Ольга 8

     Этот город невероятно искусственен, чтобы поверить его улыбке. Здесь всё создано в голове одного человека. Мы догадались до этой мысли, когда попытались покинуть эти земли, в отличие от большинства местных жителей. Все они росли здесь, учились здесь и работают здесь. Те из них, кто собирается уехать, на самом деле просто перестаёт быть нужным этому городу. На границе, в паре километрах от таблички с названием нашего местообиталища, люди исчезают. Едет машина или идёт человек: сначала он просто удаляется; затем тебе может показаться, как он начинает плавиться, будто бы в жарком воздухе на горизонте плавятся машины; а после, когда он касается границы,  то тут же словно растворяется, либо сгорает ; и тогда от того, кто, казалось бы, смотрел нам в глаза пару минут назад, либо махал нам рукой в знак приветствия – остаётся только наше воспоминание. Когда люди, либо другие предметы на границе буквально растворяются в воздухе за доли миллисекунд, то они сжимаются якобы до размеров сливовой кости и вспыхивают призрачным молочным дымком, который тут же испаряется.
     Мы изучали границы города и не смогли найти бреши за столько сотен лет. Когда я сказал, что от  того, кто исчезает на краю города, остаются воспоминания, то я частично солгал, потому что в скором времени и они покрываются какой-то бледной паутинной пеленой. Здесь все в этом бетонном капкане страдают амнезией, а в лечебницы обращаются лишь единицы, которым не хватило ума держать всё при себе. И вот, когда люди, начинающие сами догадываться о существовании какого-то заговора, словно они в детективном триллере снимаются, ходят по больницам, выспрашивают у знакомых – приходят сторонники перкуссора и купитора. Нашедших конец нити истины отвозят под предлогом рассказать великую тайну нашим глупцам, на границу. Доверчивых, частично спокойных уже элементов социума подвергают «вступительному испытанию». Оно заключается в следующем, пройти пару шагов вперёд ,а затем тут же «просветлеть». Если же  невольный заложник оказывается не так глуп, его заставляют идти – благо, «право сильного»  никто не отменял. Один неловкий, будто младенческий шажок, он становится последним.
     Здесь нужно понимать, что вообще значит слово «последний». Его нельзя употреблять в речи, потому что оно невероятно могущественно, и, будучи произнесённым из ваших не ведающих преград уст, распахивается, словно цветок под июньским смеющимся солнцем. И этот цветок только и ждёт своего часа, чтобы вы как-нибудь по дороге в магазин, переходя дорогу, либо спускаясь по высокой лестнице, или даже когда режете хлеб - сорвали его.
     Мы – внутри сна, ведь к этому есть свои предпосылки, дабы мы догадались о своём неловком положении. Отличительные черты сна просты: временное прекращение работы законов физики на разные сроки своего бездействия, отсутствие реакции электрических приборов на ваши истязания кнопок включения, некие голоса и мысли, вкладываемые в вашу голову, хотя тут необходимо проводить грань – шизофрении и сна.
     Либо все в этом городе психически нездоровые в последней стадии, либо это сон. Но сказать, что те вещи, которые зрели вы в прошедшее недавно время, нереальны – значить лить вам мёд на уши и хлопать при этом в ладоши.  Полупрозрачные люди и другие галлюцинации, все эти метаморфозы с ресницами и костями есть игра воображения того, кто сконструировал эту самую реальность. Это видите вы, я и другие, выбранные для своей более значимой, чем у рядовых персонажей, цели, избранные. А можете называть их как заблагорассудится: избранные, иные, другие, обладатели дара, видящие, зреющие, посвящённые, обладающие.   Важно не слово, которым вы назовёте всю эту, может, тысячу человек на пятьсот тысяч жителей этого улья, муравейника из бетонных соломинок, а лишь то, научитесь ли вы рассматривать в толпах эти единичные, для вас лично, слегка презрительные взгляды с почти ленинским прищуром.
     Каждые сто лет появляются две проекции здесь – купитор и перкуссор. О! Это целая легенда! По сочинениям, которые мы ещё не успели запамятовать, можно делать иллюстрированные сказки. Вот и она.

