Послевкусие. Глава 5
Копчёная Москва, затаила дыхание. Жареное солнце! Эти слова из песни Земфиры, очень подходят к светилу на небосводе этим летом. Дышать полной грудью нельзя, отравишься. Исчезла видимость, в смоге, как в тумане прячется всё. Отсутствие привычного вида из окна, тяготит, давит на психику. Буд-то ватное чудище прижимается к стенам твоего дома и выдыхает яды, проценты содержания в воздухе которых, перечисляются каждые полчаса по телевизору. Цифры растут, растёт вой сирен скорой помощи. Как быть? Терпеть и верить, что ты не умрёшь. Страшно!
— У меня грудь всегда была слабая. —
Маша посмотрела в сторону кровати, где лежала Хельга. Удивительно! Как только карлица ложилась под одеяло, Маше начинало казаться, что там лежит ребёнок, а не студентка Московского вуза.
— Давит и давит. —
Руки ребёнка нервно теребили край лёгкого одеяла.
— Я не могу в такую жару, чем ни будь накрываться. —
Говорит Маша.
— А я не могу не накрываться. Неуютно мне. —
— Ты плохо себя чувствуешь? У тебя болит где-то? —
— Итак, век короткий, а тут ещё травят нас. —
Маша всегда реагировала на эти слова.
— Тебе не страшно знать и говорить об этом вслух? Читала в интернете о лилипуте женщине в Индии, прожившей сто один год. —
— Потому что её на руках носили и делали всё за неё. —
Хельга меняет тему разговора.
— Смотрела пожары по телику и поняла. У погорельцев время ограничено, они спешат вынести из горящих домов то, что кажется им нужнее всего на свете. Например, паспорт, а его вечно ищешь долго. А портрет бабушки и деда сгорает. Паспорт важен, но его можно восстановить. —
Девочки какое-то время молчат.
Запах гари мелкими порциями проникающий каждый день в квартиру, с каждым днём усиливается без проветривания. Гарью пахнет всё, даже пища. Квартира напоминает бункер, потому как окна завешены мокрыми простынями. Маша встаёт и выходит на лоджию. Находит номер Сергея. Долго вглядывается в цифры, но звонит отцу и рассказывает ему о сложившейся ситуации. Все мы знаем, какая будет реакция у отца. Первая ночь у Бориса Николаевича с новой женщиной, мы знаем, как прошла. Начало второй ночи, ознаменуется сборами его в Москву за дочерью.
— Может поездом всё-таки? Билеты достали бы. —
— Когда это будет! —
— Ты лучше обновки примерь, а я посмотрю. —
— Кому то плохо, а я радоваться буду. —
— Надо было сразу настоять на её приезде. Хочу увидеть обновки! —
Борис Николаевич заливал кипяток в термос. В дверном проёме показалась его новая женщина в новом домашнем платье. Хлопок и загадочный крой. Если сложить палантин вдвое, прострочить по бокам не доходя до края сгиба, что бы там были рукава, затем сделать разрез на сгибе ткани для головы, то будет очень похоже. Насыщенный серый хлопок, отделан розовым кантом по краю. Затем Борису Николаевичу показали голубой велюровый костюм. Курточка на замке, низ в стиле шаровар.
— А блузка? —
— Мне не с чем её мерить. —
— Слушай! У нас с тобой вторая ночь, а я уезжаю. —
— Так надо. —
— Но и ещё что-то надо. Ведь, правда? —
Мужчина пошёл навстречу женщине. Собачка будет бегать по кровати в недоумении, как же ей вести себя? Собачка настолько невесомая, что её присутствие в кровати никто из двоих не почувствует.
И поехал Борис Николаевич в дальнюю дорогу за тысячу километров. Будет ехать, и вспоминать образ новой женщины, и будут мурашки бегать у него по коже от этих воспоминаний. Дорога дальняя.
Впечатления у Бориса Николаевича от Москвы гневные. Машине не проехать, дышать нечем, ничего не видно и смотреть невозможно глаза режет. Добрался до квартиры дочери злой от собственного бессилия изменить что либо. Расцеловал дочь, перетаскал сумки в машину, туда же усадил странное существо, что жило вместе с его дочерью. Даже передохнуть отказался. Скорее бы вывести дочь на чистый воздух. И поехали.
— Почему правительство не решает эту проблему! —
— Надо вывозить детей, беременных женщин, и стариков! —
— Многовато будет! Но что-то, же надо делать! —
Негодует Борис Николаевич.
— Не кричи пап, итак голова болит. —
— Вот, вот! Может уже отравление началось! Где аптека? —
— Купить угля активированного, и выпить сразу штук пять. Ты сколько весишь? —
—Одна таблетка на десять килограммов. И пить обезжиренное молоко будете всю дорогу, вместо воды. —
— Хорошо пап. —
Согасилась с отцом Маша.
— Хорошо, пап. —
Машинально повторила за ней Хельга, испугавшись мужской напористости.
Борис Николаевич посмотрел в зеркало заднего вида на подружку дочери. Та подняла колени, обхватила их ручками, и выглядывала за руками и коленками, как взлохмаченная, несчастная белочка.
— Может, вы приляжете, а то выглядите не совсем здоровой. Вздремнёте. —
Предложил он лохматой белочке.
— Хорошо. —
Услышал в ответ, и существо тут же перестало отражаться в зеркале.
Оно мешком свалилось на сиденье, и закрыло глаза. У ближайшего магазина Борис Николаевич остановился и вышёл. Вернулся с таблетками и пачками молока. Достал из багажника надувную подушку и шерстяной плед. Тихонько подложил подушку под голову странного существа и накрыл пледом. Существо, почувствовав на себе плед, тут же вытянулось во весь свой небольшой рост и кажется, заснуло. А росту не хватило даже на всю длину задних сидений. Кудряшки на непропорционально большой голове прилипли ко лбу.
— Может не надо накрывать? —
Спросил отец дочь.
— Надо. Она не может спать без одеяла. —
— Странно. —
— Она вся такая. —
— Какая? —
— Из странностей вся собрана. —
Шепотом пояснила дочь.
Дорога длинная, отец и дочь не виделись давно, новостей много, вот они и принялись в полголоса разговаривать, да разглядывать виды за окном.
— Пап, с кем собачку оставил? —
— С её хозяйкой. —
Дочь помолчала. Ответ огорчил её.
— Значит собачка уже не наша? —
— Наша она, только и хозяйка её теперь тоже наша. Зовут собачку Джеки, а хозяйку Таня.—
Дальше последует рассказ Бориса Николаевича, из которого Маша узнаёт историю знакомства отца и с собачкой и её хозяйкой. Об новых отношениях отца, таких скоропалительных, казалось бы, но настоящих и он в этом твёрдо убеждён.
— Хоть книжку о вас пиши! —
Борис Николаевич на этих словах дочери улыбается во весь рот. Сколько раз он это уже слышал.
