Послевкусие. Глава 19

Послевкусие. Глава девятнадцатая



           Сергея перевели в МЧС по Московской области, чтобы не терять славного парня, смелого работника и оставить его в своих рядах. В заграничные командировки, в связи с его сложившейся ситуации в семье, пока посылать не будут. Общение с Мишкой у Маши как игра. Кормёжка и засыпайка ложатся на плечи бабушки с дедом. Стирает машинка, остаётся только развесить во дворе по верёвкам мокрые вещи для сушки. Но, не смотря на всё это, Маша устаёт к вечеру, скорее от самого старания. Не похожая на всех Хельга Мишке не приглянулась. Он подолгу задерживал на ней взгляд, а отведя его в сторону, тут же забывал о её существовании. Хельга предоставлена сама себе. Купила гамак, и повесила в саду. Наслаждалась поздней осенью, а мы знаем, что осень ещё та волшебница! Лежит карлица в гамаке, закрыв глаза, старается проявить в своей памяти осколки образа матери, бабушки. Соседка через забор, та, что положила глаз на Сергея, заметила нового человека, и его странности во внешности. Поведала об этом своим родителям, те своим друзьям. У друзей внуки, а те ой какие любопытные! Стали дети прибегать к их двору, да в щели забора разглядывать смешное существо. Их перешёптывание и шушуканье слышны Хельге. За заборное присутствие детей не давало ей в полной мере насладиться осенним солнышком и вздремнуть после обеда. Дети знали, что помимо этой странной девочки во дворе находиться накаченный парень, работающий в МЧС. Три заглавные буквы, вызывали у них уважение к нему, потому они не задирали Хельгу, а только разглядывали. Как то всё утряслось немного, и Хельга уже без какого либо надрыва, думала о Жераре. Прекрасно осознавала всю сложность ситуации, не пыталась ему звонить и теребить душу. Да и дорогое это занятие! Жерар оставил ей все свои наличные деньги, и она их не трогала, берегла. Сергей относился к ней как к гостье, и ни о каком возмещении её нахождения с ними не было и речи. На днях они вернуться в Москву. В институте начинаются занятия. Сергею необходимо появится на месте новой работы. Бабушка и дедушка Мишку им отдавать не собираются. Сами ещё в состоянии за внуком смотреть, и считают это своим долгом. Маша несказанно рада и благодарна им. Ведь это только кажется, что ничего нет сложного в воспитании Мишки. На деле, так утомительно, так сложно быть привязанной к малышу, и ходить за ним буквой «Г» целый день по двору. И рассердится, нельзя, бабушка глаз не сводит. Её легко понять. Приехала посторонняя девушка, а внук взял, да и назвал её мамой. Хотя дед и утверждает, что у Маши есть сходство с покойной снохой, но бабушка его не видит, и всё тут. Не отдаст она маленького Мишку ни кому, пока её ноги сами ходят. Пусть будет, как будет! Время покажет и плюсы и минусы.

           Хельга зашла в дом, становилось жарко. Клетка с попугаем закрыта. Птица увидела нового человека и направилась к дверце. Клювом, затем лапой подёргала её. Закрыта крепко. Это хорошо. А то ходят тут всякие.
           — На двор хочешь? Там солнышко. —
           Конечно, хочет. У людей на попугая время не хватает. Вон вода скоро протухнет. Только Мишка у всех на уме. И чего смотрим? Чего не выносим клетку? Птица повисла вниз головой.
           — Пошли…. —
           Клетка снялась со стола и поплыла к выходу.

           Сухой, тёплый воздух двора окружил и вскружил птице голову. Теперь она, хотя бы перья свои просушит. Отсырел попугай в помещении частного дома совсем. И дела до этого ни кому нет. Хорошо корявая девица о нём вспомнила. Ну, хватит уже, ставь клетку и оставь птицу в покое. Птица сушиться будет. Хельга огляделась. Может клетку на дерево повесить, к природе поближе. Точно! У гамака!
           — Куда тащат?! —
           Заорала птица. И тут же, из-за угла дома, по завалинке прибежал кот. Задрал голову и с земли следит за действиями Хельги. Птица замолчала и сгорбатилась.
           — Тебе плохо на улице? Тебе не нравится? —
           Девушку взволновали перемены с птицей.
           — Тебе бы лице зреть свою гильотину! Каково было бы? —
           Птица спрятала голову в перья.
Хельга с клеткой в руках спотыкается о кота. Тот у неё под ногами.
           — Это ты блохарик напугал птицу? Двор большой, иди, гуляй. —
           Ногой Хельга мягко пинает кота под зад. Для пущей надёжности замахивается рукой.
           — Молодая, а нервная…. —
           Кот уходит. Оглядывается. Он будет отслеживать их дальнейшее перемещение по двору.
Хельга пытается водрузить клетку между двумя ветвями дерева. Та перекашивается. Повесить не за что. Тогда она укладывается в гамак и ставит клетку себе на грудь.
           — Давай подремлем вместе. —
           Это же совсем другое дело. Кот на человека не запрыгнет, птица в безопасности. Ура! Птица расправилась, огляделась и начала перебирать пёрышки.
           — Осваивайся. Я порадовала тебя? —
           Хельга приблизила лицо к летке.
           — Ну и голова у тебя. —
           Птица резко ударяет клювом о решётку. Лицо девушки отдаляется.
           — Злая. Птица злая! —
           Говорит Хельга попугаю.
           — Знаю…. —
           Продолжительным взглядом и молчанием отвечает птица.

           По двору бредёт Маша с Мишкой. Видно, что девушка устала ходить вслед за ребёнком.
           — Сергей говорил, что попугай говорящий. —
           Обращается к ней Хельга.
           — Его недавно чуть кот не сожрал. Вот он и замолчал. —
           Мишка пытается стянуть клетку с птицей на землю. Нет птице покоя.

           Солнце тёплое, но нет, нет, да подует холодный ветерок, побегут мурашки по телу. Стихнет ветер, снова солнце греет горячо. Сергей с отцом на рыбалке. К обеду вернутся и принесут кроме рыбы ещё и новости для Хельги. Жерар посвятил в свои планы Сергея и попросил его быть с Хельгой на протяжении встречи и разговора её с итальянцем. Объяснить суть дела, хотя бы вкратце. Подробности Хельга узнает от новых знакомых. Если бы Жерар позвонил сам Хельге, пришлось рассказывать о встрече с Лялей, разговор мог перейти в другое русло. Мужской разговор всегда, предельно краток и результативнее. Сергей не был сторонником великой женской миграции, особенно из Украины. Безбашенную молодую украинку можно встретить и в Италии на уборке урожая винограда, и в Испании в доме состоятельных людей в качестве прислуги, и в Ливии, перевязывающих раненых повстанцев, а так же во многих других местах планеты, мающихся в увеселительных заведениях. Сознательно опускаю насущную тему рабства и сексуального рабства, в которое многие их них попадают, далеко не по своей воле. Потому Сергею не понравилась новость для Хельги.
           — Если ты хочешь знать моё мнение, я против всего этого. Женщина не должна быть одна в чужой стране, без мужчины. Это не прилично даже. —
           Закончил рассказ Сергей о разговоре с Жераром. Маша от удивления прикрывала рот ладошкой. Хельга слушала без особого интереса.
           — Всё. —
           Сказал Сергей и развёл руками.
           — Я как лишний балласт. Жерар сбросил меня с воздушного шара, который сам и надул.—
           Хельга смотрит себе под ноги. У Маши округлились глаза от такого заявления.
           — Ты не должна так говорить. Мы все видели, как развивались ваши отношения. Мы верили вам. Мой отец, Татьяна тоже. —
           Маша сердилась искренне.
           — Какая из меня актриса? Почему мной должны заниматься чужие люди в чужой стране? Я здесь ни кому не нужна. —
           — Не забывай, ты с нами, ты у нас, ты наш друг. —
           Обида душит карлицу, и не даёт доброму и светлому чувству проступить на свет божий.
           — Встреча с талантливыми людьми, это всегда опыт. Да отпусти ты попугая! —
           Птица под рукой Хельги дремала, она её гладила, та отвечала на ласку, перебирая лапками ткань шортов. Сергей собрался что-то ещё сказать Хельге, но та его перебила.
           — Буду решать сама за себя, как делала до Жерара. И Жерар мне больше не указ. В одном ты прав, новые люди всегда интересны. Спасибо тебе Сергей. —
           — Всегда на твоей стороне. —

           Раз заварилась такая вот каша, надо её расхлёбывать. Встреча Хельги с театралами назначена на субботу, а сегодня среда. Москва ещё не совсем пришла в себя, после катастрофической жары и торфяных пожаров, потому родители Сергея остались у родственников в Вологде. Молодёжь снова в свободном полёте! Путешествие само по себе захватывающее действие. Скорость, простор перед глазами и мечты о будущем! Ехать можно куда угодно и бесконечно! Сейчас они едут в Москву. Сергею необходимо встретится с новым начальством. Хельге предстоит встретиться с неизвестностью. Девушкам пора посещать институт. Точек преткновения в Москве много, а тут ещё и иностранцы появились на горизонте.