     Появился при создании мира Изначальный и потребовал у Луны и Солнца, чтобы они отдали по одной самой чистой душе своих детей от каждого. Изначальный мог творить всё и вся, начиная от муравьёв и заканчивая сводами гор, но, как он не старался – у него не получалось сделать всё той же своей величайшей силой своих последователей – избранных людей, что знали бы о его мощи и уповали бы на неё.
     Он мог создавать только мёртвечину. И горы безветренных в своих лёгких тел лежали у подножия храма из леса, что воздвиг себе этот могущественный одиночка.
Луна тогда поцеловала лучшую свою из Звезд, и вторая разорвалась на тысячи огненных частиц, отдав свою душу в руки матери.
     Солнце же было прародителем всего огня существующих планет, как ядро в центре нашей. И оно тогда расширилось и обняло одну самую маленькую, но ту, что цвела и радовалась своему цвету, будучи совсем юной. Ведь на этой планете жили существа. Всех их выжгло пламенем материнской любви – они сварились заживо, воя от боли и язв. Забрав так сердце маленькой планеты, где была когда-то жизнь, Солнце сжало его до размеров души. Оно отдало душу своего дитя Изначальному.
      Первый последователь, что был одушевлён небесно-космической жизнью, полюбил Изначального и был ему добрым другом и хорошим учеником. Пусть этот ученик был глуп, но он учился на ошибках своего покровителя, и, глядя в зеркало, он улыбался мастеру своему, что всё время был рядом.
     Луна не желала отдавать душу самой своей любимой дочери и потому она вложила часть своего отчаяния в этот горящий огонёк у неё в руках, что сделало оживающего второго последователя ненавистным внутри к Изначальному.
     После того, как все трое твёрдо стояли ногами на дрожащей от негодования Земле, планета отдала только одну сотую крошечной доли своей часть и заключила всех троих в невидимый плен. Город затем заселили люди, а души, все три, перерождаются каждые сто лет и так будет до тех пор, пока жив хранитель купитор. Он – часть начала тысячи жизней, отданных во имя его дыхания. Он охраняет этот город, что Земля отдала Изначальному и двум подданным его. Купитор – страж успокоения и никогда не позволит уничтожить душу и тело, в которое вселяется из века в век Изначальный.
     Перкуссор, дитя Луны, зачаток Звёзд, он при каждом своём воплощении жаждет разрушить тело и душу изначального. Тогда город умрёт и все, включая душу Изначального, погибнут.
     Говорят, будто бы после этого Луна и Солнце затоскуют по своим детям и убьют всю остальную Землю, не знающую о тайном городе. Луна развалится на куски и улетит, дав бушевать бессчётному количеству морей и океанов, а Солнце истратит все свои слёзы и испарит Землю праведным гневом.
     Я не говорю о явной реальности этой детской сказки, которую любят цитировать все те, кто хоть что-то понимает и знает.  Только знаю, что, быть может, и есть три таких человека, рождающиеся из века в век, которые в этом сне взаимодействуют. Но вот купитор, тот, что якобы охраняет Изначального.… Ха. Теперь из глупой сказки возвратимся к реальности – его цель редуцирована и показана как скорое уничтожение перкуссора после его нахождения.
     Изначальный – проекция самого спящего в этот мир. Он является зримым наблюдателем, но его редко когда находили, поэтому все ставят под сомнение его существование и просто кудахчут о добре и зле. «Купитор – молодчина, рубаха-парень, готов на всё, лишь бы спасти весь этот пятисотенно тысячный город, а вот перкуссор плохой дядя в чёрной шляпе, который каким-то образом, словно какой-нибудь диктатор, установит свою незыблемую власть и будет потешаться над честным людом. Меня, если признаться откровенно, воро’тит от таких предположений и упрощений.
     Перкуссора и купитора всегда узнают по их исключительным способностям. Просто сами «избраннозреющеиные» никогда, даже по своей воле не найдут этой второй стороны города, если их не находят наши старики и всё им не разжёвывают. Естественно, что у простейшей массы, как все остальные «рядовые» граждане шанс – ноль, наткнуться на что-либо подобное. Они могут лишь догадываться, как уже было сказано выше, о заговоре, но не более.
     Они прозрачны, их мысли прозрачны, их цели прозрачны. А вот наши призрачны.
     И Анна, и ты – вы обе сами наткнулись на вещи, связанные со скрытой гранью города.
