1937. Трагедия рода Бахолдиных-Кудашевых. Очерк

1937. ТРАГЕДИЯ РОДА БАХОЛДИНЫХ-КУДАШЕВЫХ.
Очерк.
Редакция от 20 сентября 2016 года. Полная версия.

КАТЯ В ИРАНЕ. 1916-1917 гг.
Воспоминания бабушки по маме - Катерины Ивановны Кудашевой.

1916 год. Иран. Мешхед. Кате одиннадцать лет.

Пестрый шумный пахучий гомонящий базар. Зима. Холод. Слякоть. Персы-торговцы греются у своих мангалов (старые прохудившиеся ведра, обмазанные глиной, с решеткой, на которой тлеют угли).

Толпы нищих, худых голодных больных беспризорных детей.
– Ради Аллаха! Ради Аллаха! – мольбы о подаянии.

– Именем Аллаха! Именем Аллаха!!! – на базарной площади надрывается под грохот барабана (медного котла, обтянутого ослиной невыделанной кожей) глашатай.

Народ бежит на площадь. Посреди площади помост, на помосте плаха. Палач в рваной, словно его драли собаки, шубе, надетой на голое тело. Вокруг фарраши в черных шинелях с громадными в два ряда красными медными пуговицами, обвешанные оружием – сабли, револьверы на ремнях крест-накрест, за плечами винтовки. В их руках бьется в истерике, закатывая глаза, молодой парень. На его лице кровь. На помост поднимается старик в шелковом ватном халате с длинной седой бородой. В руках синий лист бумаги.

– Алла бисмилла рахман рахим!

Фарраши валят парня на колени. Его руку прижимают к плахе. Удар топором – на помост летит, как снятая перчатка, кисть руки. Парень взвыл. Из обрубка хлещет кровь. Изувеченную руку суют в котелок с кипящим маслом. Страшный вопль на весь базар. Фарраши отпускают казненного. Он рыдает, прыгает с помоста, прижимая к груди искалеченный обрубок руки, пытается замотать руку подолом рубахи. Толпа расступается перед ним. Правоверные горожане оглаживают бороды: «Омин! Аллах Акбар!».

– Мама! Зачем это?! – кричит на весь базар Катя, только теперь пришедшая в себя.

– Молчи, молчи, дочка. У них закон такой. За воровство отрубают руку. Попадется еще раз, вторую отрубят. Не плачь, пойдем домой, Катя.

1917 год. Иран. Тегеран.

Покупают мясо. В лавке десяток ободранных бараньих туш. Мама берется за ногу, поворачивает тушу.

Торговец снимает тушу с крюка, объявляет: «Десять кран!».
Мама в испуге, у нее нет таких денег, да и столько мяса ей не нужно. Приказчик ничего не хочет слушать. Трогала руками – забирай. Кто захочет есть мясо, если его руками трогал русский?! Всем известно – русские едят свиней, они нечисты, оскверняют своими руками все, к чему прикасаются.

Мама плачет:
– Мы не русские, мы молокане, у нас закон, как у вас, свинину есть запрещает. Мой муж никогда не ест свинину, посылает за бараниной. Он служит в английском консульстве, на большой арбе-фуре в Россию товары возит.

– А,.. Иван-пахлаван! – вдруг улыбается приказчик. – Все хорошо. Мы Ивана все знаем. Самый сильный человек во всем Мешхеде! Говорит, Иса-пророк силу дал, а вообще, - почти мусульманин. И на фарси говорит, и свинину не ест, и Коран знает, а главное…– приказчик подмигнул, – крест не носит, а в Бога верит! В хаммам-баню вместе с мусульманами ходить не стесняется!

Приказчик говорил на фарси быстро-быстро, так что ни мама, ни Катя не понимали ни слова, но по лицу его догадались, что все готово благополучно завершиться.

– Ай, ханум! – приказчик сбавил скорость речи. – Возьми мясо, сколько тебе надо. А денег не будет, приходи, в долг дам. За Иваном не пропадет, вернется из Асхабада, мы с ним сочтемся.

Обрадованная, что не пришлось платить за целую баранью тушу, мама купила Кате полное высокое блюдце медового снега. Деревянной палочкой Катя в минуту выскребла блюдечко и протянула его продавцу. Тот принял блюдце и, сильно размахнувшись, забросил его в воду реки (баба Катя говорила – «река Тегеранка»!). Пришлось маме заплатить и за блюдечко. Объясняться она не захотела. Катя шла домой, глотая слезы.
Дома расплакалась еще больше. Разве это дом?! Стены не белены, пол глиняный, потолок закопченный. Сыро, холодно. Печка, клепанная из котельного железа, стоила по российским меркам неимоверных денег, зато была с трубой, но грела, лишь пока в ней горел огонь. За стеной в такой же комнатушке ютится семья хозяина – мацонщика Эмиля.

