Надежда Михайловна

Н А Д Е Ж Д А   М И Х А Й Л О В Н А

Педагогический стаж у Надежды Михайловны – более сорока лет. А в трудовой книжке значатся всего три места работы. В начале 50-х, молодой учительницей, она по распределению два года трудилась в сельской школе, вела уроки иностранного языка. Потом перешла в Арзамас, в школу имени Гайдара. Работала учителем, завучем по внеклассной работе (так, кажется, называлась тогда должность организатора внеклассной работы), затем – снова учителем, а потом – директором. И все в одной, гайдаровской школе. Отсюда ушла на пенсию. Вот тогда и появилась в трудовой книжке вторая запись об увольнении. Но не последняя. Директор школы-новостройки, той, что рядом с домом, уговорила поработать у них. И снова – уроки, ученики… Пока не рассталась Надежда Михайловна с доской и мелом уже окончательно.

Однажды – Надежда Михайловна тогда работала директором – к ней в кабинет пришли преподаватели педагогического института. Молодые люди учились в аспирантуре, готовили диссертации. Проблемы у них возникли с иллюстрациями. Не с рисунками, а с примерами из школьной жизни, из практики. Меньше чем за час Надежда Михайловна рассказала гостям столько, что этого хватило бы для иллюстрации еще нескольких диссертаций.

Много что помнит Надежда Михайловна. Память у нее профессиональная. Учеников она запоминала уже на первом, реже – на втором уроке. Сколько бы их ни было в классе. Всех и навсегда. Тех из учеников, кто заходит сейчас в гости к своей учительнице – по поводу или без – она узнает сразу, безошибочно называет по именам.

Я – тоже ученик Надежды Михайловны. А еще мне довелось, хотя и недолго, работать в родной школе, когда Надежда Михайловна была там директором.
По рассказам Надежды Михайловны и составлены эти зарисовки.

Некоторые имена изменены. Отдельные детали являются вымыслом.

май 2016 года


Б У С И К И

Ни у кого из девчонок в классе бусиков до сих пор не было. Случалось, что нанизывали на нитку ягоды рябины или боярышника. Но разве это бусы? А вот у Валюши теперь были. Настоящие, “взрослые”.

Надежда Михайловна перед уроками Валюшу поздравила.

– Мама подарила? – спросила про бусики.

– Бабушка.

– Сегодня носи, – разрешила классный руководитель. – А завтра оставишь дома. В школу приходить с украшениями нельзя.

Про украшения Валюша знала и не сразу решилась надеть бусики. Но очень уж хотелось показать подружкам.

Учителя на уроках про бусики ничего не говорили. Только Наталья Сергеевна на географии строго спросила:

– Это что у тебя?

– Мне Надежда Михайловна разрешила, – оробела Валюша.

– Садись, – сказала Наталья Сергеевна и посмотрела сердито, но больше про бусики не упоминала.

В перемены бабушкин подарок перемерили все девчонки. Даже из соседнего 5 “Б” приходили.

А четвертым уроком была физкультура. Перед физкультурой нужно переодеться. Для девочек “переодеться” – это значит снять фартук, пионерский галстук и надеть трико. Форму в трико не заправляли. А еще нужно обуть кеды, у кого они есть, или другую сменную обувь. Мальчикам, тем еще проще: они только снимали пиджаки с галстуками и переобувались.

Девочки “переодевались” в классе, в перемену. На это время мальчишки уходили в коридор, а дверь класса изнутри запиралась стулом: продевали ножку в дверную ручку.

Валюша вместе со всеми приготовилась к физкультуре. Бусики сняла и положила на парту, в желобок, куда на уроке кладут ручку.

Когда все девочки “переоделись”, стул убрали. Вошли мальчики и стали снимать пиджаки, переобуваться. В это время Валюша взглянула на парту. Взглянула – и сердце замерло: бусиков не было. Посмотрела на девчонок: может быть, кто-то примеряет? Нет, ни у кого не видно. Упали? На полу тоже нет. Ведь говорила мама: не бери. Слезы потекли по щекам.

– Что случилось? – в класс вошла Надежда Михайловна.

– Бусики… – только и смогла сказать Валюша. Но Надежда Михайловна поняла.

– Успокойся. Сейчас найдем. Ты куда их положила?

– Вот сюда, – указала Валюша.

– Может быть, на полу, упали?

– Нет, я смотрела.

– Давай посмотрим вместе…

– А в парте?

– Они на парте лежали.

– Все равно посмотри. Посмотри внимательнее. Может, ты забыла, куда положила.

Валюша послушно откинула крышку, достала портфель, поводила ладошкой по полке и даже заглянула туда. Нет. И здесь нет.

– А в портфеле? – говорила Надежда Михайловна. – Вынь учебники, тетради. Все вынимай, не торопись… В фартуке посмотри, в карманах…

Бусиков нигде не было.

– Ребята, девочки, никто не брал бусики? – обратилась Надежда Михайловна к классу.

– Я брала, на прошлой перемене. Но я отдала, – сказала одна из девчонок.

– И я… И я тоже… – наперебой загомонили другие.

