Возмущение духа

Я люблю вспоминать этот эпизод, потому что происшедшее ясно показало мне две вещи: что такое динамика духа и чем отличается возмущение духа от гнева. А также я ещё раз увидел, какие результаты даёт справедливое, осознанное возмущение. Терминов этих я тогда, разумеется, не знал, но внимательно запоминал все свои состояния и чувства. Да и труда особого это не составляло. Разве такое забывается? Итак…

Дело было на четвёртом курсе института. У нас в общежитии была комната на четырёх человек. Проживало нас там тоже четверо: двое с четвёртого курса – я и мой одногруппник и два наших хороших товарища с пятого курса. В это время у нас была дружная компания, состоящая из жильцов нашей комнаты и четырёх девушек-первокурсниц.

В нашей комнате была главная жизнь нашей компании, т.к. девушкам в тот момент ещё не удалось поселиться в одну комнату. Здесь мы и готовили, и отдыхали. В тот день, а это был выходной, мы по какому-то поводу купили торт и собирались его «отпраздновать» после основных блюд обеда, который как раз и протекал.

В этот момент к нашим пятикурсникам пришли два товарища-одногруппника, предпочитавших жить на квартире. Один из них полгода назад жил в нашей комнате, пользуясь временно свободной койкой и нашим гостеприимством.

Это был необычный парень. Спортивный, кандидат в мастера спорта по боксу, с ярко-голубыми глазами и огромными ресницами, он представлял собой удивительное сочетание правильности с авантюризмом и наглостью.

Правильность его, правда, распространялась в основном на образ жизни. Он никогда не ужинал. Иногда только пил чай или кефир. Рано ложился спать. Вёл себя по отношению к нам терпимо, обладал нормальным чувством юмора и ничем не хвастал. В то же время мог украсть что-нибудь с кафедры, разобрать на детали и продать.

Он всё время где-то и как-то «крутился», дома его редко можно было застать. Наглость его, по крайней мере проявляемая при нас, была в основном шутовской. Это была, скорее, бравада. Ему нравилось слегка хамить. Это его развлекало. Хотя чувствовалось, что в ситуации с менее близкими людьми он может вести себя и менее корректно.

Все его звали Клавой. Не потому что как баба, а потому, что Шульженко :)  Мы с ним не дружили. Но и антипатии друг у друга не вызывали. Иногда, впрочем, мне казалось, что он мог бы вести себя и поскромнее.

Теперь нужно, наверное, вспомнить, что когда он жил с нами, по общежитию ходила мода боксировать. Я в девятом-десятом классе немного занимался боксом, провёл около десятка боёв на соревнованиях. Наши однокашники дали нам две пары перчаток и я дважды боксировал со своим одногруппником.

Я весил тогда порядка шестидесяти с небольшим килограммов, а одногруппник – под восемьдесят. Но мы боксировали не слишком серьёзно, – он из любопытства, я – чтобы вспомнить старое. И инициатором был не я. У него было преимущество – вес, у меня – кое-какая, но всё же техника.

Во втором нашем поединке так получилось, что я нанёс удачный удар правой в висок товарища, когда он сам двинулся навстречу мне с ударом. Я уклонился, а он «попал» навстречу. От этой «встречи» товарищ получил нокдаун. Пол под его ногами на секунду куда-то пропал и он упал на пятую точку.

Случайным свидетелем нашего очень короткого поединка стал как раз этот парень. Я снял перчатки, извинился перед товарищем и с того времени мы с ним больше не боксировали.

Не знаю, сыграл ли этот случай какую-либо роль в том, что произошло, но, в принципе, мог, потому я его и привёл. Для полноты картины.

Итак, мы обедали, а к нам пришли «гости». Надо сказать, что сидели мы не за столом, а кто где и смотрели телевизор. Наш «герой», увидев торт, сказал «О-о-о, тортик!» и уселся за стол. На гостей мы, конечно, не рассчитывали, тортик и без того – на восемь человек, ну да чего уж там! Почти «свой» человек. И я, как и другие, продолжали смотреть телевизор. Через некоторое время я бросил взгляд в сторону стола, то увидел, что четверти торта уже нет. Между тем никто из нас ещё не успел подойти к столу. Остальные тоже поглядывали, но молчали. «Вот наглец!» – подумал я и опять отвлёкся.

Когда я снова взглянул на стол, то смотрел уже не отрываясь. От торта оставалась едва треть, между тем как лишь два или три человека из наших успели себе что-то взять. Я начал «закипать». А когда, доев очередной кусок, он снова взялся за нож, я не выдержал. Такое пренебрежение к нам, такая наглость могли бы, наверное, и святого вывести из себя.

«Хватит жрать!!!» – рявкнул я, возмущённый до предела. Он остановился на секунду, а потом спросил не оборачиваясь и с вызовом: «Тебе что, торта жалко?!».
 
