Спит животное паук

В холодноватом, отсыревшем за дождливый неотапливаемый май зале заседаний остро и пронзительно пахло испражнениями кофейной машины, смешанным концентратом остывшей арабики, молочно-соевой капучинной пенки, псевдо-фруктовой химии ледяного чая. В мусорных бачках самопроизвольно шуршали, шелестели, перешёптывались сотни бумажных салфеток и липко-сладких пластиковых стаканчиков. Шёл седьмой час вечера и седьмой, последний по счёту на сегодня педсовет. Полузадушенный галстуком, с червиво проступающей на небритом с утра подбородке щетиной директор вяло разгребал захламивший электронные журналы спам: "Где пауки? Пауки-то где?" - непроизвольно повторял он вполголоса. Купра Коза, законно выбранная представительница подлежащего обсуждению выпускного класса медучилища, похожая на грушу Вилльямс в своей зелёной, криво задрапированной, расширяющейся к щиколоткам джеллабе, боязливо передёрнула плечами: "Какие пауки?" Румяная, налитая, в кожу и скинни затянутая Мари Бабуин, коллега её и одноклассница, с шумом захлопнула пудреницу: "Какие-какие. Диаграммы наших оценок, вот какие. Ты чё, в первый раз на педсовете, депутатка?"

"Пииипееец!" - присвистнула Коза и, в стопятидесятый раз распальцевав калькулятор, пригорюнилась: среднее арифметическое её собственных оценок, как ни исхитряйся, каких-то сотых не доползало до положенных десяти из двадцати, а потому вердикт о её допуске к выпускным экзаменам и сестринскому конкурсу должен был решаться актом доброй или не очень воли педагогического коллектива. Она затравленно окинула взглядом вытянуто прямоугольный стол, остановившись в робкой надежде на левой его стороне, занятой преподавателями увесисто коэффициентных специальных дисциплин. В них дела Купры обстояли в целом неплохо: 11,4 по физиопатологии, 10,5 по анатомии и физиологии человека, 11 по спецкурсу "Введение в акушерство", целых 15 по техникам оказания медицинских и социальных услуг. Мадам Рапийяр, преподавательница ТОМСУ и классная руководительница, поймав взгляд Козы, со старушечьей милотой, полуободрительно - полусенильно улыбнулась в ответ. Маразматичную, предпенсионную, сладострастно бестактную, с собачьим нюхом дрожащего носа на менструации и недавние коитусы Рапийяр дружно и брезгливо ненавидел весь класс, но её пятнашка в оценках была единственным шансом Купры, а оттого и она подобострастно, хоть и не без самоотвращения, осклабилась. На правую сторону стола Коза старалась не смотреть: там скучали, уткнувшись в киндлы и айфоны, малозначимые коэффициентно, но многочисленные общеобразовательники - математик мсье Ретиф (6,5/20), словесница мадам Вадан (7/20), историк мсье Крыски (5/20), физик мсье Хамад (6,5/20), англичанка мадам Чанга (4,5/20) и бич, чума, катастрофа всех выпускных классов училища мадам Легран, преподавательница философии. По философии у Купры за год выходило никак не больше полутора баллов из двадцати. "Ой, пииипеец!" - подытожила она ещё раз свою ситуацию и, кинув калькулятор в сумку, предалась в руки педагогов. Из-под пальцев директора не без помощи Ретифа тем временем выполз на экран видеопроектора первый классный паук.

Директор прокашлялся:
- Ну что, дамы и господа преподаватели, барышни делегатки. Мы собрались здесь, чтобы решить судьбу учеников выпускного класса медицинского училища. Напоминаю, что в зависимости от оценок и поведения каждого из кандидатов, у нас три возможности: выдать диплом училища с отличием и допуск к конкурсу больничного медперсонала; выдать тот же допуск и диплом, но без отличия; поставить наше вето на допуск к конкурсу и, соответственно, не выдавать диплома. Напоминаю также о нашей общей ответственности за каждое из решений, поскольку чрезмерная строгость может навсегда перечеркнуть будущее юноши или девушки, чрезмерная же снисходительность несерьёзна по отношению к обществу в целом и нашей репутации в частности. Наконец, попрошу также помнить о времени - ведь вечер уже - и не затягивать. Мадам Рапийяр, пожалуйста, начнём поимённо.
Преподаватели шустро зашуршали ведомостями. За полчаса были с отличием допущены к конкурсу четыре однофамилицы Нгуэн, плотно расположившиеся в голове рейтинга, дочь историка Катя Крыски, Рджават Моножкапур и Джесси Рандриаманамана; без отличия, но с допуском отстрелялись Бабуин и десять её подружек; отсеянными с вето закономерно оказались сёстры Прюданс и Персеверанс Нгобо Ндаке (из-за среднего арифметического оценок порядка шести из двадцати) и имеющая почти семнадцать в среднем Лу Вольф за недопустимо-расистское поведение в классе. Спорных, оставленных на закуску случаев в результате оказалось всего два: Йорик Грюмо и Купра Коза.