– Я не об этом, – подняла руку Надежда Михайловна. – Сейчас ни у кого бусиков нет? Может быть, кто-то забыл вернуть?

Все замолчали.

– А чужие в перемену никто не заходил?

– Нет… Мы переодевались… Класс запирали… – отвечали девчонки.

Зазвенел звонок.

– Садитесь по местам, – сказала Надежда Михайловна и прошла к учительскому столу.

– Бусики у кого-то из вас, – обратилась она к притихшему классу. – И это очень плохо. Плохо для того, кто взял, кто украл бусики. И я узнаю, кто это сделал. Вы знаете, если я сказала, то так и будет. – Надежда Михайловна помолчала. – Но я даю этому человеку возможность все исправить, – продолжила она. – Пусть он завтра придет в школу пораньше, двадцать минут восьмого, пока не пришел дежурный класс. Дядю Колю я предупрежу, он пустит. И пусть этот человек пройдет в наш класс и повесит бусики вот сюда, – классный руководитель подошла к встроенному шкафу и тронула дверную ручку. – А потом уйдет. Можно даже домой сходить, вы все близко живете…

Вошла Валентина Ивановна. Жестом остановила начавших было подниматься учеников и осталась у двери.

…– И пусть тот, кто взял, подумает, о чем я сказала, и не доводит до плохого, – закончила Надежда Михайловна. – А сейчас занимайтесь физкультурой… А ты не расстраивайся, – это она уже Валюше. – Бусики завтра найдутся… Извините, Валентина Ивановна, –и классный руководитель направилась к выходу.


На другой день Надежда Михайловна пошла в школу раньше обычного. Она собиралась постоять в стороне, в коридоре за углом и посмотреть, кто же принесет бусики.

В школьном дворе толпились с десяток мальчишек и девчонок. “Кто это пришел в такую рань?” – подумала учительница, приближаясь.

– Здравствуйте… здравствуйте, – приветствовали Надежду Михайловну школьники. Да это же ее 5 “А”!

– Вы что здесь делаете? – удивилась классный руководитель.

– А мы пришли посмотреть, кто принесет бусы.

– Глупые вы, глупые, – с досадой сказала Надежда Михайловна. – Да разве кто пройдет при вас? Этот человек стоит сейчас здесь, среди вас. Или увидел вас издалека и вернулся домой. Вот сейчас стойте и мерзните. Ждите, когда будут пускать.

И Надежда Михайловна направилась в школу. Что теперь делать, она пока не знала.

Из каморки под лестницей вышел с метелкой в руке дядя Коля.

– Надо смести с крыльца, – пояснил он, поздоровавшись.

– Никто не приходил, – скорее утвердительно, чем вопросительно сказала Надежда Михайловна.

– Никто не было, – подтвердил сторож.

Надежда Михайловна оставила в гардеробе пальто и по тускло освещенному дежурными лампами коридору прошла в 5 “А” класс. Здесь она включила свет и села за учительский стол. Взгляд скользнул по дверце шкафа. Скользнул… и замер.

На ручку висели бусики…

18.09.2015 – 15.01.2016



П О Л И Г Р А Ф

Звонок в тишине прозвучал резко и требовательно. Шел очередной урок 2-й смены, и в учительской, кроме Надежды Михайловны, никого не было.

– Слушаю. Школа, – сказала она в трубку. – Да, Ольга Валентиновна, это я… Сейчас подойду.

В кабинете директора, куда со второго этажа спустилась Надежда Михайловна, Ольга Валентиновна была не одна. За маленьким столиком, буквой “Т” приставленном к директорскому, сидел милиционер. Перед милиционером лежала нераскрытая черная папка. Ольга Валентиновна сидела не за своим столом, а за тем же столиком, напротив гостя.

– Садитесь, Надежда Михайловна, – с приветливой улыбкой предложила директор. – Вот это – классный руководитель того самого 7-го класса, – добавила она, обращаясь к гостю.

Надежда Михайловна присела на один из стульев у стены. При этом милиционер оказался к ней спиной. Тогда он немного передвинул свой стул и стал сидеть вполоборота и к директору, и к учительнице.

– Надежда Михайловна, произошла большая неприятность, – сказала Ольга Валентиновна, и лицо ее стало грустным. – Вчера ваши 7-классники были на экскурсии в музее. По истории, с Клавдией Григорьевной. А потом там пропал пистолет. Вот товарищ из милиции, следователь, пришел по этому вопросу. Подозреваются наши ученики…

– Ну, по большому счету, мы никого не подозреваем, – вмешался милиционер. – Но мы должны проверить все.

– Пистолет с пулями? – спросила Надежда Михайловна. Она не опасалась, что ее ученики организуют вооруженный налет на магазин с конфетами. Но они могли устроить стрельбу где-нибудь на пустыре. И даже не на пустыре.

– Нет, патронов в нем нет, – заверил следователь. – По большому счету, это даже не пистолет. То есть, это пистолет. Но с ним поработали специалисты. И теперь из него нельзя выстрелить, даже если будут патроны. Но, по большому счету, это – кража. И мы этим занимаемся. Мне нужно поговорить с учениками. А сначала я хотел бы побеседовать с вами. Можно?