     Вас нашли и пригласили на бал. Ты ведь помнишь его? Так вот. Дело ещё в том, что как купитор Анна странна. Все думают, что раз купиторами являлись все её предки, мол, она потомственная несущая свет. А перкуссоры обычно безродные. Определяют, кто есть кто, старейшины нашей глупой пластилиновой «общины». Они «с первого взора на вас обеих» на балу говорят, что определили – «кто вы такие».
     Вообще, раз ты перкуссор, то ты должна быть уничтожена в ближайшие сроки. Анна и её прелестные родственники уже посылали за тобой «отряд особого назначения», который был остановлен твоим отцом с пришествием его смерти. Отсюда идёт вывод – он тоже был не так прост.
     Естественно, мы во сне человека, который, быть может, бессмертен, а может, наша тысяча лет идёт за его нанодолю наносекунды. Возможно, что он лежит в коме, либо просто спит. Следующий вопрос – что случится, если он проснётся? И это твоя цель. Ты обязана найти его. Я положу все свои силы на то, чтобы во всём покровительствовать тебе, потому что я рождён из горловой утробы твоей бывшей защитницы – женщины в белом. Её имя было – Венера. Да, как в Древнеримских легендах. У нас присутствуют элементы, обладающие большей силой, чем кто- либо из «посвящённых», они зовут себя богами. Боги покровительствуют обеим сторонам.
     Твоя богиня погибла. Её тело несколько часов назад отпустило душу после удара в висок. Это сделал Илья. Да, именно этот Илья. Всё, что он говорил тебе – сплошная ложь. Но, то что он твой великий хранитель – стопроцентное враньё. Он был послан всё той же самоуверенной прекрасной семьёй. В некоторых кругах были шёпоты о том, что его вынудили и шантажируют, но этого я не могу, ни подтвердить, ни опровергнуть. Все твердят, что его близкие давно мертвы. Впрочем, это уже не играет особой роли для нас. Теперь необходимо опасаться Ильи.
     Сейчас твоя мать у него. Она искала твоего бывшего психиатра, который, признаться, тоже «сверхчеловек». Был. Его убил Илья. Своего же приспешника, но, уверен, что этот двуличный господин ни о чём не жалеет, ведь сейчас он начнёт тебя шантажировать. Прошу, успокойся.
     Мы отомстим и за твоего отца и постараемся вызволить твою мать. Просто я хочу, чтобы ты поняла – они, быть может, и не твои родители. Все мы здесь – искусственно взращенные дамы и господа. Хорошо – я не буду такого больше произносить, ведь они просто ближе всего тебе здесь среди этого опасного сброда маньяков, возомнивших себя богами эволюции. Они все – пыль, оседающая на таких пешках, как группа богов либо истинных приспешников.
     Психиатр необходим был для того, чтобы сначала, как в надежде думала семья Анны, тебя просто скинуть из игры без суда и следствия. Тебя бы он сломал морально, и затем родители, скрепя сердце, навещали бы тебя в психиатрической лечебнице. Да, может быть, Илья сводил бы тебя на бал путём перемещения в пространстве. Но после все эти «великие» просто для себя ещё раз пометили бы галочку, что, мол, ты действительно перкуссор и настолько опасна, что вот уже и безумна.
     Ты не поддашься. Не плачь. Я всё время буду рядом и калёным железом уберу твои сокоточащие горем раны. Ты закалишься,  и мы найдём того, в ком сейчас пребывает душа «Изначального». Вы встретитесь и дальше мы решим, нет,… Ты решишь вместе с ним, что вам нужно сделать. Быть может, если мы до этого не убьём Анну, то нужно и её взять на «совет».
     Сначала требуется искать главную цель – проекцию человека, который создал и сейчас созерцает. Если ты перкуссор – то каждая клеточка твоего вечного начала создана из звездных волокон – используй это.
               
                Никто не сломает тебя – ты найдёшь нужную дверь.


     Кончив эту речь, ни разу не перебитую смотрящей в упор на Атиса Ольгой, парень подтянул к себе правую руку Оли и вложил в обмякшую от бессилия мягкую ладонь серебряную остроконечную звезду. Девушка со своими волосами-лучами запрокинула голову и зарыдала, при этом имея опасность слишком резкими подрагиваниями от потоков нескончаемого отчаяния сломать свою дрожащую бледную перьевую шею.