Сад закрыт на просушку. Глава четвертая

  Окончание.

                10.
    
      Роман, двоюродный брат Глеба,  находился под впечатлением от первых встреч с Оксаной. Девушка поразила  его не только своей женственностью и тактичностью, но и красотой.  Чуть  загнутый носик немного портил лицо Оксаны,  но  в остальном она  была хороша. Молодой мужчина  любил рассматривать женские руки;   он хорошо запомнил слова покойной мамы  о том, что о женщине можно судить по состоянию ее рук.  И действительно, когда Роман видел, что у какой-либо  девушки плохо  сделан маникюр, т.е. ее ногти не обработаны пилочкой, или же,  — еще хуже, — видна черная кайма под ногтями, его просто передергивало,  поэтому  интерес к такой девушке пропадал начисто…       А у  Оксаны пальчики были безупречными; чуть удлиненные и заостренные ноготки отливали серебряным перламутром. Безымянный пальчик украшало со вкусом подобранное золотое колечко с великолепным, чистой воды,  бриллиантом. 
     Два раза Роман с  Оксаной побывали в театре, а   последняя их встреча состоялась в ресторане. В тот вечер молодые люди встретились у памятника Пушкину и, гуляя по проспекту, заметили интересную рекламу ресторана, на которой  привлекательная блондинка жестом приглашала прохожих заглянуть на огонек.   Молодые люди  «купились» на эту рекламу,  но не пожалели об этом.  Они прекрасно  провели время. В ресторане играла живая музыка,  молодые люди танцевали,  а между танцами Оксана рассказывала Роману о себе. Под звон хрустальных бокалов незаметно подкралась ночь,  и   молодой человек,   удачно поймав  такси прямо у подъезда ресторана, предложил  Оксане поехать к нему домой. Девушка отказалась,  изъявив желание ехать к себе  в общежитие института.  Роман не возражал. Он по-рыцарски проводил Оксану до самого крыльца.   На прощание молодой человек,  смущаясь,   чмокнул Оксану в щечку. Девушка  приветливо улыбнулась и, поднявшись на крыльцо  общежития,  послала Роману воздушный поцелуй…


                11.
    
     Редактор многотиражки — Марк Натанович Циперович сидел в редакционной комнате среди разбросанных на столе бумаг и пыхтел трубкой. В кабинете никого не было. Машинистку он отпустил на прием к врачу, а Глеб отпросился у него на пару  часов.  Парню  нужно было восстанавливаться в университете  на четвертый семестр.
     Только что вышел последний номер газеты, посвященный дню Советской Армии. На ее страницах ветераны войны из числа профессорско-преподавательского состава делились своими воспоминаниями. Праздничный номер газеты был оформлен по-особому, — это постарался Глеб,  нащелкав на фотопленку  много интересных снимков.  У редактора не было серьезных претензий к    литсотруднику:  дело он   свое знал  хорошо, материал подавал   умело и доходчиво,  кроме того увлеченно работал  с активом.
     … Но из головы редактора никак не выходила их последняя  ссора….  Где-то упустил он парня, раз тот  стал таким неуправляемым.  А Циперович не любил, когда с ним вступали в пререкания. Еще в бытность морским офицером-политработником он привык подчинять себе людей с одного слова и  без всяких  дискуссий. «Сначала  выполни приказ,  а потом беги его обжаловать, если он неправильный. Слишком много свободы и самостоятельности дал он парню. Вот и расти смену себе на голову»,   — редактор задумчиво запыхтел трубкой.   Марк Натанович к своему делу  относился  ревностно, но что греха таить,  — материалы к печати  в последнее время готовил Глеб,   а он их только визировал. Вот и с  нынешней  передовицей на первой полосе вышла неувязка.  Он, редактор,  написал передовицу сам, и вроде бы успокоился,  так этот молодой телок принялся ее править. Он, видите ли, нашел в ней  несколько корявых фраз,  поправил их  и даже два абзаца добавил от себя лично.  Когда же Циперович в типографии стал вычитывать оттиски, менять что-либо уже было  поздно. Правда,  сегодня утром литсотрудник поставил его, шефа,  в известность, что немножко подправил передовицу. Объяснил он это тем, что  после правки передовая статья стала намного читабельнее.  «А что же будет дальше,  — паниковал редактор. —  Неужели яйца будут кур учить?»
     …Еще в ту пору, когда Глеб только переступил порог редакции,  Марк Натанович  возрадовался, — что вот,  наконец-то,  у него появился молоденький и толковый мальчишка.  Этого литсотрудника   он  собирался  вылепить по своему образу и подобию, т.к. он — редактор — был уверен, что юнец будет слепо выполнять его волю. Эх, рано  же он возрадовался!  Если раньше Циперович приходил в редакцию и держал руку на пульсе,  то сейчас, практически,  Глеб взял инициативу на себя, — не сознательно, конечно же, но…  к нему тянутся и студенты, и преподаватели.  Вот,  и литературную страницу в газете он же  придумал…
     Комната была уже вся в сигаретном дыму, когда  редактор подошел к окну,  чтобы  приоткрыть створки.  «Эх,  найти бы мне способного, но более сговорчивого парня»,  — мысли Марка Натановича перебил телефонный звонок.   Редактор привычно развалился в кресле и снял трубку…


                12.
    