Среднее арифметическое Йорика показывало отметку в десять ровно, паук его испуганно жался к центру паутины, вольготно вытянув до девятнадцати с половиной единственную лапу - оценку по физкультуре. После удаления неакадемических данных из базы йориков арахнид, однако, съёжился в паутинной сердцевине, а среднее арифметическое упало до семи. Кроме того, за год на Йорика поступило до трёх десятков жалоб  - на хамство, инициацию бардака на уроках, опоздания, общую леность. Мадам Легран, грузная, мышеволосая, сама окутанная какой-то паутиной ненужности, заброшенности, неухоженности, решительно продребезжала: "Нет, этого совсем никуда допускать нельзя! Какой из него может быть медбрат? На одной из контрольных я обнаружила, что он не пишет, а что-то слушает и смотрит в телефоне. Оказалось - нет! не порнографию, это я бы ещё поняла! А мультик про Симпсонов! Причем так громко, что даже несмотря на наушники это слышали все одноклассники! А в сумке у него не оказалось ни тетрадей, ни ручек, ни учебников - только грязные трусы, четвертная коньяка, пакет уж не знаю с какой травкой и презерватив! Презерватив!" Педагогический коллектив устало оживился, зашептался, захихикал. Рапийяр уткнулась острым носом, как в мягкий пуфик, в ямочки личика Легран: "Мадам Легран, а кто вам вообще право дал копаться в сумке мсье Грюмо?" - ядовито спросила она. Директор, почуявший грозу и задержку на службе умоляюще посмотрел на Рапийяр. Но та и не думала униматься: "Это, а ещё ваши странные, дискриминационные высказывания в адрес ученика Грюмо!" Директор, профессионально-административно среагировав на слово "дискриминация", впился глазами в фотографию Йорика. Рыжеватая конопатость последнего действовала, скорее, успокаивающе. "Что это за дискриминационные высказывания?" - спросил он тускло-обреченно.

"Вот пусть товарищи расскажут! " - заявила раздухарившаяся Рапийяр, - "Мадемуазель Бабуин!"  Мари звонко, как заученный текст, отчеканила: "Мадам Легран всегда, когда Йорик неправильно, по её мнению, отвечал, восклицала "Бедный Йорик!", что воспринималось им и нами, его товарищами, как унижение и пренебрежение, поскольку слово бедный имеет опускающую индивидуума коннотацию!" Легран усмехнулась: "Так это не я сказала, а Шекспир!" Рапийяр продолжала буравить лицевые ямочки философини: "Значит, Шекспир. Почему вы тогда не доложили мне, как классному руководителю, что ученик Шекспир - из какого он, кстати, класса? - оскорбляет и унижает вверенных вам учеников? Что он ещё говорил, ваш Шекспир?" Нервный, лысый, молодой ещё Ретиф принял эстафету от опешившей Легран: "А ещё Шекспир пытался вырезать у оскорбившего его фунт плоти из живого тела!" - "Мсье директор! Я протестую! Запишите, пожалуйста, эти угрозы в протокол заседания! "- заверещала Рапийяр. Директор вяло стукнул пару раз компьютерной мышкой по столу: "Коллеги, коллеги! Мсье Ретиф, вы имеете ещё что-то сказать?" - "Да, мсье директор. Грюмо хамил и мне на каждом, повторяю - каждом уроке. Я написал на него десятки жалоб. И я полностью согласен с мадам Легран. Допускать его до работы в системе здравоохранения - преступно!" Рапийяр собрала глазные морщинки в кучку, ротик - в гузку, и спокойно-спокойно, ласково почти, спросила Ретифа: "А что конкретно вы писали в своих отчетах? Зачитать бы, а то не хотечется мне, чтобы юноша лишался своего шанса в жизни из-за ваших капризов". Ретиф пошел пятнами, Бабуин коротко хохотнула, у Козы засосало под ложечкой: все они прекрасно помнили, как пару месяцев назад Рапийяр за столом в столовой нарочито громко обсуждала с Ретифом его личную жизнь, приговаривая так, чтобы услышала и галёрка: "Милый мой, не такой уж ты и уродливый. Поверь мне, и тебя какая-нибудь девушка полюбит!" В тот же день Йорик в ответ на замечание Ретифа нагло бросил ему: "Мсье, если вам бабы не дают, то это не повод срываться на мне!", что стоило ему трёх дней исключения из училища. Жестоко покрасневший Ретиф махнул рукой - да делайте, что хотите! Рапийяр плотоядно улыбалась, директор растерянно, машинально писал в ведомости Йорика "диплом с отличием, допущен к конкурсу".


