стала передвигать галстуки, останавливая их на его груди и обсуждая их цветовую гамму.
           — Я не вижу галстуки на себе. Вы забыли про зеркало. И потом, мне не нужны галстуки. Я привёл подругу, купить пару вещей, соответствующих сезону. Колготки кажется ещё…. —
           Жерар нагнулся, вышел из кольца с галстуками. Осмотрел помещение. Ляли не было.
           — Ляля! —
           — Я тут…. —
           Из примерочной кабинки вышла Ляля. Плащ в цвет волос не застёгнут, и показывает всем чёрную юбку карандаш с зелёным свитером, на котором красуется рыжий ремень.
           — Колготы двоечку не прозрачные, пожалуйста, и перейдём к обуви. Тебе нравится? —
           — Вполне. —
           Жерару действительно нравятся вещи.
           — Думаю, что осилю твои покупки…. —
           — Приезд Филиппа всё компенсирует. Ты заботишься о его сестре, брат это оценит. —
           — Филипп сейчас тоже заботится о Хельге. —
           — Филипп сейчас идёт по следу, как собака охотничья, но то, что карлица защищена и всем обеспечена, это однозначно. —
           Ляля примеряет ботики тёмно зелёного цвета.Вскидывает голову и пристально смотрит на Жерара.
           — Ты влюблён в карлицу? Не думал ли ты, что это твои фантазии? Блажь. —
           — Последнее время думаю. —
           Ляля замерла.
           — И что теперь будет? —
           Она встала, притопнула каблучками, сделала несколько шагов, но всё её внимание было сосредоточено на Жераре.
           — С ней? Со мной? —
           Отозвался Жерар.
           — С вами. —
           — Будем жить дальше. —

           Если бы Ляля не была чужим человеком, вряд ли бы Жерар развивал эту тему. Тема расплывчатая, ноющая тема в груди. Человек растерялся в лабиринтах своих и посторонних мнений о его отношениях с карлицей. Чем больше он думал об этом, тем сильнее становились противоречия. Ляля нейтральный человек и Жерару было легко разговаривать с ней о себе и Хельге. Люди, посвящённые в его отношения с карлицей, включая и его отца, пытались донести до него негативные последствия их брака. Не слушать нельзя, а слушаешь, начинаешь перечить. Происходит конфликт.
           — Что с этим делать? —
           Продавец вышла из примерочной кабины, держа в руках на расстоянии от себя одежду, в которой пришла посетительница.
           — Можете сдать в химчистку? Хотя нет…. Там ещё целый шкаф….. —
           Ляля оборачивается к Жерару.
Тот понимает предполагаемый вопрос.
           — Подождём Филиппа. —
           — Да. Мы подождём Филиппа! —
           Радостно сообщает своё решение продавцу Ляля. Она довольна тем, что Жерар не отказал в её затее. И такие затеи у неё случаются часто, и результат чаще всего положительный. Она садится на диванчик в форме алых губ. Вертит рыжей головкой его разглядывая.
           — У французов всё замешано на сексе! —
           — А у вас? По-моему итальянцы намного виртуознее в любви и обольщении. —
           — У вас даже на шторах в каждом окне пришпилены сердечки и попки амуров. —
           — Это ангелочки. А они все голенькие. —
           Продавец чинно и безучастно стоит и ждёт решения покупателей. Теперь она готова стоять так сколько угодно, ведь покупка совершена и оплачена.
           — Ты не ответил мне! Любишь русскую карлицу? —
           — Выйдем из магазина. —
           Предложил Жерар.

           Взял пакет с бабушкиной одеждой и почувствовал в руках внушительную тяжесть прошлого. Вспомнил свои вешалки с одеждой в шкафу. Сопоставил. Ого! Люди танцевали и работали в ней! Ляля послушно шагала рядом, но была вся во внимании и ждала ответа. Ей тепло, и ждать она может сколько угодно, а значит, Жерару всё равно придётся отвечать. Он шагал и искал слова для ответа. Ляля поняла это по своему, по-женски.
           — Не грусти…. Всякое бывает…. Если нет, то я буду её любить. —
           — За что ты собираешься её любить? —
           Ляля не сразу нашла слова, и Жерару, как и ей пришлось ждать.
           — За её одиночество в Италии за то, что она карлица. —
           И посмотрела Жерару в лицо, забежав ему наперёд. Слишком уж долго Жерар не даёт ей ответа на интересующий её вопрос. Тот остановился.
           — В твоём ответе на мой вопрос, звучит ответ на твой вопрос. —
           Ляля вытаращилась на него и сглотнула от волнения.
           — Вот вы всегда так мужчины! Темните и напускаете на себя важности. Я чётко сказала твоему другу, что у нас не принято рано выходить замуж. Опыта я набираюсь…. Он взял и обиделся. —
           Девушка устремилась, вперёд оставив его позади себя. Жерар мирно смотрит Ляле в след. Он всегда избегал выяснения отношений, но тут другой случай. Мужчина ещё раз отметит про себя удачный подбор одежды на своей спутнице, восхитится им, и догонит женщину.
           — Ты сейчас перечислила то, за что человека жалеют или сочувствуют ему. Твой вопрос звучал иначе. —
           Ляля вдумывалась. Взяла Жерара под руку. Прижалась и почти повисла на руке, как с братом.
           — Какие мы все разные! Вот ты…. Твой друг…. Мой брат….. —
           Какое-то время они будут шагать молча.
           — Я тебя услышала. Что будешь делать? —
           Жерар тут же откликнулся.
           — Предоставлю Хельге реализоваться в проекте твоего брата, время само покажет. —
           — Ты рассудительный как мой брат. Филипп покорён твоей карлицей, столько восторженных похвал в её адрес. —
           — Рад него и за Хельгу. —
           Ревность нашла узкую тёмную улочку в мужском сердце и медленно вползала в неё.
           — Разрыв с моим другом окончателен? —
           Жерар повторил Лялин маневр, зашёл ей наперёд.
           — Я не гнала и не ругала его. Он сам ушёл. —
           — Ну и пёрышко ему в интересное место, для лёгкости. Побудь хозяйкой в моей берлоге.—
           — Да! Мы подождём Филиппа и карлицу в ней…. —

           Ляля хорошо знала дорогу к дому Жерара. Соседи некоторые, здоровались с ней уже и она им радостно отвечала. Они зашли туда, откуда два часа назад вышли. Шкаф ждал их с распахнутыми дверями. Жерар развесил одежду на вешалки и вернул на место. Шкаф облегчённо вздохнул, когда его дверцы плотно закрыли.
           — Даже и не знаю, зачем я перевёз его сюда. —
           Он имел в виду шкаф наполненный вещами.
           — Родителям мешался. Отдавать на вечернюю потеху наёмным рабочим, на их пляски до упада, не поднялась рука. —
           Жерар оглядел ещё раз шкаф и повернулся лицом к Ляле.

           Любопытная женщина появилась в Париже не только для развлечения. Молодая женщина искала себя в окружающем мире, всеми доступными для неё способами.
           — Так вы расстались с моим другом? —
           Ляля занята, теребит в руках бабушкину сумочку, пытаясь растянуть ткань на шнурке, раскрыть и заглянуть внутрь мешочка.
           — Где печаль, сожаление? Похоже на совместный просмотр вечернего сеанса. —
Она слушала его и сучила ручками, стараясь попасть внутрь сумочки. Зубами даже попробовала её край и почувствовала соль вечности. Жерар отобрал сумочку, с треском, но сумел растянуть ткань, собранную шнурком много лет назад. Бросил девушке раскрытую сумочку. Та поймала её.
           — Спасибо. —
           И тут же выворачивает сумочку наизнанку. Содержимое оказывается на столе. Склонив рыжую голову над содержимым сумочки, рыжая белочка перебирает и рассматривает извлечённые предметы.
           — Я никогда бы не отпустил тебя одну в другой город, в другую страну. Нельзя женщине одной бродить по земле. —
           — Ты хочешь сказать, что осуждаешь меня. —
           — Я хочу сказать, что за тобой нет должного присмотра. —
           — Я совершеннолетняя и вправе путешествовать. —
           — Одной путешествовать неприлично. —
           Жерара начинала выводить из себя эмансипированная итальянка.
А та, не ощущала за собой ни какой погрешности. У неё было куда интереснее занятие, чем обсуждать саму себя.
           — Что там? —
           Жерар подошёл и тоже стал рассматривать содержимое бабушкиной сумочки.
           — Это карандаш для бровей. —
           Ляля подняла со стола перламутровую коротенькую палочку с колпачком.
           — В этой коробочке картонной, тушь для ресниц. Вот в это отделение плевали, брали в руки эту маленькую копию зубной щётки и размешивали краску. Затем, ею красили ресницы. —
           Она плюнула в одно из двух отделений коробочки и быстро задвигала в нём щёточкой, но содержимое стало крошиться. После некоторых усилий, щёточка всё-таки окрасилась чёрным цветом. Ляля накрасила ресницы.
           — Как? —
           Жерар посмотрел в зелёные глаза. Пожал плечами.
           — Как в театре, или на куклах! Действительно плевали? —
           — В те времена, это принималось как норма. —
           Ляля берёт в руки сложенный вчетверо лист бумаги. Бумага пожелтевшая, по краям потрёпанная.
           — Там что-то написано, надо прочесть. —
           Они стараются, но бумага, распрямившись, ломается по сгибам, на шестнадцать квадратиков, но что-то прочесть можно. Мужская голова и женская, склонились над запиской из прошлого
           — Это рецепт, чего-то печёного, без названия. Твоя бабушка писала или прабабушка. Торопилась, видишь? Сокращала, как могла, но всё понятно. Как здорово! —
           — Ты находишь? —
           Голос Жерара не выказывает особого энтузиазма.
           — Сделаем подарок очаровательной хозяйке из булочной. Рецепт пирога из прошлого.—
           Ляля захлопала в ладоши.
           — Тогда и моей маме это будет интересно. —
           — Да, конечно же! Ты прав. —
           — Хочешь поехать со мной к моим родителям на выходные? —
           — Мог даже и не спрашивать! Одета я тепло, путешествовать люблю. У вас принято возить к себе домой подружек? —
           — Ты не подружка, ты иностранный гость. —
           — А-а-а…. —
           Не прочувствовав разницы, Ляля сделала вид, что поняла.
           — Не будем откладывать. Вперёд! —

           Жерара охватило радостное предчувствие встречи с родными, вкусный ужин, прохладный вечер на дворе и сон в любимой кровати. На быструю руку они прибрались в комнате. Сменили постельное бельё на кровати, так Ляля пожелала. На чистый лист бумаги наклеили развалившиеся квадратики бабушкиного рецепта и ламинировали его у соседа. Переписали текст на другой чистый лист. Жерар дал Ляле одну из своих футболок, что поменьше. Она одела его под свитер.
           — Ты ещё не проголодалась? —
           — Давай не будем больше ничего кушать, что бы вечером поужинать деревенской пищей.—
           — Хорошо. Сколько ехать в автобусе? —
           — Час. —
           — Почему у тебя нет машины? —
           — Собирался купить…. Истратил деньги на поездку в Россию к маме. Подарки маме и сестре. Хельге оставил немного. Вернулся в Париж, встретился с тобой. Купил, сама знаешь что, для Хельги и отправил ей это с твоим братом. —
           — Ты мог купить хорошие вещи и, не тратя умопомрачительные деньги на пальто из норки. —
           — В тот момент, я так хотел и не жалею. В России женщины ходят в дорогих вещах ежедневно. Хельге никто такого пальто не купит. —
           — Понимаю. Ой, не зря я, положила на тебя глаз. —
           — Ты тоже мне нравишься. —
           Молодые люди, не заметили, как перешли на романтичную волну. Звонит телефон.
Разговор Жерара с другом юристом:
           — Привет…. Ничего особенного. Ляля у меня. Едем к моим родителям на выходные. Некрасиво? Я предоставлять тебе комнату, она оплачивала развлечения и еду, спала с тобой! Такие вещи сложно говорить спокойно. Да какая она взрослая? Она иностранная женщина в чужом городе без денег и друзей. Бросил женщину в чужой стране без денег и даже мне не сообщил об этом. Я мог уехать с туристами в провинцию. Так и есть! Ты сам мне её оставил в моей собственной комнате. Какие ко мне могут быть претензии? Я увожу её к своим родителям. Очень даже возможно. Жизнь не предсказуемая штука. —
           — Ляля! Он решил, что я везу тебя на смотрины родителям в качестве невесты. Всё-таки голову он потерял от тебя. —
           — Смотрины…. Я невеста…. Как здорово! —
           Захлопала в ладоши Ляля. Поймала недоумённый взгляд Жерара.
           — Если только представить. —
           — Вот возьму и представлю! —
           Развеселилась женщина не на шутку.

           Автобусная станция полна народу. Много молодёжи и молодых мам с детьми. Молодёжь возвращается с работы на выходные домой, молодые мамы везут своих чад к бабушкам и дедушкам. Рыжая итальянка всех и всё разглядывает. Охотно реагирует на детей, и любое заигрывание молодых людей. Кидается на помощь каждому пожилому человеку, садящемуся в автобус и мамам с детьми на руках.
           — Меня не хватает на всех! —
           Слегка запыхавшись, радостно сообщила она Жерару и села рядом на автобусное сиденье. Подумала о чём-то, видно серьёзном потому как сдвинула бровки и перестала стрелять глазками. Украдкой посмотрела на своего спутника. А, была, не была! И кладёт свою кудрявую головку ему плечо. Замерла в ожидании ответной реакции Жерара. Жерар невозмутимо положил руку вдоль спинки сидения. Девушка головой прилегла ему на грудь и затихла.
           — Успокоилась. —
           Вздохнул парень.

           Оставшуюся часть дороги Ляля продремала. Иногда устав, от неловкого положения, выпрямлялась и разглядывала за окном землю расчёсанную виноградниками на ровные ряды. Пассажиры в автобусе не громкие. Люди устали за рабочую неделю и ехали к долгожданному отдыху. Дети, как сговорившись, дремали на руках и коленях родителей.

           Осенью природа готовится к зиме и понижает по ночам температуру. Люди от этого начинают спать лучше, и сам процесс засыпания проходит быстрее. Всё и все потихоньку остывают, отходят от жары лета. Комфортное состояние. Смотрю на молодых людей, мирно покачивающихся на сиденьях в автобусе. Что сводит людей? Что заставляет их, потом расставаться? Что держит людей подле друг друга до золотой свадьбы? Эти вопросы не к нашим героям. Они пока не нашли себя. Попутчик Ляли не маньяк и не преступник. Они хорошо проведут время в провинции.
Автобус сделал так:
           — Пу-ф-ф…. —
           И остановился.
Водитель не спешил открывать двери. Пыль клубится до самых окон. Некоторые пассажиры бросились их закрывать. Дети на руках родителей не проснулись, и те стали аккуратно подниматься с кресел и нести детей по проходу. Видя это, остальные придерживали их свисающие головы, убирали колени и сумки, что бы мамам было удобнее идти. Кажется, всех вынесли. Остальные пассажиры разом начинают переговариваться, потягиваться и свободно шагать по проходу к выходу. Жерар сидит в кресле, караулит сон Ляли. Она спит, как только что описанные дети. Мужчины благосклонно ухмыляются, смотря на неё. Все вышли.
           — Будите уж…. —
           Говорит в зеркало водитель.
           — Бужу…. —
           Отвечает зеркалу Жерар.
           — Приехали? —
           У Ляли помята щека. Ресницы на одном глазу слиплись. Она тянется и широко раскидывает руки.
           — Ты тоже вздремнул? —
           Разглядывает лицо Жерара.
           — А как же…. —
           Добродушно соглашается парень.
           — Ты звонил, сказал родителям, что не один? —
           — Нет. Сюрприз будет. Они любят гостей, ты не тушуйся. —
           — Чего? —
           — Не волнуйся, говорю…. —
           Жерар быстро идёт по проходу. Ляля спешит за ним.
           — Спасибо. —
           Говорит она водителю.
Вместо ответа тот спрашивает:
           — Крашенная? —
           Ляля закатывает глаза под спиральные кудри, свисающие на лоб, словно видит их в первый раз.
           — Освежаю природный цвет тоником. —
           Основательно объясняет она водителю.
           — Красиво…. —
           Отвечает шофёр.
           — Ага. —

           Ляля спрыгивает с подножки автобуса на землю. Земля тут на охру похожа. От первого дома их приветствуют люди. Радостно так, спрашивая как дела. Надолго ли, или как всегда, только на выходные приехал? Многозначительно переглядывались между собой и разглядывали спутницу Жерар. Ляле нравиться роль невесты Жерара. Ей вообще, всё вокруг нравится.
           — А что это? —
           Ляля только лишь из шкурки не выпрыгнула, а так вся уже была на чужом дворе, возле каменного сооружения. Трогала руками валуны и камни, заложенные в его основание.
           — Это пресс для давки винограда. Вот желоб, из него бежит виноградный сок. —
           — Свежий? Представляю, как он пахнет! Ты напоишь меня? —
           Девушка делает глотательные движения. Ей очень хочется пить сок.
           — Он, наверное, тёплый, да? Как парное молоко. —
           — Тёплый сок, если вечером давят. Утром давят, то сок прохладный и совсем по-другому пахнет. —
           Объясняет Жерар.
           — Хочу, хочу, хочу! И ещё раз, хочу…. —
           — Напою. Не волнуйся так. —
           Они выходят из чужого двора и идут дальше. Уже виден родительский дом. Кто-то стоит у ворот. Кажется отец.
           — Это твой папа? —
           — Возможно наёмный рабочий. —

           Жерар видел, что это отец. Ответил так лишь потому, что бы Ляля была естественной и не замкнулась в себе, ещё до встречи с суровым нравом отца. Ляля так и прыгала до самых ворот, то на одной ножке, то кружась вокруг парня, то сорвав веточку, шлёпала его по куртке.
           — Здравствуй отец. —
           — Здравствуй сынок. —
           Отец рассматривает девушку с рыжими, волосами. Все попрыгушки девушки вокруг сына отец рассмотрел издалека и она, и они ему пришлись по душе. Фигурка ладненькая, мордашка славненькая, глазки так и сверкают, зубки белые. Здоровая значит. Мужчина расплылся в улыбке. Сердце растаяло, как плавленый сыр в духовом шкафу. Огневка, какая! Отец соорудил руку калачом, огнёвка мгновенно доверила себя вести ему.
           — Величают как? —
           Повернув в сторону сына голову, спросил отец.
Ляля открыла рот, что бы назвать своё имя, да отец Жерара прицыкнул на неё, шутя, сдвинув лохматые брови к переносице.
           — Отдыхай девонька! За этим ты сюда и приехала. Я сына поспрошаю, пусть языком пошевелит, а то с отцом ему всегда некогда разговаривать. Так сын? —
           — Так пап. Зовут Ляля. —
           — Ну, Ляля! Порадовала ты меня своим визитом. И ты сынок, порадовал тоже. Как полное имя звучать будет? —
           В окно со второго этажа смотрит на них мать Жерара. Муж махнул жене рукой, мол, спускайся.
           — Лилия. —
           — Красиво, красиво…. —
           Отец возвёл гостью на ступеньки порога, как королеву на трон. В дверном проёме ждёт, успевшая спустится мать, предварительно снявшая с себя фартук. Руки от смущения спрятала за спину.
           — Проходите…. У нас всё по-простому…. Как дома будьте! —
           Даже кланялась слегка.
Жерар обнял мать за плечи.
           — Это лишнее мам…. —
           — До чего же красивая девушка! А глаза, как у нашей козы покойной. Помнишь Беляночку нашу? —
           Шепчет мать сыну на ухо.
Жерар тут же вспоминает зеленоглазую козочку. Так ясно, что почувствовал ласковое прикосновение её губ к ладони. Вот кого Ляля напоминала ему всё время! А «козочка» не закрывая рта, блеяла и блеяла, рассказывала отцу о знакомстве с Жераром. Поведала откуда она, как у неё закончились деньги, и как сын их одел её и согрел. Отец Жерара счастлив. Сын привёл в родительский дом невесту красавицу, весёлую, простую, здоровую.
           — Как мать тебе наша гостья? —
           — Чудесная девушка! —
           — Где будем вечерять? —
           — На дворе хочется. Можно? —
           Потребовала Ляля и побежала следом за матерью Жерара.
           — Можно. —
           Вслед женщинам кивал головой отец Жерара. Представил, как проходящие соседи будут смотреть на такую красоту, и заспешил, а то стемнеет. Чуть ли не бегом бросился из дома во двор, почистить стол и расставить стулья, да клеёнку постелить. Пока жена на стол накрывала, он и кваса и творога со сметаной достал из погребка и копчёностей, свойских всяких нарезал. Прибавьте ко всему этому тушёные овощи, сыр да зелень, да виноград разного сорта, да вино. Хлеб ещё тёплый. Так и хочется крикнуть:
           — Хочу к вам!!! —

           Птицы поют, хозяин тоже от них не отстаёт, соловьём заливается. Осмелел и руки целует, то жене, то невестке, да вина подливает. Мать Жерара смеётся, да любуется мужем и молодыми. Пришёл брат Жерара с женой. Их дом построили на другом краю виноградника, но он виден с родительского двора. Стены его белые, ещё не заросли хмелем. Жене брата рыжая гостья не приглянулась. Обычная ревность и борьба за первенство.
           — Рыжая бесстыжая. —
           — Как это! —
           От удивления таким сравнением, Жерар забыл рассердиться на невестку.
           — А так! Глаза от неё болят. От постоянного смеха голова раскалывается. —
           — Человеку у нас хорошо и только…. —
           — Я и вижу что хорошо…. —
           — За мою будущую невестку! —
           Послышался тост отца.
           — Стоп, стоп, стоп…. Такого отец я не говорил. —
           — А чего тут говорить, всё и так видно! За нашу будущую сноху! —
           — Папа…. —
           Жерар попытался встать и опустить поднятую с бокалом руку отца.
           — Знаю, знаю…. Ваше дело быть скромными. —
           Он выпивает вино до дна и переворачивает бокал. Ни капли из него не вытекло.
Ляля хлопает в ладоши.
           — Ненормальная. —
           Не успокаивается жена брата Жерара.
           — Ей не надо больше наливать вина. —
           Говорит мать на ухо сына.
           — Я прослежу мам. Она не моя невеста. —
           — А чья? —
           Испугалась мать.
           — Ничья пока…. —
           — Ну, это не так страшно. А то я подумала, ты у кого-то невесту увёл. —
           — Какие страсти сегодня обуревают вас с отцом! —
           — Нормальные страсти сынок. Нормальная девушка…. Красавица даже. Разве можно её сравнить с той, что из России? —

           Жерар понимает, что отец рассказал и показал Хельгу на видеозаписи матери, хотя сам требовал от него обратного. Он молчит и кушает. Злость на отца не пришла, как он её не ждал. Отец постоянно трогает Лялю за руку, ухаживает за ней, вон танцевать под музыку наёмных рабочих повёл. Расходился! Отобью у отца Лялю! Жерар перепрыгивает через лавочку и подходит к ним.
           — Передаю в надёжные руки! —
           Говорит запыхавшийся отец, отходит к столу. Обнимает жену и вместе они, продолжают смотреть на танцующую пару счастливыми глазами.

           Сиреневое небо накрыло всех сидящих за столом людей ночным куполом, как бы вобрав в себя для сбережения счастье людское. Ветер стих, деревья молчат, слушают разговор человеческий. Интересно, есть любовь меж деревьев? Если есть, то общаются они, наверное, корнями, протягивая их друг другу под землёй. Так наши мечты и фантазии, прокладываю себе дорогу в реальной жизни. Так желания близких людей становятся нашими желаниями. И вот уже молодые люди, тонут взглядами в собственных глазах и верят тому, во что верят, любующиеся ими люди.

           В начале июня в самшитовых рощах Абхазии Бог творит чудо. Заключается оно в брачном периоде светлячков. Садится солнце за шпагат горизонта и в аллеях самшитовой рощи, Бог щедрой рукой рассыпает несметное количество сверкающих бриллиантов. Вы видели в ночном небе сигнальный фонарь летящего самолёта? Вот так, вокруг вас вспыхивают и тут же гаснут позывные светлячков. Тысячи и тысячи светлячков. Так же вспыхиваем и становимся притягательными мы сами, когда влюблены. Захватывающее, таинственное и не земное действие. Реакция на это чудо самая разнообразная. Слёзы умиления на лицах впечатлительных дам, ребячий восторг у мужчин. Дети, поймав светлячка, не раздавливают их, как это делают с любым ползущим по земле насекомым. С поднятыми плечами и втянутыми в них головами, стоя на носочках, без страха, затаив дыхание дети держат в ладонях с трудом пойманных насекомых. Плененные светлячки в детских ладонях горят ровным светом, не мигая, и таинственно освещают склонённые к ним детские подбородки. Глаза и лоб поглощает ночная темнота. Как прекрасен этот мир! Как прекрасно это мгновение. Как прекрасен Бог! Если бы его не существовало, то Бога непременно, нужно было придумать. Это не мои слова, и не могу вспомнить, чьи они, если вспомню, обязательно вернусь к этой странице и впишу имя этого человека. Красоту мы видим, слышим, а ещё ощущаем в танце. Пусть красивая пара молодых людей танцует. Пусть в груди их, как в бокалах согревается вино любви и благодарности друг другу за прекрасное настроение, за прекрасный вечер, за те тайные радости, что должны будут, или могут произойти. За ожидание! Как сладко оно!

           Ночное небо пустило в себя все оттенки палитры красок и стало светлеть. Земля задышала звуками едущей по дороге машины, вздохами скота в стойлах, криками петухов.
           — Здравствуй утро! Здравствуй солнце! —
           Отец Жерара не горбатится, как всегда у изгороди. Он стоит, широко расставив ноги, скрестил руки за спиной, вздёрнут вверх подбородок, смотрит на восходящее солнце. Ночь ушедшая была необычной ночью. Толи красота и задор молодой невестки, толи радость за сына, а может и всё вместе взятое, вселило в него юношеский задор, который вылился в бурные супружеские отношения. Таких ярких ощущений, давно не было между мужем и женой. Мужчина чувствовал себя молодым и здоровым. Тело не просило поддержки у изгороди. Человек прямоходящий стоял, расправив плечи, и оглядывал мир, в котором ни смотря, ни на что есть счастье.

           Жерар проснулся. В носу свербело от пряного запаха духов мамы, которые он всегда недолюбливал. С чего бы это? Попытался перевернуться на правый бок и не смог. Плечо придавила голова Ляли. Он понял, откуда так пахнет духами мамы. Видимо, вчера вечером, бегая за ней хвостиком, они сдружились, и мама надушила её своими духами. Жерар опытный любовник, но ночные любовные игры с рыжей «козочкой» впечатлили его. При воспоминании о них, по телу пошли томные мурашки. Ляля спала так крепко, что рот её приоткрылся, как у ребёнка. Правый уголок рта пропускал влагу. Он чувствовал её кожей на груди. Вспомнил друга юриста, и что Ляля, совсем недавно принадлежала ему.
           — Что значит принадлежала?! —
           Сам себе возмутился парень.
           — Она не пара лайковых перчаток! —
           Жерар прислушался к себе. Угрызения совести его не мучили. Ляля стала его любовницей и ему хорошо от этого. И ещё как хорошо!
           — Пойду на двор. Солнце почти встало. —

           Жерар осторожно выбрался из кровати и вышел из комнаты. В конце двора у изгороди стоял чётко обрисованный восходящим солнцем силуэт отца. Жерар шёл к отцу, не отрывая глаз от восхода. Подошёл и встал рядом немного ослепшим.
           — Как сын спалось? Или не спалось вовсе? —
           Ласковый и лукавый голос отца заставил сына улыбаться.
           — Не дала уснуть огнёвка? —
           — Я думал, кто-то из рабочих рассвет встречает. —
           — А то не видать! —
           — Солнце, как-то по-другому тебя мне показало. —
           — Ты вчера мне себя тоже по-другому показал. С Лялей ты будешь счастлив, так и знай!—
           Сын промолчал.
           — Не считаешь так? —
           Осведомился отец.
           — Заранее никто не может знать. —
           Жерар облокотился на изгородь.
           — Зачем привозил тогда? —
           Голос отца наливался сталью.

           Сын не отвечал. Сын смотрел на рыжее солнце. В груди сладко щемило сердце. Второе солнышко спало в его комнате и в его кровати. Жерар закрыл глаза, рыжее пятно появилось в них. Он немного полюбовался отражением солнца в себе, потом впустил его в себя до самого паха и ответил отцу.
           — Привёз, что бы узнать твоё мнение о ней. —
           Отец захлебнулся собственным вздохом облегчения и закашлялся.
           — Уважил сын, уважил…. Мнение отца, оно завсегда верное, потому как глаз с опытом.—
           И растерял все слова, так и остался стоять с глазами, наполняющиеся горячей слезой. Утро в это время года прохладное. Ещё мгновение и потекут слёзы тёплой струйкой по прохладным мужским щекам.
           — Пойду к ней, пап…. —
           Жерар не мог устоять на месте. На что довольный отец махнул рукой. Теперь он мог, не таясь утереть слезу. Слезу радости конечно.

           Совершенно ясно вижу рыжую женщину, входящую в семью винодела. Огнёвке нужен их дом. Простой, незамысловатый образ жизни родителей Жерара будет давать тишину и покой, в котором её огнедышащая душа всю жизнь нуждается. А люди, живущие в этом доме, нуждаются в ней, в её искромётности, всегда будут ждать приездов Ляли.

           Ляля проснулась под утро, что бы опустошить мочевой пузырь. Он как резиновый мячик пульсировал внизу живота. Вчера наевшись, напившись, напрыгавшись вволю, зайдя в комнату, где им предстояло спать, двое постояли плечом к плечу у кровати, якобы разглядывая её, но на ней ничего интересного не было. Интересное было внутри их. И что бы выпустить всё это на волю, парень и девушка прямо таки свалились в кровать одновременно.
           — Сейчас описаюсь…. —
           Ляля встала и спустилась в низ, где был один, единственный туалет. В него редко кто заходил, все справляли нужду в уборной на улице. Дверь плотно приходилась к дверному косяку. Не разработалась ещё. Ляле пришлось поднатужиться, что бы её открыть. Одновременно с перемещением Ляли в туалет, в дом после разговора с отцом вошёл Жерар, прошёл в свою комнату наверху, где спала Ляля. На кровати громоздилась гора из двух одеял.
           — Вот копуша…. —
           Улыбнулся парень и, сбросив штаны и рубаху, юркнул в теплоту любви, впитавшуюся одеялами. Там никого не оказалось.
           — Какое облегченье! —
           Ляля повозила носком ноги по кафельному полу. Повела глазами вокруг. Большая, словно не для туалета комната имела три окна. Окна посеребрил рассвет. Два деревянных короба с детскую кровать, выкрашенные яркой краской стояли у стены. На них, явно детской рукой, нарисованы человечки, цветы как лопухи. Божьи коровки, машинки и живность всякая. Три корзины плетёные из прута. Большие. В одной наложено бельё, по всей видимости, предназначенное для стирки. В другой корзине, бельё лежало аккуратно сложенным, и было выглажено. Стиральная машина и рядом с ней стол. На столе утюг, напоминающий затонувший «Титаник». Важный такой! У стены напротив понуро громоздится чудище, состоявшее из деревянных рамок, болванок, верёвок, натянутых как струна, одна к одной и много ещё чего-то необъяснимого. Чудище, с помощью рук человеческих умеет ткать коврики. Толстые, плотные и цветные. Огромный кувшин с человеческий рост, обрешёченный деревянными дощечками, проложенный соломой, поразил её воображение простотой и величавой ненужностью. Ляля оправилась и подошла к кувшину. Погладила пузатые его бока, прислонила ухо к стенке. Постучала рукой легонько. Полный! В него налито вино, когда-то молодое. Теперь оно состарилось и ему ровно столько лет, сколько Жерару. Был ещё один гигантский кувшин, ровесник брата Жерара, но его уже откупорили, и содержимое выпили, да раздарили на свадьбе брата. Ляля смотрит в светлеющее окно на двор. Выбегает из туалета, выскакивает на крыльцо и, вот оно, ещё одно чудо от Бога – восход солнца. Глаза не слепит! Боголепие какое! Кто-то стоит у изгороди…. Ляля бежит к человеку.
           — Красота, какая! —
           Встречает её голос отца Жерара.
           — Ты вся этих оттенков, доченька…. —
           — Тебе будет хорошо с нами…. В нашей семье…. —

           Ляля видит только солнце, но голос отца Жерара слышит. Молчит, потому как понимает смысл им сказанного, важность интонации, с которой это было произнесено. Важность произошедшего с ней и Жераром для этого человека и для себя. Свою ответственность перед этой важностью. Необходимо ответить. Мужчина поворачивается к ней. Он ждёт от неё слов.
           — Позавчера, я спала с другом вашего сына….. Сегодня, с вашим сыном…. —
           Господи! Что она говорит? Девушка закрыла глаза и увидела в них два рыжих шарика. Раз, два. Раз, два! Стала считать шарики, что бы ни разреветься. Голова огнёвки покачивалась с закрытыми глазами, как маятник, что бы хоть как-то сдержать нарастающее волнение. Признание огнёвки поразило и покорило мужчину. Он поиграл желваками на щеках. Опёрся на изгородь всем телом и сказал:
           — Позавчера тебя с нами не было. Сегодня ты с нами. —
           Огнёвка вслушалась, вдумалась и тоже оперлась на изгородь.
           — Я буду хорошей. —
           Повисла пуза.
           — Я знаю…. —
           Потом только ответит мужчина.
Они останутся стоять, опираясь на изгородь, как бы оставляя на ней всё ненужное. Пусть себе висит всё ненужное! Ветром высушивается, солнцем отбеливается. Да так, что бы ничего разглядеть было невозможно.

           Жерар лежал в кровати, широко раскинув руки. Одно одеяло свалилось на пол, под вторым никого не было. Вокруг него витал запах маминых духов. Нестерпимо захотелось спать, как пить после поедания варёных раков. Подышал на дворе с отцом свежим воздухом, замёрз, вот и потянуло в утренний сон. Он сразу догадался, где может быть его «козочка» и как все мужчины ошибся, чуть-чуть. Да зеленоглазая «козочка» посетила туалет, но в этот самый момент, она стояла у истока их серьёзных отношений. А если быть ещё более точной, «козочка» пересекала двор, а впереди её бежало неимоверное желание вновь оказаться рядом с Жераром под ворохом тёплых одеял ими же согретыми ночью. Она тоже замёрзла. Созрело всё-таки вино любви в бокалах на высоких ножках. Теперь пусть бежит время, не страшно! Хуже вино от этого не станет.
           — Ты что такая холодная? —
           — На дворе была, восход встречала. —
           — Больше никого не встретила? —
           — И встретила и попрощалась…. —
           Многое вложено девушкой в смысл двух глаголов, ой как много.

           Отец Жерара не застал на кухне жену. Удивился, потому как забыл за разговорами с сыном и невесткой кое о чём, а сейчас вспомнив об этом, сам себя засмущался и пошёл зоревать к жене в постель.

           Этим утром в этом доме проспали все. Событие это никого в гнев не ввело, и завтракала семья почти в полдень вместе с наёмными рабочими. Они тоже проспали, ведь их никто не разбудил на завтрак.
           — Я привезла рецепт булочек вашей мамы. —
           Лицо Ляли почти вплотную приблизилось к лицу матери Жерара.
           — Это, хорошо! Я мало, что знаю об итальянской кухне. —
           Откликнулась женщина. Она разливала горячий кофейный напиток по кружкам для рабочих и немного отстранилась от Ляли, что бы ни случилось чего.
           — Это рецепт вашей мамы. —
           Мама Жерара помедлили с ответом.
           — Такого не может быть. —
           Женщина наполнила последнюю кружку, передала её через стол в протянутую руку рабочего и села в недоумении. Ляля объяснила и передала ей склеенный лист бумаги.
           — Это рецепт не моей мамы, а её матери. Моей бабушки. —

           Женщины уйдут в дом, где с нетерпением займутся выпечкой. Отец, сын и рабочие вереницей потянулись вдоль виноградника. Женщины запели. О чём? Да о любви конечно. Мужчины подхватили. Сегодня они выспались, и настроение у всех приподнятое.

           Ни Жерар, ни Ляля, даже и не вспомнят о карлице, настолько захватят их новые ощущения. Кто-то сейчас покачает головой, осуждая молодых людей. Не стану этого делать. Абсолютно ясно, что желание обладать рыжеволосой итальянкой было настолько велико, что заставило парня привезти итальянку в отчий дом, и уже в нём произошло то, что произошло.

           Я не была во Франции, и не знаю, какая может быть кухня у крестьян в провинции Шампань. Не стану придумывать рецепты национальных блюд. Главное это душевное настроение, с которым женщины взялись за выпечку по старинному рецепту.
           — Вы давно знакомы? —
           Традиционный и один из самых первых вопросов, которые задают родители невесткам.
           — Завтра будет неделя. —
           Быстро ответила Ляля.
           — У вас серьёзные отношения или роман? —
           Ляля прокрутила в своей головке ночные события.
           — Роман в разгаре. —
           — Тогда я не дам тебе попробовать бабушкиного секрета. —
           Шутя, а может и серьёзно пригрозила мать Жерара.
           — У меня есть второй экземпляр рецепта. —
           Ляля, как щенок оскалила зубки.
           — Это семейное. Рецепт принадлежит семье и будет твоим, только если ты станешь её членом. —
           — Терпеть не могу вступать в какие либо партии. —

           У Ляли хотели забрать игрушку, и это её рассердило. Юношеский максимализм взыграл. Рыжие волосы были нечесаные со вчерашнего дня, но это только украшало девушку и придавало вид забияки.
           — У нас семья, а не партия. —
           Женщина взяла в руку каменный пест и стала перетирать виноградные косточки в каменной ступке. Так требовал рецепт. Измельченную смесь залила подогретым вином.
           — Я, почему так конкретно спрашиваю? Жерар недавно летал в Москву. Это Россия. Ты знаешь? —
           Ляля молчит.
           — Там с ним приключилась нелепая история…. —
           — Жерар влюбился. —
           Продолжила мысль женщины Ляля.
           — Да, ты права и время прошло всего ничего. —
           Хозяйка дома растопила сливочное масло, выложила в кашицу из толчёных виноградных косточек, перемешала.
           — Жерар напугал нас своей избранницей. —
           — Разве любить страшно? Я знаю, что вы хотите сказать и не согласна с вами. Хельга красивая. —
           Увидев удивление на лице матери Жерара поспешила добавить.
           — Красота по-разному воспринимается. —
           — Имеешь в виду внутреннюю красоту? Или знаешь что-то большее об истории с карлицей? —
           — До мельчайших подробностей. —
           Грустно ответила девушка. Весь её пыл прошёл. Она вспомнила, то о чём забыла ночью.
           — И….? —
           Мать Жерара села напротив Ляли, сложила на коленях руки.
           — А я здесь с Жераром, с вами…. И угрызений совести не чувствую. Мне хорошо здесь, с вами, с Жераром. —
           Руки девушки повисли вдоль тела, вся она раскисла как-то, растеряла пыл и задор. Мать Жерара смотрит на Лялю, как на нашкодившую кошку, а внутри у человека восходит радость. Совсем как те коржи, что в духовом шкафу.
           — Храни в себе это хорошее. Крепко и бережно…. Время расставит всё по своим местам.—
           — И вы меня не осуждаете? —
           — Какой смысл осуждать любовь? Она пришла, не просясь, и уйдёт, когда захочет, не спросит. Я рада твоему появлению в нашем доме. А отец как рад! —
           Ляле приятны слова, и она собралась обнять сидящую на стуле женщину, но сдержала себя и села поближе к ней. Женские плечи соприкоснулись.
           — Мне так хорошо спалось ночью! —
           — А мне мало пришлось спать…. Мешали мне…. —
           Лукаво ответила Ляле мать Жерара.
           — И мне…. И мне мешали…. Это всё ваш воздух и вино! —
           Замурлыкала молодая женщина и нашла объяснение всему этому.
           — Это любовь, моя хорошая…. —
           Лица женщин сияли не поддельным счастьем.
           — Я встала между Жераром и Хельгой. —
           — Не надо думать об этом, иначе отравишь радость сомнениями. Выбирать мужское занятие, как и давать отворот поворот бывшим возлюбленным. —
           — Жерар Хельгу любит. —
           Женщина напротив Ляли помрачнела лицом. Девушка глупой не казалась, так что же происходит с ней?
           — Там любить не кого, моя хорошая…. Там беда…. На долгую жалость обрекать мужчину ни одна женщина не станет. Я видела видеозапись и слушала её, разглядывала…. Не станет карлица этого делать, вот увидишь. Вон и Бог, всё усмотрел, да прислал вместо неё Жерару тебя. Я не желаю карлице зла. Она и так его получила сполна, и сколько ещё получит!—

           Далее Ляля станет рассказывать матери Жерара то, что мы с вами знаем в подробностях. О себе, о брате, зачем брат улетел в Россию, и для чего так необходима ему карлица Жерара.

           Обратим свои взоры в небо. По небу летит самолёт. Самолёт карлица восприняла легко. Поднялась на борт чуть ли не вприпрыжку, держа за руку Филиппа. Долго рассматривала кресло и устраивалась в нём. Как ей сесть? Если застегнуть ремень, спина прижимается к спинке кресла, длина сидения выпрямляет ножки карлицы в коленях. Если сесть на край кресла, ноги согнуться в коленях, но откинуться на спинку кресла не представляется возможным. Филипп занят чтением блокнота Семёна Фёдоровича, тому приспичило поделиться с ним очередной идеей. Он читал и наблюдал боковым зрением за манипуляциями карлицы. Наконец та перестала двигаться. Филипп закрыл блокнот и повернулся к ней. Карлица согнула ножки в коленях и положила их боком на сидение. Подложила ладошки под щёку, и смотрела на него.
           — Ты красивый Филипп. —
           — Спасибо. Красивой может быть только женщина. Я привлекателен и импозантен. —
           — Семён Фёдорович? —
           — Он симпатичный и аппетитный. —
           Помолчали.
           — Не хочу, что бы Жерар, как и я, вечно ловил косые взгляды людей на меня. Это будет заставлять его что-то делать им в отместку. Так делала моя бабушка. За это её не любили «Гулливеры», с которыми нас пересекала жизнь. —
           Хельга крутила пуговицу на рукаве пиджака Филиппа. Она этого не замечала. Замечал это Филипп и терпел.
           — Что будет кушать ребёнок? Курица, рыба, морепродукты?! —
           Стюардесса нависла над ними большим, прилично одетым бюстом. Правда, пуговицы на блузке и форменном пиджаке натянуты до предела. Филипп вкусно оглядел женские сокровища.
           — У меня пока ещё нет детей. Хотя, кто это может знать наверняка! Мы будет? —
           Он опустил глаза на Хельгу.
           — У вас есть творог? —
           Бюст заслонял пол лица стюардессы, если смотреть глазами Хельги снизу.
           — Я узнаю. А вы что предпочтёте? —
           — Морепродукты и рис. —
           — Я тоже это буду. —
           Хельга свесилась, как мягкая игрушка кем-то забытая на подлокотнике кресла и наблюдала за дефиле стюардессы по проходу между пассажирскими креслами.
           — Ты что злая такая? Настраивайся на еду и сон. И хватит о Жераре! Разговоры о нём не приносят тебе радости. Ты становишься похожей на нашего садовника, у него, так же как и у тебя, волосы в разные стороны и он вечно зол на себя. Тебе подарить эту пуговицу? —
           Филиппа беспокоила птица в багажном отсеке самолёта. Как она перенесёт полёт и одиночество?
           — Подари. —
           На Филиппа смотрели выпуклые правдивые глаза карлицы, без всякого намёка на юмор.
           — Ты серьёзно? —
           — Если ты серьёзно. —
           — Я пошутил. —
           — Жаль! Я бы хотела иметь твою пуговицу. —
           — Это ненужная вещь для тебя. —
           — Тогда и отдай её мне, чего жмёшься? —
           — Мне не тесно. —
           Не правильно понял значения слова «жмёшься» Филипп.
           — Так отдашь пуговицу? —
           Филипп давит кнопку вызова стюардессы.

           В конце салона, в том месте, где просматривается всеми выход пилотов и обслуживающего персонала, показывается рука стюардессы в щель между двумя шторами. Изящным жестом гимнастки рука двигает кольца, на которые крепится ткань. Затем стюардесса делает плавный выход, и уже двумя руками, делая полукруг, задвигает шторы у себя за спиной. Вся она, вытягивается в струнку, грудь вперёд, лопатки вместе, и только после этого начинает движение по салону самолёта. Отработано, как танец на льду. Приоткрыв рот, карлица наблюдает за ней. Подойдя к ним, стюардесса не задаёт вопросов, но этот лёгкий наклон тела в их сторону, взгляд, улыбка, всё говорит о том, что она вся во внимании, выслушает и выполнит любую просьбу. Театр жестов! Снова Хельга видит стюардессу снизу.
           — Принесите мне ножницы. Моя спутница желает получить пуговицу с рукава моего пиджака. —
           Ни малейшего удивления в глазах и на лице стюарда в юбке. Она опускает руку в карман и достаёт маникюрные ножницы. Рояль в кустах! Хельга слегка спускается спиной по креслу. Стюардесса тянется к Филиппу. Лёгкий щелчок на фоне монотонного гула двигателей самолёта.
           — Возьмите…. —
           Невозмутимо обращается стюардесса к карлице, протягивая ей пуговицу.
           — Спасибо…. —
           Хельга свешивает голову на бок, что бы проводить невозмутимую стюардессу глазами.
           — Может она робот? А мы и не знаем. —

           Вскоре стюардесса возвращается с тележкой на колёсиках. Откидывает маленькие столики, ставит на них еду.
           — Это для вас, из личных запасов. —
           Улыбается и протягивает Хельге пластиковую баночку с творогом и черникой.
Хельга, заворожено не сводит глаз с баночки. Поднимает руки над головой. Снимает с волос один из зажимов. На нём красное сердечко и протягивает зажим женщине в форме.
           — Спасибо вам. Я плохо себя чувствую без творога. —
           Та невозмутимо забирает заколку, тут же находит ей место у себя на лацкане пиджака, подмигивает Хельге и уходит по проходу.
           — Живая! —
           Радостно, но шёпотом делает вывод карлица и от смущения прячется под мышку Филиппа и хихикает там. Филиппу хорошо с карлицей, как в детстве. Он тоже хихикает.

           Потом будет сон. Мы иногда летаем во сне, а тут, наоборот – в полёте надо заснуть. Засыпая, Хельга станет задавать себе вопросы, такие как, не страшно ли ей? Куда её несёт? И зачем? У её локтя лежит чужого рука мужчины. Рука мужчины изредка вспоминает о её руке, сожмёт пальцы и отпустит. Поэтому карлица не ищет ответы на свои вопросы. Со стороны видно, встретились два разных человека, разных полов, разных национальностей, но каждый из них одержим собой и стремлением достигать поставленной цели. Цель Филиппа мы знаем, а что касается карлицы, то тут свет в конце тоннеля, к которому она рвётся. Добраться, взлететь и оглядеться! Там время покажет. Сейчас в сознании карлицы плавают обрывки мыслей, смутные образы…. Так, наваждение одно.

           Филипп приоткрыл глаз и покосился на своё приобретение. Удобно ли ей? Вдруг шею отлежит. Опустит спинку кресла ниже. Ну и голова у неё! Забавная. Так бы смотрел и смотрел…. Тяжело носить такую голову, тяжело сносить взгляды, да разглядывания. Спи моя хорошая…. Я не дам тебя в обиду. Теперь у тебя есть я. Впереди много планов, ссор, побед и разочарований. Пусть они сейчас эти двое спят и набираются сил для ратных дел. А за время их сна, необходимо вспомнить других героев, а то выпадут незаметно из повествования.



Продолжение: http://www.proza.ru/2016/06/09/2003

Полевкусие. Глава двадцать первая



           Россия. Уже известный нам Приволжский городок под названием Волжский. Бывший дом Бориса Николаевича и бывшей теперь его жены Надежды. Подруга Надежды Натали вынесла из квартиры соседа справа всё, что только смогла. Как он сопротивлялся! Как не хотел всего этого! Но только ручки спортивной и подтянутой новой подружки ложились мужчине на плечи, он соглашался со всеми её желаниями. Мужчина сроднился, почти сросся с предметами окружающие его в собственной квартире, а спроси его о них, он не сможет перечислить и описать их. Натали желала строить новую жизнь. В новую жизнь не вписывался доисторический динозавр в виде мебельной стенки во всю длину комнаты и диван с вечными и выпуклыми пружинами. Как и чем не застилай их, они остаются выпуклыми, да ещё шевелящимися под тобой. А сколько в них клещей пылевых? Об этом он подумал? За этим восклицанием последовал основательный доклад на эту тему, после которого мужское сопротивление было сломлено окончательно. Прослушав лекцию о клещах, с мужчиной случится бзик. Он начнёт с пристрастием рассматривать всё вокруг, будто клещей можно увидеть воочию. Пока квартира соседа справа терпела кардинальные изменения, новоиспечённая пара ночевала у Надежды. Хорошо, что всё это происходит в самом начале их отношений, когда любовь у соседа справа на стадии истерической влюблённости. Если бы этим им пришлось заниматься после нескольких лет совместного проживания, всё могло быть иначе. Куй железо пока горячее.
           — Соседи сочтут нас за шведскую семью. —
           Хмыкнул сосед справа и уткнулся носом в плечо любимой. Она сидела рядом с ним за столом на кухне у Надежды.
           — Что это такое? —
           Полюбопытствовал Алёша.
Алёша нарезал сыр, колбасу, помидоры и делал аппетитные по внешнему виду бутерброды. Хлеб предварительно подсушен на сковороде и натёрт чесночком. На него складывались все вышеперечисленные продукты. На некоторых уже красовались шпроты и тонкие ломтики солёных огурчиков. На плите сварилась мелкая картошечка в кожуре. Надежда собралась её чистить.
           — Каждый сам себе почистит. —
           Алёша усадил её рядом с собой и вывалил содержимое из кастрюли на плоскую тарелку. Поставил тарелку посередине стола. Картошка пошла паром.
           — Шведская семья, это когда две семьи назначают друг другу свидание на чьей-то территории и делают «это», когда хотят, с кем хотят из присутствующих. —
Быстро так проговорил сосед справа, будто прочитал объяснение непонятного слова в книге.
           — Тогда это не семья. —
           Возмутился Алёша.
Соседу справа решил уйти от щекотливой темы.
           — Что вы будете делать с квартирой покойной тёщи? —
           — Квартира наследуется близким родственникам. Есть и моя доля, но так как я жильём обеспечен, требовать свою долю не стану. В ней будут жить те, кто остро нуждается в жилье. —
           — Я бы не отдала своей доли. Большие деньги с неба не падают. Вы ухаживали за покойной до последней минуты. —
           Натали высказала свою точку зрения, на этот ответственный и трудоёмкий момент в жизни.
Сосед справа с умным видом качал головой, мол, я тоже такого мнения. Алеша почувствовал укол в сердце, ведь именно в последнюю минуту, его не было у постели старого человека.
           — А что ты скажешь по этому поводу? —
           Алёша положил очищенную картофелину в тарелку Надежды. Надежда была согласна с подругой, но ответ прозвучал демократично.
           — Каждый вправе распоряжаться своим по своему усмотрению. —

           Взгляд Натали на подругу стал уважительным. Перед ней, последнее время, маячили два положительных примера, в лице подруги и директора музыкальной школы, и она, как и в случае со своей новой жизнью и квартирой, желала быть новой, скажем больше, похожей на них, но свою позицию в этом вопросе она отстоит.
           — Заработала, значит моё. А те, кто нуждаются в жилье, путь зарабатывают на его покупку. Беречь будут! А то получают от родителей даром квартиру, ведь они не могут заработать, что бы выплатить кредит на квартиру. Потом у них растёт долг по квартплате, за них снова кто-то платит, что бы квартиру ни отняли за долги приставы, ведь они не могут заработать, что бы платить за даром доставшееся жильё. Потом у них забирает детей социальная опёка, потому что они не могут заработать, чтоб кормить и учить своих детей. Затем их самих похоронят за счёт местной власти. Уверяю вас! Такие вот грустные события происходят с живущими людьми рядом и факты подтверждающие имеются. —
           — Давайте сменим тему. Алёша, ты помнишь странную девочку, приехавшую с моей дочерью? —
           — Помню. —
           — И я помню. —
           Говорит Натали.
           — Я ничего не помню, кроме появления передо мной Натали. Она стояла у подъездной двери…. Эти её остренькие лапаточки, как у девочки! Она пришла к тебе, Надежда. А я…. —
           — Чур, я первая была! —
           Перебила его хозяйка квартиры.
           — Так вот! Эту девочку пригласил в Италию, известный режиссёр. Она будет жить в Италии, и играть в его пьесе главную роль. —
           — Кого?! Играть…. —
           Ужаснулась Натали. Она вспомнила образ гости подруги.
           — И будет спать с режиссёром. —
           Добавил ехидную реплику сосед справа.
           — Ужас, какой…. —
           Натали пребывала в шоковом состоянии, она даже вертеться на своём стуле стала, будто сейчас должна вскочить и убежать. Женщина не могла представить, как можно спать мужчине с тем существом.
           — Разве такое возможно? —
           — Все режиссёры спят с актрисой главной роли. —
           Пожал плечами сосед справа.
           — В нашем случае он должен спать с карлицей. —
           Разъясняет ему Натали.
           — Кто это? —
           — Лилипут…. —
           — А-а-а…. Где он его взял? —
           Словесная перепалка влюблённых грозила затянуться.
           — Вопрос негде он его взял, а для чего? —
           Прервала их Надежда.
           — Спектакль о судьбе карлицы. Это психологическая драма. —
           Сосед справа поразмышлял немного.
           — Это театр лилипутов? —
           — Это нормальный театр. —
           — Зачем тогда лилипут? С кем будет спать режиссер? Кому овации, корзины с цветами? На кого приходить посмотреть будут люди? —
           Сосед справа даже загрустил.

           Здесь необходима информация для тех, кто не знает, что на белом свете есть и карлики и лилипуты. Лилипуты, это миниатюрные люди, точная копия людей в уменьшенном виде, с детскими, милыми лицами и детскими голосами. Карлики отличаются укороченными конечностями, небольшим телом и большой головой, и они менее ста двадцати сантиметров роста. В нашем случае Хельга рождена от «Гулливера» и рост её выше этой планки. Диспропорции тела выражены меньше.

           Уставшая от ремонта Натали, ожидая очищенного другом картофеля, прикрыла глаза и погрузилась в далёкое прошлое. Перед ней возник образ первой детской любви. Любовь с годами плавно перешла в юношескую любовь, ну и конечно во взрослую. Затем любовь сменилась лютой ненавистью к жене своего возлюбленного. Их дома находились в одном дворе и стояли напротив друг друга. Многие годы, далеко за полночь, горели в ночи два окна. В каждом из них жили женщины, которые ждали и звали себе одного мужчину. Натали приоткрыла глаз на свою тарелку, в ней ничего ещё не было, решила продолжить ворошить прошлое, но вместо этого вдруг поняла, что её кафель на кухонном фартуке, будет красиво сочетаться со шторами подруги, которые та сняла в прошлом году и повесила новые.
           — Надь! Куда ты дела старые шторы? Отдала домработнице? —
           Та сморщила лоб, стараясь вспомнить.
           — Надо посмотреть…. —
           — Пошли? —
           — Пошли…. —
           — Девочки, вы куда?! А кушать… —
           — Мы сейчас! —
           Женщин на кухне не стало.
           — Вот женщины…. —
           Тихо и грустно и нежно произнёс сосед справа.
           — Как у вас? Налаживается? —
           Полюбопытствовал Алёша.
           — Боюсь сглазить…. —
           Наш альфонс в годах смутился.
           — Водоворот, а не женщина! А у вас как? —
           — Милая, тихая заводь…. —
           Увидев малопонимающие глаза соседа справа, Алёша добавил:
           — Жену только что похоронил, тёщу…. —
           — Прости! Как-то с памяти стёрлось…. Царство небесное. —
           — Как крестятся? С лева на право, или справа налево? —
           Алёша поводил глазами перед собой:
           — Справа, налево. —
           Сосед перекрестился.
           — А в планах, как? Останешься с ней? —
           — Надежда со своим бывшим не распрощалась ещё в душе, я тоже мучаюсь. —
           — Вам время надо. —
           — Наверное… —
           Мужчины стали есть. Было слышно, как работают их челюсти.

           Женщины вернулись и продолжили обсуждение будущей кухни Натали. Мужчины ушли в квартиру соседа справа решать какие-то сантехнические вопросы.
           — Как Маша? —
           — Взрослеют дети, и мы им не нужны. В смысле близкого общения…. —
           — У палки два конца…. Маленькая Маша, нам всегда мешала. —
           Натали поняла свою оплошность и собралась извиняться.
           — Твоя, правда, подруга…. Было такое…. —
           — Наверное, тебе надо было родить второго ребёнка, может и жизнь сложилась по-другому. —
           — Сама ни одного не имеешь. —
           — У меня мужа не было. Рожают мужьям. —
           — Как раз я и родила мужу, а не себе. —
           Спешу перейти к другим героям и оставить двух женщин, пока они не переругались. А то придётся описывать их слёзы и перемирие.

           В Московской квартире брата Сергея Маша утопала в подушках дивана. Ноги накрыты пледом. После аномального лета и его аномальной жары, было невероятно приятно видеть приоткрытое окно, шевеление штор от поступающего с улицы прохладного воздуха. Выключен кондиционер. Не слышны звуки, издаваемые попугаем. Нет птицы. Нет Хельги.
           — Сергей! Жить вдвоём лучше? —
           — Конечно лучше. —
           Отвечает тот и смотрит на невесту. Замечает её состояние.
           — Но друзья, родственники, встречи с ними необходимы. —
           — А Мишка? —
           — Мишка, это ответственность. Без ответственности в жизни, ни как…. Только мои родители, не отдадут его нам навсегда именно из-за этой ответственности. В гости если только, и то, когда подрастёт. —
           — Так может и не надо забивать его головку тем, что я его мама? —
           Маша приготовилась услышать что-то неожиданное в ответ на свой вопрос.
           — Не надо. —
           Миролюбиво согласился с ней жених.
           — Ты ему только напомнила мать. Есть, что-то в вас схожее. —
           Девушка обвилась вокруг тёплого тела парня.
           — Волнуюсь за Хельгу. Фантастическая история. —
           — Ничего плохого с ней не случится. —
           — Тебе не жалко попугая? —
           — Нет. Он любил покойного брата и вёл себя точно так же с Филиппом. Он не полюбил меня, он полюбил красавчика француза. —
           Маша еле перебирала ногами по ступеням лестницы. Молодые поднимались в спальню.
           — А кто ещё так считает? —
           Маша услышала новые нотки в голосе Сергея.
           — Попугай. —

           В спальне наступила тишина. Самая прекрасная музыка, это тишина. Молодые люди спят. Щель в шторе пропускает полоску уличного света, и она просвечивает насквозь стеклянную фигуру дельфина. Стекло играет и создаёт иллюзию жизни в стекле.

           Иллюзия жизни…. Казалось бы, какая может быть жизнь в тюрьме! А жизнь в тюрьме полна страстей не свойственных жизни на воле. Страсти эти, настолько ярче и горячее в своём проявлении, что если бы художнику надо было положить на холст один мазок краски, то художник в заключении истратил весь тюбик. Например…. Размышляем мы с вами о чем-то и смотрим с балкона вдаль. И видим горизонт, очередной закат со всем его величием и красотой, очертания города героя Волгограда по ту сторону ГЭС. По обе стороны Волги живут люди. Много людей. Всё гармонично, как сама природа и человек. Человек, отбывающий срок в заключении, лишён естественного разнообразия картинок окружающего мира, и ему приходится подсознательно воспроизводить их в своём воображении, потому заключённый тратит немыслимо много энергии на это. Как маленькая индивидуальная ГЭС, он работает и работает на себя, что бы ни потухнуть. Особенно это касается женщин. Они сгорают без намёков любви к ним от людей на свободе. Можно обличить их и сказать, грозно сдвинув брови:
           — Они не заслуживают любви! —
           Всё можно. И правоту своих высказываний легко доказать красивыми и правильными словами апеллируя статьями закона. Только как быть с напутствием Бога, любить ближнего? А если в тюремных застенках, кто-то из ваших родных или детей? Или отец, или ещё чего хуже мать детей? Такой правовой строгостью можно поносить лиц, не имеющих к тебе личного или родственного отношения. Хотя чужих людей порой жальче, потому как нет на них обиды.

           Свисающий край серо-белого полотенца с верхней койки, закрывал квадратное окошко на двери камеры, и потому заключённой лежащей на нижней койке было легче вынести себя на крыльях фантазии из стен тюрьмы и перенести себя в мамину квартиру. Последние два года, перед очередной сидкой дочь не была у матери, но помнит свой дом детства до мельчайших подробностей. Никто не может знать, как дочь любит мать, как восхищается ей, как гордится тем, что мама «Айболит», и делает такую добрую и душевную работу. Так любит, что захлебнулась любовью и, задыхаясь, синея лицом и сердцем, возненавидела мать. Да, это грех. Великий грех, творит её душа и не ведает об этом. Дочь ненавидит материнское мудрое спокойствие, тихий голос, разговаривающий с ней как с больной, такие желанные и одновременно мерзкие прикосновения к ней чистых и ухоженных рук матери. Она тоже так сможет! Да раз плюнуть! Вот только выйдет отсюда…. Она стала прибегать к таким путешествиям во времени, для того, что бы засыпать. Закроет глаза и представляет себе, как она приняла душ, вышла из ванной завёрнутая в большое махровое полотенце. Выпила стакан тёплого молока. Стакан тонкий и высокий. Ну и пусть, что утром стакан будет трудно отмыть, если только ершиком. Зато красиво! Ставит стакан на стол. Идёт в свою комнату. Из приоткрытой двери маминой спальни виден не яркий свет.
           — Спокойной ночи мама. —
           Легко и непринужденно, с теплотой в голосе и сердце, говорит дочь матери. Та, непременно её слышит. Откидывает край одеяла, в пододеяльнике…..
           — Какого цвета? —
           Думает девушка.
Эту деталь необходимо продумать, что она и делает. Выбирает белый сатин, с алыми розами, и зелёными листьями по краю. Пусть будет так. Так хорошо! Ложиться.
           — Доченька! Проветри перед сном комнату. —
           Это голос мамы из её комнаты.

           Дочь встаёт, подходит к окну, отодвигает штору и приоткрывает форточку. Она не закроет её и потом, оставит на всю ночь. Свежий воздух накрывает её лицо, шею, плечи. Через какое-то время пол под ногами станет прохладным, и она снова ляжет в кровать. Аккуратно расправит вокруг себя одеяло и заснёт. Эти, своего рода медитации, спасали узницу и приносили долгожданный и так необходимый сон. Чем больше деталей, тем лучше эффект. Каждый может его попробовать, и уверяю вас, работает! На себе испробовала, в тяжёлые времена. Но явь, как и утро, вернётся обязательно.
           — Ну, девка, ты и спишь! —
           Толстая, с фиолетовым лицом тётка, была прописана снизу на койке стоящей напротив.
           — На тебя и твою довольную рожу смотреть устала, вот и бужу. Хотя сегодня воскресение, но уж так завидно мне! —
           Тётка была правильным человеком и долгими годами сидки застолбила это мнение даже у товарищей начальников.
           — Ты, похоже, сильна нутром, раз так спишь здесь, хотя выглядишь ромашкой. —

           Разбуженная тёткой соседка по нарам приходиться дочерью новой женщины Бориса Николаевича. Девушка наркоманка отчаянно сопротивлялась голосу из яви и не хотела его слышать.
           — Чего, мышой притихла? Не спишь же…. —
           По металлическим стойкам кровати сильно стукнули чем-то твёрдым.
           — Я пока не докопаюсь, от чего ты тащишься каждую ночь, не отстану. —
           Пообещал назойливый тёткин голос.

           Девушка села. Надела халат. Тётка ей нравилась. Взяла она, да и начала рассказывать ей то, что вам уже рассказано подробно. В начале рассказа тётка вставляла едкие слова, что бы привлечь внимание других сокамерниц. Потом замолчала и слушала, прерывая сокамерниц, пытающихся вставить в рассказ свои замечания.
           — Намалевала картину, не сотрёшь…. —
           Тётка по окончанию рассказа отвернула лицо к окну.
           — А что с матерью делишь? Наследство никак ждёшь, не дождёшься, что бы потом его по ветру пустить? —
           — Вовсе нет. Она мне уже купила квартиру однокомнатную, в хорошем доме. —
           — Такую мать на руках надо носить. А ты курва! —
           Тётка оглядела всех в камере.
           — Так? —
           — Так… —
           Ответил хор женских голосов.
           — Я так не считаю. —
           — Потому и курва, что так не считаешь. —
           Тётка говорила ровно, не повышая голоса. И слышалось в нём глубокое сожаление от всего услышанного и происходящего.
           — Мне тут жить до скончания века. Я бы давно себя удавила, да кто за вами будет присматривать. Скурвитесь все без меня. А то, что слышали от неё, возьмите себе на заметку. Вдруг поможет. Со сном и у меня плохо. Я тоже испробую. —

           Тётка обводит всех взглядом. Женщины начинают расходиться по своим койкам. Рассказ окончен. Наставления старшей даны и приняты.
           — Так не выйдешь к матери на свидание? —
           — Не пойду. Не вижу, скучаю. Увижу, ненавижу. —
           Тётка перестала смотреть в окно. Видно, что отпустила её сердечная тоска.
           — Не выходи, если так…. Но скажи на словах, пусть передадут, что бы, ни ездила даль такую. Посылки пусть шлёт. —
           — Её есть, кому возить, она одна не бывает. —
           — Закрой рот поганый! Не обливай грязью мать! Кто тебе не давал сделать так, что бы тебя возили? —
           — Меня возили, да она отбила. —
           — Опа-на! На полном серьёзе? —
           — На полном. Он с ней приходил, когда меня забирали последний раз. —
           Девушка встаёт и, наклоняясь к уху тётки, что-то долго рассказывает ей.
           — М-да…. Высокого полёта птица…. Так может и вытянет отсюда? —
           — Не вытянет. —
           Она опять наклоняется к уху тётки, добавляет подробности.
           — Плохой папик! Любит шалить…. А кто тебе не велел, всё в меру употреблять? Он же, не дошёл до такой степени, как ты? Мать же не повелась, не употребляет? —
           — Она об этом не знает ничего. —
           — А кто пришил мужика в ванной? —
           — Как перед Богом клянусь! Не знаю, или не помню…. Наверное, сам…. —
           — Ты дело своё читала? —
           Вздыхает тётка.
           — Читала. —
           — Что вычитала? —
           Мирно и ровно продолжает выспрашивать тётка.
           — Что было написано, то и вычитала. —
           — Корова ты…. Там чёрным, по белому написано, что причиной смерти стала последняя доза, которую вколоть сам он не мог. Это сделал кто-то из присутствующих в квартире и это уже убийство. —
           — Мне то что! Я и в правду не знаю. Пусть доказывают, это их работа. —
           — А кто спорит? Пусть доказывают…. Они докажут…. Ясно всё с тобой. За откровенность спасибо. Отдельное! —
           Мягко проговаривает тётка. И вдруг изменившись в лице и в голосе, шипит, тряся обвисшими щеками и складками на шее.
           — Что бы завтра письмо матери лежало вот тут. —
           Она показала за пазуху, руками своими, схватив её за ворот синего халата.
           — Чтобы согрелось у сердца, под которым ты у матери лежала…. —
           Разжала руки, отпустила халат и оттолкнула собеседницу к стенке.
           — Нет! Сегодня вечером…. А я почитаю…. —
           И обернувшись к остальным, заявила:
           — Каждая расскажет мне о своей матери…. По очереди…. Мать святое, и воздай ей это каждая. Прослежу. Кто кипяток варганит сегодня? —
           Одна из сокамерниц вскочила и засуетилась по камере.
           — В спортзал не пойдёшь. Гулять тоже…. —
           Тётка легла и прикрыла глаза. Ей было о чём подумать. Тут же открыла их.
           — Бумагу, конверт возьми там…. —
           Тётка указала глазами на общий стол и вновь закрыла их. Вздохнула, отвернулась к стене и добавила:
           — Не идут слова матери, так на бумагу их положишь…. Потом и рот откроется. Бумага донесла до нас слова людей, из каких- то там веков…. Да…. —

           Не хочется больше оставаться с этими героями в тюремной камере. Не хватает света и воздуха. Можно только представить себе, сколько пропущено через душу и сердце тётки, вот таких историй, сколько осадка они в ней оставили. Сплошной ил. Вязкий, гнилостный. Меня начинает слегка лихорадить. Оставляю их, и возвращаюсь на свежий воздух провинции Шампань во Франции. Любуюсь ровно расчёсанными полями виноградников, ухоженными домиками, чистым общественным транспортом на снимках в журнале, допускаю погрешности, потому как фото и видео выдают картинку в несуществующем идеале. Но, к идеалу невозможно подобраться! В идеале, идеала не существует.

           Крыльцо родительского дома Жерара. На ступенях крыльца, накрывшись одеялом, сидят Жерар и Ляля. Ноги обуты в то, что стояло у двери. И неважно чьё оно было, они вернут на место. Молодые люди поедают рулет вчерашней выпечки из прошлого. Он оказался не таким сладким как сегодняшние изыски. В прабабушкины времена сахар экономили, но как затягивал каждый прожёванный кусочек, и хотелось ещё и ещё…. Точно так протекают сейчас отношения между молодыми людьми. Они оба рано познали известную всем сладость, любопытным зверьком пробежали все её сокровенные места и уголочки. Пометили всё и запомнили. Опыт, хорошее дело. Бег кончился, дышать стало легче, и пойдут отношения, чётким шагом, прежде обдуманным, а потом ступающим.
           — Я рада, что Филипп, не привёз в Париж карлицу. —
           Говорит Ляля.
           — Согласен. —
           Помолчали.
           — Мы не делаем зла? —
           — Хотелось бы…. —
           Отвечает Жерар.
           — Мы скажем карлице о нас? —
           — Мы скажем карлице о нас. —
           Как эхо отзывается парень.

           Молодым людям горько и сладко одновременно. Когда человек остро чувствует своё счастье, он может так же остро чувствовать чьё-то несчастье. Ляля проглотила оставшийся кусочек. Пошлёпала ладошками, что бы крошки слетели с них. Опрокинулась на колени к парню и заглянула в его лицо снизу.
           — Чьё это было решение? Как ты думаешь? —
           Парень смотрит на девушку.
           — Не лететь Хельге в Париж ко мне? —
           — Да. —
           — Не может быть, что бы Филипп доминировал над карлицей и делал что-то против её воли. —
           — Хельгу содержит твой брат. Если человек кому-то сдался на содержание, то…. —
           Жерар споткнулся на последних словах.
           — Тебе нужны именно грязные объяснения поведения карлицы, что бы разлюбить её. Тогда это мы подтолкнули карлицу к этому. Я видела видео о ней. Оно заставляет жалеть её, а не желать. Ты сам мне пытался донести это. Вспомни! Я уверена, что ты с ней не был, как с женщиной. —
           — Не был. —
           Подтвердил Жерар.
           — Что у тебя к ней, что ты ревнуешь её? —
           Ляля вскакивает и ходит у крыльца, топая мужскими, разношенными ботинками. Ноги её от этого, кажутся тонкими и напоминают Жерару ножки Хельги.
           — Куда ты смотришь? Хочешь, я расскажу тебе о тебе? —
           Парень кивнул головой, занятой воспоминаниями о карлице.

           Ляля стала говорить, что большую роль в возникшей его привязанности к карлице сыграло увлечение творчеством известной певицы и их внешнее сходство. Коллекция кукол клоунов несёт в себе такие же сходства, и имеет глубокие психологические корни. В эпоху возрождения, и средневековья, карлики были очень популярны в Европе, в качестве шутов при дворах. Им трудно, если вообще невозможно найти себе место среди больших людей в наше время, потому они и идут по давно проторенной дорожке, в цирк, в шоу бизнес. Да и там, редко, кто выбивается из своей среды. Им лучше жить в стае. Ляля, впервые встретившись с карликом, почувствовала себя в кунсткамере, разглядывающей один из её экспонатов. Похожее чувство наверняка испытал и Филипп. Карлики не воспринимались глазом на сцене театра Филиппа. Только Хельга, в силу своей несхожести со своими родственниками и нормальным голосом, соответствует образу героини придуманной Жераром. Нельзя было забывать о зрителях! Откровенный показ настоящего карлика, вызвал бы у многих ту же реакцию посещения кунсткамеры. Был момент, когда Филипп хотел расстаться с мыслью о постановке спектакля, но тут Ляля встретила Жерара. Затем появилась долгожданная карлица. Ляля и Филипп желали найти карлицу для спектакля так, как если бы они хотела приобрести редкой и дорогой породы собачку. Заботится Филипп, о карлице будет так же трепетно, как и за собачкой.
           — Надеюсь, что ты меня понимаешь. Возникло магнетическое притяжение между несчастным котёнком и человеком увидевшего его. И это нормальная реакция человека. Я говорю, как чувствую. Чувства, как и деньги, не бывают лишними. —
           Ляля снова лежит головой на коленях парня.
           — К моему другу адвокату у тебя были чувства? —
           Не моргнув глазом, не взяв паузу на размышления, лицо на коленях парня мгновенно ответило:
           — Это была искра! Бенгальский огонёк на палочке! Его очень хочется зажечь, и сгорает он быстро. —
           И рот у лица расплылся в широкой и доверчивой улыбке. Одна нога девушки в тяжёлом мужском ботинке поднялась вверх, согнулось в колене, и опустилась. Они целовались. Солнце почти встало над горизонтом и откровенно подглядывало за целующимися молодыми людьми. Солнцу не чуждо человеческое счастье, раз оно у человека на службе.

           В доме винодела, с восходом солнца проснулись ещё двое. Это мать и отец Жерара. Женщина думала, что муж спит, а мужчина старался не потревожить спящую по его предположению жену. Думали они об одном и том же. Мужчина вздохнул и почесал грудь.
           — Ты уже проснулся…. —
           Обрадовалась женщина.
           — Что ты о ней думаешь? —
           Озадачил муж ещё сонную жену вопросом.
           — Я не думаю. Я радуюсь. —
           Пять слов прояснили ситуацию, и подсказали мужчине другое направление его мыслей.
           — И я буду радоваться…. —
           — Ты был не рад?! —
           Мужчина застопорился. Его, как при настройке приёмника вернули на прежнюю волну.
           — Понимаешь…. Она так свободно выдала не вполне приличную информацию о себе и даже не почесалась…. —
           Жена, с девичьей лёгкостью оседлала мужа. Села мужчине на живот, коленками сжала бока. Глаза её смеялись.
           — Чего ещё? —
           Закряхтел под ней мужчина и сдвинул женское тело немного вниз, что бы легче дышалось.
           — Уф! Сколько ты весишь? —
           — Конечно не те пятьдесят восемь килограмм, которые ты бегом заносил за каждый куст винограда, а потом так же легко бежал в спальню русской жены. —
Прозвучали слова, которые оправдывали откровенность огнёвки.
           — Да…. —
           Сладко произнёс мужчина и предался воспоминаниям, воспроизводя их наяву. В таких ситуациях людей оставляют наедине, что бы ничто ни мешало им ощутить себя молодыми.

           Затекло, занемело тело. В самолёте всё продуманно, но чувствуешь себя, как упакованным во что-то специальное, что бы, ни быть разбитым. Непривычно, потому напряжение не спадает даже во сне. Карлица потянулась. Прохладно, но душно.
           — Мёртвый воздух. —
           Подумала она и отбросила плед, специально в сторону Филиппа. Карлица не желала слушать гул самолёта в одиночестве. Филипп её сюда завёл, так пусть и будет с ней, а не во снах своих. Ишь, какое спокойное и счастливое выражение на его лице. Глупая карлица! Человек, рядом с ней спящий, счастлив её присутствием с ним, но она хоть и маленькая, но женщина и ей хочется своевольничать.

           Снова немного о карликах. Карлики не считают себя карликами, и хотят, что бы большие люди считали их маленькими людьми. Слово карлик, для них звучит как оскорбление. Карликовость, это несчастье. Оно несёт преждевременную старость, болезни, укорачивает жизнь. Карликовость – нанизм. Он бывает гармоничным и дисгармоничным. Хельга прочла в интернете о себе, всё, что там было. Это же делал и Филипп. Придётся поделиться этими знаниями с вами. Карлики были всегда, если верить истории. В силу их необычности, в исторических документах часто встречаются описания карликов. Греки называли карликов мирмидонами, и верили в то, что произошли карлики от муравьёв. Армия, состоящая из карликов, стояла у врат Трои. Эгейский жрец, учитывая их малый рост, пришёл к мысли о троянском коне напичканным карликами. Воины карлики были сильными и отважными. Гомер в своих произведениях увековечил ещё одну расу карликов – пигмеи. Совсем недавно, в тысяча девятьсот семидесятом году, было открыто затерянное племя пигмеев на каких-то там островах, численностью в восемьсот человек, совершенно оторванных от мира и цивилизации. В Альпах жили полторы тысячи карликов. Все они были пастухами. В силу того, что пили они только талый снег, и пища была скудной и однообразной, у всех развивался щитовидный зоб. Всё это привело к развитию у карликов пастухов кретинизма. Зато в средневековье, карлики достигали необыкновенных высот в карьере, выражаясь современным языком. Короли и королевы, приближали их к себе, им дарили титулы, земли, дома. Им делали показательные свадьбы. Гостьи сидели за столами, а жених с невестой ходили между блюдами по свадебному столу и угощали гостей. Великий Сталин имел приближенного к себе карлика. Их тесная дружба привела карлика на должность начальника тайной полиции. Мистический карлик, редко появлялся среди простого люда, и о нём ходили страшные слухи, из-за его личного участия в Сталинских репрессиях. Были среди карликов и писатели и поэты, и художники, и это понятно, пахать землю и стучать о наковальню они не могли.
           — О чем думаешь? —
           Карлица вздрогнула. Филиппу стало жарко под двумя пледами, и он проснулся.
           — Ворошила свои знания о нанизме. —
           Сон у Филиппа как рукой сняло.
           — Нанизм это карликовость. —
           — Тебе никто из родственников не говорил, что ты отличаешься от них? —
           — Я переросла их, и в одежде выгляжу более пропорционально. Суть не поменялась. —
           — Лапа, ты моя…. —
           Филипп заворочался и запутался в нагромождении пледов. Беспомощно оглядел спящий салон самолёта. Взял, и сбросил пледы с себя на пол.
           — У нас с тобой есть возможность, чуть-чуть изменить эту самую суть. За этим ты и летишь со мной. —
           Он снова завозился, укладываясь как можно ближе к своему сокровищу.
           — Будешь слушать сказку? —
           Карлица округлила глаза и повернулась к нему лицом и телом с согнутыми коленями. Неужели, такие взрослые дядечки могут рассказывать сказки!
           — Я знаю случай, когда сказка стала явью. Один богатый человек в Китае, случайно столкнувшись с реальной жизнью карликов, построил крошеный город, для крошечных людей. По всему Китаю он собрал, конечно, с доброй их воли, самых маленьких карликов. До метра ростом. И поселил в этом городе. Город этот находится на территории Куньминьского сада бабочек и называется «Королевство карликов». Живёт там более ста карликов. Со всего света съезжаются туристы посмотреть город. Каждому карлику построен маленький настоящий домик, в котором есть всё, только маленькое. Маленькие унитазы, ванны, раковины, мебель. Дома причудливых форм и все разные. В виде гриба, например или морской раковины. Работать карликов никто не заставляет, но они сами придумывают для туристов представления и развлекают больших людей, если у них хорошее настроение. Рисуют и устраивают выставки своих творений. Пишут и издают книжки. Кто-то заводит собак любимой породы, кто-то создаёт семьи и рожает детей. Провинция называется Юньнань. Кажется так! Большие люди - туристы, бродят по улочкам города, аккуратно и вежливо. Им разрешается заглядывать в окошки домиков, но для этого отведено определённое время. —
           — Ты был там? —
           — Был. Потому и рассказываю. —
           — И как тебе они? —
           — Ты не обидишься? —
           Хельга затрясла головой.
           — Злые они. Злость молчаливая, исподлобья, снизу и в спину. —
           — А ты не знаешь от чего! —
           В голосе его собеседницы, слышалась ирония.
           — Заешь что, моя дорогая? Я общаюсь с людьми, которые лишены рук, или ног, а то чего хуже и того и другого. Они преданы и брошены своими родителями. Такое перенесли, в своём безруком и безногом детстве! Ведут себя, как принято вести себя приличным и воспитанным людям. В их глаза смотреть хочется, как пить из родника. —
           — Я не злая. —
           — Ты не злая, ты прямолинейная, и углы все острые. —
           — Будешь отёсывать. —
           Хельга поправила край подголовной салфетки у него на кресле. Филипп скосил глаза на её ручку. Какие они у неё крохотные!
           — Отёсывать, это чесать? —
           — Ага…. У меня за ухом…. —
           Засмеялась Хельга и зажала рот ладошкой, вспомнив, что все вокруг спят. Не спит один лишь самолёт, его гул убаюкивает, и собеседники одновременно зевают.
           — Как эти люди оказались возле тебя? Те…. Без рук, без ног…. —
           — Благотворительность. Мама и сестра занимаются этим. —
           — Поспим ещё? —
           Вопрос от Филиппа, и с ним согласились.

           Мужчины находят общий язык со сном быстрее, чем женщины. По сему, Филипп заснёт сразу, а его спутница будет разглядывать его профиль, ухо, кисти рук. Потом она вдруг вспомнит, что летит на высоте трёх тысяч метров и так испугается, что станет прислушиваться к гулу двигателя – нет ли каких неполадок. Вспомнит, что летит в неизвестность, такую ясную для Филиппа и такую тёмную для неё. Пустит слезу. Скатится только одна, она подождёт следующую слезу, но та, так и не покажется. Карлица вытянет ноги, приподнимет их, станет рассматривать. Мысленно удлинит их и придаст округлости. Ах, если бы, да кабы…. Ранее ей снились сны, в которых она соответствовала всем этим изменениям. Не часто. Просыпалась всегда с разбитой головой, и никогда не жалела о том, что это только сон.

           — Хельга! Просыпайся! —
           Филипп трясёт карлицу за плечо.
Стюардесса, с алым сердечком на лацкане пиджака, сворачивала плед и поднимала спинку её кресла. Хельга разглядывала сердечко, мелькавшее на лацкане стюардессы перед лицом. Оно точно, такое как у неё. Память тут же вернула события, забытые ею на время.
           — Желаю вам счастья. —
           Стюардесса улыбается карлице. Три слова пришлись по душе карлицы. Она с благодарностью смотрела на женщину, и казалось, ждала чего-то ещё. Стюардесса встревожилась и, дождавшись момента, когда Филипп стал вынимать свою сумку из навесной полки, тихо задала вопрос Хельге:
           — У вас всё в порядке? Вам нужна помощь? —
           Видимо все тревоги карлицы отражались на её лице.
           — У меня всё хорошо. —
           — Вы разные такие…. Он иностранец. —
           — У меня всё будет хорошо. —
           — И пусть так будет! —
           Стюардесса идёт по проходу. Наклоняется то вправо, то влево. У кого-то проверила ремень безопасности, застёгнут ли он, кому-то подняла с пола упавшую вещь. Работа у неё такая – проявлять заботу и внимание к пассажирам. Хельга вздохнула, она так тоже бы смогла, только ростом и внешностью не вышла.

