Смерть в нагрузку

                Смерть в нагрузку.

                Часть I

 Я не пишу то и о том, что хотел бы видеть, слышать, чувствовать. Пишу то и о том, что есть сейчас, и когда-то было. А посему. Не тратьте жизнь на тех, кто вас не ценит.  На тех, кто вас не любит и не ждет….
Уж так получилось, да, наверное, такое происходит, случается, у многих людей в жизни. Когда человек, иногда, без особых на то причин, вдруг, неожиданно, как для себя, так и для окружающих. Меняет свой образ жизни, сферу своей трудовой деятельности, а то, и вовсе, уходит в затворники. И примеров тому, можно найти огромное множество. Так, известный артист, актер, а то и вовсе политик, казалось бы, что ему нехватает. Вдруг, ни с того ни с сего, уходит в монахи, становится этаким богоугодником. Другой же, наоборот, полная противоположность ему. Да, мало ли еще можно привести, всевозможных, неординарных примеров. Вот и я, решил на какое-то время отдохнуть от тайги. От всех этих промерзших избушек, ночевок у костра, скитаний по тайге. Хотя, как это прозвучит ни странно, и парадоксально, остался в тайге. Разве что, в другой ипостаси. И это, такое решение, с моей стороны не было чем-то таким спонтанным, неожиданным, вполне обдуманным. Как я уже сказал, решил на время сменить сферу своей трудовой деятельности. А все-то, просто. По тем временам, а это, конец шестидесятых, начало семидесятых годов. Единственным средством связи, с внешним миром. Особенно, это касается, глухих, удаленных на сотни верст, от цивилизации, сибирских сел, всевозможных экспедиций, затерянных в тайге, метеостанций, переферийных аэропортов, да и мало ли еще чего. Так вот, связь, по тем временам, с внешним миром, только что перечисленного, осуществлялась посредством радиосвязи, азбукой Морзе. А посему, радист,  как и хороший печник, (кладуший печи, особенно русские), был редкостью, в дефиците, как это говорится, на вес золота. А, поскольку, я был радистом. Эту специальность я приобрел, во время прохождения службы в армии, на Курильских островах.  И она, эта специальность, уже, будучи на гражданке, для меня. Были времена, служила как запасной аэродром для самолета, если он, (самолет) еще и терпит аварию. Как говорится, хорошо, если не многое, но, кое-что знаешь. Скажем имеешь в своем заплечном «рюкзаке», ряд столь необходимых, да еще в определенных случаях, местах, востребованных дефицитных специальностей. Правда, иногда,  как это не покажется странным и удивительным. Этот набор специальностей, (много знаешь), может сыграть злую шутку, во вред хозяину. И в этом, мне пришлось воочию убедиться, быть свидетелем. Вот, хотя бы, один из примеров. В одном из районов Эвенкии, Байките, где мне удосужилось в то время проживать. Уж так получилось, произошел непредвиденный случай с кадровым охотником. И все это, перед самой заброской в тайгу, на промысел. Организация (совхоз), где работал этот охотник, лишилась шофера (уволился) грузовой автомашины. Развозившей по торговым точкам молоко, с фермы (МТФ). А, как известно, молоко, продукт скоропортящийся. Казалось бы, безвыходное положение, (север, вот так сразу, водителя не найдешь). И тут, надо же, повезло, заведующая этой фермы, как потом оказалось, для пользы дела, на грех себе, проговорилась. Сказала, что ее муж, мало того, что охотник, но еще и водитель, является шофером. Директор, этого совхоза, тоже, не будь «того», человеком, про которого говорят и крутят пальцем у виска. Быстро извлек его трудовую книжку, просмотрел. И, надо же, как оказалось, действительно, этот охотник шофер, да еще и высшей категории. И, что раньше, до приезда на север, прежде чем стать охотником, на большой земле, работал таксистом. И, как это обычно происходит в таких случаях, возникла производственная необходимость. И этого охотника, вместо того, что бы отправить в тайгу, на промысел, посадили за баранку, стал развозить молоко, по торговым точкам. А теперь, на секунду представьте. Что такое для человека, охотника, который на протяжении целого года, с нетерпением ждет этот день, этот праздник. А те, кто хоть чуточку знаком с этой профессией, знает, сборы в тайгу, на промысел. Это действительно является праздником. И не толко для самого охотника, но и для его верных помощников, лаек. Скучающих, засидевшихся на привязи от длительного межсезонья. И вот, надо же, как это говорится, облом. И все это произошло, из-за какого-то там молока, и прав, на умение  водить машину. И его жены, болеющей за производство. Так, некстати, сообщившей администрации, что ее муж, шофер. Но, что самое главное в этом, скажем так деле, так это, последовавшие за этим санкции, возведенные против своей жены.  После того, как он узнал, кто виновник, кто посадил его за баранку, говоря простым языком, сдал. После этого, по вполне понятным причинам, его жена, не выходила на работу, целую неделю, была на больничном. А ведь, до этого случая, ее муж, был прекрасным, добропорядочным семьянином. И вот, надо же, больничный. Всвязи с этим, что касается женщин, жен, в назидание другим, на будущее, в некоторых случаях, прежде, чем, что-то сделать, думайте о последствиях. Тогда как мужчинам, чтобы, не сесть за баранку, с выбором жен, не торопитесь. Что бы, как только что, в описанном случае, не пришлось развозить молоко. Я же, грешным делом подумал. Благо, что я не водитель, к тому же, не семейный. И мне это не грозит. Зато, однажды, как это будет ни грустно сказать, констатировать, тоже «попал», точнее не попал  на промысел. Но это, уже в другом, жизненном эпизоде, случае. Чем-то, отдаленно напоминающий этот. И об этом, если появится возможность, расскажу, как нибудь, в другой раз. А пока,  другой, подобный, аналогичный случай. И там же, на сибирском севере. Разве что, в другом районе, да, что там, в Каргасокском, Томской области. Так, недавно освободившийся зэк, после нескольких лет отсидки, уж так получилось, обратился ко мне за помощью. Не могу ли я, подсказать, посодействовать ему, где бы, в какой организации, он мог бы устроиться на работу. А, узнав, что я работаю охотником, как тут же сказал. Что он мог бы, тоже работать охотником. И, что он умеет стрелять из ружья. На это я, что бы не обидеть его, ничего не ответил. Разве что, про себя подумал. Нажимать на курок ружья, что бы быть охотником, этого мало. И потом, как это говорится, из полной пачки, дурак закурит. А, вот, попробуй, закурить из пустой. И, что бы он перестал, выбросил из своей головы, мысли об охоте, стать охотником. Как мог, деликатно, напомнил ему, что после стольких лет отсидки, не в столь отдаленных местах. Ему, просто, противопоказано быть охотником. И уж тем более, держать в руках оружие. Но, опять же, как это говорится: «Потерян Рим, но не все потеряно». И, что, если где он и сможет устроиться на работу, разве что, в местной экспедиции. И, так как он, не знал где находится эта экспедиция. Решил сопроводить его, показать, где она находится. Более того, уж так получилось, быть невольным свидетелем его трудоустройства. Подслушать его  разговор с начальником этой экспедиции. Все дело в том, что двери кабинета начальника экспедиции. При их разговоре, были чуточку приоткрыты. И я, сидя в приемной. Мог хорошо слышать их разговор. Так, начальник экспедиции, предварительно ознакомившись с его документами, первое, что  спросил. Какая у него основная специальность. Услышав этот, заданный вопрос начальника экспедиции. Я, грешным делом, про себя подумал, что зэк, своей основной специальностью скажет, «грабить». Так как, при разговоре с ним, я поинтересовался у него. За что он отсидел в совокупности, такой большой срок, (десять лет). На это он сказал, за неоднократный грабеж. На вопрос начальника же экспедиции. Ответ зэка был: О! у меня много специальностей. Казалось бы, после такого ответа, «моего» зэка. Начальник экспедиции, ухватится за него. Но, то что я услышал, меня одновременно, удивило и поразило. На это, на его такой ответ, начальник экспедиции, какое-то время помолчав, подумав, не стал уточнять, перечень его специальностей. Только сказал: Вы, мне, не подходите. И пояснил, мне нужен человек, специалист, который имеет одну специальность, но владеющий ею в совершенстве. И добавил, а у вас их вон сколько. Я же, опять же, услышав такой ответ зэка. Подумал, действительно, когда он мог приобрести, набраться стольким специальностям, в его-то годы. (На вид, ему, можно было дать, этак лет тридцать, тогда как, он выглядел на все сорок. Наверно, на его года, наложило неизгладимый отпечаток время, проведенное в заключении). И потом, где и когда он успел «нахватать» столько специальностей, после стольких лет отсидки. Хотя, здесь нужно отметить, при особом желании, рвении. В  некоторых колониях общего режима, можно действительно, чему-то научиться. Так что….!? На этом, во всяком случае в этой организации, трудоустройство моего  зэка и закончилось. Но это было тогда. Что же касается меня. То, как я уже сказал, радист по тем временам был в дефиците. И как я уже сказал ранее, решил отдохнуть от тайги. И мне не составило особого труда, наняться на работу, в одну из экспедиций, на изыскание нефти и газа. Расположенную в среднем течение таежной реки Вах. Начальником данной экспедиции, на тот период времени, был Александр Яковлевич Вырвыкишко, потомственный кубанский казак, (или, как его еще за глаза, называли буровики: «кишка»).  И конечно же, об этом, таком своем прозвище, он знал. И, судя по всему, на это, не обижался, не обращал внимания. Относился к этому, как кошка, по принципу. Назови ее, хоть поленом, лишь бы, молоко и мясо, для нее, было с утра до вечера. Во всяком случае, он не показывал виду. Что и кто, про него говорит, и как называет. Для него, как начальника экспедиции, главным было одно: бури глубже, гони метры, делай план, ищи нефть. Ему действительно было не до этого, кто и как называл его. Как начальник экспедиции, как руководитель, свою работу, хорошо знал. И экспедицию, все, что касается бурения, все службы, всю обслугу, держал под напряжением, на контроле. Никому расслабляться не давал. Кстати, за что впоследствии и «поплатился». Был направлен еще дальше на север, в одну из экспедиций. Где, как с дисциплиной, так и с бурением, скажем так, было не ахти. Но это так, как бы. В то же время, что касается его самого, у него была одна слабость. Если это вообще, его такое увлечение, хобби, можно назвать слабостью. Был страстным, не сказать больше, заядлым охотником и рыбаком, грибником и ягодником. Помимо этого, был еще и «бабо-радио-любитель». Последнее, как бы в шутку, хотя…. Сейчас, спустя годы, по происшествию долгого времени, я не открою тайну. Да и тогда, в то время тайной, каким-то секретом, ни для кого это не было. Да и он сам, это не скрывал. И об этом, я, будучи на охоте, с главным геологом экспедиции (оба были в отпуске), Низамом Малджановым. Как-то, поздно вечером, после дня скитаний по тайге, под глухаря, пропустив по стопке водки, лежа на нарах. Он то, и рассказал мне, еще об одном увлечении, начальника экспедиции. Хотя, как я уже сказал выше, это, такое увлечение начальника экспедиции. Ни для кого, тем более для меня, секретом не было. Как говорит народная мудрость: «Шило в мешке, неутаишь». Тем более, в экспедиции, где каждый человек навиду. Эту женщину, о которой поведал мне Низам, я знал. И с которой, как признался сам начальник экспедиции, он отдыхал, душой и телом. Сказать больше, я знал и его, законную жену. С которой он прожил, довольно долгие годы. И, что у них, от их совместного брака, растут две дочери. И они, в данный момент, где-то учатся, на большой земле, в одном из городов. И, уже, находятся в таком возрасте, что вот, вот, должны быдут вылететь, покинуть семейное гнездо. И я, зная об этом, еще одном, таком, увлечении начальника экспедиции. Нередко, мысленно сопоставлял, разглядывая, сравнивая между собой этих двух женщин. При этом, особой, такой разящей разницы, преимущества, одной, перед другой, не находил. И, как тридцатипятилетний мужик, (в то время мне столько было), если бы меня поставили, сказали, на которой, я бы остановил свой выбор, какой, отдал свое предпочтение. Скажу честно, был бы поставлен в затруднительное положение. Обе были, под стать одна другой. Как это говорится, хоть сейчас на подиум. Высокие, стройные, не сказать, что бы уж такие красавицы, симпатичные, уж точно. И, нередко, глядя на них, рассматривая каждую в отдельности, спрашивал себя. И чего нам, (относительно женщин), мужикам, все время, чего-то нехватает. И, иногда, когда этого «нехватает», набирается настолько много. Что оно выплескивается через край. Принося раскол, порой, даже в самые, казалось бы, крепкие семьи. Его жена, понимая, что ее муж, все больше и больше, отдаляется от семьи, чувствуя холодок в их семейных отношениях. Естественно, как всякая нормальная женщина, как могла, старалась удержать, образумить мужа. Но, куда там. Как говорится, сердцу не прикажешь. И, в то же время, как мне кажется, посколько все это происходило на моих глазах. И, не только