На экран видеопроектора вылез жалкий, кособокий паук Купры. Лапа физкультуры была подобрана до восьми, удаление её из базы подняло среднее арифметическое до десяти ноль трёх. "Дамы и господа, полагаю, здесь вопросов не будет? Мадемуазель Коза не сильна в атлетике, но от медсестры этого и не требуется. В остальном оценки средние, но ровные, по специальным дисциплинам так даже неплохие. Замечаний по поведению нет. Даём диплом и допускаем?" Педагоги облегчённо завозились, подбирая с пола сумки, куртки, затёкшие ноги. Идиллию нарушила мадам Легран: "Нет, постойте! Я не могу выпустить с дипломом из училища ученицу с полутора баллами по философии из двадцати!" - "Мадам Легран!" - в бесцветном голосе директора слышалось настоящее раздражение: ещё четверть часа задержки означало для него опоздание на последний поезд в Кассис, где нежилась у моря его семья, - "Так ли это сейчас важно, голубушка?" Легран пламенела всеми своими ямочками: "Конечно, неважно. Неважно, я что все выходные провожу, проверяя их безграмотные сочинения, вылавливая в каждом хоть каплю смысла. Неважно, что я, не переставая, голову себе ломаю, чтобы хоть как-то заинтересовать их предметом, хоть как-то вывести их ум из круга строго насущного на простор. Неважно, что они издеваются надо мной как хотят: бегают по потолку, слушают на уроке музыку - ужасающую!, пишут смс-ки своим приятелям, обзывают меня в лицо старой дурой - я вам жалуюсь, а на это никто не реагирует! Это всё, конечно, неважно. А я, между прочим, доктор наук. Эколь Нормаль с отличием. Пятьдесят печатных работ. А им, гадёнышам этим, что? Да и вам тоже? Вон, некоторые тут не знают, кто такой Шекспир, и ничего, процветают. Надо чтоб Легран уползла подальше в щель и там тихо, никому не мешая, сдохла, чтоб совсем хорошо стало - без философии, без Шекспира, без справедливости? Так вот, нет и нет. Кладу вето. " Из ямочек мадам Легран брызнули слёзы. Полуодетые на выход педагоги смущенно молчали. Инициативу перехватила Рапийяр: "Мадам Легран, а вы бы себе вопрос задали, почему ученики позволяют себе у вас так себя вести. Может быть, вы неинтересно и непонятно объясняете? Может быть, вы неважный учитель? Имейте какую-то самокритику, что ли. Вот у меня никто в жизни такого себе не позволял. Правда, барышни?" Бабуин, почти не думая, радостно-любопытно наблюдая опрокинутое, страдающее лицо Легран, ответила: "Да, мадам!" - "А? то-то! Правда, мадемузель Коза?" - Купра похолодела под неожиданно острым взглядом. На уроках у Рапийяр бардака было не меньше, чем на философии, ребята матерились при ней и материли её в лицо, играли в тетрис на мобильниках, жевали жвачки и не стеснялись переговариваться через весь класс. "Ну, Купра? Может такое быть у меня?" - уже настойчивей повторила Рапийяр. "Может, "- нырнула в омут Купра, - " к сожалению некоторые мои товарищи, да и я сама иногда, мы... мы не имеем должного уважения к преподавателям и плохо себя ведем. Мы не хотим оскорбить вас лично, поверьте! Это всё по глупости... Вот." Легран с интересом посмотрела на Козу: " А, пожалуй, я своё вето-то и заберу. Пусть идёт в медсестры девочка!" Директор, вздохнув, взял ручку, чтобы заполнить ведомость. "Ой-ой! Мсье!" - прошамкала вдруг вновь постаревшая, суетливая и сенильно-улыбающаяся Рапийяр, - " А я и забыла. Смотрю, у Купры пятнадцать. Откуда? Я же за последнюю контрольную ей поставила ноль, она списывала - исправьте там!" Купра взвизгнула: "Мсье! Не было этого! Неправда!" Директор, тщательно скрывая бешенство, застучал пальцами по клавишам: "Раньше надо было это всё улаживать, дамы!" Рапийяр затрещала, заизвинялась, замерсикала: "Старость не радость, мсье директор, вам пока ещё не понять!" Директор поставил жирное нет в ведомость Козы, схватил портфель, и, на ходу всовывая в него ещё работающий компьютер, побежал к двери с телефоном у уха. Рыдающая Коза бросилась к нему: "Мсье! Ну как же так?"  Директор рассеянно её отстранил: "Всё, всё, детка, всё уже решено, педсовет окончен!" - и в телефон: "А? Алё? такси прямо сейчас на вокзал. Мне нужно успеть на марсельский скорый!"