Возмужание

Рос я довольно хилым и болезненным ребёнком. Болезненность, правда, ограничивалась в основном респираторными заболеваниями и с возрастом прошла. А хилость… Ну, что сказать? Не то, чтобы я был слаб или неловок, но - очень худ и неагрессивен. Это давало повод для разного рода нападок и издёвок со стороны менее сознательных сверстников и в течение ряда лет моя жизнь в классе была не самой сладкой.

Ещё одной причиной хилости, возможно, было то, что, часто болея, а также, будучи подозреваемым в скрытой форме туберкулёза, я до 14-15 лет получил приличную дозу излучения из-за частых рентгеновских обследований. Возможным косвенным признаком этого можно считать то, что, будучи брюнетом, я имел практически бесцветные брови, которые почернели только в девятом классе.

Как бы там ни было, но главной слабостью была безответность. Я не мог отвечать обидчику адекватно. Потому что в ответ на всяческие выпады и поступки однокашников во-первых, не мог заставить себя опуститься до такой же низости, а во-вторых, не мог ответить «физически» на «нефизические» обиды. Я как-то по-глупому их оправдывал, считая: «Они не ведают, что творят, не понимают, какие душевные страдания мне приносят. Я же, сознавая всю меру ответного поступка, не могу сделать так же, это будет слишком гнусно».

Кроме того, не будучи закалённым в физических столкновениях, я ещё и боялся драться без крайней нужды. Хотя был жилист и ловок. В том, что сейчас именуют армрестлингом, а мы называли «борьбой на руках», в старших классах я не был в числе слабых: в классе «ложил» половину ребят, а остальным не уступал.

Ещё одним фактором, делавшим меня неагрессивным и, как следствие, приводившем к тому, что многие с успехом садились мне на голову с ногами, была высокая терпимость к мнению окружающих и безынициативность. Выражалось это в том, что я легко соглашался с мнением собеседника по поводу того, что можно или нужно делать и в каком порядке, меня было легко убедить в чём-то, я был «управляем». Плюс к этому, своих предпочтений по обсуждаемым вопросам у меня, как правило, не было.

Становясь старше и осознавая это, я долго мучился и не мог разобраться в себе. «Неужели я такая тряпка, что мне всё равно? Неужели у меня нет своего мнения по вопросам, из-за которых другие поубивать друг друга готовы?» - спрашивал я себя.
 
Размышляя, со временем пришёл к выводу, что да, по тем вопросам, которые волнуют большинство, у меня нет никакого мнения, потому что сами эти вопросы - ничто.
Следовательно, и никаких амбиций в связи с ними у меня не возникает. Тогда я задал себе другой вопрос: «А есть ли такие вещи, от которых я не могу отступиться?»

Мне пришлось внимательно и честно взглянуть в себя до самых глубин. Насколько смог. И там я нашёл, хоть и туманные, но верные признаки твердыни. Для меня было затруднительно чётко сформулировать её контуры, но в одном я убедился вполне: она есть!

Только найдя в себе это твёрдое основание, мне стало более покойно на душе. Я понял, что жизнь пока ещё не испытывала меня в том, что для меня есть важное, и в чём я не смогу уступить, осознал, что мне от жизни не так уж много нужно, что у меня нет ни малейшего желания тратить силы, время и внимание на утверждение своей самости, которая у многих стоит во главе угла и является скрытым источником большинства противоречий и конфликтов. Мне это оказалось действительно не важно и не нужно. А то, что для меня важно и нужно я не отдам ни при каких обстоятельствах.

Это, оказывается, счастье, что у меня нет нужды постоянно отстаивать свои позиции, сталкиваясь на каждом шагу с такими же неуступчивыми, претендующими на это же самое. Что по-настоящему важного для меня оказалось совсем немного и оно находится на почти недостижимой для окружающих глубине. Им просто его не достать! А, значит, и не отнять. К тому же они, похоже, его и не видят, и не знают, что оно есть. Пусть делят между собой то, что хотят, мне от их пирога ничего не нужно.

Мне было около 15 лет, когда я впервые по-настоящему подрался. Это был мальчишка из параллельного класса. Невысокий, но крепкий. В этой драке я увидел всю глубину своей неподготовленности к такого рода вещам, но победил с явным преимуществом - соперник заныл и отступил. А на следующий день мы столкнулись с ним в раздевалке: я входил, он - выходил. Он потупился и уступил мне дорогу. А когда я взглянул на его лицо - удивился и чуть не рассмеялся: оно всё было в розовых синяках-кровоподтёках. Когда я столько раз по нему попал - не знаю :)

Это не осталось незамеченным и помимо уважения одних вызвало активное наступление других. Был у нас в классе один парень, на год старше всех, очень здоровый и почти неуправляемый. Его опасались практически все, даже многие старшеклассники. На уроках он, порою, делал что хотел. Отец у него погиб и никто не мог на него существенно повлиять. Даже учителя ничего не могли поделать с ним. И кличка у него была соответствующая: «Дурк;».