на моих, а, и, всего населения экспедиции. И, как это, кому-то, ни покажется странным, и удивительным, как это обычно бывает в таких случаях. Его супруга, не держала зла, не таила обиду, на свою соперницу. Да и можно ли было назвать эту женщину соперницей. У которой, уж так получилось, трагически погиб муж, работая в этой же самой экспедиции. Что же касается этой женщины, так называемой соперницы. Она, в отличии от других женщин, которые пытаются, не гнушаются ни какими самыми грязными поступками, способами. Лишь бы увести из семьи, приглянувшегося им мужчину. Так вот она, этого не делала. Но и отказать ему, в его, к ней внимания, ухаживания, наверно, тоже, не могла, да и не хотела. Кому, какой женщине, не понравится, что бы на нее обращали внимание, вздыхая, смотрели ей в след. Что же касается его законной жены, ее, тоже можно и нужно понять. И вот, как-то, однажды, его жена, судя по всему, когда она поняла, что близится развязка, стало зашкаливать. И, что нужно, срочно, что-то делать, предпринять. Неожиданно, (во всяком случае для меня), чего раньше никогда за ней этого не наблюдалось, появилась у меня,  зашла ко мне на радиостанцию. Несмотря, не обращая внимания на то, предупредительную табличку на дверях: «Посторонним вход воспрещен». Но, все это, эта запрещающая табличка, и ее надпись, была, чистая формальность. И, как говорится, «все, что запрещено, значит, разрешено», заходили все, кому ни лень. Увидев ее, я подумал, странно, зачем. Еще более странным и удивительным было то. Когда она, поприветствовав, смущенно, тихим голосом, оглянувшись по сторонам, как будь-то, кто-то мог ее подслушать, сказала: не могу ли я, прежде чем отдать радиограмму, адресованную ее мужу. Она так и сказала, не начальнику экспедиции, а ее мужу. Так вот, что бы, первой, с содержанием этой радиограммы, ознакомилась, прочитала она. Я не стал спрашивать, почему, для чего ей это нужно. И потом, что только не сделаешь, на что только не пойдешь, для приглянувшейся, тебе женщины. К тому же оказавшейся в таком сложном для нее положении. Судя по тому, как развивались события. Грядущая потеря, дорогого, для нее человека, с которым прожила долгие годы своей жизни. И от которого, у нее родились две девочки. Что же касается меня, мной сказанного, что она мне нравится. В этом, ничего нет удивительного. Для любого мужчины, тем более одинокого, да еще тридцатипятилетнего. Выстави перед ним, скажем, сотню молодых женщин. Из всех, на кого он обратит внимание, разве что на одну, ну двух, трех-вряд ли. А здесь, что касается меня, человека, который, до недавнего времени, по полгода, находился в тайге, в одиночестве. Который до этого, и мужиков-то, толком  не видел. А тут, женщина, да еще какая. Забегая вперед, что касается, сегодняшнего времени, сейчас, уже могу сказать. Нередко, сидя вечером на диване, со своей супругой, просматривая очередной новый фильм, (старые, того времени, в отличие от сегодняшних, были намного лучше увлекательнее и содержательнее). Так вот, я, иногда, показывая, обращая внимание на героиню фильма, как правило, это женщина. Говорил, обращаясь к своей жене: «Смотри, какая прекрасная женщина, как она играет, глаз не оторвешь!». И вот, надо же, спустя время, и такое было. Смотрим другой фильм, где эта же женщина, актриса, играет, только, теперь уже, отрицательную роль, скажем разлучницу, а то и вовсе, проститутку. Казалось бы, в ней ничего не изменилось, та же красота, стать. Вот только, здесь, в этом фильме, она мне уже не нравится. И это, я говорю своей жене. На что, теперь уже она, усмехнувшись говорит: а, ведь, только что, совсем недавно, в другом просмотренном фильме, она тебе нравилась. И эти примеры, я привел не случайно. Да, внешность, внешний вид человека, его красота, обаяние желательны. Но, не обязательны. Главное, его душа, содержание его внутреннего мира. Тоесть того, тех качеств, чего так недостает, нехватает, нам сегодняшним. Или, уж коль скоро, так сразу, другой пример. Как я уже сказал, службу проходил на Курильских островах. Совсем, как в песне, и на Курильских дальних островах, на самых дальних наших островах. Командиром нашей части, в которой я проходил службу, в то время, был полковник Гарьков. Кстати, воспитывающий один ( его супруга, если верить слухам,  верно или нет, умерла), свою дочь. И которая жила на материке, опять же, где-то училась. Так вот, она, почитай каждый год, приезжала к отцу, скажем так, на побывку, на отдых. И это, на отдых, на Курильские острова!!!. Кстати, опять же, как бы, забегая вперед. Когда тебе уже за семьдесят. Если бы меня сейчас спросили, где бы я хотел провести свой отпуск. То, не задумываясь, сказал: на Курильских островах,  конкретно, Итурупе. Но, как говорится, мечтать не вредно. Так вот, как я уже сказал, дочь приезжала к своему отцу, командиру части, на отдых. А теперь представьте, каково было нам, весемнадцатилетним юнцам, только что оторванным от гражданской жизни. Смотреть на нее, когда она, одиноко, в задумчивости, бродила по берегу океана, во время отлива. Или, вечерами, когда было тихо, спускалась на берег, взбиралась на огромный береговой валун, и долго так стояла в неподвижности, любуясь отблесками лучей, на водной глади, заходящего за горизонт солнца. На резвившихся, плавающих,   на поверхности водной глади, нерп. А, как мы смотрели, поворачивая голову, словно выполняя приказ, равнение на право. Когда она, когда мы шли строем, в столовую, или на дежурство, гордо приподняв голову, проходила мимо нас. А, ведь, если так разобраться, в то время, это была самая заурядная, ни чем не отличающаяся от других девченок особа. И то, что касается большой земли, на материке, она бы, в одночасье затерялась, среди таких же, как она. И, кто знает, возможно, в то время, никто бы из нас, не обратил на нее, никакго внимания. Но, это тогда. А сейчас, в нашем положении, она, это было что-то, правильней сказать кто-то, вызывающее непреодолимую тоску, в наших юных сердцах. Кстати, если взять наше, сегодняшнее время, поколение, сравнить ее, ту, с сегодняшними девченками. Она бы, та, какие они есть сейчас, размалеванные, с разорванными коленками на джинсах. Выиграла бы у них вчистую, выражаясь языком бокса, в первом раунде. И это, эти примеры, уходя от темы описываемых в этом тексте событий, привел, если так вдуматься не случайно. Но, вернусь к зашедшей ко мне, в радиобюро, супруге начальника экспедиции. На что, на ее такую просьбу, не спрашивая, зачем ей это надо, дал согласие. И, теперь, всегда, все радиограммы, адресованные начальнику экспедиции. Прежде чем отдать ему, давал прочитать ей. И в этом, таком своем поступке, не видел ничего криминального. И потом, что касается радиограмм. Все они относились к разряду, были, сугубо производственные. Ничего личного, тем более секретного, в них не было. Это, что касается меня. Тогда как для нее, имели большое значение. Дело в том, что она знала, ждала, ту радиограмму, которая может перевернуть всю ее оставшуюся жизнь. Не знаю, откуда взялся, прошел слух, что начальника экспедиции, хотят перевести в другую экспедицию. И естественно, для нее, этот перевод многое значил. Рушилась семья. Что, в конечном счете и произошло. И это-грустно. Здесь, нужно сказать, такой радиограммы, о его переводе, в другую экспедицию, так никто и не дождался. Ее просто не было. Да и он, узнал о своем переводе, после того, как был вызван, съездил, в управление геологии.
И вот, в один из летних дней, во второй его половине, как обычно, согласно расписания, к пристани пришвартовался пассажирский пароход, курсирующий между Нижне Вартовском и Ларьяком. В этот раз, пассажиров было мало. И одним из таких пассажиров, был начальник экспедиции Вырвыкишко А. Я.. Он, поднявшись по сходням на палубу парохода, не пошел, как это обычно делается в каюту. А, подойдя к краю палубы, держась за поручни, остался стоять на палубе. При этом, стал внимательно всматриваться в толпу, стоявших на берегу людей. По тому, как он пристально разглядывал, останавливая свой взгляд на каждом. Было видно, что он кого-то ждал. И вот теперь, с нетерпением, вглядываясь, в стоявших на берегу людей, искал глазами того. И, очевидно, не найдя желаемого, (желаемую). На какое-то время, перевел, остановил свой взгляд, на стоявшую обособленно от всех женщину. И этой женщиной, была его жена. Которая просто не могла не придти, что бы, кто знает. Возможно, в последний раз взглянуть на своего суженого. Я стоял недалеко от нее. И, мысленно ставя себя на ее место, скажу честно, чисто по человечески, мне было очень жаль ее. Я прекрасно понимал ее. И то, что творилось, происходило в ее душе. Это может понять, только тот, кого вот так же предавали и бросали. Во всяком случае, мне, как никому другому, это чувство знакомо. И поверьте, это, трудно переносимо. И, не дай бог, никому это перенести и почувствовать. Которое остается в душе, в памяти, на долгие годы жизни. Продолжая украдкой смотреть на нее. Видя все это, ее переживания. И это чувство, словно, все это происходило со мной. Наваливалось на меня, каким-то, невидимым грузом, вызывало тоску, не давало мне покоя. И в моей памяти, в который уже раз, как наяву, возникло то далекое, невосполнимое  видение. Раннее холодное осеннее утро. Длинный состав пассажирского поезда. Опустевший перрон. На перроне, возле открытых дверей  одного из вагонов, одиноко стоит молодая девушка. В руках она держит ярко красный платок. Который нервно комкает, перебирая в озябших руках. По ее лицу, медленно катятся, редкие крупные, похожие на горошины слезы. Некоторые из них достигают ее пухленьких губ, уголков ее плотно сжатого рта. Она, вместо того, что бы смахнуть, вытереть их платком. Слизывает кончиком языка, ощущая их соленоватый привкус. Холодный, пронизывающий ветер хулиганя, срывает последние листья. С почти уже нагих тополей. Кружит их, гонит по опустевшему перрону. Не оставляет в покое и одиноко стоявшую на перроне девушку. Налетает на ее хрупкую фигуру, распахивает полы ее плащя. Ворошит, разметывает, на ее непокрытой голове, каштановые волосы. Но она, совершенно не обращает никакого внимания на шалости ветра. И вообще, на то, что происходит, творится вокруг нее. Ее взгляд, слезящихся карих глаз подернутых грустью. Целиком был обращен, прикован к  раскрытым дверям вагона. В тамбуре, о чем-то переговариваясь, стояли двое мужчин, курили. Но ее, подернутый грустью взгляд, был обращен, прикован к одному, отдельно стоявшему третьему человеку.  Его лицо, в отличие от стоявшей на перроне девушки, не было грустным. Напротив, оно сияло, какой-то загадочной, не имеющей никакого отношения, ко всему происходящему улыбкой. Иногда, он останавливал свой взгляд на стоявшей на перроне девушке. И тогда, его лицо, на какое-то время преображалось, с его лица сползала улыбка, оно становилось серьезным. Но это, такое его перевоплощение, было недолгим. Он снова уходил в себя. Взор его голубых глаз, снова устремлялся, куда-то, в неведомую для него загадочную даль. Столь далекую для него по расстоянию, и столь близкую его душе. И все это было настолько близко для него. Что он, почти физически ощущал ее близость, ее дыхание. И, что, еще немного времени, он растворится в ней, она поглотит его. И, если его плоть, его сущность, еще находилась здесь, в этом южном городе. Тогда как его душа, была уже  далеко, где-то там, в сибирской тайге. Он явственно представлял, как, вконец уставший. После долгих скитаний по тайге, в сумраке надвигающейся ночи, бредет в свою избушку. Как толкнув дверь, вваливается в нее, ощущая на себе холод, выстывших за короткий зимний день стен. Как, накидав в печку дров, начинает растапливать. После, взяв топор и ведро, отправится на речку, что бы наколоть льда. Поставит на печь ведро, в ожидании, когда лед, спустя время, превратится в воду. Нальет воду в чайник, скипятит чай. Напьется чаю. И, закрыв глаза, на какое-то время упадет на нары. С одной мыслью, куда, в какую сторону, пойти завтра. В поисках свежего соболиного следа. Неожиданный толчок, тронувшегося поезда, вывел его из состояния задумчивости, навалившихся на него мыслей. И теперь, уже он, не обращая внимания, на настойчивую просьбу проводника, посторониться, войти в салон вагона. Подавшись вперед, стал пристально всматриваться. В продолжавшую стоять на перроне девушку. И казалось, еще немного, какой-то миг. Он оттолкнет в сторону проводника-женщину, спрыгнет на перрон. Подхватит в свои сильные руки стоявшую девушку. И закружит, закружит ее, кружась вместе с ней сам. После чего осторожно поставит ее на землю. И тихим, виноватым голосом скажет. Прости, я пошутил, погорячился. Я остаюсь здесь, с тобой, навсегда. Но, к счастью, для обоих, теперь уже, по прохождению долгих лет, и то, как сложилась его, дальнейшая жизнь. Анализируя, себя порой перебирая, перебирая жизнь свою, этого не произошло. И теперь, в который уже раз, вынужден, сказать, признаться себе. В то время, как это будет ни прискорбно. Я, действительно, был не готов, к оседлой, семейной жизни. И потом, не зря же