злато-серебро

               
 
- Вот они! Богатеи! Эти попы-священники! – произнёс тихо, со злобной завистью, зек другому зеку, когда мимо строя прошёл иерей, закончивший службу в зоновской часовенке.
- Сто пудов! У него там под рясой, сплошная «фирма». – Подхватил другой зек. – И «тачки» у них, сплошные «джипяры», которые стоят по три и больше «ляма»… Денег куча! – развивал свою мысль он, откровенно завидуя.
- Хрен ли не шиковать и в золоте не ходить! Квартиру освятил – бабло! Машину освятил – бабло!  Окрестили – денежки опять в кармашек упали! Хороший бизнес, эта вера! Короче денежки лопатой скребут! Дома этих попов златом и серебром полны! – с чувством невыносимой зависти и злобы на всё окружающее, подхватил третий, стоящий в этом строю.
      Они провожали уходящего священника сверлящее-бурлящими взглядами. Представляя перед собою не «батюшку», а кусок драгоценности, тяжело перевалившего ногами, от свалившегося на него халявного богатства. Ряса отца Николая, априори сказанному и надуманному зеками, шелестела участливым благодеянием к судьбам других, какой-то неземной радостью! Когда он тихонечко проходил мимо них, построившихся на вечернюю проверку. Он шёл, приветственно кивая головой мимо них, на выход. Дружелюбно улыбался. Он от всего сердца желал им только добра! И ещё скорейшего возвращения к близким и родным людям. В общем домой. Молясь за них и не желая им возвращаться в эти невесёлые стены наказания за преступления. И уж конечно, никак не мог предположить сейчас, что на самом деле думалось и творилось от этих самых дум, в бритых головах провожающих его взглядом зеков. В головах заполненных завистью, жадностью и злобой.
       Осенний ветерок, издеваясь над здешними уборщиками из числа осужденных, растаскивал опавшие пожелтевшие листья из собранных куч. Поднимал их в небо, пугая присевших на плац полакомиться семечками из карманов роб, воробьёв. Священник шел к выходу, глубоко и радостно вдыхая осеннюю позолоту теплого бабьего лета. Какое-то облегчение снизошло в этот раз на всех присутствующих в часовне. Да, так бывает! То облегчение, а то и печаль от осознания содеянных грехов после проповеди. И отец Николай всегда это чувствовал. Впитывая в себя грехи раскаявшихся зеков, он всегда чувствовал итог. Иногда это был, ну как об стенку горох! И не чувствовалось осознания христианского смысла жизни у этого контингента в робе. А бывает ну такое благо от общей молитвы! Такая радость! Такое понимание! Вот как сейчас.
- Хорошо! – мурлыкал себе под нос батюшка. И уголки его глаз вырисовывали немногочисленные морщинки радости.
- Поп, блин! На джипе, небось, сейчас покатит?! – думал упомянутый нами ранее, не на шутку раздосадованный зек. Который, поднял тему богатства у попов, среди строя.
- О, пошёл дальше с «лохов» деньги стругать! Хорошо, что хоть я не «лошара»! – поддержал атмосферу завистливых проводов священника из зоны, вслед, второй из завистников. 
- Слава, Богу за всё! – продолжал радоваться батюшка, открывая дверку старой гнилой «шестёрки», доставшейся ему от отца.
- Золото, наверное, во всех ящиках и полках! – завистливо думал зечара.
- Господи, за квартиру так и не заплатил! – сокрушался батюшка, поправляя полы рясы и с мольбой поглядывая на лампочку бензина, как, бы умоляя её не моргать хотя бы до вечера.
                1
      Из ржавых дыр корпуса его машины, сифонил ветер-провокатор. Напоминая, что его кормилица вот-вот встанет. Она на какой-то только божьей силе, ещё и держалась в рабочем состоянии у батюшки.
- Ну, потерпи, кормилица! Бог даст, «подлечим» тебя! Будешь, как новенькая бегать. Ещё и на море скатаемся! – причитал ласково-умоляюще отец Николай. Ему лишь бы немножко её подремонтировать, а уж обменять на новую, не смел и мечтать! Какой там новую?! Да и предать свою «ласточку» не могу! Столько с ней связано! Да и память об отце! – заключил, в конце концов, священник.
- Хоромы там, по-любому царские! На несколько этажей! – фантазировал озлобленный и весь в зависти молодец в чёрной робе.                – Баба то его, наверное, как сыр в масле катается! Ничего не делает дома, только жирует! – домысливал рядом стоящий.
- Сапоги у матушки хоть подремонтировать. – Решил батюшка, с любовью вспомнив о жене. – Бедненькая! Четвёртый год в рваненьких ходит! Господи, помоги нам! – молился, не ропща, священник. – Да и девчонки уж барышни! Хочется порадовать. – Продолжал отец Николай, помня о двух приёмных дочерях-инвалидах, которые были прикованы к коляскам.
      Хорошенькие такие! С красивыми голубыми глазками! Матушка сразу их заметила. Они сразу запали ей в душу. Сидят, как помнит до сих пор отец Николай, в своих инвалидных колясочках в сторонке от остальных детей. Все дети с радостью всегда встречали священника с женой, когда тот приходил к ним в гости в детский дом.
 - Конечно же, ни кому не нужны, такие инвалиды как мы! – думали крохи, тихонечко сидя в сторонке на креслах, от основной массы детей.                Девчушечки даже и не надеялись на счастье! Но они все, же приоделись к приходу дорогих и долгожданных гостей, шелестя такими же, как их глазки голубыми-приголубыми бантиками. Конфетки, принесённые им четой священника, были как всегда приятно вкусны!
      И вот они уже девятый год живут, как полноправные дочери в семье священника. И позади уже все грустные воспоминания о детском доме, о неудобствах и о проблемах, связанных с их инвалидностью! Только тепло и доброта рук жены батюшки. Теперь только слышится их смех и радость! Только гостеприимство сводных братьев и сестёр – детей священника! Девочки любили вечера в доме, когда тихо льётся электрический свет в скромной квартирке священника. Когда они вместе с матушкой рукодельничают под тихую и почти беззвучную песнь семейного счастья. В этой тихой, хранимой Богом, заводи спокойствия, девочки вовсе не чувствовали себя ущербными. Наоборот: какие-то постоянно планы, какие-то постоянно мечты присутствовали в хорошеньких головушках девочек. О каких раньше, они даже бы и не мечтали, не надеялись бы на эти мечтания! Появилась необъяснимая тяга жить и надеяться. Ну и, слава Богу!
      Движок старенькой «шестёрки» нет-нет, да и кашлял сизым дымом, диагностируя хозяину о больных кольцах и сальниках движка машинёшки.
- Ну, ничего, « подлечим», с Божьей помощью! – успокаивал машину священник, щурясь от солнечного света, отец Николай.
     Он прекрасно осознавал, что глупо и грешно даже, привязываться к неодушевлённым вещам. Но, как и всё человеческое ему было не чуждо, и создавало во многих случаях искушение. «Подлечим» - говорил он ей, своей старушке машинёшке и ничего с этим не мог поделать пока.
 
 
                2
-