Рассказ о том, как отец Алексий в храм на мерсе пр

ИСТОРИЯ О ТОМ, КАК ОТЕЦ АЛЕКСИЙ НА МЕРСЕ ПРИЕХАЛ

В одном провинциальном храме, где я одно время несла клиросное послушание, образовалась большая задолженность за газ. И не просто большая - огромная, а по меркам и зарплатам нашего маленького городка так и вообще “смертельная”: 80 тысяч. ВОСЕМЬДЕСЯТ! Это 10 лет назад - средняя зарплата за полтора года среднестатистического жителя того города. Безнадега…Речь шла о том, чтобы закрыть храм или перестать поставлять туда  газ до погашения задолженности. Ни то, ни другое было неприемлемо для прихожан и людей, живших при Церкви.

Дело в том, что храм восстанавливался долго и трудно, потому что делалось это только силами народа, поскольку финансировать постройку тогда было некому, и даже на колокол отдавали свои колечки, сережки и проч. А стройкой во многом занимались люди, в народе называемые бомжами. Это были раскаявшиеся в своих делах грешники, которых прежняя жизнь привела к бездомности. Был среди них даже один бывший убийца, назовем его Петр. Отсидел почти половину жизни… Глубочайшего покаяния человек. кроткий, скромный, молчаливый, очи долу, всегда светлый, хотя и нечасто улыбался. Сам редко проявлял инициативу к разговору, разве что по необходимости. Но если к нему обращались - вспыхивал радостью и вглядывался в глаза говорящему. Казалось, что он старался полностью убедиться в том, что это к его ничтожности изволили обратиться. Всегда радостный был. Конечно, всегда радостно, когда прощен.

Бомжи жили в подсобках, которые переоборудовали под жилое помещение, которое без отопления превратилось бы в нежилое. Храм давал им возможность жить, питаться и работать во славу Божию. Денег, насколько я знаю, не давали, дабы не искушать еще их неокрепшие души на прежнее пьянство и т.д. При храме была своя маленькая трапезная, то есть кухня. Все держалось на голом энтузиазме, если и были какие деньги - то лишь те, что оставались в храме после службы. Жили на пожертвования.

Место храма - духовно-историческое. До революции это был мужской монастырь с проживанием, то есть были келии для монахов. Священство, то есть каждый священник, который определялся настоятелем храма, чтил это место подвига монахов. Выражалось это в том, что службы шли практически по монастырскому уставу, без допускаемых во многих других приходах сокращений. Не служили только сугубо монашеские части служб. Устав был строгий.

Словом, задолженность нужно было гасить, иного выхода не было, поэтому Владыка назначал на приход настоятелями священников такого склада, которые могли бы быть подкованными в житейских делах. (Да, современная жизнь вынуждает ею заниматься, а не только молится, поститься и молча по углам возрастать во Христе). Так сказать, “миссия” каждого поставленного священника состояла не только в том, чтобы заниматься своими прямыми обязанностями, но и чтобы хотя бы сократить долг.

Несколько лет подряд настоятелем нашего храма был отец Алексий (имя изменено). С точки зрения автора, обычный для нашей местности батюшка: гроза и любовь всех бабушек за строгость к поведению в храме и милость при просьбах о различной помощи. Батюшку любили и уважали, ставили в пример в семейной и духовной жизни, и проч. Много отец Алкесий сделал для храма и его паствы, к каждому относился как к близкому родственнику и другу. И жили не тужили с ним прихожане. Только клиросу, то есть нам, доставалось знатно за неизменную лажу, поскольку хор мы не профессиональный, а тоже “из народа”. Мы старались, как могли (и позже выросли в один из лучших хоровых ансамблей города), но тогда мы,конечно, расстраивались из-за постоянной критики… Пока не узнали, что у батюшки абсолютный слух и что он в прошлом скрипач. Мы быстро поняли, что ему на службах однозначно хуже, чем нам (мы-то лажу можем не услышать, а он-то слышит ее ВСЮ), и  тоже полюбили его обычной человеческой любовью. Христианскую любовь мы пока только еще просили в молитвах… И была у нас в приходе максимально возможная гармония и красота.