           Посадка самолёта, неприятна для всех и всегда. Не стану уделять этому действию особого внимания и перенесу наших героев сразу в зал аэропорта города Рима. Огромное количество бетона и стекла, напичканное комфортной электроникой и пронизанное голосом невидимого диктора, монотонно читающего сообщения для пассажиров. Счастливые восклицания со всех сторон. К ним не прислушивается ни Филипп, ни Хельга. И зря.
           — Бесценный мой Филипп…. С возвращением, родной мой сыночек! —
           Женщина, не давшая себя разглядеть, заслонила своим телом Филиппа. Она буквально сгребла его в свои объятия. Чувствовалось, что женщина и встречала и ждала, причём долго. Была она в одеждах простого и просторного покроя, в сапожках без намёка на каблук. Дорогой комфорт, чувствовался во всём. Даже волосы её, чёрные и блестящие непринуждённо расчесаны на прямой пробор, и с художественной небрежностью заплетены в свободную косу. Коса замысловато уложена в узел и закреплена ниже затылка, заколкой скромного серого металла. Почти что русский, большой шелковый платок, постоянно скользил по такому же меху, что пальто карлицы. Без воротника и застёжка на одной лунной пуговице.
           — Как у меня. —
           Подумала Хельга.
           — Только размер, наверное, пятьдесят восемь. —

           Филипп яростно целовал руки матери. Выглядело это правдоподобно. Карлица сидела в кресле, куда её посадил Филипп, собираясь бежать за багажом. Его страшно волновала птица. Как там его новый друг?
           — Мама! Что-то случилось? Как ты здесь оказалась? —
           — Ты улетел не ведомо куда, не ведомо зачем…. Ни звонков от тебя, ни объяснений…. Мама беспокоится. Мама любит тебя! Что может быть дороже сына у матери? Ляля, разболтала мне всё. Где она? —
           Женщина поворачивается и обводит окружающих людей взглядом. Что-то, вспомнив, берёт протянутый ей букет цветов и вручает их сыну. Цветы всё это время держал мужчина непонятного назначения. Хельга смотрела снизу, на округлое, белое и румяное лицо матери Филиппа. Если одеть её в национальную русскую одежду, можно было принять за русскую красавицу из национального хора.
           — Хельга, встань, пожалуйста…. Это моя мама. —
           Хельга встаёт. Опускает ручки по швам и оказывается чуть выше талии мамы Филиппа.
           — Почему на ней пальто моего фасона? —
           — Потому что, это правильный фасон, и мы воспользовались твоим вкусом. У Хельги, как и у тебя, короткая шея, и ей, как и тебе, противопоказаны воротники. Родители для того, что бы делится своим опытом. Так, мама? —
           Говорят на итальянском.
           — Ты нагрубил маме, огласив её недостатки. Так же ты нагрубил и моей гостье, огласив недостатки её. —
           Дама с восторгом в глазах разглядывала карлицу сверху, как щенка на птичьем рынке.
Карлица привыкла к такой первой реакции на неё людей. Людей она давно поделила на два типа. Первые, это те, кто не фиксируется на ней сразу, зато подолгу оглядываются в след. Вторые фиксируют взгляд сразу и надолго. Эти могут даже потрогать или заговорить с ней. Как отреагирует эта дама? Дама снимает с карлицы её шарф, несколько раз, обмотанный вокруг шеи, от чего он постоянно поднимал, берет на голове у девушки. Складывает шарф пополам, забрасывает на плечи карлице, в двойной конец пропускает два сложенных конца шарфа и расправляет концы на её груди. Легко тянет шарф у горла к себе, что бы тот тесно не облегал шею карлицы.
           — Так будет лучше. Постороннему взгляду открыта шея, концы свисают, и это зрительно нас с тобой удлиняет. Здесь нет зеркала! Тебе придётся поверить мне на слово. —
           Дама отступила от карлицы полшага.
           — Агата. —
           Рука дамы снимает, с головы карлицы берет, и не глядя, отдаёт мужчине, безмолвствующему рядом.
           — Вспотеешь…. У нас нет лютых холодов. —
           — Когда у меня на голове берет, её размеры не так бросаются в глаза. —
           — Кому в глаза? —
           — Всем. —
           — Ты же не черепашка, что бы прятаться в самой себе? —
           — Нет. —
           — Черепахи всю свою жизнь прячутся, носят свой страх на собственной спине. Чем больше прячутся, тем больше на них смотрят. Заметь! Как радуются люди, когда черепаха показывает им себя. —
           — Я поняла вас Агата. Где вы так хорошо научились говорить на русском языке? —
           — Жизнь заставила. Тебя тоже заставит выучить итальянский разговорник. —
           — Мама, мне надо идти за багажом. —
           Филипп понял, что женщины подружились.
           — Тебе давно пора идти за багажом. —
           Филипп бежит по скользкому полу. Несколько раз обернется, что бы послать им воздушные поцелуи.
           — Мой сын ещё не вскружил тебе голову? —
           — Нет. Он вскружил голову попугаю. —
           Дама молчит и улыбается, взглядом цепляя удаляющуюся фигуру сына.
           — В этом случае, попугай должен быть самочкой. —
           — Я не знаю кто попугай. —
           — Тогда не надо так шутить. —
           — Я не шучу. Филипп влюбился в птицу и привёз её с собой. —
           — Ах, как это погоже на него! Приглашаю тебя в мой дом, на недельку. У Филиппа накопились дела. Пусть он займётся ими, а я займусь тобой. Тебе следует оглядеться, успокоится. У тебя нет своих личных денег, и ты будешь напряжена этим. Пусть, это тебя не волнует. Мне будет в радость делать тебе приятные подарки и развлечения. Ты нужна моему сыну, потому ты здесь. —
           Серьги, скромного серого металла, так же как и заколка, забитые мелкими камешками раскачивались, скромно сверкали и притягивали глаза карлицы. С появлением этой женщины, на Хельгу свалилось ватное одеяло спокойствия. Она внутренне, почти дремала в нём, под ровный голос итальянки. Шум зала, не входил в её уши – только голос дамы.
           — Тебе такие серьги не подойдут. —
           Дама потрогала серьги рукой.
           — Ты маленькая, они большие для тебя. —
           — Так, что там с попугаем? —
           — Не знаю. —
           — Тогда ждём. —
           Дама села и посадила возле себя карлицу.

           Филипп появился. Вещи ехали за ним. Клетка с птицей в руках. Попугай, не то сидел, не то лежал на дне. Перья вокруг головы торчали во все стороны, голова втянута в них, и был он погож на белую клушу. Глаза плёнкой подёрнутые.
           — Мама! —
           Сын подбежал к матери. Взял её руку и поцеловал.
           — Мама! Он умирает? —
           — Это стресс сынок. Попугай ослаб от собственных эмоций. Думаю, что и Хельга, испытывает что-то подобное. —
           Мать и сын смотрят на карлицу. Дама поднимает руку и приглаживает карлице волосы.
           — Я забираю у тебя обоих. —
           — Как, мама? —
           — Ты отдохнёшь, займёшься работой, сделаешь неотложные платежи, звонки по театру. Вам надо побыть друг без друга. Я покажу Хельге Рим. Потом ты не можешь знать, в чём испытывает нужду, даже такая маленькая женщина. У нас много секретов от вас, мужчин. —
Филипп смотрит на мать.
           — Я так хочу. —
           — Хорошо мама! Ты согласна с мамой? —
           Филипп смотрит на карлицу.
           — Нет. —
           Вяло отвечает та.

           Мать тянет к себе клетку с птицей из рук сына, что бы передать в руки, всё это время стоящего рядом с ними мужчине с окаменевшим лицом.
           — Прости, мама! Я не отдам друга. —
           — Ты погубишь птицу! Ты оставишь попугая одного в квартире. Воздух Италии прекрасен, но даже он сейчас для птицы стресс. Отдай птицу! —
           Хельга наблюдала нарастающий семейный скандал остекленевшими глазами.
           — Без меня птица умрёт обязательно умрёт. —
           Филипп одно рукой обнимает мать, чмокает её в щёку и бежит по скользкому полу, унося с собой клетку. Местами, с разбега катится по полу и шлёт, и шлёт воздушные поцелуи. Тележка с его вещами, оскудев на одну Хельгину сумку, следует за ним к выходу.

           Чуть-чуть неосмотрительно поступил Филипп, так стремительно оставив карлицу маме, хотя и мама во многом права, настояв на этом. А ведь мама говорила сыну, что карлица испытывает тоже, что и попугай. Но кто мог знать! В новом доме, вырвав руку Хельги из руки Филиппа, мама его, не ведая того, лишила карлицу возможности воспринимать окружающее в положительном для себя свете. У карлицы поднимется температура, без каких либо иных симптомов. Она будет лежать, и смотреть за происходящим вокруг неё, как сквозь вату. Вспомнит попугая в клетке, погорюет за него на фоне фееричной итальянской речи. Затем, ей дадут успокоительную таблетку и она заснёт. Филиппу не сообщат, зная его привычки. Когда ему надо выспаться, он отключает все телефоны.

           Расскажу о квартире Филиппа. Студийная просторная квартира. В отделке задействованы природные материалы. Кровать под старину из искусственно состаренной древесины. Стена у изголовья выложена натуральным грубым камнем, пыль с которого сметается специальным венчиком. Полки по стенам из той же древесины. На одной из них над изголовьем кровати стоят каменные чаши по обе стороны кровати и с них до пола свисают ветви диковинного вьющегося растения. Окна из той же древесины закрыты ставнями, но не снаружи, а внутри комнаты. Ни каких штор. Стены шершавые и побелены. Шкура на полу, рядом ещё одна, и ещё одна, в небрежном беспорядке. Посередине студии ноу-хау, стол в виде бублика, в середине которого круглый камин. Больше ничего не вижу. Темно ещё. На кровати обозначился силуэт спящего человека. На человеке сидит взъерошенная птица. Никто из двух не шевелится. Птица не пошла на ночь в клетку. Она боялась вновь оказаться в брюхе летящего самолёта. Как только дверцу клетки открыли, птица устремилась на свободу. В бывшем доме она пряталась за штору и сидела на подоконнике. Штор и подоконников не оказалось. Птица вернулась к человеку и уселась на плечо. Так он и ходил с ней до самого вечера. Потом лёг спать. Птица осталась с ним в кровати. Человек пообещал ей создать для неё более комфортные условия. Он долго говорил ей об этом. Его рот шевелился у неё перед глазами. Птица поверила ему, но ей всё равно было плохо. В брюхе самолёта всё время чем-то пахло. Отвратительно! Запах этот и сейчас окружал её, он впитался в оперение птицы. Но стало легче от того, что любимый человек рядом. Исчез гул, неизвестность и одиночество. Изредка птица просыпалась, топталась на одном месте, что бы лапами ощутить тепло и присутствие любимого человека.

           Всё проходит, прошла и ночь. Явилось утро. Прошла температура, и карлица с широко открытыми глазами стала разглядывать новый мир. Чем больше она делала выходов в него, из небольшого, но такого комфортного дома матери Филиппа, тем больше она понимала, что люди всюду люди. Те же интересы, те же заботы, работа, учёба, магазины. Речь и жесты очень уж эмоциональны, правда, и эта необычайная любовь и привязанность сыновей к мамам, и родителей к детям. О-ля-ля! Вот это, действительно национальная особенность и достояние! Населения в Риме почти три миллиона человек. Внушительная цифра. В течение пяти дней, мужчина с каменным лицом, показал карлице Римский форум, Колизей, замок Святого Ангела, и собор Святого Петра – это самая большая церковь в мире, центр католизма. Находится он на территории государства Ватикан. Ну и конечно площади, с их знаменитыми фонтанами. Мать Филиппа, оказалась хорошим психологом. Она освободила карлицу от своего присутствия, потому как знала, что положительные эмоции от знакомства с древним городом, сделают своё дело и карлица оживится. Так и вышло! Уже в первый день экскурсий, вернувшись в дом матери Филиппа, карлица улыбалась во весь рот, и ела всё, что предложат. Делилась впечатлениями, совсем забыв, что люди давно живут среди всего этого. Мать настораживали своей продолжительностью разговоры карлицы по телефону с сыном. Забьётся в угол кресла с ногами и щебечет о чём-то. Как будто не виделись сто лет! А Филипп сегодня завтракал с ними дома, так о чём же можно так долго разговаривать?!
           — Ты не устала сидеть в этой позе и болтать? Спина должна быть прямой. Всегда. —
           — Прости, Филипп…. Что вы сказали? —
           Карлица уставилась на женщину выпуклыми глазами.
           — Привязался к ней, как к щенку месячному! —
           Подумала она, а вслух произнесла:
           — У тебя на сегодня что запланировано? —
           — Филипп сказал, что приедет за мной. —
           — Как? Ты будешь жить у него? —
           — Я не знаю…. —
           — Так спроси! —
           Филипп слышал вопрос матери и попросил передать ей телефон.
Женщина взяла его поднесла к уху, но молчала. Сын говорил ей. Она слушала.
           — Я не согласна. —
           Сын снова что-то говорит матери, говорит много. Та слушает.
           — Ты можешь делать это у меня в доме. —
           Мать слушает ответ. Затем говорит, со строгой ноткой в голосе:
           — Женщина не может жить в обществе двух мужчин. Это неудобно и возмутительно! —
           Пауза.
           — Вот когда снимешь квартиру, тогда и заберёшь. Хельге со мной лучше. —
           — Я люблю тебя. —
           Тут же добавляет голосом любящей мамы. Кладёт телефон. Поворачивается к карлице и начинает читать лекцию о том, что даже если она и карлица, это не умоляет её как женщину и она должна требовать к себе достойного отношения.
           — Филипп хорошо ко мне относится. —
           Встала в позу карлица.
           — Да. Ты не голодна, у тебя есть всё необходимое. Это малость! А мужчины, ой как любят, когда женщина обходится малым. Хлебом не корми! —
           — Я что-то ещё должна просить у него? —
           — Не просить…. —
           Женщина села напротив маленького человека. Взяла её руки, в свои руки.
           — Ты должна быть свободна. Конечно, ты должна работать с ним и под его руководством. Но! —
           Она сделал паузу, что бы выделить свои следующие слова. Сменила позу, оглядела комнату.
           — Тебе нужна твоя личная территория. Квартира. Нельзя женщине работать и жить вместе с мужчинами. Нам многое надо делать с собой, что бы быть красивыми. Квартира, это-то место, куда будет приезжать прачка за бельём, приходить домработница, в неё ты сможешь заказывать мастера маникюра и педикюра. Ты можешь послушать тишину. Услышать себя в ней, свои желания, обдумать завтрашний день, наряд для него. Померить этот наряд. Да много чего ещё! —
           — Я не стану просить у Филиппа для себя квартиру. Это расходы, а я ничего ещё не заработала. —
           — Подготовка к постановке спектакля, это тоже работа. Не думаешь ли ты, что занавес на сцене откроется в ближайшее время? —
           — А когда? —
           — Минимум через год. —
           — Как…. —
           Хельге захотелось присесть от удивления, да она сидела уже.
           — Сценарий переписывается, утверждается. Что там ещё? Распределение ролей, подбор актёров, читка текста с листа, затем репетиции по памяти. Это не пять страниц…. —
           — А сколько? —
           — Это книжка. Книжка, большая или поменьше…. Каждый лист которой ты должна будешь заучить. Будет суфлёр, но он на тот случай, если ты, действительно забудешь текст. —
           — Я запомню. Другие же запоминают. —
           — Верю. Для этого и нужна личная территория. —
           — Сейчас ты, одна из составных частей спектакля. Главная её часть. Работа идёт, и ты зарабатываешь деньги. Пока не большие, но достойные. —
           — Я не смогу как вы говорить. —
           — А придётся…. И на сегодняшний день, это твоя работа для будущего успеха. —
           Мать Филиппа попросила, что бы ей принесли кофе, а Хельге сок ананаса.
Мужчина с каменным лицом вышел.
           — Я беспокоюсь за тебя, за ваш успех, и знаю, что для этого нужно. Этим я помогаю сыну. Незримо…. —
           — Я тоже хочу помогать Филиппу. —
           — Вот и помогай! В квартире, где живут двое мужчин – женщине не место. Ты не запомнишь текст роли. Ты не сможешь у зеркала попробовать одну мимику, другую, жест, взгляд, если за спиной или за стеной люди. Если ты маленькая, это не значит, что тебе мало надо. —
           — Я не отдам тебя Филиппу сегодня. Специально, сейчас вызову мастера, снять с тебя мерки. —
           — У меня всё есть. —
           Быстро ответила Хельга.
           — Это ты так считаешь. У меня другое мнение. Несколько скромных платьев, и одно не скромное. Только платья тебе нужны. Ты режешь себя пополам, разной цветовой гаммой сверху и снизу. Твои юбочки и кофточки не выносимо видеть. —
           — Никогда не носила платья. —
           У карлицы испортилось настроение.
           — Ты думаешь, я за свои же деньги, посоветую тебе что-то плохое? —
           — Может не надо? —
           — Не надо противиться. Сошьём одно платье. Ты посмотришь на себя, привыкнешь. Я звоню мастеру. —
           Перед Хельгой появился стакан сока и несколько долек свежего ананаса на тарелочке.
           — Для послевкусия…. —
           Объяснила мать Филиппа и сделала глоток кофе.
           — У меня для этого, холодная вода. —
           — Попробуй…. Глоток и кусочек…. Глоток и кусочек…. —
           Как под гипнозом, карлица отпила из стакана и откусила кусочек.
           — Почувствовала? —
           — Да. —
           Честно соврала Хельга.
           — Так же будет и с платьем. Не расстраивайся! Никто насильно одевать тебя не будет.—
           — Ваш сын приехал. —
           Женщина, которая выносит завтрак, обед и ужин, с этими словами появилась в дверях и исчезла.
           — Готовься…. —
           Мать Филиппа тоже приготовилась лицезреть сыночка.

           И он ворвался в комнату, на ходу снимая с себя всё лишнее, развешивая предметы одежды на предметы мебели. Мужчина с каменным лицом шёл следом и собирал их. Сын склонился к матери. Её руки в его руках. Сын целует их. Этого мало! Ему надо поцеловать мать в щёки. Целует. Хельга набирает в грудь воздуха – сейчас начнётся! Филипп хватает со стола чашечку кофе, делает глоток, запах и вкус которого, тут же чувствует Хельга, потому как кружится уже на руках Филиппа и получает то, что только что, получила его мать.
           — Отобедаем и уезжаем! Да?! —
           Агата стоит у окна к ним спиной. Хельга смотрит на спину Агаты. Спина молчит, но требует и ждёт.
           — Хочу платье. —
           Совершенно безлико произносит карлица.
           — Платье?! —
           Филипп искренне изумлён. Он беспомощно смотрит на мать, вернее на её спину, и спина сжалилась над ними.
           — Да, Филипп. Платье. Моя подопечная, может так, и остаться навсегда…. Э-э-э…. Такой, какая она сейчас. Без платья, никак! —
           Филипп оторопел.
           — Зачем так строго, мама? Кто-то против? Конечно платье…. Два. Нет! Пять. —
           Он усаживает своё сокровище туда, где взял, поправляет её юбочку на коленях.
           — Ты прав. Именно пять. Четыре скромные, на каждый день, и пятое не скромное. —
           На последнем слове, Филипп поднимает глаза на мать.
           — И что? —
           Спрашивает та.
           — Коко Шанель была с неё ростом. —
           Сама себе ответила Агата, и для твёрдости своих слов, сделала замечание сыну:
           — Перестань пить мой кофе. Попроси и тебе принесут. —
           — Разве в этом доме отменили обед? —
           Спросил сын мать.

           Разговор происходит на итальянском языке. Сердце матери, мгновенно тает. Её сын хочет кушать! Её сына необходимо кормить! Обязательно вкусно и полезно. Лицо её расплывается в улыбке. А как же?! Обед продуман, как всегда, учётом его вкусов. Одного взгляда Агаты достаточно, для того, что бы мужчина с каменным лицом вышел из комнаты на кухню. Больше всего на свете, Агата любила обедать в кругу семьи. Её муж, отец Филиппа, часто отсутствовал, но часто звонил, и Агата подолгу разговаривала с ним, меняя позы, и пересаживаясь с места на место, поливая цветы, или перебирая складки на шторах. Могла обсуждать с ним даже обед, на котором хозяина и не будет вовсе. Хельге нравилось наблюдать Агату в эти моменты. Как фильм без титров перевода.
           — Семён Фёдорович, почему не с тобой? —
           Мама Филипа вздёргивает брови.
           — Сейчас исправлюсь…. —
           Филипп начинает разговаривать по телефону.
           — Он всегда неважно себя чувствует после перелёта. Ты должна помнить. —
           Оправдывается сын перед матерью.
           — Он отказался? —
           Брови на лице Агаты почти достигли линии роста волос.
           — Ты не умеешь заботиться о друге. —
           — Мама! Он взрослый человек. —
           — Он мужчина. Я женщина и беспокоюсь о нём. —
           — Ну не тащить же мне его на верёвке. —
           Уже не так волнительно отвечает Филипп.
           — Для этого есть такси. —
           Агата смотрит на мужчину с каменным лицом. Тот выходит.
           — Как знаешь… —
           Филипп пересаживается к Хельге.
           — Мне нравится наблюдать за вами. —
           — Мне за тобой. Я соскучился. Птица чувствует себя хорошо. Купил ей точно такое же кольцо на подставке, которое у неё было в Москве. Как он радовался! Вот только в клетку не идёт спать. Спит со мной. —
           — Как? —
           — Сидит на мне. Когда переворачиваюсь, он слетает, потом опять садится. Иногда топчется. Я его глажу. —
           Филипп смотрит на мать и понимает, что та сейчас что-то скажет.
           — Твоя сестра сделала мне и отцу заявление о своих серьёзных намерениях изменить личную жизнь, когда как такое заявление все ждут от тебя. —
           Окончание последнего слова матери ещё звучало в ушах сына, когда на него лёг короткий и жёсткий вопрос Филиппа.
           — Кто он? —
           — Ничего конкретного Ляля не говорила. Подробности при встрече. Она влюблена и речь её, что фонтан…. Я поняла, что ты с ним знаком, доверяешь ему. —
           Агата брала с подноса столовые предметы, который держал мужчина с каменным лицом, шагала вокруг стола расставляя их. Филипп думал. Взором обводил стены, потолок, мебель, остановился на Хельге. Тут же отвёл глаза в сторону.
           — Кто бы это мог быть? —
           Произнёс он вслух и сменил тему.
           — Что у нас сегодня на обед, мама? Ты не забываешь про творог? Хельга всегда в нём нуждается. —

           Агата любит кормить. Агата любит заботиться о тех, кто в её доме. Она помнит пристрастия каждого до мелочей. Новость принесла догадки. У карлицы внутри всё сжалось. Спина покрылась мурашками, потом ей стало жарко. А в чём собственно дело? Сестра Филиппа дала понять родителям, что у неё серьёзные отношения с мужчиной. Филипп насторожился, и это понятно – она его сестра. А что карлице волноваться? Тот, о ком подумал Филипп и Хельга – одно лицо, но он карлице даже не родственник. Молодой мужчина, жизнь с которым свела её ровно на десять дней. Зато, каких десять дней! Если рассматривать реактивные их отношения, как химическую реакцию в пробирке на уроке химии, то всё перегорит быстро и бесследно. Химическая реакция длилась десять дней, а потом выпал осадок в виде слёз и сомнений. Мы знаем, что слёзы и сомнения пришли они к обоим. Сомнения посещают каждого, но влюблённые, когда вместе гонят их прочь, что бы, ни мешали чувствовать. Филипп посмотрел на Хельгу и подмигнул ей. Тут Хельга сделала то, что никогда в жизни ещё не делала. Она на автомате, подмигнула Филиппу тоже. Тот рассмеялся, стал двигать свой прибор по столу и стул ближе к Хельге.
           — Какие цвета в тканях ты предпочитаешь? —
           Обратился он к ней с вопросом и отвёл прядку волос с её выпуклого лба.
           — Клетчатые. —
           — А ты не знаешь, что обозначает имя моей матери. Добрая. —
           Филипп пытался поднять карлице настроение.
           — Может это и не он…. —
           — Он. —
           Пауза. Противная пауза, когда никто не знает, что говорить, а надо.
           — Забери меня сегодня. —
           Филипп хотел тут же дать своё согласие, но вспомнил, как не выносимы его подруги в плохом настроении, и передумал.
           — Я согласился с мамой. Назначено время мастеру. Тебя это развлечёт. —
           — Я никогда не носила платья. —
           — Попробуешь. Тебе это понравится. Плохое, мама, не посоветует. —
           И замолчали оба.

           Филипп понял, что оттолкнул протянутую руку, скажем так, а Хельга поняла, что ей руку не предложили. Думали, думали, думали…. Филипп нервно зевнул и ляпнул:
           — Потом, я совсем не хуже Жерара. —

           Секунд двадцать Хельга переваривала услышанные слова. Филипп смотрел в сторону огромного окна. Его взгляд обогнул стоящего, как статуя, мужчину с каменным лицом. Агата всё это время, чем-то занималась, то салфетку поправит в сервировочном кольце, для ожидаемого Семёна Фёдоровича, то вазу повернёт по своей оси. Она делала вид, что не прислушивается к разговору сына. Может быть, это так и было. Но последняя фраза, буквально сама влилась ей в уши. Руки Агаты застыли над столом, так же как и глаза на вазе.
           — О ком идёт речь? Посвятите меня, что бы я была вашим союзником. И конечно, мой сын лучше всех. —
           Было слышно, что в прихожей звонили. Агата подняла руку, и мужчина с каменным лицом исчез.
           — Ляля назвала имя своего избранника? —
           — Конечно, назвала! Жерар. —
           Агата разглядывает сына и карлицу.
           — Что происходит? —
           Она ждёт ответа. Двое молчат.
           — Не подам обед, пока не скажите. —
           — Говорить нечего. Правда, Филипп? —
           Карлица кладёт ручку на руку Филиппа.
           — Тогда скажу я. Жерар, это тот молодой человек, что вскружил Хельге голову в России. И шубка от него! Так? —
           Выдаёт гипотезу мать.
           — От него. —
           Отвечает Филипп.
           — Кажется, настало время называть вещи своими именами. Что я и сделаю. Хельга! Ты карлик, но твой недостаток, не всегда и не всеми будет восприниматься как уродство. —
У Хельги свело желудок. Со стороны было видно, как она задержала дыхание. Филипп заалел лицом.
           — И я, для кого-то красавица, а для кого-то нет. Так и в твоём случае! Многие люди, буквально млеют от каких либо недостатков. Вещи на аукционах с естественными трещинами, или неправильными формами, стоят намного дороже идеальных предметов. Возьми животных, чем уродливее морда и тело, тем выше цена и любовь к ним. —
           Филипп, вскакивает.
           — Сядь сын. —
           Агата строго смотрит на сына.
           — В этом твой шарм, притягательность для тех, кому это нравится. Кастрюля без крышки, не остаётся. Ты собираешься жить, или носить на себе свои недостатки и просить жалости? Мужчинам это не нравится. И мне тоже! И Филиппу может надоесть. Он тоже мужчина. Потом, любой опыт важен. Ну, был и был….. Другой будет. —

           В это время в гостиную входит Семён Фёдорович. Он два дня назад прилетел в Рим и ещё не виделся с Хельгой. Карлица, как расстроенный и наказанный ребёнок, сползает с дивана и, переваливаясь, как подбитая уточка, ковыляет ему навстречу. Без слов, пытается прижаться к нему, да не даёт живот толстяка. Тогда она, заходит с боку, обнимает и прижимается к его бедру. Слёзы выходят наружу. Она плачет и плачет, и ей становится легче и легче. Ткань на брюках гостя намокает. Жалость пронизывает толстого человека насквозь. Он соскучился по карлице, но не ожидал, что ей так плохо в этом доме.
           — Удочерю…. —
           Думает Семён Фёдорович.
           — Женюсь…. Пусть живёт в моем доме. Будет у неё муж, дом, работа, защита социальная…. —
           Думает Филипп.
           — И выбрось, всякие глупые мысли из головы. —
           Мать впивается взглядом в сына.
           — Конечно, мама…. —
           — Здравствуйте, Семён Фёдорович! Обожаю русские имена. Вы забыли дорогу в мой дом, или вас здесь невкусно кормили? —

           Как начались женские слёзы, так и кончились. Семён Фёдорович ведёт за руку карлицу к столу. О, чудо! Та улыбается. Она счастлива, видеть человека из Москвы. Она идёт с ним обедать. А Жерар…. Ну что Жерар? Его нет с ними.
           — Садись моя уточка…. —
           Говорит Семён Фёдорович и сажает карлицу на стул возле Филиппа. Та не сводит с толстяка глаз. Подняв большую голову, смотрит, как тот обходит стол и прижимает руку Агаты к своей щеке. Агата целует его в голову. Длительно, что бы подчеркнуть важность события.
           — Как она? —
           — Как видишь. Пройдёт. —
           Короткий вопрос, короткий ответ.

           Филипп не находит себе место. Всё в нём кипит внутри. Как мама могла? Какое дерзкое сравнение с собакой! Он собирается сказать об этом матери.
           — Обед принесёт всем успокоение. Так, сынок? —
           — Да, мама…. —
           — Агата, я уже успокоилась. —
           Говорит Хельга.
           — Не сомневалась. Теперь очередь за Филиппом. А ты, моя хорошая кушай, надо набрать тебе килограмма два, что бы платья красиво смотрелись. —
           — Как много…. —
           — Ничего не много….. Филипп за это время, подыщет квартирку, маленькую…. С невысокими потолками…. Светлую….. Мебель возьмём напрокат, какая тебе понравится. —
           — Так, Филипп? —
           — Да мама…. Мама! Раньше ты так никогда не вмешивалась в мои дела. —
           — И сейчас так есть…. Мне нет никого дела до твоих дел. Я проявляю заботу о Хельге.—
           — Прости, мама…. —
           — Не за что прощать! Я развеяла твои сомнения? —
           — Их не было вовсе…. —

           Агата обошла стол, подошла к карлице. Тарелку подвинула ближе к ней. Развернула салфетку и положила ей на колени. Пошла и села на своё место.

           Совершенно ясно, что происходит с карлицей. Девочка, когда-то взявшая старт на своё светлое и не похожее на всех своих сородичей будущее, замедлила ход в этом направлении. Она размякла от заботы и пристального внимания сначала Жерара, потом Филиппа, потом Агаты и превратилась в диванную собачку, только что ошейника с именем и адресом хозяина на ней нет, а так очень похожа. И не подскажешь….. Вот беда!

           — Невозможно писать сценарий без Хельги. Придётся её похитить у вас. —
           Семён Фёдорович проглотил первую ложку супа. Застыл, что бы прочувствовать путь супа и его вкус до желудка. Ох, уж эти толстяки! Агата наблюдала за ним и ждала похвалы.
           — Несравненно…. —
           — Не налегайте на хлеб. Оставьте место для десерта. —
           — Слушаюсь. —
           — Жить Хельга будет отдельно от вас. Семён Фёдорович вы можете представить себе моё с вами совместное проживание? —
           Слова Агаты прозвучали ровно в тон, только что сказанным словам Семёна Фёдоровича о похищении Хельги, и были как бы продолжением его речи. Она окинула всех взглядом. Было видно, что мужчины думают.
           — Отвечу сама. Я, нет…. Вы, тоже…. Я вижу ответ по вашим лицам. Чем, в таком случае Хельга отличается от меня? Она женщина тоже, только маленькая. Или вы думаете, раз маленькая, значит и нужно мало? Женщина без личного пространства может деградировать. —

            Молчание мужчин накалялось. Все старательно ели. Карлица воспринимала Агату, как учителя. Семёну Фёдоровичу хотелось взглянуть на друга, но он не смел, боясь показать присутствующим свою растерянность. Толстяк боготворил мать Филиппа. Всё в ней. Как одевается, как говорит, как заботится о нём. Думаете, он не хотел ехать к ней на обед? Да ни в жизнь! Он смущался. Он всегда смущался в её присутствии. Не как мальчишка, нет! И не как мужчина, тоже. Если в Филиппе он видел себя, то Агата, была для него несбывшейся, давно потерянной мечтой, воплощением уюта, семьи и матери. Матери, с большой буквы. У Семёна Фёдоровича, конечно, была мама и когда-то семья. Только в России нет того культа матери у сыновей, как в Италии. И вот это разительная разница, так восхищала его, что посещая свою мать, он старательно вслушивался в себя и не слышал, не видел той значимости, что царила в доме его друга. От чего так? Были случаи, когда он испытывал, что-то подобное, но так и не смог, ни разу себя пересилить, подойти и поцеловать руку своей матери. Филиппу легче! Он вырос на наглядном примере отца и родственников. У Семёна Фёдоровича не было такого примера. Поступки! Только поступки фиксируются в памяти молодых людей. Слова, как и стихи, могут забыться к сожалению.
           — Решено! У вас сегодня девичник с платьями, у нас сегодня мальчишник. Мы ищем квартиру, вы занимаетесь гардеробом Хельги. —
           Филипп стал прежним и замурлыкал что-то своей карлице на ушко. Та слушала, ела и изредка бодала своей головой его плечо в знак согласия. Агата с любовью итальянской матери, наблюдала за сыном и его новой игрушкой, не забывая при этом делать распоряжения на кухню и отпускать реплики присмиревшему толстяку.

           Было странным что, казалось бы, такая важная новость о Ляле и Жераре ушла с повестки дня. Агата сделала это сознательно, а карлица в ужасе от новости захлопнула створки души своей, где и будет, теперь бережно копится вся информация о любимом человеке. Как в раковине жемчужнице зародится песчинка, которая будет царапать карлицу изнутри. Песчинка вырастёт в жемчужину, начнёт переливаться перламутром, потому что накопит огромное количество соли из непролитых слёз карлицы. Стоимость жемчужины, будет настолько велика, что её никто не сможет купить. Так и будет она лежать там…. Одна.

           После обеда, вкусив крошечные десерты, Семён Федорович уединился с матерью Филиппа. Они сели на диванчике, внешне он напоминал изогнутую уличную скамейку на ножках. Такие скамейки стоят в парках или у театров. Скамейка в доме агаты была устлана матрасом, и заложена подушками с чехлами из гобелена. Агата старалась сидеть спиной к Хельге и Филиппу, показывая им этим серьёзность разговора с гостем. Те даже не смотрели в их сторону. Они кормили рыбок в небольшом фонтане посредине залы. Мужчина с каменным лицом стоял за их спинами, и наблюдал, чтобы не насыпали лишнего.

           Филипп всё это время ждал вопроса от карлицы о Жераре и Ляле, но так и не дождался. Та мочила ладошки в фонтане и делала отпечатки своих рук на сухом его бордюре.
           — Вон та рыбка на меня похожа. Большая голова и маленькое тельце. —
           Карлица указала рукой на рыбку.
           — Зря ты так. Ты почти пропорциональная, ну если только чуть-чуть…. —
           — Рыбка бесцветная, как и я. —
           — Напрашивается вывод – изменить цвет твоих волос. —
           Филипп поворачивается к матери. Та чувствует необходимость в ней сына, и тут же поворачивает голову в его сторону.
           — Мама! Что ты скажешь на то, что бы Хельге поменять цвет волос? —
           — Это затея не для мужчин, и этим мы с ней тоже займёмся. —
           — Тогда, мы уходим. Удачи вам, в ваших изысканиях. —

           Они уходят. Семён Фёдорович машет карлице рукой. Та машет ему в ответ.
           — Будет лучше, если ты слегка склонишь голову и улыбнёшься, но учитывая, что вы друзья, это допускается, если никто не видит. Сегодняшний день свободен от экскурсий. Ступай в свою комнату и отдохни. Подождём портного. Подумай, что бы ты хотела видеть на себе – цвет, фактуру, какие-то детали в платьях. Это приятное занятие. И не листай журналы, они ничего тебе не дадут! Думай и представляй. —
           Что происходит? Карлица словно раздвоилась. Одна живёт новой жизнью, и исполняет то, что ей говорят, совсем и во всём соглашается. Вторая, как бы поодаль от первой и наблюдает за происходящим.

           В доме Агаты нет второго этажа, есть мансарда, современно и качественно отделанная. В ней находилась огромное помещение для сушки, глажки и стирки белья, веранда с плетеной мебелью. Есть кладовка, заполненная вещами ставшими ненужными. Пылесосы для влажной уборки, стояли в ряд, ощетинившись шлангами со щётками. А ещё там жили коты. Обыкновенные бродячие коты, которые приходили сюда к опредёлённому времени, тут их ждала обильная пища, питьё. По стволу дерева, они легко взбирались на веранду, а затем в помещение. Некоторые из них оставались ночевать, это те, которых не очень волновали инстинкты продолжения рода, а кошки на сносях, вообще не уходили. Приют и родильный дом – два в одном. Обилие кошек на городских улицах Рима, приводит к удивлению туристов и гостей из всех стран мира. Их королевское равнодушие, заставляет приезжих юлить перед котами, задабривать и закармливать в обмен на разрешение, хотя бы погладить по шёрстке. На руки вы их никогда не возьмёте. Я могла бы часами рассматривать их морды, на которых изредка приоткрываются глаза, для того, что бы скорректировать расстояние между животным и человеком, которое не должно превышать расстояние вытянутой руки. А какие это глаза! «Аватар», ну просто отдыхает! А какие это взгляды! Взгляды из прошлого, мудрые, как у римских сенаторов, возлежавших на подушках на пиршествах. Современные коты являются предками, их пушистых любимцев, и донесли до нас их царственные повадки.

           Дом Агаты стоит на земле, и есть такое ощущение, что фундамента нет вообще. Когда Хельга узнала, что старинный фонтанчик, в центре залы, когда-то стоял на улице, и вокруг него собирались люди, дети и голуби, что фонтанчик является исторической ценностью города, за сохранность которого несут ответственность владельцы дома, она поняла, что дом построен вокруг фонтанчика. Вот точно таким фонтанчиком она себя и чувствовала в этом доме.

           Мужчина с каменным лицом занёс несколько упругих подушек в её комнату, разложил на кресла и стулья. Оглядел комнату. Яркий солнечный свет падал на экран телевизора. Он подошёл к окну и опустил штору. Обошёл стоящую в дверях карлицу и, не сказав ни слова, удалился.
Агата встретила его со словами:
           — В будущей квартире Хельги мебель должна быть ниже. Где взять такую? Ножки отпилить? —
           — Тогда, будет неудобно тому, кто придёт к ней. И тогда, нужно купить, а не взять напрокат. Порча, знаете ли…. —
           Женщина подумала. Ласково посмотрела на мужчину с каменным лицом.
           — Ты как всегда прав. Что бы я без тебя делала? —
           — Отпилила ножки у мебели, взятой на прокат. —
           Мужчина мысленно произносит эту фразу, на самом же деле он молчит и такими же ласковыми глазами смотрит на женщину.
           — Ты смущаешь меня…. —
           Агата встаёт, поправляет на себе одежду. Подняв и оголив при этом красивые локти, поправляет, якобы ослабшую заколку в волосах. Идёт к фонтану, присаживается и подставляет руки под стекающую воду у ног амура. Фонтан не фонтанирует струями, и поэтому не издаем шума. Вода стекает по фигуркам амуров, с луками и стрелами в руках. Когда-то в Москве, такой же амур, выпустил стрелу в сердце мужчины с каменным лицом, и в силу дальнейших обстоятельств, тот оказался в Риме, окаменел лицом, потому, как был лишён возможности проявлять свои эмоции в присутствии кого либо. Конечно, он имел возможность проявлять их, в противном случае его тут и не было. Мужчина напоминает мне сейчас, одного из бродячих котов. Точно так же, разомлев от сытости и солнечно тепла Италии, он смотрит на происходящее вокруг него. Молодой повеса атлетического сложения, когда-то зацепился взглядом за пышную телом, громко смеющуюся итальянку на Московском Арбате. В эту самую секунду, стрела амура попала в него. Какой это был день, а потом и вечер! Надо поставить три восклицательных знака. Такой потной, и таким потным, они никогда не были.
           — Что я делал в этот день на Арбате? —
           Мужчина крутит в голове воспоминания их первой встречи, водя глазами по телу хозяйки.
           — Виталика двигал…. —
           Мужчина имел в виду, продажу картин лучшего друга юности и художника.

           Как притягивали к себе иностранки тех лет! Но этой колоритной фигуре, можно было и не быть иностранкой! Одних только внешних достоинств и искромётности в глазах было достаточно. Именно этим вечером надел на себя мужчина в первый раз маску каменного лица, когда отдышавшись и попив на скорую руку кофе в близлежащем кафе, он повёз свою «Кармен» в аэропорт, встречать её мужа, в качестве водителя частного такси. Багажник машины был забит доверху произведениями друга Виталика. Не бросать же их на Арбате! Потом, эти картины будут довольно быстро проданы друзьям и знакомым семейства Агаты в Италии. Оказывается, со слов Агаты, их автор, многообещающий художник в России, и в его работы, со слов Агаты, можно вкладывать деньги. И действительно, Виталик пойдёт в гору, после нескольких «набегов» на него Агаты из Италии. Гора небольшая конечно, но безбедное будущее художника просматривалось с её высоты. А мужчина с каменным лицом, одев на себя один раз маску, так и не найдёт способа общения с «Кармен» без неё. Несколько раз, она прилетит к нему в Москву, а потом увезёт с собой в загадочную и такую романтичную Италию. Он появится в их доме в том качестве, которое я вам описала. Карлица не знает эту историю. Она смотрит в спину мужчины с каменным лицом и зачем-то идёт и прикрывает за ним дверь плотнее. Стоит какое-то время лицом к ней. Потом разворачивается и садится на пол. Как она устала за первую половину сегодняшнего дня! Бут-то на ней мешки возили, с чем-то тяжёлым. Ляля! Незнакомая ей Ляля влюблена в Жерара. Если проанализировать беглую информацию о Ляле от самой Агаты и Филиппа, то у Ляли в каждом городе, обязательно, да случается роман. Может, пронесёт? Нет. Похоже, не пронесёт. Кто от такого парня откажется? Надо ждать….

           Ответы обязательно появятся, ведь сам Жерар не говорил, что разлюбил её. Это карлица приняла решение не лететь в Париж, а сразу в Рим. Но тогда она действительно не хотела встречаться с Жераром. Всегда хочется найти виновника в своих трудностях. Значит, необходим третий. Ах, это Жерар спихнул её на руки Филиппа! Ах, это Жерар купил ей шубку с помощью какой-то там женщины, оказавшейся сестрой Филиппа! Ах, это Жерар вступил в такой тесный контакт с Лялей, что приходится жениться. После «ах», приходит «ох», а потом:
           — Ух, ты какой не верный! Ух, ты какой плохой! —
           И плохая женщина, рядом с ним находящаяся.
           — Нет так нельзя! —
           Произносит вслух карлица. Так можно неизвестно до чего додуматься. Она встретится с Жераром и всё станет ясным.

           Ясность. О какой ясности идёт речь? Карлица с самого начала их знакомства знала, что не пара, такому мужчине, как Жерар. Она вообще, никому не пара среди больших людей. Каждый третий ребёнок, рождённый карлицей, может быть нормальным человеком, а может быть и не быть. Такова статистика! Значит, в браке с большим человеком мужчиной, она будет рожать карликов, и только раз она может родить нормального ребёнка, но, у того ребёнка будут дети карлики. Вряд ли, кто обрадуется таким внукам. Их появление сделает людей несчастными, да и сами они не могут быть счастливы, из-за своего обличья. И я, и вы, подумали сейчас о том, что карлица не должна выходить замуж совсем и не должна рожать себе подобных. Сильное решение. Но правильным его назвать нельзя, потому как никто не подтвердит его правильность. По идее – да, но человек слаб, перед инстинктом продолжения рода, и таким мощным и вечным двигателем, как любовь.

           Карлица поднялась, зачем-то выглянула за дверь и снова её плотно закрыла. Посмотрела на подушки, разложенные то тут, то там, мужчиной с каменным лицом. Забота Агаты чувствовалась во всём. Даже комнатные тапочки и мокасины на каждый день, не были куплены в детском отделе. Она обзвонила десятки магазинов, нет, пол Рима, так звучит внушительнее, но нашла тапочки и мокасины тридцать третьего размера.
           — Мне надо думать о платьях. Мне они не нужны, и я не хочу их, тогда и думать не буду.—
           — А как же работа над собой? —
           — Ну не обтачивать же мне голову и не вправлять глаза в глазницы! —
           — Вот волосы…. Наверное, их действительно нужно покрасить. Какого они сейчас цвета?—

           Карлица направилась к зеркалу. Оно стояло посредине комнаты и всегда слегка покачивалось. Ссуженный овал, на оси и стойке. Красивая рама. Хельга не была любительницей разглядывать свою внешность. Мало того, она избегала встреч с зеркалами и сознательно лишала себя общения с ними, заранее зная, что увидит в них. Так как зеркала никогда не висят на оси вертикально, то и увидела она себя чуть-чуть снизу. Ну что волосы? Цвета неопределённого, длины тоже неопределённой. Какой бы себя представить? Она вспомнила ровный, белый пробор в чёрных волосах Агаты. Представила! И чуть не свалилась от смеха. Как она смеялась! Даже, когда дверь её комнаты открылась, и в неё заглянул мужчина с каменным лицом, она не смогла остановиться. Вспомнив, как поступает в таких случаях Агата, карлица махнула рукой и мужчина ушёл. Карлица повторила этот жест ещё раз перед зеркалом. Выпрямила спину, сменила смех, на строгость в лице. Неужели и она так может? Попробовала ещё раз. Может! Вот что имела в виду Агата, рассказывая ей о преимуществах личного пространства! Понятно…. Теперь, надо думать о платьях. Что можно о них думать, кроме того, что она их не носила и никогда не хотела иметь!
           — Я не носила платья и не хочу их иметь. —
           Сообщает она зеркалу.
           — А вот это мы ещё посмотрим. —
           Раздаётся за её спиной голос Агаты.
           — Что они все сговорились, не стучась входить в мою комнату. —
           Рассердилась карлица и удивилась. Оказывается, она может сердиться, на хозяйку дома!
С таким лицом она и обернулась к ней, и к женщине вместе с ней входящей.
           — Я тебя напугала? —
           — Нет. Вы меня обрадовали своим визитом. —
           Агата садится на одно из кресел. Тут же встаёт и убирает с него подушку, положенную мужчиной с каменным лицом. Откладывает её в сторону.
           — Тебе стало удобно с подушками? —
           — Стало удобно. Благодарю…. —
           — Замечательно! Только слово благодарю, мужское слово! Здесь подойдёт слово, спасибо. Коротко, сдержанно и доходчиво. —

           Агата светилась внутренним светом. Было ощущение того, что от неё исходит видимое тепло. Мужчина с каменным лицом внёс не большие куски ткани, развешанные на вешалках. Хельга сразу заметила, что цветной ткани не было вообще. Спокойные, однотонные тона, но большое их разнообразие. И кружево, молочное, кофейное, серебристое, золотистое и чёрное.
           — Есть пожелания, идеи? —
           Спросила пришедшая с Агатой женщина.
           — Нет. Ничего не чувствую. Хочу довериться вкусу мастера и вкусу Агаты. —
           — Так не бывает у женщин. —
           Улыбнулась мастер.
           — В её мире, бывает…. —
           Агата сгребла образцы ткани, и они замелькали перед лицом карлицы. Понравившиеся образцы откладывались в сторону.
           — Ни каких воротников на стойке, крупных и декоративных пуговиц…. Кружево ложится по вырезу, может имитировать воротник. Вырез круглый, мысом, каре или лодочкой. Рукав, три четверти. Обязательно шов по спинке – он удлиняет. Эскизы платьев нарисуете. Я посмотрю. Фантазируйте…. Я буду у себя. —
           Она выходит в открытую мужчиной с каменным лицом дверь со словами:
           — Займёмся расходами по хозяйству и дому. —
           Хельга смотрит на мастера. Та смотрит на неё.
           — Со мной работать сложно. —
           Предупреждает Хельга.
           — Напротив – интересно! —
           Говорит портниха на итальянском языке. Хельга всё равно её понимает.
           — Никогда не носила платья. —
           — Я тоже, первую половину своей жизни не снимала джинсы. —

           Женщина показала на обложку журнала, лежащего на столе, где изображена девица в мокрой футболке и джинсах. Портниха достаёт из сумки блокнот, садиться на пол, лицом в свету и начинает рисовать, чёткими и размашистыми линиями. Карлица постояла некоторое время, наблюдая за ней, потом присела рядом. Так они провели половину часа. Затем портниха разложила пять листов бумаги с силуэтами платьев. Каждое платье отличалось от другого цветом, наличием отворотов на рукавах, кружев в тон самого платья, формой выреза ворота. Одно платье с расклешёнными рукавами до локтя и разрезами по бокам имело брючки. Край рукава в три четверти украшало кружево.
           — Длину согласуем с Агатой на примерке. —
           Портниха повела ладонью по своим коленям. Не успели они подняться с ковра, как дверь открыл мужчина с каменным лицом, зашла Агата. Неужели он подглядывал за ними, или это совпадение? Агата взяла рисунки, стала их рассматривать. Несколько раз поднимала глаза от рисунков на Хельгу.
           — Начнём с этого. —
           Агата отложила один лист бумаги.
           — Я провожу вас…. —
           Она отступила в сторону, как бы предлагая мастеру удалиться. Портниха направилась к выходу, на ходу собирая инвентарь для рисования.

           Вечером за ужином, Хельга задаст вопрос матери Жерара об обуви и высоте каблука.
           — Ни каких каблуков. Мне так видеться…. Платформа, небольшая и аккуратная…. Открытая, закрытая…. Слава Богу, сейчас их великое разнообразие. Если рискнём распушить низ то, наденешь сапожки из кружевной кожи. —
           Хельг не нашла слов, как рыба, несколько раз открыла беззвучно рот.
           — Предлагаю поваляться на веранде. Люблю сумерки. —

           Агата и Хельга на веранде. Мужчина с каменным лицом разложил шезлонги. Коты мягко, один за другим, приземляются на пол веранды, прыгая со ствола дерева. Время долго гнуло ствол дерева и наклонилось оно, над верандой почти касаясь его перил. По стволу, как по лестнице поднимаются коты и спрыгивают на пол веранды. Замирают. Мгновение смотрят на женщин, а так как запрета на перемещение не следует, по периметру веранды обходят шезлонги, и просачиваются в приоткрытую дверь. В коридоре для них разложена еда по мискам.
           — Понаблюдай вот за тем, коренастым, белым котом. Когда я в первый раз его покормила, он был подросшим котёнком, и всем казалось, что он кошечка. Глазки голубые, шёрстка белая…. Оказался котом, да ещё каким! Не ленись, встань и посмотри за ним. —
           Агата прикрыла глаза. Хельга нехотя направилась к двери подглядывать за белым котом.

           Выше описанный кот подошёл к одной из мисок выстроенных вряд вдоль стены мансарды, опустил морду, понюхал содержимое миски, прядая ушами. Нюхал долго. Потом упал на бок рядом с миской, потянулся так, что бы одна лапа легла на край выбранной миски. Слегка подвигал миску, как бы играя. Лапа с когтями то сжималась, то разжималась. Теперь это его миска на всю ночь, и к ней никто не прикоснётся. Встал и пошёл вдоль ряда мисок и котов, сидящих возле них. Но как шёл! Опустив голову, набычившись так, что шерсть на загривке поднялась дыбом. Коты, мимо которых он проходил, уважительно подбирали под себя хвосты. Один не убрал, и получил такой нагоняй, что шерсть с него летела клочками. Затем кот отправился на женскую половину. Беременные кошки, разложив шевелящиеся животы по полу, отдыхали. Ни одна из них, даже позы не изменила, при виде приближающегося белого самца. Как хозяин, взгромоздившись над каждой, он хватал безмолвствующих кошек за загривок, и встряхивал словно тряпку, потому как они просто провисали в его зубах. Вот так, напомнив каждой и каждому, кто здесь хозяин, кот отправился вкушать пищу из помеченной им миски.
           — Видела? —
           — Да. —
           — Когда он ляжет спать, все кошки лягут возле него кругом. —
           — Он же их зубами хватал и тряс. —
           — Любят его. Трясёт – значит и любит. Я к чему это говорю? —
           Стала объяснять Агата.
           — Если твой Жерар, а он теперь, кажется уже и не только твой, не тормошит тебя своим присутствием, телефонными звонками, притих как мышь, можно делать выводы. Ты особенный человек, но мужского внимания по жизни у тебя будет много. Научись последствия мужского внимания не принимать как катастрофу. —
           Агата вздрогнула, боковым зрением увидела что-то у своего лица. Это мужчина с каменным лицом принёс ей телефон. Звонил муж Агаты. Она подняла на слугу глаза. Тот смотрел вдаль, в сумерки.
           — Родной мой, спасибо, что звонишь сам. Сегодня был плотный день. Вот только что вышла на веранду, что бы поглядеть наши с тобой любимые сумерки. —
           В голосе Агаты, слышалась неподдельная нежность к невидимому собеседнику.
           — А что в них глядеть? —
           Подумала карлица, и повела глазами по горизонту, по крышам домов, по кронам деревьев. И увидела! Они есть, живут здесь сумерки. Каждое облако на небе, край крыши, ствол, лист, перила веранды, сумерки обволокли сиреневой дымкой, едва-едва уловимой. Все предметы, как бы просвечивали сквозь неё. Карлице нестерпимо захотелось обернуться, что она и сделала. За сиреневым стеклом двери, просвечивал сиреневый силуэт мужчины с каменным лицом. Сквозь сиреневое стекло, слуга смотрел в сиреневые свои сумерки. Выражения лица и глаз не разглядеть, но они ярким слайдом возникли в сознании карлицы, великой тоской, великой бедой, великой безысходностью.
           — О чём думаешь? —
           Агата обратилась к карлице.
           — Вы назвали сумерки любимыми. У каждого есть сумерки. У меня, у вас, у Вашего слуги, что за дверью. Мне надо научиться, смотреть сквозь свои сумерки, как сквозь пальцы. —
           Агата приняла прежнюю позу в шезлонге, повернула голову и посмотрела на дверь веранды. Увидела то, что увидела карлица. Матовое стекло выдавало глазу лишь расплывчатый силуэт мужчины с каменным лицом.
           — Проникновенно сказала, значит, поняла меня. —
           Агата зябко пожала плечами.
           — Хочешь соку, чаю? —
           — Хочу. Как сегодня до обеда…. Ананасовый сок, и кусочки свежего ананаса. —
           Агата подняла руку. Мужчина зашёл на веранду.
           — Ананасовый сок и кусочки свежего ананаса. —
           Мужчина слышал, что сказала карлица, но желал, что бы его встряхнули.
           — Простите, я не расслышал…. —
           Он наклоняется к Агате и своим телом заслоняет её. Какие-то секунды Хельга не видит Агату, но слайдовая картинка перед глазами карлицы, показывает ей, как горячо и страстно Агата прижимается губами к руке мужчины прислуги. Хозяйка не повторяет своей просьбы, но тот уходит исполнять её.
           — Вы любовники. —
           Печально произносит Хельга в сумерки.
Агата плотнее запахивает шерстяной, крупной вязки кардиган на груди. Оправляет его на коленях.
           — Мы любовники. И это мои сумерки…. —
           Мирная откровенность, в ответ на нескромное открытие карлицы.
           — Я и Жерар не были любовниками. —
           Хельга натянула на себя плед, как одеяло, только одна голова наружу, открыла свою тайну Агате в ответ на её откровение.
           — Зря…. Теперь это твои сумерки. —
           Мать Филиппа качает головой.
           — Тебе двадцать один год. Платоническая любовь только в детстве бывает, в соседа из окна напротив. В четырнадцать лет, со мной как раз такая любовь приключилась. Если моя дочь влюбилась в Жерара, она и минуты не будет пестовать любовь в себе и тут же прольёт её на избранника. —
           Ещё одна информация о Жераре пошевелила песчинку в створках души карлицы. Заскреблась песчинка в сердце.
           — Вы мужа любите? —
           Агата развернулась всем своим большим телом, что бы видеть лицо маленькой собеседницы.
           — Как только я увидела тебя в аэропорту, моя душа возрадовалась. Тогда я не ведала почему. Теперь знаю. Ты, моя исповедь. Я научусь говорить о своей любви вслух. Столько лет, двое взрослых людей молчат о ней. А потом, я пойду в церковь и исповедуюсь. —
           — В том, что обманываете мужу? —
           — Я всем говорю правду. И тебе сейчас тоже. А мужу, я просто не рассказываю об этой правде. —
           Агата кивнула головой входящему слуге. Протянула руки ему навстречу, сняла стаканы с подноса и поставила на столик.
           — Посиди с нами. —
           Мужчина с каменным лицом садится и смотрит перед собой. Его профиль выражает замёрзшую сиреневую печаль и преданность.
           — Есть платоническая и физическая любовь. Так вот, мой муж, отец моих детей, и есть сосед из окна напротив. Я родила прекрасных детей, прекрасному человеку, так и не узнав физической любви. Даже к врачам ходила! —
           Хмыкнула женщина.
           — Они мне факты из самой истории раскопали, но доказали, что существуют фригидные женщины, и я в их числе. А познав в Москве на Арбате физическую любовь, я чуть рассудка не лишилась! Ела и ела, никак наесться не могла…. Вернулась. Попробовала с другими…. Нет эффекта. И с мужем нет…. Мужа это никогда не расстраивало. Человек он не пылкий, но дом, семья, для него как фундамент всей жизни. —
           — В четырнадцать лет вы влюбились в соседа в окне? —
           — Да. И безумно его ревновала несколько лет, когда в его комнате появлялись женщины и быстро исчезали. Заболевала даже. Придут врачи, а поставить диагноз не могут. Когда он уезжал куда-то, я его ждала сидя у окошка. Родители смеялись, любя конечно, а потом взяли да и рассказали соседу, так же смеясь и любя. Сосед воспринял шуточную новость очень серьёзно, в силу своих неудач с женщинами, взял и сделал предложение. Помню, как мама расстраивалась, считая себя виновницей моего раннего брака. —
           — Вы русский? —
           Карлица тронула за рукав мужчину с каменным лицом.
Тот кивнул головой.
           — Давно это случилось? —
           — Филиппу было пять лет. —
           Карлица ужаснулась. Целая жизнь!
           — А если муж узнает или догадается! —
           — Я думаю, что муж и догадывается и знает. —
           Агата склонила голову к мужчине с каменным лицом. Стемнело. С дерева, склонившегося к веранде, перестали спрыгивать коты. Движение в доме прекратилось.
           — Сегодня кто-то остался на ночь? —
           — Нет. Сегодня мы одни. —
           Слуга и хозяйка обнялись и застыли.

           Карлица идёт в свою комнату по коридору мимо спящего белого кота, вокруг которого веером лежат кошки. Захотелось потрогать кота. Она только протянула руку в его сторону, как кот тут же открыл глаза. Карлица замерла. Кончик хвоста застучал об пол.
           — Не буду трогать. Прости…. —
           В ответ хвостом подмели пол. Карлица пошла дальше. Кот смотрел ей в след затуманенным сном взглядом и думал:
           — Что-то в ней не как у всех…. —
Потом обведёт спящих кошек взглядом. Дёрнится всем телом в сторону одной из них, потому как живот её пойдёт волнами, но вспомнив причину сему явлению, широко зевнёт и положит морду на лапы. Когда на улице ниже двадцати градусов тепла, в доме спится слаще.

           Филипп нашёл квартиру с первого просмотра. Дом в крохотном дворике закрыт со всех сторон каменными стенами забора. Кое-где стоят старые уже деревья. Между ними кустарник низко стриженый. Почти игрушечные каменные скамейки жмутся одна к одной, ножки их покрывает мох. Каменные растрескавшиеся фигуры по периметру обвиты диким виноградом. Каменная арка и ручеек прямо из стены стекает в каменный желоб, и бежит себе дальше, будто мимоходом заглянул в каменный дворик. Туи в кадках вдоль дорожек. Множество! Ноги ступают по стёсанному камню. Дверь входная и та, как специально занижена. В доме узкие коридорчики, невысокие потолки. Всё, как требовала Агата. Прямо за дверь открывается гостиная, в ней двери на кухню, в ванную и в комнату. Раздвижные окна в пол дают возможность выхода на веранду. Нет мебели. Вся квартира свежевыкрашенная и побеленная.
           — Прелесть…. —
           Филипп посмотрел на уставшего Семёна Фёдоровича. Тот только глазами водил по квартире, привалившись спиной к стене. Толстяк устал.
           — Тебе не нравится? —
           — Если бы я был карлицей, я бы непременно здесь жил. —
           — Теперь мебель…. Да? —
           — Поехали! —

           Филипп вышел из квартиры и пошел по узкому коридорчику, так же как дворик заставленному статуями и бочонками с декоративными деревцами. Семён Фёдорович еле помещался в коридорчике. После прохода тучного тела, деревца возмущённо качали ветками. В машине Семён спросил Филиппа:
           — Когда ты купишь себе машину? —
           — Каждый год ты меня спрашиваешь об этом. —
           — Так, когда же? —
           — Я люблю такси. Душевное общение в ограниченном пространстве с водителем, несёт много нового. —
           — Филипп! Тебя привлекают таксисты? И какие же у них достопримечательности? —
           — Гастрит, радикулит, геморрой…. —
           Озлился на толстяка Филипп.
           — Фу…. Ты несносен! —
           — Да уж… —

           Машина остановилась. Толстяк кое-как вытолкал тело из машины. Встав ногами на асфальт, он как делают женщины, пощипал прилипшую одежду к телу, чтобы выбрать ткань из кожных складок. Собрался нести на лице маску обиженного друга и дальше, но передумал и, так, же как и женщины, с любопытством завертел головой по сторонам. Филипп с любовью наблюдал за ужимками друга толстяка.
           — Ты взял из Москвы тёплые вещи с собой? После осени приходит зима. —
           Спросил его.
           — Ты обещал купить мне всё новое. —
           Толстяк расплылся в очаровательной детской улыбке.
           — Потом ты знаешь, у нас трудно найти что-то приличное моего размера. —
           — Не плачь. Обещал – куплю. —

           Огромный павильон с куполообразной стеклянной крышей заставлен мебелью, закрытой от солнца и пыли тканью. У каждого комплекта стоит фотография на треножнике. Если покупатель заинтересовался, мебель открывают для визуального осмотра. Филипп побродил по торговому залу, подозвал молодого человека, выжидающе смотревшего в его сторону, и сказал:
           — Для маленькой девочки…. Предложите что-то. —
           Консультант стал таскать его по всему помещению, откидывая защитную ткань для более достоверного просмотра. Но всё не то! Филипп только морщился и диву давался. Что за детская тематика!
           — Так вы же сказали, для маленькой девочки…. —
           — Нашей девочке двадцать один год! —

           Филиппа незамедлительно отвели в середину зала, где стояло то, что и требовалось найти. Лак сливочного перламутра, с позолотой и вензелями. Особенно понравилась Семёну Фёдоровичу небольшая кушетка, изголовье которой завёрнуто, словно рулет и с рулета свисают золотые кисти. Кисти присутствовали и на круглом пуфе, на ручках выдвижных ящиков и дверей шкафов.
           — Прелесть…. Но очень уж, по-царски! —
           Дал оценку мебели Филипп.
           — Пятнадцать предметов, включая зеркало. На какой срок оформлять? —
           Два друга думают.
           — Если более двух лет, выгоднее мебель купить. Она новая, ещё в целлофане. —
           Информация от консультанта.
           — Кто производитель? —
           — Корея —
           — Сколько? —
           Звучит сумма с доставкой, подъёмом и сборкой.
           — Будем думать. —

           Два друга разворачиваются и идут к выходу. Останавливают такси. Усаживаются. Называют адрес тетра и, не сговариваясь, открывают двери с обеих сторон выходят. Семён Фёдорович снова замешкался со своим телом. Филипп подаст ему руку. Они вновь войдут в торговый зал. Возле их гарнитура стоит женщина и девушка. Они бродили по залу, когда Филипп и Семён Фёдорович разглядывали лаковый гарнитур. Девушка зарозовела щеками, так ей понравилась мебель. Она робко, с разрешения продавца, присела на край кровати, и так очаровательно смотрелась на ней, что два друга решили оплачивать покупку тут же.
           — Вы должны были найти квартиру, а мебель должна была выбрать сама Хельга, по своему вкусу. —
           Говорила Агата сыну на следующее утро, не скрывая раздражения.
           — Нельзя душить человека, буквально в собственных объятиях, называя это заботой. Так делают только американцы. —
           — Мама! Ты утрируешь…. Хельге понравится, вот увидишь. —
           — Ты ей сейчас хоть раскладушку поставь, ей понравится и она будет благодарна. —
           — Ничего себе раскладушка! —
           Сделал замечание Семён Фёдорович.
Агата посмотрела на него внимательно и строго.
           — Упаси вас Бог от этого замечания при Хельге! —
           — Ну что вы…. —
           — Она сейчас, как лист осенний – дунь, рассыплется. —
           — Какое сравнение! Потрясающее…. —
           — Не подлизывайся…. —
           Агата кипела как чайник.
           — Когда привезут мебель? Может быть, мы успеем посмотреть её в салоне? —
           — Конечно, успеете. —
           Агата поднимает руку. Мужчина с каменным лицом выходит из комнаты, что бы вызвать такси и сообщить о поездке карлице.
           — Вы не завтракали, я знаю. В наказание вас покормят без меня. Постараюсь не задерживаться. —
           — Я вот, о чём подумала…. —
           Агата поймала, в себе воспоминая, разглядывая окно кабинета. К его стеклу со стороны двора прижалась ветка дерева. Даже лёгкое дуновение ветра заставляли листья скользить по стеклу. Агата в детстве, все глаза высмотрела на соседское окно с такой же веткой. Мамы с папой часто не было дома, в силу профессиональной деятельности. Заботу бабушек и нянь, девочка воспринимала на автомате, надо поесть, надо спать, надо учить уроки, надо умыться, надо чистить зубы и много ещё таких «надо».
           — Надо, что бы карлицу кто-то ждал дома. —
           — Вот по тому мама, я и считаю, что Хельге было бы лучше жить со мной. —
           Голос у сына капризный. Мать морщится, но тут же ласковым голосом отвечает.
           — Мама знает, что ты так считаешь. —
           Рука матери скользнула по щеке любимого сына, продолжая отдаваться своим мыслям. Идея!
           — Сын! У карлицы должна быть собачка! Да, да, да…. Собачка! —
           — Я не замечал, что бы Хельга тяготела к собакам и кошкам, как мы – итальянцы. —
           — Карлица одинока, собака ей необходима. Собаку я беру на себя. —
           — Хорошо, пусть будет собачка. Мама! Как отец? —
           — А что с ним? —
           Лицо женщины встревожилось.
           — Просто спросил…. —
           — И не стыдно? —
           — Почему? —
           Возмутился Филипп.
           — Ты сын. Ты должен знать о самочувствии своих родителей. Позвони! —
           — Да, конечно…. Ты права мама. —
           Филипп помахал рукой входящей в кабинет карлице, а сам в это время прижал к уху телефон в ожидании ответа. Семён Фёдорович пошёл Хельге на встречу с протянутыми руками.
           — Я соскучился. Мы нашли для тебя потрясающее гнёздышко. Уверен, тебе понравится и тебе в нём будет хорошо. —
           Толстяк нагнулся и обнял карлицу. Мужчина с каменным лицом без эмоций, не моргая, наблюдал за ними. Семён Фёдорович заметил это.
           — Живёт себе болванчик! Пристроился и живёт. Неужели в этом бревне есть какие-то чувства! —
           Толстяк разогнулся со слегка покрасневшим лицом, отвёл взгляд от каменного истукана. А истукан тоже думал и смотрел сквозь толстяка:
           — Привезли себе новую игрушку…. Хотя, почему игрушку? Карлица принесёт семье успех, ещё раз подтвердит в обществе талант сына. —
           — Ну, и рожа…. Каменный гость! Его жизнь преинтересный сюжет. Надо использовать его в будущем сценарии. —
           Семён Фёдорович, что бы утвердится в своих замыслах, прошёлся взглядом по фигуре истукана.
           — Мы куда-то едем? —
           Улыбается всем карлица. Она выспалась, самой себе на удивление, ведь по идее, карлица должна была страдать по Жерару и переживать измену.
           — Едем мы, а мужчины едут в театр, а то вся труппа разбежится от постояого их отсутствия. Сегодня мы выбираем тебе мебель. —

           Агата разглядывает две сумки. Держит в обеих руках перед собой. Какую? Мужчина с каменным лицом глазами показывает на сумку в правой её руке. Агата выходит из комнаты, ведя за руку Хельгу именно с этой сумкой. Хельга поспешно ловит воздушные поцелуи Филиппа, показывая, ручками как она это делает. Он в то время разговаривал по телефону с отцом. Дверь за женщинами закрылась. Беседа отца с сыном.
           — Ты знаешь сын, в том, что главную героиню вывезли из России, есть некая таинственность. И это будет разжигать любопытство местных театралов. Хороший ход сынок!—
           — Не забывай, она карлица. —
           — Всё так очевидно? —
           — Очевидно, пап…. Правда она обладает притягательностью, и ещё какой! Её хочется жалеть, как котёнка со сломанной лапкой. —
           Отец помолчал в трубку, потом произнёс:
           — Чувство жалости сильнее любви. Как она маме? Пришлась ко двору? —
           — Как котёнок со сломанной лапкой. —
           — Хороший признак. —
           — Мама придумала купить карлице собачку, что бы та не возвращалась в пустую съёмную квартиру. —
           — И это правильно…. Только зачем тебе сразу такие расходы? Она могла бы жить у нас в доме. —
           — Я не могу переубедить маму! —
           — Понятно. Это её затея…. Делай так, как говорит мама, будет вернее. Я рад, что наша мама кем-то и чем-то увлечена. —
           Филипп на этих словах уставился в потолок, на котором бегали тени от листьев за окном. У него святой отец! А как же мужчина с каменным лицом?
           — Я знаю, о чём ты сейчас подумал. —
           Проговорил отец.
           — У мамы личная территория, и я туда ни ногой. На мою территорию она тоже не заходит. У меня замечательная жена. Я люблю твою маму. —
           — Я знаю, пап… —
           — А я в Риме! —
           — И молчишь! Ты у меня? —
           — Да. Только что зашёл. —
           — Будь как дома! —
           — А, то…. —
           — До встречи, папа! Я, скоро буду. —
           — Я смотрю ты не один опять? —
           — Да. Мой толстяк снова со мной и теперь надолго. —
           — Он талантливый человек. —
           — Согласен. Пока пап. —

           Филипп прилип глазами к окну. А что если на сцене сделать раму с матовой просвечивающейся тканью. Ветку с листьями расположить за ней и свет…. И со стороны зрительного зала, буден восприниматься эффект окна и растущего за ним дерева. Замечательно!
           — Семён! —
           Никого.
           — Семён! —
           Дверь кабинета скрипнула.
           — Гость провожает дам. —
           Филипп не поворачивается на голос мужчины с каменным лицом. Он смотрит на придавленные тяжестью ветки листья, скребущее стекло.
           — Сколько лет ты у нас уже? —
           В ответ ни слова.
           — Четверть века? Или ещё нет? —
           Тишина.
           — Ты не ответишь? —
           — Вы ответили сами. —
           Голос мужчины с каменным лицом не изменился, ни на грамм.
           — Ты счастлив? —
           — Если не придумывать себе существование чего-то другого…. —
           Филипп восхитился ответом русского слуги. Зауважал. Встал и пошёл вон из кабинета. Проходя мимо мужчины с каменным лицом, проронил три слова.
           — Спасибо, за всё. —
           Ответа не последовало, но его никто и не ждал.
           — Завтракать будем здесь? —
           Спросил Филипп входящего с улицы Семёна Фёдоровича.
           — Ты можешь представить меня без завтрака? —
           Взгляд Филиппа на мужчину с каменным лицом. Тот вышел.
           — Давно хотел сказать, удачно подобрали камень на пол. Такое впечатление, что это продолжение двора. —
           — Оно так и есть Семён. Это одно целое с улицей, и фонтан, был когда-то центром не большой городской площади. Эта часть дома, как бы стоит сверху…. Сколько бумажной волокиты было! Теперь мы охраняем историческую ценность. Плитку восстановили, чем-то покрыли…. Ну и тому подобное! Это причуда мамы, обошлась папе большими деньгами. —
           Семён Фёдорович поднял глаза от пола. Подбородок его, из одной большой складки, освободился от давления головы, с лица его отхлынула кровь.
           — Чудесная женщина! Восхитительная! —
           — Вот, а ты их не любишь! —
           — Не извращай мои слова! Можно извратить вкусы, пристрастия…. Предназначение – никогда! Женщины умнее, сильнее нас…. Они рожают нас! А что мы?! —
           — Мы подводим их к этому решению. —
           — Особенно ты…. —
           Толстяк обиженно отошёл к фонтанчику и опустил в воду кончики пальцев. Стряхнул и приложил к лицу.
           — Не сердись на меня. Я попрошу принести тебе много блинчиков, мамы же нет, и она не проконтролирует. —
           — Ты моей смерти хочешь. —
           — Теперь ты извращаешь мои слова…. —

           Стол почти накрыт. Женщина, занимавшаяся этим в отсутствие хозяйки, с нескрываемым интересом смотрит на толстяка, постоянного гостья в доме. Даже глазки ему состроила. Как же не обратить внимания на такого мужчину, так лестно отзывавшегося о женщинах. Толстяк заметил её взгляды, раз, другой и стушевался. Стал осматривать рубашку на груди и животе вдруг там пятна! Пригладил волосы и испугался, вдруг видны волоски из носа. А ведь собирался каждый день их убрать, и всё никак, всё никак! Лень.
           — Симпатичный пупсик…. —
           Думала женщина, выходя из залы, держа спину прямо, при этом сдержанно, но старательно повиливая задом. Толстяк прилип к этому действию, жалобным и испуганным одновременно взглядом.
           — Это она для тебя Филипп делает! —
           На что Семён Фёдорович поглупел лицом.
           — Для тебя, для тебя…. То-то я гляжу…. Может, попробуешь? —
           Толстяк вздохнул:
           — Только её блинчиков. —
           Женщина внесла блюдо. На нём горкой лежали блинчики, свёрнутые в трубочки, с разнообразной начинкой.
           — Это не сладкие блины. Сладкие принесу чуть позже. —
           Женщина склонилась, что бы положить на тарелку толстяка блины. Грудью коснулась его плеча. Специально. И вдруг с Семёном Фёдоровичем произошла метаморфоза, ему нестерпимо захотелось притулиться лбом к женской груди, потереться, почувствовать её теплоту и мягкость. Как младенец сосущий молоко из груди матери. Он даже глаза закрыл, как захотелось! Запах блинов привёл его в чувство. Смелей толстяк! Так хочется сказать ему об этом, да нет возможности. Меня нет для них…. Их нет на самом деле.

           Мужчины принялись есть. Агаты не было, а мужское поедание блинов, отличается от поедания ими же блинов в присутствии женщины. Это раскрепощённое, более громкое, жадное поглощение жаренного жидкого теста.
           — Ты не прав Семён, культивируя своё безразличие к женскому полу. Древние Римляне с пристрастиями к однополым отношениям, и те, имели женщин для продолжения рода своего. Потом, должно хотеться попробовать всё. Вот смотри! Блины….. Сколько тут начинок? Ты же будешь пробовать все, что бы узнать. —
           — Согласен. Пробовать надо всё. —

           Женщина на кухне, стоя за дверью, зажала себе рот рукой, чтобы не дай Бог не изумится вслух. Ах, мужчины, мужчины! Если вы заметили интерес женщины к себе в вашем присутствии, это не значит, что выйдя за дверь, она его потеряет.
           — То-то я и гляжу, один да один…. Однако как страстно толстяк целует руки хозяйке!—
           — А истукан? Как он? —
           Кухарка появилась в доме недавно. Местная. Была прислугой в доме друзей Агаты. После их переезда в другой город, с их лёгкой руки перешла в дом Агаты и очень довольна переменами в жизни. Семья хорошая. Никто голос не повышает. Вечер и ночь всегда свободные. Может оставаться на ночь, может уходить. Приходящий садовник, сказал как-то, что истукан русский, всегда в доме ночует, ему некуда идти.
           — Русский…. Это интересно! Если с ним закрутить роман, будет что вспомнить. —

           Двое друзей усладив желудок блинами, уехали в театр. Семён Фёдорович закрылся в пыльной комнатке, именуемой кабинетом Филиппа. И почему комната такая пыльная? Каждый день, он видит в ней женщину с ведром и тряпкой для пола. Люди, дойдя в своём развитии и совершенстве космических высот, забывают об одном из главных изобретений, это пылесос! Если им не пользоваться, никакая тряпка, даже используемая несколько раз в день не спасёт. Только высохнет то, что намочили, вот она и пыль снова. Сначала надо пылесосить. Зато в этой комнатке удобно и уютно толстяку. Толстяк сладко потянулся в предвкушении любимого занятия. Именно здесь, в пыли и полумраке, его посещает муза. Говорливая! Так и сыплет словами, рука толстяка еле поспевает записывать. Тогда он в сердцах бросает ручку на стол, и отдёргивает пыльные шторы на окне. Муза, надув губки и показав язык толстяку в спину, растворяется в лучах солнечного света, и уже без неё, человек спокойно формирует то, на что ему намекнула муза. В дождливые дни, муза толстяка не посещает. Крылья отсыревают, наверное.

           Итак, Семён марает бумагу в каморке по старинке – терпеть не может компьютеров. Хорошо, что подчерк ровный, округлый, легко читаемый. Филипп занят хозяйственными вопросами театра. Карлица и Агата в салоне, смотрят мебель, заказанную Филиппом. Мебель произвела впечатление на обеих женщин.
           — Моего сына всегда отличали аристократические нотки во вкусе. Пусть это одежда, духи, или мебель, как в сегодняшнем случае. —
           Агата говорит это продавцу.
           — Доставку осуществите по адресу, который указал мой сын. —
           Мужчина с каменным лицом повернулся и пошёл к выходу. За ним направились Агата и Хельга. К продавцу подошёл другой продавец.
           — Денег девать не куда. Детей уже в норку одевают. —
           — Ей двадцать один год. —
           Не согласились с ним.

           Филипп сообщил матери по телефону, что забирает Хельгу. Труппа в сборе, и он намерен познакомить труппу с новым актёром.
           — Ни в коем случае…. Хельга не готова к выходу. Нет платьев, на голове беспорядок…. Нет законченного образа. —
           — Он ей не нужен. Пусть остаётся прежней и ведёт себя как всегда. Не надо никакой дресскода и дрессуры, мама! Я беру её сегодня в театр. —
           — Мама никогда не перечит. Мама согласна. Приезжай! —
           И повернувшись к карлице, добавляет:
           — Постоим на воздухе. За тобой приедет Филипп. Не задерживайся с ним допоздна. После семи, настаивай на ужине дома. —
           Увидев вопросительный знак в глазах карлицы, прибавила:
           — Дом твой, пока у меня. В нём ты живёшь по моим правилам. —
           Они постоят немного, озираясь по сторонам. Мужчина с каменным лицом незаметно положил в карман карлицы визитку с телефонами Агаты. Вместе с ней, немного денег, которые Хельга обнаружит позже. Немного совсем. Кому как не ему знать, каково это не иметь наличных денег.

           Такси подъехало быстро. Филипп расцелует мать, как будто они сегодня и не виделись вовсе. Выслушает её похвалу в адрес мебели и затолкает карлицу в машину.
           — Мы едем ко мне домой. Кабинет в театре занял Семён и это надолго. Дома я познакомлю тебя с отцом. Он у меня в гостях. —

           Хельга удивлена. В доме Агаты считали хозяина в отъезде, даже его жена. Квартира Филиппа поразила её. Средневековая таверна! Тот же каменный пол, шершавые побелённые белой и цветной глиной стены, и балки, всюду тёмные, словно закопченные балки. По стенам, по потолкам. Казалось бы, камин! Что может быть уютней и романтичней? Камин Филиппа находится в центре стола, стол в центре комнаты. Столешница вокруг камина выложена плоским камнем. Посуда вся деревянная с виду, но оказалась это хорошая имитация дерева. Посуда лёгкая и моётся в посудомоечной машине, может упасть на каменный пол и не разбиться. Стулья, скамейки из того же дерева, что и балки. Вдоль одной стены расположился ларь во всю её длину. В любом месте можно было поднять крышку и достать плед, подушки, ноутбук или не достающие предметы утвари. Огромный кот, спрыгнул с балки и бегом ринулся на встречу вошедшим. Протаранил лбом ноги Филиппа. Сел и задрав голову, уставился на карлицу.
           — Знакомься…. Дуся! —
           Дуся приподнял зад, и над полом повисло мужское достоинство. Кот собрался было подойти к карлице, но неведомо откуда взявшийся попугай слёту долбанул кота увесистым клювом в голову, звук удара был слышен и полетел себе дальше по комнате. Кот присел, застыл от боли и зажмурил глаза. Через какое-то время птица приземлилсь на своё кольцо.
           — Проходи…. Садись…. —
           Хельга прошла и села. Кот открыл глаза, обследовал помещение, нашёл глазами карлицу, но подойти, снова не посмел. Как только Филипп зашёл в одну из комнат, Хельга показала коту язык. Тот почему-то обрадовался эту явлению и вприпрыжку прискакал к её ногам, потёрся. Потом заскочил на спинку стула, стал приноравливаться к её лицу.
           — Уйди…. —
           Хельга встала и сняла с себя пальто. Положила на второй стул. Кот снова обрадовался и запрыгнул на пальто. Стал лапами драть мех.
           — Отдай…. —
           Хельга заволновалась и сдёрнула пальто со стула, да так и застыла с ним в руках. По комнате, шла девица, высокая пре высокая, тонкая пре тонкая, длинноногая, загорелая, красивая до смерти! На ней кроме маникюра и педикюра, был высокий хвост из наращенных волос, на самой макушке. И всё…. Кот подпрыгнул и снова вцепился в пальто. Вместе с ним упал на пол. А Хельга стояла и смотрела на чудо чудное. Появился мужчина, по всей видимости, отец Филиппа. Явное сходство просматривалось глазом. Одет мужчина, как на концерт классической музыки. Лишь бабочка расстегнута и висит вольно у ворота рубашки.
           — Шмара… —
           Чётко проговорила птица.
           — Что сказала птица? —
           Спросил отец Филиппа.
           — Птица ругается. —
           Ответил из комнаты Филипп.
           — Зайчик мой, накинь, что ни будь на себя, пришёл Филипп. —
           — Красоту не спрячешь…. —
           Вяло отреагировала девица на слова отца Филиппа, но скрылась в одной из комнат. По всей видимости, что бы одеться. Разговор идёт на итальянском языке, но ясно всё без перевода, о чем просит мужчина женщину. Мужчина щурится. Достаёт очки надевает их и смотрит на карлицу.
           — Почему стоите? —
           Хельга понимает, потому как говорит человек на плохом русском. Она вздыхает и забирается на стул. Села и поболтала ногой. В ногу тут же вцепился кот, и съехал по ней на пол.
           — У кота нет когтей. Здравствуйте Хельга. —
           Мужчина сел за каменную столешницу вокруг камина. Что-то вспомнил, обошёл стол по его кругу, взял руку карлицы в свои и подержал немного. Сел рядом. Пнул кота ногой.
           — Мне повезло. Почти все говорят на русском. —
           — Жизнь заставила. —
           Вздохнул чему-то своему отец Филиппа, забрал пальто и отнёс куда-то.
В комнату вошёл Филипп с внушительным подносом в руках. Поднос заставлен вазочками и тарелками. Поднос поставил на стол и провернул столешницу в сторону Хельги. Поднос поехал по кругу.
           — Здравствуй сын! —
           — Привет папа. —
           Отец снял с подноса тарелки и вазочки, расставил их на каменной столешнице. После этого провернул стол так, что бы всё это оказалось рядом с Хельгой. Пустой поднос вручил сыну. Тот снова вышел.
           — Вы смелый человек Хельга. Всё бросили и ринулись в бой. —
           Карлица молчала. Она была ещё под впечатлением увиденной сценки с голой девицей.
Раздвижные двери открылись. Девица в кожаных шортах, таких коротеньких, что их можно назвать трусиками, идёт к мужчине и, не сказав ни слова, садится ему на колени. Обхватывает его за плечи и замирает. Глаза закрыты. Алый бюстгальтер из тонкой кожи прикрывает хорошо развитую грудь.
           — Всё моё со мной. —
           Отвечает отцу Жерара Хельга.
Мужчина разглядывает её. Разворачивается, что бы было удобно разговаривать. Пересаживает девицу с одного колена на другое.
           — Значит, вам не так уж много нужно от жизни. —
           — Здесь вы правы. Для меня главное ни количество, а сроки. У вашего сына хороший жизненный темп. —
           Спящая красавица среагировала на женский голос. Открыла глаза и посмотрела на Хельгу. Затем повела глазами вокруг себя и никого не найдя, кто бы мог обладать женским голосом снова посмотрела на карлицу. Глаза стали приобретать осмысленное выражение. Глазам захотелось понять, что перед ними.
           — А…. —
           — Зайчик, не забивай ничем другим, кроме меня, свою красивую головку. —
           Запрограммировал девицу отец Филиппа.
Глаза девицы прикрылись, и голова легла на его плечо. Звонит телефон. Отец Филиппа, сажает девицу на скамейку рядом с собой и разговаривает с кем-то. Закончив разговор, сажает девицу обратно на колени. Он обращался с ней, как если бы обращался с любимой кошкой, перекладывая с колена на колено. Филипп, проходя мимо отца, наклонился и чмокнул в макушку спящую красавицу. По всей видимости, это было приветствие.
           — Привет…. —
           Вяло отреагировала та.
Кот разбежался и вспрыгну на голые колени девицы. Визг раздался неописуемый. После него начались рыдания. Мужчины обезумели от визга и слёз, но девица всё не успокаивалась. Видите ли, она испугалась! У неё, видите ли, царапки остались. А нет у кота ногтей! Тогда синяки, наверняка будут! Отец Филиппа достал бумажник и предложил ей сходить с подружкой в магазин нижнего белья или магазин где продают женские сумочки. Всхлипывающую девицу мужчины вывели за дверь квартиры и посадили в такси – так поняла Хельга. Посмотрела в окно. Точно!
           — Что это с ней? —
           Размышляла карлица.
           — Что это с ним? Что это с ними? —
           — Ты что-то хочешь спросить? —
           Обратился к ней вернувшийся Филипп. Видимо разглядел что-то на лице Хельги.
           — Она развела вас на деньги. —
           — Лучше так, чем слушать женские слёзы. —
           — Слёзы искусственные. —
           — Всё одно. Слышать их, не выносимо. —
           — Мне тоже можно будет так себя вести с тобой? —
           Филипп заказывал по телефону еду с доставкой. Положил трубку. Выдержал паузу.
           — Это на твоё усмотрение…. —
           — Нет, со мной этот номер не пройдёт. Голой мне ходить нельзя. —
           Не зная, как правильно среагировать на слова карлицы, Филипп пожал плечами.
           — Как ты не любишь себя! Откуда в тебе это? Тебя в детстве били? —
           — Не помню. —
           Отец Филиппа вернулся и сел к ним за стол.
           — Почему подогрев пола не отключаешь? Жарко Филипп. —
           — Тогда у тебя снова разыграется цистит, а твоя девушка околеет. Кроме белья и шуб, она ничего не носит. —
           — Это всё твой толстяк! Это он любит тёплый пол…. —
           — Пап, ты ревнуешь. —
           — Если через год не женишься, стану ревновать. —
           — Кстати, где он? —
           — Скоро будет, и вы успеете поругаться. —
           Филипп смотрит на Хельгу.
           — Я заказал пиццу. Будешь кушать? —
           — Буду. Но ужинать я должна дома. —
           И отец, и сын, подняли на неё глаза.
           — Пока мой дом у Агаты. —
           — Разумеется…. —

           Придёт Семён и после продолжительных колкостей в адрес друг друга, отец и гость примиряться. Хельге придется ещё раз удивиться, когда двое взрослых мужчин заберутся на кровать, и в ней будут, есть пиццу, правда аккуратно. Закрыв ставни окон, Семён начнёт вслух читать свои записи. Хельга и Филипп улягутся на тёплом полу, прямо на шкуры и подушки. Обезумевший от восторга кот, начнёт скакать, и хватать их за ноги, но это не помешает им слушать Семёна Фёдоровича и вставлять замечания. На кота постоянно нападала птица, по всей видимости, не больно, так как кот переворачивался на спину и играл лапами без когтей в ладушки. Незаметно для себя, Хельга отвечая на вопросы Семёна Фёдоровича, поплывет по волнам памяти. Всё дальше и дальше назад, в прошлое. Отец Филиппа сладко задремлет. Изредка возвращаясь в реальность, будет вставлять красивое словцо, причем, всегда уместно. Остальные при этом, замрут на мгновение и, услышав ровное его дыхание, продолжат заниматься своим делом.

