Пробежаться по книге

Родине.

Неизбывно твое житье,
Беспечально и таровато.
Поплывет над седым жнивьем,
Облачков розоватых вата.
Над лазурной ширью степей,
Над крестами бессмертных храмов,
Над большим табуном коней,
Их погонит ветер упрямо.
С дальним звоном колоколов,
Желтый лист принесет в ладони.
Я почую вкус холодов,
Голод смерти и страх агоний.

Храм.

Бесспорность и гибельность мысли,
Сумею ли выстроить дом?
Чтоб шпилем в вселенские выси,
Взлетел золоченным крестом.
Из мороси, праха и страха,
Взойти на резное крыльцо.
Чтоб к Богу в холщевой рубахе,
Прижать, задыхаясь, лицо.

Господи! Эти леса и поля,
Благословил до последней былинки.
Синим шатром над холмом небеса,
Кладбища тишь, да вороньи поминки.
Лоб омывают соцветия трав,
Теплые росы - медвяные реки.
Вымокли ноги, подол и рукав...
Здесь мне не выплакать скорби во веки!
Телом досталось и духом...лежат,
В раз замолчали. Лишь листья дрожат,
С ангелом смерти приют окармляя.
Время тяжелое, племя заблудшее,
Как я живу без надежды на лучшее?
Как я дышу средь безверья кромешного,
Мать моя чистая, мать моя нежная?

Божий ангел плачет по ночам,
Церковь без креста молчит уныло...
Пыль крылом сметает по углам,
Омывает лики суетливо.
Крепко спят в доминах звонари,
Не подняться им вовек с рассветом.
В старом храме с отблеском зари,
Смотрят фрески с ласковым приветом.
Бродит ветер в ветхих куполах,
Бьет в колокола вовсю с размаха...
Осыпая голубиный прах,
И сереет ангела рубаха.

Сеяли просо, вытирали пот,
Был черен духовный хлеб.
В судороге ликовал рот,
Бог был и глух и слеп.

В небо с вестью благой, лес шагает плечистый,
С колокольни крутой, стон ли, зов серебристый.
Ах, как плачет земля, мироточат иконы.
И разносят поля, колокольные звоны.
Это осень с дождем, подошла воровато.
На окошке моем, свечка в плошке щербатой.
Света круг золотой, от негромких щедрот.
И псалтырь под рукой, льет молитвенный мед.
Беспричинна тоска, если вера ведет...
Сердцем к Богу причаль и беда отойдет.

К Дону спешу к большой воде
Где так вольно дышится жеребенку
Где карась блестит чешуей в ведре
Жизнь доклевывать потихоньку
Где так сладок и горек небесный свет
Ходят жизнь и смерть как сестрицы
И хранит Христос много зим и лет
Золотую церковь станицы.

Чей конь каурый у дороги,
Стоит ногой о землю бьет,
Мой сын не встанет на пороге
Домой он больше не придет
Вода в реке течет течет
Утиным крикам Дон мой внемлет
А смерть в дому свечу затеплит
И жизнь мою скует как лед
Крестом войну перечеркнешь
И проклянешь с ее бедою,
А сын засветится звездою
Над полем где посеешь рожь.

Умащали волосы маслом и миром,
На недели мытаря и фарисея.
Пала первая оттепель, дождик сеет,
Как над этой землей, над украинским Римом.
Облачившись в одежды из дыма и ветра,
Правит в поле сиротском субботу явор.
И прищурясь следит за потоком света,
И темнеет лицом грозный Уицраор.

И осень над макушками голов, метет вовсю листвой,
О, этот ветер, готовый все разрушить до основ.
О, пой мне, пой...О кратком и о вечном,
О том, что познаю с таким трудом,
Под куполом, в цвет кобальта, небесным.
Жизнь, пролетела! Жизнь! Нельзя купить!
Кричи, тони в метаниях высоких,
Как пляшет солнца золотая нить,
В твоих глазах, Россия, волооких.
Иди...иди...тащи свой скудный скарб,
Изыски для гурманов устной речи.
По воле волн, плывет поэт Синбад,
И чуда ждет...О, страсти человечьи!

Евангелие от Фомы.
" Я - свет, который на всех".

Неба северный дом, свет падает, словно тигр, к
корням.
Тело тащу мешком, по кочкам и по камням.
Кого спросить о жизни...выжженную солнцем траву,
Птиц, чей клекот не лишний, лужицы синеву
Или свою бедность, выжегшую сердце огнем...
Полная бесхребетность, перед войной и мечом.
Пот и кровь дороги, из конца в начало.
Колесо сансары, сло-ги, глина чана.
Серый глаз и глаз голубой, ведут меня по холмам.
Пыльным летом, а там и зимой...по своим
возвращаться следам.

