Мятеж. Глава 1

       Старые   напольные  часы  с  большим  медным  маятником  за  стеклом,  память  о  главе  семьи  Рябининых,  Михаиле  Ивановиче,   начали  отбивать  наступление  Нового  1921  года.                Николай  разлил  по  фужерам  шампанское  из  бережно  хранимой,  еще  дореволюционной  бутылки,  вдова  Клико,  Франция…                Боже,   как  давно  это  было!
Две  пары  глаз  смотрели  на  него  с  тревогой  и  затаенной  надеждой.  Две  пары  глаз,  Зина  и  Федя,  это   все,  что  осталось  в  Кронштадте  от  некогда  большой  семьи  Рябининых.
Пять  лет  назад  эта  семья  приняла  его,  молоденького  мичмана  Колю  Коклюшкина,  отдав  ему  в  жены  лучшее,  что  у  нее  было,  двадцатилетнюю  красавицу  Зинаиду  Михайловну,  его,  богом  венчанную,  Зиночку.
          На  стене  висит  большая  семейная   фотография,  внизу  надпись  «Кронштадтъ  1911  год».
По  центру  фотографии сидят  глава  семейства  с  женой,  которая  на  руках  держит  младшего  двухлетнего  сына,  рядом  сидят  старшие  сыновья  Александр  и  Андрей,  вокруг  стоят  остальные.
        Всего    семь  сыновей  и  две  дочери – гимназистки.  Сыновья  в  сюртуках  и  мундирах,  дочери  в  приталенных  белых  платьях.  Спокойные,  счастливые  лица,  во  всем  уверенность  и  достоинство.
Они  еще  не  знают,  что  через  шесть  лет  будет  февральская  революция,  государь  отречется  от  власти,  а  потом  власть  захватят  большевики,  расстреляют  всю  царскую  семью  и  будут  убивать  людей  не  за  преступления,  а  только  за  их   социальную  принадлежность.
Они  еще  не  знают,  что  через  семь  лет  у  них  все  отнимут  и  выгонят  из  своего  дома.
Они  еще  не  знают,  что  глава  семейства  с  супругой  не  выдержат  прелестей  большевистского  рая  и  преждевременно  уйдут  из  жизни,  оставив  малолетнего  сына  на  воспитание  дальним  родственникам  из  Эстонии,  так  как   судьба  их  взрослых  детей  в  этой  стране  неопределенна.                Они  еще  не  знают,  что  через  восемь  лет  Александр  поддержит  Колчака   и    сгинет  в  Сибири   в  огне  Гражданской  войны,  а   через  девять  лет   Андрей  погибнет  в  боях  с  польской   армией,  защищая  интересы  большевиков.
Последний  раз  вся  семья  собралась  на  Новый  год  три  года  назад   в  большом  доме  главы  семейства,  Михаила  Ивановича,  на  Павловской  улице.
К  этому  времени  под  крылом  Михаила  Ивановича  оставались  они  с  Зиночкой,  Федя,  который  окончил  гимназию  и  поступил  учиться  в  мичманское  училище,  и  восьмилетний  Володя.  Остальные  уже  выпорхнули  из  гнезда  и  жили  своей  жизнью.
Старший,  Александр,  инженер – путеец  работал  на  Урале  и  приехал  из  Екатеринбурга  на  Рождественскую  неделю  повидаться,  а  может  и  попрощаться  с  родными,  он  чувствовал,  что  это  их  последняя  встреча.                Его  погодок,  Андрей,  полковник  85  Выборгского  полка,  воспользовавшись   затишьем  на  западном  фронте  прибыл  из  Белоруссии  на  два  Новогодних  дня  для  встречи  с   семьей.               
 Появился  и  прожигатель  жизни,  средний  брат  Иван,  которого  глава  семейства,  Михаил  Иванович,  три   года  назад   выгнал  из  Кронштадта,  чтобы  не  позорил  семью  пьянством  и  многочисленными  романами  с  актерками.
 Он  снял  ему  меблированную  квартиру   в   Петрограде   в  Столярном  переулке,  а чтобы  тот  не  превратил  квартиру  в  бордель,  мудрый  Михаил  Иванович  подселил  к  нему  младшую  сестру,  гимназистку  Лизу,  которую  тот  стеснялся  и  вынужден  был  сдерживаться.
Константин,  скромный  инженер  Путиловского  завода,  был  с  молоденькой  женой,  Кирой,  работницей  своего  цеха.   Они  поженились  недавно,  уже  после  октябрьского  переворота  и    пролетарское  происхождение  Киры  давало  некие  надежды  на  его  безопасность.
Михаил  приехал  вместе  с  Лизой,  женой  Полиной  и  двумя  мальчуганами  одного  и  трех  лет.  Михаил  Иванович  возлагал  на  него  большие   надежды,  как  на  своего  преемника,  и  до  октябрьского  переворота  Михаил  руководил,  принадлежащей  семье,    канатной  фабрикой  в  Кронштадте.
В  начале  декабря  на  фабрике  началась  забастовка,  организованная  людьми  пришлыми,  с  наглыми  лицами  люмпенов  и  уголовников,  которым  поручалось  внедрение  в  жизнь  решений  Совнаркома.    В  конторку  Михаила  пришли  представители  стачечного  комитета,  которые  наполовину  состояли  из  лентяев  и  нарушителей  трудовой  дисциплины,  которых  он  недавно  уволил  с  фабрики.  Нагло  пуская  ему  в  лицо,  дым  из  цигарки,  один  из  них  заявил:
     -   Что,  буржуй,  кончилась  твоя  власть?  Таперича  наша  фабрика!  Если  через  пятнадцать  минут  ты  еще  будешь  по  эту  сторону  ворот,  мы  тебя  сразу  в  ЧеКу  поволокем.
И  Михаил  под  свист  и  улюлюканье  навсегда  закрыл  за  собой  ворота  фабрики,  которой  отдал  столько  лет  жизни.  Он  был  и  директором,  и  бухгалтером,  и  снабженцем,  и  инженером,  и  даже  слесарем,  сам  ремонтируя,  вышедшие  из  строя  станки.  После  его  ухода,  фабрика  так  и  не  заработала.
Чтобы  не  попасть  в  поле  зрения  ЧК,  как  буржуазный  элемент,  Михаил  уехал  из  Кронштадта  в  Петроград,  где  его  с  семьей  приютила  на  Столярном  переулке  младшая  сестра  Лиза.  Иван  незадолго  до  этого  перебрался  со  Столярного  переулка  к  очередной  своей  пассии.
Большая  пятикомнатная  квартира  на « Столярном»  была  бухтой  спасения   для  семьи  Рябининых,  местом,  где  пережидали  бури  и  набирались  сил  не  только  в  лихие  двадцатые,  но  и  десятилетия  позже,  следующие  поколения  семьи.
А  тогда,  в  декабре  семнадцатого,  вся  семья  собралась  в  Кронштадте,  в  доме  Михаила  Ивановича,  на  Павловской  улице.

        За  пять  минут  до  Нового,  1918  года   Михаил  Иванович  дал  команду  разлить  по  бокалам  шампанское  и  с  бокалом  в  руке  грустно  оглядел  присутствующих:
   -   Дети  мои,  пришло  время  испытаний.  Как  сказано  в  святом  писании   « в  конце  времен  антихрист  придет  на  землю,  и  покорятся  ему  все  люди.  И  война  будет  страшная,  будут  летать  по  небу  железные  птицы  и  земля  будет  гореть  под  ногами,  пойдет  брат  на  брата,  и  сын  на  отца  своего…   И   живые  будут  завидовать  мертвым».
Я  вас  вырастил  и  выучил,  больше  ничем  не  смогу  вам  помочь,  я  бессилен  против  этой  бесовской  власти.  В  декабре  у  нас  отобрали  фабрику,  Михаила  чуть  в  ЧК  не  упекли,  несколько  раз  приходили,  спрашивали,  не  знаем  ли  где  прячется.
Смотрите,  не  проговоритесь,  особенно  это  вас  касается,  молодежь,   -  и  он  строго  посмотрел  на  Зину  с  Федей.
          -   Каждая  революционная  диктатура  изобретает  свое  орудие  убийства.  Французская  революция  изобрела  гильотину,  а  большевики   -   ЧК.                ЧК   -  это   Такла – Макан,  в  переводе  с  уйгурского  значит  « войдешь  -  не  выйдешь»,  пустыня  такая  есть  в  Китае.  Пустыня  смерти  называется,   -  в  молодые  годы  Михаил  Иванович  неоднократно  бывал  по  торговым  делам  в  Китае  и  теперь  с  удовольствием  пользовался  приобретенными  в  молодости  познаниями.
      -   Большевики  указ  издали,  чтоб  жильцам  за  квартиры  хозяевам   не  платить,  так  как  все  имущество  теперь  народное,  и  кто  где  жил,  тот  теперь  хозяином  квартиры  и  является.  Так  что  первые  два  этажа  дома  у  нас  уже  отобрали,  чувствую,  скоро  и  отсюда  попрут.