           Квартира брата Сергея произвела на девушек эффект первичного просмотра художественного фильма формата «3Д». Каждая, отдельно друг от друга растворились в её просторах, рассматривая и обследуя содержимое квартиры. Птица попугай, не верила своим глазам. Она снова дома! Сергей, затащив сумки в квартиру, исчез по своим делам, изредка напоминал о себе Маше телефонными звонками.
           — У Мишкиной мамы был хороший вкус! —
           Девушки вышли из разных комнат и встретились на лестнице второго уровня квартиры.
           — Ковёр восхитительный…. Где такие вещи вообще берут? —
           — Везут из-за границы. —
           — Может быть…. А это осеннее дерево! Как его в самолете, или поезде везти? —
           — Может быть, оно как-то разбирается? —
           — Может быть…. —
           Девушки спустились по лестнице на первый уровень квартиры. Попугай расхаживал по полу у одного из окон. Играл со шторой. На ней видны следы его предыдущих игр. Хельга ловит птицу в надежде посадить в клетку.
           — Попугай здесь живёт в свободном полёте. Клетка для сна и всегда открыта. Серёжа рассказывал. —
           — Так вещи же портит. Гадит кругом. Посмотри! —
           Хельга указала рукой на белоё пятнышко, засохшее на раме гобелена.
           — Принято так у них. —
           Пожала плечами Маша.
           — Надо сварить борщ, после дороги самое то. —
           — Из чего? —
           Хмыкнула Хельга.
           — Сережа звонил какой-то тётке, и она должна была загрузить холодильник. —
           — Что за тётка? —
           — Домработница. —
           — Живут же люди! Так пусть птица хоть всё тут загадит, ведь кто-то вымоет за ней! Это что ж получается, у тебя домработница? —
           Маша остановилась, не доходя до холодильника. Вопрос подруги новость для Маши. Девушку наполняет гордость за себя и Сергея. Но Маша знает, что такое домработница. В первых это раздражающий и лишний человек в доме. Во-вторых, этот раздражающий человек, может быть, как жилеткой для жаждущего поплакать хозяина, или хозяйки, так и неким мечём, который может снести эту самую плачущую голову. Он может стать другом детям семьи, в которой работает, а в самый неподходящий момент недругом. Он может свести и развести. Он может настроить ребёнка против родителей. Перечислять можно целую вечность!
           — Получается…. —
           Вяло отреагировала на новость Маша. Она распахивает дверцы холодильного шкафа. Примерно так, как вы бы распахнули задние двери «Газели». Стоит. Смотрит. Подходит Хельга.
           — Ну, и кому это всё? У вас завтра свадьба? —
           Хельга не скрывает раздражения в голосе. У неё даже поза соответствует настроению.
           — Может мне сместить эту домработницу и считай, жизнь удалась! Прощай Италия! —
           Маша чувствует сарказм подруги, но и боль её тоже чувствует. Подруги начинают выискивать и доставать из глубин холодильника всё, что требуется для варки борща. На куске охлаждённого мяса записка приклеенная скотчем – баранина. Предусмотрительно!
           — Происходящее и с тобой и со мной, напоминает спектакль. Неправдоподобно. —
           Вздыхает Маша. К её настроению подключается Хельга.
           — И ведь Жерар не позвонил мне, а через Серёжу передал. —
           Маша сочувственно качает головой. Свекла, морковь, картошка, лук и наконец, капуста, небольшой кусок. Кажется всё.
           — Начнём подруга? —
           Девушки принялись чистить овощи. Птица тут же переместилась к ним на столешницу. Стала по ней расхаживать и расшвыривать очистки. Что-то дробила и заглатывала. Маша трогает пальцем попугая за голову.
           — У меня подруга, тоже проблемы…. —
           — С Мишкой, я понимаю. Чужое, оно всё одно чужое. —
           — Да нет, всё не так…. —
           Маша трёт висок.
           — Если бы я его родила, я бы и легче всё переносила. Инстинкт матери многое подсказывал бы, а так, одно раздражение. Постоянно боюсь, что не так взяла, не так одела, недоглядела и прочее. Только неловкость и чувствую. Мама Серёжи глаз с меня не сводила. —
           — Я заметила. Она же бабушка, боится за внука. —
           — Ну и давайте все будем бояться! Что из этого выйдет? —
           Маша повышает голос.
           — Ты кричишь Маша. —
           — Прости…. —
           Подруги замолчали. Только стук ножей о разделочные доски, да ворчание довольной птицы на столе.
           — Как я поняла, бабушка не намерена отдавать вам Мишку. —
           Хельга кладёт нож на стол. Отряхивает руки. Поворачивается к подруге.
           — И правильно делает. Мишку обмануть можно. Ты будешь знать об обмане всегда. Правда всё равно всплывёт. Как Мишка её воспримет, неизвестно. Бабушка хочет, и будет растить Мишку сама. Это очевидно. А вам надо жить свою жизнь, вместе с ними. —
           Маша согласна с подругой, но смахивает скатившуюся слезу по щеке.
           — Какая сложная штука жизнь…. Никогда не думала, что маленький ребёнок, это так трудно и обременительно. —
           — Томатная паста, или будем тереть свежие помидоры? —
           — Свежих полно. Вон сколько привезли. —
           — А в остальном тебе повезло! Сергей парень замечательный! Оглянись! —
           Маша машинально исполняет просьбу подруги и обводит взглядом квартиру.
           — Смотри, какое жилище у вас! В Москве! Вспомни нашу съёмную квартиру. Ну? Есть и положительные стороны вашего союза. Вот только птица, зараза, гадит кругом. —
           Хельга пытается стащить птицу со светильника под кухонными ящиками, но опасаясь за его целостность, оставляет это занятие и только грозит птице пальцем. В ответ на такое с ней обращение, птица орёт истошным голосом и, распахнув крылья, шумно ими хлопает по кафельной плитке.
           — Что? Обижают тебя женщины? —
           Сергей, открыв квартиру своим ключом, зашёл и разувался у порога. На его голос птица, перескакивая с предмета на предмет интерьера и мебели, добирается до хозяина и ласково воркуя, перебирает клювом волосы у него за ухом.
           — Мой хороший…. А ведь вначале ты меня невзлюбил! —
           Птице страшно стыдно. Она закатывает глаза.

           Сергей переводит взгляд с попугая на свою Машеньку. Интересно, когда они останутся одни? С самого начала их знакомства, они с кем-то, где-то, у кого-то. Маша устремляется навстречу Сергею. Какой он у неё красивый! Обхватывает руками парня за талию, голову кладёт ему на грудь. Сергей подбородком трётся о её макушку и расплывается в довольной улыбке. Птица разворачивается на его плече, как на светофоре, и со всего размаху клювом ударяет о макушку девушку. Маша приседает от неожиданности.
           — Кто это его так разозлил? —
           Удивляется Сергей.
           — Может я…. Только что старалась оторвать его от светильника. Он так орал! —
           Хельга разглядывала влюблённую парочку, и сердечко её щемило и обливалось тоской по ушедшему лету и отдыху на турбазе, по Жерару.
           — Для Хельги есть новости! —
           Сергей достал телефон, что-то там сверил.
           — В восемнадцать тридцать к нам придёт гость. Вернее два гостя. Первый, это наш Московский театральный критик, а второй Филипп, итальянец, режиссер и постановщик. Филипп прилетел прямо от Жерара из Парижа. Жерар, показывал ему видеозаписи с Хельгой, он так впечатлён Хельгой, что сегодня вечером будет у ваших ног, мадам. Аэрофлот творит чудеса.—
           — Выходит это всё правда? —
           У Хельги ослабли ноги. Карлица присела прямо на пол, скрестив их в коленках. Сергей и Маша уставились на неё. Птица тут же соскочила с плеча Сергея и почти бегом дошла до сидящего на полу человечка. Запрыгнула Хельге на плечо, и жалобно воркуя, стала перебирать волосы. Хельга думала. Жерар показывает её чужому человеку, мало того, он хочет отдать её ему. Не спросился, не посоветовался! Вот придёт чужой человек, и ты его слушайся! А ей хотелось слушаться Жерара, исполнять только его просьбы. Зачем ей чужой дядька? Странное во всём этом то, что всё происходящее не правдоподобно, но сбывается.
           — Тебя никто не заставляет ничего делать против воли. Мне самому не нравится эта затея, но я должен исполнить просьбу Жерара, я обещал. —
           Сергей смотрит на разнесчастную карлицу.
           — Потом, Жерар сын Татьяны, она живёт с отцом Маши. Не занимается же он похищением людей! Нам нечего бояться. —
           — Похищением? Особенно таких людей, как я…. —
           — Если ты хочешь, что бы тебя жалели, я не стану этого делать. Мне не за что тебя жалеть! Ты ещё та тёмная лошадка и можешь дать фору кому угодно. За это я тебя уважаю. За это тебя любит Жерар. Возьми телефон и позвони ему. Скажи, что не хочешь никого видеть, и я всё отменю. Я на твоей стороне. —
           Сергей протягивает руку с телефоном. Хельга опираясь на неё, встаёт.
           — Да не буду я никому звонить. Пусть всё идёт, как идёт. Даже интересно становится, что нужно таким людям от таких людей, как я? А мы тут борщ варим…. —
           — Тогда я в душ, а вы накрывайте на стол. —
           — Я мясо выну из кастрюли и просто положу на тарелку. Резать не буду, оно горячее. —
           Заявила Маша, направляясь к плите.
           — Мне что-то нужно с собой делать? —
           — А когда ты что-то делала с собой? Ты губную помаду, если она вкусно пахнет, и если тебя не предупредить, на хлеб намажешь и съешь. —
           — Скажешь тоже…. —
           — Тогда прими ванну, это успокоит тебя, соберёшься с мыслями…. —
           — Сначала поем. —

           Маша хотела сказать, что лежать в ванной с набитым желудком вредно, но зная подругу, промолчала. Господи! Ещё сама не хозяйка, а уже встречать гостей надо. Надо идти к Сергею и поспрашивать его об этом. Маша сорвалась с места и бросилась к Сергею. Сергей, как будто ждал её за дверью в ванной. Что поделаешь! Любовь! А как же борщ? А ему настоятся, надо.