Отец Алексий, коренной житель нашего городка, как не сразу выяснилось, жил в соседнем от меня доме. Поэтому до храма иногда он подбрасывал меня на своей ухоженной и шустрой темно-бордовой “шестерке”. И начиналось - с утра служба со старанием и подлаживанием, выполз из бывших келий рабочих, общая молитва, потом под звон колоколов все по делам - кто храм строить, кто институт заканчивать, кто на дежурство в больницу, а кто и по умирающим - исповедь принять, посильно утешить, соборовать, причастить, отпеть…

И вдруг отец Алексий приезжает на службу на белом “мерсе”.

И все. Гармония и красота скончались вмиг.
Шок! Недоумение, неразбериха, расстерянность… Откуда?! Как?! На что, в конце концов?! А как же долг?! А как же мы все?!. Любовь сдулась. Бабушки подобрали губы и ходили даже как-то прямее обычного, по большей части затаенно и молча. Молодежь откровенно глазела на “батюшку на “мерсе””, устаканивала в своем сознании новый статус “бати”. Клирос был просто откровенно зол. Не, ну как же так! Мы тут выкладываемся, поем, а нам даже  копейки за службу не кинут! А храм-то, храм! Мы все в него вкладываемся всеми силами, только чтобы вот храм у нас тут был, чтобы мы тут общую молитву могли приносить да к таинствам приступать!.. И т.д, и т.п. Неправ и отвергнут был тот, кто не согласился с общественным мнением. Под общую немилость попали девушка, назову ее Олесей, и я.
Я не осудила нашего батюшку, потому что мне было вообще в тот момент ни до чего, уж в особенности кто на чем приехал. Все мои мысли были заняты тогдашней личной жизнью, которая была не в порядке, и дипломом, который тоже был не в порядке, и моей научной руководительницей, которая тоже была окончательно не в порядке (у нее был рак, она была единственным специалистом в институте по теме моего диплома, защититься я могла только у нее, а она тут так некстати умирает, и мне грозит написание еще одного диплома…). Но хуже всего было с личной жизнью, поэтому чихала я на “мерс” и вообще на все внешнее. А девушка Олеся не осудила отца Алексия, потому что это была (и есть) благочестивая душа с крепкой верой и незаурядным упованием на Бога. Этот человечек единственный на клиросе по-настоящему, честно стремился быть настоящим христианином.
С того времени батюшку стали воспринимать как в основном поставщика услуг. Чтоб грехи отпустил на исповеди и к Чаше пустил. И будет с него. Раньше-то, бывало, храмовая дверь отворится, в храм влетит батюшка, длинные полы подрясника развиваются от стремительной ходьбы. И тут же все бросаются к нему - улыбаются подобострастно, руки тянут благословение взять. Отходят с чувством удовлетворения. А теперь - все по местам сидят, даже не привстанут, судачат свое. Только застынут на секунду посмотреть на нового батька на “мерсе”, и дальше безо всякого интереса, отвернувшись, свое продолжают… Лишь верный Петр также благоговейно подойдет, благословение возьмет и, на мгновение замерев, получив благодать, пойдет по своим делам, ни на кого не глядя, ни кого не судя. Лучше всех зная, что это такое на самом деле - грех...
Отец Алексий сложившуюся обстановку вокруг себя принял со смирением. Он не оправдывался, не объяснялся, уж тем более не мстил. Ничего не изменилось в нем. Он ко всем относился по-прежнему , так же делал свое дело, просто продолжая жить, как и раньше, с той только разницей, что приезжал и уезжал на “мерсе”. И до поры до времени было непонятно, как это так, да и что, собственно, произошло, пока случай не расставил все на свои места.

У о.Алексия был сын. Парень, так сказать, на выданье. Да все никак не клеилась у парня личная жизнь. Заботливый отец, желая ребёнку самого лучшего, решил познакомить его с благочестивой девушкой Олесей, которая была уже упомянута. На то время это было лишь моей тайной догадкой, но вскоре она подтвердилась.

