Я у твоих ног книга вторая, часть четвертая

       Римма  долго  стояла  перед  шкафом,  выбирая  что  же  можно  надеть,  чтобы  пойти  на  свидание  с  сыном.  Нарядов  у  нее  было  два-три.  И  то  давно  вышли  из  моды,  безнадежно  отстав  от  времени. 
-Ох… что  же  найти?  Совсем  нет  ничего… - размышляла  она  вслух.  Катька  злилась.  Узнав  что  вернулся  Олесь,  и  сегодня  в  клубе  устраивает  всем  вечер,  она  загорелась  желанием  туда  попасть.  Но  Римма  категорически  была  против.
- Да  ты  что,  Катюша?  Нет.  Ты  мала  еще  для  таких  мест.
- Ага.  А  ты  значит,  в  самый  раз?  Тебе  двадцать  лет, - огрызалась  дочь.
- Катя?... – одернул  сестру  Юра.
- Олесь  сюда  придет  потом,  мы  все  наговоримся,  и  досыта  насидимся  вместе, - Римма  осуждающе  смотрела  на  дочь,  комкая  в  руках  сиреневую  блузку,  с  рукавом  фонарик,  которую  купила  в  том  году  на  распродаже.  К  блузке  надо  было  найти  юбку.
- Вы с Юрой  бы  прибрались лучше. А то что  Олесь  подумает, когда зайдет?  Что  у  него  сестра  неряха, - попыталась  она  сгладить  накалившуюся  обстановку.  Катька  вспыхнула,  и  принялась  выбрасывать  из   комнаты  свою  одежду  в  зал, - Да  и  пусть  все  валяется.  Пусть  будет,  как  есть.  Чтобы  он  как  раз  подумал,  что  это  мать  у  него  грязнуля.  Некогда  ей  чистоту  навести.
Но  Римма  решила  не  обращать  внимания  на  истерику  дочери,  хорошо  понимая  почему  она  злится.  Однако  ей  стало  грустно.  Катька  все  больше  и  больше  проявляла  в  себе  характер  отца.  Ее  эгоизм  набирал  силу,  и  в  желании  добиться  своего,  она  могла  поступить  как  он.  Напакостить,  отомстить,  подстроить  что-нибудь,  или  наговорить  гадостей.
- Мама, не  обращай  на  нее  внимания.  Иди.  Я  приберусь  сам, - Юра  показал  Катьке  кулак.  Римма  слабо улыбнулась, - сын  был  полной  противоположностью  сестре.  Нашла  черную  юбку,  вышла  в  кухню  переодеться.  Слышала  как  спорил  брат  с  сестрой, но  старалась  не  вникать.  Ею  владело  желание  увидеть  сына.  Внутри  все  трепетало  и  замирало  от сладкой  радости  и  восторга.  Оно  наполняло  и  уже  переполняло  ее  всю.  Словно  она   снова  торопилась  на  свидание  к  Эммерсону.  Но взглянув  на  себя  в  зеркало,  Римма  нахмурилась.  Оттуда  смотрела  блеклая  женщина.  Лицо  которой  не  знало  косметики.
- Катя?  Дай  пожалуйста  свою  косметичку? – вошла  она  в  комнату  дочери.  Катька  демонстративно  сидела  в  компьютере.  Скосила  глаз  на  мать,  презрительно  вскинув  уголок  верхней  губы, -  Господи…. Вырядилась.  На  рынок  только  идти.  Синий  чулок.
Потянулась  за  косметичкой  на  полке,  взяла  ее  двумя  пальцами.  И  не  подала  матери,  а  уронила  перед  ней  на  пол.  И  это  было  последней  каплей.  Римма  вспыхнула,  развернулась  и  ушла  обратно  в  кухню.  Теперь  ей  хотелось  плакать.  Радость  померкла,  уступив  место  горечи.  Никуда  она  не  пойдет.  Завтра  увидит  сына  на  работе.  Он  придет.  И  они  наговорятся.  Сдерживая  слезы,  Римма  молча  переоделась  обратно  в  свой  халат,  и  чтобы  отвлечься,  принялась  за  уборку  квартиры.  Уже  раза  три  звонила  Ольга  Николаевна.  Первые  два  раза  Римма  ответила,  подтверждая  что  конечно  собирается,  и  будет  в  клубе  в  восемь.  А  третий  раз  лишь  посмотрела  на  телефон.  Времени  было  уже  много,  пусть  Ольга  думает  что  она  уже  ушла.
- Катька  ты  дура?! – воскликнул  Юра,  увидел  что  Римма  переоделась.
- Ты  чего  мать  обламываешь?!  Кобыла!  Она  этой  встречи  всю  жизнь  может  ждала.  Ты  зачем  так  поступаешь  с  матерью?!  Иди  извинись,  и  уговори  ее  идти?!  Ведешь  себя  как  последняя  тварь!
- Пошел  в  задницу! – ответила  Катька.
