Северный ветер или этот дурак Селиванов

Я стою на подоконнике, а Иришка Морозова подаёт мне белые ленты ткани, смоченные мыльной водой. Это похоже на магический ритуал, мы словно творим волшебство, заклиная зиму и спасая школу от лютой стужи.
Но вся магия улетучивается, когда, остановившись напротив окна, Женька Селиванов из шестого А начинает корчить смешные рожицы. Он раздувает щёки, оттягивает в стороны уши, таращит глаза. Чтобы не рассмеяться, я поворачиваюсь к Иринке и, приняв из её рук новую ленту, продолжаю заклеивать оконные щели.
        После субботника мы с девочками выходим на крыльцо. На улице пахнет дымом – мальчишки жгут опавшие листья. Иринка ёжится: «Холодно. Это, потому что ветер Северный!» Одноклассницы прощаются и словно стаи щебечущих птиц, разлетаются в разные стороны. Мы с Иринкой, спустившись с крыльца, поворачиваемся друг к другу спиной – у нас традиция – обходить школу с разных сторон, потом встречаться и вместе идти домой.
Иринка скрывается за углом, а я, на минутку замедлив, любуюсь невероятно синим осенним небом, белые облака на котором, словно небрежные мазки большой малярной кисти. И вдруг на меня обрушивается листопад – этот дурак Селиванов набрал охапку сухой листвы и швырнул мне прямо в лицо. Я не обиделась: что с него возьмёшь, шестиклашка – ребёнок. И вообще, я люблю запах кленовых листьев.
Гордо, словно ничего не случилось, прохожу мимо Женьки, а он молча плетётся за мной. Потом, слегка обогнав, как-то странно боком скачет рядом: «Я, это, – говорит Селиванов, – после 10 класса в ДОСААФ на шофёра пойду».
– Иди! – отвечаю, не понимая, с чего это он решил посвятить меня в свои планы.
 – А потом – в Армию. Ты дождёшься меня?
 – Вот те на, а я тут причём?
– Ну, вернусь… и женюсь на тебе, – объясняет Женька.
 – Что? – я остановилась даже от неожиданности, а Селиванов, всё так же боком, затормозил и, не удержав равновесия, упал на асфальт. Быстро поднялся, отряхнул брюки и снова повторяеилт: «Вернусь из Армии и женюсь на тебе».
– Селиванов, – рассмеялась я, – ты же маленький! Ты меня на два года младше!
Женька, грустно глядя под ноги, возразил: «Не на два, а на год и 4 дня – пустяки! Тебя просто в школу в 6 лет отдали, а меня в восемь».
Я вздохнула, как обычно вздыхают взрослые, мудрые женщины, и собралась было сделать шаг, но этот дурак Селиванов ни с того, ни с сего обхватил меня за плечи и поцеловал. Поцелуй пришёлся куда-то под правый глаз. Я даже не сразу поняла, что это было.
От Женькиной куртки так приятно пахло дымом и особым октябрьским ароматом «Ещё немного и выпадет снег, а пока – осень», что я даже не оттолкнула его, только отступила на шаг, обошла и направилась навстречу Иринке Морозовой.
Подруга, подозрительно прищурив глаза, сходу огорошила меня вопросом: «Ты чё, с Селивановым целовалась?».
      – Вот ещё,– сказала я, – он меня младше на год и четыре дня.
      –  А мне показалось…
      – Показалось! – перебила я, – идём, холодно.
      – Да, ветер Северный, – согласно кивнула Иринка.

         Уже дома я немножко поразмышляла над случившимся, и поняла, что мне приятен даже Женькин поцелуй.
А в понедельник на перемене Селиванов зашёл в наш класс и положил передо мной на стол раскрытую книжку: «Вот, читай!»
      – Что это? – спросила я.
 Женька тихо так, чтобы никто не слышал, сказал: «Жена Карла Маркса старше его на 4 года была, и ничего».
– Что ничего? – не поняла я.
– Ну всё у них было нормально: любовь там, семья, дети, – шепотом пояснил он.
– Какие дети?
– Дочки. У них три дочери было: Лаура, Элеонора…
           – Дурак ты, Селиванов! – я не дала Женьке продолжить, смахнула со стола его книгу, и, увидев подозрительно прищуренные глаза Иринки Морозовой, которая направлялась к нам, добавила: «Карл Маркс недоделанный!»

       Через месяц родители Женьки переехали в другой район, и он сменил школу. Каждую осень запах дыма и кленовых листьев напоминают мне о том нелепом поцелуе под правый глаз.
Возможно, я погорячилась, но эти вечно прищуренные глаза Иришки Морозовой, её Северный ветер…Да и Селиванов – дурак, ну при чём тут Карл Маркс?