Однажды отец Алексий позвал нас с Олесей на свой день рождения. Это был.несомненно, маневр - как раз и познакомятся Олеся и Пашка. С ней мы были дружны, вместе выполняли послушания пИСТОРИЯ О ТОМ, КАК ОТЕЦ АЛЕКСИЙ НА МЕРСЕ ПРИЕХАЛ

В одном провинциальном храме, где я одно время несла клиросное послушание, образовалась большая задолженность за газ. И не просто большая - огромная, а по меркам и зарплатам нашего маленького городка так и вообще “смертельная”: 80 тысяч. ВОСЕМЬДЕСЯТ! Это 10 лет назад - средняя зарплата за полтора года среднестатистического жителя того города. Безнадега…Речь шла о том, чтобы закрыть храм или перестать поставлять туда  газ до погашения задолженности. Ни то, ни другое было неприемлемо для прихожан и людей, живших при Церкви.

Дело в том, что храм восстанавливался долго и трудно, потому что делалось это только силами народа, поскольку финансировать постройку тогда было некому, и даже на колокол отдавали свои колечки, сережки и проч. А стройкой во многом занимались люди, в народе называемые бомжами. Это были раскаявшиеся в своих делах грешники, которых прежняя жизнь привела к бездомности. Был среди них даже один бывший убийца, назовем его Петр. Отсидел почти половину жизни… Глубочайшего покаяния человек. кроткий, скромный, молчаливый, очи долу, всегда светлый, хотя и нечасто улыбался. Сам редко проявлял инициативу к разговору, разве что по необходимости. Но если к нему обращались - вспыхивал радостью и вглядывался в глаза говорящему. Казалось, что он старался полностью убедиться в том, что это к его ничтожности изволили обратиться. Всегда радостный был. Конечно, всегда радостно, когда прощен.

Бомжи жили в подсобках, которые переоборудовали под жилое помещение, которое без отопления превратилось бы в нежилое. Храм давал им возможность жить, питаться и работать во славу Божию. Денег, насколько я знаю, не давали, дабы не искушать еще их неокрепшие души на прежнее пьянство и т.д. При храме была своя маленькая трапезная, то есть кухня. Все держалось на голом энтузиазме, если и были какие деньги - то лишь те, что оставались в храме после службы. Жили на пожертвования.

Место храма - духовно-историческое. До революции это был мужской монастырь с проживанием, то есть были келии для монахов. Священство, то есть каждый священник, который определялся настоятелем храма, чтил это место подвига монахов. Выражалось это в том, что службы шли практически по монастырскому уставу, без допускаемых во многих других приходах сокращений. Не служили только сугубо монашеские части служб. Устав был строгий.

Словом, задолженность нужно было гасить, иного выхода не было, поэтому Владыка назначал на приход настоятелями священников такого склада, которые могли бы быть подкованными в житейских делах. (Да, современная жизнь вынуждает ею заниматься, а не только молится, поститься и молча по углам возрастать во Христе). Так сказать, “миссия” каждого поставленного священника состояла не только в том, чтобы заниматься своими прямыми обязанностями, но и чтобы хотя бы сократить долг.

Несколько лет подряд настоятелем нашего храма был отец Алексий (имя изменено). С точки зрения автора, обычный для нашей местности батюшка: гроза и любовь всех бабушек за строгость к поведению в храме и милость при просьбах о различной помощи. Батюшку любили и уважали, ставили в пример в семейной и духовной жизни, и проч. Много отец Алкесий сделал для храма и его паствы, к каждому относился как к близкому родственнику и другу. И жили не тужили с ним прихожане. Только клиросу, то есть нам, доставалось знатно за неизменную лажу, поскольку хор мы не профессиональный, а тоже “из народа”. Мы старались, как могли (и позже выросли в один из лучших хоровых ансамблей города), но тогда мы,конечно, расстраивались из-за постоянной критики… Пока не узнали, что у батюшки абсолютный слух и что он в прошлом скрипач. Мы быстро поняли, что ему на службах однозначно хуже, чем нам (мы-то лажу можем не услышать, а он-то слышит ее ВСЮ), и  тоже полюбили его обычной человеческой любовью. Христианскую любовь мы пока только еще просили в молитвах… И была у нас в приходе максимально возможная гармония и красота.