           В ванной комнате на втором этаже Хельга села прямо в пустую ванну, открыла кран, настроила воду, насыпала мятную соль. Вода взбунтовалась радужными пузырями. Пузыри касались друг о друга и лопались, в каждом была маленькая ароматная радуга. Хельга замёрзла. От того было ещё приятнее чувствовать медленное погружение тела в тёплую воду. Кисло ухмыльнулась своим мыслям. Глазами пробежала по своим «мосолочкам», наполовину покрытые водой.
           — Как у ребёнка, который плохо кушает. —
           Нервно зевнула. Не заложена в человека такая программа, что бы взять и выключить собственные мысли. Как жаль. Хельге необходимо встретится со студентом Евгением. А когда? Вечер сегодня занят. И зачем она приехала сюда? Надо было сразу ехать на квартиру, и начинать снова заботится о Жене. Нормальный парень. Конечно, не сравнить с Жераром. Так и её с Машей, на одну полку не поставить. А Жерар, он во Франции…. А был ли мальчик? Хельга погрузилась в воду полностью. Полежала расслабленно, воздуха стало не хватать и, вынырнула. Помыла голову. Сполоснула. Вытерлась, намотала полотенце тюрбаном на голову, надела майку и шорты.
           — Что ты сегодня наденешь? Наряд от Жерара? —
           Раздался счастливый голос Маши за дверью.
           — И не подумаю…. —
           И тут же голос Сергея:
           — Гости уже пришли, звонят снизу от консьержки. —
           Слышно было, как охнула Маша. Как сбежала по лестнице к Сергею. Сергей ждал гостей, но встав перед фактом, растерялся. В опущенной руке трубка от домофона. Маша прикрыла рот рукой и присела на стул. У Хельги в груди, гулко, замедляя ритм, бьётся сердце. Она спускается по лестницы, берёт у Сергея трубку и говорит в неё:
           — Проходите. Мы ждём. —
           Сергей щёлкает замком и приоткрывает дверь. Первый уровень квартиры благоухает борщом. Борщ с бараниной. Баранина пахнет по-особенному, сколько лаврового листа в него не клади.
           — Может, успеешь переодеться? —
           Пискнула Маша. Сергей и Хельга посмотрели на неё. Та прокашлялась и сказала:
           — В горле першит, что-то…. —

           На воздух из коридора, поступавший из приоткрытой двери, среагировал попугай. Быстренько так, перебирая лапками по паркету, заспешил ему навстречу и наткнулся на мужские ботинки. Две пары. Одни рыжие, прошитые крупными стежками толстой нитью, большого размера и тупорылые, дышали дорогим комфортом. Вторые, вполне нормального размера, узконосые, блестели лаком так, что птица незамедлительно их попробовала. Владелец лака, дрыгнул ногой. Птица не умела смотреть вверх, ей было куда удобнее, свешивать голову и косить глазом за происходящим. Птица попыталась уцепиться за штанину брюк. Брюки были настолько узкими, что когти птицы стали беспокоить владельца лаковых ботинок. Не раздумывая, владелец лаковых туфель ловко ухватил птицу за одно крыло и поднял к лицу. Второе крыло птицы раскрылось веером, провисло беспомощно на мгновение и тут же забилось в истерике. С ней так никто не поступал, никогда. Хлопанье не помогло, и птица на секунду притихла, что бы собраться с силами. На неё в упор, смотрели зелёные глаза удивительной прозрачности. Брови над ними и ресницы, словно попробовали татуашь в салоне красоты.
           — Красавчик. —
           Восхитилась птица и снова провисла в руках человека, так ей понравившегося.
           — Позвольте забрать…. —
           Сергей шагнул к обладателю редкостных глаз.
Гость свободной рукой сложил веер из перьев птицы, прижал её к своей щеке осторожно. Носом потёрся о клюв птицы. Та в ответ, запустила клюв в его рот и, по-моему, даже, хлебнула человеческой слюны.
           — Ах, оставь птицу в покое! Ты готов всех в себя влюбить! —
           Обладатель дорогого комфорта в обуви, был человеком тучным, но приятным.
Владелец лаковых туфель присел, осторожно опустил птицу на пол. Одурманенная птица не уходила, продолжала жаться к узконосым ботинкам. Молодой мужчина гладил птицу по перьям. Хельга наблюдала за действиями зеленоглазого человека без особого воодушевления. Тот поднял голову и снизу вперил зелёный взгляд на карлицу. Буд-то взял в руки куклу клоуна и повертел со всех сторон. Пощупал волосы, нашёл и разглядел уши. В фас, и в профиль, разглядел лицо. И возрадовался! Его ликование было таким же искренним, как и общение с птицей. Он шагнул к карлице, обнял за плечи, прижал к себе, как свою собственность и не думал отдавать. Как реагировала на эти объятия Хельга, не было видно. Француз так низко склонился к голове девушки, что закрыл её руками и кудрями. Сергей забеспокоился:
           — Позвольте …. —
           Одна рука француза освободила правое плечо Хельги, обняла Сергея за плечи и так же притянула к себе. Теперь гость обладал и Хельгой и Сергеем.
           — Как долго я вас искал! —
           На вполне приличном русском, заговорил француз.
           — Как вкусно у вас пахнет! Что это? —
           Филипп оборачивается к тучному человеку.
           — Борщ. Это слово у тебя хорошо получится. —
           Ответил тот.
           — Борщ! —
           Восклицает Филипп, позволяет Хельге развернуться лицом к остальным и отпускает Сергея.
           — Будем знакомиться! —
           Птица взлетает и садится на плечо Француза. Филипп незамедлительно поворачивает лицо навстречу птице, человек и птица целуются, тут же чмокает влажные волосы Хельги, в макушку, но отпускать не собирается и вместе с ней идёт по квартире.

           Сейчас начнутся пожатия рук и перекличка имён. Тучного мужчину будут звать Семён Фёдоровичем. Филиппа, Филиппом, а про остальных всё известно. Семён Федорович, это образ, или скорее подражание, всеми известному обладателю редкостного тенора, певцу Демоса Руссиса. Семёну Фёдоровичу это идёт, очень. Филипп описан выше. Вспоминайте.
           — Удача! —
           Восклицает Филипп.
           — Поплюй через левое плечо, а только потом радуйся. —
           Отвечает ему толстяк.
           — Тьфу, тьфу, тьфу! —
           Трижды произносит француз.
           — Не захотел даже переодеться и передохнуть от полёта. Сразу к вам и только к вам…. Так что кормите! —
           Заговорил с хозяевами толстяк.
           — Нахал…. —
           Подумала Маша.
Хельга искала ответ на своё восхищение зеленоглазым гостем. В дверь позвонили. Принесли огромную сумку Филиппа.
           — Забыл в машине такси. Так спешил к вам! Буду одаривать. —
           Выхватил из сумки коробочки с духами «Шанель №5» для женщин. Сергея буквально заставил взять лаковую коробку с брючным ремнём. Узкий фанерный ящичек порвал подкладку сумки, но появился на свет. В нём, в соломе, перемешанной с блестящей мишурой, покоилась бутылка вина с изогнутым горлышком. Гость радовался подаркам больше, чем те, кому они предназначались. Последним, в его руках появилась кукла клоун. Очень яркая, дразнящая воображение игрушка.
           — Привет Жерара! Для любимой. —
           Сердце лилипутки екнуло, сладко, сладко. Но кукла не понравилась. Филипп нёс куку к ней, и смеющийся, неестественно красный рот, вызывающе увеличивался в размерах. Почему клоун? Зачем клоун?
           — Спасибо. —
           Холодная ткань атласа шаровар куклы, неприятно воспринималась руками. Металлические бубенчики тоже холодны. Фарфоровое лицо, покрыла застывшая бледность.
           — Ещё пальто. Жерар желает тебя согреть. Жерар любит тебя. Скоро холодно. Пальто завтра придёт с багажом. —
           Как кстати, Филипп произнёс добавочное известие о любви и заботе Жерара, в противном случае, сердце лилипутки могло заледенеть совсем от мёртвой улыбки игрушки клоуна.
           — Пальто? Мне? Как же не меряя. —
           — Так…. —
           Улыбается француз. Он уже влюблён в карлицу, по своему, театральному.
           — Жерар знает вас, глазами, руками. Женщина помогла. —
           — Какая женщина? —
           Растерялась Хельга.
           — О-ля, ля! Любая! Проходящая…. —

           Сергей приглашает гостей за стол, где Маша не очень справлялась с ролью хозяйки. Всё время оглядывалась на гостей, не видят ли они её неловкость. Человек впервые на этой жилой площади. Где что лежит, не знает. А тут ещё гости из Франции! Этот Филипп! Оказывается, на свете есть мужчины, красивее, чем её Сергей. Нельзя так думать. Но взгляд сам по себе, с тихой восторженностью, снова и снова возвращается к Филиппу. Как в музее, или галерее, не хочется отводить глаза от выставленного предмета или картины, и ты тонешь в его разглядывании.

           Наконец приборы расставлены, салфетки разложены, бокалы с высоты своей, довольно оглядывают стол. Они всегда, как бы над всем на столе стоящем! Их наполнят сегодня необыкновенным вином. Бокалы, как женщины, стоят на столе в ожидании нового платья.