говорят: «Сколько волка не корми, он всеравно, в лес смотрит». И, как это будет ни грустно сказано, в то время это изречение, как ни к кому другому, подходило ко мне. Но все это было тогда. А сейчас, вернемся на берег, к продолжавшему стоять пароходу, людям столпившимся на берегу. За то время, пока я, как бы отстутствовал, пребывал, грезил в своих воспоминаниях. На берегу, ничего существенного не произошло. По-прежнему стояли люди. Так же, держась за поручни, продолжал стоять начальник экспедиции. Разве что, поняв тщетность своих поисков. Сейчас, казалось бы, его взгляд был устремлен, прикован, к стоявшей обособленно от всех, на берегу женщине, своей супруге. Глядя на них, создавалось впечатление, что они, неотрываясь, глаза в глаза смотрели. И только, если бы, кто-то внимательно присмотрелся, проследил взгляд стоявшего на палубе человека. Понял, если кто из стоявших людей, этих двоих и смотрел на другого, то, разве что, стоявшая на берегу, его жена. Мужчина же, если внимательно, проследить траекторию полета его взгляда. Все это было кажущееся, обманчиво, как это казалось, на первый взгляд. Как я уже сказал, стоял недалеко от этих людей, супружеской пары. И имел возможность, внимательно наблюдать за ними. На самом же деле, взгляд мужчины, который, на первых порах можно было принять, что он был целиком поглощен, прикован, к стоявшей на берегу женщине. И вот, когда прозвучала сирена, возвещавшая, об отплытии парохода. Уже обслуга приступила, стала убирать трап. И тут, неожиданно, в окне второго этажа дома, чья то невидимая рука, резко отдернула занавеску. И в окне, в ясных очертаниях, появилась, возникла фигура человека. В которой нетрудно было узнать, женщину. Ее длинные, разбросанные, ниспадавшие на грудь волосы, были не прибраны. Все это, как бы говорило, о том. Что она, вдруг, неожиданно для себя, о чем-то, внезапно, запоздало спохватившись.. И об этом, ей напомнила сирена, с минуту на минуту, готовящего к отплытию парохода. Я, как уже сказал, все это время наблюдал, за всем. Что происходило на берегу. И теперь уже, мысленно, как бы, сопоставив все это. Звук сирены парохода. И эту, так неожиданно, резко отдернутую занавеску в окне, и в нем, появившуюся женскую фигуру. Мне сразу, все, стало ясно и понятно. И то, где, и с кем, провел эту последнюю ночь, человек, стоявший на палубе. И кого все это время он искал глазами среди стоявших, толпившихся людей на берегу. При этом, преступно предавая, игнорируя, пришедшую проводить его, кто знает, возможно в последний раз, свою жену. Конечно, та, вторая, не могла, вот так сразу, придти на берег что бы проводить его. Это, с ее стороны было бы, уж совсем жестоко и кощунственно, по отношению, к его жене. Которая пришла проводить его, и на которую, он не обращал никакого внимания. И той, другой, так неожиданно появившейся в окне, ничего другого не оставалось, как проводить, обменяться взглядами с ним, на расстоянии. Что же касается стоявшего на палубе парохода мужчины. Было видно, как при виде отдернутой занавески и показавшейся женской фигуры в окне. Как изменилось его лицо, как оно засияло надеждой, как он чуть подался вперед. Еще крепче вцепившись, сжав поручни ограждения. И хотя,  находившаяся на берегу женщина, его жена, наблюдавшая за ним, пытаясь поймать, перехватить его взгляд. Стояла спиной к окну дома второго этажа. Но и от нее не ускользнула, внезапная перемена, в поведении ее мужа. Резко повернув голову, проследив своим взглядом, взгляд своего супруга. Как сразу, для нее, стало все ясно и понятно. Эти изменения, так же, не остались не замеченными и той, стоявшей у окна. Миг и она быстро, отпрянула от окна в глубину комнаты. Этого было достаточно. Бросив последний, презрительный взгляд на своего мужа. Она, круто повернувшись, быстрым шагом, пошла в сторону поселка. Тем временем, пароход отчалив от причала, просигналив в последний раз, медленно набирая скорость, стал удаляться. Продолжая смотреть на пароход, который, вскоре, скрылся за излучиной реки. На удаляющуюся женщину, жену начальника экспедиции. При этом, я почувствовал, как на меня, нахлынула, обуяла, какая-то неодолимая тоска. И то, что уже не будет приходить ко мне на радиостанцию. Не будет смотреть на меня с надеждой и грустью человек, женщина. И в том, что все так произошло. Незнаю почему, но в этом, есть и моя вина. И от этого, мне стало до боли грустно и тоскливо  Вот, кажется, я и подошел к тому, что и  послужило, легло в основу, моего, скажем так, рассказа.
                ЧастьII                                Как я уже сказал, начальник экспедиции был страстным охотником и рыбаком. И свои отпуска, когда они выпадали, старался, приурачивал,  к осенне-зимнему сезону. На начало охоты, на пушного зверя.  А, что  касается заброски в тайгу, на охоту. С этим, как не у кого другого, возможности у него были. Вертолеты, обслуживающие экспедицию, которыми он распоряжался, а он ими распоряжался. Находились у него, в его распоряжении, как лошади, у конюха на конюшне, под его началом. Здесь, скажу сразу, что все, что здесь описывается. Все это, относится к семидесятым годам, прошлого, теперь уже тысячилетия. Тогда, были другие времена, другие люди, с другим жизненным укладом, позициями, не чета нам сегодняшним. Говоря это, я совсем не хочу сказать, что все, что происходило, по тем временам, было правильно. И, уж тем более законно, нет конечно. Но, ничего не поделаешь, все это было, факты, упрямая вещь. Так, если кому-то из руководства экспедиции, нужно было куда-то слетать, по своим, скажем так, личным надобностям. Для этого, нет ничего  было проще, поставить место, площадь, в план работы вертолета, куда должен был лететь данный руководитель. И, как это говорится, лети туда, где принимают. И этим, такими льготами, пользовалось не только руководство экспедиции, но и те,  любители охотники, не говоря уже, о кадровых охотниках, близ лежащего госпромхоза. Но, опять же, все это, что касается вертолетов, экипажей, их левых рейсов. Все это, делалось, далеко не безвозмездно. Вот, хотя бы, один из примеров. И таких примеров, можно привести множество. Уж так получилось, что коопзверопромхоз, в котором я тогда работал, исчерпал свой финансовый лимит, на заброску и вывозку охотников из тайги, с промысла. И, что бы нас вывезти, директор промхоза, сейчас, по истечению долгого времени, можно назвать его фамилию и коопзверопромхоз. Степан Матвеич Першин, а промхоз, Каргасокский, так вот, что касается его, как директора, толковый был мужик, руководитель, не чета, некоторым, сегодняшним слюнтяям, да не в обиду, будь им сказано, (что бы так говорить, сравнивать, на это,у меня, есть все основания). Так вот он, что бы решить эту проблему, с вывозкой нас из тайги. Договорился с заказчиком вертолета, обслуживающий, в данном случае нефтепровод. Отдал заказчику, этого вертолета, кадку брусники, и рыболовную сеть-куклу. А, когда мы вылетали из тайги. Он, подсев к нам, попросил, Вы уж продайте ему пару соболиных хвостов, по сходной цене. Что конечно же, нами, сразу, на борту вертолета, и было сделано.  Естественно, поступая так, все эти левые рейсы выполнялись в большой тайне, от командиров эскадрилий, в которые входили экипажи вертолетов. Что же касается экипажей вертолетов, обслуживающих экспедиции. Так вот они, (экипажи), за выполненный левый рейс, по просьбе администрации экспедиции. Как это говорится, долг платежем красен. За это, теперь уже они, за оказанные ими услуги. Просили у начальника экспедиции, теперь уже, для себя, для своих нужд, час другой. Что бы, теперь им слетать, скажем в какое-нибудь стойбище, коренных жителей севера, тех же хантов, селькупов, да, мало ли еще куда и зачем. Как правило экипаж вертолета летел в стойбища, что бы прикупить у аборигенов, кто пушнину, мясо, рыбу, кто дикоросы: грибы, ягоды, а то и охотничьих собак. Здесь, нужно отметить, такие экипажи «Варягов», использующих вертолеты в своих личных целях. Были случаи, когда их «ловили», от их мест базирования, аж, за полярным кругом. Когда они выполняли левый рейс, исключительно, работая на себя. Что же касается меня, моей работы радиста экспедиции. Как это ни покажется странным. То, что я, иногда делал, выполняя просьбы экипажей вертолетов. И этим, как бы, невольно, делал их, своими должниками, что и они, мне чем-то были обязаны. На самом деле, все абсолютно не так. Если, я и шел им навстречу, на их просьбы. То, разве что, из самых благородных побуждений, из сочувствия к ним. Не преследуя, минуя всякие корыстные цели. Действительно, судите сами. Зима, на дворе температура под сорок, или, и того хуже, несусветная метель, буран, как это говорится, не видно низги. Хороший хозяин, в такую погоду,  свою собаку не выгонит на улицу. А тут, люди. Полеты отменены, ввиду неблагоприятных погодных условий. И об этом, экипаж вертолета, должен был поставить в известность, свое вышестоящее начальство, (эскадрилью). И, что бы это сделать, экипаж вертолета, был вынужден идти на вертолетную площадку, завести двигатель вертолета. И все это сделать по такой, скажем так, неблагоприятной погоде. Да еще, если учитывая, что вертолетка, находится за полкилометра, от места проживания, экипажа, в гостинице. И они, что бы не утруждать себя, учитывая, скверные погодные условия. Обращались ко мне, с просьбой, отработать с моего передатчика, как от своего борта. Что я и делал, настраивал свой передатчик на их рабочкю частоту.  После чего, командир вертолета, сообщал все, что нужно в таких случаях, в аэропорт приписки. После чего, экипаж, поблагодарив меня, за оказанную им услугу, уходил, к себе в гостиницу, на отдых. Для меня, все те услуги, которые я для них делал, ничего не стоили. В то же время, таким образом, как бы, они ставили себя в зависимость, этакими должниками передо мной. Правда, этим преимуществом, льготой, я никогда не пользовался. За исключением двух случаев. Как-то, на одной из буровых, буровик, который ставил петли на зайцев. Так вот, в его петлю попал заяц, которого он не успел забрать. Ввиду того, что буровая, закончив работы на данной площади, передислоцировалась, на другую. И он, находясь в салоне вертолета, который поднявшись, низко полетел над тайгой. Как раз над тем местом, где у него и была поставлена петля на заячьей тропе. Глянув в иллюминатор, увидел, попавшего в петлю зайца. Но, что его больше всего поразило и удивило, так это то. Что около этого попавшего в петлю зайца, орудовал, тормошил его бездыханное тело, другой, темного окраса зверек. Как потом оказалось, этим зверьком оказался соболь. Успевший первым обнаружить попавшего в петлю зайца. И вот теперь, на правах собственника, трапезничал. И об этом, случае мне и рассказал буровик. Который, в силу переезда буровой, уже не мог забрать попавшего зайца и поставить капкан на соболя. Я решил, не пропадать же добру. Не стал напрямую обращаться к своим, скажем так, «должникам» экипажу вертолета. Поговорив с диспетчером, Борисом Глыбчаком, который непосредственно распределял работы экипажей вертолетов, по буровым. На что он сказал, что экипаж одного из вертолетов, еще день два, будет работать, по переброске емкостей, с этой буровой. И, что я могу, воспользоваться этой возможностью, слетать на эту буровую. Что я и сделал. Найти, уже довольно растерзанного зайца соболем, не составило особого труда. Поставив капкан, последним рейсом вертолета, вернулся на базу. Осталось за немногим, теперь уже, слетать, проверить, попал или нет соболь. И вот здесь, уже пришлось самому, лично, обратиться к экипажу вертолета, со своей просьбой. Мало того, что бы они сделали крюк, забросили меня на отработанную буровую. Но, еще, ближе к вечеру, выполняя последний рейс, забрали  меня обратно на базу. А это ни много ни мало, отклониться от курса работы вертолета, порядка тридцати километров. Одним словом, добро было получено. Дойдя до места, установки капкана. Где обнаружил, вместо соболя, в капкане сидела, еще живая, орущая благим матом кедровка. Которую, освободив из капкана, отпустил с миром. Соболь же, судя по всему, изрядно наевшись зайчатины, все это время, до моего прихода отлеживался. Когда же я вернулся на буровую, откуда был должен меня забрать вертолет. То там обнаружил нарты, запряженные двумя оленями. Чуть поодаль от которых, увидел и их хозяев. Как потом оказалось, это были ханты, отец с сыном. А на буровую, как они сказали, прибыли за металлом, брошенными пустыми бочками. И, опять же, не пропадать же добру. Я рассказал им, о попавшем в петлю зайце, которого обнаружил соболь. И, что, рано или поздно, он не преминет, проголодавшись, придет на зайчатину. И у них появится возможность поймать этого соболя. Для них, этот соболь, если они его все же поймают, будет неплохим подспорьем. В лучшем случае, они могут его шкурку, обменять на ближайшей буровой, на продукты. В худшем, и то же, обменять на спиртное, которое, на этот случай, приберегено у поварих буровых. Одним словом, дело осталось за немногим, поймать соболя. А там посмотрим, как они им распорядятся. 