Его дочь Фатима – ровесница Кати, приходит греться. Катя играет с ней в школу, учит читать и писать по-русски, читает ей вслух сказки Пушкина. Подружки давно нашли общий язык. Через три месяца Катя довольно сносно говорила на фарси, а ее подруга – по-русски. Их мамы тоже общаются. Через неделю ни Катю, ни ее маму на Тегеранском базаре нельзя было отличить от иранских женщин. Больше они в неприятные истории не попадали.

*****

По ранней весне из Калькутты в Тегеран вернулся отец – Иван Васильевич Кудашев – Иван-пахлаван!

Мама и Катя простились со своими подругами и на папиной фуре, запряженной четверкой битюгов, покатили домой в Асхабад, в свой родной дом на улице Андижанской.

Весело стучат копыта коней, без скрипа вертятся кованые колеса на английских рессорах, тяжелые вожжи в сильных папиных руках, а за бортом фуры проплывают удивительные пейзажи – от заоблачных горных красот до цветущих по весне степей и пустынь.

Будет что рассказывать в гимназии своим будущим подругам – Светочке Куропаткиной и Лидочке Бобковой!

*****

БОН ПАЖ

Ашхабад... Моя родная Ашхабадская 18-я школа - бывшая Асхабадская женская гимназия до революции...
Однажды, меня первоклассника привела в школу бабушка Катерина Ивановна Кудашева. На парадном крыльце встретилась с директрисой - старой гимназисткой Бобковой Лидией Федоровной. Они расплакались, обнялись и расцеловались.
- Мой внук, - сказала баба Катя обо мне.
- Бон паж, - сказала директриса и погладила меня по голове...

Этот "бонпаж"мне несколько лет не давал покоя... Никто не знал, что это слово (слова!) означает, а баба Катя от меня отмахивалась: - Нельзя подслушивать, что взрослые говорят!

Но я успел подслушать и разговор родительниц, стоявших неподалеку от нас:

- С чего бы наша директорша с санитаркой из 2-ой поликлиники целуется?!

Я не понял смысл фразы, но уловил ее недоброжелательный тон!

Только через много лет узнал, что Катерина Кудашева и Лидия Бобкова учились в том же здании, но в Асхабадской женской гимназии. Бобкова была старше Кудашевой на три года, исполняла обязанности куратора младшего класса, как старшеклассница!
А "бон паж" оказался всего навсего "хорошим мальчиком"!

Мужа - рядового служащего ОГПУ - Бахолдина Исая Алексеевича реабилитировали только в 1957 году решением Верховного Суда Туркменской ССР за отсутствием преступления.

И все эти годы ни в семье, ни среди соседей и сослуживцев никогда не было и тени воспоминания о том, что санитарка Второй ашхабадской поликлиники Катерина Ивановна Кудашева несколько лет успела проучиться в гимназии и свободно владела французским языком...

*****

Настоящий рассказ - не литературное произведение, не историческая хроника, это памятник, поставленный внуком своему деду, бабушке, своим родным и близким, ушедшим в бессмертие. Не из камня, не из бронзы - такие памятники в роду приняты не были, да  их и ставить некуда... Может кто из выживших еще из этого рода (родов) прочтёт, помянет предков добрым словом, и автора, писавшего эти строки. Откликнется. Тогда и страничка летописи дополнится.

Если у Читателя есть время и возник интерес, прошу Вас! Не судите строго. Мы простые люди. Смертные...

*****

История девочки Кати в Иране – только присказка.

Эту историю Катерина Ивановна будет вспоминать всю жизнь, как добрую сказку со счастливым концом, которую она часто пересказывала своим многочисленным внукам и внучкам.

А мы просили её:
- Баба Катя, бабулечка! Ну, ещё что-нибудь, про старую жизнь.
Баба Катя рассказывала, и мы, внуки и внучки, слушали ее, затаив дыхание… Но, бывало, рассказ заканчивался или обрывался на полуслове, и баба Катя, закрыв лицо руками, в слезах покидала нас.
Отчего плакала баба Катя? Мы, совсем маленькие дети, понимали: воспоминания могут быть не только счастливыми…

Истинную историю родов Кудашевых и Бахолдиных мне пересказала моя мама, незадолго до моего призыва на срочную службу в пограничные войска. Посчитала, что я достиг возраста, когда семейные тайны должны стать и моим достоянием с тем, чтобы они не стали для меня неожиданностью, если меня с ними познакомит кто-то иной, возможно, извратив факты, ставшие историей.
 