Милиционер говорил с Надеждой Михайловной, но ответила Ольга Валентиновна.

– Конечно, конечно, – она вновь улыбалась. – Пожалуйста. Работайте прямо здесь. Мне вас оставить?

– Нет, нет, – возразил следователь. – У нас секретов нет.

И вновь обратился к классному руководителю:

– Надежда Михайловна, может быть, вы знаете, кто взял пистолет?

Нет, Надежда Михайловна этого не знала. И никаких предположений по этому поводу у нее не было. И никаких особенностей в поведении учеников она сегодня не отмечала: никто не ходил с таинственным видом, не был необычно возбужден, никто не стремился что-то спрятать от взрослых, показать потихоньку товарищам.

Папку милиционер не открывал, ничего не записывал. Беседовали “без протокола”.

– Хорошо, – сказал следователь, как бы подводя черту. – А еще мне надо поговорить с учениками.

– Их вызывать сюда по одному? – уточнила директор.

– Нет, я поговорю с ними в классе, со всеми.

– Тогда пойдемте прямо сейчас, – предложила Ольга Валентиновна. – Какой у них сейчас урок? – это она уже – классному руководителю.

– География, – расписание уроков своего класса Надежда Михайловна знала на память.

– Нет, нет, – остановил радушного директора следователь. – Не будем мешать, дождемся перемены.

– У них последний урок, – сказала Надежда Михайловна. – Я тогда пойду предупрежу, чтобы они не расходились.

– Только ничего им не говорите, – предупредил милиционер. – Я все скажу сам.

…Вернулась Надежда Михайловна быстро. А когда прозвенел звонок, она вновь пошла в класс, уже вместе со следователем. Ольга Валентиновна осталась в кабинете.

Милицейская форма, погоны произвели на учеников впечатление. Они быстро заняли свои места и встали так, как не стояли, может быть, с начальной школы.

Надежда Михайловна разрешила ученикам сесть и обратилась к классу:

– К нам пришел следователь из милиции. Он с вами побеседует. Внимательно его выслушайте и честно, откровенно ответьте на все его вопросы… Пожалуйста, – кивнула классный руководитель гостю.

Тот начал издалека.

– Ребята, вы были вчера в музее? – спросил он.

Ученики молчали. Ответ на этот вопрос знали все. Но сказать с места, нарушить школьные правила, они сейчас не решались. На помощь пришла Надежда Михайловна.

– Тома, вы были вчера в музее? – спросила она.

Бойкая девочка поднялась и “полным ответом”, как учили в первом классе, сказала:

– Да, мы вчера были в музее. – И после паузы уточнила: – Мы были в музее на экскурсии по истории.

– Хорошо. Вставать не надо, – сказал милиционер. – А что вы видели в музее?

И снова молчание. И опять помогла Надежда Михайловна:

– Игорь, ты что-нибудь видел вчера в музее? С места отвечай. Что ты видел? Что-нибудь запомнил?

– Кольчугу, – не сразу ответил ученик с предпоследней парты у окна.

– А ты, Володя?

Постепенно семиклассники разговорились. Припомнили соху, буденовку, прялку, называли другие экспонаты. Кто-то упомянул даже курицу – было такое чучело в экспозиции “крестьянская изба”.

Наконец милиционер услышал то, что хотел услышать:

– Пистолет, – сказал кто-то.

– Значит видели пистолет? – обрадовался следователь. – Так вот, этот пистолет вчера пропал. По большому счету, его украли. Вы не видели, кто его взял? Может быть, туда кто-то заходил, пока вы были в музее? Никто не обратил внимание?

В классе стало очень тихо. Все молчали.

– А может быть кто-нибудь из вас взял? – поставил следователь прямой вопрос. – Если кто взял – сознайтесь и верните. Наказывать никого не будем.

По классу пробежал ропот, а потом вдруг заговорили все:

– Нет… Мы не брали, – возмущались девчонки.

– Зачем он нам? – недоумевали мальчишки.

– Хорошо, – сказал следователь. Но общий гомон продолжался. Тогда Надежда Михайловна подошла к учительскому столу, и гул возмущения стих.

– Хорошо, – повторил милиционер. – Я сейчас спрошу каждого из вас по отдельности… Я обещал и обещаю, что тому, кто сознается, ничего не будет, никакого наказания. Мы просто вернем пистолет в музей. Поэтому лучше признаться, чтобы потом не было неприятностей… Ты брал пистолет? – спросил он ближайшего от себя ученика. – Не вставай… Нет? Просмотри мне в глаза… Хорошо… А ты?

Милиционер неспешно обходил класс и каждому задавал один и тот же вопрос, и каждого заставлял смотреть себе в глаза. Спрашивал только мальчишек. Видимо, девчонки его убедили уже своими репликами. Ответ всякий раз он слышал одинаковый.

– Хорошо, – сказал следователь, когда опросил последнего. – Извините. Пойдемте, Надежда Михайловна.

– Они вам больше не нужны? – уточнила классный руководитель.