— Мама как? —
— Ты, наверное, знаешь как, даже больше, чем я. —
— На что она живёт? —
Борис Николаевич вздохнул.
— Друзья помогают. —
— А ты? —
— Я не буду помогать, даже если ты с этим не будешь согласна. —
— Ясно. —
Теперь вздохнула дочь.
— Сергею звонила? —
— Да, и мне показалось, что сильно он не был огорчён. —
— Это хорошо. Главное не держать зла. Всё ещё у вас обоих впереди. —
Отец боднул плечом дочь.
— Только у Хельги никогда нет неизвестности, она всё за себя знает. —
— Знать то я знаю, а вот открыть пачку молока не знаю как. —
Странное существо задышало в затылок Бориса Николаевича. Цепкие пальчики крепко держали пакет с молоком, и само существо почти протиснулось между двумя передними креслами в машине. Борис Николаевич остановил машину. Все напились молока. Есть никто не хотел. Остатки молока Хельга унесла с собой на заднее сиденье.
— Допью. —
— Я могу ещё одну открыть. —
Предложил Борис Николаевич, стараясь не смотреть на Хельгу. Мужчину смущала необычная внешность. Остренькие локоточки, коленочки. Смешные гольфы, юбочка в клеточку. Чёрти что! Всё на ней топорщиться. И юбка и воротник у блузки, и волосы на голове. Бог создал эту голову явно не для её владелицы. Глаза, и те на выкате.
— Вам там удобно? —
— Спасибо. Мне хорошо с вами. —
Ответ понравился Борису Николаевичу и расположил к себе Хельгу. Оставшуюся часть пути он будет заботиться о ней.
Всё когда-то заканчивается. Пришло к концу и путешествие из Москвы в город Волжский. Вот уже проехали плотину Волжской ГЭС, старую часть города, площадь Ленина. Интересно, в каком большом городе, нет площади и проспекта имени Ленина? Есть в каждом. Так чего ж Ленина хаем, и говорим плохо в адрес покойного? Да так, от нечего делать, и так, есть возможность, возвеличится в собственных глазах. Попробуй это сделать в адрес соседа или друга, можно и в глаз получить. Тут тебе, в ответ ни слова, ни полслова. Топчись, не хочу.
Борис Николаевич позвонил Татьяне, сказал что подъезжает. Он и до этого звонил, так что у Татьяны была возможность и время наготовить на четверых. Джеки счастлив, куда-то делся мужчина постоянно стоящий меж ним и его счастьем. Джеки подозревал, что это с ним его счастье болтает по телефону, но что он вернётся так скоро, никак не ожидал. Да не один! Привёз с собой свору дурно пахнущих дальней дорогой девиц. На всякий случай, пёсик скрутил хвостик плотнее и присел на него, дрожа и волнуясь. Если Джеки дрожа уставился на девиц, переводя глаза с одной на другую, то Татьяна уставилась на неказистого, даже корявого подростка, стоящего рядом с дочерью Бориса Николаевича. Она видела его дочь на фотографии и сразу узнала. Уродец выглядел вялым и болезненным. Можно добавить и бледным, если не зелёным.
— Что это, и что с ним? —
Закрыв за собой дверь в ванную комнату, спросила Татьяна Бориса.
— Устала, плохо переносит дорогу, да ещё надышалась смога в Москве. —
— Это понятно! Но почему она так выглядит? —
— Дорогая моя, она лилипут. —
— Что лилипут будет у нас делать? Что едят лилипуты? —
— Она подруга Маши. —
— Я понимаю. —
Но по лицу Татьяны было видно, что человек в растерянности.
— Я всё равно, не знаю как с ней себя вести. —
— Обойдётся, дорогая. Мы же с ними не будем жить, уйдём к тебе. —
Они вышли из ванны. Маша, как и положено приезжим людям сидела на стуле, положив руки на стол. Существо, коленками стояло на стуле, и ручками перебирала букет искусственных роз в вазе на столе. Торшер стоял у окна и волосы на голове странной девочки, просвечивались, обрисовывая и без того большой череп. На выход из ванны светящаяся голова повернулась в их сторону. Улыбка на лице была мягкой, и непомерно широкой.
— Какие замечательные грустные цветы. Они замёрзли, правда? Но им хорошо с вами.—
Когда Татьяна увидела их в магазине, она точно так же и подумала. Цветы были грустные, замёршие и очень красивые. Их никто бы не купил, решила Татьяна и забрала их к себе. В квартире, цветы смотрелись красивее и притягательнее. Странное существо думало и рассуждало как она сама.
— Борис! Принеси из комнаты диванную подушку для гостьи на стул. Ей будет удобнее.—
Куда-то делась непривлекательность девочки. Хозяйка улыбалась гостье.
— Спасибо. —
Хельга воспользовалась подушкой без всякого смущения. Ноги её в смешных гольфах, не доставали до пола, носочки ног смешно тянулись в низ. Маша находилась в сложной ситуации. Вроде у отца она, но не дома и рядом женщина совершенно чужая, живущая с её отцом. На «ты», на «вы»? Как с ней разговаривать?
Борис Николаевич разлил шампанское по бокалам.
— За дочь, за гостью, за хозяйку в доме! —
Все выпили немного из своих бокалов.
— Ничего себе! —
Подумала Маша.
— Выходит папина квартира её, раз она хозяйка, а я кто же тогда? В мамином доме ухажёр поселился. Получается что он там тоже хозяин, а кто же я? —
Стало грустно. Невыносимо хотелось озвучить свои вопросы и обязательно противным, и скандальным голосом.
— Правда, на него Мишка похож? —
Хельга протянула Маше через стол стеклянную фото рамку, с портретом малыша, конкретно смахивающим на Мишку. Милое лицо малыша, напомнило Маше о красивом и статном Сергее в Москве. Красивый и статный Сергей, оказался ещё и заботливым до занудства. Его беспокоило всё, в предстоящей поездке. Жара, пробки на дорогах, дальность поездки. Сесть Маше надо было непременно на сиденье что за водителем, оно самое безопасное место в машине. Зануда говорил много, пока Маша не напомнила, что её будет везти родной отец. Только тогда Сергей поутих немного.
— Это мой сын. Он уже взрослый. —
Пояснила Татьяна.
— У моего знакомого есть племянник, очень похож на вашего сына. —
Три женщины склонили лица над одной фотографией.
Раздался звонок телефона. Татьяна ответила и долго стояла, слушала, затем ушла в другую комнату. Какое-то время её не было. Салаты попробовали, надо было разливать грибной суп. Борис Николаевич пошёл за Татьяной. Она сидела на кровати, сложив руки на коленях, со странно отрешённым лицом.
