Забвение Даниила

Это произошло летом, давным-давно. Ира пригласила нас в гости к себе на дачу. Теперь так мало удается вспомнить наверняка… Перед невысоким, кажется, забором, ведущим к веранде, нас встречал здоровенный пёс. Муж Иры сразу подошёл к нему и отвёл, гулко рычащего и машущего хвостом, куда-то за дом. Еще, вспоминаю, был вечер; солнечные лучи сыпались через лохматые заросли плюща на стол. На скатерти лежали в беспорядке неспелые груши: кто-то понатыкал в них гвозди со шляпками, так что со стола на нас глядели забавные, похожие на скелетонов из бёртоновских фильмов, рожицы. Сколько нас было тогда за столом, о чём мы говорили?..

Иногда мне кажется, что если верить сильно-сильно и с верою этой протянуть руку в пространство, а затем как бы отщипнуть от него кусочек, напротив тебя появится лаз. Если вера всё ещё будет крепка, ты сможешь подойти и заглянуть туда – вовне. Возможно, тогда ты увидишь оборотную сторону нашего мира, зазеркалье, которое всё будет состоять из одних только неисполненных обетов и забытых мгновений, прерванных переписок, несостоявшихся встреч, невыраженных мыслей и несовершённых поступков. В этом мире, прохладном, пустынном и одиноком, будет, в сущности, полно мнящегося потенциала, но он окажется неплодородным для человеческого сердца. Я заглядываю туда и вижу друзей, сидящих на веранде; слышу, как сверкают над столом яркие сполохи смеха, звучат слова. Забвение отняло каждую крупицу этого богатства…Глухие голоса, пустые комнаты.

Я помню, с нами в компании оказался парень по имени Даниил. Мы уже виделись прежде, и всякий раз он производил на меня впечатление человека недалёкого и, как любил выражаться мой отец, грубовато обструганного. Смеялся он много и громко. Но в веселье этом всегда ощущалось больше отчаянья, нежели радости. Вместе с самодовольными раскатами смеха, скуластое его лицо будто исторгало в мир вихри еловых иголок и битого стекла. Он не терпел возражения в споре и всегда выдавал свои суждения с неозвученной, но подразумеваемой ссылкой на свою безоговорочную правоту. Мне не особенно нравилась его компания, поскольку прямая беседа с ним всегда требовала большого терпения и дипломатии. Ты будто раскачивал в руках доску, не давая сорваться вниз металлическому шару. Вместе с тем Даниил демонстрировал иногда неуклюжие, но явные признаки привязанности. После нескольких наших встреч в компании, когда я проявил к нему самый обыкновенный человеческий интерес, он вдруг позвонил мне однажды и пригласил на свой День Рождения. По тону было понятно, что он пересиливает себя, чтобы сказать каждое следующее слово и старается делать вид, будто появление моё, равно как и непоявление, ничуть его не заботят. Такова была гордая и дремучая натура Даниила.

Так вот, мне вспоминается теперь наиболее отчетливо из всей истории в гостях у Иры, как он, против обыкновения бывший в этот вечер молчаливым, долго смотрел за забор, где бегал, виляя хвостом и порыкивая, пёс. В какой-то момент, кажется незаметно для всех кроме меня, Даниил поднялся и пошёл к калитке. Я хотел его остановить, но не стал. Он открыл калитку и быстро шагнул на другую сторону, одновременно протягивая руку к здоровенному водолазу. У меня при виде этой сцены всё внутри сжалось: такую угрозу излучал добродушный на первый взгляд, но совершенно непредсказуемый зверь. К моему изумлению, пёс не бросился на Даниила и даже не зарычал. Он подошёл и тут же подставил голову прямо под ладонь. Даниил грубовато потрепал его за ухом, погладил шею. Затем, словно желая ещё больше шокировать любого, кто мог за этим наблюдать, он встал на колени, и, наклонившись совсем близко к морде пса, принялся рычать и скалить зубы… Водолаз тоже зарычал. На секунду я подумал, что Даниил рехнулся и решил таким экстравагантным способом распрощаться с жизнью. Но предположение моё быстро обанкротилось. Я увидел, как за забором, метрах в пяти от нас, в рыжеватом подрагивающем мареве заката, выбрасывая во все стороны щупальца теней, играли на земле два живых существа: человек и пёс. Один смеялся как ребёнок, второй пытался повалить своего нового друга на землю,  вертелся на месте, виляя хвостом, лаял и снова бросался к Даниилу. Я несколько минут заворожённо наблюдал за этой картиной. Казалось, два волка из одной стаи нашли друг друга после долгих скитаний и теперь плясали на самом хребте мира, терзая пространство первобытной радостью, и ничто не могло их остановить.

В какой-то момент, Даниил поднялся, еще раз потрепал пса за ухом и пошел кромкой огорода в направлении от нас, прямо на закат. Огромный водолаз бежал рядом с ним, виляя хвостом.

Я вижу оцарапанное когтями, надкушенное пространство. Вижу небольшой лаз в несбыточный мир, который появляется в воздухе и расширяется прямо на глазах, будто продуваемый с обратной стороны ветром. Вижу, как удаляющиеся фигуры человека и собаки необъяснимым образом наслаиваются на это растущее блеклое пятно и оказываются по ту сторону. Я всматриваюсь и замечаю, как они продолжают идти по широкой тропе, меж завалами чего-то одновременно пульсирующего и безжизненного, и силуэты их, объятые серебристым светом, постепенно растворяются вдали.




_______________

* В публикации использована работа Филиппа Игумнова