– Нет, нет, – ответил следователь.

– Можете идти домой, – отпустила учеников Надежда Михайловна. Те встали, провожая гостя.

– А вы останьтесь, – вдруг сказала классный руководитель двум приятелям с последней парты среднего ряда.

…– Нет, это не они, – начал милиционер еще в коридоре.

– Такие хорошие ребята, – продолжил он в кабинете директора. – Конечно, это не они! Напрасно на них подумали.

– Спасибо. Очень приятно слышать такие отзывы о наших учениках, – расплылась улыбкой Ольга Валентиновна. – Думаю, что мы продолжим сотрудничество, и вы еще раз встретитесь с учениками, которые вам так понравились. И расскажете им о своей работе.

– По большому счету, я не против, – сказал милиционер.

Продолжая улыбаться, директор посмотрела на классного руководителя.

– Обязательно встретимся, – заверила Надежда Михайловна, но не улыбнулась. – Вы скажите, как вас найти, – попросила она гостя.

Следователь назвал фамилию, указал номер кабинета.

– Дежурный поможет меня найти, – добавил он и заторопился. Директор пошла его провожать.

А Надежда Михайловна вернулась в класс.

Кроме оставленных ею приятелей, здесь были дежурные, которым предстояло вымыть полы. Дежурные уже принесли ведро с водой, деревянную швабру и повидавшую виды сырую тряпку из грубой мешковины. Но столы и стулья они пока не двигали, ждали, когда освободится класс.

– Подождите в коридоре, – сказала дежурным Надежда Михайловна. И когда те вышли, посмотрела в упор на приятелей:

– Ну, а теперь рассказывайте, как вы взяли пистолет и где он у вас сейчас.

Отнекиваться мальчишки не стали.


На следующее утро оба приятеля и классный руководитель шли в милицию. В сумке у Надежды Михайловны лежал пистолет.

Милиционер был очень удивлен. Он не ожидал, что свое обещание организовать новую встречу с учениками Надежда Михайловна исполнит так быстро. Еще больше он удивился, когда перед ним на столе оказался пистолет, а мальчишки, опустив головы, залепетали: “Простите нас, пожалуйста. Мы больше не будем”.

– Как вы догадались, что это они? – спросил следователь Надежду Михайловну, когда “прощенные” мальчишки по его указанию вышли в коридор.

– По глазам, – ответила учительница.

15.12.2014 – 4.05.2015



М У С О Р


На сельхозработы городских школьников в то время отправляли еще не часто, и восьмиклассники ехали “на картошку” впервые.

Утром ученики 8 “Б” пришли для посадки в автобус без опозданий – все, кроме освобожденных. И в колхозе, в поле, они быстро заняли отведенные им борозды, а затем работали, не отвлекаясь.

Впрочем, у Надежды Михайловны – классного руководителя 8 “Б” – по-другому и быть не могло.

Когда прошло два часа, Надежда Михайловна разрешила ученикам отдохнуть.

– Сейчас сделаем перерыв, двадцать минут, – сказала она. – Посидите, перекусите, у кого что есть.

Для родителей сельхозработы школьников тоже были вновь, и они собирали детей так, словно те уходили в поход. Кроме обязательного ведра, все принесли с собой еще сверток с обедом.

Вдоль поля, по краю, росли в три ряда березы, посаженные когда-то для снегозадержания. Под березами зеленела невысокая трава. Вот здесь и расположились ученики.

А Надежда Михайловна осталась в поле. Походила по бороздам. Приметила пропущенную кое-где картошку. “Нужно будет сказать, чтобы подобрали, пока бригадир не сделала замечание”, – отметила она для себя.

Прошло двадцать минут, и классный руководитель позвала учеников. Те быстро поднялись и вновь разошлись по бороздам. А под березами, на зеленой траве, остались белые пятна смятой бумаги. Надежда Михайловна несколько раз посмотрела в ту сторону. “Непорядок, – решила она. – Скажут: пришли и насорили. После работы надо все собрать”. И педагог не спеша направилась к березкам. Необходимости в этом, в общем-то, не было, но была привычка: прежде чем что-то поручить ученикам, нужно все самой посмотреть на месте.

Надежда Михайловна приблизилась туда, где недавно отдыхали школьники, и увидела конфеты. Не надкусанные, не разломленные, а в бумажных фантиках, лежали они в траве. Неподалеку белели неповрежденной скорлупой несколько яиц. Дальше – больше. Развернув газетный сверток, классный руководитель обнаружила в нем бутерброды. Продукты валялись повсюду. Похоже, что никто ничего не ел.

Представить, как все происходило, было не сложно. Видимо, кто-то из ребят сказал: “Я не буду”, – и демонстративно отбросил еду. А вслед за ним так стали делать и остальные. Чувство подражания у школьников развито сильно, и никто не решился сказать: “А я поем”, или хотя бы: “Возьму домой, зачем выбрасывать?”