Да  это  не  страшно,  мы  с  Клавдией  Ивановной  свое  пожили,  и  не  плохую  жизнь  прожили,  а  помирать  все  равно  где.  Вы  уже  на  крыло  встали,  не  пропадете,  вот  только  о  Володичке  сердце  болит.
Мы  вот  что  удумали,  у  Клавдии  Ивановны  в  Пярну  есть  троюродная  сестра,  она  под  видом  эстонской  торговки  на  Рождество  в  Петроград  приедет  и  заберет  Володю с  собой  на  воспитание.  Она   пишет,  что  у  них   все  по-прежнему,  как  в  мирное  время.
      -   Папа,  у  нас  восемь  старших  братьев  и  сестер.  Неужели  мы  не  воспитаем  Володю? - возмутилась  Зина.
      -   Нет,  Зиночка.  Сейчас  такое  время,  что  никто  не  знает,  что  с  ним  будет  завтра:
в  ЧК  загребут,  бандиты  ограбят  и  убьют  или  пьяная  матросня  пристрелит  из 
забавы.  А  там  мир  и  покой. 
Если  бы   вы  все  смогли  уехать,  я  был  бы  совершенно  спокоен.  Понимаю,  что  это  сложно,  а  кому - то  и  невозможно,  но  Михаилу  надо  уезжать  обязательно.  Ты  попал  на  заметку    ЧК  и,  если  не  хочешь  уезжать  из  страны,  то  из  Петрограда  надо  бежать  как  можно  быстрей.
И  вот  что  еще  хочу  вам  сказать,  сегодня  мы  разговаривали  с  Александром,  он, оказывается,  вступил  в  партию  кадетов  и, представьте  себе,  собрался  в  Омск  большевиков  свергать.  На  это  я  не  могу  дать  благословения  и  не  потому,  что  мне  нравятся  эти  супостаты,  а  потому,  что  воевать  антихриста  это  гибель  и  лишняя  кровь.  А  крови  и  так  пролилось  и  еще  прольется  не  мало.                Если  господь  за  наши  грехи  допустил  антихриста  на  нашу  землю,  он  его  и  уберет.  Господь  милостив,  он  не  допустит  гибели  русского  народа.
Заклинаю  всех  вас,  не  приближайтесь  к  антихристу,  не  лезьте  на  большие   должности,  живите  скромно  и  честно,  как  велит  вам  совесть,  а  кто  к  антихристу  приблизится,  тот  сгорит  в  адском  огне.
И  не  надо  его  воевать,  он  сам  скоро  сдохнет.    Земля  антихриста  не   приемлет.
  Александр  не  выдержал :
      -   Позвольте,  батюшка,  так  нам  теперь  надо  сидеть  и  ждать,  пока  всех  нас  поубивают   или  превратят  в  рабов?                Я  сюда  ехал  в  переполненном  поезде,  даже  третьи  полки  все  были  заняты.  У  окна  сидит  интеллигентного  вида  пожилой  человек,  с  бобровым  воротником,  в  пенсне,  читает  газету.   На  станции  в  вагон  вваливается  подвыпивший  солдат  в  расстегнутой  шинели,  с  гармошкой .
      -   А  ну -ко,  буржуй,  уступи  место.
Хватает  его  за  шиворот  и  стаскивает  со  скамейки.  Я  пытаюсь  вступиться:
      -   Как  Вам  не  стыдно,  это  же  пожилой  человек!
А  он  в  ответ:
      -   Что!!!  Где  человек?  Это  буржуй,  а  не  человек.  Ах  ты,  контра  недорезанная!  -   и  меня  за  грудки.   Дышит  мне  в  лицо  перегаром,  кислятиной  какой-то,  меня  чуть  не  стошнило.  Если  бы  в  тот  момент  не  появился  патруль  с  проверкой  документов,  то  неизвестно,  чем  все  закончилось  бы.  Это  же  нелюди,  быдло,  и  это  быдло  взяло  власть.                Прости,  отец,  но  пока  я  жив,  я  буду  уничтожать  эту  нечисть  за  отнятое  у  нас  имущество,  за  сожженные  с  живыми  людьми  усадьбы,  за  изнасилованных  женщин,  которым  я  считал  за  счастье  целовать  пальцы,  а  они  вонючей  сворой  глумились  над  ними  и  распинали  их   на  земле,  за  моих  друзей,  которых  они  убили  только  за  то,  что  они  были  лучше  одеты,  и  лучше  пахли,  чем  они.                Я  тоже  буду  у  них  на  глазах  насиловать  их  девок,  и  живьем  сдирать  с  них  кожу,  чтобы  они  почувствовали,  какую  боль  доставили  мне.
Наступила  звенящая  тишина,  в  которой  все  явственно  расслышали  Лизин  шепот:
      -   Бедный  Саша…
Тягостное  молчание  нарушил  Андрей:
      -   Да…  история  повторяется.  Вы  помните,  что  сказал  Пушкин  по  поводу  Пугачевского  бунта?  Не  приведи  Бог  видеть  русский  бунт,  бессмысленный  и  беспощадный.  Очень  жаль,  что  властьимущих  ничему  не  учат  уроки  истории.
А  по  поводу  солдат,  которых  ты,  Саша,  называешь  «быдлом»,  так  я  с  ними  четыре  года  в  окопах  просидел,  и,  скажу  тебе,  в  основном  это  честные  и  порядочные  люди.  Конечно,  им  не  хватает  образования  и  культуры,  но  не  их  вина,  что  у  них  не  было  отца,  который  бы  оплатил  их  обучение,  как  нам  с  тобой.
А  их  ненависть  к  бобровым  воротникам  не  на  пустом  месте  родилась,  они  прекрасно  видели,  как  сильные  мира  сего  выбрасывают  недоеденную  икру  и  ананасы,  тогда  как  простые  люди  собирали  корки,  чтобы  накормить  пухнущих  с  голода  детей.                Общество,  в  котором  соотношение  доходов  богатых  и  бедных  составляет  десятки,  а  то  и  сотни  раз   -   больное  общество.  Рано  или  поздно  уровень  ненависти  достигнет  критического  значения  и  общество  взорвется.  Вот  это  у  нас  и  произошло.
Через  день  они  разъехались,   холодно  простившись,   Андрей  на  Запад,  Александр  на  Восток .
Между  отправлением  поездов  было  три  часа  разницы,  поэтому  вся  семья  собралась  сначала  на  Витебском  вокзале,  где  простились  с  отъезжавшим  на  фронт  Андрей  Михайловичем,   а  потом  поехала  на  Николаевский  вокзал,  провожать  уезжающего  в   Омск  Сашу.
На  платформе  Клавдия  Ивановна  не  выдержала,  прижавшись  к  ворсистому  драпу  Сашиного  пальто,  зарыдала  в  голос:
      -   Сашенька,  голубчик,  не  уезжай,  останься,  послушай  отца.  Чует  сердце,  не  увидимся  мы  больше…
 Саша  прижал  к  себе  ее  седеющую  голову,  глаза  у  него  повлажнели:
      -   Простите,  маменька,  но  ведь  батюшка  нас  учил,  что  жить  надо  по  совести,  а  совесть  мне  подсказывает,  что  быть  мне  надо  там,  со  своими  товарищами.
Все  равно  большевики  нас  убьют  поодиночке,  а  так,  глядишь,  может,  и  сладим  с  супостатом.
Саша  расцеловался  со  всеми,  и  подолгу  каждого  держал  в  объятиях,  словно  хотел  навсегда  сохранить  тепло  близких  людей.
Уже  ночью,  прижавшись  к  теплому  Колиному  боку,  Зина  вспоминала  прощание  с  братьями:
      -   Как  странно,  Саша  на  год  старше  Андрея,  но  со  своей  нервозностью,  экзальтированностью,  кажется  на  десять  лет  младше.  А  Андрей  такой  спокойный,  уверенный,  надежный,  как  скала.  Но  правда,  мне  кажется,  на  стороне  Александра.
              После  их  отъезда  прошло  два  месяца.  В  первых  числах  марта  к  Михаилу  Ивановичу  заявилась  комиссия  из  горотдела  Кронштадского  совета.  Несколько  человек  в  сапогах  и  кожаных  куртках  осмотрели  квартиру,  занимающую  весь  третий  этаж  дома,  еще  недавно   полностью   принадлежащего  Михаилу  Ивановичу,  и  зачитали  решение  Кронштадтского  совета  матросских,  солдатских  и  рабочих  депутатов.
В  соответствии  с  этим  решением,   Рябинин  Михаил  Иванович,  как  нетрудовой  элемент,  занимает  с  семьей  слишком  большую  площадь  и  обязан  ее  освободить  для  нужд   совета  в  течение  24  часов.  Михаил  Иванович  возмутился:
      -   Как  же  так,  господа,  я  почетный  гражданин  Кронштадта,  у  меня  сын  служит  в  Красной  армии,  немца  бьет  в  Белоруссии,  зять  служит  лейтенантом  на  броненосце «Петропавловск»,  младший  сын  учится  в  мичманском  училище.  Они  все  проживают  здесь.