- Скотина!  Я  тебе  сейчас  врежу! -  вспыхнул  сын.  Римма  поспешила  к  детям,  остановила  Юру, - Не  надо  Юра?...  Я  не  пойду…. Пусть  Олесь  с  друзьями  сегодня  будет.  Завтра  увидимся.  Оставь  ее?
Ей  было  горько,  обидно,  больно.  Дочь  обидела  ее  резкостью,  злостью.  Она  ушла  в  ванную,  и  расплакалась  там.  Кого  она  воспитала?  Когда  упустила  время,  чтобы  погасить  в  дочери  это  природное  хамство?
 
      Весь персонал  Дельфина  был  на  взводе.  Вернулся  Люцифер  и  заказал  на  вечер  верхний  зал.  В  другой  раз  такой  срочный  заказ  не  приняли  бы,  аргументировав  тем,  что  это  надо  делать  заранее.  Но  это  был  сам  Люцифер.  Зал  закрыли  для посетителей,  спешно  готовили  его  к  восьми  часам.  Усиленно  заработала  кухня,  готовя  необходимые  блюда,   девушек  официанток  заменили  парнями.  И  приглашенные  подошли  ровно  к  восьми.  Приятно  улыбаясь,  их  провожали  на  места,  усаживали.  Сережа то  и  дело  выглядывал  из-за  своего  занавеса,  с  бледным  лицом,  и  горящими  глазами,  высматривая  своего  кумира.  Он  уже  выпил  таблеток  двадцать  валерьянки,  но  не  чувствовал  успокоения.  Дрожал  от  волнения  и   набегающих  слез.  Олесь  задерживался,  и  его  терпеливо  ждали.  Кроме  своих  друзей  он  пригласил  еще  человек  двадцать  более  близких  ему  людей.  Преподавателей,  у  которых  учился,  женщин  из  своего  цеха,  механиков,  парней,  с  которыми  играл  в  бильярд.  Негромко  звучала  приятная,  расслабляющая  музыка,  негромко  переговаривалась  между  собой  толпа  приглашенных.  Неожиданно  в  зал  поднялся  Мегерам,  и  не  глядя  ни  на  кого,  прошел  в  самый  дальний  угол  зала,  сел  там  одиноко  за  столик,  заказал  себе  кофе,  и  сто  граммов  коньяка.  Стас  проводил  его  напряженным  взглядом,  показал  на  него  друзьям.
- Чего  это  он  явился?
- Ясно  чего.  Не  удивлюсь,  если  он  на  колени  перед  Люцием  упадет, - ответил  Ромка.  Вошел  Олесь. Зал  зашумел,  задвигался,  встал, встречая его как султана.  Кто-то  захлопал,  и  подхватили  все.  Олесь  широко  улыбался,  взмахнул  рукой,  приветствуя  всех,  обегая  людей  глазами.  Сережа  слегка  подпрыгнул,  и  ахнув,  захлопал  ресницами,  закусил  пальцы,  не  смея  выйти,  рукой  махнул  своим  девочкам.  Грянула  музыка,  девушки  выбежали  на  сцену,  танцевали,  не  спуская  глаз  с  Олеся, улыбаясь  ему,  стараясь  изо  всех  сил.  Олесь  не  изменился  ничуть.  Словно  он  вчера  вышел,  а  сегодня  зашел.  Та  же  усмешка  в  уголках  рта,  тот же  величественный  взгляд,  яркие  шутки.  Всем  хотелось  его  обнять,  затискать,  зацеловать.  Его  осыпали  приветствиями,  восторгом,  восхищением.  Выдержав  торжественную  часть,  он  легко  переключил  общее внимание  с  себя  на  сам  вечер,  и  повел  его  так,  словно  это  был  обычный  вечер  встречи  старых  друзей.  Его  увидели,  ему  были  рады,  но  сейчас  он  хотел  чтобы  его  гости  просто  веселились,  общаясь  между  собой,  делясь  воспоминания  о  чем  угодно.  Усевшись  к  друзьям,  он  наклонился  к  Стасу, - Мамы  нет.  Стас?...  Сгоняй  за  ней?
- Нет  проблем.  Сейчас…- Стас  кинул  в  рот  дольку  помидора,  убежал.  Теперь можно  было  немного  поговорить  с  друзьями.  Они  так  давно  не  виделись,  и  было  о  чем  поговорить.  Но  Олесь  не  говорил  о  себе,  опять  уведя  разговор  о  самих  ребятах.  И  они  охотно  рассказали  ему  что  тут  творилось  после  того,  как  отец  увез  его  отсюда.  Мегерам  так  и  сидел,  в  одиночестве,  глядя  на  Олеся  из  под  бровей.  Он  уже  выпил  кофе,  и  сейчас  медленно,  по  глоточку,  цедил  коньяк.   Стас  вернулся  с  Риммой.  Ее  лицо  было  румяным  от смущения  и  волнения.  Олесь  увидел  ее,  метнулся,  и  схватив  на  руки,  закружил  вокруг  себя.  Римма  совсем  растерялась,  ойкала,   испытывая  неловкость   от  общего  внимания,  хотела  юркнуть  куда-нибудь  в  угол.  Олесь  провел  ее  к  тому  месту,  где  сидели  Ольга  Николаевна,  Лариса  Казимировна,  и  Светлана  Юрьевна,  посадил  ее  между  ними  и  сам  пристроился  на  углу  стола. 