— Что-то случилось? —
— Нет ещё. Завтра прилетает мой сын их Франции. —
— Так это же радость! —
— Разумеется. Я много лет ждала этого. Что теперь делать с этой радостью, как мне себя вести, я ничего не чувствую в себе?! —
На последних словах, женщина сорвалась на крик.
— Муж вырвал сына из моей жизни совсем ещё маленьким, дочь увели наркотики! Я такая плохая? Почему у меня не как у тебя? И эти совпадения…. Взяла в руки фотографию сына эта странная девочка, а он в это время поехал в аэропорт. —
— Его отец звонил? —
— Да. —
— Девочка тут не причём. Совпадение. Да не бойся, я с тобой! Справимся! —
— Страшно! Столько лет прошло! Муж утверждает, что это желание сына. —
— Вполне понятное желание. —
— Я уже и не надеялась. Столько лет меня с ним не было! И нет слов себя, оправдать. —
— Думаю, твой сын во всем разобрался, потому и едет на встречу. —
— Всё равно страшно! —
Они вышли из комнаты, и зашли на кухню.
— Наливаем шампанского. Есть повод. Малыш с фотографии на пути в аэропорт, откуда прилетит к нам, но уже взрослым юношей. —
Борис Николаевич, постучал пальцем по стеклу фотографии. Татьяна заплакала. Девушки ринулись её успокаивать, узнав, что сын рос без неё и на чужбине.
Встал вопрос размещения гостей. Тут взяла слово Маша. По её мнению, отец и Татьяна как молодожёны, должны остаться в доме, в котором у них завязались отношения. Молодёжь пойдёт жить в квартиру Татьяны. Постепенно всё наладиться. Молодёжь там, молодожёны здесь.
Ровный гул самолёта всегда клонил Жерара в сон. Сейчас этого не произошло. Всё было неудобным. Кресла узкие, плед колючий, подушка сползала из-под головы. Мыслей в голове нет. Одно раздражение. Стюардесса костлявая вся и длинная. Идёт к нему и смотрит на него. Ну, зачем? Кто её звал!
— С вами всё в порядке? Я могу что-то сделать для вас? —
Стюардесса слегка прогнулась над нервным пассажиром.
— Я к маме лечу. —
Произнёс молодой человек, как маленький и капризный мальчик. У стюардессы выгнулись брови. Она сделала вид, что заботливо поправляет плед, а сама закатила глаза и покачала головой. Это ещё не странный случай. Бывает и того хуже.
— А к кому бы вы хотели лететь? —
— К ней и хочу. —
Уже другим голосом ответил парень. Он заметил мимические ужимки стюардессы и взял себя в руки.
— Счастливого пути! —
Услышал ответ.
— Вместе с вами. —
— Разумеется. —
— И ходят они все и всегда одинаково. —
Парень проводил стюардессу сердитым взглядом. Возможно, и не надо было этого делать - лететь к маме в Россию. Только не развернуть самолёт и не выпрыгнуть из него. На кого он сердиться? Отец не гнал сына к матери в Россию, это его личная инициатива. Удивительно то, что в раннем возрасте, сын не испытывал желания встретиться с матерью. Желание приходило вместо ушедших лет детства. Чем старше становился сын, тем сильнее было желание увидеть мать. Нужно ли это? Отец ни плохого, ни хорошего о ней не говорил. Раз в год маме отсылалась его фотография, с коротким письмом, в котором рассказывалось о его успехах в учёбе, увлечениях. Письма писала бабушка и никогда их не подписывала. Текст на листе бумаги и дата. В конце жизни, бабушка настоятельно рекомендовала внуку увидеться с матерью и русской роднёй.
— Это только, кажется, что жизнь длинная и успеть можно, сделать всё. —
— Не откладывай на потом вашу встречу. —
Когда бабушки не стало, не стало и переписки, даже один раз в год. Из рассказов бабушки, он понял, что мама, живя с отцом, так и не свыклась с тяжёлым трудом виноделов. Сезонные наймы рабочих по уходу за виноградниками, по сбору урожая, и его отжиме предполагали большой круглогодичный труд. Три раза в день кормить рабочих, приготовить пищу, стирать одежду, постельное бельё и терпеть их вечерние развлечения. Шумно, многолюдно и нестерпимо одиноко при всём этом. Случилось то, что случилось. Сын пустил корни, вместе с виноградником отца и деда во Франции, а тоненький стебель пророс и цеплялся в памяти за размытые картинки и образы, рос и тянул его в Россию. Человек заснул.
— Просыпаемся! Скоро посадка. Я заберу у вас плед и подушку. —
— Забирайте. —
Жерар покорно расстался с тёплыми вещами. Мама Жерара, по рассказам бабушки, была поклонница творчества французского актёра Жерара Ксавье Депардьё. Потому и Жерара, назвали Жераром. Прямая, как ручка от швабры стюардесса, снова задержала на себе его взгляд.
— Циркуль. А ведь кому то нравится! —
Рассуждал про себя нервный пассажир.
Прошло несколько минут неприятных ощущений сопровождающих приземление, и вот двигатели смолкают. Аэропорт города Волгограда. Город герой. Исторический город. Он находил и читал литературу о нём. Полёт в Россию откладывался и неоднократно. Возможно из-за отца, и его страхов по поводу существующего в природе «зову крови». Проще говоря, отец боялся потерять сына. А тут, подружка Жерара, прониклась желанием познакомить его со своей матерью. Как же так, подумал он, я не знаю своей матери, а пойду знакомиться с чужой. И не пошёл, отложил это дело.
Жерар сходит по трапу с самолёта, страхи исчезают. Небо и всё вокруг серое, скоро утро. Впереди асфальт, бетон и стекло. Его мать мало изменилась, если сравнивать по фотографиям, хранившимся у них дома, и её стоящую сейчас рядом с мужчиной на глянцевом полу аэропорта. Что-то заставило сына пройти мимо матери в толпе вновь прибывших, остановится невдалеке, и несколько минут наблюдать за тем как ждут его, как ищут глазами. Человеку необходимо было удостовериться в этом. Поток прибывших пассажиров иссяк. Его мать, беспомощно заглядывала в пустоту терминала, прижимая к груди побелевшие кисти рук.
— Я здесь мама. —
Сказал Жерар и не услышал себя.
Жерар хорошо говорил на русском с явным акцентом. Голос прозвучал безлико и неэмоционально. Воздух раскалён за стеклянными стенами здания, а руки сына и матери ледяные.
— Не плачьте мама, мне придется это делать. —
Сын потянул руку из рук матери.
Мать вздрогнула и цепко ухватилась за руку сына. Обняться они так и не смогли. Слишком уж солидным выглядел сын в свои двадцать семь лет. Мужчина, сопровождавший его мать, пришёл на выручку.