      -   Послушайте,  папаша,  когда  ваш  сын  придет  из  армии,  тогда  и  будем  решать  вопрос  его  жилищного  устройства.  А  лейтенанту  Коклюшкину  с  женой  и  ее  младшим  братом,  который  на  мичмана  учится,  выделена  двухкомнатная  квартира.
Пускай  зайдут  в  горотдел  за  ордером.  Вам  же,  уважаемый,  скажу  так,  почетным  вы  при  господах  были,  а  сейчас  вы  нетрудовой  элемент,  и  жилье  предоставлять  вам  совет  не  обязан.  Скажите  спасибо,  что  по  старости  лет  вас   в  ЧК  не  отправили  и  вещи  оставили.  Чтоб  духу  вашего  здесь  завтра  не  было.
Вопреки  всеобщим  ожиданиям,  Михаил  Иванович  не  остался  на  Столярном  переулке,  а  переехал  с  Клавдией  Ивановной  на  край  Васильевского  острова,  ближний  к  Финскому  заливу.  Они  сняли   маленькую   квартирку  на  втором  этаже  с  видом  на  залив.  В  хорошую  погоду  было  видно,  как  блестит  на  солнце  купол  Морского  собора  в  Кронштадте.
Михаил  Иванович  сам  себя  запер  в  стенах  квартиры,   проводя  целые  дни  в  кресле  у  окна,  рассматривая  в  морской  бинокль  Кронштадт,  блестящую  на  солнце  гладь  залива,  защищающие  город  форты  красного  кирпича.
      -   Меня  не  будет,  а  солнце  будет  также  отражаться  в  холодной  воде  залива,  форты  будут,  как   и   прежде,  защищать  Кронштадт  и  Петроград.                Что  меня  здесь  держит?                Дел  никаких  не  осталось,  отняли  и  фабрику  и  дом.                Друзья?  Кто  убит,  кто  уехал.  Да  и  сам  я  ныне  не  почетный  гражданин  Кронштадта,  а  нетрудовой  элемент,  которому  из  милости  разрешили  умереть  своей  смертью.
Дети?  Младшего,  с  божьей  помощью,  удалось  пристроить  в  безопасном  месте,  в  Эстонии.  Все  вроде  как  пристроены,  да  и  помочь  он  им  уже  ничем  не  может. 
Сердце  болит  за  старшего,  Александра.  Непомерную  ношу  взял  на  себя.               Значит,  так  богу  было  угодно,  чтобы  взошел  он  на  Голгофу.
У  каждого  свой  крест.
Пожалуй,  больше  ничего  меня  здесь  не  держит,  но  на  все  воля  божья,   -   рассуждал  он  сам  с  собой.
Господь  вскоре  забрал  его,  как  закончились  белые  ночи,   как  пролетели  короткие  августовские  денечки,  как  пошли  холодные  октябрьские  дожди  и  легли  над  заливом  туманы,  закрывшие  ему  последнее  окошко  в  жизнь.
Весь  период   Василеостровской  жизни  вся  забота  об  их  жизнеобеспечении  лежала  на  Клавдии  Ивановне.  С  утра  она  бежала  на  толкучку,  чтобы  обменять  на  продукты  питания   что – то   из  того,  что  удалось  им  вывезти  из  Кронштадта.   В  основном  это  была  посуда,  столовое  серебро.   Драгоценностей  больших  у  нее  никогда  не  было,  а  то,  что  было:   бриллиантовую  брошь,  золотые  сережки  да  кольцо  с  бриллиантами,  она  отдала  дочерям  -  им  нужней.  Клавдия  Ивановна  искренне  верила  мужу  в  том,  что  господь  не  оставит  свою  паству  и  изгонит  антихриста,  что  эти  кровавые,  неправедные  дни  забудутся,  как  дурной  сон.
Она  чувствовала,  что  ей  это  увидеть  не  придется,  но  дочери наверняка  увидят  изгнание  дьявола.
После  смерти  Михаила  Ивановича  она  переехала  на  Столярный  переулок,  где  жили  Лиза  и  Михаил  с  семьей,  который  так  и  не  уехал  из  Петрограда.
Несмотря  на  то,  что  ей  только  исполнилось  шестьдесят,  не  ухоженные  седые  волосы   и  потухший  взгляд  делали  ее  совсем  старухой.  Она  небрежно  одевалась,  перестала  следить  за  собой,  пребывая  все  время  в  состоянии  апатии.  После  смерти  мужа  она  потеряла  смысл  жизни,  младший,  Володя,  был  далеко  и,  хотя  доехать  до  него  было  всего  несколько  часов,  но  между  ними  была  граница.  Но,  слава  богу,  у  него,  как писала  сестра,  все  было  в  порядке.
А  вот  за  старших  у  нее  каждый  день  болело  сердце,  особенно  за  самого  старшего,  за  Сашу.  Андрюша,  тот  так  уверенно  шел  по  жизни,  с  ним  ничего  не  могло  случиться.  Она  чувствовала,  что  щит  ее  материнского  сердца,  закроет  его  от  любой  вражеской  пули,  а  по  Александру  каждую  ночь  плакала.  Днем,  занимаясь  с  внуками,  слушая  их  веселый  смех,  вроде  забудется,  а  ночью  опять…
Однажды,  поздней  весной,  к  ним  зашел  один  из  товарищей  Александра  из  Омска.  Он  был  в  Петрограде  нелегально,  по  делам  службы,  и  специально  разыскал  Клавдию  Ивановну  по  одному  из  адресов,  которые  давал  ему  в  свое  время  Саша,  чтобы  рассказать  о  его  судьбе.
Александру  с  товарищами  по  партии  удалось  в  Омске  отстранить  большевиков  от  власти  и  создать  многопартийное  переходное  правительство.  В  ноябре  1918  года,  когда  Колчак    был  избран  верховным  главнокомандующим,  Александр  пошел  служить  к  нему  начальником  контрразведки  при  штабе  одной  из  дивизий.
Вьюжной  февральской  ночью  на  штаб  дивизии  был  налет  партизанского  отряда,  всех  офицеров,  кто  остался  жив,  вывели  на  лед  Иртыша  и  порубали  шашками.  А  потом  и  мертвых,  и  еще  живых  сбросили  в  прорубь.
Клавдия  Ивановна  без  слез  и  без  крика  выслушала  сообщение,  задала  несколько  уточняющих  вопросов  и  ушла  к  себе  в  комнату.  Утром  она  не  проснулась.
Похоронили  ее  на  Серафимовском  кладбище,  рядом  с  мужем,  и  поставили  крашенный  серебряной  краской  железный  крест.
Перестало  биться  материнское  сердце  и  не  смогло  защитить  второго  сына,  Андрея,    как  и  сто  шестьдесят  тысяч  русских  солдат,   брошенных  большевиками  в  жертвенник  революционной  войны,  под  Варшаву.
До  сих  пор  историки  не  могут  дать  внятного  объяснения,  каким  образом   была  уничтожена  стошестидесяти  тысячная  русская  армия,  при  общем  равенстве  сил  и  стратегической  инициативе  Красной  армии,  которой  она  владела   июнь,   июль  и  первую  декаду  августа.
Документы,  которые  могли  бы  пролить  свет  на  дьявольское  предательство,  приведшее  к  смерти  более  ста  тысяч  русских  солдат,  уничтожены,  либо  утеряны,  но  об  этом  можно  судить,  проанализировав  события  того  времени.
На  момент  перемирия  1919  года  поляки  оккупировали  Брест,  Ковель,  Вильно,  Минск,  Бобруйск.
Итак,  весна  1920  года.
Антанта  поставляет  Польше  1500  орудий,  2800  пулеметов,  700  самолетов.
25.04.20 г.   -   Пилсудский  заключает  союз  с  Петлюрой.
07.05.20 г.   -   Польско-украинские  войска  берут  Киев  и  продолжают  теснить  на  север  Красную  армию.  Обескровленные   12  армия   Меженинова  и  14  армия  Уборевича  подкрепления  не  получают,  так  как  все  силы  большевики  направляют  на  Западный  фронт,  который  возглавляет  Тухачевский .
Ему  поставлена  задача  взять  Варшаву,  так  как  взятие  Варшавы,  по  мнению  большевиков,  это  поражение  Польши.  У  большевиков   уже  был  заготовлен  польский  Временный   революционный  комитет  во  главе  с  Мархлевским.
На  западном  фронте  большевики  создают  значительный  перевес,  160  тысяч   штыков  Красной  армии  против  100  тысяч  польских,  но  поляки  держатся  на  хорошо  укрепленных  позициях .  При  этом  они  теснят  большевиков  на  южном  фронте,  угрожая  зайти  Тухачевскому  с  фланга  и  тыла.