Евангелие от Фомы.
82.Иисус сказал: Почему вы пошли в поле? Чтобы
видеть тростник колеблемый ветром, и видеть
человека, носящего на себе мягкие одежды?
(Смотрите, ваши) цари и ваши знатные люди - это
они носят на себе мягкие одежды и они не смогут
познать истину!

Истина через ноги, душа из костяного чана.
Из конца в начало, в пот и кровь дороги.
Бесплотными пригоршнями августовского света
на тьму непроглядную, черные воды,
по слову Завета! По слову Завета!


У этих сухих, ниспадающих стеблей к воде,
Продетых сквозь воздух и трели,
Сквозь пух невесомый в остывшем гнезде,
Иголками солнечной ели.
Бессмертие леса, журчанье реки,
Прозрачно - тягучие струи,
Осенняя месса, где краски резки,
Как бархат и золото сбруи.
Останься, вживаясь, подолгу гляди,
Как лодка плывет без ветрила,
По руслу времен и в разлив, и в урон...
Все бьет безоглядное било.

Малая моя Родина, кладбища и леса,
Здесь еще не распроданы серые небеса.
Избы твои сучковатые, старые ели косматые...
Горький Отеческий дым тает над полем седым.
Ветер летит над равнинами, дождь проливается
ливнями.
Грезят страстями крапивными, лики с глазами
наивными.
Солнечный луч на руинах, церковь подняться
не в силах.

Где же твой звон колокольный, в праздник Великий,
Престольный?
В голос кричи, никого... Нет тут труда моего.

Когда зажигаю лампадку,
В живую... в пророческих снах,
Молочно-кисельные реки,
В пшеничных текут берегах.
И в этом воздушном пейзаже,
С черешней, иль вишней в руках,
Идет богоданная матерь,
С смешинкой, горчинкой в глазах.
Она утешает умерших,
И речью, живой, как вода,
Печальных, немых, обгоревших,
Лелеет в Господних садах.
Полыни горчайшие зерна,
От прошлого только зола.
Но звуки вселенского горна,
Меня прожигают до тла.

В переливчатый свет от лампады,
Улетает парок изо рта.
Эх, Россия, твои снегопады,
Белизна, глухота, немота.
Лепта малая, горькая в горсти,
Из платочка, из под полы.
И Христос, и зловещие гвозди,
Восемнадцать ступеней скалы...
Кровоточат во мраке иконы,
Словно ветер, Спасителя стон.
И подходят, и плачут живые,
Отражаясь в проемах окон.

Осень фазаном по небу плывет,
Гончие псы наготове.
Ветер холодный свистит и поет,
Лист золотой на ладони.
Свет вытесняет обугленный цвет,
Мир его ветхому праху.
Болью сочится, как Новый Завет,
Месяц возлегший на плаху.
Ворон в обугленных кронах кричит,
Тополь -ковчег среди елей.
Черный Даждьбог на дорогах стоит,
Губы в меду и елее.

Из ожидания сложилась неделя, а потом и лето,
Где август блеском эполета, затмил того, Кто
раньше был.
Наполнил до краев остудой, сентябрь.
Подкрался...листья грудой.
И свет небес струился скупо,
И воду лед сковал в ведре.
Рукою отгоняя страхи, жила подобье певчей птахи.
Ни в чем не находя основ, летя из сна или из снов.
И пока я спала, поседела от холода крыша.
И декабрь не скупясь одарил и тряхнул серебром.
Опускалося небо на землю все ниже и ниже
Ну, а прошлое, что-же? Кольнет иногда под ребром

Душу ли обнажаешь или сама раздеваешься догола,
Ловишь слова тишиною, тело в сиянии облака.
Чуткая, робкая в брызгах, звенит души
бестелестность!
Неба существенный признак, полная бесконечность...
Неподъемная взгляду прямому.

Я разбираю старый хлам,
Вершу итог,малюя сноску.
Библейский старец Авраам,
Стоит на площади кремлевской.
Идут солдаты, как во сне,
Чеканят шаг от даты к дате.
И полководец на коне,
Летит к бессмертью на закате.
Цветною лентой жизни той,
Покорена моя столица.
И небо в простоте святой,
Припудривает солнцем лица.
Весна пролетом по дворам,
И бал стрекоз над пустырями.
О как же мало надо вам,
Все шепчет кто-то за плечами.

Зима меня ослепила...
Дороги пустой убеленность,
Такой тишиной накрыла,
Что шаг мой и вздох, как милость.
И ели в тяжелых шубах,
Идущие мне навстречу.
И ветлы в снежных тулупах,
Вас взглядом увековечу.
И солнца ладонь по вершинам,
И розовый дым над ветвями.
И алой кровью рябины,
Восход горит над церквями.

