Ерёма

   ЕРЁМА.
Сизый дым от тлеющей сигареты, зажатой между тощими и костлявыми костяшками пальцев, как-то очень мягко и даже изящно, юркой ящеркой, полз по кисти руки. А потом и по манжету чёрной робы зека. И так же изящно поднимался вверх, к открытой фрамуге окошка штрафного изолятора. Находясь у самого потолка трёхметровой высоты камеры, оно казалось каким-то подобием окошка. И скорее напоминало щель для проникновения дневного света. И ещё это «подобие» было спрятано за двойными решётками из толстенннейших арматурищ, заросших многолетней паутиной с коричневой от никотина окраской. Мне показалось, что даже дыму было нестерпимо и невыносимо страшно находиться в заключении этих четырёх серо-прокуренных стенищ. Сизый дымок хоть и старался быть похожим сам на себя, на эдакого распространителя никотинового яда, превращаясь то в змейку, то в кудряшки барашка, а то и в ровные кольца жонглёра-циркача, но, по-моему, был явно напуган ужасающей и совершенно не пригодной для жизни, атмосферой этих стен. Он как маленький ягнёнок, убегающий от волков, скорейшим образом улетучивался прочь через «отверстие-окно» под потолком, которое здесь в ШИЗО, считалось и окном и вентиляцией.
      Стены здесь хоть и покрашены масляно-свежей краской, но были все, же поражены каким-то невидимым налётом. Нестерпимо гудящим в ушах, как провода высокого напряжения. Стены явно гудели от переполнявшего их негатива, зла и греха, и в то же время от слёз, боли и обиды. Вот такой был нарост на стенах ШИЗО. Наверное, попавший бы, вдруг сюда экстрасенс, незамедлительно бы упал в обморок от потока негативной информации, исходящей от каждого предмета этой камеры.
       Ужасающе-угрожающая аббревиатура: ШИЗО, БУР, СУС, для несведущего в жизни зоны человека. Весьма непонятные! Но, весьма понятные всем заключённым-осужденным. БУР – это барак усиленного режима, СУС – строгие условия содержания. Так сказать зона для «особо одарённых» в зоне. «Тюрьма в тюрьме», как иногда шутили сами зеки. Ещё они говорят, вернее, парируют с поддельной и не естественной бравадой, харахорятся, так сказать, что мол «зека решили менты в тюрьме, тюрьмой испугать! Ха!» - смешком, достаточно не естественным, достаточно наигранным, ободряя сея. Да не смешно им, поверьте! Даже страшно! Потому, что не смешно вобщем-то, сидеть в клетке и собирать там все, какие только есть болезни, без свежего воздуха. Туберкулёз особенно очень «любит» обитателей этих камер, из которых любой здравомыслящий человек, пытается поскорее вырваться на волю-волюшку. Жадно глотнуть кусок свежего воздуха.
