Бездна. Глава 11-9. Бабочка, которой снится

     С такими мечтами я не спал до половины ночи. Разумеется, утром проснулся поздно. Немного полежал, наслаждаясь хрустом сухой травы и воспоминаниями ночных видений, — и дальше спать. Это был даже не сон, а блаженная дрёма, где в зыбких грёзах исполняются тайные вожделения.

     Только видел себя не в объятиях Оленьки и Светланки, а прекрасной Антуа… язык не поворачивается выговорить дурацкое имя, но теперь она была бесплотна, безымянна и восхитительна! Если выбирать между Чжуан Цзы и бабочкой, то я — непременнейше бабочка! Которой снилось… Н-да, снился какой-то универ, некая женщина, которая называла себя моей матерью, сельхозработы и прочие неизбежные для человека повинности… Но я проснулся и взмыл над цветами, над самыми высокими деревьями.

     Я порхал, и взмыл бы выше небес с милой безымянной девочкой, если б не вернулся к действительности, более прекрасной, чем все на свете взятые сны! Это явь! Девочка вправду нежно будила меня. Не просто будила — она низко склонялась надо мною, лаская мои плечи, грудь. Невесомая и опаляющая, она целовала мои губы и заросшие щетиной щёки. И обжигала жарким дыханием, глядя в глаза с расстояния в один сантиметр.

     Я крепко обнял девочку и впервые за свою двадцатилетнюю жизнь коснулся губами пылких девчоночьих губ. Она ответила таким же волнительным поцелуем. Постепенно, как-то незаметно девочка оказалась сначала рядом со мною на мягкой травяной подстилке. Через миг я уже склонялся над милым личиком, прижимая рукой к земле её хрупкое плечо.

     Первое безумие прошло. Я начал трезветь: не может, не должно быть так радужно в моей жизни. Лишь во сне бывает хорошо, в яви — только плохо! Непременно здесь подвох.

     Я отгонял непрошенные мысли, пытался отдаться минутному порыву и вновь впитывал драгоценный аромат с нежных щёчек девочки.

     Это не сон! Где-то над моей спиной непременно притаился враг! Через миг я паду с опалёнными крыльями с жарких небес…

     — Где капитан? — не выдержал я.

     — Какой капитан? — девочка казалась внезапно выброшенной на землю рыбкой.

     — Не притворяйся, — мне было жаль возвращать её на грешную землю, но оставаться в безвестности ой как не хотелось.

     — А, этот… не хочется даже вспоминать этого мужлана. Наверное, постигает науку выживания на далёком необитаемом острове.

     — Но я видел! Вчера утром!

     — Да? — девочка всем видом выразила недоумение. — Тебе, наверное, приснилось.

     — Приснилось?..

     Ну да, я же спал. Но как я очутился среди зарослей на вершине острова? И как она меня нашла?

     — Откуда ты узнала, что я здесь?

     — Я искала тебя всё утро! Даже поднялась сюда, на вершину. Думаешь, ты не оставил следов в густой траве? Будто медведь прошёл. А когда увидела это, — девочка указала на белую футболку, которую я вчера вечером повесил на ветку и там оставил, — то сразу тебя нашла.

     — Значит, это был сон? — как бы для себя промолвил я.

     — А сон был про меня? — девочка так очаровательно улыбалась, что все подозрения иссякли.

     — Несомненно! Ведь я тебя люблю!

     Теперь я не сдерживал себя. Блудливые руки пошли в разгул. Я медленно, но неуклонно проникал руками под платье девочки. И целовал, целовал, целовал. Губы, шею, плечики, маленькие бледные сосочки…

     После всех испытаний я не вспомнил, что хотел воспитывать её в чистоте, что готов был посвятить жизнь бескорыстному служению девочке.

     Я всё больше распалялся, я не замечал, сколько времени прошло, вообще всё забыл, кроме одуряющего аромата волос и нежности драгоценных изгибов тела девочки. Руки сами начали путешествие по нежной спинке, талии, вдруг осмелели и проникли под резинку, олицетворяющую некую запретную линию, которую можно переходить в единственном случае, когда…

     …мощный удар по голове опрокинул меня навзничь.

     — Заглотил живца?! — совершенно нежданно услышал я возле самого уха. — Теперь я лично убедился, что украл девчонку ты!

     Руки мгновенно оказались во власти всесильного каната. Узел был связан намертво, кисти сразу занемели.

     Попался! Попался! Попался! Так глупо!

     Из-за абсурдности происходящего я силился убедить себя, что это — дурной сон. Но долго тешиться иллюзией не пришлось: руки слишком явственно кричали о близкой смерти.

     — У меня же гангрена будет, — я пытался жалобным тоном хоть чуточку исправить положение.

     — Мёртвому какая разница? Смерть — это гангрена тела и души, — капитан громко засмеялся над своей шуткой. — Какие-то руки — мелочь в сравнении с великим потопом!

     Я перестал трепыхаться и затих. Чтобы придумать способ убедить капитана в безнравственности смертоубийства. Тюрьмой напугать? Где она и кто докажет преступление? Муки совести? Есть ли она у совратителя малолетних? Адские муки? Я в них не верю, он — тем паче.

     — Я убью тебя, — с милой улыбкой говорил капитан. — Я специально подослал девчонку, чтобы был безупречный повод от тебя избавиться. Чтоб с большим удовольствием тебя убивать. Это как ты меня назвал, когда угонял мою лодку с веслами?

     Девчонка высокомерно на меня посмотрела и показала язык.

     Последний шанс: улучить момент, когда изверг на секунду отвлечётся и… Говорят, обречённые показывают чудеса силы и изворотливости. Может, смогу… Последний шанс!

     — Представляешь, что я испытал, когда проснулся в пустой лодке без вёсел и без моей любовницы, представь, что… — капитан на секунду повернулся к девчонке.

     Вот — момент! Мёртвыми руками я оттолкнулся от земли и сам не знаю как оказался на ногах. Я бежал, перепрыгивая через камни и кусты, катился, не чувствуя боли, по щебнистому склону. Дикий рык капитана заставил меня припустить ещё быстрее.

     Капитан заметно отставал. Что буду делать дальше — неважно! Сейчас цель одна — убежать от смерти!

     Я драл к лесу в надежде схорониться. Увидел особо густые заросли, там спрячусь до поры, переведу дыхание, найду дрын, смогу держать оборону. Только бы добежать до леса!

     Но никакая сила, никакая ловкость не могут противостоять одной напасти: случайной веточке, схватившейся за ногу. Я упал, уткнувшись подбородком в острый камень и выбив из сустава правую руку. Боли я не чувствовал, зато ощутил вес капитана. Он шумно дышал и пытался меня перевернуть вверх лицом.

     — Вставай! — он, как баба, схватил меня за волосы и, шумно дыша, стал трясти. — Рядом обрыв, сейчас ты полетишь вниз, на камни! Вставай!

     Почему-то я решил, что не посмеет меня убить, если буду лежать так, уткнувшись носом в землю.

     — Ну и лежи. Ты и так сдохнешь, — он поволок меня к обрыву, царапая о камни и ветки. Но в одном месте капитан не мог переволочь моё тело через корягу. — Вставай же!

     Если встану — смерть! Я скрючился и вжался в землю.

     — Вставай, кому говорю!