           Хельга посетила туалет Филиппа. Зашла и забыла, зачем пришла. Села на деревянную крышку унитаза и ну разглядывать, вернее озираться. Стены покрыты шалёвкой. Постучала по одной дощечке. Дерево. По углам стоят кадки с искусственными деревцами. Вдоль одной стены наложены камни, белые и округлые, почти как яйца страуса, между ними пробивается травка искусственная. Пол с подсветкой.
           — Осталось только лопухом подтереться…. —
           Хмыкнула карлица и огляделась.
           — Ты посмотри, угадала! —
           На одной из кадок, под искусственным деревом, были наложены листья из туалетной бумаги. Вроде они, как бы упали с дерева.
           — Как тебе интерьер? —
           Встретил Филипп вопросом вернувшуюся карлицу.
           — Можно забыть, зачем пришла, или испугаться. —
           Ответила та.
           — Испугаться? —
           Удивлён Филипп.
           — Комната узкая и длинная, из дощечек, как в гробу. —
           Глаза Филиппа сузились.
           — Мне так не кажется. —
           — Если убрать деревья с кадками, очень даже похоже. —
           Поддержал Хельгу Семён Фёдорович.

           Ох, уж эти закрытые ставни! Невозможно понять, сколько сейчас времени. Звонок телефона вернул всех в реальность.
           — Это Агата…. Так я и знала - забуду о семи часах! —
           Воскликнула карлица. На этих словах, отец Филиппа встал с кровати и взял трубку.
           — Любимая, это я…. Да, уже в Риме. —
           — Нагрянул к сыну с проверкой…. Сейчас приеду и привезу твою подопечную. Она уже одевается. —
           При этих словах смотрит на карлицу и улыбается.
           — Все мужчины сволочи. —
           Вспомнила Хельга нашумевший фильм в Москве.
           — Почему сидим? —
           Ласково спросил её, кладя трубку на место. Хельга вскочила и огляделась в надежде обнаружить шубку. Как была права Агата! Карлица действительно устала, и ей хотелось быть одной. Вспомнила свою комнату в доме Агаты, котов на втором не жилом этаже. И сумерки…. Сиреневые. Отец Филиппа надел на неё пальто как на маленькую девочку, замотал шарф вокруг шеи. Посмотрел внимательно.
           — Ты без шапочки? —
           — Не дружу с ними. —
           — Тогда пошли. —
           Хельга шлёт всем воздушные поцелуи, опасаясь прощальных поцелуев со стороны мужчин, и находит, что это не так уж и трудно, и этим можно держать мужчин на расстоянии.
           — Завтра у нас знакомство с труппой. —
           Сообщает ей Филипп.
           — Ты и сегодня грозил мне этим. —
           Филипп открывает дверь, они уходят.

           Отец Филиппа единственный человек в семье, предпочитающий иметь собственное авто. Красивый автомобиль мягко открыл дверцы. Наверное, надо назвать марку, цвет, возможно и цену, но я не разбираюсь в автомобилях, и здесь мои фантазии отдыхают. Карлица забралась в машину. Ей в отличие от владельца авто, было интересным разглядывание мелькающих за окном домов, улиц и людей. Кода машина мягко вкатилась во двор Агаты и остановилась, отец Филиппа, с неподдельным рвением выскочил из неё, и с неподдельной искренностью прижался губами к руке Агаты. Они обнялись и так постояли немного. Потом разглядывая друг друга, не расцепляя рук, пошли в дом. Карлица собралась отрыть дверь машины, что бы выйти самой, но её открыл мужчина с каменным лицом.
           — Добрый вечер…. —
           — Слава богу, заговорил. —
           Хельга улыбнулась ему. Тот никак не среагировал. Больше в этот вечер, она не увидит ни Агату, ни её мужа. Ужин принесут в комнату, чему она будет несравненно рада.

            Всё новое отбирает много сил. Хельга каждый день, как на амбразуру грудью, и чем ближе к вечеру, тем сильнее желание быть одной. Оказавшись в отведённой для неё комнате, она с большим удовольствием повернула ключ в двери. Стянула шарф с себя. Пальто сняла и оставила прямо у двери. Разбежалась и заскочила на кровать. Подождала, пока матрац под ней перестанет возмущаться, прикрыла глаза. Расслабилась. Наверное, даже и вздремнула, самую малость, и снова открыла глаза. На дверце шкафа, висело платье синего цвета. Рукав три четверти. Воротник с острым углами вдоль выреза мысом, вывязан крючком, но как! Я бы тоже хотела иметь такой воротник вместе с платьем. Не сводя с платья глаз, карлица сползает с кровати. Идёт к нему мимо зеркала. Останавливается и смотрит на своё отражение. Вспоминает голую девицу, шествующую по квартире Филиппа. Начинает раздеваться. Снимает всё, и явно не для того что бы примерить новое платье. Я отхожу вместе с вами от зеркала. Будем скромными, и не станем смущать маленького человека. Кого бы нам проведать?



Продолжение: http://www.proza.ru/2016/06/10/1441

Послевкусие. Глава двадцать вторая



           Комната мужчины с каменным лицом отличается от комнат в доме, в котором он живёт и работает. Отличия начинаются сразу, от входной двери. Надо отметить, что эта комната имеет отдельный вход, и в ней есть ванная с туалетом, и часть общей веранды наверху. Коты на эту часть не ходят. Знают, что там их не ждут. Итак, входная дверь самая обычная, без стёкол. Ручка её без всяких вензелей, а если открыть дверь, на полу вы увидите полосатый коврик, те, что встречаются на хуторах у бабушек в России. И ведь что удивительно! Если бы этот истукан жил в настоящее время в России, вряд ли такой коврик лежал в его доме у двери. Потерявши плачем! Табуретки, сколоченные из прочных брусков, встречают нас в прихожей. Пресловутые плетёные лапти висят на толстом гвозде. В переднем углу на полке с рушником стоит икона. Закопченная вся! На полке выставлены самовары мал-мала меньше и раздутые от важности матрёшки. Постсоветский модерн! Так называет свои выставочные экспонаты хозяин. На этом тоска по родине заканчивается, и начинается обычный комфорт современного человека. Тут есть место и роскоши, и современным достижениям в бытовой технике. Когда Хельга впервые посетит истукана, он объяснит наличие русской атрибутики, как подарки Агаты. Женщина, считая, что человек может скучать на чужбине по своей родине, буквально завалила его такими подарками, которых он и, живя в России, не мог желать себе. Мужчина стоит посредине комнаты, и прислушивается. Он надеется услышать голос своей женщины, сквозь стены. Берёт кружку и, приставив к стене, прикладывается к его дну ухом. Замирает…. Ничего. Что он хотел услышать? Гневные крики женщины:
           — Оставь меня! Ты мне противен! —
           И ринутся на помощь героем из русских сказок? Представьте, именно это он и хотел долгие годы. Человек заморозил свои желания ещё в молодости, остался в том времени, в котором с ним приключилась встреча с Агатой. Взамен жизнь дала ему мудрость. Это можно судить по его ответу на вопрос Филиппа:
           — Ты счастлив? —
           — Если не придумывать себе что-то другое…. —
           Но сколько, же нужно было перетерпеть!

           Истукан ставит бокал на прежнее место. Мысленно собирается рухнуть на кровать и поколотить руками матрас и подушки, но в дверь стучат. Агата не может придти, это факт. Карлица ещё и не знает о существовании этой двери. Кто это? Неужели сам? Истукан выпрямился, одёрнул пиджак. Двумя руками пригладил волосы.
           — Давно пора было….. —
           С выражением полного безразличия, к которому он привык, или вернее сросся с ним, распахивает дверь.
           — Добрый вечер! Поужинаем вместе? —
           Перед ним стоит новая кухарка. Это она, но совсем другая. Что стоит распустить женщине волосы, открыть грудь для свободного просмотра, и снять фартук - получишь результат.
           — Я до утра свободная. —
           — Я занят двадцать пять лет. —
           Подумал про себя истукан и собрался сказать это же вслух.
           — Какая прелесть! —
           С этими словами женщина мелькнула мимо него в прихожую. Заворковала, загукала, перебирая руками матрёшки, трогая самовары и лапти. Естественно, что подняв руки и встав на цыпочки, она показывала ему себя в выгодном свете. Озарил этот свет разум мужчины, да и дал зелёный свет мужским потребностям. Сознательно не прибегаю к описанию постельных сцен. Сделайте это за меня сами в своём воображении.
           — Как неожиданно…. Уф…. Какой вы, право…. —
           Истукан отстранился от горячей и ставшей влажной гостьи.
           — Так и напугать не долго…. —
           Женщина вбирала в себя воздух и не могла им надышаться.
           — Затем и пришла. —
           Произнёс истукан на русском.
           — Что? —
           Вопрос от женщины на итальянском языке.
           — Через плечо…. Иди от сюдаво! —
           Истукан вспомнил дедово слово и заулыбался воспоминаниям.
Женщина поняла это как признательность.
           — Ходишь целыми днями за хозяйкой, и не подумаешь, что ты такой…. —
           — Да, я такой…. Что ты говорила насчёт ужина? —
           — Одной скучно ужинать. Придёшь? —
           — Приду. —
           Мужчина открыл дверь.
           — А, хозяйка с хозяином? —
           — Уехали….. Сказали, будут поздно. —
           — Чего же не сказала, как пришла? И мне спешить не пришлось….. —
           Истукан закрыл дверь.

           В своей комнате Хельга надела платье. И так вертелась, и эдак…. Никак не получается застегнуть замок на спине. Ручки короткие. Вышла из комнаты и пошла в залу с фонтанчиком. Никого…. На кухню. Тоже никого. На веранду. Опять, никого. Одни коты развалились по полу, приходится их перешагивать. И ведь не двинуться даже! Туфли сели на ногу сразу. Высокая платформа туфель приподняла карлицу так существенно, что ей казалось, она парит над полом. Нос туфель слегка заужен и округлён. Ремешки мягкие и удобные.
           — И кто где есть? —
           Она ещё раз прошлась по комнатам. Громко звала Агату. Подошла к окну и оглядела двор. Никого…. Ворота закрыты. Вспомнила, что истукан положил в её карман визитку с телефонами. Пошла в свою комнату. Нашла визитку и набрала номер.
           — Как это меня нет? Я на кухне…. Собрался нести тебе чаю. —
           Обрадованная Хельга поскакала назад.
           — Застегни меня, пожалуйста. —
           Истукан растерялся. Ему на выручку пришла женщина из кухни.
           — Милое платье. Вы изменились. Из маленькой девочки и сразу в бабочки. —
           — Чего мелишь? —
           Рассердился истукан.
           — Мне хорошо? —
           Громко спросила карлица женщину из кухни.
           — Зачем она кричит? —
           Спросила женщина истукана.
Все люди, попав в чужую страну, разговаривая с местным населением, повышают голос, стараясь что-то им объяснить.
           — Хорошо. Тебе очень идёт. Ты повзрослела. —
           Ответила женщина, невольно тоже повышая голос.
           — Мне двадцать один год. —
           — А так и не скажешь. —
           Удивился истукан.
           — Мужчины после этого, все хотят есть…. —
           Послышалась итальянская речь из кухни.
           — Я не все! —
           Рявкнул медведем из залы истукан.
           — Это я уже поняла. Веди малявку на кухню. —
           — Она не малявка, она моя соотечественница. —
           — Карлица из России? —
           — Да, как и я. —

           Мужчина с каменным лицом вводит карлицу на кухню. Здесь вкусно пахнет. Кухарка обучалась на специальных поварских курсах, и много лет практиковала и любила свою работу. Огромный холодильник, цвета «металлик», отразил в себе фигурку карлицы. Отразил расплывчато, но именно это и спрятало карликовую её принадлежность, и отражение получилось на славу. Хельга сразу поняла эту тонкость. Вертясь у холодильника, пришла к мысли:
           — Значит, мой мужчина должен быть с плохим зрением. Буду обращать внимание на очкариков. —
           — Ты не знаешь, у Филиппа со зрением всё в порядке? —
           Истукан старательно думал.
           — Никогда не видел его в очках. Агата, тоже никогда не жаловалась. А, что? —
           — Так просто! Всё надо знать, о своём хозяине. —
           — Да, какой же он тебе хозяин?! Хотя, с какой стороны посмотреть…. —
           — Сейчас со всех сторон. —
           — Тебе виднее. —

           Женщина с кухни ластилась к истукану, подкладывала, доливала, убирала использованную посуду, придвигала корзиночку с хлебом. Хельга с интересом за ней наблюдала. Истукан терпел, но выждав момент, когда кухарка успокоилась и села, сказал ей на итальянском языке:
           — То, что произошло полчаса назад между нами, не должно было произойти. Бог свидетель! Но человек слаб. Прости меня господи! Забудь…. Я уже забыл. Здесь работа, и кроме своих обязанностей мы ничего не должны помнить, а оказывать – тем более. —

           Женщине, итальянке женщине, услышать такие слова! Женщине родившейся в стране, где флирт само собой разумеющееся, где флирт национальный вид спорта, услышать такое?! А уж понять существование мужчин однолюбов, это уже совсем из области фантастики. То, что перед ней сидит однолюб, она ещё не знает. Собственно, кто такой однолюб? Это лентяй по жизни. Лентяю всегда лень. Любые отношения это труд. Вот ему и лень трудится, что бы разлюбить и вновь полюбить, или отбить у соперника, увести за собой возлюбленную. Построить новые отношения. Хоть что-то сделать!

           Дальше следует не переводимый фольклор от лица женщины с кухни. Хельга застынет в недоумении, и оно будет поистине велико, так как человек не знает сути происходящего, не знает итальянского языка. Мужчина с каменным лицом будет, есть и миролюбиво качать головой, соглашаясь с каждым, брошенным ему в лицо оскорбительным словом.
           — Да, я такой…. —
           Будет изредка вставлять эти три слова.
           — Скоро, она возьмёт, что ни будь со стола и швырнёт в меня этим. Чем-то не бьющимся…. —
           Истукан сидит спиной к женщине и смотрит на Хельгу.
           — Взяла? —
           Хельга не успела в ответ кивнуть головой, как деревянная, круглая дощечка для нарезания сыра брошена в голову истукана. Ударилась о его плечо и упала на пол.
           — Ты злишься на правду. —
           Истукан встаёт, подходит к кофе машине и под ругательства разъяренной итальянки, делает себе кофе.
           — Будешь? —
           Оборачивается к карлице. Хельга кивает головой, хотя кофе она не пьет, хотя из этих чашечек и пить нечего. Чашечки настолько малы, что даже мизинец карлицы в ней утонет. Звонит телефон. Оскорблённая женщина смолкает, будто выдернули штепсель из розетки. Идёт и берёт трубку. В это время, Хельга от страха и любопытства, не сводя глаз с итальянки, проглатывает содержимое чашечки. Горячая жидкость стекает в желудок. Уши карлицы слушают, глаза наблюдают, а рот и горло, наполняются вкусом и ароматом кофе. Она смотрит в чашечку, но там одна гуща, слегка покрытая жидкостью. Карлица пробует нацедить сквозь губы ещё немного. Таким вкусным показалось ей кофе. Удивительное дело – кофе нет, а вкус во рту проявляется ярче и ярче. Карлица вновь заглядывает в чашечку.
           — Погадать хочешь, на кофейной гуще? —
           Хельга ещё раз вдыхает аромат из чашки.
           — Я тебе сам погадаю и без кофейной гущи. —
           — Ты?! —
           Удивлена карлица.
           — А что с поварихой? —
           Мужчина с каменным лицом пожимает плечами.
           — У вас в России все такие ненормальные мужчины? —
           Повариха спрашивает карлицу на родном языке. Окидывает презрительным взглядом спину истукана.
           — Через одного…. —
           Слышит ответ ненормального мужчины.
           — Куда уехали наши хозяева? —
           — Куда им надо…. —
           — Не груби. Себе хуже. Гостья может пожаловаться. —

           На женщину, словно ушат воды вылили. Она меняется в лице, учтиво начинает убирать со стола, украдкой смахивая слезу. Как легко можно обидеть женщину!
           — Зачем ты так с ней? Зачем ты так с Агатой? Зачем ты так с её мужем? Зачем ты так с собой? —
           Карлица заглядывает в лицо истукана снизу.
           — Что за вопросы? —
           Растерялся истукан.
           — Я не спрашивала, я тебе погадала. —
           — Вот как! —
           После паузы произносит истукан. Задумывается.
           — Выходит моя очередь? —
           — Ты сам обещал. —

           Лицо у карлицы застывает, как когда-то оно застыло у мужчины, в ответ на бесконечные насмешки и намёки со стороны детей и прислуги, да так и осталось по сей день.
           — Ты Хельга станешь моим подобием. Маленьким, правда…. —
           Мужская рука поднимается над столом на уровне роста карлицы.
           — Отличать тебя от меня будет наличие денег и известность в театральных кругах. —
           Истукан выдавливал слова, ему не хотелось обижать карлицу.
           — Мы стали врагами? —
           Карлица бледным лицом и медным голосом напугала истукана.
           — Стать врагами не получится. Я слуга. Мы на чужой территории и будем жить по чужим правилам. —
           — Ты прав. Ой, как прав! —
           Карлица качает головой и тянет голосом в конце фразы.
           — Ты обещал ещё кофе…. —

           Истукан встаёт и уходит. Хельга провожает его глазами. Как только спина мужчины исчезнет за перегородкой, силы оставят карлицу, и она, в буквальном смысле этого слова, уронит голову на стол. Звук удара головы о столешницу оглушит Хельгу, и она не услышит, как истукан метнётся назад в комнату и увидит печальную картинку. Увидит истукан и ещё одну женщину повариху, с поникшей головой у посудомоечной машины. Стыд прожжёт его. Ему покажется, что подошва ног горит.
           — Да пошли вы все…. —
Мелькнёт спасительная фраза. Мелькнёт, да не спасёт! Горькая горечь горя обложит язык и тот присохнет к нёбу.

           Отдалимся от них, посмотрим на присутствующих в кухне людей как бы сверху. Сгорбленная и сразу ставшая не красивой женщина повариха с солёными щеками и покрасневшим носом. Маленький урод с расплющенной о стол щекой, по которой стекает слеза. У карлицы нет возможности удобно сложить руки под головой – не достают руки! На столе лежит только голова, а плечи и руки тянутся к полу. Мужчина с каменным лицом, которое не помнит что такое слёзы. Окаменело когда-то и всё тут!
           — А что случилось?
           — Да ни чего не случилось!
           — Были мы влюблены, а любви не получилось!
Три строчки позаимствованы мною из песни далёкой и манкой юности.
           — И никто сказать не может, где счастье ждёт, а где беда!
           — За ложным солнцем идём…. Не сиявшим никогда!

           Мужчина с каменным лицом перестал обладать им. Жар стыда сжёг маску. Он вернулся к женщинам с чашками ароматного кофе на подносе и…. Не застал не одну. Они разошлись по своим комнатам. Третья женщина, женщина всей его жизни, тоже не с ним. Мужчина, стоя, монотонно, одну за другой, опрокинет содержимое трёх чашек в рот. С последней чашкой, каменное его лицо к нему вернётся. Он исполнит заученные действия по дому. Закроет ворота, включит сигнализацию и пойдёт к себе, в комфортабельное гнездышко одинокого человека. Большой дом замрёт, наслаждаясь наступившей тишиной. Я знаю, что делают трое, оставшихся в доме людей. Они молятся. Кто, как умеет….

           В квартире Филиппа царит творческий беспорядок. Где только можно разложены, разбросаны, исписанные листы бумаги. Семён Фёдорович работает по старинке. Его раздражает светящийся экран компьютера, и как он говорит, делает его мысли бесцветными. Стакан здесь, стакан тут…. Бокал тут, бокал здесь. В каком допито, в каком нет. Знают об этом кот и птица. Смятые салфетки. Обертки от конфет и печенья. Тарелки с прилипшими и подсохшими остатками пищи и среди всего этого, расположился толстяк с довольным выражением на лице и птица попугай. Толстяк любовно перебирает листы бумаги, складывает их в стопки. Стопки закрепляет зажимами. Он считает их и нумерует. Птица спешит потрогать клювом все предметы на полу, пока их не убрали. Она обжилась в квартире нового хозяина, почти забыла перелёт в самолёте и вполне счастлива. Кот настолько расположен к птице, что ни чем не напоминает ей дворового кота в Вологде. Да и климат здесь птице больше по душе, окно можно держать открытым круглые сутки. Окно с москитной сеткой. Филипп обещал подарить попугаю подружку. Филипп думает, что птица ничего не поняла из его обещания, но птица умная, и всё знает, и теперь живёт в сладком ожидании обещанного. Какая она, будущая подружка? Как пахнет?
           — Попробуй работать с компьютером. —
           — Не попробую…. —
           Не задумываясь, отвечает Филиппу его толстый друг.
           — У меня все мысли плавятся от него, я старею возле него. —
           Вздыхает толстяк.
           — Я тебя и старого буду любить. —
           Толстяк доволен. От улыбки его лицо расползается по плечам.
           — Твоя мама не даёт нам сплочённо работать. А время бежит…. —
           — Я тоже думаю о её привязанности к карлице, кажется, иссяк источник вдохновения. Мама потеряла всепоглощающий интерес к русскому. И то, хватит уже…. Четверть века, играются! —
           Филипп, лёжа на шкуре, скривил лицо.
           — Твой отец знает об этом? —
           Лицо толстяка приобрело живость. В глазах заблестело любопытство.
           — Знает? Он приветствует это —
           — Не верю. —
           Коротко и твёрдо возмутился Семён Фёдорович.
           — Ты прав! Я немножко сгустил краски. Но со стороны, это так и выглядит. Зато улеглись страсти, которых маме не хватало первую половину совместной жизни, в силу постоянного отсутствия отца. —
           Семён качает головой.
           — Нельзя истукана убрать из дома? —
           — Истукан мамина собственность. —
           — И ты получишь истукана в наследство. —
           — Не шути так…. Моя мама всех переживёт! —
           — Согласен. Переживёт ли Хельга, предательство Жерара? И как это отразится на работе? —
           Толстяк поднялся с пола.
           — Что значит, предательство? Сколько я тогда предал женщин?! —
           Филипп раздражён.
           — Фу! Не хочу слышать гадости от тебя о тебе. —

           Толстяк пошёл в туалет. Закрыл за собой дверь. Перекрестился стоя за дверью. Он не любил выяснять отношения. Ссоры, сцены – это не для него. Филипп невероятно вспыльчивый, главное во время прервать неудобную для него тему. Семён уселся и начал стараться. Поводил глазами вокруг.
           — Действительно! Напоминает гроб большого размера. —
           Отогнал эти мысли прочь, открыл дверь и предстал перед Агатой и Хельгой. Это было неожиданно! Ушёл в туалет от Филиппа, а вернулся в компанию женщин.
           — Доброе утро! Мы от парикмахера…. Только что…. —
           Агата ухаживала за карлицей и снимала с неё пальто.
           — Как вам? —
           Она жестом фокусника, сдёргивает шарф с шеи Хельги.

           Перед мужчинами стоит маленькая женщина. Она в красивом маленьком синем платье. Ажурные чулочки на ногах, премило смотрятся в новых туфлях на платформе. Через плечо сумочка, в тон кружев на платье. Руки спокойно висят вдоль тела. Диспропорции существовали, но не так выражено как у карликов настоящих. Сейчас, с помощью заплетённых волос в верхней части головы в виде короны, и свободно спадающих волос с нижней её части недостаток исчез. Цвет волос радикально менять не стали. Подобрали краску как можно ближе к её натуральному тону. Волосы стали ярче и свежее. Вырез мысом на платье, зрительно удлинил шею. Сейчас карлица напоминала себя в парикмахерской торгового центра города Волжского.
           — Я запрещаю тебе, смотреть на присутствующих людей исподлобья. —
           — Твои глазки куда красивее смотрятся, когда подбородок приподнят слегка. —
           — Да, Филипп? —
           Агата ждала поддержку от сына. Сын тут же оказался подле матери и замер, целуя ей руки. Та склонила голову и лбом коснулась его головы.
           — Раз, два…. Десять…. Десять секунд. —
           Сосчитал про себя толстяк.

           При виде этой сцены, повторяющейся иногда по нескольку раз в день, Семён Фёдорович душевно мучился. Его грызла совесть, что он так не может со своей старенькой мамой в России. А главное, он хочет, и много раз представлял это в своём воображении. Там получалось, а вот наяву – нет. Стопор!

           Сын оторвался от матери, что бы рассмотреть карлицу. Она подняла подбородок навстречу его взгляду.
           — Видел бы ты меня в отражении холодильника в доме твоей матери. —
           Думала карлица и смутилась, потому, как глаза Филиппа были особенно ласковыми.
           — Иди, ко мне моя девочка…. —
           Позвал Хельгу Семён Фёдорович. И та вприпрыжку побежала к нему. Прижалась, и оказалась ему по пояс. Они обнялись.
           — Давай сегодня вечером, всех бросим и вдвоём закатимся в уютное местечко, с тихой музыкой или вообще без неё. Здесь таких мест много. —
           Предложил Семён Фёдорович.
           — И никто нам не нужен. —
           Обрадовалась карлица.
           — Минуточку! Что значит, никто не нужен? Ты только послушай их, мама! —
           — Они шутят. Когда едем в театр? —
           Агата не собиралась раздеваться.
           — Ты едешь с нами? —
           — Да. Я должна показать всем, что Хельга важна для меня. —
           — Неужели ты думаешь, что Хельгу кто-то сможет обидеть? Я буду с ней, и Семён тоже будет. —
           — Ах, оставь эти байки! Театр это чудовище. Я не стану перечислять его минусы. Ребёнка испугаю. Жду вас на улице. Мне необходимо поговорить по телефону. —
           Агата выходит. Мягко закрывает за собой дверь. В дворике садится на каменную скамейку. Миниатюрность двора и лавочки подчеркнули красивую пышность итальянки, но сама женщина в этот момент ощущала себя девочкой. Достаёт телефон и набирает номер. Ждёт….
           — Слушаю…. —
           Говорит в трубке голос мужчины с каменным лицом.
           — Давай сегодня вечером, всех бросим, и вдвоём закатимся в уютное местечко с тихой музыкой или вообще без неё? —
           — Ты не оправдала моих надежд. Четверть века я жду тебя. —
           Человек с каменным лицом заговорил каменным голосом.
           — Ты словно по бумаге читаешь. —
           — Было время потренироваться и запомнить. —
           — Тогда запомни ещё одно – я дважды мужчин не приглашаю. —

           Девочка растворилась, невидимым облачком уплыла в небо. Рассерженная женщина отключает телефон. Водит глазами вокруг себя. Маленький дворик. Под ногами камень, вокруг камень, сидит на камне, смотрит на камень женщина с каменным лицом. И звонила она мужчине с каменным лицом. Всюду камень! Словно в каменной шкатулке сидит женщина, с открытой крышкой. Если поднять голову и посмотреть в небо, там камня нет. Ей бы в небо сейчас! Там просторно…. Стало душно. Нестерпимо!
           — Мама! Мамочка! Где болит, мама? —
           Филипп держит мать за руку и заглядывает в осунувшееся лицо.
Агата обводит взглядом незнакомое помещение.
           — Мы в больнице? Что со мной? —
           — Доктор за дверью. Разговаривает с папой. —
           Входит муж Агаты.
           — Кажется, пронесло. Но как ты могла, не беспокоится о себе!? Ты не делала кардиограмму несколько лет. В твоём паспорте неуказанна группа крови! —
           — А в твоём паспорте указана группа крови? —
           — Указана. Я много летаю. Ты сама посещала консультацию и проставляла. Филиппу, тоже…. —
           — Простите меня мои любимые. —
           Тихий голос больной заставляет мужа понизить интонацию голоса.
           — Ну что ты, любимая! Не говори так! Это мы должны были сделать! —
           — Где Хельга? —
           — Она с Семёном в театре, пусть привыкает к новой обстановке. —
           — Тебя разрешили забрать домой. —
           Больной человек обрадовался. Мгновение и щёки покрылись слабым румянцем, и слабость стала уходить, и кисти рук согрелись. Женщина захотела сесть, и посмотреть на себя в зеркало. И она сделала это.
           — Мне к лицу бледность…. Надо же…. Перейду на нейтральные тона в румянах и пудре.—
           Агата разглядывала своё отражение в зеркальце.
           — Пообедаешь в больнице, и домой…. Да? —
           Муж ласково поправил покрывало в ногах у жены.
           — Мне обедать в больнице? —
           Послышалась привычная строгость в голосе Агаты. Но услышав себя как бы со стороны, женщина осеклась. Ей захотелось продлить, то очарование, исходящее от волнения сына и мужа за её здоровье. Захотелось покряхтеть, опираясь на руку мужа и сына, оказать им свою слабость, взамен на тревогу и заботу.
           — Хельга перестала быть похожей на карлицу. Правда? —
           — Мама! Мне нужна карлица на сцене. Так сильно нельзя работать в этом направлении. Вдруг ей понравится новый облик так, что она перестанет быть сама собой. —
           — Но по замыслу, карлица должна перевоплощаться в красивую девушку в глазах любимого. Мама, помогла тебе? —
           — Конечно, мама…. Ты фундамент всего, что происходит со мной. —
           Отец Филиппа выходит из палаты, что бы забрать назначения врача. Сын спиной слышит, как за ним зарылась дверь.
           — Мама! Твой русский, уже час бесится у входа в клинику. —
           — Не надо было ему рассказывать о случившемся со мной. —
           — Постой у двери, я позвоню ему. —
           Филипп идёт к двери. Выглядывает в коридор, кивает матери.
           — Со мной всё в порядке. Переутомилась…. Жди меня дома, немедленно уходи. —
           Прикрыв рукой телефон, быстро говорит женщина.
           — Конечно с ним…. Имею право! Он муж мой! —
           — Что это ещё такое? Что за разборки неуместные? —
           Вскипает Филипп.
           — Сегодня же удали истукана из дома. Ты не устала от него? —
           Сын выхватывает из рук матери телефон, собираясь отчитать слугу и во время…. Дверь открывается, заходит отец с бумагами в руках, но что-то вспомнив, делает знак рукой и выходит обратно.
           — Устала сынок. И поняла это, сразу после разговора с Лялей, как только она сказала, что решила создать семью, а это значит внуки, а это совершено новый этап в жизни и вход в него только дедушке и бабушке. Какие могут быт романы у людей в моём возрасте? —
           Агата сникла и стала выглядеть пожилым человеком на больничных подушках. Сын с жалостью смотрит на мать.
           — Мама! Всё можно исправить. —
           — О чём ты, сын? Как можно исправить человеку ушедшую молодость, не состоявшуюся семью, не рождённых детей…. Он мог бы иметь детей! Я лишила его всего. Пришло время, когда та потребность, в которой я нуждалась как воздух, стала меня душить, но слуга, не предмет из магазина для взрослых, и его не выкинешь в мусорный бак. —
           — Мама! Ты расстраиваешься. Тебе станет плохо. Возьми себя в руки. Всё образумится! Вот увидишь! —
           Агата печально кивает головой. Отец Филиппа снова появился в палате.
           — Любимая, обедаем дома. —

           В это самое время, на пыльной сцене тетра, полу лежали, сидели или просто стояли, делая растяжку рук и ног, актёры. В центе на стуле сидел Семён Федорович. Рядом стояла карлица и во все глаза разглядывала присутствующих людей. Волнение её покинуло ровно тогда, когда она переступила порог вестибюля театра. Вместо волнения пришёл восторг. Коридоры, арки, колонны, капители роспись на них, затем узкие, пыльные, тёмные проходы, по которым они долго шли и вышли на сцену. По ходу движения, Семён Фёдорович открывал дверцы и просил не видимых ей людей собраться на сцене. Именно дверцы, потому как были двери в гримёрные комнаты уменьшенного размера. В темноте образовывался светлый квадрат и захлопывался, а затем следом за ними, люди в темноте узкого прохода, обгоняли их и бежали вперёд. В тонких лучиках света, проникавших из дверных щелей, клубилась пыль. Когда они добрались до сцены, вся труппа была на сцене. Никто не разглядывал её так, как это делали прохожие на улицах. Актёры знали, что приведут карлика и ждали карлика. Когда Семён Фёдорович снял с Хельги пальто и шарф, и она обернулась лицом к труппе, раздались аплодисменты. Актёры хлопали в ладоши. Лица и взгляды их были обращены к ней и источали радость.
           — Браво! —
           Кричали некоторые из них.
           — Что происходит, Семён? —
           Карлица привстала на цыпочки и потянулась к толстяку.
           — Ты им нравишься. Они принимают тебя в труппу. —

           Актёры приблизились к ней. Множество рук потянулось к ней. Кто-то водрузил на неё, берет с красным помпоном. Кто-то приколол брошку ей на платье. В одной её руке появилась мягкая игрушка, в другой воздушный шарик. Кто-то не видимый, поцеловал её в макушку.
           — Не обыкновенная! —
           Услышала она русское слово у себя над ухом.
Подняла подбородок, как учила Агата и поводила глазами по окружающим лицам. Их было много, и они всё время двигались. Пойти разберись, кто это сказал. След от губ, грел макушку.
           — Спасибо, спасибо…. У меня ничего для вас нет! —
           — Что делать Семён? —
           Она потянула его за руку.
           — Приглашать! Все приглашены в Ditirambo на грушевый пирог, политый черным шоколадом, и вишнёвый торт с рикоттой. —
           В ответ раздались новые аплодисменты.
           — Завтра в полдень. —

           Снова узкие пыльные и тёмные проходы. Светлые проёмы дверей закрывались, за входящими в них актёрами и голоса их становились глуше. Навстречу шёл Филипп. Втроём, находится в узком проходе невозможно, и они гуськом направились к выходу.
           — Что так быстро? —
           Осведомился Филипп.
           — У меня голова стала кружиться. Там нет воздуха. —
           Верхняя губа карлицы покрылась бисеринками пота. Она облизнула их. Филипп потрогал мягкую игрушку в руках Хельги. Отобрал у неё воздушный шарик и, открыв дверь театра, отдал его швейцару.
           — Как мама? —
           — Спасибо Семён. Спазм, криз…. Слова всё какие-то мудреные! —
           — Мне показалось, что актёры русскоговорящие. —
           Хельга убрала руку с мягкой игрушкой за спину. Так, на всякий случай.
           — Тебе не показалось. Это одно из условий, для работы в моей труппе. Разговорную речь, должен освоить каждый. Тебе придётся учить итальянский язык. —
           — Я буду стараться. —
           — До встречи! —
           Дверь театра закрылась за Филиппом.
           — Не в настроении…. —
           Резюмировал Семён Фёдорович.
           — Можно понять - мама болеет. Семён, ты мне поможешь с итальянским разговорником?—
           — Старайся слушать вникать и запоминать. Чаще повторяй за собеседником. Каждому приятно оказаться в роли учителя. —

           Они идут вдоль стены тетра и его афиш. Большой и толстый человек, ведёт за руку маленького, диспропорционального человечка. Одеты они дорого и со вкусом. Потому, никому и в голову не придёт оглядываться на них. Большой человек расскажет маленькому человеку о Миланском оперном театре «Ла Скала». Построен он в тысяча семьсот семьдесят шестом году, и с тех пор считается самым лучшим в мире. Акустические его свойства, до сих пор не превзошёл никакой другой театр. А вот оптические свойства не на высшем уровне. Сцена плохо просматривается с не которых мест партера и практически всех боковых лож. Партер и двести сорок боковых лож вмещают три тысячи зрителей. Изначально зал театра был в форме подковы вытянутой к сцене. Архитекторы более позднего времени, изменили форму зала, приблизив её к кругу. Зрители стали иметь возможность видеть друг друга, разглядывать наряды театралов и показывать себя. Большой театр в Москве, и бывший Александрийский (театр им. Пушкина) Санкт Петербурга, повторяют архитектуру итальянских театров, и так же признаны одними их лучших в мире. В них убранство, блещет во всём величии и превосходит убранство театров Италии. Если рассмотреть архитектуру Московского Кремля, то кремль можно назвать итальянским.
           — Я не видела зрительный зал. —
           — Занавес был закрыт. Потому и воздуха не хватало тебе. —

           Толстяк приподнял кепи на голове, поприветствовал человека с огромным и белоснежным жабо на груди, и таких же ослепительно белых гольфах. Тяжёлые и массивные двери ресторации с трудом открылись перед ними. Семён Фёдорович и Хельга вошли в одну из достопримечательностей Рима, это ресторанчик, скрывающийся в привокзальном районе. Название ресторанчика Agata e Pomeo.
           — Кухня тут, толи Ньюйорская, толи Парижская…. Я и сам не знаю! —
           Говорил толстяк, снимая пальто с Хельги.
           — Сплошные выкрутасы! Например – огуречный шербет, или помидоры в карамели с мороженым. —
           — Я такого не хочу. —
           — И не надо…. Мы, что ни будь, простое закажем, съедобное…. Доверься мне! —
           — Пусть принесут то, что детям приносят. —
           Хельга положила подбородок на стол.
           — Понял…. —
           Толстяк подозвал обслугу, недоразумение было исправлено. Карлица сидела на плотной подушке. Двое русских, вдали от родины, будут говорить о родине. Нет-нет да мелькнёт перед глазами карлицы лицо Жерара. Навязчивой идей станет желание показать себя ему в новом платье. Карлица начнёт вздыхать и сбиваться с мысли.
           — Зачем я только согласилась заказать виноградные улитки! —
           Карлица опечалилась, рассматривая испеченные улитки в специальной формочке и печи. Отвела от них взгляд и посмотрела на картину, висящую на стене напротив столика.
           — Это гора Реймса. У её подножия растут самые лучшие сорта винограда. Какой там воздух! —
           Толстяк громко вобрал в себя воздух и всем видом показал, как вкусен тот воздух.
           — Возможно и улитки с этих мест. —
           — Жерар женится на сестре Филиппа? —
           — Скорее всего. —
           Без промедления, ответил Семён Фёдорович.
           — Что может повлиять на решение мужчины в таком вопросе? —
           Повисла пауза.
           — Ты считаешь, что сложившуюся ситуацию следует изменить? —
           — Что могло изменить отношения Жерара ко мне? Так быстро! Он приедет с Лялей в дом, где я сейчас нахожусь! —
           — Приедет, но не для того, что бы обидеть тебя. Ты необычная женщина. Ты обделённая богом. Обижают женщин обычных. —
           — Это, каких? —
           — На шпильках, с силиконовой грудью, с гелиевыми ногтями, в бриллиантах и без них, с изучающим взглядом, требующих к себе непомерного внимания…. Перечислять можно долго! Ты имеешь мощное оружие и если поймаешь его суть и будешь пользоваться им, окажешься верхом на лихом коне, как говорил великий полководец Чапаев. —
           Толстяк смотрел карлице прямо в лицо.
           — Я карлица, и это моё оружие? —
           Хельге вспомнились слово, сказанное кем-то из актёров труппы над её головой при первой встрече. Не обыкновенная! Даже тембр мужского голоса память воспроизвела в ушах. Рука карлицы самопроизвольно поднялась и легла на темечко, куда её поцеловали.
           — У тебя болит голова? —
           Толстяк отжал лимон над улитками в своей тарелке.
           — Нет. Голова кое что вспомнила. —
           — Что вспомнила? Тебе полить лимонным соком? —
           — Полей, если это положено. Кто-то из присутствующих на встрече с труппой назвал меня необыкновенной. —
           Про поцелуй в макушку Хельга не сказала.
           — Женщина? Хотя нет! Наверняка мужчина! —
           Толстяк закрыл глаза и пожевал мясо улитки, но нить разговора не упустил.
           — Голос был мужским. —
           Подтвердила карлица.
           — Самого мужчину ты не видела? —
           Толстяк протянул ей палочку.
           — Накалывай мясо и вытягивай его из панциря. Потом клади в рот. —
           — Я крутила головой по сторонам, но не поняла кто именно. —
           Карлица крутила головой, подняла ручки, показывая, как это она делала и была очень живописна.
           — Про это следует записать. —
           Семён Фёдорович выхватывает из кармана блокнот и мелко бисерит ручкой по чистому листу бумаги.
           — Такой будет твоя первая, невидимая встреча с будущим возлюбленным! —
           Толстяк радуется и пишет и пишет и снова радуется.

           Подошёл человек из обслуги. Поднятые руки карлицы, послужили для этого сигналом.
           — Прошу вас, обратить внимание, что мясо улиток в сочетании с цитрусовыми, у детей вызывает аллергическую реакцию. Как в вашем случае? —
           Официант замер, в ожидании реакции на своё замечание.
Толстяк перестал писать, покосился на карлицу, на её тарелку с нетронутыми улитками. Положил руку на сердце и сказал:
           — Вот честное слово не знаю. И мадамузель, наверняка тоже. Положимся на волю случая! —
           Мужчина ушёл.
           — Что он тебе говорил? —
           — Что у детей бывает аллергия на улитки. —
           — То у детей…. —
           Отмахнулась карлица.
           — Что ты там всё время пишешь? У вас нет сценария до сих пор? —
           Карлица положила в рот, что-то скрюченное и подкислённое.
           — Ну как? —
           Среагировал на это действие толстяк.
           — Кислый кусочек требухи. —
           Толстяк посмотрел на официанта, и тот направился к их столику.
           — Мы тут подумали и решили, что совет ваш, весьма и весьма основателен. —
           — Что принести на замену блюда? —
           — Маринованного в бальзамическом уксусе кролика. —
           — И свежее выжатый ананасовый сок, с дольками ананаса. Для послевкусия. —
           Карлица делала заказ с серьёзным лицом. Официант ушёл.
           — Здесь столько много людей, знающих русский разговорный…. —
           — Здесь столько много русских круглый год, что не знать его, значит лишать себя заработка. Кстати…. Следующий год, две тысячи одиннадцатый – год культуры Италии в России, и культуры России в Италии. Кульминация многовековых связей между Москвой и Римом. Перекрёстный год! И спектакль Филипп задумывал для представления его, именно в этом году. Да только ни одна из претенденток на главную роль не подошла к его видению, и я с ним согласен. Мы опоздали! —
           — Год ещё не закончился. —
           — Основные мероприятия прошли в начале года, мы о себе не заявляли. —
           — Как жаль…. Как вкусно выглядит кролик! —
           Карлица разглядывала блюдо, поставленное пред нею.
           — Улитки вкусно не выглядели? —
           — Нет. Я представила, как они морщились в огне, и пытались спрятаться в своих домиках. —
           — Снова надо записать. —
           Толстяк пишет
           — Мы говорили о приезде Жерара с Лялей. —
           — Единственное что я могу сделать, это ускорить твой переезд в съёмную квартиру. Не думаю, что это поможет, и если Жерар приедет, ты всё равно будешь присутствовать на семейных обедах и ужинах. Я тоже…. В этот дом, хоть воробей залети, и он тут же станет их собственностью. Заметь, плохо воробью от этого не будет. —
           Толстяк ел и пил просто воду, из высокого бокала.
           — Я их собственность? —
           — Представь себе! И я тоже. —

           Карлица прожевала, хлебнула сока, погрызла кусочек ананаса. Снова нет того, что она должна была почувствовать. Кусочки кролика, и бальзамический уксус, перебивали всё. Это как винегрет! Общая масса запоминается на вкус, а отдельные его составляющие теряют индивидуальный вкус. Карлица робко обхватила пальчиками ножку бокала с водой. Чтобы выпить из него ей придётся подтянуть его к краю стола, снять со стола, опустить руку с бокалом и поднести ко рту. И не расплескать при этом.
           — Тебе необходимо научится заявлять о своих неудобствах. В противном случае, они будут с тобой всегда. Разберём случай с бокалом. Высокий бокал создаёт тебе неудобства. Заяви об этом! Ты клиент, ты платишь, а тебе неудобно…. Так не должно быть! —
           Толстяк поднял руку.
           — Сейчас подойдут, а ты скажешь об этом. —
           — Мне нужен бокал без ножки. —
           Карлица вдруг озлилась на всё происходящее с ней.
           — Замечательно. —
           Толстяк взял её руку и поцеловал. Потом встал. Обошёл стол и приложился губами к её голове.
           — Ты прелесть. Сердитая прелесть…. —
           Официант ушёл, что бы принести низкий стакан с толстым дном.
           — Между Жераром и тобой мы проведём границу. Это не то, что ты думаешь! Граница для того и существует, что бы её переходить или нарушать. Но она, должна быть. Ты стоишь по эту сторону, а он по ту сторону. Контакта нет. Ты знаешь, что ты поставила границу. Общие слова, общие фразы, разговоры ни о чём или о погоде. Если у него к тебе возникнут чувства, то ты их почувствуешь, даже через границу и только тогда может встать вопрос о её нарушении. А так, общайся, но не кокетничай! Впрочем, ты это не умеешь делать. И потом! Ты раньше всех, должна будешь прощаться, и уезжать в свою квартиру. И заруби себе наносу! Ни какого спиртного! —
           — Поняла. —
           — И не держи на Жерара зла. В тебе много чего есть, что отвернёт обычного обывателя, но много есть и того, что заставит мужчину чувствовать себя мужчиной с большой буквы. Во втором случае, решение будет отягощено ответственностью за детей и внуков. Надеюсь, ты понимаешь, о чём я? —
           — Можно же и без детей. —
           Карлица печально смотрит на оставшуюся в тарелке подливку. Если она слизнёт её, может никто не заметит? Рука толстяка, мякишем от хлеба промокнула соус на её тарелке и положила ей в рот.
           — Как ты догадался, и решился сделать это? —
           После того как прожевала и сглотнула, спросила Хельга.
           — Мои поступки не отягощены ответственностью за потомков. —
Рассмеялся толстяк. Два соотечественника, два абсолютно разных человека, за каких-то полмесяца стали родными людьми.

           Жерар вышел из душа в раздумьях о карлице, смотрел в окошко, разглядывал дом брата на противоположной стороне виноградника. Дом казался маленьким и игрушечным. Жерар не считал себя крестьянином. Его деловая жизнь протекала в Париже. Ляля тоже городской человек и деревенский домик на краю виноградника вряд ли ей нужен. Влажными руками Жерар роется в карманах одежды в поисках телефона. Может, кто звонил. Посмотрел на дисплей.
           — Филипп…. Что-то с Хельгой? —
           В это же самое время, Хельга в доме Агаты сползла с диванчика, обернулась, поправила за собой подушки. Уложила на бок подаренную кем-то из актёров мягкую игрушку, пусть поспит. Игрушка оказалась мартышкой, с очень выразительной мордочкой. Звонит телефон Филиппа забытый им на столе в зале.
           — Позвонит и перестанет. —
           Решила карлица. Но телефон вибрировал и двигался к краю стола. Пришлось карлице подойти и переложить его на середину стола. На карлице новое платье. Второе. Карлица поправила кружево по краю выреза. Телефон снова звонит и, вибрируя, ползёт по столу к его краю. Карлица кладёт подбородок на стол и когда телефон приблизился к лицу, бодает его подбородком и тот отъезжает назад. И так несколько раз.

           Жерар слушает гудки в своём телефоне, а перед глазами лицо карлицы, так близко и так явно! Как она там? И какая она умница! Ни звонков, ни истерик…. Маленький пилигрим! Он скучает о ней. Жерар отключает телефон. Стоит и держит его в руке.

           Перед глазами карлицы явился образ Жерара. Стоит тот на берегу реки Ахтуба, капли воды по всему торсу отсвечивают солнце. Кольнуло, заныло, сдавило в груди и перехватило дыхание. Как такое совершенство могло оказаться возле неё? Могло обратить на неё своё внимание? Хотя Семён Фёдорович утверждает обратное и говорит, что некоторые мужчины будут обращать на неё внимание и не всегда оно будет поверхностным. Хельга тихонько, что бы ни спугнуть образ самого главного, самого важного в её жизни человека, убирает со стола подбородок и замирает, наслаждаясь видением образа Жерара.

           За происходящим с Хельгой наблюдает Филипп. Он только что вошёл и очарован, как если бы стоял перед вольером редкого зверька. Филипп спешит к своей карлице, подхватывает на руки, кружит по комнате и усаживается вместе с ней на диван.
           — Филипп! Твои действия не дозволительны! Сними со своих колен Хельгу и оцени её второе платье. Как оно тебе? —
           Агата решительным шагом направляется к сыну, видя, что тот и не думает снимать со своих колен карлицу. Филипп ставит карлицу на пол, но продолжает держать её за руку. Образ Жерара в памяти карлицы становится размытым, а потом и вовсе исчезает. Филипп поднимает руку Хельги, и этим даёт возможность покружиться, и она кружится, не отрывая взгляда от ласковых глаз молодого мужчины.
           — Мама! Очаровательней женщины, я ещё не встречал! —
           — Ты прав сын. Человеческая красота никогда не была идеальной и совершенной. —
           — Я не идеальна и не совершенна. —
           Радостно и слегка припевая и пританцовывая, произносит Хельга.
           — Да. Ты такая. И всё это твои достоинства. Ох, боюсь, мы перехвалим тебя. —
           — Филипп! Я спросила тебя о новом платье Хельги. —
           — Мама! Вы женщины всегда спрашиваете о платьях. Я никогда их не запоминаю. Я вижу похорошевшую, за счёт нового платья женщину. Спроси меня на следующий день, какое на женщине было платье, я не смогу его описать, но женщина мне запомнится. —
           Агата обдумывает слова сына, руками поправляет кружево вокруг горла Хельги и одёргивает платье.
           — Я вырастила мудрого сына. —
           Мыть с любовью и нежностью смотрит на сына. Переводит взгляд на подопечную.
           — И приобрела мудрую подругу в твоём лице. —
           Карлица счастлива, и хочет что-то сказать в ответ на комплимент Агаты, но снова звонит телефон Филиппа, и снова сердито двигается к краю стола.
           — Терпеть не могу эту функцию! Она делает обычный телефон, неким монстром. —
           Возмущается Агата. Филипп посмотрел на дисплей, потом на карлицу и не ответил.
           — Не видно нашего истукана. —
           — Нездоровится…. —
           Тут же отреагировала мать на замечание сына.
           — Мама! Если возникнут какие-то проблемы, неадекватные действия с его стороны или слова …. Я прошу, не реагируй никак! Сразу звони мне. —
           Мать не отвечает сыну, она обращается к карлице.
           — Квартира Хельги заполнилась мебелью. Завтра в ней развесят люстры. Посуду и приборы, текстиль выберешь сама, со мной. И будешь переезжать! Не страшно? —
           — Вы имеете в виду, что я буду жить одна? —
           — И это тоже. —
           — Скорее интересно и захватывающе…. Ваша дочь приедет? —
           — Я неважно себя чувствую, и принимать гостей в таком состоянии не стремлюсь. —
           — Как движется работа со сценарием? —
           — Семён пишет и чёркает. Иногда много пишет и совсем не чёркает. Поговорю с ним, он бежит и начинает чёркать снова. Листы бумаги лежат всюду, стопками. Как только он в них разбирается, и не перепутывает. —
           — Творческий процесс дорогая. —
           — Где ваш верный паж? —
           Хельге страшно интересно, что ответит Агата.

           Женщина не сразу ответила. Она посмотрела в стену, за которой находилась комната истукана, повертела одно из колец на пальце. Вздохнула.
           — Время собирать камни. Оно ко всем приходит. Господи! У него даже камней нет за спиной…. —
           Агата побледнела лицом и посерела губами.
           — И виновата в этом я. Положить вместо камня своё сердце, не могу. Оно ему не принадлежит. Оно и мне не принадлежит. Моё сердце для детей и внуков. —
           Женщина перевела дыхание. Губы посинели и сжались. Тихо так, она положила голову на край дивана и замерла, как бы слушая то, что происходило у неё в груди. Карлица с минуту смотрит на эту «окаменелость», а потом что есть сил, кричит имя Филиппа. Кричит до осиплости. И когда тот окажется у ног матери, карлица будет продолжать выдавливать из себя его имя, только уже шепотом. Потом появится муж Агаты, врачи и машина скорой помощи с бригадой реаниматоров. О карлице забудут все. Люди будут мелькать мимо неё, задевая или даже толкая.
Заберите, кто ни будь ребёнка, скажет один из медбратов, и внимательно поглядит на неё.
Карлица покажет ему язык.
           — Ребёнок здоров. —
           Пошутит тот и ещё несколько раз обернётся в её сторону.

           Карлица выйдет во двор, но и там будут сновать люди со скорой помощи. Она отойдёт от центрального входа и завернёт за угол дома. Станет холодно и карлица поймёт, что вышла, не одев пальто.
           — Что происходит в доме? Ляля приехала? —
           Карлица увидела мужчину с каменным лицом. Тот сидел на каменной скамеечке у своей двери и смотрел прямо пред собой, спиной опираясь о каменную стену дома. Та же окаменелость на лице, которую только что наблюдала Хельга в Агате, бросилась в глаза.
           — Чего там? —
           Снова раздался голос мужчины с каменным лицом, но не единая мышца на лице не дрогнула. Слова шли из сомкнутых, мёртвой хваткой скул и губ. Нижняя часть лица синяя, а верхняя меловая белая.
           — Вы как мертвец…. —
           Второй раз испугалась карлица. Но ума хватило, не сказать истукану, что случилось с хозяйкой дома.
           — Ага…. —
           Рука истукана падает с колен и ударяется о камень. Ногти на ней, как у мертвяка фиолетовые, если не чёрные. Карлица срывается с места и бежит назад, мимо машины скорой помощи, мимо отца Филиппа и Агаты, мимо всех – лишь бы найти Филиппа. Из комнаты в комнату! Нет его нигде. Мужская рука хватает её за плечо и останавливает сумасшедший и бесцельный бег по комнатам.
           — Что с тобой? —
           Голос отца Филиппа.
           — Там мертвец…. —

           Отец Филиппа понял о ком идёт речь. Он сорвался с места и исчез. Карлица наткнулась глазами на дверь, принадлежащей ей комнаты. Встала и побрела к ней. Толкнула, открыла и зашла. Очень тщательно прикрыла дверь за собой и оказалась в прохладной и свежей тишине. Вскарабкалась на кровать и затихла. Через несколько минут она стремительно выйдет из неё и пойдёт по коридору. Белоснежный кот поднимет навстречу ей небесного цвета глаза. А карлица, всё ближе и ближе…. Чего это она? Карлица без слов сгребает пушистое тело с пола и тащит к себе в комнату. Пушистое тело несколько раз попробует вырваться, но у него не получится это сделать. Через минуту, кот будет лежать рядом с карлицей на высокой кровати и беспомощно разглядывать окружающие незнакомые ему предметы и плотно закрытую входную дверь. Руки девушки, крепко его сжимавшие, долго не расслабятся, а когда это произойдёт, кот и сам будет спать крепким сном.

           Утро и ночь схожи в одном – они приходят и уходят с надменным постоянством. Чем длиннее их череда, тем взрослее и мудрее становится человек, наполняется жизненным анализом, который бередит его голову именно в те полчаса или час, когда сон только подкрадывается. Сны цветные становятся вперемежку с чёрно белыми. С возрастом к человеку приходит способность думать во сне о происходящем во сне, но понять значение сна всё равно никто не может. Иногда случившееся в последующие дни, даёт разгадку сну. Это лишний раз говорит о том, что всё предрешено. Бог? Возможно. Но…. Жизненный анализ заставляет уверовать человека, что вся жизнь и все события в ней, строятся на том, что уже произошло с ним, из того что уже натворил. Из целых и разбитых кирпичиков. Качество кладки зависит от количества целых, а не битых кирпичей, и всевышний он, конечно, принимает во всём этом участие, раз человек ходит по земле им созданной, дышит воздухом им созданным, пьёт воду и вкушает плоды, творения его рук. Вот примерно такие мысли обуревали карлицу, похитившую белого кота с голубыми глазами, в те самые полчаса перед сном. Кот же думал о людях столько лет его кормящих в этом доме, и никогда не трогающих руками. Руки карлицы напугали белого кота с голубыми глазами. Руки маленькие, но сильные. Включилась оборонительная реакция у кота, но мирные размышления человека передались животному, и тот тоже сподобился им и стал мудро размышлять о своём предназначении в человеческой жизни.

           Хельга проснулась от того что белый кот мяукал у закрытой двери. Она его выпустила из комнаты, предварительно погладив по спине. В ответ на ласку, кожа на кошачьей спине собралась в складки и завибрировала. Хельга только ручку дверную повернула, а отодвинул дверь кот головой. Где-то на середине коридора, он остановит бег и обернётся. Животное и человек поглядят друг на друга.
           — Спасибо за компанию… —
           Скажет коту карлица.
Нервно дёргая хвостом, от невиданных перемен в общении с человеком, котище схватит зубами за шкирку первую попавшую кошку и встряхнёт её намного резче, чем обычно, потому, что он соскучился.

           Хельга вернулась в кровать. Сна как небывало. Стала слушать дом. Дом молчал. Молчание пугало.
           — Ничего! Полежу смирно и засну. —
           Решила карлица и приготовилась ждать.

           В дверь постучали и открыли её. Филипп заполнил собой всю комнату, и она перестала быть огромной, как казалось Хельге до этого. Воздух от стремительных шагов мужчины достиг лица карлицы раньше, чем он сам приблизился к кровати.
           — Ты как вентилятор. —
           — Ещё чего! У нас общее кондиционирование в доме. —
           — Здравствуй, Филипп. —
           — Ага…. Маме лучше. Предынфарктное состояние. Подумать только! —
           — Плохая новость. А….? —
           Хельга мотнула головой в сторону, она не знала, как зовут мужчину с каменным лицом.
           — Его зовут Пашка, или Павел. Или, или…. У него инфаркт. Обширный. —
           Филипп с ходу лёг рядом с карлицей на кровать. Перевес был ощутимый. Маленькое тельце карлицы скатилось и прижалось к телу молодого человека.
           — Чего прилипла? —
           — Я не виновата. —
           — А, а, а… —
           Парень понял ситуацию.
           — Тогда лежи спокойно. Я всю ночь не спал. Можешь поспать со мной вместе. Шесть часов утра только. —
           Филипп уже засыпает и сквозь дрёму:
           — А ты чего в платье? —
           — Так понравилось. —
           — Странно…. Когда мне нравится вещь, я вешаю её на вешалку. —
           Филипп вышел из дрёмы.
           — Павел будет жить? —
           — В реанимации откачивают людей и с тремя инфарктами. Тут всё дело в нём. Захочет жить сам, тогда и врачи помогут. —
           — А он не хочет. —
           Догадалась карлица.
           — Не ка…. —
           Филипп засыпает.
Странно, но и у карлицы глаза стали слипаться.



Продолжение: http://www.proza.ru/2016/06/10/1442

Послевкусие. Глава двадцать третья



           Опять этот вибрирующий утробный звук телефона Филиппа. Телефон вывалился из кармана брюк Филиппа, лежал между ним и Хельгой и пульсировал как чьё-то выпавшее сердце. Комната выглядела совсем другой, потому как десять часов утра. Хельга взяла дрожащий телефон и поднесла к лицу Филиппа.

           Жерар в это время слушал гудки вызова в своём телефоне, и ему хотелось, что бы его карлица вместо вызываемого им Филиппа взяла телефон, и он услышал её голосок.
           — Вас к телефону! —
           Громко позвала карлица Филиппа.
           — Да, да…. Спасибо. Это отец из больницы. —
           Филипп пытается раскрыть глаза. Не получается. С закрытыми глазами берет телефон, отвечает, слушает, здоровается и Хельга понимает, что она рядом с Жераром, с его голосом. Карлица прижимает большую голову к голове Филиппа, наваливается на него, как маленький, шкодливый ребёнок. Тот понимает её рвение, его причины и терпит. Прикрывает рукой телефон.
           — Дай мне встать! —
           — Не дам! —
           Твёрдо обещает Хельга.
           — Я куплю тебе зернистого творога. —
           — Ты его и так купишь. —
           — Нет, нет Жерар, я могу говорить…. Это наша общая знакомая балуется. —
           Говорит в телефон Филипп Жерару.
           — Я не даю Филиппу встать с кровати, потому что хочу тебя слышать. —
           Почти кричит Хельга. Кровь ударила ей в голову, и она была готова на любые деяния, даже если они и не совсем правильные. Жерар! Её Жерар почти рядом. Она чувствует тепло Филиппа, запах Филиппа, а слышит Жерара. Трёх спальная кровать – Жерар с нами!

           А Жерар, тоже весь на нервах. Как? Филипп и Хельга балуются в кровати! В десять часов утра! Мать Филиппа в больнице, а он балуется…. Выходит, они живут вместе? А чего он ждал!
           — Я позвонил выразить сочувствие, и узнать самочувствие вашей мамы. —
           — Спасибо Жерар. От кого узнали? —
           — Сама Агата позвонила Ляле, сказала, что ей уже лучше, успокоила. Недавно совсем….—
           — Мне тоже так сказали врачи в пять часов утра, когда было готова кардиограмма. Я сразу завалился спать, и вот ты меня разбудил хорошей новостью. Как Ляля? —
           — Переживает. Собирается лететь к вам. —
           — Я бы хотел этого. От Ляли больше шума, чем пользы. Я люблю сестру, но сейчас главное не навредить маме. Ей нужен покой. —
           — А уход? Она дочь…. —
           Жерар растерян. То эти двое в кровати, когда мать в больнице, то дочь может навредить матери, разве такое бывает?
           — Я держать её не буду. —
           — У вас, по-прежнему, любовь? —
           Вопрос в стиле Филиппа, но здесь он совершает ошибку и сам понимает это. Рядом с ним Хельга.
           — Мы решили жить вместе. Поженимся, после сбора урожая. —
           — Совет да любовь! —
           Громко говорит Хельга. Она глубоко дышит, и буквально придушила своим, хотя и не большим весом Филиппа.
           — До свидания Жерар. Привет сестре. —
           Филипп опускает руку с телефоном.
           — Ну? —
           Спрашивает карлицу, лягушонком распластавшуюся на нём.
           — Слазь…. —
           — Горько! —
           С истерическими нотками в голосе говорит карлица и прилипает своим ртом к губам Филиппа.
Тот терпит и ждёт, когда карлица от него отлипнет.
           — Ах ты, маленькая проказница! Легче стало? Кто же так целуется? —
           С лёгкостью, маленькое тельце карлицы опрокидывается им на спину, и Филипп целует её по- своему.
           — Скажи, что у меня лучше получается! —
           — Скажу. —
           Кряхтит карлица, высвобождаясь из его объятий.
           — Тяжёл ты, однако…. —
           — Ты почему до сих пор в платье? —
           — Ждала, когда проснёшься, что бы выглядеть красивой. —
           — Открою тебе тайну. —
           Филипп подставил под голову руку и уставился весёлыми глазами на карицу.
           — Женщина красивее без платья. —
           — Этот номер со мной не проходит. —
           В том ему, отвечает карлица.
           — Я могу быть красивой только в одежде. Я уже демонстрировала себя голой своей подруге Маше. Она сразу согласилась, что в одежде мне лучше. Я могу нравиться, только маньякам, которых привлекают худосочные дети. —
           Филипп чего-то испугался. Глаза его зафиксировались на карлице и лицо вытянулось.
           — Тебя нельзя оставлять одну. —
           — Я и так, никогда одна не бываю. —
           — Сегодня квартиру моют. Вечером познакомишься с новым жилищем. —
           Хельга сползает с кровати, а Филипп наблюдает за ней и размышляет вслух.
           — Мама обязательно поправится. Необходимо убрать отягощающий фактор из поля её зрения. А кто это? —
           Спрашивает комнату Филипп.
           — Это Пашка, или Павел. Или, или. Вот поправится, отправлю его на родину. Говорят, родина лечит и родные стены тоже. —
           — А он хочет туда? —
           — На родину все хотят. Другое дело, если не зачем уже…. —
           — Уходи из моей комнаты. Хочу в туалет и переодеться. —
           — Прости! Ухожу. —
           Филипп легко вскакивает с кровати.
           — А я то, что в одежде? Помятый весь. Пойду, озадачу домработницу. Можешь и своё платье ей принести. —
           — И что она подумает? Спали в одной комнате, оба мятые? —
           — То на что ты сейчас намекаешь, происходит без одежды. Мятые вещи на мне доказывают то, что мы с тобой целомудренные. —
           — Да иди же ты! Я сейчас описаюсь…. —
           За Филиппом закрывается дверь. Карлица заскакивает в ванную и долго писает, наслаждаясь облегчением, которое несёт льющаяся из организма струя.

           Дом с фонтаном внутри, без хозяйки и мужчины с каменным лицом потерял свой облик. Красивый кусочек итальянской улицы, обнесённый стеной и крышей дома! Оказывается и ему необходим хозяин и его забота. Даже появившаяся кухарка с заплаканным лицом, ничего не изменила. Она громко ставила столовые предметы на стол для завтрака. Чашки с капуччино и две вазы с бриош – мягкими слоеными булочками с кремом. Эти булочки, с первого раза покорили карлицу. Она могла съесть их огромное количество, и желудок сносил эдакое с ним обращение. Появился Филипп в синих джинсах. Первый раз Хельга увидела на нём джинсы. Он мимоходом зацепил карлицу и водрузил её на стул. Затем подвинул стул ближе к столу, и сам придвинулся. Поставил ближе чашку с капуччино, сливки, сахар. Вопросительно посмотрел на неё. Хорошо ли ей, удобно.
           — Спасибо. —
           Филипп поймал за руку кухарку.
           — Всё будет хорошо. Так доктор сказал. Сам, доктор! И с Пашей всё будет хорошо. Поверьте мне. —
           — Вы хоть родственников его знаете, их адрес…. Что бы сообщить, если что произойдёт.—
           — Знаю. Всё есть. —
           Не раздумывая, соврал Филипп. Это почувствовала даже карлица.
           — Слава Богу! —
           Женщина ушла на кухню.
           — Завтракаем и едем в театр. Начинаем работать. Сегодня распределение ролей. Будут разногласия и обиженные будут обязательно. —
           — Семён приглашал труппу в Дитирамбо на грушевый пирог. Мне столько надарили, а ответить мне нечем. —
           — Сувенирная подарочная мелочь для актёров не так приятна, как большая бутылка хорошего вина, с большим куском грушёвого пирога, и доставит им, куда большее удовольствие. Но Дитирамбо отменяется. Никто не будет в обиде. Все знают, что в моей семье горе. Пироги доставят в театр. А знаешь, будет и большая бутылка хорошего вина! Все выпьют за здоровье мамы. —
           — Тогда актёры будут пьяны. —
           — Актёры будут расслаблены и добры, они будут слышать меня и делать всё правильно.—
           — Мне тоже можно выпить? —
           — Сделай глоток…. Поймёшь вкус и согреешься телом и душой. Мои актёры, как раз и делятся на тех, кому хватает глотка для свободной игры, и тех, кому надо чуть больше. —
           — Парикмахер пришёл. —
           Женщина из кухни смотрит в окно. Филипп перевёл.
           — Да вы ешьте, ешьте…. Он подождёт. —
           Это Хельга поняла сама по жестам и интонации. Карлица доела и допила всё, потому как нервничала немного, но это не страшно, она никогда не прибавляла в весе.

           Маленький, юркий, угольно чёрный молодой человек быстро привёл в порядок голову Хельги.
           — Это будет каждый день? —
           Спросила Хельга Филиппа.
           — Или мне сегодня спать стоя? —
           Филипп пожал плечами.
           — Нужно спросить у мамы. —

           Театр встретил их, той же тяжёлой дверью, узкими и пыльными тёмными коридорчиками, в которых можно было запросто потеряться, если бы не рука Филиппа. Проходы сужались и расширялись, стены касались плеч Хельги. Вот воздух свежеет, коридорчик расширяется, и они выходят на сцену. Занавес сегодня открыт. Сцена ярко освещена. Свет со сцены, странным образом упирается в темноту зрительного зала. Казалось, брось, что ни будь в сторону зрительского зала, и темнота ответит глухим стуком удара.
           — Ощущение конца света. —
           Хельга лицом стоит к невидимому зрительскому залу.
           — Когда кресла заполнит зритель, тогда зал будет залом. —
           — Я тебя оставлю. Вернусь через пять минут. Ты походи, посмотри, послушай…. —

           Филипп исчез. Именно исчез! Как растворился. Хельга нерешительно пошла и встала на то место, где стоял Филипп. Повертела головой во все стороны. Куда он мог уйти?
           — Это эффект яркого луча света. Достаточно человеку сдвинуться на полметра, как он растворяется в темноте. —
           Раздался голос Семёна Фёдоровича со стороны зрительного зала. Карлица слышит голос толстяка, и понимает, что он идёт к ней, потому как голос приближается.
           — Я жду вас, и работаю в зале с раннего утра. —
           Заскрипели под тяжестью толстяка ступени, и толстяк переступил полосу разделяющую темноту и свет.
           — Ты сегодня торжественно выглядишь. Ты красивая! —
           — С утра побывала в руках парикмахера. Необычный такой! Как увидел Филиппа, так превратился в девушку болтушку. А Филипп, давай ему подыгрывать и стал на него похож. Как два попугая! —
           — М-да…. Парикмахер говоришь….Филипп это может. И так, и эдак…. —
           Толстяк загрустил. Это было очевидным.
           — Ты не заболел? —
           Карлица боднула лбом под его локоть.
           — Я болен Филиппом семь лет. —
           Толстяк взял карлицу за руку, и повёл к ступеням сцены, что бы спустится с неё и сесть в кресла.
           — Чем ты болен? —
           Дёрнула его за руку карлица. Топнула ногой и остановилась прямо на ступенях.
           — Любовью, деточка…. Лю-бо-вью…. —
           — Ты влюблён в Филиппа? —

           В голосе карлицы не было восклицательных ноток, и удивления тоже не слышалось. Была тихая осторожность и робкая надежда, что это не так. Она даже огляделась, чтобы уверится в то, что их никто не слышит. Только в театре, все, всё слышат. В театре столько закутков и закоулочков, штор, складок в них небесной высоты, разделяющих выходы на сцену, складки так густо собраны, что даже в складках, может стоять человек, и ты его не увидишь. Толстяк преодолел последнюю ступеньку и свёл со сцены карлицу. Повёл в темноту. Провёл между рядами, потом между кресел и посадил в одно из них.
           — Семён не хочет отвечать, или не слышал моего вопроса? —
           Хельга не сводила глаз с лица толстяка. Кресло удобное, обволакивающее кресло, сразу захотелось свернуться в нём клубочком и подремать. Глаза привыкли к темноте, и зрительный зал стал проявляться. Карлица повернула к Семёну лицо, всем видом напоминая о себе и своём вопросе.
           — Филипп мой друг. Я люблю своего друга. Ты ревновала своих подружек к другим девочкам? —
           Хельге не ревновала, и задумываться на этот счёт ей было не зачем. Да и ответа, как такового толстяк от неё и не ждал.
           — Я заревновал Филиппа к парикмахеру. —
           — Совсем зря. Он же, как бы это сказать, издевался над ним. Шутил. —
           — Издеваться Филипп умеет. —

           Хельга, что-то ещё хотела сказать, но глаза её остановились на освещённой сцене и её портале. Она видела ярко освещенную сценическую коробку, в глубине которой проявился сказочный, иллюзорный мир сценических действий. Один за другим на сцену выходили, или выскакивали актёры, один даже заполз, да так остался лежать, подперев голову рукой. Кто-то стал делать растяжку, ходить колесом. Четверо парней, взявшись за руки, стали танцевать без музыки сиртаки. Три женщины прыгали через скакалку. Две крутили, третья прыгала. Хельга представила себя рядом с актёрами на сцене и не увидела. Огорчилась.
           — Меня на сцене не будет видно. —
           — Одиночные диалоги проговариваются в свете прожектора. Свет лишит тебя возможности видеть взгляды зрителя, и реагировать на них. Зато даст возможность собрать себя и включить игру. А в общих сценах, зрители тебя сами найдут глазами, потому как ты главная героиня спектакля. А вот, и Филипп. Да здравствует король! —

           Филипп появился с двумя парнями в кухонной униформе. Женщины мгновенно среагировали на их появление. Они тут же, раскатали (лежавший в кустах) ковер. Другие бросились в темноту и вернулись с подушками и пуфами, на которые уселись и улеглись.
           — Я знаю, где вы. Идите сюда. —
           Филипп, даже не повернулся лицом к зрительному залу.
           — Пойдём…. —
           Вздохнул толстяк, вцепился в её руку и повёл за собой на сцену.

           Актёры встретили карлицу аплодисментами. На этот раз, аплодисменты её не обескуражили. Ей выделили пуф. Он был не высок, и удобен для Хельги. В руки вложили жёлтого цвета пластмассовый стаканчик и такую же тарелку. Чьи-то руки развернули на её коленях клетчатую салфетку. Карлица оглядела колени других женщин, и не увидела такого знака внимания. Повертела головой, и опять не заметила того, кто это сделал. Мужчина актёр положил голову на край её пуфа, тот, что вполз на сцену. Он был в образе и продолжал лежать.
           — Представь, что я кот и погладь меня. —
           Было предложено им карлице.
           — Не хочу. —
           Коротко ответила карлица и расправила клетчатую салфетку на коленях. Она любила клетку в текстиле. Грушевый пирог оказался восхитительным пышным и невесомым. Берёшь в руки, довольно большой кусок пирога и не чувствуешь его веса. Вино оказалось вкусным компотом, и только потом пьяным. Филипп сказал тост за здоровье своей матери. Выпили все. Потом он говорил о Хельге, как о новом члене труппы, товарище и подруге. Снова выпили. Хорошо было всем. Карлице стали задавать вопросы. Разные, разные…. Она отвечала легко и не принуждённо, с шутками и ответными вопросами. Филипп в это время ушёл с Семёном Фёдоровичем со сцены, а когда появился, удивил Хельгу. Длинной указкой он дотронулся до пятерых мужчин и те встали, причём сразу же и в один ряд, лицом к нему и Хельге.
           — Выбирай…. —
           — Ты мне? —
           Хельга не знала, встать ей тоже или нет. На всякий случай встала. Клетчатая салфетка упала на пол сцены. Хельга этого не заметила, так высоко было её волнение.
           — Что выбирать? —
           — По сценарию, у тебя будет три любви. Сегодня можешь выбрать первую любовь. —
Хельга, слегка опьяневшая от нескольких глотков вина, замерла, словно её ударили хлыстом по спине. Пятеро мужчин расправили плечи, и стали смотреть выше её головы вдаль.
           — Деточка…. —
           Раздался спасительный голос Семёна Фёдоровича.
           — Кто, по-твоему, из этих людей, подходит на роль мужчины, в которого ты якобы будешь влюблена, в первой части нашего спектакля? —
           — Ты должна выбрать, потому что ты будешь влюблена, а не я…. —
           Настаивал Филипп.
           — Мне кажется выбрать должен ты Филипп. Она ещё и текста не читала. —
           Заступился за карлицу Семён Фёдорович.
Филипп сощурился и озлился.
           — Читают слова. Она должна чувствовать его. Кто? Кто из них? И запомни, первый взгляд, всегда свеж и оправдан в будущем. —

           В любой труппе всегда есть большой актёр, маленький актёр и высокий. Как говорится, все типажи на лицо. Филипп нервно шагал по сцене. Остановился возле мужчин стоящих в ряд. Сам осмотрел каждого, словно видел впервые. Обернулся к Хельге и как бы оказался в одном ряду с выбираемыми претендентами.
           — Ну? —
           — Ты. —
           — Как я? —
           Не понял Филипп.

           Вся труппа рассмеялась и Семён Фёдорович тоже. От выпитого вина, от новых утренних ощущений в кровати с Филиппом, от волнения перед странным выбором, Хельга почувствовала, что снова заболевает. Безразличная сонливость к происходящему окутала её плечи, обмотала ноги, и если бы сейчас Филипп сказал ей – садись, она просто напросто свалилась на пол.
           — Хочу домой. —
           Подумала она. Вздулась и забилась жилка у виска. Карлица вяло выпрямила спину, ещё раз посмотрела на актёров, что бы сказать им до свидания и уйти, сама не зная куда. Как же так? Так было хорошо со всеми, есть пирог, сделать несколько глотков вкусного вина. Откуда в Филиппе такое леденящее и звенящее в ушах величие, а главное, зачем оно? Из кармана брюк одного актёра из пяти, забавно выглядывал край клетчатой салфетки.
           — Моя салфетка…. —
           Карлица так обрадовалась этой салфетке, что сердце в груди её стало набирать темп. Кровь снова побежала по венам. Актёр и карлица встретились глазами.
           — Можно тебя? —
           Беззвучно спросила актёра глаза карлицы.
           — Только меня…. —
           Беззвучно ответили глаза актёра.

           Макушке карлицы стало горячо, как в тот раз, когда её кто-то поцеловал в макушку и назвал необыкновенной. Это был самый маленький мужчина в труппе. Хочется, что бы вы его себе представили. В России есть дуэт. Он существует давно. Название его «Не пара». В нём не пропорционально сложенный мужчина не большого роста и стройная высокая женщина, поют песни о любви. О счастливой и не счастливой, но вечной любви. Так вот, маленький актёр с клетчатой салфеткой в кармане, вторая копия солиста этого дуэта. Не высокий, лысенький мужчина с пронзительными, незабываемыми глазами. Люди! Учредите приз, за самые незабываемые глаза, и вручите этот приз именно этому певцу. Его глаза, отводят ваши глаза от существенных недостатков в певце, и вы видите только пронзительную красоту глаз.

           Карлица могла просто указать на актёра с клетчатым платком в кармане, но появилось желание взять актёра за руку, что она и сделала, засеменила к нему и взяла за руку. Не пожала и не подняла его руку. Просто встала рядом и вложила свою ручку в руку незнакомого ей человека. В ряду стало семеро, вместе с Филиппом. Он тут же вышел и встал напротив них. Изучающим взглядом посмотрел на образовавшуюся пару. Развёл руками и с досадой хлопнул ими по своим бокам.
           — Нет, вы посмотрите на неё! Ты карлик. Ты не совершенство, и естественно, должна, впервые влюбится в совершенного мужчину! —
           Карлица не узнавала Филиппа. Это был, совершенно посторонний и назойливый человек, злой, взвинченный и громогласный.
           — Другого любить не буду. —
           — Как это не будешь любить другого? У тебя их по сценарию три! —
           Ругался Филипп, одновременно отталкивая Семёна Фёдоровича от себя в сторону. Тот пытался утихомирить Филиппа. Никто из актёров уже не смеялся.
           — Значит, будет второй и третий, а любить буду всю жизнь первого. —
           Филипп просел на пуфик, не сводя глаз с карлицы. Смотрел, бут-то видел плакат и читал его. Смотрел долго. Потом повернулся к Семёну Фёдоровичу.
           — Ну что? Снова переписывать? И долго я буду танцевать под её дудку? Так у вас говорят? —
           — Да. Так говорят. Только не переживай так, она как муза, мне легко пишется. —
           — Ну, хоть на этом спасибо! Большоё спасибо! —
           Он картинно вскакивает с пуфика, и кланяется несколько раз в пояс карлице.
Потом, заметив сомкнутые руки её и актёра, выхватывает карлицу к себе и уводит вглубь сцены.
           — Забирай и вези Хельгу в её квартиру. Составьте список необходимой ей утвари по дому, и не забудь свозить её к маме. Она желала её видеть, а я не желаю…. —
           Филипп делает несколько шагов в сторону. Тут же возвращается и выдергивает из рук карлицы клетчатую салфетку.
           — Что, что это такое? Откуда это, у тебя? —
           Филипп размахивает салфеткой перед лицом карлицы. Он разгневан и ему необходим предмет, на котором бы он выместил свою злость. Актёр, которого выбрала Хельга, направляется к ним. Семён Фёдорович останавливает его жестом, который Филипп к великому счастью не видит.
           — Это мой платок. —
           Говорит толстяк.
           — Это не платок Семён, это скатерть. —
           Филипп трясёт салфеткой.
           — Сейчас же верни это Семёну! И ступай с ним заниматься квартирой. Я продолжу обговаривать роли с труппой. —

           Филипп вкладывает платок в руки карлицы. Затем, скрещивает пальцы рук, вытягивает их вперёд и одновременно выворачивает до хруста. Делает так несколько раз. Кажется, ему становится легче. Для надёжности он ещё и шеей похрустел, и повертел плечевыми суставами. В них тоже хрустнуло.
           — Ты ржавый дровосек, и тебя надо смазать. —
           Хельга сказала это тихо, не разжимая губ. Но! В театре всё, и всюду прослушивается. Актёры заулыбались, видимо они знали русскую сказку «Изумрудный город». Филипп, возможно, тоже её знал, но в данный момент он воспринимал ухом только запальчивость произносимых слов Хельгой. Он остолбенел и сделал крайним Семёна Фёдоровича.
           — Какой, какой ещё сек….? Смазать? Это что ещё? Что она несёт?! —
           Филипп всегда прибегал к помощи Семёна Фёдоровича, когда что-то не понимал из русской речи. Сейчас ему послышались не понятные ругательные слова.
           — Хельга сравнила тебя с железным дровосеком из сказки «Изумрудный город», уж очень ты сегодня сердит, и суставы у тебя хрустят. —
           — Вот как сейчас хрустну кого-то по попе…. —
           Филипп пытается схватить карлицу и, шутя нахлопать ей по попе, что бы хоть как-то загладить негативное впечатление от несдержанного своего поведения. Та прячется за толстяка.

           Тодди, так зовут маленького актёра с пронзительными глазами, реагирует на это по своему, и пытается пойти и защитить карлицу, но другие актёры его останавливают. Кто-то негромко произносит:
           — Привёз из России бесправное существо, и будет теперь изгаляться над ним себе на потеху. —
           Но это совсем, совсем не так и Филипп ведёт себя, примерно так, как ведут себя все постановщики во всём мире и исключений не бывает. Но Тодди эти слова глубоко запали в душу.
           — Идите, идите, и идите…. —
           Филипп выталкивает друзей со сцены. Карлица вертит головой, пытаясь увидеть Тодди. Ей это удаётся сделать, и она машет ему клетчатым платком. Тот кладёт руку на грудь и склоняет голову. Он не идеально сложён, но крепок. Мускулы так и переливаются под трико. Лысая до блеска голова с приплющенным лбом, а под ним глаза! Поразительные, пронзительные, затягивающие в себя глаза. И разбегающиеся в разном направлении вокруг них морщинки. Трёх дневная щетина, выдаёт его, далеко не мальчишеский возраст.

           И снова, удручающие узкие коридорчики, проходы и закоулки. Тёмные и пыльные. Слава Богу, вот и свет, вот и свежий воздух!
           — Мы едем в больницу к Агате. Человек болен, хочет тебя видеть. —
           Печально говорит толстяк карлице.
           — И к Павлу. —
           — Это ещё кто? —
           — Близкий слуга Агаты. —
           — Не употребляй слово «близкий» говоря о истукане, никогда. —
           — Не буду. —

           Маленькое, кругленькое такси красного цвета, не хотело впускать в себя толстяка, но сдалось, и теперь сознательно, наверное, не выпускала его тело обратно. Толстяк пыхтел и еле двигался по сидению, к одной единственной открытой дверцы авто, из которой уже вышла Хельга. Вторая дверца та, что с его стороны, была заблокирована по какой-то причине. Водитель, слово литой, невозмутимо ждал и терпел, лишь глаза его выдавали смех, если конечно в них заглянуть, что и сделала наша карлица.
           — И чего ухмыляемся? Вам платят, а вы создаёте неудобства клиенту. —
           Литой водитель развёл руками, мол, он ничего не понимает.

           С красным лицом и тяжёлым дыханием, толстяк, наконец-таки выбрался, с досадой, резко хлопнул дверцей. Маленькое, красненькое и кругленькое такси, чуть ли не вприпрыжку поскакало по улице, очень довольное собой.