Но  у  Красной  армии  великолепный  генеральный  штаб,  недаром  большевики  привлекли  в  ряды  армии  столько  бывших  царских  офицеров,  в  том  числе  самого  высокого  ранга,  и  поляки  получают  совершенно  неожиданный  удар.
Первая  Конная  армия  Буденного  конным  строем  проходит  более  пятисот  километров  с  предгорий  Кавказа  до  Украины,  по  дороге  громит  банды  Махно  в  Гуляйполе  и  06.06.20 г.  берет  Житомир  и  Бердичев,  оказавшись  в  тылу  поляков.  При  этом  в  Житомире  они  едва  не  берут  в  плен  штаб  3  польской  армии  Рыдз-Смиглы,   а в Бердичеве  они  захватили  и  уничтожили  запасы  артиллерийских  снарядов  польской  армии,  оставив  поляков  без  артиллерии.  12. 06. 20 г.  Первая  конная  без  боя  занимает  Киев.
Польские  войска  вместе  с  петлюровцами  в  панике  бегут  до  польской  границы,    отступив   сразу   на  триста  километров.
Обнажается  правый  фланг  западного  фронта  польских  армий,  и  Пилсудский ,  чтобы  избежать  флангового  удара  конармии,  вынужден  был  дать  команду  войскам  фронта  отступить  с  хорошо  укрепленных  позиций.
Тухачевский  начинает  преследование,  не  давая  полякам  закрепиться  на  новых  позициях.
11.07.20 г.  Тухачевский  занимает  Минск.
20.07.20 г.   -   Вильно.
02.08.20 г.  Тухачевский  берет  Брест.
4я  армия  Шептицкого  и  1я  армия  Маевского  под  угрозой  окружения.  Тухачевскому  осталось  замкнуть  котел  и  Варшаву  будет  некому  защищать.
И  тут  начинается  что-то  непонятное.
Тухачевский,  по  неизвестной  причине,  выпускает  из  котла  две  польские  армии  и,  вместо  того,  чтобы ,  в  свойственной  ему  манере, на  плечах  противника  ворваться  в  Варшаву,  начинает  маневры  вокруг  нее,  дав  полякам  десять  дней,  чтобы  провести  мобилизацию  и  формирование  новых  частей.
Создается  впечатление,  что  Тухачевский  получил  приказ  не  брать  Варшаву,  а  только  имитировать  наступление.
Об  этом  же  говорит  и  тот  факт,  что  армия  Буденного,  повернувшая  ход  войны  в  июне  в  пользу  Красной  армии,  была  снята  с  Варшавского  направления  и  брошена  подо  Львов.  И  даже,  когда   главком  Каменев  строжайше  приказал  немедленно  передать  первую  конную  Буденного  и  12 армию  Меженинова  под  оперативное  управление  Тухачевского,  Буденный  появился  под  Варшавой  не  четырнадцатого  августа,  как  было  приказано,  а  только  после   двадцатого,  когда  было  уже  поздно.
Нет  документов,  объясняющих  поведение  Тухачевского,   своеволие  Сталина  и  Егорова,  на  неделю  задержавших  Буденного  и  Меженинова  под  Львовом,  что  привело  к  кровавой  трагедии  под  Варшавой.
Почему  были  уничтожены  все  документы,  проливающие  свет  на  события  этого  периода?
Без  прямого  указания  Ленина  все  это  было  бы  невозможно.  Что  же  его  заставило  отказаться  от  взятия  Варшавы?   Уж  никак  не  ультиматум  Керзона  от  11.07.20 года,  в  котором  Англия  угрожала  полномасштабной  интервенцией,  в  случае,  если  Красная  армия  перейдет  линию  Керзона.
Ленин  посмеялся  над  ультиматумом,  заявив:
      -Капиталисты  обманным  путем  хотят  лишить  нас  победы.
Однако  в  начале  августа  его  позиция  в  отношении  взятия  Варшавы,  как  можно  судить  по  поступкам  Тухачевского,  Сталина  и  Егорова,  меняется.
Что  же  такое  произошло  в  третьей  декаде  июля,  если  даже  угроза  войны  с  Англией  не  могла  заставить  его  изменить  точку  зрения?
Только  одно   -   его  заставили  платить  по  долгам.
Правительства  Англии,  Франции  и  Германии  прекрасно  понимали,  что  падение  Варшавы  означает  советизацию  Польши,  а  рядом  Германия,  где  совсем  недавно  загасили  костер  революции.  И  если  вспыхнет  Польша,  то  снова  загорится  Германия,  а  там  полыхнет  по  всей  Европе.
И  если  Ленин  не  испугался  ультиматума  Керзона,  надо  напомнить  ему  на  чьи  деньги  большевики  сделали  свою  революцию.
Очевидно,  Ленину  не  понравится,  если  на  первых  страницах  мировых  газет  выйдет:
      -  Революция  в  России  сделана  на  немецкие  деньги.
С  приложением  дат  и  денежных  сумм,  полученных  Лениным  у  немецкой  разведки.
А  сообщение:
      -   Вождь  мировой  революции   -   германский  шпион,  означает  крах  его  карьеры  революционера,  а,  возможно,  и  падение  большевистского  режима  в  России.
И  Ленин  сдается.  Он  вызывает  в  Москву  Сталина,  официально  тот  приезжает  на  заседание  ЦИК,  но  на  заседание  не  остается,  а  после  встречи  с  Лениным  срочно  возвращается  на  фронт.
После  этого  начинаются  описанные  выше  чудеса.
О  решении  Ленина  кроме  Сталина  знали,  похоже,  только  исполнители,  Тухачевский  и  Егоров.  Отсюда  и  вынужденный  саботаж  логичных  указаний  главкома  Каменева,  пытавшегося  сначала  взять  Варшаву,  а,  потом,  хотя  бы  спасти  армию.
Выполняя  задание  Ленина,  Тухачевский  половину  своих  сил:  3й  кавкорпус  Гая,  4ю  армию  Шуваева  и  15ю  армию  Корка ,  которому  поручалось  общее  руководство  группой  войск,   посылает  в  обход  Варшавы  с  целью  штурма  с  севера,  через  пригород  Прага.
По  версии  поляков,  о  дроблении  русских  сил  они  узнали  с  помощью  шифровальщиков,  которым  удалось  расшифровать  коды  Тухачевского,  но  в  свете  рассмотренной   версии  им  совсем  не  надо  было  напрягаться,  разве  мало  у  командующего   фронтом  способов  передать  противнику  сведения  о  дислокации  своих  частей.
За  подаренную  Тухачевским  декаду  Пилсудский  провел  мобилизацию,  произвел  переформирование  частей,  укрепил  оборону  подступов  к  Варшаве.    Получив  информацию  о  дислокации  частей  Красной  армии,  14.08.20 г   ввел  в  разрыв  между  ее  частями  конную  армию,  чтобы  ударить  с  тыла  и  по  отдельности  уничтожить  каждую  часть.
Дивизия   Андрея  Михайловича   Рябинина  была  в  составе  армии  Корка,  которая    пошла  в  обход  Варшавы.  Она  успешно  осуществила  обходной  маневр  и  вошла  в  пригород  Прага.  И  тут  стало  понятно,  что  поляки  хорошо  подготовились  к  обороне.
Каждый  дом  превратился  в  крепость,  огрызающуюся  винтовочным,  а  то  и  пулеметным  огнем.  Улицы  были  перекопаны  глубокими  рвами,  мешающими  продвижению  артиллерии.
Передовые  отряды  дивизии  сразу  понесли  большие  потери  под  перекрестным  огнем,  который  велся  из  жилых  домов.  Пехота  залегла,  ища  укрытия,   тогда  подкатили  орудия  и  начали  планомерно  уничтожать  огневые  точки.
После  того,  как  артиллерия  уничтожила  основные  точки  сопротивления,  пехота  снова  начала  продвижение.  В  окна  домов  полетели  гранаты,  после  этого  бойцы  врывались  в  дома,  добивая  оставшихся  в  живых  штыками  и  винтовочными  выстрелами.
Особенно  ожесточенное  сопротивление  ощутил  полк,  продвигающийся  через  католическое  кладбище.
Под  склепами  и  гранитными  надгробиями  у  поляков  было  замаскировано  несколько  пулеметных  гнезд,  на  часовне  костела  был  установлен  пулемет,   который  простреливал  всю  территорию  кладбища.
Полк  несколько  раз  поднимался  в  атаку  и,  каждый  раз,  обливаясь  кровью,  отползал  обратно.  И  только  когда  артиллерийские  снаряды  перепахали  половину  кладбища  и  сбили  с  часовни  пулемет,  полк  сумел  пройти  через  кладбище.