           Сергей отказался открывать бутылку. Его отпугнуло странно изогнутое горлышко. Оказалось, что в нём всё уже предусмотрено, и Филипп быстро справился. Квартира произвела должное впечатление на гостей. Удивила подача еды на стол. Пока борщ разливался по тарелкам, мясо резалось на куски, Филипп осматривался, но когда бы Хельга не бросила на него свой взгляд, она встречалась с его взглядом.
           — За красоту моей избранницы! —
           Сказал тост Филипп и уставился зелёными глазами на Хельгу.
           — Как его понимать? —
           Думал Сергей и, видимо мысли отразилось на его лице, а Филипп, в свою очередь прочитал мысли Сергея.
           — Сказал так? —
           Зеленоглазый француз вопросительно смотрит на Семёна Фёдоровича.
           — Так, так. Филипп имеет в виду красоту выбранной им актрисы. —
           — Да какая же из меня актриса? —
           — Вы полностью соответствуете требованиям к главной героине спектакля. —
           Толстяк, уютно заворочался среди больших и мягких подушек дивана.
           — Филипп от меня что-то будет требовать? —
           — Да. Очень многого. —
           Руки говорящего покоились на округлости живота. Живот колыхался, в такт каждого сказанного им слова.
           — Со мной так нельзя. —
           Быстро проговорила Хельга.
           — Видите ли, деточка. Требования Филиппа пойдут вам на пользу. Так всегда бывает и со всеми…. Мясо вкусное! Что это? —
           — Баранина. —
           — Будем кушать, и вкушать вкус! Вам предстоит долгий разговор, и долгие объяснения с Филиппом, но не сейчас. Я, простите, устал, но восхищён таким прицельным открытием сестры моего друга. Вы даже не знаете того, что вы собой представляете сейчас для Филиппа!—
           — Не знаю —
           — Пока, деточка. Пока! —
           Толстяк начал есть, до не приличия громко, но так вкусно, что ему все это простили и заулыбались. Он оторвался от тарелки. Обвел всех добрым взглядом.
           — Пардон…. —
           И снова принялся издавать те же самые звуки.
           — Скоро будет звонить Жерар и моя сестра. —
           Объявил Филипп.
           — Вы родственник Жерара? —
           Обрадовалась Хельга.
           — Нет. Моя сестра, подруга Жерара в Париже. —
           — Час от часу не легче! —
           Сергей смотрит на Хельгу. Волосы карлицы подсыхали и понялись над головой одуванчиком. Рука Филиппа ласково потрепала их. Для наших мужчин, это плохая фамильярность. Сергей предпочёл подняться со своего места и сесть между Хельгой и Филиппом. Семён Фёдорович укоризненно посмотрел на молодого друга.
           — Я брат своей сестре. Буду братом Хельге. —
           Обеспокоился Филипп.
           — Посмотрим…. —
           Ответил Сергей.
           — Куда? —
           Филипп.
           — Вам ещё налить половничек? —
           Маша.
           — О нет! Мне достаточно. —
           Филипп.
           — Филипп ест маленькими порциями, но часто. Я ем большими порциями, но тоже часто. Результат на лицо! —
           Семён Фёдорович любовно оглядел себя, потом Филиппа.
           — Люблю Филиппа, он меня окрыляет! —
           — На что? —
           Сердито спросила Хельга.
           — На лёгкость восприятия бытия. Глядя на Филиппа, я становлюсь не весомым, бабочкой! Я не чувствую свой вес. Видите ли…. Филипп, есть воплощение меня самого, в моём воображении. Я, такой как он, внутри себя. Я могу разглядывать происходящее с ним, слушать сказанное им, и оно будет соответствовать тому, как поступил бы я, как сказал бы я…. Вот деточка! Сами поступки, к сожалению, мне совершать уже трудно. —

           Сергей прослушал ответ и засомневался в правильности присутствия гостей в его доме. Хельга же, напротив, ясно всё так представила себе и поняла и пожалела тучного человека. Маша прижималась к боку подруги, и молчала. Она была занята разглядыванием француза. Филипп ел и целовался с попугаем, да любовался Хельгой новым своим приобретением. Все думали, что поев, Филипп станет рассказывать о своих планах и намерениях по отношению к ней, но он вёл себя, как маленький мальчик, осчастливленный родительским подарком. Подарок, естественно, Хельга. Неожиданно для себя, карлица не чувствовала потребности задавать вопросы Филиппу, она ждала личного контакта с глазу на глаз, с необыкновенным зеленоглазым человеком. Почему необычным? Всю свою короткую сознательную жизнь, карлица не соответствовала её канонам. Шокировала буквально всех, с кем впервые вступала в контакт. Своей внешностью, своими взглядами, целями и методами их достижения. В случае с Филиппом, всё наоборот! Вошёл необыкновенной красоты человек, но уже за дверью, и даже в полёте по небу, он нуждался в ней, в её не соответствии. И если ей доселе приходилось приручать к своему несоответствию людей, то в случае с Филиппом, хотели приручить её, именно такую, какая она есть. И виновница в происходящим с карлицей, её не состоявшаяся любовь к Жерару.

           Предчувствие вселялось в карлицу. Да, да! Это всё предчувствие, которое больше нас знает и видит наперёд. Не надо гнать от себя предчувствие, лишь потому, что оно не отвечает вашим мечтам и желаниям и от того горько на душе. Человеческому организму всегда не хватает горького. Это подтвердит любой врач диетолог. Вкусите горечь, прочувствуйте, от чего она исходит. Бог даст, и выйдите на верный путь.
           — Вы прилетели из Парижа, что бы есть борщ, целоваться с птицей и разглядывать меня? —
Карлица буквально бросила слова в тарелку зеленоглазого гостья. Всё в ней натянуто как струна. Вот, вот лопнет. А это чавканье толстого гостья, и поцелуи с попугаем зеленоглазого француза! Раздражают до истерики. Всё это увидел и понял Филипп.
           — Я был точно таким, как ты, весь путь сюда. Увидел и понял, что нашёл. Мытарства позади! Всё во мне согрелось при виде тебя и после борща…. —
           Он встал и поцеловал Маше руку.
           — … Такого вкусного борща. —
           Подошёл к стулу, на котором сидела Хельга. Не касаясь, карлицы, наклонился и заглянул ей в лицо.
           — Ты не можешь как я. Ты ещё в пути. —
           — Я тоже готовила борщ вместе с хозяйкой. —
           Француз взял и её руку, поцеловал и оставил держать в своих руках.
           — Позвольте нам уйти и оставить важный разговор на завтра. Хочу спать, как никогда!—
           — А компот? Компота не будет? —
           Очаровательный толстяк после горячего мяса и борща вспотел лицом.
Маша вскочила и стала предлагать кофе, колу, минеральную и соки.
           — Я пошутил. Жидкость после принятия пищи, потребляется через час. Не менее! —
           И как в том анекдоте про тёщу, Маша спрашивает:
           — Так вы что, даже чаю не попьёте? —
           — Даже чаю…. —
           Толстяк выкарабкивался из-за стола.
           — Сегодня я сплю у тебя в номере. —
           Неожиданно так заявлет толстяк Филиппу. Тот радостно закивал головой. Видимо, Семён Фёдорович, любил интриговать окружающих.
           — Прежде чем Филиппу разговаривать с вами, мы должны наговориться сами. Деточка! В общих чертах вы знаете цель нашего визита, а вот мелочи мы отточим с ним наедине, перед сном и после сна, соберём в кучу и вывалим эту кучу на вас завтра. —
           Он сделал потешный полупоклон в сторону карлици, в сторону Маши. Сергею пожал руку.
           — Где ваш кроха сын? —
           — С бабушкой и дедушкой. —
           — Завтра и для него придёт подарок от Жерара. —

           Филипп целовался с птицей. Глядя на него, можно было подумать, что он у себя дома и со своей птицей. Две пуговицы у рубашки расстегнуты. Узел тонкого галстука в мелкую клеточку, съехал на бок. Кудрявые локоны, то и дело закрывали глаза и брови. Пиджак мятый. Владелец пиджака вальяжно полулежал на диванных подушках. Диван из рыжей кожи, бережно держал на себе доверенное ему тело и как птица был влюблён в зеленоглазого француза.
           — Птица меня любит. Я это чувствую! —
           — Ах, ты мой любвеобильный…. Пора уходить. —
           Толстяк стоял у двери в ожидании друга.
           — Хорошо тебе тут живётся? —
           Вопрос от Филиппа к птице.
           — Мы его по субботам порем, непременно розгами…. —
           Это Сергей ответил за птицу, как хозяин он уже не терпел присутствие гостей и ждал их ухода.
На что Филипп вопросительно повернул голову в сторону друга тостяка. Сёмён Фёдорович понял хозяина и потребовал от Филиппа:
           — Быстро встал и вышел! —
           — Я вам не понравилась. Я знаю. —
           Холодно, без выражения, но громко сказала карлица.
На лице улыбка-маска, как у куклы клоуна. Рот до ушей, хоть завязочки пришей, а глаза без выражения.
           — И нам на это наплевать! Я позволил себе продолжить недосказанные вами слова. —
           Филипп поднялся с дивана. Он преобразился. Застегнул пуговицы, поправил и затянул галстук. Надел пиджак, как мы предполагали, совершенно помятый, и ему, как видно было на это тоже наплевать. Взял в руки со стола бокал вина, стоящий напротив Хельги.
           — Я вёз вино тебе. Выпей два глотка. —
           — Не пью. —
           — Я сказал, сделай два глотка. —
           Строгим голосом приказал ставший совсем другим Филипп.
Хельга выпростала из-под себя ноги и тоже встала дивана. Дерзкий подросток ненавидел сейчас всех, а больше всего себя. Он взял бокал и стал делать быстрые, маленькие глоточки. Ощутил приятность напитка:
           — Вкусно…. —
           — Я просил два глотка. И слушай, слушай вино в себе…. Его послевкусие…. —
           Хельга вытаращила на Филиппа выпуклые глаза. Облизала губы. Почувствовала во рту томный, терпкий вкус вина и его лёгкую горчинку. После этого пришла тёплая сладость, которая тут же пролилась в желудок летним солнцепёком. Грудь согрелась, потом пришла очередь рукам, ногам и кончику злого носа. Подросток согрелся и подобрел, да так, что забыл зло на пришельцев и радостно сообщил своим друзьям:
           — Здоровское! И чего вы его не пьёте? —
           Филипп допил из своего бокала.
           — Идём гулять. Отвезём Семёна в гостиницу, а сами будем гулять. Ну как?! —
           Хельга вприпрыжку ускакала по лестнице на второй этаж.
           — Ни за что не пропущу этого…. —
           Семён застёгивал пуговицы на обширном вязаном жакете, в предчувствии осенней прохлады на улице. Пуговицы были большими, как женские.
           — Я не уполномочен отпускать её с вами. Был разговор с Жераром, в котором меня просили присутствовать при вашей встрече. —
           Сергей нервничал. Ему не нравилось всё и все.