      Начинается всё с ШИЗО! Это тот самый штрафной изолятор, о котором я оговорился уже выше. «Крыша», «чулан», «коробочка»- так его ещё зовут в зоне сами зеки. Очень легко попасть в него. Особенно конечно, нарушителю дисциплины. Обычно за дело, и вот «пятнашка» (пятнадцать суток помещения для изоляции от общей массы, осужденных, в камеру ШИЗО) твоя, а иногда две и три «пятнашки» сразу! По закону достаточно три раза за полгода попасть в ШИЗО, и ты уже «злостник» - злостный нарушитель дисциплины, которого ждёт продолжение наказания: БУР, СУС. Подъём в ШИЗО в пять часов утра, «шконки» на которых спишь, пристёгиваются дежурным к стене, и весь день ходишь или сидишь в тесной, четыре на два метра, камере. Да ещё и не один, а с тремя соседями. Такая камера на четверых рассчитана. До того тесно и надоедают они друг другу, что убить готовы, от злости, непонятно откуда исходящей. Готовы в горло зубами вцепиться и рвать на куски соседа. Вот поэтому, ходят сутками, молча, зубами скрепят, желваки на лице, ходуном ходят. И ещё вечный холод, даже в жару! Все четверо ходят, толкаются, дымят сигаретами. Одну за одной! Одну за одной! Лечь нельзя – нарушение. Могут добавить ещё несколько суток. Да и лечь на бетон – значит «железобетонно» заработать
                1
 пневмонию и «тубик» (туберкулёз лёгких). Ложатся, конечно, нарушают, получают дополнительные сутки. Ведь в глазок железной двери, невыносимо брякающей цепями, замками и затворами, постоянно надзирая, наблюдает дежурный. Да наплевать, когда сидишь месяцами и годами! Сами дежурные надзиратели уже махают на тебя рукой: «Подыхай зек!» и подыхают пачками! Вот, правда, книг там, очень много. Многие читают. И смолят и дымят сигаретами! Какое может там, быть здоровье?! Да и ещё каждый день, дежурная смена «подмолаживает» - воспитывает электрошокерами и дубинками на растяжках. Это когда стоишь у стены, руки вверх, ладонями навыворот, ноги растягивают, аж в паху, будто всё рвётся! И так стоишь на растяжке. А в это время по почкам «воспитывают», по спине «воспитывают», по голове. И нельзя упасть, совсем забьют ногами. Стоишь, терпишь. Пот градом, руки и ноги непроизвольно трясутся и слабеют. Стекаешь по стенке, как кисель: медленно-медленно. Везёт тому, кто сознание потеряет, так как уже не будет чувствовать боли от ударов спецботинок на полу! «Воспитывают»! «Воспитывают»! И «воспитывают»! Изо дня в день! От шокера по полгода тело не чувствует прикосновения. И всё равно «воспитывают»! И опять дым сигарет – так вроде бы полегче и меньше болит тело.
       Отбой в девять вечера. Отстёгиваются шконки, берёшь матрац с подушкой и сразу падаешь. Ноги за день хождения гудят! Но, не до мелочей, потому что уже спишь, только коснувшись подушки! С болью в теле завтра разберусь, лишь бы поспать. Потому что не успел вроде бы лечь, а уже подъём. И так день за днём, «пятнашка» за «пятнашкой», месяц за месяцем. Боже! Куда-то в бетон уходит вся сила! Куда-то в бетон уходит вся жизнь! Ради чего?! Ради того, чтобы выпить кружку браги и облеваться?! Ради того, чтобы уколоться по кругу одним шприцом и поймать ВИЧ?! Воистину, жизнь спустить в унитаз ШИЗО!
        Клацанье железной «кормушки» (меленькой дверцы в двери, для подачи в камеру тарелок с пищей) вносит некоторое разнообразие в жизнь штрафника. Забрякала и откинулась «кормушка» - завтрак, опять открыта «кормушка» и в неё тарелки с обедом, а с ужином в «кормушке» заканчивается день, который в ШИЗО похож на все остальные однообразные дни. Значит, скоро отбой и спать. Хорошо! Конечно, не совсем верно, что дни похожие. С каждым днём здоровья всё меньше и меньше. Память, хранящая светлые деньки о свободе, всё мягче. Всё стирается в ней со временем. Как будто, ты всю жизнь здесь жил. И не было в этой жизни ни детства, где тебя любили и холили мать с отцом. Растили тебя и радовались: какой у них умный и симпатичный мальчик. Мечтали за тебя! Что вот вырастит и станет хорошим человеком. Будут уважать на работе. А родители будут непременно гордиться тобой: «Это наша опора и защита в старости!» Гордиться?!
       И опять дым всё уходит в эти страшные бетонные стены! Мысли, стоны от боли и обиды! Кашель от табака! Немощь от температуры! Здоровье! Жизнь! А стены всё впитывают это, обрастают наростом из человеческих поломанных судеб. Вот такие сюрпризы для « гостей-гостенёчков» этих стен.
