Жорик и дни рождения

Эта история произошла в далеком уже 1990-м, особо буйном для Жорика, году. В середине апреля он лег на плановую «профилактику» в госпиталь для ветеранов войны. Вроде бы, ничего не значащее событие, обязательно происходящее каждый год. Бывало, и не по одному разу. Даже при госпитализации по «Скорой» он всегда требовал, чтобы его везли только в этот госпиталь. Но в 1990-м году все шло как-то наперекосяк, не в меру раздражая и так контуженного на всю голову  Жорика.
Во-первых, на «профилактику» он, как всегда, собирался лечь зимой, но госпиталь был перегружен пациентами, и нашему ветерану пришлось молча ждать. Скандалить, требовать, качать права и ссылаться на свои ветеранские льготы перед руководством учреждения Жорику смысла не было – в этом заведении все пациенты были ветеранами, поэтому все его эмоции находили выход дома.
Во-вторых, место для нашего буяна появилось только в середине апреля, что шло вразрез с его планами празднования Дня Победы сначала в компании однополчан, а потом дома, и положительных эмоций не добавляло.
В-третьих, ежегодное весеннее обострение добавило свою ложку дегтя в его контуженную психику, и в госпиталь он явился в таком состоянии, что медперсонал, давно привычный к его вредному характеру, вышел из себя.
Через несколько дней лечащий врач позвонил Ирине Николаевне, стал задавать странные вопросы, а потом испросил разрешения показать Георгия Гавриловича психиатру. Прикинув, что ее ждет за такое разрешение, когда отдохнувший муженек явится домой, Иришка ужаснулась и предпочла сама устроить скандал в госпитале, но психиатра к супругу не допустить. Моя мама еле ее угомонила и потом весь вечер отпаивала лекарствами.
Девятого Мая немного присмиревший Жорик смылся от врачей и вернулся в палату только вечером, в сильном подпитии, но очень довольный и в благостном настроении, в котором пребывал аж до восемнадцатого мая. Тем хуже стало потом…
Дело было в том, что день рождения его жены приходился на 23 мая, а день рождения нашей родственницы Анны Аркадьевны – на 20-е, и Жорик вознамерился не пропустить оба праздника. Девятнадцатого мая он доконал врачей так, что они почли за благо выписать его аккурат утром двадцатого, в Анечкин день рождения.
Едва покинув госпиталь, Жорик начал куролесить по-взрослому. Планов, как оказалось, у него было громадье. Встретившую его Иришку он сразу поволок в находящийся неподалеку Краснопресненский универмаг покупать подарок Анечке, который он присмотрел накануне, сбежав во время прогулки из госпитального парка. Что произошло в универмаге, Ирина Николаевна помнила смутно, но говорила, что всех продавцов трясло от дебоша, устроенного Жориком, в первый момент не увидевшего на витрине желанного жостовского подноса.
Наконец, купив то, что хотел, Жорик поймал такси. Иришка, в наивности своей, решила, что концерт окончен, и они едут домой. Щаззз! Ее супруг отправился на цветочный рынок у Белорусского вокзала, где, выбирая букет для Анечки, доконал продавцов так, что его жена потом долго удивлялась, как его там не прирезали.
Когда он нанял такси уже у метро Белорусская, Ирина Николаевна понадеялась, что вот теперь уж точно – все! Ага! Размечталась! Он приказал ехать на Проспект Мира в магазин «Богатырь» покупать подарок уже Иришке. Там он опять устроил скандал, не найдя домашнего халатика подходящего размера и понравившейся расцветки. Чтобы успокоить разбушевавшегося покупателя в пиджаке с орденскими планками, служащие магазина, трясясь и икая, перерыли весь склад, но искомую вещь нашли. А как иначе, если клиент вполне солидного вида пообещал им все кары, включая самые страшные для работников торговли в те времена ОБХСС и КРУ? Тут не только найдешь – сама родишь…
Выйдя из «Богатыря», очень довольный Жорик с уже зеленоватой супругой отправились домой. По дороге Иришка успокоилась и уже предвкушала вечерний праздник, собиралась пойти помочь очень плохо себя чувствующей Анне Аркадьевне и ее мужу Петру Аркадьевичу накрыть стол, но тут случилось непредвиденное.
Георгий Гаврилович сообразил, что ждать банкета предстоит еще часа два, а заняться ему нечем… Он позвонил в поликлинику, узнал, что у участкового врача вечерний прием, и решил немедленно  отнести ей выписку, полученную в госпитале. Отнес! Как потом выяснилось, он поскандалил и там, доведя нашего чудесного доктора до белого каления. Домой после очередного дебоша он вернулся с видом кота, нажравшегося сметаны.
Наконец, наступил вечер, и нас позвали за праздничный стол.
Наскандалившийся за день Жорик отдыхал. Он был расслаблен, весел и доволен жизнью настолько, что даже своего конкурента Петра Аркадьевича, на которого спустя всего месяц уже науськивал попугая (см. «Жорик и попугай»), переносил легко и относился к нему благосклонно. Он хохотал над попугаем, бродившим по столу, клевавшим закуски прямо из тарелок гостей и заправлявшимся шампанским из их же бокалов. Когда изрядно напробовавшийся Тоша сел на фикус и четко произнес: «Почему пришли гости?», Жорик смеялся до слез.
А глухой ночью в нашу дверь позвонила заплаканная Ирина Николаевна и сообщила, что несколько минут назад «Скорая» госпитализировала Жорика с четвертым инфарктом, и он опять потребовал везти его в тот госпиталь, из которого он выписался менее суток назад. День рождения своей жены он провел в реанимации.