Выданная замуж в шестнадцать лет Катерина Ивановна Кудашева так и не сменила свою фамилию на фамилию мужа, Бахолдина Исая Алексеевича.

Мама, Анна Александровна Паркина, по отцу Бахолдина, потеряла свое отчество Исаевна, равно, как и ее старший брат Иван, по вине районного Геок-Тепинского канцеляриста, заявившего, что нет имени Исай, а есть Александр. С ним не спорили, получили документы с измененным отчеством. Хлопотать, менять было себе дороже.
Сохранилась эта самая первая справка  с большой фиолетовой печатью Геок-Тепинского Совета на пожелтевшей и обветшавшей бумаге, отпечатанная на чистой стороне бланка успеваемости учащегося некоего училища.

Паркина (в девичестве Бахолдина) Анна Александровна родилась 24 апреля 1925 года в поселке Гермаб Геок-Тепинского района Туркменской Советской Социалистической Республики в большой крестьянской семье общины молокан-колонистов, переселенцев с Кавказа.

МОЛОКАНЕ ЗАКАСПИЯ

Крестьяне. Пришли в Закаспий и расселились в предгорьях и в горах Копет-Дага в первое десятилетие после взятия крепости Геок-Тепе генерал-лейтенантом Скобелевым.

Вероисповедание: христиане, в самоназвании - духовные христиане или молокане. Изначально название "молокане" пришло со стороны за обычай в пост употреблять молоко.
Верили в Христа, чтили священные книги: Ветхий и Новый Завет. Не носили крест и не поклонялись кресту, считая его орудием убийства, не признавали икон, не употребляли: свинину, табак, спиртное. Не постились. На вопросы или даже упрёки в этом плане могли ответить: "не грех, что в уста, грех - что из уст". Не "чертыхались". Не воровали, свято чтили десять Христовых заповедей.
У молокан никогда не было конфликтов с православной церковью. Молокане, хоть и объявлялись сектантами, но им никогда не инкриминировались изуверские обряды, существовавшие в иных сектах.
Молоканские молитвенные собрания ограничивались чтением Библии, Евангелия, короткой проповедью главы общины, молитвами во здравие и за упокой, пением псалмов.
Детей "крестили" по собственному обряду без креста, без купели. Часто давали имена из Ветхого Завета. Так, по крови и происхождению русские могли быть Абрамами, Иосифами, Сарами и т.д.
Воспитывали собственное подрастающее поколение детей внуков и правнуков в твердых правилах почитания родителей и старших, трудолюбия, бескорыстной помощи нуждавшимся в ней, уважении людей другой культуры, рода-племени, религии.
Именно в то время это были истинно высоконравственные люди, физически здоровые, внешне красивые, сильные. И текинцы, и персы, и армяне, хоть и не водили с молоканами дружбу, но в делах торговых и денежных всегда предпочитали иметь дело с ними. Знали, это люди слова. Сказали – сделают. Гарантиями никогда не были ни насилие, ни угрозы.
Можно, конечно, и не верить написанному. Но вот факт: во время гражданских войн в Персии, басмачества в Туркестане не пострадал ни один молоканский поселок. Не погиб ни один, не сгорел ни один дом, не была разграблена ни одна фура.

И секрета в таком отношении мусульман к молоканам особого не было.  Не было причин для вражды. Не было презрения к иноверующим. Взаимно уважались сложившиеся обычаи и правила сосуществования. Молокане никогда не носили и не имели оружие. И это в странах, где «аламанство» – разбой – считалось удалью.
Бог, он не в Силе, но в Правде.

Община нашла свою «землю обетованную» и осела не просто на землях текинцев в Закаспии, но в приглянувшихся живописных ущельях Копет-Дага, фактически на территории Персии (Ирана). Жили в поселках Сулукли и в Гермабе. Гермаб - чудное место! Гермабское ущелье, расположенное южнее Геок-Тепе за основным хребтом Копет-Дага, оно разительно отличается от полупустынной природы отрогов, обращенных к Кара-Кумам. Склоны гор сплошь поросли кустами ежевики и боярышника. Горная арча сменяется зарослями дикого граната, а сам поселок был славен своими плодовыми садами и пасеками. Речку Гермабку не увидеть, течет она скрытно под огромными круглыми валунами, ледяными на ощупь даже в самую жару.

Гермаб. Так назывался маленький аул, населенный курдами. Молоканская община стала «буфером» между текинцами и персами, страдавшими от хищнических набегов своих воинственных северных соседей.
Никто не протестовал.
Землю арендовали у курдов. Платили дань местному хану. Пример: только семья Бахолдиных арендовала поместье в другом подобном поселке – в Сулукли, по договору сроком на 60 лет. Имели пять коров, несколько лошадей, пасеку, держали коз, барашков. Нанимали на сезонные полевые работы батраков из  иранcких курдов.