     Оксана, к некоторому удивлению Глеба, стала навещать его все реже и реже. Если раньше она появлялась в редакции почти ежедневно, то  теперь  Глеб видел  ее один  раз  в неделю, и то только мельком, —  на ходу. Разгадка этой метаморфозы наступила в  начале марта,  на пороге Международного женского дня... Оксана позвонила Глебу и сама рассказала  обо всем, что тревожило ее душу.  В конце разговора девушка призналась, что она  уже три месяца встречается с Романом. Это признание настолько удивило Глеба,  что молодой человек чуть не потерял дар речи.    С одной стороны, — молодой человек  был доволен хорошей развязкой,  но с другой,  — он испытывал легкую ревность к старшему родственнику.  Как выяснилось из  телефонной беседы, Оксана уже третью неделю жила у Романа, тот был просто без ума  от девушки,  и влюбленные  подумывали уже о свадьбе…

     Редакционный стол Глеба как всегда был завален  клише и отпечатанными заметками; он еще не успел  разложить и  разнести листки  в отдельные стопки по полосам, —    машинистка подала ему последние отпечатанные информационные материалы, как в кабинет вошел Циперович.
     —  Номер горит, три тысячи чертей!  Что будем делать? —  жестикулируя руками,  раскричался редактор.
      Он хотел сдать  готовый макет  пятого марта еще вечером, но клише  фотографий не привезли вовремя,  и сдача номера  переместилась на утро.
     Глеб в спокойной манере объяснил редактору, что паниковать нет причин.
     — Марк Натанович, да что вы так беспокоитесь? Номер готов  и уже вычитан,  визируйте его  на здоровье и,  пожалуйста, —  в набор…
     Настроение у Глеба было хуже некуда. То ли Оксанин звонок стал тому виной, то ли приход редактора с вечным своим ворчанием… Литсотрудник передал шефу вместе с макетом стопку отпечатанных листков и клише.
     — Это уже готовые материалы,  они все тщательно вычитаны.  Можете визировать. Марк Натанович,  я  поеду  с вами в типографию,  дождусь  оттисков и буду «ждать до победы». Или же вы подписывайте  этот номер и  уезжайте  домой отдыхать.  Честное слово, что-то  совсем неважно вы выглядите. —  Глеб  с сочувствием посмотрел  на шефа. 
     Парень  буквально вымучил свое  искусственное сострадание на лице. Но, видимо, Глеб оказался плохим артистом. Циперович раскричался о том, что «яйца курицу не учат» и понес, и понес…
     Глеб вынул из пачки сигарету и вышел в коридор. Спустя несколько минут из редакции, поправляя на ходу шапку и  придерживая под мышкой свой пузатый, потертый временем портфель,  пулей вылетел редактор…

                13.
    