- Э,  нет,  молодой  человек.  Так  не  пойдет, - возразила  Ольга  Николаевна,  поднимаясь.  И  за  руку  принуждая  его  сесть  на  ее  место, - Вот  сюда  садись.  Это  мне  замуж  уже  не  надо,  а  ты  у  нас  еще  тот  жених.  На  угол  не   садись.
- Ой,  да  глупости  все  это… - засмеялся  он,  но  послушался.  Лариса  Казимировна  тут-же  налила  всем  в  стопки  водки, - Ну,  Римма?  Давай  ка  выпьем  за  твоего  сына.  Чтобы  еще  сто  лет  жил,  да  добра  нажил.  Внуков  тебе  наделал,  таких  же  несносных.  И  чтобы  все  у  вас  было  теперь  совсем  хорошо.
Олесь  выпил  с  ними  водки,  заморщился, - Фффуу…
Светлана  Юрьевна  подала  ему  огурчик  на  вилке,- На ка?  Заешь  скорей.  Пивок. 
Он  послушно  сунул  огурец  в  рот,  захрумкал.  Поговорив  с  женщинами,  ускользнул  к  Сереже.  Тот  радостно  комкал  в  руках  платок,  который  когда-то  спер  у  Олеся,  ахал,  и переминался  с  ноги  на  ногу  в  нетерпении.  Олесь  подошел,  оперся  плечом  на  стену,  смотрел  сверху  с  доброй  усмешкой,
-Ну  привет  Серенький?
- Здравствуй  Cолнце  мое…  Как  ты  себя  чувствуешь?  Как  здоровье? – голос  Сережи  срывался.
- Да  как  видишь.  Как  новенький.  Ты  как  тут  без  меня?
- Да  что  я…  Что  мне  сделается?  Живу…  Небо  копчу… О  тебе  вспоминаю…  Бизнес  мой,  идет  потихоньку… девочек  вот  новеньких  набрал.  Программу  сменили.  Все  новое  теперь.  Танцуют  девочки,  востребованны.
Олесь  хитро  улыбнулся, - Эротический  массаж?  Приват  танцы?
Сережа  развел руками,  смущенно  склонил голову  набок. – Ну  как  без  него…  Ты  же  знаешь…. Клиент  должен  быть всегда  доволен.  Его  желания  для  нас,  закон.
Половина  гостей  ушла  на  танцпол,  половина  сидела  за  столом.  Иногда  они  сменяли  друг  друга,  одни  уходили  танцевать,  другие  садились  выпить  и  поговорить.  Все  вроде  были  заняты  собой,  однако  не  выпуская  из  виду  самого  виновника  торжества.  Несколько  раз его  уводили  танцевать,  и  он  танцевал,  привлекая  к  себе  влюбленные  взгляды.  Вечер  был  хорош.   Кто-то  даже  спел  в  караоке.  С  нижнего  зала  поднялись  другие  посетители,  узнав  кто  гуляет  наверху.  Все-таки  Олесь  был  знаменит  в  городе.  Наконец  он  подошел  к  столику  Мегерама,  сел  напротив.  Минуту  они  смотрели  друг  на  друга,  словно  изучали,  потом  Олесь  подозвал  официанта  и  заказал  текилы  и  два  стакана.  Пока  он  не  принес  заказ,  они  так  и  не  сказали  друг  другу  ни  слова.  Мегерам  был  напряжен.  Олесь  налил  текилы  на  двоих,  они  разом  выпили,  закусили  тоненькими  дольками  лимона.
- Ты  же  пришел  извиниться,  Мегерам?... проговорил  наконец  Олесь,  кладя  перед  собой  руки  и  сцепив  пальцы  в  замок.  Мегерам  подавил  вздох.
- Ты  спустишься  к  нашим?...  Они  тоже  хотят  тебя  видеть.  Руслан,  Ариф…  остальные… Они  очень  рады,  что  ты  жив.  Верь мне?
Олесь  выдержал  паузу, - … Мне  все  равно,  Мегерам.  Я  не  пойду  к  вам.  Мне  здесь  хорошо  сегодня.  Зачем  ты  пришел?
- Прости  меня  за  дочь,  Люцифер?...
- Я больше  не  тот  ангел.  Я  Олесь.  Просто  Олесь.  Твоя  дочь  убила  Люцифера.
- Прости  ее?...  Она  глупая,  маленькая  девчонка.  Я  говорил ей  не  лезть  к  тебе,  но  она  не  слушалась.
- Надо  было  драть  ее ремнем.  Если  не  слушалась.
- Ты  как  родной  мне…  Ты  знал  Видади.  Ты  хотел  ему  помочь…
Олесь  усмехнулся, - Я  бы  помог.  Если  бы  успел.  Но  он  умер  раньше,  чем  я  вырос.