Женщины занимались домашним хозяйством, огородом. Старики, как правило – пчеловодством.

Мужчины – исключительно извозом: работали извозчиками на больших грузовых фургонах, запряженных парными четверками битюгов. Возили товары из Индии через Афганистан и Иран в Россию. Каждый владел несколькими языками: конечно, русским, туркменским (тюркским), фарси - необходимым в Персии, в Афгане, а в Индии без английского никуда от Пешавара до Калькутты.

Уходили в извоз на несколько месяцев. Ездили без оружия, тогда как на всем долгом пути от Индии до России персидские купцы ходили только караванами под охраной вооруженных аскеров. Даже пушки везли на верблюдах! За всю историю не было ни одного случая разбойного нападения на обозы Ост-Индийской либо Российских компаний, которые водили молокане-извозчики.

Община разрасталась, богатела. Строили каменные дома. Внутреннее убранство не отличалось от того, чем могли похвастаться в богатых мещанских или в купеческих домах Асхабада, Баку или Астрахани.

Жить бы, да жить. Увы. Враг рода человеческого тоже не дремал. Беда пришла, откуда не ждали.

Так хорошо жили! Тихо, мирно. В каждой уважаемой семье не мене пяти, семи детей. Кудашевы и Бахолдины своих детей учиться устроили в Асхабадские гимназии, соответственно в женскую и в мужскую. Дома в столице Закаспия построили на улицах Андижанской и Дехканской. Катя Кудашева книжки запоем читала! Любимые - Пушкин, Некрасов, Гоголь, Дюма, Жюль Верн...

Где-то далеко-далеко на краю света отгремели сначала русско-японская война, потом германская, потом революция, басмачество… Жить стало хуже. Однако, серьезных потерь до поры удавалось избежать. Гимназии пришлось оставить, вернуться в Гермаб.  В Иране тоже неспокойно. Курды время от времени с персами воюют. Приходят тревожные слухи: персидские революционеры жгут русские поселки на южном берегу Каспия. Убивают, грабят, насилуют. Уцелевшие бегут назад в Россию. Впрочем, Закаспий уже не Россия. Туркменская Советская Социалистическая Республика. Вот так.
Господи, помилуй! Пронеси!

НАЧАЛО КОНЦА

Нет, не пронесло. Враг рода человеческого разбушевался не на шутку. Черным годом для общины стал год 1925-ый. В Гермаб вошли отряды красноармейцев. Ущелье понравилось. И молоканский поселок – тоже.
Издали «декрет»:
– Вся Власть трудовому народу.  Частная собственность отменяется. Кони реквизируются. Коровки, овечки, зерно и пчелки сдаются добровольно в пользу голодающих в Москве и в Питере. Все остальные трудоспособные на трудфронт, отбывать повинность по обустройству границы. Бога нет. Жаловаться имеете право в Ц.И.К. товарищам Свердлову и Троцкому. Это чей дом? В нем разместится комендатура. Этот и этот – под казармы. Эти – под конюшни. Ничего, переночуете, где осталось место. А еще лучше – выезжайте куда-нибудь. На границе вашему извозу не место. Контрабанде конец. За контрабанду – расстрел! Сдавайте золото!

Русским поселкам Гермабу и Сулукли пришел конец. Слава Богу, никого не убили…

*****

Бахолдиным, Кудашевым, равно как и другим семьям пришлось оставить свои дома, проститься с нажитым трудом (не грабежом, не ростовщичеством!) имуществом, выехать в Асхабад. Нет, уже не в Асхабад – в Полторацк, переименованный в честь расстрелянного Закаспийскими "временными революционерами" в Мерве председателя Совета Народного Хозяйства, члена Центрального Исполнительного Комитета Туркестанской Советской Республики (Ташкент) Павла Григорьевича Полторацкого, имевшего заданием карательную акцию против Закаспийского Временного Правительства (22 июля 1918 года). При попытке вывести золото из Мервского отделения Банка России. 

Впрочем Полторацком город назывался недолго, снова переименовали, на этот раз в Ашхабад. Так ли не так, разницы нет. Молокан эта кровавая бойня как бы не касалась. В Ашхабадском доме Бахолдиных расположились несколько семей беженцев из Гермаба. Начали строить времянки, искать новые источники пропитания.
Так же поступили и иные молоканские семьи: Шубины, Жабины, Гомоли и др.
Дали подписку о соблюдении запрета на проведение общинных богослужений, запрета на воспитание детей в религиозном духе.

Так молокане в Туркменистане перестали существовать.
Все в прошлом.