                Часть III 
Как я уже говорил выше, в сложные, для экипажей вертолета часы, которые хоть и редко, но, все же случались. В основном это происходило, из-за сложных метеоусловий. Когда всякие полеты прекращались. И вот, однажды, не знаю, чем это было вызвано. Ко мне подошел командир вертолета, сказал, что они, на завтра, выпросили у начальника экспедиции. Некоторое время, слетать для себя, своих нужд. В одно из отдаленных стойбищ аборигенов, расположенных, по реке Сабун. И, если есть у меня на то желание, и время, то он может взять меня на борт. Я был свободен от дежурства, и сразу согласился. Уже только потому, что в эту осень, у меня был отпуск. И его, я решил провести в тайге, на промысле. И, если что, с высоты вертолета, посмотреть тайгу. Возможно, пригляжу подходящий участок тайги. И, если что, заброшусь, на период своего отпуска. Здесь, должен сказать, что человек, охотник, присматривая таким образом, для себя тайгу, место будущего промысла, с высоты полета вертолета. И, все это, делая по чернотропу. Когда, трудно, порой просто невозможно, узнать, определить. Занят или нет, этот участок тайги, другим охотником, истинным хозяином данного участка. И охотник, в данном случае, сильно рискует, сесть на «голову», другому охотнику. На моей памяти, был случай, когда нас, меня и напарника, выбросили на чужую территорию, занятую другим охотником. Благо, все закончилось миром. Зверя, в данном случае соболя, хватило всем. А теперь представьте, человека, охотника, что он чувствует. Когда он, заведомо знает, что рядом, через стенку, у него под боком. Скажем так, в его квартире, хозяйничают воры. А сделать, предотвратить этот разбой, у него нет возможности. Действительно, что бы было, если бы я, присматривая для себя участок тайги. Будучи наученным горьким опытом. Свалился на голову истинным, прямым хозяевам данного участка. Поэтому, соглашаясь на полет, я не столько хотел подобрать для себя участок тайги. Сколько, вообще развеяться, так сказать, составить компанию экипажу. А пока, на другой день, утром, попутно, забросив на буровую, какой-то «шурушок». Вертолет взял курс на восток, на реку Сабун. Из пассажиров, не считая экипаж вертолета, состоявший из первого и второго пилота, и борттехника. Я был один. Долетев до устья впадения Сабуна в реку Вах. Вертолет взял курс, полетел вверх по реке. Разговорившись с борт техником, на что он сказал мне. Что у них нет определенного населенного пункта, места назначения. Где бы они, могли высадиться. И, что экипаж, выберет, подсядет туда, в тот населенный пункт, где посчитает нужным. Где они и могут взять то, зачем они и выполняют, скажем так, этот левый рейс. Сосновый бор, этот, один, из крупнейших населенный пункт, расположенный на берегу Сабуна остался позади. Пилоты оставили его без внимания, продолжая лететь вверх по реке.  Наконец-то, как посчитал экипаж, обнаружили именно то, что  и было нужно. Посмотрев в иллюминатор я увидел внизу, на некотором удалении от береговой линии, порядка пяти, шести чумов аборигенов. Около некоторых из них, были разведены костры, дымокуры. И, хотя, на дворе, был август, его третья декада. Пик гнуса миновал, пошел на спад. В дымокурах, все еще была нужда. Рядом с чумами аборигенов, находилось несколько добротно рубленых изб. Одна из которых, стояла, как бы обособленно.  Как потом оказалось, это был магазин. И, так как, в данном скажем так, поселке не было специально оборудованной вертолетной площадки. Экипаж был вынужден сделать круг, что бы подобрать место для посадки. И такое место нашлось. Этим местом оказался небольшой пятачек, свободный от деревьев, окруженный молодой порослью кедров и сосенок. И среди это молодой поросли сосенок и кедров. Словно древние исполины, возвышалось несколько отдельно стоявших вековых сосен и кедров. И они то, судя по всему и дали жизнь, этой молодой поросли. Здесь, нужно отметить, что сажая вертолет на такую маленькую площадку, среди этой поросли. Экипаж, особо, ни чем не рисковал. Дело в том, что Ми-8, довольно уникальная, удачная модель, или, как его еще называют те, кто летает на нем, «агрегат». Модель действительно уникальная. Вертолет, хорошо управляем, и может подниматься, вертикально практически из любого «колодца». И, даже, при необходимости, произвести, взлететь, в самолетном режиме. Конечно, экипаж мог посадить вертолет, гораздо ближе, скажем, недалеко от чумов аборигенов. Опять же, сделай это, где гарантия, что один из чумов от вихря, создаваемого винтом вертолета, не унесет, скажем в сторону берега реки. Однажды, мне пришлось быть свидетелем, наблюдать, как буквально, сорвало, положило крышу, на землю, одной из хибар. В которой проживала семья стариков, пенсионеров, одноглазого эвенка и его жена. И все это произошло, потому, что вертолетная площадка, была занята вертолетом Ми-8. И вертолету Ми-10 пришлось произвести посадку недалеко от избы, в которой и проживали, упомянутые пенсионеры. И, как результат, от вихря созданного винтом вертолета, изба лишилась крыши. Ее просто снесло. Правда, нужно отдать должное руководству базирующейся там экспедиции. Крыша, причем новая была  восстановлена, на средства экспедиции.
Когда же винт вертолета, прекратил движение. Экипаж взяв рюкзаки. Рассовав по карманам бутылки с водкой. Все это спиртное, экипаж прихватил, на тот случай. Что бы те, кому они нанесут свой визит, были сговорчивей, расслабились. А выпивка, как известно, для аборигена, всегда праздник. Здесь, рассказывая, описывая все это, оговорюсь. Что все эти события, происходили, в семидесятые годы. Сегодняшний абориген, коренной, житель севера сибири. В корне отличается от того, живущего в том, канувшем влету времени. Он, как когда-то было, да и было ли это вообще. Если, даже и было, разве что, по пьяне аборигена, хозяина жилья. Когда абориген, в данном случае муж, якобы, в знак уважения к гостю, ложил свою жену, в постель к нему. И уж совсем, как это есть, в описываемом романе А. Бушкова, «Охота на пиранью». Сегодняшний абориген, не выйдет на берег Енисея. Не будет размахивать, трясти соболиной шкуркой, в обмен на спиртное. Сегодняшний абориген, как никогда, более цивилизован, хорошо разбирающийся в процентах, в процентных ставках, в коммерции. И, как это говорится, его, на мякине не проведешь. Скорей всего, это сделает он. Первое, кто нас встретил, когда мы вышли из салона вертолета и направились в сторону селения, Так это, гнус: мошка и комары. Благо, у нас, на этот случай, был припасен флакончик дэты. Чем мы сразу, и не преминули воспользоваться.  Когда мы вошли, в так называемый  поселок. Состоявший из нескольких рубленых изб, и чумов. Кое-где, возле которых, как я уже сказал, были разведены костры, дымокуры. Возле которых, спасаясь от гнуса, опустив головы, стояли олени. Картина, надо сказать, глядя на все это, была удручающая. Экипаж сразу же направился в сторону отдельно стоявших чумов. Как я уже отметил выше, карманы у эипажа были затарены бутылками с водкой. Это, такое оружие, точно бьющее в цель, против которого трудно устоять аборигену. И я, хорошо зная это, решил не идти вместе с экипажем. Я не хотел смотреть на то, как вертолетчики, будут обхаживать, говоря сегодняшним вульгарным языком, «обувать»,  несговорчивого аборигена. И этого, проживая долгое время среди этих народов, достаточно насмотрелся. Конечно, они не будут вот так прямо, навязывать аборигену, помимо денег, за понравившуюся им вещь, водку. Нет, они выберут момент, каким то образом, дадут понять тому, что у них, на этот случай, есть спиртное. И этого будет достаточно. И теперь, поторговавшись, абориген уступит. Сделка будет совершена. Безусловно, я  совсем не хочу сказать, что вертолетчики, совсем уж «жулики». За товар, за выторгованную вещь, они отдадут деньги, водка в торговле будет присутствовать. Как я уже сказал, для веса, что бы абориген, был сговорчивей. И, что бы как-то скоротать время, пока экипаж решает свои вопросы, решил пройти на берег реки. Еще, когда вертолет делал круг, подбирая место для посадки. В иллюминатор, увидел на берегу, несколько сидевших маленьких человечков. И сейчас решил узнать. Чем там они занимаются. Выйдя на берег. Я действительно увидел троицу, совершенно нагих, не считая трусов, ребятишек. Этак семи восьми лет. Как оказалось они рыбачили, на закидушки. И, надо сказать, весьма успешно. В садке из дели, притопленном в воде. Ворочалось несколько довольно крупных рыбин. Скорей всего это были язи. Но, что меня особенно поразило, так это, не их улов. А то, что их голое тело, было буквально облеплено полчищами комаров и мошки. Этих безжалостных кровососов. И то, что хозяева этих худеньких тел, вместо того, что бы хоть как-то, отгонять эту мошкару. Вместо этого, они гладили свое голое детское тело ладошками. Начиная с плечь, и так, донизу, давя все эти полчища гнуса. Оставляя на своем теле красные кровяные полосы. При этом поглаживании, издавали такие тягучие звуки, ааах. Создавалось  впечатление, что им было приятно, они наслаждались укусами этих кровопийц. Благо, в отличие от этих рыбаков, открытые участки моего тела были намазаны мазью. И это, меня спасало. Кроме сидевших на берегу рыбаков. На что еще я обратил внимание, так это, на воткнутые в землю колышки. С обозначенными на них цифрами. Это указывало на то, что в данном селение находился водомерный пост. Постояв еще какое-то время, решил пройтись по поселку. И тут увидел, как из соседней избы вышла женщина. По тому, как она была одета, по ее обличью, белизне ее лица, можно было заключить, что она не принадлежит ни к одному из народов крайнего севера. Пройдя по улице, если вообще это можно было назвать улицей. Она свернула к отдельно стоявшей избе. Поднявших на крыльцо избы. Достала из кармана куртки ключ. Открыла замок, отбросив дверную накладку, вошла во внутрь. Плотно закрыв за собой дверь. Как потом оказалось, это был магазин. Хотя, что это был магазин, на это ничего не указывало. Нигде не было видно ни вывески, ни распорядка работы этого заведения. Да, собственно, в этом не было и нужды. Все из местных, здесь живущих и так знали, что это магазин. И, если кому-то из жителей нужно было что-то прикупить. То, нет ничего проще, как позвать продавщицу. Я решил зайти, мне было интерессно, чем, каким товаром здесь торгуют. В этом, забытом богом селении. Зайдя в магазин. Как можно вежливей, поздоровался с хозяйкой магазина. Она, тоже, окинув меня, как мне показалось подозрительным, оценивающим взглядом, поздоровалась со мной. И, очевидно, поняв, во всяком случае, не узрела во мне потенциального покупателя. А, судя по тому, как я был прикинут, одет. Не выглядел, представителем, каких либо властных структур. С которыми, нужно держать ухо востро. И на это, как развивались в дальнейшем события. Основания у нее были. Одним словом, я не представлял ни для нее, ни для ее товара, чем она торгует, ни какой угрозы. И, уж тем более интереса. Еще раз, глянув на меня, после чего, занялась просмотром, каких-то своих бумаг. И то, как она их перебирала, просматривала. Впечатление было такое, что она готовилась к ревизии. Я же, стал разглядывать, что же, чем здесь торгуют. Ассортимент товаров, как и предполагал, для такого магазина, был небольшой. На стеллаже, вытянутого вдоль стенки, лежали товары повседневного спроса. Первое, на что я обратил внимание, так это, на самом видном месте, располагались бутылки с вином, марки вермут и семьсот граммовые солнцедара. Самым ходовым товаром, в районах крайнего севера. Рядом стояли керосиновые лампы, свечи, капканы, чуть в сторонке, на стене висела рыболовная сеть, бутылка со скипидаром. Что же касается продуктовой полки. То здесь, на первом плане, лежали пакетики с сахаром, солью, мукой, какой-то крупой, рыбные и мясные банки консервов. И так, по мелочи, кое-что из специй: корица, перец, лавровый лист. Выбор небольшой, но, вообщем-то, для этой глухомани, все необходимое. Товары повседневного спроса были.  