Детство Надежды Михайловны пришлось на военные годы, а ранняя юность – на тяжелые послевоенные. Да и позже похвастаться богатством она не могла. Зарплата у учителей никогда не была высокой, тем более у тех, кто работает, а не набирает “часы”. Так что не привыкла Надежда Михайловна выбрасывать то, что еще могло послужить. А особенно – продукты.

С собой у учительницы была сумка. В нее она и стала складывать то, что валялось на земле. Вместительная сумка наполнилась продуктами почти целиком. Ученикам классный руководитель говорить о своей находке не стала, сказала только: “Передайте родителям, чтобы сегодня в шесть часов пришли в школу”.


Первый день работы в колхозе – и вдруг собрание, внеплановое. Родители были заинтригованы. В назначенный час собрались почти все.

Надежда Михайловна пришла раньше. На двух сдвинутых вместе ученических столах она выложила то, что было в сумке. Бумагу, обертку убирать не стала, а только развернула. Издалека и не поймешь, что там, на столе.

– Сейчас начнем, – сказала она родителям, когда часы показали шесть. – Но сначала давайте выбросим этот мусор, – и указала на стол.

Несколько человек с готовностью направились выполнять просьбу классного руководителя. И остановились в недоумении.

– Надежда Михайловна, – заговорили они. – Тут продукты… Вон печенье – прямо из магазина, даже пачка не распечатана… И бутерброды, вроде, свежие… Конфеты… Пироги… Здесь мусора нет! Откуда все это?

– Откуда? – переспросила классный руководитель. – Из колхоза, с поля. Не узнаете? Сегодня утром все это вы дали своим детям.

И Надежда Михайловна рассказала, как попали продукты на стол.

– Что будем делать, товарищи? – спросила она, закончив.

– Больше никакой еды давать им не будем! – сказал чей-то папа. И остальные поддержали его.

– Я думаю, что это правильно, – сказала Надежда Михайловна. – Да и голодать им не придется. Мы ведь работаем всего четыре часа. С дорогой в оба конца получается пять. Придут домой и пообедают. Только проследите, чтобы утром все завтракали.

На том и порешили.

– Ну, а что будем делать со всем этим? – Надежда Михайловна указала на стол. И предложила:

– Давайте съедим сами, раз наши дети не захотели.

С шутками, с улыбками родители подходили к столу. Угощали тех, кто скромно держался в стороне. Куски пирогов резали на совсем мелкие кусочки, чтобы попробовать смогли многие. Хвалили мам-хозяек и удивлялись, почему дети не стали все это есть.


А еще был классный час. Но это уже позже, когда закончились сельхозработы и школьники вновь вернулись к занятиям. Надежда Михайловна говорила о 150-граммовом ленинградском блокадном пайке, о том, что даже в наше благополучное время на Земле ежегодно умирают от голода более 10 миллионов человек. А еще рассказывала о своем военном детстве с продуктовыми карточками и с американским жиром “лярд” в качестве деликатеса, о послевоенной юности.

Продуктами ученики больше не разбрасывались. Но может быть послушные дети усвоили лишь, что так делать “не велят”? Кто мог тогда ответить на этот вопрос?


Время бежит быстро. Однажды в дверь квартиры Надежды Михайловны – а она уже давно не работала – позвонили ее бывшие ученики, тот самый класс. Впрочем, ученики, как и учителя, бывшими не бывают. Солидные люди здесь вновь стали Вовами, Сашами, Светами, Танями.

За разговорами вспомнили и про “мусор”.

– А знаете, Надежда Михайловна, – сказал один из гостей – я ведь до сих пор никакие продукты не выбрасываю. Ни кусочка хлеба. И домашним не разрешаю. И не потому, что не могу себе такое позволить, а просто не могу. Вот как вы тогда нас воспитали!

7 – 20.10.2012



П И Р О Т Е Х Н И К И


В школе гремели взрывы. Нет. То действовали не террористы. Террористов тогда можно было увидеть разве что в фильме “Операция «Трест»”. В школе террористов не было. Но были ученики. Их самодельные “бомбы” никого не убивали и не ранили. Но девчонки пугались. Да и мальчишки тоже. Когда несколько взрывов прогремели прямо на уроках, Надежда Михайловна поняла, что дальше откладывать нельзя.

Взрывалось все время в пятых классах, и “пиротехников” нужно было искать там. В свой кабинет Надежда Михайловна вызвала Шашкина.

Ученик 5 “Б” Шашкин Дима на встречу с директором, в свои 11 лет, шел не впервые.

В иных школах бывает, что такие, как Дима, заходят в директорский кабинет по очередному вызову, ну, словно к себе домой. Бывает. Но только не у Надежды Михайловны. Шашкин, как и полагается ученику, постучал, войдя – поздоровался и скромно встал у порожка.

– Здравствуй, – ответила на приветствие директор. – Подходи ближе.

И когда ученик приблизился, продолжила:

– У вас там какие-то взрывы гремят. Ты не знаешь, что это взрывается?

– Бомбы, – хмуро ответил Шашкин.

– Бомбы? Что за бомбы?

– Самодельные, – пояснил ученик. – Их делают и взрывают.

– А это не ты делаешь? – задала прямой вопрос Надежда Михайловна.