Нельзя сказать, что он был законченным негодяем. Совсем нет. В чём-то он был и лучше других, но вёл себя, порою, ужасно. Вес у него был под семьдесят кило, у меня же – едва за сорок.

Шла весна выпускного восьмого класса, он собирался покинуть школу и многие с нетерпением ждали этого момента. После той моей драки он всё чаще стал приставать ко мне, как бы испытывая на прочность моё завоевание, и однажды на перемене весьма чувствительно ударил «под дых». Страдая от острой нехватки воздуха и возмутившись такой нападке, я толкнул его в грудь. Ему это показалось слишком сильным ответом и он снова ударил меня.

Негодование моё было велико. Я ответил ещё раз. Завязалась драка. Начавшись возле одного класса, закончилась она у другого. И только со звонком на урок. К моему большому удивлению, наши силы оказалась на равных. На уроке некоторые ребята с восхищением показывали мне большой палец, добавляя «Молоток!».

Этим дело, разумеется, не кончилось. Теперь уже при любом удобном случае он преследовал меня, унижая и вызывая на конфликт. И в связи с этим вскоре произошёл случай, который заставил меня по-новому взглянуть на человеческую природу.

Дело было на уроке геометрии. Этот парень весь урок вёл себя вызывающе как никогда. Дошло до того, что под конец урока он взял чей-то учебник геометрии и несколько раз обмакнул его в ведро с грязной водой, которое не успели опорожнить после дежурства. Многие были возмущены до предела. Я в том числе. Никакие окрики одноклассников, и даже требование учителя покинуть класс не возымели на наглеца никакого действия.

Наконец, звонок с урока. Все встали, я оглянулся, чтобы в очередной раз метнуть на него взгляд, полный ненависти и презрения. Но в этот момент он бросил в мою сторону тот самый мокрый и грязный учебник, и попал им мне прямо в лицо.

О наших напряжённых отношениях последнего времени все, разумеется, знали. Ситуация требовала решительных действий. Настал момент истины. В классе пауза. В это мгновение произошло нечто, существенно раздвинувшее горизонты моего знания о мире и послужившее поводом к дальнейшим наблюдениям за проявлениями психической энергии в жизни человека.

В голове обычного человека, помимо законченных мыслей, всё время мельтешат различные их осколки. Невыразимые, но весьма разветвлённые, как бы распылённые. Это связано как с множественностью каналов восприятия и направления внимания человека, как с необходимостью обрабатывать большую часть информации «в фоновом» режиме, так и с несовершенством процесса мышления обычного человека.

То, что в наших головах полно сорных, неконтролируемых мыслей, я понял после этого случая, потому что первое, что произошло со мной, было невероятное прояснение сознания. Мысли-спутники вдруг сами собой исчезли. В мозгу воцарилась небывалая доселе тишина и ясность. Тишина была напряжённой, даже звенящей. Именно это напряжение, устремление к совершению определённого действия, и вытеснило из головы все ненужные в тот момент мысли. Ясность же выражалась в том, что исчезла потребность думать, что предпринять в следующее мгновение. Я знал, что буду делать, совершенно не ведая того!

«Что происходит?» –  подумал я, и почти физически ощутил одинокое присутствие этой мысли. Она прозвучала как громкое эхо в пустом помещении. Других мыслей не было вообще! И, как любой нормальный человек понижает голос в большом пустом зале, чтобы эхо никого не тревожило, так и я рефлекторно постарался думать «тише», чтобы не перебить то, что должно было случиться.

Находясь как бы в роли наблюдателя, я догадывался, что сейчас сделаю нечто, и это нечто – как раз то, что нужно. Причём, было удивительное чувство, что помешать этому не сможет ничто, и что мне за это ничего не будет. Должен был свершиться акт правосудия. Результат был кем-то предрешён. Оставалось его только воплотить. Причём моя роль сводилась к тому, чтобы не мешать.

Теперь пришла пора сказать ещё об одном моменте происходившего. Помимо психического ощущения присутствия во мне некоей сознательной силы, я её ощутил и физически. Т.е. с того момента, как книга попала мне в лицо, всё моё тело оказалось мягко подчинённым некоторому Действию. Все движения стали выполняться самопроизвольно, без моего участия. Я не затрачивал на это никаких усилий. 
Это было очень необычно и потому рискованно. Возникло опасение, связанное с потерей контроля над собой, но кто-то быстро и без слов меня успокоил. Было ощущение, будто кто-то очень сильный и властный мягко отстранил меня в сторону, сказав: «Смотри, как надо действовать!».