           Филипп достал телефон. Соединение произошло не сразу. В его ожидании он присел у порога, водил пальцем по голове птицы. Птица жалась к его ногам. Далее следует разговор на французском, хотя Семён Фёдорович жестами просит его говорить на русском языке, только француз рассматривал руки друга, как нечто отдельно взятое. Телефон передают Сергею. Тот здоровается и слушает. В это время спускается Хельга.
           — Это Жерар. —
           Объявляет ей Сергей.
           — Жерар? —
           — Да. Он разрешил тебе погулять с Филиппом. —
           — Разве я его спрашивала об этом? —
           После выпитого вина, Хельге было легко и вольно. Жерар за тысячи километров. Причём здесь его разрешение на прогулку, ведь он сам прислал этого человека? И кукла его, мерзкая и мёртвая. Карлица чувствует озноб, глядя на неё. Вот возьмёт и отправит куклу обратно ему с Филиппом. Хельга оборачивается и смотрит на куклу, оставленную в одиночестве на диване. Та отвечает ей немигающим взглядом.
           — Жаль нельзя угостить клоуна глотком вина. —
           Филипп и Семён Фёдорович обмениваются взглядами.
           — Тебя ждут…. —
           Глазами Сергей показывает Хельге на телефон.
           — И здесь ждут. —
           Карлица вкладывает горячую ладошку в руку Филиппа и доверчиво поднимает на него широко расставленные глаза.
           — Спасибо Лили…. —
           Филипп открывает дверь, и они выходят.
           — Почему Лили? —
           — Многие карликов называют лилипутами. Отсюда и Лили. Так зовут тмою героиню в постановке. —
           — Не могу быть Лили. Меня мама назвала Хельга. —
           Твёрдо заявляет карлица.
           — Пусть так…. —
           Соглашается Филипп и задумывается.
           — Реклама, вывески, программки…. В них Лили хорошо читалось, произносилось и ложилось на слух. —
           — Я Хельга, Филипп. —

           Лифт остановился. Двери открылись. Они вышли. Обернулись на Сёмёна Фёдоровича. Тот задумался, его глаза из кабины лифта прилипли к карлице. Дверь лифта стала закрываться, и толстяку пришлось поспешно открывать дверь вручную, что бы выйти.
           — Всё что она сказала, можно смело, вписать монологом в текст нашего сценария. —
           Сказал он отдуваясь.

           Я смотрю на трёх человек. Они идут по улице. Оплывший, как потаенное мороженое, вкусный и симпатичный толстяк. Молодой мужчина, словно сошедший с обложки журнала «Максим» и карлица. Востребованная карлица, карлица кому-то нужная, карлица, идущая в своё будущее и будущее этих двух, таких разных людей. Через какое-то время, душевный разговор так сблизит этих разных людей, что уже две руки карлицы будут в руках новых друзей. Подробности их разговора опускаем, из-за его продолжительности. Скажу, что будут они долго кататься на прогулочном пароходике. Долго будут говорить, и выспрашивать, заглядывать внутрь друг друга посредством глаз. Замёрзнут. Много Хельга узнает о себе, о них. Много поломает их задумок и представлений о придуманной ими героине, и никто жалеть об этом не будет. И злость на Филиппа уйдёт в не бытие, и все сомнения уйдут туда же.
           — Мне двадцать второй год. —
           Неожиданно заявит Хельга.
           — Как так? Жерар говорил о восемнадцати. —
           — В паспорте моём видел. —
           — Там не правда? —
           — Там, правда. Горькая. Лилипуты стареют быстро. Бабушка, как-то там уменьшила года, что бы я дольше в цирке работала, а свидетельство о рождении правильное. —
           — Как всё это облегчает! Вот на это сославшись, мы и поменяем паспорт. —
           Обрадовался толстяк.
           — На что сославшись? —
           — На ошибку в паспорте…. —
           Толстяк потирал руки, будто он это уже сделал.
Прогулочный кораблик плыл и плыл. Люди на нём продолжали общаться. Москва река баюкала на своих водах трёх невероятно разных, совсем недавно познакомившихся людей.

           Сергей набирал номер телефона Хельги и сердился. На всех. Особенно на себя, за то, что допустил развитие этих событий.
           — Едут в Россию, все кому не лень! Так и норовят, что-то или кого-то вывести. Весь генофонд летит в тартарара! —
           — Ты усугубляешь. —
           Маша сама чувствовала в себе нервозность.
           — Нисколько! Всё лучшее обязательно…. —
           — Ты о Хельге? —
           Сергей останавливается, уловив иронию в голосе невесты. Ему что-то не нравится.
           — Она твоя лучшая подруга, раз ты её возишь за собой? —
           — Лучшая. —
           — Замечательно. Значит, я не сказал ничего не правильного. —
           — Значит…. —
           — Тогда почему это сокровище нации, не отвечает на мои звонки? —
           Входной домофон сработал.
           — Кто? —
           Сергей по инерции задал вопрос в той же интонации, в которой разговаривал до этого. Получилось сердито.
           — Это я. Пустите переночевать! —
           Голосом козлёнка проблеяла Хельга. Шутя конечно.
Стоящие рядом с ней толстяк и француз задались вопросами. Что, да как? Ей могут отказать в ночлеге? Их взволновал сердитый голос Сергея.
           — Ну, наконец-то…. —
           Вздохнул домофон нормальным голосом Сергея. Только после этого, мужчины попрощались с карлицей. Подъездная дверь с попискиванием закрылась. Двое друзей повернулись друг другу лицами.
           — Ну что? Как тебе? Я в восхищении! —
           Толстяк зябко ёжился. Осень в Москве.
           — Экземпляр. —
           В голосе Филиппа слышится грусть.
           — Притягивает как магнит. Хочется слушать её и слушать. А говорит как! Фразы короткие, точные, словно выстрел. —
           Толстяк протягивает руку другу.
           — Поздравляю! Закончились твои поиски. —

           Мужчины ловят такси и уезжают в Московскую ночь, переливающуюся разноцветьем рекламных щитов, вывесок, окон и фонарей. От этого скудеет Москва, как и многие другие города земного шара. Скудеет красками осени. Их всё меньше и меньше. Значит меньше и меньше деревьев и кустарников. Меньше чистого воздуха. Меньше открытой земли и растительности на ней. Лишь огни, кругом огни большого города.
           — Явилась, не запылилась. —
           Хельга шутя, взяла под козырёк.
           — Мне чаю и спать. Вымоталась…. —
           — Тебя никто не заставлял этого делать. —
           Сергей ушёл за кухонную стойку. Там включил электрический чайник. Дождался его кипения. Залил кипятком чай в заварочном чайнике, ставит на поднос с чашками и сахарницей. Вынес поднос девушкам, сидящим на диване.
           — Я за вами ухаживаю. —
           — Ты самый лучший! —
           Лицо Маши светится счастьем. Как она могла только, что сравнивать Сергея, с каким-то там французом?! Она с восхищением, обводит взглядом своего жениха. ОН ладен, силён и мудр. Редкие слова! Они редко или почти не встречаются в оценке мужских качеств. Сейчас говорят, красив, богат, образован. Эти три слова под большим вопросом. Красоту в наше время можно состряпать с помощью пластики. Богатство многие стряпают незаконными способами и дипломы тоже.
           — Не сердись на меня. Жерар оставил тебя под мою ответственность. —
           — Оставил как ненужную вещь. Ты помнишь слова из мультфильма? Что бы продать, что-то не нужное, надо купить что-то не нужное. Жерар продал меня, забыв купить. Я не принадлежу ему. —
           Маша в это время открыла сахарницу и застыла с крышечкой в руках. Покачала головой.
           — Ты говоришь чушь подруга. —
           — Сказала, образно! Мне двадцать один год. Со мной заключат договор, и раз Жерар заварил эту кашу, он и будет присутствовать при его заключении со своим другом юристом. И вовсе не потому, что он мой жених, а потому, что больше у меня никого там нет. Есть второй вариант, к которому я склоняюсь больше всего, это заключить контракт в Москве до отъезда, в вашем присутствии и с вашими паспортными данными и подписями. В Москве у меня тоже, кроме вас никого нет. —
           — Тебе двадцать один год? Ты старше меня? —
           — Да. —
           — Ты не говорила. А Жерар знает? —
           — Теперь узнает. —
           — Мне рассказали всё. Всё поняла. Свою задачу ясно вижу. —
           — Ты сможешь стоять на сцене? Сможешь играть роль лилипутки? —
           — Я карлица. Я ничего играть не буду. Я расскажу со сцены всем смотрящим на неё, что я карлик, как мне жилось и живётся. Расскажу о тебе и Сергее, Мишке, о себе и Жераре, о маме и бабушке, о больших и маленьких на этой земле. —
           — Ты действительно уедешь с Филиппом в Италию. А учёба? —
           — С учёбой я и так опаздываю. Мне это было нужно для того, что бы ни быть похожими на своих сородичей. Выбиться из стаи. Филипп считает, что можно будет перевестись в их учебное заведение, когда я освою итальянский или английский языки. —
           — Филипп считает…. А как ты считаешь? —
           — Мне выпал шанс и я им воспользуюсь. Каким бы не был результат, он принесёт опыт, реализацию меня в новой жизни. Мир посмотрю, наконец! —
           — Но как-то надо обезопасить себя! —
           — Жерар выступает гарантом. Он сын твоей мачехи. —
           — Скажешь тоже…. —
           — Хорошо. Он сын своей матери, живущей с твоим отцом. Они есть люди, подтверждающие его чистоплотность. Что связывает Жерара с сестрой Филиппа? Филипп вышел на меня через неё. Жерар разболтал француженке о моём существовании и отношениях с ним. Представь только себе! Он и она разговаривают обо мне в кровати. —
           — Он ищет способ, перевезти тебя к себе. Потом, он мужчина…. —
           — Я зря заваривал чай? Его кто-то просил даже! —

           Попугай в клетке превратился в старичка на жердочке, ждёт, когда клетку накроют платком и птица перестанет чувствовать движения воздуха в помещении и заснёт. Птице приснятся зелёные глаза француза. От него будет пахнуть свежестью. Наверное, француз умеет летать. Интересно, придёт ли он снова? Птица будет ждать.