       Я сидел напротив своего собеседника, который мне всё это рассказывал и был непосредственным участником этих зоновских перипетий, открыв рот от изумления. Волосы, как говориться, у меня дыбом вставали. И очень бы я не хотел, быть испытателем этой «линейки развлечений» в зоне. Я смотрел на него и никак не мог его представить в облике нарушителя, о которых он сейчас повествовал мне. Он вообще был не похож на типичного зека. Ни одной наколки. Красивое мужское лицо с седой небритостью, очень ему идущей. Он очень походил на брутального типа из рекламы сигарет «Мальборо». Только излишняя худоба и сутулость выдавала в нём зека. «Ерёма», так его звали в зоне,
                2 
 по фамилии Еремеев, посмеиваясь и покуривая, продолжал повествовать дальше о своём злоключении, заметив мой неподдельный интерес. Интерес с моей стороны действительно был. Интерес и удивление. Как человеческая слабость, может так далеко, забросить вроде бы нормального человека, в самую клоаку?! Воистину, слушая его, хотелось цитировать вслух ему заповеди Господни: «Не возжелай жены ближнего! Не прелюбодействуй!» За эти запреты, вот, пожалуйста, и наказание! Кара небесная! А «Ерёма» улыбался своими жёлтыми от никотина зубами и не хотел осознавать своего грехопадения. Нет, не грехопадения, а грехогрохания с большой высоты! После которого, любой человек, а особенно мужчина после сорока, уж наверное осознаёт всё и ни при каких обстоятельствах не совершает таких ошибок. «Ошибки» конечно, это мягко сказано! Настоящий грех, приведший к серьёзным жизненным последствиям, явно не завидным. Я невольно вспомнил, что в переводе с греческого «грех», означает «промах». Ни фига себе, промах! Так и « ласты», как выражаются зеки, можно склеить, имея в виду смерть. Да и ещё с таким слабым здоровьем «Ерёмы».
       Родом он был из деревни, и когда ему было тридцать, его деревушку «посетил» смерч. Крыши домов сносило и уносило в чёрные небеса, как в фильме-катастрофе. Такая жуть творилась, по словам этого мужчины. Всё смешалось! Кусок шифера со сверхзвуковой скоростью, снёс Ерёме половину черепушки, который в своём дворе пытался укрыть остатки сена. Вот это жесть! Он только сказал, а у меня, от представленной картины кровь в жилах захолодела! Не дай бог ни кому, такого испытать! «Бедолага!» - произнёс я в сердцах, жалея «Ерёму». – « В натуре, ты, «Ерёма» бедолага!» - повторил я ещё раз, от всего сердца жалея этого человека. Ну, надо же быть именно в том месте, в тот момент, когда туда прилетит шифер. Расколет тебе черепушку и перевернёт всю жизнь, к верху тормашками. «Бедолага!» - продолжал сокрушаться я.
- После я полгода пролежал в реанимации, полнейшим «овощем». – Улыбаясь, удивлял меня мой собеседник. – Если бы не мать с братом, сто пудов бы не выжил! – задумчиво произнёс «Ерёма». – Спасибо матери и брату!
       Он, как то вскользь доложил мне о том, как заново учился говорить и ходить. И долго с подробностями, скрипучим голосом говорил о постоянных спутниках его жизни – адских головных болях. Которым не страшны ни какие болеутоляющие средства. Ни таблетки, ни уколы! Я не знаю, за что ему тогда это досталось, по башке! Он об этом не говорил и жизнь свою раннюю он не открывал передо мной. Но мне его было действительно жалковато. Он располагал к себе. Не вредный, мастер на все руки! Любой ремонт, любое дело: будь то авторемонт на промзоне колонии, будь то демонтаж оконной рамы в секции барака, без «Ерёмы» не обходилось. Его всюду звали. Мужичок был явно с «золотыми» руками. И росли они именно из того места, откуда нужно!
