Приглашение к пределу 1

или Диктант для души

Как это здорово, вы о чем, можно кричать слово, какое слово вы бы хотели кричать.
Какие могут быть сомнения, конечно, это слово хлеб.
Какое хорошее слово, и как хорошо звучит, буквально звенит, надо поддержать, говорите, во весь голос. Вы не шутите, действительно можно? Что там, на улицах, темно, пусто, бежим в эту пустыню, зачем? Мы сможем первыми закричать, прокричать слово хлеб. Нет, вы только представьте себе, прошла тысяча, целая тысяча лет. Именно тогда, тысячу лет назад, первый раз на улицах стали кричать это слово. И вот теперь мы тоже будем его кричать. Вам надоело кричать слово равенство?

(1)
К чему нам пустые чащи, или пустые головы, но особенно пустые чаши.
Чащи, даже пустые, лучше обходить, тем более чащи полные, такое простое правило. А что может удержаться в пустых головах, только простое. Теперь чаши, пустые чаши нам ни к чему, следовательно, наша чаша должна быть полной. Что ж, будем наполнять. Не проблема наполнять пустую чашу, таскай да таскай. Если что, можно мобилизовать интеллигентов, пусть потаскают, был такой способ перевоспитания. Позволю себе странный вопрос, как наполнить полную чашу. Сделать ее неполной, вылить, выпить, пробить дырку. А где же цивилизация, поставить краник. И каждый внесет посильную лепту. Пустое, увеличить ее размеры, только и всего. Будем увеличивать, и снова увеличивать, и снова, когда тут наполнять. И вдруг выходит человек, смело, еще бы, за его спиной целая организация, он решил наполнить чашу? Нет, сделать ее предельно большой, больше не бывает, останется наполнить. Смеется, уже наполнена, моя организация и есть такая предельная полнота. Он говорит, моя организация, правильнее будет, я и моя организация. Скромность не позволяет, но это так, к слову. Продолжает, как нам удалось, невозможно предвидеть случай, действительно невозможно, поэтому его надо просто исключить. Все стараются найти чашу побольше, еще больше, неисчерпаемая чаша, зачем? как зачем, чтобы не исчерпать, бред наивных людей. Мы перевернули эту устаревшую теорию, говоря иначе, поставили на ноги. Здесь и начинается наша методология. Начинать с предельной полноты, когда она достигнута, добавить к ней предельную чашу. Понятно, чаша – это только образ, за ним? Форма, в чем ее особенность, она допускает, вернее, предопределяет бесконечное увеличение человеческих дел, человеческих тел, заодно человеческих грехов. Впрочем, тогда в ходу было слово огрехи, еще один перевертыш.
А как быть с душами.
Методология та же, перевернуть, что на этот раз? старую религиозную догму, вместо слепой веры – дело знания, на место души поставить сознание. Вместо верящей души – сознание, верящее в себя, другими словами, сознательного бойца. Все очень просто, не надо переворачивать душу, надо перевернуть мир. Не верится, что когда-то это было признано величайшим открытием.
…
Вернемся к началу, чаша уже наполнена, чем?
Инстинктом, на деле, инстинктами. Но в методологических целях, т.е. в целях упрощения, можно ограничиться одним инстинктом. Такая вещь, которой хватает с избытком даже в единственном числе. Таким образом, наш первый наставник? Инстинкт самосохранения, диктует, мы повинуемся. Инстинкт, и ничего кроме инстинкта? Вот пример древнейшей методологии. Хотя может быть, точнее будет сказать, методологическая древность. Точка отсчета, конечно, воскрешение. Сам процесс воскрешения рисовался как всеобщее восстание из праха. Откроются могилы, кости потянутся к костям, сойдутся, потом оденутся плотью, и двинутся к месту Страшного суда. Там они получат новую жизнь, только там, до этого о жизни говорить невозможно. Как это представить, плоть, лишенная жизни, тем не менее, она движется. Да, не просто движется, но знает, куда ей надо