           Наконец-то все поли спать. Хельга открыла первую дверь от осеннего дерева на странно радужном цветами осени ковре. Все женщины в детстве, рисовали в фантазиях будущую свою комнату, и твёрдо верили, что она будет, и что сделают её именно такой, какой представляли. Хельга не мечтала о своей комнате. Росла она в большой цирковой семье, где даже не родственники, были самыми близкими и ярыми родственниками. Где у каждой семьи карликов мог быть только закуток в общей комнате, а сама комната в общей квартире. Да и не надо комнатам быть больше, можно, что бы потолки были пониже. Карликов могли заселить в один номер всем коллективом, в случае перегруженности гостиницы. Свои закутки в общей комнате карлики любят больше всего на свете. Этому есть объяснение, какой-то там синдром, встречающийся только у карликов. Хочу напомнить, что наша карлица рождена от нормального человека, потому и ростом выше сородичей.
           — Почему покойная хозяйка квартиры выбрала цвета осени? —
           Хельга глазами обследовала комнату и раздевалась, что бы надеть пижаму. В интерьере преобладали все оттенки охры, золота и бронзы. Бирюзовые шторы, покрывало и безделушки на туалетном столике. Именно таким бывает небо осенью, в период бабьего лета. Два торшера, вместо настольных ламп. Подставки, на которых держатся плафоны торшеров, имитируют стволы деревьев из бронзы. Женское лицо на фотографии в бронзовой рамке улыбалось ей, как бы соглашаясь с выводами карлицы.
           — Если бы я могла иметь свою личную комнату, я сделала её точно такой. —
           Женские глаза с фотографии потускнели.
Хельге невдомёк, как не нравится женщинам, когда их копируют. Успокойся, ушедший безвременно от нас человек! Это только мысли. На деле, всё будет иначе. Включатся собственные фантазии и представления.

           Хельга подошла к окну и слегка потянула в сторону тяжёлую парчу. Сердце екнуло, вся она вздрогнула и тело пошло мурашками. На неё смотрели пустые глаза куклы клоуна, а обведенный ярко краской рот откровенно смеялся над её мечтами. Клоуна принесла и посадила на подоконник Маша.
           — Кукла меня не любит. —
           — Потому что ты, не полюбила меня. —
           — Как тебя любить? Ты весь холодный, бубенцы и те металлические. Ты даже ребёнка испугаешь. —
           — На себя посмотри…. —
           — И посмотрю…. —
           Карлица идёт вместе с куклой к зеркалу, отражается в нём в рост. Исчезли мысли. Ватная, безвольная глухота поглотила сознанье. В зеркале стоял второй большой клоун. Пижама куплена в детском отделе, резинкой собраны рукава и низ штанишек, одежда карлицы схожа с одеждой куклы клоуна. Ноги стали слабеть, и карлица вынуждена была присесть на королевский резной стул, весь в позолоте. Рука подняла куклу на уровень лица.
           — Шут! Истинный шут! На королевском стуле, королевский шут. —

           Кукла довольна оценкой карлицы, выражения её лица смягчилось. Зеркала видно и созданы, что бы показывать нам, скрытое от наших глаз. Что может быть скрытым, раз мы всё вокруг себя видим до самого горизонта? Мы сами. Мы есть точка, от которой и начинается взгляд.

           Хельга спрыгивает со стула, устремляется к окну, открывает его и… Выкидывает куклу вон из комнаты. Вон из своей жизни! Вон! Вон! Делает шаг от окна и закрывает лицо руками. Шмяк! Это кукла ударилась об асфальт на улице. Она слышит звук кукольного падения и приходит в ужас от совершённого поступка. Кукле больно, она могла разбиться. Карлица кидается к окну и смотрит вниз. Прохожий человек наклоняется и поднимает куклу клоуна. Стоит человек в свете падающим из её окна, как артист в луче прожектора на арене цирка. Разглядывает куклу, её необычность. Поднимает лицо вверх. Он расстроен. Какое знакомое лицо! Кто это? Да это же папа! К нему подходит маленькая женщина, осматривает куклу вместе с ним, поднимает клоунское лицо к верху, что бы посмотреть, откуда же упала кукла. Женщина радуется и старается объяснить Хельге, что кукла цела. Великое облегчение приходит к Хельге. Она отступает от окна и с облегчением садится, потом откидывается спиной на кровать. Какая радость! Спасибо, маме за подсказку. Она спит. Давно карлице не снилась мама.

           Когда приходит утро, просыпаются не только живые существа. Просыпается дома, в которых они живут, мебель в них, посуда, окна, двери. Вещи и предметы не могут спать, если люди уже не спят. Улицы вдоль домов наполняются звуками проснувшегося авто транспорта, шагами людей, звуком ветра. Голоса вокруг. Детские, взрослые, сердитые и весёлые…. Мне даже кажется, что и у солнечных лучей, есть свой, проникающий сквозь стены, сквозь тебя голос.

           Карлица проснулась. Полежала с закрытыми глазами. Перевернулась на живот. На минуту вновь погрузилась в сон и проснулась по-настоящему. Память тут же вернула её к открытому окну.
           — Я не спустилась и не забрала куклу! —
           Она вскакивает и бежит к окну. Оно закрыто. Кукла клоун, видя её волнение за него, меняет выражение своих глаз, и когда девочка встречается с ней глазами, на неё смотрит добрый, старый клоун. Старый клоун много знает. Старый клоун любит детей. Карлица не выкинула клоуна. Она выкинула себя из своего прошлого. Она не будет помнить прошлое? Она будет помнить его всегда. Горечи от воспоминаний не будет.
           — Ура! Это мне всё приснилось! —
           Хельга хватает куклу и кружится с ней по комнате.

           Хочу сказать одну вещь. Ваше дело, верить или нет. Вещи, предметы, камни, деревья, цветы могут иметь душу, но только в том случае, если вы их любите всей душой. Ну и что, что треснутая ваза. Ну и пусть, так раздражающе вдруг заблестит лак на новой мебели. Мебель не виновата, что её такой сделали, и вы её купили, а потом она не пришлась по вкусу. Всё вокруг должно быть наполнено нашей любовью. Тогда могут свершаться чудеса, и вещи будут вам помогать жить, и дадут вам терпение и силы преодолеть невзгоды и трудности. Они живут с нами, и невольно становятся свидетелями нашей жизни, значит и хранителями её. Когда-то и я, живя в большой родительской квартире, мечтала о своей комнате. В силу своего возраста, хочу дом. Что есть сил хочу. Маленький дом. Большое дерево и белую козочку возле него. Разве это много? Что бы желтели листья, падая на землю, что бы распускались вновь. Что бы было, на что ложится снегу, и скатываться каплям дождя. Что бы обязательно знать и верить, что никогда это не закончится на земле, на которой, даже после меня, будут жить люди и хотеть маленький дом, большое дерево и белую козочку возле него. Не думайте, что мне сейчас грустно. Я мечтаю. Какая тут грусть. Если только осенняя….

           Женщина с фотографии, рада видеть и принимать странного подростка в своём доме и комнате. Она смотрит на свой дом и свою комнату её глазами. В нём всё хорошо, всё как она сделала при жизни, по-прежнему всё. Умершие люди продолжают жить в своих потомках.

           Номер Московского отеля, в который заселился Филипп, безмолвствовал. Горничная несколько раз робко шевелила дверную ручку в надежде, что постояльцы проснутся. Ей сегодня нужно пораньше вернуться домой. С первыми похолоданиями воздуха, у её детей перестают нормально дышать носы. Сезонная аллергия. Надо сводить их к доктору, а номеров ею обслуживаемых, ох как много ещё! Филипп слышал манипуляции с дверной ручкой, но не реагировал на это. Глаза его раскрыты. Он смотрит перед собой, а это значит в потолок, раз он лежит в кровати на спине.
           — Ф-ю-ю-ть…. —
           Издаёт носом толстый и спящий Семён Фёдорович.
           — Ням, ням…. —
           Шлёпают его губы во сне.

           Филипп улыбается звукам. Звуки не раздражают, он выспался. Потом, толстяк, самый любимый и надёжный друг. Для многих из нас иметь друга за границей невозможно, и конечно люди в этом номере отеля другого класса. Они свободны в своём перемещении по земному шару в силу своей обеспеченности. Вернувшись вчера в номер, Филипп долго записывал скачущие впереди печатающихся слов на мониторе мысли. Его друг с доброй улыбкой на лице наблюдал за ним, да так и заснул с этим выражением. Он и сейчас так выглядит. Много нового вчера узнали они о главной героине спектакля. Придётся переписывать сценарий. Менять практически всё! Француз поймал себя на желание снова слышать и видеть это создание Божье. Филиппу хочется к карлице. А там Сергей - сердитый хозяин квартиры. Чего ему надо от карлицы, если при нём его женщина? Вот фигу ему! Всё равно увезёт с собой! С её внешностью в Москве делать нечего. Карлица милый уродец, хотя проблемы во внешности те же, и определение её как карлицы явно видны. За дверью номера кто-то стоял, дверная ручка снова шевелилась. Багаж пришёл? В нём пальто для Хельги. Что за имя! Он встаёт и голым идёт через всю комнату к двери.
           — Вот создал же Бог такую красоту в твоём образе! А кого-то и обделил…. —
           Семён Фёдорович проснулся и сонно любуется обнажённым другом.
Филипп не открыл дверь, а распахнул её.
           — Раз ты так считаешь, чего красоту прятать! —
           Говорит на родном языке. Горничная изумилась, но даже бровью не повела. Наши, отечественные горничные, самые стойкие горничные на всём белом свете.
           — Пришёл ваш багаж. Поднять в номер? —
           Женщина глядела сквозь иностранца.
           — Русских женщин, может повергнуть в шок, только толстый кошелёк. —
           Разочарованно качает головой Филипп. Горничная разворачивается на двести семьдесят градусов и уходит.
           — Сунься с кошельком к нашей карлице. —
           Филипп громко захлопывает дверь ванной комнаты.
Лежащий в кровати толстяк зевает. Он видит только верхний наличник двери, за которой скрылся Филипп. Саму дверь ванной закрывает живот. Толстяк ласково и печально его гладит. Живот колышется в ответ.
           — Что ты сейчас имел в виду? —
           Спрашивает толстяк Филиппа, и так как за дверью мочат, повышает голос.
           — И зачем ты молчишь? —
           Никакого ответа.
Толстяк начинает выталкивать своё тело из кровати. С третьей попытки ему удаётся это сделать. Опираясь на широко расставленные руки сзади, он сидит на кровати и сверлит дверь ванной глазами.
           — Только не говори, что собираешься и её влюбить в себя. —
           — Не буду говорить. —
           Филипп выходит из ванной.
           — Тогда что за намёки? —
           — Какие намёки? Я всегда с тобой честен и меня это устраивает. —
           — Чего приходила горничная? —
           — Багаж пришёл, сейчас принесут. Где будем завтракать? Хочу с карлицей. —
           — Придётся мне её удочерить, что бы избавить от твоих домогательств. —
           — Это мысль! Детей у тебя нет. Будь опекуном, хотя бы…. —