Но, что меня особо поразило, на что я обратил внимание, так это, на электроутюг. При этом, грешным делом подумал, глянув на потолок. Где, как и в любом, такого рода заведении, должна располагаться, висеть электролампочка. Ее там я не обнаружил, да и вообще на улице, не было видно электроопор. Разве что, у некоторой категории постоянно из здесь живущих, а это у русские, были свои движки, типа УД-2. От работы которых, в вечернее время, владельцы, получали электроэнергию, свет. Странно, подумал я, кто, кому удосужилось. Завести в этот глухой тупик, такого рода. Столь необходимый и востребованный на боьшой земле прибор, как электроутюг. Еще раз окинув взглядом витрину. Лежавший на ней товар. Уже было собрался покинуть это столь почтенное для этих мест заведение. И тут, в окно увидел, как к берегу, где сидела троица рыбаков причалили два обласка. Из которых вылезло шесть человек. Судя по их одеянию, можно было сразу, безошибочно признать в них аборигенов. Они вспешном порядке вытащили свои суденышки на берег. И, необращая абсолютно никакого внимания. На сидевших, на берегу рыбаков. Которые потревоженные непрошенными гостями, стали собирать свои рыбацкие снасти. Мне стало интересно, куда, к кому, зачем, прибыл этот десант аборигенов. Подойдя к двери, уже было собрался выйти наружу. Как тут, внезапно распахнулась дверь. И я в буквальном смысле слова, был отброшен, втолкнут, внутрь магазина. Как оказалось, это были те, только что приплывшие на обласках аборигены. Они, не обращая никакого внимания на меня. И то, как беспардонно обошлись со мной, толкнув меня, ринулись к прилавку. Теперь, уже мне, стало интересно, что же будет покупать, эта шестерка аборигенов, трое мужчин и три женщины. И, что бы не мешать торговле, чуть отступил, подошел к окну. Стал прислушиваться к разговору аборигенов. Которые сразу, без обиняков, стали спрашивать у продавщицы, что бы та, продала им водку. И вот тут, для них, вышла некоторая заминочка, осечка. Как сейчас бы сказали облом. Продавщица не спешила выполнить их, вполне законную просьбу. Вместо водки, она предложила им купить, несколько бутылок, на выбор, вермут, или солнцедар. При этом сказав, что водка есть. Но, что она, прибережена, для какого-то важного мероприятия, дате. Услышав такое от продавщицы, отказ аборигенам. Грешным делом подумал, какое, еще такое важное мероприятие, может произойти в этом селении. Не знаю почему, что за причина. Но, теперь уже аборигены, категорически, были не согласны. Отказывались покупать, предложенный продавщицей вермут. Эти, так называемые в народе, «чернила». Как бы говоря, эту бурду, эти чернила, пей сама. Как известно, красное вино, тем более вермут, что бы человеку поднять настроение. Действует на человеческий организм, его мозг, гораздо медленнее, нежели водка. Да и выпить его, что бы, наконец-то, в некоторых случаях, почувствовать себя человеком. Нужно гораздо в больших объемах, нежели водки. Которая дает о себе знать, с первого, принятого на грудь, стакана. И это, судя по сопротивлению аборигенов, они хорошо знали. И ждать этого самого поднятия настроения, когда подействует на них вино. Это, не входило в их планы. Им, как это говорится, подавай все и сразу. А, судя потому, как ни одна из сторон, не хотела уступать. Пойти на компромис, принять условия одной из сторон. Говоря другими словами, нашла коса на камень. Продавщица, хорошо зная, что они не отступят. В тоже время,  очевидно, преследуя свою, какую-то, корыстную цель. Видя, что номер с вермутом не проходит. Те настаивают на своем. Уже не стала говорить, что водка, якобы, оставлена для какой-то даты. Выставила свои, теперь уже новые, кабальные условия аборигенам. Хорошо, сказала она, я продам вам водку. С одним условием, если они, в качестве нагрузки к водке, купят у нее, несколько, только что увиденных мной электроутюгов. На что, на эти условия конечно же, аборигены ни в какую не соглашались. Здесь нужно отметить, что раньше, на большой земле. В некоторые годы, такое, частенько практиковалось. Как бы в нагрузку к дефициту, к той же баночке растворимого кофе. Покупателю предлагали купить невостребованный, залежалый товар. Что, конечно же, было неправильно, и противозаконно, противоречило правилам торговли. Что же касается электроутюгов, которые хотела всучить продавщица аборигенам, в качестве нагрузки. Еще куда ни шло. Ладно бы, где есть электричество. А здесь, в этой глуши зачем аборигену, сидящему в чуме, при керосинке, электроутюг. Да и вообще, что ему гладить, малицу что ли? И естественно, я их прекрасно понимал, их такое возмущение. Отказ от таких, явно грабительских условий, как электроутюги.  Еще можно было бы, их понять. Другое дело, куда ни шло, если бы продавщица, в качестве нагрузки, к бутылке водки, предложила им, бутылку вермута, а тут, электроутюг. Так, продолжая стоять у окна слушая, затянувшийся торг, между аборигенами и продавщицей. Разглядывая между рам, на подоконнике толстый слой, пропавшей мошки. И тут, я обратил внимание, как из близ стоявшего чума, вышла молодая аборигенка. В руках она держала олений спальник. Который перекинула через жердь, рядом с висевшим на жерди, довольно внушительных размеров, явно дорогим ковром.  Рядом с этим ковром, с другой стороны, были привязаны пара оленей, возле которых крутился олененок. Ладно бы, если бы он просто крутился. Так он, как бы играя, стал теребить край ковра. И это, шалости олененка, происходили на глазах у вышедшей выбивать олений спальник, аборигенки. И, что меня особо удивило и поразило, женщина, ни как, ни коим образом, не реагировала на шалости олененка. Глядя на все это, как теребит олененок ковер. Грешным делом подумал: Наверно, и этот, висевший на жерди ковер, тоже, был продан в нагрузку. И вот теперь, висел, ни кому не нужным. Продолжая слушать, как торгуются, возмущаются аборигены, отказываясь покупать в нагрузку эти злосчастные для них утюги. И, неизвестно, чем бы все это закончилось.  Продавщица, видя несговорчивость аборигенов. И, хорошо зная их, их психологию, что они не отступят, не успокоятся. Пока не приобретут то, зачем сюда прибыли, плывя такую даль. Покрыв неодин десяток километров. И она, ничего лучшего не придумала, категорическим, резким, угрожающим  голосом произнесла: Вижу, вам водка не нужна. А так просто, точить с вами лясы, у нее нет времени. Взяв с прилавка ключи, громко, очевидно, что бы это, ею сказанное, слышал и я, сказала: в таком случае, закрываю магазин. Этого было достаточно. Как это говорится: «Берлинская стена пала». Несговорчивые было аборигены, в один голос запричитали, заголосили. Ладно, ладно, давай свои утюги. Продавщица, прежде чем выставить им бутылки с водкой. Очевидно, что-то прикинув, теперь уже, стала выкладывать на прилавок утюги. Которых выставила шесть, как раз столько, по количеству покупателей. И, только, когда те расчитались за утюги. После этого, отдала им шесть бутылок водки. Предварительно, как и за утюги, взяв с них деньги за водку   На этом и порешили, сделка,  состоялась. Все остались «довольны». Продавщица, уж точно, еще бы…. Отдав им водку и шесть, этих злосчастных, ненавистных. Как для продавщицы, для аборигенов уж точно, утюга. Пристально окинув меня взглядом, как бы говоря: хочешь жить, умей вертеться. Укоризненно посмотрев на продавщицу, тоже, вышел вслед за «счастливчиками».  Конечно, подумал я, не будь меня. Она бы, не стала с ними так долго церемониться, торговаться. Быстро бы нашла то, ту причину, что бы они, были сговорчивее. И, глядя вслед аборигенам, которые, все же довольные, весело о чем-то переговариваясь, на своем языке. Волоча утюги по земле за размотанные шнуры, поспешали на берег. К оставленным на берегу обласкам. Дойдя до берега, перевернули один из обласков, вверх дном. Расселись поудобней на днище обласка. И, как говорится, знай наших. Стали разливать водку в единственную кружку, прихваченную на этот случай.  Я еще какое-то время стоял и смотрел, на весь этот оганизованный аборигенами банкет. Конечно, я мог бы вмешаться, усовестить продавщицу. Указать ей на неправомерность ее действий, в отношении аборигенов.  И опять же, подумал, что это бы дало. Да и потом, зачем мне все это надо. Вот так, мы всегда говорим, покуда, это, нас не коснется. И тут, как это будет ни грустно, на память пришли слова, из рассказа М. Лермонтова «ТАМАНЬ». «Мне стало грустно, зачем было судьбе кинуть меня в мирный круг честных контрабандистов». Вот и мне, зачем, так получилось, быть свидетелем, явно, грабительского отношения продавщицы к аборигенам. Конечно, как поступила с аборигенами продавщица, отнюдь, честным это не назовешь. Но и уклад жизни, сложившийся в этих, удаленных на сотни верст от цивилизации местах. Нарушать, вмешиваться ни я, ни кто-то другой наверно, не мог. Если, что меня и беспокоило в данное время. Так это то, что аборигены, и это уж точно, сейчас, напьются в дрызг. После, усядутся в свои обласки. И поплывут вверх по реке, только, теперь уже, против течения. И где гарантия, что они, в таком виде доплывут до своего стойбища. Что же касается приобретенных ими утюгов. Этой, в данном случае для аборигенов, ставшей смертельной нагрузкой. Мало того, что они напьются. Да еще, если не забудут, возьмут с собой эти злосчастные утюги. И, где гарантия, что они, и это, неисключено, после выпитого ими, не перевернуться. И эти утюги, с размотанными шнурами, подобно якорю корабля вставшего у причала. Не потянут их вниз, на дно реки. Ну, а, если, что вполне возможно, забудут эти электроутюги, оставят брошенными на берегу. После чего, и этот вариант имеет право на жизнь, продавщица соберет их. И будет предлагать их, в качестве нагрузки. Только, теперь уже другим, таким же страждущим. Прибывшим из другого стойбища аборигенам. Так, стоя, глубоко погруженный в свои грустные мысли, только что увиденным. Как тут, увидел возвращающийся экипаж вертолета. Судя по тому, как они весело, как только что «счастливые» аборигены, о чем-то переговаривались между собой. Так и они, с довольными лицами, с наполненными рюкзаками, весело переговариваясь, шли по улице. Все это говорило, что они тоже, как только что продавщица магазина, неплохо наварили. Для них, этот левый рейс, был более, чем удачным. На этом, я и закончу, свой, полный грусти рассказ, если бы….
                Эпилог
 А. Я., мне уже далеко за семьдесят. Вы, насколько я знаю младше меня на год. И, судя потому, по крайней мере по вашему тогдашнему жизнелюбию, да, и, очень надеюсь сегодняшнему, по вашей активной, жизненной позиции. Вы, просто обязаны здравствовать. Так как, в отличие от других, таких же, как и вы, людей. Которые, получив малейшую царапину, сразу обращаются, бегут к врачам. Вы же, этого не делали. И жили, не по своим календарным годам, как это принято, у большинства, живущих на земле людей, а, по биологическим. Тоесть, настолько, на сколько вы выглядели и чувствовали себя. Говоря простыми, доступными словами. В восемьдесят, можно выглядеть и чувствовать себя, как, если бы вам, было шестьдесят. Тогда как, в пятьдесят, быть дряхлым стариком. Но я, даже не об этом. Вы же не будете отрицать, что в тот злополучный день для вас, и не только для вас. Вы, стояли на палубе парохода. Тогда как, могли спокойно, без всяких эксессов, переживаний. Как для себя, так и для окружающих, любящих вас людей. Оставить экспедицию, улететь на вертолете. Так нет же, выбрали долгий путь на пароходе. И длительное, мучительное расставание, со своими близкими. И, если вам, удосужится прочитать эти строки. Прошу извинить меня, если, что-то не так. Вед, с того времени прошел, не один десяток лет. И многое из того, что было, в ту пору, стерлось в памяти. Тогда как, то немногое, что еще сохранилось у меня, многое  деформировалось. А то, что осталось, дорисовао мое воспаленное воображение. Не будь этого, не воспользуйся я этим. Рассказ, о том времени, что было тогда, просто бы, не был написан. Даже, если бы и был написан, разве что, в усеченном варианте. И потом, насколько мне известно, пользуясь скупой информацией. И, как это говорится в таких случаях: «Не долго музыка играла». Вас, после того, как ваш сменьщик, вновь назначенный начальник экспедиции, после того, как экспедиция несколько месяцев кряду. Не выполнила план по бурению. И он, запросил, что бы главк снизил, метраж бурения. Скажем, с трех тысяч, до двух с половиной. И все это, якобы, для подъема, поднятия духа коллектива. На что главк, вместо того, что бы снизить план. Понизил в должности самого начальника экспедиции. Переведя его туда, в тот отдел, организацию, где не нужно было выполнять план бурения. И вот, Вы, снова, были востребованы, снова, возглавили экспедицию, как это говорится у руля. Ну а, с кем, с какой из этих двух женщин, Вы остались, к кому вернулись. Для меня осталось тайной. Меня снова, вот уже в который раз, куда-то понесло, доселе неизведанное.
