Исповедь старого итальянца-глава - 23. Тоска

Франчески не стало и мир потерял все краски. Моя жизнь без неё стала ненужной. Тоска была невыносимой, я вспоминал её глаза и губы, к которым никогда не прикасался. Мне трудно было жить, зная, что никогда не увижу свою единственную.
Из всех, кто знал её при жизни, один лишь я помнил и любил. Не корил за выбор и за жизнь. Нужно было просто прислушаться и понять её. Возможно, даже настоять на своём, не дать уйти к другому без любви, заставить ждать своего, единственного. Нет, я не думал о себе. Мне важно было бы видеть её счастливой, находясь в тени.

Через два года к нам приехала Виттория. В тихие зимние вечера, сидя в гостиной у камина, она рассказывала Джакопо о своём дяде и его отце. Смотрела на портрет сеньоры Франчески и плача рассказывала о большой любви, загубленной зря. И мы не понимали. Как могло случиться так, что состоятельные родители отдавали замуж единственную дочь без любви за парня, ничем не примечательного, не имеющего средств на жизнь? С чем боролись они, ломая жизнь дочери? Что подвинуло их на такое решение? Об этом было не узнать. С портрета на нас смотрели грустные глаза сеньоры Франчески, в которых застыла боль. 

Прошло пятнадцать лет. Не стало Джакопо, прожившего с Ирен в любви и счастье. Потом тихо угасла и она. Ещё при жизни Джакопо переписал свой дом на меня, выделив Катарине часть наследства. Остались мы вдвоём в большом доме. Она была мне младшею сестрою, не более того. Самый преданный на свете человек. Пара слуг и мы - два одиночества. Много женщин стремились завоевать моё сердце, но оно молчало. Были случайные романы и увлечения, любовь не приходила.

Среди красавиц прошёл слух, что я обручён с портретом чужой жены. Была частица правды в том. Чтобы жить, каждый день заходил в комнату Франчески и мог часами сидеть в кресле, глядя на неё. Из года в год краски становились всё нежнее, красота разрывала душу. В какие-то моменты, при тусклом свете зажжённых свечей, глаза её как-будто оживали, даря тепло. Он был великий мастер, художник, нарисовавший портрет, вложив в него всю душу, порывы влюблённого сердца.

Мне было за сорок, когда внезапно пришло желание уехать в Париж на месяц или два. Побродить по улочкам и бульварам, посетить театры и музеи. Выполнив накануне большой заказ, в средствах стеснён не был. Стоял чудесный март, мой самый любимый месяц, природа оживала после зимней спячки.

Улетал из солнечного Рима, а в Париж прилетел в пасмурную погоду, моросил мелкий дождь. Добравшись на такси до своей гостиницы, заказал в номер бутылочку красного бургундского и сыр к нему, закутался в плед, сел в кресле у окна. Мой номер был на втором этаже дорогого отеля, в котором было всего двадцать номеров, расположенного в самом центре Бьютт-де-Монмартр, с названием "Моя любовь".  Катарина постаралась найти такой отель, который был бы  вблизи интересных мест Парижа и ей это удалось. До площади Тертр, расположенной в самом центре Монмартра было подать рукой, там мне хотелось познакомиться с работами современных художников и что-нибудь приобрести в память о Париже. Вспоминая фильм, увиденный в молодые годы с названием "Мулен руж", рассказывающий о молодом художнике с тяжёлою судьбой, намеревался посетить и это увеселительное заведение. Мне до него всего-то и надо было пройти пешком минут так десять. Портье, хорошо владеющий итальянским, с удовольствием всё объяснил, назвав ещё десяток интересных мест.

Я сидел, попивая чудесное вино и наслаждаясь вкусом сыра, наблюдая за сменяющимися картинками за окном, где по противоположной стороне бульвара спешили редкие прохожие. Дождь прекратился, выглянуло солнце. Моё внимание привлекла женщина в красном. Я не заметил откуда она на вышла, шла не спеша. Я даже встал с кресла и распахнул окно, настолько знакомым мне показался силуэт. В первый момент  подумал, что задремал, но свежий ветерок из открытого окна вмиг отрезвил меня. Сомнений не было, там, на той стороне, шагала Маргаритта. Она удалялась в сторону варьете "Мулен руж". 