         Первый срок, проведённый на «общем» режиме колонии, мне был не интересен. Да и «Ерёма» об этом не повествовал. Рассказал только, что освободившись, поехал со знакомыми пацанами к забору той же зоны, на «перекид». «Перекидом» называется перекидывание запретных вещей через забор с колючкой. Запретными являются наркотики, спирт, телефоны и даже зажигалки. Так вот «Ерёма», за рулём своей машины повёз перекидчиков наркотиков к забору зоны. У забора зоны их всех и приняли, то есть арестовали. Принимали работники полиции, сидевшие на тот момент в засаде. «Вот тебе везёт «Ерёма»! – опять иронично произнёс я, всё больше дивясь поворотам его непростой судьбы. В тот момент я не додумался и не скумекал, что поехал «Ерёма» не по простоте душевной, а из-за перспективы быть награждённым дозой наркотика со «щедрого стола» перекидчиков-сотоварищей. Уже тогда он плотно сидел на наркоте и был от неё зависим целиком и полностью.
                3
Ну, никогда бы не подумал, глядя на «Ерёму», что он и есть воплощение наркозависимого «типчика». Тем не менее, это было так! И мне его, было чисто по-человечески, очень жаль! Он говорил, что под действием наркоты, его отпускает, и он забывает головную боль. И я поймал себя на мысли, что и я, в его случае, пытаюсь его оправдать. Уж больно мне был симпатичен этот «Ерёма», с «золотыми руками». А ещё у него были профессиональные водительские права, которые в зоне ценятся на вес золота. Ну, не хватает там зеков-водил. А очень уж они нужны в хозяйственной обслуге!
      И получив «Ерёма» шесть лет строгого режима, за то, что подвёз наркоту к зоне, обрёл, как говорят зеки «скащуху»: сев на грузовой автомобиль зоны и соответственно выйдя в бесконвойную группу осужденных. Это действительно «скащуха»! Имея такой срок, сразу выйти за забор зоны, жить не в зоне и не в бараке, видеть родных каждый день! Об этом этапе жизни, «Ерёма» рассказывал с таким удовольствием, что я невольно позавидовал ему: «Вот повезло же!» шесть месяцев бесконвойки и вождения грузовика, пролетали скоростным локомотивом. Днём работа, при которой он водил грузовик по городу, следовательно, не был обременён печалью обыкновенного заключённого. А вечер и ночь – сплошные развлечения! Выпивка и блуд в квартирах знакомых дам, лёгкого поведения. Сам пьёт, да и ещё дежурных офицеров прихватывал. Те то, любители попить на халяву, да и попрелюбодействовать, пока жена не видит. Ведь жёны считают, что их благоверные на тяжёлой работе, сутки дежурят, рискуя жизнью, охраняют злых зеков. А, благоверные офицеры, по рассказам «Ерёмы», такое вытворяют по пьянке! «Служат Родине!» Рот от удивления сам открывается! Вроде смотришь на него в зоне, на работника администрации то, на того самого офицера то, и завидуешь его непроницательному взгляду и порядочности, а вспомнишь рассказы «Ерёмы» и невольно улыбочка на лице ехидная рождается. Да уж! «Офицеры!»
       В начале отбывания наказания в должности водилы, «Ерёме» «подлохматило» познакомиться с очень порядочной женщиной по имени Ольга, она приходила к нему вечерами на бесконвойную территорию зоны, всячески переживала и поддерживала его. Приносила покушать ему. Ну вобщем, опять сплошное везение для «Ерёмы», на момент отбывания наказания. Сам словно Господь, благоволил к нему! Давал от большой любви, своему заблудшему сыну, блага! Жалел его Бог, за увечья и перенесённые им невзгоды! Самое время осознать свой глупый и никчёмный путь! Поблагодарить за дары сегодняшние: за облегчённое условие несения наказания и милую любящую женщину, готовую ждать все шесть лет. А ждать то шесть лет и не надо было бы, так как  по половине срока, несомненно, бы, администрация колонии перевела «Ерёму» на колонию-поселение. Там ночевал бы «Ерёма» ночью дома, а днём бы ещё годик приходил работать на грузовике. И УДО! Условно-досрочное освобождение. Ну, а что?! Работник он прекрасный, машину содержит в порядке, всем работникам колонии никогда ни в чём не отказывал, во всём помогал и рукодельничал, с пользой для их домашнего хозяйства. Ведь «золотые руки» у «Ерёмы»! Нужный он был мужичок для здешних Ментов. Ведь, кроме как штаны просиживать и пить на нахаляву здешний мужской контингент, из числа работников администрации, проще говоря, Ментов, как зовут их зеки, делать ничего не могли. Ну, а что, посидят до вечера – «поработают», когда дежурят – сутки потусуются, зеки их подстригут бесплатно, накормят с кухни зековской, сигарет у зеков «настреляют» в обмен на то, чтобы они зеков «не докапывали», обошьют и погладят, опять же опять зеки. У кого машина, у Ментов, то бесплатно на "промке" отремонтируют, ну в лучшем случае чай и курить работяге-зеку дадут. А сколько домой ширпотреба утащат: жёнам – кухонные наборы, детям – сувениры, нарды – в подарок нужным для жизни людям. Удобно всё нахаляву, за счёт зека! А зек и рад стараться! Авось
                4
 
 когда-нибудь, в трудную минуту спасёт мент, а при хорошем раскладе поможет и с УДО. Вот такой вот взаимный симбиоз, зеков и Ментов на зоне.