А пока, остановлюсь на тех, про кого мы сочиняем, порой не заслуженные, нелециприятные, оскорбляющие их честь и достоинство байки и анекдоты. И о них, я вскольз упомянул в своем, скажем так рассказе. Коренных жителях севера, тех же: ханты, манси, эвенков, чукчей, и других аборигенах. При этом, окарауливая, не говоря о себе, своих слабостях, забывая себя, какие мы есть. Озлобившиеся, ненавидящие друг друга, обросшие грязью. Окопавшиеся, спрятавшиеся за тремя, трех метровыми заборами. Зарывшись в навоз, как личинка майского жука. На самом деле, что касается только что перечисленных, коренных жителей севера. Скажу, это, удивительные народы, народности, со своей культурой, языком, обычаями и нравами. Как раз тем, чего нам, сегодняшним, порой, так сильно нехватает. Живя и общаясь с этими народами, что особенно, я отметил, так это то, насколько чисто, они говорят по-русски. Казалось бы, проживая в глухих, порой на сотни верст удаленных от цивилизации местах. И вот сейчас, когда я, уже давно живу, среди цивилизованных, (говоря, называя их цивилизованными, видя, как они себя ведут. Так и хочется это слово, взять в кавычки) людей. И, иногда, наблюдая, слушая выступление, какого нибудь высокопоставленного руководителя, чиновника скажем, одной из внутренних республик России. И то, как он скороговоркой путая, съедая окончания русских слов «лепит». Невольно думаешь, а, ведь, у него высшее образование. Неизвестно как, каким путем, и зачем получено. Но это, тема другого разговора. Вернемся к тем, как я уже сказал, про которых, сочиняем анекдоты. Так вот, если, что их и губит, как и вообще, всех живущих на земле людей, так это, неудержимая тяга к спиртному. Кстати, которое, опять же, завезли и приучили их к нему, мы. А то, какие они смышленые, как могут выйти, казалось бы из безвыходного, трудного положения. Этому, остается, только, удивляться и восхищаться. Связи с этим, приведу несколько примеров. Вот, хотя бы, один из них. Мой друг, остяк, Филарет Матыков (остяк, как мне кажется, это всего лишь прозвище, тех же ханты. Хотя, в паспорте у него, в главе национальность, значится остяк). Ну да, для него, когда я в разговоре с ним, касался, затрагивал эту тему. Так вот ему, как однажды он сказал,  было абсолютно неважно, кто он, на самом деле, ханты или остяк. По своей натуре, добрый малый. Но, когда выпьет, а выпивал он, надо отдать ему должное, регулярно. Да так, что его близким, в основном, это касается его тещи, зачастую приходилось обращаться, сдавать его в милицию. Вот и сейчас, будучи изрядно выпившим, поскандалил со своей тещей, тетей Леной, добрейшей души человек. И естественно, та сообщила об этом в отделение милиции. Филарет, как обычно, в таких, критических, аварийных для него случаях, моментах, искал свое спасение, скрывался на звероферме. Вот и в этот раз, он не преминул этим воспользоваться. Был февраль месяц, снегу к этому времени было навалено, как говорится по пояс. Мы стояли с Филаретом, возле новой, этой осенью срубленой, но еще не сданной в экслуатацию зверокухни. Кстати, в постройке этой зверокухни, непосредственное участие принимал и Филарет. Разговаривая с ним, он сказал, что сейчас, с минуты на минуту, должны подъехать за ним из милиции. Я не стал спрашивать, зачем за ним должны были прибыть сотрудники милиции. По его,  подвыпившему виду, и без этого объяснения было видно. Что он опять поскандалил в своей семье. И конечно же, как всегда, со своей тещей. Которая не преминула сообщить в милицию, да еще и подсказала. Где его можно в данный момент найти. Продолжая стоять с ним, возле зверокухни, в ожидании милиции. И, хорошо зная его, что вот так просто, он не сдасться, органам правопорядка, что-то предпримет, но что. И тут, вскоре, мы действительно увидели, как из-за поворота с основной дороги, съехал милицейский уазик. И направился в сторону зверофермы. Все это время, Филарет стоял рядом со мной, по-прежнему ничего не предпринимая, как будь-то, ехали не за ним. Его лицо было сосредоточено спокойным. На нем не дрогнул ни один мускул. Да же тогда, когда он увидел милицейский уазик. Он стоял и ждал. Как охотник ждет приближающего зверя. Что бы, выждав момент, нажать на спуск, произвести выстрел, наверняка. Такого охотника, в данном случае, отдаленно, чем-то напоминал и Филарет. (Тогда как, на самом деле, Филарет, значился кадровым охотником, причем, неплохим). Когда же милицейский уазик, подъехал уже совсем близко. Уже в смутных очертаниях, можно было разглядеть лица сидевших в нем милиционеров. И тут, Филарет, как застоявшийся конь, оскорбленный, получивший удар плетью.  В два прыжка, достиг крыльца зверокухни. Толкнул ногой дверь, захлопнув ее за собой. И, подобно соболю, от наседавших на него собак. Юркнул, в спасительное дупло. Глядя на все это, на то, как поступил Филарет. Это, меня по крайней мере обескуражило и удивило. Грешным делом подумал, зачем, для чего, он все это предпринял. Ведь это, капкан для него. Все дело в том, что в этой зверокухне, в этом скажем так помещении, все окна были застеклены, рамы  плотно закрыты. Другой двери, выходящей наружу, которой бы мог воспользоваться, убежать Филарет, тоже не было. Получается так, что Филарет, сам сознательно, полез в капкан. Который с минуту на минуту, как только выйдут из уазика милиционеры. Зайдут в зверокухню, и для Филарета, все закончится плачевно. Те, почему-то не торопились это делать. Видать настолько были уверены, что дело сделано, осталось за немногим. Зайти в помещение, и вывести его оттуда, на свежий воздух. Вот только, опять же, так думал я. И те, кто за ним прибыл. Наконец, из машины, вылез один из милиционеров, поздоровавшись, кивнув мне, направился, зашел в зверокухню. Я же, и еще двое сотрудников, все-таки решивших вылезти из машины. Остались стоять, в ожидании, когда тот, что зашел за Филаретом. Счастливый, весело  улыбаясь, выведет Филарета, после чего, водворят его в уазик. И, как это говорится, без шума и пыли, повезут его в отделение. Прошло какое-то время, казалось бы, уже должен был показаться Филарет. Со своим сопровождающим. Но, ни того не другого не было. Странно,  теперь уже я, мысленно задал себе этот вопрос, где, куда, мог запропаститься, спрятаться Филарет. И только, когда на меня напахнуло запахом дыма. Подняв голову, обратил внимание, на трубу зверокухни. Из которой медленными, ленивыми струйками стал подниматься голубоватый дымок. Неужели, подумал я. Все дело в том, что как и положено тому быть. На зверокухне была сложена из кирпича печь. В которой было вмонтировано два, довольно внушительных размеров дежа, (котла), для варки, приготовления еды для зверей (серебристочерных лисиц). И все, как-то так получалось, что  никак не находилось время опробовать, обкатать эту печь, На предмет, как она будет топиться. Тогда как, для этого, все было готово. В топку было наложены небольшое количество дров, рядом, находилась жестяная, наполненная соляркой банка. Осталось за немногим, плеснуть на дрова солярки, чиркнуть спичкой, поджечь. И об этом, хорошо знал Филарет, чем и непреминул воспользоваться. Открыв дверку, плеснув в топку солярки, поджег. Сам же, залез в самый большой котел, в котором, предусмотрительно было налито, немного воды, которая, современем, превратилась в лед. Что, в некоторой степени благотворно повлияло и спасло, от неминуемой зажарки Филарета. Надвинув на котел приготовленную деревянную крышку. И, как говорится, знай наших, затаился, залег, как соболь в дупле. Не знаю, поступая так, на что расчитывал Филарет, этот дитя природы. На тупость, лень докопаться до истины, блюстителей порядка, или же…. А, если, так разобраться, действительно, кто бы мог подумать. Кому, какому здравомыслящему человеку, придет в голову. Забраться в печной котел, под которым горит огонь. Не знаю, сколько бы мог он продержаться там, находясь в котле. Учитывая то, что дрова в печи, весело потрескивая, стали разгораться, набирать силу. Благо, как я уже сказал, дров в печи было немного, а то бы…. Что же касается милиционера, зашедшего, что бы вытащить Филарета. То, он, какое-то время, постояв посреди кухни. Пошарив глазами по стенам, по потолку, походив, потоптавшись по полу, проверив плотно ли прибитые половицы, подергав руками створки рам. Посмотрев в окна, следов на снегу, если бы Филарет, каким-то образом, оказался наруже, не было. Так ни к чему и не придя. С виноватым видом, вышел из зверокухни. Разведя в сторону руки, недоуменно произнес, не пойму, куда мог подеваться этот чертов остяченок. Постояв еще какое-то время, о чем-то переговорив между собой. Решили, не тратить дорогое время, на какого-то там остяка. Который, по мнению их, не совершил ничего такого криминального. Подумаешь, пошумел, поскандалил с тещей, с кем не бывает. Сели в машину, укатили. Дождавшись, как только они отъехали. Я быстро зашел в зверокухню. Отодвинул крышку с котла, из которого уже валил пар. После чего смеясь, громко сказал: вылезай, уехали. Это надо было видеть, как Филарет, словно зверек выскочивший из дупла, почуявший запах дыма от зажженной ваты. Так и Филарет, пулей вылетел из котла. От него, от его покрытого потом лица, одежды, шел пар. На него, такого, какой он стал, во что превратился, было смешно смотреть. И я спросил его, какого ему там было сидеть. На что он, отдышавшись сказал: еще было терпимо, пока на дне котла был лед. Но, когда лед превратился в воду, и она должна была вот, вот, закипеть, было нестерпимо. И, что он не выдержав жары, был готов, с минуту на минуту, выскочить из своего убежища. И сдаться, на милость краснопогонникам, (так он всегда называл милиционеров). Ему, что бы не свариться, как сказал он, пришлось обеими ногами упереться в стенку котла. Тогда как спиной, в другую. Таким образом, на какое-то время, избежать, прикосновения, по крайней мере его одежды, к уже довольно горячей воде. Или, другой пример, мало чем отличающийся от только что рассказанного. Который произошел с ним, в канун нового года, в лютый мороз. Только теперь уже, в его доме. Который, он срубил сам, без какой либо помощи. До этого, со своей семьей, он жил с тещей. И вот теперь, живя самостоятельно, в своем доме. Опять же, изрядно напившись, устроил дебошь, со своей женой, (Здесь, надо отдать ему должное, он никогда не распускал руки). Которая, забрав детей, ушла к своей матери. Оттуда, и позвонила в милицию, что бы те, забрали, умиротворили, разбушевавшегося мужа. Милиция отреагировало мгновенно. И уже, через какой-то час, полтора, подъехала к его дому. В доме горел свет. И блюстителям правопорядка в окно, был хорошо виден хозяин дома. Который сидел за столом. И, судя по всему, банковал, допивая, оставшееся в бутылке. И, как говорится, пил, пил, но, потому, как он поступил, увидев в окно свет фар милицейского уазика, ума не пропил. Мигом, выключил свет в доме, и как хорек, почувствовавший опасность. Бегом бросился в свой сарай. Попутно схватил охапку душистого сена. Забежав, грубо, толкнул ногой мирно лежавшую, жующую жвачку, отдыхающую корову. Бросил прихваченную охапку сена в ясли. После чего, залез туда сам, закопавшись в сено. Разбуженная корова, потоптавшись, не устояла перед запахом свежего сена. Тут же, приступила к трапезе, не обращая ни какого внимания, на лежащего под сеном, своего хозяина. Тем временем милиция, войдя в дом, включила свет. И какого их было удивление, только что сидевшего за столом Филарета, они не обнаружили.  