Постепенно  полки  дивизии,  вместе  с  другими  дивизиями  15 й  армии,  продвигались  к  центру  Варшавы.  В  этот  момент  в  тылу  стали  слышны  разрывы  артиллерийских  снарядов,  пулеметная  и  винтовочная   стрельба,  это,  находящийся  в  арьергарде  кавкорпус  Гая,  принял  на  себя  удар  конной   польской  армии.
Корк  передал  в  дивизии  приказ  прекратить  движение  и  вызвал  к  себе  комдивов.  Он  попытался  связаться  по  рации  с  командующим  3  корпусом  Гаем,  чтобы  понять,  что  у  него  происходит,  но  на  всех  секретных  частотах,  принятых  в  войсках  Тухачевского,  поляки  читали   Библию.  Пользоваться  радиосвязью  было  невозможно.
Корк  Аугуст  Яанович,  из  эстонских  крестьян,  окончил  Николаевское  военное  училище,  в  царской  армии  дослужился  до  капитана  со  старшинством.  В  1918  году  был  избран  председателем  совета  солдатских  депутатов  Западного  фронта.  Сразу  поддержал  большевиков.  Командовал  одной  из  армий,  защищавших  Петроград  от  Юденича.
Главком  Каменев  считал  его  лучшим  командармом  Западного  фронта.
Как  только  он  услышал  канонаду  в  тылу  русских  войск  и  польскую  речь  на  секретных  каналах  русской  армии,  он  сразу  понял  серьезность  положения  и  взял  инициативу  в  свои  руки.  В  корпус  Гая  он  послал  конную  разведку  и  послал  офицера  связи  к  соседу,  командарму  4й  армии  Шуваеву,  с  предложением  прибыть  к  нему  для  обсуждения  ситуации.
Шуваев  Дмитрий  Савельевич  во  время  первой  мировой   войны   генерал  от  инфантерии,  Военный  министр  Российской  империи. 
Он  был  из  потомственных  почетных  граждан  Оренбурга.  Окончил  Александровское  военное  училище  в  1872  году  и  Академию  Генерального  Штаба  в  1878  году.
До  японской  войны  занимался  преподавательской  деятельностью.  Во  время  войны  был  в  действующей  армии,  командовал  дивизией.  Между  японской  и  германской  войнами  служил  начальником  Главного  интендантского  управления.  Будучи  человеком  исключительной  честности,  приложил  немало  усилий  для  искоренения  царившей  в  интендантских  службах  коррупции.
После  октябрьского  переворота  был  арестован  ЧК,  как  бывший  министр  царского  правительства,  но  после  беседы  с  Дзержинским  был  отпущен  на  свободу,  и  ему  даже  были  предложены  руководящие  должности  в  Красной  армии.
На  момент  Варшавского  сражения  ему  было  шестьдесят  шесть  лет.
Наконец,  Корку  удалось  восстановить  связи  между  армиями  группировки  и  разобраться  с  ситуацией.
На  совещание  к  нему  в  штаб  прибыли  командиры  его  дивизий,  приехал  Шуваев  с  офицерами  своего  штаба,  Гай  с  конной  разведкой  прислал  офицера  штаба,  который  подробно  описал,  что  происходит  в  тылу  группировки  русских  войск. 
Анализ  ситуации  показал,  что  группировка  русских  войск  почти  полностью  окружена,  и,  если  защитники  Варшавы  будут  усилены  артиллерией  и  танками,  то  группировка  русских  армий  будет  уничтожена  в  пригороде  Варшавы.
Связи  с  другими  армиями  фронта,  которые  атаковали  Варшаву  с  другой  стороны,  нет,  но,  судя  по  всему,  положение  у  них  было  не  лучше.
Решено  было  немедленно  выходить  из  окружения,  пока  кольцо  не  замкнулось  с  западной  стороны.
Идти  решили  на  северо-запад,  на  Модлин,  потом  повернуть  на  север,  на  Млаву,  а  там,  вдоль  прусской  границы,  на  восток,  до  самого  Белостока ,  до  соединения  с  частями  Красной  армии.
Корпус  Гая  должен  был  удерживать  польскую  конницу,  пока  армии  Корка  и  Шуваева  не  выйдут  из  пригорода  на  оперативный  простор  и  не  организуют  линию  обороны.
К  счастью,  конники  Гая  вовремя  заметили  пыль  приближающейся  польской  конницы,  успели  отвести  лошадей  в  укрытие,  развернули  орудия  и  пулеметы  и,  заняв  естественные  укрытия,  встретили  кавалерийскую  лаву  шрапнелью,  пулеметным  и  винтовочным  огнем.
Недокатившись  несколько  десятков  метров  до  изрыгающей  огонь  линии  красных  бойцов,  лава  повернула  назад,  оставив  на  земле  сотни  убитых  и  раненых.  На  лежащих  в  линии  бойцов  потянулось  облако  пыли,  пропахшее  кровью  и  лошадиным  потом.
Понеся  большие  потери,  поляки  на  вторую  атаку  не  решились.  Началась  артиллерийская  дуэль.
За  это  время  армии  Корка  и  Шуваева  вышли  из  пригорода  и  заняли  оборону  по  дороге  на  Модлин  в  трех  километрах  за  линией  Гая.  После  того,  как  бойцы  окопались,  по  сигналу  Корка  3й  кавалерийский  корпус  организованно  отступил  за  линию  обороны  4й  и  15й  армий.
Поляки,  увидев,  что  русская  кавалерия  отходит,  ринулись  было  следом,  но  нарвались  на  шрапнель  и  пулеметы  4й  и  15й  русских  армий  и,  понеся  большие  потери,  вернулись  на  исходные  позиции.
Вот  так  с  боями,  отбиваясь  от  наседавшей  польской  кавалерии,  группировка  Корка  добралась  до  Модлина.  По  дороге  на  Млаву  ситуация  осложнилась.                На  помощь  польской  конной  армии  подошли  прошедшая  переформирование  и  сменившая  командарма  1я  армия  генерала  Латиника  и  резервная  армия  Соснковского .  Польская  кавалерия   пошла  в  обход  с  целью  окружить  и  загнать  в  Полесские  болота  группировку  русских  армий.
Корк  с  Шуваевым  разгадали  их  маневр  и  отвели  войска  к  самой  границе  с  Пруссией,  теперь  их  левый  фланг  был  надежно  защищен  прусской  границей.
По  правому  флангу  располагались  непроходимые  болота,  но  польская  кавалерия  успела  обойти  русские  армии  и  перекрыть  дорогу  на  Белосток.  Сзади  на  русских  наседали  армии  Латиника  и  Соснковского.
Конница  Гая  попыталась  потеснить  окопавшуюся  польскую  кавалерия,  но  была  встречена  таким  плотным  артиллерийским  и  пулеметным  огнем,  что  была  вынуждена  отступить,  понеся  большие  потери.  Началась  артиллерийская  дуэль.
На  следующий  день  Корк  пригласил  на  совещание  штабы  Шуваева  и  Гая,  присутствовали  и  командиры  его  трех  дивизий  -  первой,  четвертой  и  восьмой.
Корк , в  его  неспешной  прибалтийской  манере,  открыл  совещание:
            -   Товарищи,  постараюсь  быть  кратким.  Ситуацию  вы  знаете,  слева  Пруссия,  справа  болота,  впереди  и  сзади  поляки.  Связи  с  другими  частями  фронта  нет.
Поэтому,  вчера  я  послал  комдива-4,  Артемичева,  к  немцам,  на  переговоры  с  начальником  погранзаставы.  Они  связались  с  Берлином  и  Москвой,  и  вот,  что  удалось  выяснить,  и  о  чем  договорились.
Во-первых,  16й  армии  Соллогуба  и  3й  армии  Лазаревича  больше  нет.  Поляки  узнали  о  слабости  нашей  мозырской  группы  Хвесина  и,  когда  мы  разорвали  фронт,  они   вошли  в  разрыв,   разгромили  ее  и  зашли  тыл  16й  и  3й  армиям.  Оказавшись  в  окружении,  наши  потеряли  около  двадцати  тысяч  убитыми  и  ранеными,  и,  чтобы  сохранить  людей,  было  принято  решение  -  сдаться  в  плен.  Большая  часть  армий,  шестьдесят  тысяч  человек,  оказалась  в  плену.
Во-вторых,  поляки  снова  заняли  Белосток,  Бобруйск,  Минск.  Линия  фронта  проходит  восточнее  Минска,  Тухачевский  сейчас  там,  организовывает  новый  Западный  фронт.
В-третьих,  самое  главное,   Москва  договорилась  с  Берлином,  что  немцы  нас   официально интернируют,  а  на  самом  деле  не  разоружая,  и,  даже  оставив  артиллерию,  переправят  через  территорию  Пруссии  в  Белоруссию,  севернее  Гродно,  или  в  Литву,  в  район  Каунаса,  чтобы,  по  согласованию  с  Тухачевским ,  выйти  во  фланг  польским  армиям.