*****
Позднее стало известно, что ушедшие из Гермаба и из Ашхабада в Иран иные молокане, в том числе четыре родных брата Исая - Василий, Иван, Павел, Федор - с семьями  по вербовке выехали в США, в Калифорнию, где работали батраками. Двадцать лет они только отрабатывали плату за переезд. Теперь это богатые люди, которым нет дела до своих бедных родственников в России и Туркменистане.
 Однако, мужская ветвь Бахолдиных в США была прервана. Из четырех братьев ни у одного не было сына, рождались только девочки. Впрочем, обо всем этом Катерина узнала только в 1961 году, когда какие-то дальние родственники-американцы приехали в Ашхабад. У женщин – бриллианты в ушах. Ностальгирующие родственники привезли своим советским двоюродным братьям и сестрам в подарок авторучки, шпильки, резиновые салфетки и прочий мусор. Дорог не подарок, дорого внимание. Разумеется, встречали их по первому разряду: обед традиционный с крутой яичной лапшой на курином бульоне, чтобы ложка в нем, как в студне стояла, пловом, каспийской осетриной, фруктовым компотом… А американе только ахали: Ах, а мы думали, вам здесь совсем плохо, вы голодаете!

*****

ПЕРЕДЫШКА. НЭП

Пережили. Выжили. Снова встали на ноги.

Слава Богу, «эти» закончили, кажется, свой военный коммунизм. Новая жизнь дает новый шанс. Новая экономическая политика! Коротко, как и все остальное: НЭП.

Снова дом у Бахолдиных –  полная чаша. У Исая Алексеевича пара гнедых жеребцов и роскошный лакированный черный фаэтон с колесами «дутиками». На извозчичьей бирже у железнодорожного вокзала в очереди за пассажирами не стоит. Достаточно мимо проехать шагом. Непременно кто вскочит на подножку, крикнет: «Гранд-отель, любезный!».  Что ж, можно и к гостинице с шиком подъехать, не смотря на то, что до нее пешим порядком не более семи минут ходьбы. Лучше, конечно, свозить пару влюбленных голубков к Золотому ключу на луну полюбоваться, либо в Фирюзинское ущелье к ресторану «Белый олень». Лучше – прибыльнее. Работать нужно, зарабатывать нужно. В родном доме уже пятеро маленьких: Иван, Анна, Василий, Вера и Саша. Растут дети. Слава Богу! Но, залётные!

И здесь нечистый подсуетился.
Прихлопнули НЭП. Новые слова. За словами – новые беды. Индустриализация! При чем тут «индусы»? Был там. Ничего похожего… Коллективизация! Это слово более понятно. Всё великое в Россие всегда создавалось народом, коллективом, всем миром, как говорили. Так для чего у людей последнее отнимать?

Отняли. Коней отняли. Фаэтон реквизировали. Ну, это слово на русский переводить нет нужды. Сам сдал. В ОГПУ. Не плакал. За Исая Алексеевича плакали в доме все. Хоть в петлю теперь. А кто пятерых детей кормить будет? Индустриализация?

И здесь, вроде, выход нашелся. Приехал вестовой,  принес повестку в ОГПУ. Хорошо, в доме его никто не видел. Исай Алексеевич хорошего от этого вызова не ждал. Думал, отправят куда-нибудь на лесоповал, либо на эту «индустриализацию».
Нет, попал на беседу с самим начальником. Предложил служить в ОГПУ при своих собственных конях. Деньги небольшие по жалованью, но паек будет и на  сотрудника, и на семью. Вопрос был: говорят, персидский понимаете? Да. И персидский, и туркменский, и английский. Как же в дороге без языков? Пропадешь. Подписал бумаги. Домой вернулся с пакетом пшена, сухарей, сахару и связкой соленой сухой каспийской воблы. На своем фаэтоне и при родных конях. Дома был маленький тихий праздник…

*****
1937 ГОД

Праздник не каждый день, но жить было можно. Дети не голодали. Супруга – Катя Кудашева – не плакала. Богу молилась, за домом, за детьми смотрела.
И этому миру пришел конец.
1936 год. Началась расправа с чекистами «старой гвардии».
В 1937 году пришла очередь и Ашхабадскому ОГПУ. Арестовали Начальника.
Вслед за первым арестом второй. Пришли за «доверенным лицом» Начальника, за его кучером.

Маме двенадцать лет. Этот рассказ с ее слов.
 
10 ноября 1937 года. Два часа ночи.
В одной комнате на полу спали пятеро детей.
Стук в дверь. Стук в окно.
Исай Алексеевич впустил в комнату двоих с оружием на ремнях.
Сказали: «Собирайтесь, Бахолдин!».
Спросили: «Где золото?». 
«Вот все мое богатство», – ответил  Исай Алексеевич, показывая на детей.
На допросе требовали подписать показания на начальника ОГПУ, сдать государству золото.
Следователь получил в зубы. Бахолдина вывели во двор и расстреляли.