     Припекало весеннее солнышко. Глеб только что выскочил из  метро и  торопливым шагом  по Невскому проспекту направлялся   к Мойке.  Уже без малого год Глеб ежедневно отмерял шагами этот привычный маршрут.  Был теплый апрельский день, самый первый день месяца, в нашей стране его  называют Днем смеха. «Надо бы сегодня как-то разыграть Аллу», — с  нежной улыбкой  подумал парень...
     …Теперь, когда Оксана нашла, наконец-то,  свое заплутавшее  счастье, у Глеба появилось значительно больше личного времени.  Ах,  как давно Глеб не появлялся на людях  — в приличном  интеллигентном  обществе! Совсем недавно  с Аллочкой  он побывал на джазовом концерте.  Это была их третья вылазка в свет в наступившем году.  Молодые люди стали встречаться чаще, и душевное состояние парня пришло в норму. Он восстановился в вузе,  на работе с шефом  поддерживал ровные  деловые отношения.  А на редкие вопли редактора Глеб просто перестал реагировать.
     Когда  литсотрудник  вошел в редакцию, машинистка и редактор были уже на  своих рабочих местах. Глеб взглянул на часы, — их стрелки показывали без десяти минут девять. «Удивительная пунктуальность, — отметил про себя Глеб, — обычно  шеф  не намного,  но все-таки опаздывает». В редакторской комнате на стуле посетителя сидел молодой, интеллигентного вида парень в коричневом свитере.  На  его носу  сидели  крупные роговые очки с дымчатыми стеклами. При виде Глеба  молодой человек слегка привстал.
     — Вот, познакомьтесь! — шеф взглянул на Глеба  и тут же его взгляд переметнулся на парня. — Это наш  новый фотокорреспондент  — Игорь Петровский. Он —  студент-заочник нашего вуза. Игорь уже несколько лет занимается фотографией.
     Редактор  также оповестил   Глеба о том, что отец нового фотокорреспондента трудится  ответственным работником в типографии и теперь у них  отпадет вечная  проблема с клише.
     — Ты ведь помнишь, — обратился редактор к Глебу, сколько я мучился с  этим делом?
     — А как же, — вставил свои «три копейки» Глеб.
     — Ты, Игорь, не волнуйся. Глеб у нас опытный работник,  он покажет тебе институт, познакомит с интересными людьми… 
     «Значит, плакала моя надбавка в сорок рублей»,  — с сожалением подумал Глеб. И вдруг его осенило. Похоже, редактор копил на него обиду  молча;   он  только сейчас  выплеснул ее   в  хорошо отрежиссированном спектакле.       «Я введу этого парня в курс дела, покручусь с ним месячишко, а затем он благополучно займет мое место». — Глеб со злостью прокручивал в голове  возможно придуманный коварным шефом  сценарий…
     …Затаив глубокую обиду на редактора,  Глеб,  стараясь  не подавать вида,  продолжал делать газету. Новичок  постоянно находился с ним.  Фотограф не участвовал в творческом процессе,  — эту часть работы Глеб выполнял интимно, —  один на один с пишущей машинкой,  и никто не имел право нарушать этот процесс.
     Новый фотограф ходил с Глебом по кабинетам и кафедрам института,   щелкая своим стареньким ФЭДом. Через несколько дней он показал ему профессионально сделанные сюжетные черно-белые фотографии. Журналист  с неподдельной радостью поблагодарил коллегу за мастерство, а юный студент постепенно вникал в газетную кухню.   Последние два   номера газеты  литсотрудник делал вместе с фотокорром.  Занимался работой,  разумеется, сам Глеб, а Игорь просто присутствовал при этом. Наблюдая со стороны, можно было  понять, что новичок  перенимает опыт, но как его можно было перенять, если журналистское ремесло парню доселе не было знакомо….
     … В   конце апреля,  получив аванс в институтской кассе, Глеб пригласил  своего юного коллегу куда-нибудь посидеть и  отдохнуть, так сказать,  от трудов праведных. Зашли парни в ту же самую забегаловку,  которую  год  назад  Глеб,  оформившись на работу,  посещал  вместе  с другим коллегой — Сашей…    Молодые люди заказали    бутылку «Столичной» и под нее все, что полагается.  Глеб решил угостить  студента-фотокорра   на правах старшего. Парни  разговорились, — юный коллега  оказался  простачком  и после нескольких возлияний у него  развязался язык. Оказалось, что  об устройстве сына на работу  Циперовича попросил  не кто иной, а его,  Игоря, отец.  Редактор, правда,  несколько дней думал, но потом тайно встретился с ним, Игорем, вне стен института.  Он сам и  предложил юному студенту место литсотрудника с условием  обязательного освоения этого ремесла. «Главное, — это иметь желание», — сказал на  прощание Циперович. Сейчас Игорь  сидел за столом  в шашлычной  и виновато оправдывался перед  старшим коллегой.
     — Понимаешь,  Глеб, — если бы  я знал заранее, что иду на живое место,  ни за что не согласился бы,  поверь!
     — Да верю я,  старина, верю!  Знаю, что  ты здесь ни при чем. — Глеб  ободряюще посмотрел на парня и налил еще по рюмашке.
     Они выпили и зажевали уже холодным антрекотом.
     — А скажи, Игорь, — распалился Глеб. — Ведь так поступить со мной могла только махровая сволочь, — ты не находишь?
     Мальчишка, поперхнувшись кусочком  еще  неразжеванного мяса,   в знак согласия кивнул головой…

                14.
   