Спустившись бегом вниз к портье, спросил его о женщине в красном. Он ответил, что видел её много раз и знает кто это:

- О, да, сеньор! Она часто проходит по нашей улице. Скажу вам больше, это ведущая актриса варьете, прекрасная Виолет. Она появилась десяток лет тому назад откуда-то с севера. Представьте, её не хотели брать в варьете, старовата показалась, а теперь на дни её выступлений билеты раскупают за несколько месяцев вперёд. Вот и сегодня её выступление. Никто не знает сколько ей лет, но её тело  прекрасно. 
А какая пластика, скажу я вам! Мы иногда покупаем билеты на случай, если кто из гостей пожелает посетить варьете. На сегодня было три билета. Два я продал паре из седьмого номера, а один решил продать у варьете, там желающих всегда много.

До выступления оставалось полтора часа. Купив билет, приняв бодрящий душ, я отправился на свидание с прошлым.

На разогреве публики работали молоденькие девушки. Их выступление было безупречным. Но когда прозвучало имя Виолет, то зал взорвался овациями. Я сидел за столиком перед сценой, с парой из моего отеля. Они были молоды, гости из далёкой Аргентины, итальянцы по происхождению. Париж выбрали местом своего медового месяца. Сходить на Виолет им посоветовали друзья, побывавшие здесь месяцем раньше. У Виолет, которую я принял за Маргаритту, не только тело было прекрасным, но и голос звучал великолепно. С таким голосом можно было блистать и на оперной сцене. Её французский был безупречным, ничего и близко не указывало на итальянское происхождение. Она уходила со сцены, её овациями вызывали вновь. Наши взгляды встретились, ни один мускул не дрогнул на её лице, напротив, она стала внимательно рассматривать меня. И вдруг, на чистейшем итальянском языке, произнесла:

- В этом зале есть человек, говорящий на итальянском языке. Для него и для вас, дорогие гости кабаре, я спою арию Тоски из одноимённой оперы, величайшего оперного композитора, итальянца Джакомо Пуччини.

Она запела, оркестр молчал, вибрирующие звуки её голоса проникали глубоко в сердце. Столько тоски и боли, страдания и непонимания всего происшедшего с ней, было в нём. Она перестала петь, зал доли секунды молчал, а потов взорвался бурными овациями. Моя соседка по столику рыдала безудержными слезами, не пряча их от других. 

Все последующие выступления мы смотрели уже без особого интереса. В антракте мне принесли конверт с запиской. Подавший конверт молодой человек сказал, что письмо от Виолет. Молодые люди с удивлением переглянулись, а девушка произнесла:

- Она пела для вас, сеньор! Я могла бы и раньше догадаться, по вашему взгляду  на неё, а потом и её внимательное разглядывание вас. Но как она пела! Мне казалось, что сердце не вынесет этого чувства тоски. Это было обращение к вам, сеньор, преподнесенное в столь красивой форме.

В письме, подписанном именем Маргаритта, мне назначалось свидание на полдень у собора Нотр-дам де Пари. Мои попутчики всю дорогу до отеля пытались узнать о ней, задавая порой вопросы, на которые было трудно отвечать. Мои мысли были заняты другим. Я знал, что пойду на это свидание обязательно. Выбранная Маргариттой ария вызывала некоторое смятение в моей душе. Вспоминая первые слова арии:  " Я жила ради искусства, ради любви, не делала никогда плохого живой душе.", воспринимал их, как крик души человека, обвиненного в том, что им совершено не было.
Нежданно прошлое входило в мою жизнь.

К собору пришёл за пару часов до назначенного времени. Бродил среди колон, терзаясь в сомнениях. Задавал себе вопрос:- Зачем ты здесь? - не находя ответа на него. Но понимал главное - это не простое любопытство.

Она пришла в наряде первой нашей встречи, ничего не поменяв. Время для неё остановилось, прошло столько лет, а она оставалась прежней. Пошёл ей навстречу, она положила голову мне на грудь и громко зарыдала. Так плачут маленькие девочки, искренними, чистыми слезами. На нас стали обращать внимание. Я обнял её за талию и повёл прочь от любопытных глаз. Взял такси и привёз к своей гостинице. Она в недоумении вышла из такси, сказав:

- Ты узнал где я живу, Джиованни? Они нашли меня? Ты один или с помощниками? 
Я устала жить в страхе, мне уже всё равно!