– Не-ет, – заверил Дима. – Я этим не занимаюсь, – и посмотрел ясными, правдивыми глазами.

Директор, кажется, поверила.

– А как такую бомбу сделать? Ты не знаешь? – спросила она.

– Знаю.

– Ну-ка, расскажи, – заинтересовалась Надежда Михайловна.

– Надо взять вешалку… – начал Шашкин.

– Какую вешалку?

– Из раздевалки. На них куртки вешают. Ее точат напильником, получается алюминиевая пудра…

“Так вот куда пропадают вешалки”, – отметила про себя Надежда Михайловна. Эта проблема тоже была на заметке у директора, и она собиралась ею заняться. Но на первом месте стояли взрывы. Теперь, как говорят следователи из телевизионных детективов, оба “дела” были объединены производством в одно.

– …Получается алюминиевая пудра, – продолжал Шашкин. – В эту пудру добавляется…

Все было просто. И никаких дефицитных материалов. А ведь химию начинают изучать только в седьмом классе. Интересно, а знает ли Роза Николаевна, как сделать такую бомбу?

Надежда Михайловна интересовалась пропорциями, уточняла детали. Вела себя так, словно собиралась взорвать школу. Шашкин отвечал увлеченно, с удовольствием. Не каждый день выпадает ученику учить директора.

“Он, – поняла Надежда Михайловна. – Такие подробности можно знать, только если все потрогаешь руками. Конечно, не он один, но и он тоже”.

– Значит не знаешь, кто это делает? – повторила вопрос директор.

– Не знаю, – подтвердил Шашкин и вновь посмотрел ясным, правдивым взглядом.

– А ты попробуй узнать, – попросила Надежда Михайловна. – Поспрашивай у ребят. И если узнаешь, то обязательно мне скажи.

– Обязательно скажу, – заверил Шашкин.

– Ну, иди, – отпустила 5-классника директор.


Через неделю Шашкина вновь вызвали в знакомый кабинет.

– Ну как, узнал, кто делает бомбы? – спросила Надежда Михайловна.

– Нет, – ответил Шашкин. – Я спрашивал. Никто не сознается.

И посмотрел ясным, правдивым взглядом.

– А я знаю, – вдруг сказала директор.

– Кто? – заинтересовался ученик.

– Ты!

У 5-классников все эмоции отражаются на лице. Только что лицо Димы было спокойным и даже благодушным. И вот оно уже пылает возмущением, негодованием, гневом.

– Это кто же меня выдал? – спросил ученик. – Наверное… – и он назвал фамилию одноклассника.

– Нет, не он, – ответила Надежда Михайловна.

– Тогда… – Это был уже ученик из параллельного класса. И снова: “Нет”. Одну за другой Шашкин назвал еще несколько фамилий. И всюду слышал “нет”. В растерянности ученик замолчал.

“Ну, вот и выдал всех, – поняла Надежда Михайловна. – Вместе они эти “бомбы” делают. И знают друг про друга. Вот он и перечислял своих”.

– Ладно, пока иди, – разрешила директор, когда убедилась, что Шашкин больше никого не вспомнит. То, что он выдал себя сам, да и не только себя, но и своих товарищей, Надежда Михайловна говорить не стала.


Когда известны виновники, решить проблему – это уже не проблема. Вскоре все “пиротехники” собрались в директорском кабинете. Здесь же, прямо на столе, они коллективными усилиями сделали очередную “бомбу”. А потом взорвали ее. Нет, не в кабинете, а на пришкольном участке. И это был последний взрыв, который слышала школа. И вешалки из раздевалки больше не пропадали.

26.11 – 22.12.2012



П О Л И Т И Ч Е С К О Е     Д Е Л О


“Хотел отделаться мелким хулиганством, а мне политику «шьют»”. Эта старая шутка вспомнилась, когда я слушал очередной рассказ Надежды Михайловны. Не зря говорят, что в каждой шутке есть доля истины. Впрочем, судите сами.


В школьном коридоре на втором этаже был оформлен Ленинский зал. Стенды с плакатами, репродукциями теснились на стенах: “Ленин в Октябре”, “Детские годы Ильича”, “Заветам Ленина верны” и много других. Центральное место – и в прямом, и в переносном смысле – занимал в экспозиции бюст Владимира Ильича. Белый, гипсовый, он был установлен на высоком фанерном постаменте, обитом темно-синим бархатом.

Неподалеку от бюста находилась дверь с табличкой “Спортзал”. Дверь обшарпанная, с металлическими заплатами. Было видно, что ее несколько раз взламывали. Похоже, что физкультуру ученики любили и в спортзал стремились. А может быть на них действовали знаменитые ленинские слова “Учиться, учиться, учиться и еще раз учиться”, начертанные на стенде неподалеку. Кто знает? Перевесить этот стенд поближе к кабинету математики никто не пробовал.