           Агата их удивила. Было такое ощущение, что она тоже, как и они, пришла кого-то проведать в больницу, да так там и осталась их поджидать лёжа в кровати. Выглядела она, словно собралась в оперу. Её муж, тоже при параде.
           — Вы куда-то собрались? —
           Поздоровавшись, спросила Хельга.
           — Ты очень тонко подметила. Да! Мы собрались…. Жить долго! —
           Больная и её муж прибывали в хорошем настроении.
           — Ваша капельница. —
           В палату внесли стойку с пузырьками.
           — Можно сегодня убыстрить вливание? Спина устаёт от неподвижного лежания. —
           — Нельзя. —
           Агата становится послушной тучной девочкой и обиженно укладывается удобнее в кровати.
           — А как найти Павла? —
           — Этажом ниже, как раз под нами. —
           Тут же отвечает муж Агаты, вскакивает и предлагает:
           — Я провожу вас. —
           Стремительно идёт к двери и распахивает её, когда Хельга ещё стоит у кровати Агаты. Приходится ей идти в эту, открытую для неё дверь. Дверь тут же старательно прикрывает рука мужа Агаты. Вторая его рука, задерживает карлицу и поворачивает лицом к себе.
           — Павел умер. И пожалуйста, без женских истерик и слёз! Навредим Агате. —
Смысл сказанного понятен карлице, но шок всё-таки пришёл, а потом злость. Что же это за день такой!
           — О покойниках принято плакать. У нас…. —
           Загробным голосом говорит Хельга.
           — Ради Бога, только не здесь! —
           Муж Агаты взволнован.
           — Павла увезли кремировать. Всё благопристойно, красиво, дорого…. —
           — Это как? —
           — Сама процедура, я имел в виду, пройдёт благопристойно. —
           — Двадцать пять лет преданной службы! У покойного остались накопления, ценности, завещание, подробности захоронения тела? Он мог желать что-то. —
           Мужчина смотрел на маленького, слегка уродливого человека и диву давался.
           — Да откуда я могу знать? Впрочем, это можно будет выяснить! Погуляйте немного, а потом зайдите. Хорошо? —
           — Хорошо. —
           Весь мир театр! Все люди в нём актёры! Карлица смотрела на закрывшуюся дверь палаты.
           — Детское отделение на первом этаже. —
           Разъяснительно сказал на ходу медбрат карлице и побежал по коридору дальше.

           Сиреневый туман сгущался вокруг карлицы. Она смотрела сквозь сиреневую вату и плохо видела окружающие предметы. Только сиреневый туман. Наверное, он пришел к ней, что бы ей было кому рассказать о смерти Павла, было с кем, погоревать о нём. Хельга сунула руку в карман пальто, где ещё лежали деньги покойного. Встала и пошла по коридору.
           — Детское отделение на первом этаже. —
           Медбрат ласково потрепал её за плечо и снова побежал по коридору, только теперь в обратном направлении.

           По иронии судьбы, то же самое, кругленькое красное такси, остановилось перед карлицей по первому взмаху руки. Она произнесла название театра. Её доставили. Она смогла открыть, невероятно тяжёлую и огромную дверь в здание. Смогла пройти по коридорам и проходам театра и увидеть свет сцены.
           — Наверное, такие же улочки и закоулочки в муравейниках. —
           Думала Хельга, шагая ватными ножками.

           Затёртое кресло спрятало, и приютило карлицу. Хотелось быть одной, но на сцене актёры, ими занимается Филипп. Карлица слушала и смотрела, вникала, и в скорости, эта новая, странная манера общения Филиппа, перестала резать ей слух. И когда требовательность начинала звенеть в голосе Филиппа, она, так же как и он, сидела и возмущалась тому, отчего актёр не делает так, как говорит Филипп. Или у него это не получается? Карлица разглядывает свою «первую любовь» и радуется, что Филипп не кричит на её избранника. Она не вникала в слова, произносимые актёрами, считываемые с листов бумаги. Как бы отключив звук в себе, карлица созерцала мимику и жесты. Как в немом кино. Хлоп! И экран исчез. Что-то тяжелое и мягкое свалилось на неё сверху. Это запыхавшийся толстяк, на ходу снял с себя полупальто и швырнул его на кресло в темноту. Он не видел сидящую в нём карлицу. Она подождала, может быть, пальто исчезнет, само собой. Нет, не исчезает. Дыхание её собиралось под сваленной на неё одеждой и стало пахнуть Семеном Фёдоровичем. Она услышала его взволнованную речь, о том, как он потерял карлицу, и то, как начал его ругать Филипп за это. Карлице хотелось крикнуть, что бы Филипп перестал ругаться, ведь она здесь, но была вся такая размягчённая, размягчённая…. Полупальто толстяка, она всё-таки смогла с себя скинуть. Взлохмаченная с вспотевшим лицом предстала перед всеми и только тут поняла, что она пьяная. Натуральным образом! Пьяная. Развезло нашу карлицу, с запозданием, но развезло. Еле сползла с кресла. Поняла, что стоять долго не сможет, карлица скрестила ножки и села прямо на пол сцены. А что тут такого!? Половина труппы сидит на полу.
           — Радость моя! Ты здесь? Ты со мной! —
           Филипп стал прежним Филиппом и уселся на пол рядом с карлицей. Они обнялись. Они обрадовались друг другу. Они любили друг друга.
           — Ты мой пингвин! Пингвин наклюкался сладенького вина, а оно, ой как сильно бьёт по головке, а потом и по ножкам. —
           Филипп несколько раз приложился губами к выпуклому лбу Хельги.
           — Что так смотрим Тодди? Есть вопросы? Задавай…. Или нет, не надо! Без вопросов отвечу…. Это моя любимая карлица! —
           Чмок в лобик Хельгу.
           — Да, это моя радость и прелесть моя! Тебя что-то не устраивает? —
           Чмок, чмок в лобик.
           — Хельге чаю надо крепкого или кофе. —
           Голос Тодди оказался приятным на слух.
Филипп заглянул на полу спящее лицо карлицы у себя под мышкой.
           — Ты прав Тодди! Ты прав друг…. Сооруди, или добудь чай, можешь даже отнять его, но принести сюда. —
           Тодди исчез.
           — Ты напугал меня, Семён! —
           — Я сам испугался, во сто раз больше чем ты. —
           — А как ты это высчитал? —
           — Очень просто! Я больше времени провёл в страхе и поиске, а ты только что узнал о пропаже, и сразу же нашёл. —
           Осторожно ступая по сцене, входит Тодди, неся в руках красивую чашку с чаем.
Филипп видит Тодди и добавляет его в «чёрный список» людей, к которым он будет ревновать карлицу.
           — Тебе нравится Хельга Тодди, я прав? —
           — В конечном итоге, вы всегда правы. —
           Ответил Тодди, так же осторожно, как и нёс чашку с чаем. Присутствующие актёры зааплодировали. Это ещё раз подтвердило то, что в театре, все слышат друг друга.
           — Можешь напоить её чаем. —
           Филипп придвинул пуф. Карлица мягко легла головой на пуфик.
           — Семён! Ты не помнишь, что у нас с кормом для попугая? —
           — Не знал, и знать не хочу. —
           — Будь другом! Сгоняй и купи. Тут, недалеко! За углом…. —
           — А Хельга? —
           — Над ней властвует Тодди. Так Тодди? —
           Над сидящим на полу возле карлицы актёром согнулся вопросительным знаком Филипп.
           — Ей надо умыться, а чаю остыть. —
           — Вот тебе и доказательства, что Хельга в надёжных руках. Хочу заметить! Сама выбрала. —
           Филипп буквально брызгал дружественным ядом.
           — Я пошёл за кормом. —
           Бросил на ходу Семён Фёдорович и нырнул в темноту.

           Филипп прислушался к наступившей тишине на сцене и услышал в ней себя, неоправданно злого, и несправедливого. Если актёры его труппы, это уже видели и не раз, то каким он выглядел в глазах карлицы? На этом месте ему стало стыдно.
           — Я с тобой. —
           Кричит он вдогонку Семёну.

           Как нашаливший ребёнок Филипп сбежал со сцены. Актёры сразу задвигались, заговорили в полголоса. Две женщины предложили Тодди свои услуги, и повели Хельгу умываться. С ней всё будет хорошо. Она напьётся чаю из рук Тодди, и будет разговаривать в кругу новых друзей, отвечая на них бесконечные вопросы о ней, о России.
           — Филипп! Ты бываешь, не выносим! Отвратителен даже…. Я вынужден тебе это сказать. Как друг! —
           Два друга нахохлившись, идут рядом по улице.
           — Ты думаешь, открыл мне Америку? —
           — Я думаю, что кроме меня, тебе об этом никто не скажет. —
           — Правильно думаешь. Надо позвонить маме. Она знает о пропаже Хельги? —
           — Нет. —
           — Ну и хорошо. Сколько ей ещё лежать? —
           — Дней десять. Ты что не пойдёшь к ней? —
           — Я, как и Хельга, перебрал сегодня вина. Мама этого не любит. Пошлю цветы. —
           — С Пашкой что? Он согласился? Как себя чувствует? —
           — Согласился. Доктора обещали поднять на ноги где-то через месяц. —
           Филипп взял за руку друга, этот жест всегда мирил двух, таких разных, таких единых людей. Семён расплылся в улыбке.
           — Ты не поверишь Семён! Павел счастлив. У него, как будто крылья выросли за спиной. И я ему верю! —
           — Вернуться на Родину в таком возрасте, после стольких лет…. Что он там будет делать? Ведь он ничего не умеет, кроме как служить твоей матери. —
           Задался вопросом толстяк и тут же сам на вопрос ответил:
           — Будет служить своей матери, она у него довольно крепкая старушка. И все деньги, что он ей перечислял, наверняка сохранила. Уж такие у нас в России матери. —
           Филипп обнимает толстяка, насколько это у него может получиться. Тот смущается, и становится похожим на девушку толстушку.
           — Может, совсем и не обязательно надо было делать его покойником? —
           — Павел сам предложил обыграть ситуации таким образом. Для мамы Павел умер. И зная свою мать, я с ним согласен. Умер! Что тут поделаешь? С этим она согласится и сердцем и разумом. Его уже перевезли в другую клинику. —
           — Обязательно запишу эту историю. Когда, ни будь, да пригодиться. —
           Толстяк помялся. Было видно, что он хочет ещё что-то сказать другу, но его мучают сомнения.
           — Выкладывай! Я же вижу, тебе надо. Сегодня я всё стерплю! —
           Филипп потряс дружелюбно друга за ворот полупальто.
           — Я много читал о карликах в интернете. Они слабы здоровьем, как физически, так и морально. Психика у них тонкая. Потому и жить они стараются колониями. Мы для них большие, понимаешь? А если прибавить твою запальчивость, эгоизм…. Каково нашей карлице!? Ты для неё, со своей повышенной возбудимостью, десятитонных пресс. В кругу незнакомых людей, на чужбине, даже без сотового телефона…. —
           Филипп задержал шаг.
           — Хельга у нас без сотового телефона? —
           — Да. Тот, что у неё был в кармане по прилёту из России, не работает тут…. —
           — А почему я не знаю об этом? —
           — Потому что ты эгоист, но добрый ….. —
           — Почему ты не сказал мне об этом? —
           — Ой, да сам только сегодня понял, когда она пропала. —
           Филипп сощурился и процедил сквозь зубы.
           — А чего она молчит? Несчастную из себя вздумала строить? —
           — Ты не возможен, Филипп…. Ей незачем строить из себя несчастную, она такая и есть сейчас. —
           — Ты хочешь сказать, что ей у нас плохо? Моя мама, столько для неё сделала, и будет делать ещё! Квартира, мебель…. Портной и парикмахер…. Экскурсии и развлечения…. Питание…. —
           Филипп задумался, что он ещё не перечислил? Оглянулся, а Семёна Фёдоровича нет с ним. Посмотрел вдоль улицы. Огромная спина его друга удалялась от него. Это что ещё такое с ним сегодня вытворяют его подчинённые?! Директор он или не директор? И куда это толстяк пошёл? Куда он вообще может пойти в Риме? Крыши над головой своей, и то нет! Гнев заклокотал и стал проситься наружу. С размаху Филипп ударяет ногой афишную тумбу. Той, хоть бы хны. А человеку больно. Большой палец правой ноги, казалось, раздулся в одно мгновение и стал пульсировать в ботинке.
           — Получил? —
           Ухмыльнулась тумба.

           Филипп прихрамывая, побежал догонять друга. Догнал, потому как тот и не убегал вовсе, а унёс свой гнев от греха подальше. Они пошли рядом. Обнаружили магазин для животных, ранее Семёном незамеченный. Вошли в него. Филипп выбрал, сердито оплатил упаковку корма, горшочек с зелёной травкой, специально выращиваемой для попугаев. Очаровательная продавщица старательно строила ему глазки, складывая покупки в упаковочный пакет, стараясь ноготками дотронуться, как бы невзначай до мужских рук, но покупатель так и не поднял на неё свои красивые зелёные глаза. Они вышли и пошли назад в театр.
           — Я же не знал об этом. —
           Оправдывается Филипп.
           — Дело не в телефоне. Я не твой. Она не твоя. Мы друзья, одержимые одной идеей. Я потому здесь, что ты меня услышал, и услышанное совпало с твоими вкусами. Хельга попала сюда по той же причине. И совсем не потому, что Россия плохая или глухая к таким как я или она. Ваша Италия, так же не слышит проблемы итальянцев. Мы, оказались тебе нужными, а ты стал нужен нам. Как семья, как дом…. У нас с ней ни того, ни другого здесь нет. Есть твои идеи, планы, в которых мы принимаем участие. Нельзя…. Нельзя так со своей семьёй! —
           Толстяк, на последних словах, даже подвывать стал чужим голосом.
           — Я больше так не буду! —
           Филипп забежал наперёд другу и встал на колени. Люди шли и оборачивались на странных мужчин. Им хотелось понять, что происходит с ними. Кажется, я знаю, как они восприняли эту сцену с коленопреклонением, судя по их ухмылкам и перешёптываниям. Филипп ждал. Семён молчал. Долго так продолжаться не могло. Надо поднимать с колен Филиппа.
           — Купи мне булочку с кремом. И мы квиты. —
           Смеётся Семён.
           — Булочку?! Десять! Хочешь двадцать? —
           Вскочил с колен Филипп.
           — Двадцать много. Ты забыл про цветы для мамы. —

           Забыв про булочки, друзья побежали заказывать цветы в цветочный магазин. Филипп ослепит продавщицу красотой зелёных глаз и умопомрачительной улыбкой, купит помимо цветов для мамы, по одной большой гербере каждой женщине в труппе. Они вернуться в театр.

           Актёры в это время занимались карлицей. Кресло вместе с ней носили на руках по кругу, совершая ритуал посвящения в актёры. Тошнотворное состояние после принятия спиртного у карлицы прошло. Сонливость тоже. Выглядела она вполне бодро. Актрис танцовщиц восемь. Их роль заключалась в том, что бы в ходе спектакля, танцевать страх, если герою в этот момент страшно. Танцевать сомнения, если герой находится в сомнениях. Любовь, значит любовь. Горе, значит горе. В спектаклях Филиппа, минимум декораций. Учитесь видеть ушами, слышать глазами! Это любимая им фраза, в разговоре с актёрами, и не только с ними.

           Всё сложилось как нельзя лучше. Филипп живописно вписался в общий хоровод, вручая, каждой, проходившей мимо него женщине цветок. Но получилось так, как бывает за общим столом. Кому-то дали, а тот передал следующему. Женщины передавали цветы, одна другой не считая, и все они дошли до карлицы, сидящей наверху в кресле. Цветы крупные и жёсткие, большие, как маленькие зонтики. Карлица держала их в руках за стебли у самого низа и, задрав голову, разглядывала цветы, как большой цветной зонт. Шутливое посвящение закончилось. Хельга приземлилась и раздала цветы. Эффект от лёгкого и непринужденного общения с труппой, позволил карлице забыть агрессивное поведение Филиппа.

           Все события этого дня полны душевным напряжением. Пора всем по домам. Пусть все отдохнут в своих кроватях, подумают пред сном о себе, о других, о предстоящей работе. Актёры женщины, обязательно прокрутят в творческих головках реакцию Тодди на карлицу, и их взгляды друг на друга. Актёры мужчины? Тут трудно сказать что-то определённое, но карлица на всех произвела приятное впечатление. Филипп, отрицательный герой уходящего дня, сам от себя уставший, всё-таки посетит маму в больнице. Та простит, или не заметит запах спиртного.



Продолжение: http://www.proza.ru/2016/06/10/1445

Послевкусие. Глава двадцать четвертая



           Нам давно пора вернуться в Россию. Давно не посещали героев, создавших начало этой книги. Как они там? Начнём с самых первых, а это у нас Борис Николаевич и его новая женщина Татьяна. Первая часть книги скучновата, по сравнению со второй частью. Есть объяснение! Герои первой части книги заняты более приземлёнными делами. Потом, это моя и ваша Россия, всё знакомо и не так феерично как в Италии.

           Джеки приснился сон. Вернее бег, бесконечный бег потерявшейся собаки по улицам ночного города, в поисках запаха хозяйки. Ужасы и кошмары дней одиночества в городском бетоне улиц, нет, нет, да посещали пса ночью во сне. Невероятная жара, шум машин, шарканье ног прохожих. А эти дети! Джеки терпеть не мог детей. Если он попадался им на глаза, они обязательно реагировали на него. На детей реагировали их взрослые провожатые. Глаза одних наполнялись печальным состраданием. Другие спешили ногой отшвырнуть тело собачки подальше от любимого чада. Вдруг заразная какая. А он всё бежал и бежал. Бежал и бежал!
 — Я тебе пасть буду на ночь перевязывать скотчем. Перестань скулить. —
Ласково пообещал спящей собачке Борис Николаевич.

           Та раскрыла глаза, и стала самой счастливой собакой на свете. Она не на улице! Она в кровати, вместе с Татьяной и её мужчиной. Трёх спальная кровать «Джеки с нами», так часто шутя, называл Борис Николаевич, их совместные ночёвки. Неплохой мужик. Сначала пожалел и принёс её из адовой асфальтовой духовки в прохладный дом. Потом нашел и привёл ему его мамочку. Собачка лижет пятку женщины. Та не реагирует, спит. Джеки лизнул пятку мужчины, и был, тут же свергнут на пол. Возмущённый мужчина, грозит собаке пальцем с кровати. Джеки перевернулся на полу, что бы встать и вспрыгнуть на кресло, но природная лень взяла своё, и он, так и остался лежать на полу, сложив над животом лапки, как богомол. Борис Николаевич через минуту посмотрит на пса и ухмыльнётся дружелюбно. Соберётся прижаться к Татьяне, но та отпихнёт его, точно так же, как он спихнул Джеки с кровати. Однокомнатная квартира хранит в себе, три любящих сердца, как три драгоценных камня в шкатулке. Нет им цены. Воочию их не увидеть ни кому, а они есть, они тихо стучат в каждом из нас.
           — И почему ты не в кровати? —
           Борис Николаевич привык просыпаться первым и ждать пробуждения Татьяны. Тут, на тебе! Он проснулся в своей кровати, а Татьяна не с ним, а на ковре сидит на корточках и гладит, словно издохшую во сне собачку.
           — Борис посмотри, как ему сладко спится. Он меня слышит, чувствует, а просыпаться не хочет. —
           Воркует женщина, чуть ли не закатывает глаза, как голубь.
           — Зачем тогда беспокоишь скотину? —
           Мужчина поднял подушку повыше, сел и привалился к ней. Ему нравилась его женщина по утрам, вся такая его, его….
           — Боря! Скотина стоит на скотном дворе. —
           — Он домашнее животное, значит скотина. Почему в моём доме утро начинается с разговора со скотиной о скотине? —
           — Ты спал, когда я проснулась. Мне захотелось его погладить. Пузико уморительное. —
           — Моё пузико ты погладить не хочешь. —
           Женщина поняла свою оплошность и ретировалась на кровать.
           — Прости меня, пожалуйста…. —
           Они занялись перемирием.

           Собаку всегда волновали хозяйские перемирия в кровати. Собака начинала нервно зевать со звуками, и ей доставалось от хозяина. Лучше она уйдёт на кухню и с подоконника понаблюдает за двором. Джеки трусцой выходит из комнаты, запрыгивает на подоконник в кухне. Садится. Уши застывают. Это подоконник холодный и попе неприятно. Пёс приподнимает попу и оглядывает поверхность подоконника. Вот, совсем кстати! Почтовый конверт. На бумаге сидеть теплее. Пёс перемещается по подоконнику и садится на конверт.

           Мужчина и женщина, через какое-то время заходят на кухню. Кипятят электрический чайник, заваривают чай и кофе. Запах молотого кофе нравится собаке, но пить она любит остывший, подслащённый чай.
           — Так и не читала письмо? —
           Борис Николаевич выдёргивает из-под собаки конверт, вертит его в руках. Женщина накрывает на стол, хлопает дверцей холодильника, стучит ножом по разделочной доске. Ставит всё, что считает нужным на стол и потом только садиться. Смотрит на конверт в руках Бориса Николаевича, вспоминает, что на столе нет салфеток бумажных. Встаёт, берёт их из шкафа, ставит на стол. Садиться. Снова смотрит на конверт. Делает глоток кофе из чашки.
Мужчина наблюдает за ней.
           — Давай поговорим…. —
           Мягко предлагает женщине и вместо тихого, задушевного разговора получает шквал, цунами, водопад слов и эмоций. Его будто по стене размазали и заставили в таком виде слушать и наблюдать за говорящей Татьяной. Шквал, цунами, водопад, заключал в себе следующее. Если она Татьяна, вскроет конверт и прочтёт содержимое, которое она предположительно знает, она наступит на всем уже известные грабли, и пойдёт уже хоженой дорожкой. А это, ежемесячные сборы посылок, их отсылка. Выбивание и выспрашивание свиданий, поездки и общение на них с человеком в маске. Маска раскаяния, маска слащавой, придуманной любви к матери. Но это ещё не всё! Татьяна сама наденет на себя маску, и станет делать вид, что она сама такая, что она верит дочери и её словам.
           — И вот сидят на этих свиданиях, друг против друга два родных по крови человека и занимаются тем, что обманывают себя в которых раз. —
           Закончила женщина и стала жевать булочку с маслом, лишь затем, что бы водопад, не стал низвергаться снова.
           — Ты не можешь оставить дочь без поддержки. —
           Борис Николаевич отлепился от стенки, взял себя в руки. Он только что побывал в самых потаённых уголках души своей женщины.
           — Ты имеешь в виду вещевые и продуктовые посылки? Это можно делать и на автомате…. Не о чём не думая…. А вот читать, заведомо сказочно правдивую ложь и писать на бумаге ответную ложь, у меня нет больше сил. Не буду читать! Не буду писать! —
           — Хорошо. Я услышал тебя. Пей кофе. Потом поговорим…. —
           — И говорить не буду! —
           — И говорить не будем…. —
           Спешит согласиться Борис Николаевич.

           Люди завтракали в одиночестве, хотя сидели рядом. Борис Николаевич, только что посетил обратную сторону луны, она ему не понравилась. Но как не кричать душой человеку, когда родное дитё, вместо того, чтобы расти, цвести и радовать, гибнет.
           — Можно мне прочитать? —
           Мужчина снова взял конверт в руки.
           — Читай…. —
           Пожала плечами женщина. Джеки на её руках нервно зевнул. У собаки такое всегда происходит, когда его любимые люди, что-то не то начинают делать. Мужчина читает, женщина жуёт или делает вид, что жуёт, и страшно рада, что сейчас узнает, что написано в письме, и принципов озвученных не нарушит. Борис Николаевич сложил лист и положил его на раскрытый конверт. Сверху на конверт сложил руки. Держит так и молчит. Женщина сподобилась, Джеки и нервно зевнула.
           — Что там? —
           — Одним словом не скажешь, но совсем не то, что ты предполагала. —
           — Совсем? —
           — Совсем, совсем. —
           Мужчина для пущёй значимости, качает головой.
           — Взять, хотя бы, вступительные слова…. —
           Он разворачивает лист и зачитывает вслух:
           — Мама! Я последняя тварь. Я не достойна, произносить слово – мама. С этого дня дочери у тебя нет, потому как я не дочь, а курва. Если когда, ни будь, ты получишь от меня письмо со словами любви и раскаяния, выбрось его немедленно. Это я забрала Джеки и потеряла его. —
           Мужчина, начиная читать, думал, что его прервут на второй строчке, остановился сам и посмотрел на женщину. Суровость застыла на её лице.
           — Это не она писала. —
           Борис Николаевич ещё раз изучил текст.
           — Здесь есть приписка другой рукой в самом низу. Татьяна Алексеевна! Верьте мне, всю дурь из дочки вашей выбью. Приведу в чувства, и способы имеются. —
           — Боря! Это же угрозы! Что происходит? Кто это может быть? Их письма читают и кто-то намеренно пропустил это письмо. —
           — Похоже, вторая рука имеет вес в женской колонии. Если на мужской зоне есть такая фигура, как «пахан», то в женской колонии должна, быть какая ни будь «Муля» например, от слова мамуля. —
           Рассуждает вслух Борис Николаевич.
           — Что ты несёшь?! Надо срочно позвонить одному человеку…. —
           Татьяна вскакивает, намереваясь взять что-то из сумочки. Видимо записную книжку.
           — Догадываюсь кому…. —
           Произносит Борис Николаевич и сбрасывает со своих колен Джеки на пол. Тот только, что слетел с колен Татьяны, и тут же запрыгнул на его колени и снова был повержен на пол. Собака стала подглядывать за мужчиной и женщиной из-под стола, мелко трясясь телом и увлажняясь глазами.
           — Но только он может помочь! —
           Перечит мужчине женщина.
           — Ты только что отказала дочери в своей помощи, и надеешься получить помощь для неё от чужого человека? Вот так мы толкаем должностные лица на должностные преступления. Как ты будешь благодарить его после?! Расскажи мне, а я послушаю. Материально или натурально?—
           — Ты ревнуешь?! —
           Подбоченилась женщина.
           — А вы как думали, моя дорогая? Вы будете жить со мной, строить наше светлое будущее, а в сумочке носить телефон палочки выручалочки. Моя бывшая жена их столько имела, что можно было носить суму через плечо. —
           Что бы ни вскочить и не наделать глупостей, мужчина стал складывать письмо и засовывать его в конверт. Зачем-то полизал край конверта и попытался его снова заклеить.
           — Тяв, тяв…. —
           Обозначился Джеки.
           — Иди ко мне моя единственная радость…. —
           Взмолилась женщина, но псина не шла, она терпеть не могла женские сопли и слёзы на своей шкуре. Мужчина незаметно ногой под столом толкнул собачку по направлению к женщине. Та коротко вякнула и вылетела ей прямо в руки. Вот вам собачка и успокоительное средство, и носовой платок! Три в одном. Женщина тут же всем этим воспользовалась. Татьяна и Джеки на минуту стали единым целым. Борис Николаевич видел умоляющие, вытаращенные глаза собаки и вспомнил, что Джеки мужского пола, и пошёл на выручку псу.
           — Эй, вы! Зверьё моё! Идите ко мне. Вместе будем плакать…. Мы же семья. —

           Но ждать пока они к нему придут не стал. Сам пошёл к ним и заключил их в свои объятия. Джеки тут же воспользовался ситуацией и поочерёдно облизал их лица. Пролился дождь в виде женских обильных слёз, и наступило затишье. Дышать, как и после дождя, стало легче, видимость обозреваемая стала яснее и чётче. Наступил штиль. Убран стол после завтрака, утёрты слёзы после размолвки. Опорожнён собачий кишечник, после бурных ласк хозяйки.

           Сегодня выходной день, поздняя осень на дворе – время размеренных прогулок и созерцания увядания лета. Люди во время прогулок общаются, разговаривают на самые неожиданные темы. Мы узнаем из разговоров, как там Маша, как там Сергей, как там Мишка. Если лето заставляет людей двигаться, бегом к воде, бегом от солнца под зонтик, пляж, бадминтон, волейбол…. Осень темп сбивает. Сбор грибов в темпе не нуждается. Чай из термоса и шашлыки поедают сидя или даже стоя у импровизированного стола на природе. На поделки вас всякие вдруг потянет рукотворные. Глаз сам найдёт, что для этого нужно. Борис Николаевич вывез Татьяну за реку Ахтубу. Исторические земли. На них Чингис Хан стоял с ордой. Дороги прокладывал, почтовые тройки пустил, чем наладил связь промеж захваченных им населённых пунктов. Поговаривают историки, что в одном из холмов, раскиданных повсюду, закопан золотой конь в натуральную величину. Вот найти бы!
           — И что бы ты с ним делал? —
           Татьяна в объятьях Бориса запрокинула лицо, разглядывала тёмно синее небо и на его фоне лицо любимого.
           — Оживил. Просил Бога дать золотому коню вторую жизнь. —
           — Зачем? —
           — И любовался бы им, любовался! Как когда-то любовался им Чингис Хан. Прежде чем вылить коня из золота, им восхитились до такой степени. Ты только посмотри на эту землю! Выгоревшая трава как плюш. А ковыль? Шёлк серебристый. Как вольно в степи коню! Можешь себе представить, какой был красоты этот конь, раз его изваяли в золоте! —
           — Ты у меня поэт! —
           — Это только с тобой и для тебя. —
           — Спасибо, любимый. —

           Они стоят на холме и смотрят в степь вместе с ветром, и он уносит их фантазии с собой. Фантазии помогают жить. Если набравшись смелости, их ещё и озвучивать, фантазии сбываются со временем. Бесплатный всем рецепт. Мне нравится седая степь. Волосы наших отцов и матерей седые и наши стали или станут такими же. Что-то есть общее, грустное и родное в степном великолепии.

           Мужчина и женщина идут к машине за термосом с чаем из листьев чёрной смородины и мяты. Достают раскладные стульчики, столик, и усаживаются чаёвничать. Конечно, мужчина непременно зажарит кусок мяса на углях, и они поедят его вместе с осенними дарами природы.
           — Жерар не звонит давно. —
           Татьяна руками ломает лаваш и складывает куски на его упаковку.
           — Не сбылась сказка для Хельги, а она славный человечек. —
           Борис посыпает куски горячего мяса, мелко нарезанной зеленью.
           — И ты рада этому, признайся! —
           — Признаюсь…. Не рада, а как-то спокойнее стало. Понимаю, тяжело обоим…. Но как жить, если заранее знаешь, что в будущем тебя и твоих детей ждут одни испытания, и ты сам родил их, на эти страдания. Немыслимо! —
           Ветер закинул край бумажной скатерти на выставленные продукты. Раз, и ничего не стало видно на импровизированном столе.
           — Хельга не полетела в Париж. Жерар резко принял решение жениться. Клин, клином вышибается. —
           Мужчина отворачивает край разовой скатерти, закрепляет её камушками. Снова на столе всё видно и разыгрывается аппетит.
           — Видно отсоветовали родители, друзья, сам подумал и пришёл к такому выводу. —
           — Хорошо если это он сам решил, что бы потом никого не винить. —
           — Хорошо бы…. —
           — Маша давно звонила? —
           Татьяна салфеткой вытирает капельку жира с подбородка Бориса. Ветер радуется, что он не один в поле и тормошит их волосы, как и ковыль в степи.
           — Давно. Мало того, она и денег не просит давно. —
           — Значит, Сергей заботится о ней, это хорошо. —
           — Хорошо, то хорошо…. Но он ей не муж, что бы брать её на полное довольствие. —
           — Вот ты смешной! Мы все идеализируем своих детей. Конечно, они живут как муж и жена. Ты против этого? —
           Женщина видит, как её мужчина при этих словах напрягся.
           — Мы даже не знакомы с его родителями, свадьбы не было. —
           — В их семье горе. Ты забыл? Какая сейчас свадьба? —
           У Бориса Николаевича, заметно поднимается настроение.
           — Родители Сергея оформили опёку над Мишкой. —
           Мужчина смотрит на женщину и ждёт её реакции.
           — Родители Сергея ещё не старые люди. Решение их верное. —

           Теперь Борис Николаевич утёр подбородок своей женщины и нос захватил. Подбородок блестел от жира, а нос хлюпал от свежего степного и уже холодного воздуха. Вздохнул. Что мешало ему с бывшей женой быть в таких же отношениях, как у него сейчас с Татьяной. Ему работа и бег за результатом в денежном эквиваленте. Ей отсутствие работы и мужа. Степь стелиться перед людским взором, как гобелен в пастельных тонах. Ветер делает гобелен живым и не даёт взгляду оторваться от красоты природы.

           Несравненная и необыкновенная, по мнению своего мужчины Натали, подруга Надежды, любовно разгладила края новой диванной подушки. Она сидит на только что купленном диване, бардового цвета с вкраплением золотой нити в квартире соседа справа. Натали изменилась. Свежевымытые волосы, уже подсохшие, отдыхали на плечах. Домашнее трикотажное платье свободного кроя, как и диван, было новым. Натали разглядывала новые домашние тапочки.
           — Как знала, и купила именно такого же цвета! —
           Сама себе удивилась женщина. Теперь, возвращаясь из ванны, и направляясь в кровать, она оставляет тапочки возле нового дивана и несколько раз обернётся, прежде чем зайти в спальню, полюбоваться идеальным цветом обеих обнов. На вопрос своего мужчины, почему она босиком, отвечает:
           — Пусть тапочки дружат ночью с диваном. —
           — Какая ты у меня забавная! —
           Не перестаёт восхищаться своей женщиной сосед справа.

           И ей и ему страшно интересно сейчас жить вдвоём. Их окружают новые предметы мебели, они лежат на новых подушках и накрыты новым одеялом, под которым прячутся их новые отношения. Новое постельное бельё хрустит под ними каждую ночь. Женщина сердится на каждую ненужную по её мнению складку на пододеяльнике, образовавшуюся от постоянных посягательств на её тело, бывшего дамского угодника. Не может он, видите ли, лежать бревном возле такой шикарной женщины. А сама женщина никак не может насладиться ощущением новизны всего окружающего, новизной покоя и новизной в личной жизни. Кажется даже настоящей личной жизнью.
           — Что нового по ящику? —
           Прошепелявил дамский угодник, заглядывая в комнату с зубной щёткой во рту и белой пеной вокруг рта.
           — Трясёт Америку. —
           Объявляет Натали.
           — В смысле доллара? —
           Шепелявит мужчина.
           — В смысле землетрясения. —
           Услышал ответ.
Быстро выплюнул содержимое изо рта, прополоскал и побежал к своей женщине на диван.
           — Америке это сейчас некстати, да и кому землетрясение кстати. Они всех трясут, мама не горюй! —
           — Американские дети, старики никого не трясут, они мир созерцают. Дети разглядывают и познают, старики восхищаются и прощаются. —
           Мужчина окидывает свою женщину взглядом. Видит сосредоточенность в лице и одухотворённость. Мир повернулся лицом к женщине. Натали стала наблюдать за окружающим её миром новыми глазами из окон новой квартиры, по новому телевизору, ни куда не спеша, ни кого не ища. Успокоилась женщина, перешла с аллюра на шаг.
           — Какая ты у меня! —
           Мужчина склоняется к ней.
           — Ах, боже ты мой! Опять ты с этим! Здесь мир гибнет! —
           — Сегодня выходной, и утром у нас ничего не было…. —
           Канючит голосом мужчина.
           — И мир никогда не погибнет, дорогая. Бог создал мир не для этого. —
           — Как раз всё да наоборот! Иисус сказал:
«ибо восстанет народ на народ и царство на царство; и будут глады, моры и землетрясения; всё же это – НАЧАЛО БОЛЕЗНЕЙ!». То есть даже те ужасные землетрясения, которые произойдут в США, после землетрясения в Японии – лишь начало бед на земле. —
           Дамский угодник удивлён, да что там, потрясён глубокими геополитическими познаниями своей избранницы.
           — Как ты это запомнила? Я даже боюсь спросить, поняла? Ты святая! —
           Женщина настолько удовлетворена услышанными восхищением и комплиментами, что милостиво соглашается с мужчиной.
           — Да! Я такая. —
           Говорит она, и чувствует значение этого слова, и ей нестерпимо хочется быть именно такой в глазах нового мужчины.
           — Позвони Надежде, что они там делают? Они наш новый диван ещё и не видели. —
           Дамский угодник принёс Натали телефон. Та набрала номер и дождалась ответа. Поговорила.
           — Идём к ним. Алеша баранину тушит, через десять минут будет готова. —
           — Тогда я в магазин…. Ага? Неудобно с пустыми руками к накрытому столу идти. —
           — Тебе, лишь бы пива попить. Смотри! Вырастет пивной животик. —
           Мужчина тут же вбирает в себя живот.
           — Да ни за что! —
           Женщина пожимает плечами.

           Закрыв дверь квартиры на ключ, дамский угодник вызвал лифт и, убедившись, что в нём никого нет, отправил свою женщину вниз. Сам побежал по лестнице. Замечание подруги о животике привело его к такому решению. Дверь квартиры подруги предусмотрительно приоткрыта. Натали зашла и прикрыла её за собой. В коридоре, на туалетном столике под зеркалом, посередине вязаной салфеточки стоит хрустальный флакончик. Солнечный луч из комнаты напротив, пронзил его и остался в нём, словно в прятки играл. Солнышку нравился старинный флакон. Солнечное содержимое флакона, кипело и искрилось внутри его и разбрызгивалось солнечными брызгами по стенам.
           — Нравится? —
           Раздался голос Надежды.
           — Ты стала посещать антикварные магазины? —
           — Алёшино наследство. Забрал на память из квартиры покойной тёщи. —
           Две подруги восхищались предметом старины глубокой. В коридор заглянул Алёша. Он изменился, выбрит, подстрижен аккуратно, отчего скулы и брови как бы проявились, стали заметнее. Цвет лица посвежел, глаза стали больше, в них прибавилось блеску.
           — Ох, ох, ох! Прямо жених! Хоть сейчас под венец! —
           Рассыпалась в комплиментах гостья.
           — Ты будто подслушивала. Я только что предложил Надежде венчаться. —
           — Ничего не получится. Вы не расписанные. В церковь без штампа в паспорте не пускают. —
           — А ты, откуда знаешь? —
           — У меня родители всю жизнь прожили не расписанные, собрались венчаться, а в церкви батюшка им отказал. Сначала говорит, надо в ЗАГС сходить. —

           Надежда изменилась тоже. Ей стало не хватать светового дня. Надо было думать об одежде, в которой Алёша уходит на работу, о вкусном обеде, что бы квартира была чистой, о его шагах, которые обязательно послышаться за дверью после шести часов вечера. В груди замрёт в этот миг от нахлынувшей радости, как у школьницы. Недавно она выкинула номер! Пришла в музыкальную школу, села, у двери его кабинета обмирая, слушала его строгий голос за дверью. Алёша неожиданно вышел из кабинета и быстрым, шагом прошёл мимо неё и не заметил. Как она убегала по школьному коридору, пятки сверкали! Выскочила из здания школы и ну смеяться! Шарфик с шеи сняла, что бы им прикрыть раскрасневшееся лицо. Солидный и сердитый дядечка, наблюдавший за ней, прервал деловой разговор по телефону и поспешно вышел из дорогой машины. Уверенной походкой, уверенного в себе человека, подошёл к Надежде.
           — Я вам обязан! —
           Надежда оторопела.
           — Уверенна, вы ошиблись. —
           — Смотреть на красивое и счастливое лицо потрясающей женщины, одно удовольствие. Поделитесь своим настроением со мной, уделите мне немного своего времени и настроения. Я сумею красиво отблагодарить вас за это. —
           Рука солидного дядечки потянулась к её руке.

           Если бы эта встреча произошла до знакомства Надежды с Алёшей, то солидный дядечка, мог стать вполне достойным кавалером, и женское одиночество сложилось совсем по другому сценарию. Несколько раз, эта встреча будет всплывать в женской памяти после. Мужчина оставит о себе хорошие воспоминания, и это только подтверждает выдвинутую теорию.
           — ЗАГС, значит ЗАГС. Через пол годика где-то…. Да, Надя? —
           — Да, Алёша. Венчание дело не шуточное. Половина жизни прошла комом, пусть, хотя бы вторая пройдёт благопристойно. —

           Натали слушала подругу и соглашалась с её словами. Сама она стала замечать за собой усидчивость, размеренную поступь по новой квартире, нежелание бежать из дома, и шастать по вечерним кафе не знамо зачем. Конечно, она знала, зачем это делалось в прошлой жизни, но сейчас эта потребность испарилась. Натали поглотила квартира дамского угодника и он сам. Вывезла из квартиры всё! Вынесла все окна, двери и сантехнику. Ремонт, так ремонт! Потом поиски новой мебели. Они скандалили в мебельных салонах как люди, прожившие вместе всю жизнь. Дулись друг на друга. Продавцам приходилось варить им кофе и мирить их, лишь бы не упустить покупателей.

           Пришёл из магазина бывший дамский угодник. Как всегда с подносом, на котором стояли четыре бутылки с пивом, вазочки с фисташками, сушёные кальмары и отварными креветками.
           — Купил две дыни. Принесу позже. Ароматные! У нас новый диван! —
           Гость выставляет угощения на стол. Развернулся, а женщин след простыл. Только дверь входная хлопнула и сообщила сидящим за столом мужчинам, что женщины ушли смотреть диван.
           — Вот женщины! —
           Алёша встал и выключил под чугунной кастрюлей огонь.
           — Что бы мы без них…. —
           — Да…. —
           — По пивку? —
           — По пивку. —
           — За них? —
           — За них. —
           — За диван? —
           С тонким намёком в голосе предлагает гость.
           — За диван. —
           Улыбается ему в ответ Алёша.
           — Что это тебя в церковь потянуло? —
           Гость поставил наполовину отпитый стакан с пивом на стол и взял креветку из вазочки.
           — Душа просит. —
           — Моя душа, пока что хочет то, что хочет моя несравненная Натали. —

           Мужчины поочерёдно, иногда вместе отпивали пиво из стаканов и запускали руки в вазочки. Они задумались, каждый о своём, но было общее во всём этом. Это свежесть новых отношений.
           — Бордо! С золотом! Как неожиданно! Чем будешь обыгрывать столь необычайный цвет?—
           — Большой золотой вазой, с лотосами бордового цвета на высоких стеблях. Шторы цвета сливы подхватить золотыми кистями. Тапочки, вот…. —
           Женщины рассмеялись. Надежда села на новый диван. Весь вид её говорил о том, что женщина делает оценку покупке.
           — Хорош! И задумка твоя хорошая. Тоже хочу избавиться от чёрного цвета в своём доме.—
           — Мне до сих пор нравится у тебя. —
           — Как ни странно, Алёше тоже…. Значит, поживём пока так. —

           Женщины пошли назад к своим мужчинам. Пошли не спеша по лестнице. Раз ступенька, два ступенька.
           — Иногда такая тоска охватывает! Неужели нельзя было жить с Борисом, как я сейчас живу с Алёшей. —
           Надежда, глубоко вздыхает. Раз ступенька, два ступенька….
           — Мне себе такой вопрос задавать не приходится. Я ни с кем не жила, ты знаешь….. Думала, вот завтра, или летом, или на Новый год обязательно встречу его. А кого его? Попробуй, догадайся! Ну, познакомилась, ну, завертелось! Раз, и что-то не так пошло. Сразу характер свой не путёвый оказываю. Ну, мол, и вали, иди себе по ветру. Не мой пассажир. Завтра или через месяц, или весной, всё равно ещё встречу. И побежали года, а я рядом с ними. И добежала я до молоденького мамина сыночка. И знаешь, мне с ним хорошо, как ни с кем! —
           Натали остановилась и повернулась лицом к подруге.
           — Заметь! Никакого экстаза! Тёплое, милое душевное совместное проживание вдвоём. Словно я жила с ним когда-то, а сейчас вернулась. —
           — Не такой уж он и молодой. —
           Надежда потянула подругу идти дальше. Раз ступенька, два ступенька.
           — Всё равно младше. —
           — Ему видно нужна была женщина постарше. Сама говоришь – маменькин сынок он. Кстати! С родителями знакомиться предлагает? —
           — Кто-то наговорил его маме, что я женщина лёгкого поведения. —
           — Он так не считает? —
           Обеспокоилась Надежда.
           — Нет. Он по ресторанам и барам не ходил, и дам своих не водил. У него другой стиль ухаживания. —
           Лестничная площадка Надежды, встретила подруг стойким запахом тушёной баранины с помидорами и сельдереем.
           — Боюсь что и Алёша, так же обо мне думает. —
           Надежда положила руку на свою дверь.
           — Думает и живёт?! Это перебор, подруга. Я смотрю на вас со стороны и вот что вижу. У тебя горе. У него горе. Вы горюете вместе, вам так легче. Перегорюете, станете близкими людьми. —
           Надежда толкает дверь и ещё более насыщенный запах, заставляет их отпустить не весёлую тему и подумать о хлебе насущном.
           — Разве можно оставлять мужчин наедине с вкусной пищей? —
           Заголосили слегка опьяневшие от пива мужчины при виде женщин.
Алёша торжественно поднял крышку с кастрюли. Аромат усилился.
           — У нас с Борисом, в доме всегда водился коньяк. Целая коллекция стоит. Всем нальём по пятьдесят граммов. За новый диван, за новые тапочки…. —
           Весёлые нотки в голосе Надежды теряют свою звонкость. Она видит лицо Алёши. Понимает, что сказала не очень удачную фразу. А что собственно она сказала? Она сказала, так как есть, как было, но именно так зарождаются обиды. Всё с нами происходящее, творим своими руками и языком. Алеша ставит перед своей женщиной тарелку с тушеной бараниной.
           — Я сейчас. —
           И выходит из кухни. Присутствующие поняли, что Алёшу задели слова Надежды.
           — Чего так реагировать? Борис жил тут, это его дом. —
           Резюмирует дамский угодник.
           — Он может не вернуться?! —
           Задохнулась собственным страхом Надежда. Все замолчали.
           — Пополним коллекцию! —
           Слышится голос, через какое-то время вернувшегося Алёши. Он ставит непочатую бутылку коньяка на стол.
           — Где взял? —
           Тут же спрашивает сосед справа.
           — В квартире у тёщи. Там тоже коньяк водился. —

           Мужчина достойно обыграл ситуацию. Своим уходом не дал возможности обиде перерасти в разборку и сам остыл, пока ходил по этажам. Трапеза прошла на высоком уровне. Коньяк (так его!), разливали торжественно и чопорно, старались шутить по любому поводу. Еда вкусная. Лица раскрасневшиеся. Взгляды весёлые. Глаза искрятся коньячными звёздочками.
           — У тебя какой номер квартиры? —
           Алёша смотрит на соседа справа. Тот называет цифру.
           — А что? —
           — В твою квартиру заходили люди. —
           — Не может быть! —
           У соседа справа вытянулось лицо.
           — Мама и папа пришли. —
           — Точно. Мужчина и женщина. —
           Подтверждает догадку соседа Алёша.
           — Сегодня, я весь день у вас. —
           С твёрдой уверенностью в голосе объявляет Натали и почему-то застёгивает верхнюю пуговицу домашнего платья.
           — Что толку? Там полно твоих вещей. —
           Начинает страдать сосед справа.
           — Не ходите домой, пока родители не уйдут. —
           Даёт совет Надежда.
           — Не солидный поступок для взрослого сына, который привёл в дом женщину. —
           Говорит Алёша.
           — Пригласи родителей сюда, не так страшно вам будет. —
           — Ну, не знаю…. —
           — И не узнаешь, пока не начнёшь действовать. Давай, давай иди…. Или знаешь что, пойдём вдвоём и пригласим родителей сюда. Надя, как ты на это смотришь? —
           — Положительно. —
           Надежда обнимает поникшую Натали.
           — Да уж…. —
           Вздыхает та.
           — Пойду, волосы расчешу. Где у тебя помада? —
           — Посмотри в ванной. —
           Алёша настойчиво выдвигает стул из-под соседа. Дамский угодник, вынужден встать и идти за Алёшей. Ушли.
           — Что теперь будет? —
           Это вернулась из ванной причёсанная Натали.
           — Включим чайник. Заварим мяты с чаем. Коньяк оставь. —
           Надежда встала и занялась чаем. Обернулась к онемевшей подруге.
           — Если вы собрались жить вместе, вам так и так, придётся знакомиться с родителями. —
           — А вы как? Будете знакомиться? —
           — У Алёши никого нет. С моими если только…. —
           — Так будете или нет? —
           — Что пристала? Не сегодня же… —
           — Прости, я нервничаю. —

           Мяту залили кипятком. Прозрачный заварочный чайник поставили на середину стола, уставились на него глазами. В кипятке раскручивались листочки зелёного чая, разбухали соцветья мяты. Кипяток отдавал свою силу растениям, и набирал от них цвет.
           — Созрел, кажется. —
           Заметила Натали.
           — Все созрели…. —
           Заулыбалась Надежда, вставая навстречу гостям.

           Кухня сразу потеряла своё пространство от такого количества людей. Причём все стеснялись друг друга, толкали друг друга, избегали встреч глазами, и делали всё не так как они сами того хотели. Много извинялись и благодарили. Наконец уселись. Надежда поставила на стол недостающие приборы. Алёша, когда завёл гостей на кухню, назвал женщин по именам, но не указал конкретно на каждую, от того мама дамского угодника терялась в догадках, кто есть кто. От этого ещё больше смущалась и нервничала. Обе женщины были по-своему привлекательны для неё и сидели они рядом.
           — Хороши самочки. —
           Как будто угадав мысли жены, шепнул отец дамского угодника жене на ухо. Женщина больно щипнула мужа за руку в ответ.
           — Ну не девочки же. —
           Стал оправдываться отец дамского угодника, так же шёпотом.
           — Больше двух – говорят вслух! —
           Весело и громко заявил Алёша.
           — Простите моего мужа. Ему не терпится узнать, кто из вас Натали. —
           Муж удивился сообразительности жены и закивал головой.
Итак, было всегда. Супругу оставалось только кивать головой, подтверждая слова супруги.
           — А вот догадайтесь! —
           Мать дамского угодника повела глазами вокруг, оглядела часть центральной комнаты. Оглядела женщин. Заметила тапочки цвета бордо с золотой оторочкой по краю на ногах Натали. Надежда была в спортивном костюме. В голове мамы дамского угодника созрели выводы.
           — Вы. —
           Глазами женщина указала на Натали. Отец дамского угодника принял замешательство Натали за проявление скромности и расплылся в отеческой улыбке.
           — Я вас по тапочкам угадала. —
           Пояснила свой выбор мама дамского угодника.
           — Хочу сказать прямо! Шла к сыну в дурном предчувствии. Квартира меня приятно удивила. За столь короткий срок, с таким изысканным вкусом, преобразить логово холостяка, непостижимо! Я всегда мечтала у себя дома сотворить что-то в этом роде, но считала, что бордо, да ещё с золотом, возможно только в Эрмитаже или в Кремле. Мне всё понравилось! Всё! Как оформите окно? —
           — Шторы однотонные, на тон темнее цвета дивана и бронзовые кисти для подхвата. —
           Прежде чем ответить Натали прокашлялась.
           — Напольная ваза в бронзе, бордовые лилии в них. —
           Мать дамского угодника, потрепала сына по голове.
           — Вы будто подглядели мои задумки. Только я поставила бы две вазы. —
           Напряжение промеж чужих людей прошло.
           — Куцый вид будет. Знаете, что я сделаю? —
           На этих словах матери сын насторожился.
           — Я сама куплю вам в подарок две вазы, высотой в метр и докажу, что я права. —

           Лицо сына вытянулось. Две хозяйки на одной кухне никогда не сговорятся. Натали молчала. Мама соседа справа ждала ответной реакции. Секунды шли как минуты. Наконец Натали открыла рот:
           — Мне не только интересно ваше мнение, но и важно. —

           После этих словах дамский угодник понял, что его мать, и его женщина нашли общий язык. Потом это подтвердится. Вазы будут именно те, которые заприметила Натали. Обе женщины, посещая магазин, и не зная друг друга, останавливали взгляд на одних и тех же вазах.
           — Папа, не хочешь немного коньяку под тушеную баранину? —
           Сын взял в руки бутылку с коньяком.
           — Да за такое сын, можно и много. —
           Мама дамского угодника и Натали, при этих словах не сговариваясь, одновременно повернули головы в его сторону и глаза у дам были одного выражения. Мать забрала из рук сына бутылку коньяка и поставила ближе к себе. Натали принесла крохотные стопочки и поставила их перед всеми мужчинами. За всем этим, обнявшись, наблюдали Алёша и Надежда. Уж им-то, со стороны, всё очень хорошо просматривается.



Продолжение: http://www.proza.ru/2016/06/10/1447

Послевкусие. Глава двадцать пятая



           Дом Агаты погрустнел, не все люстры горят в нём, повсюду грустная тишина. Нет в доме хозяйки, нет хозяина. Нет мужчины с каменным лицом. Только женщина из кухни, да карлица в отведённой для неё комнате, с белым котом спят вдвоём на кровати. Кот открыл глаза, вспомнил, где находится. Вчера вечером, странного вида человечек, снова сгрёб его с пола и понёс по коридору к себе в комнату. Кот решил отбиваться. Он ощерился, напрягся и стал противным и пружинистым. Карлица слегка его тряхнула, вспомнив его же поведение с кошками. Тот стал вырываться сильнее и получил затрещину по ушам. Обалдел на мгновение, и этого хватило на то, что бы кота внесли в комнату и захлопнули дверь. Странного вида человечек в ночной рубашке, тут же вскарабкался на кровать, волоча за собой белое пушистое тело кота. Человечек не мог заснуть, и не хотел провести ночь в одиночестве. Человечек не придал значения тому, что гарем кота остался без вожака. Как только рука человека ослабла, котище спрыгнул с кровати и стал драть лапами край двери у пола, и получалось это у него громко. Карлица проснулась и снова затащила его на кровать. Через некоторое время, руки её ослабели, и кот повторил попытку.
           — Ты мой. Я тебя люблю. —
           Странного вида человечек подошёл к нему и протянул руки. Молниеносными ударами кот отверг руки. Странного вида человечек начала разглядывал проступающие капельки крови на руках, не меняя положения вытянутых рук в сторону озверевшего кота. К рукам пришла боль, и пришла очередь озвереть человечку. Он стал бить кота оцарапанными руками, с таким же остервенением, каким кот отбил протянутые к нему руки. Человек творил зло, понимал это и не мог остановиться. От каждого нанесённого удара, карлица получала неоправданное удовлетворение. Отчётливо понимала, некрасиво, неправильно всё это, а остановится, не было сил. Странного вида человечек устал от собственного напряжения, перестал бить кота и заплакал. Ладони рук горели. Красными стали. В вытаращенных глазах животного застыло скрюченное отражение карлицы. За всю жизнь, ни один человек, не поднял на кота руку. Тело кота пока что горело от побоев, болеть оно будет потом. Карлица плакала. Её нелепая голова и распухшее лицо нависли над котом, и ему ничего не стоит вцепиться сейчас в него и воздать по заслугам. Кот видит кровь на ручках странного человечка и знает что это такое. Ему приходиться драться с чужими котами, если они зашли на его территорию или он ходил на их территорию пошалить. Так и Хельга сейчас сидела на полу чужой территории, с чужим лицом, с чуждыми поступками, жалкая противная самой себе. Страшно оторвать руки от лица и посмотреть на избитое животное. Как стыдно! Карлица встаёт и бредёт к кровати. Вскарабкивается на неё и ложится. Сворачивается калачиком. И тут чувствует, что кот с ней рядом. Он прошёлся вокруг неё по кровати и лёг вдоль спины. Затих, а потом заурчал.
           — Прости меня, пожалуйста! —
           Сопливыми, слюнявыми губами произнесла карлица.
Урчание стихло. Притихла и карлица, что бы слышать, что происходит за спиной. Кот встал и спрыгнул на пол.
           — Мяу. —
           Карлица переворачивается на бок, лицом к двери. У двери никого нет. Она свешивает голову с кровати. Кот сидит рядом с кроватью на полу.
           — Я тебя не убила? Больно? —
           Вместо ответа, кот пытается лизнуть тыльную сторону лапы, и у него не получается. Лапа дёрнулась на полпути и опустилась на прежнее место.
           — Прости меня! —
           В голос заревела карлица.
Лицо её распухло и стало противным коту. Он встал и медленно, прихрамывая, болезненно вихляя задом пошёл к двери. Остановился возле неё и с трудом обернулся. Невозможно описать взгляд кота на карлицу. Представьте сами. Возможно, кто-то из вас был в такой ситуации и собственной шкурой прочувствовал это. Главное признаться самому себе и станет легче. И, помолится. Обязательно, помолится.
           — Я сейчас! —
           Карлица ринулась открывать дверь.

           И, что бы вы думали, она увидела прямо за дверью в коридоре? Всех кошек, и беременных, и не беременных, и тех которые оставили котят корзинах, что бы узнать, что происходит с их вожаком за человеческой дверью. Подросшие коты мужского пола, маячили в отдалении. Белый кот вышел из комнаты и медленно пошёл вдоль стены коридора. Кошки гурьбой, задрав хвосты, следовали за ним. Ой, как стыдно! Карлица поспешно захлопывает дверь.
           — Хочу домой. —
           — Домой хочу. —

           Карлица кидается к шифоньеру. Придвигает кресло. Снимает вешалку с платьем, размахивается и кидает на кровать. Потянулась за второй в тот момент, когда услышала звук удара вешалки с платьем о пол. Вешалка с одеждой далеко не летит. И куда же она собралась лететь? Денег нет, даже чемодана нет! При желании в доме чемодан можно найти, но он будет чужим.

           Не знаю, чем бы мучения закончились её мучения, но карлица вспомнила, что в кошачьих мисках, выстроенных вдоль стены, нет корма. Они пустые, даже те, что для воды. Агаты нет, её муж с нею. Мужчина с каменным лицом умер. Какой ужас, умер! Женщина из кухни, наверняка спит. Карлица спрыгивает с кресла и бежит из комнаты. Просмотрела все шкафы и ящики, кошачьего корма не нашла. Она должна найти! Карлица бежит обратно в коридор, выходит на террасу. Между деревьями в кадках стоят квадратной формы лари. Одна из кормящих кошачьих мам, ласково обернулась тёплым и пушистым телом вокруг её ноги.
           — Значит тут…. —
           Крышка поддаётся и открывается. Внутри лежат мешки с разнообразными сухими кормами для кошек, есть даже консервы. Запах от всего этого резкий, как котиная моча.
           — Сейчас я вас накормлю. —
           Вокруг ларя собрались все кошки и котики. Ступить было не куда. Пригоршнями сыпала в каждую миску корм и с радостью слушала громкий хруст в пасти животных. Потом сбегала и принесла очищенной воды, осторожно разлила её по мискам. Её тут же начали пить.
           — Кушайте, пейте! Ты простишь меня? —
           Карлица присела возле белого кота. Он не ел и не пил. Он наблюдал и терпел боль в отбитом теле.
           — Мне уйти? —
           Карлица готова была зарыдать снова, и это слышалось в её голосе.
Кот с трудом перевернулся на спину, сложил лапки над животом, голову запрокинул так, что уши легли на пол, и показал человечку своё брюхо.
           — Чего ты топаешь всю ночь напролёт над головой? —
           Говорят на итальянском языке.
По интонации понятно, что на карлицу сердятся, и вид женщины из кухни говорит об этом. Она растрепана. Она рассержена. Она в ночной одежде, впопыхах накинутой на плечи шали.
           — Кошек кормлю. —
           — Потерпели бы до утра! —
           Можно догадаться, что говорит кухарка, если воображение работает.
           — Как чувствует себя Пашка? —
           Имя человека с каменным лицом делает понятным вопрос женщины с кухни.
Хельга качает головой. Не знаю мол. Не хочется ей сейчас говорить о смерти, да и не знает она как это сделать.
           — Пойду спать. —
           Говорит карлица и бредёт по коридору в свою комнату.

           Её обгоняет женщина из кухни, мимоходом щупает её голову и ладошки рук. Что-то начинает говорить, как будто ругается. Хельга продолжает идти. Ей необходимо горизонтальное положение. Ей необходимо дойти до своей комнаты. Конечно, она дойдёт и ляжет. Потом появится женщина из кухни, напоит её шипучей и приятной на вкус жидкостью, посидит рядом, постоянно о чём-то говоря, и когда карлица заснёт, уйдёт к себе. Подивится потом, детскому сложению карлицы, пожалеет её, и помолится за её и Пашкино здоровье.
           — Ты чего тут развалился? Дверь подпёр…. —
           Филипп смотрит на белого кота с небесно голубыми глазами. Филипп пришёл к карлице с новым сотовым телефоном. Кот нехотя встаёт и отходит от двери. Филипп наблюдает за вялыми движениями животного.
           — Больной. Надо маме сказать. Она сразу выздоровеет и примчится домой лечить его.—
           Стучит в дверь.
           — Заходи Филипп. Я тебя слышу. —
           Филипп открывает дверь и вперёд него в комнату забегает белый кот, и прыгает к карлице на кровать. Та обнимает его и прячет за ним лицо.
           — Он бродит целыми днями по Риму. На нём может быть зараза. —
           Филипп пробует поднять кота двумя руками за тело. Тому больно, он шипит, вырывается и бежит к двери.
           — Вдобавок у кота что-то болит. —
           Филипп открывает коту дверь.
           — Смотри, что я тебе принёс. Что с тобой? —
           В кровати лежит мальчик подросток. Волосы карлицы всю ночь были влажными, после шипучего аспирина, и свалялись, потемнели даже. Лицо осунулось. Глаза впали. На губах появились признаки малярии. Было впечатление, что она похудела.
           — Ну, что это такое?! Тебя нельзя оставить даже на ночь! Ты болела! Почему не позвонила? Кот больной. Ты могла подхватить заразу. —
           Ругается Филипп.
Карлица садится в кровати и морщится, у неё так же, как и у кота, болит всё тело. Так всегда бывает после нервного перенапряжения.
           — Кот больной потому, что я его ночью избила. —
           Филипп переводит сказанное про себя и не верит своему переводу, поэтому, выдержав паузу, аккуратно предлагает карлице:
           — Дальше…. —
           — Я не могла себя остановить! Мне хорошо было от этого! Всё…. —
           Что бы ни дать развиться женской истерике, Филипп направляется к двери.
           — Понимаю. Со мной такое было. Ждём тебя с Семёном в низу. —
           Качает головой и выходит из комнаты.

           Семён Фёдорович сидит на фонтанном бордюре и мочит в воде ладони. Бордюр не широк как стул или скамейка, от того седалище толстяка, свисает с обеих сторон бордюра округлыми валиками. Толстяк грустит. Семёна до глубины души тронула судьба мужчины с каменным лицом, а так как человек он был душевный и творческий, в голове его зарождался очередной сюжет.
           — Ну и где она? —
           — Скоро спустится. —
           — Она здорова после вчерашних событий? Бывает у неё, ты знаешь…. —
           — Кухарка утверждает, что у Хельги вчера была высокая температура. —
           Филипп с любопытством разглядывает пышные формы друга, свисавшие с обеих сторон бордюра.
           — Так болеет она или не болеет? —
           Толстяк вертит головой, оглядывая себя. Куда это так пристально смотрит его друг Филипп?
           — Давай пить кофе. —
           Филипп уходит на кухню, отдать распоряжение.

           Кофе одним только запахом снимает душевное напряжение, располагает к отдыху и приятным мыслям. Невозможно пить кофе злым. В этом случае кофе не доставит вам удовольствие, обожжетесь или прольёте его, или не почувствуете вкуса.
           — Меня беспокоит Тодди. —
           Заявил Филипп. Поставил чашку на стол, промокнул губы салфеткой и повернулся к другу лицом.
           — Что с Тодди? Кстати! Я никогда не вижу его целиком. Только глаза. Настолько они выразительны, что вытесняют остальные части тела. —
           Семен Фёдорович почмокал губами.
           — Ещё хочешь? —
           — Хочу. —
           Семён Фёдоровичу страшно нравится, когда Филипп беспокоится и ухаживает за ним. Филипп снова сходил на кухню.
           — Без Павла как без рук…. —
           Вернувшись, сетует он.
           — Так что с Тодди? —
           Пытается продолжить прервавшуюся беседу Семён Фёдорович.
           — Тодди? А что с ним? —
           Как бы удивился Филипп.
           — Э, нет! Это ты начал говорить о маленькой и мускулистой мартышке. —
           — Ах, да! Я беспокоюсь, что он увлечётся партнёршей. —
           — Позволь…. Ты всегда такое приветствовал! Так реалистичнее. С твоих же слов! —
           — С Хельгой так нельзя. У неё тонкая психика. —
           В комнату входит женщина из кухни с подносом. Спрятавшись за её спину, идёт Хельга, хитро подглядывая за разговаривающими мужчинами.
           — Вот и я. —
           — Моя деточка! Моя лапочка! Здравствуй! —
           Расплылся в улыбке Семён Фёдорович.
Карлица усаживается за стол, кладёт на стол простенький сотовый телефон.
           — Что это? —
           Филипп удивлён и раздосадован.
           — Это телефон, Филипп. —
           — Тогда что это? —
           Филипп указывает на подарочную коробку с сотовым телефоном для карлицы на столе.
           — Не могу знать, Филипп. —
           — Хорошо. Спрошу иначе. Где ты его взяла? —
           — Тодди подарил. —
           — Наш пострел, везде успел. —
           Присвистнул Семён Фёдорович.
Филипп как флюгер, поворачивается в его сторону.
           — Ты неправильно понял! Пословица у нас такая есть. Пострел это…. —
           Начал было объяснять Семён Фёдорович.
           — Стрелок, охотник…. Спасибо, разобрался. —
           Перебил его Филипп.
           — Пусть так…. —
           Толстяк махнул рукой и принялся пить кофе.
Филипп двигает по столу к карлице подарочную коробку со своим телефоном.
           — Что там? —
           Карлица трогает пальчиком коробку.
           — Телефон, качественный дорогой аппарат. От меня. —
           — Ты не успел, Филипп. У меня уже есть телефон. —
           Филипп делает поворот вокруг своей оси. Раскидывает руки, скрепляет их за головой и нервно потягивается весь. Потом распускает тело, расслабляется и произносит:
           — Тут ты ошибаешься. Ты моё открытие. Я привёз тебя сюда на его пучеглазое обозрение и телефон ты возьмёшь мой. Его подарок вернёшь и поблагодаришь. —
           Карлица старательно пьёт кофе.
           — Ты даже не посмотришь мой подарок? Может быть, он понравится тебе больше, чем подарок Тодди? —
           Голос Филиппа звучит с истеричными, нарастающими нотками.
           — Да, Господи, Боже ты мой! Ну, возьми ты его подарок и всё! Это так просто! Пусть у тебя будет два телефона! —
           Не выдержал Семён Фёдорович, выскочил из-за стола, выхватил из рук Филиппа подарок Тодди и положил рядом с коробкой, в которой лежал подарок Филиппа. Не положил, а громко брякнул им о стол. Филипп сдавил руками виски. Подарок Филиппа куда солиднее, в стразах и зеркальной поверхностью. Он восхитил меня и вас, не оставил бы равнодушными. Естественно, Хельга среагировала на красоту, когда извлекла телефон Филиппа из упаковки.
           — Красивый какой! Ты поможешь мне в нём разобраться? —

           Филипп тут же оказался возле карлицы. Они пошли рядом, склонив головы к телефону по направлению к дивану, в виде скамейки или скамейки в виде дивана. Сели у фонтана и забыли обо всём. Семён Фёдорович вздохнул облегчённо. Сейчас Филипп превратился в Хельгу. Их движения и ужимки, абсолютно одинаковые. Когда любвеобильный Филипп общается с попугаем, он становится похожим на попугая. Перевоплощается в кота, играя с ним. Рядом с Семёном, он любящий друг. И только на пыльной сцене, он тот, кто есть на самом деле. Ещё, один момент! Рядом с матерью, он сын своей матери.
           — Перестань придавать этому значение! Своим недовольством ты превращаешь подарок Тодди в романтическое ухаживание. День только начался, а я так устал от тебя! —
           Эта фраза Семёна всегда действовала на Филиппа отрезвляюще. Если толстяк жалуется на усталость, значит, не будет работы в театре.
           — Что я должен сделать, мой друг, что бы тебе стало лучше? —
           — Займись работой, загрузи работой Хельгу так, что бы мысли её были только о работе и успехе. Успех – страшная сила! Побывав на его высоте, падать от туда никто не хочет. Она не будет исключением. —
           — Я нашла телефон в кармане шубки. Есть гравировка «Тодди». —
           Карлица вернулась от фонтана к ним.
           — Душа моя! Он ношенный. —
           Филипп отобрал у Хельги телефон.
           — Это может быть случайность! Телефон случайно попал в твой карман. —
           Как мальчишка обрадовался собственной догадке Филипп.
           — Чем дальше в лес, тем больше дров. —
           Вздохнул голодный Семён.
           — Ах, оставь эти твои русские пословицы! Что бы научится толковать их, надо полжизни прожить в России. У нас есть повод вернуть телефон владельцу. —
           Тут карлица сказала то, что было нужно Филиппу:
           — Хорошо. Верни его. —
           — Как плохо без Павла! —
           Заворчал Филипп и вышел из залы.
           — Почему фонтан не работает? —
           Спросила Семёна карлица.
           — В доме нет хозяина и хозяйки. —
           — Я подумала – траур того требует. —
           — О господи по ком траур? —
           Испугался Семён Фёдорович.
           — Павел умер. —
           Какое-то время, толстяк разглядывает карлицу.
           — Ах, Павел! Ну да, конечно тогда…. —
           В залу входит женщина из кухни, с подносом в руках. За ней следом идёт Филипп, тоже с подносом. Они занимаются сервировкой стола.
           — Давайте помянем. Как положено у нас. —
           Говорит Хельга.
           — Кого? —
           Снова пугается толстяк.
           — Кого? —
           Как эхо за ним повторяет Филипп.
           — Да что с вами со всеми? Павла. —
           Отвечает Хельга.
           — Господи! Как ты меня напугала. —
           Филипп испытывает явное облегчение и садится за стол, берёт в руки салфетку.
           — Павел не член нашей семьи. Приятного всем аппетита! —

           Хельга так не думала. Четверть века прожить в доме, быть любимым, и любить! На что-то надеяться! Мечтать об этом! И в результате инфаркт и смерть. Потому она снова настояла, что бы покойника помянули в доме, где он жил.
           — Пусть каждый из нас скажет, царствие небесное…. —
           Мужчины надулись и молчали.
Первый сдался Семён Фёдорович.
           — Филипп! Мы одна команда. Всё равно проговоримся. —
           — Проговаривайся. Только тише, мы не одни. —
           Махнул рукой Филипп.
Семён Фёдорович рассказал всё, как есть. Хельга, в буквальном смысле слушала, раскрыв рот.
           — Да вы с ума сошли! Как Павел на такое согласился? Вы его принудили! —

           Лицо карлицы стало злым и некрасивым. Это сразу отметили мужчины. Слово взял Филипп. Для этого он перестал кушать, встал из-за стола, застегнул пиджак на одну пуговицу и как на суде под присягой заговорил. Неторопливо, обдумывая каждое слово. Филипп был дипломат, и не в его планах терять авторитет в глазах карлицы. Она должна уважать своего наставника и руководителя. Боготворить!
           — Павел четверть века, как ты говоришь, не жил, а существовал подле моей матери, ослеплённый придуманной любовью. Время пришло, глаза раскрылись. Два человека одновременно пришли к такому вот заключению. Маме знать об этом необязательно. Кто знает, как примет сердце женщины, к тому же больное, признание мужчины в не любви к ней. Женщина всегда остаётся ею, и ей нужно, что бы её любили всегда. Не скрою! Это я предложил Павлу умереть и вернуться на родину. Он не так стар. Он может обрести семью, как в лице своей матушки, так в лице другой женщины. Он может успеть родить ребёнка. В России у него столько возможностей! А тут, только одна – быть слугой женщине. Им он уже был, целых двадцать пять лет. Разве для этого ему была дана жизнь? Ему нужна семья, членом нашей семьи ему не стать никогда. —
           Филипп закончил, расстегнул, пуговицу пиджака и сел на место. Карлица и толстяк, уважительно внимали его словам, и они казались им правильными.
           — Видела бы ты, как он отреагировал на моё предложение, стать покойником для мамы! Я нашел единственный выход из этого не порядочного для мужчины положения, в котором он находился. Павел даже помолодел! У него теперь, есть о чём думать, мечтать и строить планы на больничной койке. У него будут с собой достойные деньги и самые высокие характеристики его работы. —
           Вбил последний гвоздь для крепости веры в сознание карлицы Филипп.
           — Я могу ему позвонить? —
           Филипп набрал номер телефона и передал аппарат Хельге.
           — Телефон стоит рядом с кроватью, он обязательно ответит сам. Только, пожалуйста, не называй его по имени. Мы не одни в доме. —
           — Павел у аппарата. —
           Услышала карлица в трубке.
           — Привет! —
           — Здравствуй Хельга! —
           — Как себя чувствуешь? —
           — Абсолютно нигде не болит. Слабость мучает. Вот поговорю с тобой и устану так, что засну сразу. —
           — А ты спи. Сон, это здоровье. Оно тебе непременно пригодится, когда я к тебе прилечу в Москву в гости. —
           — Да…. Ты сюда, а я туда…. —
           — Там тебя ждёт вторая половина жизни. Японцы считают, что шестьдесят лет, это самый лучший возраст у человека, а тебе до шестидесяти ещё жить да жить. Ты многое успеешь сделать. Мама твоя будет счастлива. Друзья…. —
           — Всё правильно. Смотри и ты тут не задерживайся, как я. —
           — Я тебя услышала. —
           — И ещё! Держись рядом с Филиппом, и делай всё, что он говорит, но не влюбляйся. —
           В трубке стало шуршать, послышался женский голос. Хельга отдала трубку Филиппу.
           — Павел устал от своей никчёмной жизни. Я видел его глаза, как они прояснялись, в ответ на моё предложение, начать новую жизнь на родине. Это самое лучшее, что моя семья может для него сделать в сложившейся ситуации. —
           — Но это афёра, как не крути. —
           Зевнул Семён Фёдорович и прикрыл рот ладошкой.
Филипп обвёл глазами стены, потолок, остановился на тяжёлой люстре. Собрался с силами и погасил в себе ярость.
           — Это родительский дом, а не сцена. —
           Снова встал, снова застегнул пуговицу на пиджаке.
           — Дорогие мои коллеги! Это наш дом, вы гостьи в нём. То что, волею судьбы вы стали посвящены в некоторые дела семейные, не даёт вам право обсуждать эти самые дела. За спиной, за углом, под подушкой, пожалуйста! Что проку, от вашей критики? Моя семья так решила! —
Филипп расстегивает пиджак, садится. Боковым зрением чувствует, что шокировал карлицу. Встаёт, подходит к ней, чмокает её в темечко и снова садится.
           — Пришёл парикмахер. —
           Женщина из кухни выглядела, как побитая кошка.
           — Я сейчас. Я скоро. —
           Хельга с радостью покинула друзей. Уж не ей ли знать, как успокаивают руки парикмахера. Вернулась новым человеком, с прямой спиной и высоко поднятым подбородком.
           — Ты сегодня переезжаешь к себе. —
           — Здорово. —
           — Не вздумай приглашать всю труппу на новоселье. Это может не понравиться соседям и арендодателю. Пройдёт совсем немного времени, и ты выберешь себе подругу, может быть двух. Их визиты будут выглядеть пристойно. —
           В такси, Филипп разглядывая карлицу влюблёнными глазами спросит её, разве самой сложно сплести «корону» из волос на голове?
           — Невозможно. Руки мои коротки для этого. —
           Ответит та.
           — Заставлю парикмахера, научить меня делать это. —
           — И будешь плести у попугая хвост. —
           — Понятно. —
           — Сегодня будешь только наблюдать за происходящим на сцене. Когда по тексту будут твои слова, проговаривай их про себя. Лови интонацию, какая тебе понравится больше. Работай с текстом и глазами представляй себя среди актёров. Ищи место, где по твоему мнению, ты должна, находится в этот момент на сцене. —
           — Долго так будет? —
           — Зависит от тебя. Когда сможешь открыть рот, и не боятся собственного голоса. —
           — Это так сложно сделать? —
           — Очень. —
           — Да ну…. —
           — Верь мне. —

           Они подъехали к театру. Хельга привыкла ходить по камню, видеть камень, любоваться им. Оттенки камня и сам камень повсюду. Зелени не так много, зато цвета её не запылённые и не выгоревшие.
           — Кто поделится гримерной? —
           Задал вопрос актёрам Филипп после короткого приветствия. Поднялось несколько рук.
           — Опусти руку Тодди. Ты мужчина. —
           — А когда это играло роль? —
           — Тодди! Хельга новенькая. Она вообще первый раз в театре. —
           Тодди опустил руку.
           — Спасибо, Серена. Покажи Хельге комнатку и оставьте там её одежду. —

           К Хельге подошла девушка в тёплом трико. Взяла её за руку и повела за собой, так быстро, что жутко пыльные шторы шлёпали по лицу. Хельге приходилось держать свободную руку перед собой, защищаясь от них. Она не запомнила дороги и расстроилась по этому поводу. Коморка ей понравилась. В первых низкая она, во вторых не большая. Окно огромное, как будто при строительстве, забыли заложить стену на улицу. Колонна, сразу за окном. Нелепо!
           — Какую сторону выбираешь? —
           — У окна. —
           — Против света, не будешь видеть себя в зеркало. —
           — Я не любительница себя разглядывать. —
           — Давай всё-таки расположимся по обе стороны. Чувствую я, что ты ещё многого не знаешь. —
           Девушка проговаривала слова, а сама рылась в потаённом уголке, что-то доставала, звякала.
           — Вино будешь? —
           — Так рано же… —
           — У нас уже поздно. Будешь или нет? —
           — Буду. —
           Удивилась, Серена, удивилась карлица.
           — Такое же вкусное, как в прошлый раз? —
           Серена пожала плечами и протянула стаканчик.

           Если среди вас есть не пьющий человек, как карлица, он почувствует ту приятность и лёгкую негу, которую несёт глоток хорошего вина. Девушки вернулись на сцену тем же путём.
           — Ты в кресло. —
           Филипп задержал карлицу.
           — Остальные собрались вокруг меня. —
           — Тодди! Это конечно твоё? —
           Филипп поднял с кресла шерстяной, а потому лёгкий плед. Актёр промолчал. Филипп усадил карлицу в кресло и накрыл её ножки пледом.
           — Пусть останется. —
           Филипп хлопнул в ладоши и вышел на середину сцены.

           Актёры потянулись за ним и окружили его. Дальше будет всё как всегда, при изучении нового сценария. Новым, громким, не понятным, порой даже смешным и не нужным, покажется всё это карлице. Она будет страшно стараться, и делать всё, как советовал ей Филипп. Устанет так, что пару раз вздремнёт и, поймав себя на этом, будет смущаться и бегать глазами по лицам актёров, не видели ли они, догонять их реплики и искать их по тексту. Это заметили все, и когда она дремала, актёры и Филипп, намеренно понижали голоса. Филипп, вставал из зрительского кресла и подходил к сцене, что бы сделать замечание актёрам и не разбудить её, а не орал как всегда из зрительного зала. В перерывах Филипп исчезал. В один из перерывов возле карлицы появился Тодди. Он присел у кресла, заглянул в лицо карлицы. Лучше бы он этого не делал. Всем нам придётся вспомнить его глаза. Сколько сердец женских зацепили эти глаза, ослепили даже, и никто из женщин уже не замечал ни маленького роста Тодди, ни тяжёлый и низкий лоб, со сросшимися бровями.
           — Вставай. Тебе нужно размяться. Я сварю тебе кофе. —
           — Чай, как я поняла у вас не в почёте. —
           — Так есть. —
           Хельга выбралась из кресла и только тогда поняла, как устала от сидения в нём. Ноги стали тяжёлыми.
           — Твой телефон у Филиппа. —
           — Уже нет. Ругался? —
           — Нет. —
           — Мне ненужно два телефона. —
           — Тебе решать. —
           Карлица заглянула в глаза актёра и осталась там.
Они шли по узкому и тёмному коридорчику. Шли, как два старинных приятеля, варить и пить кофе.
           — Заходи. —
           Тодди открыл дверь. Неизвестно как умещается такое количество актёров в гримерной Тодди, да ещё и кофе варят. Сидят прямо на полу. Кто ноги задрал вверх, что бы кровь отошла. Кто голову положил на колени коллеги. Кто медитирует. Это так модно сейчас! Толстый, облезлый кот, с рваными ушами, подранной мордой, остановил свой бег промеж актёров и уставился на карлицу. Он явно её разглядывал.
           — Привет. —
           Помахала ему рукой Хельга.
Тот дёрнул хвостом и остался стоять на месте.
Тодди взял с подоконника подушку и бросил на пол.
           — Это для меня? —
           Он кивнул.
Кот разбежался по коленям, плечам сидящих и оказался на плечах Тодди. Необходимо напомнить, что труппа Филиппа может общаться с карлицей на плохом разговорном русском языке. Открывается дверь гримерной. Заглядывает Филипп. Глазами находит карлицу, потом Тодди.
           — Прошу всех, в присутствии Хельги говорить на русском. Представьте себя на её месте…. —
           Смотрит на Тодди.
           — Заботься…. —
           Тодди кивает.
           — Хельге не наливать! Я могу на тебя положиться? —
           — Можете. —

           С каждым днём карлица влюбляется в кофе, с каждым глотком он нравится ей больше и больше. С каждым взглядом, необыкновенные глаза Тодди, становятся краше и притягательнее. Что за глаза!
           — Ты где их взял? —
           Хельга смотрит в глаза Тодди и хочет продолжать смотреть. Вопрос для Тодди знакомый.
           — Украл на блошином рынке. —
           — Ты мне грубишь? —
           — Нет. В таких случаях, говорят, от папы, от мамы, или такие глаза были у прабабушки.—
           Он протянул ей чашку с кофе.
           — Сахар в кофе добавил. Всех перечисленных у меня нет. Конечно, они были, но я их не знаю. —
           Толстый кот, всё еще восседал на его плечах.
           — И у меня никого нет. —
           — Ты маленькая. Тебе нельзя быть одной. —
           — Ты большой, можно подумать! —
           — Я мужчина. Куда ты переезжаешь сегодня? —
           Тодди снял кота с плеч и опустил на пол.
           — Филипп снял для меня квартиру. —
           — Заботливый…. Можно и я буду, о тебе заботится? —
           Карлица старается не смотреть в глаза Тодди.
           — Забота предполагает двоих. Я буду жить одна. —
           — Театр займёт у тебя всё время. Ты будешь только ночевать в квартире. Время ночи растянется до полудня, когда спектакль будут давать каждый день. —
           Хельга возвращает Тодди чашку.
           — Тем более…. —
           — Как он нашёл тебя? —
           — Шёл и нашёл….. —
           Пошутила Хельга.
           — Валялась? —
           — На тот момент…. —
           — А до этого момента? —
           — О! То сосем другая история! Я училась в Московском институте. —
           — И? —
           — Больше не учусь. Не стало института, не стало важного для меня человека. —
           — Понятно. Любовная трагедия. —
           — А у тебя, была любовная трагедия? —
           Поинтересовалась карлица. Выпуклые глаза уставились на Тодди. Парню захотелось соврать, что бы стать душевно ближе к девушке, и он уже придумывал свою любовную историю, как дверь его гримерной открылась и всех, позвали на сцену.
           — Ты мне соврал бы сейчас. Я уверена. —
           Тодди молчит и улыбается. Они идут по коридору. Свет со сцены маячит впереди.
           — Ты разглядывал потолок и стены. Я всегда так делаю, когда сочиняю текст письма или поздравления или собираюсь соврать тоже. —
           — Да, я собирался красиво соврать. Любая придуманная любовная история не может быть ложью, в силу того, что она уже произошла с кем-то и когда-то и в чьей-то жизни. Если я воспользовался бы сюжетом, что бы стать ближе к любимой, в этом нет ничего плохого. Я играю кем-то придуманную любовь на сцене как можно реалистичнее, так требует Филипп, и зритель мне верит. —

           Они вышли на сцену. Тодди убрал плед с кресла и жестом пригласил карлицу садиться. Хельга не стала этого делать, потому что знала, как это она будет делать. Неловко. Кресло высокое. Она сделает это, когда Тодди отойдёт.
           — Я твоя любимая? —
           — Я твоя первая любовь. И ты будешь любить меня на протяжении всей жизни. Ты сама поменяла сюжет. —
           Тодди пошёл к актёрам.
           — Пока, любимый! —
           Он оборачивается и шлёт ей воздушный поцелуй.
Пользуясь тем, что Тодди к ней спиной, карлица забирается на кресло, и укрывается пледом.
           — Тебе уютно? —
           Хельга вздрагивает. Рядом стоит Филипп. Она готова поклясться, его тут не было. В театре, всех слышно!
           — Не фамильярничай с Тодди. Он почти созрел, что бы увлечься тобой. —
           — Ему это положено по сценарию. —
           — Я согласен, если только по сценарию. Не думай о нём, думай о новой квартире. Это приятно. —
           — В квартире ты останешься совершенно одна. —
           Зловещим голосом шутит Филипп. Всего на мгновение карлица задумывается и парирует страшилки Филиппа:
           — Оставлю тебя у себя. —
           — Пригласи Тодди, что бы начать вживаться в будущую роль. —
           — Тодди буду держать на расстоянии, так больше раззадоривает. —
           — Пойду работать. —
           Нахмурился Филипп.