Родной брат Исая Алексей тоже умер в тюрьме при невыясненных обстоятельствах.

*****
НАЧАЛЬНИК

Начальник, кто он? На кого отказался дать клеветнические показания Исай Алексеевич Бахолдин?

Известен.  ЗВЕРЕВ Юлиан Львович. Русский. Уроженец Санкт-Петербурга 1895 года. Из семьи рабочего. Образованный для своего времени и сословной принадлежности человек. Учился в «высшем начальном училище», в Прибалтийской учительской семинарии, в Азербайджанском политехническом институте. Фронтовик, участник Германской войны. Унтер-офицер 149 Черноморского полка. Принял революцию. Служил в Красной Армии, в органах ВЧК-ОГПУ-НКВД. В 1934-м Председатель ОГПУ Туркменской ССР.  С 15 июля 1934 по 20 июля 1937 года Народный Комиссар Туркменской ССР. Звание старший майор госбезопасности. Награды – Почетный Чекист, орден Боевого Красного Знамени. Арестован  21 октября 1937 года. Расстрелян 7 сентября 1938 года. Реабилитирован Верховным Судом СССР  23 января 1958 года.

*****
Дал бы Бахолдин на своего Начальника требуемые от него показания - не уберёг бы жизнь собственную. Как и смертью своей не спас Зверева. Через год погиб и Зверев. Это срок. Достаточно большой для следствия. Мучили человека.

Нет, и не может быть ничего секретного в нашем мире. Нет ничего тайного, что не становилось бы явным. Ложь может жить долго, но не вечно.

Истина, как бы ее не скрывали, не прикрывали ложными справками и удостоверениями, явила родным Исая Алексеевича свое лицо. Правда, не так быстро, как всем хотелось. Через десять лет.

ЛЕГЕНДА

Сокамерник, товарищ по несчастью,  подписал все требуемые бумаги, получил «10 лет без права переписки» и в 1946 году вернулся в Ашхабад, где и поведал эту историю вдове Исая Алексеевича - Катерине Ивановне.
Катерина Ивановна знала этого человека.
Он не мог солгать этой женщине.

НОВОЕ ЗНАНИЕ. КТО ОН?

Мне, уже человеку взрослому, офицеру, аттестованному сотруднику органов, баба Катя назвала его фамилию - Семенов. Более сказать не захотела ничего. Побоялась, возможно, неадекватных действий с моей стороны в отношении этого Семенова... Но, даже используя свои возможности по службе, я так и не смог пробиться к документам, к "Делу" Бахолдина Исая Алексеевича. Много других тех страшных лет перелистал и перечитал, но "Дел" деда и его сокамерника так и не увидел. Увы!

Ответ на мои вопросы, на мои поиски пришел совершенно с другой стороны. Я был в шоке. Вот когда я всей своей сущностью понял: Провидение существует!

Источник нового знания я назову несколько позже.

Сокамерником Бахолдина Исая Алексеевича в ту трагическую ночь и день 10 ноября 1937 года был его односельчанин по Гермабу некто Пётр Семёнов, которому инкриминировался незаконный переход границы из Ирана в СССР.

Территориальная принадлежность поселка Гермаб в то время оспаривалась, кусочек был лакомым и для Ирана, и для Советского Туркменистана. Правда, на русских картах 1881 года Гермаб в отличие от Фирюзы был прописан в пределах Закаспийской области Российской Империи! Следовательно, когда было нужно, Гермаб то считался Иранским, то нет. В 1936-м линия государственной границы в горах была недостаточно серьезно маркирована. Колючей проволоки, не говоря уж о чём-то более серьёзном, и в помине не было. Мне довелось по долгу службы бывать на Гермабской пограничной комендатуре в 1970-энном году. К этому времени уже мышь не проскочила бы через границу. Комендатура была. Ухоженная. Посёлка не было. Стояли только омытые дождями и снегами голые стены без крыш.

Разговаривал с местными аксакалами-пастухами – туркменами, курдами. Старые времена вспоминали. Вопросы задавал: кто поселок разрушил? Персы? Курды? Нет, сам по себе развалился без жителей, без хозяев.
Вернувшись домой, рассказал маме. Мама плакала.

Как бы то ни было, Пётр Семёнов получил свой срок со статусом "уголовника". Десять или сколько там лет каторги - не расстрел. Расстрелян был его односельчанин. Без сомнения - товарищ детства. И этому факту Семёнов был непосредственным свидетелем. Почему он, именно он и никто другой? Другого "Семёнова" и быть не могло.