Тогда как, подходя к дому, им хорошо был виден, возмутитель спокойствия, сидевший за столом, Филарет. И вот, надо же, пусто. Обшарив все закоулки, где только мог спрятаться хозяин дома. Так, не найдя ничего. Решили, проверить сарай, тем более, что на чуть припорошенной снегом тропе, были хорошо видны свежие отпечатки, человеческих ног. Зайдя в сарай, включив фонарик, обшарили все закоулки, где бы мог спрятаться Филарет. Но, кроме мирно жевавшей, только что положенное сено Филаретом корове. Опять же никого и ничего не обнаружили. Постояв еще какое-то время, так, ни к чему и непридя.  Как и в первом случае, преспокойно укатили в отдел. Да и потом, что ни говори, а на «носу», новый год. Встретить надо, а тут, какой-то остяк. Коль скоро я привел эти примеры. Вообщем-то, некрасящие Филарета, хотя, как он водил за нос блюстителей порядка. Такое, согласитесь, не каждый бы мог сделать, додуматься. Да еще, за такое короткое время, которое было отпущено ему, во всех этих критических ситуациях. И я, иногда, глядя на Филарета, как он водил за нос, не дружил с блюстителями порядка. Задавался вопросом, и чем не нравились ему служивые. Люди, как люди, стоявшие на страже порядка. Защищающие от посягательств, нас, простых граждан, того же Филарета. Безусловно, отлавливая Филарета, как в данных случаях. Нередко, закрывая его в каталажку, на несколько суток. Тем самым, ограждали его, от дальнейших, пагубных для него поступков. Вот, только Филарет, ни как не мог понять, и по достоинству оценить, своих «покровителей». И как мог, за глаза, костерил их, выворачивая наизнанку. Казалось бы, чего не скажешь такого, за что можно было бы, клеймить  токаря, или слесаря. Не казалось, если мы, иногда, и не лестно отзываемся о тех, кто стоит на страже закона. Значит, пусть не все, некоторые, этого заслуживают. Безусловно, описывая, характеризую Филарета, в неприглядных для него случаях, поступках. В которые он попадал и, как с «честью» выходил из них. Конечно, что бы показать его на самом деле, какой он есть, башковитый, ушлый, сообразительный и хладнокровный. Я же не могу его посадить,  за кульман, представить его в качестве этакого инженера, или, тем более, конструктора. Для этого, что бы ему таким быть. Нужно, его с младенческого возраста, воспитывать в той среде. В которой мы воспитываем своих детей. Из некоторых, сколько их не учи, не воспитывай. Так ничего и не выходит. Но, то, как он разбирался в технике, в тех же лодочных моторах, бензопилах. Это, стоит отметить особо, коему, мне неоднократно, приходилось быть свидетелем.  Вот, хотя бы, один из них. Как-то, взяв деляну, собрались с ним в тайгу, на заготовку для себя дров. Решили, что в тайгу, на эту самую заготовку дров, выйдем рано утром. По этому случаю, я решил заночевать у Филарета, в его доме. Ну во-первых, это было гораздо ближе, от его дома, сократить путь до тайги, до отведенной нам деляны. Во-вторых, накануне, Филарет опять же, в который уже раз, поскандалил со своей женой. И той, ничего не оставалось, как забрать детей, (у него их было трое) и убраться к теще. И в третьих, почему я заночевал у него. И это, одна из главных причин, моей ночевки у него. Что бы он, с утра, не смог убежать, спромысловать, где нибудь спиртное. Что бы продолжить, пьянку. Хорошо зная его, и то, что самое лучшее похмелье. Это, работа, на свежем воздухе, да, если эта работа, связана, происходит в тайге. Кстати, что касается тайги, и то, как он там работал. А работа в тайге, это адский, тяжелый, изнурительный труд. Особенно, если она, выпадает на летний период. Когда, по этому времени, тайга кишит полчищами гнуса. Так вот, мне довольно часто, бывая с ним в тайге, приходилось наблюдать, его за работой, на сборе и обработке кедровой шишки. А, работал он, надо отдать ему должное, что называется на износ, доизнеможения. В это время, это был настоящий зверь, терзающий свою жертву, попавшую ему в лапы. И без того черный, со смуглой кожей лица. В это время, он становился и вовсе черным, как негр. Это был дьявол, в образе человека. Работал так, как пил вино, не зная удержу. При этом, его движенья,  были резки, четко выстроены и экономичны. Ни одного лишнего движения. В это время, для тех, кто был с ним рядом, надо было быть предусмотрительными. Не мешать, не только делом, но и советом, как ему поступать в том или ином случае. Если, еще, к тому же, как я сказал эта работа случается, производится в таежных условиях. Где он, как никто другой, знает толк, что делает. При этом чувствует себя, как это говорится, как рыба в воде. Но, продолжу. Правда, на эту самую заготовку дров, а это  валка и распиловка. Уж так получилось, на вооружении, у нас была двуручная пила и топор. Поскольку, нам нужно было рано вставать. Я потихоньку стал укладываться ложиться отдыхать. И тут Филарет, как когда-то Архимед, находившийся в ванне. Осененный, неожиданно пришедшей ему мысли, воскликнул эврика! Так и мой Филарет, громко воскликнул: вспомнил!!!, после чего, взялся за кольцо крышки погреба, устроенного прямо здесь, в комнате. Резким движением руки, открыл крышку погреба, и исчез в нем. Вскоре вылез, с мешком, чем-то заполненным, который осторожно поставил на пол. Как оказалось, это была старая, разобранная до винтика, еще первого выпуска бензопила «Дружба-4». И вот сейчас, Филарет, вспомнил о ней. Как потом оказалось, его друг, остяк, Кешка. Нигде толком не работающий. Промышлявший случайными заработками и тем, где, и у кого, что плохо лежит. Вот под это, плохо лежит, попала ему и эта бензопила. Которую он разобрав, отдал на хранение Филарету. В последствие, когда все улягется, продать ее на запчасти. Кстати, о Кешке, коль скоро зашла речь о нем. Оказался, тоже, на редкость башковитым малым. Как-то, одной пенсионерке, тете Оне, уже довольно в преклонных годах. Так уж получилось, нужно было расколоть дрова. И вот, под эту руку, тете Оне, и попал Кешка. Подрядился расколоть дрова. Тетя Оня, как порядочный, добросовестный человек. Решила, как это всегда говорил Кешка. Нанимаясь к кому нибудь на работу: деньги, вперед. Ну а так как, за работу тетя Оня, решила, что по окончанию работы, расчитается с Кешкой бутылкой водки. И, что бы дело спорилось, что тянуть, эту бутылку, отдала ему сразу. Кешка, и тоже, что откладывать, заработанную честным путем бутылку водки. Тут же и оприходовал ее. После этого, скажите, о какой работе может идти речь. Вот и я, это же говорю. Правда, надо отдать должное остяку Кешке. Хоть и пил, но, когда надо, ум не пропивал. И, чувствуя, что уже ни какой. О колке дров, не может быть и речи. И, что бы как-то выкрутиться, еле ворочая языком, проронил, сказав: «сейчас пойду, принесу электроколун», и дело пойдет. Та, по простоте душевной, поверила Кешке. И вот теперь, уже который год, ждет Кешку, когда он, принесет электроколун, и расколет ей дрова. И опять, как тут не скажешь, каков Кешка, башковитый, уж точно. Да такой, что человек, ученые мужи, додумались, изобрели бензопилу, электропилу. А вот, что бы изобрести электроколун, за которым ушел Кешка, пока не додумались. Казалось бы, простое дело, а вот, надо же. И вот сейчас, эту бензопилу, которой, казалось, место на свалке. В данный момент, решил реанимировать, собрать Филарет. Я, посмотрев на весь этот утиль. И, что из этого ничего путного не получится, улегся спать. Не знаю, сколько прошло времени, сколько я проспал. Как вдруг, неожиданно, меня разбудил страшный шум. Вскочив от этого, раздавшегося шума, сразу, не мог, ничего понять. Вся комната была окутана, наполнена клубами едкого дыма. Как потом оказалось, Филарету, этому доморощенному Архимеду, жителю тайги, с семилетним образованием. Таки удалось собрать, и завести, по тем временам, это, чудо техники. И нам не пришлось, готовить дрова, дедовским способом, пилой, тебе, мне. Вот такой, по тем временам, был у меня друг, Филарет. Как бы продолжая рассказывать, приводить примеры из жизни этого удивительного и самобытного народа. То, не могу привести и третий, этот, уж совсем неординарный, скажем так случай. В то время, уж так получилось. Я работал заведующим зверофермой. На звероферме, работала, некая остячка с интересным именем Искра. Которая, взяла за правило, без каких либо уважительных на то причин, частенько, прогуливать. Хотя нет, причины были. И все эти ее прогулы, были связаны с употреблением спиртосодержащей жидкости. И не только ликероводочных изделий, но и парфюмерных. Тот же, тройной одеколон, прозванный в народе «коньяк с резбой». Не говоря уже о кодеине, маньчжурской аралии и других, некоторые вообще, отпускаются, в аптеках только, по назначению врача. И все эти, скажем так, специи. Названные учреждения, отпускались ей, и не только ей, в неограниченных количествах. Ну ладно, еще куда ни шло, когда она отсутствовала день, другой. И вот однажды, она не выходила на работу, пропала, аж, на целую неделю. И, опять же, как потом оказалось, все дело было связано с пьнством. А, всего-то делов. Проникнув каким-то образом в местный морг. Где, и  выкрала мертвое тело младенца. Завернув его, в подвернувшееся тряпье, сверху, замотав в простынь, опять же, как потом оказалось, вывешенную для просушки. Подалась в расположенную на окраине поселка, стационарно базирующуюся экспедицию. И айда ходить по домам. Выпрашивая деньги, якобы, на лекарства для своего малолетнего чада. Ей верили и подавали. После чего, на собранные деньги, покупала в магазине спиртное. И, неизвестно, сколько бы еще длился этот, ее вояж, по сбору средств на медикаменты. Если бы, через какое-то время, в морге не обнаружили, (недостача) пропажу этого ребенка, забили тревогу. И выловили воровку, которая, изрядно набравшись. Лежала за магазином, облепленная роем мух. С запахом, ставшего уже помаленьку разлагаться ребенка. Как я уже сказал выше, все эти примеры, связанные с жизнью аборигенов, привел не случайно. При этом, нередко, задавался вопросом, смог ли,  кто-то, из нас, ныне живущих. Сделать так, выкрутиться из создавшихся, прямо скажем проигрышных положений. В какие, попадал, этот остяк, Филарет. И, недалеко ушедшая от него, по изобретательности, только что названная Искра. Даю голову на отсечение своего «лучшего» соседа, живущего через стенку, (дом двухквартирный). Ни у кого, на это, ума бы не хватило. И про них, мы еще набираемся наглости, сочинять бесчисленное множество, зачаствую, нелицеприятных, унижающих их честь и достоинство, анекдотов. Вот, хотя бы, самый короткий анекдот: чукча-каменщик. Ну, еврей грузчик, это, еще куда ни шло. Кстати, о чукчах. Во времена правления Брежнего, чем только, какими только наградами не награждали, выдающихся передовиков производства, и не только их. Уж так получилось, под эту раздачу, за успехи в оленеводстве, попал и бригадир чукча. И ему, как передовику, оленеводу, подарили, тогда еще новый, сошедший с конвейера (прозванный в народе мыльной коробкой) запорожец. И это на чукотке, в тундре. Чукча по достоинству оценил этот подарок. При этом сказал: тогда, подарите мне и дороги. По которым, он будет ездить на этом запорожце, в условиях тундры. Как тут не скажешь: А, каков, чукча, ай да чукча!!!