           Актёры труппы смотрят в их сторону. Филипп чмокает Хельгу в темечко. Это для того, что бы, смотрящие на них актёры не зря потратили время. Через час Филипп отпустит всех. Позвонит Семёну Фёдоровичу, потом маме, а потом они поедут на такси в новую квартиру карлицы. Перед дверью нового жилища Филипп вручит Хельге ключи. Предупреждённые соседи будут толпиться вокруг, и хлопать в ладоши. Хельга перережет ленточку и войдёт в лаковый рай сливочного цвета. Обилие света и пространства встретит карлицу в новом доме. Она шагнула навстречу свету, навстречу новым ощущениям. Пусть будет дом, а не квартира. Дом звучит мягче, уютнее и надёжнее, без рычащих букв «р».
           — Я с Семёном скоро вернусь. Осмотрись пока…. —
           Филипп закрыл дверь, поблагодарил соседей, вручив каждому по бутылочки вина. Филипп и Семён Фёдорович пошли покупать….. Не скажу что! В противном случае задуманного мужчинами сюрприза не получится.

           Хельга стояла спиной к входной двери. Перед ней гостиная. Стена напротив застеклена от пола до потолка и раздвигается. За ней терраса. Три двери в спальню, кухню и ванную комнату. В Кухне есть всё и встроено всё, что только можно встроить. Кофе машина, и та есть. В спальне стоит кровать от общего комплекта мебели, встроенный шкаф, комод, над ним висит панель телевизора. Ковёр на полу. В углу каменный мальчик и девочка ручками держат белый шар. Провод в розетке. Светильник значит. Центральная комната заставлена остальными предметами гарнитура. Два диванчика, два посудных шкафа, стол и шесть стульев, журнальный, как у нас принято называть столик, два кресла, два пуфа. Мебель не фундаментальная, и стоит на резных ножках. Остеклённая стена, с выходом на террасу, ничем не оформлена. Вдоль неё с улицы стоят на полу глиняные кадки с карликовыми деревьями и узкие ящики с высокой острой травой. Три небольших ковра несут в себе цвета и оттенки стен, мебели. Пол выложен плиткой под натуральный камень. Терраса вся деревянная. И, пол, и ограждения, и мебель для отдыха. В деревянных кадках вечно зелёные Туи по периметру. Фу! Хельга даже устала от впечатлений. Есть ещё же ванная! Заходит. Включает свет и начинает жмуриться. Здесь всё белое. Стены, шкафы, полки, полотенца, пол и все предметы обихода. Коврик на полу и тот белый. Глазам тяжело от обилия белого. Вдруг свет в ванной стал приобретать розовый оттенок. Он становился ярче, а потом уходил на убыль. Затем появился синий цвет, и так же пошёл на убыль. Нет, тут находится долго просто невозможно. Где это всё отключается?! Карлица стала перебирать клавиши выключателя на стене. Наконец-то включилась подсветка под шкафами и полками, и иллюминация отключилась. Вот то, что надо! Одно из белых полотенец, кучей лежит на дне ванны. Это не порядок! Полотенце надо убрать из ванны. Хельга наклоняется, протягивает руки к полотенцу, да так и застывает. Полотенце смотрит на неё глазами полугодовалого младенца. Сердце дрогнуло от неожиданности и непонимания происходящего. Хельга стоит склонённой над ванной с опущенными в неё руками боясь, пошевелится. Пояснице неудобно. Пробует распрямиться. Глаза младенца исчезают в складках полотенца. Хельга хватает полотенце и выдёргивает его из ванны. Тело белоснежного, кудлатого щенка вываливается на дно холодной ванны и начинает скулить, да так жалобно. Тело крохотное и беспомощное. Да как они смели оставить ребёнка на дне холодной ванны и в темноте?! Не помня себя от жалости к белому комочку, Хельга хватает полотенце, заворачивает в него щенка и бежит на кухню. Чем, чем его можно покормить?! Неизвестно сколько он лежал в ванне! Простыл наверняка. Открывает холодильник. Щенку нельзя холодное! Оно дитё! Но даже холодного, там нет ничего для собачьего детёныша. Глаза полугодовалого ребёнка заглядывают в глаза карлицы.
           — Ты подождёшь? Филипп и Семён наверняка что-то принесут для тебя! —
           Молчание – знак согласия.
           — Ты кто? Ты мой? Ты будешь жить со мной? Как тебя зовут? Где твоя мама? Ой, что я говорю!? Тебя же отняли от мамы. Прости! Прости! Можно я буду твоей мамой? В любом случае, я тебя им не отдам, а то они опять посадят тебя в холодную ванну. —
           Хельга разгорячилась вся, разрумянилась, от нежности к щенячьим глазкам. Такой её и застали вернувшиеся с пакетами мужчины.
           — Он мой? —
           Карлица смотрела на вошедших мужчин исподлобья.
           — Обнаружила уже? —
           Заулыбался Семён Фёдорович.
           — Сразу скажу, что я был против этого приобретения. —
           Заявил Филипп.
           — Значит, это ты его засунул в холодную ванну. —
           — Значит я. А что? —
           — Сам разденься и полежи в ней! Щенок был весь холодный. —
           — Он в шерсти. —
           — Это не считается. Он ребёнок! —
           — Он твой, и он мальчик. Ему три месяца. Карликовый шпиц померанский или померанец. —
           Хельга такого названия собаки не слышала.
           — Мне всё равно кто он. Он мой. —
           Мужчины выложили содержимое пакетов прямо на пол, и теперь раскладывали покупки по шкафам и в холодильник. Чего тут только не было! В том числе и собачьи миски для еды и воды.
           — Запоминай. Здесь стоит собачий корм и консервы, разогревать не надо. Полы тут тёплые. Хранятся они при комнатной температуре. Потянешь вот за это колечко, и всё…. Можно уже кормить. Да! В миску сначала выложи. Мусоропровод в стене. Тебе придётся, вставать на стул, что бы им пользоваться. Можешь складывать в мусорный пакет, я сам буду его выбрасывать. —
           — Ты так часто собираешься меня посещать? —
           — Да. —
           — Куда он будет какать и писать? —
           — Горшок в ванной, в шкафу. Горшок вынесем на террасу. Ты заметила специальное окошко со шторой? Это для выгула щенка. Он сможет гулять, когда захочет. —
           — Рано ещё ему. —
           — У своей мамы, он уже пользовался точно такой дверцей и горшком, и знает для чего это. —
           Хельга посмотрела в щенячьи глаза.
           — Ты и вправду такой смышленый у меня? —
           Щенок молчал.
           — Они все на руках молчат. Эта порода обожает лаять, когда подрастёт. Когда же пёс вырастит, рост составит двадцать сантиметров в холке, вес два килограмма. Щпиц померанец собака компаньон, любит детей. Подарок Агаты, к новоселью. —
           — Меня ты так не балуешь! —
           Семён Фёдорович, на последних словах шутя, захныкал.
           — Я поведу тебя на шопинг в магазины. Сегодня! —
           Откликнулся Филипп из-за дверцы холодильника.

           При этих словах Семён Фёдорович застыл, как Хельга над ванной. Через несколько секунд, встав на цыпочки, подбежал к Филиппу и запечатлел поцелуй на его щеке. Тот принял этот поцелуй на полном серьёзе. Карлица хотела поразмышлять над происходящим, но зачем ей это сейчас, когда на руках у неё щенок. Филипп просто заботится о друге, как и о ней. Она направилась к террасе, посмотреть на дверцу для выгула собаки. Действительно, такая дверца существовала у самого пола. Тяжелая штора на магните, давала возможность проникать как на террасу, так и назад в помещение.
           — Сначала поставь горшок на веранде у самой дверцы. —
           — Поняла. —
           — Иди к нам, будем рассказывать тебе, где, что лежит. Мы всё сложили в нижние тумбы. Потом разложишь по своему усмотрению. В ванной есть всё необходимое из серии «Ромашка». Мыло «Ромашка», шампунь «Ромашка», мочалка в форме ромашки и так далее. Семён выбирал. —
           — Да я старался! —
           Подал голос толстяк. Он разрывал упаковку, освобождая кухонные полотенца. На них красовались ромашки.
           — Осень же…. А тут кусочек лета! —

           Хельга вспомнив, как толстяк благодарил Филиппа за предстоящий шопинг, подошла к толстяку и попросила нагнуться к ней для поцелуя. Тот с радостью сделал это.
           — Как назовёшь? —
           Кивнул он на свёрток в её руках.
           — Мой. —
           — Не понял. —
           — Он мой. Назову Мой. —
           — Как-то не так, мне кажется…. —
           Замялся толстяк.
           — Прикольно! Пусть так и будет! Мой. Здорово! —
           Дал оценку Филипп.
           — У меня был котёнок, Мистер Икс звали. —
           Вздохнула карлица. Глаза в полотенце стали томно прикрываться.
           — Надо было котёнка взять с собой. И где он? —
           — Остался в городе Вологда, с родителями Сергея. Ему там хорошо. —
           — Ну, раз ему там хорошо, ты же не будешь горевать о нём? У тебя есть Мой, мы…. И мы уходим! Привыкай, осматривайся. Звони, каждый час. Так велела Агата. С продуктами разберёшься сама. По рисункам на этикетках догадаешься. Записывай всё, что не хватает. Потом, по списку, купим. —
           Семён Фёдорович стоял на выходе весь в нетерпении шопинга.
           — Да, чуть не забыл! Тебе позвонят. Женщина. Расскажет всё о воспитании, кормлении Моя. Позже принесёт литературу, документы его. Собаку нужно будет сфотографировать на паспорт. Позвони Агате. Она ждёт твоих восхищений по поводу щенка. Я уже вбил все наши телефоны в список твоего телефона. Ещё такси, и парикмахера. Пока, пока! —

           Дверь за мужчинами закрылась. Карлица осталась стоять в центре собственного пространства одна. Тихо. Звонко тихо. Посчитала двери вокруг себя. Ещё раз. Постояла в зале, повертела головой по сторонам. Опустила глаза на щенка. Щенок спал, карлица почувствовала такую же потребность. Не разбирая кровати, осторожно, вместе со щенком, забралась на неё, и всё исчезло. Заснула, не разжимая рук. Так спят матери с новорожденными.

            Сон будет коротким. Собачьи дети, как и все дети, имеют привычку просыпаться. Потом будет вечер, заполненный кормлением щенка, его выгулом на террасе. Подвесив щенка в платке через голову, так что он висел у неё на груди, словно в тряпичной сумке, она по-своему переставит продукты в холодильнике и в шкафах. Познакомится с кранами и выключателями. Разложит и развесит личные вещи. Переоденется в домашний, тёплый костюмчик. Пару раз выглянет в общий коридор, просто так. Впервые воспользуется своим унитазом. Будет много разговаривать с Моем. Будет отгонять назойливое желание позвонить Жерару. Возьмёт в руки телефон, но наберёт номер Филиппа.
           — Тебе позвонил счастливый человек. —
           Скажет она ему.
           — Хотя всё это не моё, всё равно это моё, и мне хорошо в нём. Спасибо тебе за всё и за Моя! —
           — И тебе спасибо. —
           — Ещё не за что. —
           — Есть, есть за что. Колесо запущено. Значит, куда, ни будь, да прикатится. Я имею в виду нашу постановку. —
           — Как ваш шопинг? —
           — Я раздулся от кофе. Семён тщательно меряет, и так долго, что во всех магазинчиках, меня поят кофе. —
           — С его весом тяжело быстро переодеваться. —
           И сама того не ожидая, Хельга вдруг говорит Филиппу следующее:
           — Еле себя сдерживаю, так хочу позвонить Жерару. —
           — Позвони. —
           — Что я ему скажу? —
           — И то верно. Нечего говорить. Он и Ляля завтра прилетают в Рим. —
           — И потому меня так срочно пересилили в квартиру. —
           Хельга сказала не правильные и обидные слова.
           — Ты не справедлива ко мне. Твой переезд планировался заранее, мы все старались. Потом, даже если и так! Это проявление нашей заботы о тебе. Волнения вредны всем. Спать в одном доме, зная, что за стенкой спит бывший мужчина с другой женщиной не приятное занятие. —
           — Я неблагодарная дрянь! Прости меня. —
           — Это что ещё за самобичевание? Отберу Моя! —
           Помолчали.
           — Жерар не мой бывший мужчина, он просто, бывшая любовь. —
           — Собирательный образ? —
           И тут же совершенно в другой интонации Хельга слышит восклицания Филиппа:
           — Если бы ты видела, как Семён прекрасен! Обожаю своего толстяка! Он прелесть! —
           Видимо Семён, надев обновы, вышел из примерочной кабины.
           — Я за вас рада. До свидания Филипп. —
           Прощается Хельга.
           — Тебе не одиноко? Могу приехать и переночевать у тебя. —
           Филипп и Семён сами по себе колоритные фигуры. Общения с ними в течение дня, хватало Хельге через край.
           — Я не одна. У меня теперь есть Мой. —
           — Ты замечательная девочка. Я тебя полюбил, как только перешагнул порог Московской квартиры. —
           — Спокойной ночи, Филипп. —

           Сложно понять значение слова любовь из уст Филиппа. Филипп – истинный итальянец, любовь его многогранна. Может быть мимолётной, быстротечной, ни к чему не обязывающей, но всегда, фееричной, и что удивительно, искренней.
           — Мой не мог заболеть? Он всё время спит. —
           — Не думаю. Осень! Я сам готов быть щенком в твоих руках, но куда мы денем Семёна?—
           — Пока. —
           Хельга отключилась. Телефон тут же зазвонил в её руках.
           — Я долго ждала, а ты не звонишь. Как собака? Ей надо постоянно щупать нос, если нос холодный и мокрый - пёс здоров, если горячий и сухой - пёс болен. Поняла? —
           Пока Агата читала лекцию по уходу за собакой, карлица удивлялась её бодрому голосу. Человек в больнице, у человека скоропостижно умер друг, по сценарию её сына, а она так весела и бодра! А человек просто обрёл крылья. Быть счастливым, ни смотря, ни на что, это право каждого. Хочешь быть счастливым? Будь.
           — Рада вас слышать Агата! На меня столько всего свалилось! Хожу по квартире со щенком на руках и радуюсь. —
           — Люблю радовать и радоваться. Ни смотря, ни на что…. —
           Голос Агаты изменился. Женщина проглотила комок в горле, откашлялась и продолжила:
           — Ты знаешь? —
           — Знаю. —
           — Светлый был человек. Преданный. —
           Агата дышала в трубку, Хельга слушала.
           — У меня радость! Завтра приезжает дочь. Приглашаю разделить мою радость, если смелости хватит. —
           — Это не страшно, я буду с вами и Филиппом. —
           — Ты умная карлица. —
           Они поговорят, а мы их оставим, что бы переместится во Францию, и помочь разобраться с собственными мыслями и чувствами и желаниями Жерару.



Продолжение: http://www.proza.ru/2016/06/10/1449

Послевкусие. Глава двадцать шестая



           Поздний вечер. Дом родителей Жерара спит. В его стенах спят люди. Дом родной людям, а люди родные ему. От этого дом счастлив каждую ночь. Осень. Дом старательно прижимает двери и форточки, что бы холодный воздух ни потревожил сон людей. Люди создали его, люди заботятся о нём и дом платит им тем же. Только в одной комнате окно приоткрыто рукой хозяина. Ветер сегодня умеренный, сил хватает только надуть прозрачную занавесь на окне. Жерар в кровати выплывает из сна, его взгляд дремлет на вздутой, как парус шторе. Он чувствует прохладу вдыхаемого воздуха, и с наслаждением прячет ногу в теплоту одеяла.
           — Хельга могла раскрыться. За ней такое водится. —
           Жерар приподнимается и смотрит. Одеяло с головой накрыло карлицу.
Жерар начинает понимать, что он не у мамы Тани в России, а в родительском доме во Франции и рядом лежит не Хельга, а рыжая, роскошная красавица, которая принадлежит ему и хочет принадлежать ему. Улыбка сползает с мужского лица. Он откидывается на тёплую подушку. Лоб его вспотел и ладони тоже.
           — Выйду на улицу. Замёрзну, вернусь и сразу усну. —
           Решает Жерар, но теплые руки рыжеволосой красавицы, как датчик среагировали на движение в постели и обнимают его. Он замирает, что бы совсем не разбудить её. Ждёт, когда объятья ослабнут, и это будет означать, что девушка вновь погрузилась в глубокий сон. Тихо встаёт и выходит из комнаты. Дом старается без скрипа открывать и закрывать за ним двери. Тишина в доме прохладная. Как она понятна и близка человеку, после нестерпимо знойного лета. Жерар садится на ступени. Чтобы ночью ступить ещё тёплыми после сна ногами на собственную землю, укрыться собственной ночной прохладой и тишиной, остаться с собственными мыслями один на один под небом и звёздами – роскошь каждому недоступная.

           Отец Жерара, во сне всхрапнул и сам себя разбудил. Шея занемела. Он старательно растёр её руками.
           — Что с тобой? Где то болит? —
           Забеспокоилась жена.
           — Тьфу, тьфу! Обязательно болеть должно, если проснулся! —
           Рассердился мужчина.
           — Я же любя…. А ты сердишься. —
           — Любя и сержусь. —
           Смягчается мужчина.
           — Выйду на двор. Замёрзну и засну тогда, испытанное средство. —
           — Ступай. Только тихо. —
           Дверь комнаты и входную дверь, дом старательно прикрыл за хозяином, без звука и щелчка. Спина сына прямо у ног отца.
           — Тоже не спишь? —
           — Захотелось выйти во двор…. —
           Тон, с которым ответил сын, дал понять, что разговаривать с отцом не было в его планах.
           — Один хотел побыть? —
           — Было такое…. —
           — Ну, прости! Так вышло…. —
           Отец усаживается рядом на крыльцо.
Сын чувствует тепло отца, и раздражение уходит.
           — Хочешь, угадаю, о чём думаешь? —
           Спрашивает отец.
Сын неожиданно кладёт голову отцу на плечо. Как будто он маленький мальчик, и собирается пожаловаться на что-то.
           — Не бойся встречи с карлицей. Вы обязаны увидится. Не горюй о содеянном. —
           Отец отдышался от внезапно нахлынувшего волнения. Такое проявление чувств между сыном и отцом редкое явление.
           — Когда я привёз твою мать из России, я любил её, не сомневайся. Но всё, как-то с оглядкой, с сомнениями, а вдруг не получится, а вдруг не понравится, а вдруг не приживётся, детей воспитает не так. Жить и оглядываться тяжело. Так незачем жить. Решение твоё сын, правильное. Не сомневайся. Рыжая бестия твоя женщина, поверь отцу. —
           — Достаток в семье Ляли выше нашего и намного. —
           — Не беда, сын. У тебя своя семья будет. —
           Сын расправился, потянулся.
           — Моя мать тебе не снится? —
           — От чего же хорошему, да не снится? Снится, конечно. —
           Широко улыбается своим мыслям отец.
           — Что? Приснилась карлица? —
           — Приснилась отец. —
           Немного смущаясь, признался сын.
           — Значит, думает о тебе. А чего же ей не думать? Сын у меня красавец. —
           — Выходит, я сделал ей больно. —
           — Выходит. Без этого ни как! Через боль, умнее становимся в жизни. —
           Дом радовался общению отца с сыном, и их мирному разговору.
           — Холодно уже. Вставай сынок, и пойдём в дом, в нём наши женщины. —
           Они встают и заходят в свой дом.

           Хорошо иметь свой дом. Чувство новизны во всём будоражит. Оно приятно! Никого не пустит в свою ванную комнату карлица. И ничего, что всё это валится ей прямо с неба, как манна небесная. Может это она и есть!
           — Буду стараться, и оправдаю надежды Агаты и Филиппа. —
           Хельга разглядывает краны в ванной комнате. Потрогала тут, потрогала там. Кажется, всюду потрогала, но вода не льётся. Позвонила Филиппу и пожаловалась.
           — Позвоню соседу. Я взял у него номер телефона, на всякий случай. Он молод, возможно, не спит. —
           И отключился.

           Хельга принялась кормить щенка на ночь. Баночка с консервами легко открылась. Пахла вкусно. Миску, на всякий случай, протёрла сухим полотенцем. Щенок так чавкал, что карлица, сидя с ним рядом, тихо смеялась. Странно, но миска не двигалась по полу, под натиском такого аппетита. Карлица потрогала рукой миску, та оказалась на липучке. В дверь постучали. Она пошла, открывать, догадавшись, что это и есть молодой и не спящий сосед.
           — Мама где? —
           — У меня нет мамы. —
           Карлица развеселилась. В ночной одежде её часто принимали за ребёнка.
           — Ты одна? —
           Карлица в домашнем костюмчике выглядела совсем по-детски.
           — Со своей собакой. —
           Она показала рукой на щенка. Тот закончил чавкать и смотрел в их сторону.
           — Такой собаке, тоже мама нужна. Зачем тебе вода без взрослых? —
           — Разве маленькие не должны умываться на ночь и чистить зубы? —
           — То, что они у тебя имеются, заметно. —
           — Значит, им нужна вода. —
           Улыбается во весь рот карлица.
           — Вы не бойтесь за меня, я взрослый человек. Выгляжу так, потому что я карлик. —
           Парень смотрит на неё и краснеет лицом.
           — Видимо вы не были на вручении мне ключей от квартиры. —
           — Не был…. Мне говорили, что заселится русскоговорящий сосед. Здесь все русские снимают квартиры. Вроде маленькой общины. —
           За спиной парня показалась растрёпанная женская голова, с блестящими от любопытства глазами.
           — Ты почему меня не разбудил? —
           Женский кулачок, шутя, опустился на мужскую спину.
           — Что тут цирк? —
           — Здравствуйте! Мы ваши соседи. Какая вы хорошенькая! Давайте дружить! Мне говорили, что у вас покровитель очень известный человек. —
           У женщины оказалось больше информации, чем у её мужа или друга.
Парень зашел в ванную и тут же вышел.
           — И тебе нет до этого никакого дела! Особенно сейчас, ночью. —
           — Можете пользоваться. Был перекрыт общий вход. И простите меня…. —
           — Ой, ой! Какой ты у меня вежливый оказывается! —
           Парень, буквально вытаскивает из квартиры Хельги свою подругу или жену.

           Утро найдёт вас всегда, где бы вы ни были. И оно не бывает одни и тем же. Оно новое, каждый раз. Приходит, что бы уйти. Как и всё на этой земле. Но сейчас оно ещё не в полную силу заглянуло в квартиру карлицы. Подглядывает в окошки. Кроме нового утра, на террасу и окна карлицы смотрят два пьяных человека. Это Филипп и Семён Фёдорович. Они никак не придут домой. Сегодня ночью в Риме ветер тихий, такой же, как и в Париже и нет у него сил, надуть паруса у Филиппа и Толстяка в сторону их дома. Они держаться друг за друга. Тянут шеи в сторону террасы, за которой теперь живёт их карлица. Не произносят ни слова, но каждый задаёт вопрос, и ждёт ответа. Блуждают мутными глазами по лицу друг друга. Спит ли их карлица? Нет. Она проснулась и разглядывает спальню в сером утреннем свете. Ей хочется встать из кровати и посмотреть в окно. Чего она там не видела? Сердится на себя карлица. И всё равно встаёт и выходит на террасу.
           — Это вы? Ой, вы пьяные! —
           — Мы просим убежища. —
           В ушах карлицы звучит голос Агаты, который строго вещает о личной территории женщины.
           — У вас есть своё убежище. —
           — Мы соскучились по тебе. —
           Хельга представила пьяных мужчин в новой ванной, на новой мебели и ей стало плохо.
           — Филипп! Если бы я пустила к себе, в такое время пьяного мужчину, ты меня ругал?—
           — Я убил бы тебя. Только я не просто мужчина. Я любящий тебя мужчина. —
           — Мы любящие тебя мужчины. —
           Добавил Семён Фёдорович и икнул.

           Разговоры с пьяными длились бы неизвестно сколько, и закончились бы обязательно победой пьяных мужчин, если бы не вездесущие соседи. Их разбудили пьяные, не контролируемые голоса под окнами, и они вызвали полицию, сделав вид, что не признали в виновнике утреннего кошмара, организатора заселения новой соседки. Полиция напротив, узнав в одном из дебоширов известного человека в Риме, аккуратно доставит его домой с другом на служебной машине. Выгрузит из машины, заведёт непосредственно в квартиру, захлопнет дверь, пожелав спокойной ночи.
           — А как же сегодняшняя работа в театре? —
           Подумает карлица, задвигая дверь на террасу и провожая глазами полицейскую машину. Мой будет звать её назад в постель, и она вернётся к нему зоревать.

           Все спят и есть немного времени поговорить о Тодди. Кем он станет для Хельги? Пока, это молодой мужчина, небольшого роста, с пронзительными зелёными глазами, такими пронзительными, что могут создать впечатление злого человека. Особенно, если поймать его беглый взгляд. При более длительном общении с этими глазами, ты начинаешь вязнуть в них и беспомощно трепыхаться, не имея ни малейшего желания выбраться. В зелёных глазах тепло и уютно, солоно и пьяно. К маленькому мальчику в детстве, подходили девочки и пытались пальцами потрогать или даже выковырять глаза. Так они были привлекательны. Для участия в конкурсах на праздниках в детстве, Тодди выбирали сразу несколько девочек, и возникали конфликты между родителями, участвующих в детских забавах. Ему, уже более взрослому мальчику, подписывались открытки ко дню Святого Валентина всеми девочками класса, за исключением норовистых и взбалмошных девиц, которые всегда присутствуют в детских коллективах. Это вовсе не говорило о том, что они его игнорировали. У девущек были другие способы и приёмы, обратить на себя внимание парня. Как вёл себя Тодди? Он наблюдал за происходящим вокруг него с огромным интересом. Отсюда у него, этот сногсшибательный прищур и всегда, как бы сведённые вместе густые брови. Он не блондин. Он не брюнет. Он лысый по собственному желанию. Рот великоват. При небольшом росте у него сильные руки. Руки длинные и создают диспропорцию тела. Потрясающий взгляд потрясающих глаз, как зеркало его души. Именно эти глаза выхватили Филиппа из толпы зрителей, выходящих на улицу, и приковали к себе. Отмахнуться от этих глаз не представлялось возможным, по вышеописанным причинам и Филипп пошёл к ним и растворился в них. Подошёл вплотную. Ещё плотнее. Тодди не двигался и запускал свои глаза в Филиппа глубже и глубже. Две пары зелёных глаз поглощали друг друга.
           — Я тебе нравлюсь? —
           Спросил Филипп.
           — Это я вам нравлюсь, уже…. —
           Получил ответ.
           — На кастинги ходил? Я мог тебя видеть? —
           — Не включали в списки. —
           — Причина? —
           — Не пропорционален. —
           — Да? —
           Зелёные глаза Филиппа отлипли от зелёных глаз Тодди, окинул фигуру парня взглядом.
           — Есть такое. Выразительность твоих глаз, можно почувствовать в любом конце зала. Где взял? —
           — Иногда сам задаюсь этим вопросом. —
           Тодди оторвал взгляд от Филиппа, и тот сразу заскучал по его глазам.
           — Завтра приходи. Вот тебе мой телефон. —
           Визитка Филиппа перекочевала в карман Тодди.
           — Образование есть? —
           — Шесть лет занимался балетом. —
           — Ты?! Не верю! Зачем? —
           — Мне хотелось уметь это делать. Сейчас хочу заниматься другим, потому и здесь. —
           Человек в поиске. Это ежедневное состояние Филиппа.
           — До завтра. —
           Так Тодди попал в труппу Филиппа.

           Сейчас Тодди находится у себя дома. Он ранняя птица. Шесть часов утра, для него привычное время пробуждения. Упражнения с гантелями, дворовый турник занимает час. Потом душ, кофе и просмотр утренних ужастиков (новостей). С появлением карлицы его интересуют события, происходящие в России. А в ней не перестают падать самолёты. Тонут корабли, взрываются склады с боеприпасами. Космические корабли гибнут, не выходя на орбиту. Ядовитые химические вещества, странным образом растекаются именно в центре городов. В тех же городах, каждый день рушатся потолки, балконы, стены изношенных домов. Создаётся впечатление, что вся страна изношена, срок годности истёк. Уже давно. А два голых короля, правят, и не видят, что они давно голые. Так рассуждает каждый мужчина в России, сидя на диване у себя дома, за просмотром новостей. Рассуждают вслух. Красиво выстраивая слова, в умные фразы. Иногда матерясь. Их умные жёны кивают головами, показывая мужьям свою солидарность. Не умные жёны…. А неумных жён, тоже достало всё это!
           — Что у карлицы с Филиппом? —
           Выразительные зелёные глаза Тодди рассматривают новое утро за своим окном.

           Филипп человек загадка и в тоже время как на ладони. Однажды Филипп привёл на репетицию, кого-то из главных театральных критиков. Был предупредителен с ним и сдержан с актёрами. Гостью захотелось показать свою компетентность и он, с любезного разрешения Филиппа забрался на сцену. Кому-то повязал кушак, кого-то переодел во что-то не мыслимое, долго двигал декорации, и всё время оглядывался на Филиппа, ища его поддержки. Тот улыбался и изредка хлопал в ладоши, так как гость мог не услышать сказанного Филиппом из зала. Когда разгорячённый собственными фантазиями, и очень, очень довольный собой театрал вернулся к нему, Филипп мгновенно оказался на сцене. Переставил на место декорации, вернул прежний вид актёрам, и ушёл назад в зал к театральному критику.
           — Восхитительно! Вы талантливый человек! Спасибо за ценный урок! —
           Скажет Филипп, усаживаясь рядом с критиком в зрительное кресло. Скажет, так искренне, что гость не будет знать, обижаться ему или благодарить за комплимент.

           Тодди поймал себя на мысли, что привязан к этому человеку и обязан ему становлением как актёра в театре. Ходить пешком в театр, привычка с первого дня. Не изменил он ей и в этот раз.

           Репетиция в разгаре, вернее это утренняя разминка. Актёры ходят на руках, оттачивают балетные па, на шпагат даже кое-кто садится. Мужчины колотят грушу, таскают гантели. Тела актеров на сцене, перед зрительским взглядом должны быть красивы и спортивны. Многие уже взмокли, а так как в помещение воздух прохладен, а тела актёров горячи, запах человеческого пота становится резче и воспринимается так же. Хельга с удовольствием бы позанималась, но у неё нет спортивного трико, как у остальных актёров и себя в нем она не представляет. Сегодня, она пришла в театр сама, и очень горда этим. Прошла сама по коридорным улочкам. Там Хельга испытывала замешательство, и шла наугад, но вышла прямо к сцене. В кресле лежали, забытые ею тексты и плед Тодди. А где он сам?
           — Привет Тодди! —
           Тодди тут же пересёк сцену и оказался рядом с Хельгой.
           — Хочу погладить тебя по голове. —
           — Так погладь. —
           Карлица слегка опустила подбородок к груди.
           — Здесь не хочу. —
           Тодди поспешно делает два шага назад, потому что появился Филипп и стремительно приближался к креслу, в которое усаживалась Хельга. Он подошёл и легонько подсадил её.
           — А я хочу. —
           Он гладит её волосы и чмокает в макушку.
           — Как спалось, на новом месте? Как Мой? —
           Филипп задал вопрос карлице, а взглядом упёрся в Тодди.
           — Достань, укради, изобрети мне шипучий аспирин с витамином С. Как воздух, нужен!—
           — Вы меня посылаете в аптеку? —
           — Тебя это не радует? Ведь послать можно куда угодно. —
           — Послать можно. Только я от вас никогда не уйду. Моё место здесь. —
           Филипп доволен услышанным ответом, но делает вид, что занят карлицей. Он перебирает её пальчики в своей руке. Через секунду резко поворачивается и кладёт руку на плечи Тодди.
           — Хорошо сказал! Душевно…. —
           И снова заныл противным голосом, прося у него аспирина. Тодди уходит.
           — От тебя пахнет, не очень приятно. —
           Морщится карлица.
           — Ты не права. От меня пахнет отвратительно. Всегда говори, как есть на самом деле. —
           — Тебе такое, даже Агата не скажет. —
           — Не скажет. —
           Подтверждает Филипп слова карлицы.
           — Потому, что никогда меня таким не увидит. —
           — Ты, хороший сын. —
           Хельга старательно укрывает ноги пледом. Воздух в помещении, с каждым днём, становится прохладнее.
           — Хороший сын, у хорошей матери. Посижу с тобой. —
           Филипп садится на пол, голову кладёт на колени карлицы и затихает.
           — Ты потерял Семёна? —
           — Как точно ты сказала! Да, я его потерял. С Семёном такое бывает. Не часто…. Раз в год, примерно…. —
           — Ты шутишь? Я вас видела в шесть часов утра. —
           — Конечно, видела. Я помню. Потом приехал очаровательный полицейский Роза, и очаровал моего друга, и увёз с собой. С ним такое бывает…. Полицейский Роза действительно, кого угодно сведёт с ума своей выправкой, статью в килограмм сто двадцать, формой и командным голосом. —
           — Семён Фёдорович зоревал у женщины! —
           Хельга хлопает в ладоши.
           — Как интересно! —
           — Женщина здоровая! —
           Филипп сморщился.
           — Семён Фёдорович тоже не маленький! И где он, где? —
           — Скоро привезут и, наверное, в наручниках. Это ему нравится. —

           Как рояль в кустах, так и очаровательный полицейский Роза, широко и твёрдо ступая форменными высокими ботинками, появляется на сцене. Осветитель, впечатлённый сей колоритной фигурой, тут же освещает её прожектором. За руку, как свою собственную тень, полицейский Роза ведёт за собой Семёна Фёдоровича. Одет он во всё новое, красивое и дорогое. Он счастлив, и стесняется своего счастья, и не отнимает руки у женщины полицейского. Полицейский Роза, заметив кресло, направляется к нему.
           — Иди к маме, или к папе. —
           С этими словами она вытаскивает Хельгу из кресла. Филипп вынужден встать с пола.
           — Вы папа? Ребёнку здесь холодно, ему нужно домой. —
           Она ставит карлицу рядом с Филиппом. Поворачивается к толстяку. Лицо её меняется. Становится счастливым. Она с любовью усаживает Семёна в кресло.
           — При первой возможности, я приеду и заберу тебя. —
           Накрывает Семёна пледом. Любуется им и, заложив руки за спину, поскрипывая форменными ботинками, в луче прожектора, неспешно уходит со сцены. Толстяк, с детским выражением на лице, провожает её совиными глазами.
           — Похоже, что мне уже не нужен аспирин. Я зол. —
           Театрально говорит Филипп.
На сцене появляется Тодди с пакетом в руках.
           — Тодди, помоги мне. —
           Филипп подскакивает к креслу, и они вдвоём, вытряхивают блаженного толстяка прямо на пол.
           — Сиди на холодном полу! Предатель. —
           — Филя! Какая женщина! —
           Доносится с пола.
           — Кто видел здесь женщину? —
           Громко спрашивает всех присутствующих на сцене Филипп и обводит взглядом.
           — Это же мужик! Семён! —
           — Ну и пусть. Мне нравится. —
           Толстяк поднимается. Тодди помогает ему. Семён Фёдорович взглядом ощупывает тело актёра.
           — Вот он не мужик! А моя Роза, мужик! —
           — Слышала Хельга? Мотай себе на ус. —
           Ехидно произносит довольный Филипп.

           Тодди не обижается, с невозмутимым видом зубами рвёт упаковку от лекарства. Бросает таблетку в стакан, наливает минеральной воды из бутылки, стоящей со вчерашнего дня, протягивает Филиппу. Филипп громкими глотками опустошает стакан. Закрывает глаза, прислушивается к себе и…. становится прежним Филиппом.
           — Спас…. Ей Богу, спас! —
           Отдаёт стакан.
           — В зрительный зал, бегом! —
           Шутя, грозит толстяку кулаком.
           — Остальные, вокруг меня! —
           — Тодди! Посади Хельгу в кресло и тоже ко мне. —
           Филипп идёт на середину сцены. Актёры направляются в его сторону. Дальше будет как всегда.
           — Ну, пожалуйста, пожалуйста! —
           Упрашивала карлица Филиппа по окончании репетиции.
           — Мне было интересно идти сегодня сюда, а представь, как будет интересно идти самой к себе домой. —
           Филипп обернувшись, громко сказал в темноту:
           — Тодди! И мне облом вышел. —
           Хельга застёгивала шубку и наматывала на шею шарф. Филипп помогал ей в этом.
           — Я отказал Тодди в просьбе проводить тебя до дома. Ты, отказала мне в этом же. —
           И тут же раздражаясь на что-то, прицепился к карлице словами.
           — Почему так много шарфа? Он неправильный какой-то у тебя! —
           После этого восклицания, оба понимают причину этого явления. И в один голос произносят:
           — Шарф для меня длинный. —
           — Шарф для тебя длинный. —
           — Семён, ты где? —
           Толстяк выплывает из темноты милым плюшевым медвежонком. Он не один. За ним следует тихое поскрипывание, форменных ботинок. Женщина останавливается в двух шагах от них, и принимает стойку уличного полицейского. Она огромна, сильна и красива. Маникюр присутствует. Косметика тоже. Серьги в ушах. Видимо крупные серьги в ушах подруги Семёна бросились в глаза Филиппу.
           — Хочешь себе серёжки? —
           Отчего-то шепотом спрашивает он карлицу.
           — Хочу. —
           Отвечает та, и тоже шёпотом.
Продолжаем презентацию женщины полицейского. Грудь есть, и ещё, какая грудь! Талия, с учётом её фактуры, тоже есть, и затянута ремнём. И всё на месте, всё подчёркнуто, выглажено, загляденье!
           — Необъятная… —
           Выдыхает карлица.
           — Ты тоже необъятная. —
           — Необъятная карлица? —
           Не понимает Семён.
           — В смысле, что каждый, кому она западает в сердце, желает её обнять, а сделать этого не может в силу её детского облика. Карлицу любят, возможно, даже и желают, а видят перед собой ребёнка. И это всех водит в стопор. Нельзя обнять необъятное. —
           Филипп заглядывает в безмолвствующее лицо друга. Тот на автомате ощупывает себя на предмет ручки и блокнота.

           Роза полицейский раздражена. Некий Филипп разговаривает с её медвежонком на русском языке, и она не знает о чём. Семён объясняет ей, но видимо не доходчиво. Полицейский Роза ругается, и это понятно всем без перевода.
           — Полицейский Роза обижена, что её назвали необъятной. —
           Улыбаясь во весь свой рот, комментирует Филипп карлице. Смотрит в этот момент на женщину полицейского. Женщина полицейский продолжает гневаться.
           — Женщина полицейский возмущена. —
           С тем же выражением на лице, продолжает комментировать действия полицейского Филипп для Хельги. Семён лопочет что-то нежное на итальянском языке, и кладёт, как на подушку, голову на грудь женщины. Рукой показывает на карлицу.
           — Семён разъясняет полицейскому причину нахождения ребёнка в холодном театре. —
           Уже без улыбки, как спортивный комментатор в ответственный момент на поле, с нарастающей тревогой в голосе Филипп комментирует последующие действия Розы.
           — Женщина полицейский замечает карлицу. Она идёт к ней. О, Боги! Она поверила Семёну. —
           Женщина полицейский, подходит в плотную и разглядывает карлицу. Присаживается перед ней. Трогает за руку. Человек удивлен крошечными размерами рук. На лице Розы появляется нежность и жалость, вместе с растерянностью. Она что-то спрашивает у карлицы.
           — Тебе хорошо с ним? Он не обижает тебя? —
           Говорит на итальянском языке, кивая головой в сторону Филиппа.
           — Ты довольна своим пребыванием в Италии? —
           Переводит Филипп.
Хельга кивает головой. Она чувствует к себе жалость и сожаление в голосе женщины. А что бы той был более понятен ответ, чмокает полицейского Розу в щёку. Женщина полицейский, от неожиданности зажмурилась, сморщилась как бульдог, да так и осталась сидеть на корточках. Хельга берёт Филиппа за руку и Семёна тоже. Соединяет их руки вместе и прижимает к груди. Женщина полицейский готова прослезиться. Она поднялась. Одёрнула форменную одежду на себе. Погрозила пальцем Филиппу. Отобрала у карлицы руку Семёна и повела за собой.
           — Ты домой вернёшься, или тебя не ждать? —
           Взрывается Филипп.
Кроме взмаха руки Семёна, они ничего не увидели и ничего не услышали.

            Филипп и Хельга зашли в первый попавшийся магазин и приобрели шарф меньшей длины и поуже. Действительно! Нет плохой погоды, есть не удобная одежда. Легко вертеть головой, шее не жарко. Жизнь прекрасна! Вот с таким, примерно настроением и вернулась карлица домой самостоятельно, где её встретил Мой. Тут же раздался телефонный звонок. Звонила Агата.
           — Через час, Ляля и Жерар будут в Риме. Филипп с отцом уже едут в аэропорт. Есть желание отобедать завтра у меня? —
           — Не думала ещё. —
           — Как это? —
           — Увлеклась репетицией, что забыла об этом. —
           Хельга сама удивлена этим открытием.
           — Дорогая! Это хороший признак! Ты в седле. —
           — Как это? —
           — В смысле, твоё сердце свободно, ты просто ещё не знаешь об этом. —
           — Кажется, это не так. —
           — И слово « кажется» подтверждает это. —
           — Агата! Нужна ли я на завтрашнем обеде? —
           — Я думала над этим. Жерар сделал предложение Ляле, не разорвав отношения с тобой. Так мужчины в нашей семье поступать не должны. Я не знаю, какими словами можно сказать о своём предательстве, но услышать их ты должна была. И, если получится так, что он их не скажет тебе, и сделает вид, будто ничего и не было между вами, то это будет говорить не в его пользу. —
           Хельга от страха и волнения за Жерара села на пол. Есть у неё такая привычка, в силу маленького роста.
           — Может не надо ждать от него этого? —
           — Может. Но возможно и то, что кто-то нашёл лекарство от другой любви, в лице моей дочери. —

           Как сложно воспринимает мир Агата. Когда-то в Москве на Арбате, нашла она легкомысленное лекарство и принимала его четверть века. Муж терпел и ждал выздоровления. Но кто из трёх основных участников, был счастлив? Все троё прожили четверть века в напряжении, осуждаемые окружающими их близкими людьми. Минуты удовольствия, на фоне целой жизни в ревности и боли ничтожны. Такой судьбы дочери она не желает и смерть Павла единственный спасительный выход из болота, в котором эти трое увязли.
           — Агата! Так не честно! У вас было лекарство, в лице Павла. —
           — О том, что мы только любовники, ВСЕГО ЛИШЬ ЛЮБОВНИКИ, знали все, не знали только я и Павел. Нам казалось, что в этом весь смысл жизни. А это не так вовсе. —
           — А в чём, по-вашему? —
           — Во всех, кто вхож в мой дом, кто в нём родился и живёт. Нельзя создавать бога, Бог уже есть. —
           — Согласна, нельзя. Только он сам как-то возник и не исчезает. —
           Опечалилась Хельга.
           — Это от того, что мы свои ощущения и поступки домысливаем. Пририсовываем, раскрашиваем на свой вкус, одним словом, фантазируем. Фантазируем в свою пользу. Посплетничаем? Расскажи мне о Жераре, что он за гусь? Зная свою дочь, он должен красотой затмевать солнце. —
           — Я больше ощущаю Филиппа, чем зрительно помню. И снится он без лица, я знаю, что это он и всё. Во сне такие ощущения, каких наяву и не было. Жерар красив. Это правда. Такие лица, можно увидеть в серьёзных журналах, на тех страницах, где рекламируют часы за пару миллионов долларов. Что ещё! Не многословен. Если я его держу за руку, то понимаю всё, ему можно ничего не говорить. —
           — Ты сейчас говоришь о себе. —
           — Значит, мне не отвертеться от приглашения на обед? —
           — Выходит. —
           — До завтра! —

           Во время разговора звонил Тодди и карлица слышала когда он звонил. Перезванивать ему Хельга не стала. Карлица хотела тишины и созерцания собственного дома. Карлица ещё не насытилась новым домом и Моем. Аккуратно кладёт телефон на столик. Телефон тут же начинает звонить. Карлица только, только взяла на руки собачку. Щенок лижет её щёку. Она на цыпочках идёт на кухню, заходит в неё и закрывает плотно дверь. С великой радостью перемоет собачью посуду, накормит щенка и будет наблюдать за тем, как он ест. Помоет его миски, завернёт щенка в полотенце и выйдет на террасу. Продрогнет и вернётся. Её встретит нервная трель звонка в дверь. Открыв её, испугается взбешенного вида Филиппа.
           — Что всё это значит?! —
           Филипп смотрит сверху, Хельга на него снизу.

           Для чего жизнь посылает карлице красавцев? Что привлекает их в ней? Жерар, Филипп, Тодди. Тут Хельга понимает, какая связь между троими мужчинами, и делает их похожими. Все они, страстно желают проявлять заботу о ней, как она проявляет заботу о Мое.
           — Прости! Я не брала телефон, а ты испугался за меня. —
           Филипп остыл мгновенно.
           — Если бы ты не сказала этих слов, я оторвал бы тебе, мною любимую голову. —
           — Ты должен встречать сестру с женихом. —
           — Встретил. Они ждут меня в машине под твоей верандой. —
           Весть о том, что Жерар, буквально через стенку на улице не взволновала карлицу. Слабость в ногах и ватное безразличие посетили её. Карлица машет Филиппу ладошкой.
           — Иди Филипп. Иди. Созвонимся. —
           Филипп доволен спокойной реакцией карлицы и уходит.

            Его ждут. Дверцы машины открыты. Дворовая осень с любопытством заглядывает в неё. То лист безжизненный забросит в салон, то ветром взъерошит волосы пассажиров. Жерар зябко стянул шарф у горла, заодно и заглушил взволнованное покашливание. Отец Филиппа объяснил, что русская карлица не отвечает на звонки сыну и тот вынужден заехать к ней. Теперь Жерар ловил себя на том, что непроизвольно водит глазами по окнам дома, как бы ища в них карлицу.
           — А вот и я! Простите, бога ради. Женщины! Что с них взять! —
           Филипп усаживается в машину.
           — Всё в порядке? —
           Спрашивает его отец.
           — Более чем…. Решила таким способом, заставить меня забежать к ней. —
           Филипп весел и громогласен.

           Сестра старательно наблюдает за братом. Ляля человек далеко не глупый, не смотря на лёгкость своего бытия. Как бы легко и весело не воспринималась ею жизнь, она с такой же лёгкостью извлекала из неё уроки, делала выводы и формировалась вполне доброго и порядочного человека. Так что наигранность брата ей была на лицо. Равнодушное лицо любимого мужчины рядом пугало. Но это не правильно, нельзя Жерару быть безучастным к разговорам о Хельге – девушке, на которой, в недалёком прошлом, он собирался жениться. Здесь два ответа. Либо он действительно к ней равнодушен, либо он делает вид, что равнодушен.

           Машина подъехала к родительскому дому. Ляля любила родительский дом. Она гордилась домом и ей нравилось бывать в нём. Время их прибытия вечер, потому она сразу же побежала на второй этаж кормить котов и кошек. Это Ляля создала кошачий приют. Агата была против этого, но любовь к дочери победила. Белый кот шёл ей навстречу. Он знал её – свою покровительницу, и помнил.
           — Что с тобой? Ты прихрамываешь! —
           Кот обвился вокруг её ноги.
           — Ах ты, задира! Настоящий мужчина. —
           — Как твой гарем, растёт? —
           Остальные кошки по одной поднимаются и подходят к ней. По голосу и они её признали, те, что старожилки. Ляля привезла новые коврики из тростниковой соломки. Их легко пылесосить. Привезла пухлые матерчатые корытца овальной формы, для кошек с котятами. Собственноручно переложила котят из коробок в них. Кошачьи мамы, терпеливо, но волнительно наблюдали за её действиями, и не спешили запрыгнуть в обновки. Они улеглись рядом. Разглядывали и заглядывали в новые колыбели, где их дети пищали от страха перед новыми запахами и непривычными ощущениями под лапами и животиками.

           Мужчины расположились у фонтана. Жерар разглядывал интерьер дома. Старался, не встречаться глазами с братом Ляли. От Филиппа шёл явный негатив. Он весь пульсировал, как отбитый палец. Против его отношений с сестрой, по словам Ляли, брат ничего не имел. Тогда что? Неужели Хельга замешана? Что карлица для такого красавца и денди? Да из такой семьи? Ну, вы и спросили Жерар! Если вы, дорогой француз, однажды потеряв ясность, вернулись и нашли её, то другой человек может этого не сделать, а незаметно для себя совершить подвиг. Это значит, остаться с карлицей, только во имя её самой. Каждый прав и поступил правильно. Единой правды для всех нет. Есть осознанный продуманный и взвешенный поступок или подвиг.

           Тут ещё Ляля куда-то исчезла. Жерару от этого неуютно. Отец Ляли, после непродолжительной беседы с ним о доме, пообещав, что ужин не за горами, вышел из залы, отдать распоряжения на кухне. От неловкости своего пребывания под взглядом Филиппа Жерар стал осматривать фонтан. Осмотрел и старинный камень под ногами. Его вкус не был таким тонким, что бы понять и оценить уличные фрагменты в человеческом жилище. Всё это напоминало ему театральные декорации.
           — Кошек любишь? —
           Жерар посмотрел на Филиппа, рассчитывая увидеть в его руках или рядом кошку.
           — Обязательно любить? Я могу получать удовольствие, от ужимок, игр котят, могу испытывать жалость к ущербному животному, но что бы использовать такое слово, как любить…. Не знаю…. —
           — Полюбишь. —
           Пообещал Филипп.
           — Лучше я буду любить твою сестру. —
           — Точно так же, как любил этим летом карлицу в России? —
           Жерар сел на бордюр фонтана, опустил ладонь в воду. Вода, ещё тот депрессант! Она помогла Жерару расслабить мышцы лица.
           — Между мной и карлицей не было тесных отношений, после которых женятся, и потому существовала возможность изменить свои обязательства. —
           — На полном серьёзе? Не было тесных отношений? —
           Осведомился и оживился Филипп. Пересёк залу и подошёл к Жерару.
           — Не по-мужски, вдаваться в подробности. —
           — О, как! —
           Филипп крутнулся и ушёл на прежнее место. Дошёл до дивана. Сел.
           — А по-мужски было, оставить ущербного человека ждать от моря погоды? —
           — Меня буквально поглотила твоя сестра. Потом я знал, что с карлицей всё в порядке – она была с тобой. —
           — Согласен. Ляля умеет это делать. Давай дружить, а не тужить по прошлому. —
           Было по всему видно, что Филипп удовлетворён ответами Жерара.
           — Сынок! Как я рада! —
           В залу вошла Агата, рядом с ней шёл улыбающийся, счастливый отец Филиппа. Агата выглядела на все сто, не смотря на то, что она только что, вернулась из больницы. Филипп подскочил, как ужаленный и кинулся навстречу матери. Мать и сын обменялись короткими, но пылкими поцелуями.
           — Я сбежала из больницы, что бы встретить долгожданного гостья. Как девчонка! —
           Мать оторвалась от сына и подошла к Жерару. Тот встал с фонтанного бордюра. Нескромным женским взглядом осмотрела парня с ног до головы.
           — Вас я тоже буду называть сыном, после всех положенных церемоний. —
           Жерар видел, как рьяно сын целует руки матери, осмелился, взял протянутую к нему тыльной стороной руку Агаты и приложился губами. Вроде как получилось.
           — Я оставляю вас ненадолго. —
           Агата удалилась из залы, что бы проведать кухню и нацеловаться с дочкой. Уж, она-то знала, где находится её дочь.
           — Мамулечка моя…. Мамулечка моя хорошая…. Как я тебя люблю…. Как соскучилась!—
           Дочь бежит ей на встречу.
           — То, что соскучилась, я вижу! А вот насчёт любви, боюсь, она уменьшится в размерах, рядом с таким красавцем и аполлоном, как Жерар. Мой сын красивее всех даже в это случае! Но твой избранник, далеко от него не ушёл. Хорош! Внуки красивые будут. —
           — Мамуль, кажется у меня, месячные задерживаются. —
           — Это на тебя не похоже. Ты всегда была предусмотрительной в этих вопросах. —
           — Мама! Я с ним голову совсем потеряла! Про всё на свете забыла. —
           — Верю! Ой, как верю! —

           Мать с дочерью идут по коридору на кухню. Коты и кошки смотрят вслед кормилицам. Сумерки не посещали в этот вечер террасу. Они обиделись на людей, их не ждали сегодня. Попробуют заглянуть завтра. Вдруг кого встретят!

           Ужин в доме Агаты, превзошёл её собственные ожидания. Дело в том, что Агата предпочитала пастельные тона во всём. А тут, после тяжёлых с ней событий, разглядывая каталоги товаров, лёжа на больничной койке, которыми её предусмотрительно снабдил муж, обнаружила, потрясающую скатерть кораллового цвета с синей каймой по краю и синими индивидуальными салфетками. К ним прилагались резные, словно резьба по кости, кольца для салфеток, кораллового цвета. В следующем каталоге, она нашла вазы в тон скатерти, и декоративные букеты синих цветов. Агата откинулась на подушки, закрыла глаза и представила обновки на своём столе в центральной зале. Представила и тут же заказала всё по телефону. После смерти Павла, душа женщины желала всего нового в старом доме. Муж Агаты, всё выкупил сам, что бы успеть к приезду дочери.
           — Мама! Это чудо! Я тоже хочу такой комплект. —
           — Сначала создай семью, а этого добра я тебе натаскаю сколько угодно. —
           — Яркое, оказывается, тоже может быть красивым. —
           — Ты у меня яркая. —
           — Я о предметах. —
           — А я о тебе. —
           Довольная мать и дочь, улыбаются друг другу.
           — Жерар произвёл на меня хорошее впечатление. —

           Агата вела разговор, словно Жерара не было с ними, и не выпускала из поля зрения мужа. Жена привыкла к его отсутствию, а тот свыкся с присутствием третьего лишнего и не спешил никогда домой. Присутствие отсутствия чего-то или кого-то, всегда витало в этом доме. Только сейчас Агата и её муж, глазами молодости взглянули друг на друга. Их чувственность друг другу набирала обороты с небывалой скоростью. Муж и жена воссоединились, а ведь никогда и не расставались. Опережая события, Агата написала на квадратике бумажной салфетки записку, и передала её через прислугу мужу. Она могла отдать её сама и передать через стол, или вовсе не писать, а сказать на ушко. Нет! Женщине хотелось будоражить свои ощущения и мужские тоже, как в молодости. Муж взял то, что ему передали, прочитал в недоумении, и поднял глаза на свою жену. Ты скоро будешь дедом, гласила записка. Защекотало у мужчины в носу, запершило у мужчины в горле. Видя реакцию мужа, жена приложила палец к губам. Муж понимающе прикрыл глаза. Ляля в это время болтала и болтала. Она рассказывала Филиппу о сокровищах из старины глубокой, обнаруженных ею в шкафу бабушки Жерара. В нём хранились вещи и от прабабушки. Обувь, потрясающая! Шляпки, восхитительные! Вещей достаточно и они в прекрасном состоянии. Можно открыть небольшую выставку после химчистки. За разговорами, молодёжь не услышала и не увидела, как муж и жена, взявшись за руки, покинули стол, и вышли из залы

           Сколько себя помнит Филипп, разговоры с сестрой его утомляли, потому развил в себе способность отключать эмоциональный окрас её голоса и своего лица. При этом никогда не упускал суть разговор. Вот и в этот раз, с братской любовью разглядывая лицо сестры, хотел домой и тешил себя мыслью, что Семён Фёдорович будет там. С облегченьем встал, когда сестра отвлеклась на вопрос матери, попрощался и уехал. Филипп желал оторваться, спустить гнев свой за длительное отсутствие друга. Подойдя к двери своей квартиры, остолбенел, ключ не входил в замочную скважину, это говорило о том, что его не ждут, или наоборот ждали и перестраховывались. Филипп тяжело стукнул ногой о дверь. За дверью послышались перебежки по квартире, приглушённые голоса. Филипп стал звонить. Настойчиво. И наконец, дверь приоткрылась. Женщина полицейский, продолжая застёгивать пуговицы на груди, шагнула в общий коридор. Волосы её были растрёпаны. Даже в полумраке вечернего освещения коридора, глаза Розы сверкали, рот и щёки алели. От неё так и несло жаром и женским духом. В комнате, недалеко от двери, стоял огромный и толстый «ребёнок» в ночной пижаме. Со счастливой и безучастной улыбкой слабоумного человека, «ребёнок» сосал довольно большой леденец на палочке.
           — Спокойной ночи. —
           Проговорила пышущая жаром женщина полицейский и пошла по коридору прочь.

           Давясь смехом, Филипп, сначала привалился к дверному косяку, затем сполз по нему на пол. Сидя на корточках, он продолжал, заливался смехом и не мог перестать, так как достаточно ему было взглянуть на огромного сосущего леденец «ребёнка» в цветной пижаме, как новый приступ смеха сковывал его. Когда вторая или уже третья соседская дверь открылась и из них стали раздаваться гневные, в основном женские голоса, он смог лишь встать на колени и заползти в свою квартиру именно таким способом. В ней он перевёрнётся на спину и, не переставая ржать, ногой захлопнет за собой дверь. Счастливое и расслабленное выражение лица сосущего леденец Семёна, сменится на обиженное выражение, затем испуганное, а потом владелец этого лица озлится и двинет ногой лежащего на полу Филиппа. Один раз, второй раз и получит тут же сдачу. Филипп поднимется на ноги и пинками под зад загонит толстяка в соседнюю комнату на кровать. Из неё растерянный ребёнок, станет бубнить оправдывающие его речи. Филипп поднимет с пола леденец, пойдёт на кухню, тщательно обмоет его под струёй проточной воды. Осмотрит леденец, лизнёт и отнесёт Семёну. Когда тот засунет его в рот, у Филиппа снова начнётся приступ смеха. К нему подключится Семён и, обнявшись, два друга будут ржать вместе.
           — Я люблю, когда меня укачивают. И ты, это знаешь. Что смешного! —
           — Лучше молчи Семён, а то сгрызу твой леденец. —
           Пообещал Филипп и стал готовиться ко сну.
           — Где? —
           Спросит он, вернувшись из ванной комнаты.
           — Что где? —
           Переспросит Семён.
           — Где тебя укачивали? Где мне менять постельное бельё? И не ври мне! —
           — Роза обязательно бы сменила. Она не успела. Я могу…. —
           — Ты слишком старательный. Это будет долго. —
           Вздохнул Филипп.
           — Иди, открой окна и включи вытяжку в ванне и на кухне. —
           Большой и радостный ребёнок в цветной пижаме пошлёпал босыми ногами по полу. Он спешил выполнить задание.
           — Почему здесь? У неё нет своей жилой площади? —
           Спросил Филипп вернувшегося Семёна.
           — Женщина увидела интерьер, что-то её зацепило…. Как это бывает у них. А квартира у неё есть. —
           — На шкурах на полу ей неинтересно? Обязательно в кровать надо залезть мою! —
           — Филя! Ты совсем меня не любишь! Осень на дворе, меня может протянуть на полу. Признайся, ты меня ревнуешь! —
           Толстяк нарезал круги вокруг Филиппа в незамысловатом танце.

           У Филиппа пульсировала вена на виске от длительного смеха, и снова начинать смеяться он не желал. Филипп делает вид, будто уронил наволочку на пол. Наклоняется за ней и дёргает шкуру, на которой пританцовывает Семён. Огромный «ребёнок» в цветной пижаме падает на пол. Человек упал так, что в нём, что-то хрястнуло под тяжестью тучного тела. Филипп замер, разглядывая лежащего на полу толстяка.
           — Сёма? Ты только не молчи! Сильно, да? Больно, да? Где? —
           Повергнутый на пол толстяк, быстро сообразил выгоду своего напольного положения. Он стал стонать и растирать рукой шею, не вынимая изо рта леденец. Стонал, продолжая чмокать, смакуя во рту ягодную сладость. По этому занятию его раскусил Филипп.
           — Свинья в пижаме. —
           Заявил он ему.
           — Свинья с глистами. —
           Ответили ему с пола.
           — А что это? —
           — Это паразиты внутри свиньи. Свиней кормят, а те не набирают вес. Как ты! —
           Толстяк пыхтел, вставая с пола. Подошёл к кровати, разгладил руками свежую простынь.
           — Не смей трогать липкими руками мою постель. Видеть тебя не хочу! —
           — Мне идти не куда. Знаешь, чем обидеть меня. —
           Толстяк уходит в центральную комнату, где громоздится на диване. Диван под гнётом его тучного тела кажется диванчиком, а сам толстяк несчастным человеком.
           — Как на вокзале…. —
           Думает Филипп, подглядывая за действиями друга.

           В спальне Филиппа, стояла шикарная софа, специально для Семёна купленная. Очень удобно. Есть возможность обмениваться мыслями по поводу сценария ночи напролёт, а то и дни.
           — Пусть помучается! Ишь, распустился! —
           И разозлился вслух на друга:
           — Я же не вожу никого, и нахожу себе скрытые места общения, и не использую места общего проживания. —
           На что из залы раздался несчастный голос Семёна.
           — Отцу твоему можно, а мне нельзя…. —
           — Ты очень точно сказал! Отцу можно. Тебе нельзя. —
           Эхом отозвался Филипп.
           — И где мне этим заниматься? —
           На полном серьёзе, задался вопросом Семён.
           — Надо думать…. —
           Филипп вышел и присел к нему на диванчик, потому как просто сесть уже не хватало места. К огромному заду друга можно было прислонится, как спинке дивана.
           — Ну и большой же ты с этого ракурса! —
           — Перестань меня обижать! —
           Жалобно попросил Семён.
           — Не буду. Начнём с того, дорогой друг, что у тебя это, крайне редко случается, для того что бы снимать собственное жильё. Ты хочешь жить без меня? —
           — Я не могу без тебя жить. —
           Запечалился Семён.
           — Вот видишь! —
           Обрадовался Филипп.
           — А Роза…. Так её зовут? —
           Задница толстяка пошевелилась. Это Семён качал головой, в знак своего согласия.
           — Роза как бы есть, но буквально в ближайшее будущее её не будет. Так? —
           — Ну, я не знаю…. Она такая сильная, дерзкая, находчивая…. —
           Толстяк собрался наградить свою искромётную избранницу ещё несколькими эпитетами, но его прервал Филипп.
           — Стоп, стоп, стоп! Ты забыл наш уговор. Ни каких серьёзных отношений с женщинами, пока не поставим спектакль. —
           — Ты мне льстишь. Разве могут у женщин быть со мной серьёзные отношения? У этой женщины бзик, и мы в него играем. Её фантазии соответствуем и моим пристрастиям. Всего то…. —
           — Ну и вершите свои фантазии в её полицейской машине. —
           — Мы бы вершили…. Но декорации не соответствуют действию. Где ей меня мыть, одевать в пижаму, укладывать спать…. —
           Филипп разглядывает задницу друга, и вдруг кусает её. Так она его раздражает.
           — Может тебе заодно родить ей ребёнка? —
           Кричит Филипп на друга.
Семён испуган. Трёт укушенное место.
           — Дрянь! Гадость! Мерзость, какая! И всё это в моём доме, творит мой лучший друг. —
           — Филя! Ты ревнуешь меня? —
           — Да! Я тебя ревную! Именно в таких фантазиях. Если бы у тебя появилась милая, пухленькая женщина, совсем как ты…. Это было бы совсем другое дело! Это нормально! Это естественно! —
           — Можно подумать, ты не вкушал ничего неестественного. —
           — У тебя на глазах, никогда! И потому, у тебя нет права, в чём-то меня упрекать. Всего лишь любопытство. Ничего, глубоко личного! Даже в памяти не осталось. —
           Филипп посмотрел, на обсосанный и потерявший свою первоначальную форму леденец в руках Семёна.
           — Как вот этот леденец! Ты захотел его пососать, вот и соси. Он скоро закончится! —
           — Так чего мы ссоримся тогда? —
           Продолжал пугаться толстяк.
           — Я тебя никому не отдам! Если только миленькой и пухленькой женщине, и то, только в старости. —
           — Я тебя тоже люблю. —
           Обрадовался признанию друга Семён.

           Затянулась эта сцена. Становится неприятен и толстяк и Филипп. Проведаем других героев, что бы отвлечься от неприятного послевкусия общения с Семёном, Филиппом и Розой полицейским.



Продолжение: http://www.proza.ru/2016/06/10/1453

Послевкусие. Глава двадцать седьмая



           Время за полночь. Ляля и Жерар в комнате, собираются ложиться спать. Обои на стенах цвета салата с бронзовым узором. Тяжёлые шторы на окне в полоску. Полоса цвета салата чередуется с бронзовой полосой. Большие бронзовые кисти, украшенные зелёным стеклярусом, подхватывают ткань и драпируют красивые складки. Тростникового цвета ковёр на полу. Мебель цвета печенья. Предметы интерьера выдержанны в бронзе.
           — Красиво и дорого. —
           Размышляет Жерар.

           Он стоит над раскрытым чемоданом. Ляля дала задание развесить вещи в шкафу. Жерар не делает этого, он немного ошарашен увиденным количеством кошек и котов, которых с большим воодушевлением показала ему Ляля.
           — Зачем они тут? В таком количестве? Какой прок от них? Это же не куры и кролики.—
           Подходит к окну, смотрит на освещённый дворик заставленный кадками с карликовыми деревьями. Чувствует тянущее ощущение, что на него кто-то смотрит. Широко раскидывает руки, потягивается. Зевает. И скулы его сводит от неожиданности. Взгляд Жерара встречается с не моргающими глазами клоуна. На оконном подоконнике, за прозрачной шторой, сидит кукла. Та самая кукла, которую он послал в подарок карлице вместе с шубкой. Кукла не могла оказаться здесь. Хотя, разве не может быть второй такой куклы? Но в этом доме проживала карлица. Выходит, что в комнате, в которой он сейчас находится жила карлица. Жерар садится на край огромной кровати. И в этой кровати спала его карлица. Обводит глазами кровать. Огромная! Перед глазами мелькает картинка спящей карлицы в его футболке в домике на турбазе. Та кровать вдвое меньше этой, и всё равно карлица выглядела ребёнком в ней.
           — О чём думаешь? —
           Ляля выходит из ванной комнаты.
           — О котах, и о кукле клоуне на окне. —
           Честно признаётся Жерар.
           — Кукле клоуне? В этом доме, нет кукол клоунов. Я уверена. —
           Ляля трясёт мокрыми волосами над его головой. Мелкие брызги попадают на лицо Жерара. Это раздражает его, почему?
           — Да вот он же, сидит на подоконнике. —
           Указывает рукой Жерар на окно.
Ляля бежит к окну.
           — Эту куклу я покупал в подарок Хельге и отсылал с Филиппом. —
           Догоняют Лялю слова Жерара.
           — Тогда это всё объясняет. В этой комнате гостила твоя карлица. —
           — Моя карлица? —
           — Твоя. Первоначально открыл ты её для себя, и только потом для нас. —
           — И ты называешь её моей без всякой ревности? —
           — Тебе придётся в это поверить. —
           Ляля задёргивает штору.
           — Я могу доказать это, прямо сию минуту. —
           Ляля, как козочка запрыгивает к нему на колени.
           — Нет, нет, Ляля! Это дом твоих родителей. Меня это сковывает, прямо таки! Летел в напряжении, за столом сидел так же…. Давай спать. Глаза слипаются. —
           — У меня тоже. —
           Ляля поднимает Жерар с кровати и разбирает кровать. Покрывало свёрнутое несколько раз двумя молодыми людьми по направлению к ногам, выглядит внушительно.
           — И как же Хельга с ним справлялась? —
           Думает Жерар, наблюдая за действиями Ляли.
           — Помоги мне. Поправь со своей стороны. —
           Просит его Ляля.
           — Разве мы не уберём покрывало с кровати? —
           — Мы все поместимся, и покрывало тоже. Кровать рассчитана на то, что бы покрывало лежало в ногах и не мешало. —

           И карлице не зачем было разбирать всю кровать. Ей было достаточно отогнуть угол покрывала с одной стороны. Жерар ушёл в ванную комнату. Ляля проводила его взглядом. Как только дверь ванной за ним закрылась, она, так же как и Жерар в её отсутствие, села на то самое же место, куда и садился Жерар. Зло посмотрела в сторону окна.
           — Это знак. О чём он говорит? —
           — О том, что куклу оставила карлица. Зачем? Нечаянно? Вернула? Что бы Жерар вернул ей куклу, и была возможность с ним, увидится. Не буду об этом думать! Подумаю об этом завтра. —
           Ляля укладывается в кровать. Все мы знаем и помним свои возвращения в свои кровати. Ни с чем несравнимое чувство! Своя кровать!

           В родном доме всегда потрясающе удобно и хорошо. Особенно, когда ты в нём отсутствовал долго. Рыжая красавица стала наслаждаться этим ощущением. Она умела сбрасывать с себя отрицательные эмоции всегда и своевременно. Этого не умел делать Жерар. Он стоял под душем, слушал шум воды с закрытыми глазами. Как много необычного в этом доме! Фонтан уличный, брусчатка прямо в зале уличная, сборище бесполезных котов уличных, кукла клоун его же, непомерно большая кровать, Филипп…. Жерар не успел спросить его о Хельге, как он накинулся на него с обвинениями. Так себя ведёт мужчина только в одном случае, когда имеют личную заинтересованность. Вода непрерывно лилась из душа, смывая вопросы без ответа. Жерар не хотел выходить из ванны. Это означало бы новые вопросы и ответы, а разговаривать с Лялей не было желания. Захотелось оказаться в своей комнате в Париже, среди кукол клоунов. В тишине рассмотреть каждого, стряхнуть пыль пушистым венчиком, расправить слежавшиеся складки на одежде, и ни о чём таком не думать.

           Дверь в ванную открылась. Ляля разглядывала водяного Жерара. Вода била в центр его макушки. Обтекала, струилась вдоль тела молодого человека. Человеческое тело совершенно и красиво, и Жерар был тому подтверждением. Только Ляля не только созерцала, но и размышляла. Её любимый не спешит к ней, он погружён в раздумья. Если он не спешит к ней, то думает он о….
           — Не буду думать о карлице! Ни сейчас, ни завтра, ни когда! И не отдам Жерар ни кому, ни карлице, даже королеве красоты Франции. —
           Девушка уходит, прикрывает за собой дверь.

           Её мудрая головка, а с первого знакомства так и не скажешь, решит дать своему любимому успокоится в тишине чужого дома и заснуть. Когда Жерар вернётся из ванной комнаты, он увидит, мирно спящую в кровати Лялю. Он так будет благодарен ей за это, что к нему вновь вернётся тёплое чувство к ней. Думать о карлице, Жерар не перестанет, но мысли его станут замедлять ход, затем сон утащит парня в свои владения. Конечно, Ляля притворилась спящей, и поступила мудро.

           Щенок, лёжа на спине, потянулся, зевнул. Пасть захлопнулась, глаза щенка закатились, побыли в таком состоянии и тут же широко открылись. Вплотную к его глазам глаза человеческой мамы. На всякий случай, Мой сожмурил глазки, похлопал хвостиком по простыне. Человеческая мама положила возле его тела свою голову. Щенок лизнул маму в нос, та поморщилась, потёрла мокрый нос о простынь. Щенок повторил действие.
           — Будем вставать. —
           Хельга спрыгнула с кровати. Собака бегала по краю кровати, повизгивала и, заглядывая в низ, на пол.
           — Просто свались с кровати по одеялу. —
           Советует мама.

           Щенок катится вниз и приземляется на пол. Вскакивает и семенит за мамой следом.
Сегодня суббота. Хельга не торопится никуда. Она врёт себе, не собираясь идти на обед в дом Агаты. Ей хочется увидеть Жерара. Понятно, что уже и не зачем, но вдруг она больше его никогда не увидит и это последняя её возможность! В дверь звонят. Карлица выглядывает из ванной, смотрит на дверь и снова заходит ванную комнату. Стоит и продолжает чистить зубы. Щенок вертится у горшка. В дверь снова звонят. Щенок, скользя лапами, падая на бок, тут же вскакивая, бежит к двери. Звонкое тявканье заполняет пространство квартиры. Карлица поласкает рот и идёт открывать дверь. Только два дня как она в собственной квартире и ей ни как не удаётся побыть одной, и это её расстраивает. Выражение лица карлицы сердитое.
           — Это я. Привет! У тебя не пахнет кофе, значит, ты встала только что. Ты такая славная, в этой ночной рубашке! Будем пить кофе? Хочешь, я сварю? Ты занимайся, занимайся своими делами! —
           Хельга водила глазами за передвижениями соседки по квартире. Так и не дождавшись её остановки, видя, что та зашла на кухню, махнула рукой и вернулась в ванную комнату. Щенок в растерянности сел посередине центральной комнаты и переводил глаза с двери ванной на кухонную дверь и обратно. Скоро запахло кофе, и Мой сразу сообразил, куда ему бежать.
           — Хороший, хороший, хороший пёсик! Ты будешь большой собакой или маленькой? —
           Соседка на щенка даже не смотрела, но говорила громко для хозяйки.
           — Это не мама. Мама так не делает. —
           Щенок уходит из кухни. Он бежит к двери ванной комнаты, прислоняется к ней боком и ждёт маму настоящую.
           — Я обожаю собак огромных, лохматых, что бы глаз ни было видно сквозь шерсть, что бы мурашки ползли по телу от одного только взгляда на неё. —
           Тихо приговаривает соседка, колдуя у кофе варочной машины.
           — Ты что-то сказала? —
           Донесся голос карлицы.
           — Сказала, какая прелесть твоя собачка! —
           — Мне тоже нравится. —
           Карлица заходит на кухню.

           Поднимает миску с пола, заливает её водой. Достаёт баночку корма, открывает её. Выливает из миски воду, бумажным полотенцем снимает размокшие остатки пищи, вытирает насухо. Накладывает из банки корм и ставит на пол, где уже в ожидании, нетерпеливо пританцовывает щенок. Соседка в это время, обследовала все шкафы и ящики, холодильник тоже. Нашла чашки, сахар, финики, масло, печенье и сыр.
           — Он из этого ничего не хочет? —
           Спросила карлицу. Расположилась как у себя дома.
           — Ему нельзя ещё. Маленький ещё. —
           — А ты будешь? —
           — Ну, если только с тобой…. —
           Во весь рот улыбнулась карлица.
           — Ты напоминаешь мне героя из книги Виктора Гюго. —
           — Гуиплена? —
           — Его так звали? —
           — Да, так звали. Рот у него до ушей, а уши свисали на рот, нос расплющенный, и смотреть без смеха на него было нельзя. Во времена правления Стюартов, существовали люди компрачикосы. Они скупали у работорговцев маленьких детей и растили из них уродов в горшках, для преставлений на улицах. Виктор Мари Гюго сравнивал этих людей с масонской организацией. После свержения Стюартов, компрачикосов объявили преступниками. Их ловили, клеймили и вешали. —
           — С ума сойти! Ты всё это знаешь! —
           — Я читала об этом через страницу, потому что читать это невозможно. —
           — Согласна. Почему ты ничего не кушаешь? —
           Забеспокоилась соседка.
           — Не хочется. —
           К ноге карлицы прижался мокрый нос Моя.
           — О тебе столько говорят! —
           Заявила соседка.
           — Обо мне? Я только два дня здесь живу. —
           Удивилась карлица.
           — Правда, что известный сценарист и постановщик…. —
           Соседка называет фамилию Филиппа.
           — Твой любовник? Все в шоке, от того как он тебя содержит! В каких условиях! Всё для тебя! Покажешь? —
           — Смотри. —
           Хельга обводит вокруг себя рукой.
           — Это я видела уже. И когда мебель завозили и когда мыли квартиру. Покажи драгоценности, духи, косметику, сумочки. —
           — Гуиплену украшения не нужны. —
           — Я же серьёзно. Нам с тобой дружить. Тебе жалко, что ли? —
           — Да нет у меня ничего. Недавно Филипп предлагал купить сережки. —
           — Всего лишь?! —
           — Есть шубка норковая, но её подарил совсем другой человек. —
           — Подумать только! У тебя два любовника! А у меня один сожитель. Лучше бы я к тебе не приходила! —

           Хельга собралась было сказать, что нет у неё любовников, да передумала. Захотелось быть именно такой, какой представляет её соседка. Вот вам великанам! У вас так, а у меня вот так! Звонит телефон Хельги. Перепрыгивая через щенка, потому что он вместе с ней кинулся бежать к телефону, Хельга забегает в спальню. Соседка вместе с чашкой и фиником во рту, поддавшись всеобщему настроению, прискакала вслед за ними. Стояла и разглядывала спальню.
           — Господи! Какая у тебя спальня, какое бельё! —
           — Алло. Здравствуйте Агата! —
           — Нет, я давно уже встала. —
           — Чёткого ответа нет. —
           — Я не трусиха. Просто у меня нет решения. —
           — Парикмахер? Когда? —
           В дверь звонят.
           — Он уже пришёл. —
           Расстроилась Хельга.
           — Я пошла, открывать дверь. —
           Карлица бежит к двери.
           — Боже мой! Личный парикмахер на дом! —
           Восклицает соседка и водит ногой по ковру на полу, пытаясь понять шелковое или шерстяное это чудо.

           Парикмахер рад видеть карлицу, они уже знакомы. Он разговаривает не переставая. Задал вопрос соседке и вошёл в такой раж, что Хельга смотрела на них и думала, что про неё забыли. Но руки мастера делали своё дело, сложного в укладке волос Хельги, ничего не было. Затем привели в порядок руки. От педикюра карлица наотрез отказалась. Всё равно она будет в колготах. От прошлого педикюра у неё долго болели уголки ногтей на больших пальцах ног.
           — Это от того, что вы никогда его не делали раньше. —
           Заявил парикмахер и вскоре ушёл. Перед дверью, он долго целовал щенка промеж ушей.
           — Я бы у вас его украл. —
           — Я тоже! —
           Подыграла ему соседка.
           — Куда ты сегодня собираешься? Кто тебе звонил? —
           Обернулась она к карлице, как только дверь захлопнулась за парикмахером.
           — Иду обедать к родителям Филиппа. Звонила его мама. —
           Соседка, стала медленно опускаться в кресло.
           — Ты знакома с его матерью?! Так ты невеста? И родители не против ваших отношений?—
           — Да не трогай ничего руками, пусть лак окрепнет! —
           Разозлилась соседка и спрятала злость в заботливое замечание.

            Карлице стало обидно за себя. В конце концов, что за постоянные сомнения в её ответах! Неужели не достаточно всех свидетельств, окружающих и происходящих вокруг неё.
           — Как видишь. —
           Чётко произнесла она.
           — Боже мой! Мир сошёл с ума! Только мне не понятно…. —
           Хельга прекрасно понимала соседку и её не договорённость тоже.
           — Любовь превыше всего. —
           Соседка совсем скисла.
           — Можно мне посмотреть, что ты наденешь?! —
           Соседка не спрашивала, а жаловалась на свою участь. В памяти карлицы мелькнула сценка у зеркала в квартире Татьяны, когда она мерила обновы Жерара, а Маша их разглядывала.
           — Я покажу тебе платья. Их немного. Четыре платья скромных и одно не скромное. Под словом нескромное, имеется в виду платье вечернее. —
           — Хочу! —
           И уже две подружки направились к шкафу. Щенок, виляя задом, проковылял за ними.
           — Только сама доставай вешалки. —
           — Ага! —
           Соседка быстро пересмотрела платья. Она их не поняла, а потому и не могла дать им оценку. Дело в том, что платья маленькие. На карлице они выглядели вполне прилично. На вешалках смотрелись подростковыми, но по-взрослому сшитыми вещами. Для приличия, соседка приложила к себе пару вешалок с платьями и успокоилась.
           — Какое мне одеть сегодня? —
           Спросила соседку карлица.
           — Это зависит от многого. —
           Значительно произнесла новая подруга.
           — Например? —
           — Например, будет ли там любимый человек, или человек, которого ты хотела бы заинтересовать собой. —
           — Там будет и тот и другой. —
           — Ты крутишь роман с двумя мужчинами? Итальянцы это обязательно оценят, поверь мне. —
           — Да ни с кем я не кручу! —
           Хельга повысила интонацию и тут же передумала.
           — Ты права. Я кручу роман с двумя мужчинами. —
           — Спасибо за откровенность, подруга. Как это у тебя получается? Один снимает самые лучшие апартаменты в доме, покупает мебель, заказывает личного парикмахера, а второй покупает и дарит шубы? И давай без обид! Ты же на любителя. —
           Соседка рукой проводит сверху вниз, напоминая карлице о её внешних данных.
           — Мне не приходится делать что-то особенное. Любители как-то сами собрались. —
           Новая подруга ещё раз осмотрела Хельгу.
           — И имя у тебя далеко не романтичное. —
           — Ты права. У меня всё не так, как надо, может быть именно по этому. —
           — Не хочешь ли ты сказать, что твои мужчины с отклонениями, как и ты сама? В смысле, сексуальных наклонностей. —
           Понизив голос, и оглядываясь, спросила новая подруга. Хельга тоже повертела головой.
           — Я не хочу такого сказать, но так, наверное, получается. —
           Испугалась карлица. Мой, почувствовал страх человеческой мамы, звонко тявкнул. Обе девушки вздрогнули.
           — Ой! Чего это мы людей оговариваем? —
           Обеспокоилась Хельга.
           — Такое бывает, и на самом деле. —
           Новые подружки, как-то разом потеряли интерес друг другу.
           — Пойду я домой. Мой уже вернулся с работы. Спать ляжет. Он таксист. —
           — Я щенка назвала Мой. —
           Соседка останавливается у двери, оборачивается.
           — У тебя, действительно, всё не так как надо. Спасибо за кофе. —
           Приоткрывает дверь, мимо которой проходит её сожитель и кивком головы зовёт с собой.
           — Родненький мой пришёл! Без родненького на чужбине, ой как не сладко! Пока, пока! Я забегу вечером, узнать, как прошел обед. —
           Хельга ничего не ответила, но и без этого было ясно, что соседка нанесёт вечерний визит. Карлица смотрит на щенка. Тот заглядывает ей в глаза снизу, как маленький человечек.
           — На чужбине, ты мой родненький. —
           Пёс согласен, он трепетно лижет человеческую маму языком. Он пахнет собачьей пищей. Хельга несёт его в ванную комнату мыться.
           — Вот возьму и останусь дома! И никуда не пойду! Родненький ты у меня, никто нам больше не нужен. —
           Нужна! Нужна! Перечит ей её телефон. Хельга хладнокровно смотрит на него.
           — Не будем брать! Да? —
           Спрашивает у своего единственного родненького.

           Так разве же спрячешься? Не ответит Хельга Тодди, не ответит Филиппу, Агате, так придут тогда все и сразу. Не откроешь, дверь взломают и скажут, что беспокоились за неё. Ругать ещё будут. Она берёт телефон. Это Тодди.
           — Гулять вечером будем? Собаке необходимо гулять. —
           Без всякого приветствия спрашивает Тодди.
           — Собаке ещё рано гулять, если на руках только. —
           — Значит, на руках будем носить. —
           — Не знаю всей программы сегодняшнего обеда у родителей Филиппа, но думаю, что до вечера управлюсь. —
           — Что за событие у Филиппа? —
           — Его сестра привезла будущего мужа знакомить с родителями. —
           — А ты здесь причём? Ты им родственница? —
           — Нет, но родней, чем они у меня никого здесь нет. —
           — Может, я на что сгожусь? —
           — Конечно…. Погуляем вечером. —
           — Тогда до вечера! У тебя всё есть? Может, что купить надо? Я куплю и принесу. —
           — Это привилегия Филиппа. И ему не понравится, если ты станешь тратить на меня деньги. —
           — Может быть, ему и знать об этом не надо? Есть другой вариант – ты вернёшь мне деньги за покупки. —
           — Узнать он всё равно узнает, если увидит что-то в моём доме, не им купленное. Насчёт того, что бы отдать деньги, тоже не получится. У меня денег, вообще нет. —
           — Как нет? Как же ты живёшь? —
           — Тодди, поверь! У меня есть всё, и даже лишнее. —
           — Вы любовники. —
           Хельга даже ухом не повела. И не обиделась. Она чмокнула собачьего детёныша промеж глаз, и решила поводить и Тодди за нос, как соседку.
           — Нескромный вопрос. —
           — Я ничего не спрашивал, я сделал вывод. —
           — Теперь ты не будешь со мной гулять? —
           — Теперь я буду об этом думать. До вечера, Хельга. —
           — До вечера, Тодди. —

           Карлица за разговорами с соседкой и Тодди, совсем не вспоминала Жерара. Ну, если только, вскользь…. И времени на это совсем не было, даже подумать о том, что надеть. Карлица подошла к раскрытому шкафу. Подняв подбородок, разглядывает вешалки. Нет ни малейшего волнения. Буд-то внутри у неё тихая заводь, и она спокойно созерцает небольшие круги и рябь на воде, от брошенных мелких камушков. Она достала вешалку с туникой и брюками, ту, что купил ей Жерар в городе Волжском. У неё круглый вырез с застёжкой, можно легко надеть через голову и не испортить творение парикмахера. Звонок телефона. Опять!
           — Алло! —
           Это Агата.
           — Да, парикмахер приходил. Да, мне нравится, как я выгляжу. —
           — Особого желания нет, но и волнения тоже нет. Может вообще отложить этот поход к вам. Он ничего не изменит в Жераре, ни во мне, ни в вашей дочери. Останется всё как есть. —
           — Неужели ты решила, что я намеренна изменить их отношения? Я желаю тебе и своей дочери счастья. Счастье это, прежде всего, покой сердечный внутренний, духовный. Его можно обрести, если прошлое оставить в прошлом и не тащить его за собой в будущее. Я знаю мужчин, и если Жерар награждён таким редким качеством, как сострадание, он должен увидеть, узнать, что ты счастлива, живёшь в достатке, здорова, у тебя есть друзья, ты занята делом, и так далее. Только после этого сможет сам жить так же. —
           Диалог Агата закончила, и ещё мысленно прокручивала его в голове, давая оценку сказанному, когда услышала:
           — По-вашему мнению, Жерар меня не любил, а проникся состраданием? —
Агата поняла, что невольно оскорбила карлицу. Пути назад не было. Свои позиции сдавать эта женщина не привыкла.
           — Уверена. Я понимаю, что для тебя это звучит обидно. Мне жаль, что этот разговор произошёл именно сейчас и по телефону. Могу только догадываться, какое у тебя сейчас настроение. Ты вправе остаться дома. Филиппу я всё объясню. —
           — Такое настроение у меня всегда. С такими выводами, что вы мне сейчас изложили, я живу всю жизнь. Если вы считаете, что Жерару необходимо удостоверится, что я счастлива, пусть Филипп приезжает за мной. Быть одной девушке неприлично. —
           — Ты умница! —
           Разговор закончился.