           В той же, описанной чуть выше позе, Семён Фёдорович закрыл глаза и мгновенно нарисовал в своем воображении образ счастливого отца, восходящей необыкновенной театральной звезды на итальянской сцене. Потом можно фильм снять по спектаклю и запустить в прокат. Что-то украсть у Гюго.
           — Ей это не понравится. Имя ей не понравилось. —
           — Пусть будет, как она хочет. —
           — Всё будет, как она хочет? —
           — Так реалистичнее. Мы будем видеть мир её глазами. —
           — Что у карлицы с Жераром? —
           — Со слов сестры…. Что замер, как статуя? Тебе дать руку? —
           — Дай…. —
           Филипп, буквально вытаскивает друга из кровати.
           — Со слов сестры была у них любовь во время его поездки в Россию. —
           — Давно? —
           Толстяк попытался забросить покрывало на кровать, но ему не удалось. Он махнул с досадой рукой.
           — Да только что…. —
           — Тогда, надо брать тёпленькой и увозить, пока ей хочется к нему. Так, где мы завтракаем? —
           И сам себе ответил:
           — Наверное, там, где вчера ужинали. Мы же повезём карлице пальто и подарок ребёнку.—
           — Неудобно! Второй раз и снова за стол. —
           — У русских так принято…. Пришли, значит садитесь за стол. —
           — Давай пригласим её куда-то. —
           — Это хорошая идея. Ответный шаг. Тогда всех приглашать надо. И перестань ходить голым, я уже нагляделся. —
           — Не голый, а нагой. —
           — Это ты своим цыпочкам объясняй! —
           В дверь постучали и на громкое разрешение войти, стали заносить багаж. Занесли.
           — Вызовите такси, а вот это будет его ждать внизу. —
           Филипп указал на большой ящик. Его вынесли.
           — Грузчики всюду пахнут одинаково. Правда? —
           — Я их не нюхал. —
           Толстяк почему-то обиделся, за своих отечественных грузчиков.

           Такси доставило дрзей по месту назначения. Консьержка запомнила экстравагантных посетителей жильцов вверенного ей дома. Она не ударит в грязь лицом перед иностранцами. Она будет идти впереди них до лифта. Вызовет его, дождётся и нажмёт кнопку нужного им этажа. Мужчины будут внимательно за ней наблюдать. Это им поднимет настроение. Весёлыми балагурами предстанут гости перед строгим взглядом Сергея.
           — Мы к вам с приветом! —
           Объявил толстяк.
           — Как точно сказано. —
           Подумал Сергей и жестом, отойдя в сторону от дверного проёма, пригласил гостей зайти.
           — Я вынужден уйти. Дела…. —
           Так как Жерар дал добро на общение Хельги с этими людьми за пределами его квартиры, Сергей мог с чистой совестью отпускать карлицу с ними.
           — Сначала подарки от Жерара. —
           Сергей шагнул за порог и вместе с Филиппом перенёс ящик в квартиру.

           Принимать подарки всегда приятно. Маша и Хельга стоят в ожидании сюрприза. Гости расселись. Одного из них, и мы знаем кого, тут же и с дикой радостью оккупировал попугай Рома. Птица топтала мужское плечо, клювом ворошила волосы. Ящик вскрыли, он был неоправданно большим, все пустоты заполнены шариками из пенопласта. С верху, в целлофановом мешке с молнией, лежало пальто.
           — Никогда не носила пальто, только курточки. —
           Думала Хельга.
           — Такого фасона в природе нет, что бы сшить по нему пальто для Хельги. —
           Так думала Маша.
           — Ой, заберу я тебя с собой. —
           Послышалось с дивана. Желание Филиппа пришлась по вкусу Сергею.
           — Это можно обговорить. —
           Полу шутя, полу серьёзно отозвался он на реплику Филиппа. А вдруг и в правду заберёт. Сергею есть, чем оправдаться перед родителями. Скажет мол, не мог оставить француза без ответного подарка. Достал его попугай, своей неряшливостью в еде и развлечениях. Филипп направился с птицей на руке к открытому ящику. Свободной рукой поднял за вешалку запакованное в целлофан пальто и посмотрел на Хельгу.
           — Примеряй. —
           — Я в комнате это сделаю. —
           — Но ты, же покажешь нам себя? —
           — Ещё не знаю. К-хе, к-хе…. —
           Хельга откашлялась.

           Предстоящая примерка взволновало карлицу. Одежду она покупала сама, и обязательно только верх и низ. Платьев, пальто, плаща, у неё никогда не было. Конечно, она представляла себя в этих одеждах. Купила даже ночную рубашку длинной до пола и рассматривала себя в зеркало. То по талии заберёт ткань за спиной рукой, то подол приподнимет до колена или за колено, но отражение не нравилось никакое. Хельга берёт в охапку чехол с пальто и уходит по лестнице на второй этаж.
           — Продайте мне эту птицу. Не могу с ней расстаться. —
           Филипп роняет себя на диван.
           — Необходимо согласие родителей. Разве у вас не продают попугаев? —
           С серьёзным лицом Сергей ликовал внутри себя.
           — Продают, но его там не будет. —
           — Пока ничего не могу сейчас сказать. Птица принадлежит родителям. —
           Дал согласие Сергей.

           Запретное всегда притягивает. Пусть француз жаждет подольше, а то ещё передумает. Толстяк всё это время сопел, пыхтел, но, ни как не мог освободить из ящичного плена автомашину, предназначенную в подарок неизвестному малышу. Машины для мужчин, в любом виде притягательны, даже игрушки. Пришлось ломать обрешётку. Маленькая копия джипа без верха, с аккумулятором, предстала на общее обозрение. Трое мужчин принялись её разглядывать, вертеть руль, зажигать фары и бибикать. Оставим их, тем более что мужчины так же не любят, когда за ними подсматривают.

           Описать пальто легко. Трудно описать словами преображения человека в новой одежде. Попробуем. Норка чёрного цвета. Пласты меха большие, не видно стыков. Пальто прямое реглан. Рукав три четверти. Воротника нет вообще. Вырез об горло. Застёжка скрытая. Одна большая лунная пуговица у горла. Длина пальто над коленом. Очень лёгкое. Из-под пальто выглядывают брючки, зауженные и слегка укороченные. Не ярко выраженные серые полоски на ткани чёрного цвета, удлиняют силуэт. Шарф вокруг шеи повторяет полоски ткани брючек, украшен серой бахромой и серый, глубокий берет на голове карлицы.
Маша рассмотрела всё и воскликнула:
           — Он любит тебя. Только этим можно объяснить такое попадание. —
           Зашла наперёд подруги и посмотрела ей в лицо. Та плакала. Не зная почему, заплакала и Маша. Девушек ждали внизу, пришлось прекращать это мокрое дело. Хельга завернула брюки в поясе и трижды набрала полную грудь воздуха. Маше трудно стоять на месте от нетерпения. Ей хочется спуститься вниз и показать подругу всем и Сергею. Потом попросить у него, такое же пальто и всё остальное. Ах, нет! Всё это летело из Парижа. А тут, где такое сыщешь? Маша немного поутихла в своём восторге, но она не права. В Москве есть всё.
           — Иди уже. Нас ждут. —

           Филипп занят птицей, но выход Хельги не пропустил и захлопал в ладоши так громко, что толстяк вздрогнул и даже хотел озлиться на друга. Птица на плече зеленоглазого француза распахнула крылья и вцепилась что есть сил когтями в его одежду. Толстяк пытался поднять своё тело с пола, где занимался игрушкой. Сергей так и замер со счастливым выражением лица от возни с машиной, которое совсем не относилось к появлению Хельги, но соответствовало.
           — Как я? К-хе, к-хе…. —
           У девушки, снова першило в горле.
Ей никто не ответил. Мужчины разглядывали. Смешно выглядели, из-под всей этой красоты, домашние тапочки искусственного меха. Их купил Филипп в первый день своего знакомства с Хельгой.
           — О, ля-ля! Брависсимо! —
           Филипп захлопал в ладоши. Сергей искал слова и не нашёл, а сказать что-то было надо. Он взял и присоседился к Филиппу, захлопал в ладоши. Вспотевший лицом и телом толстяк наконец-то поднялся с колен.
           — Приглашаю дам на завтрак. Обеих дам. Мужчина пусть работает, а мы будем охранять, и развлекать женщин. —
           — Норковое пальто, это дорого. —
           Пугается карлица.
           — Хельга неправильно реагирует на подарок. Зачем отпускать радость, думая о цене подарка. Прислали радость, а не расчёты за эту радость. —
           Семён Фёдорович пошел навстречу девушке и подал руку, и когда та вложила свою в его ладонь, поднял руку, чем заставил девушку, покружится.
           — Так мы идём завтракать? —
           Спросил он подруг.
           — Можно? —
           Маша посмотрела на Сергея.
           — Будь на телефоне! —
           Сергей направляется к двери. Оборачивается.
           — Спасибо за машину. Мишка будет в восторге. Мы же ещё увидимся? —
           — Обязательно. —
           Обещает толстяк. Он занят «прогулкой» по квартире с Хельгой. Делая вид, что они якобы идут по улице, важно водит её по гостиной и та идёт, посылая ему, счастливые улыбки большим ртом. Шла карлица, и представляла зиму, что идёт она вся такая, страшно красивая и люди оборачиваются ей в след.