Эх, светлый витязь на коне,
И наваждение мое,
Эх, снег истает по весне,
Поналетает воронье.
И станет каркать и кружить,
А мне бы, сердце отогреть,
А нам вдвоем еще пожить,
Пусть этой жизни только треть.
И нервы так напряженны,
От нежности и от любви.
Среди поющей тишины,
Любовь течет из глубины.

Все острее весенняя свежесть,
И потеря моя велика...
Так подснежника робкая нежность,
Украшает железо венка.
Эй, беги! Что ты смотришь с виною?
Все кричит бестолковое я...
Неба плат золотой надо мною,
Оглянусь, эта жизнь не моя!
Я сказанья в суму собираю,
И скитаясь брожу по Руси.
И ведет меня ангел по краю,
Где тону по колено в грязи...

Истаяли, ох, истаяли снега и прозрачные льдинки,
А в праздник земля оттаяла, справляй по зиме
поминки.
И крылья весна расправила и словно дали зарплату,
Так солнце яростно плавило, врываясь в птичье
стаккато.

Кто придумал, что можно общаться с туманом,
Что, как пес, подползает к крыльцу?
Он ныряет в овраги, овсы и бурьяны,
И пыльцой приникает к лицу.
Незлобив он и ласков, с чудинкою тайной,
Приглушает шаги и слова.
И порою вечерней, до дрожи печальной,
Омывает домов острова.
Поутру, я его отпускаю на волю,
Лишь забрезжится свет у ворот.
И под щебет, мычанье и звон колокольный,
Он бежит, только вспыхнет восход.

Выгуливаю на пустырях ветер,
Собираю в отары тучи.
Ветер бежит,как сеттер,
И даже лучше.
Овцы бредут тяжелые,
Черные и с приплодом.
А вот и первые звезды,
С месяцем безбородым.
Выгуливаю на пустырях ветер,
Собираю в отары тучи.
Ветер бежит,как сеттер,
И даже лучше.


Встречу тебя на развилке дорог,
Хаты и пастбища в сизом тумане.
Рано встаешь ты, лишь ночь за порог,
Козочку гонишь к цветочной поляне.
Рада простору и солнцу плутовка,
Скачет пружинисто, бойко и ловко.
Есть у меня для тебя недотроги,
В бархатной ладанке с камнем сережки.
Как засверкают оденешь на ушки,
Знаю, сгодятся в усладу кокетке.
Я же безволен, влюблен и застенчив,
Тенью немою пойду с тобой рядом.
Песней зальется заливистой птенчик,
Бурю скрываю потупленным взглядом.


"Отворите мне врата правды"
псалом Давида.


1.
Одиночества слабый запах,
Исчисляемый силой вдоха.
Ходят будни на мягких лапах,
Прячут лики в созвездьях Бога.
2.
Закидывает голос сквозь решетку,
Несбывшиеся чаянья.
Полынью вовсю кадит сентябрь
по околотку,
Сквозь долгих ливней терпкость и сиянье.
3.
Заброшен сад, колодец опечатан,
И только разум бодрствует и скачет.
Да на могилах ветер тихо плачет...
..................................
4.
Ох, не тревожьте ридной мамки плачем,
Свежа трава на холмике пологом.
Горстями черпать воздух, что утрачен,
Закаменев на треть безгласым слогом.
5.
Из ямы, что черна и глубока,
Разносит вой времен и поколений.
Вечерний поднимается туман,
И строй людей из мертвых поселений,
Глаза открыв идет на лунный свет.
С мотыгами, а некоторые в рясах,
Два генерала, галифе в лампасах,
Девицы, чьих одежд прозрачней нет.
И скрип колес арбы и крик гортанный,
Возница, словно Голем первозданный,
Везет вино в синайские сады.
И Саваоф, чей отблеск от звезды,
Гуляет средь платанов бледной тенью.
И Сына вновь готовит к Искупленью.


Мой взор давно ничто не привлекало,
Как одалиска,полная луна,
сияла в небе,
Зыбким покрывалом,
лежала туч,неверная волна,
У горизонта, где вспухали реки,
Как железы простывшего юнца.
Вихрь,зародившись в переулках Мекки,
Искал слезу на впадине лица.
Мне Бог кричал,суля звезду Давида,
В веках стоял Коабы черный камень,
Я смерть узнала в таинстве Евклида,
И потушила сердца жаркий пламень.
Терпеть и жить.стоять над черным полем,
Как идол первозданный,хрупкий Голем.