 В  дискуссию  вступил  комдив-8  Рябинин:
          -   Я  ни  на  грош  не  верю  «колбасникам»,  за  пять  лет  их  подлые  повадки  достаточно  изучил,  а  после  Варшавы  не  верю  ни  Тухачевскому,  ни  Кремлевским  вождям.  Немцы   нас  примут,  и  отправят  подыхать  в  концлагеря,  чтобы  замести  следы  Кремлевского  преступления.
Корк  его  резко  оборвал:
          -   Выбирайте  выражения,  товарищ  комдив.  За  огульные  обвинения,  без  фактов,  можно  ответить  по  законам  военного  времени.
          -   Какие  еще  нужны  факты!  Второго  августа  армии  Шептицкого  и  Маевского  были  практически  в  котле,  солдаты  были  деморализованы,  оставалось  только  замкнуть  котел,  и  в  плену  были  бы  не  шестьдесят  тысяч  русских,  а  десятки  тысяч  поляков.
И  не  надо  было  разрывать  фронт,  ради  обходного  маневра,  а  надо  было   врываться  в  Варшаву  на  плечах  оставшихся  защитников.                Это  после  возвращения  Сталина  из  Москвы,  армию  Буденного  отправили  подо  Львов,  а  нам  дали  команду  остановиться.
Потому  и  сдались  шестьдесят  тысяч  из  армий  Соллогуба  и  Лазаревича,  что  люди  поняли,  что  их  предали.
Накал  разговора  постарался  сгладить  Шуваев,  который  хорошо  знал  Рябинина  еще  по  первой  мировой  войне :
          -   Андрей  Михайлович,  голубчик,  вы  прямо  якобинец  какой-то,  с  плеча  рубите.
Ну,  что  толку  после  драки  кулаками  махать.  Это  дело  аналитиков  разбирать  прошедшие  события,  а  наше,  солдатское  дело,  искать  выходы  из  положения.
У  Вас  есть  альтернативное  предложение?
          -   Да,  Дмитрий  Савельевич,  есть.  К  нам  через  болота  прошел  местный  крестьянин – белорус.  У  него  на  глазах  поляки  изнасиловали  жену  и  убили  маленького  сынишку,  бросившегося  на  защиту  матери.  Он,  безоружный,  прятался  в  стогу  и  в  кровь  искусал  себе  руки,  чтобы  не  закричать  и  не  выбежать  на  верную  смерть.  Он  готов  провести  через  болота  большую  часть  в  тыл  польской  кавалерии.
Только  пушки  придется  оставить.  Их  через  болота  не  протащить.
Предлагаю.  Свою  артиллерию,  раненых,  штабных  мы  передаем  в  первую  и  четвертую  дивизии.  На  рассвете  с  пулеметами  на  плечах  уходим  в  болота.  К  вечеру,  по  словам  белоруса,  мы  выходим  в  тыл  полякам.  Отдыхаем,  и  под  утро,  когда  сон  крепче,  атакуем  их.  Со  стороны  болота  они  нас  не  ждут,  поэтому  атакуем  тихо,  без  шума,  и  пока  позволит  ситуация  пользуемся  только  штыками  и  ножами.  А,  если  проснутся,  пустим  в  ход  винтовки  и  пулеметы.
Так  что,  как  услышите  стрельбу – атакуйте  со  своей  стороны,  и  у  нас  путь  на  Минск  свободен. 
Корк  внимательно  выслушал  предложение: 
          -   Что  ж,  предложение  интересное,  и,  наверное,  мы  так  бы  и  сделали,  если  бы  линия  фронта  была,  как  раньше,  у  Белостока.  Но,  сейчас  она  за  Минском,  в  районе  Березины.  Это  значит,  нам  надо  более  трехсот  километров  идти  по  оккупированной  врагом  территории,  а  у  нас  двадцать  процентов  личного  состава  раненые  и  больные.  Продовольствия  и  фуража  осталось  на  двое  суток,  снарядов  и  патронов  на  один  хороший  бой,  а  на  плечах  сидят  две  польские  армии.
          -   Но  уничтожив  тридцатитысячную  конную  армию,  мы  получим  и  фураж,  и  продовольствие,  и  боеприпасы,  и  польскую  артиллерию,  и,  самое  главное,  лошадей  и  телеги  для  перевозки  раненых.  Кроме  того,  мы  получим  психологическое  преимущество,  столь  необходимое   нам  после  Варшавского  поражения.  После  уничтожения,  повторяю,  полного  физического  уничтожения  конной  армии,  Латиник  с  Соснковским  к  нам  не  сунутся,  и  собрать  какие-то  силы  Пилсудский  не  успеет  -  через  неделю  мы  уже  будем  на  Березине.
          -   Я  на  себя  такой  риск  взять  не  могу.  К  тому  же,  у  меня  приказ  Москвы,  согласованный  с  Берлином,  идти  к  линии  фронта  по  Прусской  территории.  А  если  товарищ  комдив-8   не  доверяет,  как  он  говорит,  Москве  и  Берлину,  мы  можем  дать  ему  возможность  вести  свою  дивизию  через  болота.  Тем  более,  что  поляки  решат,  что  вся  группировка  русских  интернирована  и  его  дивизию  никто  не  хватится.
На  этом  совещание  закончилось. 
Андрей  Михайлович  собрал  у  себя  командиров  полков  и  батальонов  дивизии.
          -   Товарищи  мои  боевые,  со  многими  из  вас  я  знаком  еще  с  четырнадцатого  года,  шесть  лет    делил  я  с  вами  окопы  и  последний  кусок  хлеба,  шесть  лет  вел  я  вас  к  победам,  и  вот  сейчас,  после  Варшавского  предательства,  прежде,  чем  принять  решение  хочу  с  вами  посоветоваться.
Предавшие  нас  кремлевские  вожди,  приказывают  всей  нашей  группировке  сдаться  в  плен  бошам,  будто  бы  они  с  ними  договорились,  что  те  проведут  нас  по  территории  Пруссии  к  линии  фронта.  После  Варшавы   я  не  верю  не  тем,  ни  другим.
Я  предложил  Корку  провести  нашу  дивизию  через  болота   в  тыл  полякам  и  ударом  с  двух  сторон  уничтожить  польскую  конницу,  получив  боеприпасы  и  продовольствие.
Корк  отказался,  но  не  будет  возражать,  если  мы  самостоятельно  пойдем  через  болота  к  линии  фронта.
Проблема  в  том,  что  одним  нам  с  польской  армией  не  справиться,  а  не  получив  боеприпасы  и  продовольствие,  до  линии  фронта  нам  не  дойти.
Вообщем,  поговорите  с  народом  и  принимайте  решение.  Если  кто-то  предпочтет  плен,  пойму  без  обиды.
Через  час  дивизия  выстроилась  на  поле.  Семь  с  половиной  тысяч  человек,  включая  легко  раненых,  в  несколько  шеренг  стояли  на  поле,  ожидая  его  слова.  Это  было  все,  что  осталось  от  четырех  полков  его  двенадцатитысячной  дивизии.
Рябинин  оглядел  шеренги  своих  солдат:  истертая  одежда,  стоптанные  пыльные сапоги,  на  некоторых  были  несвежие  бинты.  Почти  всех  он  знал  в  лицо,  многих  знал  по  имени,  со  многими  разговаривал  о  судьбах  России,  революции,  крестьянства.  Он  знал,  что  от  них  можно  было  ожидать,  на  что  можно  было  рассчитывать.
Андрей  Михайлович  набрал  полную  грудь  воздуха  и  прокричал:
          -   Здравствуйте,  товарищи!
В  ответ  семь  с  половиной   тысяч   сиплых  глоток  довольно  дружно  прокричали:
          -   Здрав  желав  тарищ  комдив.
Комдив  начал  говорить  громким  голосом,  стараясь  выделять  каждое  слово,  чтобы  его  расслышали  в  самой  дальней  шеренге:   
          -   Командиры  уже  рассказали  вам  суть  вопроса,  я  же  скажу  главное,  до  линии  фронта,  до  Березины  нам   не  дойти,  если  мы  не  отнимем  продовольствие  и  боеприпасы  у  вчетверо  превосходящего  нас  противника.     До  Березины  дойдут  не  все,  многие  останутся  здесь,  в  польской  земле.   Так  что,  кто  предпочитает  плен,  два  шага  вперед.
Ни  один  человек  не  шелохнулся.
          -   Спасибо,  братцы,  -  голос  Андрея  Михайловича  дрогнул.
          -   Я  знал,  что  вы  предпочтете  честь  и  боевую  славу   бесчестию.  А  сейчас,  готовиться  к  переходу  через  болота  и  отдыхать.  Выступаем  в  шесть  ноль-ноль.  Командиры  полков,  прошу  в  штабную  палатку.
Расстелив  на  столе  трехкилометровую  карту,  офицеры  склонились  над  ней. 
          -   Учитывая,  что  помощи  от  Корка  не  будет,  придется  изменить  план  операции.  Рукопашной  нельзя  допустить  ни  в  коем  случае,  они  нас  просто  массой  задавят.