— Прошу в машину. У нас жара этим летом стоит немыслимая, даже ночью тридцать градусов, а тут Татьяна разволновалась. —
— Поедемте домой! Надо всем поспать ещё. Мы, так с ног валимся. —
— Я приехал только что из Москвы. Ехал своим ходом. Привёз дочь домой. —
— Вы всё понимаете, что я говорю, или я делаю это очень быстро? —
— Всё. —
Сказал француз и утвердительно кивнул головой.
Мать не отрывалась от сына. Он хотел отпустить её руку и уже давно, но понимал, что его рука сейчас принадлежит матери. Только рука, мама ощущалась чужой, растерянной, беспомощной, цепкой и это раздражало. То, что сын рисовал в своём воображение, при встрече с матерью не произошло. Сны, в которых сын обнимал мать, не сбылись. Современная, красивая с виду женщина, как она жила без него? Он всегда хотел увидеть мать, он летел к матери и должен был встретиться с матерью, но рядом в машине сидела чужая, бледная женщина с очень холодными и влажными руками. Неприятно.
Борис Николаевич сел за руль, обернулся посмотреть на Татьяну. Это была она, но с пустыми глазами и застывшей маской на лице. Никакой мимики. Человек застыл в собственном страхе и чужом отторжении. Её не хотели, её не чувствовал собственный сын, это очевидно! Несколько секунд Борис Николаевич разглядывал обоих. Татьяну, смотрящую на профиль сына, и Жерара, разглядывающего свои ботинки на машинном коврике.
— Меня зовут Борис Николаевич. Ночь на исходе, все устали от ожидания встречи. Сейчас едем в дом вашей мамы, где вы выспитесь, соберётесь с мыслями. Таня живёт в моём доме, и ей тоже нужно поспать. Ей станет лучше, я уверен, и вам станет лучше. —
Борис хотел спросить:
— Вы согласны? —
Но не успел. Ответ Жерара опередил вопрос:
— Я согласен. —
Рука Жерара нашла предлог и с облегченьем отпустила руку матери. Он поспешно протянул её Борису Николаевичу.
— Жерар. Рад. Приятно. —
Пожатие было крепким. Мужчины посмотрели друг другу в глаза, и никто из них, не увидел и не почувствовал по отношению к себе то, что висело сейчас тяжелым и холодным камнем на сердце матери и сына. Жерар обрадовался знакомству с Борисом Николаевичем, попросился на переднее сиденье, что бы лучше рассмотреть панораму города.
— Я сюда. К вам. Можно? —
Что мог ответить Борис Николаевич?
— Можно. —
Мать осталась одна на заднем сиденье. Высохло всё. Горло, язык, рот, глаза. Руки стали горячими. Щёки горели так, что скользящие слёзы из уголков глаз, высыхали тут же, оставляя короткий шершавый след на щеке. Татьяна начала икать. Хорошо, что её мужчина что-то говорил и говорил её сыну, и тот ничего не услышал.
Мать читала про себя молитву. Сын разглядывал неизвестную ему страну из окна машины. Он молод, вокруг новое и неизведанное. Оно вытеснило на задний план детские обиды на мать. Сын обернулся только на секунду и сразу понял, что мать молиться.
— Мы станем привыкать, мама. —
Сын поспешно достал из кармана брюк крохотный мешочек из блестящей ткани.
— Сам выбирал. Сам платил. Серьги для тебя, мама. —
Подарок ещё был в руках сына, а мать уже сняла свои серёжки с ушей и положила рядом с собой на сиденье. Даже не разглядев подарок, тут же надела новые серьги. И, о чудо! Сын улыбался матери, и ему хотелось это делать.
— Мама красивая. Очень идёт. —
—Согласен на сто процентов. —
Заявил Борис Николаевич и почувствовал, как запершило в горле и носу.
Серьги сына тяжелее своих предшественниц. Форма вытянутая, они раскачивались, касались дорогим металлом шеи и щеки. Гул в ушах исчез. Татьяна почувствовала себя увереннее, но что-либо сказать сыну, поблагодарить его, так и не смогла. Борис рассказывал Жерару о том, мимо чего они проезжали. Тот внимательно слушал. У матери появилась возможность разглядывать сына, не смущая его этим. Жара, а он в костюме. Ткань лёгкая и красивая. Похоже, что это лён с добавлением шёлка. Не мнётся. Волосы лежат на плечах. Почти женская стрижка. Ухоженность чувствуется во всём. Цвет лица, состояние кожи, ногти на руках говорят об этом. Сложён красиво. Накаченные мышцы рук и ног, можно заметить и через костюм. Лёгкая волосатость на руках. Волосы русые. Странно! В кого? Родинка на щеке. У отца такая же родинка. Хорошо очерченные скулы и брови. Красивый у неё сын!
Опять навернулись слёзы на глаза. В этот раз женщина быстро с ними справилась. Захотелось рассмотреть серёжки. Сняла одну, посмотрела и надела. Хотелось спать. Глаза просто слипались.
— Устала, мама. —
Спросил сын.
— Перенервничала. —
— Мы приехали. В квартире сейчас моя дочь. Для тебя она сводная сестра. —
Борис Николаевич и Жерар вышли из машины в утренние сумерки двора.
— Спокойной ночи, мама. —
— До завтра, сынок. —
Прошелестел голос матери из салона машины.
Борис Николаевич пошёл в подъезд, за ним Жерар, с небольшим саквояжем в руках. Сын обернулся и помахал рукой матери. Татьяна, положив голову на спинку сиденья, смотрела сыну в след. Серьги приятно оттягивали уши и странным образом успокаивающе действовали на неё. Не было сил поднять руку и ответить на прощальный жест сына. Она закрыла глаза и стала слушать тишину. Как долго она ждала этой встречи, а кроме усталости, и приятной тяжести в ушах от серёг, ничего не чувствует.
— Новые серьги, новый мужчина, новый сын, новый дом, новая дочь…. Лилипут! Сколько всего нового и всё сразу свалилось, скопом. —
Женщина почти засыпала.
Дверь в квартиру Татьяны оказалась не запертой. Мужчины переступили порог квартиры, вежливо уступая друг другу дорогу.
— Устрою дочери завтра скандальчик по этому поводу. —
Думал Борис Николаевич, пропуская вперёд себя гостя. Свет в прихожей и кухне горел. На столе в комнате, стоит что-то завёрнутое в кухонное полотенце. Рядом на разделочной доске половинка яблочного пирога. Борис Николаевич прошёл к двери другой комнате. Тихо приоткрыл дверь и посмотрел в комнату. Темно. Утреннего света от окна достаточно, что бы разглядеть спящую дочь на кровати и рядом комочек гостьи под одеялом. Видно, как разительно отличается эта девочка от его дочери. Работает кондиционер, горит зелёный глаз на дисплее.
— Не дождалась тебя сестра. Уснула. Устала с дороги. Не обижайся! —
— Нет. Нет. Это хорошо. —
Жерар тоже хотел спать. Его ждал разложенный диван, предусмотрительно застеленный Машей. Осталась только показать гостью ванную. Есть гость не стал, сославшись на то, что его кормили в самолёте. Мужчины попрощались. Борис Николаевич ушёл, закрыв за собой дверь на ключ.