Мегерам  полез  в  карман  пиджака,  выудил  оттуда  ключи,  положил  на  стол,  и  придвинул  их  в  сторону  Олеся.
- Что  это?
- Это  тебе.  Вместо  той  машины,  которую  сожгли.  Подарок  от  меня.
Олесь  поднял  глаза,  возразил, - Это  откупные  от  тебя  мне,   Мегерам.
Расцепил  пальцы,  зацепил  ключи,  приподнял  их,  взглянул  на  брелок, - Лексус.
- Да.  Черный.   Новый,  с  нуля.  Стоит  здесь,  ждет  тебя.
- А  бумаги?
Мегерам  полез  за  пазуху,  достал  оттуда  файл  с  бумагами,  положил  на  стол, - Все  здесь.  Все  твое,  на  твое  имя.
- Могу  делать  что  хочу  с  машиной?  Даже  скинуть  с  обрыва?
Мегерам  слегка  побледнел,  но  согласно  кивнул, - Конечно.  Это  твоя  машина.
- У  меня  есть  машина.  Черный  лексус.
- Пусть  две  будет.
 Олесь  поднялся  с  ключами  в  пальцах, - Хорошо.  Ты  прощен, - и потеряв  интерес  к  Мегераму,  двинулся  в  сторону   Сережи.
- Сережа?
-А?... – он  встрепенувшись,  шагнул  к  нему,  заглядывая  в  глаза, - Что  Солнце  мое?
- Хочешь  от  меня  подарок?  На  память?
- Конечно,  Солнце  мое.
- Возьми? – Олесь  вложил  в  его  ладонь  ключи, -  Помни  обо  мне.
- Что  это? – не веря  глазам,  переспросил  Сережа  срывающимся  от  волнения  голосом.
- Это  твоя  машина.   Лексус,  как  у  меня.  Мой  подарок  тебе,  Серенький.  Ты  рад?
Сережа  зажал  ключи  в  руках,  прижав  их  к  груди,  и  быстро – быстро  заморгал  глазами, - Люциферчик?  Ты  не  шутишь?
- Разве  похоже  что  я  сейчас  шучу,  Сережа?
- Нет… Совсем  не  похоже…  Но….  С  трудом  верится…  Прости?
- Верь  мне  Сережа?... – Олесь  провел  ладонью  по  щеке  Сережи,  тот  затрепетал.
- Прощай,  Серенький.  Помни  меня?
Олесь  вернулся  в  зал,  включился  в  веселье,  успевая  обойти  и  оказать  свое  внимание  всем.  Мегерам  давно  ушел,  и  никто  не  заметил  этого.  Далеко  за  полночь  постепенно  стали  расходиться  гости,  не  забыв  попрощаться  с  Олесем  и  Риммой.  Он  сообщил  друзьям  что остается  сегодня  у  мамы,  и  все, кто стойко   выдержал  до  закрытия  клуба,  дружно  вышли  на  улицу,  шли  по  улицам  спящего  города  и  умудрялись  петь  какие-то  свои  песни,  хохоча  и  отшучиваясь.  Олесь  шел  рядом  с  Риммой,  улыбаясь  как  ребенок.  Потом  вдруг  склонился  к  ней,  и  попросил, - Давай  за  руку  пойдем?  Как  будто  я  маленький,  а  ты  ведешь  меня  домой?
Она  засмеялась,  охотно  соглашаясь,  и  они  уже  вдвоем  топали  по  улице,  молчали,  думая  о  своем,  крепко  держа  друг  друга  за  пальцы.   Ночь  была   свежей,  прохладной.  Забираясь  за  воротник,  бодрила,  трезвя  их  головы,  и одновременно  наполняя  благостным  чувством  полного  счастья,  покоя,  единения.  Они  ни  о  чем  не  говорили,  когда  пришли  домой.  Римма  постелила  сыну  на  диване,  но  узнав  что  она  ляжет  на  раскладушке,  он  замахал  руками, - Нет.  Я  там  буду  спать,  мама.  А  ты  тут.
Спорить  с  ним  Римма  не  стала.  Они  устали.  Ее  дети  давно  спали,  и  им  оставалось  тоже  лечь,  и  погасить  свет,  чтобы  не  разбудить  их.  Как  только  Олесь  положил  голову  на  подушку,  его  разморило.  Он  даже  не  заметил,  как  уснул,  словно  провалился  в  яму.  Римма  недолго  слушала  его  дыхание,  уснула  следом.