Надо  незаметно  окружить  поляков  пулеметами  и  залить  их  свинцом.  Для  создания  паники  хорошо  бы  что-то  у  них  поджечь,  чтобы  они  были  на  свету,  а  мы  в  тени,  и  забросать  их  гранатами,  -  Андрей  Михайлович  задумался,   -   надо  будет  у  Корка  попросить   дополнительные  пулеметы,  пулеметные  ленты  и  гранаты,  им  все  равно  не  потребуются.
На  следующий  день,  как  и  планировалось,  в  седьмом  часу  вечера  проводник  вывел  дивизию  из  трясины.  Дивизия  расположилась  на  отдых,  а  разведка  с  проводником  отправились  в  расположение  поляков.  Они  вернулись,  когда  уже  стемнело,  часа  через  четыре.  Командир  роты  разведки  докладывал:
          -   С  нашей  стороны  у  них  никакого  охранения  нет.  Отрыт  один  окопчик  с  двумя  часовыми,  мы  их  пока  трогать  не  стали,  а  то  вдруг  хватятся.  Со  стороны  армий  Корка  у  них  сплошной  фронт,  траншеи  отрыты  в  полный  рост,  в  три  ряда  с  интервалом  сто  метров.  Начинаются  метрах  в  двухстах  от  прусской  границы  и  до  лесочка,  который  переходит  в  болота.  Общая  длина  траншей  километров  пять – шесть,  пулеметы  у  них,  похоже,  все  в  траншеях.  Пушек  у  них  немного,  штук  десять,  они  все  здесь,  около  лесочка,   -   он  наклонился  и  показал  на  карте,   -
лошади,  с  коноводами  у  них  в  лесу,  а  вот  здесь  и  здесь  у  них  приготовленные  стога  сена.  Все  поле  у  них  уставлено  палатками,  и  определить,  где  у  них  штабная,  возможности  не  было.
Андрей  Михайлович  возбужденно  потер  руки:
          -   Ну  что  ж,  как  говорится,  цели  ясны,  задачи  поставлены.  Задача  первого  полка  краем  болота  выйти  во  фланг  траншей  и  по  сигналу  начать  атаку  трех  траншей  одновременно.  Второй  полк ,  пользуясь  темнотой,   должен  осторожно  просочиться  в  двухсотметровую  полосу  между  траншеями  и  прусской  границей  и  атаковать  польские  траншеи  с  правого  фланга.  Третий  полк  лесом  подбирается  как  можно  ближе  к  пушкам  и  по  сигналу  атакует  польскую  артиллерию.  С  полком  идут  наши  артиллеристы,  которые  разворачивают  пушки  и  открывают  огонь  по  польскому  палаточному  городку,  а  третий  полк  разворачивается  вдоль  леса,  прикрывая  артиллеристов  от  возможной  атаки  поляков,  и  участвуя  в  огневой  поддержке  других  полков.
Покончив  с  противником  в  траншеях,  полки  открывают  пулеметный  огонь  из  своих  и  польских  пулеметов,  взятых  в  траншеях,  по  палаточному  городку.
Четвертый  полк  отрезает  противнику  пути  отступления  в  нашу  сторону,  ему  отдаем  половину   всех   пулеметов.
И,  наконец,  задача  разведки  поджечь  в  польском  лагере  стога  сена,  что  послужит  сигналом  начала  операции,  и  послужит  хорошим  ориентиром  для  атакующих  колонн.
Выступаем  в  три  ноль – ноль.  Предупредить  всех,  во  время  движения  не  курить  и  вслух  не  разговаривать.
Поляки  хорошо  подготовились  к  лобовому  удару  армий  Корка.  Три  ряда  траншей  с  колючей  проволокой,  обойти  которые  невозможно:  один  конец  упирался  в  прусскую  границу,  другой   -   в  непроходимые  болота.  Через  каждые  пятьдесят – шестьдесят  метров  траншеи   пулеметное  гнездо,  из  которого  торчало  тупое  рыло  «Гочкиса».
Стоящие  за  траншеями  десяток  пушек,  готовы  были  изрешетить  шрапнелью  не  один  десяток  тысяч  атакующих  красноармейцев. 
Действительно,  у  поляков  были  основания  считать  свои  позиции  неприступными,  а  положение  группировки  Корка  безнадежным.  Тем  более,  они  помнили,  как  неделю  назад  шестьдесят   тысяч  красноармейцев  из  армий  Соллогуба  и  Лазаревича  сдались  в  более  благополучной  ситуации.
Поляки  и  не  рассчитывали,  что  армии  Корка  пойдут  на  приступ  их  позиций  -  для  них  это  было  бы  самоубийство.  Поэтому  они  спокойно  ждали,  когда  русские  созреют,  чтобы  последовать  примеру  своих  собратьев  под  Варшавой.
Учитывая  неприступность  своих  позиций  и  безнадежное  положение  русских,  поляки  устроили  себе  курортную  жизнь.  Установили  восьмичасовое  дежурство  в  траншеях  по  пять  тысяч  человек,  при  численности  армии  тридцать  тысяч,  спали  не  в  траншеях,  не  на  земле,  а  в  палатках,  на  дощатых  настилах. 
Имея  неограниченное  свободное  время,  пьянствовали,  волочились  за  барышнями  с  кухни  и  из  лазарета,  совершали  набеги  на  близлежащие  хутора  и  села,  грабили  польское  и  белорусское  население,  при  этом  белорусов  жестоко  убивали,  их  дома  сжигали,  а  женщин  насиловали.
Жертвой  такого  набега  стал  проводник  -  белорус,  проведший  дивизию  в  тыл  полякам.
Когда  первый  и  второй  полки  вышли  на  фланги  польских  траншей,  они  увидели,  что  дежурная  смена  спит,  оставив  несколько  часовых.  Это  облегчило  задачу  красноармейцев,  которые  заняли  траншеи  практически  без  сопротивления.  Большинство  поляков  умерли  легко,  во  сне,  не  успев  проснуться.  Атакующие  русские  полки  за  полчаса  пробежали  навстречу  друг  другу  шестикилометровые  траншеи,  поливая  пространство  перед  собой  свинцом  из  ручных  пулеметов  и  забрасывая  ручными  гранатами.
Атакующие  еще  не  успели  освободить  траншеи,  как  раздались  разрывы  снарядов  в  палаточном   городке,  это  третий  полк  отбил  пушки,  и  артиллеристы  начали  обстрел  просыпающихся  поляков.  Если  существует  ад,  то  ночной  обстрел  палаточного  городка,  идеальное  его  отражение.
В  красно-синем  свете  догорающих  стогов  сена,  под  грохот  разрывов,  под  пушечную  канонаду  тут  и  там  взлетали  на  воздух  комья  земли  с  обрывками  палаток,  доски,  части  человеческих  тел.  Ища  спасения,  обезумевшие  люди  метались  по  полю,  взлетая  на  воздух  и  погибая  в  очередном  разрыве  снаряда.  Кто-то  попытался  спастись  от  разрывов  снарядов  в  траншеях,  но  оттуда  раздалось  тявкание  десятков  пулеметов,  и  свинцовый  ливень  добивал  оставшихся  в  живых.  Кто  пытался  спастись  в  противоположной  стороне,  попал  под  пулеметы  окопавшегося  в  засаде  четвертого  полка.
К  рассвету  все  было  кончено.  Тридцатитысячная  польская  армия  перестала  существовать.  Потери  дивизии  -  четыреста  человек  убитыми,  шестьсот  человек  раненых.
Андрей  Михайлович  приказал  оказать  помощь  раненым  полякам  и  оставить  их  на  месте,  через  день – два  здесь  должны  быть  польские  армии.
Неожиданно  легкая  победа,  над  вчетверо  превосходящего  их  противником,  была  сюрпризом  даже  для  Андрея  Михайловича,  и  он  расценил  ее   как  Божье  благословение.  Значит,  прав  он  был,  когда  настаивал  на  походе  через  болота.
Эта  победа  решила  все  проблемы  дивизии.  Они  получили  боеприпасы  и  продовольствие,  повозки  для  перевозки  раненых  и  трофеев,  орудия  на  конной  тяге,  около  сотни  пулеметов,  и  появилась  возможность  увеличить  скорость  движения  дивизии,  посадив  дивизию  на  лошадей.
Несмотря  на  блестящую  победу,  Рябинин  решил  избегать  контакта  с  противником,  и  не  потому,  что  боялся  материальных  потерь  или,  не  дай  бог,  поражения.  Он  боялся  растерять  очки,  то  психологическое  преимущество,  которое  дивизия  получила  в  результате  победы.  Именно  это  мешало  польским  частям  заняться  активным  окружением  дивизии.  Именно  молва  о  непобедимой  Красной  армии  должна  была  привлечь  в  ряды  дивизии  тысячи  обиженных   поляками  белорусских  крестьян.