Оставшись один, молодой человек и не думал, что-либо разглядывать. Он стремительно разделся, аккуратно повесил одежду на спинку стула и упал на диван вниз лицом, ища оправдание своему нежеланию принять душ. Приятно распрямиться во весь рост! Сознание затягивалось сном. Нужно накрыться простынею, сестра ведь… Что значит сводная? Будем, надеется, что сестра не жаворонок. Жерар уснул.
Утро за окном лениво разбавляло тёмные краски светом. Тени от предметов на полу в кухне становились длиннее и отчётливее. Летом солнце встаёт рано. Хорошо, что шторы в комнатах на окнах плотные. Хорошо, что есть кондиционер. Пока всё хорошо. Ребёнок в трусиках, майке и носках проскакал в ванную комнату и не закрыл за собой дверь. Сидя на унитазе, писая уже, ребёнок увидел спящего человека на диване. Дёрнулся всем телом, что бы встать и закрыть дверь, но льющаяся струйка не позволила это сделать. Подросток нисколько не расстроился и продолжил опустошать мочевой пузырь и разглядывать висевший костюм гостья на стуле. Выйдет из ванной комнаты, пройдёт мимо стула, потрогает и понюхает пиджак. Обойдёт диван, заглянет в лицо спящего на нём человека. Постоит над ним, закручивая пальцем прядку волос на голове. Потом стремительно убежит на кухню, где отломит кусок пирога и старательно сжует его. Возьмёт нож, и сравняет неровный край. Соберёт кусочки и съест их. С опаской оглянётся, вспомнив, что спящий гость, может и не спать, а наблюдать за нею, но это будет не так. Гость не наблюдал. В полусне, в его сознанье промелькнёт странное существо, в пуховых носках не по размеру и исчезнет. На смену существу придёт просветлевший образ матери, в новых серёжках и радостная мысль:
— Я сделал это! Я встретился с матерью. —
Жерар проснулся, будто его включили. Он знал, где он, и знал что не один. Слышал шаги вокруг себя. Его разглядывали. Парень не раскрывая глаз, продолжал лежать, притворяясь спящим. Хорошо, что он накрылся простынею. Плохо, что не с головой накрылся, тогда была бы возможность подсмотреть. Можно чуть-чуть приоткрыть веки. Ну-ка, попробую…. Ему думалось, что сестра будет намного старше, чем этот подросток в пуховых носках. Девочка. Вон и грудь имеется, правда маленькая, но она и сама маленькая ещё. Может быть сестёр две? Точно две! Маша выходит из ванной и грозит пальцем девочке. Та обиженно уходит на кухню. Странная внешность. Может Даун? Нет! У них лица не такие. Надо вставать. Жерар прокрутил в голове несколько отработанных фраз, которые ему хотелось произнести во время знакомства с сестрой. Вчера выстроенные мысли казались вполне нормальными и правильными. Сейчас нет.
— Привет. Я проснулся. —
Привествие Жерара заставило девочек обернуться. Младшая так и не перестала жевать и скулы её заработали ещё быстрее. Она торопилась прожевать и ответить на приветствие да подавилась. Вместо того, что бы брату и сестре поздороваться, им пришлось заниматься странным подростком в пуховых носках, который стал синеть прямо на глазах. Вместо того, что бы стараться проглотить то, что застряло в горле и запить это водой, подросток не сводил глаз с парня и не слушал его подсказок. Пришлось Жерару, несколько раз довольно жёстко стукнуть подростка по спине, а затем отнести в ванную, что бы умыть, потому как была девочка вся в слезах и соплях. Обошлось. Жерар, присев подле девочки подтянул носочки на её ногах. Маша села на крышку унитаза и засмеялась.
— Тебе бы так. —
Огрызнулся подросток и чмокнул куда — то меж бровей Жерара, так как лицо его было прямо перед ней.
— Спасибо. Ты меня спас. —
Её ручки погладили волосы парня на плечах.
— Не совсем так. —
— Мне лучше знать, а мы тебя ждали. —
— Это приятно. —
Молодёжь стала знакомиться. Потом умываться по очереди. Потом пить чай со вчерашним пирогом. Всем было легко общаться, совсем не так как вчера в аэропорту было трудно общаться взрослым людям. Хельга принесла диванную подушку и забралась с нею на стул. Жерар проследил за этим. Он больше общался с сестрой, потому как она постоянно о чём-то его спрашивала, но глаза его как магнитом притягивала к себе необычная девочка Хельга. С ней снова стали происходить странности. То она съезжала с подушки, и Жерару пришлось встать и сажать девочку на подушку, то уронила чайную ложку, и Жерар поднял её, вымыл под краном и принёс назад. То чай слишком горячий и его невозможно пить. В этом случае Жерар предложил добавить в него молоко из холодильника, полезно и чай станет не таким горячим. Хельга млела от ухаживания молодого красавца, старалась переключить внимание брата от сестры к себе. Глаз не сводила с иностранного гостя, и всё время жевала, быстро и тщательно.
— Что с тобой? Ты как хорёк изголодавшийся! —
Рассердилась на карлицу Маша. Жерар в это время вышел из кухни, что бы поговорить по телефону с матерью.
— Твой брат красив как бог. Подобного ему, я никого не встречала. Меня трясёт всю, будто то я экзамены сдаю. Что делать Маш, а? —
Было ощущение того, что карлица клацает зубами о край чашки.
— Сводный брат, не кровный. —
— Так ты за него можешь и замуж выйти! —
Удивилась открытию Хельга.
Она вскарабкалась на подушку, с которой постоянно сползала, от того, что постоянно двигалась. Потянулась за яблоком – надо же себя чем-то занять, когда «бог» вернётся. Тарелка с фруктами стояла далеко. Вместо того, что бы подвинуть её к себе за край, она наклоняет тарелку, в это время в дверном проёме появляется «бог», Хельга так и застывает, держа руку на краю тарелки, с которой скатываются по одному, все фрукты на стол, а потом к ногам «бога». «Бог» не гневается. «Бог» подбирает фрукты, моет и складывает на место. Потом обходит стол, поднимает носок с пола, который свалился с ноги Хельги и, как ни в чём не бывало, водворяет его на место. Замечает, что ножка холодная.
— У неё и руки холодные, круглый год. И кончик носа. —
Соглашается с Жераром Маша.
Жерар берёт в руки яблоко, садится рядом с Хельгой, чистит яблоко.
— Яблоко хочешь? —
Девочка хлопнула выпуклыми глазами и кивнула головой. Маленький человек, наконец-то почувствовал себя маленьким. Пропало стремление всё время что-то делать для кого-то, что бы обратить на себя внимание.