           Без каких либо изменений в настроении, карлица снова подойдёт к шкафу с одеждой. Станет размышлять. Раз Филипп увидел её и увлёкся, когда она носила полосатые гольфы, и юбочку в складочку, то выглядеть она должна совершенно иначе. Хельга достаёт платье синего цвета с серебристым кружевом по воротнику и краю рукава. Надевает его и туфельки на платформе. Разглядывает себя. Разница между Хельгой студенткой и Хельгой сейчас, великая. Редкая и длинная чёлочка падает на глаза и прячет выпуклый лоб. Искусно заплетённая коса вокруг головы и туфельки на платформе зрительно придают рост карлице. Студентка карлица в прошлом ясно осознавала, что она карлица, что её благополучие зависит только от собственных усилий. Нынешняя карлица на полном содержании семьи Филиппа. Всё что может захотеть женщина у неё есть. Есть и мечты и планы, и уверенность в их исполнении. Звонят в дверь, размышления карлицы у зеркала прерываются.
           — Здравствуй моя кроха! Это я, любящий тебя мужчина. Позвольте сопроводить вас в мой дом, где намечается семейная и общественная экзекуция. —
           — Здравствуй Филипп! Что с волосами? —
           — А что с ними? —
           Филипп закатывает зелёные глаза, якобы стараясь разглядеть собственные волосы.
           — Они у тебя, как будто новые. —
           — Я их ламинировал. —
           — Красиво. —
           — И ты красивая…. —
           — Что за экзекуция? —
           — Тебя будут разглядывать родственники и друзья семьи. —

           Кот Филипп, а скорее котище, если учитывать маленький рост карлицы, нацелился взглядом на карлицу, и стал приближаться, играя шагами и всем телом.
           — Съем тебя сейчас! —
           — Тогда в тебе не будет места для обеда. Агата этого не любит. —
           — И ты, как всегда права. —
           Гость видит спящую собачку на кровати.
           — Ой, ты мой маленький! Маленький спит! —
           Филипп самозабвенно ковыряется в собачьей шерстке носом.
           — Как вкусно спит, как вкусно пахнет! —
           — Филипп, ты с улицы. Посторонние могут принести инфекцию. —
           — У тебя вредная мамочка. —
           Филипп отошёл от кровати.

           Хельга готова. Новый шарф на карлице не громоздится как прежний, а лежит вокруг шеи красивым аксессуаром. Середина дня, солнце припекает лицо. А шагни чуть в тень, захочется поднять воротник и руки засунуть в карманы. Такси божья коровка привезла их к дому Агаты.
           — Ты как? —
           Филипп серьёзно смотрит на карлицу.
           — Пусто здесь. Колодец и эхо в нём. —
           Карлица кладёт крохотную ручку себе на грудь, указывая, где именно у неё колодец.
           — Некоторым мужчинам, маленькая грудь, очень даже нравится. —
           Пытается шутить Филипп и добавляет:
           — Это от страха. —
           — Страха не чувствую. Пустоту. —
           — Это понятно. —
           Они идут к дому по дорожке. Гранитная крошка, мирно шуршит под ногами.
           — Лапа, моя! А ну их всех! Давай смоемся ко мне! —
           Молодой мужчина с высоты своего роста, смотрит искрящимися глазами на карлицу и выглядит вполне убедительно.
           — Почему к тебе? —
           — У тебя всё новое. Терпеть не могу ощущение новизны. Хочется, но не позволяешь себе лишний раз пользовать новыми предметами. Скомканное покрывало выглядит чудовищно, когда как, буквально через месяц, оно будет выглядеть так всегда, и ты даже замечать этого не будешь. Щенок пищит…. —
           — Мне казалось, ты любишь животных. —
           — Я обожаю их! Но только старых, умных, порядочных, как и людей. —
           Они стоят прямо у входной двери дома Агаты и мирно разговаривают.
           — Тогда и женщины тебе должны нравиться, такие же. Как платье, чем проще, тем дороже. —
           Филипп оторвал листик у ветки. Положил в рот и пожевал.
           — Мне хорошо с тобой Хельга. Давай, всё — таки смоемся. —
           — Мне тоже с тобой хорошо. Если мы уйдём, будет не спокойна Агата. —
           — Уговорила! —

           Филипп распахивает дверь, и так как за дверью сразу открывается зала, то перед их глазами предстали все присутствующие, а они предстали перед ними. Придумывать гостям имена не станем. Отметим нескрываемое любопытство, как у женщин, так и у мужчин. Первую минуту Филипп снимал с карлицы шарф и пальто. Затем они встали рядышком, и смело оглядели присутствующих. Так решила за себя Хельга и ей это удалось. Ну а Филипп, так всегда смотрит на гостей в доме. Как на вспышки фотокамер. Вы меня ждали? Вот он я! Как родители кладут руки на плечи детей, что бы направить их в нужную сторону, так и Филипп, положив руки на плечи карлицы, представил её присутствующим.
           — Главная героиня будущего спектакля, Хельга. И здравствуйте! —
           — Присесть или сделать полупоклон? —
           Карлица блуждала взглядом по зале. Руки Филиппа грели плечи. Она сразу, как-то озябла вся. Ну конечно, вот и Жерар! Расстояние исключало возможность кивнуть головой в знак приветствия или протянуть руку. Безмолвное созерцание друг друга могло затянуться, но голос Агаты выключил изображение Жерара. Она пошла навстречу сыну и карлице и собой загородила его. Дальше последовали обычные поцелуи между сыном и матерью. Рыжую красавицу карлица не запомнила, только цвет её волос. Рука рыжей красавицы в руке красавца Жерара, склонённая женская голова к мужскому плечу. Не реально красиво, не реально больно от увиденного.
           — Прошу всех садится. —
           По левую руку Агаты расположились муж, дочь, её жених (Жерар), сын (Филипп) и карлица. Рядом с карлицей уселась рыжая, как и дочь, Агаты родственница. Она сверлила карлицу глазами и ждала возможности задать волнующий её вопрос:
           — Почему карлики не стареют? Они всегда одинаково выглядят, и через год и через десять лет. —
           Филипп разделял Жерара и Хельгу. Это на словах, а на самом деле, от Жерара и Хельги шли такие флюиды, что Филиппу стало жарко. Сначала он подумал, что в доме сильно топят, и спросил об этом Агату. Та ответила отрицательно, а Филипп продолжал ощущать тепло. Позже он догадается, в чём дело, когда возьмёт руку карлицы и почувствует, как она горяча.
           — Только скажи и мы уйдём. —
           Услышит карлица. Доверительно ему улыбнётся и начнёт, есть за двоих, лишь бы чем-то занять себя. За столом объявили событие, из-за которого все собрались. Послышались возгласы, поздравления, аплодисменты. Вино, привезённое Жераром от родителей, разольют по бокалам, и Хельга будет глотать его с жадностью. Обеспокоенный этим Филипп попытается отобрать у карлицы бокал.
           — Хельга кушала хорошо, а у этого вина пьяная реакция только на голодный желудок.—
           Скажет Филиппу Жерар и протянет руку с бутылкой толстого стекла к бокалу карлицы. Филипп перехватит бутылку, задержит сердитый взгляд на Жераре. Капнет капельку в бокал карлицы и вернёт бутылку. Жерар пожмёт плечами. За столом не принято разговаривать через кого-то. Потому Жерар и Хельга, даже слово друг другу не скажут и не подарят взгляда, даже мимолётного. Вино придаёт смелость. Но есть люди, которым спиртное в тягость. К ним относится Филипп. С излишним спиртным внутри него происходит что-то странное. Ну не место ему там и всё тут! Обязательно выйдет наружу. А если не выйдет, как в сегодняшнем случае, то принесёт вялую грусть и дух противоречия. В этом Филипп и Хельга похожи.

           Перед крохотным и разнообразным десертом, все встанут из-за стола. Стол накроют заново. Теперь дамы могут садиться там, где им хочется, пароваться, что бы поделится новостями, посплетничать. Мужчины, делая серьёзный вид и вкушая кофе, будут заниматься тем же. Рыжая родственница с насущным для неё вопросом, всё-таки, задаст его карлице.
           — Потому что карлики не изнуряют себя диетами, посещениями косметических салонов, не пользуются авто загаром. —
           Ответил за карлицу Филипп, с грустью разглядывая идущую к ним Лялю.
           — Понимаю. —
           Согласится с ним родственница.
           — Но что им мешает это делать? —
           — Они дети. Детям это не надо. Привет любимая сестричка-лисичка. —
           — Привет филин! —
           Ответила Ляля и сходу уселась к брату на колени. Обвила руками шею, щекой прижалась к его щеке. Филином сестра дразнила брата с детства, за его привычку её пугать.
           — Жду не дождусь, когда увижу вас на сцене. —
           Обращается она к Хельге.
           — Как Ляля красива! Какие дети у них будут красивые! —
           Эти слова, как титры на экране, прошли перед глазами карлицы и она их прочла.
           — Вы милая. Как вам в театре Филиппа? —
           Надо было отвечать, но сестра не слазила с колен брата, и это почему-то раздражало карлицу. Ей мало Жерара, она ещё и Филиппа заняла.
           — Спасибо. Осваиваюсь. —
           — Я рада…. Жерар, где же ты? Иди к нам! —
           Сестра встаёт с колен брата и идёт за Жераром. Приводит за руку к ним. Влюблённые в прошлом, буквально зашлись ревностью в настоящем. Ревность Хельги стала перерастать в ненависть к красавцам и красавицам великанам. Их много, а она одна, и не красавица. Ревность Жерара была скупее и вылилась в измерение расстояния от стула Филиппа до карлицы. Жерар отметил, во что одета карлица и как причёсана, как прямо держит спинку и взгляд. Это была его любимая карлица, но чужая. Новшества, старательно вносимые Агатой в образ карлицы, уничтожили милый и неуклюжий облик подростка с турбазы города Волжского.
           — Так и хочется спросить, кто ты, незнакомка! Ты изменилась Хельга. —
           — Ты нет. —
           Ответила Хельга, и поняла, что может с ним разговаривать и даже дерзить.
           — Лапа, моя! Я кое-что вспомнил. У меня для тебя сюрприз! —
           Воскликнул Филипп.
           — Ура, ура, ура! —
           Хлопает в ладоши Ляля.
           — Обожаю сюрпризы! —
          — Сюрприз не для тебя, сестричка. —
           — Всё равно обожаю сюрпризы! —
           Ляля удачно вышла из сложившейся ситуации.

           Филипп роется в кармане пиджака. Достаёт бархатную коробочку, вынимает из них две крупные серые жемчужины, в золотом обрамлении. Карлица протягивает ручки ковшиком. Филипп опускает в него украшение. Карлица заглядывает в ковшик.
           — Настоящий жемчуг? Крупный какой! —
           Филипп молчит.
           — Пойдём со мной. Пойдём. —
           Ляля берёт карлицу за руку и уводит за собой, примерять серёжки. Мужчины, остаются один на один.
           — Любишь делать женщин счастливыми публично. —
           Произносит Жерар, прямо смотря перед собой.
           — Кто-то делает их несчастными и оставляет наедине с несчастьем. —
           Мужчины смотрят в одну вслед уходящим девушкам.
           — А в чём собственно дело? Я занимаюсь карлицей, ты занят моей сестрицей! —
           — Подметил пристрастия публичного человека и только. —
           — Сейчас моё пристрастие карлица. Она тоже скоро станет публичным, как ты говоришь, человеком —

           Филипп не играл, сказал правду. Карлица занимала все его мысли. Везёт же ему! Филипп большой ребёнок, Хельга тоже как забава из детства. Если в детстве вокруг нас много неизведанного и любопытству есть, где разгуляться, с возрастом пространство это суживается и становится тропинкой в прошлое, где мы оставляем собственные загадки с отгадками.
           — Где она? —
           К Филиппу подошла Агата и склонилась над сыном.
           — Ушла с Лялей примерять золотые серёжки. —
           Жерар встал и предусмотрительно отодвинул стул для матери Филиппа.
           — Как не осмотрительно с вашей стороны Жерар! Ваш подарок двусмысленный. Я в курсе ваших отношений с карлицей в России. —
           — В них не было ничего противоестественного. —
           Тут же ответил Жерар. Он стоял за спиной Агаты присевшей на стул.
           — Кроме того, что она сама противоестественная, и вновь пудрить мозги ей было совсем не обязательно. —
           Парировала ответ Жерара Агата.
           — Серьги подарил Филипп. —
           Секундное замешательство. Агата оценивает сложившуюся ситуацию.
           — Как не осмотрительно Филипп! Ты раздаёшь авансы! Тебя не правильно поймут. —
           — Хельга имеет право на радость сегодня, как никогда. Я предоставил ей радость. —
           Уныло произносит Филипп.
           — Я услышала тебя, сынок. Ты умница! —
           Агата требовательно смотрит на Жерара.
           — Что? —
           Спрашивает её Жерар, но на самом деле, он молчит.
           — Вы уже поговорили с Хельгой? —
           — Господи! Как сложно всё у женщин! —
           Истерически прокричал про себя Жерар.
           — О чём? —
           — О вашем предательстве. Надеюсь, вы принесли ей свои извинения. Смею вам заметить, это важно для женщины, Ддумаю, она их ждёт. —
           — Мама! Тебя нужно паровать с Семёном! Вы такую драму напишите! —
           Восклицает Филипп.
           — Кстати! Где он? —
           Тут же реагирет мать.
           — Мама, престаньте! Хельга, давно расставила всё по своим местам. Ей не нужен Жерар и его извинения тоже. Хельга знает, что она урод, в отличие от нас красавцев. —
           При слове урод Агата вздрагивает.
           — Хельга так же понимает, что семья, это не её удел. Это наша с вами кара! Её счастье заложено в её генах. Её место на сцене. —

           Молодые люди сердито смотрят друг на друга. Тут происходит невероятное. Жерар вскакивает. На это его резкое действие вскакивает Филипп. Они стоят друг против друга. Агата ойкает, и прикрывает рот ладонью. Жерар делает шаг к Филиппу и обнимает его. Тот, состроил удивлённое лицо, опустив руки по швам, смотрит на мать через плечо будущего зятя, та в ответ пожимает плечами.
           — Ляля говорила, что её брат талантливый и великий человек. Для меня это были просто слова. Сегодня я готов подписаться под каждым её словом. Ты не представляешь, какие важные вещи ты только что сказал. —
           Они жмут руки.
           — Я ничего не понимаю! Что за перемирие? Вы ссорились? —
           Нервничает Агата.
           — Загадки отгадываем. —
           Сын целует руку матери. Успокоенная хозяйка дома вспоминает о гостях и уплывает к ним.
Два, теперь уже друга, наполняют бокалы и пьют стоя.
           — Я люблю твою сестру. —
           — Не сомневаюсь. —

           В той самой комнате, где какое-то время гостила Хельга, а теперь спит Ляля с Жераром, две девушки делали вид, что разглядывают новые серёжки. Хельге было достаточно одного взгляда, что бы их разглядеть и оценить. А Лялю серьги вовсе не интересовали, после того как она узнала, что они предназначаются не ей вовсе. Ей куда было интереснее разглядеть карлицу и пообщаться с ней, в надежде выпытать подробности отношений её с Жераром.

            Зачем женщины это делают?! Ответа однозначного нет. Когда нет соперницы, женщина рассматривает себя, как ни с кем несравнимую и единственную для мужчины. Стоит только поколебаться этой уверенности, женщина из собственной шкурки вылезет, но будет выискивать причины нового увлечения мужчины, для того, что бы применить их на себя и стать похожей на соперницу. А попробуй, скажи об этом! Получишь ответ типа:
           — Всегда хотела стать блондинкой! —
           Или:
           — Всегда подозревала, что каре, это моё! —

           В нашем случае, перед Лялей стоял урод, но страшно притягательный. Обворожительный карлик, как кукла на полке магазина, которую нестерпимо хочется купить. Что? Что в Хельге такого? Что карлица делает иначе? Может она колдунья? Вот бы всё и объяснило. А вместо всех этих вопросов звучит обыденный вопрос.
           — Мой брат Филипп увлечён тобой? —
           — Не знаю. —
           — Как это? А серьги? —
           — Тоже не знаю. Полностью его инициатива. —
           — Раньше таких инициатив я за ним не замечала. —
           — Верю. —
           — Почему ты не одеваешь серьги? —
           — С тобой разговариваю. —
           — Ты забыла куклу клоуна. —
           — Я вернула его. —
           — Жерару? —
           — В прошлое. —
           — Жерар твоё прошлое? Я рада. —
           — Я тоже. —
           — Я люблю Жерара. —
           — Я тоже. —
           — Что тоже?! —
           — Любила Жерара. —
           — Ты простила его? Давай одену одну серёжку. —
           Карлица доверчиво подставила Ляле ухо.
           — Ты необыкновенная! Мы тебя долго искали с братом. —
           Одна серёжка застёгнута. Ляля поворачивает карлицу к себе другим ухом.
           — Видимо, и я ждала вас. —
           — Филипп может многое сделать для тебя. —
           — Буду рада. —
           Вторая серёжка заняла своё место.
Здесь срабатывает инстинкт, и девушки одновременно поворачиваются к зеркалу.
           — Здорово! —
           — Да. —
           — Так ты не влюблена в Жерара? —
           — Я была влюблена в Жерара. —
           — А в Филиппа? —
           — Его столько много, что он вытесняет себя. —
           — Точно сказано. Он это умеет делать. Мне бы хотелось иметь такую подругу как ты. —
           — У нас не получится. —
           Карлица опускает глаза.
           — Но тебе хорошо в нашей семье? —
           — Лучше, чем где либо. —
           — Куклу я добавлю в коллекцию Жерара. Там её место. —
           Девушки выходят из комнаты и идут в залу.

           Филипп и Жерар сидят рядом на диванчике у фонтана. Филипп рассказывает о «войне», которую Агата выиграла, ради того, что бы осуществить затею с фонтаном. Молодые люди заметили входящих в комнату сестру и карлицу. Карлица рядом с рыжей красавицей, выглядела именно карлицей. Двое молодых людей отчётливо видят это.
           — Досталось же от жизни человеку. —
           Огорчился за Хельгу Филипп и горестно вздохнул. Жерар встал навстречу невесте, и они пошли вкушать десерт. Филипп повернул к себе Хельгу, рассмотрел серёжки.
           — Тебе идёт. —
           Карлица встаёт на цыпочки, поднимает к нему своё лицо. Какое оно милое! Какое оно умное!
Филипп чмокает карлицу в щёку. Руки карлицы уже не горячие, и сама она не пышет жаром.
           — Ты дашь мне от каждого десерта по кусочку. И смотри ничего не пропусти! Сама-то я не достану. —
           Карлицу Филипп поднимает и сажает на стул. Некоторые гости заметили этот приём, и горестно смотрели в их сторону.
           — Что с Семёном? —
           Рядом присаживается Агата.
           — Осенний гон, мама. —
           — Не оговаривай друга. —
           — Он у женщины. —
           — Какой ужас! —
           — Отчего же, мама? —
           — Ваша работа! Не отразится ли это на ней? —
           — Конечно, отразится, но как он работает после, чувствуя себя виноватым! —
           — И надолго это у него? —
           На лице Агаты появилось брезгливое выражение.
           — Пока не сгрызёт все леденцы на палочке. —
           — Она кондитер? —
           Агата убрала выражение брезгливости с лица и изобразила любопытство.
           — Мама, она полицейский. Причём, полицейский в форме, с дубинкой, в скрипучих сапогах. Ещё она держит всё время стойку. —
           — Что это? —
           На лице Агаты испуг.
           — Женщина стоит с расставленными по ширине плеч ногами, и заложенными за спину руками, и сверлит в тебе взглядом дырки. —
           — Зачем? —
           Агата испугалась за Семёна.
           — Чтобы боялись. —
           — Ты говоришь загадками сынок. —
           — Когда Семёну страшно, это значит ему хорошо. —
           — Ну, вас всех! Эмансипированная молодёжь! —
           Агата проводит ладонью по щеке карлицы.
           — Тебе идёт. Украшения необходимы женщине. Жерар беседовал с тобой? —
           Не зная почему, карлица кивнула головой.
           — Филипп, она должна обязательно попробовать всё из десерта. —
           И тут же добавляет:
           — Моя дочь с женихом самая красивая пара, которую я видела за свою жизнь. —
           — А как же мы? Я и ты? —
           Отец Филиппа волшебным образом склоняется к руке Агаты. Он подошёл тихо, тихо, как белый кот с террасы и сладко встряхнул душу и сердце супруги.
           — Мы были самой красивой парой нашего квартала. Мы и есть, самая красивая пара нашего квартала. Как давно я не покупал тебе украшений! Постараюсь исправиться. Дети подают пример родителям. —

           Агата ощущает в себе учащённое сердцебиение, как детстве, когда она подглядывала за будущим мужем из окна детской комнаты. Отец её детей волнует её, как никогда. Она чувствует себя желанной и млеет. Странное слово, странное чувство! Странно и то, что после длительного физического разрыва супружеских отношений, не смотря на присутствие любовника в доме, муж испытывает к жене то, что испытывал до рождения детей. Поверим им. Без веры прожить жизнь трудно.



Продолжение: http://www.proza.ru/2016/06/10/1454

Послевкусие. Глава двадцать восьмая



            Тодди ждал звонка от Хельги. Он настроился на вечернюю прогулку. Но не в темноте же гулять! Вон уже небо становится сумеречным. Он вышел на террасу. Терраса общая, на три квартиры и занята. Нет, место на ней предостаточно! Только в рассохшемся кресле качалке сидит старик сосед, завёрнутый в одеяло. Одеяло шерстяное, из него выглядывают пушистые седые усы. Череп абсолютно лысый. Пожилой человек без шапки, и рукой придерживает угол одеяла на макушке. Ну и как же он так отдохнёт, если постоянно будет озадачиваться вопросом, накрыта у него лысая голова или нет? Тодди возвращается к себе, достаёт вязаную шапочку из шкафа и с ней появляется на террасе.
           — Добрый вечер! Я вам шапочку принёс… —
           Он протягивает шапочку мужчине. В этом весь Тодди.
Кряхтя, сосед тянется за шапочкой и водружает её себе на голову. Тянет носом прохладный воздух.
           — Спасибо. Печёт кто-то в доме с утра. Пирожок на свежем воздухе так и просится! —
           Тодди выслушивает старика, поворачивается и уходит. Сосед, свернув неловко шею, смотрит ему вслед. Жмурит глаза и расслабляется. В шапке-то, оно куда лучше. И как он забыл о ней, когда шёл на террасу. Через какое-то время старик вздрагивает.
           — Возьмите пирожок, с рыбой. Я его разогрел. —
           Мужчина раскрывает глаза. Перед ним стоит Тодди с пирожком на разовой тарелочке. В этом весь Тодди.
           — Спасибо. Кого-то поминаешь? —
           — За здравие нельзя скушать? —
           — От чего же нельзя? Очень даже можно. Вот смотри, уже откусил за твоё здравие. —
           Говорит с полным ртом сосед.
           — Я тут вздремнул, а ты с пирожком появился. —
           — Мне уйти? —
           — Что ты?! Сиди себе тихо и всё. Кто пёк? —
           — Кулинария. —
           — Хорошо пекут. —
           — Я часто к ним захожу. —
           — Мне бери. —
           — Буду брать. —
           Тодди перенёс своё раскладное кресло ближе к соседу. Сел. Вытянул ноги в сторону заката и прикрыл глаза.
           — Ты всё один, да один, почему? —
           Сосед ел пирожок с аппетитом.
           — Хорошо, когда пирожок тёплый! —
           Радостно вздохнул старик, было слышно как вкусно ему.
           — Так чего один-то? —
           — Вы тоже один живёте. —
           — Я…. —
           Хмыкнул сосед.
           — Мне восемьдесят, и я схоронил жену. Детям некогда. У них жёны да мужья живые, им собственных детей поднимать надо. —
           Старик с досадой махнул рукой.
           — У меня детей никогда не будет. Потому и жены никогда не будет тоже. —
           — Ты что такое говоришь! Это сколько надо прожить, что бы точно знать о себе такое!—
           — Сейчас такая медицина, что они тебя насквозь рассмотрят за полчаса. —
           Возражает старику Тодди.
           — Что? Прямо так и сказали – не будет. —
           — Так и сказали. —
           — Ты прости, конечно, но как мужчина, ты дееспособный? —
           — Способный. —
           — Ну и, слава Богу. Может, что и проскочит, да и получится. Ты верь! Это самое главное в этом деле. —
           У старика глаза закрыты, у Тодди тоже. Веки старика подрагивают, старик думает. У Тодди веки расслабились, и он собирается вздремнуть.
           — Да что же тебе теперь, весь век одному куковать! Есть же женщины, которым рожать нельзя, или ещё чего! Узнай, найди! Сходитесь, негритёнка усыновите. Вон их, сколько к нам понаехало! Детей бросают! А дети что? Дети всякие, дети. —
           Слова старика как бы приоткрыли липкую завесу чужого несчастья. Не открывая глаз, молодой мужчина, стремительно переваривал полученную информацию. Ладони рук вспотели. Он вытер их о штанину.
           — Ты чего молчишь? —
           Старик, взбудораженный бедой с молодым соседом, или может быть тёплым пирожком, желал продолжения разговора. Старик активно двигался в кресле, шапка упала с головы на пол террасы. Тот стал за ней тянуться. Тянулся, тянулся и наконец-то достал. Распрямился, смотрит, а Тодди нет рядом с ним. Огорчился пожилой человек. Что он сказал такого? Чем обидел? Откинулся с досады на спинку кресла качалки и то, стало качаться в ускоренном ритме. Сдвинул шершавой ладонью шапочку на глаза и замер, ожидая, когда кресло остановится. Досада на себя и молодого соседа была настолько велика, что старик заскрежетал зубами.
           — Возьмите, я вам ещё принёс. —
           Услышал он возле себя.
Рука старика немедленно сдёрнула с лица шапочку. Перед ним снова стоял Тодди и снова пирожок на тарелочке.
           — Ты что? Сегодня на раздаче? —
           — Одному есть не хочется, а они пока свежие вкусные. —
           — А то я не знаю. —
           Говорит старик и берёт с тарелки пирожок. Тодди усаживается с ним рядом. Вид у него, запыхавшегося человека.
           — Бегом бегал за пирожком что ли? —
           Сердится старик.
           — Я уж думал, чем тебя обидел. —
           — Вы меня не обидели. Вы мне мозги вправили. —
           — Да? Это я могу. Это насчёт дитя? —
           — И насчёт дитя тоже. —
           — Раз заработал, значит, буду есть. Мне теперь и ужинать не придётся. Чаю попью, или молока. —
           — Я сейчас принесу. —
           Вскакивает с кресла Тодди.
           — И молока можешь принести? —
           — Я теперь всё могу. —
           Старик улыбается и смотрит в след молодому человеку. Старик счастлив.

           Счастье! Ну что это такое? Скажите кто ни-будь. Нельзя найти чёткое определение этому существительному, нельзя установить время и протяжённость его. Не пахнет оно. Не звучит. Но, стоит пройти большому количеству лет, именно запах, коснувшись ваших ноздрей, воспроизведёт действительность из прошлого, и зазвучит в унисон с сердцем забытая мелодия. Сегодня Тодди счастлив. Его счастье тянется в просветлённоё стариком будущее. Счастлива мать Филиппа. Её счастье, когда-то раскололось на две половинки, на многие годы, что бы вернуться к ней вновь в целости и сохранности. Кто счастлив у нас ещё? Это Жерар и Ляля. Счастье Жерара, часто захаживало к нему на короткое время в комнату с разноликими куклами клоунами. Счастье Ляли не могло её догнать и застать дома. Счастье гналось и гналось за ней, да запыхалось и устало. Устала и сама Ляля, обернулась, а счастье рядом с ней. Счастлив Сёмён. Только счастье этого человека вечно остывает, и его надо ставить на огонь, что бы подогреть. От Огня портится не только посуда, но и её содержимое, как же не испортится счастью Семёна?! Филипп - не туда влип. Это дразнилка из детства. Как нельзя лучше, дразнилка определяет счастье Филиппа на данный момент. Сейчас он наблюдает за карлицей. Та надкусывает очередное пирожное. Смакует его во рту.
           — Ей можно играть детей и высохших от времени старушек. —
           Размышляет Филипп.

           Карлицу уже просили у него другие театры, на роль карлика при дворе Стюартов, в историческом спектакле. Так что, основание будущего карлицы он слепил. Филипп доволен карлицей. Филипп доволен собой. Может ему взять, да влюбить в себя карлицу? Ух! Какая она была горячая, при встрече с Жераром. Как вовремя он сделал ей подарок в виде сережёк, бут-то душем окатил. Вернулась с Лялей совершенно другим человеком. Ничего женское ей не чуждо. Как размышляет! Как чётко формирует ответы! Не юлит, не строит глазки, и в тоже время притягивает как магнитом. Принимает заботу без подобострастия.

           Филипп и театр – одно целое. Оказавшись за пределами театра, Филипп всегда страдал. Как будто не вышел, а выпал из него и ждёт, когда его поднимут. Теперь карлица под рукой, она часть театра. Ей нужна его забота. Без него она в Риме, как слепая. Карлица, как бы продолжение театра за его пределами, он привязался к карлице, как к любимой игрушке. Филипп моргнул и вернулся в реальность.
           — Ты ещё не набила животик? —
           — Скорее да, чем нет. Заставь меня перестать есть всё это. —
           Ручки карлицы распахнулись, показывая на заставленный вазами стол.
           — Ты, моя кроха! —
           Филипп берёт Хельгу под мышки и уносит из залы. Окружающие начинают шушукаться. Карлица готова показать им язык, но не делает этого. Они поднимаются на второй этаж, проходят по коридору мимо кошачьего царства. Сегодня тут только мамаши с котятами. Остальные, чувствуя большое скопление людей в доме, удались на выгул. Не видно белого кота. Терраса пуста. Не прыгают коты и кошки с дерева, никто не сидит в креслах. Нет сумерек. Сумерки приходят туда, где люди смотрят на свои поступки сквозь пальцы, как сквозь сумерки.
           — Усаживайся и дыши свежим воздухом. —
           Филипп гремит холодными раскладными креслами, раскладывая их.
           — Не вижу пледа. Ни одного! Посиди тут, я схожу за ними. —
           За ним хлопает дверь и начинает слегка покачиваться из стороны в сторону. Туда, сюда. Карлица замирает глазами на двери. Прокручивает в памяти фрагменты разговора и встреч глазами с Жераром. Даже такой факт, как получение драгоценности от Филиппа публично, тоже надо проанализировать. Карлица катастрофически нуждалась в тишине и одиночестве, в которой она бы подумала обо всём с ней происходящим. Наверняка складные кресла холодные и влажные, садиться в них не стала. Стоит, ожидая возвращения Филиппа. Сумерки будто ждали. Нежно, почти трепетно вернулись на террасу. Вот и мы.

           Бывает так, когда нестерпимо хочется обернуться. Карлица оборачивается. За стеклом входной двери на террасу, просвечивается силуэт Жерара. Словно кисточкой сумерки обвели мужской силуэт сиреневой краской по краю и растушевали. Синее платье карлицы стало лиловым. Мысли, словно ягодное желе липкие и плотные. Болезненная пульсация в висках. Карлица смотрит на свои руки. Сиреневые. Душа зашлась в сиреневой истерике. Не заходи…. Не заходи…. Дверь распахивается и входит Филипп. В руках держит пальто из норки. Карлица тянет к нему руки. Поспешно надевает шубку. Мех трогает лицо, шею, как бы прося, успокоится. Филипп весел и энергичен. У него хорошие новости. Он не замечает сумеречное настроение карлицы.
           — Звонил Семён, домой просится. Устал, говорит. —
           И заливается смехом.

           Сумерки терпеть не могут смех. Смех бесит сумерки. Потому сумерки пошли волнами и стали расползаться за ограждения террасы. Пока, пока, сумерки!
           — Тебе Тодди звонил. Ты уж прости, но телефон так надрывался в кармане шубки, как не посмотреть, кто звонит. —
           — Мы должны были погулять. —
           — Погулять? —
           Филипп облокачивается на ограждение террасы. Смотрит на небо.
           — Необычный оттенок! Сиреневый…. —
           Сумерки, перестают расползаться и замирают. Филипп поворачивает лицо к карлице.
           — Не знаю, какими словами тебе всё это сказать, но сказать надо. —
           — Нельзя любить не любящего тебя. Противоестественно это. —
           Карлица не узнавала Филиппа, даже голос его. С ней сейчас говорил её отец.
           — Любовь знаковое понятие. Есть и другие понятия, такие как дружба, доверие, терпение, сострадание к заблудшему человеку в дебрях любви. Кто-то же должен это делать! Дружить и сострадать. Нельзя всю жизнь жаждать только любви, бродя от одной, к другой. Набивать себе шишки, ставить их другим. —
           Филипп растирает рукой шею, виски.
           — Выходит Агате можно жаждать. —
           — Маме можно, раз это всё уже свершилось и завершилось. В маминой ситуации может оказаться каждый. Главное не вовлекать время. —
           — Прости. —
           Карлица застыдилась своего замечания.
           — Легко переходить на личности и клеймить позором. Выгодно даже! Этим способом пользуются политики, прославляют себя, как положительного героя, и клеймят позором, заблудшего в дебрях любви конкурента. —
           Филипп произносил фразы, будто не спеша мазал сухой хлеб маслом. Без эмоционального внутреннего надрыва, но нож с маслом всё-таки шуршал о засохшие края хлеба.
           — Незрелым юнцом, я был готов разорвать на куски Павла и разбросать их на базарной площади бездомным собакам. Отец как мог, старался объяснить мне, что это болезнь, и она у мамы обязательно пройдёт. Он терпел, дружил, сострадал…. А мама? Она смотрела на мир как сквозь сумерки и кроме внутренней потребности, ничего не чувствовала. И каков результат, этой все поглощающей любви? Никакого! Мы зачаты ею от отца. От её отношений с Павлом, даже детей не осталось, а скоро и воспоминаний. Надеюсь. —
Обида взяла своё в конце рассудительного диалога Филиппа.
           — Ты карлица. Любовь будет обходить тебя стороной, но прежде, будет останавливаться, что бы разглядеть тебя и пожалеть. Я не карлик, но стараюсь обойти любовь стороной, но в случае с тобой, могу остановиться, что бы пожалеть и разглядеть лучше. Может случиться так, что занятие это затяниется. —
           На веранде раздаётся грохот. Филипп и Хельга одновременно оборачиваются. На каменной плитке террасы колыхается тело Семёна. Блокнот, ручка и части кресла валяются рядом. Филипп кинулся поднимать друга, а тот ухватил блокнот и ручку. Оказавшись в вертикальном положении, тут же начал строчить в блокноте. Филипп и Хельга обтряхивали его одежду, поправляли её на нём, а тот писал и писал.
           — Записываешь сальные воспоминания о Розе? —
           Семён отрывает глаза от блокнота. Смотрит на Филиппа и не видит. Идёт к ограждению террасы, пристраивает свой блокнот в горизонтальном положении и продолжает писать.
Наверное, Семён сел на кресло, а оно под ним развалилось. Филипп разглядывает обломки кресла, поднимает часть от него, размахивается и швыряет в сгустившиеся сумерки. Так сумерки, навсегда ушли с террасы.
           — Рад видеть тебя в строю. —
           Громко обращается Филипп к Семёну. Тот продолжает делать записи в блокноте.
           — Наверное, сгрыз все леденцы на палочке. —
           Доверительно говорит Филипп Хельге и, видя её непонимающее лицо, добавляет:
           — Полицейский Роза кормила его варёным сахаром на палочке. —
           Это ничуть не прибавило ясности карлице. Филипп это видит.
           — Семён проголодался и наконец, явился. Я его муза. Он так давно меня не видел, что увидев меня, с головой ушёл в работу. Знает, чей хлеб ест…. —
           Диалог Филиппа со злым окончанием.

           Огромный белый кот с голубыми глазами прислонился к ножке кресла, выгнул спину, перебирает передними лапами и не сводит глаз с Филиппа.
           — Кот тоже знает, чей ест хлеб. —
           Хельга присаживается на корточки, кот немедленно подходит к ней.
           — Как же так! —
           Думает карлица.
           — Я его побила, а он идёт ко мне. —
           Животное урчит всем телом и старается теснее прижаться головой к её руке. Карлице стыдно, щёки начинают гореть. Она хочет взять кота на руки и прижать к себе. Первая же попытка сделать это, заставляет кота уйти. Он обёрнётся ещё несколько раз, и скроется за дверью.
           — Обязательно вымой руки. —
           Требует Филипп.
           — Семён! Я верю, что ты горишь работой. Перестань писать. Стол ломится от десерта. Агата не простит, если ты не появишься за столом. —
           — Не говори мне о сладком! —
           Ноет толстяк. И тут же:
           — Ребята, вы сами творите диалоги и сцены. Я раздвину границы нашего спектакля, введу новые лица, с новыми судьбами. Как не ввести, например судьбу Павла и перевоплощения любви Агаты. Я только что, нечаянно наблюдал объятия твоих родителей, мурашки прошлись по телу. —
           — Только с маминого личного согласия. —

           Филипп пропускает вперёд себя карлицу, затем буквально выталкивает толстого друга за дверь с веранды. Невидимое, только ощущаемое присутствие чего-то ненужного и отягощающего довлеет за его спиной. Филипп оборачивается. Что бы это могло быть? По крышам соседних домов, медленно скользит сиреневая дымка. Это сумерки ищут новое пристанище.
           — Как? Семён здесь?! И я не знала об этом? —
           Радостным восклицанием встречает Семёна Агата. Семён припал к её руке.
           — Не посмел беспокоить. Дом полон гостей. —
           Агата уводит за собой Семёна.
           — Что будем делать? —
           Карлица смотрит в зал на гостей.
           — Я заберу, чуть позже сытого Семёна, и пока он на творческой волне буду с ним работать у себя дома. Тебя отвезу Тодди, ты погуляешь с ним. —
           — И не будешь потом меня подковыривать этим? —
           — Конечно, буду. Но тебе и Мою необходимо гулять перед сном. Сегодня выходной, а ты весь день в помещении. Завтра я наверняка из квартиры не выйду. Семён в ударе. Если ты ему не понадобишься, что бы задавать свои писательские вопросы, то и завтра будешь одна. Тодди не желательное, но вынужденное явление и просто хороший парень. —
           Карлица слушает.
           — Я положил тебе в карман карточку. С ней ты сможешь покупать повседневные мелочи. На кассе в магазинах просто подавай карточку кассиру. —
           Хельга приваливается к Филиппу. Со стороны кажется, что к нему прижался подросток.
Филипп водит пальцем по её макушке, чтобы не нарушить замысловатое плетение парикмахера. Он чувствует глубокую человеческую привязанность к карлице.
           — Тебя всё устраивает в сегодняшней жизни? —
           Карлица смотрит в гостиную, где Жерар и Ляля держатся за руки, стоя у фонтана с рыбками.
           — Да. Главное, что бы ты ни исчез из неё. —
           — У нас много общих дел, потом я просто тебя люблю. Такое не произойдёт. —
Они сядут на диванчик, просмотрят семейный альбом, специально выложенный на видном месте для гостей и Жерара. Потом из кухни появится Семён с коробочкой полной десерта. Такси отвезёт их к незнакомому дому.
           — Что за дом? —
           Спросит карлица, поднимая подбородок и выглядывая из окна машины.
           — Дом Тодди. Звони ему. —
           Карлица немного растеряна. Договаривались на день, а сейчас почти вечер.
           — Тодди выйдет и я, удостоверившись, что ты под присмотром хорошего парня буду работать, а потом и спать спокойно. Надеюсь, хороший парень останется им. —
           Карлица пожимает плечами, улыбается. Звонит, разговаривает с Тодди. Тот вскоре появляется во дворе. С интересом смотрит на выходящего из машины Филиппа и карлицу. Идёт навстречу.
Филипп, демонстративно и не спеша перевязывает по своему шарф на шее карлицы. Поворачивается к Тодди. Здоровается за руку.
           — Обещал, значит гуляй. Аккуратно, заботливо…. Ты у нас ласковый. —
           Филипп садиться в машину, из которой наблюдает за происходящим Семён, и уезжает.

           Хельга и Тодди провожают машину взглядом. Они успеют только поздороваться, как машина задним ходом вернётся на исходную позицию. Из открывшейся двери, рука Филиппа передаст коробку с десертом со словами:
           — От Семёна…. —
           Рука скроется в салоне машины, и та вновь уедет.
           — Десерт мамы Филиппа. Я его объелась. —
           — Я тоже не хочу. У меня хорошие новости от соседа. Он старенький. Можно его угостить. —
           — Давай угостим. Где старенький сосед? —
           — На террасе. Выход на террасу через квартиру. —
           Тодди берёт карлицу за руку и ведёт за собой. Та послушно ступает по ступеням, по квартире, потом по террасе. Старик видит их. Он с первого взгляда разглядел несоответствие в пропорциях спутницы Тодди.
           — Здравствуйте. —
           Сказала на итальянском Хельга. Обиходные слова она начинала запоминать. Далее она будет стоять и молчать.
           — Кто она тебе? —
           — Пока не знаю, но думаю о ней постоянно. —
           — Она недоразвитая. —
           — Она русская. Язык наш не знает ещё. —
           — Понятно…. Русский карлик. Зачем он тебе? —
           — Так, сразу видно? —
           — Мне видно. Ты тоже укорочен и лоб огромный. Дальняя родственница? —
           — Нет. Работаем в одной труппе. Актриса она. —
           — Зайчиков играет? Так что ты о ней думаешь? —
           — Беспокоюсь, жалею, в Риме у неё никого нет, кроме работодателя. —
           — Богато одета. Она под присмотром? —
           — Шеф за ней присматривает. —
           — Ну и хватит с неё. —
           Старик не дождавшись, когда ему предложат коробку, сам берёт её из рук Тодди. Смотрит на карлицу. Та улыбается ему. Затем опускает глаза в коробку. Разглядывает.
           — Божья Матерь! И эту красоту ещё и едят?! —
           Хельга захлопала в ладоши. Ей передалось восхищение старика искусством кондитера.
           — Я возьму вот это…. —
           Старик запускает в коробку руку и достаёт десерт, в кружевной салфеточке.
           — Это выглядит проще. Остальное забери для неё. —
           Возвращает коробку Тодди.
           — Плодить карликов на свет никто не захочет. Так что работодатель третьим лишним не будет. Если проникнитесь состраданием друг другу, поймёте, что никому не нужны, будете жить вместе. А если ещё дадите возможность безродному дитю родство почувствовать, крёстным к вам пойду. Дитю дедом буду. В завещание впишу. —
           Старик осторожно положил десерт, в кружевной салфетке на пластиковый столик у кресла.
Пожилому человеку хотелось сделать доброе и вечное, то, что переживёт его с памятью о нём. Замолчали. Край крыши соседнего дома медленно обволакивает сиреневый туман. О чём люди здесь пригорюнились?
           — Темнеет…. Я обещал карлице погулять. —
           Тодди встаёт.
           — Идите, идите…. Я всё сказал. —
           Они идут по террасе. Карлица обернётся. Старик помашет ей рукой.
           — У старика никого нет? —
           — Есть дети. Но дети занимаются своими детьми, дети детей внуками. Так у всех бывает. Когда дети станут свободными, вспоминают о родителях, а их уже нет в их жизни. Не успели!—
           — Что не успели? —
           — Не успели быть рядом с родителями в старости. —
           — Я свободна от таких обязанностей. —
           Тодди заводит карлицу в квартиру со стороны террасы.
           — У меня, как и у тебя нет родителей. Работаем вместе. Что ещё? —
           Тодди, набирается духу и произносит запретные слова:
           — Ни один мужчина не захочет иметь от тебя детей. —
           Карлица выдёргивает руку из руки Тодди. К ней не пришло, а ворвалось желание уйти.
           — А у меня дефект, из — за которого, ни одна женщина не сможет зачать от меня ребёнка. —
           Тодди закрыл дверь за собой на террасу и прищемил сумерки. Сумерки тянулись к человеческому смятению духа, сгорая от любопытства. Сейчас они прилипли к оконному стеклу. Прозрачная штора приняла на себя их оттенок. Хельга и Тодди сквозь штору и стекло, сквозь сумерки смотрят на старика в кресле качалке.
           — Ты не можешь знать это наверняка. —
           — Я обследовался. Результат на руках. —
           — Ты можешь взять ребёнка на воспитание. —
           — Могу. Теперь и я это знаю. Ребёнку нужна мама. —
           — Есть много женщин неспособных родить ребёнка. —
           — И это я теперь знаю. —
           — Значит, не так всё страшно?! —
           — Да. Сегодня ясный день. Я узнал то, что знал, но не примерял на себя. Увидел горизонт, буду к нему идти, а дойти до него не возможно. Земля круглая. Идти надо всегда. —
           — После нас по земле к горизонту будут идти обретшие родителей дети, внуки. Мы вечные, потому что не можем дойти до горизонта. И земля вечная, потому что она круглая, и по ней вечно будут идти люди к своим целям. —
           Ликование от сделанного открытия бушует в груди молодых людей.
           — Пошли к горизонту, что мы сидим дома! —
           Карлица первая выходит из квартиры Тодди. Потом уже, у себя в квартире, она не сможет вспомнить, как выглядела его квартира.
           — Пошли. Закрою на замок квартиру. Пусть всё сказанное остается в ней и сбудется. —
           Карлице передалась таинственная значимость голоса Тодди.
           — Закрывай быстрее! —
           Тодди быстро проворачивает ключ.
           — Дай мне ключ. —
           — На. —
           Карлица с долей торжественности опускает ключ себе в карман. Ключ тяжёл и оттянул подкладку кармана. Она это чувствует.
           — Потом тебе дам поносить. —
           Обещает карлица и берёт парня за руку. Они выходят во двор, затем на улицу и идут по ней. Идущие навстречу люди, обращают на необычную пару внимание, улыбаются им.
           — Нам улыбаются, почему? —
           — Потому что мы идём к горизонту. —
           — Разве из них никто к нему не идёт? —
           — Мы это делаем впервые и потому наше рвение им очевидно. —
           Силуэты птиц на деревьях, сами деревья, словно карандашом обведены на темнеющем листе неба. Молодые люди садятся на лавочку в парке. Парк пустеет.
           — Простыть можно, долго сидеть не будем. —
           Предупреждает Тодди. Поднимают лица к небу, на них смотрят звёзды. Звёздам нравятся глаза на них смотрящие. Звёзды только и занимаются тем, что ловят восхищённые и влюблённые в себя взгляды людей. Вбирают в себя блеск их глаз и сияют в небе вечно, потому что на земле очень много людей, которые смотрят на звёзды. Не забывайте смотреть на звёзды.

           А вот в Москве звёзд не видно. Потому как много звёзд в обличье человеческом. Они блестят с афиш, с обложек газет и журналов. Людям некогда смотреть в небо, они следят за земными звёздами. Маша отложила женский журнал в сторону.
           — Интересно, как наша Хельга? —
           Вытягивается во весь рост под одеялом. Одеяло прохладное, с лёгкой влажностью. Отопительный сезон ещё не начался, и осень самовольно проникает в жилища человеческие и наводит в них свои порядки.
           — Хельга хоть и карлик, но я её не вижу карликом. —
           Сергей выходит из ванной комнаты и стоит в раздумьях.
           — Это потому что мы привыкли к её внешности, как бы смирились с ней. Первое впечатление всегда выдаёт в ней карлика. —
           — Может не снимать халат, а в нём и лечь спать, теплее будет. —
           — Здорово придумал! —
           Маша выскакивает из кровати и несётся в ванную. Надевает свой банный халат и этаким дедом морозом выходит из неё вперевалочку.
           — Как я вам? —
           — Сам такой. —
           — Нет, на мужчинах банный халат хорошо смотрится, а женщины в них становятся толстыми и бесформенными. —
           — Я знаю, как ты выглядишь на самом деле. —
           Девушка пытается лечь в банном халате под одеяло. Одеяло не скользит по её телу, а собирается буграми. Этакое нагромождение раздражает. Она трогает рукой своего мужчину и чувствует толстую ткань халата.
           — Нет, я так не хочу. Я тебя не чувствую. —
           — А ты потерпи, халат согреется, станет лучше. —
           — Не станет. Давай раздевайся, и я тоже разденусь. —
           — Мне хорошо в халате. —
           Маша замирает и обида, как те сумерки начинает закрадываться в душу. Мерзкая такая. Вот тварь! Так и караулит людей и при малейшем не совпадении настроения, втискивается меж ними. Маша лежит неподвижно и чувствует обиду у горла.

           Так бывает к сожалению! Когда день насыщен заботами, когда кто-то из двоих обронил необдуманное слово, когда душа просит одиночества, или потому, что просто осень навела свои порядки в комнате.
           — Значит в халате тебе хорошо, а со мной без халата будет плохо. —
           Сергей поворачивает голову на подушке. Их лица буквально рядом. Глаза в глаза, лица не увидать.
           — Что ты такое говоришь? —
           — Ты не со мной, ты в халате. —
           Обида перехватывает дыхание, девушка замолкает, и только глаза светятся от злости. Лучше пресекать женскую обиду на корню всегда. Вот один из способов:
           — Красоту твоего тела банный халат не спрячет. Я вижу тебя с закрытыми глазами. —
           Обида сконфузилась. Опять ей не удалось разжечь в людях скандальчик. Сергей обнимает Машу. Тело парня проворачивается в халате, узел от пояса давит в бок, одеяло на нём громоздиться горой.
           — Действительно неудобно. —
           Парень вскакивает и снимает халат. Поднимает одеяло с Машиного края кровати и буквально вытряхивает девушку из халата. Халаты падают один на один на пол. Обида прячется под кровать, и будет там дуться до следующей благоприятной ситуации.
Согрелись, полежали в молчании немного.
           — И не звонит…. —
           — Ты о Хельге? —
           — О ней. Почему в этой комнате морская тема? Дельфины, синий цвет…. Твой брат любил море? —
           — Стыдно сказать, но я не знаю. Судя по комнате, любил. А ты, что ты любишь? —
           — Тебя. Маму, папу, Мишку пытаюсь любить…. Этот дом люблю. Сережки, которые подарил брат. —
           — Он тебе не брат. —
           — А то я не знаю! Но дарил он серьги как брат сестре. Пусть им и будет. —
           На столике у кровати, под синим светильником в виде дельфина, загорелся экран сотового телефона. Резкое движение руки Сергея нечаянно сбрасывает телефон на пол. Тот начинает вибрировать и ползти по полу под кровать. Сергей вынужден встать и доставать телефон. Нечаянно включает громкую связь.
           — Алло! —
           — Сережа! Серёжа, это я Хельга. —
           Маша поспешно садится в кровати. Сергей присаживается с ней рядом.
           — Ты что так долго не звонила? —
           Кричит Маша. Знание того, что звонок издалека, из-за границы, невольно заставляет людей делать это.
           — Жила в доме матери Филиппа, неудобно было. Теперь живу отдельно в своей квартире. Потом, элементарно не знала, как и что набрать, что бы дозвонится до Москвы. У меня в гостях коллега по театру, он и помог вам дозвониться. Вы как сами? —
           — У нас всё хорошо, скучаем по тебе. —
           — Хельга! Что же это получается? До меня только дошло! Мы больше никогда не увидимся? —
           — Не говори так! Увидимся, но не скоро. —
           И что бы сменить тему:
           — Вам привет от Жерара! Мы сегодня вместе обедали у матери Филиппа. —
           С приветом карлица соврала, но пусть так и останется. Этим она дала понять своим друзьям, что может легко и свободно говорить о Жераре.
           — И что? И что? —
           Маша покрылась мурашками. Сергей накрывал одной рукой её одеялом, другой держал телефон.
           — Жерар просил у родителей Филиппа руку и сердце Ляли. —
           — И что? И что? —
           — Да отдали ему и, то и другое, тем более что всё это он давно прибрал к рукам. —
           — А ты-то, зачем в кругу родственников оказалась? —
           — Была настоятельно приглашена его матерью. Она столько для меня делает! Отказать было нельзя, хотя Филипп предлагал не ходить. —
           — Хоть один человек в здравом рассудке! Ты освоилась, привыкла уже? —
           — В быту да. У меня такая славная квартирка, такая красивая мебель, всё красивое, всё новое. Мать Филиппа подарила мне щенка. Карликовый шпиц, померанец. Беленький, беленький! —
           — Поцелуй его от меня! —
           Слышно как Хельга чмокает щенка. Тот повизгивает.
           — Что с работой? —
           — Тут всё не так просто. Вроде ходишь в театр каждый день, уже освоилась, а попробовала встать посередине сцены, когда никого не было, даже рот не смогла открыть, что бы произнести хотя бы одну фразу. Филипп требует делать это у зеркала. Впрочем, я и это пробовала! Начинаю смеяться над собой, или хуже того, ненавижу себя. Вижу себя в зеркале полной идиоткой. —
           — Наверное, так со всеми бывает в начале. Пройдёт! У тебя обязательно всё получится.—
           — Хочется верить. Мне тут подсказывают, что Филипп, всё равно заставит это сделать.—
           — У подсказки мужской голос. —
           — И удивительные глаза. Потрясающие! —
           — Так говорят о женщинах. —
           Вклинивается в разговор Сергей.
           — Хельга приукрашивает. Я маленького роста, низкий лоб, непропорциональное тело и те самые глаза, про которые, вам только что рассказывали. —
           Телефон в руках Сергея заговорил мужским голосом. Сергей и Маша переглянулись. Сергей пожал плечами.
           — Меня зовут Сергей. Рад, что Хельга не одна. —
           — Меня зовут Тодди. —
           — Вы собираетесь жить вместе? —
           — Я собираюсь. Она ещё не знает об этом. —
           Сергей весь заёрзал на кровати.
           — И как Хельга реагирует на сказанное вами сейчас? —
           — Разглядывает меня. —
           — Сказать ничего не хочет? —
           — Спокойной ночи! Теперь я знаю, как набирать Москву и буду звонить вам. —
           Перебивает мужской голос карлицы.
           — Будем ждать. —
           Экран телефона потух. В темноте Сергей и Маша думают о карлице.
           — Кажется у неё всё в порядке. А что не получается, так научит Филипп. —
           Заговорил Сергей.
           — Она будет жить с карликом? Ты так понял? —
           — Вполне возможно, если в спектакле главная героиня карлица, значит, могут быть задействованы другие карлики. —
           — Может это и выход для неё. Хотя она не собиралась соединять судьбу с карликом. —
           Молодые люди замолчали. Им есть о чём подумать перед сном.

           Мой в отсутствие человеческой мамочки скулил, ел и спал. Просыпался, снова скулил, ел и снова спал. Так он и дождался её прихода. Скатился с кровати и бросился под ноги. Рядом показалась ещё одна пара ног. Но из этих двух пар человеческих ног, он мог безошибочно определить ноги мамы. Поэтому он сразу же привалился к ногам Хельги. Чужая пара ног присела и протянула к нему волосатую руку. Для приличия Мой лизнул её. Ощущение языком волосатости, ему понравилось. Он продолжил лизать, прикрыв от удовольствия глаза.
           — Голодный? —
           — Нет. Ласковый. —
           Тодди огляделся.
           — Хорошо живёшь. —
           — Это всё Филипп и его мама. —
           — Ты их заботу о себе не возноси до небес. Филипп решает проблемы каждого из его труппы, если его попросили, или узнал сам. Некоторые барышни, не разобравшись, влюблялись сразу после первого соития и, долго потом удивлялись, почему нет развития отношений. Начинали выяснять причины, которых нет и быть не могло. —
           — Что потом было? —
           — Да ничего особенного. Сами догадывались, или кто ни будь, как я сейчас, объяснял им.—

           Хельга накладывает еду щенку. Включает электрический чайник. Мололые люди гуляли в осени, и горячий напиток был сейчас, кстати, тем более что десерт в коробке ждал своей участи. Тодди догадался и пресёк попытку карлицы встать на табуретку и открыть навесной шкаф.
           — Чашки достать? Сахарницу? —
           — Да. —
           Он достал перечисленные предметы.
           — Я сварю себе кофе. Ты утром варила кофе? Почему не вымыла кофеварку? —
           — Не до этого было. Атаковала русская соседка. Мне повезло, я живу в доме, где снимают квартиры жильцы из России. —
           — Я знаю об этом квартале. —
           Звонят в дверь. Тодди смотрит на часы, но комментарий, ни каких не делает.
           — Это она, однозначно! Моя соседка. —
           Поясняет Хельга.
           — Тебя нет дома. —
           Даёт совет Тодди.
           — Она слышала нас, когда мы пришли. —
           Хельга идёт к двери. Тодди остаётся на кухне варить кофе.
           — Это я…. Ну, как? Что твои любовники? Не передрались? Впрочем, здесь так не водится, это не Россия. —
           Соседка усаживается на диванчик, поджимает под себя ноги. Хельге не нравится, что соседка сделала это не снимая тапок, в которых шла по общему коридору.
           — Просто млею от твоей мебели. Её купили для тебя насовсем, или потом заберут? —
           — Сама оставлю. —
           — Ну и дурра…. Так что там было? Как вели себя твои мужчины? Ты кофе варила? —
           Соседка нюхает воздух в комнате.
           — Кофе сварил я, но не знал, что вы придёте, так что разолью вам, на две чашки, а себе сварю новый. —
           Тодди вышел из кухни. Соседка повернулась всем телом на мужской голос. Женщина разглядывает мужчину необыкновенной внешности, а руки её живут сами по себе, взъерошили волосы, убрали лишние пряди за ушки, якобы поправили воротник халатика, при этом незаметно расстегнули верхнюю пуговицу.
           — Тодди. —
           Представился он. Взял руку женщины, замер, ожидая ответа. Та прилипла к его глазам, своими глазами. Ни маленький рост, ни приплюснутая голова, ни двух дневная щетина, не имели никакого значения. Только глаза и удивительно красивые руки. У женщины сладко заныло под грудью. Она выпростала из-под себя ноги, даже встать хотела, но Тодди мягко усадил её обратно.
           — Я друг Хельги. Тодди. —
           Пришлось повториться парню.
           — Люба. Любовь значит. —
           Тодди выпрямился.
           — Хельга, в твой дом пришла любовь. Очень нарицательно. Прошу на кухню, вас ждёт необыкновенный десерт. —
           — Не ем после шести. —
           Жеманничает соседка, но подчиняется и идёт за Тодди.

           Улыбнитесь на улице Рима понравившемуся вам мужчине. Не пожалеете! И ничего плохого с вами не произойдёт. Вас одарят лучезарной улыбкой, вы услышите незабываемые комплементы и добрые пожелания. Вы увезёте их с собой и, вспоминая потом незнакомого итальянца, будете улыбаться искренне, тепло, как улыбались в ответ на его улыбку.
Тодди возвращается за карлицей. Так же как и соседку уводит на кухню и усаживает на стул. Разливает кофе. Смотрит на дно кофе варки и выходит из кухни.
           — Тодди один из двух твоих мужчин? Какой притягательный! Меня всю свело от его глаз. —
           Соседка ерошит волосы, лизнула пальчик и пригладила брови.
           — На мне всё дыбом встало! —
           Её передёрнуло всю, и она поежилась.
           — Нет. Мы работаем вместе и гуляли сегодня вместе. —
           — Это третий!? —
           Карлица виновато пожимает плечами. Входит Тодди засыпает кофе, наливает воду в гейзерную кофе варку и ставит на плиту. Достаёт пирожные в кружевных корзиночках, выкладывает на плоскую тарелку.
           — Десерт упаковала мама Филиппа. —
           Специально, что бы достать соседку поясняет Хельга и начинает понимать, что соседку заводит Тодди. От чего же у карлиуы нет такой реакции?

           Глупая карлица! Ты же влюблена в Жерара. Ты влюблена в Филиппа. Да и в Тодди ты немножко влюблена. Чуть, чуть. Вот только влюблённость придушена, комплексами, сомнениями, предательством, сравнениями себя с другими, переездами из страны в страну, и многим ещё чем. Слово предательство, неуютное слово, и если такое произошло, пострадавших двое. Предавший, так не считает. Его накрыла с головой новая любовь. Любовь не спрашивается, не предупреждает, приходит и всё. Что есть предательство? Если человека оставляет другой человек в момент общего несчастья, болезни и немощности, то это предательство во всей его красе. Во всех других случаях предательство можно подать под любым соусом, каким желаете.
           — Всё для меня? Могу взять любое? —
           Воркует над десертом Любовь, бросая на Тодди томные взгляды.
Хельга наблюдает за ужимками соседки. С той произошли перемены. Заалели щёки, она покусывает губы, перекладывает ногу на ногу, одёргивает вниз халатик на груди и не отрывает глаз от Тодди.
           — Может мне накинуть на неё покрывало? —
           — Зачем? —
           Тодди поворачивается к Хельге.
           — Из шкурки своей, боюсь, выскочит. —
           Отвечает карлица.
           — Кто? —
           Соседка надкусила пирожное и чуть, чуть пришла в себя, потому что Тодди отвернулся от неё.
           — Щенок мёрзнет. —
           Объяснила свои слова Хельга.
           — Так пойди, позаботься о нём. —
           Распорядилась соседка.
           — Тодди, отнеси Моя в кровать. —
           Хельга протягивает щенка Тодди. Тодди забирает собаку и выходит.
           — Напомни ему о туалете. —
           Говорит в след карлица.
           — Как? —
           Доносится из комнаты.
           — Просто посади в горшок, он на террасе стоит. —
           — Боже! Тодди тебя слушается! Те двое? Что они? —
           Соседка косит глазом над своей тарелкой в сторону Хельги, старается не крошить, откусывая от пирожного.
           — Один подарил серьги золотые с жемчугом и карточку банковскую с деньгами. —

           Это был чистый и глубокий нокаут для Любы. Люба перестала жевать, выложила изо рта не дожёванный кусочек пирожного прямо себе в ладонь. С ладони стряхнула в тарелку. Вытерла руки о халат, потрогала серьги на ушах карлицы.
           — Что бы и мне так жить! Пойду я…. Голова разболелась. Завтра зайду обязательно. —
           — Заходи. —
           — Тодди у тебя останется? —
           — Пока не решила. —
           Люба разглядывает карлицу, болтающую ногами на стуле.
           — Всё…. Я ухожу. —
           Дверь за собой соседка прикрыла тихо. Улетучилась неуёмная женская энергия и аппетит пропал.
           — Вот так-то великанша! —
           Зло поселилось в Хельге. Уже который раз, она замечала за собой такое.
           — Ушла? —
           Вернулся с террасы Тодди.
           — А ты расстроился? —
           — Наоборот. Рад, что мы снова одни. —
Тодди совсем не обратил внимания на то, что Хельга спрашивала его с ядовитой интонацией в голосе. Он налил себе остывшего кофе. С удовольствием сделал глоток. Потом убрал в мойку чашку и тарелку соседки. Придвинул свой стул вплотную к стулу карлицы. Плечом прижался к её плечу.
           — Без соседки лучше. —
           — Лучше. Ты всегда так вьёшься возле красивых женщин? —
           — Всегда. Я ухаживаю за ними. —
           — Мне надо будет к этому привыкнуть. —
           — Я помогу тебе в этом. —
           — Как? —
           — Уменьшу ухаживания или вовсе исключу. —
           Их головы соприкасаются. Они ласково трутся лбами. У обоих лбы непонятной формы.
           — Помоги мне позвонить в Москву друзьям, я не умею. —
           — Напиши номер. —
           Хельга пишет на рекламном буклете Московский номер своих друзей.
Потом они будут говорить с ними, и мы об этом уже знаем.
           — Кто они тебе? —
           — Друзья. —
           — Старинные? —
           — Нет. Познакомилась в июле месяца этого года. Ощущение, что знаю всю жизнь. —
           — У меня сейчас такое же ощущение по отношению к тебе. —
           Тодди смотрит на часы.
           — Я пойду. Для первого свидания, я задержался у тебя до не приличия. —
           — Ты предлагал мне гулять. Теперь утверждаешь, что это свидание. —
           — Утверждаю. Хочу утвердиться в твоём сознании в качестве жениха. —

           Второй раз в жизни карлицы события вот такого характера развиваются стремительно. Она смотрит на Тодди, мысленно ставит рядом Жерара. Небо и земля! Встаёт, берёт Тодди за руку и ведёт за собой. Они идут мимо шкафа с зеркалом. Карлица и глазом в его сторону не повела.
           — Не люблю зеркала. Не люблю своё отражение в них. —
           Тодди распрямился, он с помощью ложки обувался.
           — Устал от сегодняшнего дня, но усталость приятная. Как после массажа. Давай дружить! Я не пьющий, одинокий, добрый. Станем жить вместе, станем вдвоём творить добро по отношению, ещё к кому ни будь. —
           — Жить вместе обязательно? —
           — Думаю да. Лет мне много уже. Квартира есть. Работа тоже. —
           — Спокойной ночи Тодди! —
           — Да уж…. Спать, спать и спать…. —
           — Я с Моем сплю. —
           — Оставьте немного места для меня. Мысленно буду с вами. —
           — Нам и двигаться не придётся. Места занимаем мало. —

           Они стоят напротив друг друга. Она смотрит на его обувь. Он на её макушку. Почему?
Потому что, говоря даже такие, правильные и добрые вещи, смущение приходит к каждому. Уже открыта дверь, уже Тодди стоит в общем коридоре.
           — Ты прав Тодди. Спешить делать добро надо всегда. У карликов не такой длинный век, как у обычных людей. —
           Тодди болезненно рванулся душой, но жалеть карлицу не стал.
           — До свидания. —
           И ушёл.

           Карлица, не потеряв ещё ощущение новизны дома, с царственной осанкой закрывает за парнем дверь. С царственной осанкой идёт на кухню, что бы привести её в порядок. С царственной осанкой делает это. С царственной осанкой посещает ванную комнату. Переодевается. Тушит свет и ложится в постель. Двигает к себе плотнее свёрток из белого банного полотенца, внутри которого спит Мой и замирает, насыщаясь новизной во всём и вокруг, и в себе самой, и в предстоящем будущем. Мысли роем окружают её. Всякие. Жерар! У него с ней всё кончено. У неё с ним, кажется тоже. Жерар сдал её с рук на руки Филиппу. Филипп хочет передать её Тодди. Зачем и почему? Тодди! Наговорил всего и сразу. В чём-то она с ним согласна. Завтра воскресенье. Спать карлица может до обеда.
           — Позвоню завтра Павлу. Даже отчества его не знаю и фамилию. Какая жалость! —
           На этом мысли карлицы прекратились. Человек заснул под тихие удары осеннего дождя о подоконник.

           Дождь шёл всю ночь. Картинка за окнами полиняла. Цвета осени стали походить на чёрно белую фотографию, пожелтевшую от времени. Влажность в домах у людей повысилась. Кто как может с ней борется. Кто-то кондиционер включает на осушение, кто-то конфорки газовые на плите зажёг. Не знаю, как с этим обстоят дела в Италии осенью, потому и рассказываю о том, что в таких случаях делают люди в России. Спят люди по утрам в такую погоду долго везде.

           Огромное тело Семёна Фёдоровича не шевелилось, и не храпело. Филипп доволен этим фактом. Выходной ведь. В театр сегодня пойдёт с Семёном и Хельгу прихватит, но это после того как выспится. Пусть карлица привыкает к сцене! Пусть учится говорить с неё и смотреть в зал никого, не видя при этом, чуть выше голов предполагаемых сидящих в нём зрителей. К свету привыкает пусть, к эху, к пыли….. Он укрылся тёплым, почти живым одеялом. Хорошо! Спали то всего ничего! Работали почти до утра. Как среагирует мама Агата на то, что факты её жизни с измененными именами войдут в сценарий? Необходимо убыстрить отъезд Павла из Италии. В Москве поместить его в медицинское заведение долечиваться. Хельга?! Как она провела вечер, с коротышкой Тодди? Ох у него и глаза! Глазище! Гипноз! Тодди и Хельха меж собой схожи. Оба несуразные. Вопросы закончиись,Филипп заснул.

           Проснулся Семён. Кряхтя и охая, озирая комнату и тусклый свет, падающий между ставнями на окнах, вылез из постельной берлоги. Не смог определить время. Настенных или настольных часов в комнате не было. Их нет во всей квартире. Телефон, поди, сыщи в ворохе бумаг! Он собрался тосковать по поводу того, что не имеет часов, как кисейная барышня, да и серое утро к этому располагало, но жизненные потребности организма заставили толстяка отложить это на потом и он тяжело пошлёпал голыми ногами по полу в сторону туалета. Сидя на унитазе, снова вернулся к этой теме. Вот почему он, не имеет часов!? И почему Филипп не купит натуральные ковры и не разложит их по квартире? Разбросал куски овечьей шкуры! На них ступить боишься, они же движутся по полу! А ещё, Семён хочет кресло. И приглядел уже кресло в мебельном салоне. Кресло висячее, прямо от потолка, в форме осиного гнезда. Ему там будет удобно. Он знает это, он чувствует, что будет так. Кокон кресла будет хранить в себе его мысли, и он будет успевать их записывать сидя в нём. Сегодня Семёну приснилась полицейский Роза. Роза заставляла Семёна сосать леденец, и её правую грудь попеременно. Проснулся весь в липком поту и пришёл в ужас от увиденной картинки.
           — Фу! Какая гадость…. —
           Произносит Семён вслух и слышит реакцию на своё возмущение за дверью.
           — Тебе что, своё собственное дерьмо не нравится? —
           Семён вздрогнул, но потом понял, что это Филипп проснулся и подошёл к туалетной комнате. Семён вспоминает вчерашний разговор с Филиппом о его будущем.
           — О какой женщине ты говорил вчера? —
           Спрашивает Семён Филиппа.
           — О какой? —
           Вопросом на вопрос отвечает Филипп и сторонится, пропуская Семёна.
           — Ну, той…. Которой бы ты смог меня отдать. Пухленькой, миленькой и вкусно готовящей. —
           — Ах, ты об этом! —
           Филипп закрывает за другом дверь.
           — Я по маленькому ходил…. —
           Начинает обижаться Семён.
           — А ты поплачь вместе с дождём! —
           Видя настроение друга, советуем Филипп.
           — Вот, откуда у тебя столько энергии? Даже в такое серое утро! —
           Семён семенит рядом с другом по комнате и удивляется.
           — И почему ты такой тёплый, а я весь холодный? Ты вампир Филипп, наверное. —
           — Я не растрачиваю свою энергию на всяких треножных полицейских! —
           Семён чего-то испугался.
           — Почему треножных? У Розы, как у всех две ноги. —
           Большой ребёнок заглядывает в лицо Филиппа. Ребёнок испуган и напряжён.
           — Расслабься! Я имею в виду резиновую дубинку. —
           — Ты жестокий, Филя! —
           — Вот те раз! То тёплый, то жестокий! —
           У Семёна меняется лицо. Плохой признак.
           — Чувствую нутром, тебе чего-то хочется. Что тебе купить? —
           Филипп попал в яблочко. Как обрадовался Семён этому! Глаза засветились, весь он размяк и подпрыгнул, что бы чмокнуть Филиппа в щёку.
           — Ты сделаешь мне большое одолжение, если не будешь дуться, а станешь прямо говорить всякий раз, что тебе не хватает для полного счастья. Я не знаток женских сердец в тонкостях. Но сейчас тебе что-то очень хочется? Определённо! —
           Филипп говорил всё это и метал из холодильника на стол продукты для завтрака. Он так пристрастился в Москве к яичнице с салом и луком, и отварным картофелем, что мог делать это блюдо у себя дома, каждый день по утрам. Крестьянский завтрак называется сие блюдо в ресторанах Москвы. Семён, со счастливым лицом и очаровательной улыбкой не принимал участия в приготовлении завтрака.
           — Почто молчим? —
           А друг, засомневался, в собственных желаниях. Никак не мог определить, что ему больше хочется, часы или кресло висюльку. О коврах, он и думать уже забыл.
           — Я мечтаю о кресле. Мы его видели с тобой в мебельном салоне. Ты ещё в него садился и раскачивался. Так хочется, сидеть в нём, писать и болтать ногами в воздухе! Ещё у меня нет часов…. —
           — Давно хочешь? —
           — Проснулся сегодня утром и снова захотел. Думал, забыл, а оказывается, что не забыл.—
           — Зачем забывать о хорошем. Нельзя забывать о хорошем. —
           Благодушно рассуждает Филипп. Семён захлопал в ладоши.
 — С одним условием! Если твоё осиное гнездо не впишется в общий интерьер, выберешь себе что-то другое. —
           — Согласен! Согласен! Оно впишется! Что тебе порезать, лук или картошку? —
           — Почему не сало? —
           — Филя! Оно же, как живое под рукой! —
           Филипп любуется другом. Филипп обожает его полу женские приколы, и до сих пор не может объяснить много полярность Семёна в амурных делах.
           — Я знаю, почему у меня нет постоянной женщины! Потому что, ни одна из них, не обладает той нежностью, что есть у тебя Семён. —
           — Спасибо, Филя! Возможно ты так же являешься причиной моего дисбаланса в любовных утехах. —
           Филипп ставит на плиту сковороду с мелко нарезанным салом.
           — Садись и режь картошку. —
           Семён поспешно исполняет приказ друга. Только он взялся за нож, как следует другой приказ.
           — Почему ты без тапок? Пойди и надень их. —
           Семён, тряся жировыми складками на бёдрах, убегает за тапками. Возвращается, и как послушная, послушная школьница, прилежно режет отварную картофелину, изредка бросая ласковые взгляды на своего покровителя. Сковорода заскворчала растопленным салом. Филипп выложил в неё нарезанные овощи, прикрутил огонь. Сел за стол, положил подбородок на скрещенные руки и уставился на Семёна.
           — Мне бить яйца? —
           Семён терпеть не мог такой взгляд Филиппа.
           — Сейчас будет учить. —
           Подумал и угадал.
           — Семён! Ты мой лучший друг. Ты талантливый человек. Ты добрый и порядочный. Тебе много уже лет. Тебе надо иметь свой дом и человека в нём, такого же, как ты, только женского пола. Это не значит, что ты должен собрать сейчас вещи и идти куда-то и искать такую женщину. В перспективе, в недалёком будущем, ты дожжен видеть это, и начинать думать и желать этого. Кроме меня, никто тебе об этом не скажет. Работы у нас с тобой, непочатый край! А закончим эту работу, начнём другую! Но и мне и тебе нужен дом с женщиной, с детьми от неё, с кошкой, или с собакой и…. —
           Филипп обвёл рукой кухню.
           — И прочей белибердой, но жизненно необходимой. —
           — Повторяю! И мне и тебе, придётся об этом думать и планировать на будущее. Ближайшее! Попугай и тот принял самочку. Его не видно и не слышно. Он с ней. —
           Филипп поднялся со стула и вылил яйца на поджаренные на сале овощи. Сковорода взорвалась шипением и тут же стихла. Филипп накрыл её крышкой и выключил плиту.
           — Мне страшно, даже думать об этом. —
           Пожаловался Семён.
           — После того, что с тобой творила великанша полицейский, бояться нормальных отношений с нормальной женщиной не стоит. —
           — Но смогу ли я быть нормальным? —
           — Сможешь! В этом я уверен. Ты Семён стареешь. И уже скоро, твой желудок не сможет переваривать «остренькое». Ты меня понял? —
           Семён загрустил и даже поставленная перед ним горячая, и так же горячо любимая еда, не отвлекла его от грустных мыслей.
           — О чём думаешь? —
           — Я не могу спать с кем-то. Мне нравится, когда они уходят к себе домой после. —
           — Ты же спишь у меня. Мы ходим в один туалет, смотрим один телевизор, едим за одним столом. —
           — Ты, это ты. Они, всегда будут они. —
           — Отберу тарелку! —
           — Да ем я уже…. —
           Семён взял в руки вилку.
           — Мы хорошо с тобой вчера поработали. Купим тебе кресло…. —
           — И часы…. —
           Вырывается у Семёна.
Филипп с укором смотрит на друга.
           — Сначала кресло. —
           — Конечно. —
           Берёт себя в руки Семён, старательно разжёвывая пищу.
           — Хельгу поставим сегодня на сцену, мы будем зрителями в зале. —
           — Хельге ты не советуешь жить с кем-то…. —
           — Семён! Что ты несёшь? Она ребёнок! —
           — Моя мать была младше её на два года и имела уже меня, и кто-то собирался на ней жениться. —
           — Что ты так смотришь? Я, что ли? Ах, тогда…. Так я имел в виду оказать помощь в переезде из Москвы в Италию. —
           Филипп замолчал, вздохнул, покачал головой.
           — Карлице не нужна семья. Она сама об этом говорила и так считаю. —
           — Так не правильно же это! —
           Возражает Филиппу Семён.
           — Не правильно. Согласен. Семья это глпвное, предполагает детей. Плодить на свет карликов ненужных социуму, участь не завидная. И хорошо, что Хельга сама пришла к такому выводу. Господи! Надо же ещё заняться Павлом и его переездом! —
           — Передай эти обязанности отцу. —
           Филипп раздосадован заявлением друга.
           — Как ты себе это представляешь? Муж заботится о любовнике собственной жены! —
           — Ну, делал же он вид, что ничего не знает и не замечает столько лет! Пусть и сейчас поддерживается этой версии. —
           Филипп думает.
           — Может ты и прав. —
           Филипп разливает кофе по чашкам. Легко и непринуждённо ухаживает за другом.
           — Вы замечательные и интересные люди! Ты и твоя семья. Вам не скучно жить! Большая удача, что я встретил вас в своей жизни. —
           — Семён! Ты тоже мне нужен! Я не представляю себя без тебя. И давай, наконец, перестанем, объясняться в любви друг другу. Что пасмурная погода делает! —
           — Я и не в пасмурную…. —
           — Перестань! Ступай, прибери свою берлогу, а я тут приберусь. —

           Звонят в дверь. Семён, мгновенно превращается в Семёна Фёдоровича и степенно направляется к двери. По дороге, увидев на диване свой или Филиппа носок, хватает его и засовывает в карман широких трикотажных шаровар.
           — Хельга! Здравствуй! —
           В кухне что-то падает, гремит, из неё вылетает Филипп со словами:
           — Что случилось? —
           — Здравствуй Филипп! Здравствуй Семён! —
           — Так что у тебя случилось? —
           — Захотела к вам. День хмурый и я стала такой же. —
           — Мы сами собирались тебе звонить. Семёну нужно кресло купить, а потом в театр. Согласна? —
           — И часы…. —
           Подсказывает Семён.
Филипп качает головой.
           — Следующий раз часы. —
           Семён вздыхает.
           — Мне будет их не хватать! Я буду чувствовать, что их нет на руке. Меня это будет отвлекать от работы и расстраивать. —
           Семён трясёт рукой, дрыгает ногой, но замечает удивлённый взгляд карлицы и прекращает свои манипуляции.
           — Как дам сейчас! —
           Филипп полушутя, полу серьёзно, замахивается рукой на толстяка.
           — Мне можно пройти? —
           Подаёт голос Хельга.
Одновременно двое друзей кидаются к гостье, снимают пальто, шарф, вешают всё в шкаф.
           — У вас вкусно пахнет. —
           Хельга водит носиком по сторонам.
           — Сейчас продублируем наш завтрак для тебя. —
           Обещает Филипп и направляется в кухню, взяв карлицу за руку, уводит её за собой.

           Толстяк стоит у двери. Он собирается ревновать друга к карлице, но вспомнив, скольких актёров он вот так, же водил за руку по сцене, по театру, по врачам, по каким-то инстанциям, решая их проблемы, передумал. Пошёл прибирать постель. После сытого завтрака, настроение толстяка не было уже таким пасмурным, да и предвкушение покупки нового кресла внесло свою лепту. В спальне кровать Филиппа прибрана, и берлога Семёна, живописно смотрелась на фоне аскетического облика всей комнаты. И эта живописность потянула толстяка к себе, или в себя, и незамедлительно он оказался в ней. Укрылся одеялом. Подышал под ним в темноте и затих, представив себя сидящим в кресле коконе, а вокруг мысли, мысли, и он с серьёзным лицом творца укладывает их на бумагу.

           Кухонная сковорода была счастлива вновь служить хозяину. Она вытерпела быстрое мытьё и наполнилась кусочками сала.
           — Два яйца или три? —
           — Одно. —
           — Два. —
           — Хорошо. —
           — Как Тодди? Не приставал к тебе? —
           — Нет. Зато приставали к нему. Тодди восхитил русскую соседку. —
           — Ты подружилась с соседкой? —
           — Скорее она со мной. —
           — Тодди всегда производит сногсшибательный эффект на женщин. Он своими глазами фарширует любые другие глаза на него смотрящие. —
           Карлица внимательно слушает.
           — Я хочу сказать, что у Тодди удивительно красивые глаза. —
           Поясняет Филипп.
           — Он весь собран в своих глазах, и если ты однажды посмотрел в его глаза, то всё остальное в этом человеке тебе будет не важным. —
           Карлица попробовала вспомнить лицо Тодди. Всплыли в памяти глаза. Глаза грели, словно солнышко, даже в памяти. Сквозь два солнышка, карлица смотрела на продолжающего говорить Филиппа. Тот вдохновенно пел оду глазам Тодди.
           — Теперь я знаю точно, какие глаза должны быть у женщины, что бы понравиться тебе.—
           Сделала вывод из всего услышанного и увиденного карлица.
           — Ну и какие? —
           — Как у Тодди. У Тодди душа через глаза смотрит на мир. —
           Глаза карлица продолжают разглядывать Тодди сквозь Филиппа. Карлица думает и озвучивает мысли вслух.
           — Твоя женщина Филипп, старше тебя и у неё дети. Она уставшая от жизненных неудач и злая, по-бабьи злая. Но этот твоя женщина, уставшая и злая. Весь фокус заключается в том, что ты пройдёшь мимо неё, потому что её глаза будут потухшие, в ней вообще ничего интересного, цепляющего твои фантазии не будет. То, чего у неё нет, всё это есть с избытком у тебя. Ты не поделишься с ней этим. —
           Филипп, прикованный словами карлицы, как на сеансе всевидящей, сидел смирно, смотрел и слушал. А та, говорила ровно, отрешённо, как бы для самой себя, ведь её никто об этом не спрашивал.
           — Предназначение твоё Филипп в том и состоит, чтобы отдать этой женщине толику своих эмоций, поделится с ней жизненной силой. У тебя это бы получилось обязательно. Ты много создал образов на сцене. Это твоя работа, любимая работа…. Но ты просто пройдёшь мимо. —
           Сзади них стоял и строчил в блокноте Семён Фёдорович.
           — Явился, не запылился! Ты слышал Семён? —
           — Слышал ли я? Я уже записал всё это для памяти. —
           — Мы кого с тобой вывезли из России? Она у нас всевидящая? Нет, я без шуток…. Что это было? Ты предсказывала и одновременно угрожала мне? —
           — А где ты был? —
           Филипп уставился злыми глазами на Семёна.
           — Я вздремнул немного, вернулся, и как знал, что надо взять свой блокнот. —

           Карлица увидела то, что лежит на самом виду. Это Филиппа увлекающегося, не терпящего ничего и никого, что идёт в разрез его увлечений. Филиппа, не выносящего уныния. Человека, который скорее согласится искусственно создать яркость, солнечность, теплоту, чем переносить отсутствие всего этого. Его нетерпимость чьей-то душевной лености, требующего повиновения чужой воли, выливалась, сею же секунду на обладателя всего этого, когда как буквально через час, или на другой день он мог проанализировать поступки человека, и найти им оправдания и пожалеть даже. Но всё равно, первой и чуть ли не мгновенной реакцией Филиппа будет именно нетерпимость, к вышеуказанным качествам. Взять его рассуждения о глазах Тодди. Пустые, равнодушные глаза, никогда не привлекут Филиппа, и не заставят смотреть в лицо человека обладающего такими глазами. Это как умная собака, когда к ней приближается человек с елейным лицом и голосом, и вроде бы ничего плохого этот человек не делает, а собака отводит глаза, воротит морду и не берёт предложенного угощения.
Филипп взял тарелку, наложил в неё горячей еды со сковороды и понёс к столу.
           — Так вот, какого ты мнения обо мне? —
           Филипп сел и раскачивает на ноге тапок.
           — Разве кто-то сказал о тебе плохо? —
           Забеспокоился о покупке нового кресла Семён.
           — Мнение твоё обо мне тяжёлое. Куда его теперь деть, куда положить прикажете! —
           — В долгий ящик. У тебя сейчас много работы. Ты слишком занят. —
           Отвечает карлица.
           — У Филиппа так всегда. За этим спектаклем последует другой спектакль. Личную жизнь Филипп будет откладывать на потом, потом снова на потом, или красть её у кого-то в пыльных закоулках театра. Я ни чем не отличаюсь от Филиппа. —
           Семён Фёдорович тяжело вздохнул, нехотя встал и добавил в высокий стакан с соком немного кипятка из чайника. Сок был из холодильника, ему надо было согреться. Поставил стакан перед карлицей.
           — Отличаешься весом. В первую очередь. —
           Съязвил Филипп.
           — Ты жестокий сегодня…. —
           Семён отвернул лицо к окну.
           — День сегодня такой пасмурный…. Тянет на откровения всех. Один признаётся в своих тайных и меркантильных желаниях с утра, вторая пришла, и вещать вздумала. —
           Продолжил беситься Филипп.
           — Семён Фёдорович вечный ребёнок. Душевный и большой. Не сердись на него Филипп. Семён Фёдорович старше тебя, но ты Филипп, ему как отец. —
           — Точно подмечено. Мне всегда хочется отвесить ему подзатыльник. —
           Обрадовался Филипп.
           — Выходит у меня есть право делать это! —
           Семён на всякий случай встал из-за стола и отошёл, якобы за белым хлебом.