       Через  день  он  появился  в  цехе  в  своей  черной  рабочей  куртке,  небрежно  помахал  рукой  всем,  кто  его  увидел,  и  проследовал  в  свою  каморку.  Все  пошло  так,  словно  он  никуда  не  пропадал.  Каждый  день  заходил  к  Римме,  выпить  с  ней  чай,  поесть  булочек и   поговорить.  Ночевал  у  нее  дома,  устраивая  шумные  игры  с  Катькой  и  Юрой.  Приходила  Римма  и  хваталась  за  голову,  увидев  полный  разгром.  Олесь  с  готовностью  хватался  за  уборку,  гоняя  Катьку  пылесосом.  Она  влюбилась  в  него,  гордясь  таким  братом,  и  ходила  задрав  нос,   важничая  перед  друзьями.  Юра  смотрел  ему  в  рот,  и  часто  уединялся  с  ним,  заводя  свои,  мужские  разговоры  на  темы,  которые  уже  волновали  подростка,  но  ответы  на  свои  вопросы  он  не  мог  найти.  Олесь  был  кстати.  Он  казался  Юре  самым  умным,  самым  сведущим.  И  он  засыпал  его  вопросами  о  прыщах,  как  от  них  отделаться,  о  сексе,  о  любви,  о  девчонках,  как  себя  вести  с  ними,  и  о  много  другом.  Олесь  не  отмахивался  от   него,  всегда  был  готов  к  общению,  и  это  быстро  сблизило их,  сделав  закадычными  друзьями.  О  таком  брате  можно  было  только  мечтать.  Олесь  умел  расшевелить  и  рассмешить всех,  наполняя  все  окружающее   пространство  смехом.  Когда  он  появлялся,  всем   становилось  весело.  Его  шутки,  подколы,  никого  не  оставляли  равнодушным.  Однако  в  нем  все  также  присутствовала  его  внутренняя  сила  и  величие.  Он  стал  мягче,  спокойней,  не  был  агрессивен,  как  раньше.  Ушла  ледяная  холодность,  исходящая  от  него.  Ушло  высокомерие.  Но  все-же  его  все  еще  нельзя  было  дружески  похлопать  по  плечу,  или  крикнуть  ему  на  улице, - Эй,  привет…  Попросить  у  него  в  долг,  или  отпустить  в  его  адрес  глупую  шутку.   Стас  был  готов  выехать  в  Лондон,  к  своей  Маргарет.  Но  счастье  его  омрачало  то,  что  он  никак  не  мог  убедить  родителей  ехать  с  ним.  У  него  оставалось  две  недели,  чтобы  уговорить  своих  стариков.  Стас  бы  не  решился  даже  просить  свою  будущую  жену  о  том,  чтобы  перевезти  туда  родителей,  но  Марго  предложила  это  сама.  И  он  очень  хотел  увезти  их  сейчас,  потому-что  знал,  что  потом  уже  не  сможет  этого  сделать.  И  это  оказалось  делом  не  только  трудным,  но  и  невозможным.  Отец  даже  не  высказал  радости,  по  поводу  таких  разительных  перемен  в  жизни  его  непутевого  сына,  запятнавшего  себя  позором.  Мать  казалось,  тоже  не  очень  рада  новому  будущему  ее мальчика.  Он  разрывался  между  ними  и  Марго. 
- Не  понимаю,  почему  они  не  понимают  меня? – сетовал  он  в  комнате  Олеся,  нервно  расхаживая  по  ней  широкими  шагами.
- Ну, наверное  они  даже  помыслить  не  могли,  что  ты  влюбишься  в  мою  сестру, - Олесь  исподлобья  поглядывал  на  него,  и  было  непонятно,  смеется  он  сейчас,  или  говорит  серьезно.
- Да  при  чем  здесь  Марго?
- При  том,  что  она  британка,  Стас.  А  это  другая  страна.  Ты  ведь  к  ней  едешь,  а  не  она  сюда.  А  если  учесть,  что  твои  родители  старой  советской  закваски,  то  Англия  для  них  это  враг.  Бугор.  Загнивший  Запад.  А  ты  предатель  родины.
- Не  понял? – Стас  остановился,  и  посмотрел  на  друга, - Ты  это  сейчас  серьезно  говоришь?
Олесь  пожал  плечом, - Конечно.  Ты  обязан  быть  патриотом,  и  не  предавать  Россию  ради  какой-то  там  англичанки.  Ты  должен  уметь  побороть  в  себе  нездоровое  влечение  к  ней,  и  остаться  верным  своей  родине.
Стас  шагнул  к  нему,  склонился  и  заглянул  в  самые  глаза, - Ты  че?... Лесь?...  Ты  серьезно  так  думаешь?
- Я?... Нет,  -  Олесь  отстранился  от  него  рукой  и  встал  с  кровати,  пошел  к  окну,  прикрыть  его  шторой  от  ярких  лучей  солнца.  Задернул  окно  наполовину,  повернулся  к  Стасу, - Но  вот  родители  твои  именно  так  и  думают.
- С  чего  ты  взял?  Ты  же  с  ними  не  разговаривал.
- Да  мне  и  рот  открывать  не  надо.  У  них  на  лицах  все  было  написано,  -  он  прошел  обратно  и  снова  залез  с  ногами  на  кровать,  скрестив  их, - Ты  никогда  не  сможешь  ничего  доказать  своим  родителям,  и  никогда  не  сможешь  уговорить  их  уехать  с  тобой.  Твой  отец  всегда  будет  думать,  что  ты  неудачник.  А  мать  будет  считать,  что  плохо  воспитала  тебя.