      Ну, а с «Ерёмой» ещё проще! Все на «Ерёме» верхом ездили! Он же безотказный. Во- первых, чтобы не «палиться» перед вышестоящим начальством, ширпотреб и утварь, сделанную в зоне, менты на "ерёмовской" грузовой машине из зоны вывозили. «Ерёма» молчал и всегда помогал, а во- вторых, когда «Ерёма» в "раш" вошёл с блудом и выпивкой, всегда рады были с ним на халяву попить и поблудить с бабами. Класс! «Ерёма» - лучший друг был. Ну, не интересна ему стала простая человеческая любовь с Ольгой. Хотелось много баб и выпивки. Не забывал колоться от «головной боли». Потихоньку наш баловень судьбинушки в «разнос пошёл». Забывал о том, что пережил, хорошо ему было безнаказанно нести наказание. Отлегло, так сказать от жопы! Все менты – друзья! Стал на грузовичке запрет в зону завозить за определённую плату от зеков. А плата, в больших случаях, была доза наркотика. Ну, просто не жизнь, а малина у зека «Ерёмы»! Ну и этого стало мало!
        В столе заказов (это магазин, в котором родственники зека могут купить и сразу передать в зону продукты, предметы гигиены) работала молодая жена одного опера (оперативного работника). И как говорят зеки, эта продавщица и «Ерёма» сплелись хвостами. Стали тайком встречаться и прелюбодействовать, изменяя одна мужу-оперу, другой верной своей подруге Ольге. Просто Санта-Барбара в стиле местной колонии! «Но всё тайное - станет явным!» (Марк 4,22) - невольно вспоминалось мне, слушая «великую эпопею Ерёмы». Я продолжал на её фоне, вспоминать и цитировать Иоанна 3,20: «По греховной немощи людей, в тайне творятся ими не столько добрые дела, сколько злые, преступные. Ибо всякий делающий злое, не идёт к свету, чтобы не обличились дела его. Но всё сделанное в тайне, хоть самой глубокой, сокровенной, непременно должно открыться, если не в сей, временной жизни, то в будущей, в вечной".
      А всё-таки во временной жизни «Ерёмы» всплыла его греховная тайна с продавщицей! Негодовал и злился обманутый муж-опер! Как так! Променяла меня на какого-то зека-наркошу! Уму непостижимо! И всё же изменила…поди ж ты, пойми этих женщин?! И не простили «Ерёме» блуд с чужой женой, сразу же друзья менты-собутыльники куда-то делись. Видимо сработала мужская солидарность! Вспомнили, что и у них есть жёны! И найдётся ещё где-нибудь такой же «Ерёма»! И нехорошо это – чужих жён портить! Да ещё, каким-то зекам-наркоманам!
        В один прекрасный и погожий день, народом эта пора названа «бабьим летом», когда природа не жалеет золотых красок, чтобы украсить деревья, парки и скверы, когда она ещё щадит людишек и разрешает им носить не очень тяжёлые тёплые вещи, согревая последними лучами солнышка, когда приятно шуршит разноцветье листьев под подошвами осенней обуви, грузовик «Ерёмы» неспешно заезжал в «шлюз» колонии, для проверки конвоем на предмет ввоза «запрета» в зону.