Чтобы  как  можно  дольше  поляки  не  знали  маршрута  его  движения,  он  решил  не  заходить  в  города.                Разбить  стоящие  в  белорусских  городках  польские  гарнизоны,  для  хорошо  вооруженной,  опытной  дивизии   не   представляло  труда,  но  при  этом  всем  сразу
становилось  известно,  где  находится  дивизия.
Поэтому,  он  решил  обогнуть  Белосток  с  севера,  и  пройти  лесами  между  Белостоком  и  Гродно  на  Новогрудок,  обогнуть  его  с  юга  и  обойдя  с  севера  Минск,  выйти  к  Березине  южнее  Борисова.
Молва  о  идущей  белорусскими  лесами  непобедимой  Красной  армии,  в  пух  и  прах  разбившей  хорошо  вооруженную  тридцатитысячную  польскую  конницу,  шла  впереди  дивизии.  В  селах,  где  останавливалась  дивизия,  жители   выносили  съестные  припасы,  чтобы  поблагодарить  красных  героев,  побивших  ненавистных  «ляхов».
Десятками  и  сотнями  записывались  добровольцы  в  ряды  дивизии  и,  когда  дивизия  подошла  к  Березине,  в  ее  рядах  насчитывалось  уже  пятнадцать  тысяч  человек.
Чтобы  не  привлечь  внимания  поляков  к  переправе,  комдив-8  приказал  встать  на  ночлег  в  лесном  массиве,  километрах  в  пяти – шести  от  берега  и  послал  конную  разведку  для  поиска  оптимального  места  переправы.  Послал  он  небольшой  отряд  и  на  тот  берег,  чтобы  убедиться,  что  красные  по-прежнему  держат  фронт  на  Березине  и  предупредить  их  о  выходе  дивизии,  чтобы  свои  ненароком  не  обстреляли.
Сделав  все  необходимые  распоряжения,  Андрей  Михайлович  почувствовал  дикую  усталость  -  сказалось  напряжение  последней  недели,  и  вот  сейчас,  когда  дело  практически  сделано,  организм  запросил  отдыха.
Он  лег  на  спину,  на  свежую  копну   любовно  накошенной  для  него  травы,  положил  руки  под  голову,  и  стал  смотреть  в  звездное  небо.
Он  думал,  что  зря  Корк  перестраховался  и  не  принял  его  предложение.
Если  его  семитысячная  дивизия,  проходя  лесами,  пополнилась  до  пятнадцати  тысяч  человек,  то  пятидесятитысячная  группировка,  проходя  широким  фронтом,  и,  занимая  города  и  поселки,  увеличилась  бы,  как  минимум,  до  ста  тысяч. 
Совместно  с  Тухачевским,  можно  было  бы  взять  в  кольцо  и  уничтожить  все  польские  армии  на  территории  Белоруссии.  Это  был  бы  неплохой  реванш  за  Варшаву.
И  зря,  наверное,  он  на  совещании  у  Корка,   как   сказал  Шуваев,  рубанул  с  плеча  про  кремлевских  предателей.  Добрый  старик  попытался  его  спасти,  свести  все  к  шутке,  якобинцем    назвал.  А  Корк  тут  же  трибуналом  грозить…
Да…  Ему  еще  повезло.  В  этой  ситуации  им  было  не  до  него,  а  была  бы  другая  ситуация,  да  был  бы  кто-нибудь  из  приближенных  вождя,  не  смотрел  бы  он  сейчас  на  звездное  небо.  Впрочем,  для  него  еще  ничего  не  кончилось.
Саша,  тот  сразу  разглядел  непорядочность  новой  власти,  ее   плебейскую  сущность.  А  он,  как  и  тысячи  его  однополчан,  оторванных  на  фронте  от  реальной  жизни,  поверил  красивым  лозунгам.  Жизнь   же   показала,  что  все  большевистские  схемы  рассчитаны  на  абстрактного  человека,  и,  если   реальный человек  не  встраивался  в  эту  схему – он  подлежал  уничтожению.  Сколько  было  расстреляно  крестьян,  не  пожелавших   коммунистического   счастья ,  сколько  было  расстреляно  патриотов  России  из  имущих  классов.   А  вокруг  ложь  и  красивые  слова.
Как  надоело  думать  одно,  а  говорить  и  делать  другое.
Надо  было  ехать  с  Сашей.  Смотришь,  если  бы  он,  со  своим  опытом,  был  рядом,  Саша  может  и  жив  остался.
И  какой  из  Саши,  к  черту,  офицер.  Если  Колчак  дал  ему  офицерское  звание,  это  еще  ничего  не  значит.  Офицеров  годами  делают.
Его  разбудил  вестовой:
          -   Товарищ  комдив.  Пять  утра.  Вернулась  разведка.
          -   Зови  сюда  командира  разведроты,    командиров  полков  и  офицеров  штаба.
Начальник  разведки  доложил,  что  линия  фронта  проходит  по  реке  Березина.  Сплошной  линии  фронта  нет.  Ближайшая  польская  часть  стоит  в  десяти  километрах  выше  по  течению,  там  же  стоит  и  полк  Красной  армии,  только  на  другой  стороне  Березины.  Хорошее  место  для  переправы  в  двух  километрах  ниже  по  течению. 
Комдив-8  несколько  минут  молча  разглядывал  карту,  потом  коротко  сформулировал  задачи  подразделениям.
Через  полчаса  дивизия  выступила  к  месту  переправы.
Пока  плотники  валили  стоящие  по  берегу  сосны,  пилили  и  сучковали  бревна,  связывали  плоты,  комдив  отправил  один  полк  вплавь  с  лошадьми  на  тот  берег,  занять  оборону  и  подготовиться  к  приему  артиллерии,  остальные  заняли  круговую  оборону  в  радиусе  пятисот  метров  от  переправы.
Предосторожность  оказалась  не  лишней.
Едва  успели  перевезти  орудия  и  начали  погрузку  на  плоты  раненых  и  повозок  со  скарбом  дивизии,  как  на  опушке  появились  польские  разъезды.  Но  пулеметные  очереди  и  пара  орудийных  выстрелов  с  другой  стороны  Березины,  рассеяли  поляков  и  остудили  их  желание  атаковать  дивизию  на  переправе.
Рябинин  переправился  на  одном  из  последних  плотов.  Он  был  доволен,  переправа  прошла  без  потерь,  как  на  учениях.
Теперь,  когда  задача  вывода  дивизии   из  окружения   была  решена,  Андрей  Михайлович  задумался  о  своей  судьбе.  Как  пройдет  встреча  с  Тухачевским,  которого  он  обвинил  в  предательстве,  как  отреагировала  Москва  на  его  отказ  сдавать  дивизию  немцам?  Он  понимал,  что  его  главный  козырь – победный  рейд  дивизии  по  лесам  и  болотам,  для  Тухачевского  вовсе  не  козырь,  скорей  наоборот.  Командующий  фронтом  со  своими  бонапартистскими  замашками  не  любил  конкуренции.
В  то  же  время,  Рябинин  знал,  что  в  дивизии  его  ценят  и  любят,  и  бойцы  не  дадут  его  снять  с  должности,  тем  более  арестовать.  А  это  значит  мятеж?     Да,  для  командующего  фронтом    он  серьезная  проблема.  Как-то  Тухачевский  собирается  ее  решать?
Андрей  Михайлович  передал  команду  «на  построение»  и  берегом  пошел  к  строящейся  дивизии.  В  этот  момент  он  почувствовал  сильный  удар  между  лопаток  и,  почти  одновременно,  услышал  звук  винтовочного  выстрела  из  прибрежных  кустов.
Когда  к  нему  подбежали,  он  уже  хрипел.  Командир  первого  полка,  Константин  Урджумцев,  служивший  поручиком  в  полку  Рябинина  еще  в  первую  мировую,  приподнял  голову  комдива:
          -   Андрей  Михайлович,  голубчик,  не  сдавайся,  не  уходи,  ты  же  ведь  заговоренный.  Мы  тебя  сейчас  в  медсанбате  обработаем  и  в  госпиталь  отправим.
Будешь  как  новенький.
Увидев,  что  комдив  хочет  что-то  сказать,  Урджумцев  наклонился  к  нему.
          -   Он  решил  проблему  радикально,  -  это  были  последние  слова  мятежного  комдива.
Бойцы  дивизии  обыскали  прибрежные  заросли  и  уже  никого  не  нашли.  Решили,  что  в  него  стрелял  польский  снайпер  с  другого  берега.
Похоронили  комдива – 8  на  кладбище,  находящегося   рядом  поселка  Дорогочин.  Отдали  все  положенные  его  должности  почести  и  поставили  на  могиле   дощатую пирамиду  с  красной  звездой.   Урджумцев  краской  написал  на  пирамиде:
          -   Здесь  лежит  убитый  вражеской  пулей   Герой  гражданской  войны,
                романтик  революции,  полковник  Андрей  Михайлович  Рябинин.
                1879   -   1920.


                июнь  2016 года.