- Ну и что же мне делать тогда?
- Идти своей  дорогой.
- Бросить их?
Олесь развел  руками, - Ну сиди  возле  них.  Храни  их  старость.  Работай  простым  механиком  за  пять  тысяч.  Найди  себе  русскую  Машу,  которая  с  великой  радостью  нарожает  тебе  детишек.  И  все  они  очень  скоро  начнут  качать  из  тебя  кровь,  потому-что  у  них  начнут  расти  потребности  в  геометрической  прогрессии.   Родителям  нужно  будет  твое  послушание,    Маше  деньги,  деньги,  деньги.  Детям  игрушки  не  хуже  соседского  пацана  с  папой  олигархом.  Но  никто  и  не  подумает,  что  пять  тысяч  в  месяц  на  пятьдесят  тысяч  не  делится.  Живи  чужой  жизнью,  Стас.  Зачем  тебе  своя?
- Я  тебя  не  пойму?...
-  А  что  тут  непонятного?  Я  предельно  краток.  Не  надо  быть  волшебником,  чтобы  просчитать  твою  жизнь,  если  ты  останешься  тут.  Только  потому,  что  твои  родители  тебя  не  поддерживают.  Впрочем,  как  и  всегда.  Они  сами  лепили  из  тебя  аристократа.  Вкладывали   в  тебя  силы,  деньги,  время,  чтобы  научить  быть  не  быдлом.  А  сейчас  элементарно  не  хотят,  чтобы  ты  сам  строил  свою  жизнь,  как  тебе  этого  хочется.  Я  вообще  не  понимаю,  как  же  они  видели  твое  будущее?  Какое  место  ты  должен  был  занимать  с  их  точки  зрения?  Что  было  для  тебя  лучшим,  с  их  взглядов?  Учить  сына  резко  отличаться  от  остальных  серых,  и  изо  всех  сил  вставлять  сыну  потом  палки  в  колеса.  Может  они  думали,  что  ты  волшебным  образом  сядешь  крепко  на  стул  в  городской  администрации,  в  каком-нибудь  там  отделе,  и  состоишься  в  этой  жизни?  У  родителей  почему-то  всегда  твердое  убеждение,  что  их  ребенок  должен  делать  так,  как  решили  они.  Носить  только  пятерки  из  школы,  не  драться,  уступать  место  в  автобусе  всем  женщинам  и  старушкам.  Пылесосить  дома  ковры  и  протирать  мебель.  Ходить  за  хлебом,  и  выносить  мусор.  Закончить  школу  с  отличием,  и  поступить  в  тот  институт,  который  выбрали  папа  с  мамой.  Получить  высшее образование  и  начать  работать  в  какой-нибудь  крупной  фирме.  Потому-что  только  так  ты  будешь  гордостью  своих  предков,  поднимешься  по  карьерной  лестнице,  и  станешь  опорой  своим  родителям  в  их  старости.  Наверное  так  думала  твоя  мама,  и  был  убежден  папа.  А  ты  не  то,  что  не  оправдал  их  мечтаний,  ты  скатился  на  самое  дно,  и  чуть  не  умер  в  канаве.  Стал  головной  болью,  и  даже  сейчас  представляешь  для  своего  отца  угрозу.  Как  он  будет  смотреть  в  глаза  соседям,  когда  ты  свалишь  отсюда  во вражескую страну,  строить  свою  карьеру  там,  и  с  успехом  применять  все,  что  они  вложили  в  тебя  ранее.  И  я  больше  всего  не  понимаю  тебя.  Что  ты  паришься   так  о  том,  поедут  они  с  тобой  или  нет?  Тебя  это  не  должно  волновать  совсем.  Ты  отлично  и  оттуда  сможешь  помогать  им.  Что  их  тащить?  Не  забывай?  Англия,  страна  туманов.  Там  не  так  тепло,  как  здесь.  Климат  может  совсем  не  подойти  твоим  старикам.  Да  и  тоска  их  замучает  по  родной  земле.  Оставь  эту  затею,  и  успокойся. 
- Но и ты должен  меня  понять.  Как  я  буду  жить,  зная,  что  они  далеко  от  меня? Вдруг  нужна  будет  моя  помощь,  а  я  за  сто  земель.
- Ты  сам  то  себя  слышишь  сейчас,  Стас?  Я  только  что  озвучил  тебе  причины,  по  которым  ты  должен  забыть  свой  бред  о  перевозе  родителей.  Несешь  сейчас  чушь,  что  у  меня  уши  вянут.  Короче…   Если  хочешь  остаться,  то  не  пудри    Мэг  мозг.  К  черту  ваши  правила,  что  жена  должна  переходить  в  дом  мужа.  Она  сюда  не  поедет.  Я  ее  сам  не  пущу.  Не  будь  идиотом.  Если  тебе  выпал  такой  шанс,  сразу  выскочить  наверх,  то  не  ной  сейчас  мне  в  уши.  Иди,  и  делай  как  надо.  А  за  родителями  твоими  я  присмотрю,  пока  здесь.