Я, не думая, осознавал, что могу в любой момент прервать то, что происходит, но желание увидеть дружественную мне мощь в действии победило. Всё, что потом произошло, формально не выглядело большим чудом, но потрясло всех. Такого от меня никто не ожидал. Все почувствовали, не могли не почувствовать, что это было Нечто!

А далее всё происходило по сценарию, о котором знал только мой Дух. Все девчонки, как одна, молча удалились из класса. Ребята, также все как один, задержались у выхода. «Герой» подошёл к выходу, стал вплотную к первой парте и, ухмыляясь, стал ждать реакции.

А с реакцией «мы» не спешили. «Мы» спокойно и не смотря по сторонам, собрали портфель, подняли с пола грязную книгу и молча направились к обидчику. Подойдя к первой парте с другой стороны, «мы» положили портфель на эту парту и бросили книгу ему в лицо. У него была прекрасная реакция и он был готов к такому повороту событий, поэтому ему удалось увернуться, чему я даже удивился.

Но не успел он вполне выпрямиться, как моя рука нанесла ему страшный удар в висок. Реакция выручила его и в этот раз – я попал в скулу. Удар был такой силы, что если бы он попал по назначению, наш «герой», вероятно, на ногах бы не удержался. Но и в данном случае удар его потряс. Несколько секунд, находясь в какой-то горячке, он, не видя ничего перед собой, исполнял «бой с тенью», шарахаясь из стороны в сторону и бессвязно махая руками, как бы отбиваясь.

«Мы» же, совершив должное, как будто происходящее уже не имеет к нам никакого отношения, взяли портфель и направились к выходу, намереваясь пройти «сквозь» «героя». «Герой» же, придя в себя, сначала отшатнулся от меня, решив видимо, что я продолжаю нападение, а затем, глядя как я прохожу мимо него, хотел броситься на меня. «Мы» же ещё были вместе, и, согласно «плану», более ничего не должны были делать. «Мы» откуда-то точно знали, что в этом не будет нужды.

И, действительно, хотя я этого и не предполагал, ребята бросились на нас с обеих сторон, удержав от продолжения конфликта. «Мы» не сопротивлялись, и потому меня вскоре отпустили. Пока меня удерживали, я вновь остался один. Наверное, ещё и потому, что стоило большого труда сдерживаться, чтобы не показать боль. А рука горела огнём – при ударе вся сила удара пришлась лишь на одну косточку - основание указательного пальца. Но хотя я остался один, ощущение победы меня уже не покинуло.

Я вышел из класса первым и присел на подоконник напротив двери, ожидая развязки. Дверь за мной закрылась и ещё несколько минут там что-то происходило. До сих пор не знаю, что там было, о чём говорили, но он вышел последним. Подошёл ко мне и зло спросил: «Ты что выделываешься?». На что я совершенно спокойно заметил, что ему самому не нужно было «выделываться». Его вопрос показал мне, кто теперь «в доме хозяин», поскольку раньше только ему было позволительно передо мной «выделываться», а теперь, оказывается, и я могу.

На следующий урок я опоздал, посетив школьный медпункт, и дав медсестре осмотреть палец и перебинтовать руку. А после урока, на перемене, он опять подошёл ко мне, и, заискивая(!), спросил, что у меня с рукой. Дух победы ещё не вполне меня покинул, и, с непонятно откуда взявшейся дерзостью, решив закрепить своё положение, я ответил, что ушиб её о его дурную голову. На это ему ничего не оставалось сделать, как криво улыбнуться.

С тех пор этого парня как подменили. Нет, он не стал совсем уж паинькой, хотя больше ничего подобного не делал до конца школы. Главное – я стал для него «лучшим другом». Он всячески афишировал это, стараясь оградить меня от разного рода даже потенциальных нападок, по малейшему поводу рьяно бросаясь «защищать» меня. Но в этом уже не было нужды. Все и так всё поняли. А кто не понял – тот почувствовал.

Больше никаких проблем у меня не было. Ни в школе, ни после. Раньше, бывало, и старшие обижали, а после этого случая – как бабка пошептала. Никто от меня не шарахался и не искал моей дружбы. И я не помышлял о каком-либо «развитии успеха». Просто всё пришло в норму, чего мне всегда и хотелось. И оказалось, что могут, могут люди быть и мягче, и добрее, и сознательнее, вот только не всегда хотят...

До того времени у меня в классе было немало прозвищ, в том числе и весьма обидных, связанных с моей худобой. И некоторые девчонки в этом не отставали от ребят. После этого случая прозвища исчезли из моей жизни. Сразу и навсегда. Больше ни в глаза, ни за глаза я не слышал, чтобы меня называли как-то иначе, нежели по имени. Все стали звать меня «Костик». Видимо, на «Константина» я тогда ещё не тянул :)