Сон

- Сашко, завтра пийдеш до Миколы, ему треба пидсобиты. Дасть трохи овса за то.
        - Так я ж завтра на станцию хотив йихати… Як же тепер?
        - А нехай Павло з Иваном йидуть … Що там, тильки уголь взяти? Нехай вони и визьмуть. Ты Серко им запряги зрання тильки …

       Вот так и вышло, что на станцию Бахмач утром спозаранку поехали 6-летний Павло и 4-летний Ваня. Тощий Серко еле ковылял по пыльной проселочной дороге, а временами и просто останавливался пощипать травки на обочине. Тогда Павло легонько шлепал его поводьями и путешествие продолжалось…

       Ехать предстояло часа три.
       От нечего делать хлопцы рвали васильки у дороги и плели веночки. Через час на каждом ухе у Серко красовалось по синему нимбу, отчего его грустная морда походила на сказочного тролля.

       Становилось жарко. В воздухе аж звенело от марева… Порывы ветра обдавали запахом сухостоя и теплой пылью. В синей вышине звенел жаворонок… Жарко…

       Ваня лежал на спине и смотрел на лохматые белые облачка. Они медленно проплывали над головой, одно похожее на медвежонка, другое – на большой рваный блин. Вот уже казалось ему, что он тоже плывет вместе с облаками по этому высокому синему небу, не чувствуя своего тела, забыв кто он, где он. В голове застыл легкий гул от шелеста зрелой пшеницы и жужжания слепней. Телега , поскрипывая, мягко качалась под спиной, а облака все плыли и плыли над головой, безразличные к жаре, полю, старому Серко и его телеге…

        Какие-то цветные пятна потянулись перед Ваниными глазами, полетели диковинные птицы с длинными хвостами. Розовая лодка медленно плыла по большому зеленому озеру, а к ней склонялись ветки ивы с большими фиолетовыми цветами. Вот мама достает из большого сундука нарядный вышитый рушник, разворачивает его, а там свежий каравай хлеба. Она крошит его и бросает крошки на землю. Ване так хотелось хлеба, так хотелось крикнуть матери, чтобы она дала поесть, но тяжелая истома не давала пошевелиться  губам, и он лишь мычал во сне. Рядом на телеге, свернувшись калачиком, спал Павло.

        Серко плелся по пыльной дороге и тоже дремал на ходу, вяло обмахиваясь хвостом от жирных слепней…

        Вот миновали они поле, бахчу, жидкий перелесок и двигались уже вдоль насыпи железнодорожного полотна. От промасленных шпал шел тяжелый мазутный дух, над рельсами дрожал горячий воздух, а вокруг стояла плотная, тугая тишина.

        Дорога поворачивала на переезд, Серко стал медленно затягивать телегу вверх, на насыпь, перешагнул через одни рельсы, другие, тут телега зацепилась колесом за ржавый железный прут и встала. Конь вяло потянул, вздохнул и замер. Жарко… Застыл старый Серко, застыли кудлатые облака в вышине, застыли звуки и запахи, и само Время застыло, увязнув в жаркой полуденной пыли…

        От резкого паровозного гудка заложило уши, Серко рванул вперед, но ржавый прут крепко держал колесо. Лошадиное ржание смешалось с паровозным криком, грохотом летящего товарняка и наполнило ничего не понимающего спросонья Ваню таким ужасом, что он просто закрыл ладошками лицо и тоже закричал во весь голос. Павло успел соскочить с теги за мгновение до страшного удара, когда изломанное тело мертвого уже Серко отшвырнуло под откос , телега перевернулась, накрыв ошалелого Ваню, а товарняк загрохотал над самой головой, заглушая крик и Вани, и Павло.

         Казалось, что это будет длиться вечно. Когда же состав миновал, Павло мгновенно бросился бежать, и добежал до станции  всего за 10 минут. Захлебываясь слезами, рассказал о случившемся дядьке Миколе, местному обходчику, и бежал за ним всю обратную дорогу, крепко схватившись за грязные промасленные штаны.

         Когда Микола перевернул телегу и вытащил из-под соломы  Ваню, тот уже не кричал, не плакал, а только судорожно дышал и трясся. Дядька обнял малыша, прижал к своей горячей потной груди, и тут Ваня завыл тоненько и прерывисто. Обхватив ногу Миколы, басисто заревел снизу Павло.

         «Где болыть, Ванятко?»,  обходчик ощупывал Ванины руки, ноги, голову, но Ваня выл на одной ноте, то ли не чувствуя боли, то ли и вправду остался невредимым.

         Так и стояли они втроем под палящими лучами солнца, не в силах оторваться друг от друга, не в силах поверить, что самое страшное уже позади.
 
                Вечером, на печи, вымытый и накормленный, Ваня засыпал несколько раз, но вздрагивал и просыпался. И снова и снова глаза наполнялись слезами от того, что во сне вновь и вновь виделся ему тусклый печальный глаз мертвого Серко…