Стас  резко  обернулся  к  нему, - Ты  что?...  Здесь  остаешься?...  Домой  не  вернешься?
- Вот  у  меня  ситуация  не  лучше  твоей.  И  меня  рвет  надвое.  Я  бы  хотел  всех  своих  отсюда  увезти.  Да  только  мама  резко  против.  Сам  не  знаю  что  делать.  Да  и  Сашку  я  еще  не  нашел.
Стас  вскинулся,- Ты  думаешь, что она… - не  смог  закончить.  Олесь  усмехнулся, - Это вы ее похоронили.  Она  жива.  Я  знаю.
- А  на  свадьбу  то  ко  мне  приедешь?
- А  нет,  да?  Конечно  приеду.  Все  родственники  соберутся.  И  от  папарацци  ты  не  спрячешься.  Не  часто  простой  русский  женится  на  такой  леди.  Так  что  не  надирайся.  А  лучше  вообще  не  пей.  И  поменьше  жуйся.  А  то  эти  сволочи  любят  заснять  казусное  фото,  с  перекошенным  ртом  у  главного  виновника  торжества.
- Это  как?
- Да  так.  Жратвой  не  увлекайся.  Не  чавкай  с  открытым  ртом.  Чтобы  в  газете  твой  фейс  выглядел  пристойно.  Хотя  Мэг  тебя  еще  натаскает  по  этому  поводу.
- Я  все-таки  еще  поговорю  с  родителями.  Может  они  согласятся? – решил  Стас, - Хотя  бы  на  свадьбу  ко  мне  приехать.  А  то  уперлись  намертво. 
- Ну,  ну…- усмехнулся  Олесь.
Стас  в  этот  же  день  твердо  решил  еще  раз  поговорить  с  родителями.  Придя  домой,   он  буквально  с  порога   кинулся  к  матери,  падая  перед  ней  на  колени,  взял  ее  руку,  прижал  к  губам, - Мама?  Ну  почему,  мама?  Почему  вы  не  хотите  ехать  со  мной?
- Стасик,  Что  нам  там  делать?  Это  чужая  страна,  чужие  люди,  обычаи,  все  другое.  Мы  здесь  родились,  выросли.  Прошла  наша  жизнь  тут.  Ни  к  чему  менять  сейчас  место  жительства, - оправдывалась  мама.  Отец  молча  сидел  у  стола,  глядя  в  телевизор.
- Мама,  но  мне  что  делать?  Я  люблю  Мэган,  и  вас  люблю.  Я  не  смогу  там  без  вас,  а  здесь  без  Мэган.  Мама?  Неужели  ты  не  хочешь  видеть  внуков?  Держать  их  на  коленях,  играть  с  ними,  слышать  их  первые  слова,  видеть  их  шаги?  Мамочка?  Папа? - Стас  оглянулся  на  отца. – Давайте  будем  все  вместе?  Ну  что  с  того,  что  это  Англия?  Земля  для  всех.  Для  черных,  красных,  белых.  Какая  разница,  где  жить? Главное,  что  мы  будем  вместе.  Я  буду  знать,  что  вы  рядом,  и  смогу  заботиться  о  вас,  не  буду  мучиться  оттого,  что  мы  далеко  друг  от  друга. 
- Стасик.  Ну   почему  эта  англичанка?  Ведь  столько  русских  девушек  вокруг,  которым  ты  нравишься.  Найди  русскую?  И  не  придется  расставаться.
- Мама?... - вскричал  Стас,  вскакивая,  и  хватаясь  за  голову,  -  Если бы ты   только  знала… Если  бы  только  на  минутку  могла  заглянуть  в  мое  сердце.  Ты  увидела  бы  там  только  Мэган.  Я  не  хочу  другой  девушки.  Ты  же  не  была  против,  когда  Мэган  приходила  сюда.  Вы  мило  болтали,  ты  показывала  ей  мои  сопливые  фотографии,  и  о  каждой  рассказывала  ей  с  упоением  и  любовью.  Зачем  ты  делилась  с  ней  моим  рождением,  детством,  если  считала,  что  она  не  подходит  мне,  только  потому,  что  я  русский,  а  она  из  вражеского  стана?  Ты  лицемерила?  Мама? - он  оглядел  своих  родителей, - Дорогие  мои  родители?  Вы  учили  меня  быть  честным,  порядочным.  Натаскивали  меня  как  породистого  щенка.  Зачем?  Чтобы  я  был  умнее,  воспитанней,  образованней  всех.  А  для  чего?  Где  я  смогу  применить  все,  что  в  меня  впихали,  вбили,  воткнули?  Пусть  это  будет  Англия.  Пусть  это  будет  Африка,  Австралия,  Аргентина,  Ангола.  Пусть  это  будет  черттарары.  Но  если  у  меня  есть  ощутимый  шанс  встать  там  на  ноги,  и  создать  семью,  которую  я  смогу  хорошо  обеспечить,  дать  будущим  детям  бесслезное  детство,  я  поеду  туда.  С  вами,  или  без  вас,  но  поеду.  Я  люблю  Россию,  я  дорожу  своей  Родиной.  И  я  не  предаю  свою  страну,  а просто  меняю  место  жительства.  Земля  для  всех.  Когда  вы  это  поймете?  Кровь  у  всех  одного  цвета,  все  одинаковые,  все  люди.  Я не  знаю,  кому  выгодно,  чтобы  люди  видели  друг  в  друге  врагов  и  иноверцев,  но  твердо  уверен,  что  этого  не  должно  быть.  Нужно  быть  умнее,  и  не  поддаваться  на  подобные  утверждения.  Хорошо.  Вы  не  хотите  лететь  со  мной.  Из-за  политических  своих  убеждений,  или  по  причине  того,  что  не  хотите  предать  память предков  и  бросить  их  землю.  Не  знаю.  Но  это  глупо.  Я  люблю  Мэган.  Я  буду  с  ней.  И если  вы  хотите  сделать  мне  больно,  потому-что  вас  не  будет  рядом.  Хотите  чтобы  я  всю  жизнь  ощущал  себя  виноватым  в  том,  что  променял  Англию  на  Россию,  это  ваш  выбор.