Наглец потому так смел, что у него есть заранее подготовленное оружие, которым он может сразить любого. Это оружие – вот эта самая категория вопросов, один из которых они задают вместо ответа: «Тебе что, жалко?» или «Тебе что, больше всех надо?».

Такой вопрос, как правило, бьёт в человека без промаха, вынуждая говорить «Нет» и мямлить что-то уже в своё оправдание. Потому что ответив «Да» ты признаёшь себя либо жадиной, либо особенным, что в коллективе никогда не приветствуется.
 
Но, что более всего возмутительно в этих вопросах то, что в них сознательно подменяются понятия: справедливость называется жадностью, совесть – желанием выделиться. Это как раз тот подводный камень, заранее подготовленный и мастерски подброшенный, о который спотыкаются почти все совестливые люди, особенно в юности.

Тому, кто решается остановить наглеца, следует быть готовым ответить на подобный вопрос. К моменту поступления в институт я возмужал духом и был готов ко всему, но за годы учёбы несколько расслабился, потому что в студенческой среде несравнимо меньше таких людей, которые создавали мне сложности в младшие школьные годы. Потому когда неожиданно пришлось вступить в бой, соломки с собой не было – я оказался не готов. Но сама ситуация, её гнилая подстилка была мне прекрасно знакома и ненавидима.

Мгновенно оценив ситуацию, вижу, в какое положение он хочет меня поставить, прикрываясь беспроигрышным ударом и возвращая меня в то время, когда я был безгласной овцой. Это усиливает моё негодование многократно. Я внутренне решаюсь на всё, поднимаюсь со стула, и подскочив к нему, через плечо ору: «Да, жалко! Потому что не для тебя его покупали!». И продолжаю: «А если ты ещё раз так сделаешь, я вышвырну тебя отсюда и ноги твоей здесь больше не будет!». И в конце: «Ты понял?!!».

Решимость поставить наглеца на место была очень велика. Кто-то умный сказал: «Не употребляй выражений крепче, чем ты сам». Запомните все. Это – важнейшее правило борьбы в духе. Если у тебя нет решимости привести угрозу в исполнение, если ты не чувствуешь сердцем, что готов это сделать, что у тебя достанет на это сил, не стоит и воздух колебать.

Если бы он попытался противостоять мне в желании урезонить его, я был готов привести в исполнение свою угрозу немедленно. И был абсолютно уверен в том, что меня на это хватит.

К моему удивлению он быстро, чётко и громко ответил «Понял!».

То, что радость может вспыхнуть внезапно – это пожалуйста. С этим каждый знаком. Также быстро она может смениться огорчением. Или разочарованием.  А если возьмём страх? Испуг – наверное самая мощная и сильная человеческая эмоция. Возникнуть может мгновенно, а вот уходить обычно не торопится. А как трудно избавиться от гнева и раздражения! Они как яд действуют на весь организм и человек подолгу ходит, отравленным этими чувствами.

Другими словами, динамика, т.е. скорость изменения интенсивности (силы) эмоций неодинакова для положительных и отрицательных эмоций на стадии их исчезновения. Это – реальность. Но разве это закон природы? Разве не может быть иначе? Чтобы ничто не могло убить радость, или гнев проходил мгновенно, или раздражение не возникало?

Предполагаю, что искажённая, несимметричная динамика чувств – следствие нашего «малодушия» и слабой подвижности духа. «Малодушие» я недром поставил в кавычки, понимая под ним не черту характера а буквально «размер души». На самом деле в мире чувств возможно всё. И нет правил, ограничивающих время радости, или требующих испытывать зависть. Всё в наших руках, точнее, сердцах!

И вот после этого внятного «Понял!» произошло то, ради чего я всё это и описывал. А именно: в пределах секунды, не более, с меня схлынуло всё то, что я поднял из себя для победы – и негодование, и нетерпимость к хамству, и настрой на схватку и всё, всё, всё.

Получив желаемую реакцию, я моментально пришёл в норму и уже абсолютно спокойно, естественно, ничуть не насилуя себя, вполголоса закончил: «Вот так!». Затем отошёл от стола и потерял всякий интерес к «гостю». «Зыбь» волнения после происшедшего ещё некоторое время колебала меня, но это было вполне естественно.

Когда я отреагировал на поступок бывшего приятеля, я ещё не знал, какие чувства испытывал на самом деле: гнев ли, негодование ли, бешенство ли? Кто в этот момент гадает или смотрит в словарь, чтобы разобраться в своих чувствах? Но когда оно прошло, я понял – никакое из известных мне чувств не отвечает такой динамике. И лишь много лет спустя я нашёл ответы на свои вопросы. Столь динамичное чувство, что я тогда испытал, называется возмущением духа и отличается от гнева не только своей симметричной динамикой. Но это уже другая, более глубокая тема.