— Порезать? —
Глаза хлопнули, голова кивнула.
Брат рассказывал сестре подробности своей жизни во Франции с отцом. Изучал он земледелие, виноделие и журналистику. Зная русский язык, имеет стабильно оплачиваемые приглашения, в качестве переводчика, на разные мероприятия и праздники города. От сюда много друзей и связей. Живёт в провинции Шампань, в доме отца, имеет комнату в Париже. Он не женат, но в планы это входит. Жерар отрезал дольку яблока, и она тут же была выхвачена из его пальцев, рукой Хельги.
— Не надо спешить. Подавишься. —
Плечо молодого человека касалось головы карлицы, или это она старательно дотрагивалась головой до парня. Жерар такой тёплый, такой сильный, такой красивый! Такой, такой, такой….
— Отец женат на хорошей, трудолюбивой женщине. У меня есть брат и сестра. —
— Искать работу им не надо, она всегда есть в нашем доме и на нашей земле. —
У плеча Жерара завозились. Жерар посмотрел в выпуклые глаза, вспомнил свои обязанности. Отрезал от яблока и отдал девушке. Вдруг отобрал, вырезал часть сердцевины, в которой оказалась семечка и снова отдал.
— Рад быть в гостях. Буду рад, приезду сестры. —
У плеча вновь завозилась Хельга, с обиженным лицом протянула яблочную дольку, в которой Жерар не заметил семечку. Жерар убрал семечку, положил дольку яблока прямо в рот девочки. Еле успел отдёрнуть руку – так активно работали её челюсти. Глаза Хельги сердились при этом.
— Обрадуюсь приезду Хельги вместе с сестрой.—
Жерар смотрел на странного человечка у своего плеча и чувствовал, что это не просто слова вежливости. В ответ, странная девочка, радостно заболтала ногами под столом. Парень заглянул под стол. На одной ноге Хельги вновь не было носка. Совершенно спокойно, молодой человек поднял носок с пола и снова надел его на ножку девушки. В знак благодарности, его ласково боднули большой головой в плечо. Жерар не заметил, как плотнее придвинулся к Хельге. Та ответила ему тем же.
— Мне это кажется или парень воспитан и вежлив. Мне это кажется. —
Решила Маша, разглядывая сводного брата и подругу.
Брат встал и вышел. Через минуту вернулся.
— Купил и маме и сестре серьги. Маме дарил ночью. —
— Сестре дарю утром. Помни обо мне. —
Ещё один блестящий мешочек развязан. Ещё одни серьги нашли свою хозяйку. Они были точно такими же, как и подарок для мамы. Только камень был белым, а у мамы цвета табака. Что-то между коричневым и зелёным.
— Это так красиво и так дорого, наверно! —
Маша не рассчитывала получить дорогой подарок. Была растеряна.
— Это непременно золото. Память сестре. —
Жерар наблюдал, как сестра любовалась подарком, как сняла свои маленькие серёжки с ушей и убежала в ванную комнату с подарком. Там нет никого и много света. Жерар посмотрел на Хельгу, опасаясь увидеть обиженного человека, оставшегося без подарка, к тому же человек этот был женщиной. На него смотрели, как смотрит мать на только что родившегося ребёнка. Он собрался извиниться, сказать, что не знал о ней, и у него нет для неё подарка. Пообещать купить что-то. И услышал:
— Красивее тебя на земле нет человека. —
Сказала это Хельга без смущения, мягко с нежностью взрослой женщины. Мысли сказанные вслух. Сказала и сама задумалась о сказанном, не сводя глаз с Жерара. Тот стоял у стола и мысленно переводил её слова, а когда перевёл, понял, что сказал такие слова, с такой достоверностью, поистине сам красивый человек. Это не прозвучало как комплимент, нет! Это прозвучало как долгожданное открытие, чего-то очень светлого, почти божественного
Жерар нравился женщинам и платил им той же разменной монетой. Франция, самая раскрепощённая во всех любовных проявлениях страна. Новым для него было то, что в данный момент никто, ни с кем не заигрывал.
— Спасибо. —
— И тебе спасибо. —
Странное лицо подростка было сосредоточенно спокойным. Такой взгляд Жерар наблюдал у бабушки. Мудрый взгляд.
— Мы купим тебе подарок, какой ты захочешь. —
Жерар присел возле карлицы. Посмотрел на ручки, на крохотные пальчики. Осторожно подёргал за мочку уха, как бы давая понять, что он именно купит для неё. Она погладила его волосы. Но как она это сделала! Как гладит счастливый отец ребёнка, как гладит счастливая мать сыночка. Умиротворённо и нежно. Хельга любовалась Жераром.
— Лилипутам не идут дорогие украшения. У нас детская внешность. —
Жерар не понял смысл сказанного.
— Кто ты? Откуда? Где твой дом? —
— Я лилипут. Мама лилипут. Бабушка и дедушка лилипуты из цирка. И их родители тоже. Я всем говорю об этом сразу, что бы меня долго не разглядывали. Маша со мной дружит не как с лилипутом. —
Жерар смотрел на необыкновенного человечка и наполнялся нежностью к нему. И далеко не жалостью. Он вспомнил значение слова лилипут.
— Мы купим тебе тапочки, маленькие тапочки. —
— В детском отделе. —
Ответила Хельга. Невооружённым глазом видно сейчас духовное озарение двух людей, очень важно представить их именно такими. Истина, как свет, озаряет сразу же, впервые мгновения не имея названия.
Маша остановилась в дверях, и от увиденной сцены, перестала чувствовать в ушах новые серьги. Ей пришлось подождать немножко, пока её заметили.
— Красиво очень. —
Это сказал Жерар, имея в виду новые серьги на сестре.
— Я предлагаю обняться. —
Они обнялись.
— Как хорошо, что вы есть у меня. —
Сказала Хельга, смотря, как обнимаются брат и сестра.
— А ты у нас. —
Сказала Маша.
— Нас ждут. Скоро приедет папа. Надо одеваться. —
Хельга ускакала в спальню. Маша убрала со стола и пришла к ней. Жерар просматривал телевизионные каналы в первой комнате.
— Ты заигрываешь с ним? —
Обратилась Маша к подруге.
Хельга разглядывала своё отражение в зеркале.
— Заигрывать – это как бумажный бантик на ниточке. Помахал им перед носом котёнка, он и порвался весь. Нет, это совсем не то. Тут как обухом по голове, и я увидела себя со стороны. Мне не надо его приручать, быть служкой во всём и всегда, лишь бы он оценил мою заботу и остался со мной. Он делает это за меня. И видно бабушки ошибаются порой и говорят не дело совсем. Любовь и лилипутам нужна. Мать за ней и ушла к Гулливеру. —
Сердилась Маша, сердито произнесла и свою тираду Хельга.
— Не смей одевать дурацкие полосатые гольфы. —
Выпалила в сердцах Маша и получила в ответ рассудительный ответ.