В день 5-го октября 1946 года Пётр Семёнов вышел из ворот ашхабадской тюрьмы на свободу. Неизвестно, почему раньше срока, возможно досрочно, возможно срок был меньше, не в этом дело. Дело в том, что этот день и вечер, первый день свободы Пётр Семёнов провёл в Ашхабаде. Естественно, он мог бы встретиться со своей сестрой, тоже уроженкой Гермаба, но она была далеко, в Риге, замужем за Львом Вайлем. Отца своего, Семёнова Михаила Алексеевича, занимавшегося извозом до революции, Петр не застал, отец был не то расстрелян ещё в 33-м, либо сгинул в лагерях. Родной брат Михаил Михайлович пропал в лагерях в те же годы. В родном доме застал только свою мать - Прасковью Семеновну. Вполне логично, что Пётр обошёл своих родных и близких по Гермабу.

Пётр не мог не встретиться со вдовой Исая Алексеевича Бахолдина - Катериной Ивановной!

Она назвала только фамилию. Семёновым не мог быть другой человек!

Увы. Этот день свободы для Семёнова был днём первым и последним. В два часа ночи 6-го октября 1946 года страшное землетрясение стерло Ашхабад с лица планеты. Пётр Семёнов погиб. В тюрьме же погиб и его сын Михаил (Михаил Петрович). Мать Прасковья Семёновна чудом осталась жива, её откопали из-под развалин.

Екатерина Кудашева осталась жива и все её дети тоже. Судьба.

*****

КЛЮЧ К ТАЙНЕ.

Источник, пожалуйста!
Пожалуйста:

Не первый год, и не одно десятилетие был я, как и очень-очень многие читатели и телезрители, знаком с творчеством знаменитого на весь мир талантища - Петра Львовича Вайля, писателя, журналиста, кинематографиста.

Знакомлюсь заочно заново, мы почти родственники: Петр Вайль, крещёный по молоканскому обряду в советской Риге его родной бабушкой из Гермаба - Прасковьей Семёновной Семёновой.

Не знал, что его родной дед Михаил Алексеевич Семёнов тоже имел, как и Бахолдины, свои дома и в Ашхабаде, и в Гермабе, тоже занимался традиционным для молокан промыслом - извозом. В Гермабе родились три его дочери Любовь, Надежда, Вера и сыновья Пётр и Михаил (Михайловичи). По времени, они могли быть друзьями и подругами детей Бахолдиных - Ивана, моей мамы Анны и других!

Вот откуда информация: из книги, известной давным-давно, но лишь в этом 2016 году попавшей мне в руки!

Петр Вайль.
Книга:
"КАРТА РОДИНЫ". Часть "ОСКОЛКИ ИМПЕРИИ".
Авторские видеофильмы Петра Вайля "Молокане" и ряд других на эту тему, с рассказами и о своем собственном роде Семёновых.

Конечно, это тоже не юридические документы, но информация, полученная из разных источников сходится в  своих основных позициях!

Это правда. Конечно, не документированная и не заверенная законно-государственным образом.

ЛОЖЬ

Лгали другие. Вот на ложь документ имеется. Вот он.
В Свидетельстве о смерти Исая Бахолдина от 24 августа 1957 года серии СЯ № 172306 указан диагноз «Склероз сердца» и дата смерти 21 мая 1942 года.

*****
ИСТИНА

- "Что есть истина?" - спросил пятый прокуратор Иудеи Понтий Пилат взятого по ложному доносу Иисуса Христа. Не стал ждать ответа, вышел вон. Ему не нужна была истина. Он сам по себе был щепкой, которую кружил мощный водоворот событий, религиозных и межнациональных противостояний, войн и политических интриг.
Скоро минует две тысячи лет с того самого дня,когда был распят между двумя преступниками невиновный. Что изменилось за эти две тысячи лет? Что есть ИСТИНА?

Правда хотя бы в том, что, видимо, нет и не было на Бахолдина Исая Алексеевича "ДЕЛА"! Не успели завести. Самосуд был совершён ранее, чем составлен первый протокол. Потом, как могли, что-то стряпали, и при первой возможности вообще уничтожили. От 37-го года к 70-му году в подвалах архивов еще кое-где хранились гигантские опломбированные мешки с «Делами». Каждое «дело» - всего три-четыре листка бумаги: заявление (информация, донос), протокол допроса с «признательным показанием», приговор «тройки», справка об исполнении приговора.  Вскрыть такой опломбированный мешок единолично не имело права ни одно лицо, не исключая первых лиц прокуратуры, силовых органов, председателя совмина, и даже первого секретаря  компартии республики. Нужно было очень и очень походатайствовать о реабилитации!