           У Филиппа много дел. Необходимо позвонить матери, назначить встречу отцу и переговорить о Павле. Не забыть о сестре, и придумать гостям какое ни-будь развлечение. Её жених гость в доме. Гостей развлекают. Мама под наблюдением врачей, отец занят мамой. Остаётся он, для этих развлекательных целей. Сегодня воскресенье, значит делать сюрприз, для гостя надо сегодня. Звонок сестре ничего такого не дал. Хохотушка Ляля отказалась, от каких либо мероприятий. Они сами с усами и могут себя развлечь. Они просто погуляют по Риму. Этого будет достаточно, чтобы наполниться впечатлениями, развлечься и даже устать от всего этого. На этом и решили. Отец так же отказался от встречи, потому что он практически переселился в палату к маме. Был с нею весь световой день, а ночевать они уезжали домой. Отец спросил о теме предполагаемого разговора. Узнав о ней, ещё раз удивил сына, сказав, что всё возьмёт на себя. Чем меньше людей будет во всём этом участвовать, тем меньше шансов, что кто-то узнает об их благотворительной афёре. Остался звонок матери.
           — Сын! Здравствуй! Серый день, а настроение моё радужное. Как ты? Как наша подопечная? Как её собака и Семён? —
           Сын слушал голос матери и ждал мгновения, когда можно будет вставить слово.
           — Папа со мной, но сейчас он вышел из палаты, что бы поговорить с кем-то по телефону. Хельга замечательно вела себя при встрече с Жераром. Как я боялась скандала! Как я не люблю скандалы! Как интересны скандалы! Папа купил для меня прелестные золотые вещицы. Как раз для моего возраста. Мне очень и очень они подходят! Сейчас я их держу в руках. Тебе обязательно они понравятся. Правда, меня смущают размеры. Но я женщина не маленькая! —
           Агата на секунду умолкает.
           — Что ты молчишь сынок?! —
           — Я тебя слушаю. Мама, если подарок отца на тебя так подействовал, готов потратить не меньшую сумму на такие эффективные средства лечения. —
           — Я просто женщина, сын…. —
           — Ты лучшая женщина Рима, мама! —
           — Ты лучший сын, всех матерей Рима! —
           И тут же:
           — Каким своевременным оказался твой подарок Хельге! Я видела, как она вышла из комнаты с Лялей. Серьги сами за себя и неё говорили Жерару, что она не одна, что она с мужчиной. Своим подарком ты разрядил обстановку за столом. —
           — Я конечно не против, того эффекта, о котором ты говоришь мама, но такой цели у меня небыло. Хотел доставить радость карлицуе. Ей было не сладко. —
           Агата помолчала. Видимо обдумывала слова сына.
           — Я что-то сказала не то сын? —
           — Ты сказала, что я, своим подарком дал понять присутствующим, что я мужчина карлицы. Это не так мама. —
           — Поверь сын! Завтра об этом никто и не вспомнит. —
           — Не жалею о своём поступке. —
           — Когда же какая ни будь женщина, увлечёт тебя?! Когда? —
           — О чём ты спрашиваешь, мама!? Это происходит, не один раз в неделю. —
           — Зачем ты так истязаешь себя? Это не вредно для здоровья? —
           — В моём возрасте, нет. —
           — Ты точно знаешь? —
           — Точно. —
           — А кто она? —
           — Мама! Ты о ком? —
           — О женщине, о женщинах…. Ну хотя бы последняя, кто она!? —
           — Три дня назад я целовался с карлицей в твоём доме. Взасос…. —
           — Зачем? —
           Перед глазами Филиппа возникло лицо матери с поджатыми губами.
           — Мама! Зачем люди целуются? —
           — Это прелюдия сын. —
           — Нет! Нет! И нет мама! В мыслях даже не было! Вот я тебя целую, потому что люблю. Карлицу я люблю, даже ревную как тебя, например к Семёну. —
           — Но при этом при всём сын, мы с тобой не целуемся, как ты сказал в засос! И Семёна, надеюсь, ты не целуешь в засос! —
           Голос матери стал тоньше и злее.

           Филипп понял, что пропал. И это ещё раз подтверждает, что правду не всегда надо озвучивать. Бывает правда, о которой лучше промолчать. Ну что в том плохого, если правда не стоит на комоде, а лежит в одном из её ящиков?!
           — Мама! Не надо так волноваться! Это была игра! Ну, может быть нечаянно…. Не сердись на меня, пожалуйста. Я ни кому плохого не желаю. —
           — Надеюсь. Иди, налей ванную и полежи в ней. Расслабься и подумай над всем этим. —
           — Я так и сделаю, мама. Мир? —
           — Мир, сынок. Вот и папа заходит. Вечером я дома, можешь приехать. —
           — Работы много, мама. —
           — Это хорошо, сын. До свидания! —
           — Уф! —
           Выдохнул из себя воздух Филипп.
Покрутил в руках телефон. Посмотрел продолжительным взглядом в пол.
           — Действительно! Зачем мы целовались? А! Это была её инициатива. —
           Заходит Семён. Вкрадчиво обходит вокруг сидящего в раздумьях друга у камина. Толстяк сгорает от желания поскорее купить желаемое, а заговорить с другом об этом воздерживается.
           — Семён! —
           — Да, Филипп. —
           Семён встал перед другом по стойке смирно.
           — Мы с тобой, когда ни-будь целовались в засос? —
           Семён честно стал вспоминать. Даже глаза поднял к потолку.
           — Я целовала Филиппа в засос. —
           Это зашла карлица и забралась в лежбище толстяка.
Филипп наблюдал за ней, пока она не улеглась и даже ножки прикрыла краем покрывала. Семён всё так же старательно вспоминал.
           — Нет. Не было такого. —
           — А у меня было. —
           Отозвалась на признание Семёна карлица из его берлоги.
           — Вам нельзя этого делать! Филипп твоё начальство. Руководитель. Работодатель, в конце концов! Он твой продюсер. Твой опекун в Италии. Он мой друг! —
           Семён краснел щеками и потел.
           — Шесть причин назвал! Как тебя разобрало! —
           Филипп улыбается карлице.
           — С карлицей целоваться в засос нельзя. Но есть Хельга. —
           Ответила карлица и зевнула, свернулась калачиком в берлоге толстяка. Помяв подушку, карлица укладывает голову на неё. Семён хватает блокнот, что-то записывает.
           — Лапа моя! Ты дрёмушки хочешь? А давай вздремнём немного вместе. —
           Филипп укладывается с другой стороны тахты и притягивает к себе карлицу. Кладёт голову на подушку рядом с её головой и прикрывает глаза. Та тоже закрывает глазки. Они затихают и начинают ровно дышать.
           — Вы что? Как же кресло? Мы сегодня должны ставить Хельгу на сцену! —
           Не открывая глаз, Филипп успокаивает волнованного толстяка:
           — Семён, ты не первый год в Риме. Ступай и купи его себе сам. Закажи доставку и оформи на моё имя. —
           — А вы? —
           — А мы подремлем. Нет, действительно развезло после еды! —
           Семён топчется возле Филиппа и Хельги. Начинает ощущать, что его тоже тянет в постель, но желание обладать висячим креслом берёт вверх над желанием вздремнуть. Обидно. Так что, Семён не один, а с обидой вместе оделся и вышел из квартиры. Пусть едет, и внедряет желаемое в жизнь, если так хочется.

           Вернёмся в комнату. Лежат себе голубки, тихо так, ровно дышат. Такое бывает с людьми, и именно осенью, и именно поутру, когда утро хмурое.
           — Ты как я, Моя прижму к себе и сплю. —
           — Ну и спи…. —
           — Ага…. —
           Обещает карлица.
Хлопает дверь. Намеренно.
           — Что это? —
           Спрашивает карлица Филиппа, не открывая глаз.
           — Семён ушёл за мебелью. —
           — Зачем вам мебель? У вас есть всё. —
           — Не отвлекайся. Спи. —
           — Ага…. —



Продолжение: http://www.proza.ru/2016/06/10/1457

Послевкусие. Глава двадцать девятая



           Палата Агаты уютная и современная. Серый и мокрый вид за окном, не смог состряпать на свой вкус женское настроение.
           — Мне очень к лицу эти украшения, правда! —
           Женщина поочерёдно трогает руками каждое украшение, висящее на шее и ушах.
           — Это подходит только тебе. Ты умеешь выбрать, а главное выхватить из общей массы.—

           Отец Филиппа обрёл крылья. Мать Филиппа имела их и до этого события. Сейчас она прозрела и летит к горизонту. Этому есть объяснение. Время! Время, как вода или песок, струится и шлифует нас, снимает шероховатость характера и привычек. Становимся мудрыми и зрячими. Муж Агаты намного старше жены, и приобрёл эти качества намного раньше. Женщина покрутила на своём пальце новое кольцо.
           — Как ты думаешь? Филипп может увлечься карлицей? —
           И вкрадчиво всматривается в выражение на лице мужа. Иногда не слова, а именно выражение, появившееся на лице в момент вопроса, может сказать больше, чем ответ.
Лицо мужа по-прежнему, излучает радость за доставленную жене радость.
           — Он и так увлечён новым образом. —
           — Как женщиной, я имею в виду. —
           На лбу мужа появились глубокие морщины, почти складки. Брови сдвинулись.
           — Увлечься можно кем угодно, главное, что бы это прошло. —
           — Ты на что-то намекаешь? В моём случае, не только прошло, но и умерло. Я сама, чуть не умерла, мучаясь всем этим. —
           — Прости родная! Ничего такого я не имел в виду. Наше счастье не пройдёт никогда. —
           Женщина довольна услышанными словами, но она не получила ответ на вопрос.
           — А ты представь себе, что Филипп увлёкся карлицей. Представь их вместе. Попробуй! Ну? Что ты чувствуешь? —
           — Представить их в постели? —
           — Как можешь, так и представь…. Да закрой ты глаза! Тогда получится. —
           Мужчина делает, что говорит женщина. На его лице появляется брезгливость.
           — Мой сын, и с этим уродцем! —
           — Вот! У тебя такая реакция, у меня совсем другая реакция. —
           — Ты меня удивляешь! Какая? —
           — Как бы это сказать? —
           Агата прижала ладонь к щеке мужа.
           — Когда-то в детстве, в зоомагазине я увидела белочку в клетке. Она продавалась…. Когда я приходила в магазин, она сразу же прекращала свой бег в колеснице и смотрела на меня рыжими бусинами, а я на неё. Как она мне нравилась, как меня волновало, накормлена белочка или нет! Как меня возмущала мутная вода в её поилке и грязноё дно клетки. Представив, что уходя из магазина, люди тушат свет, плотно закрывают двери, окна, и она остаётся одна в грязной клетке и темноте, я не могла уснуть до утра. —
           — Родная! Ты не могла бы быть конкретнее. —
           — В первый раз, увидев карлицу в аэропорту, я испугалась, что рядом с Филиппом, у неё будет мутная вода в поилке, а просить сменить её она не будет. —
           Скороговоркой проговорила Агата.
           — И что? Это объясняет её пребывание в нашем доме. Твой вопрос звучал совсем иначе!—
           — Я пытаюсь сказать тебе, что нашего сына станут волновать то же, что и меня в Зоомагазине, и он примет желание заботится о карлице, за что-то большее. —
           — Я куплю ему белку! —
           — Не паясничай! —
           — Я пошутил родная. —
           — Как я хотела, что бы белка жила со мной, в тепле и сытости! Боюсь, что карлица может оказаться именно такой белкой для Филиппа. —

           В палату вошла медицинская сестра. Оставила стойку с заправленными лекарством пузырьками и ушла, пообещав вернуться через несколько минут.
           — Капельница предпоследняя. Потом продолжим лечение дома. Ты рада? —
           — Я сейчас радуюсь многому. Тебе, в первую очередь. Себе. Своему возвращению к тебе. Страшно говорить, но смерть Павла вернула меня на своё место, и я рада этому. —
           — Мне нужно что-то говорить по этому поводу? —
           — Лучше молчи. Сглазишь! —

           Толстый, круглый и смешной человек, с восхищением и любопытством пятилетнего мальчика долгое время стоял у свисающего прямо с потолка кресла. Этим он привлекал внимание продавцов и редких покупателей. И те и другие, замедляя шаг, обходили  толстяка, разглядывая его, а заодно и кресло висюльку. Ноу-Хау в мебельном производстве. Женщина, примерно такого же возраста, как и Семён, остановилась возле него, посмотрела на кресло и подняла лицо к потолку, туда, где кресло крепилось.
           — В доме не такие потолки как тут, возможно кресло в доме будет смотреться по-другому. —
           — А как оно сейчас выглядит по вашему мнению? —
           Отозвался Семён Фёдорович, не отрывая глаз от кресла.
           — Шатко и громоздко. —
           — Посмею сделать вывод, что ваш дом небольшой, если не крошечный. —
           — Сама я не большая, люблю всё небольшое, в этом кресле я утону. Меня и видно из него не будет. —
           Пока женщина всё это проговаривала, Семён перевёл взгляд на неё. Возле него, чуть ниже его плеча, словно изящная вазочка на каминной полке, стояла темноволосая женщина, с короткой стрижкой. Весь вид её, и вся сама она думала, размышляла. Изящная ручка потянулась и кончиками пальцев коснулась мебельной ткани.
           — Шершавая…. —
           Проговорила она.
           — Большое, грубое, бесформенное, как мешок…. Разве нельзя было сшить его из мягкой и мохнатой ткани. Правда? —
           Синие глаза заглянули в карие глаза Семёна. Не дождавшись ответа, женщина продолжила.
           — Если я в него заберусь, эти грубые рубцы на ткани в меня вдавятся. —
           Синие глаза, снова нырнули в карие глаза.
           — И определенно отпечатаются на моем теле. —
           Руки женщины в раздумье, погладили себя по бокам и попке. Показывая как бы, где именно они могли отпечататься. Одёрнули юбочку, словно хотели замаскировать свой предыдущий жест. Сердито метнули взгляд на толстяка, где-то в область его пупка.
           — Вам оно и вовсе противопоказано. —
           А так как толстяк продолжал молчать, сердито добавила:
           — Совсем даже. —

           Далее произойдёт то, что возможно в жизни и не происходит между совершено незнакомыми людьми. Женщина вазочка окажется на руках толстяка, а сам толстяк в кресле, которое, тут же резко, под тяжестью их веса, опустится к полу, а затем начнёт плавно двигаться верх вниз. Ноги толстяка видны, а ног женщины не видно вовсе. От страха женщина поджала ножки так, что коленками касалась мужской груди, а иногда и лица толстяка внутри кресла. Руки её обхватили нашего толстяка за необъятную шею. Голова женщины прижалась к мужской щеке, и вся она съёжилась и скукожилась от непонимания, происходящего с нею. Посмотреть со стороны, то можно предположить, что в кресло плюхнулся один человек, если вести счёт по ногам.

           Кресло-висулька попрыгало, попрыгало и перестало. Толстяк ногами упёрся в пол, оттолкнулся, и кресло стало раскачиваться, как маятник. Обслуживающий персонал торгового зала столпился у стойки-стола заказов. Люди наблюдали за происходящим со своих рабочих мест. В ненастный день, бесплатное развлечение! Так рассуждала молодёжь. А что, по этому поводу думает женщина-вазочка в мужских руках? Вы обхохочитесь! Попав в тесное пространство, прикрытое со всех сторон тканью, женщина оказалась в крохотном домике на тёплой перине. Периной служило тело толстяка. Первые секунды прошли, и вместе с ними исчезли тиски страха необъяснимости с ней произошедшего.
           — В кресло надо положить матрасик по его форме. Вам удобно? —
           Женщина задала вопрос мужчине в крохотном и таинственном пространстве кресла. Внутри, всё по-другому ощущалось. Она расслабила руки. Торопливо пригладила чёлочку на лбу. Вдруг та разлохматилась! Толстяк затаил дыхание. Он ел с утра жареный лук на сале, поэтому и молчал. Обнимал вазочку и чувствовал её приятную тяжесть на своём теле, да жар от мальчишеского поступка.
           — Ваша туалетная вода приятно пахнет. —
           Пискнула вазочка, и ручки её зашевелились у него на затылке.
           — Но ваш поступок, не имеет названия. Что это было? —
           Ноги женщины наконец-то расслабились, и вся она обмякла на мужчине, даже можно сказать удобно расположилась. Перед тем как ответить женщине, толстяк подбородком поднял ворот свитера, и сквозь его вязаную шерсть произнёс:
           — Я вдруг узнал, что мне будет очень хорошо с вами в этом кресле и решил это проверить. —
           Толстяк не хотел лишний раз выдыхать из себя воздух.
           — И мне хорошо с вами. —
           Заявила женщина и снова прислонила свою головку к его щеке.
Божественно! Восхитительно! Не передаваемо! Так и хочется оставить их в покое в этом кресле. Пусть себе качаются. Да разве дадут?!
           — Просим прощения. Выставочные образцы, не используются по прямому назначению.—
           Это один из продавцов подошёл к ним, вежливо отвернув лицо в сторону.
           — А то мы не знаем! —
           Тут же раздался женский голос из глубины кресла.
           — Другим способом проверить удобство конструкции, невозможно! —
           Добавил к вышесказанному мужской голос.
           — Согласен. —
           Мягко ответил продавец.
           — Вам помочь выйти из кресла? —
           Женщина вазочка хотела возразить, но беспомощно завозилась в руках толстяка и на его теле.
           — Зачем вы меня держите? —
           Раздался её шёпот.
          Продавец ухмыльнулся и повернулся к креслу спиной.
           — Хочу продлить наше общение. —
           Бубнит за ворот свитера толстяк.
           — Вы с ума сошли! Называть этакое общением! —
           Руки толстяка крепче прижимают к себе тело женщины. Маленький мальчик не желает отдавать игрушку. Женщина снова обмякла. Божественно! Восхитительно! Не передаваемо! Как приятно находится в кресле, возлежать на пышущем теплом и приятным запахом, мягком и волнительном теле незнакомца!
           — Я жду-у-у-у…. —
           Лукаво пропел продавец.
           — Оставьте нас в покое! Мы покупаем кресло! —
           Раздался из гнёздышка сердитый мужской голос.
           — Нет проблем! —
           Продавец удалился.
Двое в кресле затихли.
           — Со стороны мы выглядим аморально. —
           Промурлыкала вазочка.
           — Но всё аморальное, такое притягательное! Не правда ли? —
           — Согласен. —
           Толстяк выпростал лицо из душного ворота свитера и робко приложил губы к щеке незнакомки, замер.Та не стала возражать, но почему-то с грубой силой прижала свою щёку к его губам.
           — Вы меня задушите…. —
           Толстяк стал выворачивать лицо в сторону.
           — Зачем вы так? —
           Ещё мгновение, и наш толстяк превратится в испуганного мальчика. Женщина, остановись!
           — Я вас наказываю. Вы пользуетесь моей беспомощностью, тогда и я воспользуюсь вашей. —
           Как козлёнок, женщина трётся лбом о его лоб.
           — Вы же бодаетесь! А я вас поцеловал в щёчку. —
           — Ваша щека не брита. —
           Толстяк в ужасе! Он пытается вспомнить, когда он брился в последний раз и забывает про всё на свете. Женские губы целуют его губы.
           — Единственное место, которое не колется. —
           После поцелуя говорит ему женщина.
           — Я вдруг узнала, что вы этого хотите. Надо было проверить. —
           — Хотел…. Хочу…. —
           Женщина повторяет поцелуй.
Тело толстяка реагирует мужскими импульсами. А, ведь никаких, выкрутасов и не было!
           — Я нормальный. —
           Радуется про себя человек.
           — Вы меня осуждаете? —
           Спрашивает мужчина женщину и укладывает вазочку удобнее на своём теле.
           — Вы нормальный мужчина, с нормальными инстинктами. Умеете правильно привить их другому человеку. —
           Оправдывает женщина своё нахождение с незнакомым мужчиной в кресле висюльке.
           — Да?! —
           Удивляется толстяк. И тут же, спохватывается:
           — Конечно, я умею…. —
           — Пора выходить из нашего гнёздышка. —
           Вздыхает женщина, и соскакивает с его колен.
           — Выходите же! Я рассмотрю вас…. —
           Заворочавшиеся было ноги мужчины, замерли.
           — Вы меня не успели разглядеть? —
           Спросили ноги.
           — То, что вы толстяк, я увидела, и мне это нравится. —
           Ноги снова забарахтались, и мужчина покинул птичье гнездо.
           — Здравствуйте… —
           Стесняясь, сказал он.
           — Здравствуй. —
           Ручка от вазочки протянута к толстяку совочком.
Семён Фёдорович взял женскую ручку, перевернул к себе ладошкой, поднёс к своему лицу и зарылся в ладошке носом. Звонкий, переливчатый женский смех разнёсся по мебельному салону. Эхо, привыкшее к длительной тишине, охнуло и покатилось вслед за женским смехом. Весь обслуживающий персонал расплылся в улыбке.
           — Это она. Та, о которой говорил Филипп. —
           Рассуждал про себя мужчина, любуясь незнакомкой. Они пошли к столу заказов.
           — Беру! —
           Огласил вердикт, счастливейший из счастливых людей.
           — Выписывайте два кресла. —
           Семён Фёдорович, взял второе своё нежданное приобретение за руку, поднес к губам.
           — Какого цвета закажите? —
           Толстяк прижимает пухлые свои губы к руке незнакомки. Стрелочки ресницу у незнакомки дрогнули. Зрачки сузились.
           — Это подарок вам! На память! —
           Зрачки стали кошачьими. Женская ладонь влажной и холодной.
           — Как памятник будет маячить в моём доме. Ни за что! —

           Женщина делает лёгкий полупоклон в сторону продавцов, как бы прощаясь с ними, и направляется в сторону выхода. Спина выпрямлена. Ножки чётко отбивают шаг. Всё говорит о том, что женщина рассердилась. Семён Фёдорович напуган и превратился в Семёна. Он так растерян, так расстроен, что не может слова из себя выдавить. Одна из девушек в униформе говорит вслух:
           — Красиво вы попрощались с подругой, но грустно…. —
           — Я только что с ней встретился! Какое прощание? Что вы несёте?! —
           — Так вы же сказали – на память. —
           Звучит объяснение от той же девушки.
Семён думает. Переваривает сказанные слова.
           — Но это не так…. —
           Растерянно и потерянно говорит Семён.
           — Тогда подруга ваша об этом не знает. —
           Докучливость девушки получила свои результаты. Семён бежит следом за незнакомкой.
           — Ты сорвала своими рассуждениями покупку! —
           Возмутился старший по должности продавец.
           — Я не хотела! —
           — Не хотела она…. Запомни, покупателя надо брать горячим, на первом желании! Любые рассуждения на отвлечённые темы, уводит его от желания совершить покупку. После бы разобрались сами! —
           — Простите…. —
           — Процент с продажи по выходным дням увеличенный! Забыла об этом!? —
           Профессиональная промашка продавца, будет потом вознаграждена. Семён Фёдорович вернётся обязательно.
           — Куда же вы? —
           Семён Фёдорович на улице и с грустью смотрит вслед удаляющемуся такси.
           — Ну как же так! —
           Толстяк топает ногой об асфальт. Взвизгивает и, крутнувшись на месте, ударяет ногой о стеклянную, массивную, раздвижную дверь мебельного салона. Потом рукой несколько раз и затихает, прислонив лоб к холодному стеклу. Всё это наблюдают люди за торговой стойкой и провинившаяся девушка продавец тоже. Она выходит из-за стойки и направляется к покупателю. Вид поникшего головой человека, вызывает у неё сочувствие.
           — Что для вас я могу сделать? —
           — Вернуть эту женщину назад! —
           — Я не в силах…. —
Отвечает та.

           Филипп, проснулся. Очень удивился, что рядом лежит карлица, со сплющенной щекой, тут же вспомнил ситуацию предшествующую этому. Протягивает руку к столику и смотрит время на телефоне то, приближая, то отдаляя от лица аппарат.
           — Прав толстяк. Часы нужны настенные или напольные, что с большим циферблатом и большими цифрами на нём. —
           Телефон в руке Филиппа тоже просыпается и начинает звонить.
           — Да, Сёмушка! —
           — Я погиб! —
           — Да!? —
           — Я жить не хочу! —
           — А что так? —
           — Я жирная и тупая свинья! —
           — Здесь можно поспорить. —
           Ласковым голосом говорит Филипп, и тут же сменив милость на гнев, рявкает в телефон:
           — Кончать сопли наматывать на телефон! Набери полную грудь воздуха! Набрал? Теперь выдохни медленно. Выдохнул? Теперь ещё раз набери. Так! Правильно Семён! И ещё раз! —
           Рукой Филипп отводит от себя голову карлицы. Она с любопытством тянется, и пытается прислониться ухом к телефону.
           — Легче стало? Теперь говори адрес, где ты находишься. Слушаю…. —
           Филипп замирает с телефоном. Карлица тоже.
           — Адрес? Адрес…. Ой, да в мебельном салоне я…. Ты знаешь…. —
           — Стой и глубоко дыши…. —
           — Хорошо…. —
           Семён задышал, как меха на кузне. Вроде стало легче. Только горькая горечь во рту и на языке.
           — Если вам лучше, я пойду на рабочее место. —
           Девушка с состраданьем разглядывает толстого и расстроенного человека.
           — Друг мой едет ко мне…. —
           — Я рада… —
           Она уходит.

           Филипп, перескочив через карлицу, начинает снимать с себя домашнюю одежду, в которой спал. Карлица, со свойственным ей спокойствием, разглядывает голого парня.
           — Мне с тобой можно? —
           — Если успеешь…. —
           Филипп в бешеном ритме снимает одежду с вешалок.
Карлица бежит к шкафу у входной двери.
           — Он живой? —
           — Конечно живой, раз звонит по телефону. —
           Они выскакивают в общий коридор. Сосед прижался к стенке. Его испугал напор, с каким открылись соседские двери, и с какой скоростью из неё выскочили люди. С укором проводил взглядом убегающего Филиппа и шарф, вместе с карлицей, спешивший за ними по полу.

           Ехали они не долго. Машина подъехала к куполообразному павильону. Семён виден был от дороги. Его шарф, так же, как и у Филиппа, спешившего к нему, касался одним концом тротуарной плитки. Друзья поспешили к нему. Филипп несколько раз обернулся на карлицу. Рядом ли она!
           — Что с тобой? Давление? Голова болит? Тошнит? —
           Каждый вопрос Филиппа сопровождался кивком головы толстяка.
           — Девушки! Вызывайте скорую помощь! —
           Крикнул Филипп, в сторону обслуживающего и любопытствующего персонала.
Семён заплакал и привалился всем телом к другу. Карлица онемела. Филипп развернулся спиной к стене, что бы привалится и держать Семёна. Семён выглядел больным и немощным.
           — Сёма! Родненький! Ты держись! Ты мне нужен! —
           — Мне тоже нужен ты. —
           Как эхо отозвалась карлица.
К ним спешил из торгового зала мужчина со стулом.
           — Спасибо! Во время…. —
           С трудом свалили огромное тело Семёна на стул. Толстяк стал заваливаться в сторону друга, что бы ни лишиться полы его пальто, в которое он плакал.
           — Почему он плачет?! —
           У карлицы глаза стали похожи на две лампочки.
           — А действительно! Ты зачем плачешь Семён? Сейчас врач приедет. —
           — Он дал понять своей женщине, что прощается с ней. Та рассердилась и ушла от него.—
           Объяснил мужчина, принесший стул.
           — Она его била? —
           Филипп подумал о женщине полицейском.
           — Что вы! Милое свидание! И женщина милая, очень! —

           Сирена скорой помощи огласила всех о своём прибытии. Двери отрывались уже на ходу. Мужчины в синих комбинезонах бежали к ним. Не расспрашивая ни о чём, они сняли с Семёна пальто, оценив его стоимость, вручили Хельге. Померили давление, послушали сердце, с серьёзными лицами, набрали лекарство в шприцы, словно пули вложили в патрон пистолета и сделали укол, и только после этого спросили:
           — Что произошло? —
           Филипп пожал плечами.
           — Подождём. —
           Огласили вердикт медики. Все старательно ждали, когда лекарство подействует. Больной разжал губы.
           — Спасибо. Мне лучше уже. —
            — Что произошло? Травм нет? —
           — Травма есть. —
           — Где, покажите! —
           Мгновенно отреагировал медбрат.
Семён положил руку на сердце. Медбрат ринулся расстегивать рубашку. Хельга зажмурилась. Филипп побелел лицом.
           — От меня ушла любимая. —
           — Понятно. —
           Медбрат отстал от рубашки и пристал с расспросами к Филиппу. Кто, где живёт, где работает, сколько лет, медицинская страховка. Филипп старательно отвечал, а тот старательно записывал.
           — Садитесь в машину. Отвезём домой. Ещё раз померяем давление, введём успокаивающее. —
           Все гурьбой направились к машине.

           В квартиру Филиппа Семён зайдёт пингвином, еле перебирая ногами и заспешит в своё лежбище. Печально уляжется в него, накроет себя до самого подбородка одеялом, и овечьими глазами станет следить за действиями медбратов со скорой помощи. Ему вновь померяют давление, введут успокоительное.
           — Спасибо, огромное спасибо! —
           — Набирайся сил, романтик! —
           Ответят ему парни и уедут.
Филипп закроет за ними дверь и вернётся к больному. Овечьи глаза уставятся на него затуманенным взором.
           — Молока хочешь? Печенье с маком? —
           Овечьи глаза закрылись и открылись в знак согласия.
           — Моя мама всегда говорит, что желудок не должен быть пустым, во время введения лекарств. —
           Филипп уходит за обещанным печеньем и молоком на кухню. Хельга усаживается на край постели толстяка. Посидит так немного, да и прислонится к его большому телу. Тот выпростает из-под одеяла руку и положит ей на плечи.
           — Я теперь знаю, что такое любовь с первого взгляда. —
           Тяжко так вздохнул толстяк, что карлицу проняло.
           — Я тоже это знаю. —
           — Разве?! —
           На мгновение глаза толстяка проясняться и опять станут овечьими.
           — Она стояла рядом, как маленький ангел, и как ангел улетела от меня. —
           Голос толстяка звучал флейтой.
           — Какие вы всё- таки, странные женщины, словно с другой планеты. —
           — Я, точно с другой планеты. —
           Хельга гладит бок больного. Вернулся Филипп с подносом, на котором стояло три стакана молока, глиняная миска с печеньем. Больной приоткрыл глаз, и закрыл сразу же.
           — Нет сил, жевать. —
           — Так не пойдёт! Выпей большими глотками одно молоко и я оставлю тебя в покое. —
           — Хельга возьми свой стакан! —
           Карлица соскочила с тёплого лежбища толстяка и сняла стакан с подноса. Сняла резко, и нарушила баланс подноса в руке Филиппа. Глиняная миска с печеньем съехала на одну сторону. Филипп, еле успел исправить ситуацию. Семён понял, что его не отпустят по волнам сладкого сна, и выпил содержимое стакана, его тут же не стало. Он был, конечно, физически в комнате, но уже без мыслей и восприятия.
           — Сказал, что ни будь? —
           Филипп протянул карлице печенье.
           — Обозвал всех женщин странными, рассказал об ангеле, который стоял с ним рядом и улетел. —
           — Ангел…. Это действия лекарств, наверное…. —
           — Пойдём в залу, у меня есть мысль. —
           Они ещё раз сочувственно посмотрят на тушку любимого моржа под одеялом и выйдут из комнаты.
           — Ты не голодная? —
           — Нет. —
           — Тогда одевайся, и поедем в мебельный салон. Хочу расспросить работников, с кем он там встречался. На Розу полицейского ангел не похож. —

           И вот они снова у стеклянных дверей мебельного салона. Двери механические и раздвинулись, как только их ноги ступили на резиновое покрытие перед дверью. По гулкому помещению, бродило несколько покупателей. Яркие софиты освещали мебельные комплекты. Стоящие на комодах и столах вазочки с цветами создавали видимость домашнего уюта. Злополучное кресло бросилось в глаза.
           — Оно? —
           Спросила карлица.
           — Оно. —
           Ответил Филипп и направился к столу заказов.
Их узнали, им улыбались. Спросили о Семёне. Филипп ответил, как есть. Расспросил о свидании Семёна с женщиной. Ему рассказали в подробностях. Подробности не соответствовали поведению Семёну. Филипп пошел к креслу и, взяв карлицу на руки, уселся в кресло.
           — Здорово! —
           Хельга осмотрелась.
           — Тебе удобно? —
           — Одной будет намного удобнее. —
           — Вот и я об этом! Как наш толстяк мог сидеть в нём с какой-то женщиной? И чего они не поделили? Почему именно в мебельном магазине? Кто она? —
           Они освободи кресло, и Филипп вновь направился к обслуживающему персоналу. Воспользовавшись их служебным телефоном, позвонил туда, где делают вызов такси. Рассказал телефонисткам душевную историю о своём друге. Людям нравятся рассказы о любви. Подождал немного, получил и номер такси, которое увезло женщину от мебельного салона, и адрес, по которому её доставили. Филипп и Хельга решили поехать и найти эту женщину.

           Машина подвезла их к небольшому домику. Заборчик вокруг него зарос мхом и плющом. Ворот нет. Вместо них полуразвалившаяся каменная арка. Хрустящая дорожка из мелкого гравия подвела их к двери в дом.
           — Что мы скажем ей? —
           — Ты молчи. Говорить буду я. —
           — Ага…. —
           Филипп стучит молоточком о дверь.
Она открывается. На Филиппа и Хельгу смотрят синие, слегка покрасневшие глаза.
           — Глаза совпали. —
           Думает Хельга.
           — Фактура совпала. —
           Это подумал Филипп.
           — Я ничего не покупаю и не рассматриваю предложения. Денежный лимит исчерпан. В другой раз, простите… —
           — А как же кресло? Ваш бой-френд заказал и оплатил его для вас, а вы не указали адрес для доставки. Пришлось через справочное искать ваше такси, на котором вы уехали. —
           — Он всё-таки купил мне кресло…. Как это мило с его стороны! Но я кресло не приму!—
           — Что так? Вещь дорогая, удобная, модная. —
           — Да, да! Я знаю, я видела. Я сидела в нём. Но мой ответ – нет. —
           — Простите, но вернуть его покупателю, мы не можем. —
           — От чего? —
           Синие глаза остановились на карлице.
           — Магазину выгоднее продать, чем вернуть деньги. Это раз. Во - вторых, покупателя так расстроило ваше исчезновение, что человеку стало плохо. Была вызвана скорая помощь и его увезли. —
           Синие глаза округлились.
           — И вы уверены, что его расстроил именно мой уход? —
           — По крайнеё мере, так утверждают продавцы его обслуживающие, и он сам нам говорил об этом. —
           Женщина - вазочка вскинула брови.
           — Мы его близкие друзья. Такие близкие, что проживаем вместе. —
           Филипп одной рукой прижал к себе карлицу. Женщина изучала красивого, одетого в дорогую одежду денди. Девочка подросток одета в норковое пальто. Причём норка чёрная, из цельных пластов. Самый дорогой мех. Уж в этом женщины разбираются. В пришедших ничего подозрительного не было, наоборот, всё говорило в их пользу.
           — Он действительно болен. Сейчас спит под воздействием успокаивающего лекарства. Семён Фёдорович сам мне рассказал о вас. Назвал вас ангелом! Это ваше имя? —

           Вот как бы вы отреагировали, узнав, что симпатичный вам незнакомец представляет вас своим друзьям ангелом? Точно так же отреагировала и женщина-вазочка на информацию от подростка.
           — Как мило с его стороны! Какая милая девочка! Я так растрогана всем этим, и вашим визитом! Какое милое имя у моего незнакомца! —
           — Вы незнакомы?! —
           Удивился Филипп.
           — Тогда вас оговорили девушки продавцы. Они утверждают, что вы, сидя в кресле с моим другом целовались. Значит, вы близки, и мы поспешили найти вас и сообщить вам о состоянии нашего друга. —
           — Нет, нет! Не оговорили…. —
           — Не стойте за порогом, проходите, пожалуйста! —
           Женщина отступила внутрь дома, освобождая проход. Филипп и Хельга перешагнули порог. В доме пахло сдобой, свежевыпеченной. Вкусно! Занавески, кружево, подушки, подушечки, ковры и коврики. Всё в идеальном состоянии и чистоте. Большая лохматая собака поднялась с ковра. Потянулась, зевнула. Собралась тряхнуть шкурой.
           — Я тебе! —
           Укорительно сказала хозяйка.
Собака передумала и побрела к гостям. Именно побрела, потому, как Филипп успел спросить хозяйку, и та успела ответить.
           — Как реагировать? —
           — Никак. Она идёт на улицу. —
           Собака прошла мимо гостей в открытую дверь. Мимоходом коснулась носом руки хозяйки.
           — Иди дорогой! Скоро будем обедать. —
           — Впечатляет! —
           Филипп изловчился и дотронулся до собаки. Та дёрнула шкурой, ровно в этом месте, где рука человека её коснулась.
           — Я дорожу им. Он принадлежал моему отцу. —
           Дверь за собакой закрылась. Гостей посадили в глубокие кресла.

           Давным-давно, наши бабушки носили жакеты, или полупальто из ткани, похожей на плюшку. Короткий, слегка завитый и блестящий искусственный мех. Очень похожей на неё тканью, была обита вся мебель в этом доме. Бледно-голубой цвет, почти серый.
           — Меня не оговорили. Меня очаровал ваш друг. Как маленькую девочку. Был момент, я подумала, что влюбилась с первого взгляда. Голова даже закружилась. Вы располагаете к откровенной беседе. Кто вы по профессии? —
           — По профессии я постановщик. Театрал. По жизни друг Семёну и моей спутнице. Буду и вам другом, если вы друг Семёна Фёдоровича. —
           — Как красиво вы рассуждаете. —
           Хозяйка домика оправила край юбки на коленях.
Подумала о чём-то и сказала:
           — Я целовала его. И не жалею об этом. А он…. —
           В голосе женщины послышалась хрипотца.
           — Он попрощался со мной и решил отблагодарить меня за любезность, купив кресло на память. —
           Она поджала губы, и смело посмотрела на Филиппа.
           — Вы, не правы. Поняли всё не так. Но человек слёг, в полном смысле этого слова. Ему оказывали медицинскую помощь врачи впервые! По крайней мере, за то время, что я с ним общаюсь. —
           — А чем ваш друг занимается? —
           Женщина была непреклонна в своих выводах и позициях.
           — Семён Фёдорович у нас сценарист. Смею заверить вас, неплохой сценарист, только толстый. —
           Филипп хотел расположить к себе женщину.
           — Полнота его красит. —
           — Согласен. Он очарователен! —
           Женщина-вазочка вздёрнула брови.
           — Мы проживаем вместе в силу сложившихся обстоятельств. В моём театре идёт постановка нового творения Семёна Фёдоровича. Мы работаем, творим вместе. —
           Филипп берёт руку карлицы.
           — Кстати! Вот наша главная героиня спектакля, Хельга. Я, Филипп. —
           — Рада видеть вас у себя дома. Я Санта. —
           Голос женщины смягчился.
           — Так что мы будем делать? —
           — Я только женщина. Инициатива должна исходить от мужчины. Этим он и восхитил меня. —
           Такое заявление о Семёне! Об этом надо узнать подробнее.
           — Можно узнать, чем именно вас восхитил Семён. —
           — Неловко мне…. Здесь ребёнок. —
           — Этому ребёнку, на днях исполняется двадцать два года. —
           В третий раз у женщины-вазочки, взметнулись бровки вверх.
           — Ты помнишь и знаешь об этом? —
           Восклицает Хельга.
           — У моей мамы, не забалуешь! Память её, как база данных в компьютере. —
           Объяснил Филипп.
           — Мы отвлеклись…. —
           Филипп смотрит на хозяйку.
Та настолько прониклась к гостьям, настолько её впечатлило событие, произошедшее с ней в мебельном салоне, что женщина стала выговариваться.
           — Ваш друг меня сразу привлёк. Большой, милый, хорошо одетый мужчина. —
           — Надо купить ему часы, и носовые платки. Отучить носить толстые носки. —
           Мелькает мысль у Филиппа.
Он опускает глаза, и видит на ногах хозяйки носки крупной вязки.
           — Ваш друг стоял у висячего кресла. Они были похожи. —
           — Кто? —
           — Ваш друг и кресло. По форме…. —
           Филипп заулыбался. Потом ещё раз. Потом стал смеяться.
           — Простите ради Бога! Теперь я знаю, почему он так его хотел купить. Они похожи….—
           Его пробило на слезу. Он достал платок и воспользовался им.
           — Что же было дальше? —
           — Ноги сами понесли меня к нему. Мне хотелось рассмотреть его лицо. Я заговорила с ним, а он, неожиданно так, схватил меня на руки и сел вместе со мной в кресло. Мы стали качаться в нём, как дети. Занятный предмет мебели! —
           — А вы отказываетесь от него! —
           — Ваш друг собирался дарить его мне на память. Я отказалась прощаться с ним. —
           — Кресло-висулька не впишется в интерьер этого дома. —
           Заявила карлица.
           — А вот сам Семён, очень хорошо будет смотреться вон в том кресле у камина. Оно большое. Как раз для него. —
           Женщина оборачивается в сторону камина. Все смотрят туда.
           — Мой папа был такой же конституции, что и ваш друг. —
           — Вы не хотите, что бы наш друг, стал и вашим другом? —
           Филипп, встаёт.
           — Хочу. —
           — Тогда я…. —
           Карлица берёт Филиппа за руку.
           — Тогда мы, зовём вас в гости к нам. Нельзя откладывать визит к больному. —
           — Будем ждать вас на улице. Вызовем такси. —

           На дворе трава, на траве дрова и собака. Гости вышли, собака приподняла зад, и тут же села на место. Видя, что люди не уходят, легла и положила голову на лапы. Прикрыла глаза.
           — Всегда не понимал, как можно держать больших собак в доме. —
           — Она не живёт у Санты в доме. Вон её дом! —
           Хельга показывает рукой на основательное сооружение в виде настоящего дома, со значком охраны и висевшей на ней телефонной трубкой для хохмы.
           — Совсем другое дело. —

           Не сговариваясь люди головы в небо. Хмурый, осенний день, но без дождя. Зябкости, как таковой, не ощущалось. Опавшая листва под ногами утратила очарование. Филипп ковырнул ботинком влажные листья. Они даже не приподнялись над землёй. Ночной дождь сделал их тяжеловесными, как и сама земля, на которую они упали.
           — Может быть, зря мы затеяли эту встречу? Семён болен. —
           — А зачем мы тогда вообще сюда приезжали? —
           — Моё и твоё любопытство, нас сюда привело. —
           — Дело сделано, Филипп. —

           Женщина-вазочка вышла на порог дома, закрыла дверь ключом. И такси и люди одновременно оказались у каменной арки вместо ворот. Собака проводила их серьёзным взглядом. Хозяйка забыла про обед. Терпи бедолага! Она не нарочно.

           Первым в свою квартиру зашёл Филипп. Он не забыл о том, что женщин пропускают вперёд! Он сделал это специально. Вдруг Семён в трусах ходит по квартире, если проснулся, или лежит не укрытый, да мало ли что ещё. Быстро прошёл в спальную комнату. Семён лежал смирно и смотрел на него овечьими глазами.
           — Проснулся? —
           — Мне вкололи успокаивающее, а не снотворное. Я заснул от того, что спало давление. Я давно не сплю. Вас нет и нет! Ты ставил Хельгу на сцену? —
           — Вовсе нет. —
           Филипп излучал радость в предвкушении сюрприза для Семёна.
           — Ты купил мне кресло! Я догадался. Кресло, в котором я сидел с ангелом…. Именно такой была эта женщина, как ты и хотел. —
           — У твоего ангела есть имя. Санта! Заходите, пожалуйста. —
           Сёмёна напрягся в недоумении, сжал пальцами края одеяла у самого подбородка и закрыл глаза. Пока Филипп разговаривал с больным, женщины сняли с себя верхнюю одежду, и зашли в комнату. Филипп вышел и принёс кресло, поставил у лежбища толстяка. Семён краем одеяла закрылся до самого носа. Только овечьи глазки были видны.
           — Здравствуйте Семён! —
           Поздоровалась Санта и не дождалась ответа. Беспомощно обернулась к Филиппу и Хельге.
           — Ничего страшного. Семён смущён. —
           Филипп бесцеремонно поднял друга и усадил, засунув под его спину все подушки. Отобрал край одеяла, расправил его, и положил руки толстяка на живот. Даже волосы ему пригладил. Отошёл. Из-за спины женщины-вазочки погрозил больному пальцем.
           — Я принесла вам пирог с луком и грибами. Будете? —
           Семён качнул головой и посмотрел на пустые руки женщины.
           — Я принесу. —
           Хельга выскочила из комнаты и вернулась с сумочкой женщины.Та достала из неё пакет с половинкой пирога.
           — Я не знала, что приду к вам в гости. В противном случае пирог был бы целым. —
           Филипп снова погрозил Семёну. Тот протянул руку и взял пакет. Положил его себе на живот.
           — Нет, это не дело! —
           Взорвался Филипп.
           — Вставай сейчас же и приглашай Санту за стол. Мы с Хельгой всё организуем. —
           Филипп хватает за руку карлицу и выводит из комнаты. Карлица оглядывается. Семён протягивает Санте руку. Рука дрожит.
           — Семён. —
           — Санта. —
           Пакет с пирогом съезжает с живота больного и падает на пол.
           — И давайте уже не стесняйтесь меня. Я сама вас стесняюсь. Так к вам спешила, что не покормила собаку. Как она там теперь? —
           Синие глаза женщины вазочки ласкают живот, руки и щёки толстяка.
           — Как вы нашли меня? —
           — Я вас не искала. Ко мне приехал ваш друг, пригласил вас проведать. —
           — А как он вас нашёл? —
           — Он вам сам, думаю, расскажет. —
           — Можно вы уйдёте, а я встану. —
           — Ухожу. —
           Женщина-вазочка встала, и у больного загремело в ушах собственное сердце.
           — Опять давление! —
           Испугался Семён, и глаза его остановились, где-то посередине, между ним и женщиной. Он весь ушёл в себя, испуганно ища ответ на свой вопрос. Женщина заметила это.
           — Вам снова плохо? —
           — Ему хорошо. Сейчас будет ещё лучше. —
           Вошедший Филипп, направился к толстяку и поднял того с лежбища. Женщина корректно удалилась.
           — Ты что творишь? Медбрат сказал, у тебя обычная картина нервного срыва. Надо было поспать и только —
           Он старается натянуть на Семёна его свитер и штаны шаровары.
           — Поспал? —
           — Да. —
           — Вперёд! За стол! Время обеда! —
           — Боюсь… —
           — Чего боишься? —
           — Я ей не понравлюсь. —
           — Ты уже ей нравишься, потому она и здесь, по собственной инициативе. —
           — Филипп тебе она нравится? —
           Филипп распрямился. Внимательно смотрит на друга. Поразмышлял немного.
           — Нравится. Если было по-другому, вряд ли она сейчас была тут. —
           — Спасибо, Филипп! Ты был у неё дома? Кто в нём ещё живёт? —
           — Сёма! Ты должен быть сейчас с ней, и проявить те качества, которыми привлёк её в салоне. —
           — Это, какие? —
           Задохнулся толстяк. Филипп возмущённо уставился на Семёна. Семён заюлил глазами и отвёл их в сторону.
           — Не знаю, как это у меня получилось. Само собой вырвалось. Что же мне снова схватить её на руки и целовать у вас на глазах! —
           Филипп присвистнул.
           — Вы действительно не знакомы были до этого? —
           — Впервые видел. —
           — Да ты у меня ещё тот груздь! Кстати, почему груздь? Это же гриб. —
           — Я не знаю. —
           Семён оправил на себе одежду. Вспомнил, что Филипп ругал его за носки ручной вязки. Собрался их снять.
           — Нет, не надо. Пусть будут носки. Именно эти носки. Иди уже! —
           Филипп выталкивает Семёна из спальни.

           Санта смотрит на уморительного, в своей полноте, в своей стеснительности Семёна Фёдоровича. Тот вошёл на кухню и застыл пред ней. Какой он милый! Но женщина знает, он ещё смел и дерзок. Стоит только вспомнить первую встречу в мебельном салоне. Неожиданный мужской поступок, пусть спонтанный, посеял маленькое зёрнышко большого чувства.

           Собака Санты грустно разглядывает мокрую осень из конуры. Пол конуры сухой, с подогревом. Собака пытается куснуть осень и клацает воздух зубами. Такое бывает, когда хозяева уходят и забывают покормить её, тогда время останавливается. Сытая собака может ждать сколько угодно, даже заснуть. Голодный пёс будет думать о еде и сердится на хозяев. А кто это там заходит на его территорию? Пёс выскакивает из будки, и собачье сердце мгновенно уменьшилось в размерах. Её любимый хозяин вернулся?! И хозяйка с ним! Она летит им на встречу. Вернее, в два прыжка оказывается у ног вернувшегося хозяина. Юлит и ластится, стелясь по сырой листве. Семён застывает и прячет руки в карманы.
           — Не беспокойтесь Семён Фёдорович! Собака спокойная. —
           Говорит хозяйка собаки и открывает дверь домика.
           — Семён Фёдорович?! Кто это? —
           Собака садится и смотрит на толстяка.
           — И в правду, глаза другие совсем. Да и голос тоже. —
           Собака, как корабль при перегрузе на одну сторону, кренится от протянутой к ней чужой руки, но уйти, не уходит. Ни на шаг! Это же её территория.
           — Я пройду…. —
           Робко попросил собаку, так похожий на хозяина гость. Та привстала и сделала шаг в сторону.
           — Спасибо…. —
           Толстяк прошёл мимо собаки в дом.
Переступив порог дома, Семён увидел то, что видел так давно, и давно скучал по всему этому. И эти низкие потолки, и эти рюши на занавесках, и крючком вязанные подзорники на кровати, всё это было, в таком же большом количестве, у его мамы дома в России. В его доме.
           — Вы моей маме понравитесь, обязательно. —
           Выпалил он с порога.
           — Откуда такая уверенность? Вы собираетесь знакомить меня с мамой? —
           Женщина села за кофейный круглый столик, поставила на него локти, подпёрла ладонями щеки.
           — А проходить вы думаете? —
           — Уже прошёл…. —
           Семён в Риме носил мокасины из мягкой и почти бесшовной замши или мягкой кожи. Влетал, и вылетал из них без усилий и наклонов, которые бросали бы его в пот и нагоняли краску к лицу. Представленные вам ботинки в самом начале истории с карлицей одевались им в случаи поездки в Москву. Осмотрелся, потрогал рукой край занавески на окошке. За окном взметнулась собачья голова. Толстяк отшатнулся.
           — Испугал…. —
           — Он всегда так делает, если в доме чужой. Потрогайте цветочный горшок на следующем окне, реакция будет той же. —
           — Нет уж…. Чего зря волновать собаку! Подумает ещё обо мне, что ни будь нехорошее.—
           — Вы дружить с ней собираетесь? —
           — Сначала мне нужно подружиться с вами. —
           — Тогда можно попросить вас сесть в кресло у камина. —
           — Да запросто. —
           Толстяк сел в кресло. Оно оказалось немного низким, и он вытянул ноги, по направлению к камину. Хозяйка сняла со спинки кресла аккуратно свёрнутое одеяло и накрыла им ноги толстяка.
           — Посидите смирно немного. —
           Сама пошла к двери и открыла её. Позвала собаку. Та зашла, и остановилась.
           — Грязи нанесёт. Не надо может быть…. —
           — Вы так не говорите вслух. Она всё понимает. —
           Как бы подтверждая её слова, собака села прямо на коврик, и уставилась на кресло, в котором восседал толстяк.
           — Он похож на папочку? Как ты думаешь? —
           Хозяйка обращалась к собаке.
Собака легла и положила большую голову на лапы. Тяжело вздохнула и выдохнула, поскуливая, хвостом помела пол.
           — Пойдём знакомиться с Семёном. Он хочет быть тебе другом. Только что сам сказал.—
           Собака встала и пошла креслу. За ней шла женщина.
           — Она идёт к тебе знакомиться. —
           — Да уж вижу…. —
           Собака подошла, села и положила лапу на колено толстяка.
           — И что я должен делать? —
           — Ты никогда ни с кем не знакомился?! —
           Теперь Семён вдохнул и выдохнул воздух из своей груди с тонким попискиванием.
           — Я Сёмён. Хочу с тобой дружить. —
           — Дай ему руку. —
           Семён снял руку с подлокотника, и тут же о его ладонь ударилась влажная и холодная лапа собаки. Пёс вскинул голову и свесил на бок язык.
           — Да он замёрз совсем! —
           Второй рукой, Семён накрыл холодную лапу собаки сверху.
           — Будем греться? —
           Спросил её.
И собака тут же заняла свой коврик у камина. То, что он её коврик, было видно по остаткам шерсти на нём.
           — Давайте разожжём камин. —
           Предложила Санта.
           — Я не умею…. —
           — Я тоже. Долгое время была просто наблюдателем за этим действием. —

           Простенок рядом с камином заложен поленьями, да так красиво, что можно было подумать, что это декоративное оформление стены. Разжечь камин, дело не сложное, если есть правильная вытяжка в камине и соблюдать правила безопасности. Через десять минут в камине потрескивали дрова, и языки пламени за мелкой решёткой, лизали его стены. Тепло дошло до людей и собаки. Собака легла, а потом когда хозяйка забралась на колени к толстяку, и они стали целоваться, перевернулась на спину, согнув лапы, откинула голову и закрыла глаза.  Вздремнула. Ей приснилась миска полная собачьей еды.
           — Что, что тебе надо?! —
           Хозяйка и её гость уставились на собаку.
Та держала в зубах пустую миску для еды. Выражение глаз говорило без слов. Санта соскочила с колен Семёна и пошла, наполнять миску кормом.
           — Хорошо тебе тут? —
           Спросил собаку Семён. Просто так, потому что та смотрела на него прямо в сердце. Толстяк понял, что влюбился и в собаку тоже.
           — Ты линяешь? —
           Семён пальцами потянул собачью шерсть, в руках ничего не осталось. Он даже рассмотрел растопыренные пальцы на фоне тёплого света камина. Ничего не нашёл.
           — Я утром его чесала. Пух забирает моя знакомая. Носки из собачьей шерсти ценятся.—
           — Да, шерсть шелковистая. —
           — Ты у меня останешься? —
           У Семёна глаза стали овечьими.
           — Не взял ничего с собой…. Ну, там носки свежие, трусы…. Я каждый день меняю. —
           Семён не соврал. Он преувеличил чуть-чуть.
           — Зубная щётка ещё… —
           Мужчина перечислял необходимые ему якобы предметы, а женщина загибала пальцы на руке.
           — Зачем всё это голому человеку в постели? —
           Санта разжала пальцы и тряхнула рукой, как бы стряхивая всё перечисленноё Семёном. На полу смачно хрустел кормом пёс.
           — Действительно, зачем? —
           Глуповато заулыбался Семён овечьими глазками.
           — Ты мой ключик золотой! —
           — Почему ключик? —
           — Ты открыл меня! Я завожусь от тебя! —
           Собака отодвинула миску в сторону, что бы ни мешать проходу, а может быть пробегу хозяйки до колен гостья. Правильно сделала. Хвост ещё подожми, оттопчет.



Продолжение: http://www.proza.ru/2016/06/10/1459

Послевкусие. Глава тридцатая



           Плотная, живая темнота перед глазами карлицы. Темнота зала затаила дыхание, разглядывая не похожую на артистов карлицу. Так казалось Хельге. Кроме Хельги и Филиппа на сцене и в зале никого нет. Филипп сам включил несколько прожекторов, направил на карлицу и утонул в темноте, только голос его слышен и то, странный какой-то, как из погреба. Не сразу долетает до уха карлицы, с небольшой разницей во времени. Странно стоять рядом с живой темнотой. Странно говорить слова живой темноте. Странно быть послушной голосу из темноты.
           — Это только сначала так неуютно на сцене. Скоро ты будешь различать очертания зала, но если луч от прожектора будет направлен только на тебя, видеть ничего не будешь, но это и не надо. Здесь идёт диалог. Прожектор оградит от тебя любые эмоции идущие из зрительного зала. Начинай! Говори что угодно, хоть стихи читай. —
           Предложил Филипп Хельге
           — Семён и Санта подходят друг другу. —
           Карлица стоит на сцене с улыбкой на лице.
           — Продолжай. —
           — Я уже немного различаю зал. —
           — А по тексту, что ни будь? —
           — Дай мне привыкнуть, там же с выражением надо. —
           — Правильно. Выражение подразумевает проникновение в образ героя, она карлица, которой ты и являешься. Веди себя естественно. Забудь что впереди зал с предполагаемыми зрителями. Ты вошла к себе домой, живи на сцене как живёшь у себя дома, у меня, в доме моей матери. Не дублируй текст, слово в слово, проникнись содержанием. —
           — Зачем ты злился Филипп в кабинете? —
           Карлице начинало нравиться разговаривать с темнотой.
           — Ну, подумаешь, дети уборщицы оставили рисунки на твоём столе…. Значит, им было хорошо в твоей комнате. Маме не мешали работать. —
           — Стол мой. Стул мой. Бумага моя. Там моя территория, там много важного. —
           — О, да! —
           Карлица приняла позу, поставила руки в боки.
           — Как они посмели! Не просясь…. О, чём думали!? Что влекло их, несчастных…. —
           Хельга пробует слова на звук, который летят от неё в темноту.
           — Вот, видишь! Совсем не страшно! —
           — О каком страхе говорит мой Филипп? —
           Продолжает карлица.
           — Давай, что ни будь по тексту из первой части. —
           — Ваш смех я слышу, и он мне нипочём! Хохочите сколько хотите! —
           — Что ты несёшь? Я же просил, по тексту! —
           — Можно, на репетиции буду по тексту? Некому ответные слова проговаривать. —
           — Можно мне? Я читать умею. —
           Раздалось из темноты. Послышались лёгкие шаги, и на сцену вышел мальчик. Лица не видно, почти. Кудри русых, хорошо промытых волос падают на глаза и плечи. Мальчишке приходиться всё время откидывать их с лица. Что он и делает постоянно.
Карлица порылась в кармане и достала круглую резинку для волос.
           — На. Собери волосы. —
           — Как? —
           Мальчишка смело направляется к ней.
Карлица собирает верхние его волосы и перехватывает резинкой сзади.
           — Ты актриса? Что читать? —
           Мальчик заправил кудрявый локон за ухо.
           — Я сошёл с ума? Или я сплю? —
           Голос Филиппа из темноты на удивление мягок, но вкрадчив. Это предвестник бури.
Мальчик отвечает темноте.
           — Могу читать реплики. Просто так или с выражением. —
           Пухлая курточка на нём расстегнута. Из кармана торчит трикотажная красная шапочка. Капюшон клетчатой толстовки лежит поверх куртки. Кудри поверх капюшона. Мальчик подождал ответа зловещей темноты. Темнота поджала губы и закатила глаза.
           — Тогда я просто посмотрю. —
           Мальчик, где стоял, там и сел на пол, скрестив ноги. Весь его вид говорил, что уходить со сцены не намерен. Посмотрел в темноту.
           — Если мешаю. Могу отодвинуться. —
           Он произвёл немыслимо странные движения, в результате которых в сидячем положении переместился по сцене. Карлица молчала. Послышались жёсткие шаги и на сцену, в свет её ступил Филипп. Обошёл сидящего мальчика и сел рядом, в точно такой же позе, как и он. Посмотрел на карлицу. Сунул в руки мальчика листы бумаги.
           — Твои реплики напечатаны обычным, черным шрифтом. Её зелёным. Ясно? —
           — Да. —
           — Ты чей? —
           — Мы дети уборщицы. —
           — И это вы устроили художественную мастерскую в моём кабинете? —
           — Мы ничего не разбили, не разлили…. Чего сердится?! Оставили вам рисунки на память. Вам понравились они? —
           Филипп молчит.
           — Зря вы так. Осень на улице. Заходишь, а на столе лежит солнышко на бумаге, трава зелёная, цветы…. Только я цветы и солнышко не рисовал! Это мой младший брат. Неужели не понравилось? —
           Мальчик окинул взглядом Филиппа с боку и, подражая ему, выпрямил спину, закинул шарф за спину и сложил руки на коленях.
           Карлица засмеялась.
           — Ты чего? —
           Одновременно спросили её Филипп и мальчик.
           — Вы, как две капли похожи! —
           Филипп повернулся к мальчику. Рассмотрел его.
           — Зови мать. —
           — Жаловаться будете? —
           Взрослый мужчина оторопел.
           — Нет. —
           — Тогда и звать не зачем. Чего от работы отрывать? Быстрее сделает работу, быстрее пойдём домой. Там бабуля лежит парализованная. —
           — Одна? —
           Спросил Филипп.
           — Одна. Ей надо побыть в тишине. Мы вернёмся, ей не до покоя будет. —
           Пообещал в живой темноте голос другого мальчика.
           — Сам больше всех шумишь! —
           Ответил голосу брата мальчик со сцены.
           — Тебе было сказано молчать! Разбудишь её, рёву не оберёшься. —
           Строго и совсем по взрослому, отругал мальчик темноту.
Карлица сосчитала в уме детские голоса. Трое.
           — Она тут всегда спит, как убитая. Так забрать рисунки? —
           Мальчик смотрел на Филиппа, как взрослый мужчина смотрит на маленького ребёнка и радуется его чистоте, невинности. Филипп промолчал.
           — Ты мне нравишься. Не буду забирать рисунки. Все остальные мужики козлы и свиньи вонючие. —
           Филипп достал свою резинку для волос и собрал свои волосы на затылке.
           — Они меня бабой дразнят. За волосы. А у вас почти такие же волосы, как у меня. —
           — Кто дразнит то? —
           Осведомился Филипп.
           — Имён не помню. Перестали ходить, и, слава Богу! —
           — А отец? —
           — Отец у нас есть… Мы не безродные. Только нас пятеро, а он один. Мы ему всю голову разбили, он решил жить без нас. —
           — Вас у мамы четверо? —
           — Трое. Бабуля ещё… —
           — Помогает? —
           — Чего? —
           — Деньги маме даёт отец? —
           Темнота рассмеялась.
           — Догонит, и ещё даст! Я ему сигареты, последний раз на свои деньги покупал. У него не было, а курить очень хотел. —
           Мальчик со сцены погрозил темноте, и сделал пальцами знак на своих губах, имитирующий замок.
           — Где деньги взял? —
           Тут же осведомился Филипп у темноты.
           — Мелочь…. Её всегда можно иметь! Листовки разносить, или клеить. Партий много. Главное не попасть в толпу бастующих. —
           Мальчик говорил нарочито серьёзным голосом.
           — Филипп! О чём он говорит! У вас революция? —
           Заволновалась карлица, только сейчас сделала одно открытие. Она практически не смотрит телевизор и не читает газет. Газеты понятно, они на итальянском языке печатаются. Если разговорную речь она стала, хоть как-то понимать, выхватывая уже запомнившиеся слова, и домысливая остальное, читать газеты ещё не могла.
           — Студенты волнуются. У них отобрали здание, принадлежащее им много лет. Мы живём на окраине, в спальном районе. До нас это не дошло. —
           Пояснил Филипп.
           — Если бы я у вас училась, то значит, была бы студенткой, и тоже принимала участие в акциях протеста. —
           Мальчик на сцене хихикнул.
           — Эй ты! Я взрослая. Мне скоро двадцать два года. —
           — Филипп! —
           Женский голос разрезал живую темноту зала на две части. С освещённой стороны было видно, как Филипп и мальчик завертели головами. В тёмноте проснулся ребёнок и жалобно запел про любовь к своей маме.
           — Меня кто-то звал? —
           Удивился Филипп.
           — Это меня мама зовёт —
           Объяснил мальчик. Жалобная песня о любви к маме повторилась.
           — Смотри не урони её! Я уже иду. Оставайся на месте. —
           Невидимая женщина шла на плачь ребёнка.
           — Мама пришла! Мама с тобой! Где Филипп? Почему ты один? —
           — Он на сцене. —

           Видимо мать обернулась в темноте зала и увидела старшего сына там, где ему нельзя находиться, да ещё и с главным постановщиком театра. Это её взволновало. Час назад Филипп орал на неё за вторжение детей в кабинет. Кабинет постановщика самый тёплый. Диван мягкий. Вот и оставила она свой выводок именно в этом кабинете. Здание театра холодное. Испуг матери передался орущему ребёнку, и он замолчал вместе с ней.
           — На сегодня всё Хельга. Достаточно! —
           Филипп подал руку мальчику, поднял его.
           — Мама управилась с работой. Скажи ей, что мы отвезём вас домой, на улице дождь. —
           — Какая у вас машина? —
           — Я пользуюсь такси. —
           — А! Ну ладно…. Всё равно спасибо. —
           Мальчик побежал со сцены и растворился в живой темноте зала. Хельга пыталась разглядеть мать троих детей, но темнота не выдала тайну. Женщина уборщица растрёпана, вспотевшая и уставшая, а темнота женского рода и она солидарна с уставшей женщиной. Филипп вызвал такси по телефону и ушёл выключать прожектора. Хельга пошла в кабинет Филиппа. На столе лежали рисунки детей. Обыкновенная офисная бумага пестрила самыми яркими красками, наперекор дождливой осени. Огромный гриб во весь лист бумаги раскрашен как божья коровка, вместе с ножкой. По шляпке гриба едет машинка. В нижнем углу листа корзинка или ведро наполненная красной ягодой. Ёжик у основания гриба. Она попыталась вспомнить свои рисунки в таком же возрасте, что и Филиппок. Замечательное совпадение имён! Наверное, поэтому, Филипп решил подвести его и его маму с детками.
           — Я заберу их себе? —
           Сказала Хельга заглянувшему в кабинет Филиппу.
Тот пожал плечами. Что-то сгрёб со стола в папку.
           — Поехали за Семёном. —
           — Ты уверен? —
           — Он сам просил меня об этом. —

           Они вышли из здания тетра, осмотрелись. Площадь практически пуста. Сеял мелкий дождь. Он висел мокрой сеткой, и казалось, не падал на землю. Буд-то кто набирал в рот воды и прыскал на площадь без устали. Мокрым было всё. Театр, дверные ручки, двери, афиши, голуби, небо, воздух. Такси, словно мокрая лягушка. Мех шубки стал напоминать мокрого кролика. Хельга забеспокоилась и рукой смахивала влагу с меха. От этого он становился ещё некрасивее.
           — Дома снимешь, встряхнёшь на террасе, повесишь на спинку стула, и оно просохнет. Утром встряхнёшь снова. —
           Хельга недоверчиво слушала его, усаживаясь в машину.
           — Они второго приглашения ждут?! —
           Сердито проговорил Филипп. Подождали немного. Филипп сходил в здание, и узнал о том, что уборщица ушла через запасный выход.
           — Видно живут в другой стороне. —
           — Мальчик красивый. Смышлёный. Смелый. Тёзка твой. —
           Филипп называет адрес водителю.
           — Не хочешь со мной съездить за Семёном? —
           — Нет. У меня собака дома. —
           — Понял. Мне одному не хочется. Вот возьму и не поеду! Сам доберется. —
           — Он болен. —
           — Ты права, надо ехать. —
           — Что у тебя с Тодди? —
           — А что у меня с ним? —
           — Не смей так мне отвечать! Разболтались все, кому не лень… Уборщица эта… Ты вот…. Я несу ответственность за тебя и должен знать, как распланирован твой вечер и даже ночь, если угодно! Несу ответственность за Семёна, что бы он снова не попался полицейскому в юбке. Обо мне кто-то думает? Ты обо мне думаешь? —
           У Филиппа сдали нервы.
           — Филя! Я к тебе с самого утра пришла! —
           — А вечер для Тодди припасла. —
           — Да нет же! Я каждый день собираюсь провести в одиночестве, и не получается. Вот приду домой – соседка придёт. Придёт обязательно! Тодди позвонит. Обязательно позвонит! А я хочу быть одна. —
           — А я не хочу быть один! Терпеть не могу быть один! —

           Филипп раздосадован. Планы на сегодняшний рабочий день сорваны. Он чувствовал себя одиноким. Семён в новых отношениях. У карлицы есть воздыхатель, собачка. Даже у этой уборщицы есть трое детей. А что у него? Влажная постель, которую ему придётся греть и сушить горячим утюгом перед сном.
           — Смотри Филипп! Филиппок! —
           Они смотрят в окно машины. На тротуаре мать пытается надеть на сына красную шапку, а тот желает на свою голову надеть капюшон. Руки Филиппка заняты крохотной девочкой, и матери удаётся надеть красную шапку на голову старшего сына. Младший сын в это время, рассматривает витрину магазина. Магазин закрыт, в связи с беспорядками на улицах Рима. Младший сын уборщицы прижал в витрине лицо, видимо достаточно сильно прижал, раз сработала сигнализация. Испуганная женщина выхватывает крохотную девочку из рук старшего сына, спешит по тротуару, убыстряя шаги. Мальчишки бегут за ней, постоянно оглядываясь на звенящий магазин. Филипп просит водителя остановиться. Машина догоняет многодетную мокрую маму и даже заезжает на тротуар. Филипп выходит из неё.
           — Ты не передал маме моё предложение? —
           Обращается он к старшему мальчику.
           — Она не захотела. —
           Филиппок прыгает перед Филиппом. Сигнализация орёт. Младенец на руках матери издаёт истошные звуки. И на всё это оседает водная пыль беспристрастного всё смывающего дождя.
           — Было бы разумнее, согласится…. Дождь…. —
           Филипп показывает рукой на небо.
           — Вот это…. —
           Филипп показывает рукой на витрину магазина.
           — И это… —
           Филипп смотрит на орущую девочку.
Уборщица в джинсах, в длинном, ниже колен свитере, и шерстяном пончо поверх него. Мокрым краем пончо она укрывает от дождя лицо девочки. Мальчишки в нетерпении переминаются с ноги на ноги. Им хочется сесть в машину. Крохотная девочка показала далеко не кроткий нрав, огласив улицу новым плаксивым визгом.
           — Она устала. Домой хочет. —
           Оправдывает дочку мать.
           — Тем более. —
           Почти равнодушно отвечает Филипп, разглядывая свои ботинки. Он видит, как мимо его ботинок мелькнули ноги мальчишек, затем прошли ноги матери обутые в красавки.
           — Промокшие сосем…. —
           Отметил про себя Филипп.

           В машине девочка снова стала орать, да так истошно, что Филипп пожалел о содеянном добре. Он поморщился. В зеркале заднего вида морщилось отражение водителя такси.
           — Может быть, у неё болит что-то? —
           Спросила Хельга.
           — Нет, она здоровая у нас. У неё подгузник скоро лопнет и потечёт. —
           Подал голос младший сын.
           — В машине тепло, смените подгузник. И скажите адрес. —
           Бурчит водитель. Он недоволен, таким количеством пассажиров в его машине. Орущими, и пинающими его в спину коленками.
           — У нас подгузники кончились. —
           Объявил младший сын.
           — Остановите у первой аптеки. —
           Говорит Филипп водителю.
Тот снова морщится, но заворачивает в узкую улочку и подъезжает к аптеке. Девочка орёт, не умолкая. Матери страшно стыдно. Стыдно за проволочку, которую ей устроил главный постановщик из-за вторжения её детей в кабинет, стыдно за промокшую и изношенную уже обувь, за орущую дочь стыдно.
Филипп вышел из машины, не закрыв за собой дверь.
           — Девять килограмм. —
           Сказала вслед ему женщина.
           — Что? —
           Обернулся он. Козырёк мокрой кепки закрывал лицо молодой мамы, и скрывал её смущение.
           — Подгузники на ребёнка девочку, весом девять килограмм. —
           Пояснил Филиппу водитель, тот ответил грустным взглядом и зашёл в аптеку
           — У меня нет с собой денег…. —
           Растерянно проговорила неизвестно для кого женщина.
           — Потом рассчитаетесь. —
           Успокоил водитель.
Все замолчали, и будут молчать, пока Филипп не выйдет из аптеки. Но каким он выйдет!
Он выйдет с огромными двумя пакетами в руках. Водитель выскочит из машины, что бы отрыть багажник. Пакеты поставят в него. Филипп вернётся в машину с одним подгузником розового цвета. Передаст его на заднее сиденье Хельге, та отдаст женщине.
Машина тронется. Как только мать начнёт раздевать девочку, та сразу же замолкнет.
           — Понимает… —
           Хмыкнул водитель.
           — Моя дочь тоже горластая, когда мокрая и голодная. —
           — У вас одна дочь? —
           — Да. —
           Кивнул водитель.
           — Правильно. Зачем рожать, если нет материальной базы, отца, нет работы достойной!—
           В сердцах сказал Филипп водителю. Женский, металлический струнный как тетива голос ответил ему за спиной вместо водителя:
           — Тебя не спросились…. Если тебя мать не родила, ты и вопросы такие бы, не задавал.—
           Филипп замер.
           — Я не хотел никого обидеть. Я разговаривал с водителем. Согласен, вы не должны были это слышать. —
           Женщина меняла подгузник.
           — Вот вам пакет. Пакет бросьте на пол. —
           Водитель передал женщине шуршащий, скомканный пакетик.

           Мальчики, чувствуя агрессивность Филиппа по отношению к их матери, перестали толкаться, и беспокоить спину водителя. Виновато смолкли. На фоне шума двигателя послышалось довольное «агуканье» младенца, ему полегчало, и он оповестил всех об этом. Светофор остановил машину. Водитель обернулся к пассажирам на заднем сиденье.
           — Ой, ты моя маленькая! Ой, ты моя кудряшка! Хорошо тебе стало?! Тепло и сухо писульке стало? —
           Радостное агу-агу, было ему ответом.

           Мальчишки теребят ручки сестрички, радуются вместе с ней и снова пинают коленками спину водителя. Филипп обернулся. Три, одинаково кудрявые головки и четвёртая кудрявая голова мамы, была над остальными головами и гордо, можно сказать вызывающе смотрела на него. Кепки на ней уже не было.
           — Вот тебе! Мы счастливы! Даже благодаря твоему подгузнику, мы счастливы! Нам хорошо вместе! А у тебя лицо, вечно не довольное. Меняй тебе подгузник или не меняй, всё одно! —
           Не подумайте, что это всё женщина сказала вслух. Она это думала, а вслух сказала:
           — Спасибо. —
           — Пустяки…. Да за такую улыбку…. —
           Почему-то вместо Филиппа ответил водитель.
Улыбающаяся девочка ребёнок была прекрасна. Рыжая, кудрявая, розовощёкая, с ямочками на щеках. Филипп не выдержал и потрогал её за ручку.
           — Холодная. —
           — Я знаю. —
           Ответила мама.
           — Долго была в одежде. Спала. Потом сразу на улицу —
           — Не обижайтесь на мои слова. Такая проблема существует. Я говорил в общем. —
           Многодетная мама согласилась с Филиппом кивком головы.
           — Забудем. Трое детей для матери одиночки много. Глупая была, вот и всё объяснение. Пусть без отца, зато с матерью. У них бабушка есть ещё…. Нам повезло с ней. —
           — Эта та, что парализована? —
           — Только нижняя часть, а руками она с ними даже в войну играет. Агата может часами с ней сидеть на кровати. —
           — Агата?! —
           Восклицает Филипп.
           — Красивое имя, правда? Мне тоже нравится. —
           Мама похорошела и стала похожей на свою дочку.
           — Это ваша мама больна? —
           — Нет. Это мама отца детей. —
           Лицо Филиппа окаменело.
           — Ну не бросать же её…. вы меня осуждаете, снова? —
           — Да Бог с вами! Это ваше право и право правое! Более чем… —
           — Мы подъезжаем. Надели все шапки и на выход! —
           Скомандовала мама.

           Дождь всё так же сыпал и сыпал с небес. Небеса были черными бездонными. Они, наверное, устали осыпать Рим влагой, но перестать не могли. Им так было велено свыше. Вместе со всеми из машины вышел Филипп. Водитель открыл багажник.
           — Здесь подгузников на полгода. Так сказали в аптеке. Я попросил положить в пакет, всё, что может быть нужным в уходе за маленькой девочкой. Там и влажные салфетки, шампунь, разовые пелёнки, присыпки, «зубочёс» даже положили. Детские соки и чаи, печенья и что-то ещё, уже и не помню. Донесёте? Или мне проводить вас? —
           Женщина собралась спросить Филиппа, зачем он так потратился.
           — Я сам не знаю, зачем я это сделал. Наверное, что бы всё это у вас было. Потом мальчики так старались и оставили на столе свои работы. Любой труд дожжен быть вознаграждён. —
           — Я так им и скажу, что это они заработали для сестрички. Пусть гордятся собой. —
           — Вот и договорились. —
           Филипп нагнулся, достал из машины девочку с ямочками на щеках и передал маме. Девочке стразу же не понравилось находиться под дождём, и она стала капризничать. Мать накрыла её краем мокрого пончо. Мальчики взяли пакеты и потащили их по мокрому асфальту. Филипп сел в машину.
           — Теперь по первому адресу. —
           Он обернулся к Хельге.
           — Заберём с собой твою собаку и поедем за Семёном. —
           — Собаке надо кушать и сразу же спать. —
           — Она собака! Она поест и захочет общения. Вот увидишь! —
           Филипп глазами и бровями и головой кивал, буквально уговаривал карлицу, согласится с ним.
           — Мы можем оказаться в щекотливом положении. —
           Качает головой карлица.
           — Санта женщина скромная, утончённая. В первый вечер жениха следует забрать домой. Сам уйти он не догадается. Семён привык, что происходит всё и сразу. Нехорошо переделать всё в первый же день. Потом делать будет нечего. С этой женщиной так нельзя. Желание надо держать как можно дольше на острие, чтобы сок капал, а ты наблюдал за этим и горел, горел…. Потом Семёну надо мерить давление и принять те лекарства, что оставил ему доктор. —
           Филипп говорил так вдохновенно и так понятно для таксиста, что тот стал хохотать.
           — Смотрите на дорогу-то…. И не забывай объезжать центральные площади, а то ненароком застрянем в толпе разгулявшихся студентов. Нам то что! Мы выйдем и пешком дойдём до дома, а вот ты можешь лишиться транспортного средства. —
           Водитель сразу же свернул в проулок и замолчал.

           Мой вкусно и жадно ел. Миска с присоской к полу не двигалась. Мой нарезал круги вокруг миски и глотал, глотал, без передышки.
           — Может кто-то ошибся, и из него вырастит такая же большая собака, как у Санты. Так жрут только большие собаки. —
           Горевал Филипп стоя над щенком.
           — Мне такой собаки не надо. Ей же отдельная кровать нужна будет. —
           Наконец миска опустела. Щенок постоял над ней, для убедительности полизал пустую поверхность. Посмотрел на Филиппа.
           — Дай ему ещё. —
           — Он съел свою норму. Увеличивать норму буду через неделю. —
           — Что? Так вот строго прям? —
           — Я выполняю инструкции собаковода этой породы. —
           Филипп с уважением смотрит на Хельгу.
           — Я так не смог бы! Мой попугай с подружкой ест столько, сколько им хочется. Кот тоже. —
           — Попугай птица взрослая. Птица умная. Думаю, она сама себя контролирует. —
           — Отец отвёз птиц маме до выписки. —
           — И как им переезд? —
           Филипп пожал плечами.
           — Мама не нарадуется. Боюсь, я останусь без птиц! —

           Собаку завернули в белое банное полотенце и вынесли из квартиры. Соседская дверь скрипнула, под давлением изнутри. Кто-то смотрел в телескопический дверной глазок из квартиры. Это было ясно, потому что глазок не светился, а когда от него отслонились, он стал снова светиться. Хельга помахала рукой глазку. Глазок мигнул светом в ответ. Дверь тут же открылась.
           — Добрый вечер! —
           В дверном проёме, обрисованный вечерним освещением из квартиры, проявился силуэт соседки. Надето на девушке было что-то из струящихся к полу нитей, и обозначить каким-либо словом сей предмет одежды, не представляется возможным. Филипп, любитель всего прекрасного, из серии необъяснимого, мгновенно среагировал на это видение. Два шага назад, и он привалился плечом к косяку двери незнакомки.
           — Вечер добрый. Мы знакомы? —
           — Ещё нет. —
           — Как тонко вы подметили…Филипп. —
           — Любовь. —
           — Как имя, обыгрывает ситуацию! —
           Обводит взглядом фигуру соседки.
           — Вы свободны этим вечером? —
           Головка на вытянутой шее, для большего эффекта, сникла.
           — Холодец на плите варится. —
           Филипп нёс к губам руку женщины. На этих грустных словах женщины остановился и беспомощно оглянулся на карлицу. Не понял значение слова холодец. Хельга прижимала к груди кулёк из банного полотенца и выглядела как одинокая девочка на военной дороге, из фильма Михалкова. В памяти Филиппа мелькнул кадр этого фильма просмотренного в Москве.
           — Это свиные ножки, уши и требуху варят с чесноком очень долго, часов шесть. —
           Объяснила карлица.
Филипп повёл носом. Ножки…. Уши…. Совершенно незнакомый запах шёл из квартиры. Запах лишённый всяческой романтики. Мужчина безжалостно отпускает женскую руку и та провисает вдоль тела владелицы, как мёртвая.
           — Я обязательно угощу вас. Принесу Хеьге, для вас…. —
           — Буду ждать. Хотя это и необязательно. —
           Два шага и Филипп, обняв карлицу за плечи, идёт по коридору. Не оглядываясь, машет соседке рукой на прощание. Соседская дверь захлопывается, глазок таращится в тёмный коридор светящимся глазком.

           Ночная, сырая поздняя осень, как тот холодец из свиных ушей и ножек лишена романтики. Внутренний озноб, холодеют кончики пальцев на руках и кончик носа, обувь хлюпает по лужицам и вобравшей в себя влагу траве. В это время года, трава на удивление зелёная. Ни одной светящейся фары на дороге. Щенок спрятал голову, глубже в складки банного полотенца. Незаметно для себя, Филипп поднял плечи, чтобы воротник пальто стал выше.
           — Дай щенка мне. —
           — Зачем? —
           Удивилась Хельга, отступая назад.
           — Ему со мной будет теплее. Положу его за пазуху. —
           — Хитрый какой! Я сама его положу за пазуху. —
           — Щенок у тебя не поместится, если только его развернуть. —
           Филипп потянул полотенце с собачкой к себе, Хельга сделал шаг назад. Филипп шагнул следом и снова потянул к себе свёрток со щенком.
           — Прошу оставить девочку в покое. —
           Строгий, мужской голос полицейского раздался над самым ухом Филиппа.
Полицейский представился. Затем стал скороговоркой проговаривать монотонные слова, видимо положенные в таких случаях. Попросил документы. Это было ясно по тому, как Филипп достал их и передал ему.
           — Кем приходится вам девочка? —
          Филипп долго и красноречиво объяснял, размахивая руками. Полицейский каменел лицом и тянул за рукав Филиппа, явно приглашая следовать за ним. По всей видимости, в участок. Конечно, Хельга пыталась объяснять полицейскому сложившеюся ситуацию, но тот строго смотрел на неё и отворачивался спиной. Его настораживало то, что девочка иностранка.
           — Добрый вечер! Я могу подтвердить всё, что говорит этот человек. —
           Все участники происходящего оборачиваются к подошедшему Тодди. С минуту мужчины разговаривают. Полицейский уходит. Уходит медленно. Одет он основательно и ему тепло. Остальные, внутренне дрожа, следят за его перемещением.
           — Ты как рояль в кустах. Благодарностей можешь не ждать. —
           Филипп выхватывает из рук карлицы сверток со щенком и запихивает его себе за пазуху. Вызывающе смотрит на Тодди. Тот молчит и как все мёрзнет. Он долго стоял под тёмными окнами карлицы.
           — Вы собрались куда-то, я могу подвезти вас. —
           — Ты с машиной? —
           — Да. —
           — Действительно, рояль в кустах! Сиденья с подогревом? —
           — Только на передних. —
           — Тогда Хельга садится впереди. —
           Настроение у Филиппа взлетает вверх, как ртутный столбик в градуснике.
Он заталкивает карлицу на переднее сидение, сам садится сзади. Вертит головой как флюгер, рассматривает затылок Тодди и Хельгин профиль.
           — Это по твоей милости мой актёр стынет в мокрых кустах? —
           Здесь должен последовать ответ «нет», но вместо «нет» звучит совсем другое.
           — Ну не к соседке же он моей пришёл. —
           Флюгер замер.
           — О чём это ты сейчас? —
           — О том, что я нравлюсь твоему актёру. —
           — Ты мне тоже нравишься. —
           — Но совсем не так как соседка! —
           — Вы ругаетесь? —
           Осведомился Тодди.
           — Ехать куда? —
           Филипп называет адрес Санты.
Тодди разворачивает машину.
           — Надеюсь, ты знаешь, где сегодня можно ездить по городу безопасно? —
           — Знаю Филипп. —
           Филипп тут же забыл о Тодди.
           — Так ты заревновала меня к русской соседке? —
           — Я заревновала соседку к тебе. —
           — Это не одно и то же? —
           — Для меня, совершенно разные вещи. —
           — Мне надо подумать…. —
           Филипп откидывается на спинку заднего сидения.
Наступает тишина. Где-то с минуту Филипп думает.
           — Совершенно напрасно заревновала. Мне больше понравилась кудрявая девочка и её мама. Правда маму я как следует так и не разглядел. Кусачая, такая! —
           — Ты прав Филипп. Красивые дети, красивая мама. —
           Хельга сменила тон и говорила ровно и даже радостно.
           — Ты разглядела маму? —
           — По детям видно. —
           — Приехали Тодди. —
           — Я могу подождать. —
           Филипп, открывший уже дверцу машины, захлопнул её.
           — Кого? —
           — Вас. —
           — Нас…. Тогда возьми собачку на своё попечение. Боюсь, что хозяйский пёс неправильно на неё среагирует. —
           Филипп достал тёплый свёрток из пазухи и передал Тодди.
           — Мы скоро! —
           Добавила карлица и засеменила рядом с Филиппом по мокрому двору Санты.
Тодди заглянул в свёрток. Белая шерсть, пипка носа из тёмной кожи, и нет глаз. Совсем нет. Тодди даже повертел свёрток туда, сюда. Нет глаз. Спит собака.

