Южный мост

/и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого/

— Зря мы его сюда привезли. Тут нужен психиатр, — Татьяна уронила окурок и наступила на него, — а не священник. Это только в ваших фильмах бывает так — пришёл, причастился и все демоны разом из тебя полезли.

— А куда его нужно было отвезти? На Могилу Пионера прямиком или сразу на Нагорную? — огрызнулась Маша.

— Могила Пионера? Ну, точно, пахнет всё дурдомом, это Макс тебе рассказал?

— Что за могила? И почему именно Пионера? — подала голос с заднего сиденья Лена.

— Она в лесу, в Студёном Овраге, в стороне от дороги.

— Могила?

— Да, крест, оградка, кто-то к ней ходит и ухаживает, вяжет галстуки... пионерские...

— Поэтому и Пионера?

— Вон он, вышел... Ах, ёп! — Татьяна распахнула дверь и выбралась из машины.

Макс просто вывалился из двери, шатаясь. Сделав два шага, он упал на бок, выронив пластиковую бутылку.

— Максим, Максим... вызови скорую, что ты стоишь? — Татьяна перевернула Максима на спину, хлопая его по щекам.

— Какой здесь адрес? — Лена беспомощно огляделась. Обступившие маленькую церковь безликие многоэтажки безразлично взирали пустыми окнами.

— Не надо... скорую, я в порядке, — Максим приподнялся на локте, — просто помогите мне встать. Тут у меня бутылка укатилась.

Маша и Таня подхватили его под руки, поднимая, в очередной раз за сегодня удивившись, что высоченный Макс за последний месяц просто высох, похудел до какого-то ненормального веса.

— Ты вообще ешь? — Татьяна не удержалась и провела рукой по его заросшей щетиной щеке. — От тебя воняет, и бриться желательно почаще.

— Просто помогите мне сесть в машину... и поднимите бутылку.

— А в ней что, неужели святая вода?

— Как интересно. Знающая, Неведающая... — голос стоящего в притворе священника заставил их застыть на месте.
Лена изумлённо захлопала глазами, с поднятой бутылкой в руках; Маша втянула голову в плечи, не оборачиваясь;
а Татьяна, сдвинув брови, метнула грозный взгляд в его сторону.

— Знающая, Неведающая. И Неверящая.

Татьяна на секунду зажмурилась — ей вдруг показалось, что она видит светящийся абрис, а фигура в чёрном подряснике начала двоиться,
словно ещё кто-то встал рядом с ней. Кто-то смотрящий прямо в глубину, туда, куда никто не заглядывал, даже она сама.
Таня зажмурилась, тряхнула головой и наваждение пропало.

— Судя по его виду, помощи, кроме литра вашей воды, он не дождался.

— Таня! — Лена смущённо улыбнулась. — Простите её, батюш... отец...

— Отец Георгий, — священник подошёл ближе.

«Какой молодой... и тридцати ещё нет наверняка».

— Вы так и будете стоять ко мне спиной? — Маша ничего не ответила, только дёрнулась вперёд, чуть не упав вместе с Максом, и побрела к машине.
Не оглядываясь.

— Простите, ...отец Георгий, нашему другу плохо и нам пора, — Таня взяла Лену за руку и прошипела, — быстро, пошли.

— Я постарался помочь вашему другу.

— Конечно, конечно, — бросила через плечо Татьяна, — и помощь ему наверняка...

— Я исповедовал его и причастил.

Священник остановился у низкого заборчика, обозначавшего паперть. Татьяна смотрела на него в немом изумлении, пытаясь найти.
Что она пыталась углядеть? Хоть один намёк на издёвку в спокойном голосе? Хоть один намёк на презрение в глазах?

— Неведающая пусть такой и остаётся, вот она уже знает, что надо делать, — отец Георгий махнул рукой в сторону усаживающей Макса в машину Маши, — но на самом деле всё зависит от твоей... скажем так, поддержки.

— Тань, о чём он? — Лена высвободила руку

Татьяна вздохнула про себя, медленно посчитала до пяти, но не нашлась что ответить, только молча кивнула и быстрым шагом, потянув Лену за собой, устремилась к машине.

— Бог благослови, — донеслось им вслед.

***

— Кто это был? — Лена повторила вопрос.

