Холера не берёт или обсервация-70

Маленькое предисловие.
Приглашая сегодня, 17 марта 2020 года, читателей ознакомиться с этой миниатюрой, руководствуюсь её актуальностью. Со времени описанных событий прошло полвека, и условия карантина для наших граждан, контактировавших с зараженными короновирусом, стали куда комфортнее, чем в "холерные годы". Но по-прежнему находятся безответственные люди, с легкостью нарушающие противоэпидемический режим, заставляя нас задуматься о введении серьезного наказания за такие действия, как это принято в ряде других государств. Наше благополучие зависит не только от врачей и чиновников от медицины, но и от нас самих. Только тогда мы справимся с пандемией короновирусной пневмонии.


Как бы ни гордился человек своими успехами в покорении природы, она время от времени устраивает ему всякого рода сюрпризы или, говоря современным языком, вызовы. Среди них неизвестные раньше вирусы или их незнакомые прежде разновидности. Вот и звучат с телеэкранов пугающие новые слова и словосочетания: «свиной» грипп, «птичий» грипп, лихорадка Эбола, лихорадка Зеленого Нила, наконец, лихорадка Зика. Живешь как на вулкане, и иной раз думаешь, что в советские времена о подобных напастях и не слыхивали. А они были. Просто СМИ не получали команды волновать народ и отвлекать его от строительства коммунизма. Сейчас же сообщения об угрозах для населения новых экзотических болезней поступают как раз вовремя, в моменты резкого обесценивания рубля, например, или при объявлении нового этапа «прихватизации» народного добра. Впрочем, не будем отвлекаться от главной мысли: природа устраивала «закидоны» и при социалистическом строе. Расскажу об эпидемии холеры в низовьях Волги в самом начале семидесятых годов прошлого века.

Но была ли эпидемия? Героиня моего рассказа, новоиспеченная студентка Московского университета, услышала о ней, когда приехала после успешной сдачи вступительных экзаменов в свой родной город, чтобы отдохнуть и собраться на учебу. Уже и билет в столицу был Варей куплен на скорый фирменный поезд, всегда заполненный до предела.

Сначала, впрочем, об эпидемии не говорили. Просто сообщили по радио и ТВ, что в волжской воде обнаружены холерные вибрионы. Надо соблюдать правила гигиены, мыть тщательно овощи, а, купаясь в эти жаркие августовские дни в Волге, не заглатывать случайно её водицу. Через пару-тройку дней, однако, в городе стало тревожно. Уже закрыли городские пляжи, а посередине реки выстроились стоящие  на якорях туристические теплоходы, которым запрещено было причаливать к пристаням. Прекратилось и железнодорожное сообщение.

Первые Варины переживания были о здоровье и благополучии Валентины, ее сестры, которая вместе с друзьями находилась в шлюпочном туристическом походе где-то на Волге. Вернулась эта компания в город дней через пять после сообщений о холере. Вопрос о том, не глотала ли сестренка волжскую воду во время купания, сначала её удивил, а потом и растревожил. Но обошлось, никаких признаков болезни у Валентины не обнаружилось. А знали теперь о симптомах холеры все. Листовки информировали. В СМИ сообщалось также о том, что холера для этой местности болезнь не экзотическая, была она и до революции, как бороться с ней, врачам известно.

Вот и появились кое-где перед дверями магазинов, общественных учреждений смоченные хлоркой коврики, а дверные ручки часто обматывали такими же «ароматными» бинтами. Прекратили продавать на улицах квас и газировку. И вещали, вещали о мытье рук и овощей. Почему-то особо опасными считались местные южные, напитанные солнцем, сладкие помидоры…

И все же город жил почти обычной жизнью. Работающие работали. Отдыхающие бездельничали. Им, лишенным песчаных горячих волжских пляжей, сочувствовали. Находились, однако, и такие люди, которые, вообще, не верили в эту эпидемию. Но верь, или не верь, а в сентябре Варя должна была быть в университете, значит, надо ей уезжать. Как и другим иногородним студентам. А сколько было в городе отпускников, которым тоже пора было ехать в родные места! И вот здесь городская администрация проявила свои организаторские способности, развернув ряд пунктов, в которых можно было пройти обсервацию и выехать из закрытого города. Варя, придя в нужное учреждение со своими документами и билетом на поезд, была включена в заветный список. С вещами за пять дней до намеченной даты выезда ей теперь необходимо было явиться в обсервационный пункт. Грустно Варюше было раньше времени расставаться с родными, но что поделаешь.

Для обсервации отвели здание школы, к счастью, неподалёку от Вариного дома. Классы превратили в палаты, расставив в них раскладушки, на которых и разместились желающие покинуть город. Палаты, соответственно, мужские и женские. Впрочем, разлучённые семьи могли общаться, заходить друг к другу не возбранялось. Но вот контакт с внешним миром запретили. Нельзя было и брать с собой в обсервацию продукты, но Варя увидела, что некоторые нарушили этот запрет. Им оставалось только завидовать, так как проходящих обсервацию кормили чрезвычайно скудно. Сколько копеек в день стоило трехразовое питание, Варя, конечно, не знала, но манная каша на воде на завтрак совсем не насыщала, как и жидкие щи или хлебная, по-видимому, котлетка в обед. Все эти дни в обсервации есть Варе очень хотелось, да и при ее весе в сорок пять килограммов каждый из них был на счету.