           Филипп заглянул в окошко дома и застыл. Хельга неловко топталась рядом.
           — У тебя никогда не возникало мысли, что Семён похож на русского деда Мороза? —
           Хельга не успела ответить. Занавески на окне с внутренней стороны дома разлетелись и, слюнявя стекло, большая собачья голова заслонили окно. Лай звучал как из бочки. Тут же открылась дверь, в ней показалась фигурка Санты. Следом выскочила собака и, припадая на передние лапы, стала тяжело скакать вокруг гостей. Не успела хозяйка дать команду «фу», собака застыла по собственной воле, поставила уши в стойку. Уши стали поворачиваться в сторону ворот и машины стоящей за ней. И вот уже огромная псина несётся в этом направлении. Встаёт на задние лапы, опирается на крышу машины Тодди. Машина покачивается. Тяжело опустившись на мокрую землю, собака бегает вокруг, периодически наваливаясь на машину всем телом.
           — Машина ваша? —
           Хозяйка обескуражена поведением собаки.
           — Нет, но мы на ней приехали. —
           — Что в ней? Или кто в ней? —
           — Мой актёр. —
           Санта пытается отозвать собаку. Безрезультатно! Вечно так продолжаться не может, и потому все решают, что Тодди надо выйти из машины и тогда все вместе зайдут в дом. Тодди осторожно выходит, захлопывает дверцу и медленно направляется к дому и людям ожидавшим его. На удивление всем, собака теряет агрессивность и ласково мостясь с боку Тодди идёт рядом, заглядывая парню в лицо.
           — Мой актёр был у вас в гостях? —
           Спрашивает хозяйку Филипп.
           — Первый раз вижу этого человека. —
           — Поведение собаки говорит обратное. —
           Настаивает на своей версии Филипп.
           — Что у него в руках? —
           — Мой щенок. —
           Говорит Хельга.
           — Вот и объяснение. —

           Толпа по очереди заходит в дом. В дом, в котором с серьёзным видом и напускной занятостью, сидит у камина Семён Фёдорович и выгибает прутья каминной решётки, старясь сделать их ровными. Кто-то, когда-то погнул их.
           — Простите меня, я занят немного. Скоро освобожусь…. —
           Говорит он.

           Но как он это говорит! Прошу вас заметить! Как истинный хозяин дома. Это подтверждает счастливое лицо хозяйки, наблюдавшее за ним. Филипп не разобравшись, или разобравшись, но решив вернуть друга в его нормальное русло, начинает допрос с пристрастием.
           — Сема! Пожалуйста, будь аккуратнее, тебе нельзя напрягаться, тебе ещё лекарства принимать! —
           — Ах, боже ты мой! Не бери в руки инструменты! Мне нужны твои руки целыми и невредимыми! —

           Тут необходимо вспомнить сцену первой встречи Филиппа и Санты в её доме. Тогда перед Сантой сидел молодой человек, с правильно поставленной речью, вежливый и деликатный. Что видит она сейчас? Изнеженного, жеманного дружка её нового друга. На Семёне надета жилетка, такая же огромная, как и он сам, мехом внутрь, замшей наружу. Мехом отделана планка на груди и пройма рукава. Кирпичного цвета фланелевые шаровары, да щёки такого же цвета, делают его похожим на деда Мороза. Он продолжает заниматься своим делом. Филипп наблюдает за ним.
           — Ну, кто так делает? Надо…. —
           Филипп начинает показывать как надо, опустившись рядом с другом на одно колено.
Собака затолкала Тодди, тому пришлось сесть на диван. Теперь собаке было удобно тыкать носом парню в грудь.
           — Покажите? —
           Спросила женщина вазочка.
           — Конечно. —
           Вежливо ответил Тодди и попытался развернуть свёрток со щенком. Тот слабо пискнул. Боже! Что случилось с большой собакой! Она припала грудью на пол, лаяла и повизгивала. Женщина вазочка взяла свёрток, почувствовала тёплую тяжесть в своих руках, с благодарностью взглянула на Тодди и…. утонула в мужских зелёных глазах. Удивительные глаза! Удивительный день! Удивительные события в нём! Удивительные люди собрались в её доме! Филипп как попугай, он может предстать серьёзным профессионалом, взбалмошным парнем с широким спектром мировоззрения, воспитанным и деликатным молодым человеком, или просто рубахой парнем. Образ Семёна как бы размыт. Семён слаб душой и телом. Без стержня извне ему не обойтись. Зато как трогателен! Его приятно трогать руками. Приятно сидеть на его коленях. Хочется прижиматься к пухлому и горячему животу. Его хочется кормить с ложечки. Не хочется отпускать от себя. Он бесконечно нежен. Карлица! Это загадка. Женщина вазочка, до сих пор задаётся вопросом – кто она, и что она делает в обществе двух, таких разных мужчин. Мужчина со щенком состоит из одних глаз. Нет сил, оторваться от его глаз. Зачем мужчине такие глаза?! С такими глазами, можно очень результативно просить милостыню, не произнося единого слова. Хозяйка ещё раз посмотрела на Тодди. Сложен парень, как горилла. Рост маленький, голова приплюснутая, плечи неестественно широки, а руки длинные и сильные. Удивительно бывает сотворён человек. Но приятен.
           — Мужчины заняты. Давайте знакомится. —
           Санда и Тодди рассаживаются вокруг столика с кружевной скатёркой. Щенок в полотенце, спит. Большая собака, тихо повизгивая, стережёт кулёк со щенком. Иногда позволяет себе провести носом над свёртком, и снова, только смотреть.

           Что бы прислонится к спинке кресла, карлице пришлось сесть в него глубоко, щиколотки ног с туфлями выходят за край сиденья. Она сбрасывает по одной туфле на пол. Тодди поднимает их и относит к входной двери. Его маневр замечает Филипп, а со стороны казалось, что человек занят другом работой и не видит происходящего за своей спиной.
           — Не ставь их туда. Остынут. Лучше к камину…. —
           Говорит он, и Тодди делает то, что ему сказали, возвращается к женщинам.
Хозяйка принесла шерстяные носки для карлицы и та надела их. Большие носки, не по размеру, зато тепло.
           — Неужели вы заберёте Семёна? —
           Хозяйка дома обращалась к карлице.
           — Не стану скрывать, моя привязанность к Семёну растёт с каждой минутой нашего общения. —
           — Филипп и Семён люди творческие. Они ставят новый спектакль. Чем больше они будут вместе, тем продуктивней будет их работа. —
           — Какая жалость…. —
           Женщина растерянно повела взглядом вокруг. Вздохнула. Собака гавкнула. Вскочила, нетерпеливо стала стучать хвостом об пол. Проснулся щенок и вытаращил свои глазки на огромную псину, так резко пахнущую. Большая собака сунулась носом в свёрток. Щенок стал пятиться в полотенце задом, и исчез в нём. Радости собаки не было конца. Огромным носом собака ворошит махровый свёрток на диване. Пришлось достать маленькую собачку с розовым, просвечивающимся животиком в белой шерсти и показать её большой собаке.
           — Ай-гав! Ай-гав! —
           Взвизгнула от восторга дворовая псина у дивана, пританцовывая передними ногами как лошадка.
           — Нельзя трогать! —
           Хельга забрала щенка из рук хозяйки, и завернула в полотенце.

           Семёна уведут с собой гости. Что бы скрыть огорчение Санта ушла варить кофе. Хельга рассказала Тодди о знакомстве с детьми уборщицы, о невероятном совпадении имён её детей с именем Филиппа и его матери.
           — Обычные итальянские имена, часто встречающиеся. —
           Тодди помялся и добавил.
           — Было время, я пытался ухаживать за Сантой. У неё был сложный период в жизни, и она не жила, а оглядывалась вокруг, боясь, что кто-то обидит её детей. Вела себя как самка с детёнышами. Бывший муж, то приходил, то исчезал. Вскоре стало очевидным то, что она беременна ещё одним ребёнком. Мальчишки у неё славные. —
           Тодди помолчал. Молчала и Хельга. В груди у обоих замерло. Слишком много в этой истории совпадений и точек соприкосновения.
           — Санта подруга Семёна? —
           Осведомился Тодди.
           — Подругой ей только предстоит стать. Они познакомились сегодня днём. —
           — Уютный дом. Огромная собака. Неужели собака живёт в доме! —
           — Во дворе у неё будка. Санта уверяет, что там даже полы тёплые. Собака настолько привыкла быть сухой, что ни за что не сядет в грязь, а тем более ляжет. Она как бы гостит в доме иногда, как сейчас. —
           — А у нас будет собака? —
           Весьма неожиданный вопрос от Тодди. Несколько секунд Хельга раздумывает.
           — У нас уже есть собака. —
           Она приподнимает свёрток со щенком.
           — Забыл. Прости Мой! —
           Тодди гладит рукой полотенце.
           — Я не звонил, не беспокоил весь день. Знал, что ты с Филиппом. —
           — Конечно с Филиппом. Где ей быть, как не у меня! Кто рано встаёт, тому Бог даёт. Правда, мы сегодня припозднились с Хельгой. Открыли глаза, уже полдень. Дождливым утром, всегда спать хочется. Как хорошо мы с тобой выспались сегодня, моя кроха! —
           Филипп сел рядом, дружелюбно прижал карлицу к себе. Сузил глаза и вонзил их в Тодди, наблюдает за его реакцией на сказанное им. Никакой!
           — Поздно уже. Нам пора домой. —
           Говорит Тодди.
           — Нет, нет! Не поздно! Темнеет рано сейчас! Это же осень…. Вот кофе! —
           Санта с Семёном ставят по чашке горячего кофе перед каждым.
Филипп ловит руку хозяйки, целует её.
           — Нам это кому? —
           — Нам, это мне и Хельге. Я могу отвести её домой. —
           — Как же я? —
           Филипп положил ногу на ногу и сделал испуганное и жалостливое лицо.
           — Мы и вас завезли бы. —
           — Какое облегчение! Теперь я спокоен! Моё будущее в ваших руках! —

           Санта с интересом наблюдает за происходящим. А так как со стороны виднее, она видела, что двое мужчин не поделили, мягко сказать, нелепую девочку в дорогой одежде. Кто она? И кто они ей? Филипп с напускным наслаждением делает глоток кофе.
           — Вкусный! —
           Кивает хозяйке.
           — Как тебе? —
           Обращается к Хельге, и тут же отвечает за неё.
           — Она у нас не любительница кофе. В России кофе употребляет меньшее количество людей, чем у нас. Я вывез из Москвы попугая. Так он до сих пор кричит «чем воняет, чем воняет», когда я варю кофе. —
           — Мне всего двадцать один год. Полюблю и кофе успею. —
           — Двадцать один год? —
           Санта шёпотом обращается к Семёну.
           — Хельга карлик и всё её родственники карлики, кроме отца. —
           — Какое несчастье! Ничего нельзя исправить? —
           Семёна женский вопрос поставил в тупик. Он перестал жевать булочку. Рука застыла на полпути ко рту.
           — Зачем? И это невозможно…. Нам нужна карлица. —
           — Зачем вам карлица? —
           — Перестаньте шептаться! —
           Требует Филипп.
           — Не будем! —
           Быстро соглашается с Филиппом Семён.
           — Сегодня утром я сетовал на своё одиночество и одиночество Семёна. Люблю Семёна и потому желал бы ему домашнюю, хорошо готовящую женщину и как бы предсказал ваше появление в жизни Семёна. Чему я очень, и очень рад. —
           Филипп сказал это хозяйке дома и задумался. Если Семён останется с этой женщиной в этом доме, то его самого ждёт одиночество в собственном доме. Не за кем будет заботиться, словом перебросится. Поворчать будет не на кого! Караул! Санта собрала чашки на поднос, а Филипп, всё ещё размышлял об этом.
           — Хотите ещё? —
           Спросила его хозяйка дома.
Да! Филипп хотел ещё. Ещё продолжать жить вместе с Семёном в своей квартире, писать сценарии, устраивать шуточные потасовки, догонялки. Завтракать с ним и обедать, спать с ним, выходить с ним из квартиры и возвращаться в неё. Да он без храпа Семёна заснуть не сможет! Филипп поморщился, как от зубной боли.
           — Что-то болит? —
           Забеспокоилась хозяйка.
Да! У Филиппа заболела голова от так быстро сбывшегося собственного предсказания, от предстоящих перемен, от предстоящего одиночества.
           — Почему вы молчите? —
           Ещё раз переспросила хозяйка дома.
           — Видите ли…. Готов доверить Семёна вам, но не готов порвать тесные рабочие отношения. Это сорвёт нашу новую постановку. —
           Зря так мужчина разволновался, ему и Семёну повезло с новой знакомой.
           — Мужчина обязан зарабатывать и обеспечивать себя и свою женщину. Потом, я не в силах смотреть на мужчину двадцать четыре часа в сутки. Я их тех женщин, которые любят поскучать в тишине и одиночестве. —
           Филипп в порыве признательности и радости нового открытия целует руки женщине. Это все видят.
           — Заведи себе, и целуй на здоровье, сколько угодно! Руки моей женщины, мои руки! —
           Семён, шутя надув, пухлые щёки уводит Санту от Филиппа на кухню. Тодди провожает взглядом новоиспечённую пару. Они вдвоём несли один поднос.
           — Им рано ещё говорить о любви. —
           — Они о ней не говорят. Они любовь чувствуют. Я ничего к тебе не чувствую, что можно назвать любовью, но мы о ней разговариваем и я согласна с твоими рассуждениями по поводу совместной жизни. Заметь, начало положил ты. —
           Хельга улыбается Тодди несуразным ртом.
           — Так и должно быть. Я мужчина. —
           Они улыбаются друг другу.
           — А любовь у нас будет, будет ярче и красивее. —
           Обещает Тодди.
           — Чем у кого? —
           Интересуется Хельга.
           — Тех, что были раньше. —

           Время течёт, приносит новое в нашу жизнь. Неожиданно стали модными гостевые браки, и браки гражданские. Название гостевого брака говорит само за себя. Гражданский брак загадка. Очередная уловка или петля в отношениях между мужчинами и женщинами, хотя всё видно и понятно с самого начала отношений. Что хотят эти двое с несуразной внешностью, Тодди и Хельга? Сейчас они смотрят друг на друга мечтательными глазами. Время их знакомства настолько мало, что внезапно обуревавшие мечты и желания могу не дать весенних побегов. Поздно. Осень. Две пары зелёных глаз хотят спать. Морщинки вокруг глаз Тодди стрельнули во все стороны. У него всегда так бывает, когда он улыбается. С морщинками Тодди нравился Хельге больше. Она засмотрелась на них. Это заметил Филипп. Его зелёные глаза сузились. Он только что пережил щемящее чувство возможной потери Семёна, тут же почувствовал возможное расторжение тесных отношений с карлицей. Женского жеманства от карлицы к Тодди Филипп не наблюдал. На заботу Тодди, карлица отвечала прохладной благодарностью, на уровне этикета. Женского внимания у этого актёра предостаточно. На кой ляд ему его карлица! Ждет её, чуть ли ни до ночи в кустах…. Вспомнил всё это Филипп и рассердился.
           — Пора и честь знать! Встаём и откланиваемся…. —
           Филипп поднялся.
           — Даже не буду задерживать вас. День пролетел, как комета. Масса впечатлений. Я, как и вы, нуждаюсь в отдыхе. —
           Хозяйка дома открыла входную дверь и выпустила собаку.
Проходя мимо Филиппа, сказала:
           — С Семёном мы договорились. Забирайте! —

           Филипп собрался снова целовать руки хозяйки, но они уже были в плену рук Семёна. Поискал глазами карлицу, но той уже не было в доме Санты. Быстро одевшись, обувшись, намотав шарф вокруг шеи, Филипп выскочил из дома. Во дворе ничего особенного не происходило. Тодди и Хельга стояли друг от друга на приличном расстоянии, запрокинув головы в небо, искали звёзды, а их нет в ночном осеннем небе. Филипп спешит к ним. Становится рядом, задирает голову.
           — Мы ждем Семёна, или он остаётся? —
           Обращается к нему Хельга.
           — Домой, только домой! А вот и Семён! Не держи Санту на холоде. —
           Приказывает Филипп Семёну.
           — Бегу…. —
           — И бежать не надо! Трава скользкая, мокрая…. Ты никогда не контролируешь свой вес!—
           — Филя! Перестань меня конфузить перед Сантой. —
           — Санта должна знать, с кем связывается. —
           Филипп, как бы смеётся, но в голосе сквозит грусть. Грусть эту он тут же переносит на карлицу.
           — Лапа моя! Я тебя затаскал за собой сегодня. Прости меня, пожалуйста. Сейчас Тодди нас развёзёт по домам. Да, Тодди? —
           — Да, Филипп. —
           Тодди идёт к машине и раскрывает её дверцы.
Филипп, ведёт к машине карлицу. Дверь домика Санты закрывается. Темнота двора сгущается. Тодди заводит машину и фары, становятся единственным освещением дворика. Лучи от фар ощупывают мокрую и холодную землю.
           — Завтра работаем до упора! —
           — До упора! —
           Слышаться три разных голоса в машине.
           — Тодди не должен сегодня беспокоить Хельгу. Даже звонками. Ей надо выспаться. —
           Тодди кивает головой. Карлица привалилась к Филиппу. Она полностью согласна с Филиппом. Глаза закрылись помимо её воли. В памяти Семёна всплывает лицо Санты, он любуется им и улыбается. Тодди следит за дорогой. Первая остановка, это дом Хельги. Нет никакого сомнения в том, что карлицу проводит до двери Филипп. Никто не оспаривает его право. Тодди и Семён ждут в салоне машины. Тихо урчит мотор. Шелестят по смотровому стеклу дворники. Мужчины разглядывают темноту перед собой. Она особенно плотна при включённых фарах.
           — Я влюбился…. —
           На выдохе произносит Семён Фёдорович.
           — Это было заметно. Женщина тоже увлечена вами. —
           Мирно, без особого энтузиазма соглашается с Семёном Тодди.
           — Я счастлив! —
           — И у меня произошли события, указавшие мне верный путь в личной жизни. —
           — Расскажите! —
           Вскидывается Семён Фёдорович. Он весь поворачивается в сторону Тодди.
           — Поверьте, мне интересно. Я писатель. —
           Тодди закрыл глаза. Темно. Открыл. Перед ним свет фар собственной машины режит темноту, прокладывая светлый луч перед сидящими в машине мужчинами.
           — Вот точно так же, как свет этих фар, указал мне дорогу мот старый сосед. Просто так, взял и сказал слова, которые я знал, но к себе не примерял. Надо делать счастливым того, кто несчастлив, и счастливы стану и те и другие. Я просто угостил его пирожками, а он развёл мою беду. Теперь эта беда, уже и не беда вроде как. —
           — Нельзя узнать, в чём была ваша беда? —
           Тодди вздохнул. Провёл руками по голове и лицу.
           — Семён Фёдорович, я бесплоден. У меня никогда не будет детей. —
           — Вы меня напугали. Я думал, что-то страшное! Я не стремлюсь завести детей! —
           — Ваше право! Для тех женщин, которые ушли от меня, это оказалось бедой. —
           — О, да! Конечно…. В этом смысле…. Я понимаю. Что вам сказал ваш старик сосед? —
           — Да ничего особенного. Есть женщины, которые не могут иметь детей. Есть дети, у которых нет родителей. —
           — О, да! Это благородное деяние. Это подвиг взять чужого ребёнка. —
           — В чём же подвиг? Если родить ребёнка, последуют обязательства перед ним, если взять чужого ребёнка, последуют те же обязательства. —
           — Согласен. Полностью. —
           Замолчали. Дворники по стеклу, как маятник у часов. Тик- так! И луч света впереди машины падающий в темноту и разрезающий темноту.
           — Я понял, почему вы оказываете знаки внимания нашей карлице…. —
           Семён Фёдорович что-то выглядывал в туннеле света.
           — Я не уверен, что Хельга ответит мне взаимностью. —
           — Правильная уверенность. —
           Пылко и даже вызывающе заявил толстяк.
Тодди хотел повернуть голову и посмотреть в лицо сидящего в его машине толстяка. Он почувствовал агрессию в свой адрес.
           — Я чем-то вас обидел? —
           — Меня обидеть трудно. Я толстый и шкура у меня толстая. Хельга здесь в Риме с нами, что бы быть членом нашей команды. У команды есть цель, это новая постановка спектакля. А у тебя есть проблема. Решать её при помощи нашей карлицы, мы тебе не позволим. Только работа и успех даст ей то, что не додала природа. Это ощущение своей значимости в обществе. И не один мужчина, не даст ей этого. Тем более приёмный ребёнок. Она сама ребёнок. У тебя парень нет шанса. Ноль! Знаешь, сколько мы искали её? Что бы карлица, и что бы, не совсем карлица. —
           Семён закончил речь и отвернул лицо от Тодди.
           — Филипп возвращается. —
           Тодди потянулся и открыл дверь.
           — Что так долго? —
           Заворчал на Филиппа Семен. Он чувствовал страшную усталость. Толстяк хотел в кровать. Сказывался гипертонический криз в первой половине дня.
           — Соседка Хельги подкараулила. Еле отбился. Пришлось взять коробку с желеобразным безобразием под названием «холодец». Семён, ты будешь это, есть? —
Филипп раскрывает пластиковый пищевой контейнер, и салон машины наполняется густым чесночным запахом.
           — Что это? —
           Удивляется Тодди.
           — И я об этом же! —
           Восклицает Филипп и поспешно закрывает контейнер.
Семён выхватывает контейнер из рук Филиппа. Весь вид его говорит, что ему всё нравится, он даже слюну стал сглатывать.
           — Это замечательное русское блюдо! —
           — Ты будешь пахнуть также как и оно, после того как оно окажется в тебе? —
           — Чуть меньше…. —
           — Тогда в номера! Я не вынесу! —
           — Филя! Я больной человек! Блюдо с родины меня вылечит. —
           — Ну, если так, держи его сам! —

           Наполненная чесночным духом машина прибыла к месту назначения. Мужчины выскочили из машины мгновенно. За ними следовал душистый запах холодца. Тодди посидел в машине с открытыми дверцами, проветривая салон. Мало-помалу, запах ослабел, мужчина успокоился, но речь Семёна Фёдоровича взбунтовала мужское самолюбие.
           — Что значит – они не дадут ему карлицу?! Кто их будет спрашивать?! —
           Всегда, когда Тодди шёл к женщине на свидание, его охватывали сомнения по поводу внешнего вида, одежды, обуви. Даже цвет трусов играл роль. Не переборщил ли он с туалетной водой? Носки, это вообще отдельная тема для обсуждения. Что с собой взять? Или ничего не брать, а пригласить, куда-то. Начинать сегодня прелюдии к близости или подождать? Всё это он должен был решить сам. И когда на каждый вопрос находился ответ, проходило время и вместе с ним утихали мужские желания. А идти надо было. И конечно, он шёл, и конечно встречался с женщиной. Но! Инициатива для заключительного акта исходила от женщины. Нельзя сказать, что женщины были им не довольны. Женщина не потерпит фиаско, и сделает всё, что бы зажечь мужчину, а уж потом его не остановить. С карлицей у Тодди всё иначе. На огромной сцене стоял крошечный и несуразный человечек, и хотя, всё сцена заполнена людьми, их смехом, разговорами, пылью и бутафорией, сцена всё равно огромна для карлицы как космос. Не протяни он ей руку, она уплывёт внеземные цивилизации. Тодди протянул. А его по рукам хлоп! Не хватай, что не положено! Значит, поедет мужчина туда, где положено и можно протянуть руки и взять другие руки и согреться. Ведь осень на дворе поздняя.
           — Привет, Серена! —
           — Привет, Тодди! Думала до меня очередь и не дойдёт. Шучу…. —
           — Плохая шутка о себе самой. —
           Стройное, гибкое тело танцовщицы качнулось, что бы пропустить Тодди в комнату.
           — Завтра все будут о нас говорить. —
           — С чего бы? —
           Тодди разувался. Хозяйка показала глазами на стенку. За ней жила ещё одна танцовщица их труппы.
           — Она ходит или видит сквозь стены? —
           — Ты ходил к ней в начале осени, и по утрам встречался со мной перед туалетной комнатой, или на общей кухне. —
           Тодди вспоминал. За это время он совсем освободился от верхней одежды и попросил:
           — Вывеси на террасу, пусть проветрится. —
           Серена выполнила его просьбу. Вернулась. Стояла и разглядывала Тодди.
           — Что-то не так? —
           Спросил он её.
           — Не могу вспомнить. Мы договаривались с тобой, или ты по собственной инициативе пришёл ко мне? —
           — По собственной инициативе. —
           — Тебе плохо? У тебя что-то случилось? —
           — Да. —
           Тодди стоял и не проходил в комнату.
           — Ты станешь рассказывать мне об этом? —
           Женщина скрестила руки на груди.
           — Нет. Я буду тебя любить, как любовник, страстно, медленно, нежно и красиво. —
           — Сильно сказал. У меня дух захватило! —
           — Ты откажешь мне? —
           — Сначала накормлю…. —
           — Пусть это будет потом! —
           Горилле подобный мужчина с диковинными глазами шагнул навстречу женщине.

           А Семён Фёдорович чистил картофель. Чистил тщательно, то и дело, поглядывая на пластиковый контейнер с холодцом.
           — Филя! Поставь холодец в холодильник. У меня руки грязные. —
           — Давай я его выкину в мусоропровод. —
           Предложил Филипп, но контейнер поставил именно туда, куда его просили.
           — Спасибо, Филя. —
           Семён доволен предстоящим поздним ужином.
           — Вредно есть на ночь. —
           — Филя! Нельзя пить лекарства на пустой желудок, ты сам говорил об этом —

           Филипп ушёл принимать душ. Вскоре сварится картофель, к этому времени Филипп вымоется, обсохнет и будет наблюдать за священными действиями Семёна. Тот порежет мелко зелёный укроп, сольёт картошечку, выложит её на тарелку, польёт горчичным маслом холодного отжима и посыплет зеленью. Посолит крупной солью.
           — Доставай! —
           Семен сглотнул слюну и уселся за стол.
Филипп, пожмёт плечами, достанет холодец, предварительно включит вытяжку.
           — Она шумит! —
           Захныкал толстяк.
           — Пусть. —
           Филипп наблюдает за другом. Когда контейнер опустел больше, чем наполовину, Филипп почувствовал выделение слюны во рту. Сглотнул. Потерпел минутку.
           — Попробую тоже, всего один кусочек. —
           — Я накладу тебе в тарелку. —
           Суетится Семён.
           — Не надо. Из твоей возьму. Мне только попробовать вкус. —
           Цепляет вилкой дрожащий квадратик. Рассматривает его на свет. Вилка рвёт желе, холодец падает обратно в тарелку.
           — Жаль, нет горчицы, затёртой на помидорном рассоле. —
           Сетует Сема.
           — Почему нет? Есть. —
           Филипп достаёт пузатенькую баночку французской горчицы. Словно оборвали шарики с мимозы, ссыпали в баночку и залили чем-то густым и сладеньким.
           — Это всё не то, Филя! —
           Филипп решается и кладёт кусочек холодца в рот.
           — И картошечки обязательно с горчичным маслом! —
           Семён подносит ко рту друга картошечку в горчичном масле. Друг слушается и снимает губами угощение. Жуёт под влюблённым взглядом толстяка. Заглатывает.
           — Ну…. —
           Трепещет Семён.
           — Ты посмотри, какая вкуснятина! —
           Филипп придвигает к себе тарелку Семёна.
           — Ешь, ешь…. Я себе накладу. —
           Семён усаживается с чистой тарелкой рядом с другом.
           — Придётся посетить соседку Хельги ещё раз. Возможно даже и не единожды. —
           — Ради этого стоит друг. —

           В новом доме, среди новой мебели, в новой пижаме и новых мокасинах, карлица достала баночку собачьих консервов. За её спиной, в глубине новой квартиры бродит соседка Люба. Разглядывая каждую вещь, она добирается до кухни.
           — Неудобный стул. —
           Соседка взгромоздилась на стул выше остальных.
           — Это для меня, специально заказывали. —
           — Я понимаю. Господи! —
           Громко восклицает соседка и пугает щенка. Тот отскакивает от своей миски и тявкает.
           — Почему никому нет дела, до моего удобства! —
           — Всем начхать, на чём я сижу, что я ем, в каких тапочках хожу! Может, я тоже хочу щенка! —
           Соседка Люба по настоящему горюет, и по её щеке стекает абсолютно нежданная злая слеза.
           — Ты хочешь щенка? —
           — Нет —
           Звучит ответ.
           — Тебе понравились мои мокасины? —
           — Нет. Я не хожу по дому в мокасинах. В них ноги потеют. —
           — Тогда зачем ты плачешь? —
           — Мне хочется плакать! —
           — Люба! Поверь мне ты в лучшем положении. Ты не карлица. Ты будешь жить долго. Ты родишь детей. У тебя будут внуки. А у меня, вот только щенок и будет. —
           У соседки распрямляется, затем напрягается спина. Как снег на голову, Люба ударяется в рёв.
           — Да, бедная ты моя бедная! Да как же это так случилось, что именно с тобой всё это?!—
           И слёзы у соседки текут уже не шуточные. Нос её краснеет, распухает, наполняется тянкой солёной влагой, соседке приходится сморкаться в бумажные салфетки и бросать их в мусорный бачок.
           — Я никогда тебя не брошу! Я всегда буду рядом! —
           Обещает соседка карлице, будто клянётся.
           — Веришь мне? —
           — Конечно, верю. —
           Хельга рада, что соседка прекратила плакать.
           — Ты прости меня, но мне хочется спать. —
           Говорит она гостье.
           — Ухожу. Спроси у Филиппа, понравился холодец. Если надо, ещё наварю. —
           — Спрошу обязательно. —

           Они прощаются и карлица, с большим облегчением закрывает за соседкой дверь. Щенок занят поглощением еды и вилянием хвостиком. Какое-то время Хельга наблюдает за хвостиком. Хвостик начинает расплываться в глазах. Карлица бредёт в туалет. Стоит перед зеркалом, пытаясь заставить себя, хотя бы намочить лицо. Не заставила. Посмотрела на шляпку душа, представила, как из неё сейчас польётся вода. Стало холодно. Вышла из ванны. Щенок, решивший, что хозяйки снова нет дома, уже лежал на кровати. При виде хозяйки вскочил на ножки и затанцевал вокруг себя, приглашая её лечь с ним.
           — Иду уже…. Разденусь только. —

           Она разделась и легла. А тут телефон! Телефон требует к себе внимания. Карлица не желает уделять телефону внимание. Даже с кровати, в положении лёжа, хорошо читается на светящемся экране - «Тодди». Она дотягивается до телефона, включает его и молчит. Совсем не потому, что не рада звонку. Лень. Лень. Просто лень.
           — Я только что любил женщину. Долго любил. —
           Поведал ей телефон голосом Тодди.
           — Если ты о сексе, то совершенно за зря меня беспокоишь. Я не знаю что это такое. Мне нравится платоническая любовь. Её я знаю. Знаю, как вкусно целоваться, до головокружения. Целоваться с тобой, мне никогда не хотелось. Смотреть в твои глаза хочется, но голова от этого не кружится. —
           Карлица как бы жалуется другу.
           — Обманывать женщину плохо. —
           Добавляет уже с закрытыми глазами.
           — Я не обманывал её. Я действительно хотел делать то, что делал. —
           — Женщина станет тебя боготворить и считать своей собственностью. Ревновать будет. Сложно тебе придётся. Если захочешь ещё и другую женщину, то можешь заблудиться в своих желаниях и потерять всех. —
           — Я женщин не коллекционирую. Просто иду туда, где меня не оттолкнут. —
           — Тодди! Ты сегодня удовлетворён? —
           — Да. —
           С мужской гордостью и значимостью в голосе отвечает Тодди.
           — Так давай помолимся и будем спать! —
           — Спокойной ночи. —
           Растерялся Тодди и телефон в его руках перестал светиться.



Продолжение: http://www.proza.ru/2016/06/10/1463

Послевкусие. Глава тридцать первая



           В комнате Филиппа тепло и тихо. Приятно думать о том, что за стенами дома сырая осень, а ты лежишь в тёплой и мягкой постели, в уже отапливаемом доме. Совсем рядом на тахте спит Семён. Айсбергом дыбится на нём одеяло. Филипп доволен всем. Он почитал последние записи Семёна. Остался довольным. Удачно вписана судьба Павла под другим именем. В спектакле он тоже не умирает, а выезжает в Россию, и там его судьба второй раз перекрещивается с судьбой женщины, гулявшей по Арбату и рассматривающей картины старого друга Виталика.

           Художники, на всю жизнь остаются художниками. Два друга снова вместе. Арбат пустым не бывает. Женщина в пуховом платке и пуховых варежках никуда не спешит. Она разглядывает картины свободных Московских художников. Глиняные поделки не привлекают глаз. Поделки заснежены и холодны в руках. Другое дело картина! Летний пейзаж раскрывает и согревает глаз. Цветочные композиции напомнят о летних платьях в шкафу. Двое мужчин попросят женщину покараулить картины, расставленными на земле, пока они сбегают за тем, что согревает душу и тело, а вернувшись, примут её в свою компанию. Так Павел найдёт себе спутницу в достойную старость. Это по замыслу Семёна. Но, каково, же будет их удивление, когда написанному действию найдётся прямое подтверждение. Совпадёт всё, расхождения будут только во времени. События будут проигрываться на сцене, когда только женщина в пуховом, ажурной вязки платке, нагнётся и поднимет с асфальта Арбата не большую картину в сиреневых тонах.
           — Италия. Современный домик в Риме. Сумерки, называются. —
           Объяснит Павел женщине.
           — Друг рисовал для меня с моих слов. —
           — Это ваш дом? —
           — Это дом, где я прожил четверть века, и кроме сумерек и инфаркта, ничего не приобрёл.—
           Женщина в пуховом платке погоревала на его лице глазами.
           — Мой дом, для меня сумерки. В нём живут две дочери со своими мужьями и детьми. Я много гуляю, что бы ни мешать им. Живём тесно и шумно. От того устаём и начинаем сердиться друг на друга. —
           Женщина сняла варежку и смела ею мелкий снежок с холста.
Художник Виталик корректно отошёл в сторону.
           — Сиреневого цвета много. Не люблю сиреневый цвет, мёртвый он. —
           — А сами держите в руках, и рассуждаете о картине. —
           — Притягивает чем-то…. —
           — Сумерки. Они всегда так…. —
           — Да. Пора и мне идти в свои сумерки. —
           Женщина улыбнулась улыбкой девушки и собралась идти дальше. Мужчина остановил её.
           — В моём Московском доме сумерки не живут. Я их прогнал. В нём много места и света для вас. —
           — Вы приглашаете меня в гости? —
           Женщина зубами сняла вторую варежку и положила обе в карман пальто. Варежки были желтого цвета, и ярким пятном выступали на сером пальто женщины.
           — Я приглашаю вас в свою старость. Буду служить вам и своей маме, как когда-то я служил людям, оставшимся в сиреневом домике. Мама долго ждала моего возвращения. —
           — И это не шутка? —
           — Поздно нам шутить…. —
           Глаза мужчины наполняются влагой, но не до краёв, и слеза не скатывается по его щеке. Ему хочется вдохнуть в себя спасительного холодного воздуха, да боится, что слеза покатится и выдаст его волнение. Мужчина берёт из кармана женщины её варежки, кладёт их себе за пазуху со словами:
           — Пусть согреются. —
           Руки женщины берёт в свои руки, что бы согреть. И поверит женщина без варежек, словам человека греющего её руки в своих руках и варежки за пазухой. Вот, как-то так…. Будь счастлив Павел.

           В это же самое время, в своём доме Агата, со свойственной ей царской осанкой, стоит у фонтана и разглядывает место стыка бордюра фонтана с полом. В этом месте всегда проступала влага. Но это пустяки! Внимание женщины приковано к тоненькой и острой травке. Настолько неожиданным кажется это явление женщине, и в тоже время таким милым. Грустно и сладко щемит в груди у человека. Скорбно поджаты губы. Теплая слеза бежит по носогубной складке прямо в рот. Горько и солоно во рту. О чём плачешь величественная женщина?! Агата не услышит мой вопрос. Зато я знаю ответ, и вы все его знаете, созерцая прекрасное, прекрасными становимся мы сами.

           Филипп не спит, не может заснуть который час. Он взволнован произошедшими событиями. Его страшит предстоящее одиночное проживание в доме, к которому он не привык. Жить в доме мамы не сможет, отвык. Хотя Санта и обещала не забирать Семёна на длительное время, во всё это с трудом верится. Птица топчет одеяло на толстом человеке и ругается. Не спит Филипп, не спит и птица. Его подруга летает по квартире, пытается привлечь к себе внимание друга.
           — У тебя есть кольцо. У тебя есть подруга. Иди к ней. —
           — Сам иди. —
           Шипит птица. Хохлится и затихает на человеке.
Филипп вспоминает уборщицу с тремя детьми. Ну, куда это? Да без отца! Без материального достатка. Головы на плечах нет! Филипп нечаянно сбрасывает листы бумаги, исписанные Семёном. Действие не несёт особого шума.
           — Не трогай мою писанину. Потом я в ней не разберусь. —
           Тут же доносится с тахты голос Семёна.
           — Я всё соберу. Ты спи…. Хорошо придумал с Павлом. Душевно. Волнительно. —
           — Зараза…. —
           Ругает в темноте мужчин птица.
           — Павел терпеть тебя не мог. —
           — Я его тоже. —
           — Зачем живым оставил по сценарию? —
           — Так не жил человек совсем…. —
           — Семён, кажется мне, что и мы с тобой не живём, а только зарабатываем на жизнь? —
           Семён садится в кровати.
           — Если я останусь жить с Сантой, буду зарабатывать на радость для неё и себя. Буду волноваться за неё, за её здоровье. Хотеть чего она хочет. Делать подарки, сюрпризы. Ой, да много чего ещё! А без Санты, всё это будешь делать ты для меня. Я никогда не стану, таким же как ты Филипп. —
           — Я куплю тебе часы. —
           Филипп начинает понимать, что разлука с Семёном неизбежна.
           — В-о-о-т…. Я хотел иметь часы. Теперь я хочу знать, что хочет моя женщина. —
           — Всё равно куплю. —
           Уныло произносит Филипп. Две птицы, прижавшись друг другу, взгромоздились на нём и затихли.
           — Ты же сам накликал мне Санту. Ты вообразил образ маленькой, вежливой, умеющей хорошо готовить женщины, а он взял и воплотился в моей жизни. —
           — Почему для меня никто не воплощается? Сейчас же, придумай, кого ни будь для меня!—
           — Твою женщину, тебе напророчила карлица. Оглянись, может рядом кто-то и есть на неё похожий. —
           Филипп хмыкает. Затем ещё раз. Начинает хихикать.
           — Ты чего? Так задушевно разговаривали! —
           Сердится Семён.
           — Сегодня мы ехали за тобой на такси и подвезли от театра до её дома, уборщицу с тремя детьми. Мать злая, как говорила карлица и уставшая. Щёки и глаза впалые. —
           — Может наркоманка? —
           — Нет. Мальчишки смышленые, дружные, за мать стоят горой. Может это она? —
           Семён обдумывает только что полученную информацию от Филиппа.
           — А тебе, кроме меня, никого не надо, так? —
           — Так! В точку! Дай я тебя поцелую! —
           Филипп идёт в темноте к другу, целует в макушку.
           — Фу…. Теперь и спать можно спокойно. Без всяких мыслей о фантомной женщине. —
           И с разбегу прыгает в свою кровать. Та, жалостно ему сопротивляется, но вскоре успокаивается вместе с ним.
           — Сумасшедший! —
           Семён представляет смятые и вмятые в матрац, телом Филиппа простыни в его кровати, кряхтя, слазит со своей кровати. Разглаживает складки на своей простыне, он помнит как это делала Санта, взбивает и укладывает одна на одну подушки. Только после этого, осторожно укладывается на неё.
           — Ты спишь, толстяк? —
           — Ах, оставь меня в покое! Лучше бы я у Санты остался ночевать. —

           Эти слова, как нож в сердце для Филиппа. Стало очевидным, Семён останется жить с маленькой и уютной женщиной. Отец влюбился в мать. Сестра выходит замуж. Ненавистного Павла и того нет в Риме. Под мышкой Филиппа возникли ощущения присутствия спящей карлицы. Милое тёплое существо. Родное даже. Умненькая карлица крохотулечка боднула лбом его подбородок.
           — Смешная моя, забавная моя карлица. Я не один. Слава Богу. —
           С этим ощущением, и обещанием себе не отдавать карлицу никому и никогда, Филипп заснёт. Вздохнут облегчённо птицы, радуясь тёмноте и покою. По комнате важно и царственно прошествует кот без когтей. Какая никакая, а это его территория, её необходимо обходить каждую ночь и метить. По его мнению, он здесь единственный хозяин.

           Театральная жизнь вошла в постановочное русло. Наконец-то сюжет спектакля приобрёл целостность. Есть начало и есть конец. Но сам театр ещё не дышит. Нет зрителей, которые оставляют в театре после просмотра спектакля свои эмоции, тепло, овации и аплодисменты. Мало того, человеческие проявления совершают каверзы по отношению к театру. Они сотрясают стены театра, и каждый раз оставляют в их толще микроскопические трещинки. Трещинки каждый раз удлиняются, и паутина из них, как древесный шашель, медленно и необратимо делает чёрное дело во времени. Они разрушает театр. Не пугайтесь! Театр пережил всех, кто посещал его до нас, и переживёт тех, кто будет посещать его после нас. Люди любят театр. Бывает время, когда любовь к театру угасает, но приходит время и любовь к театру вспыхивает с новой силой. Всё как у людей! Дыхание зрителей оседает на занавес, вместе с частицами пыли их одежды и запахами. От того занавесы такие тяжёлые и живые на ощупь. Если вы, хотя бы раз посетили старинный театр, там обязательно осталась ваша частица, и малюсенькая трещинка в толще стены, если вы конечно, не из тех людей, безучастно взирающих на театральное действие. Такие обязательно, один или два, будут сидеть в зрительном зале, и думать, а зачем они сюда пришли и отдали деньги за билеты? Есть ответ! Вы пришли в театр увидеть действие, которое никогда больше не повторится. Да, завтра будет идти этот же спектакль, но действие будет иным, завтрашним.

           Карлица в театре, как рыбка в воде. На сцене, стоит смело, может хохотать над своими ошибками вместе с другими с актёрами. Валяться в своём кресле или на полу, пить вино и есть пиццу вместе с актёрами. Умеет, по первому хлопку Филиппа вскакивать на ноги, и становиться той, какой её хочет видеть из темноты зрительного зала Филипп и Семён Фёдорович. Актёр, играющий её первую любовь по сценарию, смешил карлицу на репетициях. Он играл любовь, как в шахматы, очень серьёзно. Тодди на эту роль, так и не утвердили.
           — Ты водил детей в садик? Племянника, или племянницу? —
           Вопрошала темнота зрительного зала голосом Филиппа.
           — Я только играл с ними. —
           Отвечает актёр.
           — Хорошо. Вспомни, как дети глядят на тебя снизу и верят каждому твоему слову. От этого ты становишься шире в плечах, ты становишься умнее. Ты сам себе нравишься! Представил? —
           — Да. —
           — У тебя всё получается. Ты легко можешь одеть детей, завязать им шнурки на ботиках, перенести через лужу или не дать им вступить в неё…. —
           — Я понял. —
           — Вот так и должен ты вести себя по отношению к карлице. —
           — Я же её первая любовь…. —
           — Никто не спорит…. Она тебя любит платонически…. И ты не влюблён! В тебе не играют гормоны. В тебе живёт сострадание и желание согреть, накормить, вылечить, если надо…. —
           — Я её не должен любить совсем? —
           — Не любить совсем, это ненавидеть…. Семён! Сделай, что ни будь! —
           Темнота схватилась за голову, и распласталась на спинках кресел.
           — Видите ли, любезный…. Вы смотрели фильмы военных лет? —
           Заговорила темнота голосом Сёмёна Фёдоровича.
           — Да. —
           — Чем они вам запомнились? —
           — Многим. —
           — Исчерпывающий ответ…. В военное время, люди особенно любят людей, и в то же время убивают врага. Зачем они это делают? —
           — Затем что бы защитить тех, кого они любят. —
           — Так защищайте вы карлицу от своёй любви, потому что она ребёнок! Ребёнок, не похожий на ребёнка, не предназначенный для проявления любви в физическом её понимании.—
           — От себя? —
           — Именно! Жалейте, как подбитую птичку. Только жалеть! —
           — Вы не ведёте за руку женщину. Вы ведёте за руку ребёнка. И разговариваете вы с ребёнком. —
           Семён Фёдорович умолк.
           — Я, урод. И тебе меня жалко. —
           Внесла свой комментарий Хельга.
           — Я не потерплю смазывания образа! —
           Взорвалась гневом Филиппа темнота зрительного зала.
           — Моя карлица не урод! Она само очарование, с умной головкой, ясными глазами, с неподражаемой улыбкой. Она чистая! Она не как все! Она шокирует окружающих карликовостью. Именно от этой реакции людей, ты её и защищаешь. Тебя возмущает это! Потому как карлицу такой, как видят её люди, ты не видишь. —

           Репетиции шли каждый день. Дома карлица оттачивала каждый поворот, кивок головой на сцене у зеркала. Права была Агата, отвоевывая её жизненное пространство. Мой рос быстро. Или это время за работой летело с космической скоростью. Пёсик набрался сил, окреп и мог специально кидаться под ноги карлицы, что бы та спотыкалась, когда забывала о нём. Иногда на репетиции приходили дети уборщицы, мальчишки. Мама их всегда занята, и с ней Хельга не встречалась. Однажды, в плохую погоду, Филипп снова собрался подвести семью уборщицы. Посадить всех в машину не удалось. Один Семён Фёдорович заполнял всё пространство машины. Грустно наблюдавший за происходящим Тодди, предложил свои услуги, и уборщица с детьми уехала с ним. Вроде, всё правильно! Только работа, репетиции, так увлекли нашу героиню, что боюсь, Семён Фёдорович снова будет переписывать сценарий, на самом интересном месте. Рука карлицы незаметно выпала из руки Тодди и забыла она идею совместного их проживания. Отодвинула её на потом. Жила ожиданием премьеры, и того, что будет после неё, что-то особенное из ряда вон выходящее. Буд-то вязал человек крючком салфетку, и пришло время её расправить и показать узор во всей красе. Время шло и приближало дату генеральной репетиции.

           Санта разглядывала морозные узоры на стекле. Каждый раз они разные, но все такие знакомые, и родные, как воспоминания о детстве, маме, папе. О том, что никогда уже не коснётся нас воочию. Нос собаки прижался к стеклу окна со двора. Мгновенно в морозном узоре, образовалось влажное озерцо.
           — Заходи. —
           Санта приоткрыла дверь.
Собака степенно прошла и села у кресла, в которое усаживается по приходу в их дом Семён. Повернула голову в сторону хозяйки.
           — Сегодня обещал быть с ночёвкой! —
           Похвасталась Санта. Собака помела хвостом пол, в знак того, что хозяйка правильно поняла её вопрос, а она правильно поняла ответ.
           — Будем ждать. —
           Добавила женщина.
Слова, где присутствует буква «ж», собака воспринимала по своему, и производила одни и те же действия. Вытаскивала зубами полено их общей кладки в простенке. Возможно, она связывала этот звук с розжигом камина. Наконец полено выпало. Его подхватили собачьи зубы и понесли к камину.
           — Это будет только вечером. Всё равно, спасибо. —
           Собака улеглась головой к входной двери, с чувством выполненного долга. Шерсть источала холод. Санта забралась в кресло с ногами и прикрыла их краем пледа.
           — Ты что такая холодная? У тебя в будке пол тёплый. Ходила встречать Сему? Не делай этого! Меня оштрафуют, и я буду вынуждена посадить тебя на цепь. —
           После этих слов, собака завыла.
           — Не расстраивайся. Я просто напоминаю. —

            Сейчас утро и Семён идёт к своей женщине на утренние блинчики со сгущённым молоком. Будет ещё кисель из свежемороженых ягод, яркого летнего цвета, и запахом лета. Потом Семён поедет в театр, где останется дотемна. Иногда он успевает заехать к Санте и поцеловать её на ночь, иногда остаётся ночевать. Правда это бывает не часто, но Санта этим довольна. Ночёвки Семёна принесли неприятное открытие. Семён храпит. Собака не стала терпеть и ночует в будке. Санте идти не куда из своего дома. Вот и каменная калитка, под ногами шуршит гравий. Два крупных тела, одно в шерсти, а другое в человеческой одежде, стоят на задних лапах у двери, обнимаясь передними.
           — Можно подумать, кроме вас нет больше никого! Перестану кормить, будете знать! —
           Семён делает губы трубочкой. Милый, очаровательный толстяк, в носках толстой вязки, с красными от холода щеками. Ну как его не любить и не любоваться им?! Если Санта садилась к нему на колени, то утопала в теле толстяка, как в перине. Любимая собака, что бы ни остаться в стороне от человеческих нежностей, тут же укладывала свою огромную голову к ним на колени. Три сердца стучали в унисон. Три сердца принадлежали друг другу. Ну и пусть, что одно из них собачье. Кресло под тройным весом любви, не трещало по швам, и не скрипело. Они целуются, чмокаются, трутся носами.
           — Поцелуи вместо завтрака. —
           Смеётся женщина.
          Собака настораживается. Ещё чего не хватало!
            — Гав! —
           Собака знает, что если женщина не займётся завтраком сразу, то завтрак будет отложен на какое-то время и пара уединится. Таких событий собака не желает. Кушать хочется.
           — С утра…. Мы же не молоденькие! —
           Собака не сводит глаз со смеющейся хозяйки. Все признаки на лицо! Собака начинает расстраиваться и нервно зевает. Но тут перед её носом оказывается большая сахарная кость, идеальной и чистой формы, из магазина кормов для животных. Семён выхватил её из кармана куртки жестом фокусника.
           — Это совсем другое дело! Можете быть свободными. —
           Соглашается пёс и уносит кость на коврик. Он успел только обнюхать кость, как двое исчезли из комнаты с камином. Собака знает, что Семён вскоре уйдёт, что бы вернуться вечером. Иногда поздним.
           — Первый любовник карлицы, наконец, понял свою роль. А то, никак и всё! Играет любовь и взглядом и жестом. —
           Толстяк развёл руки и хлопнул ими себя по бокам с досадой.
           — Разве первый любовник не должен любить? —
           Санта удивляется и убирает со стола посуду. Всё что осталось на тарелках, летит в открытую пасть собаки.
           — Карлицу никто и никогда не полюбит. —
           — Что ты такое говоришь?! Она может встретить карлика. —
           — Даже встретив карлика, она будет видеть в нём карлика. —
           Из стороны в сторону качает головой сытый Семён.
           — А мужчина великан, никогда не ответит на любовь карлицы по-настоящему. —
           — Ну, может быть наша карлица будет исключением? —
           В голосе женщины слышится надежда.
           — Как же Тодди? Ты говорил, что он ухаживает за ней? Он так же несуразно сложён, как и она. Зато, какие у него глаза! —
           — За эти глаза Филипп и взял его в труппу, без образования и даже без опыта. Глаза Тодди видны с любого места зрительного зала. —
           Семён что-то вспомнил.
           — Когда-то, Филипп нагадал мне тебя. Твердил одно и то же! Отдам тебя только в надёжные руки милой, уютной женщине, умеющей хорошо готовить. Свершилось! Хельга нагадала Филиппу, злую и уставшую женщину с детьми. Вроде как это его женщина, но он якобы пройдёт мимо неё. Представляешь, так и вышло! Мы знакомимся с уборщицей в театре. Она вечно злая, уставшая, трое детей. Имена детей совпадают с именем его матери и самого Филиппа. У Филиппа любимую маму зовут Агата, а у этой женщины крохотная дочь с этим же именем. Одного сына зовут Филипп. Мистика, да и только! —
           — Как интересно? Филипп ухаживает за ней? —
           — Нет. Ему некогда. Кроме работы карлицы и меня, он ничего не видит, и её тоже. Если видит, то проявляет только сочувствие. Подвезти до дома, разрешить её детям присутствовать на репетициях, угостить чем-то…. —
           — Скоро генеральная репетиция, потом премьера…. У него будет больше свободного времени. —
           — Ритм жизни Филиппа никогда не меняется. Между ним и уборщицей не пробежала искра, как это было у нас с тобой. —
           Толстяк смотрит на свою женщину. Санта перестаёт кружиться у стола и устремляется к нему. Они обнимаются и замирают.
           — Я могла пойти совсем в другой магазин, или придти позже. Или вовсе не зайти в этот мебельный салон. Страшно представить! —
           Санта заглядывает в глаза обожаемого толстяка.
           — Действительно страшно. Я должен бежать! —
           Собака вскакивает и вместе с Семёном направляется к двери.
           — Пригласи меня, хотя бы раз на репетицию. —
           — А давай, прямо сейчас! —
           — Ура, ура, ура! —
           Санта вприпрыжку бежит в соседнюю комнату переодеться.
Вскоре выходит в тёплой куртке. К внутренней стороне рукавов пришиты пуговицы, к ним пристёгнуты варежки. Очень удобно.

           Театр в утреннее время, теряет свою презентабельность. Он пуст и красив, как опустошенная подарочная коробка. Через тонкие перегородки, и не плотные двери, можно услышать всё что угодно, даже непотребное слуху. Истерический смех, крепкое словцо, нарочито громкую речь, видимо отрывки текста по сценарию. Кто-то, кого-то щекочет, или делает что-то другое. Нарастает звук топающих ног, а воспроизводящих звук не видно. Вспыхивает квадрат света, в него залетают топочущие ноги и свет меркнет. Санта заинтригованна театром. Узкие стены коридорчика трогаю её плечи.
           — Сема! Мы скоро придём? —
           — Уже дорогая…. —
           Они преодолевают несколько ступеней.
           — Явился, наконец. —
           Грубая реплика от Филиппа со сцены.
           — Ты не один. —
           Санта уже жалеет, что пришла с Семёном. Запах на сцене специфический. Помещение пыльное и мало проветриваемое.
           — Садитесь в кресло. Оно моё. —
           Внезапно оказавшаяся рядом карлица ведёт Санту за руку по направлению к креслу. Женщине приходится подчиниться, так как рука Семёна, как и он сам, бесследно исчезла. Привыкшая к чистоте и свежести своего дома, Санта стала понимать, что долго находится, здесь не сможет. Она села. Происходящее на сцене было не привычным, даже не приятным. Карлица, мило смотревшаяся у неё дома, в рабочей обстановке, в полуспортивной одежде, выглядела мягко сказать уродцем. Актёры её любили, часто подзывали к себе или подходили сами, при разговоре с ней обнимали за плечи. Мужчины актёры кружили её на руках, или использовали как предмет для утяжеления упражнений при разминке. Заметив такие выходки со стороны актёров, из зала неслись гневные реплики Филиппа и карлицу ставили ножками на сцену. Следить за происходящим на сцене, мешали постоянные реплики Филиппа из темноты зрительного зала, и такие же частые остановки действий для длительных нотаций. Игра, какой бы правильной или талантливой она не была, это игра. Необходимо время, что бы ваш слух стал принимать слегка пафосные фразы, более эмоциональную мимику и жесты, чем в жизни. Всклокоченный кот со свалявшейся шерстью обходил сцену по периметру, касаясь бочком занавесей. Он не шарахается и не оглядывается по сторонам. Поравнявшись с креслом, в котором сидит Санта, ощерился и зашипел. Уходя несколько раз, оглянулся, как бы ожидая нападения сзади. Видимо, учуял запахи её собаки. Вскоре Санта разглядела боковые ступени зрительного зала. Набравшись смелости, дошла до края сцены и по ступеням осторожно спустилась. Ей хотелось быть рядом с Семёном, даже если он занят работой. На последней ступеньке, её ждала рука Филиппа. В силу более лёгкой комплекции, чем у Семёна, он добежал до сцены именно в тот момент, когда женщина должна была, ступить на пол и в темноту, провёл её между рядами к креслам, в которых сидел сам и Семён. Перед ними крепились столики, как в самолётах, с бумагами и разовыми стаканами с кофе.
           — Семён! Большое количество кофе, поднимет твоё давление. —
           — Больше не буду! Закажу последнюю чашку и всё. Тебе заказать? —
           — Заказать. —
           — Ты сердишься? —
           Семён пытается заглянуть женщине в лицо. Не большой светильник над столиками, даёт такую возможность.
           — Нет…. Неужели, вы целыми днями сидите в темноте? —
           Санта повертела головой, разглядывая темноту вокруг себя. Мужчины, в след за ней завертели головами.
           — Мы не сидим, мы работаем. —
           — Понимаю…. —
           В голосе женщины слышалась грусть и растерянность.
           — Я погуляю по зданию театра. —
           — А кофе? —
           — Перехотела. —
           — Не потеряйся! —

           Санта поднялась на сцену и пошла по закоулкам. Идти в обратном направлении было легче. Женщине нестерпимо хотелось как можно скорее выйти из полумрака и замкнутого пространства.

           Пол вестибюля сырой. Женщина в резиновых сапожках размашисто водит по нему шваброй. Двое мальчишек «чирикают» на подоконнике, болтают ногами. Задирают друг друга. Кудрявые и озорные. Их голоса живые и настоящие, не то, что на сцене! Они эхом повторяются под сводами зала.
           — Вы кого-то ищите? —
           Спрашивает Санту уборщица.
           — Нет. Я устала сидеть в темноте зрительного зала и вышла размяться. —
           — Вы театральный критик, или из газеты какой? —
           — Не то и не это. Семён Фёдорович мой друг. Меня зовут Санта. —
           — Я работаю здесь уборщицей. —
           — Вижу…. Имя есть у уборщицы? —
           — Паола. —
           — Ваши? —
           Санта кивает головой в сторону мальчишек.
           — Мои. —
           — У меня нет такого счастья. —
           — Счастья?! —
           Паола, даже шваброй мотать перестала.
           — Так все говорят, у кого нет детей. —
           — Вы правы, у меня нет детей. Но это же…. —
           Санту перебивает уборщица.
           — Я знаю, что вы скажете. Только слова всё это красивые, а в жизни, труд без отдыха, вечный страх за завтрашний день, молитвы перед сном и никакой уверенности в правоте рождения детей на этот свет. —
           — Нельзя так говорить! —
           — Это отчего же? Я не соврала. Как есть сказала. —
           — Это потому, что мы не знакомы, и вы можете высказаться, облегчить душу и забыть про меня. —
           — Наверное…. —
           Уборщица снова равномерно двигает шваброй.
           — Красивые! —
           — Это правда. У меня и девочка есть. Ещё краше будет! —
           Санта хотела воскликнуть:
           — Какая вы счастливая! —
           Но воздержалась. Вместо этого сказала:
           — Я тоже хочу девочку. Хотя бы…. —
           — Что мешает? —
           — Обстоятельства. Сначала училась. Потом муж разбился. Долго переживала. Затем мама слегла, потом отец, почти на такое же время. Жизнь и прошла. —
           Санте неудобно стоять без дела и мешать работать уборщице.
           — Мам! Мы есть хотим. —
           — Я тоже хочу есть. —
           Обрадовалась Санта.
           — Можно, я свожу ваших детей поесть нездоровой еды быстрого приготовления. —
           — Ура! —
           Закричали мальчишки.
           — Я уже закончила, и могу пойти с вами. —
           Паола снимает халат, уносит вёдра и швабру. Возвращается.
           — Хочу угостить ваших мальчиков и вас. —
           Признаётся Санта.
           — Пусть ваши дети, помянут моих родителей и мужа, я их только что вспоминала. —
           — Ура! —
           Отозвались те.
           — Не «ура», а «царствие небесное» говорить надо! —
           Они выходят из театра.
           — Вы другу своему позвоните, потеряет вас. —
           — Правда, ваша! —
           Санта звонит Семёну.
           — Конечно, сходи и покушай. Тут совсем рядом. Если ты откроешь дверь театра, на противоположной стороне увидишь фастфудное заведение. Но почему одна? Почему меня не зовёшь? —
           — Ты занят! А я пойду с новой знакомой Паолой и её детьми. —
           — Тогда приятного вам аппетита. Смотри не потеряйся! —
           — Ни за что! —

           Мальчишки были уже на той стороне площади и с нетерпением ждали женщин. Вкусная, всё-таки еда эта. Вредная, но вкусная. И красивая. Красочные коробки коробочки, стаканы и трубочки. Подносы и всякие мелочи, в виде крохотных шкатулочек с соусами, сливками и повидлом. Глаза от всего этого разбегаются даже у взрослых. Вкусная и тёплая еда сделала Паолу доброй. Она с любовью наблюдает за мальчишками, и ест сама.
           — Последнее время нас все балуют. Сегодня за себя плачу я. Я уже сказала, что бы посчитали нас отдельно. —
           — Если вам так спокойнее…. —
           Санте приятна эта женщина и её дети.
           — Вы все такие кудрявые?! —
           — Все, и дочь такая же. Моя порода. —

           Женщины разговорились. Так бывает, с совершенно чужими людьми, случайно встретившимися на короткое время и понравившимися друг другу.
           — Кто же вас балует последнее время? —
           — Филипп. Он тут самый главный. Семён – сценарист, Тодди – актёр второго плана. —
           Отвечает старший мальчик.
           — Больше всех Тодди. Филиппу с Семёном некогда, у них время до премьеры осталось совсем немного. —
           Добавляет второй мальчик.
           — Тодди добрый и сильный. Сегодня он отвезёт нас домой, и вывезет погулять на улицу бабушку. Наша бабушка своими ножками не ходит. —
           Санта слушает и узнаёт много нового.

           Сытые и довольные все вернулись в театр. Паола уйдёт мыть гримёрные и кабинеты. Мальчики исчезнут из поля зрения Санты, но вскоре появятся в зрительном зале, тихо играя в прятки, ползая между кресел, и отстреливаясь друг от друга игрушечными пистолетами. Делать они это будут так тихо, что ни Семён, ни Филипп не будут тяготиться их присутствием. Оставим всех за любимым занятием. Обсудим поступившую информацию. Тодди уделяет много внимания не только уборщице и её детям, но и заботится о больной бабушке. Само по себе, такие действия приветствуются. Но так как Тодди планировался быть мужчиной карлицы, выходит, мы его прошляпили. Где и когда?

           Дверь одной из актёрских каморок распахивается. В неё заглядывает Тодди. Нет никого. Открывает следующую дверь, в этой комнате тоже нет того, кого он ищет. Он спешит дальше по коридору. Распахивает ещё одну дверь.
           — Ты здесь Паола? Дождись меня с мальчишками. Сегодня не задержусь. Обещаю. Отвезу вас, прогуляем бабушку, детей спать уложишь, поедем в «Старый сад». —
           Неотразимыми глазами Тодди смотрит на уборщицу.

           Не могу сказать, что женщина удивлена услышанным предложением. Значит, это заявление, для неё не новость и звучало не один раз. Тогда что мы пропустили? Пропустили мы череду однообразных дней заполненных восторгом от успеха в работе, стремлением достичь ещё большего, сладкой усталостью уходящего дня и предчувствием того, ради чего всё это происходит. Премьеры! Взбудораженная легким вином и пиццей, толпа актёров вываливалась из дверей театра, чуть ли не за полночь каждый день. Восторженная, затем торжественная, а потом печальная красота осени, прошла мимо их глаз. Люди этого не заметили. Они были заняты. Это одна из главных человеческих ошибок. Работать это хорошо. Раз ты умеешь хорошо и много работать, ты должен хорошо отдыхать. Гулять, дышать, размышлять, или ни о чём не думать, любоваться миром. Не зря же Бог создаёт вокруг нас всё это великолепие из года в год! Оно не должно уходить нами не замеченным. В противном случае мы оскудеем душой и сердцем. Поселится звёздная болезнь (у актёров), и самолюбование.

           От собственного успеха, хороших и многообещающих комментарий критиков, карлица пропустила красоту осени и первый месяц зимы, ровно, как и красоту глаз и помыслов в свой адрес Тодди. Долго смотрели прекрасные, мужские глаза, с таким же прекрасным сердцем на то, как садилась карлица в такси или машину отца Филиппа и уезжала, махая из окошка ручкой своим коллегам по работе в театре. Точно будущая звезда сцены. Иногда, что-то вспомнив, она бежала в сторону Тодди, что бы чмокнуть его в щёку, а он успевал лишь на мгновение задержать её ручки в своих руках. Купил варежки, так понравившиеся ему, с ангелочками из бисера на тыльной стороне. Купил для карлицы, потому как были они крошечными. Не нашлось минутки, что бы передать подарок. Так и лежат два ангелочка из бисера у него в кармане, по сей день.

           Уборщица, пожимает плечами. Влажные пряди волос свисают на лицо. Ткань платья под мышками влажная, и вся она паркая от работы и спешки.
           — Перед детьми неудобно как-то. Бабушка твердит, что от таких глаз как у тебя, обязательно кто-то родится ещё. —
           — Не дошло с тобой у нас до этого. —
           — Дойдет…. —
           Тодди размышляет.
           — Ты от меня никогда не родишь, даже если сильно захочешь. Я бесплодный. Есть документ, официальный, со всеми анализами. —
           Зря он сказал об этом. Женщина замирает, согнувшись над ведром с тряпкой в руках.
           — Господи! Почему тебе не купят современные швабры, с отжимом и всеми делами? —
           Восклицает Тодди.

           Женщина распрямляется, бросает расправленную тряпку на перекладины швабры.
           — Не нужны мне современные швабры. Их губки столько воды, вместе с пылью по углам, да вокруг мебели оставляют! Утром можно подумать, что в комнате, только середину и мыли. —
           Поворачивается к Тодди. Мокрые руки опущены вдоль тела.
           — Выходит есть причина твоего ухаживания за мной. Детей у бабы много, и вроде как у тебя они будут. —
           Проговаривает она, смотря прямо перед собой, но не на Тодди. Вроде, как разглядывает, не оставила ли где пыль нестёртой на мебели.
           — Не вижу в этом ничего плохого. —
           Тодди ждут на сцене. Одной ногой стоит в коридоре.
           — Поэтому ты и к карлице клеился? Ей детей не рожать. Она же не дурра и знает, кого может родить. Знаешь дорогой Тодди, мои дети от любви рожденные. —
           — Будет и у нас любовь. Всё будет…. —
           Негромко обещает Тодди. Его зовут со сцены. Слышно как звучит его имя, блуждая по закоулочкам.
           — Будет? А я уже решила, что она есть. —
           — Наверное, она уже есть. Я, тянусь к вам…. Мне хорошо с вами. Вы мне нужны. —
           — Иди ты со своим «наверное»…. —
           Санта вяло махнула рукой.
           — На сцену свою иди и играй любовника карлицы. Высосали горестный сюжет из пальца…. Несчастная карлица!! Ай-я-я-яй! В шубах норковых ходит, в апартаментах живёт, привозят и отвозят…. Да имеет её ваш Филипп-извращенец, вместе со своим странным толстяком. Уроды вы все! —
           Женщина с силой захлопывает дверь так, что в руке отдаётся болью. Легче ей от этого не стало. Она смотрит на ведро с грязной водой. Хочется ударить ведро ногой, что бы разлилась вода, что бы брызги во все стороны! И Санта бы сделала это, но чувство усталости напомнило о себе, и она не стала делать этого. Потом собирай воду, протирай всё! Женщина ложится на диванчик и начинает глубоко вдыхать в себя воздух. Много воздуха! Говорят, это помогает успокоиться.
           — Вот и проверим сейчас! —
           Женщина старательно дышит. Дыхание восстанавливается и становится ровным. Сердцебиение проходит. Вот уже сердце почти и не слышно. Не слышно совсем…. Человек заснул.
           — Вот тебе раз! —
           Филипп стоит над спящей уборщицей в своём кабинете. Голова её неудобно свёрнута в сторону. Волосы растрепались. Рот полуоткрыт. Рука свисает до полу, афишируя отсутствие маникюра и, по всей видимости, отсутствие это длится долго. Прорезиненные сапожки, так же не могут служить женщине украшением.
           — Что же мы тут имеем? —
           — Спящую красавицу. —
           Хихикает толстяк за его плечом.
           — Почему на моём диване? —
           — Всё остальные заняты, или их вовсе нет. —
           — Вот так просто, взять и уснуть….. Как же дети? Маму это не тревожит? Что с Филиппком? Как второго зовут? —
           Толстяк пожимает плечами.
           — Буди её. —
           Требует Филипп.
           — Не буду. Мне неудобно. —
           Семён старается говорить тихо.
           — Мама! Ты где? Мама! —
           Детские голоса катятся по закоулкам театра. Они уже близко. Дети забегают в комнату. Первым делом они натыкаются на ведро с водой и опрокидывают его. Вода разливается по кабинету. Женщина просыпается. Мгновенно оценивает ситуацию. Тряпка уже в её руках. После первого же отжима, она шлёпает ею мальчиков по спинам. Филипп заслоняет их собой и тоже получает тряпкой удар, ниже пояса.
           — Позвольте узнать, за что? —
           Возмущается он.
           — Защитник нашёлся! —
           — Нельзя бить детей! —
           — И вас конечно не били? —
           — Никогда! —
           Строго прочеканил слово Филипп. Получает второй удар.
           — Теперь это не так. —
           Радостно сообщает ему женщина.
Семён ретировался в коридор и наблюдает за происходящим оттуда.
           — Я могу дать сдачи. —
           Ершится Филипп.
           — Я при исполнении! Вы мешаете мне! Освободите помещение! —
           Кипятится женщина.
           — Сёма! Что происходит? —
           Почти испуганно вопрошает Филипп друга.
           — Филя! Надо выйти. Дать возможность закончить работу. —
           — Дети! —
           Обращается к мальчикам Филипп.
           — Выходим. Не будем мешать вашей маме. —
           Мальчишки поражены поведением мамы, стоят и не двигаются. Филипп обнимает их за плечи и выводит за собой.
           — Ещё один благодетель! Они и тебе на шею сядут, ты и не заметишь как! —
           Кричит сердитая мама им в след, с силой захлопывает дверь.
           — Подождём на улице. Подышим свежим воздухом. —
           Предлагает Филипп.
           — Сока купишь? —
           Спрашивают дети.
Филипп разглядывает их.
           — Конечно, купит. —
           Отвечает за Филиппа Семён. Берёт мальчиков за руки и ведёт по коридору. Филипп бредёт за ними. Он в растерянности. Такое общения с женщиной у Филиппа впервые. Он смущён, взволнован, разгневан даже. Когда дети перестали издавать, какие либо звуки, по той причине, что во рту их были трубочки, посредством которых они поглощали сок из литровых пачек, Филипп задал вопрос Семёну. Задавая его, он смотрел в сторону и понизил голос.
           — Тебе не хотелось чем ни будь её ударить? —
           — Что ты такое говоришь?! Как такое возможно?! —
           Семён хотел продолжить и от возмущения, немного задохнулся. Вобрал в себя воздух, но Филипп его опередил.
           — Знаю, знаю, нельзя! Она женщина, беспомощное существо! Девочка, девушка, женщина, мать, и наконец, бабушка. Вот вся их возрастная линейка! И всегда нельзя! А если хочется, а если заслужила?! И всегда они беспомощны! Этой беспомощностью вертят нам головы, ломают жизни, дарят нам и отбирают наших детей…. Да чёрти что творят! В силу, этой самой женской беспомощности! —
           Семён выслушал и зашмыгал руками по своим карманам.
           — Что? Что случилось? —
           Спрашивает его Филипп. Он всегда беспокоится о друге.
           — Ты дома, напомни мне свои слова! Я запишу…. —

           Из здания тетра выходит карлица, с актрисой, которую зовут Серена. Машет рукой своим мужчинам, в знак того, что она здесь и сейчас подойдёт к ним, и продолжает болтать с подругой.
           — Вот живой пример! Наша карлица. Запудрила мозги Тодди, потом передала его Серене. Мало ей! Стала запихивать в машину Тодди каждый вечер вздорную уборщицу с её детьми. Видите ли, слякоть на дворе! Пусть Тодди отвезёт слабую женщину с детьми домой! Эта слабая женщина, нарожала троих детей, оставила их всех без отца, и бьёт их половыми тряпками! —
           Филипп продолжал бы ещё выговариваться, но….
           — Филя! Поедем домой! Устал я сегодня! Даже Санту домой отправил и сказал, что буду сегодня у тебя ночевать. —
           — Ты сам себе хозяин и ночевать должен там, где тебе хочется! —
           — Филя! Так не бывает! Если ты не один, значит, тебя ждут, волнуются. Надо находить компромисс. Поедем домой…. —
           — Так куда же мы поедем, у нас на руках двое мальчишек, а мать их неизвестно когда появится! —
           — Давай отведём детей маме. —
           — Нет уж! Ни за что! Подождём…. —
           Двери театра открываются и выпускают на волю Тодди. На улице практически стемнело.
           — Ура! —
           Мальчишки несутся к его машине. Тодди от двери театра открывает машину электронным ключом. Сам идёт к ней, наблюдая, как мальчики, пихая друг друга, усаживаются в неё.
           — Вот, пожалуйста! Нарожала детей, а возит их кто угодно! Даже мы…. —
           — Мы и Тодди, никто угодно. Мы люди порядочные Филипп. —
           На этих словах, из театра выходит уборщица, на ходу завязывая шарф и застёгивая куртку. Голенища сапожек ещё не застёгнуты – так человек спешил. Она быстрыми шагами догоняет Тодди, опережает его и начинает вытаскивать сопротивляющихся мальчишек из машины.
           — А вот была бы у неё в руках половая тряпка, она непременно ею воспользовалась. —
           Съехидничал в её адрес Филипп.
           — Чем же Тодди ей не угодил на сегодняшний вечер?! Хоть бы о детях подумала, да отвезла их на машине. —
           Филипп, явно с интересом наблюдает за происходящим.
           — Филя! Надо домой! Хочу включить этот любовный треугольник, в наши задумки в третьей части. —
           — Они могут сами себя узнать. —
           — Пусть! Есть же художники реалисты. Пишут, как видят Что бы никакого вранья, преувеличения. Так и мы! Но согласись, интересно же, чем всё это кончится? Мы как бы выжидаем, как у них всё закрутится, или наоборот раскрутится. —
           — Скоро Новый год! Нужна премьера! Может взять, да и спросить их самих? —
           — Ты что! Спугнёшь естественное течение событий! —
           — Хорошо придумывай сам. —
           — Я уже голову сломал. Давай подождём. Весь спектакль поставлен на реальных, горячих событиях, как блинчики со сковороды…. Вот увидишь, успех будет! —
           — Во Франции может быть, если премьеру делать в Париже. Французы, они этакие…. —
           Филипп делает витиеватый жест рукой.
           — Слухи докатятся до Рима и люди пойдут смотреть то, что уже расхвалено в Париже. —
           Забыв про всё на свете, два друга рассуждают о своих делах.

           А что там, с многодетной, взбешенной мамашей? Вон она, идёт по тротуару вдоль стены театра, тащит за руки мальчиков. Мальчики постоянно оборачиваются и машут руками Тодди. Вскоре машина его, заведётся и медленно поедет вслед за уходящими детьми и мамой.
           — Нет! Уборщица не его женщина. —
           Садясь в такси, говорит Филипп.
           — Его, его. —
           Опровергает выводы Филиппа Хельга.
           — Паола выше Тодди на голову. —
           Пасует Филипп.
           — Пардон! Не ваше, это дело! —
           Козыряет Семён Фёдорович.
           — Заключите пари. —
           Предлагает карлица.
           — Я буду свидетелем. —
           — Ты, собственноручно отдала Тодди этой злючке. А была не равнодушна к нему! —
           Филипп расстегивает верхнюю пуговицу на шубке карлицы. Расстегнув её, расстегивает у себя.
           — Вспотеешь…. —
           Объясняет карлице свои действия.
           — Я не отдала. Он не был моим. У меня есть Мой и ты Филипп. —
           — Я твой? —
           Не понял карлицу Филипп.
Та смотрит на него выпуклыми глазами.
           — Раз я твоя, а ты часто об этом мне напоминаешь, значит и ты мой. —

           В салоне такси повисает пауза. Семён пытается запомнить их разговор. Филипп недоумевает. Водитель такси, не раз уже подвозивший карлицу, шокирован. Бубличный человек в Риме, из известной семьи, связался с карлицей. Вот новость то! Пауза превратилась в жвачку.
           — Тут надо внести некоторую ясность…. —
           Начинает Филипп.
           — Дома внесёшь ясность! —
           Резко прерывает друга Семён Фёдорович. Он увидел заострённые от любопытства уши таксиста.
           — Даму везём домой? Или…. —
           Спрашивает таксист.
           — Даму домой. —
           Вздыхает карлица и приваливается большой головой к Филиппу. Кладёт ручку на его руку, ещё раз смотрит на его подбородок снизу и Филипп это чувствует. Он поднимает руку и кладёт на спинку сидений, что бы карлице было удобнее у него подмышкой. Делает это по привычке.
           — Ты не думай, что я балуюсь с Тодди. Вот вы с Семёном взяли за основу сюжета мою жизнь. Там есть и вымышленное конечно. Я тоже взяла и придумала, что Тодди надо быть с уборщицей. Помочь ей вырасти детей, с бабушкой помочь. Рядом с Паолой Тодди совершит куда больше добрых и полезных дел, чем, если бы он будет рядом со мной. За мной есть, кому присматривать, это ты Филипп. Пусть Тодди присматривает за одинокой и многодетной мамой и её детьми. Я открою вам тайну, но сначала дайте мне слово, что вы никому об этом не скажете. —
           — Я не носитель чужих тайн. И у меня никогда не было необходимости давать такие заверения. —
           Отрезал Филипп.
           — Мне всё равно надо тебе сказать об этом. Тогда ты поймёшь, почему я подсунула Тодди уборщице. —
           — Ты уже говорила об этом. Он должен тянуть воз в гору заполненный чужими детьми, злющей их мамой и бабушкой в инвалидной коляске. —
           — Правильно. —
           Как ни в чём не бывало, отозвалась карлица из-под его подмышки.
           — Тодди нужен этот возок, как воздух. Тодди бесплоден. У него никогда не будет детей. Дети Паолы станут ему родными детьми. Он им отцом станет. А злющую, как ты говоришь бабу, усмирят его красивые глаза. Скольких он уже приручил женщин и выпускал на волю? Уж ты, наверное, знаешь. От страха перед диагнозом, он и ко мне прибился. Я его счастливым не сделаю и детей из приюта брать не стану. Пусть поднимет, что лежит под ногами. —
           — Господи! Ну, где я мог оставить свой блокнот! —
           Взорвался Семён Фёдорович.
           — В бардачке тетрадка и ручка лежит. —
           Предложил водитель. Семён Фёдорович выхватывает то и другое и погружается в записи.
           — Сёма! Вот тебе и конец третьей части! —
           Филипп ласково потрепал карлицу за плечо.
           — Самородок ты наш! —
           — Мой самородок…. Так звучит лучше. —
           — Мой? Согласен. —
           — Приехали. С вас ….. —
           Таксист называет сумму.
           — Я расплачусь у своего дома. —
           Отвечает таксисту Филипп. Филипп и Хельга выходят в морозную непогоду. Идут к дому. Окно соседки моргает краем занавески. Любопытная женщина подглядывает, что бы удостоверится, одна возвращается к себе домой карлица или с красавцем Филиппом.
           — Где же моя женщина, по-твоему? —
           Слова Филиппа пушистые, слова окутывает лёгкий парок дыхания. Карлица рассматривает этот феномен снизу под горящим фонарём. Снизу всё видится иначе.
           — Зачем ты так смотришь на меня? Как школьница. —
           Филипп останавливается, потому что остановилась карлица. Он высок, а карлица мала, стоят друг против друга. Дыхание каждого клубится у лица каждого. И видят они друг друга сквозь свои дыхания. Он сверху, она снизу.
           — Паоле Тодди нравится, потому она так и взбрыкивает…. —
           — Кто такая Паола? —
           — Ты что Филипп! Это уборщица с тремя детьми. —
           Занавеска на окне соседки, ходит ходуном.
           — Значит, её зовут Паола. Почти что Павел, который умер для мамы. —
           Филипп засовывает руки в карманы пальто. Поднимает плечи, вбирает голову глубже за воротник. Минуту его дыхание клубится у воротника.
           — Паола могла быть моей женщиной. Так? —
           Спрашивает Филипп сверху.
           — Вернись и спроси её об этом. —
           Чётко проговаривает карлица снизу.
           — Не сходи с ума! Ночь на дворе…. Бабушка инвалид…. Детей куча…. Наверняка Тодди занял позицию в кустах. Это его излюбленное занятие. А уборщица ко всему ещё и дерётся. —

           Сейчас Филипп ощутил силу женских ударов тряпкой на своём теле, увидел сердитое лицо Паолы и испугался её гнева. Испугался, точно так же, как испугался бы гнева своей матери.
           — Чего мы стоим? Моя лапа может замёрзнуть. Её ждёт тёпленькая постель и такой же тёпленький и мягонький пёсик. —
           Филипп, в силу художественного склада ума, представил кровать и пёсика, и сам оказался в кровати в обнимку с лохматой собачкой. Под одеяльное тепло вобрало его в себя и, баюкая, несло в мир сновидений. Филиппа качнуло от притягательного желания оказаться в своих фантазиях, и проявился в яви. Он стоял с Хельгой у подъезда дома её съёмной квартиры, забыв про Паолу, про вещие предсказания карлицы. Даже занавеска любопытной соседки на окне, трепещущая в ожидании его, не вызвала привычного желания пофлиртовать в общественном коридоре.
           — До свидания Филипп. Спасибо тебе, за всё, за всё! —
           — Ты моя лапа. И тебе спасибо, за всё, за всё! —
           — Да! Ты мой, а я твоя лапа. —
           Карлица заходит в подъездную дверь. Занавеска на окне соседки Любы грустно обвисает.

           По общественному коридору в свою квартиру идёт Московская студентка, та, что когда-то упрямо и целенаправленно бросала бумажные катыши с номером телефона, в спину сутулого и серьёзного студента Евгения. В того, кого пророчила своим парнем. Студент остался в Москве. Подъездная дверь с тихим скрипом закрылась за ней. На улице, среди стылого итальянского дворика стоит и думает о карлице нынешний парень, с таким трудом и старанием прирученный и который об этом ещё не догадывается, зато об этом знает карлица. Для неё этот аргумент всегда первостепенен. Дверь закрылась всего лишь до утра. Утром они снова будут вместе.



От автора.



           Увидев однажды мужчину разглядывающего грязную истощённую собачку и пожалев её, решила придумать события, так чтобы изменить судьбу собаки и заодно успокоить свои волнения о ней. Расстроила меня тогда эта печальная картинка. На самом деле собачку забрала пенсионерка, проживающая в доме напротив хлебного ларька. Имею счастье видеть их вечерами во дворе на прогулке.

           Карлица пришла из детства. Образ её никогда не исчезал из моей памяти. Общались мы через забор детского дома в селе Таганча, Канивского района, Черкасской области, где проживали мои прародители по отцу. Я была старше карлицы на пять лет и на полном серьёзе хотела удочерить её по совершеннолетию. Прошла целая жизнь, желание осталось. Сегодня,11.11.11г. Как вам эта дата? Деревянная кадушечка из маминого лото с такой цифрой, называлась барабанные палочки. Барабанная дробь - прекрасное завершение, сумасбродной идеи о написании любовного, немного грустного, немного правдивого романа.

11 декабря 2011 г.


Прочитать с начала: http://www.proza.ru/2016/06/09/1933