— Я без них, как червяк в юбочке. В гольфах, пусть по-детски, зато не безобразно выгляжу. Ты сама посмотри…. —
Хельга доверчиво сняла гольфы и приподняла край юбки в складочку.
— Мне прямую юбку нельзя носить. Полное уродство! —
Маша сражена откровением карлицы и увиденным.
— Я стерва. Прости меня. Что на меня нашло? —
— Всё нормально, иначе ты не была бы женщиной. Жерар мне тапочки обещал купить. Придётся отказаться. —
— Всё равно он уедет. —
Парирует Маша.
— Да уедет, а тапочки пусть останутся. —
— Пусть. —
Подругам взгрустнулось. Они обнялись на кровати и замерли, изучая собственные мысли в голове. Голос Жерара вывел их из этого состояния.
— Уже идём. Как я выгляжу? —
Маша спросила и ужаснулась тому, что Хельга никогда об этом не спрашивает.
— Ты Маша всегда красивая, даже голая. —
Подруги вышли к Жерару. Высокая, стройная сестра его в новых и дорогих серьгах, и странная мудрая девочка. Разные такие.
— Красивые подруги у меня сегодня. —
Сказал Жерар, и он нисколько не врал и не приукрашивал.
Поразмышляем. Красота в каждом и она разная. Хочется привести не совсем достойный человека пример со смешными, уродливыми породистыми собачками. Как реагируем на них люди? Факт на лицо! Получается, что красота может быть и смешной и уродливой.
Маша взяла Хельгу за руку и повела к выходу. Когда дверь закрыли на ключ, эстафету перенял Жерар. Теперь он повёл за руку карлицу по ступеням общественной лестницы. Во дворе у машины стоял Борис Николаевич и приветливо махал рукой. Подруга дочери уже не воспринималась им странным существом. Нормальный человек, только маленький.
— Как мама чувствует себя? —
— Спасибо Жерар. Хорошо. Вы родные люди, но в данный момент чужие. Ей тяжело, вину за собой чувствует. И тебе думаю, не очень легко. —
Он вопросительно посмотрел на Жерара, опасаясь, понял ли он сказанное.
— Понимаю. Хочу цветы купить. Это можно? —
Жерар открыл дверцу машины. Девушки сели. Полдень. В обычное лето это самое жаркое время дня, а нынешним летом столбик термометра перевалил за цифру в пятьдесят градусов на солнце. Находиться долго на улице невозможно. Машина с кондиционером, потому в ней прохладно. В цветочном магазине после короткого пребывания на солнце ощущение холода. Холод позволяет дольше сохранить цветы. Жерару всё интересно, он на всём задерживает взгляд, часто задаёт вопросы. Он красив, вежлив, его произношение выдаёт в нём иностранца. На него обращают внимание, его разглядывают. Он выбирает для мамы бордовые розы, для сестры белые лилии. В каждом букете одиннадцать цветов. Стебли у цветов длинные и жёсткие. Ни фольга, ни целлофан ему не нравятся для упаковки цветов. Девушка продавец смущена. Ленты для оформления букета жёсткие и все ядовитых оттенков. Ну, всё иностранцу не нравится!
— Я не посещаю сегодня кладбище. Это подарок маме, сестре и подруге. —
Он оборачивается к Борису Николаевичу.
— Хельга маленькая. Розы почти с её рост. Что купить? —
Оба смотрят на герберы. Они напоминают Хельгу. Цветы головастые, лобастые с выпуклой серединкой, и без листьев на стебле.
— Нет, их не надо. —
Качает головой Борис Николаевич.
— Да…. —
Соглашается Жерар, блуждая взглядом по прилавкам.
— Вот это, пожалуй. —
И показывает на маленький букет, собранный из крохотных розовых бутонов. Весь в кружевах и атласных ленточках.
— Это свадебный букет невесты. За ним должны приехать и забрать, букет дорогой. —
— Продайте его мне. Я настаиваю. —
Расстроился иностранец.
— Вы сделаете ещё один, и продадите два букета. —
Советует Борис Николаевич.
— Могу не успеть. —
— Так продавайте быстрее, не тяните время и делайте второй. —
Стоят на своём мужчины.
— Ну, хорошо! —
Продавец назвала сумму.
Жерар поднял глаза к потолку, мысленно перевёл на евро, и выложил на прилавок цветные денежные знаки. Девушка продавец ещё больше растерялась. Борис Николаевич, достал бумажник и расплатился. Евро вручил обратно сопротивляющемуся Жерару.
— Потом, потом сочтёмся. Продавцу надо работать. Делать свадебный букет. —
С охапками цветов мужчины вышли на улицу.
— Первые цветы, первый раз, для сестры. —
Жерар открыл заднюю дверцу машины и положил белые лилии на колени Маши.
— Спасибо братец. Ты меня балуешь. —
— Как, как? —
— Братец. Это уменьшительное, от слова брат. Ты же мне сводным братом приходишься.—
— Уменьшительное…. Как это? Не надо меня уменьшать. Я старше тебя. —
Все засмеялись.
Маленький букет для Хельги, прятался за большой охапкой роз. Жерар с цветами обошёл машину и сел на переднее сиденье. Машина тронулась.
— А это для маленькой Хельги. —
Жерар обернулся к девушкам и протянул свадебный букетик лилипуту.
Борис Николаевич бросал взгляды в зеркало заднего вида, что бы быть в курсе событий.
— У меня тоже цветы! —
Воскликнула Хельга так громко, будто Маша была где-то в другой комнате.
Все прониклись чужим восторгом и радостью. Уж как она не вертела букет перед глазами! Обнюхала каждый бутончик. Вывернула на свой лад кружево, перевязала по-своему ленточки. Положила его между собой и Машей на сиденье. Через мгновение выхватила его от туда, так как лилии касались её букета. Стряхнула только ей видимую пыльцу от лилий и уложила букетик на свои колени. Подняла глаза и увидела, что Маша и Жерар наблюдают за ней, и Борис Николаевич смотрит на неё в зеркало заднего вида.
— Что? —
Замерла девушка.
— Ой! Спасибо! Спасибо! —
Она встала, слегка прогнулась и обняла Жерара ручками вместе с подголовником и застыла. Было видно, что такую реакцию Жерар не ожидал. Он напрягся и ждал, когда его отпустят. Похлопал руки Хельги у себя под подбородком и только тогда его отпустили и снова занялись созерцанием букета. Мужчины переглянулись. Ни у кого из них не было во взгляде осуждения или удивления, была нежность к маленькой женщине.