Однажды перед уроком физкультуры восьмиклассники собрались у заветной двери. Звонок уже прозвенел, а учитель задерживался. Почувствовав в очередной раз тягу к учебе, мальчишки решили не терять “драгоценное время урока” и заняться физкультурой самостоятельно, прямо в Ленинском зале. В качестве разминки они стали толкать друг друга плечами. И дотолкались. Кто-то толкнул постамент. Постамент качнулся. Качнулся и установленный на нем бюст, встал на левое ребро, секунду постоял, как бы размышляя, куда двинуться дальше, и, приняв окончательное решение, полетел на пол. Послышался глухой удар, а затем скрежет рассыпающихся обломков…


Спустя полчаса классного руководителя 8-классников пригласили в кабинет директора.

– Кто это сделал? – спросила Надежда Михайловна.

– Толкались все… Все мальчишки, – отвечала расстроенная классный руководитель. – А кто из них задел постамент – это дело случая…

– Тогда сегодня же вечером собирайте всех родителей. Родителей “всех мальчишек”. На шесть часов. Я тоже буду, – сказала Надежда Михайловна.

Вечером в классе собрались все, кого вызвали. О причине внеочередного собрания родители узнали от своих сыновей. Поэтому Надежда Михайловна без всяких вступлений перешла к делу.

– Я не буду искать виновника, выяснять, кто кого толкнул, кто уронил, – сказала она. – Но нужно, чтобы через две недели бюст стоял на месте. А что вы будете делать – искать виновника или складываться и покупать бюст все вместе – решайте сами.

И сделав паузу, многозначительно добавила:

– Дело это политическое.

Конечно, Надежда Михайловна понимала, что никакой политической подоплеки в данном случае нет, обычная детская шалость. Но бюст стоил денег. Денег, которых школе всегда не хватало. Краску, доски, гвозди и многое другое – все приходилось выпрашивать у шефов. А слова “политическое дело” подействовали завораживающе. В классе стало совсем тихо.

– А где можно купить такой бюст? – нарушил молчание чей-то папа. – Я не видел их в продаже. И сколько он может стоить?

– Стоит бюст двести рублей, – ответила Надежда Михайловна. – А продаются бюсты в Горьком, в магазине на Свердловке. Адрес я вам скажу. Бюсты Ленина там есть всегда. Так что решайте. А мы не будем вам мешать.

После этого Надежда Михайловна вышла из класса. Следом за ней ушла классный руководитель.


Ровно через две недели классный руководитель восьмиклассников заглянула в директорский кабинет:

– Надежда Михайловна, пойдемте, посмотрим.

Вместе они поднялись на второй этаж. Белый гипсовый Ленин стоял на фанерном постаменте, обитым темно-синим бархатом. Точно такой же, что и раньше. Как будто и не было “политического дела”.

25.08 – 22.12.2012



С О Л Д А Т С К А Я    Л О Ж К А


Я помог Надежде Михайловне разлить в чашки чай.

– Бери печенье, конфеты, – сказала она. – А ложку я тебе дам солдатскую.

– Солдатская? – я посмотрел на прибор. Ложка как ложка. На внутренней стороне ручки выбито: “Нержавеющая. ВКПС Артель Автоштамп. Москва”. И никакой военной атрибутики. – Почему солдатская? – спросил.

– Я тебе сейчас расскажу, – отвечала Надежда Михайловна. – А ты потом это опишешь. Ты пей чай, а я буду рассказывать.

Чаевничать под рассказ не получилось. Я делал пометки, уточнял детали. И вот что из этого вышло.


Зима в том году пришла ранняя и суровая. Этой ночью тоже было морозно. К тому же – ветер, метель. А в маленькой избе тепло и уютно. Русская печь протоплена давно, но еще греет. Керосиновая лампа с закопченным стеклом бросает на стол чуть красноватый свет. А по углам, закуткам притаился сумрак. На печи дремлет кот Манек.

Шел 1941 год.

Мамам и Надя обычно ложились рано, берегли керосин. Но в тот день засиделись. Ходики на стене показали десять, когда они собрались спать.

– Что это? – вдруг спросила Софья Васильевна. – Никак, кто-то ходит?

– Это ветер, – возразили Надюша.

– Нет, нет. Ты послушай. Там, кажется, кто-то есть.

Теперь и Надя сквозь шум метели услышала, как кто-то не то стучит, не то скребет по завалинке.

– Пойду посмотрю, – стала собираться Софья Васильевна.

– Не ходи, – пыталась удержать дочка. Но Софья Васильевна уже открыла дверь.

Вернулась она быстро. И не одна. Вместе с ней, впустив в избу морозный пар, вошли два солдата. Серые бушлаты, тяжелые башмаки, за плечами – тощие мешки. Один – совсем молоденький, потом он сказал, что ему девятнадцать. Другой – немного постарше. Бледные лица, губы с синевой. Того, что моложе, била мелкая дрожь. Оба сразу прошли к печке, прижались к ней, грели ладони, щеки. Потревоженный шумом кот соскочил на пол и, недовольный, спрятался в темный угол.

– Откуда вы, ребята? – спросила Софья Васильевна.

– Отстали от части. Догоняем своих, – отвечал старший. – Замерзли. Пустите переночевать.

– Конечно оставайтесь, – сказала хозяйка. – Раздевайтесь, грейтесь.