- Я один и не знаю где ты живёшь, Маргаритта! Я прилетел отдохнуть и остановился в этом отеле вчера, сняв номер на месяц. Сидел у окна, наслаждался хорошим вином и лакомился сыром, когда увидел знакомый облик. Портье назвал твоё имя, подумал, что ошибся. Если бы ты не спела для меня, то так и остался в сомнении. Мы можем заказать обед в мой номер и нам его живо доставят, а можем посидеть в кафе рядом.

- Лучше в номер, Джиованни. В кафе нам не дадут спокойно поговорить, а рассказать мне надо многое. Моё новое имя - последний подарок матери, загубившей вначале Албу, а потом и мою жизнь. Пойдём внутрь отеля, вон уже спешит толпа поклонников.

Но было поздно, в отель мы вошли только после того, как Маргаритта подписала много разных открыток и афиш с её портретом.

Портье остолбенел, принимая мой заказ, записывая в блокнот, не отрывая взгляда от Виолет-Маргаритты. Номер ей очень понравился. Мы сели в кресла за маленьким столиком у окна. Она помолчала немного, а потом стала рассказывать о своей жизни на чужбине.

Они бежали с матерью на север Франции в Бретань, к давнему другу матери с небольшой суммой денег, которой едва хватило на получение новых паспортов. Именно  друг помог обеим освоить французский, работая учителем в школе в Неаполе. Родители оставили ему квартирку и он вернулся на родину. Она так толком и не смогла выпытать у матери причину их бегства. Ну отравился кто-то в их с Умберто доме, но при чем здесь они с матерью? Та пресекала вопросы, не желая на них отвечать.

Мать устроилась на работу в рыболовецкую артель на разделку рыбы. Маргаритту приняла помощницей сердобольная старушка-аптекарша, мадам Бланш. Денег едва хватало на пропитание, жили в маленькой квартирке друга матери. Мадам Бланш  пригласила Маргаритту переехать к ней в просторную квартиру над аптекой. Мать не возражала, намекая, что друг ей сделал предложение выйти за него замуж и она готова согласиться. Жизнь потихоньку налаживалась. Мадам Бланш полностью передала Маргаритте дела по аптеке, солидно прибавив ей жалование. За проживание денег не брала, советовала копить деньги на чёрный день. Такой день пришёл через четыре года.

Среди ночи к ним пришли жандармы. Маргаритта думала, что это из-за паспортов, но оказалось волнения были напрасны.Её пригласили на допрос в связи с преступлением, совершённым её матерью, которая обвинялась в отравлении своего мужа. Просто хотели уточнить, какие травы или настои покупала её мать в аптеке. Ничего не утаивая, она рассказала. Мать попросила свидания с дочерью, где покаялась в отравлении Албы, а затем и в попытке отравить Умберто. Ей очень хотелось сделать свою дочь богатой и независимой. Мать, не дожив до суда, повесилась в камере. Оставаться в Бретани Маргаритта больше не могла. Покупатели обходили стороной аптеку мадам Бланш, в которой работала дочь отравительницы. Она уехала в Париж...

Потом долго рассказывала о своей тоске по Италии. Слёзы текли сплошным потоком по её лицу. Винила себя за невольное зло, причинённое Умберто, радовалась за него, нашедшего своё счастье. Не понимала своего агрессивного отношения к людям. Она приходила в собор возле дома родителей, полная надежд на выздоровление сестры, а потом мужа, после заходила к родителям, выпивала чашечку чая на травах, предложенного матерью и мир менялся.

Ничего уже нельзя было поправить и изменить. Любовь к ней так и не пришла. За десять лет жизни в Париже ей удалось купить маленькую квартирку и отложить деньги на грядущую старость. В этом ей помогла мадам Бланш, завещавшая ей всё своё имущество. Я смотрел на неё и думал о своей жизни, такой же неустроенной.

Мы встречались с ней каждый день моего отпуска. Благодаря ей я хорошо узнал Париж. Везде меня принимали за её родственника. Улетая из Парижа, я оставлял частичку своей души, думая, что никогда и никто не узнает о нашей встрече.

У нас не сложились романтические отношения, нас сблизила тоска. У меня по потерянной возлюбленной, у неё по потерянной родине. Мы переписывались много лет. Когда письма перестали приходить, я сделал запрос во Францию. Ответ пришёл быстро. Её не стало.

Продолжение следует:

http://www.proza.ru/2016/06/08/747