Безусловно, и это надо признать. Все эти мужественные, коренные народы севера. Их, как никого другого, губит, пагубно влияет. И без того, укорачивая их жизнь. Неудержимая тяга к спиртному. Но, самое главное и страшное то, что мы, ничего не можем дать им взамен. Что бы это, хоть как-то, отвлекало их от зеленого змия. То, немногое, что мы пытаемся для них сделать, этого недостаточно. А то, что они действительно увлечены этим, тягой к спиртному. Опять же, не могу не привесьти, хотя бы, пару примеров. Как-то, находясь в Сургуте. Мне нужно было попасть в местный сургутский госпромхоз. Адрес которого, я не знал. И у кого ни спрашивал, где находится это заведение. Ответ был один, не знаем. Решил, что будет для меня лучше, если я, буду стоять на автобусной остановке. И спрашивать адрес, у подходящих, в ожидании автобуса людей. В это время, а это, середина декабря. Температура воздуха, была где-то, под пятьдесят градусов. Было совершенно тихо. Как это обычно бывает, при таких низких температурах, в северных широтах. Абсолютно не ощущалось, не чувствовалось движения воздушных масс. И, только, при движении, быстрой хотьбе. Было такое ощущение, как будь-то, натыкаешься на невидимую стену. Соприкасаясь с которой, чувствешь, как твое лицо, обволакивает, обжигает. Так, продолжая стоять на остановке. В ожидании, что кто-то подойдет. У кого я смогу спросить, нужный мне адрес. Но, сколько я не стоял, в ожидании, что кто-то подойдет. Никого не было, не было и автобуса. И вот, кажется, мне несказанно, да что там, крупно повезло. О чем-то переговариваясь, на своем языке, на остановку подвалила гурьба ханты. Пять мужчин, и одна женщина. Все они, что касается мужчин, были одеты в оленьи малицы. На головы были наброшены и то же, оленьи башлыки. Тогда как женщина, была одета в легкое, красного цвета осеннее пальтишко. Но это, еще куда нишло. Другое дело, ее ноги, были обуты, не первой свежести ботинки. А это, уж совсем, ее голова, была затянута, ладно бы шалями, а то, двумя, неопределенного цвета платками. И все это, при пятидесяти градусном морозе. И я видел, как она дрожала, ежилась от холода. Продолжая стоять, вслушиваясь в их, витиеватую речь, на их родном языке. При \этом, стараясь уловить, хоть одно произнесенное на русском языке слово. Из которого, смог бы узнать их намерения, куда они направляются. И это слово, я услышал. И этих слов, было произнесено, сразу два. И они были сказаны, на чисто русском языке. Госпромхоз и больница. Для меня, этих произнесенных слов было достаточно. И, если увязать их, получается, во всяком случае, я так решил. Что они, прибыли в Сургут, что бы, посетить больницу и госпромхоз. Другое дело, в какой последовательности, они это сделают. Куда вперед направятся, в больницу, или в госпромхоз. Я посмотрел на часы, стрелка часов показывала ровно двенадцать. И это, меня немножко успокоило. Дело в том, в больницу, учитывая, что скоро обеденный перерыв. Они, явно, не успеют. Остается промхоз. «Вскоре», учитывая, как долго я его ждал. Через какое-то время, наконец-то, подошел автобус. И я, вместе с гурьбой ханты, зашел в автобус. Решил, что выйду там, на той остановке, где выйдут и они. И пойду за ними. Автобус, был полупустой, места для сидения были. Но я и они предпочли стоять. Не знаю почему, но все мужчины ханты, хотя в автобусе, было довольно прохладно, что их разжарило. Сбросили с себя, со своих голов башлыки. И, только женщина, осталась в головном уборе, в платках. Уж так получилось,  среди присутствующих в атобусе людей. Нашелся человек, очевидно, знакомый одному из ханты. Между ними, завязался разговор, из которого, я понял. Они действительно, приехали в Сургут, в больницу. Что бы показать врачам  приболевшую супругу, одного из своих соплеменников. А, заодно и посетить  госпромхоз, решить кой какие вопросы. Проехав две остановки, ханты вышли. За ними, вышел и я. Набросив на головы свои оленьи башлыки. Пошли так, что я, еле, еле, успевал за ними. Пройдя некоторое расстояние, они, наконец-то остановились. Я хорошо видел, как один из них, вытащив руку из когольты, (рукавицы). Задрав рукав, очевидно, посмотрел на часы. После чего, они так, поддали жару, так побежали, что я подумал. Так, разве что, бежал «Коба» из Туруханской ссылки. Дойдя до того места, где один из ханты, посмотрел на часы. После которого, они пустились впрыть. Посмотрев вслед беглецам, как тут, мне сразу, все стало ясно. Впереди виднелось здание, на вывеске которого, большими буквами, было написано гастроном. Теперь, уже я, посмотрел на свои часы. Которые показывали, половину первого. И, если верить ханты, с какой скоростью они побежали. До закрытия на перерыв магазина, оставалось полчаса. Герои из рассказа О. Генри, «Деловые люди», успевали за пятнадцать минут, добежать до Канадской границы. А здесь, расстояние меньше, и время полчаса, так что. Оторвав взгляд от поспешавших ханты. Как тут, напротив, где я стоял. Обратил внимане, на кирпичный, выбеленный известкой,  барачного типа домик. Чуть выше и сбоку, над входными дверями которого висела табличка. На которой значилось Сургутский госпромхоз. Зайдя в здание, в приемной, спросил у секретяря, смогу ли я, переговорить с директором. Получив добро, зашел. И, так как наш разговор был не предметный, не о чем-то конкретном. Я бы сказал, обычный, сугубо дружеский. Узнав, что я по образованию охотовед. Стал агитировать меня, что бы возглавить один из его, производственных участков. И что в нем, основным населением, являются ханты. Правда, при этом отметил, немного пьют, но с ними, если держать их в руках, работать можно. И тут, как бы в подтверждение, только что сказанным им откровенных, признательных слов, что они немножко пьют. В приемной, послышался увещевательный, немножко сердитый, голос секретарши. Она говорила, что придеться подождать, так как у директора посетитель. Но, куда там. Распахнулась дверь кабинета. И в кабинет, ввалилась гурьба, моих бывших проводников, ханты. Благодаря которым, я и оказался, нашел госпромхоз. Увидев ввалившихся в кабинет ханты. И то, как  кабинет наполнился, не только морозным воздухом, но и запахом ликероводочной смеси.  Мне сразу, стало ясно, что они не только успели, до закрытия магазина на перерыв. Но, еще, и оприходовать покупку, приобретенную в этом магазине. Глянув на столпившихся у дверей ханты. Директор, сердитым, жестким голосом сказал: Вы, что, не видите, что я разговариваю с человеком. Этого, каким тоном было сказано, было достаточно. И, хотя те были, как говорится на взводе, изрядно выпившими. Но, сказанное директором, каким тоном, тут же подействовало. Они сразу, гораздо быстрей, чем вошли, вышли. Поговорив еще какое-то время с  директором. На что он, как бы извиняющимся голосом, за только что произошедшее, грустно сказал: вот они такие. Помолчав, добавил: а уж как они понимают, чувствуют кулак. Что после него, да, если, еще,  полученный по делу, заслуженно, от кого он исходит, получат, запоминают хозяина кулака, на всю оставшуюся жизнь. И теперь, стараются, какой бы он не был пьяный, не возникать, не ввязываться с ним в спор. На этом, наш разговор с директором госпромхоза и закончился. Да, что это я, все про ханты, да чукчей. Забывая эвенков, с которыми пришлось пожить какое-то время, бок о бок.
Уж так получилось. Что, я, вот уже в который раз, отправлял себя в длительную «командировку», на непостоянное местожительства. На сей раз, в одну из пушных факторий Байкитского района эвенкии, Полигус. И все это время жил в гостинице, в ожидании вертолета, до Полигуса. Был месяц март, погода была солнечная и теплая. И, если, в некоторых республиках, в частности Башкирии. Проводился праздник весны «Сабантуй» приуроченный к окончанию посевной. То здесь, на севере, в Эвенкии. Проводился праздник оленевода, «Суглан». Приуроченный к началу весны, в марте, к отелу в оленьих стадах. И на этот праздник, из близлежащих (стойбищ), населенных пунктов, таких, как Суринда, Байкитского района, и ряд других. Вертолетами привозили не только участников соревнований эвенков. Но и оленей, вместе с оленьими упряжками и нартами. Некоторых участников размещали в доме оленеводов. Других же, из-за нехватки мест, в гостинице. Как я уже сказал, в это время проживал в гостинице. Куда и была подселена добрая часть эвенков, участников соревнований. Да и вообще, представителей руководства, данных стойбищ, в основной своей массе мужчин. Празднество, как это говорят в народе, всегда проходит весело, на подьеме. Что касается эвенкии, эвенков. В этот праздник весны «Суглан», что только здесь не увидишь. И бросают маут, и гонки на оленьих упряжках, лыжные гонки, прыжки через нарты. И многого чего другого. Все это прекрасно. Если, не одно но. Которое и омрачает, всеобщее торжество, веселье. И опять же, причина тому одна, спиртное. Вот и сейчас, казалось бы, предусмотрели, учли все. На это время, на период празднования, с полок магазинов изъяли все спиртное. Разве что, не учли одного. И этим неучтенным, как это не покажется странным, был парфюмерный магазин и аптека. И в них, в этих неучтенных, скупалось все, что только было на спирту: упаковки тройного одеколона. И было грустно смотреть на то, тех. На понуро стоявших оленей, выпряженных из нарт, привязанных во дворе, около гостиницы. И на их хозяев и не только. Некоторые из них вдрызь пьяные, с трудом дойдя до туалета. После чего, были уже не в состоянии выйти обратно, лежали безвольными трупами. У некоторых из них, грудь была увешана многочисленными медалями. Которые были получены ими за многолетний, тяжелый и опасный труд, оленевода. Безусловно, соглашусь, редкий праздник, да, почитай, ни один, не проходит без спиртного. Особенно здесь, в северных широтах. Здесь, что касается,  коренных жителей севера, тех же эвенков. Живущих в этих суровых краях. Довольно редко можно увидеть улыбающегося, смеющегося аборигена. Да и до улыбок ли. Когда в летнее время на тебя набрасываются полчища гнуса. И, если к тому же, ты, одет в белое одеяние, скажем в белую рубашку. И, если провести ладошкой по телу, по спине. То на белой рубашке, остается красная кровяная полоса, от раздавленного, напившегося вашей крови гнуса. Или, опять же, когда зимой, температура опускается ниже пятидесяти градусов. Абориген, тот же эвенк, что бы починить, неожиданно, не выдержавшие большой нагрузки нарты. Сбрасывает с себя рукавицы. Бывает, на протяжении пятнадцати, двадцати минут, а то и больше, чинит нарты. В это время не до смеха. И, как сказал, когда-то, один мой знакомый, ныне почивший. Родившийся и проживший всю свою жизнь, в этих суровых краях. Что бы не замерзнуть, перед дальней дорогой. Для этого, всего-то и надо: тепло одеться, плотно поесть, и выпить двести грамм водки. Не знаю, насколько верны были его слова, напутствия. Во всяком случае, признать, или опровергнуть сказанное. Для этого, нужно,  оказаться в только что описанных  условиях. Безусловно, показывая, ставя их, (аборигенов), порой в столь неприглядное положение, сязанного с пьнством. Я совсем не преследовал, не хотел показать их такими убогими. Наоборот,  показал, какие они есть на самом деле, сообразительные, находчивые и трудолюбивые. Находя выход, (Филарет, Кешка) казалось бы, из критического, безвыходного для них положения. А, что касается их, скажем так повального пьянства. Так в этом, есть и доля нашей вины. И потом, мы все одним миром мазаны.
И вот теперь, по прошествию долгого времени. Когда все это осталось позади, лишь одни воспоминания остались. Перечитывая роман А. Бушкова, «Охота на пиранью. Согласен, роман хорош, читается, как это говорится на одном дыхании. В то же время, категорически не согласен, с некоторыми подобранными героями этого романа. Мне кажется, если этот роман, прочитает коренной житель севера, эвенк. То он, со многим, то, что описывается в романе, как показан, в какое положение, поставлен проводник, преследователь эвенк. И его собака лайка. Если и не обидится, то, уж согласиться не сможет. Эвенк, это, прежде всего: оленевод, зверобой, следопыт, прекрасный охотник. Неужели, кто-то поверит, хоть сколько, знающий, этого дитя природы. Каким показал его в своем романе, «Охота на пиранью» А. Бушков. Находящего в тайге, в своей родной стихие. Что бы его, смог одурачить, пусть, даже, трижды капитан, третьего ранга. Неужели, А. Бушков, на эту должность проводника, не мог взять обыкновенного, рядового участкового милиционера, этакого Ивана Сусанина. По крайней мере,  такого, мог отрядить для его романа, и я, участкового своего района. Который, по одному, крошечному кошачьему волоску, определил, в какого цвета валенки был одет, человек, залезший к нам во двор. А,  дело, было так. Однажды, в зимнее время, ночью, к нам во двор, проник неизвестный. Правда, надо отдать ему должное, ничего не взял. Брать было нечего. Походил, походил по двору, так, не солоно хлебавши, и удалился, тем же путем. Каким и попал к нам во двор, перелез через забор. Нам стало интересно, кто бы это мог быть. И зачем, он появился у нас во дворе, да еще, в ночное время. Об этом, было заявлено в местные органы МВД района. Для расследования этого дела, к нам явился лейтенант. Первое, что он сделал, так все это, оставленные следы, заснял на сотовый телефон. После чего, опустившись на корточки, долго, рассматривал, даже, как нам показалось, принюхивался к этим следам. Наконец, распрямился, в руке у него на ладошке, что-то лежало. Как оказалось, это была, всего лишь, еле заметная ворсинка, черного цвета. При этом, торжественно заключил, неизвестный, был обут в черного цвета валенки. Конечно, на дворе зима, не в галошах же, на босую ногу, будет шастать по чужим дворам, оставшееся неизвестным, лицо. На самом деле, этих волос на снегу, причем трех цветов, было несметное множество. А все-то просто.  Дело в том, что наша трехцветная кошка, взяла моду, валятся на покрывале дивана. Тогда как у жены, связи с этим, вошло в привычку. Каждое утро вытряхивать на дворе, это покрывало. Откуда и появилось на снегу, такое количество кошачьего волоса. И на это, я обратил внимание, не состоявшегося «Шерлока Холмса». Более того, поняв, кто передо мной находится. И, что бы не отнимать как у себя, так и у него время. И, что бы он не заблудился, не стал перелазить через забор, как только что, побывавший у нас непрошенный ночной гость. Довел его до ворот, показал, с какой стороны они закрываются. И это, этот пример, я привел не случайно. Вот так  работают блюстителя порядка, и не только они, в нашем районе. И об этом, и не только об этом, хорошо можно убедиться, прочитав рассказ: «Молчат только статуи». И этот, только что описанный милиционер. Как никто другой, мог бы подойти, составить конкуренцию, проводнику эвенку. В романе А Бушкова, «Охота на пиранью». А, что касается, лайки, якобы натасканной на человека. То ее, вполне, мог бы заменить любой бездомный, шастающий по помойкам Шарик. Лайка, если она лайка, даже, допускаю, натасканная на поиск человека. Оказавшись в тайге, если, кого и станет искать, каким следом интересоваться. Разве что, следами зверя, тем же соболем, или белкой. И еще, этим самым «пираньям», на которых идет охота, что бы их в одночасье не заел таежный гнус. Нужно было в эту бригаду беглецов, приставить, отфактуровать человека, с набитым рюкзаком, отпугивающих средств, той же дэтой. А теперь, хотелось бы посмотреть на охотника таежника, что он чувствует. После дня безуспешных, мучительных скитаний по таежным дебрям. В поисках свежего соболиного следа. Тогда как, где-то там, в романе А. Бушкова, герой его романа, без особых на то трудов, из лука, а, если еще и в глаз, добывает соболя. Безусловно, роман есть роман. И, как говорится, бумага все выдержит, стерпит. И, все-таки, считаю недопустимым, унизительным, что бы вот так запросто. Ставить истинного таежника, коренного жителя севера эвенка, и его помощника, собаку-лайку. Находящихся в своей родной стихии, тайге. Этакими немощными, слепыми кутятами. Говоря это, я вовсе, не наезжаю на автора романа, отнюдь. Не беру функции судьи. Как это говорится, кишка тонка. Но и не могу согласиться с тем, как они представлены в романе. Разве что, чуточку защищаю их. Которых, знаю не понаслышке. И потом, судный день, это сказки для младших.
                Б. Бабкин