Рыбы. Чукотско-зулусская сказка

Рыбы. Чукотско-зулусская сказка.
Один мальчик пошел на рыбалку. Он долго шел, тыкая палкой лед и в конце концов нашел место для проруби. Расковыряв лед куском лыжной палки, подаренной дедом на его восьмой день рожденья, просунул в получившуюся дырку крючок с наживкой и приготовился терпеливо ждать. В это время голодные сонные рыбы скопились у полыньи с другой стороны в надежде перекусить. Наживка была очень маленькой, а рыб так много, что у полыньи возникла давка и какую-то мелкую рыбешку придавили своими жабрами крупные рыбины и тут же сожрали, ведь передавленная она не смогла уворачиваться от множества зубов. У проруби возник ажиотаж и рыбы начали жрать друг друга, пока самая крупная из них не оказалась в одиночестве с веревкой во рту.

Прижатый лицом к поверхности льда мальчик отчаянно держался за свою веревку, выбиваясь из сил.
Рыба увидела мальчика, перестала вырываться и приложив рот к дырочке пробулькала на своем рыбьем языке:
- Отпусти меня, мальчик - все равно я в эту прорубь не пролезу.
Мальчик был так рад своему улову, что с первого раза даже не понял, что хочет от него рыба. Он привязал свой конец веревки к ноге и принялся ковырять лед палкой. Через пару часов он проголодался - развязал свой узелок и увидел, что его обед кто-то съел. Он очень разозлился, ведь до ближайшей кормушки надо было два часа брести по снежной пустыне, а есть сырую рыбу ему запрещала мама, обещая жуткую смерть от дезинтерии, селитера и прочих глистов. Скорее всего она так делала, что бы все несли добычу в дом и она могла ее готовить и распределять, но мальчик о таких вещах пока не догадывался. Он ковырял лед, радуясь своему улову и ни о чем не парился.
Рыбья голова тем временем уже могла пролезть в прорубь, кстати, как и сам мальчик. Голова протиснулась в полынью, пристально окинула человека взглядом и оперевшись массивным усатым подбородком на плавник, пробулькала:
- А ты упрямый мальчуган! Рыба улыбнулась четырьмя рядами кривых и острых, как тунгусские сабли зубов и легонько потянула на себя веревку.

Мальчик же так увлекся, что совсем не обратил внимания на то, что голова рыбы была больше его самого и судя по легким и ловким движениям в проруби, остальное тело было не менее массивным. От рыбьих зубов его отделяла и одновременно сближала метровая веревка, конец которой был привязан к ноге и обломок лыжной палки в руке, выглядевший как зубочистка.
- Отпусти меня, я исполню тебе три желания - пошутила рыба.   
Он, как настоящий эскимосско-зулусский ребенок (его чукотский папа и его зулусская мама встретились в Москве во время олимпиады, как это обычно бывало), давно привык бороться за жизнь, за еду, за место на нарах у огня, поэтому крепко сжал в руке палку и бросился в атаку. Рыба, булькая от удовольствия, подставляла под его тычки свои опухшие десна и дырки в зубах, хранящих историю долгой и насыщенной приключениями рыбьей жизни, использовала веревку, что бы вычищать между зубов застрявшие там кости китов, обломки весел и даже один чугунный якорь.
 
В какой-то момент зажеванный почти с ногами мальчик увидел в глубине рыбьей глотки пару с надеждой смотрящих на него глаз. Они были такими добрыми и излучали столько любви, что мальчик, восхитившись, совсем забыл об опасности быть съеденным... По-зулусски, традиционно приветственно поклонился (приятно почесав при этом рыбе основание языка) и нараспев, как учила бабушка, провещал:
- Прости меня за беспокойство, о великий iNkulunkulu*, священное божество! Разреши мне унести с собой эту прекрасную рыбу, которой моей большой семье хватит на всю долгую голодную зиму.
- Нее, чувак - я не iNkulunkulu. Я просто рыба поменьше. А iNkulunkulu там дальше, внутри, красненький такой, через одного, кажется. Только ты поторопись, он пищит все тише и реже.
"Нашли дурака" - подумал мальчик, вылезая из огромной пасти. "Знаю я эту сказку. Либо сожрут, пока я буду внутри лазить, либо заставят трудиться, а взамен выплюнут мне самую маленькую рыбку, с которой меня старшие братья засмеют".
Пока он так размышлял, рыба собралась уплывать и мальчик, совсем позабывший о привязанной к ноге веревке, был немедленно проглочен.

Оказавшись в темноте, он понял, что теперь помочь может только красненький iNkulunkulu. Своим обломком лыжной палки он безжалостно расковырял бесконечно добрейшее лицо рыбы поменьше, потом следующей - полосатенькой, в которой и нашел рыбешку с красненькими плавничками, почти задохнувшуюся к тому времени. После продолжительных искусственных дыханий и массажей она ожила, но оказалась совсем не iNkulunkulu. Мальчик, раздосадованный, собрался уже было ковырять дальше, но рыбка попросила:
- Не надо меня ковырять, мальчик, поверь - там все переварилось уже давно. Ты ведь тут уже полдня. А тебя мама там заждалась и братья обыскались. Предлагаю обмен: ты меня отпустишь в море, а я помогу тебе спастись отсюда. Я хоть и не iNkulunkulu, но тоже кое чего умею. После этих слов рыба выплюнула крючок и протянула его мальчику. 
Мальчик зачем-то подумал и согласился. В следующий момент голову гигантской рыбы нашли его отец и братья, которые уже много часов объезжали на снегоходах всю свою богатую оленями и алмазами местность. Глупая рыба так увлеклась игрой с мальчиком, что не заметила, как узкая полынья заледенела, плавники застряли, вытаращенные от удивления глаза замерзли и только белоснежная довольная улыбка четырех рядов острых как якутские топоры зубов придавала комичности всей ситуации.

Мальчика достали из рыбы, завернули в оленью шкуру и сфотографировали на фоне огромной как скала головы, одного только глаза которой хватило на сытный чукотско-зулусский бульон, который так любила готовить его негритянская бабушка. А красную рыбку мальчик отпустил, потому что он был очень честный и порядочный чукча. А исполнения желаний он с нее не потребовал, что бы не позориться перед родственниками, разговаривая с рыбой.

(* Зулусская религия включает веру в бога-творца (iNkulunkulu), который гораздо выше повседневных людских дел.)