      И вроде бы ничего не предвещало беды. Дежурный, лениво позевая, смотрел маленький переносной телик, который транслировал новости дня, а двое других, тоже вроде лениво и нехотя, в общем, как всегда ранее, осматривали по кругу машину «Ерёмы». «Ерёма» был спокоен. Выйдя из кабины «травил» конвою свежие анекдоты. Это была его неотъемлемая тактика «заговаривать зубы» охране, как бы убеждая их, что он – парень честный, глупостями не занимается, «запрета» не вожу. И не вёз он в этот день действительно ничего! Не рыбный был день для бизнеса «Ерёмы»!
       Воробьи шумной ватагой носились под потолком-сводом «шлюза» (отсек для проверки въезжающего и выезжающего транспорта). Их весёлый гам, эхом отозвался в
                5
 бетонном своде проверочного зоновского сооружения. Вот кому было хорошо на территории зоны. Столько укромных мест и летом для высиживания потомства, и зимой, чтобы спрятаться от холода и ветра. Да и столовка «подхарчиться», всегда рядом. Вот кому хорошо! Воробьям, да и ещё голубям. Но никак ни «Ерёме» сейчас! В его ушах невыносимо отдавался лай овчарки, которая брызгая слюной, злобно пыталась сорваться с ошейника, державшего её. Собака скалилась здоровенными зубами и подпрыгивала на задние лапы от досады, что не может достать лежавшего на бетонном полу зека. Шерсть, вставшая дыбом, ходила буграми у неё от злости. Извиваясь и подпрыгивая, сторожевая четвероногая бестия пыталась отделаться от невыносимой для неё привязи, чтобы осуществить коварный план, связанный с кусанием «Ерёмы». А он всё лежал, весь в пыли, рядом с машиной, с разбитым и целиком в крови лицом от ударов ногами, спиной к верху. Ну, никак не ожидал «Ерёма» такого исхода дела!
          «Ну, ведь нет ничего у меня, гражданин начальник!» - испуганно кричал он, уткнувшись носом в бетон. Пыль с бетона, заполнившая ему глотку, душила и мешала дышать. Капавшая с лица кровь, быстро в неё впитывалась, превращаясь в сырые пятна, непонятного тёмного цвета. «Ерёма» не мог никак понять, за что же так с ним поступают, избивая беспричинно. Ещё больше он не мог понять, откуда взялся пакет, полный «симок» (симкарт) и «труб» (сотовых телефонов). Знакомый голос докладывал по рации заместителю начальника колонии, что также найден пакет с наркотиками.
        «Подложили!» - дошло до «Ерёминых» мозгов, через сильную головную боль, повторяющуюся с каждым ударом сердца. «За, что?! Зачем так жестоко со мной?!» - обратился «Ерёма», подняв свою окровавленную и недоумевающую физиономию. Она так заплыла, что «Ерёма» мог смотреть только одним глазом. Грязь, пыль и пот создали на избитом  лице «Ерёмы» особый «макияж». На который с особым удовольствием смотрел старый опер, чья жена ещё вчера занималась любовью с «Ерёмой» в подсобке зоновского магазина.
       -А ты, чертила, не догадался ещё? - ехидно спрашивал опер у избитого и лежащего как грязная подстилка, «Ерёмы».
       - Давай ему член отстрелим и скажем, что при попытке к бегству! – предложили другие участники операции по захвату зека с «запретом». Они, которые внезапно появились в шлюзе и уложили, избивая «Ерёму», с особым удовольствием сейчас рассматривали «плод своей работы» на бетоне.
       А «плод их работы», «плод их опасного труда по захвату особо опасного зека», сейчас был похож, лишь с самого далёка, на подобие человека. Он стонал и плакал от боли и обиды. Наверное, больше от обиды, ведь он с ними со всеми был на «ты». (По закону, и осужденные, и администрация колонии должны обращаться к друг другу на «вы»). Со всеми ни один пузырь водки выпил, всем помогал, чем мог. А они с ним вот так!