Татьяна курила, опустив переднее стекло, Маша поднялась вместе с Максимом наверх.

— Кто это был... и чего мы ждём? Таня, у меня такое чувство, что вы втроём что-то знаете и не говорите.

Татьяна затянулась, отбросила сигарету и откинулась на спинку.

— Кто-кто, он же представился, отец Георгий. Священник. Ты сама видела.

— Видела, а чего мы ждём? И тебе не кажется, что Максиму надо в больницу, думаю,
что пока они с Машей поднимутся на пятый, он ещё несколько раз упадёт.

— Кажется. Мне с самого начала это кажется, но меня никто не слушает. А ждём мы нашу сладкую парочку, чтобы поехать в одно место.

— Для чего?

Из-за угла дома показались Маша и Максим. Максим нёс в руках большое оцинкованное ведро.

— А, чёрт... для того, чтобы довести безумие до предела. Мать, вы обалдели вконец?

***

Мост навис бетонным полотном — между его слоновьих ног, на пустой площадке, примыкающей к железной дороге,
находиться всё равно что в камере промышленного пресса.

— Неудивительно, что здесь никто никогда не ходит, местечко то ещё.

Они сидели в машине и смотрели, как Максим, шатаясь, обводит сыплющимся из пакета порошком круг вокруг ведра поодаль.

— Это что у него, соль?

Маша кивнула, сжимая руль побелевшими пальцами.

— Маашь, что он собирается делать? Что-то сжигать? У него что там в ведре? Мне кто-нибудь...

— Помолчи, — Татьяна прервала Лену, — карты у него там, карты, свечи и весь его инвентарь... Ты за этим нас сюда притащила?
Маш, что ты молчишь? Ты нас сюда притащила, чтобы мы засвидетельствовали?

Маша молчала, Лене сбоку был виден след от прокатившейся слезы.

— Маш, тебе не кажется, что вы заигрались в ваши оккультные игры? Ладно он, — Таня кивнула в сторону Макса, закончившего обводить круг
и теперь стоящего над ведром и льющего в него бензин из канистры, — но ты-то должна понимать, что сама уже двинулась и потакаешь человеку...

Татьяна осеклась. Первая собака появилась из-за машины, прихрамывая, пошла к соляному кругу.
Ещё три выбрались из зарослей, возле насыпи рельсов, одна подошла сбоку.

— Девочки... девочки, это что?

Лене никто не ответил. Шестая собака вышла из тени мостовой опоры, угольно-чёрная, огромная, чуть не с дога размером.
Два фонаря на столбе, и без того тусклые, заморгали.

— Живущий под кровом Всевышнего под сенью Всемогущего покоится, говорит Господу: «Прибежище мое и защита моя, Бог мой, на Которого я уповаю!» — словно услышав зашептавшую Машу, собака уставилась на машину. Фары, освещавшие Макса, погасли.

— Он избавит тебя от сети ловца, от гибельной язвы, перьями Своими осенит тебя, и под крыльями Его будешь безопасен; щит и ограждение — истина Его — Маша заговорила громче, выдыхая пар. В машине стало холодно.

— Не убоишься ужасов в ночи, стрелы, летящей днем, язвы, ходящей во мраке, заразы, опустошающей в полдень, — Машин голос задрожал, паника пробивалась срывающимися на визг нотками.

Чёрная собака отвернулась и неторопливо направилась к Максиму. Уселась между другими собаками вокруг круга очерченного солью.
Щёлкнули замки, закрывая двери — Татьяна наконец нащупала онемевшими руками кнопку-блокиратор.

— Таня, он там...

— Сидеть в машине. Это его... долг, и его обещание. Мы ему ничем не поможем.

Бензин в ведре вспыхнул, осветив Максима, отшатнувшегося от огня. Собаки как по команде задрали головы и завыли.
Этот вой пробрал до костей, захотелось выбить дверь, разбить стекло, только убраться отсюда, только бы не слышать.
Что-то взорвалось. Ведро опрокинулось, горящие ошмётки рассыпались по земле.

— Не приключится тебе зло, и язва не приблизится к жилищу твоему, ибо Ангелам Своим заповедает о тебе — охранять тебя на всех путях твоих, — Маша наконец совладала с замком на двери и выскочила из машины.