Реабилитация состоялась.
Но убийцы невиновного не названы. Их имена должны были бы быть в «Деле», если оно существовало! Хотел и хочу увидеть это "Дело"!
Почему? Кто-то скажет: - Дело прошлое, ворошить не к чему. Быльём поросло!
И виновные, и невиновные давно уже на том свете. Скорее всего, убийцы тоже попали под безжалостный каток репрессий.

Нет. Прошлое, настоящее и будущее - триединое целое. Забудем прошлое в настоящем, обречены на повторение его в будущем!

Любая общность состоит из частностей. Геноцид целого народа состоит из безнаказанных убийств отдельных невиновных личностей. Совершено уголовное преступление. Незаконно взят под стражу человек. Ему предъявлено не обоснованное обвинение. Было требование клеветнически оговорить другого человека.

Эти неправомерные действия и спровоцировали Исая Алексеевича ударить следователя.
Ударить следователя - тоже уголовное преступление. Дело, подлежащее расследованию. Вот, расследования, как раз-то и не было. Далее - самое тяжкое преступление: немедленный расстрел Исая Бахолдина во дворе тюрьмы. Днем. Не таясь. На глазах у арестантов, конвойных и прочих. Это был не просто расстрел. Это была акция устрашения. Видели? Слышали? Так будет с каждым непокорным!

*****
Рукописи, говорят, не горят? Или горят синим пламенем?! Нет… Ещё есть архивы, всем архивам архивы!

Сегодня архивы Республики Туркменистан российским историкам абсолютно недоступны!

А ведь было, было мне счастье держать в руках и с упоением читать подлинные письма, рапорты и распоряжения Скобелева, Рерберга, Куропаткина! Вот такие сокровища ушли из России навсегда.

*****
РЕАБИЛИТАЦИЯ

В 1957 году моя тетя Вера Исаевна Крапивина (в девичестве Бахолдина) возбудила дело о реабилитации своего отца.

Письмом от 25 июля 1957 года за № 8/162 Ж Заместитель Прокурора Туркменской ССР государственный советник юстиции 3 класса      В. Крылов сообщил, «что по нашему протесту уголовное дело, по которому был осужден 26 ноября 1937 года Бахолдин
Исай Алексеевич, прекращено Верховным Судом Туркменской ССР 23 июля 1957 года за отсутствием преступления».

Это – посмертная реабилитация.
Это нужно не мертвым, это нужно живым.

Пятерых детей вырастила и воспитала без мужа его супруга (вдова!) Катерина Ивановна КУДАШЕВА. Иван, Анна, Василий, Вера, Александр.
Высшего образования дать не смогла, но среднюю школу закончили все дети. 

Потеряв мужа в 37 году, баба Катя одна ставила на ноги 5-х детей... Жила скромно, достойно... собственным трудом.

Старший сын Иван окончил среднее военное училище, стал офицером, лейтенантом Красной Армии. "Статус" сына "врага народа" его не коснулся. Сработал тезис Вождя - "Сын за отца не отвечает!". Иван Александрович (Исаевич) Бахолдин погиб лейтенантом Красной Армии в 1942 году в Сталинграде. Две фотографии мальчиком и подростком. Ни одного фото в военной форме. Ни одного письма с фронта не дошло до нас. Катерина Ивановна получала письма, несколько лет хранила их. Однажды в пароксизме горя и тоски по первенцу сожгла их все... Но "похоронка" в моем архиве сохранилась.

*****
БАХОЛДИНЫ - шесть братьев: Василий, Иван, Алексей, Яков, Павел, Федор и Исай.
Сестра Александра (Лёкся) Бахолдина.
Дед БАХОЛДИН - Алексей Семенович, 1853-1938 гг., супруга Мария Матвеевна (Добрынина), умерла в 1930 г.
БАХОЛДИН Исай Алексеевич, 1900-1937,  муж Катерины Ивановны КУДАШЕВОЙ, 29.08.1907 - 19.02.1989 г.

КУДАШЕВ Иван Васильевич отец Катерины. Мать Анна ЛОПОНОСОВА.
Дети КУДАШЕВЫ - сестры: Катерина, Мария.

ПАРКИНА (БАХОЛДИНА ) Анна Александровна (Исаевна), 24.04.25 - 24.08.2008 гг.

СВЕТЛАЯ ВСЕМ ПАМЯТЬ!

*****
На фото:
Стоят: слева Катерина Ивановна Кудашева, справа ее сестра Мария Ивановна Кудашева.
Сидят мужья: слева Исай Алексеевич Бахолдин (с усами и бородкой), справа - муж Марии - Константин Гомоля. 1937 год. Ашхабад. Незадолго до ареста Исая Алексеевича.

Фото документов на Яндекс-фотках
Фото документов на Яндекс-фото
https://fotki.yandex.ru/users/ritter-parkin-2014