двигаться, ибо двигается в верном направлении. Либо, движется не сама по себе, но некоей внешней силой, можно ли говорить о воле? Прекращается человеческая жизнь, что-то похожее на утробный период, начнется новая жизнь, будет ли она человеческой. Конечно, это кажется странным, без костей воскрешение становилось невозможным. Поэтому первое обязательное действие, сохранить кости, несложно, нужно произвести погребение. По сути, очень простое правило, были бы кости, а мясо нарастет. Живи, страдай или радуйся, когда жизнь закончилась, шагай в преисподнюю, и жди там конца времен. Действительно, очень резкое упрощение, настолько резкое, что ломать голову просто не над чем. Жизнь как представление? Напротив, представление жизни за пределами нашей жизни. Иначе говоря, чтобы была возможна жизнь здесь, требуется представление жизни там, где ее нет. Непременная черта жизни – оживление пространства за пределами самой себя. Бытие жизни не терпит небытия, не только самого небытия, но даже намека на его присутствие. А потому? небытие должно готовиться к приходу жизни, не в этом ли диктат жизни.
…
Живи, иди, жди, диктат, это и есть методология?
Наверное, случай диктата – это крайний случай. Тем не менее, без диктата методологии нет. Тогда, это что-то значит? Что значит школьный пример. Не обязательно мир нуждается в методологии, поскольку ему не обязательно быть. Мы нуждаемся в ней, потому что хотим быть обязательно. Быть обязательными, чего проще, должна быть обязательность. Как говаривал религиозный философ, мы хотим представлять собой что-то. Чтобы превратить себя в такое что-то, нужен инструмент, мы обращается к методологии. Тогда почему бы не выступить от имени всего мира. Почему бы не крикнуть, живи методология. Фанатик методологии пожимает плечами, есть я и моя методология. Это значит, очень легко методология может оторваться от прочего мира, начать жить сама по себе. Иногда нам об этом рассказывают, как правило, на уроках истории. Крестьяне дадут нам хлеб, по разверстке. Мы этот хлеб разверстаем по предприятиям. И выйдет у нас коммунистическое производство и коммунистическое распределение. Всякое упрощение такого рода ведет к диктату? Скорее, просто обнажает такой диктат. Или все же, обнажает волю к диктату? Шелуха слов слетает, конечно, она должна слететь. При желании шелуху можно составить не только из слов, даже из идей, но почему-то шелуха эта слетает так долго и так трудно. Как будто у этой шелухи есть свойство самовоспроизведения. В какой-то момент, методология начинает порождать новую методологию? Диктат сбрасывает прежние формы, и предстает в блеске новой безграничности. Навстречу первому человеку выходит второй, он искренне возмущен, в каждом заложена искра, продолжайте.
Искра гениальности.
Искра подвига.
Искра терпения.
А где же искра гордости, как тут не помянуть известного славянофила, могу говорить смело и не без гордости. Но продолжим разговор. Повернувшись, конечно, вполоборота к первому, второй спрашивает, ему повезло, мог спрашивать, о чем? Вот вы, какую искру выбираете, надо было сказать, выбиваете. Первый на вопросы подобных товарищей не отвечал, но тут сделал исключение, бывало с ним и такое, искру? Нужна такая искра, из которой разгорится пламя, а что может разгореться из искры терпения. Таковой может быть? только искра диктата. Первый морщится, вы, кажется, увлеклись полемикой, хотите искру подвига заменить искрой жертвенности. Еще слезу уроните, она давно отгорела, я о жертвенности, конечно, не зря, почему теперь и вспыхнула искра диктата. Искра, за ней? Разумная действительность.
Искра диктата ; идея диктата = дисциплина + организация + действие.
…
Перефразируя, жизнь была не приглашена.
Она явилась без приглашения, вернее, первым в нашу жизнь вошел диктат жизни.