Отец Алексий, коренной житель нашего городка, как не сразу выяснилось, жил в соседнем от меня доме. Поэтому до храма иногда он подбрасывал меня на своей ухоженной и шустрой темно-бордовой “шестерке”. И начиналось - с утра служба со старанием и подлаживанием, выполз из бывших келий рабочих, общая молитва, потом под звон колоколов все по делам - кто храм строить, кто институт заканчивать, кто на дежурство в больницу, а кто и по умирающим - исповедь принять, посильно утешить, соборовать, причастить, отпеть,…

И вдруг отец Алексий приезжает на службу на белом “мерсе”.

И все. Гармония и красота скончались вмиг.
Шок! Недоумение, неразбериха, расстерянность… Откуда?! Как?! На что, в конце концов?! А как же долг?! А как же мы все?!. Любовь сдулась. Бабушки подобрали губы и ходили даже как-то прямее обычного, по большей части затаенно и молча. Молодежь откровенно глазела на “батюшку на “мерсе””, устаканивала в своем сознании новый статус “бати”. Клирос был просто откровенно зол. Не, ну как же так! Мы тут выкладываемся, поем, а нам даже  копейки за службу не кинут! А храм-то, храм! Мы все в него вкладываемся всеми силами, только чтобы вот храм у нас тут был, чтобы мы тут общую молитву могли приносить да к таинствам приступать!.. И т.д, и т.п. Неправ и отвергнут был тот, кто не согласился с общественным мнением. Под общую немилость попали девушка, назову ее Олесей, и я.

Я не осудила нашего батюшку, потому что мне было вообще в тот момент ни до чего, уж в особенности кто на чем приехал. Все мои мысли были заняты тогдашней личной жизнью, которая была не в порядке, и дипломом, который тоже был не в порядке, и моей научной руководительницей, которая тоже была окончательно не в порядке (у нее был рак, она была единственным специалистом в институте по теме моего диплома, защититься я могла только у нее, а она тут так некстати умирает и мне грозит написание еще одного диплома…). Но хуже всего было с личной жизнью, поэтому чихала я на “мерс” и вообще на все внешнее. А девушка Олеся не осудила отца Алексия, потому что это была (и есть) благочестивая душа с крепкой верой и незаурядным упованием на Бога. Этот человечек единственный на клиросе по-настоящему, честно стремился быть настоящим христианином.

С того времени батюшку стали воспринимать как в основном поставщика услуг. Чтоб грехи отпустил на исповеди и к Чаше пустил. И будет с него. Раньше-то, бывало, храмовая дверь отворится, в храм влетит батюшка, длинные полы подрясника развиваются от стремительной ходьбы. И тут же все бросаются к нему - улыбаются подобострастно, руки тянут благословение взять. Отходят с чувством удовлетворения. А теперь - все по местам сидят, даже не привстанут, судачат свое. Только застынут на секунду посмотреть на нового батька на “мерсе”, и дальше безо всякого интереса, отвернувшись, свое продолжают… Лишь верный Петр также благоговейно подойдет, благословение возьмет и, на мгновение замерев, получив благодать, пойдет по своим делам, ни на кого не глядя, ни кого не судя. Лучше всех зная, что это такое на самом деле - грех...

Отец Алексий сложившуюся обстановку вокруг себя принял со смирением. Он не оправдывался, не объяснялся, уж тем более не мстил. Ничего не изменилось в нем. Он ко всем относился по-прежнему , так же делал свое дело, просто продолжая жить, как и раньше, с той только разницей, что приезжал и уезжал на “мерсе”. И до поры до времени было непонятно, как он на самом деле ко всему относится да и что, собственно, произошло, пока случай не расставил все на свои места.


о храму, вместе выезжали на панихиды и пели там дуэтом. Получалось не на самом высшем уровне, но хотя бы чисто. Да кроме нас и не пошел бы никто к отцу-предателю. Так что выглядело вполне естественно, что на день рождения к батюшке мы попали вдвоём.