— Куда, ты?! Дура, стой! Аааа, вашу мать, — Татьяна распахнула свою дверь и обернувшись крикнула застывшей Лене, — даже не думай выходить.

Чёрная собака стояла над распростёртым Максимом, скаля пасть.

— Пошла прочь! Вон!

Маша замахнулась на собаку монтировкой, когда та подняла голову и глухо зарычала.
Остальные собаки ответили чёрной, окружив девушек, отрезая от машины.

— И что теперь? — Татьяна замерла, поворачиваясь спиной к Маше, смотря на огоньки глаз, отражающих горящую лужу.

Яростный вой и почему-то шипение. Машин крик и снова вой.
Пять собак бросились в рассыпную. Осталась только Чёрная. Когда Татьяна обернулась — собака пятилась назад, подвывая, на её морде были заметны появившиеся проплешины. Маша шагнула к ней, замахнувшись полупустой бутылкой

— Ну! Все трое, утрись, мерзость! С ним есмь в скорби, изму его, и прославлю его, долготою дней исполню его, и явлю ему спасение Мое!

Жалобно воя, Чёрная развернулась и, прихрамывая, убежала. Татьяне показалось, что на границе темноты, у опоры моста, собака обернулась — сверкнули два ярко-красных огонька, а потом просто пропала на фоне серого бетона.

Максим застонал и попытался встать.

— Чем ты её?

— Святой водой.

Татьяна недоверчиво покосилась на бутылку.

— Хочешь, попробуй. Слушай, у него, кажется, руки обожгло. И надо Лену успокоить. Объяснить ей как-то, что она видела.

— Она ничего не видела! — Татьяна яростно взмахнула рукой. — Она ничего не видела, я ничего не видела!
Ты можешь и дальше играть в свои игры, а втягивать Лену я больше не позволю!

Маша хотела что-то сказать, когда Максим, водворённый на заднее сиденье рядом с молчащей и прибывающей в ступоре Леной, что-то зашептал.

— Что, Максим, я не слышу.

— Заберите всё своё... все силы и верните мне частичку моей души... в обмен на заговоры... Верните мне мою душу. Отец Небесный, помоги мне вернуть мою Душу... я клянусь... клянусь...

— Всё. Или ты сейчас же отвезёшь его в больницу, или больше знать тебя не желаю!

***

Салон освещал только дисплей магнитолы с выключенным звуком.

— Так всё-таки, что такое Могила Пионера? — подала голос Лена, молчавшая всю дорогу до больницы и всё время в приёмнике.

— По... поверьям, — хрипло отозвалась Татьяна, — это одно из мест, где можно... принести Клятву. Неким силам. В обмен на...

— Продать душу... дьяволу?

— Принести клятву. Продать то, что тебе не принадлежит — ещё вопрос.

— И эту клятву можно отменить?

Татьяна покосилась на Машу, сидящую с закрытыми глазами.

— Можно. Принеся новую. Эдакое перекредитование. При свидетелях.

— Трёх свидетелях.

— Да. Один должен быть из тех, кто принёс первую Клятву, один — из тех, кто не верит в подобное, а третий...

— Не ведающий ни о чём подобном... чтобы...

Лена дёргала и дёргала ручку двери, сотрясаясь в навалившихся рыданиях. Наконец дверь поддалась, и она выбралась.
Таня смотрела ей вслед, думая о том, что, похоже, их многолетней дружбе пришёл конец.
Общей дружбе.

— Я не хотела, чтобы так получилось, — Маша смотрела перед собой, бледная как мел, — я не хотела её пугать... ему нужна была помощь.

— Я знаю, ты просто любишь этого мудака...

— Он просто запутался, перешёл черту, которую...

Таня подняла руку.

— Я не хочу ничего знать. Ни о ваших пионерских клятвах, ни о прочей грязи, в которую мы сегодня окунулись. Не надо.

— Я не хотела...

Татьяна покачала головой. По крыше машины забарабанил дождь, капли засверкали на лобовом стекле.

— Я бы на твоём месте задумалась... когда придёт твоё время возвращать долги с тобой может не оказаться никого.
Кто захочет смотреть на подобное.

Дождь забарабанил сильнее.
Маша завела машину, включила фары и закричала.
Огромная чёрная собака стояла и смотрела на них ярко горящими злым красным глазами.