    Наутро Глеб пришел в редакцию спозаранку, ему хотелось побыстрее привести в порядок  свои бумаги. Он сел за пишущую машинку,  и в течение часа  вчерашние блокнотные  записи  превратились в блок информации. В груди Глеба  клокотала обида  на старика ¬¬– редактора…
     Марк Натанович вошел в кабинет тихой и неторопливой походкой.  Глеб, сидя  за столом машинистки, вычитывал только что отпечатанный   материал. Настроение у шефа было добродушное.
     — Глебася, отрок, где твой порох? — забыв про свои стычки с молодым коллегой,  редактор по привычке задал  в своей манере  утренний  излюбленный вопрос.
     — Где–где? — В Караганде! —  неожиданно, с присущим  ему темпераментом,  выпалил литсотрудник.
       Редактор  недоуменно посмотрел на Глеба и  молча сел в кресло.  В   голове  же у литсотрудника было сумбурно. Он не знал, как ему поступить. Промолчать и «съесть» полученную вчера от студента информацию,   — значит,  через месяц быть изгнанным с позором.  Если написать  заявление об уходе по собственному желанию самому, — это значит,   сделать неожиданный ход. Ни первый, ни второй вариант не были идеальными, но честолюбие  Глеба взяло верх и он, настрочив заявление об уходе,  положил листок на стол редактору.    Слава богу, что в кабинете,  к счастью,  они находились одни. Машинистка опять отпросилась по личным делам, а фотограф печатал снимки в институтской лаборатории. Прочитав заявление литсотрудника об увольнении, редактор пришел в бешенство.  Расчет Глеба оказался тактически точным. Шеф обрушил на молодого коллегу шквал  громких презрительных слов, призывая его к порядочности.  Марк Натанович еще долго сотрясал воздух, а потом,   помолчав несколько минут,  подытожил:
     — Если ты и уволишься, — то только с волчьим билетом!  Подумай,  болван,  недоучка,  — ты  уйдешь от меня с  таким пятном,  да тебя ни одна редакция не примет,  уж я-то об этом позабочусь!
      Глеб сидел за  столом и в душе ухмылялся над стариком. С одной стороны,  парню было его жаль.  Ведь редактор все же сделал для него многое: он дал ему самостоятельность, поддерживал в его начинаниях. Но отступать  было некуда. Глеб поднялся и вежливо, как ни в чем  не бывало,  передал редактору уже готовые, отпечатанные на машинке, материалы для очередных номеров газеты их своих запасников. Здесь литсотрудник не поскупился, — у него был приготовлен почти месячный задел.
     — Спасибо вам за все, уважаемый Марк Натанович! — Глеб решил несколько смягчить вынужденное расставание и первым пожал редактору руку. — А за трудовой книжкой в отдел кадров  я приду завтра. Вы уж не создавайте мне  препятствий, пожалуйста!  Всего вам  самого доброго! — Глеб схватил  портфель и чинно вышел из кабинета.
     Циперович застыл в оцепенении  в своем редакторском кресле…
     Внизу, уже  в холле института,  Глеб случайно столкнулся с Оксаной;  он поведал ей о разрыве с редактором  и о своем  уходе. Девушка вызвалась проводить  парня  до метро. Они шли по проспекту  и  говорили друг другу о наболевшем.  На углу Невского и Думы молодые люди   остановились.  Оксана в последний момент поделилась с Глебом, что она  честно призналась  Роману об  их прежних  интимных  связях.
     — Нельзя строить новые отношения на вранье,  — заключила девушка. — А тебе, Глеб,  я безгранично благодарна. Ты помог мне вытащить счастливый лотерейный билет,   — такое  не забывается никогда.
     В глазах Оксаны заблестели слезы,  и она крепко  обняла парня  на прощание…

                15.
    
     В  подземном переходе  Глеб нашарил в кармане двухкопеечную монету и позвонил Алле.  Девушка, к счастью,   случайно оказалась дома. Глеб  поделился с  ней   свежей новостью   и предложил  встретиться в их любимом месте —  в садике на Кировском проспекте.
     Уже подсох мокрый асфальт, а на деревьях зеленели первые побеги. Садовые скамейки блестели  от белоснежной эмали. У входа в садик Глеб натолкнулся на свежевыкрашенную черной краской цепь,  к середине которой была прикреплена дощечка с традиционной для этого времени надписью: «САД ЗАКРЫТ НА ПРОСУШКУ».
     «Черт побери», — как же он позабыл об этом… Подбежала взволнованная Алла. Глеб манерно развел руками:
     — Журналист  из меня кончился! Теперь я буду,   как Остап Ибрагимович Бендер,   переквалифицироваться в управдомы!  —  торжественно произнес он.
    —  Вот и здорово будет, — засмеялась  Алла. — Чаще  буду видеть тебя  дома,  горе  ты мое луковое!   
     Они нежно взялись за руки и побрели на свой второй «запасной аэродром»  встреч — в Парк  имени Ленина…




  г. Кельн, Германия,   январь 2001 года.