Не буду рассказывать подробностей о своего рода сватовстве, это отдельная история. Тем более батюшку скоро вызвали срочно причащать умирающего, он извинился и спешно уехал. Матушка, его жена, женщина внимательная и тактичная, тоже под каким-то предлогом оставила молодежь в лице Олеси, сына Павла и меня, наедине. Парню надо было как-то нас развлечь, и он рассказал свежее приключение про себя и своего отца. Как потом выяснилось, о новом  отношении прихожан к своему настоятелю Паша ничего не знал и рассказывал просто так, первое, что в голову пришло.

Дела заставляли о.Алексия часто выезжать в районный центр к Владыке, в епархию (церковный начальник области). На машине туда при максимально допустимой скорости ехать чуть больше 1,5 часа. Пока ожидали приема Владыки, они заехали в тамошнюю больницу проведать одну знакомую, которая попала туда с каким-то серьезным переломом. В соседней, особо оборудованной палате, с лежал местный, как говорится, “крутой”. Он попал в аварию и, сохраняя Пашкин слегка язвительный стиль повествования, “весь сломался”, получив множественные переломы. При нем, с момента поступления в больницу, сидела жена. Состояние пациента было, как говорят, нестабильным. Внешне он казался при этом в относительной норме, но отчего-то с ним случался какой-то припадок, он начинал что-то громко орать, чего никто так и не разобрал, и тогда жена начинала громко звать на помощь, хотя и без неё было понятно и слышно, что нужен врач. Тогда к ним сбегался весь медицинский цвет отделения, ему кололи обезболивающее-успокоительное, и тот отключался. Жена при этом бывала очень недовольна, ей не нравилось, что никто не может понять, что с ним. Тогда ей намекали, что тут травматология, а психиатрия находится по другому адресу.