 Стас  умолк  на  несколько секунд,  продолжил  горько,  -  Как  вы  могли  говорить  мне, - Стасик,  мы  любим  тебя,  ты  наша  опора,  свет  и   надежда.  Если  вы  просто  так  хотите  растоптать  мою  любовь  к  Мэган.  Только  за  то,  что  я  не  ту  полюбил?  Опять  сделал  не  по  вашему?  Где  ваша  честность?  Где  ваша  порядочность?  Вы  обвиняли  меня  в  эгоизме,  а  сами  что  делаете  сейчас?  Я  ведь  живой.  Я  не  вещь,  не  украшение  вашей  жизни.  Для  чего  вы  меня  вообще  родили?  Чтобы  я  был  послушной  куклой?  Это  вы  сейчас  поступаете  как  эгоисты,  принуждая  меня  страдать  и  мучиться.
Стас  не  мог  больше  говорить.  Его  переполняла  обида,  и  слезы.  Он  замолчал,  и  резко  повернувшись,  быстро  вышел из  гостиной  в  свою  комнату.  Родители  молча  посмотрели  друг на  друга,  но  ничего  так  и  не  сказали.  Конечно  они  не  были  довольны  выбором  сына.  Но  он  давно  уже  не  был  ребенком,  и  запретить  ему  что-то  как  раньше,   не  могли.  И  будущее  сына  мать  и  отец  видели  совсем  иначе.  Может  быть  отец  и  протестовал  бы,  проявлял  свой  отцовский  авторитет.  Но  он  давным-давно  пришел  к  убеждению,  что  его  сын  абсолютный  неудачник  и  бестолочь.  Очень  жалел  про  себя,  что  вложил  в  него  свою  жизнь,  деньги,  силы  и  время.  А  после  всего,  что  случилось  со Стасом,  замкнулся  на  своих  переживаниях,  и  не  имел  желания  общаться  с  ним.  Мать  во  всем  поддерживала  мужа,  хотя  относилась  к  Стасу  более тепло  и  нежно.  Все-таки  сын.  Но  также  не  хотела  видеть  дальше  своего  носа,  будучи  убежденной,  что  сын  должен,  обязан  был  отплатить  им  за  все  их  старания  чуткой  благодарностью,  и  прислушиваться  к  их  советам,  потому-что  ни  один   родитель  не  хочет  своему  ребенку  плохой  судьбы.  И  симпатию  сына  к  этой  ухоженной  и  холеной  иностранке  мать  поначалу  приняла  за  обычный  флирт  сына.  Но  все  оказалось  слишком  серьезно,  и  зашло  очень  далеко.  Стас  уехал.  Его  провожали  друзья,  напутствуя  и  желая  счастья,  а  родители  на  вокзал  так  и  не  пришли.
- Не  расстраивайся  Стас, - утешал  Олесь, - Не ты  первый,  не  ты  последний,  кто  вот  так  покидает  отчий  дом.  Думай  о  том,  что  тебя  ждет  Мэган.  И  помни,  что  я  тебе сказал.  Если  сделаешь  ее  несчастной,  я  тебя  убью.
- Угу… Спасибо.  Утешил, - буркнул  Стас,  садясь  в  вагон, - Очень  многообещающее  заявление.
- В  августе  жди  на  свадьбу.  Мы  все  прикатим, - Ромка   положил  на  плечо  друга  руку,  и  улыбался  с  нескрываемым  оттенком  грусти  в  глазах, - Эх… Вот  и  потеряли  товарища.  Редеют  наши  ряды,  редеют.  Следующий   Олесь.  Потом  Кирилл, - опять  вздохнул, - Вот  жизнь, а?  Так  было  здорово,  пока  на  девчонках  не  срезались.  Раскидает  теперь  нас  судьбина.  Стас?  Фотки  пришли  Лондона?
- Пришлю.