           Маша размышляет. Как можно шить и продавать народу пальто с капюшонами и воротниками, одновременно предлагая неимоверно огромный ассортимент шарфов и шапок? Куда шарфы наматывать? Если под воротник и капюшон, то невыносимо тесно и неудобно. Проблема эта легко решена в этой модели.
           — Давайте завтракать здесь. —
           Предлагает Маша.
           — Нет, нет, и нет. В отель! —
           Филипп отправляет женщин переодеваться, а сам, буквально укладывается на диване, что бы поиграть с птицей.
           — Хо-р-р-ро-ший…. —
           Толстяк оборачивается. Филипп удивлён не меньше друга.
           — Попугай разговаривает!? Почему тогда молчал вчера? —
           — У попугая была клиническая смерть. Так нам Сергей рассказывал. Кот его напугал до смерти, он и замолчал. —
           Откликнулась Маша сверху из комнат.

           Филипп явно расстроился за своего нового друга. Он вертелся на диване и оглядывал помещение, хотел найти кота и дать ему под зад. Перед ним предстала Хельга. Если несколько минут назад в шубке Хельга выглядела маленькой девушкой, то сейчас стоял карлик. Гольфы ногах, юбочка в складочку и крупную клетку, да курточка джинсовая. На голове пушистый одуванчик из волос. Филипп возликовал.
           — И грима никакого не надо! Два увиденных и разных человека за пять минут. Карлица, и девушка, которую можно полюбить. —
           Толстяк поморщился.
           — Не кричи так. Испугаешь человека. —
           — Ты мой самородок! —
           Филипп полез обниматься к карлице. Хельга исчезла в мужских объятьях, лишь детские ножки, приподнятые на носочки. Маше, как и Сергею не нравится эта радостная привычка Филиппа. А что сама Хельга? Как она реагирует на это? Как бездомная потерявшаяся кошка. Знает, что такое человеческая ласка, но потеряв её, стремится обрести. Все направились к входной двери.
           — Оставь попугая. —
           — Ах, да! Прощай моя птица! Скоро ты будешь моей. —
           Птицу отнесли и посадили на кольцо.
           — Ро-м-м-ма, хо-р-р-ро-ш-й. —
           — Ни секунды не сомневаюсь. —
           Человек и птица целуются. У Маши возникает неприятное ощущение. Птица клювом, перебирает перья, ходит везде, где ей заблагорассудится, не гигиенично это.
           — Взрослый ребёнок. За это и люблю его. —
           Семён Фёдорович за порогом квартиры наблюдает за сценой прощания.
           — Птица меня полюбила. Тяжело оставлять любящее тебя существо! —
           Филипп продолжает стоять рядом с птицей.
           — Любвеобильный итальяшка! Мы тебя ждём! —
           Для пущей важности, толстяк, топнул ногой.
           — Иду…. —
           Филипп пятится задом к выходу, посылая прощальные, воздушные поцелуи птице.
           — Ты мой, а я твой. —

            У каждого свой взгляд на вещи. Театральные постановщики воспринимают реальность, будто рассматривают картину только для них нарисованную. Используя театральные приёмы, переносят свой восторг на сцену, чем заключают восторг в рамки сцены, а не реальность. В театре всё театральное и быть другим не может. Тому есть ежеминутное подтверждение. Сцена освещена направленным ярким светом, но ограниченным пятном предстаёт перед глазами каждого, кто на неё смотрит. Много отвлекающих факторов. Костюм на актёре не по размеру, несуразный парик рассмешил, пыль на подмостках, клубящаяся в свете прожектора. Скрип досок. Мелкие детали, оторвались от костюмов актёров и лежат на полу сцены. Часто театральная реальность повторялась и износилась. Затаскали театральную реальность изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год. Вот потому и спешит записать свежую реальность из уст карлицы толстяк. Для этого на груди его висит блокнот с ручкой. Наши герои позавтракают в ресторане отеля, а затем в номере отеля Маша будет забыта всеми. Мужчины попытаются компенсировать это гастрономическими вкусностями. Разговор унесёт их из реальности в воображаемый мир воображаемых событий, как это делаю я сейчас. Забыв про всё на свете, Хельга будет говорить о себе, Филипп слушать, а Семён Фёдорович писать и писать в блокноте, с верхней стороны которого свисал веер уже исписанных и перевёрнутых страниц. Хельга перешла с дивана на стул, забылась и встала на стул коленями. С дивана толстяку открывался не вполне приличный вид карлицы сзади. Та постоянно приподнималась на стуле и нечаянно показывала ему то, что не показывают взрослым дядям.

           Сможет ли карлица смотреть в темноту зрительского зала, словно в стену, одновременно обращаясь к стене? Если нет, то она обречена на провал. Может сразу замутить фильм? Но как это дорого! Когда еще он начнёт окупать расходы и начнёт ли? Даже с изменениями, которые произойдут в сценарии, спектакль обещает быть интересным и интригующим. Толстяк любил предшествующую спектаклю лихорадку. Толстый человек не только любил вкусно поесть, но и вкусно работать.
           — Через неделю будет готов паспорт с изменениями даты рождения, загранпаспорт тоже. Сразу полетим в Рим! Ты не была ещё за пределами родины? —
           — Не была. Я спать хочу. —
           Филипп смотрит на часы. Он удивлён.
           — Три часа дня…. —
           — Ну и что? —
           — Значит, мы сегодня не увидимся больше? —
           — Значит, не увидимся. Маша, поедем домой. —
           Маша рада, что о ней вспомнили. Хельга устала, ей действительно нужно поспать. Маша знает прямолинейность подруги, не знают театралы, свалившиеся на голову карлицы, потому и раздосадованные таким вот её поведением.

           Филипп отвезёт девушек на такси домой. С надеждой во взгляде будет смотреть вслед карлице.
           — Что с тобой? Ты категорична, если не резка в разговоре с Филиппом. —
           — Заболела я, кажется. —

           Хельга действительно сляжет в постель с высокой температурой. Приедет скорая помощь, ей сделают жаропонижающий укол. В горле чисто, в лёгких тоже, живот мягкий.
           — Посетите своего участкового. —
           Скажет, уходя фельдшер.

           Температура спадёт часа на два, а потом вновь станет подниматься. В семь часов вечера, снова возникнет необходимость в скорой помощи. Сергей заставит Машу раздеть Хельгу и растереть спиртом. Задыхаясь от испарения спирта, отворачивая лицо, Маша сделает это. Пройдёт десять минут и температура медленно, но верно начнёт снижаться. Сидя возле Хельги, Маша будет удивляться самой себе. Ещё совсем недавно, она и представить не могла, как это жить без папы и мамы, а посмотри на неё сегодняшнюю! Она живёт, еще и заботится о ком-то, знакомится с новыми и неожиданными людьми и всё получается, и не за что стыдится. Это приятно осознавать.

           Филипп, узнав о нездоровье карлицы, в буквальном смысле слова, затребует её себе, и чуть было не поругается с Сергеем.
           — Как это взять себе! —
           Возмутился Сергей.
           — Я могу сделать для неё куда больше чем вы. —
           На эту фразу Филиппа Сергей захлопнет входную дверь, иностранный гость останется стоять по её другую сторону на лестничной площадке. На этом история не закончится. Перед сном, Сергей пойдёт выносить мусор в мусоропровод и обнаружит итальянца в общественном коридоре. Он будет сидеть на подоконнике, даже не встанет ему на встречу. Сергей заговорит первым:
           — Ты ни ей, ни нам, никто! Чужак! Понимаешь меня? —
           — Да. —
           — Ну как я тебе её отдам в отель? —
           — Отель не хуже вашего дома. —
           — Согласен…. Заходи! —
           И так как гость будет продолжать сидеть на подоконнике, повторится, более в вежливой форме:
           — Проходите Филипп, пожалуйста. —
           И откроет широко дверь.
Гость помедлит немного, но зайдёт. И сразу с порога:
           — Я ни куда отсюда не уйду, пока Хельге не станет лучше. —
           — А ей уже лучше, только причину болезни не знаем. —
           — Семён утверждает, что это нервное перенапряжение. —
           — Очень даже может быть. —
           Соглашается с Филиппом Сергей, вспомнив, что после пережитого стресса, у людей в экстремальных ситуациях, такое наблюдалось. Хельге тяжело, она без корней как перекати поле, ей нечем держаться даже за родную землю. Тут явились, не запылились два дядечки и ну её «сватать» на новые земли, да жизнь обещать сладкую.
           — Я не обещал ей сладкую жизнь. Я говорил всё как есть. —
           — А как есть? —
           Осведомился Сергей.
           — Мне вот не понятно, и ей, наверное, тоже. —
           Филипп подумал.
           — Твоя, правда. Только Хельгу никогда не брошу! —
           — Тебе так кажется. Зачем тебе отработанный материал? —
           — Что значит отработанный?! —
           — А то и значит! Ни что не вечно под луной. Даже если ваш спектакль и получится, его время тоже пройдёт. Не думаешь ли ты, что такой типаж, ещё кому ни будь понадобиться? —
           — В ней разовьётся актриса! —
           — Не востребованная. —
           Оба замолчали и молчали долго.
           — Ночевать у нас останешься? —
           — Можно? —
           — А куда от вас денешься. —
           — В Хельге я вижу слабого человека и буду защищать. —
           — Вот как раз этого, я в ней не вижу. —
           Сергей почесал голову и повел устраивать гостья на ночь.

           Возмущённая луна, враждебно упрётся в Филиппа огромным оком через окно комнаты.
           — Что тебе? —
           Возмутится француз.

           Мысли будут обуревать человека художника, но он не откажется от намеченной цели. А то, что Сергей прав, ой как прав, француз согласен. У русских есть пословица, лес рубят - щепки летят.
Придётся Филиппу рубить по живому и даже выкорчёвывать карлицу из родной земли. Он помолится и пообещает Богу, что не обидит и не оставит его создание.
           — Может женится на ней? —
           Вспомнив Семёна, подумает Филипп и, испугавшись, и засмущавшись собственной мысли, заснёт.

           Через стенку, у изголовья его кровати, стоит кровать Хельги. Она в это время будет спать, и спать очень крепко. Без сновидений. Под утро её посетит сон. Во сне противный Филипп начнёт стягивать на свою сторону одеяло, а она будет тянуть одеяло к себе и сердится. Проснётся Хельга с лёгкой болью в голове и неприятным привкусом во рту от лекарств.


Продолжение: Глава 20 - http://www.proza.ru/2016/06/09/1998