Раздеваться ребята не стали, только сняли мешки и по-прежнему жались к печке. А Софья Васильевна уже ставила самовар, заливала в него воду, укладывала картошку.

Солдаты понемногу отогревались. Сняли бушлаты, с трудом расшнуровали и стянули башмаки, размотали заскорузлые, местами смерзшиеся обмотки.

Когда картошка сварилась, Софья Васильевна выложила ее из самовара в миску, поставила на стол. А картофельный отвар слила в медный таз, разбавила водой из ведра:

– Ставьте сюда ноги, грейтесь.

Вот когда солдаты отогрелись по-настоящему. А хозяйка, тем временем, простирнула обмотки и разложила их сушиться на печке. Осмелевший кот выбрался из укрытия.

За столом, за картошкой, ребята разговорились. Младший назвался Паланским Анатолием, старший – Дмитрием Митичкиным.

– Далеко ли до Арзамаса? – спросили.

– Нет, – отвечала хозяйка. – Это Выездное. Мы – совсем рядом. Нужно только пройти по лугам и перейти Тёшу. Река замерзла, там дорога.

Собрались спать. Хозяева легли на большой деревянной кровати. А солдат положили на печку. На подстилку там нашлось старое тряпье, а укрылись они бушлатами.


…Легли поздно, а поднялись рано, еще до света: ребятам надо было спешить.

– Что подарить вам, тетя Соня? – сказал Толя, когда они, уже одетые, собрались уходить. – Вы ведь спасли нас. Мы совсем замерзали.

– Да ничего не надо, – отвечала хозяйка. – У нас все есть. Картошка есть, значит все есть.

Но Толя развязал мешок.

– Вот, возьмите, – сказал он и достал чайную ложечку. – Мне ее мама дала.

– Зачем? Не надо! – Софья Васильевна протянула вперед раскрытую ладонь, как бы отстраняясь от подарка. – Это же мамина.

– Возьмите, – повторил Толя. – А то, если меня убьют, то она пропадет. А вы будете пить чай и вспомните про мою маму… И про меня, – глаза у него вдруг заблестели…


Весна в том году пришла ранняя и дружная. В начале мая было уже по-летнему тепло и сухо. Зеленела трава, светило солнце. Люди ходили радостные, улыбчивые.

Шел 1946-й, первый послевоенный год.

Надя и Софья Васильевна копались на усаде. И вдруг увидели солдата. Он скорым шагом направлялся к ним. Издалека поздоровался:

– Тетя Соня! Здравствуйте! Не узнаете?

Как не узнать? Возмужал. Погоны появились. Но конечно он!

– Здравствуй, Митя! Ты как здесь?

– А наш эшелон стоит на станции, на Арзамас-2. Будем стоять четыре часа. Я сказал, что у меня здесь родные, и меня отпустили.

– Вот молодец, что пришел!

– А Надюша стала еще краше.

Дмитрий улыбнулся, а 14-летняя “невеста” смутилась.

– А где Манек? – спросил Митя.

– Ты и Манька помнишь? Манек у нас умер, еще в войну. А Толя где?

– Толю убили. В первом бою. Тогда у нас многих убили. А он как чувствовал. Когда вам ложку дарил из нержавейки, помните, сказал: “Меня убьют – будете про меня вспоминать”.

Помнили, конечно помнили. Такое не забывается.

– А ложку мы сохранили, – сказала Софья Васильевна. – И называем ее “солдатская”. Хочешь, возьми ее себе. На память о друге.

– Нет, – отказался Дмитрий. – Он подарил ее вам, и пусть она останется у вас.


– Так и осталась у нас эта ложка, – рассказывала Надежда Михайловна. – И называть мы ее продолжали “солдатская”. Говорили: “Где у нас солдатская ложка?”, “Дай мне солдатскую ложку”. Берегли. Сначала с мамой, потом – я одна. Уже сколько лет прошло? – Надежда Михайловна помолчала, прикидывая. – Уже 73 года. Берегли, но пользовались все время. Поначалу потому, что у нас в доме были всего две чайные ложечки. Но и потом, когда ложек стало больше, мы ее не спрятали. Как и сказал Толя, пили чай и вспоминали про него. А она все такая же: не ржавеет, не тускнеет. Вот что значит – нержавеющая сталь!

Теперь я по-новому посмотрел на ложку. “Нержавеющая. ВКПС Артель Автоштамп. Москва”. Вроде бы все то же. Но вдруг словно дохнуло на меня воздухом войны, той самой войны, которую мне, родившемуся через семь лет после Победы, увидеть, ощутить не привелось.

– А знаешь, Костя, – вдруг сказала Надежда Михайловна. – Возьми ее себе.

– Зачем? Не надо! – непроизвольно я повторил слова Софьи Васильевны.

– Возьми, возьми, – настаивала Надежда Михайловна. – Ты моложе, и у тебя она сохранится дольше. Будешь пить чай и вспомнишь – про Анатолия Паланского, про его маму, про Дмитрия Митичкина… И про меня, – глаза у Надежды Михайловны вдруг заблестели…

15.12.2014 – 2.03.2015