      Он, в первый раз закрываясь руками от ударов ног ментов, стал молиться богу, прося его спасти! И обращаясь к нему, он уже не лицемерил, не говорил «за что?» Он всё знал! Сцены его грехов, как слайды всплывали в больной голове «Ерёмы», между вспышками от ударов. Он то-вскакивал на колени, то падал лицом на бетон, будучи грубо опрокинутым оперативной группой колонии. Но молиться богу уже не прекращал, ни на минуту! Его губы, лопнувшие от «гостеприимства ментов» в шлюзе, уже не просили о пощаде, что собственно было бы бесполезным, они читали «Отче наш»! они вспоминали больную мать, которой из-за «безотлагательных дел Ерёмы в зоне» полным греха, не было времени даже позвонить по телефону. Он сейчас, как никогда сожалел обо всём! Теперь ему уже не видать скорой свободы по УДО! Это уж точно! И матери дом он ещё долго не поможет отремонтировать! Прости господь! Прости мама! – шептал зек, роняя
                6 
 
кровавые слёзы отчаяния.
      Когда он мне всё это рассказывал, ему оставалось до свободы считанные дни. Он улыбался. Он разговаривал по запретному сотовому телефону с матерью, обещая во всём помогать, так как брат его умер от сердечного приступа. Женщине Ольге обещал покончить с прошлой греховной жизнью, встать на путь исправления. Ещё бы не бросить! ШИЗО, БУР, СУС, избиения каждый день, «подзарядка» электрошокерами! Вся «линейка развлечений» нарушителя-зека, была у «Ерёмы» несколько лет, после приёмки в шлюзе. Отомстили менты, так отомстили! Ничего не скажешь!
       Солнечный  июнь позволил «Ерёме» уже целых двадцать пять дней дышать, хоть и жаркой, но свободой. Столь долгожданной и выстраданной! На его озабоченной физиономии отражались нотки тревоги, так как в телефонной трубке, которую он прижал к уху, без перерыва стрекотала чья-то речь.
       - Ну, между первым красным и зелёным! Ищи лучше Ерёма! Ну, нашёл?! – возбуждённо спрашивал чей-то голос.
      Этот голос по невидимым нитям сотовой связи исходил с территории зоны строгого режима. Хозяин этого голоса был «товарищ по употреблению наркотиков» «Ерёмы», который оплачивал посредством электронных переводов приобретение наркотических средств у «барыги» (продавец наркотиков). А «Ерёма» будучи на свободе, сейчас ползал между гаражами и искал закладку с наркотиками, в надежде, что с ним обязательно поделятся. Он найдет, ползая в мусоре, возьмёт себе дозу, а остальное перекинет товарищам-наркоманам, сидящим в зоне. Его руки и губы тряслись, в преддверии кайфа от будущего употребления. Руки перебирали весь мусор, застрявший между гаражами. Взгляд, померкший и без искры к жизни, был сфокусирован лишь на поиске долгожданного пакета с «удовольствием». Ему без перерыва звонили и дёргали, задавая один и тот же вопрос: «Нашёл?!» И не видел «Ерёма» ещё не  своей старушки-матери, не любимой по имени Ольга. Он просто к ним ещё не ездил, а «тусовался» (проводил время) на какой-то хате с наркошами и жил от дозы к дозе. Без еды, без человеческого счастья с близкими. Он забыл про них! Как забыл про страдания, которые обрушивались на него в зоне, из-за этих проклятых наркотиков…
        «Ерёма» сидя на корячках, всё искал и искал, шарил и шарил, выискивая заветный пакетик. Его роба, правда, только без бирки, была вся в пыли. Ему не во что, даже было переодеться, он так и ходил в ней по улицам, не обращая внимания на недоверчивые взгляды прохожих. Носки с дырками на пальцах выглядывали из шлёпок, в которых он вышел из зоны. Ему было не до мелочей! Он всё искал и искал!...Эх, «Ерёма»!