Они приехали. Вошли в дом. Поднялись по лестнице. В дверях ждала Татьяна с собачкой на руках. Борис Николаевич сразу же забрал Джеки, так как сын вручал цветы матери. Большое количество незнакомых людей привело собачку в бешенство. Она тряслась всем телом и тявкала. У Маши зазвонил телефон, и она закрылась в ванной комнате. Борис Николаевич опустил собачку на пол, спешно ставил что-то разогреваться в кастрюльке на газовую плиту, исполняя приказ хозяйки. Все были чем-то заняты. Хельга осталась одна в коридоре. Собачка подле её ног вся извелась в бессмысленном лае.
— Можешь не драть горло. Казаться хозяином, у тебя никогда не получится. Ты лилипут. Будешь всегда под ногами путаться, и смотреть на тебя будут свысока всегда. Ты маленький. Потому можешь быть только нужным, или не нужным, в зависимости от настроения людей проживающих с тобой. Сейчас ты, как и я, ни кому не нужен. Все заняты собой или кем-то. Как тебе тут живётся? —
Собачка заткнулась. Только тряслась всем телом. Глаза навыкате, и мокрые, будто она плачет. Девочка присела возле неё на корточки и заглянула в собачьи мокрые глаза. Увидела в атласных пуговицах чёрного цвета своё отражение. Собачка повела носом в сторону её букета.
— Можешь понюхать. —
Благосклонно разрешила Хельга. Собака медленно приблизилась носом к букету.
— Вот видишь совсем не страшно. Приобщайся к красоте! Хочешь, открою тайну? Мы с тобой похожи. —
Собака моргнула.
— Я вижу, ты согласна со мной. Давай дружить! Иди ко мне. —
Собака оказалась на руках девочки.
— Фу, какая ты пружинистая! Расслабься, а то брошу на пол. —
Жерар с матерью стояли и слушали. Они вышли из кухни, вспомнив про гостью.
— Хельга, проходите в комнату. Как вам спалось на новом месте? —
Спросила Татьяна.
— Хорошо спала. И приснился жених невесте! —
Ответила за подругу Маша, вышедшая из ванны.
Пришло время, садиться за стол. Кухня позволяет, стол большой на восемь стульев. Татьяна расстаралась и наготовила много чего. Борщ, котлеты, холодец, вареники с картошкой и вишней, и компот из свежих яблок. Салат селёдка под шубой, произвёл большое впечатление на Жерара своими размерами, стоял посередине стола. Как это салат, может стоять на столе такой горой?! Борис Николаевич принёс диванную подушку. Жерар взял её у него из рук, словно зная для чего она. Приподнял Хельгу и посадил на подушку. Потом, вечером, Борис с Татьяной обсудят все эти мелочи, замеченные ими в течение дня. Собака ютилась на коленях Хельги, стараясь удержаться, уж очень маленькой была девочка. Обед прошёл замечательно. Коньячные рюмочки, были такими крохотными, но два глотка, что помещались в них, позволили людям расслабиться и смело смотреть в глаза друг друга. Жерар не выпускал из поля зрения свою подопечную. Ей было достаточно на чём-то задержать взгляд, и тут же это накладывалось в тарелку. Ей позволялось кормить собаку с рук, запивать борщ холодной водой и есть зелёный лук вприкуску. Жерар поддержал ей компанию в этом. Коньяк и лук! Что поделаешь, и так бывает.
Татьяна заметила серьги в ушах Маши. Они были точно такими же, как и её. Посмотрела ещё раз, что бы убедиться. Борис Николаевич и вопросительно посмотрел на дочь.
— Да, папа! Это подарок Жерара. —
— Купил одну модель серёг для матери и дочери. —
Пояснил Жерар.
— Мне Татьяна Владимировна не мама. —
— Как не мама? Мам…. —
Жерар повернулся к матери.
Все замолчали. Маша стала снимать серьги. Жерар жестом запретил ей это делать.
— Маша дочь Бориса Николаевича, вместе живём совсем недавно. —
— Моя дочь, твоя родная сестра сейчас не со мной. Она в другом месте…. —
Татьяна вздохнула.
— Купим третью пару серёг. Что расстроило тебя мама? Далеко - то место? —
— Твоя сестра жила неправильной жизнью. По решению суда, она отбывает срок в женской колонии. —
Никто за столом не проронил ни слова, все ждали подробностей.
— Маме твоей на сегодня хватит воспоминаний, тем более что они грустные. —
— Кто хочет кофе, а кто хочет чай? —
Засуетился вокруг стола Борис Николаевич. Все выбрали чай.
Джеки свалился с колен карлицы. Хельга нырнула под стол поднять собачку. Жерар встал, подхватил карлицу под мышки и усадил на стул с подушкой рядом с собой. Внимательно оглядел её, ровно ли сидит. Девушка благодарно потерлась о его плечо головой.
— Мой сын слишком ласков с этой девочкой. И Джеки туда же…. —
Подумала Татьяна и прошлась взглядом по лилипуту. Та сделал вид, будто разглядывает рисунок на бумажной салфетке.
— У вашего сына красивое имя. —
Сказала просто так, лишь бы сказать что-то. Тем более что имя с двумя буквами «р», рычащее имя, по её мнению.
— Мама поклонница Жерара Депардьё, я поклонник Эдит Джованни Гассион. Певица Эдит Пиаф. —
Жерар ласково смотрит на соседку у плеча.
— Ты на неё похожа. —
Хельга хлопнула большими, выпуклыми глазами. Ресницы у карлицы редкие, но длинные и когда она поднимала глаза на Жерара, они касались её бровей. Подчёркивали и без того большой и выпуклый лоб.
— Эдит мало жила, но много чудила. Ей многое проститься, ибо она много любила. Такие слова о ней я нашёл в книге Марселя Блистена «До свидания, Эдит!» и запомнил. У меня большая коллекция её снимков. —
У Татьяны кольнуло в сердце предчувствие.
— Неужели я могу быть на кого-то похожа, кроме как на лилипута. —
Удивилась Хельга, слушая рассказчика. У неё тоже кольнуло в сердце. Только тут напроказничала стрела амура. Форточка, наверное, была открыта. Жерар посмотрел под стол, пощупал холодную ножку Хельги.
— Мама! Одолжи нам свои носки. У тебя ведь есть носки? У кого-то лапки холодные, как у гуся. —
Жерар улыбался Хельге. Его плечо и её голова снова соприкасались.
— Не забудь, нам надо купить тебе тапочки. —
Выпуклые глаза хлопнули в ответ. Большая голова кивнула.
Растеренная Татьяна ушла в комнату за носками. Покопалась в шкафу своего мужчины. Новых носок не нашла. Пришлось нести стираные. Она протянула их через стол Хельге, но забрал их сын и надел на ножки лилипута сам.
— Хорошо? —
Сын снова заглядывал в лицо лилипута.
Выпуклые глаза хлопнули. Большая голова кивнула. Хельга немела, когда за ней ухаживал Жерар. Онемение это было приятным.
Продолжение: Глава 6 - http://www.proza.ru/2016/06/09/1956
Свидетельство о публикации №216060901953