Они ещё немного посидели у знакомой и собрались уже уходить, как в соседней палате начались какие-то беспорядки. Пашка с отцом переглянулись, понимая, что могут сами убедиться в словах знакомой. И действительно, вскоре больной заорал. И отцу, и его сыну показалось одно и то же: больной кричал не в безумии, а вполне осознанно, с негодованием. Батюшка не смог пройти мимо и, несмотря на уговоры сына и знакомой, осторожно заглянул в палату. Увидев священника, перебинтованный больной вытаращил глаза и начал делать загребывающие движения руками, будто стремясь привлечь к себе батюшку. Опытный священник догадался,что к чему. К счастью, в машине еще оставались Святые дары - то есть Тело и Кровь Христова, - и отец Алексий отправил за ними сына. Паша выполнил поручение быстро и аккуратно, и когда прибежал уже с Дарами, обнаружил относительно спокойного больного, который выслушивал негромкие слова отца. Батюшка причастил больного, дал наставление его жене, чтобы та почаще приглашала мужу священнослужителей. Та попросила у батюшки номер телефона, потому что ничего не понимала во всех этих церковных делах и ей нужно было на первое время руководство. Батюшка оставил благодарной женщине номер. Подошло время приема у Владыки, и они оставили больного выздоравливать. Если, конечно, Бог даст.
Тут я уже начала бояться, что Паша начнет рассказывать про визит к Владыке, но парнишка и сам заметил, что мы начинаем скучать и что тортики нас тоже не развлекают, и тут же перешел к основной части своего рассказа.
Полгода спустя субботним утром - а это,как верующие знают - часто единственное утро в неделю, когда православные люди, которым тоже не чуждо все человеческое. могут позволить себе подольше поспать,к ним в дверь раздался звонок.   Мама пошла открывать и на пороге увидела...братву. Стояли трое здоровенных мужчин, одетых классически в кожу. Но вид у них был насколько это возможно кроткий и учтивый. Спросили отца Алексия. Матушка пару секунд раздумывала, не будет ли разумным сказать, что батюшка уехал по срочному делу. Но отец Алексий и сам уже вышел на звонок. В одном из гостей он сразу узнал мужчину из травматологии.
Братву пригласили за стол, матушка быстро накрыла завтрак, Пашка за это время развлекая гостей получил в подарок золотой брелок с совой.
За завтраком благочестивое семейство узнало продолжение рассказа. После Причастия больной заснул мертвецким сном и проспал до следующего утра. Он ничего не чувствовал, даже когда ему ставили капельницу. А его жена,несмотря на то, что должна было волноваться, что ее муж спит, как убитый, наоборот успокоилась, увидев в этом добрый знак. Она наконец-то смогла на день отлучиться  от больного по своим делам. На следующее утро тот проснулся спокойно и мирно и с того времени пошел на поправку. Через пару месяцев он уже был на ногах, прошел реабилитацию и через полгода смог вернуться к своему бизнесу. И вот теперь он нашел адрес отца Алексия, обзвонив храмы нашего города. О том, что он из нашей местности, рассказала ему перед выпиской тетя Валя из соседней палаты, которая подружилась с его женой. Своим выздоровлением он считает себя обязанным именно отцу Алексию, несмотря на то, что его жена приводила ему и других священников. В знак благодарности он подарил батюшке одну из своих машин - а это как раз тот самый “мерс”… мы с Олесей непроизвольно переглянулись. Вот оно как дело было! На губах благочестивой девушки появилась едва заметная улыбка торжества. Она знала, что батюшка чист перед Богом и людьми! И правда открылась нам...
Паша разыграл целый спектакль, рассказывая, как батюшка отказывался от этого “мерса”! Словами это не передать! Мы с Олей посмеялись на славу! Батюшка оказался совсем не готов к такому подарку и вообще повороту. Он уговаривал, приводил доводы - мол,ему на Небесах не зачтется, что вызвало недоумение в глазах братвы. В конце концов, Феликс, как звали спасенный олигарх, или кто он там, расстроился и сам уже н знал, как быть. Но к счастью, батюшка вовремя обнаружил в своем поступке голос гордыни и смирился. А Паша, который не был прихожанином нашего храма и вообще,похоже, к деятельности своего отца относился с уважением, но отстраненно, вел это все к тому, что теперь он катается до института и обратно на старой отцовской "шестерке" и, собственно, приглашает покататься нас. Мы с Олесей вежливо отказались и поспешили как можно скорей закончить вечер. Нам обеим хотелось обсудить услышанную историю…
...Наверное, действительно, у стен есть уши. Или сарафанное радио подключено к какому-то всемирному информационному  эфиру. Или все так уж совпало... На следующее утро мы с Олесей на службу ехали раньше обычного. Нам не терпелось защитить честь нашего батюшки. Но этого и не понадобилось. Я не знаю, что и как произошло, но когда мы приехали   в храм, прихожане там уже были в курсе всего! Отец Алексий был негласно оправдан. Все обсуждали его благочестие, благосклонно принимали факт его невиновности, вникали в детали, многозначительно кивали главами и снисходительно смотрели в сторону алтаря, где батюшка готовился к службе… Вот только сами судьи забыли на себя самих посмотреть. Священник был реабилитирован. Прихожане в своём осуждении - нет, и даже не заметили этого...
А мы с Олесей были в недоумении. Я так и не знаю, откуда выплыла информация, и никто толком так потом и не смог этого объяснить. Но я помню, как светились в тот день глаза у бывшего душегуба Петра - карие глаза, а свет от них будто голубой… Уверена, что не он рассказал о батюшке правду. Но я не удивлюсь, если именно его молитвы услышал Бог и сделал тайное явным. Как не удивлюсь и тому, если никто из “судий” не посвятил “заблудшему” батюшке хотя бы пару строк своей молитвы перед Богом…
Через некоторое время я переехала в другую местность и потеряла отца Алексия из виду. Навещая однажды свой прежний приход, в котором сменилось уже много священников, и отца Алексия там уже давно не было: его перевели в другую местность. Но долг за газ был погашен неизвестным благодетелем. А отец Алексий в тот день проехал мимо меня на своей старенькой “шестерке”...