А продуманные люди доставали из своих дорожных сумок помидоры, колбасу, подкармливали себя и детей. Мало того, кто-то договаривался с охраной и получал продукты с «воли» от родственников. Варе же нарушать правила и в голову не приходило, так же как не думала она о том, что все поблажки от охранников нарушители режима оплачивали. Призывать к порядку взрослых людей, Варе оказалось не по силам; не хватало бойцовских качеств. Жаловаться потихоньку начальству тоже было не в её натуре. Становиться ябедой? – Ни за что! Вот и расстраивалась Варя в одиночку, тревожилась: где же законопослушность населения? Развезут граждане холерную заразу, если она есть, по всей стране!

Убедиться же в том, что проходящие обсервацию здоровы, врачи должны были по результатам анализов. Их и ожидали с нетерпением все эти пять дней изоляции. Жизнь в обсервации, правда, немного скрашивалась возможностью увидеть своих родных. Они после работы приходили навестить Варю к стенам её «тюрьмы». Через открытые настежь окна можно было и поговорить…

Вот, наконец, наступил последний вечер перед отъездом в Москву. С щемящим сердцем простилась Варя с родителями и сестрой, увы, без поцелуев и объятий. А назавтра вместе с другими проверенными медиками горожанами и невезучими гостями города Варя села в автобус, который привез пассажиров на железнодорожный вокзал, оцепленный военными. Еще пара часов в зале ожидания и можно садиться в столичный поезд. А пока Варя свела знакомство с одной из женщин, проходивших вместе с ней обсервацию, но жившей в другой палате. В этой сорокалетней особе Варя нашла единомышленницу, которая тоже возмущалась отношением некоторых легкомысленных субъектов к правилам обсервации. Например, одна из ее соседок пару ночей провела вовсе не в палате, а, наверное, дома, с семьей. Но, несмотря на бойкость Вариной собеседницы, до жалоб начальству дело не дошло и в этом случае. Со слов этой дамы она принципиально никогда не «стучала». В общем, наши законопослушные гражданки решили: «Будь, что будет!» – и стали гадать, дадут ли им в вагоне поезда чай или нет. Сухой паек они получили утром в обсервационном пункте.

Подошел поезд на Москву. Пройдя по коридору, составленному из военнослужащих, на почти пустую платформу, Варя разыскала свой вагон. Еще  двадцать часов, и  её путешествие подойдет к концу. А спустя несколько дней потускнеют её впечатления от мероприятия под названием обсервация. Впрочем, через пару недель Варя снова вспомнит описанные выше события. Неожиданно перестанет приходить на занятия одна из студенток Вариной группы. Эта москвичка после июльских вступительных экзаменов в августе уехала с экспедицией в один из районов Монголии, который в это злополучное лето тоже оказался неблагополучным по холере. И хотя девушка сумела к сентябрю добраться до Москвы, бдительная медицинская служба отыскала её и отправила в обсервацию. Расспрашивать об условиях этой, столичной, обсервации Варя не будет, её уже полностью захватит учеба.

И напоследок.
Когда Варина сестра Валентина прочла этот рассказ, ей захотелось дополнить его своими воспоминаниями. Во второй половине сентября того же «холерного» года Валя и ее подружка, обе студентки, отправились знакомиться с достопримечательностями Риги, почти заграничного в те времена города. Они воспользовались тем, что из-за холеры студентов не послали собирать помидоры, а учеба начиналась только в октябре. Город же к этому моменту был уже открыт. Девушкам, правда, пришлось взять в поликлинике какие-то стандартные справки. И вот, когда поезд подъезжал к Риге, по его вагонам прошлись серьезные люди и в приказном порядке предложили некоторым пассажирам по прибытии на станцию пройти с ними в здание вокзала. Этими пассажирами были лица, следовавшие в Ригу из холерных регионов страны. Наши подружки попали в их число, но припасенные ими справки сыграли свою роль. Девушкам разрешили пройти в город, записав предварительно адрес, по которому они собирались жить. И вот, каждый вечер, добравшись, наконец, домой после утомительной беготни по латвийской столице, Валя слышала от родственников-рижан, что к ним наведывался медицинский работник и интересовался здоровьем гостей. Почему-то такая неусыпная забота властей омрачала отдых. Казалось, что и хозяева напряжены. Не привезли ли, в самом деле, гости заразу? Вот и сократили подружки свое пребывание в Риге. На пару дней раньше запланированного срока они уехали в свой, еще по-летнему теплый город, в город, который благополучно пережил холерную напасть.